ПОЛЬСКІb>Е ЕВРЕИ
ПОЛЬСКІb>Е ЕВРЕИ
I.
II.
III.
IV.
С. С. ГРОМЕКА.
‘Современникъ’, No 7, 1858
Польские евреи, Громека Степан Степанович, Год: 1858
Время на прочтение: 20 минут(ы)
Въ Западной Россіи есть городокъ, имющій такую всеобщую извстность и такую особенную физіономію, что, говоря о немъ, нтъ никакой возможности скрыть его настоящее имя. Этотъ уздный городокъ вовсе не принадлежитъ къ числу тхъ искусственныхъ городовъ, о которыхъ гг. Риль и Безобразовъ разсказали намъ недавно столько поучительныхъ вещей и которыхъ, вроятно, въ видахъ литературной пользы, развелось на бломъ свт такое множество, что любой изъ нихъ можно назвать Крутогорскомъ, безъ малйшаго опасенія задть чью нибудь личность. Мой городокъ, увы, не таковъ! Вотъ почему — я лишенъ возможности дать ему вымышленное имя и оставляю его безъ названія.
При възд въ этотъ городъ, васъ прежде всего поражаетъ крайняя неопрятность улицъ и домовъ и муравейная дятельность его многочисленныхъ еврейскихъ обитателей. Чмъ ближе вы подъзжаете къ его центру, тмъ чаще попадаются вамъ безобразной архитектуры каменные дома и лавки съ деревянными пристройками, тмъ гуще становится атмосфера. Толкотня и шумъ увеличиваются Вамъ безпрестанно попадаются жидовскія фуры, набитыя товаромъ, възжающія и вызжающія изъ постоялыхъ дворовъ, дти въ грязныхъ лохмотьяхъ перебгаютъ улицы, снуютъ подъ колесами, грязныя еврейки поминутно выбрасываютъ изъ сней всякую нечистоту прямо вамъ подъ ноги, балкончики, безъ которыхъ не строится ни одна еврейская лачуга, завышены старою рухлядью, разнощики всякой всячины кричать, осаждаютъ вашъ экипажъ вмст съ безчисленными Мишуресами {Въ каждомъ жидовскомъ постояломъ дом есть мишуресъ, обязанность котораго состоитъ въ зазываніи прозжихъ и въ исполненіи ихъ особенныхъ порученій.}, которые, не обращая вниманія на вашъ гнвъ, неистово бросаются къ лошадямъ, вырываютъ одинъ у другаго поводья и влекутъ васъ насильно на постоялый дворъ. Съ трудомъ отбиваясь отъ нихъ, вы продолжаете медленно вашъ путь но грязной мостовой, и наконецъ, възжаете на базарную площадь — Здсь васъ поражаетъ безчисленное множество лавокъ, лавочекъ, рундуковъ: все это ветхо, едва держится, грязно и удушливо. На площади шумъ, несмтная толпа праздныхъ евреевъ кричитъ и, повидимому, безъ толку толкается. По когда вы ближе познакомитесь съ городомъ, вы узнаете, что, кром субботы, толпа но цлымъ днямъ по сходитъ съ этой площади и что она многое длаетъ, повидимому, ничего не длая. Сюда каждый еврей считаетъ долгомъ сбгать по нскольку разъ въ день, какъ бы онъ занятъ ни былъ. Здсь онъ узнаетъ вс политическія губернскія, уздныя и городскія новости, это его форумъ. Переговори на лету съ однимъ — двумя собратами, или просто прислушавшись къ общему говору, онъ узнаетъ о пониженіи и повышеніи цнъ, о пріхавшихъ въ городъ помщикахъ и чиновникахъ, о цли ихъ прізда. На площади вы можете подсмотрть особенность, свойственную однимъ евреямъ: я разумю ихъ чудное искусство понимать другъ друга, несмотря на то, что они говорятъ вдругъ и вс вмст. Безъ площади еврей жить не можетъ, въ буквальномъ смысл слова, потому что онъ не заработаетъ ни гроша въ тотъ день, если не быль на площади. Разумется, это не относится къ богачамъ, сидящимъ спокойно въ своихъ конторахъ. Эти сильные міра сего не имютъ надобности лично выходить на площадь: они все знаютъ, все видятъ, не выходя изъ конторы, къ тому же это уронило бы ихъ достоинство, ихъ величіе, для поддержанія котораго въ глазахъ толпы, они не пожалютъ ничего, даже денегъ. Говоря о толп на площади, я разумю только средній и низшій классъ народа: чмъ живутъ эти люди — трудно понять вдругъ, а между тмъ они изъ всего извлекаютъ деньги. И нужно видть, съ какой энергіей, съ какимъ самоотверженіемъ борются они съ судьбой, опутавшей ихъ стью талмудическихъ предразсудковъ, какимъ лишеніямъ подвергаютъ они себя всю недлю, чтобы провести одну субботу по закону, какъ слдуетъ!… Хотите знать — какая первая, главная цль, къ которой стремится каждый изъ этихъ жидковъ? Вы думаете — деньги? Разумется, но деньги не для удобства, не для комфорта,— еврей познаетъ, что такое комфортъ и удобство, ему нужны деньги, прежде всего для гильдіи, ему непремнно нужно быть или называться купцомъ. Для достиженія этого счастья, онъ жертвуетъ всмъ: онъ согласится быть купцомъ, ничего не покупающимъ и не продающимъ, купцомъ безъ денегъ и безъ товаровъ, только бы не оставаться хоть зажиточнымъ, но мщаниномъ, и подвергаться рекрутской повинности. Если судьба въ этомъ не улыбается ему, если вс принимаемыя имъ мры не удаются, онъ ршается на другія попытки, о которыхъ я буду говорить впослдствіи, къ крайности онъ ршается, хотя не безъ ужаса, идти въ земледльцы.
Съ площади расходятся въ разныя стороны улицы: на право — такъ называемая банкирская, гд въ каменныхъ двухъ и трехъ — этажныхъ домахъ, съ неизбжными выступами и балконами на улицу, живутъ банкиры и другіе жиды — аристократы. На лво — тянутся дв улицы, которыя, по мр удаленія отъ площади, становятся чище и привольне. Сперва вы видите лучшіе магазины и гостинницы, потомъ воздухъ становится свободне, улицы просторне, появляются заборы, палисадники, чистые домики, выстроенные на христіанскій ладъ. Между ними, въ глубин широкаго двора, вамъ бросается въ глаза длинный деревянный домъ съ антресолями и флигелями, довольно ветхій снаружи…. Въ этомъ дом сосредоточены вс интересы города, сюда стремятся вс помыслы жителей,— въ немъ живетъ городничій, въ немъ жили вс городничіе съ незапамятныхъ временъ.
Но въ другой сторон отъ площади, въ той улиц, которую мы назвали банкирскою, есть другой домъ, великолпный сравнительно, трехъ-этажный, съ тремя настоящими, чугунными балконами. Въ этомъ дом живетъ первый банкиръ города и всего западнаго края, Іосифъ Израилевичъ Г*. Это единственный во всемъ мір еврей, величаемый но имени и отчеству. Онъ не иметъ никакого оффиціальнаго значенія, никакой ему лично присвоенной власти, {Законъ не дозволяетъ выбирать евреевъ въ городскіе головы.} но тмъ не мене, власть его сильна. Простой классъ народа увренъ даже, что у Іосифа Израилевича есть какой то мундиръ, весь изъ чистаго золота, хранимый имъ собственно для выздовъ въ столицу И. Г*, имлъ право заслужить такое высокое мнніе о себ своихъ единоплеменниковъ. Я не видлъ другаго еврея, который любилъ бы боле его своихъ единоврцевъ и принималъ бы боле участія въ ихъ общественныхъ интересахъ и нуждахъ. Во время холеры, пожаровъ и другихъ народныхъ бдствіи, домъ его всегда окруженъ несчастными, изъ которыхъ ни одинъ не уходитъ безъ помощи. Первымъ вкладчикомъ, для основанія какого либо благотворительнаго дла, для общихъ нуждъ города,— Іосифъ Израилевичъ. И если бы кто нибудь предупредилъ въ подобныхъ случаяхъ Іосифа Израилевича или пожертвовалъ большую, чмъ онъ, сумму, то Іосифъ Израилевичъ не перенесъ бы этого удара! Есть въ город другіе купцы первой гильдіи, есть много банкировъ, съ капиталами, быть можетъ, и не меньшими, чмъ у него, но другаго потомственнаго почетнаго гражданина нтъ и быть не можетъ въ описываемомъ мною город!
Іосифъ Израилевичъ и городничій — это единственныя два лица, въ которыхъ сосредоточивается мстная власть. Іосифъ Израилевичъ — практическій мудрецъ. Собственныхъ, то есть личныхъ длъ, у него нтъ и никогда не бывало, никто не видлъ и никто не увидитъ ни одной просьбы его на бумаг: зато, какъ могущественно каждое слово его! Но и словомъ онъ не рискуетъ понапрасну: если онъ проситъ о чемъ нибудь самъ, то ужь это значитъ, что дло кончено и подписано.
Но обратимся къ городничему.
Городничій въ Великороссіи и городничій въ западномъ кра — дв вещи, если не совершенно, то во многомъ различныя, хотя, впрочемъ, законъ и не полагаетъ между тми и другими ни какого различія. Дло въ томъ, что евреи, все преувеличивающіе въ своемъ робкомъ, но горячемъ воображеніи, точно также преувеличиваютъ въ своемъ понятіи идею полицейской власти. Они ни за что не поврятъ, что городничій или исправникъ не въ прав сдлать того или другаго, что это вн ихъ власти, они убждены въ ихъ безграничной сил.
Въ город, описываемомъ мною, бывали всякаго рода городничіе, но типъ хорошаго городничаго здсь, какъ и въ Россіи, все тотъ же, неизмнный типъ. Хорошій городничій долженъ быть человкъ не молодой, испытанный, посдлый въ битвахъ съ евреями и губернскимъ правленіемъ, онъ долженъ править городомъ разумно и никто не можетъ упрекнуть его, не исключая собственной совсти, чтобы онъ упускалъ что либо изъ виду. Городничій любитъ добрый еврейскій народъ и не отказываетъ ему въ своей благосклонности, ибо народъ этотъ понимаетъ, чмъ угодить хорошему городничему. Если вы — не еврей, вы скажете ему свое уваженіе и благодарность, наговорите объ его прекрасныхъ чувствахъ разныхъ краснорчивыхъ словъ, и уйдете съ однимъ горячимъ общаніемъ никогда не забыть его одолженія,— хорошій городничій, обыкновенно, понюхаетъ табаку, поморщитъ брови, и на вопросъ объ васъ любознательной супруги, отвтитъ сухо: ‘такъ себ, пустой человкъ.’
