ПОЗДКА НА ОСТРОВЪ ОЛЬХАНЪ.
ПОЗДКА НА ОСТРОВЪ ОЛЬХАНЪ.
Н. ЩУКИНЪ.
‘Сынъ Отечества’, No 8, 1852
Поездка на остров Ольхан, Щукин Николай Семенович, Год: 1852
Время на прочтение: 25 минут(ы)
Кто не знаетъ въ южной Сибири, по дорогъ въ Кяхту, между высочайшими горами, озера Байкалъ. Жители называютъ свое огромное озеро моремъ.
Въ то же время, въ народной фантазіи Байкалъ олицетворялся въ образъ капризнаго, честолюбиваго старика, его можно разсердить, озлобить невжливымъ словомъ, а потому въ давнопрошедшія времена возлагалось на путешественниковъ, плывущихъ черезъ Байкалъ, запрещеніе: не произносить бранныхъ словъ, называть Байкалъ не озеромъ, а моремъ, не измрять его глубины, и тому подобное. Байкалъ озеро длинное, изогнутое серпомъ, по берегу простирается верстъ на тысячу, а въ ширину отъ 30 до 100 верстъ. На площади воды, столь обширной, возвышается одинъ только значительный островъ Ольхонъ, прочіе острова лежатъ подлъ береговъ, и вообще малы и низки.
Изъ Иркутска лежитъ къ Байкалу три пути. По главной заморской дорогъ считается до озера 60, по кругоморской, сухопутной, ровно 100 верстъ. Можно попасть на Байкалъ и съ якутской дороги, лежащей отъ Иркутска прямо на востокъ. Прохавъ 30 верстъ до села Аёка, поворачиваютъ направо, и чрезъ деревни Еливку, Куяду, Тугутуй и Харатъ вызжаютъ къ Байкалу, на устье рчки Голоустной. На островъ Ольханъ можно попасть или водою по морю, или сухимъ путемъ съ якутской же дороги.
Иркутскіе ботаники ршились однажды, среди прекраснаго лта, постить островъ Ольханъ. Никто изъ нихъ не бывалъ на этомъ остров, а потому вс надялись открыть что-нибудь новенькое, неизвстное изъ царства прозябаемаго. Въ сопровожденіи казака, въ двухъ почтовыхъ повозкахъ отправились мы изъ Иркутска по якутской дорог, перехали вбродъ черезъ рчку Ушаковку, и лихо неслись по широкой улиц Двичьяго-монастыря, такъ называется предмстье Иркутска, по имени Знаменскаго женскаго монастыря, стоящаго на высокомъ берегу рки Ангары. За предмстьемъ дорога пошла вправо по возвышенію, покрытому березникомъ невысокимъ и нечастымъ.— Стой! закричалъ кто-то изъ передней повозки. Остановились и мы, вышли — и что же? ботаниковъ остановило необыкновенное множество растеній, ярко цвтущихъ между кустами. Кто видлъ только бдную петербургскую и даже россійскую флору, тотъ изумится сибирской, и невольно скажетъ: какая сильная растительность! Пышно цвли лазоревые колокольчики (Aquilegia) и дракоцефалы, между-ними ярко бллись анемоны.— Прелестные розовые орхисы, густооранжевые, махровые траліосы ярко выказывались между синими и блыми цвтами. Ближе къ земл цвли скромныя пироли, а еще ниже зеленлась аметистія, общающая отличную синюю либо зеленую краску для фабрикъ. По упавшимъ колодамъ тянулась душистая линія барсалисъ. Мы полуневжды въ ботаник, привыкшіе къ петербургскимъ растеніямъ, не могли насытить любопытства, рвали съ жадностію прелестные цвты, и вскор наполнили ими себ горсти, но ботаники настоящіе хладнокровно смотрли на знакомыя уже имъ давно растенія, а на насъ взглядывали съ улыбкою, будто на дтей, попавшихъ въ цвтникъ безъ надзора. Полноте задориться, говорили они намъ, пора хать! Мы сли въ повозки, махнули во весь опоръ, и по гати перехали чрезъ безбрежную рчку, образовавшую большое болото или топь.
За этимъ болотомъ возвышается Веселая-Гора, на которую лошади стали подниматься шагомъ. Любо нестись на лихой тройк по равнин, скучно подниматься на той-же тройк на гору. Какой-то внезапный переходъ отъ живости къ флегматизму, отъ разнообразія къ однообразію. Отъ скуки, мы принялись разсматривать собранные цвты, удивлялись ихъ яркости, величин цвтовъ, и сожалли, почему он безъ запаха, кром орхиса, отъ котораго пахло слабо гіацинтомъ, вскор наскучили намъ цвты, и мы безъ сожалнія выкинули ихъ изъ повозки.— Таковъ человкъ: всмъ хочетъ завладть, и покидаетъ то, что имлъ.
Когда идетъ рчь о горахъ сибирскихъ, тогда выкинуть должно изъ головы вс россійскія горы, даже знаменитую Дудоровскую,— она ушла бы въ составъ любой сибирской горы, и потерялась бы въ ней. О сибирскихъ горахъ можетъ имть понятіе тотъ, кто видлъ горы швейцарскія или кавказскія.
Мы вышли изъ повозки съ тмъ, чтобы пшкомъ подняться на веселую гору, но силъ достало у весьма немногихъ, слабые лзли опять въ повозки, съ тмъ, чтобы добрые, послушные кони помогли имъ достигнуть цли. Наконецъ мы поднялись на самую вершину горы, и вс вышли изъ повозокъ. За нами внизу лежалъ городъ Иркутскъ, на краю горизонта рисовались въ отдаленіи Тункинскіе гольцы, красноватый цвтъ обнаруживалъ ихъ гранитный составъ, а блыя площадки убждали, что они покрыты еще снгомъ, хотя до нихъ было не мене 100 верстъ, видопись превосходная.
Въ Европ такое мстоположеніе давно бы нарисовано было, выгравировано и красовалось бы въ нашихъ комнатахъ на стнахъ, на посуд и т. п., но въ Сибири хотя и бывали рисовальщики-любители, однакожъ никто не видитъ сибирскихъ видописей: онъ покоятся въ альбомахъ, издавать ихъ нтъ возможности, потому, что работа будетъ стоить дорого, а выручка за труды не искупитъ расходовъ. Иностранныя гравюры наполняютъ старый и новый свтъ, а наши путешествуютъ по большимъ городамъ Россіи, но и здсь дорогая цна отталкиваетъ покупателей. Я говорю не въ укоръ настоящему поколнію: времени не опередитъ.— Внуки наши будутъ смяться надъ западною Европою, одряхлвшею, снискивающею пропитаніе фокусами, ломкою тла, шарлатанствомъ и другими средствами, которымъ предаются обыкновенно народы, обднвшіе отъ недостатка земель.
Веселая-Гора есть кряжъ Богъ знаетъ какихъ горъ, назовемъ ихъ Иркутскими, онъ тянется отъ свера на югъ и покрыть березнякомъ, слдовательно, иметъ черноземную почву, богатую урожаемъ хлба, но теперь нтъ на немъ ни одной пашни. Учоныи агрономъ вздохнулъ бы, смотря на ужасную полосу безподобной земли, оставленную безъ обработанія. Что бы сдлали въ Европ изъ земли такого качества?— сказалъ бы онъ. Но позвольте, милостивый государь, въ Европ нтъ пустопорожнихъ земель потому, что тамъ недостаетъ земли для количества народа, а въ Иркутскомъ узд приходится жителей на одну квадратную милю 55 человкъ, между-тмъ, какъ въ Англіи на то же пространство приходится около 5,000, а во Франціи, Пруссіи и Австріи боле трехъ тысячъ. Могутъ ли при такомъ народонаселеніи оставаться необработанныя земли? Я люблю смотрть на сибирскую пустоту, какъ на богатый запасъ для будущихъ поколній, и радуюсь величію Россіи въ грядущемъ. Вирей сказалъ: Россія поглотитъ Европу, эту же мысль повторилъ и великій Наполеонъ, а ему, кажется, можно поврить.
Съ Веселой-Горы мы спустились къ рчк и деревн Кажлуку, тутъ опять стали подниматься на гору, съ вершины которой мы увидли передъ собою безконечную равнину, на которой виднлись деревни, табуны скота и пашни, тутъ же струилась рка Куда, небольшая и небыстрая.
Вотъ и обработанная земля! Ямщикъ нашъ разсказалъ, что внизу подъ горою деревня Куда, прямо за ркою Хомутова, налво Познякова, и что ниже по рк Куд лежатъ большія деревни Гранавищна, Урцкь и Усть-Куда, вс они принадлежатъ къ волости Кудинской, въ которой боле четырехъ тысячъ ревизскихъ душъ.
Въ Хомутовой мы перемнили лошадей и поскакали впередъ по равнин безлсной, и не видали ни пашенъ, ни снокосовъ, однакоже скотъ бродилъ тамъ-и-сямъ въ безпорядк. Мы обратились къ ямщику съ вопросомъ: почему равнина, столь прекрасная, запущена безъ обработки? Нельзя, сударь, отвчалъ онъ, здсь скотскій выгонъ трехъ деревень!
Скотскій выгонъ — слово неизвстное въ Россіи, а въ Сибири общая принадлежность городовъ и селеній. Тамъ каждый городъ иметъ пяти, а каждая деревня 2 1/2 верстную окружность, единственно для подножнаго корма скота, и площадь эта окружена городьбою изъ длинныхъ жердей, городьба называется поскотиною, за нею лежатъ пашни и снокосы, въ Сибири, подъзжая къ деревни, остановитесь за 2 1/2 версты у воротъ поскотины, сторожъ отворитъ ихъ. Выхавъ изъ деревни, опять встртите поскотину. 1-го октября снимаютъ въ поскотинъ ворота, и скотъ гуляетъ по зеленымъ озимямъ до глубокихъ снговъ. 1-го мая ворота навшиваютъ, и скотъ довольствуется однимъ только выгономъ — вотъ первая черта, характеризующая сибирскія селенія. Вторая — тамъ нтъ сплошныхъ домовъ, нтъ глухихъ темныхъ дворовъ, нтъ курныхъ избъ, но главное, Сибирячки необыкновенно опрятны: мало-того, что въ изб у нихъ полъ, стны, лавки, столы, косяки у оконъ вымыты до желтизны дерева, нтъ, у нихъ вымыты мостки во двор и стны дома съ улицы. Послднимъ дломъ занимаются только передъ большими праздниками, и то необыкновенныя опрятницы. Сибирячки и Малороссіянки опрятны, какъ чистые Славяне. Опрятность въ Сибири начинается съ Пермской губерніи, но если въ деревн поселился хохолъ, домъ его вы тотчасъ узнаете: онъ выбленъ известкою.
Мы перехали деревню Турскую, и въхали въ большое село Оёкъ, въ немъ боле 300 домовъ, изъ нихъ нкоторые выстроены на городской манеръ. Оёкская волость считается второю въ губерніи, по населенности, въ ней 5,000 ревизскихъ душъ. Жители промышляютъ земледліемъ и извозомъ. У одного изъ крестьянъ боле 100 десятинъ подъ пашнею, но подобные примры въ Сибири не рдкость. Земля здсь черноземная, не требуетъ удобренія, и при трехпольномь земледліи существуетъ въ разработк боле ста лтъ. Навозъ кидается въ рытвины и овраги, какъ матеріалъ ни къ чему негодный. Только малая часть его идетъ для удобренія грядъ въ огородахъ подъ огурцы и капусту. Изобиліе въ земляхъ даетъ возможность имть большіе огороды, нетолько въ деревняхъ, но даже въ городахъ при каждомъ дом непремнно огородъ съ овощами, а потому огородничество здсь неизвстно. На рынки овощи привозятъ крестьяне. Картофель стали разводить съ половины прошедшаго столтія, онъ такъ распространился и пришелъ по вкусу, что составляетъ главную пищу въ посты. За картофелемъ слдуетъ табакъ простой или тютюнъ съ желтыми цвтами, выписанный бывшимъ здсь губернаторомъ, незабвеннымъ Кличкою. Табакъ этотъ грубъ, съ дурнымъ запахомъ и въ грядахъ гибнетъ отъ перваго мороза, а потому Сибирячки ломаютъ его незрлый, около 15 августа, урочнаго времени для инеевъ, или утреннихъ морозовъ. Табакъ американскій, съ розовыми цвтами, не боится морозовъ, но удивительно, почему не распространился между народомъ, хотя смяна и были нсколько разъ даваны крестьянамъ.
Рождается вопросъ, куда жители сбываютъ свой табакъ? Во-первыхъ рдкій Сибирякъ не куритъ или не нюхаетъ табаку. Во-вторыхъ Тунгусы, Буряты, Якуты, словомъ, вс инородцы — страстные курители. Даже прекрасный полъ не уступаетъ моднымъ двицамъ въ куреніи вредной травки, столь удачно располагающей къ чахотк, особливо же при содйствіи корсета. Табакъ въ Иркутск, на рынк, изъ первыхъ рукъ, стоитъ иногда 5 рублей серебромъ за пудъ, а такія деньги, при дешевизн състныхъ припасовъ, не бездлица для женщины. Въ Петербург существуетъ пристрастіе къ кофе, а въ Сибирячкахъ гнздится наклонность къ чаю, тамъ чай подаютъ гостямъ въ каждое время, днемъ и ночью. Въ укоръ хозяину говорятъ: онъ не напоилъ даже чаемъ! Въ купеческихъ домахъ кипитъ самоваръ съ утра до глубокой ночи: одинъ пустъ, подаютъ другой. Можно ли охуждать подобное обыкновеніе? Говорятъ, что теплая вода ослабляетъ желудокъ, располагаетъ къ простуд,— можетъ-быть, но съ другой стороны, чай отнимаетъ охоту къ пьянству, иметъ питательность, и зимою скоро согрваетъ. Чай иметъ мене наркотическаго свойства, нежели кофе, говорятъ, что онъ сушитъ, но если допустить въ немъ питательность, останется ли мсто сушенію? Народъ въ Сибири пьетъ чай съ китайскимъ леденцомъ, положивъ за щеку леденецъ, пьютъ по десятку чашекъ.
Крестьяне въ Сибири одваются лтомъ въ шинели изъ сукна своей работы, цвтъ его обыкновенно коричневый. На этой шинели узкій кратенъ, какъ у нашихъ плащей. Кушакъ шерстяной, своей же работы, у богатыхъ толковый, разноцвтный, полосами. Ихъ ткутъ въ Иркутск особенныя мастерицы, изъ китайскаго кручонаго шолка. На голов шляпа нижегородская, поярковая, съ широкими полями. У небогатыхъ шляпа своедлка, изъ овечьей шерсти, узкія поля у нея загнуты къ туль. Удивительно! Точно такія же валеныя шляпы у мужиковъ блорусскихъ. Неужели какой-нибудь Блоруссъ передалъ Сибирякамъ фасонъ своихъ шляпъ. А можетъ-быть, при этомъ случа подтверждается истина, что одна и та же идея, одно и то же открытіе могутъ проявляться у народовъ, раздленныхъ неизмримымъ разстояніемъ.
Лаптей Сибиряки не знаютъ, во-первыхъ потому, что въ Сибири нтъ липы, а во-вторыхъ, почти каждый изъ нихъ уметъ выдлывать сапожныя кожи, у каждаго есть коровы и быки, а потому Сибирякъ носитъ или чарки, родъ котовъ, или ичиги, обувь татарская, въ род нашихъ домашнихъ сапоговъ, только ичиги обвиваются около берца ремнями, вроятно для того, чтобы плотне сидли. Чарки также привязываются къ ног оборками, или узкою шерстяною тесьмою. Чулки обыкновенно шерстяные, онучъ не знаютъ. Рубашки у Сибиряковъ невсегда холщевыя, но чаще изъ дабы, синяго бумажнаго холста изъ Китая. Выше дабы стоитъ полушелковица, тоже китайская ткань изъ шолка и хлопчатой бумаги, рдкая, узловатая, цвтомъ блднокрасная. Наконецъ, верхъ щегольства есть рубашки изъ финзы, толковой китайской матеріи, похожей на лучшую тафту.
