Н. А. ЛЕЙКИНЪ.
ШУТЫ ГОРОХОВЫЕ
КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2,
1879.
ПОЛИТИКИ.
ПОЛИТИКИ.
Политики, Лейкин Николай Александрович, Год: 1879
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Воскресный день. Мсто дйствія — трактиръ средней руки Публика самая разношерстная. За однимъ изъ столовъ пьютъ чай: мастеровой-чистякъ, отставной ‘ундеръ’ съ нашивками на рукав, пожилой мужикъ въ новомъ нагольномъ тулуп и жирная баба въ бумажномъ платк на голов съ изображеніемъ на немъ игральныхъ картъ всхъ мастей. Мастеровой только что сейчасъ прочелъ имъ политическія, телеграммы и держитъ въ рукахъ газету. Идетъ обсужденіе телеграммъ. За другимъ столомъ за бутылкой пива сидитъ не то купецъ, не то артельщикъ въ сибирк и въ сапогахъ съ наборомъ, и иронически улыбаясь, прислушивается къ ихъ разговору. Отъ стола къ столу ходитъ татаринъ съ ворохомъ набивныхъ платковъ и гарусныхъ шарфовъ на рук и предлагаетъ свой товаръ.
— Турка-то бы еще ничего, онъ на замиреніе согласенъ, а вотъ Порта эта самая препятствіе ставитъ, говоритъ мастеровой.
— Что-же эта самая Порта-то тоже неврная? спрашиваетъ мужикъ.
— Самая-то что ни-на-есть неврная и есть. Она и изъ муходанъ-то самая муходанистая. Турки вина не пьютъ и свинины страшатся, за то табакъ жуютъ и грибъ мухоморъ, а Порт, по ея вр, даже и въ этомъ препона. Отъ нихъ теперь окупацію требуютъ… Чтобъ вс жители, генералъ ты или простой человкъ, окупались въ болгарскихъ ркахъ и посл этого клятву дали, чтобы славянъ не терзать. Турція готова, а Порта не хочетъ.
— И чтобъ младенцевъ махонькихъ тоже купать? задаетъ вопросъ баба.
— И младенцевъ. Такъ, чтобъ вс въ прорубь и лзли. А у нихъ упрямство.
— Да какъ-же можно младенцевъ-то въ эдакіе холода? Вдь тутъ сейчасъ смерть.
— Ахъ, тетенька Марья, да что-же, коли вся Европа хочетъ. Коли ежели они надъ славянами тиранствовали, такъ теперь за свою вину должны и сами имъ потрафлять. Вдь у насъ по деревнямъ въ Крещеньевъ день мужики купаются-же въ прорубяхъ и живы остаются…
— Постой, Селифанъ, ты это не такъ… перебиваетъ мастероваго ундеръ.— Извольте видть, Марья Васильевна, вся штука въ томъ, что Турція на счетъ холоду способна, а Порта эта самая изъ жаркихъ странъ и для нея морозъ все равно, что бура для таракановъ.
— Врешь, дядя, врешь! Порта завсегда къ морозу благосклонна, а тутъ упрямство! вскрикиваетъ мастеровой.— Порта что ни на есть холодная земля. У нихъ ни овесъ, ни рожь не растутъ, а только одна ель, да мохъ… Имъ они и питаются.
Ундеръ обижается.
— Врешь, врешь! передразниваетъ онъ мастероваго.— Откуда такой начетчикъ выискался. Ты, братъ, меня не учи, я не глупе тебя, у меня тоже нашивки есть. Въ какихъ странахъ по твоему Порта обитаетъ? Вотъ что ты мн скажи.
— Извстно, тамъ, гд ледяное море, а такъ какъ у нихъ сна нтъ, ну, они и разъзжаютъ, вмсто лошадей, на псахъ.
— Анъ вотъ и неправда! Порта за Ерусалимомъ, промежъ Индейскаго царства и промежъ Арапіи и море у нихъ не ледяное, а красное, и здятъ они на мерблюдахъ.
Мужикъ вздыхаетъ.
— А разв есть такое море? разражается онъ, наконецъ, вопросомъ.
— А ты думалъ какъ? Моря всякія есть. Есть море черное, оно русской держав принадлежитъ, есть море красное, и вода въ немъ какъ кровь красная, въ Апельсиніи, гд апельсины растутъ, есть море желтое, у Китайцевъ море зеленое, потомъ есть море синее, о немъ и въ псн поется, а псня — быль…
— Премудрость! опять вздыхаетъ мужикъ и разглаживаетъ свои волосы, жирно смазанные деревяннымъ масломъ.— Какихъ, какихъ, подумаешь, у Бога морей-то только нтъ!
— Есть еще мертвое море. Въ томъ, мор, какъ только кто искупается — тутъ ему карачунъ. Оно тоже этой самой Порт принадлежитъ, но мы, по своей благости, въ немъ свою окупацію длать ихъ не принуждаемъ, а требуемъ только то, чтобъ они за свои грхи въ прорубь лзли.
— А коли не ползутъ?
— Ну, тогда сила русскаго оружія заблеститъ. Только допрежъ того мы миролюбіе будемъ пробовать. Вотъ и теперь ноты послали, чтобъ въ двадцать четыре часа всмъ стоять на берегахъ Болгаріи и слушать команду…
— Какъ ноты? Да что-жъ они музыканты, что-ли?
— Не музыканты, а ужъ у нихъ такое обыкновеніе, что грамоту они не знаютъ, а читаютъ и пишутъ по нотамъ. Вдь Порта это совсмъ особый народъ. Во-первыхъ, на голов у нихъ коса, какъ у нашихъ двокъ, во-вторыхъ, у нихъ пушки деревянныя и вс они и богатые и бдные босикомъ ходятъ, а лтомъ такъ даже нагишомъ, только вотъ эти самыя мста какъ у акробатовъ шкурой прикрыты.
Прислушивавшійся до сихъ поръ къ разговору купецъ встаетъ и плюетъ.
— Эхъ, и слушать-то даже не хочется! восклицаетъ онъ — уши вянутъ. Послушайте, почтенные, какой такой, непонятный ултиматумъ вы изъ газетъ длаете? обращается онъ къ политикамъ.— Нешто можно объ политическихъ длахъ Европы такое разсужденіе имть, коли ежели вы ничего въ образованіи не смыслите? Ну, и выходитъ одна глупая словесность съ вашей стороны и больше ничего. Хоть-бы теперь о Порт вы мелево мелете… Что Порта, что Турція — это все одна держава, и даже подъ однимъ султаномъ состоитъ, а народъ дйствительно разный. Турка въ чалм, голову бретъ, и обликомъ по своей физіономіи блъ, что-же касательно Порты Отоманской, то волосяная мода у нихъ какъ и у насъ, взамсто чалмы ермолка красная съ кисточкой, но обличье какъ-бы арабскаго вида. У турки штаны синія, у Порты штаны красныя, оба боятся свинаго уха и вра ихъ неврная никакой разницы не составляетъ. Вотъ вамъ и все, а въ заключеніе моихъ преніевъ я долженъ сказать одно: кто глупъ — долженъ свою словесность на счетъ политики оставить и держать за языкомъ свое молчаніе, а то образованному уху…
Компанія политиковъ вламывается въ обиду.
— Да ты, почтенный, чего взбленился? Вдь мы къ теб не приставали?.. Мы промежъ себя разговоръ разсыпали, перебиваетъ его ундеръ.
— Да образованному-то уху при всемъ своемъ славянскомъ единств и даже сочувствіи слушать скверно! А трактиръ общій. Эй, половой! Заведи машину!
— Что поставить прикажете?
— Что нибудь изъ ‘Травіаты’, да только погугенотисте!