По поводу программы коммиссіи Каханова о преобразованіи уздныхъ и губернскихъ учрежденій.
По поводу программы коммиссіи Каханова о преобразованіи уздныхъ и губернскихъ учрежденій.
‘Русь’, 3-го апрля 1882 г.
По поводу программы коммиссии Каханова о преобразовании уездных и губернских учреждений, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1882
Время на прочтение: 11 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова.
Общественные вопросы по церковнымъ дламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886
Томъ четвертый.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
Петербургскія газеты сообщаютъ, что извстная коммиссія подъ предсдательствомъ статсъ-секретаря Каханова о преобразованіи уздныхъ и губернскихъ учрежденій изготовила программу своихъ задачъ и передала ее на разсмотрніе въ ‘подлежащія’ министерства. Программа, смотря по роду заданнаго труда, можетъ быть или предршеніемъ вопросовъ, или только облегчительнымъ пріемомъ для предстоящей работы, особенно въ тхъ Случаяхъ, когда приходится имть дло съ матеріаломъ не довольно обслдованнымъ, подвигаться шагъ за шагомъ въ области неизвстнаго, безъ достаточныхъ практическихъ данныхъ,— постоянно искать указаній у самой жизни. А именно этого рода трудъ и предлежитъ вышеупомянутой коммиссіи, потому и программа ея можетъ быть не чмъ инымъ какъ облегчительнымъ рабочимъ пріемомъ, какъ опытомъ постановки вопросовъ, отвты на которые еще и самой коммиссіи неизвстны. Судить о составленной коммиссіею программ только на основаніи помщенныхъ въ газетахъ свдній, а частію и выдержекъ, мы не признаемъ возможнымъ, но едвали она противорчивъ нашему предположенію. Впрочемъ, какая бы программа ни составлялась,— какъ скоро преступлено будетъ къ разработк самихъ задачъ во всхъ ихъ подробностяхъ, работа сама раздвинетъ или переломаетъ рамки, поставленныя программою, если таковыя окажутся узки или непригодны. Мы съ своей стороны готовы вмнить въ заслугу коммиссіи именно то, что она не спшитъ предршеніемъ вопросовъ, вообще приступаетъ къ длу осмотрительно и, какъ кажется, безъ самонадянности. Да и не легокъ, сказать по правд, заданный ей трудъ, касающійся самыхъ существенныхъ условій нашего внутренняго государственнаго и земскаго строя! Только необычайное легкомысліе нашего общества, вмст съ пристрастіемъ къ шаблоннымъ опредленіямъ, къ моднымъ формуламъ, вообще къ общимъ мстамъ доктринъ и теорій, слывущихъ за ‘либеральныя’, отвлекаетъ его вниманіе отъ вопросовъ первостепенной важности на вопросы важности мнимой, отъ задачъ, выдвигаемыхъ самою жизнью, на задачи, порождаемыя отвлеченною мыслью и воображаемыми потребностями,— отъ узднаго устройства на ‘правовой порядокъ’ въ смысл политическаго западно-европейскаго либеральнаго учрежденія. Намъ нтъ надобности повторять, столько разъ изложенное нами, мнніе о значеніи ‘уздной единицы’ въ русской государственной жизни. Постановка ‘узднаго вопроса’ съ 1-го же No ‘Руси’ и указаніе на эту серьезную, практическую, а вмст въ тмъ подручную задачу. навлекли на нашу гаеету градъ насмшекъ и ливень всяческой брани со стороны нашего такъ-называемаго либеральнаго лагеря, не изсякавшій въ теченіи цлаго рода. Съ озлобленіемъ, доходившимъ до наивной, комической откровенности, насъ обличали въ тайномъ умысл подмнить симъ мизернымъ, низменнымъ, мелкимъ интересомъ высшій интересъ — политическій, коимъ-де одушевлена я коимъ-де замяться призвала ‘интеллигенція’. Намъ ставили въ вину, что мы находили ‘внчаніе зданія’ преждевременнымъ, пока не устроенъ его нижній ярусъ. ‘Нтъ — возражали намъ — надо сначала внчать зданіе, а потомъ ужъ, пожалуй, такъ и быть, заняться и устройствомъ нижняго яруса: такъ будетъ либеральне!’. Въ основаніи же всей этой по меньшей мр странной и однакожъ заносчивой аргументаціи лежало, безъ сомннія, тайное сознаніе своей совершенной некомпетентности, непригодности къ серьезному труду, къ практическому вершенію задачъ жизни дйствительной, реальной,— задачъ своеобразныхъ, съ которыми нельзя никакъ справиться помощью ‘либерализма вообще’ и при разршеніи которыхъ приходится волею-неволею считаться — horribile dtefcu — съ неинтеллигентнымъ мужикомъ, значитъ, пожалуй, ‘жертвовать мужику интересами интеллигенція’ (новый, недавно пущенный въ ходъ доводъ нашихъ, ‘либераловъ’ противъ національнаго направленія во вншней и внутренней политик!). И точно — эта непригодность нашихъ мнимыхъ либераловъ не замедлила обнаружиться. Вопреки всмъ ихъ возгласамъ вопросъ о преобразованіи узда былъ поставленъ самою жизнью и предложенъ на разршеніе земствамъ. Это предложеніе было своего рода экзаменомъ зрлости, повркою — насколько отвчаютъ своему призванію наши оффиціальныя земства, которыя, въ лиц либеральнйшихъ своихъ членовъ, непрестанно потрясали воздухъ возгласами о своей политической состоятельности для ршенія высшихъ государственныхъ политическихъ задачъ и правоспособности служить представителями земскихъ интересовъ и земской мысли. Мы съ самаго начала нашего изданія отрицали эту правоспособность, доказывали, что земство ваше не пользуется никакимъ авторитетомъ у народа, и совтовали земству вмсто того, чтобы лзть и тянуться вверхъ, пускать корни въ глубь. Конечно, мы подверглись за это лишь новому залпу брани, къ сожалнію, однако, послдствія экзамена только оправдали наши печальныя предсказанія. Какъ отнеслось большинство земствъ къ заданной имъ работ, уже извстно, матеріалъ доставленный ими въ коммиссію статсъ-секретаря Каханова, какъ о томъ извщалось даже въ газетахъ, большею частью плохаго качества, и разобраться въ немъ не легко. Казалось бы, отъ кого же, какъ не отъ всесословнаго земства ожидать врнаго знанія мстныхъ народныхъ интересовъ, точнаго указанія мстныхъ нуждъ и потребностей относительно управленія? И такое предположеніе тмъ боле казалось правдоподобнымъ, что отъ земствъ не переставали исходить притязанія — взяться за наилучшее устройство, не то что какого-нибудь тамъ узда, но цлаго государства! Форма призыва ‘свдущихъ людей’ по назначенію отъ правительства подверглась осужденію, даже довольно рзкому, со стороны наиболе ‘либеральныхъ’ земствъ, ибо, по мннію ихъ, единственными представителями земскихъ интересовъ, потребностей и желаній могутъ быть лишь лица, избранныя самими земствами изъ своей среды. А между тмъ теперь не только корифеи и Несторы земскихъ учрежденій, но и сама газета ‘Земство’ прямо сознается и утверждаетъ, что по вопросу объ устройств узда земства, въ настоящемъ ихъ вид, оказались несостоятельными, и что въ настоящее время избранники земствъ не могутъ быть признаны врными представителями я истолкователями общественной мысли! Однихъ словомъ, обими руками расписываются въ томъ, что выражала, еще какъ предположеніе, газета ‘Русь’ и противъ чего они такъ яростно ратовали! Въ газет ‘Земство’, какъ мы уже сообщили, изложенъ даже проектъ особыхъ губернскихъ комитетовъ, составленныхъ изъ нарочито-избранныхъ представителей отъ разныхъ сословій безъ всякаго участія земствъ, для разршенія вопроса объ узд. Съ этого, можетъ-быть, и слдовало бы начать,— мы и сами на это въ свое время указывали,— но спрашивается: разв не вс уздныя сословія имютъ въ земскомъ собраніи своихъ представителей? Къ чему же тогда земское всесословное ‘представительство’, какъ скоро оно не ‘представляетъ’ интересовъ уздныхъ сословій, въ ихъ взаимномъ общемъ соприкосновеніи?
Мы впрочемъ нсколько снисходительне относимся къ нашимъ земствамъ, чмъ газета ‘Земство’, и полагаемъ, что одною изъ главныхъ причинъ ея неудовольствія на земскія собранія — неудача, постигшая во многихъ губерніяхъ излюбленный ею проектъ всесословной волости, который у ‘либеральной печати’ пошелъ почему-то за либеральный. Между гласными земскихъ собраній не мало людей вполн дльныхъ, вполн земскихъ, но, независимо отъ органическихъ недостатковъ въ способ выборовъ и въ самой форм нашихъ настоящихъ уздныхъ и губернскихъ парламентовъ, дятельность ихъ парализуется большинствомъ, сбитню съ толку либо искренними ‘либеральными’ недоразумніями, либо модными притязаніями на ‘либерализмъ’,— безъ всякаго отношенія къ его практической сути’ Странное дло: люди, кажется, имютъ полную возможность знать и вдать мстную жизнь во всей ея правд, но и слыша не слышатъ и вида не видать, благодаря предвзятымъ мнніямъ, доктринерскимъ конькамъ, на которыхъ ихъ посадили чуть ли еще не въ школ,— благодаря страху прослыть ретроградами или наконецъ страстному желанію попасть въ передовые, въ мужи прогресса, и если не въ генералы, то хоть въ прапорщики, въ статисты ‘либерализма’. Людей вполн серьезныхъ въ нашемъ такъ-называемомъ либеральномъ лагер очень мало, т. е. людей зрлыхъ, которые бы совершенно безпристрастно, объективно относились къ потребностямъ народнымъ, къ условіямъ настоящей, не фантастической жизни, которые бы способны были уразумть требованія правды, требованія простаго здраваго смысла и уважить ихъ, хотя бы и въ ущербъ взлеляннымъ ими въ себ вожделніямъ отвлеченной доктрины. Отршась отъ народной основы, не поучаясь уроками, не воспитываясь опытомъ дйствительности, они осуждаютъ себя на вчную недозрлость! Нельзя безъ прискорбія присутствовать при печальномъ зрлищ, какъ значительная масса нашей интеллигенціи, соскочивъ съ реальной, національной почвы, болтается ногами по воздуху, продлываетъ, Богъ знаетъ для чего, разныя либеральныя диковинныя антраша, а иногда, въ лиц нкоторыхъ, и такія salto-mortale, которыя въ самомъ дл кончаются гибелью ..
Покойный Достоевскій въ предсмертномъ No ‘Дневника Писателя’ сказалъ нсколько словъ о необходимости опросить народъ на счетъ наилучшаго устройства мстнаго, соприкасающагося съ нимъ управленія,— пояснивъ притомъ, что этотъ опросъ долженъ быть сдланъ умло, не ради только ‘опроса’, но ради дознанія искренней мысли народной. Несмотря на эту оговорку, слова Достоевскаго были встрчены съ сочувствіемъ всею нашею, въ томъ числ и ‘либеральною’ прессой. Принципъ ‘народнаго опроса’ былъ привтствованъ и ею, какъ безъ сомннія самый либеральный и демократическій. Оказывается однако, что налъ ‘либеральный’ лагерь въ сущности вовсе не желаетъ этого опроса, и если готовъ его допустить, то ради лишь формы, застраховавъ себя при этомъ отъ всхъ возможныхъ послдствій отповди народной. Наши мнимые ‘демократы’ и мнимые ‘либералы’ начинаютъ соображать, что мнніе Русскаго народа, чего добраго, выскажется совершенно несогласно со многими догматами ихъ либеральнаго символа вры. Въ предвидніи такого результата, они, замтно струсивъ, уже заране запасаются разными либеральными формулами, помощью которыхъ можно было бы вмнить голосъ народный ни во что. Такъ сначала попробовали утверждать, что ‘въ сфер идей политическихъ и нравственныхъ у Русскаго народа никакой самобытности нтъ и никогда не бывало’ — изъ чего, конечно, выводъ одинъ: съ мнніемъ такого народа, кром разв вопросовъ чисто экономическаго свойства, не зачмъ и справляться. Однакожь на подобномъ, слишкомъ ужъ неосмысленномъ основаніи держаться долго было нельзя, и оно, кажется, уже оставлено. Теперь въ ходу другой тезисъ: ‘народное направленіе представляетъ опасность для русской цивилизаціи’… ‘Народное направленіе алчетъ принести народу въ жертву интересы интеллигенціи!’ Такимъ образомъ представители этой струсившей интеллигенціи (ибо есть интеллигенція, которая для интересовъ просвщенія и общественнаго развитія никакой опасности отъ народнаго направленія не боится) сами признаютъ, что подразумваемые ими ‘интересы интеллигенціи’ находятся въ прямомъ противорчіи съ воззрніями и интересами народными. Какіе же это интересы? Вдь не объ интересахъ науки знанія, литературы, искусства можетъ идти здсь рчь, такъ какъ имъ ничто не грозитъ и не о нихъ желательно и назидательно знать народное мнніе. Очевидно, что дло идетъ объ идеалахъ инаго, боле или мене политическаго свойства. Нкто г. Модестовъ (‘Голосъ No 82) такъ ужъ прямо и вопитъ, что ‘наши націоналисты (vulgo славянофилы)’ требуютъ ‘угнетенія меньшинства большинствомъ’… Г. Модестовъ предпочитаетъ, конечно, угнетеніе большинства меньшинствомъ и принесеніе народа въ жертву ‘интересамъ интеллигенціи!’ Мы это давно знали и давно обличали нашихъ ‘либераловъ’ въ деспотической похоти, въ несбыточномъ замысл: владычествовать безгранично, самодержавно, посредствомъ извстнаго ‘правоваго порядка’, надъ народомъ во имя народа! Каково же положеніе было бы нашей великой страны, нашего многомилліоннаго народа — поставленнаго въ зависимость отъ подобной интеллигенціи, которая, отрицая десять вковъ народной исторической жмени, его политическія и нравственныя основы, слдовательно отнимая у народа изъ-подъ ногъ самую почву, на которой заждется вашъ народно-государственный строй, сама лишена всякой реальной почвы, сама то и дло слоняется по всмъ втрамъ, дующимъ съ запада, мняетъ доктрины какъ модныя платья, на побгушкахъ за всми ‘послдними словами науки’, пустопорожня отъ всякихъ собственныхъ національныхъ идеаловъ, лишена всякой органической творческой силы?! Но нашъ народъ не флюгеръ, не страдательный матеріалъ, а крпкій, живой, самостоятельный историческій организмъ, и спасетъ не только Россію, въ случа, если бы гг. Модестовы взяли какъ-нибудь верхъ, но и нашу интеллигенцію,— ту, которой все злополучное скудоуміе именно оттого и происходитъ, что она не допрашиваетъ духа жизни, сокрытаго и въ старин, и въ настоящемъ Русскаго народа….
Но возвратимся къ коммиссіи статсъ-секретаря Каханова. Мы уврены, что члены ея не одержимы никакими предвзятыми доктринами и ищутъ только правды. Конечно, не въ сред такъ-называемой ‘либеральной’ интеллигенціи можно ее найти, да и вообще не въ Петербург, и совтъ Достоевскаго подсказывается самъ собою. Еслибъ члены коммиссія пожили лтомъ простыми смертными въ деревняхъ гд-нибудь въ глуши Россіи, переспросили народъ, познакомились съ жизнью узда на мст,— многіе вопросы стали бы имъ вполн ясны, многія задачи вполн бы упростились, и дйствительно-потребное выступило бы предъ ними во всей своей жизненной истин…
На дняхъ пришлось дамъ бесдовать съ однимъ очень умнымъ и почтеннымъ крестьяниномъ Орловской губ., гласнымъ въ уздномъ земскомъ собраніи. Онъ описывалъ положеніе крестьянскаго экономическаго и нравственнаго быта самыми мрачными красками, очень сходно съ письмомъ крестьянина, напечатаннымъ въ мартовской книжк ‘Отечественныхъ Записокъ’, и усматривалъ главное зло почти въ томъ же, въ чемъ и онъ, въ чемъ указывали его и саратовскій гласный Кузнецовъ (если не ошибаемся), и другіе гласные изъ крестьянъ, голоса которыхъ однако-же были и остались гласомъ вопіющаго въ пустын. Глухими пребыли къ нимъ наши неисправимые ‘либералы’… ‘Нтъ власти’, ‘нтъ показателя пути на мст, около сельскаго народа’ — вотъ къ чему сводятся рчи названныхъ нами крестьянъ. ‘У насъ двадцать начальствъ, а власти нтъ’, пояснялъ намъ орловскій мужикъ: ‘намъ нужна власть отъ короны, или отъ Царя, а не отъ земства’ (которое не пользуется въ томъ краю никакимъ авторитетомъ),— ‘ну вотъ какъ были, мировые посредники’. Время мировыхъ посредниковъ, по словамъ крестьянина, вспоминается теперь съ благословеніемъ. Очевидно, что мировой посредникъ представлялся народу надленнымъ властью отъ самого Царя, впрочемъ такое же представленіе имютъ они и о мировыхъ судьяхъ настоящаго времени, хотя послдніе и избираются земствомъ. по мннію Горбачева (такъ звали этого крестьянина), мировой посредникъ или лицо, облеченное властью, должно наблюдать не только за должностными лицами крестьянскаго управленія, но и подавать крестьянамъ совтъ и назиданіе въ дл семейныхъ раздловъ, въ дл хозяйства, однимъ словомъ — оказывать властную заботу о крестьянскомъ благосостояніи и благонравіи. Такого же назидателя или ‘показателя пути’ требуетъ, молитъ съ воплемъ и крестьянинъ ‘Отеч. Записокъ’. Именно этой властной заботы, совта и назиданія желаетъ себ народъ, таковъ для него идеалъ власти: ‘нашъ народъ не загрублый, съ нимъ можно управляться и безъ побоевъ и штрафовъ’, уврялъ Горбачевъ. Противъ ‘палки и кнута’ сильно выражается въ своемъ напечатанномъ письм и другой крестьянинъ (за что похваленъ ‘Отеч. Записками’), тотъ самый, который требуетъ ‘показателя пути’ (за что ‘Отеч. Записки’ сдлали ему выговоръ). О всесословной волости никто изъ крестьянъ и не поминаетъ, да она очевидно и не вмщается въ ихъ понятіяхъ, напротивъ, они хотятъ сохранить свое крестьянское самоуправленіе во всей его отдльности, и для того именно, чтобъ удержать, признаютъ нужнымъ его поддержать помощію авторитета царской, т. е. не сословной и не только земской власти. Орловскій крестьянинъ находитъ между прочимъ, что было бы вполн полезно: волость сократить до размра прихода и пріурочить совсмъ къ приходу (оставляя міръ и старосту въ каждой деревн): ‘оно потому лучше, что прихожане другъ друга знаютъ, для всякаго выбора способне, въ приход и безъ того по праздникамъ сходятся,— да лучше и потому, что гораздо дешевле управленіе станетъ: тутъ же и дьячекъ есть грамотей, вмсто писаря’…
(о вкусу ли намъ мл не по вкусу такая потребность народа въ живой, показующей ему путь, единоличной власти,— мы все же обязаны отнестись съ полнымъ, строгимъ вниманіемъ къ этому народному заявленію. ‘Русь’, какъ извстно читателямъ, постоянно указывала на необходимость возобновленія института мировыхъ посредниковъ, хотя бы подъ другимъ названіемъ и въ другой форм, хотя бы чрезъ облеченіе мировыхъ судей властью административною, кром судебной. Никакихъ дльныхъ возраженій намъ высказано не было, кром возгласовъ, что мы-де хотимъ ‘отдать крестьянъ подъ опеку’, ‘закрпостить ихъ снова мстнымъ землевладльцамъ’, и т. д. Но вотъ и сами крестьяне нежданно подтверждаютъ мнніе ‘Руси’. Какъ тутъ быть? Публицистъ Отеч. Записокъ’, напечатавшій письмо крестьянина, спшитъ заявить себя несогласнымъ съ его ‘упорно-кацапскими (?) взглядами’, а фельетонистъ ‘Голоса’ (No 79), нкій г. Арс. Введенскій, старается истолковать требованіе крестьянина о ‘показател пути’ по своему и указываетъ намъ на жесткій, хотя и заслуженный, къ несчастію, его отзывъ о бывшихъ помщикахъ! Однакожъ извстно, что званіе землевладльца нисколько не помшало мировымъ посредникамъ, особенно перваго призыва, заслужить полное, самое искреннее сочувствіе крестьянъ. Опросите народъ, и кром отдльныхъ, исключительныхъ случаевъ, вы услышите отъ него только благодарное слово, вмст съ сожалніемъ объ уничтоженіи этого учрежденія.
Мы уже однажды объясняли и повторимъ вкратц опять, что но нашему мннію — весь ходъ русскаго историческаго развитія выработалъ два существенныя соціальныя, экономическія, бытовыя и гражданскія или въ извстномъ смысл политическія начала, которыя, какъ дв струи, протекаютъ сквозь всю нашу жизнь: начало общественное, мірское, хоровое, соборное и начало лично. Эти начала нашли себ самое яркое выраженіе, прежде всего, въ двухъ видахъ поземельнаго владнія: общинномъ и личномъ,— чмъ въ свою очередь обусловливалось различіе и въ быту, и во всхъ другихъ отношеніяхъ. Народъ, въ тсномъ значеніи слова, простой народъ, не мыслимъ безъ міра или мірскаго самоуправленія, принципъ котораго проникъ все его нравственное бытіе, воспиталъ его исторически и заключаетъ въ себ залогъ не только государственной устойчивости, но и высшаго общественнаго развитія въ дух соборномъ, въ дух нравственнаго единства. Эта общественность живетъ въ нашемъ простомъ народ какъ бы на степени органической стихіи — и составляетъ неотъемлемый удлъ той части населенія, которая называлась встарину земщиной. Вс попытки русскихъ царей основать внутренній строй управленія на земщин — рушились за неимніемъ у земщины личныхъ, достаточно интеллигентныхъ или просвщенныхъ грамотностью и знаніемъ силъ.— Въ противоположность земщин, остальное населеніе дробилось на единицы, которыя могли слагаться и слагались въ равные виды совокупности, но совокупность эта не представляла никогда органической цльности: ничего подобнаго мірскому устройству и вообще внутреннему самоуправленію не было въ сословіи служиломъ, или, по позднйшему выраженію, сословіи личныхъ землевладльцевъ, дворянъ и разночинцевъ. Организація и формы самоуправленія, данныя Екатериною, были чисто искусственны, корней не пустили и никакого сословнаго крпкаго организма, никакой прочной корпораціи не создали. Крпостное право воздвиглось какъ стна между этими двумя элементами русской жизни и обезсилило ихъ взаимно. Только по-уничтоженіи крпостнаго права сталъ возможенъ истинный земскій строй русскаго государства, или иначе гармоническій союзъ обоихъ началъ: общественнаго (мірскаго, соборнаго) и личнаго. Оба начала имютъ важный смыслъ въ психологіи народной и служатъ факторами прогресса нашей страны. Личному началу принадлежитъ по преимуществу починъ, сила двигательная, началу мірскому — сила сдерживающая, контролирующая, отвергающая или претворяющая въ жизнь принимаемое извн. Русскій народъ вполн понимаетъ великое значеніе начала личнаго — въ союз любви, въ единенія духа съ началомъ общественнымъ, соборнымъ. Этимъ объясняется и сознательная любовь народа къ учрежденію верховной единоличной власти, и его желаніе имть около себя ближайшаго представителя этой власти — ‘показателя пути’: а пойдетъ по пути (если таковой дйствительно годенъ) онъ самъ своими ногами, о себ, по древнему выраженію. Тащить его будетъ не нужно. Затмъ, будетъ ли этотъ ‘показатель’ изъ личныхъ землевладльцевъ или нтъ, народу все равно, только бы онъ являлся предъ народомъ не какъ представитель именно сословный, отъ сословія получающій власть, и не какъ представитель только земства, но и какъ надленный полномочіемъ отъ Царя, свыше. Тмъ лучше, если онъ и самъ землевладлецъ, иметъ свою осдлость и свой кусокъ хлба, а не наймитъ-чиновникъ. Бившіе мировые посредники и настоящіе мировые судьи, повторяемъ, вс изъ мстныхъ землевладльцевъ,— но какъ облеченные властью свыше, они пользовались и пользуются полнымъ народнымъ довріемъ.
Во всякомъ случа указанное нами заявленіе, исходящее изъ ндръ самого народа, заслуживаетъ полнаго вниманія коммиссіи статсъ-секретаря Каханова,— равномрно заслуживаютъ вниманія, по своей несостоятельности, и доводы противъ такого заявленія, исходящіе изъ среды остроумныхъ мыслителей нашего либеральнаго лагеря. Мировыхъ посредниковъ или ‘показателей пути’ изъ среды личныхъ землевладльцевъ вовсе не нужно, утверждаютъ они, а нужно, вмсто всего этого, пустить въ народъ ‘интеллигенцію!’ Ибо, поясняетъ фельетонистъ ‘Голоса’, г. Введенскій, ‘истинная интеллигенція была выжита изъ деревни… Если являлся близь народа человкъ, говорившій ему объ его правахъ’, такого человка выгоняли! Вмсто личныхъ землевладльцевъ, возглашаетъ онъ, пусть ‘придетъ туда интеллигенція одухотворенная гуманизмомъ человчества’ (??!), и тогда ‘настанетъ царство права, вмсто произвола, и не исправникъ, а разумъ, свобода и широкая гласность воцарятся въ селахъ и деревняхъ, и народолюбцамъ (т. е. славянофиламъ) не видать вліянія на народъ!’ Если въ лиц г. Введенскаго мы должны видть обращикъ ‘интеллигенціи’, которою предлагается облагодтельствовать народъ, то надо надяться, что такихъ людей коммиссія постарается именно не допустить до народа — просто за одну ихъ безграмотность, за одинъ этотъ ‘гуманизмъ человчества!’ И далось же этимъ господамъ слово ‘интеллигенція!’ Въ томъ ж фельетон, громящемъ личныхъ землевладльцевъ, авторъ восторгается г. Щедринымъ, псевдонимомъ М. Б. Салтыкова, который не только дворянинъ (и очень стариннаго рода), но — увы!— и землевладлецъ. По разсужденію г. Введенскаго выходитъ, что г. Щедринъ — интеллигенція, а г. Салтыковъ — вовсе не интеллигенція!.. И такихъ-то умниковъ у насъ легіонъ, и они-то составляютъ даже цлую ‘либеральную партію’, съ которой петербургская бюрократія признаетъ нужнымъ считаться!