Въ домашнемъ быту видно всеобщее изобиліе. Хорошій домъ, нердко съ чистою горницею назади, во двор амбары и сараи, за домомъ большой огородъ съ овощами. У рдкаго нтъ солонины для щей лтомъ, у каждаго молоко и густой творогъ, яйца, картофель, рдька, морковь, рпа и капуста. Хлбъ всегда сянный сквозь частое сито. Пшеничный похожъ на петербургскій пеклеванный. Въ воскресенье каждая хозяйка печетъ шаньги или кислыя ватрушки съ творогомъ, и это печенье носитъ названіе мягкихъ въ-продолженіе цлой недли. Баба, встртясь съ другою, говоритъ: мы сегодня пекли мягкія, тутъ разумются шаньги, булки и пр.
Языкъ здсь вологодскій, старинный, потому-что первые поселенцы пришли сюда изъ Вологды, Тотьмы, Устюга и другихъ городовъ. Языкъ, ими занесенный, сохраняется донын, съ прибавкою мстныхъ словъ, вышедшія изъ употребленія слова здсь въ ходу и сил, напр: слово дивно, значитъ и порядочно, и довольно много. Если спросите у Сибиряка: много ли у тебя скота? Онъ скажетъ: дивно! Это значитъ немало. Далеко ли до такого-то мста? Дивно! т. е. неблизко. Сколько лтъ прошло, какъ быль у васъ головою такой-то? Дивно!— это значитъ нсколько годовъ. Слово однако значитъ здсь сомнніе, напр: Однако ты, братъ, взялъ,— значитъ: Чуть ли не ты, братъ, взялъ. Ну, значитъ нердко да.
За деревнею Оёкомъ другая жизнь, нравы и физіономія. Здсь, на широкой степи, по теченію рчекъ Куду, Дзонъ-Мурага, Куяды и другихъ кочуютъ Буряты, племя монгольское, поселившееся здсь съ незапамятныхъ временъ. Китайскіе историки намекаютъ о народахъ, здсь обитавшихъ въ VI столтіи посл Рождества Христова, Буряты не живутъ деревнями, но улусами. Нсколько юртъ, разбросанныхъ однакожъ на большомъ пространств, составляютъ улусъ. Въ нихъ живутъ временно, напр. лтомъ, настала осень, и Буряты разсваются кому-куда любо, по зимнимъ улусамъ. Такой образъ жизни есть слдствіе необходимости: пастухъ гоняется за травою, и на одномъ мст жить не можетъ.
Юрты у здшнихъ Бурятъ не войлочныя, какъ за Байкаломъ или въ Монголіи, но бревенчатыя восьмиугольныя. Внутри посредин горитъ вчно огонь, дымъ выходитъ въ отверстіе, сдланное въ кровл, прямо надъ огнемъ. Двери на полдень. Ни столовъ, ни стульевъ нтъ, Буряты сидятъ на полу, сложивъ ноги кренделемъ, и отъ нечего длать курятъ табакъ. На степи между селомъ Оёкомъ и ркою Леною считается ихъ тысячъ до пятнадцати мужескаго пола. Окруженные Русскими, они давно переняли отъ нихъ земледліе, и чуть ли не превзошли въ этомъ дл своихъ учителей. Древнее обыкновеніе наполнять искусственно луга и пашни въ большомъ употребленіи у Бурятъ. Они запружаютъ какую-нибудь рчку фашинникомъ, и проводятъ изъ нея каналы, которые, въ свою очередь, раздробляются на множество другихъ каналовъ, и вода разливается по лугамъ и пашнямъ. Русскіе не могутъ въ этомъ длъ подражать Бурятамъ, потому-что пашни свои располагаютъ по возвышенностямъ и скатамъ горъ. За-всмъ-тмъ здшніе Буряты бдны, между ними нтъ такихъ богачей скотомъ, какіе есть за Байкаломъ. Многіе пустились въ спекуляціи, гоняютъ въ Иркутскъ скотъ. Другіе торгуютъ пушнымъ товаромъ по домамъ въ город, Въ Иркутск они появляются зимою, и квартируютъ около мясныхъ рядовъ, гд бойни, тутъ за ничтожную плату получаютъ они кишки, требушину и кровь, на сндь. Квартиру нанимаютъ самую грязную, напр. баню, избу, давно брошенную. Тутъ они располагаются для ночлега и ды, остальное время проводятъ въ движеніи по домамъ и рынкамъ. Зиму и лто ходятъ они въ шубахъ изъ овчинъ, рукава у шубы широкія, но въ кисти узкія, въ нихъ помщаютъ они соболей, блку, лисицъ и другія шкуры. Бурятъ придетъ въ домъ купца и предлагаетъ соболей, въ рукахъ у него нтъ ничего, но лишь вы изъявили согласіе купить, Бурятъ вытаскиваетъ изъ рукава соболя, другаго, третьяго и такъ дале, иногда мняютъ они свой товаръ на старое платье, мдный и оловянный ломъ, а деньги серебряныя покупаютъ какъ товаръ, для женскихъ украшеній и разныхъ подлокъ.
Буряты дома питаются преимущественно пареною рожью: насыплютъ зеренъ въ чугунную чашу, нальютъ воды, закроютъ деревяннымъ колпакомъ и поставятъ на огонь. Когда рожь упретъ, подливаютъ молока, смтаны, масла, что случится, и хлбаютъ деревянными ложками своей работы, а чаще просто рукою. Хлбовъ печь не умютъ, да и негд. Муку мелютъ на русскихъ мельницахъ только для продажи.
Языкъ сильно отсталъ отъ монгольскаго, такъ что Бурятъ забайкальскій съ трудомъ понимаетъ иркутскаго.
Удивительно, какъ животныя умютъ различать Русскаго отъ Бурята. Русская лошадь не позволитъ ссть на себя Буряту. Когда Бурятъ придетъ во дворъ къ Русскому, вс собаки залаютъ и бросятся на пришлеца, тоже бываетъ и при вход Русскаго въ бурятскій улусъ. Вроятно, животныя привыкаютъ къ испарин своихъ хозяевъ, и чувствуютъ испарину другаго поколнія.
Здшніе Буряты не имютъ никакой религіи, а слдуютъ однимъ преданіямъ. Въ болзни, несчастіи, неудач призываютъ шамана.— Онъ пніемъ, криками, возліяніями умилостивляетъ или прогоняетъ духа, озлобленнаго и мстительнаго. Человкъ, непросвщенный религіей, везд и всегда создавалъ духовныя существа по своимъ понятіямъ, надлялъ ихъ страстями, помщалъ на неб, подъ землею, словомъ, тамъ, гд не бывалъ самъ, и духи эти требуютъ пищи, подарковъ, они больше злы, нежели добры, ихъ легко разсердить, но трудно умилостивить. У Бурята каждое мсто, чмъ-нибудь необыкновенное, даже высокая сосна, лиственница или кедръ, стоящія гд-нибудь отдльно, есть обиталище какого-нибудь духа. Бурятъ подъзжаетъ верхомъ къ священному кедру, слзаетъ съ лошади, кланяется и бросаетъ какую-нибудь вещицу, даже волосы изъ гривы лошади. Подл каждаго священнаго мста возвышается куча хламу.— Это обо или жертвенная куча. Иногда возрастаетъ она до величины копны сна, но до столь счастливаго возраста весьма трудно ей достигнуть: какой-нибудь русскій шалунъ мимоздомъ выкинетъ изъ трубки горящій табакъ, и на мст обо остается одно пепелище. Буряты не заботятся объ отысканіи истребителя, и снова начинаютъ возстановлять обо, какъ муравьи свой муравейникъ. Удивительно, обо существуетъ во всемъ монгольскомъ народ, вы увидите его въ верховьяхъ рки Лены, увидите за Байкаломъ до великой-стны, увидите у астраханскихъ Калмыковъ.— Значитъ, въ древности народы эти жили на пространствъ незначительномъ, исповдуя одну вру.
Равнина, занятая Бурятами, представляетъ какую-то патріархальность. Вы видите разбросанныя юрты, он напоминаютъ вамъ кущи Израильскаго народа. Утромъ изъ каждой юрты струится къ небу дымокъ. Лошади, коровы и овцы наполняютъ промежутки на пол, въ воздух трепещутся жаворонки и воспваютъ утреннюю пснь Творцу. Представьте, что въ этихъ юртахъ обитаетъ беззаботность, довольствіе малымъ и здоровье. Сравните степное человчество съ жителями какой-нибудь европейской столицы напр. Парижа, и вы изумитесь алчности человка, покинувшаго природу и предавшагося развращенію. У насъ толкуютъ о комфортъ, а что такое онъ? удобность выполнять вс привычки и прихоти развращенія. Простъ образъ жизни у Бурятъ, но Тунгусъ еще ближе его къ природ. Вс дикіе народы удивительно честны и гостепріимны.
Подл станціи Шведово-Зимовье или Усть-Ордынской, рка Куда есть уже ручеекъ, чрезъ который однакожь перезжаютъ по мосту. Она выходитъ недалеко отсюда изъ ключей. Горъ невидно, а степь въ иныхъ мстахъ сливается съ горизонтомъ. Это большая рдкость въ Восточной Сибири, покрытой горами.
До станціи Хойготъ мы хали все по якутской дорог. Отсюда направо лежитъ проселочный путь къ острову Ольхану. Проселочный путь — мысль непріятная, воображеніе рисуетъ вс неудобства первобытныхъ путей, вс лишенія, вс недостатки.— Однакожъ на проселочномъ пути есть станціи, есть даже селеніе, а у людей есть и пища и кровъ отъ непогоды. Чего же бояться!
Лошади уже въ повозкахъ, мы сли. Садись! закричалъ одинъ изъ мужиковъ, стоявшихъ у воротъ. Ямщикъ прыгнулъ на козлы, ворота распахнулись, и бшеная тройка бросилась во весь опоръ. Такъ водится почти въ цлой Сибири. Лошади все лто ходятъ въ пол, отъдаются и дичаютъ, а если и попадутся въ упряжку, то до старости сохраняютъ степныя привычки. Какъ скоро увидятъ ямщика на козлахъ, а ворота настежъ, бросаются со всхъ ногъ, и тогда никакая сила не удержитъ ихъ.
Въ Германіи, напр., лошадь родится и умираетъ въ конюшн, и такъ привыкаетъ къ человку, что повинуется его голосу, выведенная на улицу, къ станціи, сама становится подл дышла кареты, и спокойно ожидаетъ запряжки, управляется на бгу одною возжею, и не разбжится, не испугается ни въ какомъ случа. Шагъ у нея ровенъ, какъ нмецкая точность. Какое сравненіе лошади нмецкой съ сибирскою!
Дорога шла по равнин, до горы, черезъ которую мы перевалились, и спустились къ рчк Манзурк. Еще на гор замтили мы ожидаемую проселочность: корни, камни и рытвины. Подъ горою же присоединились къ нимъ мокретины и оводы съ комарами и мошкою. 13 верстъ терпли мы горе, до станціи Унгуры, и думали тамъ найти какой-нибудь обдъ. Но увы! станція Уйгура состояла изъ одной избы и бурятской юрты. У ямщиковъ былъ хлбъ и солонина. Есть ли у васъ молоко, яйца? спрашивали мы.— Ни коровъ, ни куръ не держимъ, некочу ходить за ними.— А есть ли вблизи селеніе? Есть, Косая-Степь, куда вы подете, а до нее 40 верстъ!
Мы велли подать воды, и съ дорожными сухарями она составила вкусный обдъ. Тутъ мы убдились въ справедливости пословицы, что голодъ самая лучшая приправа ко всякому кушанью.
Сли въ повозки и, перекрестясь, пустились по сорокаверстному разстоянію. Дорога шла, что называется, съ горки на горку, настоящихъ горъ не встрчали. Повсюду возвышался сосновый и листвяничный лсъ, тетери и глухари безпрестанно слетали съ земли, испуганные нашимъ приближеніемъ, полуобнаженныя коренья лежали поперегъ дороги и производили въ экипажахъ несносные толчки и потрясенія, и каждый изъ толчковъ непостижимо ударялъ какъ-то въ мозгъ. Къ нимъ присоединились камни въ обломкахъ и круглякахъ. Кто не согласится, что при такихъ условіяхъ непріятно путешествовать.— Наконецъ возвышенія миновались, мы спустились на сырую долину, къ рчк Адъ, тутъ снокосы. Долго мы колыхались по кочкамъ, вязли въ грязи, ужъ конечно не по ступицу, а такъ себ, марали только колеса, наконецъ пріхали къ черемховому кусту. Это не мстечко, не деревня, а буквально черемховый кустъ, примчательный тмъ, что изъ-подъ него выходитъ рчка Бугульдеиха, ключикомъ, вершка въ два шириною. Т, которые видли рчку эту въ усть при впаденіи въ Байкалъ, задумались, размышляя, какъ изъ ничтожества происходятъ большія вещи. Да, рка представляетъ намъ подобіе возраста человческаго: слабый Чингисъ-Ханъ младенецъ, возмужавъ, сдлался завоевателемъ вселенной. Рка чмъ ближе къ смерти, къ уничтоженію, тмъ шире и глубже становится, но теряетъ быстроту и соединяется съ водами ненасытнаго чудовища океана. И человкъ тишетъ подъ старость и соединяется съ землею, изъ которой взятъ.
Рчка Бугульдеиха извстна всему Иркутску, потому-что передъ устьемъ ея въ Байкал ловятъ подледныхъ омулей, вкуснйшихъ изъ всхъ сортовъ омулей байкальскихъ. Другая примчательность:— между устьемъ этой рчки съ одной и устьями рки Селеньги съ другой, самое узкое мсто въ Байкалъ, его полагаютъ нешире 30 верстъ.
Наконецъ пріхали мы въ Косую Степь. Деревня эта лежитъ между горами, на рчк Бугульдеих.— На улицахъ грязь, а въ воздух сырость. Деревянная церковь, десятка два, три домовъ, и все тутъ. Дале къ Байкалу нтъ русскихъ селеній, нтъ ихъ и по сторонамъ. Косая-Степь словно сирота на чужой сторонъ. Трудно понять, какія выгоды привлекли сюда человка, врно он существовали прежде, иначе не распространилось бы селеніе. Теперь хлбъ родится не каждый годъ хорошо, звриные промыслы неважны, только ловъ подледныхъ омулей въ Байкал сколько-нибудь удовлетворителенъ.
Отъ Косой Степи дорога идетъ на востокъ, по горамъ, обросшимъ густымъ лсомъ. Здсь мы встртили дикую козу, или по здшнему козулю, она лежала почему-то на дорог и подпустила насъ къ себ довольно близко, но вдругъ вспрыгнула и бросилась въ лсъ. Ямщикъ на козлахъ сдлалъ движеніе нетерпнія. Ахъ какъ бы ружье! вскричалъ онъ, а мы смотрли на исчезавшую между высокими соснами козу, какъ на явленіе неожиданное и занимательное. Вскор мы спустились въ глубокую ложбину, по здшнему падь, и вдругъ насъ обдало холодомъ. Ямщикъ объяснилъ, что эта падь идетъ отъ самаго Байкала, а какъ втеръ дуетъ теперь съ другой стороны моря, то и холодъ съ Байкала несется по пади. Отсюда дорога идетъ на сверъ, до станціи Еланцы. Здсь былъ нкогда желзный заводъ иркутскаго купца Ланина, но давно брошенъ, такъ что теперь и признаковъ нтъ.— На станціи намъ подали кусочекъ минерала, это было самородное желзо, значитъ руды здшнія весьма богаты.
Природа совершенно перемнилась, вмсто горъ, покрытыхъ лсомъ, тянутся голые невысокіе хребты изъ глыбъ или плитъ кварца, полеваго шпата, иногда попадается и гранитъ. Между горами тянутся узкія лощины, покрытыя скудною травою. Нтъ ни ручья, ни рчки, везд голо и пустынно. Трудно сыскать въ Сибири подобное мстоположеніе и природу, столь тощую. Окрестности Іерусалима походятъ на здшнее мсто, недостаетъ только палящихъ жаровъ.
Отъ станціи до Степной-Думы ольханскихъ Бурятъ 30 верстъ, и природа точно таже. Кое-гд виднются бурятскія юрты, кое-гд бродитъ скотъ, везд голыя, каменистыя горы. Скучно смотрть на безплодную землю, такъ точно жителю тучныхъ равнинъ скучно смотрть на какой-нибудь Парижъ, составленный изъ камней, воздвигнутыхъ утесами, въ пустотъ которыхъ живутъ люди, вдыхающіе испорченный воздухъ.
Ольханскіе Буряты переселились сюда съ рки Лены едвали не въ XVI столтіи, однакожъ вс они помнятъ свое происхожденіе. Въ XVII столтіи нашли ихъ Русскіе и обложили ясакомъ.
Скотоводство, звриные и рыбные промыслы поддерживаютъ ихъ бытъ.— О хлбопашеств нечего и думать. Жилища Бурятъ разбросаны по узкимъ, сухимъ долинамъ, гд юрта, гд дв. Часть ихъ живетъ на островъ Ольханъ. Кое-гд есть бднйшіе ключики воды, въ иныхъ мстахъ выкопаны глубокіе колодцы, а въ иныхъ мстахъ скотъ ходитъ пить изъ Байкала, верстъ за пять. Волки каждую ночь похищаютъ скотъ, а на день прячутся между камнями такъ мастерски, что Буряты не могутъ отыскать ихъ съ собаками. Весьма удобно здсь овцамъ и козамъ: они лазятъ по каменнымъ горамъ и щиплютъ питательныя для нихъ однихъ травки. Шерсть ольханскихъ овецъ считается лучшею въ цлой губерніи. Каждый годъ продаютъ се на Тельминскую суконную фабрику до 700 пудовъ, по 2 р. 50 к. за пудъ.
Двнадцатый годъ продолжается здсь засуха, и только снжная вода напаяетъ землю на все лто. Засуха близъ моря или большаго озера дло невроятное, но здсь дожди бываютъ при втрахъ сверо-западныхъ, югъ и востокъ всегда сухи, а здшняя сторона надъ втромъ.
Скотъ перевелся отъ засухи, теперь у самаго богатаго Бурята лошадей до 30, столько же рогатаго скота и овецъ, у самаго богатйшаго штукъ до 300. Обыкновенная пиша арса, т. е. осадокъ въ котл посл гонки вина изъ моло-ка, его сушатъ на солнц и запасаютъ къ зим. Для употребленія разводятъ водою и подбавивъ муки, дятъ. Многіе вмсто чаю пьютъ сухіе листья бадьяна (saxifruga crassifolia).
Доятъ кобылъ, коровъ, овецъ и козъ. Все молоко безъ различія льютъ въ одну кадку, и мшаютъ особеннымъ инструментомъ. Опрокинутая деревянная чашка насаживается на длннныи черепъ, на чашк нсколько отверстій, взявши за черенъ чашку, погружаютъ въ молоко до самаго дна,— молоко, пробиваясь въ отверстія чашки, сильно волнуется и окисаетъ. Когда составъ достигаетъ до желанной степени кислоты, ставятъ на огонь чугунный котелъ, наполняютъ его квашенымъ молокомъ и накрываютъ деревяннымъ колпакомъ, изъ котораго идетъ изогнутая дугою деревянная труба, конецъ ея погружается въ кубокъ, стоящій въ вод. Когда молоко будетъ кипть въ котл, пары изъ него спускаются по труб въ кубокъ, охлаждаются, и даютъ такъ-называемый архи, а по-русски тарасунъ, напитокъ слабый, вкусъ молочно-спиртовый, пахнетъ дымомъ. Если передвоить первый взгонъ, выйдетъ водка. Буряты не пускаются вдаль и пьютъ первый взгонъ.
Степная-Дума есть домъ, въ которомъ постоянно живетъ писарь и ведетъ письменныя дла, и гд тайша и шуленьги собираются въ важныхъ случаяхъ потолковать о длахъ бощества.
Изъ Думы отправились мы верхами къ Байкалу, до него 15 верстъ. Бурятъ проводникъ халъ впереди и служилъ намъ какъ бы компасомъ. Дороги нтъ, каждый Бурятъ детъ какъ ему вздумается. Природа таже, т. е. безлсныя, каменистыя горы. Въ одной лощин, покрытой изрядною травою, мы увидли множество чаекъ, расхаживающихъ по трав, съ опушенными внизъ головами. До моря оставалось верстъ десять, зачмъ залетли такъ далеко отъ воды чайки, и съ какой стати ходить имъ по земл покрытой травою? Бурятъ разршилъ наше недоумніе. Чаекъ привлекаетъ сюда кобылка, большое наскомое въ род саранчи, она питается травою и прыгаетъ далеко, но летать не можетъ, чирикаетъ какъ сверчокъ, и цвтомъ бываетъ оранжевая, зеленая и разноцвтная. Чайки ловятъ ихъ и цликомъ глотаютъ: врно кобылка вкусне рыбы!
Мы хали все черезъ отроги невысокихъ горъ, по сторонамъ горы, вдали горы, такъ что ни малйшихъ признаковъ моря не было въ виду. Вдругъ мы остановились на краю утеса, внизу волновался проливъ, а за нимъ возвышался гористый островъ Ольханъ, цль нашего путешествія. Какъ исковеркана здсь природа! На матерой земл горные мысы выдаются въ море и образуютъ заливы, тоже самое и на остров Ольханъ, который есть видимое продолженіе матерой земли. Вода изъ моря какъ бы вторгнулась и заняла низкія мста. Проливъ въ воротахъ неболе двухъ верстъ шириною, дале онъ расширяется. Долго мы смотрли съ высокихъ горныхъ мысовъ, то на волнующійся проливъ, то на гористый Ольханъ. Ни одной живой души не было на остров, онъ какъ неприступная пустыня возвышался передъ нами, и горы его волновались одна изъ-за другой, ни одна изъ нихъ не спускалась однакожь въ море стною или утесомъ, но всегда крутою розсыпью, означавшею разрушеніе горно-каменныхъ породъ. На отдаленныхъ горахъ примтенъ лсъ, чего нтъ на матерой земл.
Мы спустились внизъ на берегъ моря, и нашли тамъ лодку, а въ ней Бурята гребца. Въ вод плавали какіе-то шары грязно-зеленаго цвта. Мы доставали ихъ руками, и не могли понять, что это за вещество. Шарикъ величиною былъ мене куринаго яйца, совершенно круглый, разрзанный пополамъ представлялъ въ средин ядро, мы заключили что это молюскъ, никмъ неописанный, а слдовательно неизвстный.
