Поэзия в большевистских изданиях 1901-1917, Неизвестные Авторы, Год: 1917

Время на прочтение: 64 минут(ы)
Библиотека Поэта. Большая серия. Второе издание
Поэзия в большевистских изданиях 1901-1917
Л., ‘Советский писатель’, 1967

Неизвестный автор

1. В ПОГОНЕ ЗА МИЛЛИОНАМИ

Порядок водворен — мятежники смирились,
И кровью куплено спокойствие царя,
И снова в тьме кромешной скрылась
На миг блеснувшая заря.
И он, счастливый царь несчастного народа,
Дождавшись, чтобы стих последней битвы звук,
Во Францию, — туда, где царствует свобода,—
Он едет наполнять свой денежный сундук.
Каторга, тюрьмы, казармы,
Пушки, казаки, жандармы,
Рать полицейских, шпионов,
Нужны нам сотни миллионов.
И Франция, своих казнившая тиранов,
Тирану русскому холопски бьет челом,
И стая Делькассе, Вальдеков, Мильеранов
На задних лапках пляшет пред царем.
И Николай Второй с улыбкою надменной
Вождям республики по ордену дает,
А Витте с ловкостью и быстротой отменной
С французской публики златую шерсть стрижет.
Каторга, тюрьмы, казармы,
Пушки, казаки, жандармы,
Рать полицейских, шпионов…
Много нам нужно миллионов.
И он вернется к нам с набитою мошною,
Богопомазанный порфироносный шут.
И снова засвистит над бедною страною
В руке державной подлый кнут.
И будет хищникам — бичам земли голодной —
Он с царской щедростью добычу раздавать,
Чтоб нам из золота республики свободной
Покрепче кандалы сковать.
Чтоб заглушить всенародные стоны,
Нужны миллионы, миллионы…
<10>
1. ‘Искра’, 1901, 10 сентября (Приложение). Подписи к карикатурам, изображающим поездку русского царя Николая II во Францию (см. рис. на с. 47). Поездка была совершена летом 1901 г. с целью получения денежного займа у французского правительства. Порядок водворен... Имеются в виду расправы с революционной молодежью (в частности, избиение студенческой демонстрации 4 марта 1901 г. в Петербурге) и с рабочими — участниками первомайских выступлений 1901 г. в ряде городов России. Т. Делькассе (1852—1923) — министр иностранных дел Франции, сторонник сближения с царским самодержавием, Вальдек — имеется в виду П.-М. Валь-дек-Руссо (1846—1904), глава французского правительства. А.-Э. Мильеран (1859—1943)—министр в правительстве Вальдека-Руссо, ‘социалист’, позднее (в 1920—1924 гг.) президент Французской республики. С. Ю. Витте (1849—1915)—министр финансов царского правительства, сторонник франко-русского союза, проводил политику привлечения иностранного капитала для укрепления самодержавия и развития капитализма в России. О нем см. также примеч. 76.

Днепровский

3. ПРОЧЬ С ДОРОГИ

Прочь с дороги, мир отживший,
Сверху донизу прогнивший,—
Молодая Русь идет
И, сплоченными рядами
Выступая в бой с врагами,
Песни новые поет.
Прочь с дороги всё, что давит,
Что свободе сети ставит…
Зла, насилия жрецы,
Вам пора сойти со сцены,
Выступаем вам на смену
Мы, отважные борцы, —
Мы, рожденные рабами,
Мы, вспоенные слезами,
Мы, вскормленные нуждой,
Из тюрьмы, из злой неволи
Рвемся все мы к лучшей доле,
Рвемся мы с неправдой в бой.
Дети родины опальной,
Шьем мы саван погребальный
Палачам родной страны.
В тюрьмах, в ссылке отдаленной
Гимн слагаем похоронный
Царству зла, насилья, тьмы.
Крепче стали наши руки,
Не страшны нам смерть и муки,
Не боимся мы цепей.
Мы не дрогнем, не отступим,
Мы ценой кровавой купим
Счастье родины своей.
К нам под знамя боевое,
К нам, всё честное, живое,
К нам, бойцов отважных рать!
Грянем бурей-ураганом,
Будем мы, на страх тиранам,
За свободу воевать!
Прочь с дороги, злые силы,
Вас давно уж ждут могилы…
Молодая Русь идет
И, могучими рядами
Выступая в бой с врагами,
Песни новые поет!
<Сентябрь 1902>
3. ‘Летучий листок’, 1902, No 7, сентябрь, листовка Петербургского комитета РСДРП, 1904, под заглавием ‘Молодая Русь’. Печ. по ПР, с. 90.

Неизвестный автор

6. ДВА СТАНА

В мире два стана, нещадно враждующих:
В первом — с победно поднятой главой
Сонмы веселых, беспечных, ликующих,
Сытых, довольных собой,
Сонмы терзающих силы народные,
Нагло сосущих народную кровь,
Топчущих в грязь всё святое, свободное —
Честь, идеал и любовь.
С сердцем заплывшим, душой пресыщенною,
Всюду внося с собой ложь и разврат,
Всё попирают стопой загрязненною,
Куплей-продажей клеймят.
Совесть и честь для них звуки забытые,
Изгнаны правда, любовь, идеал,
Соки народные, в золото слитые, —
Вот где их бог, их Ваал!
Вечная праздность, разгул нескончаемый,
Пьянство, обжорство, бесстыдный разврат,
Наглая ложь, произвол нескрываемый
Здесь безраздельно царят!..
В стане другом — миллионы униженных,
Стонущих тяжко под гнетом оков,
Счастья не знающих, роком обиженных,
Цепи влачащих рабов,
Вечно надломленных, вечно страдающих,
Молотом, ломом, сохой, топором
Жизнь и здоровье свое надрывающих
Над непосильным трудом,
Хищные стаи жестоких мучителей,
Алчных вельмож и жестоких царей,
Царских холопов, чиновных грабителей
Кровью питают своей…
Только не вечно им рабство позорное,
Гнет ненавистный смиренно нести,
Кончится скоро молчанье покорное,
И задрожат палачи…
Близок уж час, уж борьба разгорается,
Мрак беспросветный не так уж гнетет,
Это свободы заря занимается,
Это народ восстает…
<1898>
6. ПБ, с. 10, без подписи (ранее — ‘Новый сборник революционных песен и стихотворений’, Париж, 1898). Ваал — у древних сирийцев и финикян бог плодородия, в современном языке — символ погони за материальными благами.

Неизвестный автор

9. ПЕРВОЕ МАЯ

Праздник светлый и свободный.
Славься, первый майский день!
Наш союз международный
Новым блеском ты одень.
Уж прошел и год десятый
С той поры, как целый свет
Облетел призыв крылатый:
В этот день работы нет!
Пусть же мчится в общем хоре
Мировому гимну вслед
Через горы, через море
Наш торжественный ответ!
Над Уралом и Кавказом
Над Невой и над Днепром
Пусть наш отклик грянет разом,
Как весенний первый гром!
Наша жизнь идет в неволе,
Наша родина — тюрьма,
Нет позорней нашей доли,
Нет ужаснее ярма.
Встаньте, встаньте ратью смелой.
Силу дал нам бодрый труд.
Словно лен перегорелый,
Наши цепи упадут.
Разве даром так упорно
Напрягается рука
У пылающего горна,
У жужжащего станка?
Пусть из горна это пламя
Хлынет вон живым ключом
И осветит, словно знамя,
Целый мир своим лучом.
Наш хозяин тороватый
На увертливую ложь,
Соблазняя нас приплатой,
Посулил нам лишний грош…
На посул его лукавый
Мы дадим один ответ:
Славься, праздник величавый!
В этот день работы нет.
За хозяином жандармы
Торопливо бьют в набат
И выводят из казармы
Против нас ряды солдат.
Нас угроза не принудит,
Наш ответ готов давно:
В этот день труда не будет,
Мы решили заодно.
Встаньте, братья, бодрой ратыо!
Все в ряды… Плечо с плечом…
Только дружно встать нам нужно, —
Каждый враг нам нипочем.
Над Уралом и Кавказом,
Над Невой и над Днепром
Пусть наш голос грянет разом,
Как весенний первый гром…
<Апрель 1899>
9. ПБ, с. 21 (ранее — ‘Рабочая мысль’, 1899, No 6), ПР — без строф 3, 4, 7—12, ‘Северный рабочий’, 1907, 28 апреля. Всюду — без подписи. Уж прошел и год десятый. Имеется в виду десятая годовщина со дня принятия Международным социалистическим конгрессом в Париже (1889) решения о праздновании 1-го Мая. Стих, пользовалось широкой популярностью, распевалось на рабочих маевках.

Неизвестный автор

11. НА СМЕРТЬ С. С. КОСТРОМИНА

Ночью товарищ погиб:
Жить ему стало невмочь.
Труп его свежий зарыт
В ту же зловещую ночь.
Умер живой человек —
Нечего плакать о нем,
Мало ли близких людей
Гибнет и ночью, и днем!
С другом надежным сойдись,
Острый клинок отточи:
Надо не плакать, а мстить,
Мстить за погибших в ночи.
1898
11. ПБ, с. 45, без подписи. С. С. Костромин — революционер, будучи в 1898 г. арестован и посажен в Дом предварительного заключения, покончил жизнь самоубийством.

Неизвестные авторы

14. КАМАРИНСКАЯ

Эх и прост же ты, рабочий человек!
На богатых гнешь ты спину весь свой век.
У Морозова у Саввушки завод,
Обирают там без жалости народ,
Все рабочие в убогости,
А на них большие строгости,
Чтоб не вышло препирательства
За иные надувательства,
Канцелярия составила
Для рабочих пункты-правила:
Положила кары грозные,
Наказания серьезные,
Обирает по-законному,
Прижимает по-ученому.
Эх, у Саввушки палатушка ума,
Оттого-то, знать, толста его сума.
Загорелся раз у Саввушки завод,
Разбегаться стал испуганный народ,
Управляющий огонь тушить велит,
А рабочий люд на улицу валит.
Дали Савве знать об этом в телефон,
Как ошпаренный, примчался мигом он.
‘Что ж, имущество должно мое сгореть?
Эй, немедленно ворота запереть!’
Не пускать велит с завода ни души,
Там уж хочешь иль не хочешь, а туши!
Эх, уж Саввушка умен, умен, умен,
И начальством он за это отличен:
Почитается как знатный дворянин,
Принимается как важный господин.
Савва, жирная скотинушка,
В три обхвата животинушка!
Он живет себе с отрадою,
Умывается помадою,
Злой кручинушки не ведает,
По три раза в день обедает.
Призапасся гувернантками,
Черномазыми тальянками,
Разговору непонятного,
Обхождения приятного,
На гроши наши трудовые
Сшил наряды им шелковые.
Они ходят точно павушки,
Удовольствие для Саввушки…
Собирали как-то деньги на собор,
На заводе велел Савва сделать сбор:
‘Подавайте с каждой хари четвертак,
Всё равно снесете деньги вы в кабак!’
Подчинилися приказу дураки,
Понесли они свои четвертаки.
От покорности убогих дураков
Понастроены все сорок-сороков.
Духовенство умилилося,
Савве низко поклонилося,
А для нашего спасения
Поучает в воскресение,
Чтоб безропотно трудилися
Да молитвою кормилися,
Чтоб не ели в пост скоромного,
Поведенья были скромного,
Чтоб начальству подчинялися
Да иконам поклонялися.
За усердие чудесное
Въедем в царствие небесное!
Эх, наставники духовные,
Проповедники церковные!
С виду — божие угодники,
Втихомолку — греховодники,
У вас брюхи слишком пухлые,
Ваши речи очень тухлые.
Эх, ребятушки, живей, живей, живей,
Соберем колокола со всех церквей,
Из них пушку мы большую отольем,
Духовенством эту пушку мы набьем,
Знатно выпалим попами в небеса,
Уж посыплются к нам с неба чудеса!
Служим потом, служим кровью
Мы купецкому сословью,
А и царское правительство
Покрывает всё грабительство,
Издает законы многие,
Для рабочих очень строгие,
Да без всякого стеснения
Учиняет притеснения.
На купцах стоит теперича земля,
Нету силы против батюшки-рубля!
Ох уж эти-то купцы, купцы, купцы,
Обиратели они да подлецы!
Вы, ребятушки фабричные,
К обирательству привычные,
Уж найдите вы управушку
На Морозова на Саввушку,
Покажите молодечество,
Выходите на купечество!
На купцов, да на попов, да на царей
Подымайтеся скорей, скорей, скорей!
1897(?)
14. ПБ, с. 73, без подписи. Печ. по ПР, с. 83, ‘Скорпион’, 1906, No 1 — под заглавием ‘Фабричная камаринская’, подпись: ‘Сообщил Ч.’, с сокращениями и искажениями. В ПБ ст. 51—52 переставлены местами, ст. 42, 60, 80 отсутствуют, вместо двух последних ст. — след. текст:
Подымайся, как единый человек,
Давай клятву, нерушимую вовек:
Дружно, крепко за товарищей стоять,
Ни на шаг один назад не отступать.
Сложена по типу народных песен о камаринском мужике. Савва Тимофеевич Морозов (1862—1905) — текстильный фабрикант.

15. СКАЗКА О ПОПЕ И ЧЕРТЕ

В церкви, золотом залитой,
Пред оборванной толпой
Проповедовал с амвона
Поп в одежде парчевой.
Изнуренные, худые
Были лица прихожан.
В мозолях их были руки…
Поп был гладок и румян.
‘Братье! — он взывал к народу,—
Вы противитесь властям,
Вечно ропщете на бога,—
Что, живется плохо вам?!
Это дьявол соблазняет
Вас на грешные дела,
В свои сети завлекает,
Чтоб душа его была.
Вот зато, когда помрете,
Вам воздастся по делам:
В пламень адский попадете
Прямо в общество к чертям!’
Мимо церкви в это время
Черт случайно проходил,
Слышит — черта поминают,
Уши он насторожил,
Подобрался под окошко
И прислушиваться стал.
Всё, чем поп народ морочит,
Черт всё это услыхал.
Повалил народ из церкви,
Наконец выходит поп.
Черт к нему… Сверкнул глазами
И попа за рясу — цоп!
‘Ну-ка, отче толстопузый,
Что про нас ты в церкви врал? —
Отвечай, какие муки
Беднякам ты обещал?..
Чертом вздумал ты пугать их,
Страшным адовым огнем!
Что им ад?.. Они и в жизни
Терпят тот же ад… Пойдем!..’
Поп — бежать… Но черт за ворот,
Как щенка, его поймал
И, подняв с собой на воздух,
В даль туманную помчал.
Он принес попа к заводу.
В дымных, мрачных мастерских
Печи яркие горели,
Адский жар стоял от них.
Молот тысячепудовый
По болванке ударял
И фонтаном искр горящих
Всех рабочих осыпал.
А машины грохотали,
Точно в небе июльский гром,
Стены толстые дрожали,
Всё ходило ходуном.
И куда наш поп ни взглянет,
Всюду жар, огонь и смрад:
Сталь шипит, валятся искры,
Духота… Уж чем не ад?!
У попа дыханье сперло,
Жмется, мнется, — сам не свой.
Слезно к черту он взмолился:
‘Отпусти меня домой!’
— ‘Что ж?! Так скоро надоело?!
Хочешь скоро так назад?!
Посмотрел ты очень мало:
Это ведь еще не ад!’
Вновь схватив попа за ворот,
Черт взвился под облака
И в другую мастерскую
Опустил он толстяка.
Здесь, средь мрака и шипенья,
Из огромного котла
В приготовленную форму
Лава яркая текла.
Вдруг большими языками
Лаву стало вверх кидать…
Люди в ужасе смертельном
Попытались убежать.
Но напрасно… С страшной силой
Клокотал чугун в котле,
Обгорелые стонали,
Корчась в муках на земле.
Поп, от страха замирая,
Полы рясы подобрал
И быстрей косого зайца
Из завода тягу дал.
<Июнь 1899>
15. ПБ, с. 76 (ранее — ‘Рабочая мысль’, 1899, No 7). Стихотворная обработка народной сатирической сказки, распространенной среди рабочих в конце XIX в. Приводимый текст распевался на мотив ‘Песни о Степане Разине’ (‘Из-за острова на стрежень…’).

17. ДЕПУТАТАМ

Депутатам от сословий,
Волостей и городов
Царь без дальних предисловий
Объявляет пару слов:
‘Вас за ваши поздравленья
От души благодарю:
Чувств покорных изъявленья
Любы русскому царю.
Но я вам сказать обязан —
Знайте это, господа! —
Конституциею связан
Я не буду никогда!
Представительных собраний
Я с пеленок не люблю,
И бессмысленных мечтаний
Я отнюдь не потерплю!
И с чего вообразили,
Что такой я либерал?!
Или вы уже забыли,
Как папаша управлял!
Знайте ж это вы, дворяне,
И крестьяне, и купцы,
И вы, — эй, там, — тверитяне,
Либеральные земцы!
Мне не нужны депутаты,
Нужны русскому царю
Лишь жандармы и солдаты —
Откровенно говорю!’
1895
17. ПБ, с. 84, без подписи. Депутатам от сословий — имеется в виду депутация земств, принятая царем Николаем II вскоре после его вступления на престол, 17 января 1895 г. Речь царя, обращенная к депутатам, предостерегала от ‘бессмысленных мечтаний’ русских либералов о смягчении самодержавной власти и провозглашении ‘свобод’. Как папаша управлял. — Папаша — царь Александр III. Стихотворение пользовалось большой популярностью. По воспоминаниям Д. Петренко (см.: ‘Каторга и ссылка’, 1928, No 3, с. 37), оно еще в 90-е годы распространялось гектографированным изданием, выпущенным в Киеве. ‘Искра’, сообщая в декабре 1901 г. о массовых проводах М. Горького в Нижнем Новгороде в связи с его высылкой за революционную деятельность, в числе песен, исполнявшихся демонстрантами, называет ‘Депутатам от сословий’.

