Поездка в северо-восточную Персию и Закаспийскую область, Никольский Александр Михайлович, Год: 1866

Время на прочтение: 16 минут(ы)

А. М. Никольский

Поездка в северо-восточную Персию и Закаспийскую область

 []
Башня среди поля, в которой спасаются при набеге туркмен.
Здесь и далее фото Б. Д. Коровякова — участника экспедиции
Н. А. Зарудного в Восточную Персию (1896 г.)

Предисловие

Еще в 1884 году в С.-Петербургском обществе естествоиспытателей возник вопрос о командировании натуралиста в Закаспийскую область, вместе с комиссией, которую отправляло наше правительство для проведения русско-афганской границы. Это желание Общества не встретило никаких препятствий со стороны министерства, и единственной препоной к его исполнению был недостаток средств. Препятствие оказалось непреодолимым, и все хлопоты Общества в этом направлении не увенчались успехом, поэтому и мысль о естественноисторическом исследовании Закаспийской области была отложена.
Сделав неудачную попытку выхлопотать субсидию на совершение путешествия в означенный край, я решил отправиться на собственные средства. Это казалось тем более возможным, что расходы по поездке, как в этом раньше убедился Н. А. Зарудный, не должны быть значительными. В течение лета 1884 года Н. А. Зарудный проехал от Михайловского залива несколько далее Асхабада, делая по дороге боковые экскурсии в горы за пределы русской территории. Во время этой поездки он исследовал фауну позвоночных животных означенной местности и собрал значительную коллекцию птиц и гадов.
Желая пополнить эти исследования, мы задумали пройти северо-восточную Персию от Астрабада на восток по направлению к Афганистану, насколько позволят нам наши скудные средства. Съехавшись в Астрахани, мы сосчитали свои с трудом сколоченные деньги и с грустью увидели, что оба наши кошелька содержат менее 500 рублей. В том числе были 100 рублей, выданные мне проф. Бекетовым из ботанического кабинета университета на собирание гербария. Несмотря на то, что впереди не предвиделось никаких прибавлений к нашим ресурсам, мы рискнули отправиться в путь, рассчитывая на наш навык в путешествиях. Если результаты и не вполне оправдали наших ожиданий, то причиной этому надо считать не ошибочность расчетов, а некоторые случайные обстоятельства, и главным образом болезнь Н. А. Зарудного.

А. М. Никольский

С.-Петербург. Февраль 1886 года
29-го мая, на почтовом пароходе, мы прибыли в Чикишляр. Укрепление построено на бесплодном пустынном берегу моря, вдали от всяких источников пресной воды. Морское дно спускается здесь чрезвычайно полого, так что большие суда принуждены бросать якорь верстах в 3-х от берега. Разгрузка пароходов производится при помощи свойских лодок и при сильном волнении соединена с большими трудностями. С берега далеко выдвигается в море длинная пристань, к которой могут подходить небольшие кусовые.
Укрепление состоит из нескольких домиков администрации, солдатских казарм и жалких лачуг местных купцов. Благодаря дороговизне леса, частные дома не отличаются большими удобствами. Стены сложены из тонких бревен или, вернее, жердей, между которыми часто сквозят щели. Заборы выстроены большей частью из досок разбитых товарных ящиков и украшены поэтому самыми разнообразными фабричными клеймами.
При здешнем теплом климате жители могут не обращать большого внимания на дыры их домов. В течение зимы 1884—85 гг. выпал только раз небольшой снег, который через два дня стаял, впрочем, и это явление сравнительно редкое, чаще все неприятности этого времени года ограничиваются несколькими дождями.
Отсутствие источников пресной воды, конечно, самый существенный недостаток, как всего восточного побережья Каспия вообще, так и Чикишляра в частности. В здешних колодцах вода так солона, что только привычный может пить ее без отвращения, поэтому некоторые офицеры употребляют для питья воду, привезенную из Волги или из рек Персии.
Невозможность орошения составляет непреодолимое препятствие для земледелия. Единственная бахча, разбитая на песчаной почве, несмотря на все усилия владельца, дает очень скудные сборы.
Окрестности Чикишляра представляют степь, на которой полосы солонцов, чередующиеся с барханами, свидетельствуют о медленном усыхании моря. Берег близ уреза и дно покрыты огромными наплывами морской травы, издающей гнилой запах, далее по направлению к материку идет цепь небольших песчаных увалов, усеянных раковинами Cardium, расположенных вдоль уреза в несколько рядов, местами такие параллельные гребни соединяются поперечными валиками, отчего образуются ямы, обнесенные четыреугольной песчаной насыпью. Происхождение этих правильных поперечных валиков должно приписать действию ветра. За песками тянутся солонцы, местами достигающие ширины до 1Ґ версты. Их белая поверхность часто лишена всякой растительности и кажется издали как бы покрытой водой. Кое-где среди степи возвышаются небольшие продолговатые глинистые бугры, по форме вполне сходные с бэровскими буграми устья Волги. Длинная ось их расположена с NW на SO, причем NW-ный конец крут, SO-ный же полого спускается к степи. Эта особенность отличает их от астраханских бугров, которые к тому же значительно больших размеров, нежели здешние.
Растительность степи настолько бедна, что почти вовсе не скрывает желтого колорита песчаной почвы. В песке во множестве роются ящерицы, между которыми в количественном отношении преобладают фриноцефалы — Phrynocephalus interscapularis. Эти крошечные ящерки, с яркоокрашенными приподнятыми кверху хвостами, снуют по степи и, при преследовании, зарываются в песок так ловко, что только едва заметная бороздка указывает на место, где исчезло животное. Кроме них встречаются Phrynocephalus helioscopus, Megalochilus auritus, Agama sanguinolenta и Eremias velox. Последние две ящерицы придерживаются твердой почвы и видимо избегают сыпучих песков. Из других пресмыкающихся попадаются степные черепахи (Homopus Horsfieldii) и, по словам местных жителей, иногда огромные ящерицы Varanus scincus. Птичье население степи беднее. Бланжевый чекан (Saxicola isabellina), короткопалый жаворонок (Alauda pispoletta) самые обыкновенные представители этого класса. Джейраны (Antilope subgutturosa), шакалы, ежи (Erinaceus auritus), какие-то суслики и зайцы являются представителями млекопитающих. В дополнение картины степной фауны необходимо прибавить фаланг и жуков из родов Ateuchus и Pimelia. Немного разнообразнее животная жизнь морских берегов. Несколько видов куликов (Aegialites cantianus, Aegialites Geoffroyi), чаек и крачек (Larus ichtyaetus, Sterna hirundo, S. anglica, S. minuta) утки-пеганки (Anas tadorna) в незначительном количестве держатся на песчаных отмелях моря. Иногда вдали от берега можно видеть небольшие стаи краснокрылых фламинго, лениво бродящих по колено в воде.
В Чикишляре нам удалось найти переводчика-персиянина, согласившегося за недорогую плату отправиться с нами в Персию, с расчетом воспользоваться случаем посетить священный город Мешед.
3-го июня на кусовой лодке мы отошли от Чикишлярской пристани и через пять часов входили в устье реки Гюргеня, где и остановились близ большого туркменского аула Гумыш-Тепе. Благодаря знакомству нашего переводчика с некоторыми из жителей, нам без труда удалось поместиться у одного туркмена и сделать дальнейшие приготовления к путешествию. Аул состоит из 1.200 кибиток, тесно и без всякого порядка расположенных на небольшой площади, верстах в двух от устья Гюргеня. Все кибитки настолько похожи друг на друга, что стоило большого труда разыскать наше помещение по возвращении с охоты. Положение делалось почти критическим поздно вечером, когда, без знания туркменского языка, тщетно бросались мы от кибитки к кибитке, встречаемые грубым смехом, бранью, страшным лаем огромных собак, бросавшихся нам под ноги с весьма недружелюбными намерениями, несмотря на удары ружей, которыми мы защищалось, как палками. И не один туркмен, с улыбкой смотревший из двери на это зрелище, не думал отгонять своих псов. В отчаянии мы прижимались друг к другу спиной и, кое-как отбиваясь от бдительных стражей туркменских жилищ, начинали, не жалея горла, звать своего переводчика. На крик из соседних кибиток вылезали туркмены, громко разговаривая по поводу нас. Их голоса, собачий лай, наши отчаянные крики сливались в такой гвалт, что переводчик всякий раз являлся на помощь и выручал нас из скверного положения.
На зиму аул переносится на самый берег Гюргеня. Летом, во избежание комаров, его отводят версты на полторы от реки. Жители аула — туркмены из племени йомудов и огурджалинцев, почти не занимаются скотоводством и живут оседло, если не считать упомянутых маленьких перекочевок зимой и летом. Главное занятие — торговля с кочевыми племенами. Многие кибитки представляют лавки с чаем и красным товаром. Некоторые из туркмен имеют кусовые или свойские лодки и доставляют разного рода груз в Чикишляр из Персии, многие занимаются рыболовством и сбывают рыбу на ватагу русского купца Лионозова, построенную в устье Гюргеня. Благодаря всем этим заработкам, жители пользуются довольством. Большинство кибиток имеет опрятный вид: земля внутри их выстлана кошмами и коврами за исключением небольшого пространства пред дверью, где разводится огонь. Многие туркмены освещают свои жилища лампами и вообще всюду видны следы оседлого образа жизни. Некоторые из здешних йомудов до постройки Чикишляра жили в теперешних русских владениях, но с присоединением к России степей, лежащих но северному берегу Атрека, они предпочли перейти на персидскую территорию, где они освобождены почти от всяких повинностей.
Река Гюргень в низовьях имеет не более 10 сажень ширины, но, видимо, довольно глубока, так как кусовые средних размеров беспрепятственно поднимаются до Гумыш-Тепе. Дельта поросла невысоким камышом, в котором водятся камышевки (Acrocephalus streperus, Acroc. dumetorum). Здесь же, по словам местных жителей, попадается порфировая курочка (Porphyrio hyacinthinus). На лужах, оставшихся от разлива, держатся черепахи (Emys europaea) и лягушки (Rana esculenta).
Окрестности нижнего течения представляют глинисто-солонцоватую степь, местами голую, местами покрытую полынью или солянковыми растениями.
Невдалеке от Гумыш-Тепе находится Серебряный бугор, имеющий типичную форму бэровского бугра, у которого NW-й конец крут, а SO-й полого спускается к степи. Здесь во множестве валяются старые кирпичи, остатки какого-то древнего сооружения. То, вероятно, развалины стены, построенной Александром Македонским (Искандер-ханом). Кроме Серебряного бугра, несколько таких же образований встречаются среди степи.
В Гумыш-Тепе должны были кончиться наши сборы к предстоящему путешествию по Персии.
При наших ресурсах это не заняло много времени. За недостатком средств, мы могли приобрести только три лошади, на которых необходимо было разместиться нам самим, вместе со всем дорожным багажом. В начале путешествия стоило немало труда сидеть поверх громоздких сум, которые нередко подвертывались под живот лошади и увлекали за собой всадника.
6-го июня из Гумыш-Тепе мы пошли правой стороной Гюргеня вверх по реке. Дорога сначала идет глинисто-солонцеватой степью, покрытой полынью, далее появляется высокая трава, в которой кишат кузнечики, служащие добычей различным птицам. Множество коршунов (Milvus ater.) и серые цапли прикормились на этой пище. Местами в траве слышны крики турачей (Attagen francolinus), которых, несмотря на все старания, не удавалось выгнать из чащи. По временам путь пролегал через пашни, на которых туркмены молотили давно уже сжатый хлеб. Кое-где дорога подходит к самой реке, берега которой всюду обрывисты и служат местом гнездовья щурок (Merops apiaster), скворцов (Sturnus nobilior Hume) и сивоворонок. Изредка встречаются небольшие рощицы ивы, тамарикса и огромных кустов необыкновенно колючей ежевики.
Пройдя верст 15, мы перебродили реку против туркменского аула Гюргень, где глубина воды не более двух аршин. В ауле живет джафарбайский хан, бывший прежде на русской службе. Узнав о нашем прибытии, он не замедлил отрекомендоваться и выразить сетования на русское начальство. По его словам, во время проведения телеграфной линии из Чикишляра в Асхабад он охранял работы и не получил за это условленного вознаграждения. Одно время он был челекеньским ханом и не только не удостоился никаких наград, но был даже оштрафован. Персидское же правительство дало ему чин полковника, и сам шах, кроме жалованья, присылает ему множество подарков. Свой рассказ хан подтверждал русскими и персидскими документами. ‘И теперь, — говорил он в заключение, — если бы русские озолотили меня, я ни за что не пошел бы на их службу’. Неизвестно, насколько справедливы упреки его нашим властям, несомненно только то, что русским не было никакой надобности особенно ухаживать за ханом, как это делает шах. Вся политика персидского правительства по отношению к беспокойным туркменам заключается в том, чтобы привлечь на свою сторону их ханов.
На другой день путь пролегал степью, которая без всяких возвышений тянется до самого подножья гор. До Ак-Калы степь покрыта выгоревшей травой, местами колючие кусты каперсов с белыми цветами разнообразят растительный пейзаж.
Крепость Ак-Кала построена на берегу Гюргеня. Стены ее, обведенные рвом, в фундаменте сложены из обожженного кирпича, сверху же из глины.
Первоначально крепость была больших размеров, о чем свидетельствуют старые развалившиеся стены. В настоящее время здесь живут несколько караульщиков, обязанных на страх туркменам стрелять по вечерам из единственной пушки. По другую сторону Гюргеня, куда можно перейти по каменному мосту, находятся следы каких-то обширных построек, имеющих теперь вид древнего кладбища. Рвы и остатки стен служат притоном множества ящериц-гекко (Gymnodactylus caspius), агам (Agama sanguinolenta) и Lacerta stirpium. Прямо против крепости стоит двухэтажный каменный дом, построенный на казенный счет. Это — обширный постоялый двор восточной архитектуры, в котором может останавливаться всякий проезжающий.

 []
Внутри постоялого двора в Персии

Так как здание состоит только из голых стен и не имеет даже рам, то оно не нуждается даже в караульщике. Пользуясь этой свободой, летучие мыши во множестве поселились в этом казенном помещении. На навозе, скопившемся в конюшнях, развелись мириады мух, благодаря которым караульщики Ак-Калы принуждены ходить или в сетках, или с ветками в руках, чтобы отгонять этих назойливых насекомых. Мухи доводили до исступления несчастных лошадей, сплошным слоем облепили все вещи и после двух часов стоянки превратили наши белые фуражки в крапчатые. Благодаря такому обстоятельству, остановка в этом гостеприимном доме представляла более неудобств, чем пребывание под открытым небом, даже под палящими лучами солнца. Поэтому мы не замедлили убраться отсюда, но тучи насекомых неотступно преследовали нас весь этот день, несмотря на то, что после приходилось пробираться густым лесом.
От Ак-Калы мы повернули на юг и вошли в собственно персидские земли. Дорога, сначала пролегавшая степью, уперлась скоро в болото, густо поросшее осокой, мелким камышом, рагозой и другими водяными растениями. Замечательно, что кроме пары красноногих куликов (Hypsibates hymantopus) нигде не видно было ни одной птицы. Здесь нет ни лысух, ни куликов из рода Totanus, пигалиц, крачек и никаких других болотных птиц, столь обыкновенных в подобных местах Южной России. Только одни лягушки (Rana esculenta) и мелкие квакушки (Hyla arborea) несколько оживляли это значительное болото.
Далее потянулись пашни и рисовые поля, затопленные водой, за ними начался дубовый лес, в котором расположен близь речки Хамгул, впадающей в Кара-су, аул Наукян. Отсюда до Астрабада считают около 15 верст. Близь Наукяна мы разбили свою палатку, чтобы ознакомиться с природой окрестностей.
Жители аула адербейджанцы, или турки [так будем называть их и мы], как они себя называют, выселены сюда, чтобы служить оплотом против нападения туркмен на Астрабадскую провинцию. Для этой же цели служит ряд маленьких крепостей, расположенных дугой от Ак-Калы до подножья гор. Много невзгод принесла этим туркам их миссия, да и теперь нередки кровавые схватки с соседним разбойничьим племенем. Туркмены то и дело отбивают у них скот и, нападая на безоружных, уводят их в плен. С пленными они обходятся очень жестоко. К нам в лагерь приходил молодой турок, попавший в лапы к этим варварам. Они нещадно били его и кончили тем, что заставили его съесть его собственные уши. Только после того, как отец его заплатил выкуп в 100 туман [около 330 рублей], они отпустили его на свободу. Персидскому правительству хорошо известно такое положение вещей, равно как и то, что у туркмен находится множество пленных персов, но единственное проявление заботы властей о своих подданных заключается в том, что они предоставляют каждому право расправляться по-своему и даже поощряют убийство в возмездие за разбой. За голову каждого убитого алломана правительство выдает убийце 5 туман (около 17 рублей), который кроме того, берет лошадь и всё, что может взять с убитого. Таким образом, здесь аулы предоставлены самим себе.
Жители укрепляют свои деревни стенами, ходят всюду вооруженные, даже на пашни, расположенные на расстоянии не более двух верст от аула. Здесь во время полевых работ они держат под рукой свои винтовки, тревожно оглядываясь по сторонам.
При случае они жестоко мстят туркменам за разбои, и мы были свидетелями подобной кровавой расправы. Вблизи Наукяна, когда мы пробирались туда узкой лесной тропинкой, раздался сухой выстрел. Подойдя к аулу, мы узнали следующую историю: три туркмена угнали у турка лошадь, ограбленный решился отмстить, подкараулил их в лесу и, выждав удобный момент, когда они ехали верхом по лесной тропе, убил одним выстрелом винтовки двоих. Одному он отрезал голову, чтобы представить ее хану и получить своих пять туманов, другого бросил в лесу, опасаясь подкрепления со стороны туркмен.
В подобных случаях обыкновенно не требуется никаких доказательств виновности убитого, и самый факт появления туркмена в персидских владениях достаточно преступен для того, чтобы за ним последовало кровавое возмездие. Такое положение вещей оправдывается тем обстоятельством, что туркмены, особенно вооруженные, никогда не являются в собственно персидские земли с добрыми целями. Каждое посещение непрошеных гостей, которым хозяева не успеют свернуть головы, сопровождается угоном скота, уводом в плен и прочими неприятностями. Персы убеждены, что туркмен не упустит ни одного удобного случая, чтобы досадить им.