Надобно было переправляться на другую сторону пролива. Бурятъ размахнулъ веслами, на корм никого не было. Вода въ Байкал прозрачна какъ хрусталъ, мы смотрли въ глубину, и видли какіе огромные камни на дн моря и какъ они безпорядочно взгромождены одинъ на другой. Наконецъ глубина увеличилась и дно исчезло. Проливъ волновался порядочно, лодка сильно качалась, а Бурятъ гребъ безъ всякой снаровки. Мы немножко призадумались. Начали совтовать ему держать въ разрзъ волнамъ, оказалось, что Бурятъ не понимаетъ русскаго языка. Хорошо, что казакъ бывшій при насъ говорилъ кое-какъ по-монгольски и облегчилъ наши объясненія. Каждый изъ насъ хотлъ править кормою, но весла не было, не было даже шеста. Буряты худые мореплаватели, лодка у нихъ русская и пріобртена непозже, какъ въ начал ныншняго столтія. Перевощикъ избранъ цлымъ обществомъ изъ самыхъ смлйшихъ и отважнйшихъ.— Вода и море не въ характер Бурятъ, со временъ глубокой древности они принадлежатъ къ народамъ степнымъ.— Имъ даже лсъ не по вкусу: монгольская степная лошадь ни за что не пойдетъ въ лсъ, она боится каждаго дерева, куста сколько-нибудь значительнаго.
Наконецъ мы переправились на островъ Ольханъ, и по узкой ложбин, между каменистыми горами, пошли пшкомъ къ ближайшему бурятскому улусу, гд и остановились на ночлегъ.
Островъ Ольханъ въ длину простирается верстъ на сто, а въ ширину верстъ на пятдесятъ. Отъ матераго берега лежитъ въ двухъ верстахъ, а мстами дальше. Онъ весь покрыть горами, которыя возвышаются по мр приближенія къ южному берегу. Большая часть этихъ горъ покрыта лсомъ, листвяничнымъ и сосновымъ. На немъ нтъ значительныхъ рчекъ, но кое-гд текутъ ключики. Ясное доказательство, что горы здшнія состоять не изъ гранита, который тянетъ изъ воздуха влагу, и пропустивъ ее сквозь волосяныя свои трубочки, выпускаетъ уже водою. Ольханъ слово монгольское, значитъ сухой,— названіе совершенно характеристическое. На немъ обитаетъ два рода ольханскихъ Бурятъ, чрезвычайно разсянно, по узкимъ ложбинамъ. Иногда подобная ложбина тянется между двумя перпендикулярными утесами, какъ бы между двумя стнами. Живущіе вдали отъ береговъ копаютъ колодцы для пойла скота. Здшніе Буряты необыкновенно дики, между ними найдется много такихъ, которые не бывали на матерой земл, не видали Русскихъ. Скотоводство, звриные и рыбные промыслы даютъ небогатое содержаніе, о земледліи нечего и думать.— Многіе изъ Бурятъ зимою переходятъ по льду со всмъ имуществомъ, и поселяются на другомъ берегу Байкала, гд кочуютъ сородцы ихъ, Буряты кударинскіе.
Восточный конецъ острова оканчивается рядомъ камней, высоко-поднимающихся изъ воды, наподобіе столбовъ. Само-собою разумется, что Буряты поселили здсь духа и при случа клянутся этимъ камнемъ.
Здсь Буряту нтъ возможности приготовить на зиму сна, а потому и покупаютъ его на другой сторон Байкала, у Бурятъ кударинскихъ.
Рыбу омулей промышляютъ подо льдомъ неводами съ 1-й недли великаго-поста до мая мсяца, когда Байкалъ разбиваетъ втрами. Рыбу отвозятъ въ Иркутскъ, для продажи. Недавно стали отправляться на верхнюю Ангару, артелями человкъ по 10 и по 20, ловить омулей. Нкоторые нанимаются у крестьянъ косить сно, для чего нужно прохать верстъ 80 до русскихъ жилищъ.
Островъ Ольханъ съ противолежащаго берега, отъ Туркинскихъ горячихъ водъ, представляется громадою высокихъ горъ, неутесистыхъ однакожъ, по довольно отлогихъ, видны и камни на верхней или восточной изголови, торчащіе изъ воды. Ольханъ виднъ и съ водянаго пути отъ лиственичной станціи къ Посольскому Монастырю, на ту сторону Байкала. Тутъ примтно даже его отдленіе отъ матерой земли.
Русскіе узнали островъ Ольханъ въ 1643 году. Казачій пятидесятникъ Курбатъ Ивановъ отправленъ былъ изъ Якутска съ 75-ю человками, по большей части промышленниковъ, къ Байкалу. Онъ шелъ по ркъ Лен вверхъ, до крайней возможности.— Отъ кочевавшихъ Бурятъ узналъ онъ о мор Байкал, нашелъ его, и увидвъ большой островъ Ольханъ, переправился на него на плотахъ, нашелъ Бурятъ, разбилъ ихъ въ первомъ сраженіи, и обложилъ ясакомъ. Бурятъ было тогда боле тысячи душъ, но Ивановъ не разсудилъ строить на Ольханъ острогъ, даже не было поставлено зимовье, вроятно потому, что не нашли удобнаго мста. Это покореніе ольханскихъ Бурятъ было первое и послднее,— по-крайней-мр въ архивахъ нтъ свидтельствъ о другихъ предпріятіяхъ противъ Ольханцовъ.
У Бурятъ забайкальскихъ есть преданіе, что на одной высочайшей гор острова Ольхана стоитъ большой таганъ, принадлежащій Чингисъ-Хану, а какъ онъ попалъ туда, никто не берется объяснить. Чингисъ-Ханъ не бывалъ даже на берегахъ Байкала, а объ остров Ольхан даже не слыхалъ, будучи занятъ войною съ сильнйшими народами. Для Бурятъ все отдаленное, невдомое носитъ печать таинственности и населяется чмъ-нибудь необыкновеннымъ.
Мы провели на остров Ольхан цлыя сутки, здили верхомъ по узкимъ ложбинамъ, поднимались на горы, спрашивали Бурятъ о ихъ жить-быть, но получили отвты неудовлетворительные, во-первыхъ потому, что имли плохого переводчика, а главное Буряты не понимали нашихъ вопросовъ, — понятія ихъ весьма ограничены. Ботаники мало нашли любопытнаго на Ольхан, одна только трава измоденъ (Baltaa lunata) удовлетворила ихъ. Травка эта ростетъ и на матерой земл. Она выбираетъ возвышенныя равнинны, а пересаженная въ огородъ засыхаетъ. Измоденъ походитъ на ерань, такіе же многоразрзные, толстые, мохнатые листы, такіе же бло-желтоватые цвты, только нтъ запаха. Трава эта, лтъ 20 назадъ сильно вошла въ употребленіе, какъ единственное средство отъ водяной болзни, потомъ брошена, теперь Германія опять принялась за измоденъ и выписываетъ изъ Сибири смяна этой травы.
Мы сли въ лодку, въ воздух совершенная тишина, что большая рдкость на Байкал, солнце склонилось къ запалу, и лучи его скользили по гладкой поверхности моря.
Только изрдка появлялась рябь на вод полосами и чрезъ нсколько минутъ исчезала. Воздухъ въ глубокихъ стремнинахъ, примыкающихъ къ озеру, безпрестанно измняется въ температур отъ солнечныхъ лучей, и нарушившееся равновсіе обнаруживается теченіемъ холода, падаетъ на воду и производитъ легкую рябь.
Намъ захотлось полюбоваться живописными пустынными берегами Байкала, пустились вдоль подл берега, и были удовлетворены сверхъ ожиданія: — на мыс, выдавшемся въ море, мы замтили какъ бы движущихся людей и скотъ. Обратились съ вопросомъ къ нашему гребцу.— Онъ посмотрлъ и тотчасъ отвчалъ: Тунгусы. Тунгусы, закричали мы, греби сильне и приваливай къ нимъ. Тунгусы были отъ насъ почти въ верст. Мы боялись, чтобъ они, увидя насъ, не откочевали, а всмъ намъ хотлось видть Тунгусовъ, лсныхъ обитателей, почти дикихъ, питающихся мясомъ добытымъ зврей.— Тунгусъ рдкость въ Сибири, не каждому приведется видть его. Они бродятъ въ горахъ и рдко приближаются къ русскимъ селеніямъ.
Наконецъ мы доплыли до Тунгусовъ и вышли на землю. При усть рчки стояли дв берестяныя юрты, около которыхъ бродили олени. Тунгусы стояли подл юртъ и глядли на насъ безъ робости, безъ свирпости, но спокойно — равнодушно.
Здорово! сказали мы имъ. Дорово! отвчалъ одинъ Тунгусъ.— Что вы здсь длаете? Отвтъ былъ на тунгузскомъ язык, котораго никто не понималъ.— Тунгусъ, примтивъ наше незнаніе, заговорилъ по-бурятски, тогда, при помощи бурята гребца и нашего казака, мы поняли, что тунгусы пришли на берегъ Байкала для рыбной ловли. Какъ же вы ловите рыбу?спросили мы.— Стями отвчалъ Тунгусъ. Нужда первая учительница. Тунгусы плетутъ сти изъ тонкихъ оленьихъ жилъ, которыя сучатъ какъ нитки, иногда для стей покупаютъ они нитки у Русскихъ, разумется мною на шкурки блокъ, лисицъ и т. п. Рыба изъ моря идетъ въ каждую рчку, Тунгусы погружаютъ свою сть въ самомъ усть, и вынимаютъ ее за концы, какъ заборъ, вверхъ по рчк. Иногда попадетъ пары дв сиговъ, харюзовъ, окуней и т. п., иногда ровно ничего.
сть нечего, Тунгуска беретъ желзный совокъ, идетъ ро берегу, или поднимается на гору, и выкапываетъ луковицы сараны, корни полигонумъ, піоновъ и т. п., — все это обмоетъ, положитъ въ котелъ, нальетъ воды и кипятитъ. Корни увариваются, Тунгуска растираетъ ихъ чумичкою и длаетъ родъ каши, прибавляетъ оленьяго молока, и вся семья сыта.— Природа везд готова удовлетворять первыя наши потребности, на каждомъ шагу для насъ пища.— Вольно жъ было намъ удалиться отъ нея?
А какъ простъ домъ Тунгуса, какъ легко и скоро построить его. Тунгусъ останавливается на избранномъ мст и тотчасъ срубаетъ десятокъ шестовъ, связавъ ихъ вверху веревкою изъ витой березы или ивы, расширяетъ нижніе концы и ставитъ на землю, выходитъ конусъ. Его одваетъ онъ оленьими кожами, или берестою, наверху оставляетъ отверстіе, домъ готовъ, внутри посредин вбиваетъ въ землю три камня, ставитъ на нихъ котелъ, подъ которымъ разводитъ огонь,— кухня готова.
Мы заглянули въ юрту, тамъ валялось нсколько звриныхъ шкуръ, на которыхъ сидла Тунгуска и кормила грудью ребенка, тутъ же стояли кожаныя сумы, сдланныя наподобіе ящиковъ. Тутъ все имущество Тунгуса. Два ящика соединены широкимъ ремнемъ, и когда нужно перекочевать, ихъ кладутъ на спину оленя.
Одежда на Тунгусахъ была русская крестьянская, а на Тунгуск что-то бурятское.
— Долго ли вы здсь простоите? спросили мы.
— Покуда будетъ попадаться рыба, а тамъ пойдемъ къ другой рчк. Бабы станутъ ловить рыбу, а мы съ ружьями пойдемъ въ лсъ. Богъ дастъ что-нибудь.
— Неужели вы довольны образомъ вашей бродячей жизни? Вы терпите голодъ, холодъ, снги, дожди, втры, а Русской, смотрите, живетъ въ теплой изб и не боится непогоды, у него скотъ, пашня, хозяйство.
— Тунгусъ веселъ, соскучилось — онъ идетъ на другое мсто, не знаетъ трудовъ, ему Богъ даетъ все, онъ не запасаетъ ни пищи, ни дровъ, у него все готово на каждомъ шагу.— Въ лсу зври и птицы, въ вод рыба, а въ земл коренья. Мы привыкли къ этой жизни, а въ русской изб жарко, душно, мы умремъ.
— А зимою, въ трескучіе морозы, во-время сильныхъ втровъ, юрта не защититъ васъ.
— Зимою мы становимся въ густомъ лсу, гд нтъ втра, покрываемъ нашу юрту двумя рядами кожъ, разводимъ большой огонь, а спать ложимся подъ шкуры, лишь бы нашлось что пость, а морозы сытому бездлица.
— Ну, а случается, напримръ, ничего не сть сутки двои, трои?
— Рдко, не каждый годъ. Тунгусъ терпитъ голодъ трои сутки, а когда Богъ ничего не дастъ на четвертыя, тогда колемъ оленя. Эта бда случается зимою. Море замерзло, въ лсахъ глубокіе снга, не поднимаютъ человка на лыжахъ, тогда мы подкочевываемъ къ русскимъ деревнямъ и беремъ състное въ долгъ, подъ блку, подъ лисицу.
— Бываетъ ли вамъ когда скучно?
— Бываетъ, когда сть нечего!
Мы слушали Тунгуса съ удивленіемъ и раздлились на партіи — одна, половина ободряла его философію, другая отвергала. Вообще не нравилась она всмъ любившимъ пость, попить и пороскошничать. У насъ былъ порядочный запасъ булокъ, чаю и сахару, мы наградили Тунгусовъ этимъ лакомствомъ. Въ простот сердца, они нетолько не благодарили насъ, но видя нашу щедрость, попросили курительнаго табаку. Мы дали сколько могли, и Тунгусы тутъ же закурили изъ своихъ деревянныхъ трубокъ. Дымъ поглощали весь, и когда начинали говорить, онъ валилъ у нихъ изо рта и ноздрей, какъ изъ трубокъ.
— Каковъ нашъ табакъ?
— Хорошъ, только слабъ, совсмъ не забираетъ, будто сно, мы куримъ черкасской, и на половину прибавляемъ къ нему крошеной пихтовой коры.
Тунгуска, досел скрывавшаяся въ юрт, почувствовала табачный запахъ, вышла изъ дверей и смиренно прижалась къ юрт. Мы удлили и ей частицу табаку. Не теряя времени, она вынула откуда-то свою трубку и тотчасъ закурила. Такъ не одн же наши дамы и двицы любятъ курить табакъ. Дикарки не уступаютъ имъ въ этой забавной мод. Надобно согласиться, что табакъ перешёлъ къ образованнымъ европейцамъ отъ дикихъ Американцевъ, слдовательно, наши дамы и двицы подражаютъ дикаркамъ. Удивительно, какъ могло распространиться употребленіе этой вредной травы, которая съ перваго разу производитъ тошноту и рвоту!
Въ любопытномъ разговор съ Тунгусами, мы не примтили, что солнце закатилось, насталъ вечеръ. Мы не разсудили плыть обратно, а ршились ночевать на берегу рчки. Казакъ нашъ срубилъ дна кола съ развилинами на верху, вбилъ ихъ въ землю на сажень разстоянія одинъ отъ другаго, положилъ въ развилины перекладину, потомъ нарубилъ втвей и покрылъ ими сверный бокъ, одинъ конецъ лежалъ на земл, другой на перекладин. Вышелъ наметъ, передъ нимъ развели огонь. Мы напились чаю и, завернувшись въ шинели, легли подъ наметъ. Правда, что съ моря дышалъ холодъ, но огонь не допускалъ его до насъ. Вскор мы уснули крпкимъ сномъ, и когда пробудились, солнце было высоко. Теперь только мы замтили, что весла отъ нашей лодки лежали у насъ въ головахъ. Это для чего? спросили мы у казака.
— Для того, отвчалъ онъ, чтобы гребецъ нашъ Бурятъ не уплылъ одинъ назадъ, когда мы спали.
— Да какъ онъ сметъ покинуть насъ здсь однихъ?
— У нихъ свои понятія, наскучило — онъ идетъ домой, не заботясь о другомъ.
Все наше имущество и състные припасы были съ нами, возвращаться назадъ въ Степную Думу было не зачмъ. Одинъ изъ насъ подалъ мнніе: не лучше ли будетъ плыть въ Иркутскъ водою, сперва подл берега Байкала, а потомъ ркою Ангарою. Мнніе это было одобрено всми. Плыть хорошо, только на чемъ? Ольханскую лодку нельзя было угнать въ Иркутскъ, откуда она возвратилась бы мсяца черезъ два, и Буряты, остались бы безъ перевоза. Казакъ разршилъ наше недоумніе.— Отсюда, говорилъ онъ, верстъ 30 до устья рчки Бугульдеихи. Если море будетъ такъ же тихо, какъ было вчера и теперь, мы къ вечеру приплывемъ къ устью рчки, а тамъ непремнно есть русскіе рыбаки, они два или три раза въ недлю плаваютъ съ рыбою въ Иркутскъ, и вотъ вамъ попутчики. Только надобно уговорить нашего гребца Бурята, дайте ему пятирублевую ассигнацію и дло будетъ слажено.
Бурятъ недолго сопротивлялся, пятирублевая произвела на лицъ его улыбку.— Только дайте же мн записку, что вы заставили меня плыть до рчки Бугульдеихи, а то въ Степной Дум не поврятъ мн.
Мы напились чаю, простились съ Тунгусами и поплыли на гребляхъ по Байкалу, въ полуверст отъ берега.— Природа пустынна и дика, весь берегъ состоитъ какъ бы изъ одной сплошной горы, разрзанной мстами глубокими стремнинами, или, по здшнему, падями, на дн которыхъ непремнно текла рчка или ключъ. Въ иныхъ мстахъ горы спускаются прямо утесами въ море, въ иныхъ мстахъ есть отлогіе, узкіе берега. Съ часъ мы сидли въ лодк, сдлалось скучно: вода и гора все одно и то же. Мы велли привалить къ берегу и пошли пшкомъ, кто ботанизировалъ, кто поднималъ камушки съ берегу.— Между ними находили мы нефриты зеленоватые и черные. Но всего занимательне была бодяга (spangia baikalensis.) Она походила на втвистый кораллъ, но состояла изъ ноздреватаго срожолтаго вещества. На глубин пяти саженъ видно, какъ ростетъ она на дн моря, по большимъ камнямъ.— Волнами отрываетъ ее и выкидываетъ на берегъ.
Въ полдень мы остановились, вскипятили чайникъ, напились чаю и растянулись въ лодк какъ мертвые, и когда проснулись, устье рчки Бугульдеихи было у насъ въ виду. Какое счастіе! мы нашли здсь рыбаковъ, которые съ лодками, полными харицовъ и сиговъ, отправлялись завтра поутру въ Иркутскъ. Назавтра мы встали до восхожденія солнца, дулъ баргузинъ, втеръ намъ попутный, сли въ дв лодки, подняли парусь, и маршъ впередъ. Въ иныхъ мстахъ мы шли въ полуверст отъ берега, въ другихъ дале, если впереди былъ какой-нибудь мысъ. Качка была самая ничтожная, и никто изъ насъ не почувствовалъ морской болзни. У станціи Голоустной видна широкая равнина, горы удалились отъ рчки и морскаго берега, въ 19 верстахъ отсюда стоитъ на берегу пустынная станція Кадильная, она содержится только зимою, когда путь черезъ Байкалъ лежитъ по льду. Мы не плыли, а летли.— Часа черезъ три зачернлъ вдали мысъ Листвяничный, мы его обогнули, увидли на берегу станціонный домъ и этапъ для препровожденія арестантовъ. Отсюда увидли истокъ Ангары. Море какъ бы раздлилось на два пролива: правой пошелъ въ Ангару, а лвой въ Култукъ или югозападное окончаніе Байкала, высокій горный мысъ стоитъ какъ неприступная твердыня и раздляетъ воды ца два отдленія. Налво, на другой сторон моря, видны горы, покрытыя снгомъ, онъ возвышаются недалеко отъ устья рчки Снжной. Среди лта снгъ не стаиваетъ, но садится и темнетъ.
Отъ Листвяничной станціи мы вышли изъ втра и должны были плыть на гребляхъ. Вскор оказалось теченіе моря въ Ангару, и это называется по сибирски поносомъ, отъ слова нанесло. Болзнь же поносъ называютъ Сибиряки мутомъ. Быстрина увеличивалась по мр приближенія къ истоку рки Ангары. Вдругъ мы увидли порогъ, гряда камней, высунувшаяся изъ воды, стлалась отъ одного берега до другаго. Рыбаки держали нашу лодку ближе къ правому берегу, тутъ въ порог есть ворота, называемыя Береговыми, глубина въ нихъ полтора аршина. Дале въ Ангару есть другія ворота, ихъ зовутъ Ангарскими, глубина боле двухъ аршинъ. Почти посредин порога возвышается изъ воды огромный камень конусомъ. Его называютъ шаманскимъ камнемъ, какъ и все необыкновенное. Бакланы избрали его мстомъ отдохновенія и окрасили въ блый цвтъ.
Едва мы приблизились къ воротамъ и кормовой прочиталъ молитву, какъ вдругъ насъ промахнуло черезъ порогъ, такъ что едва успли мы разсмотрть камни, лежащія подъ водою, на дн и по сторонамъ. Трудно представить что-нибудь быстрое Ангары ниже порога, трудно представить силу, которая могла бы остановить стремленіе поды. Ангара здсь шириною дв версты, и двухъверстная масса воды рвется черезъ камни, давимая сзади цлымъ озеромъ. Въ Америк рка Ореноко течетъ въ мор около 30 верстъ, быстрота необыкновенная, но еслибы Ангара изъ пороговъ падала въ море, теченіе ея видно было бы верстъ на 50.
Не успли мы освободиться отъ страха, какъ лодки наши поворотили къ берегу и остановились у Никольской-пристани, гд возвышается деревянная церковь. Эта пристань есть заливъ рки Ангары, теченіе въ немъ очень умренное. Ни въ какіе морозы не замерзаетъ здсь Ангара, однакожъ въ народ сохраняется преданіе, что годовъ сто назадъ ледъ рки Ангары, сомкнулся съ байкальскимъ. Этому поврить трудно, потому-что въ продолженіе ста лтъ непремнно повторилось бы подобное явленіе. Теперь Ангара не замерзаетъ верстъ на 20 отъ Байкала, и служить убжищемъ запоздавшимъ уткамъ. Говорятъ, что зимою утка, изнуренная плаваніемъ по быстрйшей рк, выходить на ледъ, чтобъ отдохнуть, и примерзаетъ лапками.
Ангара — слово монгольское, значитъ щель, трещина. Въ-самомъ-дл, горы какъ бы треснули въ томъ мст, гд выходить изъ Байкала Ангара, и слды этой трещины видны въ подводныхъ камняхъ. Слово Ангара есть въ языкахъ манжурскомъ и якутскомъ.
Изъ Никольской-пристани пустились мы внизъ по Ангаръ, быстрота ужасная, лодка наша колыхалась какъ бы отъ волнъ, по правому берегу тянули бичевою судно.— Работники падали на колна отъ усилій, а судно едва, едва подавалось впередъ.
Берега Ангары худо населены. На разстояніи 60 верстъ до Иркутска, мы видли на правой сторон только четыре деревни, въ одной изъ нихъ деревянная церковь, на лвой же дв деревушки безъ церквей. Левой берегъ гористъ и неудобенъ къ населенію, зато горы эти покрыты дремучимъ лсомъ, который легко плавить въ Иркутскъ. 60 верстъ мы пролетли въ 5 часовъ: теперь судите какова быстрина рки. Говорятъ, что на этомъ пространств Ангара иметъ паденія 60 саженъ.— Мало! судя по быстрин, что значить сажень склоненія на одной верст! ее не почувствуетъ даже пода и останется въ спокойномъ состояніи.
Иркутскъ показался намъ великолпнымъ городомъ посл пустоты, къ которой присмотрлись наши глаза.