Ирвин Шоу.
Помощник шерифа
Ирвин Шоу.
Помощник шерифа
‘РАЗЫСКИВАЕТСЯ ПО ОБВИНЕНИЮ В УБИЙСТВЕ УОЛТЕР КУПЕР.
ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ЧЕТЫРЕСТА ДОЛЛАРОВ’.
———————————————————————————
Помощник шерифа, Шоу Ирвин, Год: 1939
Время на прочтение: 11 минут(ы)
Макомбер сидел в вертящемся кресле шерифа, засунув ноги в корзину для мусора, потому что толстый живот мешал ему положить их на стол. Он сидел и разглядывал висевшее на стене объявление:
Случалось, что он целую неделю подряд просиживал здесь, глядя на слова ‘Четыреста долларов’ и уходил домой только обедать и спать. Спал он не меньше десяти часов в сутки.
Макомбер был третий помощник шерифа и дежурил в конторе потому, что ему не хотелось идти домой к жене. После завтрака пришел и второй помощник, сел, прислонился к стене и тоже уставился на слова: ‘Четыреста долларов’.
— Я читал в газетах, — сказал Макомбер, чувствуя, как пот медленно скатывается по его шее за рубашку, — что в Нью-Мексико самый здоровый климат на свете. Погляди, как я потею. Ты скажешь, это здорово?
— Ну, при твоей толщине, — сказал второй помощник шерифа, не отводя взгляда от слов ‘Четыреста долларов’, — чего же ты хочешь?
— Хоть яичницу жарь, — сказал Макомбер, поглядывая на раскаленную улицу за окном. — Мне нужен отпуск. Тебе тоже. Всем нужен отпуск. — Он с трудом передвинул револьвер, давивший на складку жира. Почему бы Уолтеру Куперу не войти сюда вот сейчас? Ну, почему?
Зазвонил телефон. Макомбер взял трубку. Он слушал и отвечал:
— Да, нет, шериф отдыхает. Я ему передам, до свидания.
Он медленно положил трубку на рычаг и задумался.
— Это из Лос-Анжелеса, — сказал он. — Они все-таки поймали Брисбэйна. Он сидит у них в тюрьме.
— Пятнадцать лет получит, — сказал второй помощник шерифа. — Его сообщнику уже дали пятнадцать лет. Могут поздравить друг друга.
— Это мои крестники, — с расстановкой сказал Макомбер, надевая шляпу. — Я ведь первый заметил, что фургон ограблен. — Он повернулся к двери. — Кому-нибудь придется съездить в Лос-Анжелес за Брисбэйном. По-моему, мне, как ты скажешь?
— Ну, конечно, тебе, — сказал второй помощник. — Славно прокатишься. Голливуд. Девочки там невредные, в Голливуде. — Он сонно кивнул головой. — Я бы и сам не прочь повеселиться в Голливуде.
Макомбер не торопясь шел к дому шерифа и, несмотря на жару, слегка улыбался при мысли о Голливуде. Он даже зашагал быстрей, все его двести сорок фунтов легко и проворно неслись к цели.
— О, чтоб их! — сказал шериф, когда Макомбер сообщил ему о Брисбэине. — Какого чёрта им там не сидится в Голливуде! — Шериф, заспанный и недовольный, спустил ноги с дивана. Он только что прилег вздремнуть после завтрака, сняв башмаки и расстегнув три верхние пуговицы на брюках. — Ведь мы уже осудили одного по этому делу.
— Брисбэйн — известный преступник, — сказал Макомбер.— Он совершил кражу со взломом.
— Да, со взломом, — сказал шериф. — Украл пару носков и два пальто, а я должен посылать за ним человека в Лос-Анжелес. А попроси их препроводить к нам убийцу, так они двадцать лет продержат его в Лос-Анжелесе! Зачем вы меня разбудили? — спросил он сердито.
— Просили передать, чтоб вы как можно скорее позвонили в Лос-Анжелес, — ответил Макомбер ровным голосом. — Там не знают, что с ним делать. Им хочется от него отвязаться. Говорят, он целыми днями орет не своим голосом. Оглушил всю тюрьму.
— Только его тут и не хватало, — сказал шериф. — Очень он мне нужен.
Однако он надел башмаки, застегнул брюки и пошел с Макомбером в контору.
— Может быть, вы не откажетесь съездить в Лос-Анжелес? — спросил он Макомбера.
Макомбер пожал плечами.