Бывают случаи, когда родственники убитого жалуются персидскому хану на несправедливость убийства и, чтобы их претензия не осталась неудовлетворенной, прибавляют значительную денежную взятку. Убежденный этим веским аргументом, хан заставляет виновного заплатить известное вознаграждение или как бы то ни было рассчитаться с туркменами. Такие случаи, впрочем, довольно редки, чаще всего своевольная расправа с разбойниками не влечет за собой никаких дурных последствий. Нам приходилось видеть курдов, которые считают убитых ими туркмен десятками. У подобных головорезов охота за людьми доведена до степени промысла, они принуждены быть вечно настороже и не показываться близ вражеских земель, потому что не одна винтовка приготовлена для них, не один туркмен с удовольствием разрезал бы в куски их тела, мстя за убитых родственников.
По прибытии к Наукяну мы, как уже было сказано, разбили палатку близ аула, предпочитая свежую зелень леса грязным улицам. Немедленно явились к нам жители, начали приглашать в деревню, прибавляя, что в противном случае не ручаются за нашу безопасность. Когда же в расчете на престиж русского имени, и частью не веря в возможность нападения, мы отказались от предложения, из соседнего аула к нам приехал хан и сообщил, что мы должны войти в стены деревни, иначе ему, хану, придется отвечать за все неприятности, могущие произойти с нами. Продолжать отказываться было нельзя, и мы поместились на дворе одной хижинки.
Жители аула очень радушны, они выражали свои симпатии русским, которые в значительной степени уменьшили разбои. Туркмены теперь вполне уверились, что они не могут искать спасения и прятать награбленный скот. Еще недавно был случай, когда казаки укрепления Дузулума отбили у туркмен несколько тысяч персидских баранов и возвратили их по принадлежности.
Аул состоит из небольших домиков, построенных из хвороста или камыша и обмазанных глиной. Крыша имеет два ската и с одной стороны образует навес. Над нею поднимается широкая труба, закрывающаяся сверху доской. Хижина представляет одну комнату с голыми стенами, на которых торчат плохо замазанные прутья, с глиняным полом и таким же очагом, имеющим вид камина, вмазанного в стену. Мешки и сундуки с домашним скарбом составляют всё убранство незатейливого помещения. Благодаря недостатку плотничьих инструментов, здешние жители только в редких случаях употребляют доски, которые вытесывают исключительно при помощи топора. Поэтому двери делаются узкими и низкими.
Встречаются домики двухэтажные, в этих случаях нижняя половина представляет склад для имущества или сарай для скота, верхняя же, имеющая камин, жилое помещение. Иногда на дворах ставят вышку или помост на высоких столбах. Эта постройка служит спальней летом, когда в глиняном домике бывает слишком душно.
Главная пища жителей чуреки и молочные продукты. Чурек представляет из себя пресную лепешку, приготовленную из пшеничной муки. Пекут их в особых печах или ямах, обмазанных внутри глиной и имеющих вид огромного горшка, врытого в землю.
На дне ямы разводится огонь, который накаляет стены печи. Когда огонь прогорит, к внутренним стенкам прилепляются лепешки, после чего отверстие закрывается камнем и чрез несколько минут чуреки готовы. Из молочных продуктов наиболее употребительны кислое молоко, айран (то же молоко с водой), масло и каймак, т. е. сушеные сливки.
Костюмы делаются из яркого красного или синего ситца. Мужчины носят очень короткие на выпуск рубашки с боковым разрезом и шальвары.
Молодые и люди средних лет бреют середину головы, оставляя косички волос на местах повыше уха, пожилые бреют её наголо. Женщины носят рубашки с глубоким почти до пояса разрезом посредине и шальвары, которые так широки, что кажутся юбкой.
Волосы заплетаются в косы, складываются шиньоном и обвязываются яркам, часто пестрым платком, концы которого свешиваются вниз.
В характере здешних турок (адербейджанцев) много любезности, добродушия и честности. Благодаря трудовой жизни, полной лишений, благодаря отсутствию сношения с большими городами эти качества, свойственные патриархальным племенам, сохранились во всей своей силе. Тревожная жизнь по соседству с разбойничьим племенем развила в них храбрость, ловкость, силу и другие физические способности, так что ленивые и апатичные фарсы находят в турках хорошую защиту от нападения кочевых племен.
Туркмены говорят, что не будь на границе турок и курдов, они выкрали бы из Тегерана всех жен шаха. Турки прекрасно сознают свое превосходство над фарсами и с презрением и ненавистью относятся к этим последним. Антипатия переносится как на царствующую династию, так и на все правительство, во главе которого преобладают фарсы. Это отношение к властям выражалось в частых бунтах, для усмирения которых правительство прибегало к выселению недовольных на границы государства. Отношение турок к фарсам выражается, кроме всего остального, еще в том, что первые никогда не отдают своих дочерей в жены вторым и не берут себе жен фарсянок, даже если бы с них не только что не требовали никакого калыма, но и давали с невестой еще приданое. Замечательно, что у турок всюду в пройденных нами местностях, равно как и у фарсов, между детьми в значительной степени преобладают мальчики, так что женщин в общем приходится приблизительно около 4 на одного мужчину. Если правда, что в семье преобладают дети того пола, который отличается большим здоровьем и крепостью, но это явление, может быть, можно объяснить тем обстоятельством, что женщины очень рано выходят замуж, и потому скоро слабеют и стареются. Турецкие женщины в аулах пользуются полноправностью и свободой. Жена турка такая же хозяйка дома, как и он сам, она исполняет все домашние работы, нисколько не конфузясь посторонних мужчин, и поэтому не носит никакого покрывала. Она свободно появляется всюду и никто не позволить сказать ей оскорбительного слова. Несмотря на такую свободу, женщины необыкновенно целомудренны и никакая форма разврата не находит себе места в здешних турецких аулах. В противуположность номадам (киргизам, туркменам и проч.), где все без исключения домашние работы взвалены на женщин, у турок мужчины помогают своим женам в домашних хозяйственных работах. Они прядут, ткут, рубят дрова и проч.
Окрестности Наукяна покрыты большим лесом, который тянется до подножья гор и сплошь, как зеленым ковром, одевает их до самой вершины. Лес состоит преимущественно из крупных деревьев дуба, орешника, местами подмешивается тополь, ива, огромные кусты ежевики, гранат и дикий виноград.
Между птицами наиболее обыкновенны коршун, сивоворонка, синицы Parus major, Р. persicus, Picus poelzanii, P. viridis, сойка (Garrulus hyrcanus). Встречаются также фазаны, соловьи (L. Hafizi).
Из зверей во множестве водятся кабаны, шакалы и дикобразы на огородах.
В Наукяне мы простояли 4 дня. В это время у Н. А. Зарудного разболелась нога настолько, что продолжать путешествие сделалось невозможным. Поэтому он отправился в Астрабад, чтобы отсюда вернуться в Россию, я же 11-го числа сделал маленький переход к крепости Туранг-тепе, расположенной верстах в 3-х от Наукяна.
Брошенная крепость стоит среди леса на бугре, по-видимому искусственного происхождения, здесь же построено несколько турецких домиков. Под бугром находится небольшое озеро.
Благодаря большому количеству воды, стекающей с гор, как по всему южному побережью Каспийского моря, так и в местах, которые мы теперь проходили, господствуют жестокие лихорадки, доводящие жителей до сильного изнурения. Почти все они имеют болезненный измученный вид. На Туранг-тепе и я сделался жертвой этой болезни. Необходимо было скорей выбираться из лихорадочной местности или в степь, в землю гокланов, или подниматься высоко в горы. Я выбрал последнее и поспешил выехать из Туранг-тепе по направлению к горам. Путь пролегал все тем же густым лесом, чрез который местами прорываются речки.
Пройдя аулы Нирмалля и Нианабад, мы скоро подошли к горам, сплошь одетым чудным светло-зеленым покровом прекрасного леса, и остановились на берегу довольно большой и быстрой речки Джюллабар в ауле, построенном невысоко в горах, всего год тому назад. Здесь лихорадка измучила меня так, что не было сил ехать дальше, и я принужден был остановиться. Лихорадка сопровождается сильной испариной и необыкновенной слабостью, слишком большого жара не бывает, по временам является озноб с острым ощущением горечи на языке.
По рассказам местных жителей, верстах в 20-ти отсюда находится высоко расположенный аул, куда, благодаря горному воздуху, ездят лечиться от лихорадки, и потому, собрав последние силы, 14-го июня я отправился туда. Дорога некрутыми подъемами идет в гору чрез роскошный лес. Сначала встречаются орешник, дуб, клен, боярка, грецкий орех, винная ягода, алыча и гранат. Виноград повсюду обвивает деревья и узорными, причудливыми гирляндами спускается с их вершин. Местами плющ вьется сверху донизу по огромным стволам дуба, покрывая сероватую с трещинами кору лесных великанов темной блестящей зеленью. Выше начинает появляться барбарис, можжевельник, исчезает гранат, винная ягода и крупные деревья дуба и клена. Ближе к Алястану деревья становятся мелкими, и только там и сям поднимаются огромные шатры грецкого ореха. Из птиц чаще всего попадаются зяблики, черные дрозды, и выше в горах — клушицы (Fregilus graculus).
