Порицк и Волчий пост, Каразин Николай Николаевич, Год: 1874 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 43 минут(ы)

Порицкъ и Волчій постъ.

(Эпизодъ изъ Польскаго мятежа 1865-го и 1864-го годовъ).

Получивъ назначеніе стать въ первой линіи, нашъ отрядъ занялъ мстечко Порицкъ, въ четырехъ верстахъ отъ границы Галиціи. Въ тактическомъ отношеніи трудно было избрать для передоваго отряда боле выгодную позицію. Это мстечко, имніе одного изъ первыхъ богачей Волынской губерніи, графа Чацкаго, раскинулось на чрезвычайно оригинальной мстности. Представьте себ, на нсколькихъ квадратныхъ верстахъ, почти сплошное болото, середина его, приподнятая нсколько выше и осушенная искуственнымъ образомъ, раздлялась на дв части. На одной, опоясанной широкимъ каналомъ и обсаженной столтними тополями, красовались два палаца {Вс польскіе помщики называютъ свои, хотя бы очень скромные дома ‘Палацами’.} самого владльца, между зданіями расположился просторный круглый дворъ, къ которому, съ одной стороны, примыкалъ довольно большой тнистый садъ, а съ другой — тянулась широкая тополевая аллея, ведущая къ каменному мосту, перекинутому одною аркой черезъ каналъ, единственному сообщенію съ остальной частью мстечка. Другая часть, кругомъ обстроенная большими еврейскими стодолами {Постройка, гд подъ общею кровлей расположены и жилыя, и хозяйственныя помщенія (конюшни, сараи и т. п.).}, съ базарною площадью посредин, составляла самый центръ торговой жизни мстечка. Надъ срыми соломенными крышами частныхъ построекъ возвышался, своими готическими верхушками, великолпный костелъ, за нимъ, тамъ и сямъ, блли сквозь зелень домики, боле опрятной наружности чмъ стодолы, и въ нихъ обитала многочисленная челядь графа. Трудно вообразить, какъ могла еще сохранить свое существованіе въ этомъ вид пестрая орда конюховъ, подконюховъ, служонцъ, садовниковъ и поваровъ съ десяткомъ поваренковъ, изъ которыхъ младшему было не мене двадцати лтъ. Все это жило на счетъ владльца,— и ровно ничего не длало, рабски ползало передъ каждымъ русскимъ солдатомъ, и задорно подымало носъ передъ каждымъ русскимъ крестьяниномъ. Послднее, впрочемъ, только тамъ, гд не было солдатъ, при нихъ же весь этотъ сбродъ стушевывался, потому что военное положеніе сильно давало себя ему чувствовать. Разв только слпой могъ не видть, что весь кагалъ этотъ только и ждалъ, чтобы дла пресловутаго жонда съ ненавистными москалями пошли хотя немного успшне. О, тогда все это взялось-бы за косы и потянулось бы за своими панами — пожинать боле безопасные мародерскіе плоды кровавыхъ схватокъ!

Къ базарной площади тянулись, длиною версты въ полторы, гати-улицы, по сторонамъ которыхъ тснились жалкія полуразрушенныя хаты крестьянъ, съ чахлыми огородиками, и почти безъ всякихъ хозяйственныхъ построекъ и принадлежностей.— Этихъ гатей было четыре: одна вела по направленію къ Владиміръ-Волынску, остальныя три обращены были къ границ на Милятинъ, Грушево и Самоволье. У первой заставы пріютилась, передланная изъ старой католической часовни, убогая русская православная церковь, на которую, гордо черезъ вс крыши, смотрли блестящія верхушки костела. Грустныя мысли толпились въ голов, при вид этого унизительнаго контраста, одного изъ безчисленныхъ горькихъ уроковъ въ неумстности великодушія и доврія въ борьб съ тми, кто давно вычеркнулъ изъ своего словаря эти два слова, и, всею своей политическою жизнью, выработалъ себ девизъ ‘цль оправдываетъ средства’.

Другаго доступа не было въ Порицк какъ по какой либо изъ этихъ гатей, такъ что, занявъ вс крайніе вызды пшими караулами, мы могли быть совершенно безопасны отъ нечаяннаго нападенія, не смотря на отдаленность и малочисленность нашего отряда (онъ состоялъ изъ одного эскадрона Казанскихъ драгунъ и двухъ ротъ Полтавскаго пхотнаго полка), а между тмъ, высылая постоянно конные разъзды по границ, мы могли наблюдать весь ввренный намъ сорокаверстный участокъ, именно: отъ селенія Джаръ до соединенія съ Дружкопольскимъ отрядомъ. Положеніе нашего отряда было, какъ я уже сказалъ, чрезвычайно выгодное, а такъ какъ не было надобности въ частой смн отрядовъ, то мы, занимая Порицкъ уже мсяца четыре, совершенно ознакомились съ окрестной мстностью, и со всми, довольно запутанными, лсными и болотными дорогами.

Не смотря на то что нашъ офицерскій кружокъ былъ очень не великъ, время нашей стоянки проводилось довольно разнообразно, а значитъ и весело. То обильная результатами охота въ сосднихъ лсахъ, то вечеринка у кого нибудь изъ товарищей не давали намъ времени на скуку, а чуть но ежедневно доходящіе до насъ слухи о формированіи значительныхъ польскихъ бандъ, по сосдству, въ пограничныхъ мстечкахъ Галиціи, и предположенія о ихъ переходахъ черезъ границу то въ томъ, то въ другомъ мст, значитъ и постоянная готовность къ встрч съ этими бандами, давали всему какой-то тревожный, необыкновенно увлекательный характеръ.

Противъ насъ, съ австрійской стороны, содержалъ разъзды эскадронъ венгерскихъ гусаръ Его Высочества Великаго Князя Николая Николаевича полка, а въ ближнихъ деревняхъ квартировала рота австрійской линейной пхоты.

Ежедневно встрчались наши разъзды съ австрійскими. Офицеры размнивались обыденными привтствіями, солдаты косо поглядывали другъ на друга, и разъзжались каждый въ свою сторону. Сначала, узнавъ, что близко отъ насъ стоятъ венгерскіе гусары, мы съ нетерпніемъ ждали увидть этихъ лихихъ товарищей по оружію. Но какъ жестоко разочаровались мы, увидавъ тощія и до приторности аккуратныя, чисто-нмецкія фигуры! Оказалось что тутъ и не было ни одного венгерца, все чистйшіе Щенки и Кауфманны, а венгерскаго только одно имя полка. За разочарованіемъ слдовала и врожденная въ нашемъ солдат антипатія къ австріаку, и намъ зорко приходилось смотрть, чтобы не вышло какого нибудь крупнаго скандала.

Впрочемъ, эта непріязнь не простиралась на пхотныхъ австрійскихъ солдатъ, и это весьма естественно: въ линейной рот, занимавшей противъ насъ посты, вс рядовые были чистйшіе Русскіе, съ тми же, только по нмецки обчищенными, лицами, и съ совершенно русскою рчью.— Наши драгуны любили перекинуть съ ними словечко другое, хотя австрійскіе офицеры и старались всми силами не допускать этого, и строго наказывали солдатъ за эту естественную сообщительность. Какъ часто, бывало, встртившись съ нами на нейтральной полоск {Пограничная проска, шириною въ сорокъ сажень, означенная съ одной стороны русскими, а съ другой австрійскими столбами. По ней могутъ проходить и т и другія войска.}, они съ сочувственнымъ любопытствомъ смотрли на нашихъ сренькихъ драгунъ, видно было, что они ясно сознавали, что эти приземистые всадники, на своихъ сильныхъ вороныхъ лошадкахъ, не могутъ быть имъ врагами,— и ласково приподнимали шапочки и кивали намъ вслдъ головой, искоса посматривая на какого нибудь въ рюмочку затянутаго лейтенанта съ вонючею сигарой въ зубахъ.

И наши драгуны не пропускали случая поболтать съ ними или, изъ подъ полы шинели, передать имъ пачку-другую нашего русскаго табаку, а въ замнъ получить нсколько сигаръ тамошняго приготовленія. Мы, офицеры, смотрли сквозь пальцы на эту дружбу, даже отчасти способствовали ей по мр силъ и возможности,— за что, конечно, навлекали на себя свирпые взгляды со стороны своихъ австрійскихъ собратій, о которыхъ, мимоходомъ сказать, мы не очень-то много заботились. Глядя на все это, намъ невольно казалось, что вспыхни война между нами и нашими сосдями, плохую поддержку нашли-бы нмцы въ своихъ русскихъ батальонахъ.

Свднія о мстонахожденіи польскихъ сборищъ, или о предположеніи ихъ перейти нашу границу, мы получали изъ двухъ источниковъ: или отъ начальниковъ пограничной стражи, или отъ евреевъ, которые сообщали намъ очень часто, что тамъ-то ‘поляковъ больсія тысяцы’ и перейдутъ они тамъ-то и непремнно ‘сегодня ночью’. Все это подтверждалось десятками клятвъ и распинаній, но мы все таки мало довряли подобнымъ источниками. А такъ какъ пограничные офицеры собирали свои свднія тмъ же путемъ, то и ихъ донесенія мало цнились начальникомъ нашего отряда. Впрочемъ, нельзя сказать, чтобы эти свднія оставлялись нами совершенно безъ вниманія, мы очень хорошо помнили пословицу: ‘чмъ чортъ не шутитъ’. Въ указанное мсто посылались секреты, усиливались посты и разъзды, короче, соблюдалось все, чего только требовало наше положеніе. Единственныя врныя извстія мы могли получать отъ нашихъ разъздовъ, т. е. только тогда, когда они въ очію увидятъ польскихъ уланъ или косиньеровъ,— значитъ, очень и очень рдко.

Частыя фальшивыя тревоги и обманутыя ожиданія начинали надодать нашимъ солдатамъ. Особенно недовольны были казаки изъ присланной къ намъ полу-сотни, они явно высказывали свое неудовольствіе на ‘польское начальство’, что оно такъ долго не предпринимаетъ ничего такого, что бы могло принести выгоду ихъ карману. Бывало, возвращаясь изъ фуражныхъ складовъ и навьючивъ сномъ своихъ поджарныхъ горбоносыхъ лошадокъ, такъ что издали кажется, будто-бы по дорог тащится копна, изъ которой сверху выглядываетъ казачья, а спереди конская головы,— жалуются они другъ другу на свою судьбу мало-прибыльную.

— Нтъ, ты мн скажи, теперича, что же это такое? допытывается одинъ, выглядывая изъ копны на своего товарища.

— Чяво?

— Да полякъ-то… ну не страмъ-ли, прости Господи! Вотъ на прошлой недли, слышь, за Бугомъ опять накрыли хорошиловцы {Казаки сотни Хорошилова, пріобртшаго себ большую популярность между Донцами — своими налетами.} больше согни, говорятъ было. Однихъ коней до сорока на сотню пришлось. Э — хъ!

— Ну, то хорошиловцы!

— А мы-то нешто обойденые?

Нсколько минутъ молчанія, шлепаютъ только копыта по жидкой и неглубокой дорожной грязи.

— Илья, а Илья! начинается опнъ.

— Чяво?

— Слышь ты, жидъ изъ зеленой корчмы давеча сказывалъ…

— Да тьфу ты, лшій! врь ему, парх этому. Давеча мн тоже пришлось… Ну да и объегорилъ-же я его, страсть! инда всю плеть измочалилъ:

— Что такъ прогнвался?

— Да прибгъ, энто, онъ ко мн: ‘азе, панъ сотникъ, цто зе я вамъ сказу’! Послушаемъ. Это, думаю, на счетъ поляка. ‘Сегодня ноцью, говоритъ жидъ,— какъ это хать отъ Самоволья, тутъ, говоритъ, какъ разъ на четвертой верст’. А сколько, молъ, спрашиваю? ты не узналъ? А самъ знаешь, нагайку отпутываю. ‘Ma-будь больсе тысяцы будетъ’. А ты не врешь? ‘А Бозе мой, якже мозно цто-бы я вралъ’! А кто, молъ, теб это сказывалъ? ‘Самый врный целовкъ, панъ тысяцкій’. Вишь-ты, въ тысяцкіе махнулъ! а самъ-то побллъ какъ стна, трясется… Э, э молъ, думаю,— кто же это врный человкъ-то твой? спрашиваю. А самъ, знаешь, разъ!— нагайкой-то, не то чтобы очень шибко, а все таки порядочно.

— Значитъ, средственно?

— Средственно! Завопилъ мой Волько… ‘Вай, вай, заразъ сказу! все сказу’! кричитъ да по полу валяется… индо смшно самому стало. Ну, молъ, разсказывай, говорю, а самъ, это, опять подымаю плеть, попугать только… оно очень пользительно, въ разговорахъ-то энтихъ. Онъ мн и разсказалъ, какъ Заболоцкій панъ наказывалъ ему передать кому нибудь изъ войсковыхъ. Вишь какова механика: панъ сказывалъ! Вотъ ты и врь ему таперича. Помочалилъ я его еще немножко, да и пустилъ. Не ври, молъ, другой разъ!

— Это точно.

Дйствительно, большая часть этихъ извстій была подобнаго происхожденія, что, конечно, не мало досадывало насъ — тмъ боле что безусловно пренебрегать этими доносами тоже не приходилось, врутъ-врутъ, да когда нибудь и правда окажется. И, дйствительно, правда оказалась.

Въ послднее время (трудно опредлить, съ какого именно числа, примрно, съ первыхъ чиселъ октября) между подобными отрывочными и неполными свдніями мы стали замчать какое-то странное однообразіе. Это заставило насъ внимательно выслушивать вс доносы, какъ-бы они ни казались съ перваго взгляда несообразными,— и тщательно, повозможности слово въ слово, записывать ихъ въ свой походный журналъ. Часто, собираясь вмст, мы свряли все записанное, пополняли кой-какими собранными нами порознь встями, и старались въ общемъ совт добраться до настоящей нити. Впослдствіи мы узнали, что многія изъ нашихъ предположеній совершенно сходились съ истиною. Эта связь между донесеніями изъ разныхъ мстъ — становилась все яснй и поразительне. То мы узнаемъ, что въ одной изъ деревень закуплено до двухъсотъ барановъ и отправлено въ имніе графа Скамаровскаго (въ Галиціи), а оттуда мы узнаемъ, что въ этомъ имньи на панскихъ дворахъ замчено какое-то необыкновенное стеченіе народа, и т. д. Разъ, темною ночью, трое казаковъ перебрались, вроятно ‘нечаянно’, за-границу, и вернувшись рано утромъ — говорили, что видли на свжей пашн, недалеко отъ деревни ‘Овечьи броды’, множество конскихъ слдовъ, какъ будто-бы прошелъ конный отрядъ, и опять таки, по направленію къ Скамаровскому. А такъ какъ между казаками есть своего рода патфайндеры, то они божились, что это не были слды венгерцевъ, что они ‘ихнюю ковку распреотлично знаютъ’, значитъ, слды были чьи нибудь другіе, т. е. польскіе. Короче, по всему было замтно, что собирается что-то особенное, что непремнно и даже очень скоро должно обрушиться или на нашъ отрядъ, или гд нибудь близко по сосдству. Хотя мы и безъ того во всякую минуту были готовы ко всему, но все таки старались по возможности усиливать наши наблюдательныя средства. Особенно было обращено вниманіе на разстановку ночныхъ секретовъ, и на мелкіе пограничные разъзды и поиски. И все это не осталось безъ результатовъ.

Двадцатаго октября, отобдавъ у нашего эскадроннаго и вмст съ тмъ отряднаго командира, маіора Ильченко, мы расположилсь по разнымъ угламъ совершать свой посл-обденный кейфъ. Посредин большой съ поблеными стнами комнаты, гд мы собрались, стоялъ раскладной походный столъ. Около него, у шумящаго на разные лады самовара, перетиралъ стаканы поручикъ Карелинъ, молодой, только что выпущеный изъ корпуса, ффицеръ. Онъ у насъ всегда исполнялъ должность хозяйки, въ нашемъ незамысловатомъ подвижномъ хозяйств. У другаго конца стола, усатая, небольшаго роста фигурка, разбирала, для чистки, замки мортимсровской двустволки. Это былъ Мацневъ, съ видомъ знатока, онъ пересматривалъ каждый винтикъ, смазывалъ его какимъ то желтымъ масломъ, и въ порядк раскладывалъ смазанное, на листъ блой бумаги. На диван, положивъ ноги на подоконникъ, лежалъ братъ его, докуривая сто двадцать третью папиросу въ день. Изъ угла въ уголъ большими шагами кочевалъ маіоръ, и отрывочнымъ басомъ диктовалъ, присвшему у окна эскадронному писарю, какое-то донесеніе въ штабъ.

Въ сосдней комнат, два драгуна усердно выколачивали большой кусокъ зеленаго сукна, а дежурный трубачъ строгалъ длинненькіе кусочки млу, и обертывалъ ихъ лоскутками приказа по полку. Каждый былъ занятъ своимъ дломъ. Синеватый дымъ отъ папиросъ Мацнева, смшиваясь съ паромъ отъ самовара, понемногу наполнялъ комнату. Разговоръ шелъ какъ-то особенно вяло, все предвщало одинъ изъ знакомыхъ уже намъ, длинныхъ, монотонныхъ осеннихъ вечеровъ. Вдругъ вс замолчали и начали прислушиваться. Мацневы бросились къ окнамъ, Карелинъ выбжалъ на крыльцо. Съ площади ясно доносился до насъ галопъ нсколькихъ устало-скачущихъ лошадей — ближе и ближе — вотъ уже мимо нашихъ оконъ промелькнули три конныя фигуры, круто повернули они направо, вскочили во дворъ, и торопливо начали слзать съ своихъ мокрыхъ и дрожащихъ всмъ тломъ лошадей. Черезъ нсколько секундъ, въ комнату вошелъ Карелинъ, за нимъ, задвая за двери винтовками, съ грохотомъ ввалились два измученныхъ, покрытыхъ съ головы до ногъ грязью, казака.

— Господа! поляки въ Джарахъ, началъ Карелинъ.— Вотъ они сами, указалъ онъ на Донцевъ.

— А вотъ узнаемъ, прервалъ маіоръ.— Въ чемъ дло? обратился онъ къ прибывшимъ.

Одинъ изъ казаковъ молча шагнулъ впередъ, вынулъ изъ висящаго на пояс дробовика мокрый, измятый клочекъ бумажки и сунулъ его къ маіору.

— Вотъ записка отъ урядника, пробасилъ онъ.— Самъ онъ таперича съ пятью робятами на глазу сторожитъ, {Наблюдать за чмъ нибудь, не выпуская изъ виду наблюдаемаго (казачій терминъ).} а насъ къ вашему ско-благородію прислалъ.

Въ записк было, едва разборчиво, карандашомъ написано: ‘Поляки перешли Бугъ, все больше уланы. Есть и пшіе. Таперича они въ Джарахъ, и много. Урядникъ Шаров’… подпись разобрать было не возможно.

— Трубачъ!

— Я!..

— Тревогу!. Вахмистра ко мн!..

Поднялась суматоха. Мы бросились по своимъ квартирамъ одваться.

Гд то вдали грохнулъ барабанъ. Ему отозвался другой, у костела. Еще и еще — и бглая, подзадоривающая дробь понеслась изъ улицы въ улицу. Изо всхъ хатъ начали выбгать озадаченныя срыя фигуры. Застегивая на ходу шинели, подхвативъ кой-какъ амуницію, они бжали, спотыкаясь по неровнымъ гатямъ, къ площади. Тутъ уже собралось нсколько офицеровъ. Вс вопросительно смотрли другъ на друга, потому что причина тревоги еще не успла распространиться по отряду. Съ секунды на секунду площадь все боле и боле наполнялась народомъ. Евреи пугливо выглядывали изъ оконъ. Переносныя лавочки и ятки поспшно запирались. Унтеръ-ффицеры суетливо сновали между рядами, одновременно раздавались ‘команды’: становись на мсто! подравняйсь! поврить разсчетъ! На правомъ фланг требовали къ ротному какого-то Кокубенку. И надъ всмъ этимъ хаосомъ, стоя, верхомъ другъ передъ другомъ, надувъ сколько возможно щеки, два трубача наигрывали знакомый напвъ тревоги. Изъ воротъ стодоловъ какъ бомбы вылетали драгуны, закинувъ штуцера заплечи, и согнувшись на своихъ кореностыхъ вороныхъ лошадяхъ.

— Покойнй!, не горячи лошадей!.. гремлъ голосъ маіора Ильченко.

— Фурманки гд? Фурманки сюда!

Кто-то сообщилъ, что фурманки дожидаются за заставой.

— А!.. Ну ладно, пхота, съ Богомъ! псенники впередъ!..

Шлепая по грязи, зашагали пхотинцы по направленію къ Самовольской застав. Вызванные псенники хватали въ разладъ:

Въ огород бузина,

А въ Кіев дядька…

Тронулись и драгуны. Мы хали впереди эскадрона, сдерживая горячившихся лошадей. Вдругъ голова колоны остановилась, задніе начали натыкаться на переднихъ: лошади длали лансады.

— Что тамъ еще! чего стали? послышались недовольные голоса. Карелинъ проскакалъ къ авангарду.

— Говорятъ, обозы не прошли, отвчалъ кто-то сзади.

И дйствительно, черезъ улицу рысью перекатывались отрядныя повозки, отступая во вторую линію, по дорог къ Владиміръ-Волынску.

Снова тронулись. Пройдя шаговъ триста, опять остановились. Тутъ дожидались, вытянувшись въ рядъ, заготовленныя заране фурманки, запряженныя въ дышло, парами малорослыхъ туземныхъ лошадокъ. Пхота усаживалась на нихъ по десяти человкъ. Дло не обошлось безъ суматохи.

Съ длинными, болтающимися за спинами пиками, казаки рысью обгоняли отрядъ, чтобы занять свое обычное мсто въ авангард.

Быстро пошелъ отрядъ, удаляясь отъ Порицка. Свжія крестьянскія лошади бодро тащили пхотинцевъ. Драгуны, справа по три, шли крупною рысью. Когда выбрались изъ мстечка, порядокъ въ движеніи скоро установился.

Справа и слва лежали ровныя, болотистыя поля: за ними синлъ лсъ, спереди тоже. Моросилъ мелкій осенній дождь. Темнло.

Довольно скоро прошли мы еще версты дв. Уже голова колонны подходила къ зеленому лсу, за намъ должны были открыться Иваничи, половина нашего перехода къ Джарамъ. Но увы! ни что не прочно подъ луною, нашъ стройный порядокъ замтно начиналъ рушиться. Мелкій дождь, усиливаясь съ часу на часъ, длалъ свое дло, дорога съ каждымъ шагомъ становилась все хуже и хуже, фурманки съ пхотой шли тише, дв или три завязли въ колдобинахъ отвратительной лсной дороги. Солдаты вскакивали, и на рукахъ вытаскивали ихъ на боле надежное мсто. У одной сломалось ось, тамъ упала лошадь, и, не смотря, на вс увщеванія, вовсе не хотла подниматься. Фурманки насъ видимо задерживали, а бросать ихъ было жаль, имя въ виду за лсомъ нсколько верстъ хорошей дороги, а значитъ, съ помощью этихъ же фурманокъ, и скорый переходъ.

Драгунамъ скомандовали: ‘Стой! Слзай! Оправь лошадей!.’

Освободившись отъ тяжести всадниковъ, кони весело фыркали и отряхивались, солдаты подтягивали подпруги и оправлялись. Гд-то въ третьемъ взвод щелкало кресало,— и черезъ нсколько секундъ, въ сыромъ лсномъ воздух, потянуло знакомымъ запахомъ макорки.

Опять: ‘Садись’! и опять тронулись въ путь…

— А вонъ и зеленая корчма, процдилъ кто-то сквозь зубы.

— Гд это?

— Да вонъ влво! не видишь, чтоли?

Дйствительно, влво отъ дороги мерцалъ огонекъ. Подойдя ближе, можно было ясно разсмотрть, между толстыми дубовыми стволами, свтлый четыреугольникъ окна и на немъ силуэтъ конской морды. Изъ корчмы доносились брань и громкій говоръ, то наши казаки сдлали честь корчмарю Вольк своимъ посщеніемъ. Ихъ сейчасъ-же выгнали оттуда, они были очень довольны этимъ, потому что не успли еще расплатиться съ хозяиномъ.

Наши драгуны, проходя мимо корчмы, привтливо поглядывали на огонь, они тоже не прочь бы навдаться, да нельзя! служба не пускаетъ. ‘Казакъ одно, а драгунъ — совсмъ другое, потому, драгунъ — дло казенное, а казакъ — что?. Казакъ вольный человкъ, ибо онъ съ Дону есть и войскомъ иррегулярнымъ называется’.

Спереди лсъ началъ рдть. На горизонт замелькали огоньки, по втру доносился лай собакъ, это были Иваничи.

Наша надежда на фурманки не сбылась. Выйдя изъ лса, они поприставали окончательно, пришлось ихъ бросить. Съ каждой минутой становилось все темне и темне, небо заволакивали тяжелыя тучи. Горизонтъ исчезъ, и красноватые огоньки деревни казались разбросанными въ воздух.

— Эка темнота-то, подумаешь, страсть! раздается голосъ одного изъ нашихъ остряковъ.— Ночь черная, лошадь черная, дешь да похлопываешь рукой: подъ собой-ли лошадь-то?

Взойдя въ Иваничи, мы остановились. Офицеры съхались вмст. Ршено было дать людямъ оправиться, а покуда составилось нчто въ род маленькаго военнаго совта.

Положеніе нашего отряда было слдующее: мы остановились, какъ я уже сказалъ, въ Иваничахъ. Порицкъ остался за нами въ девяти верстахъ, до Джаръ еще оставалось тринадцать верстъ лсной тяжелой дороги. Не доходя двухъ верстъ до Джаръ, вправо отъ дороги, находилось имніе графа Туровскаго, Заболотцы, влво, паралельно нашему пути, верстахъ въ четырехъ отъ насъ, тянулась австрійская граница. Если поляки перешли Бугъ въ Джарахъ, то они наврное предполагаютъ ворваться въ Царство Польское, значитъ, пойдутъ на Заболотцы, потому что граница именно тутъ поворачиваетъ круто налво, и отдляетъ отъ Галиціи уже не Волынь, а Люблинскую губернію. Намъ непремнно надо было занять Заболотцы — и постараться сдлать это какъ можно тише, чтобы не быть замченными поляками: тогда бы они должны были непремнно наткнуться на нашъ отрядъ, хотя и очень небольшой, но за то стоящій на превосходной позиціи. Все это было соображено на нашемъ совт — и ршено идти къ Заболотцамъ. Если-бы полякамъ захотлось идти къ Царству Польскому, то они должны былибы занять Заболотскій лсъ, или же оставаться въ Джарахъ. Въ первомъ случа, намъ пришлось-бы столкнуться съ ними на этомъ переход, а во второмъ, самомъ выгодномъ для насъ, мы имли бы возможность покойно занять Заболотцы и заблаговременно высмотрть силы и расположеніе противниковъ — что, конечно, было бы самое лучшее. Встрчи въ лсу мы не боялись, зная, что темнота и для нихъ и для насъ одинакова, значитъ одинаковы и вс сопряженныя съ нею неудобства, между тмъ какъ мы имли на своей сторон чрезвычайно важный шансъ успха — именно, нечаянность нападенія. И такъ, мы тронулись въ путь.

Впереди, въ вид патруля, хали человкъ десять казаковъ, за ними полуэскадронъ драгунъ, потомъ пхота и, въ арьеръ-гард, другой полуэскадронъ.

Выйдя изъ Иваничей, мы шли, не преувеличивая выраженія, ощупью. Мы слышали топотъ копытъ, шлепанье по грязи пхотинцевъ, брязгъ сталкивающихся между собой штыковъ, сдержанный шопотъ солдатъ,— и ровно ничего не видли. Съ перваго фланга шопотомъ передавалось команда ‘отомкнуть штыки!’ На минуту остановились, по рядамъ пронесся однообразный металлическій звукъ. Тронулись снова.

Сперва мы слышали пхотинцевъ передъ собой, потомъ намъ показалось, будто-бы они тянутся справа и слва, а между тмъ сзади между конными поднялась какакя-то тревожная суматоха. Лошади пугливо фыркали, нсколько пшихъ попало какъ-то между драгунами, тутъ какъ будто-бы мелькнула передъ глазами казачья пика… Однимъ словомъ, окончательно перепутались. Отъ темноты, у конныхъ начали кружиться головы, драгуны спшивались и вели лошадей въ поводу. И такою безпорядочной толпой мы медленно ползли часа два, безпрестанно сбиваясь съ дороги.

Наконецъ лсъ кончился, и мы начали выбираться на опушку. Вн-лса было немного свтлй, можно было различать неясныя группы людей и лошадей. Мокрая дорога въ Заболотцы блестла широкою полосой въ темнот, на ней слышанъ былъ частый топотъ скачущихъ лошадей Топотъ приближался, и вдругъ остановился шагахъ въ полуторастахъ отъ насъ. ‘Уже не они-ли’? мелькнуло вроятно у каждаго изъ насъ. Намъ даже показалось, будто-бы щелкнулъ курокъ. Карелинъ и Мацневы тронули своихъ лошадей на встрчу, и въ туже минуту раздался тревожный крикъ: ‘кто детъ’?

— Свои, свои!

— Тьфу ты, а я было принялъ васъ за повстанцевъ!

— То-то, небось, трухнули?

— А чортъ же васъ знаетъ! въ потьмахъ не разберешь.

По голосу мы узнали Геникса, одного изъ знакомыхъ намъ пограничныхъ офицеровъ. Онъ намъ сообщилъ, что поляки еще въ Джарахъ, а что самъ онъ халъ къ намъ, расчитывая встртить насъ въ Иваничахъ, и ни какъ не предполагая, чтобы мы ршились пройти Заболотскимъ лсомъ ‘въ такую темень’.

Надо было спшить въ Заболотцы, а отрядъ ещедалеко не весь выбрался изъ лсу, многіе потеряли доорогу и отбились въ сторону.

Т, кому не случалось быть, темною ночью, въ десяти и боле верстномъ лсу,— не могутъ понять, какъ легко потерять дорогу и заблудиться, даже хорошо знакомому съ ллсомъ. Кругомъ вы не видите ничего опредленнаго, со всхъ сторонъ мелькаютъ передъ вами неясные и совершенно однообразные контуры деревьевъ, если вы верхомъ, у васъ отъ темноты кружится голова, вы слзаете съ лошади, задумались о чемъ-нибудь постороннемъ, проходитъ нсколько секундъ — и вы теряете направленіе. Не расчитывайте много на едва-замтную дорогу, безчисленные объзды и завороты скоро завлекутъ васъ въ труднопоправимую ошибку, и хорошо еще, если вы выберетесь изъ лсу въ трехъ или четырехъ верстахъ отъ того пункта, гд бы вамъ слдовало выйти…

Надо было собрать отрядъ. Раздались свистки, имъ отвчали такіе же изъ лсу, на опушку тамъ и сямъ выскакивали, по одиночк, темныя фигуры, спша бгомъ къ сборному пункту отряда.

Черезъ четверть часа, отрядъ былъ приведенъ въ порядокъ. Нашъ эскадронъ, собравшись нсколько раньше, рысью тронулся къ Заболотцамъ, чтобы успть поскоре занять вс вызды и выставить передовую цпь. Это было необходимо, потому что у Туровскаго тоже было много челяди, и присутствіе нашего отряда было-бы тотчасъ же узнано въ Джарахъ. Пхотинцы пошли усиленнымъ шагомъ, и вс съ тревожнымъ любопытствомъ поглядывали влво, по направленію къ Джарамъ, гд на горизонт, то ослабвая, то впыхивая снова, поднималось красноватое зарево повстанскихъ костровъ.

Въ Заболотцахъ мы узнали, что графъ Туровскій еще наканун выхалъ въ Владиміръ-Волынскъ, со всмъ семействомъ. Значитъ, онъ заблаговременно зналъ о предположеніи поляковъ перейти Бугъ именно во Джарахъ. Вся его дворня встртила насъ съ низкими поклонами и предложеніями занять панскій палацъ, чмъ мы воспользовались-бы и безъ этого предложенія, такъ-какъ дождь началъ усиливаться и солдаты промокли до костей. Держать ихъ на открытомъ мст, безъ крайней надобности, не приходилось, а крестьянъ безпокоитъ постоемъ намъ не хотлось. И такъ, мы расположились на панскомъ двор.

Посреди двора сталъ въ коновязяхъ нашъ первый полуэскадронъ, второй былъ весь израсходованъ на передовую цпь. Кругомъ, подъ навсами, помстились пхотинцы, офицеры заняли одну изъ комнатъ въ нижнемъ этаж, гд скоро закиплъ, раздобытый встовыми Богъ всть откуда, самоваръ. Вокругъ него стснился нашъ небольшой кружокъ, и тотчасъ же пошла веселая оживленная бесда о предстоявшихъ намъ похожденіяхъ.

Командиръ отряда ршилъ дожидаться такимъ образомъ разсвта, а между тмъ постараться узнать, сколько возможно врне, что длается въ Джарахъ. Послднее поручено было Карелину, какъ командиру втораго полу-эскадрона.

Не желая быть замченнымъ польскою бандою, мы не должны были выдвигать наши ведеты слишкомъ далеко впередъ, ограничиваясь только однимъ предупрежденіемъ внезапнаго появленія передъ нами непріятеля. Между тмъ, намъ было далеко не лишнее узнать, изъ какихъ силъ состоитъ польская банда и на что мы должны разсчитывать при встрч. Надо было, во что-бы то ни стало, пробраться въ Джары, это было единственное средство достигнуть цли, и за исполненіе этого предпріятія взялся Карелинъ.

Садясь на своего Алмаза, чтобы хать въ цпь, Карелинъ посмотрлъ на часы, было, половина второго, значитъ до разсвта оставалось, по крайней мр, еще четыре часа. Дождь пересталъ, и отъ земли поднимался густой бловатый туманъ, это обстоятельство значительно облегчало Карелину его предпріятіе.

— Гд казаки? спросилъ онъ встоваго, подавшаго ему лошадь.

Тотъ молча указалъ направо, подъ навсъ. Тамъ было совершенно темно, что-то копошилось и разговаривало въ полъ-голоса, лошади жевали овесъ.

— Эй, ребята, выходи-ко сюда! крикнулъ Карелинъ. Изъ-подъ навса показалось нсколько казаковъ.

— Кто хочетъ со мной въ Джары? обратился онъ къ нимъ.

— Да хоть вс! Кому велятъ — т и пойдутъ, отозвался одинъ изъ нихъ, взглянувъ, изъ-подъ фуражки, на Карелина.

— Да мн всхъ не нужно, больше четырехъ человкъ и не потребуется.

— Это въ Джары-то? Гм!.. нтъ, четырехъ будетъ много, попадетесь съ ними, ваше благородіе.

— Будетъ и двухъ, оно понадежнй, а то что съ большимъ народомъ-то длать! подтвердилъ другой.

Карелинъ зналъ хорошо казачьи нравы, и потому его не удивляли эти странные, съ перваго взгляда, совты и возраженія подчиненнаго своему начальнику.

— Ну, такъ кто же детъ со мной? спросилъ онъ снова. Казаки переглядывались.

— Василій, а Василій! ты, что-ли, подешь?

— Пожалуй и я, отвчалъ тотъ, кого называли Василіемъ.

— А другого, ваше благородіе, обратился онъ къ Карелину,— возмемъ Косаря. Онъ таперича въ цпи съ вашими драгунами, тамъ мы его и захватимъ. Ладно, что-ли?

— Ну, хорошо. Съ Богомъ!

Карелинъ похалъ рысью, за нимъ поплелся на своей лошаденк казакъ.

— Василій! пику-то оставь, на коего она т чорта? только мшать будетъ!.. крикнулъ ему кто-то вслдъ.

Казакъ молча спустилъ съ локтя ременную петлю, освободилъ пику изъ стремени и бросилъ ее на дорогу.

Вызжая изъ деревни, Карелинъ встртилъ странное шествіе: одинъ драгунъ халъ впереди, ведя съ боку на снномъ аркан кого-то въ легенькомъ парусинномъ пальто и безъ шапки, за ними другой велъ свою лошадь въ поводу, а черезъ сдло была перекинута какая-то безобразная масса.

— Стой! это что такое? спросилъ Карелинъ.

— Да вотъ, ваше благородіе, двоихъ изъ панской дворни въ цпи изловили, отрапортовалъ впереди хавшій драгунъ.— Въ Джары пробирались, одного живьемъ захватили, а другой убчь хотлъ, такъ его конемъ придавили, ваше благородіе.

— Стыдно! а живаго разв нельзя было взять?

— Ни какъ не возможно. Какъ онъ, это, бжалъ огородами, такъ запнулся о что то и упалъ ничкомъ промежъ грядъ, а Плеснюкъ за нимъ гнался, да не усплъ коня сдержать — копытомъ спину и продавило ему, ваше благородіе.

— Ну, ведите ихъ къ маіору, тамъ разберутъ.

Карелинъ съ казакомъ похали дальше. Въ цпи ихъ окликнули, и къ нимъ присоединился еще одинъ казакъ. Вс трое поскакали по Джарской дорог.

— Ваше благородіе, тише! тутъ сейчасъ лсокъ будетъ, такъ нарзаться можно, замтилъ одинъ изъ казаковъ!

Они удержали лошадей и свернули съ дороги на пашню.

По мягкому грунту пашни не слышно было конскихъ шаговъ — и вс трое тихо, не звякнувъ ни одною пряжкой, какъ тни, подавались впередъ, къ небольшому джарскому перелску.

Уже минутъ десять хали они такимъ образомъ. Сквозь туманъ показалось какая-то черпая стна, это былъ перелсокъ. До Джаръ оставалось не боле версты, какъ вдругъ одинъ изъ казаковъ быстро схватилъ лошадь Карелина подъ узцы.— и вс трое остановились.

Впереди, шагахъ въ пятидесяти отъ нихъ, слышанъ былъ людской говоръ, казалось, что говорящіе не подвигаются впередъ, а стоятъ на мст. Вотъ донеслась, почти цликомъ, какая-то французская фраза, за нею короткій, отрывистый смхъ, брякнуло что-то металлическое, какъ будто-бы конецъ сабельныхъ ноженъ задлъ за стремя. Карелинъ догадался, что передъ ними былъ польскій конный ведетъ, входъ въ перелсокъ былъ занятъ.

Тогда вс трое тихо сошли съ лошадей, и потянулись влво, паралельно опушк лса. Они шли шагъ за шагомъ, боясь выдать себя какимъ нибудь неожиданнымъ звукомъ. Привычныя лошади, навостривъ уши и вытянувъ по втру свои головы, казалось понимали, чего отъ нихъ требуютъ. Пройдя такимъ образомъ съ полъ-версты, они замтили, что лсъ кончился. Поляки стояли въ цпи очень неосторожно, поминутно Карелинъ слышалъ то говоръ, то брязгъ оружія, и это помогло ему опредлить направленіе цпи. Эта безпечность значительно ободрила всхъ трехъ. Надо было, пользуясь туманомъ, пройти цпь между ея звеньями, съ осторожностью, это не трудно было сдлать, и они смло повернули къ Джарамъ. Сперва голоса слышались справа и слва, потомъ они очутились сзади: цпь была пройдена.

— Эко войско-то!.. ворчалъ одинъ изъ казаковъ,— ну ншто такъ стоятъ въ цпи? А еще дворяне: панами, тоже, называются!

Согнувшись и ведя лошадей въ поводу, русскіе подошли къ самымъ джарскимъ заборамъ, тутъ Карелинъ оставилъ въ канав казаковъ, а самъ, свъ на лошадь, похалъ по шоссейной дорог, ведущей на панскій дворъ. Оттуда доносились крикъ и пніе, по всмъ джарскимъ улицамъ были огни, и въ туман мелькали конныя и пшія фигуры.

Карелинъ сообразилъ, что ни одному изъ поляковъ не можетъ прійти въ голову мысль, чтобы русскій драгунъ могъ очутиться одинъ такъ близко отъ нихъ,— а еслибъ они и замтили его, то темнота и туманъ не позволили-бы имъ разсмотрть костюма, и онъ наврное былъ бы принятъ за однего изъ жандармовъ народоваго жонда. Вс эти соображенія заставили его смло хать впередъ и, если будетъ возможно, то пробраться садами къ самому палацу.

Пристально всматриваясь впередъ, онъ не замтилъ, какъ у околицы, совершенно неожиданно, подъхалъ къ нему какой-то конный, и громко окликнулъ его по польски:

— Кто дзе?

Карелинъ вздрогнулъ, но тотчасъ же отвчалъ по польски, что ‘то свой’.

— Лозунгъ, пане добродзее?…

Что было отвчать на подобный вопросъ? Угадать не было возможности, оставалось одно средство отдлаться — смерть.

Выхвативъ шашку, Карелинъ быстро бросился на поляка.

Тотъ выстрлилъ изъ пистолета почти въ упоръ и понесся къ деревн.

Выстрлъ и почти надъ самымъ ухомъ провизжавшая пуля — до того разгорячили Карелина, что онъ, забывшись, поскакалъ за повстанцемъ и черезъ нсколько шаговъ очутился у него на хвосту. Полякъ повернулся на сдл, и выхвативъ изъ за плечъ винтовку, швырнулъ ее подъ ноги Алмазу. Ударъ пришелся по колнямъ коня, онъ упалъ, тотчасъ же вскочилъ на ноги и снова рванулся впередъ. Еще секунда — и полякъ, съ разрубленнымъ на двое лицомъ, тяжело повалился на дорогу.

На выстрлъ прискакали казаки. Одинъ изъ нихъ подхватилъ за поводья лошадь убитаго, и вс трое поскакали назадъ. За ними, какъ гончія собаки, неслись польскіе кавалеристы, но горбоносые донцы и русскій драгунскій конь скакали лучше. Минутъ черезъ десять отчаянной скачки, преслдованіе прекратилось. Скакать прямо въ Заболотцы было невозможно, потому что встревоженная шумомъ цпь не пропустила-бы ихъ вторично такъ-же благополучно.

Надо было сдлать почти десятиверстный кругъ,— и только съ разсвтомъ, на совершенно измученыхъ, едва волочащихъ ноги лошадяхъ, явились они въ Заболотцы къ отряду. Рекогносцировка не удалась…

Ршено было немедленно идти къ Джарамъ и атаковать поляковъ. Планъ атаки былъ слдующій: Драгуны должны были ворваться въ селеніе мимо панскаго сада, въ этомъ пункт было очень мало строеній, и кавалеристы могли удобно проскакать къ рк. Здсь они должны были спшиться и занять спускъ къ броду. Такъ какъ Бугъ въ Джарахъ удобопереходимъ только въ одномъ мст, то, занявъ бродъ, драгуны не допустили-бы повстанцевъ спасаться, въ случа пораженія, въ Галицію. Пхота же должна была, одновременно съ обходнымъ движеніемъ драгунъ, атаковать селеніе. Правда, мы могли наткнуться на силы значительно превышающія составъ нашего отряда, но за то неожиданность нападенія и превосходство оружія служили значительнымъ обезпеченіемъ успха атаки.

Покуда собралась цпь, прошло около четверти часа. Отрядъ усплъ уже выстроиться, и мы быстро пошли къ Джарамъ.

Такъ какъ драгунамъ предстоялъ небольшой обходъ, то они, тотчасъ же по выход изъ Заболотцевъ, отдлились отъ пхоты и пошли на рысяхъ, огибая Джарскій перелсокъ.

Отдохнувшіе пхотинцы шли почти бгомъ, и минутъ черезъ двадцать, сквозь срый утренній туманъ, показались неясные контуры джарскихъ крышъ.

Польской передовой цпи уже не было на томъ мст, гд ее ночью встртилъ Карелинъ. Въ самыхъ Джарахъ ршительно не было замтно ни какого движенія. Съ панскаго двора несся крикъ птуховъ, гд-то скрипли ворота, у колодца мычала корова, однимъ словомъ, мы слышали все самые мирные звуки, изобличающіе полное-отсутствіе всякой воинственности.

Ясно было, что поляки вышли изъ Джаръ. Весь вопросъ заключался въ томъ: отступили-ли они обратно въ Галицію, или пошли, по границ, къ Самоволью, больше имъ некуда было дться мимо нашего отряда.

Мигомъ разлетлись козаки по деревн — собирать необходимыя свднія. Оба Мацневы поскакали съ ними. Мы стояли въ странномъ недоумніи, а между тмъ, стало совершенно свтло, и мы видли вокругъ себя свжіе слды пребыванія поляковъ. Тамъ лежали сломанныя сабельныя ножны, въ другомъ мст чернли остатки костра, по грязной улиц была разбросана солома и цлые овсяные снопы, кое-гд разобраны плетни и заборы,— и мы съ любопытствомъ отыскивали и разсматривали эти признаки ночной стоянки войскъ народоваго жонда.

А между тмъ, разосланные казаки стали понемногу собираться къ отряду. Отыскали человкъ шесть крестьянъ, разбжавшихся отъ страху изъ селенія, они намъ сообщили, что ушли изъ Джаръ еще вчера, вечеромъ, какъ только увидли повстанцовъ на противуположномъ берегу Буга, и всю ночь наблюдали за ними изъ выселокъ ‘Малые Джарки’. Между прочимъ, они намъ разсказывали, что поляковъ, сколько они могли замтить, ‘было не мало’ и конныхъ и пшихъ, что съ ними было много крестьянскихъ повозокъ — и что именно это-то послднее обстоятельство и заставило крестьянъ бжать изъ Джаръ и увести съ собой рабочихъ ложадей, чтобы поляки не забрали ихъ для своихъ потребностей, что случалось довольно часто, и они уже научены были собственнымъ опытомъ. Они говорили, что передъ самымъ разсвтомъ слышали въ Джарахъ шумъ и выстрлъ, а потомъ замтили большую суматоху по улицамъ, посл чего поляки начали собираться и выходить изъ деревни, по самовольской дорог, на Волчій постъ.

Эти свднія были довольно обстоятельны. Мы ясно видли, что вся банда, очень не задолго передъ нашимъ приходомъ, выступила по границ. Надо было, не теряя ни минуты, идти за нею слдомъ.

Еще выступая изъ Порицка, маіоръ Ильченко разослалъ съ казаками записки къ дружкопольскому начальнику отряда и въ штабъ сверо-западнаго отряда, въ Устилугъ. Разстоянія отъ того и другого пунктовъ были не мене сорока верстъ, значить, подкрпленіе могло прійти не ране десяти часовъ утра. Было уже семь. Мы ожидали скораго прибытія свжихъ силъ, а потому ршено было отнюдь не выпускать изъ вида польской партіи и идти, какъ говорится, по пятомъ, не допуская ее перейти обратно за-границу.

Въ авангардъ назначенъ былъ, опять таки, второй полуэскадронъ, и къ нему человкъ пятнадцать козаковъ. Весело раздалась команда: ‘справа, по три, рысью’,— и драгуны, осматривая на ходу штуцера, потянулись по свжимъ слдамъ банды. Пройдя съ четверть версты, они повернули къ лсу, и скоро скрылись изъ виду, за первыми лсными группами.

Минутъ черезъ пять тронулись и остальные, какъ вдругъ мы замтили, что отъ малыхъ Джаръ быстро приближается къ намъ небольшой конный отрядъ. Это былъ второй эскадронъ нашего полка, который квартировалъ въ Устилуг, и получивъ извстіе отъ насъ изъ Порицка, однимъ молодецкимъ переходомъ прошелъ сорока-верстное разстояніе до Джаръ, и явился къ намъ тремя часами ране нежели мы могли ожидать его. Лошади этого эскадрона сильно устали, надо было, непремнно, хотя немного освжить ихъ и оправить сдловку. Скомандовали: ‘слзай’! А для того чтобы Карелинъ съ авангардомъ, вслдствіе этой неожиданной остановки, не могъ далеко уйдти отъ отряда,— Ильченко послалъ къ нему казака, съ приказаніемъ остановиться…

Обратимся же къ авангарду. Лишь только онъ отдлился отъ отряда, какъ на каждомъ шагу начали попадаться признаки только что прошедшей банды. Безчисленные слды конскихъ копытъ были перемшаны съ слдами пшихъ, вся середина дороги была глубоко изрзана колесами тяжело-нагруженныхъ повозокъ, кой-гд валялись потерянныя подковы, брошенная за негодностью, стоптанная обувь, и наконецъ, только-что выпряженная, вроятно приставшая, лошадь, стоя у куста березника, жадно глодала мокрые отъ дождя и пожелтвшіе листья. Вс эти признаки близости поляковъ видимо разгорячали нашихъ драгунъ. Уже нсколько разъ приходилось Карелину обращаться къ полуэскадрону съ командами: ‘поводь! покойне! не скакать’! какъ вдругъ до него донесся короткій сухой звукъ выстрла. Ему страннымъ показалось обстоятельство, что выстрлъ этотъ былъ, слышанъ сзади,— оттуда, гд долженъ былъ находиться нашъ отрядъ. Впрочемъ, разв не могъ кто нибудь изъ пхотинцевъ выстрлитъ по неосторожности, тмъ боле что это случается довольно часто, особенно съ молодыми солдатами, при осмотр ружей на ходу. Остановившись именно на этой причин, Карелинъ не обратилъ особеннаго вниманія на выстрлъ, и продолжалъ идти съ авангардомъ впередъ, разсчитывая скоро увидть всю польскую партію.

Отдлившись шаговъ на сто отъ драгунъ, хали впереди два казака, лошади надъ ними начали пугливо поводить ушами, и вдругъ об шарахнулись вегорону, казаки едва усидли на сдлахъ. Близь самой дороги, у куста, положивъ около себя свою двустволку, сидлъ высокій худощавый повстанецъ, онъ переобувался — и страшно озадачился, увидвъ передъ собой дв ненавистныя ему казачья фигуры. Быстро вскочилъ онъ на ноги, схватилъ свое ружье и прицлился въ одного изъ донцовъ, но въ ту же секунду об пики впились ему въ туловище. Полякъ дрогнулъ, судорожно схватился руками за древки пикъ, и мертвый повалился на землю.

Все это было дломъ мене нежели секунды. Проходя мимо тла, драгуны отворачиваясь отъ него, имъ было непріятно смотрть на этотъ худой, длинный трупъ, обезображенный агоніей внезапной смерти.

Это, по видимому, пустое и обыкновенное въ военное время обстоятельство, странно подйствовало на расположеніе духа солдатъ. Веселая оживленность тотчасъ же уступила мсто тяжелому, тоскливому чувству, у каждаго изъ нихъ промелькнуло въ голов, что черезъ нсколько минутъ прійдется можетъ-быть и самому валяться коченя въ грязи, съ разрубленнымъ черепомъ или пробитою пулей грудью.

Все время нашъ авангардъ шелъ по проск шириною сажень въ сорокъ, эта ширина была какъ разъ достаточна для того, чтобы развернуть полуэскадронъ для атаки, имя на флангахъ казаковъ. Справа и слва тянулся полу-обнаженный отъ листьевъ вковой лсъ, между громадными стволами дубовъ и буковъ, росъ мелкій кустарникъ оршника и березника, что мшало-бы кавалеристамъ проходить лсомъ помимо дороги, а между тмъ пхотинцы могли дйствовать въ немъ совершенно удобно. Такъ какъ нашъ авангардъ состоялъ изъ драгунъ, то его и не затрудняла эта неудобопроходимость лса, въ случа надобности, Карелинъ всегда могъ спшить людей — и съ выгодою воспользоваться этими самыми кустарниками. Вс эти обстоятельства значительно ободряли Карелина, онъ зналъ, что если прійдется встртиться съ большимъ числомъ повстанцевъ, то онъ все-таки будетъ въ состояніи удержаться до прибытія отряда.

Близость банды съ каждымъ шагомъ становилось все яснй и яснй, уже по лсу доносился до насъ глухой гулъ движенія большой массы, разстояніе, отдлявшее нашихъ отъ повстанцевъ, было, вроятно, не боле версты. И дйствительно, минуты черезъ дв, на одномъ изъ поворотовъ проски, разомъ открылась передъ глазами Карелина вся партія.

Съ затаеннымъ дыханіемъ, привставши на стременахъ, смотрли драгуны на эту пеструю движущуюся массу. Ближе всего къ намъ, въ арьергард банды, шли уланы, яркіе флюгера пикъ колебались надъ фронтомъ. За ними виднлись обозы, а дальше, безконечною, извивавшеюся по дорог линіей блестли штыки и косы пхотинцевъ.

Казалось, въ первую минуту уланы не замтили нашего появленія,— они продолжали шагомъ удаляться отъ насъ, потомъ изъ-за фронта выскочили два всадника, послышалась какая-то неясная команда, и поляки, остановившись, медленно повернули къ намъ лицомъ и стали.

Не желая давать непріятелю времени опомниться, Карелинъ быстро развернулъ свой полуэскадронъ, ршаясь атаковать уланъ.

Ширина проски не позволяла полякамъ развернуть фронтъ боле нашего, значитъ шансы этой атаки была равные.

Если уланы будутъ опрокинуты, то они бросятся на свои же обозы и пхоту, произойдетъ общій безпорядокъ, а тутъ подойдетъ пхота нашего отряда — и общее дло завяжется при самыхъ выгодныхъ для насъ условіяхъ. Такъ разсчитывалъ Карелинъ, онъ былъ увренъ, что отрядъ нашъ находится не боле какъ въ полуверст отъ авангарда.

— Сабли вонъ! полуэскадронъ рысью — маршъ! скомандовалъ онъ громко и отчетливо, повернувшись на сдл къ фронту.

Зашелестли вынутые изъ ноженъ клинки, и драгуны бойкою рысью тронулись впередъ, не отрывая глазъ отъ разноцвтнаго фронта польскихъ уланъ. Рысь становилось живе, половина лошадей галопировала, Карелинъ приподнялъ саблю и сквозь зубы процдилъ: ‘маршъ-маршъ’. Но въ ту же секунду, стоявшіе до сихъ поръ неподвижно, уланы повернули направо и налво, и какъ веръ разлетлись въ стороны.

Прямо передъ несущимися драгунами стоялъ темный фронтъ пхоты: вс люди были въ черныхъ плащахъ и красныхъ фескахъ, это были пресловутые зуавы Рошбрюна. Вотъ вдоль фронта вспыхнула блая полоса дыма… и страшный, оглушительный залпъ, повторенный по лсу тысячами отголосковъ, загрохоталъ въ воздух. Пораженные этою неожиданностью, драгуны стали какъ вкопанные.

Карелинъ обернулся къ фронту, онъ стоялъ неподвижно, нсколько лошадей судорожно барахтались на земл, кто-то тяжело стоналъ. А между тмъ уланы, въ свою очередь, собирались кинуться на нашихъ драгунъ, и съ фронта надвигалась, съ учащенною пальбой, пхотная масса. Положеніе критическое: отступать было не возможно, имя въ тылу польскихъ уланъ, оставалось спшиться. Драгуны живо соскочили съ лошадей, коноводы повернули на-лво кругомъ и понеслись изъ-подъ выстрловъ. Поляки ринулись за ними, Карелинъ замтилъ это движеніе.

— Бей уланъ, бей конныхъ! закричалъ онъ спшившимся людямъ, и въ ту же секунду изъ-за кустовъ загремли одиночные выстрлы драгунскихъ штуцеровъ. То тамъ, то сямъ валился съ коня кавалеристъ, освобожденныя отъ всадниковъ лошади, какъ бшеныя, носились по проск. Вдругъ до ушей Карелина донесся громкій мотивъ мазурки, польская пхота тсно шла, наклонивъ штыки. По обимъ сторонамъ, блистая широкими косами, продиралась сквозь кусты безпорядочная орда косиньеровъ.

Что могли сдлать сорокъ спшенныхъ драгунъ съ этою массой? предстояло столкновеніе, жаркая рукопашная схатка, и за всмъ этимъ неизбжный результатъ — гибель.

Всхъ казаковъ разослалъ Карелинъ къ отряду, съ просьбою спшить выручить авангардъ. Уже давно должно было бы прійти подкрпленіе, а между тмъ его не было и, насколько могъ видть глазъ, на проск не было замтно ни малйшаго признака отряда.

Перебгая отъ куста къ кусту, отъ одного буковаго ствола къ другому, драгуны шагъ за шагомъ отступали отстрливаясь. Съ страшною тоской смотрлъ Карелинъ на эти смлыя срыя фигуры, какъ он, согнувшись, гд ползкомъ, гд бгомъ, переходили съ мста на мсто. По временамъ они останавливались, покойно подымали штуцера и одиночными мткими выстрлами отвчали на безпорядочный огонь поляковъ. И черезъ нсколько минутъ все это должно погибнуть — изъ за его горячности и непредусмотрительности, его одного, Карелина.

Стиснувъ отъ злости зубы, онъ бродилъ между стрлками, пристально всматриваясь въ мелькающія между кустовъ группы польской пхоты.

Уже косиньеры, махая своимъ оружіемъ, набгали на драгунъ. Дло доходило до штыковъ, когда въ тылу нашего авангарда послышался топотъ копытъ,— и по проск, безпорядочной толпой, показались всадники на рыжихъ лошадяхъ, это былъ второй эскадронъ. Впереди неслось нсколько офицеровъ, за ними въ разбродь, обгоняя другъ друга, съ крикомъ ура! скакали драгуны.

Поляки остановились, огонь прекратился, и пхота начала свертываться въ каре. Уланы, наклонивъ пики, хотли было противопоставить атак атаку, но но выдержали, повернули лошадей и занеслись за свою пхоту.

Въ ту же секунду Карелинъ веллъ трубачу трубить сигналъ коноводамъ. Зазвенла труба, и черезъ нсколько минутъ спшенные драгуны уже снова сидли на своихъ лошадяхъ, глядя вслдъ быстро-отступающей къ Самоволью банды.

Тогда только разъяснилось въ чемъ дло, открылась причина, почему могъ такъ опоздать отрядъ.

Лишь только пришелъ въ Джары второй эскадронъ, начальникъ нашего отряда послалъ Карелину приказаніе остановиться. Такъ какъ посланный казакъ еще не возвращался, то Ильченко думалъ, что его приказаніе уже исполнено, а казакъ остался въ авангард. Простоявъ въ Джарахъ съ полчаса, отрядъ тронулся шагомъ въ путь, ни какъ не предполагая, чтобы авангардъ могъ такъ далеко уйдти отъ главныхъ силъ. Верстахъ въ трехъ найденъ былъ на дорог распростертый казакъ, тотъ самый который былъ посланъ въ авангардъ, онъ былъ убитъ тмъ выстрломъ, который слышалъ Карелинъ у себя въ тылу, — вроятно какой нибудь отставшій повстанецъ свалилъ изъ-за куста прозжавшаго мимо Донца. Вотъ почему авангардъ, не зная ничего объ остановк отряда, зашелъ такъ далеко впередъ — и наврное погибъ-бы, ежелибы его не выручилъ прискакавшій сломя голову второй эскадронъ.

О положеніи Карелина отрядъ узналъ отъ прискакавшихъ авангардныхъ казаковъ, тотчасъ-же второй эскадронъ понесся на выручку товарищей, между тмъ какъ пхота, сбросивъ ранцы, пошла бгомъ къ мсту авангардной схватки.

Возобновлять нападеніе мы не ршились до прибытія отставшихъ верстъ на пять пхотинцевъ — и ограничиваясь наблюденіемъ за отступавшими поляками, мы, въ ожиданіи отряда, шагомъ проваживали нашихъ запотвшихъ отъ скачки лошадей.

По проск кой гд валялись синіе трупы польскихъ уланъ. Мстами виднлись и наши срыя шинели. Раненныя лошади силились вскочить на ноги — и съ храпомъ снова падали въ грязь. Казаки подняли нсколько раненныхъ уланъ и принесли ихъ къ намъ, такъ какъ они могли еще говорить, то мы, воспользовавшись этимъ обстоятельствомъ, узнали, что въ банд было до трехъ тысячъ человкъ, изъ которыхъ до восьми сотъ кавалеристовъ, и что всею бандою командовалъ графъ Скомаровскій, а частями — Дядушицкій, Крукъ, Рошбрюнъ и Обертынскій съ сыновьями. Значитъ, передъ нами была вся галиційская организація.

Минутъ черезъ десять подошелъ отрядъ, распросы прекратились,— и мы, передавъ раненныхъ на попеченіе ротныхъ фельдшеровъ, продолжали преслдованіе до Арсеньевскаго поста, на полу-пути къ Самоволью.

Здсь дорога раздлялась на двое: одна втвь шла прямо по границ, а другая поворачивала нсколько влво и шла самовольскимъ лсомъ на Порицкъ. Слдъ банды въ этомъ пункт тоже раздлялся на двое, а такъ какъ, по малочисленности нашего отряда, мы не могли преслдовать ее по обимъ дорогамъ, то и ршились продолжать идти къ Самоволью, зная, что чмъ дальше поляки будутъ отходить отъ границы, тмъ удобне будетъ не допустить ихъ къ обратному переходу въ Галицію.

Оставивъ пхотныя роты, оба эскадрона снова пошли на рысяхъ. Мы расчитывали нагнать поляковъ на самовольскомъ пол, гд намъ было-бы очень удобно помряться силами съ пестрыми сотнями уланъ.

Скоро показалось и Самоволье. У околицы деревни толпились крестьяне, они издали махали намъ своими круглыми соломенными шляпами, показывая ими по направленію на Порицкъ. Вотъ изъ толпы отдлилось нсколько всадниковъ и поскакали къ намъ, это была подвижная стража {Едва только вспыхнуло возстаніе и ясно выразилось полное къ нему нерасположеніе народа, какъ тотчасъ-же во всхъ западныхъ губерніяхъ была сформирована изъ крестьянъ подвижная стража. Ея обязанность заключалась въ наблюденіи за прозжими дорогами и сельскими заставами, въ тхъ мстахъ, гд не было расположено войско. Впрочемъ, очень часто стражники присоединялись, конечно по своей собственной вол, къ казачьимъ и драгунскимъ разъздамъ, а такъ какъ они были очень хорошо знакомы съ окрестною мстностью, то своимъ сопутствованіемъ приносили этимъ разъздамъ очевидную пользу. Они также собирали и доставляли начальникамъ отрядовъ различныя свднія, оказывавшіяся, большею частію, врными, перевозили пакеты изъ одного отряда въ другой, короче: были для насъ одними изъ самыхъ врныхъ и полезныхъ товарищей въ нашей боевой жизни. Въ случа надобности,они собирались въ большія массы, человкъ по триста и боле, и, не смотря на свое крайне плохое вооруженіе, были страшны повстанцамъ своею природною ненавистью ко всему польскому. Вывали случаи, что они обходились и безъ помощи войскъ, такъ напримръ, подъ селеніемъ Таращи въ Кіевской губерніи, польская партія, вышедшая изъ Кіева, была почти уничтожена одними стражниками.}. Каждый стражникъ былъ вооруженъ пикою, на простомъ некрашеномъ древк, а вмсто сдла служили имъ мшки, набитые сномъ, они же замняли своимъ хозяевамъ и походные фуражные магазины.

У одного изъ стражниковъ висло за плечами старое солдатское ружье, это былъ десятникъ. Трушкомъ подскакали они къ намъ на своихъ маленькихъ туземныхъ лошадкахъ, и вс разомъ отрапортовали маіору Ильченко, что поляки не заходили къ нимъ въ деревню, а поворотили налво къ Порицку. Затмъ десятникъ объявилъ, что вс стражники уже собрались и ‘всмъ войскомъ’ ждутъ маіорскаго приказанія: присоединиться-ли имъ къ казакамъ, или идти вмст съ драгунами.

Мы невольно улыбались, глядя на эти маленькія, почти безоружныя фигуры, какъ хороши и оригинальны казались они намъ съ своею готовностью биться за дло, правоту котораго они ясно сознавали! Не разъ еще посл этого приходилось намъ искренно удивляться смлости и самоотверженію этихъ темныхъ героевъ народнаго дла…

Всхъ стражниковъ собралось около нашего отряда до пятидесяти человкъ, которыхъ Ильченко и поручилъ одному изъ Мацневыхъ.

Надо было спшить къ Порицку — и мы, обогнувъ Самоволье, пошли по направленію виднвшихся на горизонт верхушекъ уже знакомаго намъ костела. Дорога шла извиваясь между болотами, мстами она была такъ узка, что приходилось проходить справа рядами — и это значительно затрудняло движеніе нашихъ эскадроновъ. Наконецъ, выбравшись къ Порицкимъ полямъ, мы поднялись на небольшой пригорокъ, и съ него увидли, верстахъ въ двухъ впереди, хвостъ непріятельской колоны, вступающей въ порицкія заставы. Мы опоздали.

Вдругъ между драгунами поднялась суматоха, раздались голоса: ‘глядите, уходятъ! вонъ они! ишь какъ удираютъ’! Мы посмотрли налво и увидли, далеко подъ самымъ лсомъ, небольшую группу всадниковъ. Они быстро мчались къ Порицку, Флюгера на пикахъ мелькали издали красными точками. Вроятно это былъ конный пикетъ, который сторожилъ у выхода изъ лсу нашъ отрядъ, разсчитывая, что мы пойдемъ за бандой прямо съ Арсеньевскаго поста на Порицкъ.

Разстояніе, отдлявшее скачущихъ поляковъ отъ Порицка, было не мене того, какое отдляло насъ отъ этого мстечка. Повстанцевъ можно было отрзать и захватить живьемъ, ежели они сдадутся. Тотчасъ же трубачамъ велно было сыграть сигналъ ‘Фланкеры’, послышались звонкіе перекаты трубъ, и изъ-за фронта эскадроновъ, съ гикомъ вылетли наздники и понеслись на-перерзъ уланскому пикету. Эскадроны, развернувшись, пошли на рысяхъ за ними.

Тамъ гд арсеньевская дорога выходитъ на иваничевскую, по которой мы вчера шли къ Заболотцамъ, стоялъ высокій католическій крестъ, рзкимъ контуромъ рисовался онъ издали на сромъ дождливомъ неб,— казалось, что онъ-то именно и служилъ цлью скачки поляковъ и драгунъ. Къ нему неслись, по арсеньевской дорог, польскіе уланы, зная, что доскакавъ до него, имъ уже легко будетъ вскочить въ заставу мстечка, мимо Порицкаго кладбища. Къ нему же, полемъ, какъ спущенные со своръ борзыя, прыгая черезъ межи и рытвины, мчались наши наздники. Разстояніе между тми и другими, съ каждымъ скачкомъ коней, становилось все мене и мене, уже они могли различать лица другъ у друга. Вотъ около одного изъ уланъ мелькнулъ дымокъ, раздался легкій звукъ револьвернаго выстрла — еще и еще… Но молча скакали драгуны, пригнувшись къ шеямъ лошадей, и опустивъ внизъ свои шашки…

Въ эту минуту мы замтили вызжавшія изъ за кладбищенской изгороди стройныя массы польскихъ кавалеристовъ, казалось, что они хотли спасти своихъ собратій отъ неизбжной гибели. Рысью развернулись они поперегъ дороги, тронулись немного впередъ, и стали, не дойдя шаговъ двухъ сотъ до креста. Ясно было, что они боялись нашихъ эскадроновъ, и дйствительно, если бы они только бросились на наздниковъ, имъ тотчасъ же пришлось-бы испытать всю тяжесть фланговой кавалерійской атаки. Передъ польскими фронтомъ сновали отдльные всадники, вроятно, кто нибудь изъ начальниковъ банды. Они видимо сдерживали желаніе массы броситься впередъ, и безпрестанно указывали концами своихъ палашей въ нашу сторону.

А между тмъ наздники одинъ за однимъ перескакивали дорожную канаву. Въ воздух заблистали шашечные клинки, и черезъ нсколько секундъ, польскіе уланы валялись по дорог, съ окровавленными, разрубленными на двое лицами.

Здсь только мы могли замтить, до какой страшной степени доходитъ озлобленіе солдатъ при звук пролетающихъ мимо ушей пуль и при вид живой людской крови. Широко раскрывъ глаза, почти задыхаясь отъ волненія, они, съ какимъ-то нечеловческимъ крикомъ, кидались на противниковъ, вовсе не сознавая опасности. Плнъ въ эту минуту немыслимъ, результатомъ сшибки можетъ быть только смерть кого нибудь изъ двухъ, разв какое нибудь чудо спасетъ неустоявшаго въ одиночной рубк. Въ этомъ мы вполн убдились, глядя на молодецкое дло нашихъ наздниковъ. И теперь еще не возможно забыть очевидцу двухъ эпизодовъ, выдлившихся какъ-то изъ общей схватки. Почти впереди всхъ скакалъ молодой блокурый уланъ, онъ не выдержалъ вида двухъ налетвшихъ на него драгунъ, и быстро пригнулся къ ше коня, скрестивъ на голов свои руки, въ ту же секунду мы услышали страшный, раздирающій душу вопль: ‘pardon, pardon’! Оба Мациевы бросились туда, желая спасти повстанца, — но уже было поздно. Немного подальше сзади, на превосходномъ сромъ кон галиційской породы, скакалъ толстый полякъ, конфедератъ его свалился на затылокъ, на горбатомъ пос блестли золотые очки. Онъ услышалъ крикъ ‘pardon’ и, широко махая палашомъ, повернулъ къ наздникамъ. Вдругъ его конь оступился и забороздилъ мордою грязь — и тотчасъ же на широкій затылокъ поляка опустился клинокъ драгунской шашки. Посл мы узнали, что это былъ Обертынскій, одинъ изъ организаторовъ галиційскаго возстанія.

Покончивъ свое дло, наздники рысью отходили, по одиночк, къ нашему фронту. Сзади всхъ, далеко отставши отъ товарищей, тащился пшкомъ высокій, широкоплечій драгунъ, онъ велъ за поводъ своего сильно хромавшаго коня. Вотъ отъ польскаго фронта отдлились два улана и наклонивъ пики, маршъ-маршъ поскакали къ отставшему. Драгунъ медленно обернулся къ нимъ, снялъ изъ-за плечъ штуцеръ и приложился. Поляки видимо начали сдерживать лошадей — и вдругъ, недоскакавъ шаговъ двадцати до своего пшаго противника, круто повернули на-лво кругомъ. Драгунъ, безъ выстрла, снова забросилъ за плечи свой штуцеръ и зашагалъ къ экскадронамъ. Этотъ послдній эпизодъ чрезвычайно выгодно подйствовалъ на состояніе нашего духа, смнивъ тяжелое впечатлніе недавней рзни.

А между тмъ, вдали по дорог, зачернли наши пхотинцы. Замтивъ ихъ, польская кавалерія начала быстро собираться съ фланговъ и потянулась назадъ въ Порицкъ. Скоро она скрылась за заборами и крышами хатъ, кой-гд только въ промежуткахъ, издали, кивали блыя хорунгевки {Небольшое знамя, формой похожее на наши кавалерійскіе штандарты.} идущихъ по гатямъ уланъ. А мы все стояли, не желая отступать и не имя возможности броситься въ Порицкъ, тактическія выгоды котораго обратились теперь вс противъ насъ. Передъ нами темнли полосами болотныя канавы, изъ-за нихъ выглядывало селеніе, а по всему полю носились наши донцы, гоняясь за лишенными своихъ всадниковъ галиційскими лошадьми.

Такъ мы стояли, пока не подошла наша пхота. Но едва только она стала перестраиваться, на ходу, въ ротныя колоны, какъ по всмъ порицкимъ канавамъ забгали какія-то черныя точки. Вслдъ за тмъ забллись отъ дыма гребни канавъ и затрещала дробь бглой ружейной перестрлки. Канавы все боле и боле наполнялись стрлками. Вонъ еще, изъ-за угла кладбищенскаго забора, выбжала толпа пестрыхъ человчковъ. Веромъ разсыпалась она по ближайшей канав, и выстрлы въ ней загремли чаще и чаще, а блые клубы дыма слились въ одну сплошную лепту, скрывъ за собою стрляющихъ повстанцевъ.

Сперва мы любовались этою красивою, оживленною пальбой, пока совершенно безвредною для насъ. Выстрлы бракованныхъ австрійскихъ штуцеровъ, которыми снабжены были повстанцы благосклонностью нашихъ сосдей, не достигали нашего фронта, изрдка только, какъ нибудь нечаянно долетвшая пуля взроетъ землю шагахъ въ десяти передъ фронтомъ — и испуганная ею офицерская лошадь фыркувъ шарахнется въ сторону. Но вотъ повстанцы, пользуясь закрытіями, все ближе и ближе подбирались къ намъ, перебгая, согнувшись, изъ одной канавы въ другую. Громко пронеслась команда: ‘эскадроны, налво-кругомъ, шагомъ’, и мы, медленно отойдя шаговъ двсти назадъ, снова остановились, повернувшись лицомъ къ Порицку.

Въ отвтъ на назойливость польскихъ стрлковъ, наши роты разсыпали своихъ. За цпью тронулись резервы, и скоро, выбитые ружейнымъ огнемъ, поляки стали отступать изъ ближайшихъ къ намъ канавъ. Дольше всхъ краснлись фески уже знакомыхъ Карелину зуавовъ, но вотъ и они начали собираться вмст, и бгомъ пошли вдоль по канав, отступая къ кладбищенскимъ заборамъ. Тогда мы, въ свою очередь, отозвали своихъ стрлковъ и, отойдя еще немного назадъ, расположились наблюдать за бандой. Пхотинцы составили ружья въ козлы, а драгуны сошли съ лошадей, чтобы хотя немного дать отдохнуть до-нельзя-измученнымъ конямъ.

Положеніе наше было чрезвычайно ненадежное, чтобы не сказать боле: передъ нами былъ непріятель, превышающій насъ числомъ, по крайней мр, въ шесть разъ. Онъ занималъ превосходную, укрпленную позицію, мы же стояли въ открытомъ пол. Атаковать Порицкъ нельзя было и думать, все что только можно было сдлать — это удерживать непріятеля на мст до прибытія отрядовъ изъ Устилуга и Дружкополя, особенно мы разсчитывали на послдній: онъ долженъ былъ подойти къ Порицку отъ Милятина, и тогда только оба выхода изъ мстечка на границу были-бы заняты, между тмъ какъ теперь полякамъ стоило только броситься на милятинскую заставу, и они могли-бы, почти безъ всякихъ потерь, прорваться въ Галицію. Значитъ, мы имли возможность удерживать непріятеля только тогда, когда онъ пойдетъ по самовольской дорог,— и еслибъ полякамъ посчастливилось отбросить съ дороги нашъ отрядъ, то по крайней мр это обошлось-бы имъ не очень-то дешево. Съ какимъ лихорадочнымъ нетерпніемъ ожидали мы дружкопольцевъ, тмъ боле что мы знали, какіе тузы польскаго возстанія сидятъ въ Порицк, захвативъ ихъ, мы могли бы, хотя на вромя, обезпечить спокойствіе края. А пока не занята милятинская дорога, этимъ тузамъ почти ничего не стоило вырваться изъ нашихъ рукъ.

Съ каждымъ часомъ становилось холодне, шедшій до сихъ поръ мелкій дождь обратился въ ледяную крупу, замокшія шинели смерзлись и давно уже потеряли свои согрвательныя свойства, холодный втеръ пронизывалъ озябшихъ и голодныхъ солдатъ. Надо было позаботиться найти возможность хотя сколько нибудь дать согрться людямъ, поэтому ршено было сойдти съ самовольской дороги и занять небольшую деревню Ляхово, не боле какъ въ полуверст отъ Порицка. Это тмъ боле было необходимо, что отощавшіе драгунскіе кони нуждались въ водопо, а въ ляховскомъ двор были прекрасные и совершенно годные для этого колодцы. Еслибы поляки вышли изъ Порицка, то мы всегда имли возможность во-время вернуться на самовольную дорогу.

Едва только было замчено наше движеніе, какъ массы польской конницы снова выдвинулись изъ-за кладбища, два раза они пытались атакавать растянутыя въ своемъ движеніи роты, и оба раза останавливались, видя готовность нашихъ эскадроповъ къ фланговой атак. Между тмъ пхотинцы уже подходили къ Ляхову, тамъ ихъ встртилъ бглый огонь засвшихъ за плетнями косиньеровъ и нсколькихъ сотенъ польской линейной пхоты. Безъ выстрла и безъ крика ура, молча кинулись об роты къ деревн,— и тотчасъ же выбитые штыками поляки бжали въ безпорядк по Ляховской улиц, отступая къ Порицку.

Деревня была занята. Мы выставили аванпосты и конную цпь, и солдаты весело пошли отогрваться въ радушно отпертыя крестьянами хаты. Но, увы! ляховскіе крестьяне только тепломъ и могли угостить нашихъ солдатъ, во всей деревн нельзя было найти ни куска хлба, все състное было забрано только-что выгнанными отсюда поляками.

Не прошло и полу часа посл занятія Ляхова, какъ изъ Порицка то и дло начали вызжать конныя партіи, по двсти и триста человкъ, он видимо вызывали драгунъ въ поле,— и коль скоро какой нибудь изъ нашихъ эскадроновъ выдвигался изъ деревни, поляки тотчасъ поворачивали налво кругомъ, и скакали назадъ, заманивая драгунъ подъ выстрлы своей пхоты. Это стало намъ сильно надодать, тмъ боле что подобныя атаки, не достигая окончательной цли, изнуряли нашихъ лошадей — и безъ того измученныхъ полутора-суточнымъ походомъ.

Странный и невеселый видъ имла наша ляховская стоянка. Молча ворочались солдаты между составленныхъ въ козлы ружей, на лиц каждаго изъ нихъ рзко выражалось сознаніе досаднаго безсилія: передъ ними былъ непріятель, врагъ въ обширнйшемъ значеніи этого слова,— и они почти ничего не могли ему длать. Казалось даже страннымъ, какъ это поляки не ршались перейти въ наступательное движеніе, это для нихъ было такъ легко: вдь они видли наши силы, въ то время когда мы, передъ самымъ ихъ носомъ, прошли къ Ляхову. Они даже могли по одиночк пересчитать всхъ своихъ противниковъ, чего же они боялись? И странно, всмъ намъ какъ будто-бы хотлось этого, совершенно невыгоднаго для насъ, нападенія! Это тяжелое, безпокойное состояніе раздлялось также нашимъ маіоромъ, онъ поминутно грызъ свои блые длинные усы — и то и дло посылалъ къ Иваничамъ узнать, не идетъ-ли хоть какое нибудь подкрпленіе изъ штаба. Но ни по Устилужской, ни по Дружкопольской дорогамъ не было ни слышно ни видно ршительно никакого признака движенія. А между тмъ времени прошло уже столько, что можно было сдлать, по крайенй мр, три такихъ перехода. Мы вс ломали себ головы придумывая причины такого страннаго замедленія.

Стемнло. Впереди, надъ мстечкомъ, показалось красноватое зарево, стало какъ-будто немного теплй, снова нашелъ дождь, и отъ болотъ, окружающихъ Порицкъ, поднялся густой бловатый туманъ.

Почти вс офицеры собрались въ одной изъ крайнихъ хатъ, кто сидлъ на скамь, кто шагалъ изъ угла въ уголъ но тсной комнат, большинство тснилось у ярко пылавшей печи, рисуясь на блыхъ стнахъ гигантскими фантастическими тнями. Иногда широкій лучь краснаго свта, прорвавшись между загораживавшими его фигурами, падалъ на четвероугольникъ отворенной настежъ низенькой двери,— и тамъ, на темномъ Фон ночи освщалась имъ блая голова усталаго копя, блестлъ конецъ драгунскаго штуцера, или на минуту показывалось усатое суровое лицо, недовольнаго бездйствіемъ, солдата. Здсь уже не было той оживленности, какъ наканун, въ Заболотскомъ палац, рдко вырвется слово, другое, и то прозвучитъ какъ-то странно, какъ-будто оно совершенно лишнее и уже вовсе не кстати нарушило общее тоскливое молчаніе.

Гремя оружіемъ, входили офицеры, только-что вернувшіеся или съ ночнаго обхода передовой цпи, или отъ драгунскихъ коновязей, и молча занимали свои мста противъ огня, выжимая изъ намокшихъ башлыковъ ручьями бжавшую воду. Также точно на смну ихъ выходили изъ хаты другіе, застегиваясь плотнй на ходу, и почти не взглянувъ на своихъ оставшихся товарищей.

Тяжелая дремота одолвала насъ, вс начали подыскивать себ боле удобныя положенія, кто-то уже храплъ, положивъ на руки голову… Какъ вдругъ на двор послышался шумъ, какой-то голосъ громко спрашивалъ: здсь-ли маіоръ Ильченко? и нсколько фыркающихъ лошадей, остановившись у самаго крыльца, съ шумомъ расплескивали накопившіяся лужи.

Въ хату вошелъ, пригнувшись въ дверяхъ, офицеръ высокаго роста, по голосу мы узнали капитана генеральнаго штаба Краснова.

— Господа! началъ онъ, снимая и отряхивая мокрый башлыкъ,— гд маіоръ? А покуда, ради Бога, водки!… Ну да и холодно же, чортъ его дери! я думалъ замерзну, покуда доду къ вамъ. Ну, что же у васъ тутъ длается? разсказывайте-ка, разсказывайте!

— Нтъ, вы намъ разскажите-ка, процдилъ сквозь зубы Ильченко,— что вы до сихъ поръ длаете тамъ, въ Устилуг?

— Какъ что? васъ выручать идемъ, вотъ что!

— Врно черепашьимъ шагомъ?

— Да ужъ тамъ какимъ-бы ни было! наше дло подначальное. Идемъ, какъ велятъ, гд тихо, гд скоро, а гд вовсе остановимся.

Вопросы: гд? что? какъ великъ отрядъ? кто его ведетъ? посыпались со всхъ сторонъ на Краснова, и вслдъ за этимъ, трудно себ вообразить то общее удивленіе и ни чмъ не сдерживаемую досаду, когда мы узнали, что отрядъ изъ трехъ ротъ пхоты, артилерійскаго казачьяго взвода и еще одного эскадрона драгунъ остановился ночевать въ Иваничахъ, не дойдя только десяти верстъ до Порицка. Устилужскимъ отрядомъ командовалъ начальникъ нашего штаба, полковникъ Циклядзе, по словамъ Краснова, онъ не ршался пройти съ орудіями до разсвта незнакомымъ ему вовсе зеленымъ лсомъ, какъ будто онъ не зналъ, что лсъ этотъ находится въ тылу нашего отряда,— значитъ, онъ былъ совершенно безопасенъ для прохода.

Ильченко быстро подошелъ къ Краснову:

— Что же вы съ нами длаете? обратился онъ къ нему.— Господа! кто нибудь! берите казаковъ, скачите въ Иваничи, не жалйте коня, загоните его если понадобится, и доложите полковнику, что каждая минута дорога, что медля, мы можемъ потерять все дло, только скорй, ради Бога скорй!

Одинъ изъ офицеровъ второго эскадрона всталъ и вышелъ изъ хаты.

Мы вс какъ будто ожили. Начали разсчитывать, скороли можетъ прійти Циклядзе, оказалось, что раньше трехъ часовъ нельзя и ожидать, считая часъ на проздъ посланнаго и два остальные на движеніе отряда. Мы сильно надялись, что поляки еще до утра продержатся въ Порицк.

Прошло часа полтора времени — и пора было выступать на нашу прежнюю позицію. Покуда роты строились, мы вывели изъ деревни драгунъ, и послали собирать ведеты. Скоро все было готово, ждали только прибытія отряда изъ Иваничей. Наконецъ посланный офицеръ вернулся, онъ привезъ приказаніе отъ начальника штаба, идти къ Владиміръ-волынской застав Порицка, атаковать поляковъ съ той стороны, гд они мене всего могли ожидать, и отбросить всю банду на Самовольскую дорогу, гд ее долженъ встртить Циклядзе съ своимъ Устилужскимъ отрядомъ. Сигналомъ къ нападенію должны были служить выстрлы казачьихъ орудій. Все это было-бы какъ нельзя лучше, если-бы не добавочное приказаніе: не начинать наступательныхъ дйствій прежде разсвта.

А если полякамъ вздумается начать выступленіе раньше? Тогда намъ приходилось быть безучастными зрителями ихъ движенія. Такъ именно и случилось.

Едва только мы выслушали присланное приказаніе, какъ изъ Порицка донесся до насъ смшанный гулъ, тутъ слышанъ былъ и скрипъ возовъ, и говоръ людей, и глухой шумъ движенія, короче: вс слишкомъ знакомые намъ звуки, сопровождающіе приготовленіе къ походу. Ясно было, что графъ Скомаровскій не желаетъ дожидаться разсвта.

Вторично было послано въ Иваничи извстіе объ этомъ обстоятельств, и, черезъ два часа, опять полученъ такой же отвтъ, и подтвержденіе приказанія, отнюдь не начинать атаки до прихода Циклядзе. А между тмъ офицеръ, собиравшій ведеты, прискакалъ съ извстіемъ, что изъ Самовольской заставы замтно большое движеніе. Поляки выступали изъ Порицка, а значитъ и изъ нашихъ рукъ.

Мы быстро вышли изъ Ляхова, поднялись на Порицкое поле и, сквозь бловатый сумракъ разсвта, увидли ползущія на Самоволье длинныя, черныя, глухо-шумящія полосы. Атаковать непріятеля мы не имли никакого права, потерявъ свободу дйствій самостоятельнаго отряда, и вполн завися отъ распоряженій начальника штаба, только что въ эту минуту выступившаго изъ Иваничей.

Тяжело было на душ у каждаго изъ насъ, когда послдніе ряды банды скрылись за угломъ Самовольскаю лса. Муки Тантала имли, должно быть, много общаго съ тмъ что мы чувствовали, и странно: когда мы слышали за собой въ рядахъ глухое, недовольное ворчаніе, намъ какъ будто-бы совстно было обернуться къ нимъ лицомъ, чтобы унять это невольное нарушеніе дисциплины, казавшееся намъ, въ эту минуту, почти законнымъ. Мы боялись, что вотъ наши солдаты не выдержатъ и не дожидаясь команды, ринутся впередъ, тмъ боле, что это тревожное, лихорадочное состояніе духа могло легко привести къ этому,— и довольно было одного, самого незначущаго въ другое время, обстоятельства, чтобы разомъ подорвать едва-сдерживаемый нами порядокъ.

Рзкій втеръ скоро разогналъ мочившія насъ цлую ночь тучи, на восток, изъ конца въ конецъ, блеснула желтая полоса свта, и острыя верхушки Порицкаго костела вспыхнули на синемъ утреннемъ неб.

— А вонъ и Устилужцы!.. сказалъ кто-то — и все оборотилось назадъ. Отъ темной стны зеленаго лса отдлялись, одна за одной, группы приближавшагося отряда, онъ шелъ медленно, впереди и немного всторон хало нсколько всадниковъ: это былъ Циклядзе. Потомъ, стройно двигался, справа по шести, нашъ лейбъ-эскадронъ, на своихъ красивыхъ гндыхъ лошадяхъ, за нимъ зеленлись казачьи орудія, ярко выдляясь изъ томной массы окружающей ихъ прислуги, и сзади всхъ тянулись пхотныя роты, блистая рядами штыковъ, освщенныхъ только-что взошедшимъ солнцемъ. Скоро отрядъ подошелъ къ намъ, Ильченко скомандовалъ: ‘смирно’! и поскакалъ къ начальнику штаба. Тотъ рысью похалъ къ нему навстрчу и, поговоривъ немного съ маіоромъ, повернулъ коня къ фронту нашихъ эскадроновъ, прищурившись, посмотрлъ онъ на изнуренныя лица драгунъ, и кивнувъ головой, лниво поздоровался съ ними. Не дружно и какъ-то хрипло отвтили эскадроны на привтствіе, на лвомъ фланг промолчали вовсе. Это не понравилось начальнику штаба, онъ отвернулся и похалъ къ пхотинцамъ.

Между тмъ, прибывшія роты ставили ружья въ козлы, казаки ворочались около своихъ орудій, а мы, съхавшись съ новыми товарищами, въ полголоса толковали о только-что проведенной ночи. Посл мы узнали, что начальнику штаба сильно не понравился мрачный и неопрятный видъ нашего отряда. И дйствительно, полутора-суточный походъ, ночлегъ въ грязи, подъ дождемъ, и почти сорока-часовой постъ оказали-таки свое дйствіе, измученные кони, опустивъ головы, лниво стояли, отставляя поминутно переднія ноги, солдаты распустили поводья и угрюмо смотрли изъ-подъ козырковъ своихъ кепи, покрытые съ ногъ до головы грязью, пхотинцы молча оправляли другъ у друга сбившуюся на сторону амуницію. И какая поразительная разница была между нами и свжими, румяными, опрятно-одтыми рядами Устилужцевъ! имъ не-отъ-чего было потерять свой щегольской видъ, съ комфортомъ прошли они сорока-верстный переходъ изъ Устилуга въ двадцать шесть часовъ, считая ночлегъ въ Иваничахъ. Правда, этотъ наружный блескъ вовсе не согласовался съ внутреннимъ состояніемъ духа солдатъ, имъ было не легче нашего, когда они узнали о потер дла, которое могло быть однимъ изъ самыхъ блестящихъ длъ за все время возстанія польскаго панства…

Покуда мы разговаривали съ прибывшими, изъ Порицка показалось необыкновенно оригинальная, весело шумящая толпа, по дорог шли, попарно, странныя, пестро одтыя фигуры, тутъ краснли и зуавскія шапочки, мелькали блыя конфедератки, кой-гд раззвались по втру синіе плащи уланъ, но больше всего видно было темныхъ костюмовъ косиньеровъ. По неловкой, колеблющейся походк мы замтили, что они были связаны по рукамъ, по два и по три человка вмст. По бокамъ дороги, спереди и сзади, весело гарцовали подвижные стражники, смясь во все горло, они выдлывали уморительныя эволюціи своими жалкимъ оружіемъ. Оказалось, что они безъ спроса отдлились отъ нашего отряда въ то время, когда онъ выходилъ изъ Ляхова, и ворвавшись, черезъ владиміро-волынскую заставу, въ Порицкъ, разсыпались по всмъ, хорошо знакомымъ имъ, закоулкамъ мстечка — и позабирали всхъ, кто только отсталъ отъ выступившей изъ Порицка банды. Почти вс плнные были найдены спящими, кто подъ заборами, кто на дворахъ и въ хатахъ. Не одинъ только хмль свалилъ съ ногъ попавшихся повстанцевъ, большинство спало тяжелымъ сномъ крайняго утомленія. Одинъ изъ десятниковъ снялъ свою соломенную шляпу и, улыбаясь во весь ротъ, подъхалъ къ Ильченко.

— Ваше ско-родые, началъ онъ, — въ Порыцьку нема ни кого изъ ляховъ, бо мы усихъ забрали.

— Да-полно всхъ-ли? замтилъ улыбаясь маіоръ.

— Тылько панъ Мартыновскій {Управляющій имніями графа Чацкова, постоянно жившій въ Порицк.} съ графскими холопьями и остались, тихъ мы ни забирали. А коли прикажете, то и ихъ заберемъ.

— Ну, покуда не надо, сказалъ Ильченко,— а этихъ берегите хорошенько, чтобы не ушли.

Стражникъ засмялся, сказавъ, что ляхи отъ нихъ не утекутъ, и отъхалъ къ своимъ товарищамъ.

Между плнными особенно обращали на себя вниманіе два высокіе, широко-плечіе блондина, они бодро стояли впереди всхъ, красиво драпируясь зуавскими плащами. Кто-то изъ офицеровъ обратился къ нимъ съ французскою фразой. Зуавы переглянулись между собою — и одинъ изъ нихъ, робко заикаясь, отвтилъ по польски, что они не понимаютъ. Тогда ихъ спросили по русски: откуда они родомъ? И оказалось, что одинъ изъ окрестностей Львова, а другой — виленскій сдельный подмастерье и уроженецъ этого же города. Эти зуавы были не алжирскаго происхожденія, какъ и вся остальная ихъ братья, за самымъ незначительнымъ исключеніемъ, въ чемъ мы убдились окончательно впослдствіи. За этими псевдо-зуавами стояла смшанная группа, человкъ изъ десяти. Между ними мы увидли мальчика лтъ двнадцати, онъ сидлъ на земл и глухо рыдалъ, опустивъ на колни голову. Рядомъ съ нимъ стоялъ худощавый, небольшаго роста полякъ. Замтивъ, что мы смотримъ на ребенка, онъ сильно толкнулъ его сапогомъ въ бокъ, проворчавъ какую-то брань, его тотчасъ же велли связать покрпче и держать отдльно отъ остальныхъ плнныхъ, что и было быстро исполнено стражниками съ нескрываемымъ удовольствіемъ. Всхъ остальныхъ развязали и усадили на приведенныя изъ Порицка фурманки. Къ стражникамъ присоединилось нсколько казаковъ, и вс они окруживъ повозки, тронулись шагомъ къ Владиміръ-Волынску, сдавать плнныхъ тамошней слдственной коммисіи.

Въ эту минуту мы вс вздрогнули какъ будто отъ электрическаго удара: со стороны Волчьяго поста до насъ донеслись звуки выстрловъ, потомъ еще — и наконецъ все слилось въ глухіе перекаты отдаленной канонады. Отъ Самоволья неслись къ намъ, во всю прыть лошадей, солдаты пограничной стражи. Тотъ же самый Гениксъ скакалъ впереди всхъ, онъ намъ привезъ извстіе, что австрійцы загородили дорогу Скомаровскому, и не допускаютъ поляковъ къ обратному переходу въ Галицію. Наше дло видимо поправлялось. Надо было спшить къ Волчьему посту, гд мы могли настигнуть всю выскользнувшую изъ нашихъ рукъ банду.

Едва только эта всть разнеслась по рядамъ, какъ солдаты быстро вскочили на ноги, усталость была забыта мгновенно, вс какъ будто ожили, и не дожидаясь команды, стали строиться, вытягиваясь по дорог. Отдавъ приказаніе трогаться, Циклядзе похалъ впередъ. Драгуны, пропустивъ мимо себя звенящія орудія, двинулись за ними, укрпясь на сдлахъ и разбирая на ходу поводья.

Скоро мы дошли до Самоволья, и повернули направо по границ. Выстрлы доносились до насъ ясне: то наша пограничная стража перестрливалась съ арьергардомъ Скомаровскаго. Капитанъ Красновъ, забравъ съ собою казаковъ, поскакалъ впередъ, узнать въ чемъ дло. Эскадроны, обогнавъ пхоту, пошли рысью, а за ними, гремя и прыгая по кочкамъ, покатились оба орудія. Пхотинцы ускорили шагъ.

Когда мы прошли такимъ образомъ версты три, то увидли Краснова, который несся къ намъ навстрчу, на своемъ рыжемъ кон, онъ былъ безъ фуражки. ‘Драгунъ! скоре драгунъ’! крикнулъ онъ намъ, и поскакалъ дальше къ Циклядзе, который отсталъ отъ насъ съ пхотой версты на полторы. Мы прибавили рыси, не понимая, что могло случиться съ казаками. Скоро мы замтили въ сторон двухъ казачьихъ лошадей, он были безъ всадниковъ, и путаясь въ поводьяхъ, продирались сквозь густо-растущій кустарникъ. Вотъ впереди показалось человкъ шесть донцовъ, они въ безпорядк скакали къ намъ, крича: ‘драгуны, выручайте нашихъ’! Двое изъ нихъ были забрызганы кровью, самый задній конвульсивно корчился на сдл, схватившись обими руками за правый бокъ и бросивъ поводья на шею своего коня.

Скоро разъяснилось, въ чемъ дло: Красновъ, доскакавъ до отстрливающейся пограничной стражи, съ гикомъ ударилъ на ближайшихъ уланъ, т повернули лошадей, и казаки сгоряча занеслись, въ своемъ преслдованіи, подъ выстрлы пхоты. Тогда они бросились назадъ, уланы за ними — и усталые донскіе кони не могли упести своихъ хозяевъ отъ насвшихъ на нихъ поляковъ. Нсколько донцовъ было изрублено, остальные въ безпорядк кинулись въ разныя стороны, спасаясь отъ преслдованія.

Драгуны шли насколько хватало рыси лошадей, и минутъ черезъ десять, мы увидли передъ собой всю трехъ-тысячную партію Скомаровскаго.

Пограничная линія шла, какъ я уже сказалъ, лсомъ. Верстахъ въ восьми отъ Самоволья ее перескало длинное топкое болото, версты на полторы выдающееся въ сторону Галиціи, прозжая дорога огибала это болото, и въ одномъ изъ ея изгибовъ стояла полуразрушенная сторожка, которая и называлась Волчьимъ постомъ. Это болото на половину принадлежало австрійцамъ, на половину намъ, о чемъ свидтельствовали изрдка торчавшіе между кочекъ столбы съ національными цвтами и гербами обихъ имперій. Въ этомъ именно мст мы настигли поляковъ. Первое что мы увидли, былъ рядъ выкрашенныхъ зеленой краской парныхъ повозокъ, вокругъ нихъ толпились косиньеры, а нсколько конныхъ, повидимому, распоряжались движеніемъ. Увидя насъ, обозы круто свернули всторону, и маршъ-маршемъ бросились къ болоту, думая уйти въ Галицію помимо дороги. Скоро колеса тяжело нагруженныхъ повозокъ зарзались въ толкомъ болотномъ грунт, упряжныя лошади, горячо вырываясь изъ-подъ хлеставшихъ ихъ безъ пощады бичей, пробороздили еще шаговъ двадцать и стали, провалившись по брюхо, весь обозъ завязъ, не достигнувъ до спасительныхъ черно-желтыхъ столбовъ. Тогда мы замтили большія массы польской пхоты, которыя, желая спасти обозъ, шли къ намъ навстрчу. Второй и четвертый эскадроны вынеслись на болотную опушку, спшили людей, и наступающіе поляки были тотчасъ же встрчены мткимъ огнемъ драгунскихъ штуцеровъ. Непріятель шелъ, тсно сомкнувшись, не останавливаясь и не задерживая шага. Впереди, надъ толпой, на длинномъ погнувшемся древк, полоскалось синее знамя, съ блымъ одноглавымъ орломъ. Праве, какъ будто отдлившись отъ массы, краснли зуавскія фески, они значительно опередили другихъ, и первые кинулись въ штыки на спшенныхъ драгунъ втораго эскадрона. Завязалась рукопашная схватка. Въ эту минуту одно изъ орудій выскочило на окраину болота, быстро снялось съ передковъ, и тотчасъ-же мелкій трескъ ружейной пальбы былъ совершенно покрытъ громомъ пушечнаго выстрла, вслдъ за нимъ раздался второй ударъ… поляки дрогнули и въ безпорядк кинулись вправо, къ своимъ завязшимъ обозамъ. По лсу понесся шумъ бгущихъ массъ, и когда разсялся немного дымъ нашихъ орудій, мы замтили безпорядочную кучу труповъ, изъ которой, какъ-то наискось торчало знакомое намъ синее знамя. Страшную картину увидли мы передъ собой: вся середина болота была занята завязшею двухътысячною массой народа, все это, продираясь между повозками, давило другъ друга, и безпорядочно отстрливаясь, спасалось въ Галицію. Только на правомъ фланг еще держались зуавы, засвъ въ кустахъ, близь самой опушки. Нсколько разъ драгуны бросались на нихъ, и каждый разъ имъ не удавалось выбить крпко-засвшаго врага. На самомъ краю болота лежалъ громадный стволъ столтняго, вывороченнаго съ корнемъ дуба, его корявыя втви, перепутавшись съ измятымъ, поломаннымъ кустарникомъ, служили крпкой заской зуавамъ. Уже два раза отбивали они нашихъ драгунъ, какъ вдругъ сзади ихъ показались нсколько срыхъ шинелей, это былъ нашъ общій фаворитъ, шестнадцати-лтній юнкеръ Жихаревъ, онъ, съ четырьмя драгунами прорвался стороной, между кустами, и бросился въ тылъ зуавамъ. Закипла штыковая рзня, и скоро вся опушка была совершенно очищена отъ непріятеля. Тогда только мы замтили, далеко, на той сторон болота, длинныя блыя линіи австрійцевъ. Почти вся польская кавалерія была тамъ, Скомаровскій съ своимъ штабомъ велъ переговоры съ начальникомъ австрійскаго отряда.

Наконецъ наша пхота подошла къ мсту боя. Тотчасъ-же дв роты смнили драгунъ, и эскадроны снова сли на лошадей. Во время смны, на правомъ фланг очистился промежутокъ, саженей въ полтораста шириной, желая прорваться сквозь нашъ отрядъ, польская кавалерія, вся разомъ, толпой кинулась къ этому мсту. Замтивъ это, лейбъ-эскадропъ усплъ заскакать во флангъ полякамъ и опрокинуть ихъ обратно къ болоту, тогда вся эта безпорядочная конная масса пронеслась подъ выстрлами нашихъ ротъ и наткнулась на оба казачьи орудія, которыя тотчасъ-же встртили ее картечными выстрлами, а второй эскадронъ, вынесшись изъ-за пушекъ, погналъ разстроенныхъ и совершенно потерявшихся уланъ прямо ко всей, еще не выбравшейся изъ болота банд. Все перепуталось вмст, и надъ всею этою живою, ворочавшеюся массой людей и лошадей носился въ воздух тяжелый стонъ раненыхъ, едва заглушаемый трескомъ ружейныхъ выстрловъ…

Далеко всторон, на небольшомъ, покрытомъ кустарникомъ пригорк, стоялъ полковникъ Циклядзе. Около него толпилось нсколько всадниковъ въ блыхъ мундирахъ, это австрійскій штабъ-офицеръ прискакалъ для переговоровъ съ нашимъ начальникомъ штаба. Оттуда донеслись до насъ звуки отбоя, наши трубачи подхватили, и черезъ нсколько минутъ пальба затихла по всей линіи. Поляки положили оружіе.

Тогда поднялась оживленная, шумная суматоха. Одна изъ нашихъ ротъ, закинувъ ружья за плечи, съ пснями пошла по болоту вытаскивать завязшіе обозы. Со всхъ сторонъ сводили плнныхъ. Казаки ловили лошадей и сгоняли ихъ въ общій табунъ, самое разнокалиберное оружіе собиралось и складывалось въ кучи. Только къ вечеру прекратилась эта возня, и все приведено было въ надлежащій порядокъ…

Правда, результаты дла были громадны: весь обозъ, оружіе и лошади достались намъ въ руки, почти трехъ-тысячная партія была разсяна и окончательно лишена средствъ собраться снова… Но все-таки самыя главныя птицы улетли: Скомаровскій, Дядушицкій, Крукъ и вс остальные вожди оставили банду, за нсколько минутъ до неизбжнаго пораженія, и сдались австрійцамъ. Въ тотъ же день они получили свободу — и все удовольствіе побды было отравлено для насъ этимъ послднимъ пробломъ въ ея результатахъ.

На другой день мы снова заняли Порицкъ. Циклядзе ушелъ обратно въ Устилугъ, и все пошло по прежнему, прерываясь только самыми ничтожными пограничными схватками. Нсколько десятковъ повстанцевъ, спасшись отъ плна у Волчьяго поста, ратовали въ лсахъ, уже не въ видахъ какой либо политической цли, а только добывая средства для своего ежедневнаго пропитанія…

Кстати, я позволю себ разсказать одинъ анекдотъ, тмъ боле что онъ находится въ прямой связи съ Порицкимъ дломъ.

Между хозяйственными строеніями графа Чацкаго, особенно обращаютъ на себя вниманіе, длинными массивными фронтонами, конюшни для упряжныхъ и верховыхъ лошадей. До прихода поляковъ въ Порицкъ, въ нихъ содержалось около восьмидесяти животныхъ, которыя, по своей пород, не годились въ полевую работу, за то вс безъ исключенія могли поступить въ ряды какой угодно кавалеріи. Эти лошади назывались упряжными, для выздовъ самого владльца, что не мшало имъ быть хорошо вызженными подъ-верхъ. Дня за два до Порицкаго дла, Чацкій выхалъ по хозяйству, въ свое Подольское имніе, и поляки распоряжались въ Порицк самостоятельно. Когда банда выступила изъ мстечка, то стойла въ графскихъ конюшняхъ оказались пустыми, кони достигли своего назначенія,— и большинство изъ нихъ, посл кроваваго эпизода на Волчьемъ посту, попали по наслдству подъ казачьи сдла. Дней черезъ десять вернулся графъ, и первое что ему бросилось въ глаза, были казаки ведущіе на водопой его упряжныхъ лошадей..

Какъ-то вечеромъ, Чацкій, сидя за стаканомъ чаю, въ нашемъ офицерскомъ кружк, завелъ рчь о своихъ пустыхъ конюшняхъ и замтилъ, что ему кажется немного страннымъ (при этомъ онъ чрезвычайно пріятно улыбнулся) такое безцеремонное пользованіе его собственностію.

— Я вполн былъ увренъ, что мн возвратятъ этихъ лошадей, добавилъ онъ, обращаясь къ маіору.

— Конечно, графъ, отвчалъ ему маіоръ,— это, вроятно такъ-бы и случилось, но у насъ есть старинный обычай, почти вошедшій въ силу закона, отдавать добытыхъ отъ непріятеля лошадей тмъ изъ казаковъ, которые лишились своихъ во время боя.

— А если эти лошади не принадлежали непріятелю? замтилъ графъ.

— Это какъ-же?

— Да вотъ, напримръ, какъ эти? Вдь, если я не ошибаюсь, въ Россіи существуетъ законъ, говорящій, что взявшій или даже купившій украденную вещь обязанъ возвратить ее владльцу, безъ всякаго вознагражденія.

— Вы совершенно правы, графъ, сказалъ Ильченко,— и ежели только вы офиціально заявите, что эти лошади были украдены у васъ Скомаровскимъ, то, ручаюсь вамъ честнымъ словомъ, вы будете вполн вознаграждены за вашу потерю.

Чацкій покраснлъ и замолчалъ, а черезъ нсколько секундъ, сдлавъ намъ всмъ общій поклонъ, вышелъ изъ комнаты. Заявленія о покраж и до сихъ поръ еще отъ него, кажется, не послдовало…

Н. Каразинъ.

1873. Мая 27.

‘Нива’, NoNo 33—36, 1874

Порицкъ и Волчій постъ.

Читайте также: