Полное собрание стихотворений князя Александра Ивановича Одоевского (декабриста), Некрасова Екатерина Степановна, Год: 1883

Время на прочтение: 5 минут(ы)

Полное собраніе стихотвореній князя Александра Ивановича Одоевскаго (декабриста). Собралъ баронъ Андрей Евгеньевичъ Розенъ (съ дополненіемъ и примчаніями издателей, портретомъ и fac-simil князя А. И. Одоевскаго), С.-Петербургъ. 1883 года.

Какое должно быть богатство силъ и жизни у человка, прошедшаго весь длинный путь испытаній и бдствій, какія достались на долю декабристовъ — жизнь въ тюрьм, ссылка въ Сибирь, на каторгу, на поселеніе,— дожившаго до нашихъ дней и, несмотря на вс испытанія, не утратившаго не только бодрости взгляда, но оставшагося при всей юношеской вр въ лучшее будущее! Такіе люди — явленіе рдкое… Не многимъ выпадаетъ на долю подобная крпость физическихъ силъ и энергіи, какая выпала на долю декабриста барона Розена. Ему теперь должно быть не меньше 82—83 лтъ, а онъ — бодръ, словно юноша. Достаточно сказать, что до сихъ поръ онъ здитъ верхомъ. Почти такимъ же феноменальнымъ явленіемъ можно считать и фактъ собранія и изданія имъ стихотвореній другого декабриста, кн. А. И. Одоевскаго, къ которымъ баронъ Розенъ приложилъ ‘Біографическій очеркъ’ поэта.
Это изданіе стихотвореній, кром свидтельства о замчательной бодрости умственныхъ силъ 83 лтняго барона, является крайне умилительнымъ и трогательнымъ фактомъ. Старикъ на склон дней своихъ вспоминаетъ товарища, давно сошедшаго въ могилу, хочетъ поставить ему въ памяти потомства боле прочный памятникъ, чмъ мраморный мавзолей, собираетъ его рукописныя стихотворенія и издаетъ отдльною книжкой. Крайне трогательный финтъ! Характеренъ онъ и по отношенію къ живому, и по отношенію къ умершему товарищу. Одоевскій умеръ почти полстолтія тому назадъ (въ 1839 году), но и сорока-четырехъ лтъ оказалось недостаточно, чтобы стереть ‘памятъ объ одномъ изъ товарищей’ юности. Таково проявленіе истинной дружбы, основанной не на пустомъ звук ‘другъ’, а на крпкой связи убжденій и взглядовъ.— Этотъ фактъ,— сказали мы,— характеренъ и для Одоевскаго…
Судя по оставшимся произведеніямъ этого истиннаго поэта въ душ, слагавшаго стихи не ради славы, почести и не ради денегъ, такъ какъ, по словамъ барона Розена, Одоевскій почти никогда не писалъ своихъ стихотвореній, а говорилъ наизусть,— онъ создавалъ потому, что въ душ была потребность вылить въ стихотворной форм то или другое чувство, ту или другую мысль.
И много несомннно прекрасныхъ стихотвореній, полныхъ искренности, глубокаго чувства и страстной любви къ природ вылилось у этого юноши, несмотря на холодный сверъ, гд онъ прожилъ изгнанникомъ одиннадцать лтъ, несмотря на духоту и сырость рудниковъ, несмотря на тоску тюрьмы, жизни на поселеньи и затмъ солдатскую казарменную муштровку, которую онъ выносилъ на Кавказ. Онъ былъ переведенъ туда въ 1837 году. Императоръ Николай, прочитавъ его стихотвореніе: ‘Посланіе къ отцу’, понялъ, какія душевныя богатства и дарованія сдавливались въ этомъ человк стнами каземата и снжными сугробами Сибири. Онъ поддался обаянію таланта, высказавшемуся въ ‘Посланіи къ отцу’, и веллъ перевести Одоевскаго солдатомъ на Кавказъ.
Мы приведемъ одинъ изъ куплетовъ этого рокового для него стихотворенія, гд, кром поэтическихъ красотъ, музыкальности стиха, невольно чувствуется и глубокая, поражающая своею теплотой и сердечностью личность Одоевскаго, уже достаточно побитаго судьбой:
‘… Всю жизнь, остатокъ прежнихъ силъ,
Теперь въ одно я чувство слилъ —
Въ любовь къ теб, отецъ мой нжный,
Чье сердце такъ еще тепло,
Хотя печальное чело
Давно покрылось тучей снжной…’ (стр. 50).
Глубина чувства Одоевскаго не разъ высказывается въ его стихотвореніяхъ. Это не втреный юноша, скользящій своимъ чувствомъ по людямъ и дламъ, способный, какъ большинство артистическихъ натуръ, увлечься чмъ нибудь до забвенья, чтобы черезъ часъ забыть все, что такъ плняло, и предаться новымъ мечтамъ. Онъ самъ довольно мило характеризуетъ постоянство своихъ чувствъ въ стихотвореніи ‘Экспромтъ’:
‘… Я меньше пью, за то къ вину
Воды во вкъ не примшаю…
Люблю одну — и за одну
Всю чашу жизни осушаю! .’ (стр. 93).
Объ его постоянств ‘ замчательной стойкости въ характер и убжденіяхъ говоритъ даже Лермонтовъ въ своихъ чудныхъ стихахъ ‘Памяти А. И. Одоевскаго’, которые лучше всякихъ статей и біографическихъ трактатовъ знакомятъ съ личностью поэта-декабриста. И потому мысль помстить ихъ среди собранія стихотвореній князя Одоевскаго кажется прекрасной.
‘…Онъ былъ рожденъ для нихъ, для тхъ надеждъ
Поэзіи и счастья… Но, безумный,
Изъ дтскихъ рано вырвался одеждъ
И сердце бросилъ въ море жизни шумной,—
И свтъ не пощадилъ, и Богъ не спасъ!
Но до конца среди волненій трудныхъ
Въ толп людской и средь пустынь безлюдныхъ
Въ немъ тихій пламень чувства не угасъ,
Онъ сохранилъ и блескъ лазурныхъ глазъ,
И звонкій дтскій смхъ, и рчь живую,
И вру гордую въ людей и жизнь‘ (стр. 67).
Впрочемъ, порой эта вра въ людей колебалась. Съ тоской и тяжелою болью вырывается у него послдній куплетъ одного изъ прелестныхъ стихотвореній ‘Липа’, полнаго страстной любви къ природ:
‘… Ты старъ (т. е. липа, которую онъ называетъ другомъ), но листья молодютъ,
А люди, люди — что мн въ нихъ?
Чмъ старй, больше все черствютъ
И чувствъ стыдятся молодыхъ!…’ (стр. 44).
Здсь нельзя не замтить вліяніе поэзіи Лермонтова, съ которымъ Одоевскій сблизился впослдствіи на Кавказ. Лермонтовъ тотчасъ почуялъ, что встртилъ недюжинную личность, что встртилъ дйствительный талантъ, и прямо говоритъ въ вышеназванномъ стихотвореніи про Одоевскаго:
‘…Въ могилу онъ унесъ летучій рой
Еще не зрлыхъ, темныхъ вдохновенія,
Обманутыхъ надеждъ и горькихъ сожалній!’ (стр. 66).
И въ томъ же стихотвореніи отмчаетъ отличительную особенность поэзіи и души Одоевскаго:
‘…Любилъ ты моря шумъ, молчанье синей степи
И мрачныхъ горъ зубчатые хребты…’ (стр. 68).
И дйствительно, страстная любовь къ природ не разъ высказывается въ стихотвореніяхъ. При этомъ надо замтить, что описаніе картинъ природы выходитъ у него чудно хорошо и какъ-то по-своему оригинально. Вотъ, напримръ, очаровательная картина изгибовъ и извилинъ рки Усьмы въ Тамбовской губерніи, которая у него сложилась проздомъ изъ. Сибири на Кавказъ.
‘… Усьма то скроется въ лсу, то вновь проглянетъ,
Одта, какъ невста, въ блескъ небесъ,
Въ объятья кинется, а тамъ опять обманетъ
Склоненный къ ней, въ нее влюбленный лсъ…’ (стр. 53).
Но надо замтить, что подобныя приведенной картины, на которыхъ покоится, кроткій, любовный взглядъ художника, стали появляться уже со времени его перезда на Кавказъ…
Онъ былъ сосланъ еще юношей, когда ему было всего 22 года. Тмъ не мене онъ владлъ уже такимъ запасомъ знанія по русской литератур, что, по словамъ барона Розена, безъ всякой тетрадки могъ прочитать заключеннымъ товарищамъ рядъ лекцій но этому предмету, начиная съ ‘Слова о полку Игорев’. И тамъ, среди рудниковъ, рано развившаяся страсть къ литератур не глохла въ немъ. У него явилась мысль издать въ пользу ‘невольно-заключенныхъ’ сборникъ: ‘Зарница’. Съ этою цлью онъ разъ готовъ былъ отдать въ печать два изъ своихъ стихотвореній, чтобы на вырученныя деньги сдлать изданіе сборника. ‘Вотъ стихи, писанные подъ небомъ гранитнымъ и въ каторжныхъ норахъ,— читаемъ въ его письм къ П. А. Вяземскому.— Если вы ихъ не засудите, отдайте въ печать…’ (стр. 189).
Не одинъ Лермонтовъ тепло и хорошо смотрлъ на Одоевскаго,— такимъ же чувствомъ дышетъ къ нему и отношеніе другого писателя, Грибодова. Онъ тоже написалъ въ память его стихотвореніе, которое приложено здсь вмст съ письмомъ Грибодова къ Одоевскому.
Независимо отъ приличной вншности изданія названной книги, гд есть и факсимиле Одоевскаго и его портретъ,— нельзя не встртить съ чувствомъ живой радости и благодарности желаніе барона Розена и его товарищей по изданію спасти отъ забвенія память друга и сохранить для потомства хотя обрывки произведеній выдающагося таланта… Миръ праху твоему, погибшій пвецъ!…
‘………..Таинственная дума
Еще блуждала на чел твоемъ,
Когда глаза закрылись вчнымъ сномъ,
И то, что ты сказалъ передъ кончиной,
Изъ слушавшихъ тебя не понялъ ни единый…
И былъ ли то привтъ стран родной,
Названье ли оставленнаго друга,
Или тоска по жизни молодой,
Иль просто крикъ послдняго недуга,—
Кто скажетъ намъ?… Твоихъ послднихъ словъ
Глубокое и горькое значеніе
Потеряно. Дла твои и мннья,
И думы — все исчезло безъ слдовъ,
Какъ легкій паръ вечернихъ облаковъ…’
(Стих. Лермонтова).

Е. Н.

‘Русская Мысль’, No 4, 1883

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека