В ПУШКИНСКИЕ ДНИ 1899 ГОДА…
(Страничка из истории московской Поливановской гимназии)
Публикация М. В. Рыбина
ПОЧЕМУ ТАК ТОРЖЕСТВЕННО
ПРЕДПОЛАГАЕТСЯ ЧЕСТВОВАТЬ
СТОЛЕТИЕ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ А. С. ПУШКИНА?
ПЛАН
Ученик 8-го класса Б. Бугаев.
Почему так торжественно предполагается чествовать столетие со дня рождения А. С. Пушкина, Белый Андрей, Год: 1899
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Встречи с прошлым. Выпуск 3
М., ‘Советская Россия’, 1978
С московской Пречистенкой (ныне улица Кропоткина) связаны многие имена выдающихся деятелей русской культуры. Здесь бывал Пушкин, здесь жил Денис Давыдов. В Пречистенской полицейской части, здание которой с пожарной каланчой сохранилось и доныне, сидел под арестом Герцен. По Пречистенке часто хаживал пешком Лев Толстой, по ней же он уезжал из Москвы в свою Ясную Поляну. Здесь сохранились интересные памятники архитектуры, много старинных дворянских особняков, каждый из которых может поведать многое из замечательного прошлого старой Москвы.
На Пречистенке, недалеко от Зубовской площади стоит дом под No 32 — трехэтажное здание, построенное в классическом стиле, с упругим ритмом колонн по фасаду. В XIX веке оно принадлежало генералу Степанову, потом купцу Пегову, а в конце века в нем помещалась частная гимназия, В советское время, в 1920-е годы, здесь была размещена Государственная академия художественных наук (ГАХН), один из важных научных центров советской Москвы, ныне здесь детская музыкальная и художественная школа.
Частная гимназия, существовавшая здесь, называлась Поливановской, по имени ее создателя и директора Льва Ивановича Поливанова (1838—1899), одного из замечательных деятелей русского просвещения.
Закончив историко-филологический факультет Московского университета в 1861 году и проработав учителем российской словесности в Мариинско-Ермолаевском училище, а позднее в 3-й и 4-й московских гимназиях, Л. И. Поливанов с 1868 года всецело посвятил себя работе в основанной им гимназии. Накопленный большой жизненный и педагогический опыт определил высокий уровень преподавания учебных дисциплин, которые были положены в основу выработанной самим Поливановым программы. Постепенно гимназия стала пользоваться широкой и заслуженной известностью в Москве. Главное внимание здесь уделялось изучению гуманитарных дисциплин. Учителя охотно поощряли занятия воспитанников переводами древних авторов, что способствовало лучшему усвоению языка, углубляло их знания в области истории, театра, литературы и, что наиболее важно, вырабатывало творческий подход к предмету.
22 октября 1893 года в речи по случаю торжественного празднования 25-летия основания гимназии Поливанов сказал: ‘Наша гимназия была избрана местом обучения тою средою русского общества, которая понимает, что как бы ни была страна сильна своими материальными силами, как бы обширны ни были ее размеры, сколько бы новых богатств ни открыла она в недрах своей земли, она будет бессильным трупом без многочисленного слоя граждан, вооруженных с детства серьезным гуманитарным образованием, законченным в университете трудом в области строгой науки. На всех поприщах нужны такие люди в стране, желающей жить достойною историческою жизнью’ (ф. 2191, оп. 1, д. 175, л. 11 об.).
Даже досуг гимназистов был продуман и организован так, что из постоянного общения с прекрасным возникала острая потребность в нем. Многие воспитанники участвовали в ‘Шекспировском кружке’, который был известен на всю Москву. На одном из спектаклей этого кружка присутствовал И. С. Тургенев. Некоторые учащиеся посещали лекции, литературные чтения, вечера, другие в свободное время самостоятельно изучали философию, историю культуры. Многим поливановцам суждено было внести свой вклад в развитие русской литературы. В разные годы Поливановскую гимназию закончили В. Я. Брюсов и Б. Н. Бугаев, известный потом под псевдонимом ‘Андрей Белый’.
Брюсов в своем ‘Дневнике’ за 1891—1893 годы и в своей автобиографической повести ‘Моя юность’ неоднократно упоминает ‘Льва’, как называли обычно Поливанова его ученики. Андрей Белый в своих воспоминаниях писал: ‘…скажу с гордостью: я ученик класса словесности Поливанова, и как воспитанник ‘Бугаев’, и как ‘Андрей Белый’ (А. Белый. На рубеже двух столетий. M-Л., 1931, стр. 290).
Богатство человеческой личности Поливанова полно и разносторонне раскрывалось не только в его педагогической работе. Он был известен как переводчик произведений Мольера, Корнеля и Расина. Перу этого замечательного просветителя-педагога принадлежит также много статей по русскому языку и литературе. Под редакцией Поливанова были изданы произведения Г. Р. Державина и Н. М. Карамзина, он писал о поэзии В. А. Жуковского и Я. П. Полонского. Но особенно благоговейно относился Поливанов к Пушкину, которому посвятил статьи — ‘Демон Пушкина’ (‘Русский вестник’, 1886, No 8, стр. 827—850) и ‘Александр Сергеевич Пушкин. Материалы для его биографии 1817—1825 гг.’ (‘Русская старина’, 1887, No 1, стр. 235—238). 1 февраля 1887 года на заседании Общества любителей российской словесности им была произнесена речь ‘Многосторонний интерес научных исследований о Пушкине’ (‘Московские ведомости’, 1887, 10.11, No 41). В этом же 1887 году под редакцией Поливанова увидели свет ‘Сочинения А. С. Пушкина с подробными объяснениями их и сводом отзывов критики’ в 5-ти томах, которые были удостоены золотой медали Академии наук. Поливанов являлся одним из крупнейших русских пушкинистов конца прошлого века. Здесь нельзя не упомянуть об одном событии, связанном с именем Пушкина, в котором принимал участие Поливанов. Речь идет о знаменитых пушкинских торжествах в Москве в 1880 году, на которых Достоевский произнес свою известную речь. Организационный комитет пушкинского праздника с приуроченным к нему открытием памятника поэту и экспозиции пушкинской выставки от имени Общества любителей российской словесности возглавлял Лев Иванович Поливанов.
О Пушкине Поливанов всегда рассказывал интересно, вдохновенно, с восторгом и самозабвением. ‘Кто из нас не помнит, с какой любовью и пониманием Л[ев] И[ванович], может быть, в сотый раз в жизни, но все с той же свежестью чувства читал перед нами какое-нибудь стихотворение Пушкина?’ — вспоминал Л. Л. Толстой, сын Льва Толстого (‘Русские ведомости’, 1899, 23.11, No 54). Андрей Белый впоследствии заметил: ‘…его требование: рассказать не от себя, а от Пушкина, по-пушкински, было апелляцией к процессу нашего вживания в стиль Пушкина…’ (‘На рубеже двух столетий’. М.—Л., 1931, стр. 281).
В Поливановской гимназии существовал своего рода культ Пушкина. И поэтому понятно, что накануне торжественного празднования 100-летней годовщины со дня рождения великого поэта, на выпускных испытаниях по российской словесности учащимся Поливановской гимназии предложили тему о юбилее Пушкина.
В ЦГАЛИ хранится одно из этих гимназических сочинений, посвященное пушкинским дням 1899 года (ф. 53, новое поступление). Оно интересно прежде всего тем, что убедительно показывает высокий уровень подготовки учащихся по русской литературе в стенах Поливановской гимназии, а также свидетельствует об их вдумчивом, творческом подходе к такой большой и ответственной теме. Оно, конечно, интересно и тем, что принадлежит гимназисту Борису Бугаеву, будущему поэту, писателю, литературоведу Андрею Белому.
I. Вступление (состояние литературы до Пушкина).
II. Главная часть (свойства пушкинской поэзии в связи со значением Пушкина для России). 1. Свойства поэзии Пушкина. А) Пушкин — изобразитель действительности. В) Пушкин — изобразитель действительности просветленной. С) Пушкин — поэт национальный. 2. Значение Пушкина для России.
III. Заключение (необходимость торжественного чествования Пушкина).
Состояние русской литературы до Пушкина не было особенно блестяще, с Ломоносова мы видим постоянное господство ложного классицизма. Всякий истинный талант, опутываемый искусственными теориями, угасал, нужна была необыкновенная энергия, чтобы не только уничтожить в себе стремление к подражательности, но и создать свое. Державин был крупным талантом, в его одах уже слышится мощная струя народности, но у него не хватило сил создать свою школу, отбросив манерность ложного классицизма, он не создал естественной грации, Этот недостаток пытался устранить Карамзин, который и дал литературному языку относительную грацию, но этой грации недоставало силы. Таким образом, у даровитейших предшественников Пушкина мы видим отсутствие полноты таланта.
Подобно тому, как аккорд соединяет различные ноты в одно гармоническое целое, Пушкин заключил в своем гении и народность Державина, и изящество Карамзина, только народность пушкинских произведений бесконечно глубже, непосредственней народности Державина, только изящество стихотворений пушкинских совершенней, естественней изящества языка произведений Карамзина.
Предшественники Пушкина переносили нас в мир фантастический, перед нами были то герои, которых мы никогда не видали в жизни, то идиллические картины, где выступали ‘пейзаны’ и ‘пейзанки’, пастухи и пастушки, то видения загробной жизни. Предшественники Пушкина полагали различие между жизнью и поэзией. Пушкин уничтожил это различие, он показал нам, что в самой обыденной действительности таятся художественные черты. Гораздо легче дать волю своей фантазии, чем изобразить художественную правду. Произведения Пушкина так и дышат этой художественной правдой.
Произведения Пушкина, полные художественной правды, примиряют нас с действительностью, показывая ее красоту. Чтобы изобразить красоту и художественность действительности, нужно видеть эту красоту, чтобы видеть ее, нужно стоять над жизнью, только тогда сливаются мелкие частности, так или иначе затемняющие от нас вечную правду, и жизнь является для нас просветленною, художественное изображение действительности предполагает творчество, которое есть не что иное, как провидение, как откровение. Все это мы видим у Пушкина. Как поэт стоял он высоко над обыденной жизнью и видел жизнь в ее общих, вечных чертах. Поэтому в Пушкине идеальное и реальное совпадают: реальное у него идеально, идеальное реально.
Как истинный гений Пушкин вполне народен, природа в его произведениях — наша природа, типы его — русские типы, достаточно указать хоть на Татьяну, Ольгу, Пимена, все русское привлекало Пушкина, везде у него видим воплощение русской национальности.
Значение Пушкина для России кроется в вышеупомянутых свойствах его поэзии, т. е. в художественной правде, в его отношении к действительности, а также в народности его произведений. Помимо высокого эстетического наслаждения стихотворения Пушкина дышат бодрым и светлым миросозерцанием, светлым и глубоким взглядом на жизнь.
Из этих же свойств его поэзии вытекает необходимость торжественного чествования Пушкина. В лице его мы поклоняемся национальному гению, чествуя Пушкина, мы тем самым чествуем нас самих: ведь и в нас бьется тот русский дух, который так сумел выразить Пушкин. Вот почему пушкинские праздники касаются лично всех, кому дорог поэт.
Пушкинское торжество есть вместе с тем торжество России, а также залог ее величия, оно показывает, что русский народ не забыл своего поэта и вместе с тем свою национальность.
Пушкинское торжество не есть только национальное торжество. Оно есть торжество общенародное, так как Пушкин был поэтом мировым. Отсюда является необходимость торжественного чествования столетия со дня его рождения.
Экзаменационная комиссия оценила это сочинение баллом ‘4’. Л. П. Вельский, преподававший в гимназии русский и греческий языки, так обосновал свою оценку: ‘Содержание отличается полнотою и обдуманностью. Изложение стройное и свободное. Незначительные недосмотры в знаках, промах в слове ‘искусственный’ и одна описка (русския типы) не препятствуют оценить сочинение это отметкой 4 (четыре)’. Член комиссии, учитель истории и географии В. Е. Гиацинтов написал следующее: ‘Некоторые неточности в слоге не препятствуют оценить сочинение баллом 4 (четыре)’. Далее следуют еще две подписи под аналогичными оценками.
Утверждение той плодотворной мысли, что художественный гений Пушкина есть глубочайшее выражение русского национального духа, особая акцентировка на народности его творчества и подчеркивание всемирно-исторического значения гения поэта, выходящего за национальные рамки России, представляются не случайными. Безусловно, эти мысли навеяны речью Достоевского на пушкинских торжествах в Москве в 1880 году, о которой, вероятно, Поливанов не раз рассказывал своим ученикам. Примечательно, что знакомство Андрея Белого с творчеством Достоевского относится приблизительно к 14 —15-летнему возрасту, т. е. по времени предшествует написанию его гимназической работы. Близость оценок творчества Пушкина, данная Достоевским и Андреем Белым, очень интересна в плане влияния мировоззрения Достоевского на творчество Андрея Белого, включая процесс формирования эстетических ценностей и поиск путей для выработки самостоятельного художественного метода. Самоочевидная близость позиций позволяет без преувеличения говорить о необыкновенно раннем воздействии Достоевского на Андрея Белого. Вместе с тем, как свидетельствует сам писатель, обращение к наследию Пушкина не только отвечало его внутренним потребностям, но и отражало общее стремление молодых умов, провозглашавших ‘назад к Пушкину’ от популярнейших в 1880-х — 1890-х годах С. Я. Надсона и А. М. Скабичевского’. (‘На рубеже двух столетий’, стр. 6). Оценки, содержащиеся в сочинении гимназиста Бугаева о Пушкине, раскрывают многие особенности отношения Андрея Белого к пушкинскому художественному наследию и являются одним из первых известных нам образцов его критических суждений. Сочинение не может быть рассмотрено только как ученическое, начисто лишенное творческой самостоятельности. На протяжении всей творческой жизни имя Пушкина привлекало Андрея Белого. Восприятие поэзии Пушкина менялось и не было однозначным, а интерес оставался постоянным. Тридцатилетие, отделяющее зрелый стиховедческий труд Андрея Белого ‘Ритм как диалектика и ‘Медный всадник’ от этого раннего гимназического опыта, служит лучшим доказательством правомерности такого утверждения.