19. ОСЛЫ И ЛЕВ

(На отлучение от церкви Л. Толстого)

В одной стране, где правили ослы,
Лев завелся и стал налево и направо
О том о сем судить, и вот во все углы
Про речи львиные пошла далёко слава…
Известно всем, какой львам голос громкий дай,
Какая скрыта в нем и сила и отвага.
А этот — первый был среди и львиных стран
И громко говорить для всех считал за благо…
И так как львы-то не похожи на ослов
И всё в привычках их и в их речах иное,
То всё правление ослиных тех голов
От львиной дерзости лишилося покоя:
‘Как? Рядом долгих лет, природные ослы,
Обычай наш и нрав привили мы народу,
А дерзкий Лев рычит на нас свои хулы
И под носом у нас плодит нам львиную породу?!
К несчастью пущему, народ наш не глухой,
И дан язык ему, как ни прискорбно это!
Один послушает, послушает другой —
Глядишь, и разнесут ту ересь на полсвета!
Судить немедля Льва!’ И семеро ослов
Собралось заседать, как быть с врагом косматым.
И сановитейших ослиных семь голов
Так разрешилися посланием чреватым:
Лев назван гибельным смутителем страны,
Порвавшим дерзостно с премудростью ослиной.
За то и ждут его рогатки сатаны,
Лизанье сковород и свист и шип змеиный.
Готовы б съесть его ослы, да ведь боятся Льва,
И только издали его лягали.
И даже ясно так звучали их слова:
‘Вам, Лев неистовый, покаяться нельзя ли?
Забудьте львиные замашки и хулы!
Хоть очень смелы вы, но мы ведь тоже в силе.
Покайтесь! Будет вам! Подите-ка в ослы,
Кто знает, — может быть, чины бы получили’.
Когда же Льву прочли зловещую рацею,
То он сказал, метнув презрительно хвостом:
‘Здесь всё написано ослиным языком,
А я лишь понимать по-львиному умею’.
Между 22 февраля и 20 марта 1901
19. ПБ, с. 112, без подписи. До публикации распространялось в списках, один из которых, за подписью В. В., обнаружен в Тамбовском областном архиве, с донесением орловскому губернатору от елецкого уездного исправника Кононова, датированным 21 марта 1901 г.: ‘В г. Ельце у некоторых, а может быть и у многих интеллигентных лиц имеется басня в рукописях под заглавием ‘Ослы и Лев’. Кто автор этой басни — мне неизвестно… В конце означенной басни сказано: ‘Просят переписывать и распространять» (‘Новый мир’, 1956, No 9, с. 279). Печ. с незначительными исправлениями, сделанными по списку. Написано в связи с определением Святейшего синода (высшего учреждения православной церкви в России) от 22 февраля 1901 г. об отлучении от церкви Л. Н. Толстого за его антицерковные и антиправительственные выступления.

21. ГРЕХ ТЯЖКИЙ

(Солдатская песня)

На 4-е марта 1901 г.

Как четвертого числа
Нас нелегкая несла
Смуту усмирять,
Смуту усмирять!
Рано утром нас будили.
Не кормили, а поили
Водкою одной,
Водкою одной!
Много силы у солдата,
Но давить родного брата
Можно лишь спьяна,
Можно лишь спьяна!
Подготовив понемногу,
Повели нас в путь-дорогу,
К Невскому пошли,
К Невскому пошли!
Здесь в дворы нас засадили
И настрого запретили,
Чтобы не орать,
Чтобы не орать!
Не по нас была засада,
Земляков брала досада
На такой приказ,
На такой приказ!
Много, мало мы сидели,
Втихомолку, не галдели, —
Слышь, команда нам,
Слышь, команда нам!
Выходите на тревогу,
Фараонам на подмогу:
Клейгельс ослабел!
Клейгельс ослабел!
Вышли мигом на свободу,
Видим тысячи народу,
Весь народ шумел.
Весь народ шумел!
Тут и вольный, и военный,
И бродяга, и поштенный,
Все шумели тут,
Все шумели тут.
Сперва зачали студенты,
Подхватили тилигенты,
Подсобил народ,
Подсобил народ!
Храбрый Клейгельс-генерал
Всё подале удирал
И кричал с коня,
И кричал с коня!
А Вяземский-генерал
Тот на Клейгельса кричал:
‘Слушайся меня,
Слушайся меня!’
— ‘Ваше-ство, не смейте драться,
Ваше-ство, не сметь мешаться
Не в свои дела,
Не в свои дела!’
‘Смирно! Стой!’ — кричит удельный.
‘Бей, топчи!’ — вопит бездельный
Клейгельс-генерал,
Клейгельс-генерал!
Молоток пошел тут в дело,
Офицерику влетело —
Кровью залился,
Кровью залился!..
Кутерьма затем стряслася,
Драка, свалка началася!
Бросили и мы,
Бросили и мы!
Безоружных колотили,
По башкам их молотили,
Словно на току,
Словно на току!
Полилася кровь ручьями,
Заливалися слезами
Многие тогда,
Многие тогда…
Эх, солдатская ты доля!
Как бы наша была воля,
Разве бы пошли,
Разве бы пошли?!
Не зазорно ль для солдата
Колотить не супостата,
А честной народ,
А честной народ?
И калечить всех стараться,
И над бабой надругаться —
Это ль в похвалу,
Это ль в похвалу?
Как пришли домой мы в роту,
Принесли одну заботу
О своем грехе,
О своем грехе!
Пост великий осквернили:
Что народу подавили —
Ну-тко отговеть,
Ну-тко отговеть!
Попоститься, помолиться,
С грехом тяжким разлучиться,
Хоть не наш тот грех,
Хоть не наш тот грех!
Эх, отцы вы командиры,
Опоганили мундиры,
Чистые досель,
Чистые досель!
1901
21. ПБ, с. 116, ‘Южный рабочий’, 1902, No 8, февраль, под заглавием ‘Солдатская песня’, без строф 15, 18—22, 24, 25, с иным расположением строф 16, 17 (между строфами 11 и 12, в обратном порядке) и с разночтениями в тексте. Перепев сатирической песни Л. Н. Толстого ‘Как четвертого числа…’ (получившей распространение в качестве ‘солдатской севастопольской песни’), написанной по поводу сражения 4 августа 1855 г. с войсками союзников на речке Черной, закончившегося неблагоприятно для русских войск. 4 марта 1991 г. — см. примеч. 20. Фараон — здесь: полицейский (презрительная кличка). Н. В. Клейгельс (1850—1911)—петербургский градоначальник, руководил ‘усмирением’ демонстрантов. Л. Д. Вяземский — член Государственного совета, был свидетелем кровавой расправы и пытался ‘усовестить’ карателей, за что впоследствии получил выговор от царя и был выслан из Петербурга.

25. НА УЛИЦУ!..

На улицу, на улицу! На наш могучий зов
Пусть рать тотчас откликнется товарищей-борцов:
Пусть братьев, спящих в юдоли, как громовой раскат,
Пробудит к битве праведной призывный наш набат!
На улицу, товарищи! Мы площадь, как волной,
Зальем и негодующей и бурною толпой.
В порыве протестующем сольем свои сердца
И станем мы за ненависть и мщенье без конца!
На улицу, на улицу! Всю месть свою за кровь
Замученных злодеями товарищей-борцов,
Всю ненависть к тирании, к народным палачам
Мы выльем в крике мстительном на страх своим врагам.
На улицу, товарищи! В ком честь еще жива,
Пусть встанет за священные народные права!
Свободы знамя красное высоко над толпой
Подымем мускулистою рабочею рукой!
На улицу, на улицу! Пускай на нас враги
Нашлют все силы темные, нагайки и штыки —
Протеста всенародного царю не заглушить,
Пожара кровью праведной тирану не залить!
<Февраль 1902>
25. Листовка Одесского комитета РСДРП, 1902, февраль. Текст положен на музыку Д. Шостаковичем (вокальный цикл ‘Десять поэм…’ — см. примеч. 10).

26

О сытые! Как вы благоразумны,
Вы обнесли себя стеной закона
От натиска голодных бедняков,
Смущавших ваш покой докучным криком,
И горе тем, кто стену перелезет!
Готово всё: судья, палач и петля.
Да вот беда: есть удальцы, которых
Вам застращать всем этим не удастся!
Не страшен нам и этот враг,
И с ним мы совладаем.
Смотрите! Уж редеет мрак,
Уж свет повсюду проникает.
И, содрогаясь, чует зло,
Что торжество его прошло.
<1903>
26. Листовка Елисаветградского комитета РСДРП, 1903, без подписи.

27. МАШИНУШКА

За годами года проходили чредой.
Изменилась родная картина.
И дубина с сохой отошли на покой,
Их сменила царица-машина.

ПРИПЕВ

Эей, машинушка, легче,
Эй, железная, сама пойдет,
Наладим, да смажем, да пустим.
Старый строй разрушал капитал-властелин,
С корнем рвал он дворянские роды.
Мужиков и ребят из родных палестин
Гнал на фабрики, верфи, заводы.

Припев

Где дворянская жизнь, что лилася рекой?
Уж не гнутся на барщине спины,
Правит Русью купец золотою мошной,
Мужиков превратил он в машины.

Припев

Знать, английский урок не пропал — пошел впрок:
Поумнел наш российский купчина,
Лишь рабочий порой вопрошает с тоской:
‘Что тяжеле — соха аль машина?’

Припев

Без дворян и бояр оказался наш царь,
Кто поддержит тебя, сиротина?
Кто опорой тебе будет в новой судьбе?
Кто заменит тебе дворянина?

Припев

Но наш царь не сплошал, он купца обласкал,
И купец ему ныне опора,
А наш русский мужик уж к .машине привык,
Его гложет купецкая свора.

Припев

Но страшись, грозный царь! Мы не будем, как встарь,
Безответно сносить свое горе.
За волною волна поднялася от сна,
Люд рабочий бушует, как море.

Припев

Он разрушит вконец твой роскошный дворец
И лишь пепел оставит от трона,
И порфиру твою он отнимет в бою
И порежет ее на знамена.

Припев

Фабрикантов, купцов, твоих верных сынов,
Словно пыль, он развеет по полю.
И на месте вражды да суровой нужды
Восстановит он братство и волю.

Припев

1903
27. Листовка Киевского комитета РСДРП, гектографированная, без даты, ПР, ‘Известия Московского Совета рабочих депутатов’, 1905, 9 декабря, ‘Забайкальский рабочий’, 1906, 9 января, без ст. 16—19, с изм. Печ. по газ. ‘Правда’, 1917, 11 марта. В ПР перед текстом — две строфы песни ‘Дубинушка’ (‘Много песен слыхал я в родной стороне…’). В ‘Известиях Московского Совета рабочих депутатов’ ст. 5: ‘Эх, машинушка, ухнем!’, ст. 8: ‘Старый строй изменил капитал-властелин’, ст. 14: ‘Правит Русью купец золотою сумой’, последние 2 строфы:
Мы разрушим вконец твой роскошный дворец
И оставим лишь пепел от трона.
И порфиру твою мы отымем в бою
И разрежем ее на знамена.
Фабрикантов, купцов, твоих верных сынов,
Мы, как ветер, развеем по полю
И на место нужды и несчастья рабов
Установим великую волю.
Предпоследняя строфа приведена в тексте листовки Московского окружного комитета РСДРП, декабрь, 1905. Всюду — без подписи. Переделка популярной песни ‘Дубинушка’, созданной А. А. Ольхиным (1839—1897), впервые опубликованной в 1885 г. и являющейся, в свою очередь, переработкой ‘Дубинушки’ В. И. Богданова (1837— 1886), впервые опубликованной в 1865 г. Широко распространенная в разных вариантах среди русских рабочих ‘Дубинушка’ начиная с 1905 г. вытеснялась ‘Машинушкой’, которая распевалась на тот же (народный) мотив.

В. Звездин

28. ГРОМ ПОБЕДЫ, РАЗДАВАЙСЯ!

(Сказка-прибауточка)

Пишут с Дальнего Востока,
Что колотят ‘нас’ жестоко,
Что на суше и морях
Терпит ‘наше’ дело крах,
Что и Того и Куроки
Преподали нам уроки,
Что ‘мы’ терпим много бед
‘В ожидании побед’…
Для чего ж, скажи, царь белый,
Ты нас впутал в это дело?
Влез в Манчжурью за Амур,
Взял в аренду Порт-Артур
И к нему провел дорогу?
(Там разжились, слава богу,
Инженеры и купцы, —
В воду спрятали концы,
Залучивши миллионы…
Видно, что народ ученый! ! !)
Да, уж видно порт таков,
Что мы будем без портков!
И зачем ты, царь державный,
Сам, без Руси православной,
Вел ‘восточные дела’,
А когда война зашла,
Да когда твоих нахалов,
Самохвальных генералов,
Разносить японец стал,
Да когда ты увидал,
Что приносят только беды
‘Телеграфные победы’,
Да когда принялись красть
Интенданты наши всласть,
Да когда твои Ивковы
И тебя продать готовы, —
Так зачем теперь ты, царь,
Православный государь,
Чтоб добыть себе успехи,
Понадумал все прорехи,
Все прогнившие места
На хламиде самовластья
Для ‘народного’, знать, ‘счастья’
(Остроумная мечта!)
Починить, поправить разом,
Их заткнув народным мясом?..
Ты войска мобилизуешь,
Нас зовешь и обязуешь,
Нас, сынов родной земли
(Не родного капитала —
Нужно помнить то сначала!),
Чтобы мы покорно шли
Охранять твою аферу,
Нас зовешь ты, говоря,
Что должны мы за царя,
За отечество, за веру
Смело жертвовать собой,
Отправляться на убой,
Как скотина: снаряжены
Даже скотские вагоны!..
За тебя, лукавый царь,
Проливали кровь мы встарь!?!
Спас царя Иван Сусанин,
Но его поступок странен,
Даже глуп: Романов род.
С той поры гнетет народ,
Времена теперь другие,
И рабочая Россия,
Разумеется, не зря
По-иному чтит царя
За его любовь и милость,
За реформ крестьянских хилость,
За невежество и тьму,
За нагайку и тюрьму,
За отечество! — Не мы ли
Наши жизни приносили,
Заселяли вглубь и вширь
Необъятную Сибирь,
В тюрьмах годы просидели
И гонимы все доселе
За горячую любовь
К нашей родине? Ужели
Мы теперь не лили кровь
На востоке так же дружно,
Если б только было нужно?
Нет опасности нигде,
Не отечество в беде
Царь наш батюшка в беде,
И из страха иль ошибкой
Он с медовою улыбкой
Чушь изволит нам болтать —
Русь собою заменять…
Ну, а вера… Но ведь вере
Не грозит, по крайней мере,
‘Враг коварный’, — верит в труд
И в себя японский люд,
Зову разума послушный,
К суеверью равнодушный!..
Ради цели же какой
Кровь должны мы лить рекой?
Помышляя о доходе,
Забывал ты о народе,
Вольный дух в нас забивал,
Нас кнутом полосовал.
Не для нашей благостыни,
А для прибыли купчине
Ты забрался за Амур,
Прикарманил Порт-Артур.
А когда пришлося скверно,
Стал ты ласков черезмерпо
И нас начал ‘призывать’:
‘Не угодно ль умирать
За отечество, за веру,
За царя’. — Твою манеру
Понимаем, русский царь,—
Не обманешь, государь!..
Нам не враг народ рабочий,
Будь японский он, — нет мочи
Жить по-людски от оков
Доморощенных врагов.
Бьют японцы нас, однако
Самовластная макака
Нам опасней во сто крат,
Чем побед японских ряд!..
И при треске пулеметов,
И при криках патриотов
Мы кричим: ‘Нам не нужна
Меркантильная война!’
‘Прочь насилье!’, ‘Прочь бесправье!’
И ‘Долой самодержавье!’…
1904
28. Листовка Киевского комитета РСДРП, 1904, июль, подпись: 3—ин. Пишут с Дальнего Востока…—т. е. из районов боевых действий в период русско-японской войны. X. Того (1847—1912) — японский адмирал, командовал флотом, блокировавшим Порт-Артур. Т. Куроки — японский генерал, командовал 1-й армией, высадившейся в Корее. Взял в аренду Порт-Артур. По конвенции с Китаем Россия в 1898 г. приобрела в аренду на 25 лет Квантунский полуостров вместе с Порт-Артуром. Иван Сусанин (ум. 1613) — крестьянин села Домнино Костромской губ., будучи взят в проводники отрядом польских интервентов, завел их в непроходимые леса, за что поплатился жизнью, согласно легенде, пущенной монархистами, Сусанин совершил свой подвиг якобы для спасения царя. Романов род — царская династия Романовых.

33. БОЖЕ, ЦАРЯ ХРАНИ…

Боже, царя храни!
Деспоту долгие дни
Ты ниспошли.
Сильный жандармами,
Гордый казармами,
Царствуй на страх сынам
Руси бесправной,
Царь православный,
Царствуй на страх глупцам!
Враг просвещения,
В царстве хищения
Мирно живи!
Всех, кто свободу
Ищет народу,
Бей и дави!
Твой голодающий,
Вечно страдающий
Бедный народ
В храмах моления,
Благословения
Всё тебе шлет.
Время настанет,
Солнце проглянет —
Разбудит борцов…
Пользуйся временем!
Царствуй над племенем
Жалких рабов!
<24>
33. ПР, с. 15, без подписи (ранее — ‘Народ’, 1891, No 20—21, с редакционным примечанием: ‘Этим мы исполнили обещание, данное недавно в шутку одному чеху в Галиции, восхищавшемуся музыкой ‘Боже, царя храни’, написать к ней новый текст, более соответствующий положению России и ее повелителя… Особенно это нужно теперь, когда миллионы русских людей гибнут от голода…’). В некоторых сборниках революционной поэзии (‘Пролетарские поэты’, т. 1, Л., 1935, ‘Революционная поэзия’, Л., 1954) текст ошибочно приписывался А. Богданову (см.: Л. Жак, Заметки об А. Богданове.— ‘Вопросы литературы’, 1959, No 11, с. 197). Боже, царя храни — заглавие и первая строка официального гимна царской России. Стихотворение является пародией на этот гимн.

* * *

Реакции дикой свирепый поборник,
Дивя проходящий народ,
В овчинном тулупе на улице дворник
Сидит у закрытых ворот.
И снится ему, что при сей обороне,
Нелепый, но грозный на вид,
Такой же, как он, на наследственном троне
Безграмотный дворник сидит.
1890-е годы
36. ПР, с. 31, без подписи. Перепев стихотворения М. Ю. Лермонтова ‘Сосна’. Сатира на царя Александра III.

38. ПО ВЫХОДЕ ИЗ ТЮРЬМЫ

Тяжко мне… Но не хочу я
С злой судьбой моей мириться.
Я один… Но не могу я
С силой темною не биться.
Я погибну… Ну так что же?
Коль мое погибнет тело,
Будет дух мой так же биться
Всё за то ж святое дело!
Я желал бы сон нарушить,
Сытых счастие разрушить,
Мрак развеять, разогнать!
Всем униженным, скорбящим,
Всем о счастии молящим
Я желал бы счастье дать*
Я желал бы это счастье
С бою взять народной властью,
Слабых духом поддержать,
Унижающих унизить,
Обижающих обидеть,
В мертвых снова жизнь вдохнуть!
Весь ваш мир возненавидеть!
Весь ваш строй перевернуть!
<Декабрь 1902>
38. ПР, с. 46, подпись: Слесарь (ранее — ‘Жизнь’, 1902, No 6).

