Л. Г. Фризман
Полежаев А. И.: биобиблиографическая справка, Полежаев Александр Иванович, Год: 1990
Время на прочтение: 6 минут(ы)
ПОЛЕЖАЕВ, Александр Иванович [30.VIII(11.IX), 1804 (по другим данным — 1805), с. Покрышкино Инсаровского у. Пензенской губ.— 16(28).1.1838, Москва] — поэт. Он был внебрачным сыном богатого помещика Л. Н. Струйского и крепостной девушки А. И. Федоровой, которую после рождения ребенка выдали замуж за саранского мещанина И. И. Полежаева. Через несколько лет И. И. Полежаев бесследно исчез. Мать будущего поэта вернулась вместе с ним в усадьбу Струйских и вскоре умерла. Маленький Александр оказался среди чужих людей. Он рос в ‘людской’ избе, окруженный крестьянами и ремесленниками, видел тяжелый труд крепостных, подвергавшихся жестокому угнетению и бесчеловечным расправам, нищету и бесправие трудового народа. Эти сцены навсегда врезались в его память и существенно повлияли на формирование его взглядов. Сознание, что он отщепенец, незаконнорожденный сын крепостной крестьянки, было источником мучительных переживаний П. Эти переживания оказались первыми, но далеко не последними в ряду нескончаемых бед, которые уготовила ему судьба.
В 1816 г. П. отвезли в Москву, где он был помещен в гимназию и открытый при ней частный пансион. В 1820 г. будущий поэт поступил на словесное отделение Московского университета. В кругу разночинной молодежи, окружавшей его в то время, были сильны вольнолюбивые настроения. Здесь читались и распространялись агитационные песни Рылеева и Бестужева. Среди знакомых П. были участники революционных кружков, в частности разгромленного в 1827 г. кружка бр. Критских. В следственных материалах сохранилось упоминание о том, что у одного из членов этого кружка обнаружили дерзкие стихи насчет правительства, полученные им от П. В годы учения в университете создавались первые произведения П. Наиболее известное из них — поэма ‘Сашка’ (1825—1826), которая сыграла в его жизни поистине роковую роль.
‘Сашка’ был написан после выхода в свет первой главы ‘Евгения Онегина’ и строился на подспудной полемике с пушкинским романом и образом его главного героя. Вставляя в свой текст цитаты из ‘Евгения Онегина’, проводя Сашку сквозь ситуации, сходные с теми, которые изображал Пушкин, П. избрал при этом совершенно иной, сниженный, грубоватый тон. Он уснастил свое произведение множеством бытовых, натуралистических, порой не свободных от вульгарности деталей, ввел в него эротические сцены, описанные с откровенностью, заключавшей в себе прямой вызов ханжеству официальной морали.
В поэме разносторонне отразилось презрительное отношение П. к светскому обществу. Поэт осмеивает сословные привилегии, бюрократические порядки, при которых ‘честь и чин’ получают ‘дурак, алтынник, скот’. Он одобрительно отзывается об атеизме героя поэмы, который ‘хоть и не верит… Исусу, / Но, право, добрый молодец!’, а попов, монахов, церковные устои описывает с нескрываемой издевкой. Россия, к которой обращается П. в ‘Сашке’,— ‘отчизна глупая’, ‘умы гнетущая цепями’. Он мечтает о времени, когда она ‘очнется в дикости своей’ и ‘свергнет с себя бремя. / Своих презренных палачей’.
Поэма П. стала ходить по рукам, и вскоре в III отделение поступил донос, в котором говорилось, что воспитанники Московского университета ‘не уважают закона, не почитают своих родителей и не признают над собой никакой власти’ (Стихотворения.— С. 70), причем в подтверждение этих сведений приводились цитаты из поэмы ‘Сашка’. Николай I не без основания увидел в ней отзвук декабристских настроений. ‘Я положу предел этому разврату,— заявил царь,— это все еще следы, последние остатки, я их искореню’ (Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т.— М., 1956.— Т. VIII.— С. 166). Только что окончившего университет П. назначили унтер-офицером Бутырского пехотного полка с особым указанием: ‘иметь его под самым строгим надзором и о поведении его ежемесячно доносить…’ (Стихотворения.— С. 78). Расправа с вольнодумным поэтом оказалась не менее жестокой, чем та, которой царизм подверг многих участников восстания на Сенатской площади.
П. оказался не в силах вынести тяготы военной службы. Жестокость обрушенной на него кары возрастала с каждым годом. Он пытался бежать в Петербург и хлопотать там о смягчении своей участи. Хотя он сам вернулся в полк, его предали военному суду и приговорили к разжалованию в рядовые без права выслуги. Теперь он мог подвергаться любым издевательствам и телесным наказаниям. В 1828 г. против П. было возбуждено новое дело. Он провел год в сыром и зловонном тюремном каземате, закованный в кандалы и наручники. Вероятно, там у него и началась чахотка, позднее ставшая причиной его безвременной смерти.
Стихотворения П. второй половины 20 гг. запечатлели безрадостные настроения, вызванные в душе поэта тяготами солдатчины. Вместе с тем они со всей определенностью свидетельствуют о том, что тираноборческие, антицаристские убеждения П. не были сломлены. С течением времени жгучая ненависть к николаевскому деспотизму и сочувствие закабаленному народу получали в его поэзии все более определенное и законченное выражение.
П. с болью и горечью писал, что ‘родная страна / Палачу отдана’ (‘Вечерняя заря’, 1826), что ‘Русь, как кур, передушил / Ефрейтор-император’ (‘Рок’, 1826). Он мечтает ‘оковы раздробить / И жажду сладостного мщенья / Живою кровью утолить’. Его гнетет сознание своего бессилия: ‘цепь порабощенья / Гремит на скованных ногах, / И замирает сталь отмщенья / В холодных, трепетных руках…’ (‘Цепи’, 1826). В стихотворениях ‘Песнь пленного ирокезца’ (1828), ‘Песнь погибающего пловца’ (1828), в поэме ‘Арестант’ (1828) П. с потрясающей силой и искренностью говорит о муках, выпавших на его долю. И все же он остается ‘неизменным другом свободы’, который готов, ‘недвижим и смел’, ‘встретить миг роковой’, и верит, что придет час, когда ‘мы… победим, поразим / И врагам отомстим!’. Он вновь и вновь клеймит царя, который ‘возведен / Погибшей вольности на трон’ и душит ‘как лютый волк / По алчной прихоти своей / Мильоны страждущих людей…’ (Стихотворения и поэмы.— С. 70—71).
В 1829 г. полк, в котором служил П., был переведен на Кавказ, где поэт провел четыре года. Он участвовал во многих, сражениях, и за проявленную в них доблесть ему вернули унтер-офицерский чин. Но все попытки добиться производства П. в офицеры и тем самым дать ему возможность уйти в отставку сталкивались с упорным сопротивлением властей. Не в последнюю очередь это объяснялось тем, что имя П. как жертвы царского произвола пользовалось большой популярностью в оппозиционно настроенных кругах русского общества. Шпионы III отделения доставляли властям неопубликованные произведения П., которые могли только укрепить враждебное отношение к нему. А. И. Герцен, который познакомился с П. в 1833 г., писал: ‘…Сделаться полицейским поэтом и петь доблести Николая он не мог, а это был единственный путь отделаться от ранца’ (Герцен А. И. Собр. соч.— Т. VIII.— С. 168).
Кавказские впечатления отразились в поэмах ‘Эрпели’ (1830), ‘Чир-Юрт’ (1832) и ряде небольших стихотворений. В центре внимания поэта не красота горных пейзажей, а быт и тяжелая жизнь простых людей. Он с реалистической достоверностью описывает опасности, лишения, бытовую неустроенность, которые постоянно должен был сносить русский солдат. Жизнь, изображаемая здесь П., увидена глазами солдата, и рассказано о ней безыскусным солдатским языком, с постоянным использованием просторечия и разговорных оборотов. Отдавая должное мужеству и русских и горцев, П. видит бессмысленность войны и кровопролития. Он проклинает того, кто извлек ‘первый меч войны / На те блаженные страны, / Где жил народ миролюбивый’, и верит, что придет пора, когда ‘воинственная лира’ ‘забудет битвы и перун / И воспоет отраду мира’ (Стихотворения и поэмы.— С. 293, 309).
Темой поэм П. ‘Видение Брута’ (1833) и ‘Кориолан’ (1834) явились события римской истории. Продолжая традиции декабристов, поэт стремился не к исторической достоверности и точности, а к тому, чтобы на материале прошлого поставить вопросы, актуальные для его времени. Читатель 30 гг. безошибочно улавливал в ‘Кориолане’ намеки на поражение декабристов и деспотизм николаевского царствования. Уловила их и цензура, запретившая к печатанию обширные куски ‘Кориолана’, впервые опубликованного в 1838 г., уже после смерти автора.
Важной частью поэтического наследия П. являются его песни. ‘Ахалук’ (1832), ‘Сарафанчик’ (1834), ‘Долго ль вам без умолку идти’ (1835), ‘Разлюби меня, покинь меня’ (1836) и др. произведения этого жанра завоевали популярность и прочно вошли в песенный репертуар. П. проявлял углубленный и постоянный интерес к фольклору: и к русским народным песням, н к поэтическому творчеству народов Кавказа, и к солдатской песне. В стихотворении ‘Ай ахти! ох ура!’ (1835), явно продолжая традицию, восходящую к агитационным песням Рылеева и Бестужева, П. устами солдат обращается с суровым укором к царю, который ‘обманул, погубил… мильоны голов’. Среди солдатских жалоб на тяготы службы, мучения и побои нашло себе место и напоминание о 14 декабря 1825 г., когда солдаты царя ‘охранили, спасли / И по братним телам / Со грехом пополам / На престол возвели’. Здесь явно прозвучало сожаление о выборе, сделанном в тот роковой день, и предупреждение, что доведенные до отчаяния солдаты способны уничтожить ими же утвержденную бесчеловечную власть: ‘Ты болван наших рук: / Мы склеили тебя / И на тысячи штук / Разобьем, -разлюбя!’
Шли годы, но они не приносили П. надежды на изменение его участи. Давно нажитая чахотка разыгралась с новой силой. Доведенный до отчаяния, П. стал много пить, а однажды, самовольно покинув полк, потерял амуницию. За это его выпороли розгами с такой жестокостью, что, по свидетельству батальонного адъютанта, ‘долгое время после наказания поэта из его спины вытаскивали прутья’ (Стихотворения.— С. 126). В сентябре 1837 г. его отвезли в госпиталь, откуда он уже не вернулся. Там были написаны его последние стихотворения, в том числе ‘Чахотка’ (1837). Когда П. находился уже в предсмертной агонии, пришел приказ о производстве его в прапорщики. Возможно, поэт не успел даже узнать о запоздалой царской милости. 16 января 1838 г. его не стало.
Белинский с проникновенной точностью указал, что ‘отличительную черту характера и особенности поэзии Полежаева составляет необыкновенная сила чувства, свидетельствующая о необыкновенной силе его натуры и духа, и необыкновенная сила сжатого выражения, свидетельствующая о необыкновенной силе его таланта’ (Полн. собр. соч.— Т. VI.— С. 159). Но он не мог ответить на вопрос, кто виноват в трагической судьбе и гибели П., обвиняя в них самого поэта. На этот вопрос исчерпывающе ответил Н. А. Добролюбов. Откликаясь на книгу стихотворений П., выпущенную в 1857 г., он писал: ‘Пострадал ли Полежаев от судьбы, странно враждебной всем лучшим поэтам нашим, можно видеть при внимательном взгляде на его портрет, который приложен к нынешнему изданию его, сочинений’ (Собр. соч.— Т. П.— С. 49). К изданию был приложен портрет П. в солдатской шинели. Яснее и недвусмысленнее указать на тех, кто нес ответственность за бедствия и безвременную кончину поэта, было невозможно.
Соч.: Стихотворения / Ред., биограф, очерк и примеч. В. В. Баранова.— М., Л., 1933, Полн. собр. стихотв. / Вступ. ст., ред. и примеч. Н. Ф. Бельчикова.— Л., 1939, Стихотворения и поэмы / Вступ. ст. Н. Ф. Бельчикова, Подгот. текста и примеч. В. В. Баранова.— Л., 1957, Стихотворения и поэмы / Вступ. ст. и подгот. текста В. С. Киселева-Сергенина.— Л., 1981.
Лит.: Белинский В. Г. <,Стихотворения А. Полежаева>,.— Полн. собр. соч.— М., 1955.— Т. VI.— С. 119—160, Добролюбов Н. А. Стихотворения А. Полежаева // Собр. соч.— М., Л., 1962.— Т. II.— С. 47—53, Воронин И. Д. А. И. Полежаев: Жизнь и творчество.— 2-е изд., дон. и перераб.— Саранск, 1979, Порудоминский В. И. Вся жизнь моя — гроза! Повесть про поэта Полежаева и его время.— М., 1981, Васильев Н. Л. А. И. Полежаев: Проблемы мировоззрения, эстетики, стиля и языка. — Саранск. 1987.
Источник: ‘Русские писатели’. Биобиблиографический словарь.
Том 2. М—Я. Под редакцией П. А. Николаева.
М., ‘Просвещение’, 1990