ПОД ВПЕЧАТЛЕНИЕМ ПУШКИНСКИХ ДНЕЙ 1899 ГОДА
Под впечатлением пушкинских дней 1899 года, Черняев Николай Иванович, Год: 1899
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Пушкинист: Сборник Пушкинской комиссии ИМЛИ им. А. М. Горького. Вып. 1
М., ‘Современник’, 1989.
…Безвременная смерть Пушкина была для России тяжким и ничем невозградимым ударом. Если б современники великого поэта, все без исключения, знали Пушкина и понимали, кого они в нем лишились, вся страна облеклась бы в глубокий траур и кончина ‘раба Божьего Александра’ оплакивалась бы на всем пространстве империи как тяжкое, всенародное и национальное горе. Не забудем, что Пушкин умер в расцвете сил и мощного дарования, когда носил в себе неисчерпаемый родник творческих замыслов и великих созданий. Его смерть положила конец тем грандиозным надеждам, которые возлагались на него лучшими людьми России.
С чувством благоговения и благодарности должен вспоминать каждый русский о Пушкине как о своего роде Прометее, у которого мы все находимся в неоплатном долгу.
Перечитывая Пушкина, поражаешься размерами и мощью его гения. Пушкин был один из величайших поэтов, когда-либо рождавшихся на земле. Он был убит в такие годы, когда Шекспир, Мольер, Сервантес, Гёте и так далее еще не написали ничего великого и только приступали к тем созданиям, которыми обессмертили себя, и несмотря на то,— несмотря на все невзгоды своей жизни,— Пушкин упрочил за собою право на славу мирового поэта. Что же, если бы он дожил до таких лет, до каких дожил Гёте? Что же, если бы он осуществил хотя те творческие замыслы, которые преследовали его в последние годы жизни? Он затмил бы и оставил бы за собою чуть ли не всех великих поэтов. А что Пушкин осуществил бы свои замыслы,— в этом нет никакого сомнения. Порукою за то служат многосторонний размах его гения, широкий кругозор Пушкина, его страстная любовь к искусству, его необычайная плодовитость, его железное здоровье и та изумительная легкость, с которою он творил. Как поэт Пушкин рос не по дням, а по часам, словно сказочный богатырь, предназначенный к невиданным под солнцем подвигам. Каким же титаном сделался бы этот богатырь, если б нить его жизни не была оборвана, когда он только что сознал необъятное богатство тех даров, которыми осыпало его Провиденье? Подобно Рафаэлю и Моцарту, Пушкин рано сошел в могилу. И странное дело: он как бы предчувствовал, что не будет долго жить. Мысль о смерти преследовала его с молодых лет, и он почти был уверен, что не достигнет старости. ‘Мы, любимцы богов, недолговечны’,— сказал он как-то полушутя, полусерьезно в обществе своих друзей, когда зашла речь о возрасте, до которого доживали великие поэты, художники и музыканты. Эти слова оказались пророческими для Пушкина. Пушкин жил недолго, но сделал столько, что русская мысль доселе не может разобраться в оставленном ей наследии, доселе не может подвести его итогов, доселе не может как следует понять его значение и впитать в себя те духовные сокровища, которыми изобилует поэзия Пушкина. Теперь уже никто не решится ‘с детской резвостью’ колебать треножник великого поэта, но пройдет еще не один десяток, а может быть и не одна сотня лет прежде, чем поймут Пушкина во всей его бездонной глубине и во всех изгибах его гения. Шопенгауэр где-то заметил, что великие поэты и мыслители передают людям свои творения через головы нескольких поколений. Это замечание можно целиком отнести к Пушкину. Россия только тогда поймет и оценит надлежащим образом поэзию Пушкина, когда наша образованность и культурность дадут нам возможность возвыситься до постижения пушкинского творчества, пушкинских идеалов. А покамест в деле понимания Пушкина мы все еще блуждаем как в потемках, до сих пор мы еще подобны карликам, которые никак не могут стать лицом к лицу великана и заглянуть ему в глаза.
Значение Пушкина можно определить в немногих словах: Пушкин был великим русским и великим мировым поэтом.
По глубине и многосторонности своего гения Пушкин представляет в полном смысле слова исключительное явление. Эсхил, Софокл, Эврипид, Аристофан, Шекспир, Мольер были только драматурги, Сервантес, Вальтер Скотт, Диккенс, Теккерей и т. д. были только романисты, Петрарка, Данте, Байрон писали только стихами. Пушкин же равно велик и в лирике, и в эпосе, и в драме. Он был не только гениальным поэтом-стихотворцем, но и гениальным поэтом-прозаиком. Он чувствовал себя мощным властелином во всех областях поэзии. С равным совершенством он владел всеми ее формами и в этом отношении не имел соперников. По разносторонности дарования с ним можно сравнить разве только одного Гёте, но в лучших созданиях Гёте, особенно в его ‘Фаусте’, постоянно чувствуется, как метко выразился Гоголь, что-то ‘наукообразное’. Этого нет у Пушкина. Его поэзия исполнена идеальной красоты и никогда не утратит своего влияния над умами и сердцами. Его поэзия навсегда остается вечно юною. Его произведения всегда будут служить дивными образцами, предметами изучений, удивления и восторгов. Творя во всех областях поэзии и рано сойдя в могилу, Пушкин не написал и десятой доли стольких драм, сколько их написал Шекспир, Пушкин не написал и десятой доли стольких романов, сколько их написал Вальтер Скотт, но, во-первых, он написал в общем немало, а во-вторых, все, что написал он в зрелые годы, дивно прекрасно и может выдержать какое угодно сравнение. Каждый первоклассный поэт обеими руками подписался бы под такими вещами, как ‘Капитанская дочка’, ‘Евгений Онегин’, ‘Борис Годунов’, ‘Моцарт и Сальери’, ‘Каменный гость’ и пр., и пр. Даже такие произведения, которым Пушкин не придавал большого значения, как, например, ‘Граф Нулин’ или ‘Домик в Коломне’, были бы заметны в собрании сочинений любого из гениальных поэтов. Не говорим уже о небольших стихотворениях Пушкина: лучшие из них — это такие роскошные жемчужины поэзии, прелестнее которых ничего нельзя себе представить.
Пушкина еще мало знают на Западе, но те иностранные критики, которые имели и имеют о нем ясное понятие, всегда отдавали должную дань справедливости Пушкину и его поэзии. Если Пушкин еще не настолько известен за границею, как другие великие поэты, то это значит только, что против нашей родины все еще существует в Европе сильное предубеждение. Когда это предубеждение исчезнет, имя Пушкина будет греметь во всем цивилизованном мире наряду с именами других великих поэтов, одинаково близких всем народам. Тому, что теперь Пушкин известен только в России и среди славян, нечего удивляться. Давно ли упрочилась слава Шекспира на европейском континенте? Сравнительно очень недавно. А во Франции Шекспира и теперь еще понимают лишь очень немногие. Пушкин был чужд всякой заносчивости, но он не мог не сознавать своих необъятных сил и колоссальных размеров своего гения. Незадолго до своей смерти он написал:
Нет! весь я не умру!
Душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит —
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.
Пушкин был прав: такие поэты, как он, никогда не забываются и никогда не утрачивают своего значения. Он мог бы быть забыт лишь в том случае, если бы в людях иссякло чувство прекрасного, а вместе с ним и потребность в искусстве. А так как этого никогда не случится, то смело можно сказать, что известность Пушкина с каждым годом будет расти все больше и больше по мере выяснения той неувядаемой красоты и той художественной глубины, которыми отличается его поэзия. <,…>, Чем больше будет развиваться наша образованность, тем больше будет расти и его слава, ибо каждое поколение будет находить в Пушкине что-нибудь новое для себя — что-нибудь такое, что недостаточно было понято и оценено или даже совершенно упущено из виду предшествовавшими поколениями. Изучать Пушкина — то же самое, что изучать Рафаэля, Шекспира и Моцарта: о нем никто и никогда не скажет ‘последнего слова’, так же точно, как никто и никогда не скажет ‘последнего слова’ о тайнах природы и человеческой души.
Пушкин важен для России не только как поэт, но и как единственное живое доказательство способности русского народа к самобытному творчеству. С тех пор, как Петр Великий приобщил нас к европейской цивилизации и сблизил нас в Европою, иностранцы не перестают задавать нам вопрос: ‘Где ваши права на мировую роль? Чем заявили вы себя в науке и искусстве? Вы умеете только подражать и перенимать плоды чужих трудов, чужого ума и чужого гения!’ С тех пор, как появились в печати величайшие создания Пушкина, нам не трудно доказать иноземцам, даже мало знакомым с историей России, что русский народ не обделен Провидением духовными дарами, что лучшие русские люди вправе думать о самобытной русской культуре и что она будет не менее своеобразна и роскошна, чем культура западноевропейских народов. Народ, имеющий такого поэта, как Пушкин, может без хвастовства говорить о своей даровитости и считать себя самобытным. Народ, давший человечеству Пушкина, смело может смотреть в свое будущее и не падать духом оттого, что у него нет еще таких ученых, как Кеплер и Коперник, таких изобретателей, как Уайт и Фультон, таких мыслителей, как Декарт и Лейбниц. Наша образованность — очень молодая образованность, и если тем не менее она уже успела породить Пушкина, значит ей некому и нечему завидовать. Кто усомнится в русской даровитости и в способности русских людей идти своим путем, тому стоит только вспомнить о Пушкине и вчитаться в него, и он поймет, как нелепы толки о том, что русский народ силен лишь чужим умом, своею численностью, да пространством своей территории. Создавая свои великие произведения, Пушкин тем самым давал надежную опору для русского национального самосознания и подготовлял прекращение того духовного иноземного пленения, в котором находится наше общество со времени петровской реформы.