ПОЛУКАМЕННЫЙ ДОМЪ.
ПОЛУКАМЕННЫЙ ДОМЪ.
В. ДАЛЬ.
‘Отечественныя Записки’, No 11, 1848
Полукаменный дом, Даль Владимир Иванович, Год: 1848
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Въ небольшомъ город, въ которомъ я проздомъ остановился, прямо насупротивъ гостинницы, стоялъ огромный домина. Основаніе его было’ изъ тесаннаго, благо камня, затмъ, первый ярусъ кирпичный, а второй деревянный. Домъ этотъ стоялъ на бойкомъ мст, на углу привозной площади, внизу были лавки съ дугами, хомутами, возжами и шлеями, также лабазы, цирюльня, хлбная и питейная, наверху я могъ отличить одну только вывску: Растирацію, другая, придланная надъ балкономъ по другому лицу зданія отъ угла, скрывалась до половины, и я могъ прочитать на ней только начало двухъ строкъ: Дв и мад. Сидя въ окн своего номера и глазя на пеструю толпу, волновавшуюся съ глухимъ шумомъ на рыночной площади, я невольно все опять поднималъ глаза на загадочную вывску, подбиралъ вс слова, которыя можно обыкновенно встртить на вывск, но слоги Дв и мад оставались для меня загадочными. Въ это время вошелъ весьма словоохотливый половой, съ чаемъ, и объяснилъ мн, что это Двичій пенсіонъ мадамъ Мусташъ, которую онъ назвалъ при этомъ случа Мусташовой. Слово-за-словомъ, и половой мой разсказалъ замчательныя похожденія — не мадамъ Мусташовой, о которой онъ не могъ сказать ничего, какъ только, что она, должно-быть, французенка — но похожденія этого дома съ лавками, лабазами и всего прочею принадлежностью.
Въ город этомъ, давно тому, появился новый откупщикъ, вышедшій, по словамъ разскащика, изъ повренныхъ прежняго откупщика, подержавъ откупъ недолго, онъ, однакожъ, зашибъ копейку — по-крайней-мр жилъ, какъ водится у откупщиковъ, паномъ. Ни у кого не бывало и не будетъ такихъ лошадей, такой коляски и такихъ шляпокъ на жен, какъ были именно у этого откупщика, а праздники задавалъ онъ такіе, что истинно на диво ‘даже и хорошимъ господамъ’. Этотъ-то баринъ изъ-за стойки и вздумалъ построить такой домина, чтобъ и самому жить, и всю контору со всми потрохами помстить, и въ наймы отдавать, и доходъ большой получать — да сверхъ-того еще и пользоваться домомъ этимъ, какъ залогомъ. Вотъ онъ и разбилъ такой фундаментъ, какого здсь и не видывали: саженяхъ на пятидесяти! Постройка началась: забутили основаніе, отпраздновавъ великолпно закладку, и вывели его подъ окна изъ тесанаго камня — тогда-какъ до этого здсь никто не догадывался тесать его, а клали основаніе изъ дикаго, ломоваго камня, какъ Богъ его создалъ, а между-тмъ, подводили и,ь то же время подъ своды каменные жь выходы.
Въ это время откупщикъ нашъ похалъ въ столицу сымать откупъ на другой срокъ и съхался тамъ, не думано, не гадано, съ опаснымъ соперникомъ, который, повысмотрвъ и повывдавъ дла на мст, прибылъ въ Питеръ съ тмъ же намреніемъ. Первый отозвалъ его въ сторону и сказалъ ему: ‘Послушай, любезный другъ, не-ужь-то мы станемъ, на потху людямъ, другъ у друга ломоть изъ рукъ выбивать, чтобъ онъ никому не достался? Длъ нашихъ никто не знаетъ, кром меня, да отчасти, можетъ-быть, и тебя, вдь мы оба будемъ сыты — а кром насъ вмшаться некому, это я ужь знаю. Итакъ, либо возьми ты съ меня сто тысячь отсталаго, да и ступай съ Богомъ, безъ грха, домой, либо дай ты мн сто тысячь, а наконецъ, коли и этого не хочешь, или въ долю, я въ третьей дол теб пріиму.’
Соперникъ принялъ предложеніе это сухо, обидвшись особенно тмъ, что будто-бы-де онъ длъ этихъ не знаетъ, тогда-какъ онъ именно тмъ и гордился, что вывдалъ всю подноготную и былъ увренъ, что знаетъ все. Первый подумалъ и вторично, отозвалъ его, когда уже городъ ихъ вскор былъ на очереди въ торгамъ: ‘Послушай, другъ’ сказалъ онъ: ‘сдлай же милость, не дурачься, вотъ теб послднее слово мое: берешь полтораста тысячь, такъ бери и Богъ съ тобой, не берешь — пусть мое дло пропадаетъ, а ужь я теб его испорчу, честное слово, что коли ты хоть одинъ рубль наддашь, то я, не говоря худаго слова, сразу брякну сто тысячь, да и отойду: тогда длай, что хочешь. Больше не наддамъ’.
Но упрямый и самолюбивый соперникъ, увренный, видно, въ дл своемъ, ни на что не поддавался и отвчалъ сухо: ‘длай, что знаешь’, Торги начались: ‘Такой-то городъ съ уздомъ четыреста-тридцать-тысячь, кто больше?’
‘Десять рублей’ сказалъ скромно первый откупщикъ. ‘И еще десять’ проговорилъ второй твердымъ голосомъ. ‘Сто тысячь!’ Раздалось въ ту же секунду, и притомъ такимъ громовымъ голосомъ, что Вс бывшіе тутъ съ изумленіемъ обратили взоры свой на человка, сдлавшаго такую необычайную, выходящую изъ всякаго Торговаго соображенія наддачу, каждый думалъ, что ослышался, даже присутствующіе остановились, чтобъ увидть, кто сказалъ слово это, и одинъ изъ нихъ повторилъ: ‘Сто ты-сячь?’ ‘Да’ отвчалъ первый откупщикъ, не трогаясь съ мста и скрестивъ руки на груди — и вс со страхомъ и почтеніемъ отступили, очистивъ передъ нимъ мсто. Онъ продолжалъ: ‘Сто тысячь, всего пять-сотъ-тридцать тысячь и двадцать рублей’.
Дло было сдлано, Такого слова назадъ не отдадутъ. Мертвое молчаніе послужило знакомъ крайняго изумленія нсколькихъ сотъ человкъ, втораго соперника чуть не пришибло на мст, какъ громомъ, онъ поднялся, взглянулъ на перваго, смирился и просилъ подумать. Оба отошли къ окну, вс посторонились, и перешептываясь, искоса поглядывали на этихъ двухъ чудаковъ.
— Бога ты не боишься, сказалъ второй тихо, робкимъ, но отчаяннымъ голосомъ:— что ты это сдлалъ?
— Какъ что? Ничего, набавилъ сто тысячь, какъ объявилъ теб напередъ, разв ты думалъ, что я шучу? Больше я не наддамъ ни рубля, хочешь, такъ бери.
— Да помилуй, безумный ты. человкъ! вдь ты самъ у себя, да у меня укралъ четыреста тысячь изъ кармана!
— Что он украдены у насъ — это врно, только не мною, а тобой. Я предлагалъ теб полтораста тысячь, предлагалъ идти въ третью долю, ты зартачился, захотлъ испортить дло — ну, ты поставилъ на своемъ, вотъ оно испорчено, бери его!
— Нтъ, спасибо, благодарю… а какое ты мн разстройство причинилъ, Боже мой!,. Залоги взяты, проценты заплачены…
— Плачься на себя. Не берешь, такъ за мной останется, я теб говорилъ, что моего дла никто, кром меня, не знаетъ, вотъ, я наддалъ четыреста тысячь и беру, сдало-быть, я его знаю!
Это подйствовало, второй разсудилъ, что стало-быть-де выгоды велики, и я не ошибался: онъ предложилъ идти въ половину, а Первый, очень-хорошо понимая, что изъ молодечества и упрямства сдлалъ преглупую вещь, не показавъ удовольствія своего, сказалъ:
— Вотъ то-то, поздненько вы, сударь, соглашаетесь! Нечего длать, ступай: не бось, выручимъ.
Но черезъ два года все было описано и распродано у новыхъ товарищей, и откупъ поступилъ въ казенное управленіе. При этомъ случа былъ проданъ и домъ, выведенный на тесаномъ камн подъ окна, съ большими каменными подвалами. Онъ достался молодому наслднику большаго, прекраснаго имнія въ дв тысячи душъ, гд одна крупчатка могла бы прокормить прилично десять большихъ дворянскихъ семей. Молодой владлецъ прикупилъ еще на задахъ дома два мста, сломалъ зданія и обратилъ ихъ въ садъ, съ великолпными теплицами, которыя теперь подъ хлбнымъ складомъ. Баричъ нашъ едва усплъ вывести кирпичомъ стны своего новаго дворца подъ первый накатъ, какъ длишки его начали крпко запутываться: постройка остановилась, простояла съ годъ, а тамъ, не усплъ нашъ баричъ оглянуться, какъ дло пришло къ развязк — все имніе его было окончательно, разстроено, и онъ совсмъ промотался. Стны початаго дома накрыли соломой, ихъ заливало и размывало дождемъ, й. городъ, видя такое положеніе домохозяина, который нсколько лтъ сряду и не думалъ продолжать постройку, началъ приступать къ нему съ угрозами передать незастроенное мсто другому владльцу, предоставляя ему свезти въ срокъ строительные припасы. Баричъ нашъ, забывшій почти о начатомъ столь великолпно и покинутомъ дворц своемъ, чрезвычайно обрадовался напоминанію думы или магистрата, вздумалъ теперь только, что можетъ продать, хотя и за безцнокъ, начатыя постройки и вовсе нечаянно выручить нсколько наличныхъ денегъ, которыхъ онъ уже очень-давно не видалъ. Но кому у насъ въ уздномъ городъ купить такой, домина, кто въ состояніи выстроить его и къ чему? Вс указали на Орефьева, говоря, что больше купить некому, хоть и задешево, потому-что мало того купить, а надо еще и отстроить. Если Орефьевъ не купитъ, такъ никто не купитъ, хоть ломай.
Орефьевъ, въ 30 лтъ, изъ сидльца на маленькомъ жаловань въ желзной лавк сдлался первымъ въ город купцомъ. Пріятное и всегда вжливое обращеніе его привлекало покупателей въ такомъ городк, гд каждый зналъ лично всхъ хозяевъ и сидльцевъ и шелъ туда, гд ему лучше нравилось. Вскор Орефьевъ сдлался сидльцемъ на отчет, потомъ поступилъ въ часть и наконецъ, пріобртя боле пріязни и довренности между покупателями, чмъ самъ хозяинъ его, основалъ свою торговлю и вскор расторговался такъ, что сталъ первымъ купцомъ въ город. Вс обороты и предпріятія ему удавались, слава шла объ немъ, будто у него самый дешевый товаръ, и большая часть жителей врили этому, потому-что Орефьевъ, необыкновеннымъ краснобайствомъ своимъ, предупредительною вжливостью и чрезвычайно-пріятною, поселяющею довренность наружностью умлъ всхъ въ томъ убдить. Чтобъ показать ловкость и оборотливость Орефьева, приведемъ одинъ только примръ. Сосдній помщикъ, у котораго было много своихъ мастеровыхъ, и между прочимъ нсколько гулящихъ кузнецовъ, хотлъ доставить себ выгоду, а имъ небольшой заработокъ: онъ обратился къ Орефьеву, какъ къ главному торговцу желзомъ, и, предложивъ ему перековывать полосовое желзо въ разныя подлки, крючья, петли, наметки, пробои и пр., спросилъ, сколько Орефьевъ можетъ положить за это платы съ пуда. Орефьевъ отвчалъ: ‘И гривны-мди не могу дать.’ — Какъ такъ? Вдь вы же торгуете этими вещами и передлываете полосовое желзо?— ‘Передлываю.’ — Слдовательно, и платите за это, само собой разумется, а у меня свои кузнецы, свой уголь,, врядъ ли кто дешевле меня съ васъ возьметъ!— ‘А не угодно ли’ продолжалъ Орефьевъ: ‘купить у меня желзо въ дл, на пуды, по той же цп, поче.мъ изволите взять полосовое въ любой лавк?’ Помщикъ изумился и просилъ объясненія, оно состояло въ томъ, что вс кузнецы, каретники и даже помщики берутъ желзо на счетъ, не на наличныя, при этомъ случа и было заведено у Орефьева, чтобъ брать на каждый пудъ по шести фунтовъ лишняго желза и возвращать его, въ вид роста, въ дл. Такимъ образомъ, Орефьевъ, безъ всякихъ расходовъ, получалъ вс желзныя издлія, какія ему были нужны, назначая должникамъ своимъ что именно выдлывать, а полосовое желзо, разумется, отпускалъ имъ въ такую цну, что накладывалъ на издльное, при оптовой продаж, самую бездлицу, на одинъ только угаръ!
Итакъ Орефьевъ, какъ единственный купецъ нашего дворца, пріобрлъ его дйствительно за самую ничтожную цну. Вс ахнули, когда домъ былъ проданъ, говоря, богачамъ Богъ даетъ. Смекнувъ тотчасъ же, что можно изъ зданія этого сдлать, Орефьевъ поставилъ на каменныя стны деревянный верхъ, покрылъ его желзомъ, а внизу проломалъ, черезъ окно, по двери, обративъ такимъ образомъ весь нижній ярусъ въ лавки. Изъ подваловъ вывелъ онъ тоже сводчатые выходы прямо на площадь, чтобы отдавать помщенія эти подъ винные погреба и другія подобныя заведенія.
Но только-что Орефьевъ усплъ покончить все это и подвести диковинное зданіе подъ крышу, не отдлавъ его еще внутри, не вставивъ еще дверей и оконъ, какъ внезапно скончался, оставивъ однихъ малолтныхъ наслдниковъ, потому-что довольно поздно женился и притомъ еще старшія дти у него, какъ говорится, не стояли. Дла его не были въ безпорядк, но, по значительнымъ оборотамъ и по русскому заведенію не вести купеческихъ книгъ, они были нсколько запутаны и требовали дятельнаго и толковаго хозяина, безъ этого ихъ, конечно, не мудрено было разстроить. Назначили опекуновъ — и вскор дла пришли въ безнадежное положеніе. Одна уже косность и бездйствіе, при начатыхъ оборотахъ, гд все зависло отъ кредита, своевременнаго, точнаго исполненія условій и принятія, безъ упущенія, разныхъ мръ, одно уже бездйствіе опекуновъ, не говоря о грхахъ другаго рода, должно было нанести торговл Орефьева смертный ударъ, которымъ другіе не преминули воспользоваться. Домъ, на, который положенъ былъ большой капиталъ и который очевидно долженъ былъ бы вскор вознаградить съ избыткомъ вс издержки, простоялъ пять лтъ безъ оконъ и безъ дверей, не давая ни гроша дохода. Опекуны не хотли взять на себя отвтственности новыхъ расходовъ, необходимыхъ на отдлку дома, тмъ боле, что да это нужно было особенное разршеніе, требовавшее хлопотливой переписки: поэтому они, оберегая себя, ограничились однимъ только сборомъ долговъ, уплатою необходимаго и безспорнаго и очисткой дйствій своихъ на бумаг. Дому суждено было опять стоять въ недостроенномъ вид и ожидать совершеннолтія наслдниковъ.
Къ-счастію, однакоже, мстное начальство вмшалось въ это дло, считая безбожнымъ допустить окончательное разрушеніе зданія, которое могло бы давно быть отдлано и приносить весьма-значительный доходъ. Очевидно было притомъ, что еслибы дать дому простоять еще нсколько лтъ въ этомъ вид, то пришлось бы еще приплатиться за свозъ его, въ вид мусора. Ршено было продать домъ съ молотка. Опять возникъ вопросъ: кому же, его купить? Въ город на ту пору не было никого при такихъ деньгахъ, это было извстно, а иногородному такая покупка не сподручна. Оцнка, само-собой, сдлана была боле чмъ сходная, именно потому, что и за половину настоящей цны не нашлось бы покупщика, притомъ зданіе потерпло уже много отъ времени, не будучи ни кончено, ни сбережено, при всемъ томъ, однако, ждали съ нетерпніемъ, въ чьи-то оно руки попадетъ, зная, что покупщиковъ нтъ.
Но покупщикъ нашелся тамъ, гд его никто не ожидалъ. Въ этомъ город былъ нкто, въ род купца, подрядчика и промышленника, ходатая, стряпчаго — однимъ словомъ, въ род чего угодно, нкто Акимъ Акимычъ Набольшевъ. Его звали то жидомъ, то цыганомъ, также иногда — перенося понятія неодушевленныхъ предметовъ на одушевленные — уховерткой и багромъ. Изъ всего этого ясно усматривается, какого рода человкъ былъ Акимъ Акимычъ. Большой балагуръ и краснобай, человкъ не злой собственно, а даже въ извстной степени добрый и услужливый, если только услуга эта не была противна ‘го выгодамъ, ловкій, хитрый, проискливый, но съ какимъ-то вкрадчивымъ видомъ простодушія и откровенности. Акимъ Акимычъ не былъ какимъ-нибудь отверженцемъ общества, какъ бы можно полагать, судя по исчисленнымъ нами качествамъ его, а напротивъ жилъ въ ладу почти со всми, за исключеніемъ разв тхъ немногихъ, кого надулъ слишкомъ-безбожно и очевидно. Къ числу промысловъ его принадлежала между прочимъ близкая связь, поддерживаемая обоюдными выгодами, съ теми изъ городскихъ жителей, у которыхъ бывали денежныя длишки, обдлывавшіяся большею частію черезъ Акима Акимыча. Онъ, какъ человкъ скромный и часто нуждавшійся въ посторонней помощи при длахъ и оборотахъ своихъ, считался врнымъ и вошелъ у многихъ въ большую довренность. Благопріобртенное достояніе этихъ многихъ бывало частенько у него въ рукахъ, и онъ исправно уплачивалъ пріятельскіе росты. Этотъ-то Акимъ Акимычъ и вздумалъ разбогатть, когда объявлена была продажа роковаго дома. Разсчитавъ безошибочно, какого дохода можно отъ этого ожидать, онъ обжалъ втихомолку всхъ денежныхъ врителей и доврителей своихъ, представилъ имъ предстоящее блестящее дльцо и усплъ собрать необходимую сумму, даже съ прибавкою того, что нужно было для окончательной отдлки дома. Срокъ пришелъ, кром Акима Акимыча, покупщиковъ не было ни на торгахъ, ни на переторжк, и домъ, съ наддачею мднаго рубля сверхъ оцнки, остался за нимъ. Вс изумились и ждали развязки: вс знали, что у Акима Акимыча денегъ не было, вс привыкли къ оборотамъ разнаго рода, происходившимъ подъ его именемъ, но никто не зналъ еще, на чей счетъ домъ купленъ — объ этомъ ходили только догадки.
Акимъ Акимычъ въ разсчет своемъ не ошибся: торговля въ городишк этомъ, въ послдніе годы, значительно поднялась, и за лавку, за которую платили въ годъ, 50 рублей, стали платить 150 и 200. Въ пять, шесть лтъ, онъ выбралъ весь капиталъ, и товарищество, купившее подъ его именемъ домъ, не должно бы быть въ наклад — еслибъ Акимъ Акимычъ подлился съ товарищами, но, подумавъ хорошенько, онъ разсудилъ, что при ныншнемъ достатк своемъ, можетъ подержаться и безъ помощи своихъ бывшихъ пріятелей, особенно, если присвоитъ весь домъ себ, не выплативъ никому ни копейки — и въ этомъ разсчет онъ также не ошибся. Деньги были вручены ему безъ всякихъ письменныхъ видовъ, по одной только личной довренности, и потому на Акима Акимыча нельзя было вчинать никакого иска. Бдняки рвали на себ волосы, проклинали Акима — а взять было нечего.
Вотъ вамъ похожденія полукаменнаго дома, Акимъ Акимычъ съ легкой руки разбогатлъ, пришедши на готовое и. снявъ пночки, а врителей своихъ онъ все еще благополучно и притомъ буквально проводитъ завтраками, приглашая ихъ по праздникамъ къ себ на закуску.