Въ передней городничаго, какъ и во всхъ значительныхъ переднихъ, всегда прохлаждается нсколько просителей. Сдой старичокъ, по имени Гершко, одтый въ коричневый кафтанъ русскаго образца, суетится и распоряжается въ ней, какъ хозяинъ, просители очень хорошо знаютъ его и разв одни только прізжіе ошибаются на счетъ истиннаго значенія его, да бдняки, не смющіе сами постучаться въ дверь добраго и хорошаго городничаго. За то банкиры и купцы, въ особенности же Іосифъ Израилевичь, привыкшій всюду оставлять за собою слды своего величія и щедрости, никогда не забываютъ Гершку. Монету вручаетъ Гершк, разумется, не самъ банкиръ, а его наперсникъ или, какъ называютъ здсь въ шутку, адъютантъ, безъ котораго ни одинъ банкиръ повызжаетъ изъ дому и безъ котораго не длаетъ визига никому, даже губернатору. Такія подачки собственно составляютъ весь доходъ, которымъ Гершко существуетъ сорока’ лтъ сряду, потому что каждый новый городничій, принимая должность, принимаетъ и Гершку, какъ необходимую къ ней принадлежность. И этотъ жалкій Гершко еще не послднее звно въ цпи существъ, питающихся, повидимому, однимъ воздухомъ, окружающимъ городничаго!.. Онъ часто заставлялъ меня задумываться о другихъ Горшкахъ, въ другихъ кафтанахъ, посреди другаго воздуха, боле ароматическаго, въ переднихъ боле великолпныхъ…
Я помню, однажды при мн смнили городничаго неожиданно. Слова: новый городничій! нейе городничій! пробжали электрическимъ телеграфомъ по всему городу, и чрезъ четверть часа всмъ извстно было, гд остановился новый городничій. Народъ съ ранняго утра толпился у этого дома, нетерпливо заглядывая въ щели ставень Все утро городъ былъ въ лихорадочномъ волненіи: каждому хотлось поскоре увидть новаго городничаго и разршить вопросъ: что онъ такое? Вопросъ этотъ давно уже тревожилъ двухъ частныхъ приставовъ и письмоводителя полиціи, въ мундирахъ и съ рапортами, съ ранняго утра дожидавшихъ, когда онъ проснется, вопросъ этотъ занималъ всю публику, весь городъ, но боле всхъ занятъ имъ былъ Іосифъ Израилевичъ. Въ его контор, всегда полной людьми всякаго разбора, на этотъ разъ было еще полне: адъютанты (у Іосифа Израилевича ихъ два) суетились и привозили одно извстіе за другимъ. Лицо банкира, всегда выражавшее спокойную увренность въ своемъ могуществ, всегда добродушно-лукавое, на этотъ разъ выражало безпокойство, онъ нетерпливо гладилъ свою серебристую бороду и поминутно вставалъ со стула. Дло, точно, было необыкновенное: Іосифъ Израилевичъ не привыкъ къ сюрпризамъ, обо всхъ новостяхъ, относящихся до евреевъ вообще и городскихъ въ особенности, обо всхъ интересныхъ перемнахъ и назначеніяхъ, онъ всегда получалъ свднія заблаговременно. Городничіе всегда были тломъ души его и въ старину нердко зависли отъ его добраго или худаго слова. А тутъ, какъ снгъ на голову, новый городничій, о которомъ онъ ршительно ничего не зналъ и о назначеніи котораго до сихъ поръ не получалъ эстафеты изъ губернскаго города I Это было и непонятно и досадно, такого случая онъ не запомнилъ во всю свою жизнь.
Еще непонятне были свднія, привозимыя поминутно адъютантами: первое состояло въ томъ, что онъ собственно не городничій, а присланъ отъ генералъ-губернатора исправлять должность городничаго, второе свдніе было успокоительне: оно состояло въ томъ, что онъ человкъ совершенно молодой и, что всего пріятне, военный… Но, вотъ старшій адъютантъ банкира Гершъ-Мееръ, весь въ попыхахъ, летитъ на извощик и на лету что-то говоритъ толпамъ, наполняющимъ узкую, банкирскую улицу… Народъ засуетился, подл дома Іосифа Израилевича образовалось море головъ…. Новый городничій детъ съ визитомъ къ Іосифу Израилевичу. Его сейчасъ увидятъ!…
Наконецъ показались дрожки, на дрожкахъ господинъ съ султаномъ!.. Вс увидли человка совершенно молотаго, тоненькаго офицерчика — что же это такое! Наконецъ дождались пока онъ ухалъ обратно: вс, кто только могъ, бросились въ контору къ Іосифу Израилевичу: ‘что? какъ? каковъ?’
— ‘Деликатная матерія!’ проговорилъ торжественно Іосифъ Израилевичъ и больше не сказалъ ни слова.
И въ первый день на Форум, въ лавкахъ и везд, гд кишилъ народъ, слышались отрывочныя восклицанія: ‘нейе городничій, Гроссе Пурецъ (большой баринъ) деликатна матеріе!’
Въ этотъ самый день я собирался на охоту и дожидалъ одного пріятеля, пана Хлбовскаго. Намъ Хлбовскій былъ хорошій охотникъ и плохой адвокатъ, отличный стрлокъ и добрый малый. Во ожиданіи его, я разговорился съ хозяиномъ постоялаго дома, въ моторомъ остановился, Зусеромъ, умнымъ жидкомъ. Мы пили чай и бесдовали. Рчь зашла о новомъ городничемъ и потомъ мало по малу перешла къ интересному вопросу о томъ: какіе городничіе лучше: гражданскіе или военные? Зусерь былъ того мннія, что всякіе хороши. При этомъ онъ разсказалъ мн про какого-то Василія Кондратьича, который сначала все говорилъ: ‘какъ можно брать? Я, говоритъ, всю мою жизнь, кром жалованья отъ казначея по положенію, ничего не получалъ! ‘Но потомъ, когда ему растолковали, что городничіе берутъ, тоже по положенію, что жалованья здсь полагается всего 285 руб. и его недостаетъ на одну канцелярію, что если онъ къ новому году не пошлетъ куда нужно всего, что слдуетъ по положенію, то въ одну недлю получитъ три строгіе выговора, со внесеніемъ въ черную книгу, когда все это ему растолковали, говорилъ Зусеръ, то Василій Кондратьичъ сначала сконфузился, а потомъ пошелъ и пошелъ… и сталъ брать съ праваго и виноватаго, вроятно полагая, что все это казначеи. ‘Гражданскій,’ замтилъ Зусеръ, даромъ ничего не сдлаетъ, но за то ужь сдлаетъ и хорошо сдлаетъ, такъ что не страшно и въ губернскимъ правленіи будетъ, а военные все только кричатъ, да дерутся. ‘Начальство, говорятъ, само сказало намъ, посылая сюда: ‘ну, вы получили теперь хорошее мсто! Оно точно хорошее, продолжалъ Зусеръ, по Василій Кондратьичь….’
Въ эту минуту вошелъ панъ Хлбовскій. ‘Га! Шановный Зусеръ, воскликнулъ онъ, увидя хозяина: якъ се машь? Не собираешься ли и ты на полеванье?’
— Нтъ, перебилъ я, мы вотъ бесдуемъ о прежнихъ городничихъ, о Василь Кондратьич —
— ‘Цо то Василій Кондратьичь? со смхомъ продолжалъ веселый панъ Хлбовскій, крутя усы и прищуривая лвый глазъ, поврежденный на охот: цо то Кондратьичъ! Пусть-ка разскажетъ лучше про полковника Ивана Петровича. Вотъ былъ зухъ (молодецъ), неправдали Зусеръ?
Зусеръ молчалъ и курилъ папироску.
— Забавный былъ то чловкъ! продолжалъ словоохотливый Хлбовскій: зналъ онъ по польски только три пословицы и повторяла’ ихъ по нскольку разъ въ день. Какъ только пріидешь къ нему, бывало, онъ сейчасъ: ‘а цо, пане? часъ круткій, напіймося вудки!’ Чрезъ полчаса опять: ‘часъ длуігй — напіймося разъ другій!’ Потомъ: ‘цо пане? Часъ леци — папіймося разъ тшецій…’ Да, прибавилъ Хлбовскій съ чувствомъ: славный былъ то чловкъ, хоть и не былъ мысливымъ (охотникомъ)’!
Зусеръ засмялся. ‘Ужь точно забавный былъ полковникъ! Бывало, говоришь ему: ‘вдь этакъ нельзя, это не по закону! а у него одинъ отвтъ: ‘я сказалъ вамъ, говоритъ разъ, что ничего не понимаю въ вашихъ порядкахъ и знать ихъ не хочу — и баста!’
— И билъ жидковь, на этомъ основаніи, безъ разбору! подхватила’ Хлбовскій: нтъ, что ни говори, Зусеръ, молодецъ былъ Иванъ Петровичъ, настоящій воякъ! Помнишь, какъ онъ тебя отдлалъ, помнишь?..’ при этомъ воспоминаніи Хлбовскій засмялся.
— Нтъ, всего уморительне была исторія съ банкиромъ Гроссерманомъ, продолжалъ Хлебовскій, одушевляясь. Банкиръ, вы знаете, важный такой, настоящій Гроссерманъ, а панъ полковникъ, ему просто, по военному: ‘пошелъ вонъ!’ говорить. Фу, какъ разходился Гроссерманъ!’ я, говоритъ, купецъ 1-й гильдіи, какъ вы смете мн говорить: ты?
— Приведи мн другаго жида, такъ я вамъ буду говорить: вы, отвчалъ полковникъ.
И Хлбовскій хохоталъ до упаду, разсказывая это. Признаюсь, и я смялся отъ души, представляя себ живо физіономію Гроссермана, озадаченную такимъ отвтомъ.
Евреи особенно искусны въ архитектур. Они доводятъ свои постройки до такого чудовищнаго безобразія и неудобства, о какомъ трудно составить себ понятіе, надо побывать въ нашемъ городк. Здсь только, въ этой столиц евреевъ, можно убдиться самымъ нагляднымъ образомъ, что жидъ всю жизнь свою хлопочетъ лишь о томъ, чтобы лишить себя удобства. Нечего говорить о деревянныхъ лачугахъ бдняковъ, бдняковъ, бьющихся изъ копйки, ни о деревянныхъ лавкахъ, стоящихъ среди городской площади боле полустолтія безъ починокъ, безъ очищенія и ежеминутно грозящихъ паденіемъ, нтъ, — посмотрите на эти каменные дома, парадно выглядывающіе на улицу своими балконами, посмотрите на нихъ со двора и зайдите внутрь! къ нимъ пристроено столько нелпыхъ корридоровъ, клтокъ и разныхъ мудреныхъ вещей, что вы ничего ни поймете, внизу смрадныя кануры, буквально лишенныя воздуха: снаружи прилплены къ каменнымъ стнамъ деревянные домики, буквально висящіе на воздух, за ними новыя пристройки лпятся къ сосднему лому, и все это сидитъ одно на другомъ, жмется другъ къ другу: везд кучи дтей, грязь, лохмотья… Женщины, которыхъ вы встртите въ субботу на гуляньяхъ въ шелкахъ и бархатахъ, являются тутъ по домашнему, всегда грязныя, всегда безъ толку кричащія.
Страшно подумать, что происходитъ въ этихъ Европейскихъ вертепахъ, во время пожаровъ, а пожары эти случаются безпрестанно, что очень натурально Я былъ однажды свидтелемъ подобнаго несчастія. Среди повинныхъ занятій на зеленомъ пол, намъ дали знать о пожар: городничій тотчасъ поскакалъ на извощик, прилетвшемъ къ нему съ этимъ извстіемъ (въ то время еще обязанность пожарныхъ каланчей и караульныхъ возложена была здсь на извощиковъ), я побжалъ пшкомъ вслдъ за городничимъ. Зарево издали освщало городъ и черный дымъ клубился надъ нимъ и сыпалъ искрами… Народъ со всхъ сторонъ бжалъ на пожаръ и, по мр приближенія, начиналъ выть. Но, боже мой, что происходитъ на самомъ пожар! какое перо передастъ эту ужасную картину! Женщины, вопли, рыданія, пискъ дтей. Но и мужчины не лучше женщинъ: суетятся, кричать, ревутъ, приходятъ въ изступленіе… И, посреди этихъ неистовствъ, равнодушный, спокойный пожарный, скромно сидящій на труб и шажкомъ плетущійся на помощь! Его разрываютъ на части: каждый тащитъ его къ себ, къ своему лому, крикъ, плачь, драка… [Іо вотъ подоспваетъ полицейскій чиновникъ и освобождаетъ трубу, ногъ она уже начинаетъ дйствовать… Качаютъ… двадцать рукъ держатъ рукавъ, вода со свистомъ и шипніемъ, наконецъ, вылетаетъ, но увы! по большой части бьетъ фонтанчиками, по всему протяженію рукава, несмотря на то, что двадцать рукъ зажимаютъ отверстія и въ тоже время оспориваютъ направленіе трубы… Долго бдная труба блуждаетъ, пока, наконецъ, кто нибудь изъ побдителей наведетъ спасительницу на горящее окно или дверь, а городъ на половину уже объятъ пламенемъ! Городничій выбился изъ силъ, покушаясь перекричать толпу… Женщины тянутъ его за полы, изступленные евреи, потерявшіе все достояніе, съ пылающимъ лицомъ, съ безумнымъ взоромъ, проклинаютъ полицію, городничаго, всхъ… городничій ничего не слышитъ, все кричитъ и требуетъ воды, побольше воды. Нсколько энергическихъ жидовъ, явившихся на помощь, бросаются къ бочк, вырываютъ се у пожарнаго, выпрягаютъ еле дышащую лошадь, сами впрягаются въ бочку и бгутъ за водой. Другіе тащутъ ведра, кувшины, кружки съ водою, и каждый торжественно выливаетъ свою лепту въ море пламени… Но вотъ на крыш вновь загорвшагося зданія показался кто-то съ топоромъ и распоряжается довольно толково и быстро, фигура его обозначается рзко на красномъ фон… Кто этотъ герой? Неужели Каэтань Нотопольскій? да, этоонъ: онъ везд первый, этотъ загадочный шляхтичъ, неутвержденный въ дворянств герольдіей! случится ли убійство, пожаръ, рекрутскій наборъ — онъ тутъ прежде всхъ, смотритъ въ глаза городничему, ждетъ приказаніи — въ огонь и воду… И все это добровольно, по призванію! Городничіе такъ привыкли приказывать ему и самъ онъ такъ привыкъ повиноваться, что со стороны можно подумать, что онъ полицейскій чиновникъ.
Тяжело смотрть бездйственно на эту страшную драму. Посл пожара, бсновавшіеся евреи являются съ повинной головой, съ заплаканными глазами, просить прощенія, а вмст съ тмъ и позволенія покрыть свои пепелища деревянными крышами. Особымъ положеніемъ жители нашего города обязаны, посл разрушенія домовъ, непремнно возводить каменныя постройки, но всмъ правиламъ строительнаго искусства и перспективы, съ надлежащими брантъ-маурами и интервалами. Благодтельное распоряженіе! Но, къ сожалнію, оно примняется къ жидкамъ съ трудомъ необыкновеннымъ. Каждый клочекъ земли, на которомъ въ теченіи полустолтія, кое-какъ держалось гнилое жилище, принадлежитъ по большей части, двумъ-тремъ семействамъ. Чтобы выстроить новое, боле правильное зданіе, по узаконеннымъ правиламъ, нужно пріобрсти еще два-три сосднія мста, въ свою очередь также принадлежащія нсколькимъ собственникамъ, стульникамъ (половинкамъ). По раздробленные интересы мелкихъ собственниковъ никогда не приводятъ къ желаннымъ сдлкамъ. Бдность большей части домовладльцевъ, общее невжество, наклонность къ воздушнымъ постройкамъ на живую нитку и разныя прочія, независящія отъ нихъ обстоятельства, — вотъ причины, препятствующія прочности и красот построекъ въ этомъ город, внушающія бдному классу любовь къ жилищамъ, потеря которыхъ не была бъ для нихъ слишкомъ чувствительна. Дозволеніе покрыть пепелище тесомъ оканчивается тмъ, что люди, даже зажиточные, устроивая себ временное жилище, не хотятъ уже разстаться съ нимъ во всю жизнь и каждый мсяцъ, потихоньку, пристраиваютъ къ нему клточки, балкончики и т. д. Тже немногіе, которыхъ полиція, почему либо, принудитъ, наконецъ, къ постройк каменныхъ домовъ, обыкновенно, отроютъ деревянные, но стнки окладываютъ снаружи кирпичомъ, въ полъ-кирпича толщиною, и увряютъ, что это все равно, что каменные {Это называется ‘Прусскій Муръ’.}. Такихъ оригинальныхъ построекъ, вроятно, никому не приведется нигд видть. Забавно видть также, какъ бдняки, обязанные подпискою не обновлять своихъ зданій впредь до окончательнаго ихъ разрушенія, тихомолкомъ по ночамъ ломаютъ гнилыя крыши, замазывая новыя заплаты сажею. Какъ они хлопочутъ, чтобы полиція не застала ихъ на мст преступленія! и когда это случается, нужно видть съ какимъ искусствомъ преступники, перебгая съ крыши на крышу, исчезаютъ, подобно быстроногимъ сернамъ. Такого роду безпорядки вынудили начальство назначить въ нашъ городъ особаго городоваго архитектора, но такъ какъ въ тоже время разршеніе всхъ починокъ зависло собственно отъ лица городничаго, то, естественно, возникшія отъ того столкновенія двухъ властей мало облегчали жителей…
Грустно видть то глубокое, фанатическое невжество, которое опутываетъ жизнь нашихъ жидковъ съ самой ихъ колыбели. Талмудическіе предразсудки всасываются въ ихъ мозгъ и кровь съ такою силою, что самые умные люди смотрятъ враждебно на малйшій лучь свта и истины. Извстно, что въ западной Европ, со временъ знаменитаго Мендельсона, просвщенные евреи очистили еврейскую религію отъ талмудической грязи и образовали секту новыхъ жидковъ, которая длаетъ быстрые успхи и съ каждымъ днемъ пріобртаетъ новыхъ адептовъ. Въ сосдней намъ Австріи, напримръ, въ каждомъ порядочномъ город есть синагога жидовъ реформаторовъ, тогда какъ у насъ во всхъ трехъ губерніяхъ (Кіевской, Подольской и Волынской) не только нтъ ни одной такой синагоги, но едвали есть и реформаторы, открыто исповдающіе свое ученіе. Сколько мн извстно, такая синагога существуетъ только въ одной Одесс. Разница между богослуженіемъ талмудистовъ и новыхъ евреевъ очевидна для всякаго, кто и незнакомъ съ религіозными обычаями и языкомъ ихъ. Въ Лемберг мн впервы случилось познакомиться съ синагогами реформаторовъ, я былъ изумленъ внутреннею чистотою зданія, порядкомъ и благочиніемъ богослуженія. Вмсто грязнаго торжища, наполненнаго грязною толпою, неистово кричащею на разные голоса, я увидлъ храмъ, устроенный на подобіе католическаго, съ чистыми лавками по обимъ сторонамъ, на которыхъ чинно сидли мужчины во фракахъ, съ молитвенниками въ рукахъ, для дамъ устроены сверху два или три ряда красивыхъ галлерей, алтарь отдленъ чугунною ршеткою и кром Кивота, хранящаго 10-ть заповдей и Моисеевы законы, не иметъ никакихъ другихъ украшеній. Огромный пергаменный свитокъ, обвитый вокругъ древка, украшеннаго золотыми кистями, составляетъ единственный предметъ вншняго поклоненія, единственную принадлежность богослуженія: это Моисеево пятокнижіе. Вс молятся тихо, кром чтеца или, такъ называемаго, кантора, читающаго пятокнижіе вмст съ двумя ассистентами, поочередно выходящими для юго изъ числа молящихся. Превосходный хоръ пвчихъ оглашаетъ внутренность храма правильнымъ, гармоническимъ пніемъ псалмовъ, очень похожимъ на наше церковное пніе.
Не такъ молятся наши жидки: постороннему нтъ возможности понять что нибудь въ ихъ богослуженіи. Крики и вопли молящихся оглушаютъ, но интересны оффиціяльныя молебствія евреевъ, въ высокоторжественные дни. Въ нашемъ город, почти всми принято въ такіе дни, посл окончанія службы въ православномъ и католическомъ соборахъ, отправляться въ синагогу. Городничій и стряпчій съ одной стороны, а съ другой Іосифъ Израилевичъ съ своими неизмнными адъютантами, нсколько первостатейныхъ банкировъ и купцовъ, гласные думы и магистрата,— составляютъ обыкновенно оффиціальную публику. Посредин синагоги на возвышеніи, огражденномъ перилами, помщаются почетные постители и хоръ пвчихъ. Посреди хора, старикъ ‘кинторъ’ съ сдою клинообразной бородкой, покрытый пестрымъ, полосатымъ покрываломъ (неизбжный костюмъ всякаго молящагося еврея), развертываемъ тетрадь, настроиваетъ голоса пвчихъ но природному камертону и начинаетъ: сперва ‘Боже Царя храпи’, потомъ многолтіе, разумется, все это на еврейскомъ язык. Гимнъ идетъ довольно сносно, по каждый куплетъ или тактъ оканчивается нестерпимымъ диссонансомъ, производимымъ умышленной съ какимъ то особеннымъ шикомъ дискантами, которые для этого придавливаютъ горло пальцами одной руки, играя на немъ, какъ на кларнет, (любимый инструментъ у евреевъ). Но все это еще ничего: въ настоящій азартъ входятъ они тогда только, когда начинается многолтіе. Нтъ возможности передать всего, что происходитъ при этомъ съ пвчими и, въ особенности, съ канторомъ. Посл многолтія, въ вид эстетическаго угощенія публики, поются аріи изъ разныхъ итальянскихъ оперъ, чаще всего изъ Нормы, и при этомъ соло бываютъ недурны.
Посл молебствія, городскія власти отправляются обыкновенно къ Іосифу Израилевичу на завтракъ, состоящій изъ водки, разныхъ сладкихъ печеній, портеру, варенья и хорошихъ гаванскихъ сигаръ. Винограднаго вина талмудисты не употребляютъ.
Въ домашней жизни талмудистовъ-евреевъ женщины, придающія единство и гармонію семейнымъ кружкамъ, не являются. Женщина у нихъ осуждена всю жизнь на одн кухонныя заботы и совершенно изъята изъ круга общественной жизни. Знакомства и взаимныя посщенія не приняты между нашими еврейками, которыя лишены всякаго образованія. Он видятся между собою въ синагог, на базар, во время субботнихъ гуляній, или на свадьбахъ, но не чувствуютъ потребности принять гостей у себя дома. Любовь къ родителямъ и сыновнее почтеніе довольно рдко встрчаются у взрослыхъ евреевъ. Воспитанія дтей, въ собственномъ смысл этого слова, у нихъ не существуетъ. Вся забота родителей обращена исключительно на ученіе дтей т. е. на вдолбленіе въ ихъ головы по возможности, наибольшаго запаса обрядныхъ свдній. Къ этой операціи приступаютъ съ самаго ранняго возраста: какъ только дитя начинаетъ говорить,— его посылаютъ въ школу меламедовъ (учителей). Самый высшій идеалъ талмудическаго образованія олицетворенъ въ такъ называемомъ Хусид: Собственно Хусидизмъ составляетъ отдльную секту, доводящую принципъ талмуда до послдней крайности, хусидъ не причастенъ практическому направленію большинства и отвергаетъ всякое общечеловческое знаніе, какъ заразу, оскверняющую чистоту еврейскаго ученія. Настоящій хусидъ не долженъ знать никакого языка, кром еврейскаго и мстнаго жидовскаго, и не долженъ ничмъ заниматься, кром чтенія священныхъ книгъ. Разумется, что такой типъ, во всей его чистот, является очень рдко и самое названіе хусида употребляется чаще всего въ насмшку. Но тмъ не мене онъ уважается втайн и остается по прежнему идеаломъ.
Правительство давно обратило вниманіе на недостатокъ просвщенія у евреевъ и давно учредило школы, подвергнувъ всхъ евреевъ особенному сбору, называемому свчнымъ {Право продавать шабасковыя свчи, исключительно употребляемыя жилками по субботамъ, отдается въ каждомъ еврейскомъ обществ на откупъ.}, для покрытія расходовъ на содержаніе училищъ. Къ нашемъ город существуетъ казенная еврейская школа, а, по сосдству, училище раввиновъ, но въ оба эти заведенія поступаютъ только дти бдныхъ родителей, ни одинъ аристократъ, не говоря уже о банкирахъ, не отдаетъ своего сына въ казенное училище, да и вообще все казенное внушаетъ жидкамъ только опытное, наружное раболпство. За примромъ ходить недалеко: самое общественное устройство, съ его благотворными выборами и идеальнымъ порядкомъ, превратилось у евреевъ въ дло чисто вншнее, въ форму, стоящую особнякомъ отъ существующаго въ тоже время кровнаго, историческаго кагала. Въ каждомъ обществ положено, напримръ, имть казеннаго раввина, какъ отвтственное передъ правительствомъ лицо въ исправномъ веденіи метрическихъ книгъ, которыхъ у евреевъ долгое время не существовало вовсе и которыя, въ настоящее даже время, ведутся въ сомнительномъ порядк. Выборъ казеннаго раввина предоставленъ самому обществу, но подвергается разсмотрнію и утвержденію губернскаго правленія. Кажется, почему бы не воспользоваться этимъ правомъ и не выбрать человка честнаго, уважаемаго? нтъ: казенный раввинъ у нихъ самъ по себ, а духовный самъ по себ. При выбор казеннаго раввина, имется въ виду собственно доставленіе хорошему человку доходнаго мста, временной аренды — и только. Уже потому одному, что эта должность требуетъ знанія русскаго языка для оффиціальныхъ метрическихъ отчетностей, выборъ въ нее духовнаго раввина невозможенъ. Настоящій духовный раввинъ, точно также какъ и хусидъ, не знаетъ другаго языка, кром еврейскаго, и всякое казенное занятіе не совмстно съ его саномъ. Духовный творить только судъ, и этотъ судъ дйствительно не лицепріятенъ. Авторитетъ духовнаго такъ силенъ въ простомъ народ, что всякое ршеніе его равносильно божественному закону и не подлежитъ аппелляціи. Неправый боится этого суда, зная, что вс извороты и хитрости безсильны предъ лицемъ духовнаго, въ особенности, если онъ потребуетъ признанія подъ хейримомъ (если не ошибаюсь, такъ называется самая сильная клятва) и прикажетъ открыть правую ладонь, а съ нею и совсть отвтчика. Обстоятельство это служитъ для полиціи важнымъ подспорьемъ. Не имя возможности входить въ разбирательство всхъ мелочныхъ жалобъ и споровъ, она отсылаетъ спорящихся къ суду духовныхъ и, получая увдомленіе на клочк бумаги о состоявшемся ршеніи, приводитъ его въ исполненіе безъ всякаго затрудненія, разумется, частными, понудительными только мрами. По этотъ похвальный обычай держится только въ бднйшемъ класс народа. Люди боле цивилизованные, и въ особенности мало-мальски знакомые съ русскою грамотою, увы! недовольствуются такимъ патріархальнымъ судомъ и предпочитаютъ форменныя прошенія, въ которыхъ красуются цлыя колонны статей свода законовъ. Грамотные жидки составляютъ настоящую болячку для правосудія нашего: есть жидки, спеціально посвятившіе себя писапію доносовъ. Это большею частію люди, занимавшіе какія либо общественныя должности, привыкшіе къ даровымъ доходамъ: вмст съ отставкою, они переходятъ обыкновенно въ ряды недовольныхъ и образуютъ оппозицію, выражающуюся въ доносахъ на всхъ и все. Жидовское общество всегда трусливо, къ тому же доносъ неминуемо влечетъ за собою слдствіе, а слдствіе влечетъ — впрочемъ, извстно, что оно влечетъ поэтому доносчиковъ вс стараются умилостивить и задобрить напередъ. Я зналъ здсь четырехъ жидковъ, формально называвшихъ себя доносчиками: они получали постоянное содержаніе отъ всхъ купцовъ, отъ содержателей коробочнаго {Это еще одинъ сборъ, наложенный на талмудическіе предразсудки. Извстно, что евреи обладаютъ таинственною мудростію распознавать въ убитомъ животномъ трафную (нечистую) говядину отъ каширной (чистой). Законъ воспрешаетъ имъ сть трафную и потому за право покупать каширную они платятъ откупщику, ее продающему, установленную цну. Сумма, платимая откупщикомъ, составляетъ коробочный сборъ, предназначаемый на потребности того же общества, но на практик — капиталъ одного не рдко употребляется на нужды другаго общества.} и другихъ сборовъ. Дерзость ихъ простиралась до того, что они стали ходить отъ дома къ дому и требовать подачки, угрожая, въ противномъ случа доносомъ. Эти люди были прежде рекрутскими повренными и, вполн изучивъ всю рекрутскую механику, запаслись изряднымъ количествомъ матеріаловъ и, такимъ образомъ держали въ рукахъ не только общество, но и нкоторыхъ чиновниковъ. Не было никакихъ средствъ выжить этихъ людей. Хотя обществу, по закону, и предоставлено право остракизма, для изгнанія вредныхъ членовъ {T. IX Зак. о сост. ст. 590 и 591.}, но примненіе этого права на дл, очень затруднительно и требуетъ особаго утвержденія.
Крайнее невжество во всемъ, что не относится къ житейскимъ отношеніямъ, невроятная тупость въ понятіяхъ отвлеченныхъ — и въ тоже время остроуміе и тонкая иронія въ сужденіяхъ практическихъ, — вотъ главныя черты умственнаго характера нашихъ русскихъ или, лучше сказать, польскихъ евреевъ. Что же касается нравственнаго ихъ характера, то едва ли нужно повторять давно извстныя качества, лежащія въ его основаніи, именно: сребролюбіе и скупость, трусость рядомъ съ дерзостью, мстительность, относительно врага, и рабская услужливость передъ сильнымъ, крайній эгоизмъ въ ущербъ интересамъ ближняго, даже брата и, въ тоже время, горячее заступничество за малйшую обиду, нанесенную единоплеменнику извн. Много непохвальныхъ качествъ у нашихъ евреевъ, но они не лишены и похвальныхъ. Добрыя чувства не чужды имъ, они не слишкомъ врятъ въ возможность безусловной справедливости на этомъ свт, въ существованіе безкорыстія въ правосудіи, но если увидятъ, наконецъ, то или другое, то чувства благодарности, ими выражаемыя, превышаютъ всякое описаніе. Я знаю одного сильнаго еврея, обливавшаго слезами руку незначительнаго чиновника, оказавшаго ему самую обыкновенную справедливость въ общественномъ дл евреевъ, я видлъ цлыя толпы евреевъ и евреекъ, среди общаго отчаянія и воплей, восклицавшихъ по поводу другаго чиновника: ‘это нашъ раввинъ, онъ лучше раввина!’ Во всякомъ случа не подлежитъ сомннію, что чувство справедливости доступно понятіямъ этой несчастной націи и что оно непремнно должно развиться, если оно почаще будетъ возбуждаемо.
Вотъ нсколько анекдотовъ, характеризирующихъ евреевъ. Переданные на бумаг, они теряютъ много прелести: ни языкъ жидковъ (смсь нмецкаго, древне-еврейскаго, польскаго и малороссійскаго), * ни уморительныя интонаціи этого языка, ни игра жидовской физіономіи, до невроятности подвижной, не могутъ быть переданы никакимъ перомъ.
I. Знакомый мн полицейскій чиновникъ, однажды, ночью, былъ разбуженъ страшнымъ стукомъ въ дверь. ‘Впустите, впустите! одно слово, одно только слово!’? кричалъ за дверью какой-то еврей. Чиновникъ вскочилъ съ постели и отперъ дверь… ‘Охъ!.. вскрикнулъ жидъ, опускаясь на стулъ, охъ!.. позвольте: отдохну немножко.’ Что съ гобой? что случилось? спросилъ встревоженный приставъ. ‘Вы знали мою жинку?’ спросилъ еврей. Ну чтожъ? ‘Вы знали эту поганую рухлю, эту такую-сякую?..’ Ну, зналъ, въ чемъ же дло?.. ‘Уже ее не-ма (нтъ)!’ отвчалъ со вздохомъ еврей. Уже она утекла! (ушла). Ахъ, ты бестія! закричалъ разсерженный приставь: и ты за этимъ только разбудилъ меня? ‘Пшепрашамъ пана, (прошу прощенія), отвчалъ жидокъ, вылившій свое горе и, униженно кланяясь, убрался во свояси.
Нчто въ томъ же род случилось съ однимъ помщикомъ. Ночью, когда онъ спалъ въ зазжемъ дом какого-то мстечка, хозяинъ сталъ стучаться къ нему въ дверь, крича немилосердно: ‘слыхали, какое несчастье? (styszeliscie nieszczescie?) что такое? спросилъ испуганный помщикъ. ‘Меджибожскій рабинъ померъ!’
II. Въ мстечк, гд жилъ становой приставъ, жидокъ, на ярмарк, поссорился съ солдатомъ и замтивъ, что попалъ на человка не бойкаго, сталъ его бить. Солдатъ, обороняясь, хотлъ свести жида къ своему капитану, но готъ, увидавъ пристава, сидвшаго у раствореннаго окна своей квартиры, тотчасъ принялъ роль обиженнаго и, схвативъ солдата за шинель, потащилъ его къ приставу, приговаривая: ‘что твой капитанъ? вотъ пойдемъ-ка къ нашему… Это самый чистый, настоящій капитанъ-исправникъ!’ Приставъ, слдившій за этой сценой, сталъ выговаривать солдату, что онъ допустилъ себя бить еврею: ‘дай-ка ему сдачи хорошенько, по солдатски!’ сказалъ приставъ. Жидъ, услыхавъ такую резолюцію, пустился бжать, но солдатъ догналъ его и расхрабрившись кричалъ:’ слыхалъ, что вашъ капитанъ приказывалъ? ‘Ну, ну, дурень! отвчалъ еврей, уклоняясь отъ удара: ‘на теб злотый: ты и въ самомъ дл поврилъ, что это капитанъ? это такъ себ, прибавилъ онъ потихоньку, чортъ знаетъ что такое…. становой!..’
3) Въ одномъ имніи пять жидковъ держали въ аренд пять водяныхъ мельницъ. Наканун новаго гола, вс они собрались на митингъ, для опредленія поздравительнаго адреса становому. Одинъ изъ нихъ, отдавая въ общую кассу слдовавшую съ него, по уговору, лепту, объявилъ, что лично не можетъ засвидтельствовать своего почтенія приставу и поручилъ товарищамъ изъяснить начальству настоящія причины этого обстоятельства. Но, на его несчастіе, товарищи, вручая адресъ но принадлежности, не успли, однако, упомянуть объ участіи въ немъ отсутствующаго. Между тмъ, прозорливый блюститель порядка замтилъ это отсутствіе и приписалъ таковое явному уклоненію отъ порядка и неуваженію къ законной власти. Виновный потребованъ былъ въ станъ. Жидъ испугался, не понимая причины зова, онъ долго не хотлъ врить сотскому, полагая, что тотъ лично отъ себя длаетъ придирку и, наконецъ, обратился къ помщику: ‘на милость пана Бога, ясновельможный пане, говорилъ жидокъ: — спросите сотскаго: чего онъ хочетъ? Я ему предлагаю злотый — ‘Сотскій, въ опроверженіе извта, показываетъ полученный имъ изъ стана палетъ (предписаніе: отъ слова polecenie — порученье). ‘Ну, пусть, вельможный панъ прочитаетъ этотъ палетъ, продолжалъ запальчиво еврей, не можетъ быть: я не имю никакого дла… Ну, ну, посмотримъ, что въ этомъ палет написано?…’ и жидокъ становится за стуломъ помщика, жадно слдя за каждымъ словомъ бумагу, которую медленно разбираетъ помщикъ, плохо читающій по русски: ‘предписываю теб…’ ‘Ой, ней миръ!’ воскликнулъ бдный жидокъ: ‘ну, ну! что дальше? Пусть панъ читаетъ….’
‘Предписываю теб такого-то еврея выслать въ стань, но касающемуся — ‘.
— ‘По касающемуся — а… а… а? съ ужасомъ прервалъ жидокъ, не слушая дале: ‘Ну… я уже далъ по касающемуся! Чегожъ онъ еще хочетъ?’
4) Какой-то помщикъ завелъ разговоръ съ своимъ фурманомъ (извощикомъ) о политик. Фурманъ сталъ разсказывать о знаменитомъ лондонскомъ банкир Мойше Монтефіори, который прізжалъ въ Россію, съ намреніемъ, будто бы, выкупить всхъ жидковъ и поселить ихъ въ Палестин. Условіе было совершенно окончено, по словамъ фурмана, и засвидтельствовано въ гражданской палат: за каждаго жидка Монтефіори обязанъ былъ заплатить по три рубля серебромъ. Но когда министры доложили объ этомъ царю, то получили выговоръ и замчаніе, что евреи, ежегодно приносятъ годовой подати боле, чмъ вся условленная сумма. Министры, увидя свою ошибку, долго не знали какъ бы ее исправить и, наконецъ, ршились на слдующую хитрую мру: приказали тотчасъ остричь пейсики всмъ евреямъ и одть ихъ въ русское платье, когда же Моптефіори пришелъ съ требованіемъ объ исполненіи контракта, они сказали: ‘увы! у насъ нтъ боле евреевъ! Если не врите — ищите….’
5) Одинъ изъ евреевъ пустился въ разсужденіе о восточной войн. По его мннію, все дло завязалъ Ротшильдъ, и онъ же не посредственно самъ направлялъ удары войны. На вопросъ: ‘какъ можетъ воевать Ротшильдъ, когда у него нтъ войска? Жидъ отвчалъ: ‘На что ему войско? онъ купитъ 200 гарматъ (пушекъ), двсти ружей, найметъ двсти людей, дастъ имъ по 2 злота и по келишку вудки (по рюмк водки) — они и цлый день будутъ стрлять!… На что ему войско?’
Этими анекдотами мы заключаемъ нашу статью. Много любопытнаго представляетъ жизнь нашихъ еврейскихъ обитателей западныхъ губерній: но мы не ршаемся говорить обо всемъ, по нкоторымъ причинамъ.