Для излечения лихорадки, в Алястане пришлось провести целую неделю, поправление шло медленно по той причине, что не было возможности достать какой бы то ни было провизии, кроме чуреков и риса, и изредка молока. Кроме того, правоверные жители Алястана ели только после заката солнца (был пост — ураза) и мы volens-nolens должны были следовать этому мусульманскому обычаю, так как до заката в ауле не было даже чуреков.
Судя по растительности, Алястан лежит на высоте 5—6 тысяч фут над уровнем моря [Мой анероид, которым снабдил меня геологический кабинет Спб. университета, сделался жертвой любознательности туркмен в ауле Гумыш-Тепе, а потому был отправлен с Н. А. Зарудным назад.]. Дома аула сложены из камней, слепленных глиной, и по большей части двухэтажные.
Жители фарсы, или, как они себя называют, таты. По всей вероятности, так называются фарсы, живущие в деревнях, хотя язык их, но словам переводчика, несколько отличается от фарсийского примесью турецких слов и некоторыми оборотами.
Здешние таты — ленивый и апатичный народ, отличаются, кроме того, от турок назойливостью и попрошайничеством. При первом знакомстве эти таты всякий раз начинали с того, что выпрашивали у нас чаю, сахару, пороху, и готовы были бы обобрать нас дочиста, если бы на это хватило нашей любезности.
В свою очередь, они не хотели оказать ни малейшей услуги бесплатно. Они всегда втридорога брали за чуреки, рис, молоко и другую провизию. В Алястане, когда я выразил желание иметь жуков бронзовок (Cetonia speciosissima), во множестве водящихся в окрестностях, мальчики и подростки отправились за ними и, принося их, требовали платы в виде кусков сахара, пистонов и проч. Один молодец, заметив мою любовь к домашним животным, подвел мне козленка и, за удовольствие погладить его, требовал вознаграждения. Получив отказ, он очень обиделся и стал ругаться.
Кроме всего этого, таты лживы, болтливы, недобросовестны, и не раз в путешествии нам приходилось страдать от этих доблестей.
Как и следует ожидать, они более религиозны или, вернее, ханжи, чем турки, и более их не терпят иноверцев. Ко мне они относились гораздо хуже, чем к собакам. Если случайно я прикасался к их посуде, они чистили ее несравненно больше, чем если бы из нее лакало животное.
Они чуждались моего переводчика-мусульманина только потому, что он ест со мной. Впрочем, все это не мешало им употреблять мой чай и сахар. Домашняя жизнь их осталась мне неизвестной, так как меня не пускали внутрь дома.
Занятие жителей Алястана — земледелие, продуктами которого служат ячмень и пшеница, находившиеся еще на корню. Благодаря высокому положению Алястана, флора здесь не богата. В окрестностях растет барбарис, боярышник, шиповник, алыча. На кустарниках еще были цветы. Кусты отличаются преземистостью и иногда корявыми формами стволов. Местами, среди деревьев, видны красные головки мака. Из птиц наичаще попадаются зяблики, щеглы, черный дрозд, соловей (L. Hafizi), реже фазан, витютень, из зверей самый обыкновенный — кабан.

* * *

 []
Домики горного аула.

Подковав лошадей и взяв проводника, 20-го июня я отправился дальше по направлению к Шахруду. Дорога поднимается в гору по тропинке, порой такой крутой, каменистой, что приходилось слезать с лошади. От Алястана путь пролегал лесом, состоящим из довольно крупных деревьев: вяза, дуба, клена, орешника и, чаще всего, из барбариса. Несмотря на более высокое положение некоторых мест относительно Алястана, флора здесь гораздо богаче. Причина этого обстоятельства, вероятно, кроется в особом расположении горных склонов. Скоро мы прошли лес и поднялись до перевала, откуда открылся вид на пустынные, скалистые горы, лишенные древесной растительности. Верстах в 15 от Алястана, по ту сторону перевала, дорога разделяется на две ветви, из которых одна идет направо на Шахруд, лежащий от этого разделения в 4-х немецких милях, другая, по которой пошли мы, сворачивает на восток. На пути здесь то и дело встречаются персы, везущие в Шахруд на ишаках хворост и мелкие дрова с северных склонов гор.

 []
В горах Персии

На перевале местность носит альпийский характер. Безлесные горы поросли колючими кустами Caragana. Эти кусты, м
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека