Прибалтійскій Вопросъ. Внутреннія дла Россіи. Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’ и ‘Руси’. Введеніе къ украинскимъ ярмаркамъ. 1860-1886. Томъ шестой
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1887
По поводу Высочайшаго именнаго указа 10 сентября 1881 г.
‘Русь’, 19-го сентября 1881 г.
Тяжелое, грустное впечатлніе производитъ Высочайшій именной указъ 10 сентября, напомнившій намъ то, что мы, общество, такъ склонны забыть (и что бы такъ хотлось забыть!), но чего забывать не слдуетъ или еще слишкомъ рано,— т ужасы, которыми не дале какъ шесть мсяцевъ назадъ, и въ теченіи двухъ предшествовавшихъ лтъ, содрогалась Россія, — тотъ позоръ, которымъ она покрылась въ глазахъ всего міра,— тотъ страшный внутренній недугъ, который — вс мы это знаемъ — еще не искорененъ, еще продолжаетъ гнздиться въ нашемъ общественномъ организм. Это тяжелое чувство слышится и въ словахъ самого Высочайшаго указа’. ‘Незыблемость основныхъ началъ великихъ преобразованій минувшаго царствованія, а равно правильное и спокойное дйствіе учрежденій, на твердомъ основаніи общихъ законовъ установленныхъ, составляютъ наиболе прочный залогъ благоденствія и преуспянія дорогаго нашего отечества’, вотъ что исповдуетъ торжественно и во всеуслышаніе верховная власть, но — прибавляетъ она — ‘Мы не могли однакоже не признать, что прискорбныя событія и смута въ государств вызываютъ печальную’ (по истин печальную!) ‘необходимость допустить на время чрезвычайныя мры преходящаго свойства, для водворенія полнаго спокойствія’, и пр. Безъ сомннія вся Россія пойметъ, какъ не легко должно быть для новаго, молодаго царствованія, въ его первой, такъ-сказать весенней пор, надавать подобное ‘изъятіе изъ общихъ законовъ’, но кто же по совсти станетъ отрицать не только право, во и непреложную, хотя и тягостную обязанность для верховной власти установлять ‘въ исключительныхъ обстоятельствахъ настоящаго времени’ и мры также ‘исключительнаго’ характера? Кто отважится утверждать, что ‘исключительныя обстоятельства’ совсмъ для насъ миновали? Да сохранитъ Богъ Россію отъ новыхъ бдствій, но рдкій изъ насъ не трепещетъ подчасъ втайн при одной мысли о возможности возобновленія тхъ ‘преступныхъ посягательствъ’, о которыхъ напоминаетъ указъ… Повинуясь печальной, преходящей необходимости, верховная власть, какъ гласитъ указъ, обратила ‘вниманіе и на то, чтобъ эта временныя исключительныя мры соотвтствовали дйствительной потребности охраненія порядка и не подвергали излишнему отягощенію законные интересы врнаго Престолу населенія, несомннно искренно желающаго содйствовать сохраненію спокойствія и порядка’. Поэтому вс изданныя досел для борьбы съ ‘исключительными обстоятельствами’, узаконенія подвергнуты пересмотру, съ цлью составить особое ‘Положеніе о мрахъ въ охраненію государственнаго порядка и общественнаго спокойствія’, въ которомъ ‘были бы указаны съ большею чмъ нын точностью, съ одной стороны, предлы полномочій административныхъ начальствъ при чрезвычайныхъ обстоятельствахъ, а съ другой — сущность обязанностей возлагаемыхъ на населеніе исключительными обстоятельствами государственной жизни’.
Составленное на этихъ основаніяхъ Положеніе и обнародовано теперь правительствомъ. Оно устанавливаетъ два вида охраны: ‘усиленной’ и ‘чрезвычайной’. Послдняя, слава Богу, нигд нын не вводится, а поземельный, такъ сказать, объемъ охраны ‘усиленной’ (существовавшей и прежде, только подъ другимъ названіемъ) значительно противъ прежняго сокращенъ. Такъ извстно, что исключительныя полномочія Московскаго генералъ-губернатора простирались на Тульскую, Смоленскую и на многія другія губерніи, а теперь ограничены одною Московскою, въ Харьковскомъ генералъ- губернаторств отъ усиленной охраны освобождены Курская, Орловская и Воронежская губерніи, въ Одесскомъ — Екатеринославская и часть Таврической. Права, предоставляемый мстной администраціи даже при ‘усиленной’, не ‘чрезвычайной’ охран, все-таки чрезвычайны, во едвали превышаютъ т, которыми пользовалась администраціи и въ прежнее время для таковой же ‘борьбы съ крамолой’: напротивъ вводятся нкоторыя правила, нсколько ограждающія частныхъ людей отъ чрезмрнаго административнаго произвола. Такъ арестъ частнаго лица можетъ быть допущенъ только на опредленный срокъ (дв недли или мсяцъ), причемъ немедленно о всякомъ арест, произведенномъ административною или полицейскою властью сообщается прокурору съ подробнымъ разъясненіемъ основаній такой мры. Административная высылка можетъ совершиться не иначе, какъ по обсужденіи поводовъ къ высылк въ особомъ совщаніи, составленномъ изъ двухъ членовъ Министерства юстиціи и двухъ Министерства внутреннихъ длъ, подъ предсдательствомъ товарища министра внутреннихъ длъ, и съ утвержденія самого министра. Съ прочими подробностями Положенія читатели могутъ ознакомиться и сами, такъ-какъ оно воспроизводится нами вполн во ‘Внутреннемъ Обозрніи’.
Итакъ, мы вмст съ правительствомъ признаемъ ‘печальную’, еще продолжающуюся необходимость исключительныхъ административныхъ мръ въ нашемъ отечеств, для обезпеченія тишины и спокойствія, но другой вопросъ — въ какой мр достигается эта благая цль издаваемымъ нын Положеніемъ. Мы не считаемъ себя достаточно компетентнымъ судьею въ этомъ дл, здсь необходимъ извстный запасъ именно полицейско-административной опытности. Но мы знаемъ однако же одно, что полномочія администраціи, даже превышавшія т, которыя устанавливаются нын для ‘усиленной’ охраны, не только не предупредили событія 1 марта, но и дали преблагополучно, въ теченія нсколькихъ мсяцевъ, совершиться одному изъ самыхъ трудныхъ и сильныхъ подкоповъ на одной изъ самыхъ людныхъ улицъ Петербурга, именно на Малой Садовой: если взрывъ, грозившій опасностью цлому десятку тысячъ людей, не былъ произведенъ, то лишь по причинамъ — отъ административной охраны не зависвшимъ! Послдняя ничего не предупредила и ничему не помшала. Поэтому невольно приходишь къ заключенію, что если полиціи будетъ такъ же искусна и прозорлива, какъ она бала до сихъ поръ, то новая регламентаціи, или даже новый придатокъ административныхъ правъ и полномочій самъ по себ не придастъ ей ни ума, ни умнья. И наоборотъ: будь полиціи у насъ тмъ, чмъ бы ей слдовало быть, будь она, какъ говорится, ‘на высот своего призванія’, не было бы можетъ-быть и особенной надобности въ подобномъ усиленіи средствъ административной охраны. Сочетанье же чрезвычайныхъ полномочій администраціи съ неумлой полиціей легко можетъ привести къ напрасному отягощенію жителей, неокупаемому никакимъ удачнымъ результатомъ въ борьб съ крамолой.
Борьба съ крамолой! Само собой разумется что борьба съ ‘горстью тайныхъ злоумышленниковъ’, о которыхъ упоминаетъ Высочайшій указъ, иною и не можетъ быть какъ полицейскою. Ихъ надобно переловить, какъ дикихъ зврей, слдуетъ надяться, что скоро и во всемъ мір не найдется имъ почетнаго пристанища, и что ореолъ политическаго злодя не станетъ доле охранять неприкосновенность убійцы и поджигателя. Но этимъ не исчерпывается борьба съ самою крамолой или, точне сказать, съ духомъ крамолы. Нельзя же не видть, что эта горсть не рдетъ, и убылыя въ ней мста немедленно наполняются новобранцами. Стало-быть, есть контингентъ, изъ котораго вербуются эти новобранцы, стало-быть, есть постепенность послдовательнаго превращенія мирнаго, добронравнаго юноши въ отчаяннаго тайнаго злоумышленника, неистоваго, кровожаднаго, выпорожнившаго въ себ сердце и душу. Вдь не вдругъ же онъ сдлался такимъ! И вотъ, этотъ контингентъ узнать и изслдовать эти фазисы постепеннаго духовнаго превращенія или паденія наблюсти и изучить, — вотъ что было бы въ высшей степени важно, а для борьбы собственно съ духомъ- крамолы представляется условіемъ самымъ существеннымъ и едвали не единственнымъ. Мы уже въ самомъ начал изданія ‘Руси’, по поводу нкоторыхъ политическихъ судопроизводствъ, толковали о томъ, что въ длахъ, гд является на сцену дйствіе не просто личной злой воли, но злой воли совокупной, представляющей собою общее нравственно-теоретическое направленіе или опредленный политическій образъ мыслей, однимъ словомъ тамъ, гд обнаруживаются симптомы общественнаго недуга, духовной эпидеміи, не- достаточно однихъ вншнихъ пріемовъ и результатовъ формально-юридическаго процесса, имющаго одну лишь задачу: утвердить или отвергнуть фактъ преступленія. Для правительства и для общества не столько иметъ значенія казнь такова то преступника, сколько изслдованіе самаго недуга похищающаго столько жертвъ,— а для итого необходимо прослдить біографію обвиняемаго, уловить т причины и условія, которыя совратили его на преступный путь. Ибо только вооружась подобнымъ знаніемъ, можемъ мы изыскать средства для борьбы съ болзнью, для предотвращенія гибели многихъ, еще заразой нетронутыхъ. Само собою разумется, что такого рода работа одному правительству не по силамъ, она по самому свойству своему требуетъ содйствія общественнаго, къ которому ничто бы конечно и не мшало правительству обратиться. Самые корни недуга, посколько они духовнаго свойства и упираются въ господство разныхъ лжеученій, ускользаютъ изъ-подъ правительственной компетенціи, изъ сферы его дйствія и вліянія: правительство, разумется, не можетъ, напримръ, заставить ни любить Бога, ни врить въ безсмертную душу! Здсь возможна лишь дятельность общественнаго свойства. Тмъ не мене и тутъ найдется не мало вншнихъ условій общественнаго строя, отъ правительства боле или мене зависимыхъ, которыя въ то же время состоятъ и въ прямой или косвенной связи съ явленіемъ самаго недуга.
Возьмемъ, напримръ, нашу школу. Не сельскую школу, о которой у насъ стали недавно снова говорить, какъ о какомъ-то ‘жгучемъ’ вопрос, не терпящемъ отлагательства. Великое дло — народная школа, но къ нему надо относиться благочестиво. Оно можетъ послужить столько же ко благу, сколько и ко вреду, смотря именно по тому, относятся ли къ нему серьезно или легкомысленно, служитъ ли оно орудіемъ христіанскаго просвщенія или только наружной, поверхностной, растлвающей цивилизаціи. Послднее едвали не преобладаетъ. Типомъ для ревнителей такого народнаго образованія можетъ быть указанъ хоть-бы нкій фельетонистъ, подвизавшійся когда-то въ ‘Молв’ и теперь гд-то въ журнальныхъ низинахъ проповдующій, — который, презирая ‘срый зипунъ и лапти’, умиляется прогрессу въ вид пиджака на мужик и экоссезовъ, танцуемыхъ бабами, для него несомннно отрадне внимать пнію пятнадцатилтнихъ крестьянскихъ двчонокъ (что мы сами слышали подъ Москвой): ‘папироска, другъ мой тайный’ (это-де ‘прогрессъ’!), чмъ псни: ‘внизъ но матушк, но Волг’… На вкусъ указчика нтъ, и виды цивилизаціи бываютъ различные, но отъ такого фельетониста-ровнителя, напримръ, да упасетъ Господь Богъ наше народное училище. Сельская школа — не ‘жгучій вопросъ’, а органическая народная потребность, несомннно подлежащая удовлетворенію, но именно въ мру потребности, въ согласіи съ высшимъ нравственнымъ запросомъ народа…. Мы счастливы, что, начиная съ настоящаго No, будемъ помщать въ нашей газет цлый послдовательный рядъ ‘Замтокъ о сельской школ’, высокообразованнаго педагога, посвятившаго себя теперь всецло сельскому учительству, бывшаго профессора Московскаго университета. С. А. Рачинскаго. Но не о народномъ образованіи наша настоящая рчь. Сельская школа, какъ и самый народъ, не иметъ ничего общаго съ областью такъ-называемой ‘крамолы’, ни прямыхъ, ни косвенныхъ отношеній.
Иное дло наша не-сельская школа. Контингентъ поставляющій юныхъ новобранцевъ въ ряды нигилистовъ, а потомъ въ злоумышленниковъ, проходитъ весь черезъ школу, что несомннно указываетъ если не на положительное, то на отрицательное ея значеніе, именно на ея педагогическое безсиліе. Но мы оставимъ въ сторон ея внутренній строй, и укажемъ мимоходомъ лишь на ея вншнее, такъ-сказать соціальное значеніе.
Въ томъ-то и дло, что наша школа не просто проводникъ образованія, но созданный государствомъ, съ государственною цлью, снарядъ для соціальнаго превращенія цлой массы населенія, для формація цлаго новаго общественнаго слоя. Этотъ снарядъ дйствуетъ уже лтъ полтораста. Нуждаясь въ образованныхъ служилыхъ людяхъ, въ контингент для гражданской своей арміи, правительство искусственно отрывало отъ сельской или земской почвы, отъ сословныхъ профессій, людей всхъ званій и состояній и тащило ихъ вверхъ, къ высшему образованію — приманкою чиновъ, казенныхъ должностей, привилегированнаго положенія. Все, что такимъ образомъ изъ народа, изъ среды мщанъ и купцовъ прежняго времени переваливало чрезъ казенную школу, никогда не возвращалось къ отцовской профессіи, а облекалось въ нмецкое платье и обращалось въ чиновниковъ,— въ ‘господъ’ по отношенію къ народу,— высшимъ идеаломъ которыхъ было стать бариномъ на крпостномъ прав. Что учебный дипломъ, что наука и талантъ уравнивали такимъ образомъ вс сословія, приравнивали всхъ къ дворянамъ, — этимъ истиннымъ равенствомъ Россія можетъ лишь хвалиться предъ всми старыми государствами Европы. Въ самомъ дл, какъ ни искусственно было у насъ насажденіе образованія, оно, удовлетворяя государственной потребности, призвало къ жизни вмст съ тмъ множество дарованій, уничтожило сословныя перегородки, распространило знаніе и просвщеніе, хотя, надо сказать, придало русской наук характеръ слишкомъ казенный и школьный. Это одна сторона дла. Если взглянуть съ другой стороны, то увидимъ, что такой толчокъ, данный цлой масс населенія, такое устремленіе всхъ вверхъ, подрывая въ корень родовое аристократическое начало, въ то же время создавали, и не могли наконецъ не создать, своего рода привилегированное, относительно настоящей земщины, сословіе, по преимуществу городское,— нчто, пожалуй, въ род буржуазіи или средняго сословія на Запад, съ того разницею, что у насъ это среднее сословіе иметъ своимъ базисомъ государственную службу и табель о рангахъ. Къ этой табели, длившей россійское общество на 14 ранговъ, была пригнана я наша школа. Вопросъ не въ томъ, правильно или неправильно поступило въ свое время правительство, вызвавъ такое форсированное движеніе вверхъ, къ высшему образованію. Такова, повторяемъ, была государственная потребность. Вопросъ въ томъ, продолжается ли эта потребность и въ наше время? Есть ли необходимость упорствовать въ дальнйшемъ искусственномъ созиданіи привилегированнаго класса людей, класса ‘господъ’, соціальнаго особаго слоя съ школьнымъ дипломомъ? Нужды государственныя удовлетворены (количественно) свыше мры, и если что поражаетъ теперь взоръ наблюдатели, такъ это масса ‘лишнихъ людей’,— такъ-называемаго умственнаго пролетаріата — безъ службы, безъ мста, безъ занятій и средствъ къ жизни. Ибо теперь и дворянство — та верхушка, куда все тянулось и гд осдало — не боле какъ ‘внукъ пустой’: дворяне безъ права душевладльчества, т. е. безъ даровой рабочей силы, безъ оборотнаго капитала и привилегій — своего рода изгои, о которыхъ говоритъ Святославовъ Изборникъ. А между тмъ правительство еще усиленне чмъ когда-либо подгоняетъ населеніе къ высшему образованію, снабдивъ послднее новою, сильною льготою, именно по воинской повинности. У насъ наплывъ студентовъ въ университетахъ достигъ въ послднее время такого размра, что сдлалъ почти невозможнымъ преподаваніе, особенно въ медицинскихъ факультетахъ, и вызвалъ, какъ напримръ въ Москв, мру непріятнаго свойства: ограниченіе пріема, назначеніе опредленной численной нормы студентовъ. Захлопывать двери предъ собравшейся толпой всегда неудобно, всегда производитъ впечатлніе раздражающаго характера: лучше было бы предупредить самый сборъ. Уничтожьте чины и льготы по воинской повинности, даруемыя университетомъ и гимназіями, и вы изумитесь, до какой степени самъ собою сократится наплывъ учащихся! Убудутъ вс т, которые добиваются высшаго образованія только ради тщеславія, ради ‘общественнаго положенія’ и — главное — ради облегченія воинской повинности,— а не попавъ въ разрядъ ‘господъ’, они удовольствуются можетъ-быть боле скромною и свойственною имъ долею работниковъ и тружениковъ — въ промыслахъ, въ торговл, въ сельскомъ хозяйств и въ иныхъ профессіяхъ…
Эта масса ‘лишнихъ людей’ и всякаго рода ‘изгоевъ’, которая плодится теперь неправильною постановк школьнаго дла,— едва ли не одна и составляетъ главный контингентъ революціоннаго нигилизма. Что имъ длать? Куда дваться? Хотя въ модныхъ романахъ, въ ораторскихъ рчахъ, въ драмахъ Шпажинскаго и прославляются, преимущественно блоручками, ‘честныя мозольныя руки’ и вообще физическій трудъ, однакожъ никто изъ побывавшихъ въ университет, какъ бы ни прославлялъ мозоли на рукахъ, никогда не согласится мозолить свои руки (разв лишь временно для пропаганды между рабочими), не возьмется даже за истинно честный трудъ пахаря, еслибъ даже ему и предложили даровой земельный надлъ. Оставаясь ‘неудовлетвореннымъ’, онъ предпочитаетъ ‘переустроввать государство и общество’.
То же видимъ и въ женскомъ воспитаніи. При недостатк женскихъ учебныхъ заведеній средняго разряда, въ женскія гимназіи устремляется масса двицъ, которыхъ гимназическій курсъ совершенно отрываетъ отъ семейнаго быта и обращаетъ въ своего рода ‘лишнихъ’. Дочь башмачницы или портнихи, попавъ вслдствіе упомянутаго недостатка въ гимназію, пренебрегаетъ честнымъ трудомъ матери, никогда не возвращается къ ея профессіи, а становится ‘барышней’ и норовитъ жить ‘литературнымъ трудомъ’ или ‘учительствомъ’, часто не имя къ тому никакого призванія. Сколько таковыхъ бдствуетъ въ настоящее время! А попробуйте предложить имъ заняться ручнымъ ремесломъ,— он только обидятся, хотя то же произносятъ восторженно общія мста о ‘честныхъ мозоляхъ’. О тхъ, которыя одарены призваніемъ и талантомъ, и рчи нтъ. Да мы вообще и не думаемъ запирать двери учебнаго заведенія для кого бы то ни было: сохрани Богъ! пусть двери остаются открытыми, но пусть будетъ устраненъ тотъ порядокъ вещей, который частію насильственно, частію искусственно, всякими соблазнами и приманками, сдвигаетъ людей, вовсе къ тому по своимъ дарованіямъ не призванныхъ, съ ихъ прирожденной общественной основы и, перерождая ихъ въ ‘господъ’ и ‘барышенъ’, образуетъ изъ нихъ цлый общественный слой — умственнаго пролетаріата, людей ‘лишнихъ’, ‘изгоевъ’,— надляемыхъ въ школ высшими вожделніями и всяческими аспираціями, которыя конечно не обртаютъ себ потомъ въ жизни никакого удовлетворенія и устремляютъ ихъ въ революціонный нигилизмъ: своего рода каррьера и арена честолюбивой дятельности!
Вотъ вопросъ, на который, при борьб съ ‘духомъ крамолы’, необходимо обратить вниманіе, который достоинъ общественнаго изслдованія, который мы здсь только вкратц намтили и къ которому еще не разъ возвратимся