— Кому-нибудь надо же поехать.
— Макомбер у нас молодчина, — съязвил шериф. — Наша опора. Всегда готов пожертвовать собой.
— Я же знаю это дело, — сказал Макомбер. — Вдоль и поперек.
Шериф оглянулся на него через плечо.
— Я читал, что девушек там очень много, так много, что даже толстяки могут надеяться на успех. И жену возьмете с собой, Макомбер?
— Кому-нибудь нужно же ехать. Впрочем, я с вами согласен, и Голливуд посмотреть недурно, — рассудительно сказал Макомбер.— Кое-что я о нем читал.
Они вошли в контору, второй помощник вылез из-за стола, и шериф уселся на свое место, расстегнув три верхние пуговицы на брюках. Пыхтя от жары, он открыл ящик и достал оттуда конторскую книгу.
— И зачем только люди живут в таком месте? — вот что мне хотелось бы знать.— Шериф заглянул в раскрытую книгу. — Денег нет ни пенни, — сказал он с досадой. — Ни одного паршивого пенни. После поездки в Нидлз за этим Бьюкером касса совсем пустая. А новых поступлений не будет еще два месяца. Замечательный у нас город. Поймаешь одного жулика, а потом сиди сложа руки весь сезон. Ну, чего вы на меня так уставились, Макомбер?
— Послать человека в Лос-Анжелес обойдется не дороже девяноста долларов. — Макомбер осторожно присел на низенький стул.
— У вас есть девяносто долларов? — спросил шериф.
— Я тут ни при чем, — сказал Макомбер. — Ведь это же известный преступник.
— Может быть, вы уговорите Лос-Анжелес, чтобы они подержали его у себя два месяца. — сказал второй помощник.
— Ну и умники сидят у меня в конторе, — сказал шериф, — Прямо-таки профессора. — Однако он повернулся к телефону и сказал:—Соедините меня с полицейским управлением в Лос-Анжелесе.
— Того, кто ведет дело, зовут Свенсон, — сказал Макомбер.— Он ждет вашего звонка.
— Попробуйте, попросите их изловить убийцу, увидите, что получится. А вот на таких, которые носки крадут, они прямо орлы.
Пока шериф ждал соединения, Макомбер тяжело повернулся на стуле, с трудом отдирая штаны, прилипшие к желтому лаку сидения, и стал смотреть на пустую улицу, добела раскаленную солнцем, на асфальт шоссе, вскипавший от жары мелкими черными пузырьками. На минуту, где-то глубоко, под слоем жира, в нем шевельнулось отвращение к городу Гэтлину, штат Нью-Мексико. Окраина пустыни, прекрасный климат для больных туберкулезом. Двенадцать лет он живет здесь, ходит в кино два раза в неделю, слушает болтовню жены. Растолстел. Прежде чем умереть в Гэтлине, штат Нью-Мексико, непременно растолстеешь. Двенадцать лет, думал он, глядя на улицу, всегда пустую, кроме субботних вечеров. Он уже видел, как выходит из парикмахерской в Голливуде, гуляет под руку с тоненькой блондинкой, заглядывает в бар, выпивает кружку-другую пива. Болтает и смеется в толпе других людей, которые тоже болтают и смеются. Грета Гарбо ходит там по улицам, и Кэрол Ломбард и Алиса Фэй. ‘Сара, — скажет он жене, — я уезжаю в Лос-Анжелес по служебным делам. Вернусь не раньше, чем через неделю’.
— Да?..— кричал шериф в телефон. — Да? Где же Лос-Анжелес?
Девяносто долларов, какие-то паршивые девяносто долларов… Макомбер отвернулся и уже не смотрел на улицу. Он положил руки на колени и сам удивился, что они так дрожат, особенно когда шериф сказал:
—Алло, это Свенсон?
Не в силах сидеть спокойно и слушать, как шериф говорит по телефону, он встал и медленно поплелся через проходную комнату в уборную. Там он запер дверь и стал разглядывать себя в зеркало. Так вот на что стало похоже его лицо — и все это сделали двенадцать лет жизни в Гэтлине, двенадцать лет жениной болтовни. С ничего не выражающим лицом он вернулся в контору.
— Да нет, — говорил шериф,— вам не придется держать его у себя два месяца. Я знаю, что у вас все полно. Знаю, что это противоречит конституции. Сказал, знаю, чёрт вас возьми! Я же только предложил. Очень жаль, что он орет. А я тут при чем? Может, и вы бы заорали, если б вас засадили на пятнадцать лет. Да будет вам, чёрт вас возьми, этот разговор обойдется округу Гэтлин в миллион долларов. Я вам еще позвоню. Хорошо, в шесть часов. Сказал — хорошо. Хорошо!
Шериф положил трубку. С минуту он сидел, отдыхая, опустив голову. Потом вздохнул и застегнул брюки.
— Ну и город, — сказал он, — этот Лос-Анжелес. — Он покачал головой. — Прямо хочется послать все к чёрту. Что ж мне, в гроб ложиться, что ли, из-за человека, который украл пару носков? Ну, что тут делать?
— Это известный преступник, — сказал Макомбер. — Все его дело у нас. — Голос его звучал ровно, но где-то внутри все в нем дрожало от нетерпения.— Закон есть закон.
Шериф посмотрел па него уничтожающим взглядом:
— Неподкупный Макомбер! Прямо-таки совесть шерифа.
Макомбер пожал плечами:
— Причем тут это? Я только хочу закончить дело.
Шериф опять повернулся к телефону.
— Дайте мне казначейство, — сказал он. Дожидаясь соединения и прижав трубку к уху, он глядел на Макомбера.
Макомбер подошел к дверям и выглянул на улицу. В доме напротив, под окном сидела его жена, поджав толстые локти и обливаясь потом. Он отвернулся и стал смотреть в другую сторону.
Голос шерифа, говорившего с казначеем, доносился словно откуда-то издалека и очень неясно. Голос казначея сердито верещал в трубке, скрипучий, точно механическая пила.
— Все только тратят деньги, — кричал он. — Поступлений никаких, а все тратят деньги. Я буду счастлив, если в конце месяца получу свое жалованье, а вы просите девяносто долларов на увеселительную поездку в Лос-Анжелес! Как же, очень нужно ехать за жуликом, который украл на девять долларов старья. Да пойдите вы к чёрту! Я сказал, пойдите вы к чёрту!
Трубка звякнула о рычаг на другом конце провода, и Макомбер сунул руки в карман, чтобы никто не заметил, как они дрожат. Он холодно смотрел, как шериф осторожно кладет трубку на место.
— Макомбер, — сказал шериф, чувствуя на себе жесткий, осуждающий взгляд помощника, — пожалуй, Джоан Кроуфорд придется обойтись без вас в этом году.
— Да, все студии уберут траурным крепом по этому случаю, — сказал второй помощник.
— Я о себе не хлопочу, — сказал Макомбер ровным голосом, — но ведь всем это покажется очень странно: поймали известного преступника, а шериф его выпустил.
Шериф сразу вскочил.
— Чего вы ко мне пристали? — крикнул он, выйдя из себя. — Ну, скажите, какого чёрта вам от меня надо? Не могу же я родить вам девяносто долларов. Говорите со штатом Нью-Мексико!
Макомбер пожал плечами.
— Это уж не мое дело, — сказал он. — Однако, я думаю, мы не можем! позволить, чтобы преступники издевались над законами штата Нью-Мексико.
— Ну, хорошо! —закричал шериф. — Действуйте сами! Идите, действуйте! Я буду им звонить только в шесть. У вас есть еще три часа, вот и старайтесь, чтобы правосудие восторжествовало. Я умываю руки. — Он сел и, расстегнув три верхние пуговицы на брюках, положил ноги на стол. — Если это так для вас важно, — сказал он вдогонку Макомберу, — хлопочите сами.
Направляясь к прокурору округа, Макомбер прошел мимо своего дома. Его жена все так же сидела под окном и обливалась потом. Она посмотрела на мужа равнодушными глазами, и он тоже, проходя мимо, взглянул на нее. Ни тот, ни другая не улыбнулись, не обменялись хоть словом. Одно мгновение они смотрели друг на друга с выражением привычной двенадцатилетней скуки. И Макомбер решительно зашагал дальше, чувствуя, что жара проникает сквозь подошвы и расслабляющей волной поднимается по ногам кверху.
В Голливуде, где на чисто выметенных тротуарах раздается четкий, дразнящий стук высоких каблучков, он будет ходить не так, как ходят толстяки, а твердым и быстрым шагом. Сделав десять шагов с закрытыми глазами, он свернул на главную улицу города Гэтлина, штат Нью-Мексико.
Он вошел в солидное здание в греческом стиле, выстроенное недавно для округа Гэтлин. Проходя по тихим коридорам, отделанным мрамором и прохладным даже среди дня, он зорко оглядывался по сторонам и твердил: — Девяносто долларов, какие-то паршивые девяносто долларов.
Он остановился перед дверью, на которой была табличка ‘Прокурор округа’. Он постоял с минуту, и страх волной то приливал, то отливал в нем. Его пальцы, сжимавшие дверную ручку, вспотели, пока он открывал дверь. Он постарался принять независимую позу человека, который пришел по служебному делу и не заинтересован в нем лично.
Дверь в кабинет была слегка приоткрыта, посреди комнаты стояла жена прокурора, и прокурор кричал на нее:
— Ради бога, Кэрол, надо же иметь совесть! Неужели я похож на миллионера? Ну, скажи, да или нет?
— Мне только нужно немного отдохнуть, — упрямо твердила жена прокурора.— Три недели, только и всего. Я не переношу здешней жары. Я заболею и умру, если мне придется пробыть здесь еще неделю. Значит, ты хочешь, чтобы я заболела и умерла? Ты заставляешь меня жить в этом чудном месте, так что ж мне, и умирать здесь? — Она заплакала, встряхнув тщательно причесанными светлыми волосами.
— Ну, хорошо, — сказал прокурор. — Хорошо. Хорошо, Кэрол. Пожалуйста. Ступай, укладывайся. И перестань плакать. Ради бога, перестань!
Она подбежала к прокурору, поцеловала его и вышла из кабинета, прикладывая платок к кончику носа. Прокурор проводил ее и открыл ей дверь. Она поцеловала его еще раз и побежала по коридору. Прокурор закрыл за ней дверь и устало прислонился к косяку.
— Она хочет съездить в Висконсин, — сказал он Макомберу. — У нее там знакомые. В Висконсине есть озера. Вы ко мне зачем?
Макомбер рассказал ему про Брисбэйна и Лос-Анжелес, и в каком состоянии касса шерифа, и что сказал казначей округа Гэтлин. Прокурор сел на скамью у стены и слушал, опустив голову.
— Чего же вы от меня хотите? — спросил он, выслушав Макомбера до конца.
— Брисбэйн должен получить пятнадцать лет тюрьмы. Это уж наверняка, лишь бы он попал к нам. Известный преступник. В конце концов, это будет стоить всего девяносто долларов… Если бы вы что-нибудь сказали, заявили бы протест.
Прокурор округа сидел на скамье, опустив голову, свесив руки между колен.
— Всем нужны деньги, всем хочется уехать куда-нибудь, лишь бы не сидеть в городе Гэтлине, штат Нью-Мексико. Знаете, сколько стоит послать мою жену в Висконсин на три недели? Триста долларов. О, боже мой!
— Тут совсем другое дело. — сказал Макомбер очень мягко и рассудительно. — Ведь это в ваших же интересах. Наверняка вынесут обвинительный приговор.
— Мне беспокоиться нечего. — Прокурор встал. — У меня все в порядке. Одного обвинительного приговора по этому делу я уже добился. Чего вы от меня хотите — чтобы я всю жизнь возился с делами о краже носков?
— Если бы вы замолвили словечко казначею…
Макомбер поплелся за прокурором в кабинет.
— Если казначей экономит деньги, значит, он на своем месте, нам как раз такой человек и нужен. Кому-то надо же экономить деньги. Кому-то надо же заниматься делом, не всем же разъезжать на казенный счет.
— Это опасный прецедент, когда преступника…— начал Макомбер гораздо громче, чем хотел.
— Оставьте меня в покое, — сказал прокурор. — Я устал.
Он ушел в кабинет и захлопнул за собой дверь.
— Сукин сын, мерзавец, — негромко сказал Макомбер, обращаясь к двери, разделанной под дуб, и вышел в мраморный вестибюль. Он нагнулся и выпил воды из блестящего фарфорового фонтанчика, поставленного в вестибюле. Горло у него пересохло, словно набитое песком, и вкус во рту был затхлый.
Выйдя на улицу, он зашагал по раскаленному тротуару, с трудом волоча ноги. Пояс брюк неприятно резал ему живот, и, вспомнив стряпню своей жены, он подавил отрыжку. В Голливуде, чего бы это ни стоило, он пообедает в каком-нибудь ресторане, куда ходят кинозвезды, и ему подадут легкие французские блюда и вино в замороженной бутылке. Какие-то паршивые девяносто долларов. Он шел в тени брезентовых навесов, обливаясь потом, мучительно ломая голову в поисках выхода.
— К чёрту, все к чёрту! — сказал он наконец, не в силах что-нибудь придумать. Никогда уже ему не уйти из Гэтлина, Нью-Мексико, никогда не будет другого случая вырваться на свободу хоть ненадолго… Виски у него ломило от напряжения. Вдруг он вышел из-под навеса и поднялся по лестнице, которая вела в редакцию гэтлинского ‘Герольда’.
Редактор городского отдела сидел за большим столом, покрытым пылью и загроможденным ‘ворохом рукописей, и с утомленным видом чиркал синим карандашом длинную белую полосу. Он рассеянно выслушал Макомбера, время от времени пуская в ход карандаш.
— Вот и покажите избирателям города Гэтлина, — Макомбер говорил, захлебываясь, наклонившись над столом, — что за народ их обслуживает. Покажите землевладельцам округа Гэтлин, какой защиты они могут ждать от шерифа, прокурора и казначея, которых они сами назначили. Интересная получилась бы статейка: люди, которым место за решеткой, разгуливают у нас на свободе и плевать хотят на ‘все законы. На вашем месте я такую написал бы передовицу! Из-за каких-то паршивых девяноста долларов! А стоит газете высказаться, и шериф завтра же пошлет человека в Лос-Анжелес. Вы меня слушаете?
— Да, да, — сказал редактор, осторожно перечеркивая страницу тремя ‘прямыми линиями. — Почему вы не занимаетесь своим делом, Макомбер? Вы же третий помощник шерифа.
— Ваша газета партийная — вот что скверно, — огрызнулся Макомбер. — Ведь вы демократы, вам хоть всю Главную улицу вывози на грузовике, если это свой человек сделал, вы и слова не скажете. Продажный вы народ, и газета у вас продажная.
— Вот именно, — сказал редактор. — Вы попали в точку. — Он опять чиркнул карандашом.
— А ну вас к чёрту! — сказал Макомбер и отвернулся.
— Вы мало едите, Макомбер, вот в чем беда, — сказал редактор. — Вам нужно усиленное питание.— Держа карандаш на весу, редактор задумался над какой-то фразой, и Макомбер вышел, хлопнув дверью.
Макомбер в унынии плелся по улице, не обращая внимания на зной, тяжело бивший ему в лицо. По дороге в контору он опять прошел мимо своего дома. Его жена все еще сидела под окном, глядя на улицу, всегда пустую, кроме субботних вечеров.
— Больше тебе делать нечего, все сидишь под окном? — крикнул -он ей с той стороны улицы.
Она ничего не ответила, только посмотрела на него и опять перевела равнодушный взгляд на улицу.
Макомбер вошел в контору шерифа и тяжело опустился на скамейку. Шериф сидел еще там, положив ноги на стол.
— Ну, как? — спросил шериф.
— Все к чёрту, — Макомбер вытер потное лицо пестрым платком. — Наплевать, проживу и так.
Пока шериф вызывал Лос-Анжелес, он расшнуровал башмаки и уселся на свое место.
— Свенсон? — кричал шериф в трубку. — Это шериф Хэдли из Гэтлина, Нью- Мексико. — Можете сказать Брисбэйну, чтоб он перестал орать. Выпустите его. Мы за ним не приедем. И без него много хлопот. Спасибо. — Он повесил трубку и вздохнул, как вздыхает человек после целого дня работы. — Пойду домой обедать, — сказал он и вышел.
— Я посижу здесь, пока ты сходишь домой поесть, — сказал второй помощник Макомберу.
— Не стоит, — сказал Макомбер.— Я не хочу есть.
— Ну, ладно, — сказал второй помощник и, поднявшись с места, пошел к дверям. — Всего хорошего, Барримор. — Он вышел, насвистывая.
Макомбер заковылял к креслу шерифа в расшнурованных башмаках. Откинувшись на спинку кресла, он взглянул на объявление: ‘РАЗЫСКИВАЕТСЯ ПО ОБВИНЕНИЮ В УБИЙСТВЕ… ЧЕТЫРЕСТА ДОЛЛАРОВ’, теперь освещенное косыми лучами солнца. Потом -сунул ноги в корзину для мусора и оказал:
— К чёрту Уолтера Купера!
Текст издания: журнал ‘Интернациональная литература’, 1941, No 3. С. 79—83.