В.В. Розанов
В.В. Розанов
Последняя капля
Последняя капля
Последняя капля, Розанов Василий Васильевич, Год: 1911
Время на прочтение: 4 минут(ы)
19 февраля 1861 года капнула та капелька, та драгоценная капелька, которую полвека и даже больше вырабатывал в себе русский организм… Весь организм, в целом его составе. Скажем широкое слово, что эта реформа — безыменная: хотя она, понятным образом, скреплена с определенными именами, как и приурочена к ‘дню и часу’, но, ведь, все это только ‘манифестовало’ работу целой нации за XIX век, работу уже давно умерших людей, как и работу безвестных, далеких, глухих краев…
‘Все давно ждали‘.
А когда произошло, то —
‘Все радовались‘.
Вот в этом ‘ждали’ и ‘радовались’ и состоит все дело. По ‘безыменности’, невольной безыменности ‘ждавших’ и ‘радовавшихся’, и приписывая решительно все дело им, именно и хочется сказать, что это была великая русская реформа, над которою трудилась и созидала вся Россия, ‘тьма’ умов народных, ‘мгла’ сердец человеческих… ‘Тьма’ и ‘мгла’ в смысле ‘неисчислимого множества’, поневоле ‘безыменного’.
Толстой, в великом подъеме духа писавший ‘Войну и мир’, когда дошел до размышления о том, ‘кому же мы обязаны были изгнанием Наполеона’ и ‘освобождением Москвы и России’, ответил глубоко художественно и мудро:
‘Вот та самая барыня, которая забирала своих арапок и собачек и переезжала с ними в тамбовскую деревню, в смутном сознании, что она Бонапарту не слуга‘,—и была настоящею виновницею освобождения России’… ‘Потому что что же было Наполеону делать в стране, в которой ему вообще никто не хотел повиноваться‘…
А ‘Кутузов’ и армия, битвы и вся механика войны, — только осязательно очертили этот узор народной души, в котором все дело, только были служебными и подчиненными великого народного: хочу!!
Великое прозрение художника… Да и без него, впрочем, все ясно: конечно, все дело в том, что Россия в лице ее населения и представить не могла себя иначе как национально-независимою, государственно-независимою, как свободною и самостоятельною страною… ‘На своих ногах стою и своими руками все делаю’… И вот это: ‘не могу себя иначе чувствовать’ — и выперло вон Наполеона, как выпирает тяжесть и масса воды попавшую в нее пробку. ‘Кто выпирает?’ ‘Которые частицы воды?’ — Ответ один: все, вся река, весь океан! Выпирает стихия и удельный вес ее!
Кто освободил крестьян?
Для осязательности и очевидности дела, укажем, что перед решением реформы, перед наклонением весов в сторону ‘да’ или ‘нет’ не было сделано подсчетов, вымерений труда, доходностей, государственных налогов … Реформа была ‘вне расчета’ и не ‘по расчету’… Это явно! Если подобные соображения и приводились иногда и кое-где или если их принимали ‘тоже во внимание’, то лишь в качестве ‘пособия’, ‘подспорья’ для решимости или ‘для рассеяния страхов и угроз’! Но ни в каком случае это не входило главным и даже просто очень большим мотивом! Сильнее была угроза ‘беспорядком’, опасение ‘беспорядка’… Известное выражение Екатерины II, что в лице поместного дворянства, владеющего ‘народными душами’, она ‘имеет и распоряжается несколькими стами тысяч полицеймейстеров‘, поставленных над всей Россией густою сетью, — было, в сущности, важнейшим мотивом, задержавшим на шестьдесят лет освобождение крестьян!.. От этого ‘протест против крепостного права’, в литературе, в обществе, где бы то ни бьшо, также не терпелся и преследовался с такой же горячностью, с такой же подозрительностью, с такою же, наконец, мстительностью, как позднее протест ‘против полицейского режима’ в пору Тимашева, Шувалова, Толстого, Сипягина и Плеве. ‘Вдруг настанет анархия, если устранить 100 000 полицеймейстеров’ (при Екатерине II) или ‘если ослабить, вообще, полицейскую систему’, ‘полицейский авторитет’, полицейское ‘высокодержавство’ в каждом уезде, на каждой улице и в каждом проходном дворе… Это был главный страх, главное запугивание в умелых руках, — которое действовало на власть, слишком еще патриархальную и, от патриархальности, политически-неопытную. Великое, что принадлежит имени Александра II, заключается в преодолении этого довольно естественного беспокойства, — ибо, конечно, Государь ответствен пред будущим и ответствен за страну сейчас. Но он одолел эту тревогу века, смежил глаза на то, чего боялись Екатерина, Александр и Николай! Молодость и великодушное доверие в прекрасные черты народной души — дали ему силу ступить в темноту…
Он сделал шаг (великая решимость!) — и тотчас дверь распахнулась, и все увидели, что страхи пусты: ибо за затворенною дверью сидел измученный человек, а вовсе не озверевший, не озлобленный преступник, ‘готовый на все’… Как пугали, как опасались предыдущие Государи, как имел все поводы думать и Александр II, просто по инерции вековой мысли, просто потому, что не бьшо же, до самого 19 февраля не было, очевидных доказательств ‘против’…
Вот за это, именно за это одно, вся Россия должна положить сегодня земной поклон Государю Александру II.
И тут — его героизм, благородство…
Как и все ’19 февраля’ было актом подъема благородных сил России, напрягавшихся сюда уже целый век.
Пушкинское —
Увижу ль я, друзья, народ неугнетенный
И рабство, павшее по манию Царя, —
жило, в сущности, в душе всех русских образованных людей, всех русских просто добрых людей! Это было мечтою страны, энтузиазмом страны, за обнаружение которого, по мотиву подозрительности, указанному выше (‘анархия’), — многие поплатились ссылкою, заточением! Это всегда осязательно и очевидно, это не требует ‘дальнейших доказательств’. И вот, как ‘барыня, уезжавшая в тамбовское имение со своими шутами и шутихами, в смутном сознании, что она не слуга Бонапарту‘ спасла национальную целость, свободу и гордость России, — так точно, через пятьдесят лет после этого, узы народные ‘пали по манию Царя’, по тому, собственно, мотиву, что русская душа ‘не могла себе представить, и выжить, и перенести порядка вещей, по которому один человек владеет душою другого, жизнью его и трудом его’, ‘не купив его’, ‘от рождения своего и навеки’!!
‘Не могу быть зависимым!‘ — бились сердца.
‘Не могу иметь рабов!‘ — бились благородные сердца.
Вот два великие чувства, которые создали ‘1812’ и ‘1861 г.’.
Выперло вон, как пробку море…
Правда русской души выперла крепостное право?..
Чьей души? Всех ‘Иванов’ и ‘Петров’, сколько их ни было тогда в России, в тот 1861 год, и даже более: от 1801 до 1861 года.
И время, минута и день поклониться сегодня всему теперешнему нашему поколению, не очень крупному, не очень яркому, не очень великодушному и мечтательному, своим великим предкам XIX века за то, что они дали всей России и на все времена этот сегодняшний наш светлый день, как вечное воспоминание в роды и роды о великом движении ‘безыменного сердца’ и ‘безыменной души’, которым был весь народ, от которого по плоти и мы, теперешние, родились…
‘Слава отцам!’
Нет, — не все хулить ‘отцов’ и славить ‘детей’, время сказать:
— Мы дети честных родителей! И мы гордимся, что происходим именно от таких отцов, честь которых, на достигнутой высоте, поддержать трудно. Но мы будем усиливаться ее поддержать.
Впервые опубликовано: Русское слово. 1911.19 февраля. No 40.