41. ПЕРВОЕ МАЯ

(Прочтено в тюрьме, в общей камере)

Братья-товарищи! Праздник весны,
Светлый наш праздник свободы,
Празднуем здесь, и веселья полны
Эти тюремные своды!
Братья-товарищи! В этих стенах
Мы поневоле собрались,—
Только бессилен над нами наш враг…
Братья на воле остались!
И, что ни год, всё растет наша рать,
Крепнут и множатся силы…
Сладко за правое дело стоять,
Знамя нести до могилы!
Братья, вот знамя святое труда,
Красное знамя свободы!
Близок уж час долгожданный, когда
Встанут под ним все народы!
С гнетом-бесправием наша борьба
Кровью не раз отмечалась.
Наших героев-страдальцев судьба
Всем нам примером осталась.
Братья-товарищи! Каждый из нас
Пусть в этот час вспоминает
Всех, в ком огонь боевой не погас,
Всех, кто за правду страдает,
Всех, кто в бесстрашной и славной борьбе,
С пламенем мщенья в груди,
Не поддаваясь жестокой судьбе,
Волю прозрел впереди!
Душно, нам душно в тюремных стенах,
Хочется радостной доли!
Пусть эти стены разрушатся в прах:
Воли нам! Воли нам! Воли!
<1902>
41. ПР, с. 100, без подписи. О датировке см. примеч. 35.

43. 9-е ЯНВАРЯ

Мы мирно стояли пред Зимним дворцом,
Царя с нетерпением ждали,
Как дети, любимые нежным отцом,
Несли ему наши печали.
Привел нас священник с иконой святой,—
Он послан был нам в утешенье.
Как часто сердечною речью простой
Смирял он страстей в нас боренье.
Когда, обезумев от лютой нужды,
От тяжкой работы чрез меру,
В себе раздували мы пламя вражды,
В нее сохраняя лишь веру, —
Он вновь обратился к нам с словом любви,
Смягчивши отчаянья муки,
И так говорил: ‘Не омоем в крови
Трудом освященные руки.
Тяжка наша доля, тяжка, как в аду,
Всю жизнь нас терзали безбожно…
Но вспомним — избыть чтоб лихую беду,
Всё ль сделали мы, что возможно?
Забыт нами тот, кто зовется отцом,
Защитой, надеждой народа.
Идем же, предстанем пред царским лицом…
И — сгинет лихая невзгода’.
Добра он желал нам, любовью горя,
И мы покорились, как прежде,
И двинулись дружно к палатам царя —
Единственной нашей надежде.
Мы мирно стояли пред Зимним дворцом,
Царя с нетерпением ждали,
Как вдруг между нами и царским крыльцом
На ружьях штыки заблистали.
И рота за ротой все супротив нас
Вмиг фронтом развернуты были,
Направили дула в лицо нам как раз
И в грозном молчаньи застыли.
Так тихо и жутко… Вдруг слышится: ‘Пли!’
Опомниться мы не успели,
Свалились уж многие на снег, в крови,
За залпами залпы гремели.
И ужас объял нас. Безумно крича,
От страшного места бежали
Мы, раненых, мертвых с собой волоча,
А в тыл нам стрелять продолжали.
Гапон был печален: молчанье храня,
Он нес бездыханное тело —
Прах той, что погибла, его заслоня
От меткости зверской прицела.
Но вдруг, обернувшись навстречу стрельбе,
Он крикнул, рукой потрясая:
‘Палач и убийца, проклятье тебе,
Проклятье родимого края.
Пред пышным дворцом мы появимся вновь,
Час близок кровавой расплаты
За кровь трудовую, невинную кровь,
Что брызнула в эти палаты!..’
И грозно толпа заревела кругом,
Рабочие поднялись руки,
Клялись биться насмерть с венчанным врагом,
Отмстить за страданья и муки.
Тот рев по стране прокатился волной,
Набатом отдался в народе,
В станицах, в глуши, в деревеньке родной
Раба пробудил он к свободе.
И красное знамя взвилось, как маяк,
Звучат ‘Марсельезы’ напевы,
Студент бросил книгу, рабочий — верстак,
А пахарь забросил посевы.
И ширится грозное войско, растет,
Зловеще грохочет, как море,
Могучим прибоем на приступ идет,
О, горе вам, извергам, горе…
Рыдай, трепещи, венценосный палач,
Проклятьем страны заклейменный,
Заране конец свой ужасный оплачь,—
Уж мститель идет разъяренный.
Оставьте ученье, работу, семью,
Под красное знамя идите
И смертью отважной в жестоком бою
Народу свободу купите.
Проклятье и смерть венценосным ‘отцам’,
Свобода родному народу
И вечная слава героям-борцам,
Погибшим в борьбе за свободу.
Между 9 января и 28 февраля 1905
43. ‘Вперед’, 1905, 26 апреля, без заглавия, подпись: ‘Рабочий’, листовка Московского комитета РСДРП, 1905, без подписи, ‘Голос правды’, 1917, 23 марта, подпись: Матрос. Печ. по тексту листовки. В газ. ‘Вперед’ — с предисловием редакции: ‘Нам пишут, что приводимое здесь стихотворение очень популярно среди рабочих: многие товарищи-рабочие знают его наизусть и просят напечатать его во ‘Вперед». Стих, было прислано в редакцию В. Д. Бонч-Бруевичем, записавшим текст в России со слов рабочего. В газ. ‘Голос правды’ — сокращенный и видоизмененный вариант, в котором использованы строфы 1, 8, 10, 21. Фольклорный вариант — см.: М. Друскин, Революционные песни 1905 года. — ‘Советское искусство’, 1937, 17 февраля. 9-е января 1905 г. — день расстрела в Петербурге мирной манифестации рабочих, шедших к царскому дворцу с петицией об удовлетворении насущных нужд трудящихся. Привел нас священник... Имеется в виду Георгий Аполлонович Гапон (1870—1906), который, будучи тайным агентом полиции, организовал в 1904 г. ‘Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга’, имевшее целью отвлечь рабочих от революционной борьбы. Шествие к Зимнему дворцу было проведено по его инициативе. Приписываемые ему в строфе 13 слова, обращенные к Николаю II (‘Палач и убийца, проклятье тебе…’), отражают распространенное в ту пору среди рабочих представление, что Гапон противостоял царю в борьбе за интересы рабочих.

52. НА СМЕРТЬ БАУМАНА

Знамена… венки… всё венки без конца…
Звучат властно гимны свободы,
Рабочий народ провожает бойца,
Погибшего в лучшие годы.
Он смело за право рабочих стоял,
Душой не слабел пред грозою,
И в битве как верный товарищ он пал,
Сраженный убийцы рукою.
Венки и знамена погибших бойцов
Обрызганы алою кровью:
Как символ страдания красный покров
Одел гроб героя с любовью.
Пред гробом рабочие знамя несли,
То знамя труда дорогое,
С ним дружно рабочие люди встают
За право народа святое.
За гробом идет пролетариев строй,
Знамена шумят боевые,
Народ начертал на них грозной рукой
Свободы слова золотые.
А дальше… одной бесконечной волной,
Лишь связаны братства цепями,
Проходит народа толпа за толпой,
Сомкнувшись, как в битву, рядами.
Торжественно песни свободы звучат
И льются из уст, не смолкая,
И красные флаги из окон глядят,
Привет свой борцу посылая.
То праздник великий, то смотр всех вождей
Пред битвою силе народной,
Познавшей весь ужас и тяжесть цепей,
Идущей дорогой свободной.
Знамена… венки… всё венки без конца…
Звучат властно гимны свободы,
Рабочий народ провожает бойца,
Погибшего в лучшие годы.
Была уже ночь, когда гроб принесли
К могиле, — и тени ночные,
Как верные стражи, на землю легли,
Знамена сокрыв боевые.
Друзья окружили могилу кольцом,
Гроб в землю с тоской опустили,
Всё было безмолвно во мраке ночном,
Лишь факелы бледно светили.
Навеки уснувших тревожа покой,
О крышку земля застучала.
‘Прощай же, товарищ, прощай, дорогой!’ —
В ночной тишине прозвучало.
Могильный курган всё растет и растет,
Окончен обряд погребенья…
Но дело великих людей не умрет:
Героям не будет забвенья.
Народ не забудет отважных бойцов,
Ему беззаветно служивших,
И сбросит он тяжесть последних оков,
Отмстит за невинно погибших!
Конец октября 1905
52. Листовка Московского комитета РСДРП, без даты (конец октября 1905 г.). Николай Эрнестович Бауман (1873—1905) — революционер-большевик, один из ближайших помощников В. И. Ленина в создании ‘Искры’, с 1903 г. руководил Московским комитетом партии. 18 октября 1905 г. был убит в Москве черносотенцем. Похороны Баумана (20 октября) превратились в мощную революционную демонстрацию.

54. ПАМЯТИ СОЛДАТ И МАТРОСОВ, ПАВШИХ В СВЕАБОРГЕ И КРОНШТАДТЕ

Победа за вами осталась, враги,
Борцов вы свободы разбили…
Вы в общую яму их трупы свезли
И тайно средь ночи зарыли.
Но знайте — их дух вы зарыть не могли:
Он в нас, он остался меж нами.
Вам темные люди опять помогли
Свободу опутать цепями.
Но смерть не страшит нас. Мы честь воздадим
Товарищам нашим убитым,
И с новою битвой врагам отомстим,
Солдатскою кровью залитым!
Луч света уж в душу солдата проник,
Он жаждет с рабочим свободы,
И ваша опора колеблется — штык,
Служивший вам долгие годы.
Подмыло потоками крови столбы,
Державшие трон ваш державный,
Мы видим успехи великой борьбы,
Мы видим исход ее славный.
Между 21 июля и 10 августа 1906
54. Листовка военной организации РСДРП Финляндии, без даты, под заглавием ‘Песня солдат’, подпись: Артиллерист. Печ. но газ. ‘Казарма’, 1906, 12 августа, где помещен более исправный текст. Кронштадт и Свеаборг — имеются в виду революционные восстания солдат и матросов Балтийского флота в Кронштадте (19—20 июля 1906 г.) и в крепости Свеаборг близ Гельсингфорса (17—20 июля 1906 г.), жестоко подавленные царизмом.

56. ПЕСНЯ

Братцы! Дружно песню грянем
Удалую — в добрый час!
Мы рабочих бить не станем —
Не враги они для нас!
Только злые командиры
Их приказывают бить,
Чтоб солдатские мундиры
Этой бойней осрамить!
Брат пойдет ли против брата?
А крестьяне — братья нам!
И для честного солдата
Убивать их — грех и срам.
Сердце нам сжимали больно
Уж не раз их стон и плач,
Этой бойни нам довольно,
Русский воин — не палач!
Пусть себе за ослушанье
Нас начальство душит всех,
Лучше вынесть истязанье,
Чем принять на душу грех!
Так затянем же дружнее
Нашу песню в добрый час:
В мужиков стрелять не станем —
Не враги они для нас!
<23>
56. ‘Голос солдата’, 1905, 23 декабря, ‘Солдат’, Либава, 1906, 8 марта. Всюду — без подписи. Переделка (с сокращениями) солдатской революционной песни ‘Братцы! Дружно песню грянем…’, впервые опубликованной в кн.: ‘Солдатские песни’, Лондон, 1862.

* * *

Солдаты! Полно изнывать
Под царским гнетом самовластья!
Народ восстал! Пора восстать
И нам, рабам, лишенным счастья.
Народ восстал, чтоб сбросить гнет,
Чтоб положить конец страданью,
И вас на помощь он зовет.
Ужель не внемлете призванью?!
В глухих казармах, взаперти,
Как арестанты, вы томитесь,
И вас готовы мы спасти,
Но вы помочь не откажитесь!
Как мы, подняться вы должны
И заявить врагам народа,
Что в жизни всем равно нужны
И честь, и счастье, и свобода.
1906
58. ‘Голос солдата’, 1906, 17 апреля, без подписи.

59. ОСЕЛ И СОБАКА

(Басня)

Однажды гончий пес осла увидел
И говорит ему: ‘Осел!
Зачем тебя господь обидел
И счастьем обошел?
Живешь ты ровно скот последний —
Таскаешь всюду кладь…
Не то, что я… Намедни
Был в кухне я — и хвать
Бараний бок, а ты небось солому
И сено жрешь?
Такого, брат, житья врагу лихому
Не захочу — добра не наживешь!
То ль дело я? То в лес метнешься
Зайчишек попугать,
Там — глядь —
Мясцом на кухне барской разживешься,
Там тяпнешь кость, там хлеба каравай,
Так не житье мне — рай!
И день-деньской я без работы
И без заботы!..
А ты?!’ — ‘Что делать, пес?
Терпенье надобно, терпенье,
Но славен тот, кто перенес
Мои ослиные мученья!’
— ‘Нет, у тебя неладное житье!
Поди, кажинный день битье?!’
— ‘Бывает всякое!!’ — ‘То ль дело у меня —
Поверишь ли, нет дня,
Чтоб сам я зайца иль курчонка,
А иногда и поросенка
Не разодрал.
Ты не слыхал,
Как давеча я петушонка
На тот отправил свет?’
— ‘Нет!’
‘Занятный случай был. Близ дома я лежу,
И вдруг — гляжу —
Идет петух… И красный хохолочек,
И рыжее перо на нем.
Без дальних проволочек
Я — в дом!
На кухне поваром в те поры Трёпов был…
‘Так, мол, и так, — я доложил, —
Мне ведомо, что бродит
Крамольник по двору —
Узнал его по красному перу.
‘Кукареку!’ он громко так выводит,
Что быть греху!
Позвольте петуху
Сорвать башку, не то восстанье
Случиться может у цыплят, —
И так они шумят,
Что плохо пропитанье!
Что делать, как тут быть?!’
— ‘Распотрошить!..’
И я распотрошил отменно!..
А что, осел, — бессменно
Ты трудишься, — ни разу не знавал
Ты в жизни сожаленья?’
— ‘Терпенье, брат, терпенье!’ —
Осел на это отвечал.
Случилось, разговор их услыхал
(Как видно, ненароком)
Старшой господский псарь
(По прозвищу ‘самодержавный царь’).
И что ж? Во времени, должно быть недалеком,
Когда война пошла,
Разумный псарь осла
За долговечное терпение прославил
И над солдатами начальником поставил,
А вора-пса отправил
Крамолу усмирять.
С войны вернулась рать
Оборвана, ободрана как липка…
Явился и осел. Он шибко,
Воюя, научился красть!
Что сена он, овса, соломы
Привез в свои хоромы —
Так это страсть!
И хоть его тот псарь побил,
Осел наш барином зажил,—
С помятою спиною,
Да с толстою сумою.
Пришел домой и пес паршивый,
Довольный и счастливый…
Зайчишек с тысячу в лесу он подавил,
И царь его за это наградил,
Назначивши его, при всем умишке малом,
Дивизионным генералом.
Так в жизни сей. Коль богачом
Ты хочешь стать иль награжден быть чином,—
Изрядным будь ослом
Или собачьим сыном!
<27>
59. ‘Голос солдата’, 1906, 27 июля, подпись: Иван Крамольный. Гончий пес — подразумевается Г. А. Мин (1855—1906)—командир лейб-гвардии Семеновского полка, известный своими карательными действиями против революционеров. Осел — подразумевается А. Н. Куропаткин (1848—1925)—генерал, военный министр. Трупов— см. примеч. 47. Когда война пошла… — русско-японская война 1904—1905 гг., в которой Куропаткин был главнокомандующим сухопутными, а затем всеми вооруженными силами русских в Манчжурии. Вора-пса отправил крамолу усмирять. Речь идет о подавлении вооруженного восстания московских рабочих в декабре 1905 г. Дивизионным генералом — 1906 г. Мин был произведен из полковников в генералы.

60. К УБИЙСТВУ ГЕНЕРАЛА МИНА

Герой кровавых дней восстанья
И царский доблестный слуга!
Ты поражен рукой врага —
И за народные страданья,
За ‘покорение’ Москвы
Не снес позорной головы!
Ты роль тирана-властелина
Хотел, как видно, разыграть.
Перед тобой дрожала рать
Твоих рабов — и имя Мина
С Москвы у всех над головой
Висело тучей грозовой!
Ты обещал в потоках крови
Всю Русь, как в море, утопить!
Ты знал одно лишь слово: ‘Бить!’
И в этом диком, грозном слове
Всё для тебя, злодей, слилось!..
Ты ждал побед, но… сорвалось!
Ты призывал душить ‘крамолу’,
Ты верноподданных солдат
Забыть заставил слово ‘брат’
Из-за любви ‘святой’ к престолу!
Ты жертв хотел, ты к бойне звал,
Кровавый, подлый генерал!
Но не достиг ты этой цели!
Как богатырь растет солдат:
Свеаборг, Ревель и Кронштадт
Ведь так недавно прогремели!
Так крик свободы прозвучал,
И за народ солдат восстал!
Недолго ждать, придет мгновенье,
Когда встряхнется весь народ,
И красный стяг он развернет
В святой борьбе освобожденья,
И полетят в огонь борьбы
Еще недавние рабы!
Рука с рукой пойдут солдаты,
Пойдут с рабочим, с мужиком,
И прогремит их вещий гром,
Как всенародный гром расплаты!
И будет грозен и жесток
Народа вставшего поток!
Ты не дождался, враг народный,
Царем обласканный злодей,
Что троны грозных палачей
В пыль разобьет народ свободный!
Но не тоскуй, кровавый Мин, —
Ты скоро будешь не один!
Пусть знают царские клевреты:
К борьбе готовится страна.
Встает народная волна
И даст кровавые ответы
На казни, пытку и тюрьму
Врагу слепому своему!
Пусть знает царь: поток народа
Не остановит царский трон!
Гроза близка — пусть знает он, —
Нет тронов там, где есть свобода!
Дрожит, о царь, твой трон и дом, —
Молись, пока не грянул гром!
О, больше нет той грозной силы,
Чтоб всю Россию заковать!..
Идет на вас, тиранов, рать.
Для вас уж роются могилы —
И к ним измученный народ
Венки проклятий принесет.
Между 13 и 24 августа 1906
60. ‘Голос солдата’, 1906, 25 августа, подпись: Всеволод. Георгий Александрович Мин — см. примеч. 59. Написано в связи с террористическим актом революционерки З. Конопляниковой, совершенным 13 августа 1906 г. в Новом Петергофе против генерала Мина. ‘Казарма’ 5 сентября 1906 г. опубликовала редакционную статью ‘Надгробное слово Мину’, в которой перечисляла ‘заслуги’ убитого перед царским самодержавием. Ты знал одно лишь слово: ‘Бить!’. Имеется в виду приказ Мина Семеновскому полку перед подавлением Московского восстания (15 декабря 1905 г.): ‘Арестованных не иметь и действовать беспощадно’. Свеаборг, Ревель и Кронштадт — гарнизоны и крепости, где в 1905—1906 гг. происходили революционные восстания солдат и матросов (см. примеч. 54).

61. ВПЕРЕД!

Нам свобода нужна,
К ней дорога одна:
Непреклонно и твердо
Вперед!
Как отрадно идти
По прямому пути
Величаво и гордо
Вперед!
Жизнь отсталых не ждет,
А отважных зовет
Неотступно, сурово:
Вперед!
Прочь раздумье и страх,
Пусть у всех на устах
Лишь одно будет слово:
Вперед!
<2>
61. ‘Вперед (Книжный рынок)’, 1905, 2 декабря, подпись: Сергей П., ‘Вперед!’, 1917, 19 сентября, с той же подписью.

62. СОЛДАТ

Стреляй, солдат, в кого велят,
Забудь отца, родного брата,
Забудь жену, забудь и мать,
Лишь помни ‘Памятку солдата’.
Попы тебя благословят,
Убьешь отца — греха не будет,
Они не врут, коль говорят:
‘Бог вашей службы не забудет!’
В далекий край служить пошлют
(На родине вас не оставят),
Ружье, мундир вам там дадут
И быть машиною заставят.
Рабочих бить вас поведут,
Голодных убивать принудят,
По рюмке водочки дадут
И ею вашу совесть купят!
Стреляй, солдат, в рабочий люд,
Стреляй, покуда ты в мундире!
Но, убивая, не забудь:
В рабочей завтра будешь шкуре.
Крестьяне мрут по деревням —
Земли, работы, хлеба просят,
А им, как ‘дерзким бунтарям’,
Штыки да пули лишь подносят.
Стреляй, солдат, коли штыком,
Без сожаленья бей прикладом!
Но помни в этот миг о том,
Что бьешься ты с голодным братом.
<6>
62. ‘Кавказский рабочий листок’, 1905, 6 декабря, без подписи.

64. КЛЯТВА

‘Пролетарии, вперед!
Снаряжайтеся к походу.
Бьет тот час, когда народ
Умирает за свободу.
Пусть же вызов боевой
Только тот подымет смело,
Кто клянется головой
Постоять за наше дело’.
И в ответ перед вождем
Прогудело по народу:
‘Все клянемся, все пойдем,
Грудью ляжем за свободу!’
Из толпы старик один
Молвил, мрачный и суровый:
‘С малых лет и до седин
Я влачил свои оковы.
Я поля своих господ
Орошал слезой и потом,
Я весь век, как мой народ,
Изнывал под царским гнетом.
С гнезд родимой стороны
Нас опричники согнали,
Для тюрьмы и для войны
Сыновей моих забрали.
Я молчал. Но в глубине,
Сердце радуя невольно,
Зрела, выросла во мне
Дума крепкая… Довольно!
Наши слезы, кровь и пот
Пролились зловещей тучей,
Принесли свой поздний плод —
Пламя ненависти жгучей.
И клянусь я сединой:
В час кровавой непогоды
С первой ринусь я волной
В бой под знаменем свободы’.
И как бури дальний гром,
Прогудело по народу:
‘Все клянемся, все пойдем,
Грудью ляжем за свободу!’
‘Я кузнец, — сказал другой,—
И душой, и телом молод,
Любо мне, когда дугой
У меня играет молот:
В этот миг, сдается мне,
Я спешу на подвиг ратный.
Сам как сталь и весь в огне,
Я кую свой меч булатный…
Пролетарии меж нас
Все родились кузнецами…
Бьет наш молот раз-за-раз
Вместе с нашими сердцами.
Но в тот час, когда рабы
Им куют свои оковы,
Мы, борцы, лишь для борьбы
Подымать его готовы.
Как чудовищный паук,
Гнет опутал нас сетями,
Давит тысячами рук,
Рвет железными когтями.
Но из самых недр земли
Мы железо вырывали,
И свой молот из него
В жарком пламени сковали.
И когда ударит час
Сбросить гнет неволи царской,
Задрожат сердца у нас
Гневом клятвы пролетарской.
И лишь только боевой
Кликнут клич всему народу,
Мы подымем молот свой
И скуем себе свободу…’
<7>
64. ‘Забайкальский рабочий’, 1905, 7 декабря, без подписи.

67. СОЛДАТСКИЕ ПЕСНИ

Было дело у Артура —
Дело скверное, друзья…
Того, Ноги, Камимура
Не давали нам житья.
Мы с соседкой желтолицей
Ей-же-ей сцепились зря…
‘Полечу я вольной птицей
Да за синие моря’…
Уж давно готовы лодки,
Мы поедем в край иной…
‘Ну, садись, моя красотка,
Только рядышком со мной’.
Приказали нам от брега
Удалиться в два часа…
‘Пропадай моя телега,
Все четыре колеса’…
Там стоял ‘Варяг’ железный
И ‘Кореец’ с ним как раз…
‘Выходи, о друг мой нежный,
Бил свиданья час’…
Порт-артурцы проглядели,
Как на нас нашла гроза…
‘Оглянуться не успели,
Как зима катит в глаза’.
Грустно, вяло и несмело
Рать солдат пустилась в путь —
‘Ноги босы, грязно тело
И едва прикрыта грудь’…
Куропаткин горделивый
Прямо в Токио спешил…
‘Что ты ржешь, мой конь ретивый,
Что ты шею опустил?’
Вот уж он на бранном поле,
Слава северных дружин…
‘Страшно, страшно поневоле
Средь неведомых равнин’.
А наместник уезжает
Безвозвратно, навсегда…
‘Птичка божия не знает
Ни заботы, ни труда’.
Куропаткину обидно,
Что не страшен он врагам…
‘В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам’…
А Ойяма наступает
Ночью и при свете дня,
‘Посмотри: вон-вон играет,
Дует, плюет на меня’.
С Порт-Артуром попрощайся,
Получил большущий нос…
‘Гром победы раздавайся,
Веселися, храбрый росс’.
Ходят пленники, как тени,
Без отчизны, без семьи…
‘Ах вы, сени мои, сени,
Сени новые мои’.
Генералов вереница,
Офицеров без числа…
‘Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила’.
Поработал на солдата
Интендантский хоть куда…
‘Хороши наши ребята,
Только — славушка худа’.
<15>
67. ‘Солдат’, Либава, 1906, 15 апреля, без подписи. ‘Выходи, о друг мой нежный…’ — из арии Мефистофеля в опере ‘Фауст’, ‘Оглянуться не успели...’ — из басни И. А. Крылова ‘Стрекоза и Муравей’ (точнее: ‘Оглянуться не успела’), ‘Ноги босы, грязно тело...’ — из стих. Н. А. Некрасова ‘Школьник’, ‘Что ты ржешь, мой конь ретивый...’ — из стих. А. С. Пушкина ‘Конь’, ‘Страшно, страшно поневоле…’, ‘В поле бес нас водит, видно…’, ‘Посмотри: вон-вон играет...’ — из стих. А. С. Пушкина ‘Бесы’, ‘Птичка божия не знает...’ — из поэмы А. С. Пушкина ‘Цыганы’, ‘Гром, победы, раздавайся…’ — из стих. Г. Р. Державина ‘Ода кадрили’, ‘Спой мне песню, как синица...’ — из стих. А. С. Пушкина ‘Зимний вечер’. Цитаты в остальных строфах — из популярных народных песен и романсов. Артур — Порт-Артур, см. примеч. 66. Того — см. примеч. 28. А. Ноги (1849—1912) — японский генерал, командовал войсками, осаждавшими Порт-Артур. Камимура — японский генерал. ‘Варяг’ — русский крейсер, ‘Кореец’ — русская канонерская лодка, оба корабля героически сражались с превосходящими силами японского флота у Чемульпо (западный берег Кореи) 27 января 1904 г., нанеся им большие потери. Куропаткин — см. примеч. 59. И. Ойяма (1841—1916) — японский фельдмаршал, командовал войсками, нанесшими поражение русской армии Куропаткина. Распевалось на мотив ‘Дело было под Полтавой…’.

68. СОЛДАТ

Промелькнули бессмысленных ужасов дни.
Воротился в деревню солдат,
Не узнал он деревни. Пред взором одни
Обгорелые трубы стоят.
И печально солдат головою поник,
Мысль его неизвестностью жгло,
Зарождался в груди обозления крик,
И пошел он к соседям в село.
Рассказали соседи ему, что весной
Полупьяных казаков орда
Налетела незванно, нежданно волной,
Всё нашла, что щадила нужда.
Что отца его старого в город свезли,
Посадили, как вора, в острог,
Чтобы требовать больше не мог он земли,
Чтобы воли просить он не мог.
Рассказали солдату соседи еще,
Что старуха, родимая мать,
Взявши палку, взвалила мешок на плечо
И пошла подаянье сбирать,
Что жены его, милой, любимой жены,
Он могилу отыщет в леске…
Ей достались минуты, позора полны,
Не снесла — утопилась в реке…
И печально солдат головою поник,
Грудь огнем отомщения жгло,
Нарождался в груди обозления крик,
Он пошел, куда мщенье влекло.
<31>
68. ‘Солдат’, Либава, 1906, 31 декабря, ‘Казарма’, 1907, 25 января. Всюду — без подписи.

71. ВОРОН

(На мотив из Эдгара По)

Как-то ночью, в час угрюмый,
полный тягостною думой,
От тревог дневных уставший,
я склонился в полусне.
Грезам сонным я отдался…
Вдруг внезапный стук раздался, —
Кто-то дерзко постучался,
постучался в дверь ко мне
в полуночной тишине.
Злым предчувствием объятый,
я вскочил с постели смятой,
Сновидений рой крылатый
вмиг прогнавши от себя.
Чуял я, кто гость полночный,
что стучит в час неурочный,
И бессильный крик проклятья
с уст сорвался у меня.
Дверь в тревоге отомкнул я
и в просвет ее взглянул я, —
Я взглянул во тьму ночную,
в жуткий мрак полночных снов, —
Там стоял зловещий Ворон,
гнусен, мрачен, страшен, черен,
Там стоял жандарм угрюмый —
ворон Родины моей.
Взгляд свой хищный устремивши,
страх иудин затаивши,
лик свирепо искрививши,
начал так зловещий гость,
Начал так он: ‘По приказу…’
Тут прервал его я сразу,
Тут прервал я слов враждебных,
мрачных слов могильный ряд.
Вещих слов поток прервал я,
но ни слова не сказал я,
лишь рукою указал я
вглубь чертога моего,
не промолвив ничего.
Ворон хищно усмехнулся,
покачнулся и нагнулся,
Еле боком протолкнулся
в дверь, разверстую пред ним.
На лице с немой заботой
начал он свою работу,
Этот гость ночей угрюмых, —
ворон Родины моей.
И души святых святая
он прозреть хотел, читая
Всё, что скорбь родного края, —
скорбь народная святая,—
На лице запечатлела,
всё, чем сердце пламенело,
Что бездушный лик согрело
гневом духа моего…
Было тихо. Ночь уныло
крылья мрака шевелила,
И дрожала, и грозила,
обещая что-то мне…
Он читал и улыбался,
торжествуя, усмехался,
Над столом моим склонялся
вплоть до позднего утра.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Я очнулся в мрачной келье,
где ни солнце, ни веселье
Светлым гостем лучезарным
не бывают никогда,
Где растут лишь гнев и горе,
гнев святой и горя море,
Где растут они всегда, —
вплоть до грозного суда!
<11>
71. ‘Вперед’, 1906, 11 июня, подпись: К. Левый (номер конфискован). На мотивы одноименной поэмы американского поэта Эдгара По (1809—1849), известной в русском переводе К. Бальмонта.

Д. Богданов

72. КОНТОРЩИК

Подсчитывай чужие барыши!
Учитывай чужие капиталы
За скудные, ничтожные гроши,
Измученный заботой и усталый!
Скрипит перо тоскливо по бумаге,
Как хриплый плач над горькою судьбой,
Ряд мертвых цифр из капель черной влаги
Густых чернил родится пред тобой.
Сиди весь день, согнувшись за конторкой,
Над кучами нелепо-странных числ,
Впиваяся внимательно и зорко
В их — для тебя совсем ненужный — смысл.
В груди тоска сосет живую силу,
А в голове, где утомленный ум
Оцепенел, зарытый, как в могилу,
Проносятся ряды унылых дум.
Там, за окном, веселыми волнами
Струится день весенней красоты,
Увенчанный горячими лучами,
Бегущими от солнца с высоты.
Но ты сиди! За скудные гроши
Неси свой труд, тяжелый, как вериги:
Подсчитывай чужие барыши,
Записывай их со вниманьем в книги!
<4>
72. ‘Голос труда’, 1906, 1 июля (номер конфискован).

73. НАКАНУНЕ

Опять над родиной несчастной
Заря кровавая встает…
Ужель надеждою напрасной
Доселе жил родной народ?
Ужели слез и крови мало,
Жертв неповинных силы злой?
Ужель темницу разбивала
Страна затем, чтоб быть в другой?
Ценой неслыханных мучений
Народ свободу добывал,
И с солнца правды злые тени
Неправды черной он срывал!..
Ужель борьба его бесплодна?
Что дни грядущие несут? —
Они несут нам гнев народный
И палачам суровый суд!
<3>
73. СЛ, 1906, 3 сентября, подпись: Ф. Г.

М. Най

74. ПЕСНЯ МОРЯ

Там, в ущелье, волны пели песню жизни, и им вторили утесы, наклонившись в бездну моря.
А вдали сверкал огнями шумный замок мощной власти, где царила злая сила произвола.
Шли века, а волны пели ту же песню, ударяяся о скалы, только эхо доносилось в шумный замок.
Вместе с песней волны моря незаметно подточили те утесы, что мешали им катиться на просторе…
И затем всё чаще, чаще песнь свободных волн могучих заглушала крики злобы в пышном замке…
‘Заковать в оковы море!!!’ — грозно крикнул властный голос, заглушая шум прибоя волн свободных…
И рабы, покорны зову, дружно бросились к утесам, что держали век в оковах волны моря…
Но на месте, где стояли грозно старые твердыни, красовались кучи камня, то обломки мрачной башни…
Громко пели песню жизни волны моря, ударяясь о ступени, разрушая мрамор замка…
И не в силах старый замок заглушить победной песни, что несется из пучины дна морского…
Скоро, скоро слижут волны все твердыни мощной власти и умчат под звуки песни старый мрамор в бездну мрака…
<1>
74. СЛ, 1906, 1 октября.

Неизвестные авторы

75. НА РАССВЕТЕ

Преступник повешен на рассвете…
Из газет
Встает рассвет! Сквозят в тумане
Холмов задумчивых гряды…
Взор тонет в светлом океане
И видит… виселиц ряды…
Встает рассвет! О, сколько света
Несет нам солнце и тепла…
Галлюцинации ли это —
На перекладинах тела?
Больного плод воображенья?
Кошмара неостывший след?
Иль это страшные виденья?
Ужель не бред больного? — Нет!
От городов до деревень
Несутся стоны и проклятья:
‘Да будет проклят этот день
За вас, замученные братья!’
<13>
75. СЛ, 1906, 13 октября, подпись: Скорбный.

76. ЗАЧЕМ ЖЕ…

Коковцев не раз за границей
Умильно глядел на Париж:
Просил ‘блаародно’ сторицей,—
Но… скушал, да, скушал он — шиш!
Ах, в Вене, Берлине, Париже,
Увы, не везет, не везет.
И рента всё ниже и ниже
Безумно ползет да ползет…
Граф Витте (теперь он в отставке),
В Европе творя моцион,
Дни, ночи потел на прилавке
У фирмы одной: Мендельсон.
Ах, не везет ведь, — поди же!
Возможно и близко, а вот…
И рента всё ниже и ниже
Коварно ползет да ползет…
Решая вопрос объективно,
Всё в тех же краях Дурново,
Не раз выступая активно,
Покой обещал… Каково!
Сей муж (о, мы знам!) через ‘иже’
Не раз нас, конечно, спасет…
Но рента всё ниже и ниже —
Черт знает! — ползет и ползет.
Мечтая о твердых устоях
И сильной законной руке,
Столыпин в премьерских покоях
Свободу зажал в кулаке.
О, так к ‘конституции’ ближе,—
Бесспорно, она к нам идет…
Но рента вот ниже и ниже —
Представьте! — ползет и ползет.
Гарцуют по весям и градам
Казак, пулемет и драгун,
И шествует чинным нарядом
‘Истинно-русский’ табун.
Картинно… Никто не обижен.
Сладость покоя нас ждет.
Зачем же вот рента-то ниже —
Зачем же? — ползет да ползет…
<7>
76. СЛ, 1906, 7 ноября, подпись: Зигзаг. В. Н. Коковцев, точнее — Коковцов (1853—1926) — граф, министр финансов, строил бюджет государства на винной монополии и внешних займах. Витте — см. примеч. 1, с 1903 г. Витте был председателем Комитета министров и Совета министров, в апреле 1906 г. получил отставку. И. Мендельсон — немецкий банкир. П. Н. Дурново (1844—1915) — министр внутренних дел в кабинете Витте, прославился жестоким усмирением революционного движения. П. А. Столыпин (1862—1911) — министр внутренних дел, сменивший Дурново и получивший также (в июле 1906 г.) пост председателя совета министров, осуществлял свирепую расправу с революционным движением, насаждал ‘хуторскую’ систему в деревне.

77. ЧЕМ?

Друг мой недавно в собраньи
Речь о торговцах держал —
Завтра же ‘по предписанью’
В Западный край угадал…
Можно вести рассужденья,
Брать можно множество тем,
Но не вопи с сожаленьем:
Чем это кончится, чем?..
Жил на железной дороге
В прошлом году в октябре,
Вдруг — оказался в остроге
В нынешнем январе…
В мае я вышел на волю,
Но — без работы меж тем.
Лаю, кляну свою долю…
Чем это кончится, чем?
Стонут мещане в Самаре,
Темные думы пошли
В этом житейском угаре:
Надо им, надо — земли!
Дешево им предлагают,
Чуть ли не даром совсем…
Чем вот платить-то — не знают…
Чем заплатить-то вот, чем?
Я — квартирант-наниматель,
Значит, могу выбирать, —
Но господин надзиратель
Стали вот так рассуждать:
‘Я вас, милейший, не знаю,
Я вас не знаю совсем
И заверять не желаю…’
Чем это кончится, чем?
Всюду и ахи и стоны,
В ночь — не кажись на дворе.
Сыплются сверху законы,
Словно листы в октябре…
Можно под сень их укрыться.
Можно укрыться совсем
И — далеко очутиться!..
Чем это кончится, чем?..
<12>
77. СЛ, 1906, 12 ноября, подпись: Зигзаг. Западный край — черта оседлости для лиц еврейского происхождения. На железной дороге в прошлом году в октябре. Подразумевается железнодорожная забастовка в октябре 1905 г.

82. СОЛДАТСКАЯ ПЕСНЯ

(‘Унутренняя’)

Шаг назад, шаг вперед,
Полоборот направо!
Кто всех вольных перебьет,
Тому честь и слава!
Ура, ура, ура!
Бей во славу русского
двуглавого орла!
Лев! Прав! Раз! Два!
Приготовь патроны.
Будет помнить вся Москва
Красные погоны.
Ура, ура, ура!
Бей во славу русского
двуглавого орла!
Рота стой, рота пли —
Спереди и с тыла!
Мы заслужим, ай-люли,
По кусочку мыла.
Ура, ура, ура!
Бей во славу русского
двуглавого орла!
Женщин, старцев и детей
Настреляли кучи,
То-то полк богатырей,
То-то полк могучий!
Ура, ура, ура!
Бей во славу русского
двуглавого орла!
Декабрь 1905
82. ‘Казарма’, 1906, 26 ноября, без подписи (ранее — ‘Жупел’, 1906, No 3, под заглавием ‘Песня солдатская’, с тем же подзаголовком, подпись: Шпак). Написано в связи с участием солдат лейб-гвардии Семеновского полка в подавлении декабрьского вооруженного восстания 1905 г. в Москве. Красные погоны — отличительная форма семеновцев. Мы заслужим, ай-люли, по кусочку мыла. В. поощрение за хорошую ‘службу’ солдатам-семеновцам по возвращении из Москвы были выданы новые портянки и мыло.

Н. Воронцов

84. РУДНИКИ

Сыро. К стенке жмутся люди.
Надорвались, ноют груди,
Беспокойный, нервный звук
Дребезжит: тук-тук, тук-тук!
Известняк, куски гранита…
Шурупок скребет сердито!
Изогнулся, словно крюк…
А вокруг: тук-тук, тук-тук…
На ногах бряцают звенья…
Гей, товарищ, слышишь пенье?
Триста мощных, нервных рук
Извлекают этот звук…
И в безмолвьи тонут своды…
Здесь проснулась мысль свободы,
И ярмо тюремных мук
Обрело свободный звук!
<21>
84. ‘Наша мысль’, 1906, No 1—2, с. 12.

Нeизвестный автор

83

Очнись, воспрянь! Смотри кругом.
Смотри, борьба идет!
Борьба на смерть… Борьба с врагом.
Народ, народ встает.
Скорей вперед, скорей, мой брат,
Мой друг, скорей вперед!
Взгляни, во тьме лучи горят,
Там светлый день встает!
<1906>
88. ‘Тюрьма’, 1906, No 2, без подписи.

90

Не для цепей, а для мечей
Мы в пекле доменных печей
Железо добываем.
Зачем же терпим кандалы?
Зачем, как вольные орлы,
На воле не летаем?
Ужели так силен наш враг,
Что эти цепи на ногах
Безропотно мы носим?
Ужель свободу предадим?
Ужель в борьбе не победим
И меч на поле бросим?
Нет, нет, силен рабочий класс!
Живое сердце бьется в нас.
Мы встанем за свободу.
. . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . .
Тогда сбежит позорно враг.
На поле битвы красный флаг
Победно разовьется.
Не будет горя и нужды,
Не будет злобы и вражды,
Кровь больше не прольется.
Не будет жадных богачей.
Не для цепей, не для мечей,
А для машин и плуга
Железо будем добывать.
Все люди будут создавать
Богатство друг для друга.
Так будем всё вперед идти!
На этом доблестном пути
Бесцельно не погибнем.
Нас впереди победа ждет,
Мы сбросим с жизни старый гнет
И новый мир воздвигнем.
<23>
‘Кресты’
90. ‘Вестник золотосеребряников и бронзовщиков’, 1907, No 8, с. 3, подпись: Ш. Точками обозначены изъятия из текста, сделанные редакцией по цензурным условиям. ‘Кресты’ — тюрьма для предварительных заключенных в Петербурге. Опубликование стихотворения послужило причиной конфискации номера.

91. ИЗ ПЕСЕН БОРЬБЫ

Стоял и я, стоял и он.
Мы два врага, мы два врага.
Рабочий я, хозяин он —
Одним уж тем мы два врага.
Разбит трудом, склонив свой взор,
Пред ним стоял голодный я.
Я, гордый сын высоких гор,
Стоял один, судьбу кляня.
На нем алмаз, большой алмаз
Блестел в оправе золотой.
Лучом пронзал, пронзал мой глаз,
Глядел смеясь, сверкал звездой.
Подняв чело и побледнев,
Я уронил из впалых глаз —
О, местью, местью закипев —
Ясней, светлей, крупней алмаз.
Алмаз его, алмаз большой,
Как солнца луч, что всё горел,
Перед моей одной слезой
Алмаз его уж не блестел…
Стоял и я, стоял и он.
Мы два врага, мы два врага.
Рабочий я, хозяин он —
Одним уж тем мы два врага.

——

Кто прелесть битв хоть раз узнал,
Щитом звенел, мечом пронзал,
Оплакал стыд былых веков,
Отбросил власть седых богов, —
Тому смешны и страх и смерть,
Свист вражьих пуль, обманов сеть.
На первый клич сберет тот сечь.
Сверкнет мечом, поднимет меч.
<Ноябрь 1907>
91. ‘Радуга’, 1907, No 3, с. 42, подпись: Констан-3.

92

Если хочешь ты упиться
Песней сладкою и нежной
Отдыхающего моря,
Если хочешь позабыться
И в отраде безмятежной
Отдохнуть от мук и горя, —
То ступай, где море, дремля,
В синих пятнах отражает
Неба тучи, словно горы,
Где волна, природе внемля,
Гармонично набегает,
Кротко нежа слух и взоры…
Если ж ты смятенье бури,
Гром борьбы зовешь отрадой,
Если ищешь не покоя,
То иди, где нет лазури,
Где грохочут кавалькадой
И шумят валы прибоя…
Ты иди, где в бой суровый
Море с скалами вступает,
Грозно ропщет, разбиваясь
Об утес, но с силой новой
Грудью смело ударяет,
Скалы стонут, погружаясь…
И тогда забудешь горе
И с горящими очами,
Без сомнений и молитвы,
Как грохочущее море,
Как морские волны сами,—
Смело прянешь в сердце битвы!
<11>
92. ‘Донецкий колокол’, 1907, 11 января, подпись: Марк.

94

Он думает, что победил
Лукавый зверь, наш враг.
Он думает, что, погрузив
Страну в холодный мрак,
Он наше сердце охладил
И растоптал наш стяг.
Нет, цел наш стяг и невредим
И в верных он руках,
И гнев святой еще сильней
В пылающих сердцах,
Нетерпеливей и страстней
Воители в рядах.
Но не сейчас мы кликнем клич
Призывно-боевой, —
Мы ждем теперь со всей земли,
Со всей страны родной
Еще бойцов… Полки бойцов
Под алый стяг святой!
<14>
94. ‘Вперед’, 1907, 14 января, ‘Уральский рабочий’, 1907, 11 февраля. Всюду — без подписи.

95. ВО ТЬМЕ

Тьма стоит кромешная
Над землею стонущей,
Точно сила грешная
Борется с другой,
Горем истомленною,
В море гнета тонущей,
Грубо оскорбленною
Властною рукой.
Но во тьме рождается
Ненависть могучая —
Грозно приближается
Жгучей мести час,
И растет, сокрытая
За тяжелой тучею,
Пламенем обвитая,
Мощь сплоченных масс…
<1>
95. ‘Наше эхо’, 1907, 1 апреля, подпись: Г. К-р.

Кириллов

86. КТО ОН?

Посвящается П. Б. С<тру>ве

Отчизна спала сном кошмарным,
Тянулись мрачные года…
Он был жрецом высокопарным
У революции тогда.
Какие красочные гаммы
Теорий смелых набросал,
Какие ярые программы
‘Ортодоксально’ написал!
Отчизна стала просыпаться,
Свободный ветер потянул,
Он побледнел, стал завираться
И за границу улизнул.
Он счел движенье за игрушку,
Он земцев стал боготворить
И для младенцев погремушку
В Штутгарте начал мастерить.
Отчизна билась беззаветно,
Отвоевала дни свобод.
И он взошел звездой приветной
На петербургский небосвод.
Порвавши с старым, сбросив путы,
Он вновь в идейный фрак одет,
И — с поощренья ‘абсолюта’ —
Благонамеренный кадет.
Он пишет много, мыслит здраво,
И чем сильней народный взлет —
Тем ‘абсолютнее’ направо
Он совершает поворот.
И мнится мне: взойдет свобода
На наш туманный небосклон —
В ‘Союзе русского народа’
Вождем идейным будет он.
<6>
96. ‘Наше эхо’, 1907, 6 апреля. Струве Петр Бернгардович — см. примеч. 45. Какие ярые программы... Имеется в виду участие Струве в международном социалистическом конгрессе (1896) и составление ‘Манифеста РСДРП’ (1898). Для младенцев погремушку в Штутгарте начал мастерить. В 1902—1904 гг. Струве издавал в Штутгарте журнал ‘Освобождение’ — орган русской либеральной буржуазии. Благонамеренный кадет. С образованием в октябре 1905 г. кадетской партии Струве стал одним из ее лидеров, а затем — главарем правого крыла этой партии, объединившего буржуазных националистов. ‘Союз русского народа’ — монархическая черносотенная организация, созданная в октябре 1905 г. для борьбы с революционным движением.

Неизвестный автор

97. КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ

Спи, мой малютка, уж скоро рассвет…
Холодно в комнате: дров у нас нет,
Вьюга осенняя воет в трубе…
Дай, я укутаю ножки тебе,
Спрячь на груди мне головку свою,
Спи, а я песню тебе пропою.
Скоро фабричный гудок загудёт —
Мать твоя снова работать уйдет…
Спи же, дитя, под гуденье свистков
Крепни, расти, на борьбу будь готов.
Да, для рабочего жизнь нелегка:
Десять часов от гудка до гудка,
Спину сгибая, сидишь за станком
Да не мигая снуешь челноком.
Слезы смахнуть не успеешь рукой,
Шум нестерпимый, жара в мастерской,
Вертятся шкивы, колеса стучат,
Злобно ремни приводные шипят…
Спи же, малютка, под грохот станков,
Крепни, расти, на борьбу будь готов.
Больше терпеть не хватило уж сил,
Голод донял. Час борьбы наступил!
Много их пало в неравной борьбе,
Да не добыли свободы себе.
Видишь, как факелы ярко горят,
Слышишь, железные цепи звенят:
Это этап в дальний путь снаряжают,
В каторгу братьев твоих отправляют.
Спи же, малютка, под звон кандалов,
Крепни, расти, на борьбу будь готов.
Там, за высокой тюремной стеной,
Гулко в тиши раздается ночной
Стук топора… Там работа идет:
Строят отцу твоему эшафот.
Завтра, едва петухи пропоют,
Тело его на кладбище свезут,
В яму опустят, сравняют с землей,
Где он зарыт — не найти нам с тобой.
Спи же, малютка, под стук топоров,
Крепни, расти, на борьбу будь готов.
Много их пало, но дух их живет.
Снова народ истомленный встает,
Мысль напряженно, упорно кипит,
Снова свободная песня звучит.
Слышишь ты смешанный гул голосов?
Слышишь, доносится стук молотков?
Это рабочие песню поют.
Это клинки они с песней куют!
Спи же, малютка, под стук молотков.
Крепни, расти, на борьбу будь готов!
<1>
97. ‘Борьба’, 1907, 1 мая, подпись: Федот.

100

Всероссийский алкоголик,
Царь жандармов и штыков,
Царь-убийца, провокатор
И создатель кандалов.
Побежденный на Востоке,
Победитель на Руси,
Будь ты проклят, царь жестокий,
Царь, запятнанный в крови!
Всенародный кровопийца,
Покровитель для дворян,
Для рабочих царь-убийца,
Царь-убийца для крестьян.
Люд восстанет за свободу,
Сокрушит твой подлый трон.
Долю лучшую народу
Завоюет в битве он.
<Август 1908>
100. ‘Штык’, 1908, No 8, август, без подписи, ‘Вперед!’, 1917, 3 мая, под заглавием ‘Царю от народа’. Печ. с исправлением по газ. ‘Вперед!’ ст. 11 и 14, искаженных в первопечатном тексте. Фольклорный вариант, под заглавием ‘Песня про царя-императора’, с добавлением строфы:
За разбои, эшафоты,
За злодейства за свои,
Царь Николка, провокатор,
Ты погибнешь сам в крови —
см.: ‘Советское краеведение’, 1935, No 9, с. 30. Распевалось на мотив ‘Было дело под Полтавой’. Всероссийский алкоголик. Слова эти, кроме прямого смысла, содержали намек на водочную монополию, принадлежавшую царю. Побежденный на Востоке… Имеется в виду поражение царизма в русско-японской войне. Победитель на Руси. Имеется в виду подавление революции 1905—1907 гг.

101

Где вы, могучие, пылкие, страстные,
Где же вы, в битвах великих прекрасные,
Где же вы, милые братья?
В наших рядах ваши кличи не слышатся,
Наши товарищи спят, не колышатся,
Тихо, угрюмо средь нас.
Иль вы погибли в бою, пораженные,
Сладкой мечтой о любви упоенные,
Мир вам, святые борцы!
Иль, золотой мишурой обольщенные,
Сытым довольством врагов соблазненные,
В вражеский стан вы ушли?
Где же вы, битвами, кровью спаянные?
Снова явитесь к нам, братья желанные,
Вместе за счастье умрем.
Тихо и томно, лишь слышны стенания.
В вражеском стане огни ликования,
Царствует черная смерть.
<1908>
101. ‘Рабочий’, 1908, No 3 (без даты), без подписи.

Н. Ратмиров

107

Свинцовой мглой седая хмара
Одела небо, как дым пожара,
Порывы ветра в смятеиьи диком
И рвут и мечут с мятежным криком,
И хлопья снега в безумной пляске
Кружатся в вихре морозной пыли,
Как духи ночи в волшебной сказке,
Беснуясь, небо собой закрыли.
Я помню: тяжко, в безумьи гнева
Метель гасила тоску покоя,
В смятенных звуках ее напева
Терялись стоны и клики боя.
И вьюга злилась и, пламенея,
Кидала небу свои проклятья,
Но нам привольней дышалось с нею,
Мы с нею были родные братья.
<26>
107. ‘Звезда’, 1911, 26 ноября.

М. А. Модзалевский

108. БЫЛИ ДНИ, ДА ПРОЛЕТЕЛИ…

То не жемчуг рос холодных
Покрывал луга седые
И в дымящихся туманах
Уплывал в леса родные.
То родник народной воли,
Ветром буйности вспоенный,
Брызгал гневом на равнины,
Подмывая берег сонный,
И метался в жарком споре,
Как больной в своей постели…
Были тучи, были ветры,
Были дни, да пролетели…
Светлый жемчуг рос холодных
Кроет трав ковры густые,
И в дымящихся туманах
Он плывет — в леса родные,
А родник народной боли
В берегах, что бесталанный,
Глухо стонет под дубами,
Сонно-тихий и туманный,
И смолкает понемногу
Умирающим в постели…
Были тучи, были ветры,
Были дни, да пролетели.
<22>
108. ‘Звезда’, 1911, 22 декабря. За опубликование этого и следующего (No 109) стихотворений редактор газеты был оштрафован.

Борис Богачев

113. ВСТРЕЧИ СЛУЧАЙНЫЕ

Осенью позолотило клены,
В станционном скверике грустит олива,
Блещут яркой краскою вагоны,
Паровоз шипит нетерпеливо.
‘Няня, мамочка!.. Какие вы смешные!..
Плачут!.. Я ведь еду жить, учиться…
Ну, прощайте! Полно же, родные!..’
И у девушки слезинка серебрится.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Часто видел я, как спозаранку
Две старухи ждали почтальона,
Вот открытки: ‘Мост через Фонтанку’,
‘Вид Невы’ и ‘Улицы Мильоиной’…
Воскресенье… Площадь роковая…
На снегу — как будто рдеют маки,
Высится колонна… Перед нею
В ряд построились пехота и казаки.
Вот лежит какая-то. Улыбки
Перед смертью спрятать не успела…
Кто она? Не может быть ошибки.
Это та, что страстно жить хотела…
С грустью я гляжу на профиль нежный,
Что-то светлое растет меж нами…
К нам подходит кто-то и небрежно
Бередит мне душу острыми словами,
Философствует: ‘Какой народ упрямый,
Ишь, свободу!.. Молоды да прытки!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Значит — перестали няня с мамой
Получать красивые открытки.
<2>
113. ‘Звезда’, 1912, 2 февраля. Написано в связи с революционными выступлениями студенчества в 1911—1912 гг. ‘Мост через Фонтанку’, ‘Вид Невы’, ‘Улица Мильонная’ — виды Петербурга. Высится колонна... — Александровская колонна на Дворцовой площади в Петербурге.

Неизвестный автор

118

В холодном мраке рудников
Проклятья слышатся и стоны.
Позорных, ржавчатых оков
Несутся стуки, лязги, звоны…
Душа смятенная темна,
Душа томится, ждет ответа…
Когда ж осветится она
Лучом желанного рассвета?
<1>
118. ‘Звезда’, 1912, 1 марта, подпись: Антон Путиловец.

Михаил Григорьев

120

Люди с усталыми лицами,
Люди с глухими укорами,
Станьте вы вольными птицами!
Смело упейтесь просторами!
Мир пробуждается трелями,
Мир омывается волнами,
Слейтесь волшебно с метелями,
Тихим созвучием полными!
Дерзко боритесь с преградами!
Сейте свободу обильную!
Люди с угрюмыми взглядами,
Люди с душою бессильною.
<4>
120. ‘Звезда’, 1912, 4 марта.

Hеизвестный автор

128. ДУМА

Дня в слезах не видя, бабушка Ненила
До самих министров с просьбой доходила.
Вот и вышла милость: одного повесить,
В каторгу другого, что-то лет на десять.
И трясет с тоскою головой старушка:
‘Ах, скорей бы Дума, жив бы был Ванюшка!’
Кто-то по соседству, лихоимец жадный,
У крестьян землицы косячок изрядный
Оттягал, отрезал плутовским манером.
‘Дай сойдется Дума, будет землемерам, —
Думают крестьяне, — скажет Дума слово,
И землицу нашу отдадут нам снова’.
Захотел профессор издавать газету.
Он недаром рыскал столько лет по свету:
Понатерся в людях, попригладил шкуру,
Грезил: ‘Буду дома разводить культуру’.
Но попал в застенок и твердит угрюмо:
‘Ладно, нам не к спеху, скоро будет Дума’
Мирно на заводе стачка протекала.
Вдруг орда вандалов с гиком прискакала.
Смертно бьют налево, смертно бьют направо,
Бьют и высылают — коротка расправа!
Люди разбежались в дебри без оглядки.
‘Хоть бы Думу, что ли. Ну уж и порядки!’
Наконец собралось наше упованье!
Архиерей приехал, сделал заклинанье.
Но, должно быть, слова он не знал такого,
И пришлось нам Думу дожидаться снова.
Заперли министры светлые палаты,
Место депутатов заняли солдаты.
И Вторую Думу разогнали тоже,
Потому рабочих слушать непригоже.
‘Дело было б проще, — так паны сказали, —
Если б мы семейно дело разбирали,
Чтоб не выносить той за порог нам грязи’,
И собрали Думу — все паны да князи.
Сирота Ненила, на чужой землице,
У соседа-плута урожай сторицей,
Прежние парнишки стали ‘стариками’,
Стачки прекращают попросту штыками,
Да и сам профессор Думой уж не бредит.
Дума ж всё толчется, с места всё не едет.
Знает Дума — надо, но никак не в силах
С чем-нибудь расстаться из порядков милых.
Нежно бы и долго думцы ворковали,
Если б, на беду их, в Думу не попали
Мужичок с котомкой да еще рабочий, —
Портят кровь пузатым, не глядели б очи.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
<5>
128. ‘Звезда’, 1912, 5 апреля, подпись: Б. В. Дума — Государственная дума, законодательное учреждение, возникшее в 1905 г. в виде ‘уступки’ царского правительства революционному движению. Система выборов обеспечивала большинство мест в Думе представителям помещиков и буржуазии, но даже и при этом правительство опасалось постановки в Думе наболевших вопросов жизни страны, прежде всего — аграрного вопроса, и нередко прибегало к роспуску и разгону Думы. Бабушка Ненила — персонаж стих. Н. А. Некрасова ‘Забытая деревня’, мотивы которого использует автор. Наконец собралось наше упованье. 1-я Государственная дума была созвана 27 апреля 1906 г. Место депутатов заняли солдаты. 1-я Государственная дума была распущена 8 июля 1906 г. И Вторую Думу разогнали тоже. 2-я Государственная дума была разогнана 2 июня 1907 г. Мужичок с котомкой да еще рабочий. В состав 3-й Государственной думы, существовавшей до 9 июня 1912 г., входило 14 представителей социал-демократической партии.

Павел Куприянов

129

В мрачную, серую, грозную тьму
С факелом правды я гордо иду,
Сбросив печаль и тревогу —
Дайте дорогу!
Хмурится темная, жуткая даль…
Что обещает мне? Радость, печать,
Смерть или счастия тогу —
Шире дорогу!
Люди устали, погрязли во зле,
Давят друг друга в суровой борьбе,
Молятся золоту-богу —
Дайте дорогу!
Падают ржавые цепи, звеня…
Верую в близость победного дня.
Воли и света порогу —
Шире дорогу!
В мрачную, серую, грозную тьму
С факелом счастья я смело иду…
Кто мне придет на подмогу?
Вместе в дорогу!
<10>
129. ‘Звезда’, 1912, 10 апреля, ‘Вперед!’, 1917, 4 августа, подпись: А. Петербургский, без ст. 5—12.

Леонид Чермный

133

Милый! Завтра поутру
Я приду в твою темницу…
Для тебя цветов кошницу
На полях я соберу.
Принесу и передам
Я тебе душистый ворох…
Ширь полей и леса шорох
В тяжких стенах я создам.
Пусть нахмурятся тогда
Злой тюрьмы немые стены…
Вырвать милого из плена —
Вот зачем я шла сюда!
И в глазах твоих прочту
Я тогда любовь и ласку,
И красивейшую сказку,
И крылатую мечту.
Точно в ярком, дивном сне,
Позабыв свои оковы,
Будем снова мы готовы
Верить грезам о весне…
<22>
133. НЗ, 1912, 22 мая.

Неизвестный автор

149. НАШИ ПЕСНИ

Не печаль березок белых,
Не лазурь пустых небес
Воспоем мы в песнях смелых,
Может быть, и неумелых,
Неокрепших, недозрелых,
Как дубков весенний лес.
Не хвалебный гимн природе,
Панегирик красоте, —
Нет, мы песни о народе,
Гимны радостной свободе
Будем петь, хотя и в моде
Нынче песенки не те.
<11>
149. ‘Правда’, 1912, 11 мая, подпись: Степан, ‘Правда’, 1912, 13 июня, подпись: С—н.

152. БОЛОТО

Глухое болото, гнилая трясина,
Унылые кочки, зловонная тина,
Угрюмый и жесткий камыш…
Ни звука кругом… Только ветер порою
Камыш всколыхнет торопливой волною,
И снова могильная тишь…
Не видно здесь неба, лазури прозрачной,
И в клубах тумана, как в пропасти мрачной,
Теряются солнца лучи.
Здесь царствует смерть… Но и в топях болота,
Я знаю, свершается дружно работа,
Работают дружно ключи!
Настанет пора — и на смену трясине
Заблещет лазурью в цветущей долине
Зеркального озера гладь.
Дружней же, ключи, совершайте работу!
Зловонной трясине, гнилому болоту
Недолго уж гибели ждать.
<17>
152. ‘Правда’, 1912, 17 июня, подпись: Вл. Юс—кий.

159. ФОРМОВЩИК

Дым и пыль кружатся тучей,
Ветер ходит в мастерской,
Воздух душен, жар колючий
Поднимается волной.
Я с лопатою бессменной
Да с толкушкой — сам-третей,
Всё тружусь как оглашенный
Над могилою своей!
Так проходит жизнь постыло…
А придет конец тебе —
Скажут: вот твоя могила,
Сам копал ее себе.
<25>
159. ‘Правда’, 1912, 25 сентября, подпись: А. М.

В. Светобор

160. ДУМА

Эх ты, Дума, Дума-матушка,
Многоумая палатушка!
Исполать тебе, ‘Народница’,
Небу звездному угодница.
Не проснется гидра-гадина —
В глотку гидре Дума дадена,
Отравилась гидра жадная,
И настала тишь лампадная.
Благодать какая, господи!
Сунь в потемки эти нес, поди, —
Вышибут тебя, как курицу,
Не ходи на нашу улицу.
И живем мы тихо, маемся,
С умиленьем дожидаемся:
Скоро ль ласковые пастыри
Нам на рты налепят пластыри?
Эх ты, Дума, Дума-матушка,
На гнилой дыре заплатушка,
Знать, одна на свете силушка
Для горбатого — могилушка.
<27>
160. ‘Правда’, 1912, 27 сентября. Написано в связи с выборами в 4-ю Государственную думу. См. примеч. 128.

Heизвестный автор

162

И светел, и ясен рождается день,
Узорами сосен сплетается тень.
Играет, сверкает приветно роса
И в пурпуре зорном горят небеса.
Забыты сомненья, и ясен мой путь,
С отвагою дерзкой вздымается грудь.
Вступаю я в битву с неправдой и злом,
Хочу рассчитаться с заклятым врагом.
M солнце победно с востока встает,
И веру рождает, и силы дает!
<4>
162. ‘Правда’, 1912, 4 ноября, подпись: Узник.

П. Горбачев

164. РУЧЕЙ

К далекому морю из горных ключей
Несет свои воды холодный ручей.
То тихо, спокойно в долине журчит,
То вдруг забушует и грозно шумит,
Покроет водою поля и луга,
То снова ласкает свои берега.
Там горы прижмут его грудью своей,
Здесь лес его спрячет средь крепких корней,
Пороги, заторы оцепят кругом,
Но эти преграды ему нипочем.
И мчится всё дальше шумливый ручей,
Пока не достигнет он цели своей!
Товарищи-братья, к вам песня моя:
Учитесь упорству в борьбе — у ручья!
<15>
164. ‘Правда’, 1913, 15 февраля.

А. Сергеев

167. ЗАДНИЙ ДВОР

На крыльце у черенушки
Растянулся серый кот,
Грезит — спит, расставя ушки,
И мечтательно поет.
Две девчонки в рубашонках
Лепят хлебцы из земли,
Воробьи щебечут звонко,
Куры роются в пыли.
Пахнет кухней. Солнце греет,
И петуший гребешок
В отдалении алеет,
Точно красненький флажок.
<31>
167. ‘Рабочая правда’, 1913, 31 июля.

В. Зиновьев

173. ИЗВОЗЧИК

С горки на горку, лошадушка милая!
Сбоку рядком я с тобою пойду,
Вишь, нагрузил я тебя не по силушкам,
Как бы не вышло себе на беду.
Оба бредем мы проселком, понурые,
Каждый надорван поклажей своей:
Ты своим возом, я — горем-заботою…
Богу известно — кому тяжелей?
<11>
173. ‘За правду’, 1913, 11 октября.

К. Кравцов

184. О СЕРОМ ЗАЙКЕ И ЛЮТОМ ВОЛКЕ

(Сказочка)

Скачет по полю зайчишка,
Наедается плутишка,
Вдруг… навстречу волк.
Посмотрел… и засмеялся.
‘Эва, ты куда забрался!’
Сам зубами… щелк!
Помертвел косой бедняга:
Перед ним прямой бродяга —
Страшный, лютый, злой…
Что ему, седому волку, —
Разом слопает без толку,
И… пропал косой!
А уж волк к нему подходит,
Глаз своих с него не сводит,
Говорит ему:
‘Что ты делаешь на воле?
Почему ты, зайка, в поле?
Ну-ка, почему?’
Повалился зайка в ноги,
На такой на окрик строгий
Враз заголосил:
‘Ах, не тронь меня! Послушай,
Пожалей меня, не кушай…
Знал бы — не ходил!’
Покатился волк от смеха.
‘Ну, с тобой одна потеха!
Ты не виноват…
Оправдал себя умело —
‘Не ходил бы’ — это дело.
Глуп… а плутоват!
Отпущу тебя, пожалуй,
Плоховат зайчишка малый.
Полно… не тужи…
Поступай ко мне на службу,
Поведем с тобою дружбу…
Только уж… служи!
Что ни день являйся в поле,
Без опаски будь на воле,
Зла себе не жди…
Но зато с собой другого
Поживей веди косого…
Каждый день води!..
Коли выполнишь всё это,
Прогуляешь красно лето,
Будешь, зайка, сыт…
Коли нет… Забудь и поле,
Не встречай меня на воле —
Я ведь — во! Сердит!..
А пока ступай отсюда,
Буду ждать себе я блюда…
Ладно или нет?..’
— ‘Как прикажешь, так и будет.
Кто же нас, зайчишек, судит?’ —
Тот ему в ответ.
‘Ну, смотри, да без обману,
Всё равно тебя достану,
Изловлю… и ну!
У меня тогда поскачешь,
У меня, косой, поплачешь.
В три дуги согну!..’
. . . . . . . . . . . . . .
Началась у зайки служба,
Повелась меж ними дружба, —
Бог уж их простит…
Зайка хряпает, а волку
Не сидеть же так, без толку?
У того хрустит…
Побежали дни за днями,
Ночи мчались за ночами…
А плутяга жил…
К волку старому, седому,
Что ни вечер — по косому
В поле приводил…
Волк закусывал прилично,
Зайка ужинал отлично, —
Всё бы ничего…
Да зайчишек вдруг не стало,
Будто всех их разогнало,
В поле — никого…
Тут взяла его забота,
На своих пошла охота —
Носится косой…
По полям зайчишек ищет,
По лесам дремучим рыщет —
Сбился с ног долой…
Нет косых зверушек боле…
Вот бежит он к волку в поле,
Дескать — так и так…
‘Рад служить душою другу,
Но обегал всю округу —
Не найти никак!..
Правда, есть еще единый —
Кум и сват он мне старинный…
Да ни то ни се…’
Волк на это: ‘Ну да ладно —
Разберусь и сам изрядно:
Приводи — и всё…’
Побежал косой стрелою,
Вот и видит — под сосною
Отдыхает сват,
‘Что лежишь? Иди скорее,
Там, за горкою, милее —
Там капустка, брат!..’
Прибежали к волку разом,
Не моргнул косой и глазом,
Ахнуть не успел —
Как вцепился волк зубами,
Разорвал его когтями,
Миг — и кума съел.
Облизнулся… видит друга…
‘Велика твоя услуга, —
Зайке говорит,—
Да ведь вот беда какая
(Видно, доля уж такая) —
Ешь… а всё не сыт…
Суховат твой кум единый,
Плоховат твой сват старинный
Ты же — ничего…
Что мудрить? Решу задачу —
Проглочу тебя в придачу,
Только и всего!..’
Запищал косой бедняга,
Подскочил к нему бродяга,
Придавил… насел…
И за службу за такую
(Всем понятно, за какую) —
Миг — и тоже съел!
<6>
184. ‘Путь правды’, 1914, 6 апреля.

Неизвестный автор

196

В час лихой пришлись гаданья… Обманула доля злая…
Под березками погибла жизнь прекрасно-молодая,
Мысль и воля огневая, — жизнь, народу дорогая…
Рос в тумане конский топот… Плыл к оврагам страшный шепот…
В перелесках вещий филин поднимал безумный хохот…
Ночь скрывала и гасила чьи-то крики, чей-то ропот…
На рассвете он повешен, — безымянный, неизвестный…
Тени скорбные метнулись… Сорван жизни цвет чудесный…
Только звезды кротко лили на него свой свет небесный…
Труп холодный, обнаженный, труп с раскрытыми глазами,
Тихо-тихо закачался меж поникшими ветвями…
Вновь помчался топот к долам… Реял смехом над полями…
Смехом, свистом… Взгляд предсмертный не запал укором в совесть…
Только бедные березки задрожали, шепчут повесть,
<15>
196. ‘Рабочая газета’, 1911, 15 апреля, подпись: А—ь.

Кологривский

197. СТАРЫЕ БАШНИ

Древние башни. Мертвые башни.
Чу, на селшья, долы и пашни
Медные звоны летят и зовут.
Людом наполнены к башне дороги.
Скорбны, убоги — идут.
Мрачные своды. Скорбные люди.
Скробью и страхом сдавлены груди.
Скорбь вековечная в тусклых глазах…
Можно ли выплакать, темные дети,
Скорби столетий в слезах?
Стертые плиты много впитали
Слез и молений. Свод потрясали
Крики безумья и ропот тоски.
Башни недвижны средь бурной и дикой
Горя великой реки.
Крепки и тесны своды и стены.
Рвясь и вскипая мутною пеной,
Бьется здесь замкнутый жизни поток…
Но эти тесные башни не вечны, —
Мир бесконечно широк.
Жизнь разойдется вширь и на горы.
К свету и солнцу. Мощные хоры
Стройно польются к земле и цветам.
Слезы восторга без слез покаянья…
Вырастет зданье: мир — храм!
<12>
197. ‘Поволжская быль’, 1912, 12 апреля.

Петр Сергеев

198. МЕТАЛЛ РАЗБИТ

Представители закона спустились
в машинное отделение и, отобравши
номера газеты, для верности
дела приказали разбить стереотип.
(Из газет)
Металл разбит, но мысль и волю
Рукой наемной не разбить,
Как кораблю стихии море
Себе, увы, не подчинить!
И пусть о борт его железный
Волна разбилася одна,
Но снова слышен шум победный,
Клубится новая волна!
Она грознее пронесется,
Бушуя силою своей, —
Победы песня разольется
С ее серебряных гребней!
<30>
198. ‘Наш путь’, 1913, 30 августа. (Номер конфискован.)

Н. Артельный

202. ПЕСНЯ ПОРТНОГО

Нитка вьется, вьется, вьется,
А в глазах — темно.
Скучно наша жизнь плетется,
Э, да всё равно.
День и ночь стучит машина:
Тук-тук-тук-тук-тук.
‘Догорай, моя лучина’, —
Ноет грудь от мук…
Сколь ни гнись и ни старайся,
Толку — не видать…
Эх ты, горб мой, выпрямляйся:
Так — несдобровать.
Нитка вьется, вьется, вьется,
Я-то вьюсь — зачем?
Где-то жизнь поет, смеется…
Да поет — не всем…
Стой, машина! Рвись ты, нитка!
Дай и мне вздохнуть:
Для хозяйского прибытка
Иссушил я грудь.
<3>
202. ‘Вестник портных’, 1912, No 3, с. 3.

Неизвестный автор

204. Я НЕСУ

Я несу в края полночи
Жизни вольную мечту,
Как огонь пылают очи,
Озирая нищету.
Я несу лучи восхода,
Радость жизни молодой,
Гнев могучего народа,
Красоту земли родной.
Очарован чудной страстью,
Верой в славную борьбу,
Я несу с собою счастье
Пробужденному рабу.
<14>
204. ‘Металлист’, 1913, No 13, с. 8, подпись: Рабочий Еф. Ан.

Г. Шапир

206. ФИАЛКИ

Весенние сумерки. Грохот, гудки…
‘Купите фиалки, лесные цветки’.
У девочки бедной робеющий взгляд,
В протянутой ручке фиалки дрожат…
Купил я фиалки, к губам их поднес —
И сердце забилось от радостных грез.
Фиалочки, ранние гости весны!
Вы прелестью юных дерзаний полны.
В лесу еще холодно. Сырость, тоска…
А вы заглянули — и радость близка…
Вас видя, я верю в мятежные сны,
В могучую силу грядущей весны…’
<Март 1913>
206. ‘Просвещение’, 1913, No 3, с. 12.

213. СЕВЕР

Люблю мой север синеокий —
И грусть полей, и темный бор,
И струй речных с густой осокой
О чем-то тихий разговор.
Люблю молчанье ночи белой,
Когда так четок каждый путь,
Когда в природе помертвелой
Витает призрачная жуть,
А синий бор, зaгaдoк полный,
Стоит задумчва и высок,
И с заунывной песней волны
Сквозь сон взбегают на песок,
Гусей весенних вереницы
Летят в озерные края…
То север, север бледнолицый,
Немая родина моя…
<Июнь 1913>
213. ‘Просвещение’, 1913, No 6, с. 48.

Кирилл Волгин

221. УТРО В ГОРАХ

Утро знамя заревое
Развернуло на горах,
Льется бело-снеговое
Пламя в синих ледниках!
Вышло солнце, точно воин
В кумачовой епанче,—
Властный взгляд упрям и зноен,
Меч пылает на плече!
Тают шапки из туманов
На кремнистой голове
Изумленных великанов,
Звезды росные в траве
Запылали, точно свечи,
Пенье в скатах горных вод
И лесов звенящих вече
Славит царственный восторг.
<Декабрь 1913>
221. ‘Просвещение’, 1913, No 12, с. 32.

Неизвестный автор

228. НОЧЬ В ТЕЛЕГРАФНОЙ

Мысли спутались с дремотой:
‘Тик да так’ — трещит контакт,
И с ленивой неохотой
Лента метит звуков такт.
Много, много длинных строчек
Утомленная рука
Из штрихов и черных точек
Понашлет издалека.
‘Тик да так’. Разбег минутный
В неспокойном полусне
Отмеряет темпом нудным
Ожидание во мне.
За минутами минуты,
Замыкая длинный ряд,
Обвивают, точно путы,
Отравляют, словно яд.
‘Тик да так’… Минуют годы
Полусонной чередой,
И суровые невзгоды
Срежут стебель молодой.
‘Жизнь отрадна и красива’, —
Шепчет кто-то изнутри…
Сердце тукает лениво:
‘Долго, долго до зари’.
‘Тик да так’ — ведут минуты
Свой налаженный дозор…
Сон истомный, сладкий, лютый
Отуманивает взор.
<Июнь 1914>
228. ‘Просвещение’, 1914, No 6, с. 14, без подписи,

235. НАД КОЛЫБЕЛЬЮ

Спи, мой милый паренечек,
Баюшки-баю!
Спи, крестьянский мой сыночек,
Слушай мать свою.
Спи в лукошке, как цыпленок,
Баюшки-баю!
Без перинки, из пеленок
Я гнездо совью.
Мне невмочь прогнать зевоту,
На заре вставать:
Завтра надо на работу,—
Хлеба добывать.
Сам же плачем нас разбудишь
Раньше петуха.
Спи, пока трудиться будешь,
Спи, моя душа.
<4>
235. ‘Работница’, 1914, No 5, с. 9, подпись: Адя. Перепев ‘Казачьей колыбельной песни’ М. Ю. Лермонтова. Автор — крестьянка Екатеринославской губ., текст выправлен редакцией (см.: А. И. Елизарова, Журнал ‘Работница’, 1914. — В кн.: ‘Из эпохи ‘Звезды’ и ‘Правды», вып. 3, М., 1923, с. 67).

А. Соколов

241

Шумно промчался поток,
Небо умылось грозою, —
Сорван последний цветок
Мутной волною.
Снова небес бирюза
Заткана ярко лучами,
Будет иная гроза,
Только с другими цветами.
<1914>
241. 1-й сб., с, 132, подпись: Александр Колючий.

М. Ерошин

245. ТУЧКИ

Тучки с влагой благодатной,
Вы куда несетесь?
Расскажите, где ночлег ваш
И где вы прольетесь?
Утром рано ли с зарею
К морю улетите?
Иль прольетесь над пустыней?..
Что же вы молчите!..
Тучки вольные, бегите,
Лейтесь над полями,
Где скородил пахарь ниву, —
Над его трудами.
<10>
245. ВС, 1915, No 5, с. 5.

Е. Андреев

271. СИЛЫ

Я люблю, когда волнуются
Беспокойные моря,
Гребни белые красуются,
Бриллиантами горя.
Не волна с волною ссорится
В вихре бури роковой,
Чьи-то силы грозно борются,
Спор решая вековой,
Непокорная и гордая,
Жизнь могучая кипит,
В ней пылает вера твердая
И огонь живой горит.
С шумом в брызги разбиваются
Исполинские валы,
Кровью белой заливаются
Стены каменной скалы.
Не волна с волною ссорится
В вихре бури роковой,
Чьи-то силы грозно борются,
Спор решая вековой.
<4>
271. ‘Правда’, 1917, 4 мая. Подпись: Солдат Е. Андреев. Вошло в ПЗП.

Неизвестные авторы

285. ‘МОНОЛОГ’ КЕРЕНСКОГО

(У Петергофских фонтанов)

Тень Баденге меня усыновила,
‘Диктатором’ у гроба нарекла,
Вокруг меня Советы возмутила,
Большевиков на свет произвела.
Правитель я! Довольно! Стыдно мне
Перед Советами позорно унижаться.
Разрыв навек: в игре войны кровавой,
Судьбы моей обширные заботы
Последний стыд, надеюсь, заглушат.
Теперь иду, — погибель иль венец
Мою главу в России ожидает.
Найду ли смерть ‘на подступах к столице’,
Иль в Петропавловке покой я обрету.
Ах, всё равно, я знал, на что иду,
Когда, назло большевикам охочим,
(Пускай кричат, что это был скандал!)
Я Церетели признавал рабочим,
Авксентьева ж — крестьянином признал.
Спущенный Военно-революционным комитетом занавес падает и прихлопывает декламатора.
Остается мокрое место.
Конец октября 1917
285. ‘Правда’, 1917, 2 ноября, ‘Кавказский рабочий’, 1917, 14 ноября. Всюду подпись: Д. В. А. Перепев монолога Самозванца из трагедии А. С. Пушкина ‘Борис Годунов’. Керенский — см. примеч. 275. Баденге — французский каменщик, в одежде которого принц Луи-Наполеон бежал в 1846 г. из Гамской цитадели, здесь — намек на бегство Керенского 25 октября 1917 г. из Петрограда. Петропавловка — Петропавловская крепость в Петрограде, куда 26 октября 1917 г. были заключены арестованные министры Временного правительства. И. Церетели (1882—1959) — меньшевик, был министром Временного правительства. Н. Д. Авксентьев (1878—1943) — эсер, был министром Временного правительства.

286. СОЦИАЛИСТ-РЕВОЛЮЦИОНЕР

(Правый)

Был он красным, был эсером
Ярко-пламенным, как солнце…
Стал он бледным, желто-серым —
Шовинистом, оборонцем.
За трудящихся когда-то
Он с буржуями сражался…
Стал защитником богатых,
К ним в прислужники нанялся.
Обещал народу волю,
Обещал ему и землю,
А дает — живым неволю,
Жертвам Керенского — землю…
Был он красным, был эсером,
Стал он бледным, желто-серым.
<3>
286. ‘Правда’, 1917, 3 ноября, Сд, 1917, 5 ноября, под заглавием ‘Правый эсер’, ‘Вперед!’, 1917, 10 ноября, под первоначальным заглавием. Всюду — без подписи.

287. СОЛДАТСКАЯ ЖИЗНЬ

Не в тюрьме и не на воле —
Эх, солдатское житье!
В горемычной нашей доле
Знаешь ругань да ружье.
Раным-рано на ученье,
День-деньской всё на ногах,
Ночью душною мученье,
Всё тоскуешь в тяжких снах.
На деревне только голод,
Да болезни, да нужда,
А в окопах смерть и холод —
Эх, солдатская беда!
Не в тюрьме и не на воле —
Эх, солдатское житье!
Покоримся ль нашей доле,
Коли есть у нас ружье?
1915 1916 (?)
287. ‘Солдатская правда’, 1917, 27 апреля, подпись: Солдат Федот.

В. Ганцев

289. В ОКОПЫ, ДЕЗЕРТИРЫ!

Заводчики, купцы, помещики, банкиры
Укрылись от войны… ‘В окопы, дезертиры!’
Свободу здесь в тылу за деньги вы купили,
За счет народных сил мильоны сколотили.
Довольно грабить вам, в крови людской купаться,
Петь гимны о войне, травить и наживаться.
Обманом на убой вы, как скотов, нас гнали,—
Мильоны лучших сил от вашей травли пали…
Веками в кабале мы вашей изнывали,
Веками во дворцах с царем вы пировали…
Довольно! Под ружье, помещики, банкиры,
Заводчики, купцы… ‘В окопы, дезертиры!’
<31>
289. ‘Солдатская правда’, 1917, 31 мая, ‘Донецкий пролетарий’, 1917, 21 июня, ‘Рабочий’, 1917, 22 июня. Всюду подпись: Солдат запасного воздухоплавательного батальона, музыкант Б. Ганцев. Лозунг ‘В окопы, дезертиры!’, обращенный к буржуазии, был весьма популярен среди рабочих и солдат. ‘Правда’ 28 апреля 1917 г. поместила статью А. Григорьева ‘Буржуа, в окопы!’. В ‘Солдатской правде’ 19 мая появилось воззвание одного из солдатских комитетов под заглавием ‘Буржуев в окопы!’.

Неизвестный автор

292

Вместо радостной свободы
Кнут, нагайка и петля.
Разгружаются заводы.
Мужичкам — ау! — земля.
Учредителей собранье
Отложили, — не беда!
А кадетов совещанье
Соберем мы вмиг всегда.
Не хотим народовластья,—
Есть Корнилов-генерал.
Ведь под игом самовластья
Русский люд весь век живал!..
<23>
292. ‘Солдат’, 1917, 23 августа, без подписи, в тексте редакционного примеч. к стих. Александра Доможирова ’27 февраля 1917 г.’, восхваляющему февральские ‘свободы’. В примеч. сказано: ‘Хорошее стихотворение прислал товарищ, но, к сожалению, того, о чем пишет наш стихотворец, на Руси уже нет. Вот что по этому поводу пишет другой поэт…’ Далее следует приводимый текст. Лавр Георгиевич Корнилов (1870—1918)—царский генерал, с июля 1917 г.— верховный главнокомандующий. В конце августа, с целью подавления революции и установления военной диктатуры, поднял мятеж и двинул на Петроград казачьи войска. Благодаря мерам, принятым большевиками, поход Корнилова был приостановлен и заговор сорван. См. примеч. 349.

В. Невский

293. ЗА РЕШЕТКОЙ

Тюрьма, решетка, часовой
Всё те же каждый день…
Ну, что ж, в душе огонь живой
Унынья гонит тень.
Пускай смеются богачи,
Пощады не прошу…
Пускай грозят нам палачи,
В душе я месть ношу.
Да будет жить в душе борьба!
Взовьется красный стяг!
Для робких душ пускай мольба,
Нас ожидает враг!
<19>
293. ‘Солдат’, 1917, 19 сентября, подпись: В. Н. Из цикла ‘Песни рабочих предместий’ (другие стих, этого цикла напечатаны а той же газете 19, 22, 24 сентября и 2 октября 1917 г.).

Б. Ганцев

298

Горят они порывами…
Заражены все манией,
Босфорскими проливами,
Разгромами Германии.
Их страсти разгораются,—
Погружены подсчетами…
Вот эти называются,
Примерно, ‘патриотами’.
Вся ж наша демократия
И флот весь без изъятия,
Окопные страдатели,
Наоборот — предатели.
Вот смысл всей их политики,
Буржуйной прессы, критики,
Продажных всех писателей,
‘Отечества спасателей’.
<1>

Б. Ганцев

298

Горят они порывами…
Заражены все манией,
Босфорскими проливами,
Разгромами Германии.
Их страсти разгораются,—
Погружены подсчетами…
Вот эти называются,
Примерно, ‘патриотами’.
Вся ж наша демократия
И флот весь без изъятия,
Окопные страдатели,
Наоборот — предатели.
Вот смысл всей их политики,
Буржуйной прессы, критики,
Продажных всех писателей,
‘Отечества спасателей’.
<1>
298. ‘Солдатская правда’, 1917, 1 ноября, ‘Брянский рабочий’, 1917, 11 ноября.

Г. Савчук

299. НАРОД ВОСКРЕС

‘Христос воскрес’ — поют в церквах.
‘Народ воскрес’ — поют в домах.
Поют на улицах, в садах.
И отвечает эхом лес:
Народ воистину воскрес!
<6>
299. ‘Голос правды’, 1917, 6 апреля, подпись: Матрос Григорий Савчук.

И. Зверьков

301. ПРОХОЖИЙ И СОБАКА

(Басня)

Посвящается памяти
покойной полиции.
Прохожий у ворот одной богатой дачи
Увидел пса и, чуть не плача,
Сказал: ‘Ах, братец мой!
Зачем такой ты злой?
И почему ты всех людей кусаешь без разбору?
Ведь это допустимо только к вору,
И то в ночную пору.
А зря людей кусать как будто неприлично…э
— ‘Мне безразлично,—
Ответил пес, —
И ваш вопрос,
Сказать по правде, неуместен:
Не наше дело разбирать, кто плут, кто честен.
Наш долг известен:
Облаять, не пустить
И, если нужно для порядка, — укусить.
Пусть честных от воров хозяин различает, —
Он это дело лучше знает,
А у меня и без того работы много’.
Тут, ухватив прохожего за ногу,
Принялся пес рычать и лаять шумно.
‘Вот это умно!
Сказал хозяин из окна, —
Здесь ясно преданность видна.
Гей, псу за это
Купить ошейник к лету!’
Что здесь еще сказать поэту?
Одно могу сказать,
Что трудно ожидать
Пощады от того,
Кто, не жалея никого,
Кусает без разбора:
И честного, и вора.
<16>
301. ‘Голос правды’, 1917, 16 апреля, подпись: Солдат И Зверьков.

Ф. Шишкин

303. НАБАТ

Выходи на площадь снова,
Созывай скорее сход,
Бей в набат — вся Русь готова
На борьбу идти вперед.
Весь народ!
Пусть на голос звонкий, медный
Соберутся к нам друзья,
Пусть затянет гимн победный
Из привольного житья
Вся семья.
Пусть несется звон по полю
Над угрюмой, злою мглой.
Вырвем землю, вырвем волю,
Не смиримся с кабалой.
Прочь, долой!
Бей в набат, друзья стекутся,
Звон услышав с каланчи,
В темном ужасе проснутся
Богачи и палачи.
Эй, кричи!
<13>
303. ‘Голос правды’, 1917, 13 июня, подпись: Матрос Ф. Шишкин.

В. Валуев

305. ГИМН КАДЕТОВ

Разве мы не демократы?
Разве мы не цвет страны?
Все наживой мы богаты
От ‘навязанной’ войны.
Мы воюем за свободу
Всех униженных племен,
Мы не чтим пустую моду —
Этот красный цвет знамен.
Лозунг наш остался старым:
Биться с немцем без конца,
Охватить страну пожаром,
Месть привить во все сердца.
Подвиг наш весьма красивый:
Увеличится страна,—
Даст нам земли и проливы
Бесконечная война.
Если лягут миллионы
Жертвой наших барышей,
Если слышны будут стоны
Голодающих людей, —
Всё ведь это маловажно:
Эта бойня — наш кумир.
Мы несем с собой отважно
Меч народам, а не мир.
Смело к битве призываем
Всех рабочих и крестьян,
Их руками загребаем
Барыши себе в карман.
Всё для бойни! Эту повесть
Мы твердим из часа в час,
Мы свою продали совесть,
Чтоб пожар войны не гас.
Разве мы не демократы?
Разве мы не цвет страны?
Все наживой мы богаты
От ‘навязянной’ войны.
<23>
305. Сд, 1917, 23 марта.

Неизвестный автор

306. НАШИ ПАРТИИ

КА-ДЭ

Он в разную погоду — и честь ему и слава —
То молится налево, то молится направо.
О, хитрая лисица с хвостом красивых фраз,
Политики отменной ты ловкий ловелас.

МЕНЬШЕВИК

Мой лексикон лишь сон,
Лишь сказка прежних бурных дней,
Но нет теперь в душе моей
Тех светлых радостных идей.
И сила вся моя в словах,
Но не в стремленьях, не в делах.

СОЦ-РЕНОЛЮЦИОНЕР

Я — пестрый, пестрый арлекин,
Арены новой жалкий сын.
Я землю, равно и свободу,
Отдать хочу… кому?.. народу,
Но надо… надо обождать,
А то взволнуется владельческая рать…
<6>
306. Сд, 1917, 6 июня, подпись: Зловредный большевик.

С. Лесной

307. СТАРАЯ ПЕСНЯ

Открывай мошну, крестьянин,
Подпишись-ка на заем.
Ты — мужик, а я твой барин, —
Мы по-братски заживем.
По привычке в поле с сошкой
Будешь плечи нагревать.
Я, твой барии, сяду с ложкой,
По привычке, пировать.
Занят думой ты дурною —
Землю барскую отнять,
Но министр дружит со мною,
Говорит вам: ‘Подождать!’
Прежде, мол, войну окончим
И Собранье созовем,
О землице, между прочим,
Разговоры поведем.
По оценке справедливой
Я готов вам уступить,
Проведем закон на диво, —
Будешь жить и не тужить.
А пока твои ребята
Пусть в окопах посидят,
Пусть голов своих солдаты,
Наступая, не щадят.
<18>
307. Сд, 1917, 18 июня, ‘Бакинский рабочий’, 1917, 2 июля. Всюду подпись: С. Л. Заем — ‘Заем свободы’, см. примеч. 267. Собранье — Учредительное собрание.

А. Карасевич

311. КОНТРАСТЫ

Раскрылися двери тюрьмы, и седой
Выходит сановник под ручку с женой.
Опора царизма, казнивший народ,
От кары свободный, он гордо идет.
Навстречу счастливцам — рабочих вожди,
Идут под конвоем… войска впереди.
Тюремные стены во мраке теней
Глядят с изумленьем на новых гостей.
<17>
311. Сд, 1917, 17 сентября, ‘Бакинский рабочий’, 1917, 24 сентября.

Heизвестный автор

312. СКАЗКА ПРО СТАРОГО ВОРОБЬЯ

Старый вор-воробей,
Птичий кум Берендей,
На заборе
В страшном горе,
Весь нахохлившись, сидел,
Чик-чирикал и смотрел,
Как у маленькой лавчонки
Бабы, мальчики, девчонки
Друг на друга опирались
И в лавчонку пробирались.
А прохожий весь народ
Называл это ‘черед’.
Никогда-то воробей,
Птичий кум — наш Берендей,
Не видал среди людей
Никаких очередей.
Прежде всюду у окошек
Были кучи разных крошек,
А теперь поди-ка, клюнь!
Жизнь выходит — прямо плюнь!
Стосковавшись,
Сголодавшись,
Полетел наш воробей
Мимо сел и деревней,
Но — везде одно и то же:
Люди стонут: ‘Дай нам, боже,
Хлеба, сахару, махорки,
Ситцу, спичек и опорки!’
Бог на это им в ответ:
‘У меня товару нет.
Если дождичка вам нужно,
То служи молебны дружно,
Ну, а прочий весь товар
Он в руках у всяких бар’.
<12>
312. Сд, 1917, 12 октября, ‘Кавказский рабочий’, 1917, 19 октября. Всюду подпись: Бобыль.

С. Лесной

315

Прорезали воздух гнетущий
Призыва палящие звуки,
И к жизни свободной, грядущей
Простерлись могучие руки.
И лопнула цепь вековая,
И с шумом посыпались звенья,
И всюду, от края до края,
Зажглася заря обновленья.
<25>
315. Прив., 1917, 25 марта.

316. ПЕРВОЕ МАЯ

Торопися, блузник бледный,
Гей, работница, спеши!
Вешним ласкам гимн победный
Пропоем от всей души!
Поднимайте выше знамя
Братства, Равенства людей!
Раздувайте дружно пламя
Светлых, радостных идей!
<18>
316. Прив., 1917, 18 апреля, подпись: С. Л.

317

Туманные дали
Манили и звали
Вперед и вперед!
И песни их дивной
Напев переливный
Сулил новый год!
Сулил упоенье
В лучах обновленья
Грядущей весны!
Сулил колыханье
И говор признанья
Любимой волны!..
<21>
317. Прив., 1917, 21 мая.

318. РАССПРОСИ ЕГО

Огонек в избушке светел,
Под окном светло,
Что стучится странник-ветер?
Что ему взбрело?
Может быть, водицы кружку
Просит дать испить?
Что стучится он в избушку —
Надо расспросить.
Может быть, он детям сказку
Хочет рассказать?
Иль вестей нежданных связку
Людям передать?
Может быть, с правдивым словом
Ходит по избам?
Может быть, о жизни новой
Весть принес он нам?
<21>
318. Прив., 1917, 21 мая.

Николай Комиссаров

320. ИЗ ДУМСКОЙ ЖИЗНИ

За отказом г-на Голубева от
звания головы, на заседании 22 июня
выбран крупный землевладелец
И. П. Бурков. Это по счету уже третий
голова. Согласиться последний мог
лишь с тем условием, что за все
время полевых работ на заседаниях
Думы присутствовать он не будет.
Состав Думы явно буржуазный, более
чем наполовину из крупных капиталистов
и их прихвостней.
Безвременье… безголовье…
С головой без головы!..
Думе нашей как бы вдовье
Суждено житье… увы!..
Прослужил один лишь с месяц,
Отказался и второй, —
Наш злосчастный мелекессец
Ходит сам теперь не свой…
Даст же бог ведь вот заботу,
Бейся хоть до Покрова:
Третий уж теперь по счету
Избран нами голова!..
Уж просили мы, просили,
Уж и этак мы и так,
Наконец уговорили,
Уломали кое-как.
Да и этот лишь условно,
За оказанную честь
Одолженье сделал словно,
Согласился в кресло сесть.
Вечно та же оговорка,
Что страдная, мол, пора,
Скоро, мол, хлебов уборка,
У меня, мол, хутора…
Хоть и мог он согласиться,
Да надолго ль? — Вот вопрос!
Кто нам может поручиться,
Что наш Бурков не… того-с?..
Правда, есть и заместитель,
Место будет занято, —
Бывший то письмоводитель,
Да ведь это ж всё не то!..
Много чести, как хотите,
Черт ли так и ублажать?..
‘Сколько волка ни кормите,
Всё же в лес ему сбежать!’
Безвременье… безголовье…
С головой без головы!
Думе нашей как бы вдовье
Суждено житье… Увы!
<5>
320. Прив., 1917, 5 июля, ‘Пролетарий’, 1917, 23 июля. Из думской жизни. Речь идет о Самарской городской думе. Мелекессец — из гор. Мелекесс, Самарской губ.

Л. Эльперин

332. НАБОРЩИКАМ ПЕРИОДИЧЕСКОЙ ПЕЧАТИ

Верстайте, верстайте!..
Постройте в шеренги немые марзаны,
В свинцовые рати сплотите столбцы!
Пусть мир покорит их налет ураганный,
Пусть блеск их свинцовый рассвет туман,
Проникнет в лачуги, ворвется в дворцы…
Свинцовые яды в страницы вливайте, —
Верстайте, верстайте!..
Верстайте, верстайте!..
Тяжелые думы, свинцовые думы
В свинцовые строки слагайте, друзья!
Не бойтесь запретов бессильного шума.
Мы демоны слова: в свинцовом аду мы
Сожжем все запреты, все ‘можно’, ‘нельзя’…
Героев печати в отряды сбивайте, —
Верстайте, верстайте!..
Верстайте, верстайте!
Вы первые вняли свободному зову,
Вы первые сбросили иго рабов…
Так встаньте ж, на битву готовые снова,
Нижите ряды путеводных столбцов
И новой дорогой к свободе ступайте, —
Верстайте, верстайте!…
<22>
332. КР, 1917, 22 сентября. Марзан — пробельный полиграфический материал.

Неизвестный автор

333. ДЕНЬ МИНИСТРА-ПРЕДСЕДАТЕЛЯ

Утром — восстание в Луге,
В десять — стрельба на Неве,
В полдень — волненья на Юге,
В два — забастовка в Москве.
Финны и Выборг — в четыре,
В пять — большевистский наскок
И отделенье Сибири.
В шесть выступает Восток,
В семь — заявление Рады,
В девять — Управы осада
И ультиматум каде.
В десять — конфликты, отставки
И полемический жар,
В полночь известья из ставки,
Взрыв и заводов пожар…
Так в сочетании быстром
Миги горят, как огни…
Да, хорошо быть ‘министром’
В эти великие дни!
<28>
333. КР, 1917, 28 сентября, без подписи. Министр-председатель — Керенский, см. примеч. 275. Луга — уездный город Петроградской губ. Восстание в Луге — Корниловский мятеж, см. примеч. 292. Заявление Рады. В июне — июле 1917 г. происходили переговоры между Временным правительством и Украинскою радой — буржуазно-националистической организацией, требовавшей ‘автономии’ Украины.

Михаил Агатов

330. Г-М МИЛЮКОВЫМ

Когда грохочут громко батареи,
Удушливый туман сжимает больно грудь,
И пули-пчелы жалят всё сильнее,
И стон измученный несется: ‘Отдохнуть!’,—
Тогда во фраке, стройный, словно тополь,
С улыбкой сахарной на сахарных устах
Поет кадет: ‘Хочу Константинополь!
Он грезится мне в жизни и в мечтах’.
Когда шрапнели в синеве безбрежной
И птиц стальных зловещий слышен гул,
Тогда твердит кадет умильный, нежный:
‘Поймите ж, нашим должен быть Стамбула
Когда несется вопль: ‘Проклятие начавшим!’,
Охриплый стон в груди измученных солдат,
Тогда он шепчет голосом уставшим:
‘Конечно, но для нас необходим Царьград’.
Конечно, что для вас пустующие нивы,
Кровь, трупы, стон израненных людей.
Зато ведь перейдут турецкие проливы
На пользу сотен русских богачей!
От фронта слишком, слишком далеко вы,
Нетрудно речь произнести с плеча.
Но близок час. Дрожите, Милюковы,
Поднявший меч — погибнет от меча!
<21>
336. ‘Голос социал-демократа’, 1917, 21 мая, ‘Кавказский рабочий’, 1917, 13 июня. Милюков — см. примеч. 267. Царьград — древнее название Стамбула (столицы Турции в годы первой мировой войны).

Неизвестный автор

337

Моим словам, царь мира, внемли:
Я тоже бог, я тоже царь.
Принадлежат мне воды, земли.
Я бог теперь, а ты был встарь.
Я создал сам тебя, когда ты
Был нужен мне. Теперь могуч
И силен я. Зачем мне латы,
Я не боюсь зловещих туч.
Я гордо мощною рукою
Сорвал с тебя златой венец.
На бой я выступил с тобою
И победил тебя, творец.
<21>
337. ‘Воронежский рабочий’, 1917, 21 мая, подпись: Ф. С.

A. Моисеев

338

Я мартовский эсер. Рожден толпою я
В ее слиянии с великим князем тьмы,
Отверсты предо мной все книги бытия,
И слову моему покорны все умы.
Я мартовский эсер. Течением веков
Оставлена земле сокровищница зла.
Но я несу земле, велением богов,
Пенящийся бокал познанья и добра.
Я мартовский эсер. Но разум мой впитал
Отвагу воина и мудрость Соломона,
И вечно целостный познания бокал
Пробил мне путь от хижины до трона.
Я мартовский эсер. Я был ничем… я всё…
Из праха созданный безвестною судьбой,
Благословляю я отныне бытие,
Предначертавшее мне жребий боевой.
<3>
338. ‘Воронежский рабочий’, 1917, 3 августа. Мартовский эсер — Керенский, см. примеч. 275. В марте 1917 г. Керенский перешел из группы ‘трудовиков’ в партию эсеров. Рожден толпою я… Выступая на митингах, Керенский ‘зажигал’ толпу истерическими выкриками, благодаря чему сделался кумиром буржуазно-мещанской публики. Соломон (X в. до и. э.) — царь древней Иудеи, которому приписывается легендарная мудрость.

Н. Дубровский

344. КВАРТЕТ

Товарищ меньшевик,
Эсер, кадет да трудовик
Затеяли сыграть квартетом,
Поспорив для приличия с кадетом.
Достали контрабас, виолончель, две скрипки
И сели на лужок под липки
Пленять своим искусством свет.
Ударили в смычки, дерут, а толку нет.
‘Стой, братцы, стой! — кричит кадет.—
Не увлекайтесь!
Как музыке идти? Мне подражать старайтесь!
И я социалист, как вы — социалисты, —
Ну, правда, не теперь, а лет так через триста.
Теперь война, и, значит, для войны
Мы разногласием пожертвовать должны’.
— ‘Товарищ, чепуха! — эсдек ему в ответ. —
Ну, так и видно, что кадет.
На этот счет мы рассуждаем разно:
Война была и будет буржуазна…
Мир без аннексии готов я заключить,
Но прежде нужно фронт нам укрепить’.
— ‘Товарищи, всё это уж не ново! —
Кричит эсер. — И мне позвольте слово.
Войною закрепить свободу мы должны.
В борьбе права народов рождены!’
Тут начались у них аплодисменты, свисты.
С кадетом спорили опять социалисты,
Потом кадет эсером был поддержан,
Чем в высшей степени был меньшевик рассержен.
Вновь начали кричать, свистать, визжать…
Случилось мужику на шум их прибежать.
Тут с просьбой все к нему, чтоб их решил сомненье:
‘Пожалуй!— говорят, — возьми на час терпенья!
Программы все при нас,—
Угодно ли прочесть?
Скажи лишь: как нам сесть?’
— ‘Как сесть? — ответствовал мужик.—
Я к вашим спорам не привык.
Одно скажу: вам спорить непригоже:
В словах различие, на деле же — похоже’.
<25>
344. ‘Интернационал’, 1917, 25 августа, ‘Кавказский рабочий’, 1917, 22 сентября, ‘Астраханский рабочий’, 1917, 11 октября, КР, 1917, 29 октября.

Вас. Шайдуров

345. БЕЙ В НАБАТ

Бей в набат! Пожар войны
Целый мир схватил в объятья,
Слышны стоны и проклятья
Каждой страждущей страны!
Бей в набат! Туши пожар!
Мир зови открыто к миру.
Долго жадному кумиру
Мы давали жизни в дар.
<29>
345. ‘Сибирская правда’, 1917, 29 августа.

Грибко-Гольшовский

347. НОВОЧЕРКАССКИЙ МЕССИЯ

Малонеосветайский хуторской
сбор выборных казаков станицы
Новочеркасской постановил зачислить
председателя Государственной думы
М. В. Родзянко казаком станицы
Новочеркасской.
(Из газет)
Скорей коня, нагайку, шашку…
Душой я был казак всегда.
Мою казацкую замашку
Ценили в Думе иногда.
Я не давал холопам воли
И трон исправно защищал,
Но не избегнув горькой доли,
Я безработным ныне стал.
Я поставлял в казну болванки —
Враги мне ставят это в грех,
Открыли кое-что с изнанки
И оболванили — на смех…
Но кто спасет сейчас Россию,
Былую мощь ее вернет?..
Кто на казацкого мессию
Сейчас со злобой посягнет?
Сотру с лица земли Советы,
Оставлю только лишь один,
Где октябристские заветы
Хранит исправно Каледин.
<10>
347. ‘Красное знамя’, 1917, 10 сентября. Родзянко — см. примеч. 319. Я поставлял в казну болванки… Родзянко торговал военными материалами, в частности металлическими болванками. 30 августа 1917 г. ‘Правда’ сообщала: ‘…Родзянко поставлял на Сестрорецкий оружейный завод никуда не годные болванки и получал за них годный на всё чистоган’. А. М. Каледин (1861—1918) — царский генерал, возглавлял казачью контрреволюцию на Дону, в июне 1917 г. был избран атаманом войска Донского.

Неизвестный автор

350

Так где же враг, когда с врагами
Вас к соглашению зовут?
Хотят, чтоб вы надели сами
Себе намордник и хомут!
Затем ли вы одним ударом
Свели расшатанный престол,
Чтоб вновь служить купцам и барам.
Терпеть нужду и произвол?
Ведь скоро час борьбы настанет,
Последней страшной битвы час,
Тогда, как лев, народ воспрянет
Везде в Европе… А у нас?
Ну, что ж, идите, киньтесь в ноги,
Просите милости купцов!
Пусть зарастут быльем дороги,
Что славных видели бойцов…
Опомнитесь, идите смело,
Боритесь храбро вы за власть.
Ведь если рухнет ваше дело,
Так лучше, краше в битве пасть,
Чем от друзей в измене черной
Упрек тяжелый заслужить
И соглашательством позорным
Себя навеки заклеймить!
<1>
350. ‘Бакинский рабочий’, 1917, 1 октября, подпись: Ш. Г. Обращено к социал-соглашателям и дано в подверстку к редакционной статье, заканчивающейся словами: ‘Да, сомнений нет. Оборонческо-соглашательская политика терпит крах. Всё более и более широкие массы рабочих отворачиваются от эсеров и меньшевиков, и создается единая и великая пролетарская партия’.

Е. Ефимов

351. СОЛДАТСКИЕ ЧАСТУШКИ

Как Корнилов-генерал
Много армии собрал:
Петроград хотел он взять,
Революцию отнять!
Гнев вскипел тут у солдата
На лихого супостата.
Большевистские полки —
Гренадеры и стрелки, —
Взяв винтовки, пулеметы,
Без остатка шли все роты.
И спасен был Петроград
Красной верностью солдат.
<6>
351. ‘Искорки’, 1917, 8 октября. Ст. 1—2 — вариация стих. Д. Бедного ‘Корниловская (солдатская хоровая песнь)’, популярного среди солдат в 1917 г. Корнилов — см. примеч. 292.

Неизвестный автор

352. СКАЗКА О МУЖИКЕ ФИЛАТЕ, ХРАБРОМ СОЛДАТЕ

Когда в Галицию пешком,
И с сухарями и с мешком,
Мужик Филат,
Лихой солдат,
С дубинкой на австрийца лез,
Его хвалили до небес:
‘О, чудо-богатырь Филат,
Голубчик, миленький солдат!’
Сам царь к Фил ату приезжал
И поздравлял,
И крестик дал.
Но ведь с дубинкою одной
Не одолеешь пушек строй!
Стал немец жару поддавать,
А с тылу русский царь, как тать,
Решил всю армию продать.
Тут взбудоражился Филат,—
Он был смекалистый солдат
И знал, что царь ему не брат, —
Он сверг царя.
Взошла заря
Земли и воли наконец.
Но вдруг кричат:
‘Мужик Филат —
Дрянной, трусливенький солдат,
Изменник, хам, злодей, подлец!’
И кто ж кричит так, — мой творец!
Войной нажившийся купец!
Смекнул Филат,
Лихой солдат:
Купец мне тоже ведь не сват,
И будь ты хоть какой купчина,
Но и тебе придет кончина!
И с этих пор мужик Филат
С рабочим стал как с братом брат.
<19>
352. ‘Брянский рабочий’, 1917, 19 октября, КР, 1917, 29 октября, ‘Красное знамя’, 1917, 3 ноября. Всюду подпись: Затейник-грамотей.

Е. Богдатьева

358

Не для нас весна лазурная,
Дым кадильный не для нас,
Мы тебе, отвага бурная,
Юный свой отдали час!
Мчись быстрее, конь подкованный,
Мчись, волшебная ладья,
Властным словом не окованный,
Сам владыка и судья.
Мчись быстрее. Горы синие
Мощным вырастут кольцом,
Вижу сказочные лилии
Дальше чудищ за хребтом.
Полон юною отвагою,
Я лечу из дальних стран.
Пьян свободой, а не брагою,
Хмелем молодости пьян.
1917
358. ПЗП, с. 51, подпись: Е. Б. Помещено в цикле стихов, не имеющем заглавия.

Неизвестные авторы

371

Подите прочь, пророки всепрощенья,
Оставьте нас, апостолы любви!
Здесь жертвы вопиют о мщеньи,
Здесь задыхаются в крови.
Здесь, что ни день, всё гибнут силы
И что ни час, грознее бой.
Здесь сходят в ранние могилы
За рядом ряд, за строем строй.
А вы пришли с евангельским смиреньем,
Со словом кротости и мира на устах.
Довольно уж учились мы терпенью,
Довольно сковывал нас страх.
Довольно были мы покорными рабами,
Идущими смиренно под ярмом.
Пришла пора померяться с врагами
Не проповедью рабской, а мечом.
Не вам учить любви нас к меньшей братьи:
Любовь ваша мертва и холодна как лед.
Лишь тот, с чьих уст срываются проклятья,
В чьем сердце ненависть живет,
Кто меч на палачей народа подымает,
Кто за него готов пролить по капле кровь
И на кровавый бой товарищей сзывает,—
Лишь тот таит в груди великую любовь.
Нет, вашу проповедь и кроткие молитвы
Храните для рабов, для трусов и глупцов.
Нам не до вас! На поле грозной битвы
Сошлась уж рать бестрепетных бойцов.
Не словом, а свинцом и сталью
Развеем мы царящую вкруг мочь.
А вы с своей холопскою моралью
Подите прочь, подите прочь!
1902
371. Архив Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Фонд ‘Искры’. Стих, находилось в редакции ‘Искры’, но не было напечатано. .. .пророки всепрощенья. Имеются в виду проповедники ‘христианского смирения’ и сторонники толстовской теории ‘непротивления злу насилием’. См. примеч. 30.

372. ЭПИГРАММА

Чем хочешь будь себе свободно:
Буржуем, барином, купцом,
Нововременцем, подлецом,
Ну, всем, чем, душенька, угодно —
Семеновцем, прохвостом, вором,
Жандармом будь, будь прокурором,
Будь палачом, будь октябристом,
По мне, хоть будь себе шпиком,
Но… если стал социалистом,
Мой друг, не будь меньшевиком.
1905
372. ‘Литературная газета’, 1934, 5 мая, без подписи, в статье Л. Богданова ‘Стихи и революция’. Написано в петербургской пересыльной тюрьме, ‘рукопись, — сообщается в статье, — была спрятана за подкладку ботинок и таким образом спасена от жандармских ищеек при обысках и на этапах’. Нововременец — сотрудник черносотенной газеты ‘Новое время’. Семеновец — солдат Семеновского полка, см. примеч. 60, 82.

В. Потехин

300. МАТЬ И СЫН

Прощай, родная, не тоскуй!
Не плачь… не плачь… не надо…
Перекрести и поцелуй,
Иду на баррикады.
Я не могу остаться… Нет!
Там братья умирают…
Пусти меня. Уже рассвет.
Ты слышишь? Там стреляют.
Куда ж, родная, ты? Постой!
Простимся у ограды.
Мать, ты со мной… И ты со мной —
На смерть, на баррикады?!
И ночь прошла… Раздался гром
Последней канонады,
И положили их вдвоем…
Вдвоем у баррикады.
<13>
300. ‘Голос правды’, 1917, 13 апреля, подпись: Матрос В. Потехин.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека