М.Н. Катков
М.Н. Катков
По поводу манифеста консервативной партии, опубликованного ‘Вестью’
По поводу манифеста консервативной партии, опубликованного ‘Вестью’
По поводу манифеста консервативной партии, опубликованного ‘Вестью’, Катков Михаил Никифорович, Год: 1868
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Мы хотели сказать несколько слов по поводу манифеста консервативной партии, опубликованного ‘Вестью’, но так как этот документ все-таки в сущности есть объявление о подписке на газету, то мы предпочли переждать обычное для этой операции время, чтобы наши замечания не могли показаться вмешательством в торговые дела газеты.
Итак, наконец, у нас есть партии, которые издают свои манифесты!
В самом деле, упомянутая газета формально говорит от лица какой-то партии, именуя ее консервативною. Но где же эта партия, как она составилась, чем выразилась, кто ее вожди? Либо эта консервативная партия есть обман, либо она имеет определенную организацию, на каких же выборах подавала эта партия голоса за своих кандидатов? В каком парламенте она вотирует? На каких митингах установила она свою программу и выбрала органы, которые поддерживают ее направление в печати?
Мы согласны, что ‘Весть’ служит органом некоторой партии и что эта партия имеет и вождей, и организацию, и программу, но мы отрицаем, чтоб это была какая-то всероссийская консервативная партия, ибо таковой не имеется в натуре. Партия, которой ‘Весть’ служит органом, есть, во всяком случае, организация негласная, ее вожди не показываются, ее истинная программа не публикуется.
Случай свел теперь пред нашими глазами и манифест консервативной партии, опубликованный ‘Вестью’, и другой документ, не менее интересный, именно циркулярное предписание одного из польско-католических епископов в западном крае, разосланное минувшею осенью к подвластным ему духовным лицам. В этом последнем документе также идет речь о либеральных и консервативных началах. Протестуя против введения русского языка в костелы вместо польского, его преосвященство относит этот язык к консервативным началам, а в той части русской печати, которая этого не думает, он видит опасных либералов. Польский иерарх католической церкви начинает так свое послание (цитируем буквально): ‘Почти нет нумера либеральной печати, которая настраивает общественное мнение против консервативных начал, в котором не было бы рассуждения, как бы из преподавания римско-католического катехизиса на русском языке вынести молитвы и обряды не только в училищах, но даже и в костелах на том же языке, вытеснив польский‘… Досточтимая особа, писавшая эти строки, очевидно, также принадлежит к консервативной партии, и мы не сомневаемся, что консервативная ‘Весть’ читается ею с немалым удовольствием.
Однако упомянутая газета выражает программу консервативной партии следующим образом:
Желания консерваторов могут быть выражены в двух словах: порядок и дальнейшее движение вперед на основах, соответствующих монархическому порядку вещей, исторически сложившимся нравам и понятиям русского народа. Мы глубоко убеждены, что эти желания (порядка и движения на основах монархических) не противоречат (еще бы!) основным мыслям преобразований нашего Государя, напротив!.. Пусть же перестанут клеветать, будто консерваторы не сочувствуют освобождению крепостных, дарованию гражданского, полноправия, гласному суду, бесцензурной печати, всесословному представительству, гласности государственного бюджета, правильному контролю государственных расходов и доходов…
Но если действительно такова программа консервативной партии, то в чем же может заключаться ее отличие от либеральной? Тут есть и освобождение крепостных, и судебная реформа, и свобода печати, и всесословное представительство, и равенство пред законом, и дальнейшее движение вперед, и даже многоточие при контроле над государственными доходами и расходами. Против какой же либеральной партии борется ‘Весть’? Если она держится этой программы, то она может поздравить себя органом еще более либеральной, чем консервативной партии.
К сожалению, слово может находиться в разногласии с делом, и словам не верят, если они не сопровождаются делами. Обыкновенно бывает так, что слушая человека, который повествует нам о своих добродетелях, мы только крепче держим свои карманы. Так бывает в частном обиходе, но так бывает и в общественных сферах. Вы говорите, что желаете всего лучшего, но кто же, кроме сумасбродов, скажет: я желаю всего дурного? Сумасброды хороши по крайней мере тем, что они говорят бесхитростно и никого не обманывают. Но если вы действительно желаете блага, если у вас есть программа какого бы то ни было оттенка, консервативного или либерального, только действительно внушенная вам этим желанием, покажите нам ее хоть немножко на деле. От партий и их органов требуется так же дела, как и от лиц. По вашим словам, вы служите партии, которая желает блага стране, прекрасно! Но мы спрашиваем вас: какие дела делала та партия, которой вы служите? Вы служите этой партии, вы развиваете ее программу, представьте же нам ряд тех вопросов, которые вы разработали. Консервативное направление, отвлеченно взятое, точно так же, как и либеральное направление, в отвлеченности ничего не значит. Бог дал человеку язык, который в наши дни стал особенно развязен, и нетрудно наговорить множество весьма хороших фраз в каком угодно направлении, но требуются не фразы. Покажите нам со всевозможною отчетливостью, как надобно поступить в том или другом случае, отпечатлейте нам ваше направление в обсуждении разнообразных вопросов текущей жизни, и мы увидим, какого вы направления и что вы за партия.
Вы честите нас либералами, радикалами, демагогами. Из глубины тех же побуждений, только с другой стороны, еще так недавно ругали нас приверженцами феодальных порядков, обскурантистами, крепостниками. Мы предоставляем всякому классифицировать нас как угодно. Сами же мы никогда не выставляли себя органом какой-либо партии и старались только о том, чтоб оставаться самими собою везде и во всем.
Мы не причисляем себя ни к какой партии, но мы имеем прошедшее, которое может свидетельствовать о нашем направлении по всем вопросам, заботившим нашу общественную жизнь. Мы не останавливались на заявлении общих принципов, но входили в каждый факт, требовавший внимания, и входили всею нашею мыслию. Во всем, что становилось предметом публичного обсуждения, начиная от вопросов государственного управления и международной политики до устройства наших школ и направления наших железных дорог мы высказывались, быть может, неразумно и дурно, но с всевозможною отчетливостью, доходя до всех подробностей. Мы говорили да или нет, и говорили да в одном вопросе именно потому, что должны были говорить нет в другом. Как бы ни были разнородны вопросы, которые становились предметом нашего изучения, мы в каждом были верны себе, и если кто отрицал нас в одном, тот отрицал нас во всем.
Было время, когда в нашем отечестве был поднят вопрос о русском землевладении. Мы спрашиваем: кто в нашей печати отстаивал права и интересы русского землевладения в то время, когда не было осла, который не лягнул бы его своим копытом? Почему мы отстаивали русское землевладение в то время, когда оно подвергалось вопросу? Потому что русское землевладение есть русская сила и потому что оно действительно подвергалось вопросу в своих правах и интересах. Как наша сила, как двигатель нашей истории, как стихия нашей гражданственности, землевладение имело право на уважение к себе и на бережное обращение с его интересами во всем, что они могли заключать в себе справедливого и полезного. Мы невольно были мнительны и опасались, чтобы при необходимой и желательной перемене условий, в которых оно дотоле находилось, не было убито или подавлено то, что в нем было ценного для жизни и призванного к будущему. Не все совершилось так, как нам казалось полезнейшим и лучшим, но кризис, слава Богу, миновал благополучно.
В настоящую минуту нет и тени вопроса о русском землевладении, зато в последние годы, после польского мятежа, поднят вопрос о землевладении антирусском. Мы были поборниками русского землевладения, можем ли мы не быть противниками землевладения антирусского? Быть поборником первого и противником последнего, не есть ли это одно и то же?
Вы говорите, что принимаете к сердцу интересы русского землевладения, но почему же вы пустили в ход ваши консервативные идеи именно в тот промежуток времени, когда о русском землевладении нет вопроса, а поднят вопрос только о землевладении антирусском? Почему вы именно теперь так вдохновились интересами собственности и землевладения и так встревожились за них? Вы ничего не сказали нам сериозного и обдуманного о том, что могло бы быть сделано, дабы обеспечить русские силы в их развитии, но вы истощаетесь в усилиях поддержать польское землевладение, когда принимаются меры для того, чтобы вывести крестьянское дело в заднепровском крае из путаницы обманов и злоупотреблений, о каких не было и помину в остальной России. Вы, выдающие себя за друзей русского землевладения, метались из стороны в сторону и старались смутить правительство, когда оно обдумывало примеры к тому, чтобы ввести в западный край русское землевладение…
Закон 10 декабря есть одна из самых действительных мер, принятых правительством к благополучному разрешению польского вопроса в России. Поражая зло в принципе, закон этот есть в то же время мера снисхождения и пощады в отношении к лицам. Он рассчитан на то, чтобы с помощью правильно организованного кредита привлечь в западный край русских помещиков и в то же время дать возможность польским землевладельцам продавать свои имения, не разоряясь. Наше дворянство откликнулось на эту важную меру, и ввиду обещанного кредита начали составляться общества русских помещиков для систематической покупки имений преимущественно в пограничных губерниях. Выдавая себя поборниками русского землевладения, вы не только не способствовали ему, вы, напротив, с успехом помешали ему распространиться и утвердиться в западном крае.
Вы были против единственной действительной меры, которая могла способствовать обрусению землевладения в западном крае, это было бы понятно, если бы вы объявили себя вообще против крупного и среднего землевладения и ратовали только за развитие собственности крестьянской. Но вы постоянно являлись ожесточенными до неприличия врагами крестьянской собственности в западном крае, где она остается единственною русскою собственностью. Вы готовы отнять у ней и те льготы, которые уже обеспечены за ней правительством. Вы против всего, что могло бы сообщить крестьянству как стихии русской характер силы в западном крае, и с тем вместе вы были заклятыми врагами единственной действующей там русской силы, которая была призвана туда вследствие мятежа. Эта сила — русские мировые посредники и чиновники, заменившие польских.
Никогда в нашей печати не воздвигалось такого гонения на бюрократическое начало, как вами в эти последние годы. Что же возбуждало вас против этого начала? Почему именно в этот промежуток времени вы возревновали против него до такой степени, что не хотели терпеть его даже в тех местах, где оно является единственною русскою силой? А между тем нигде, кроме этих мест, вы не обнаруживали антипатии к бюрократическому началу. Единственная мера, которой вы безусловно рукоплескали, было расширение губернаторских полномочий. Столь придирчивые к административному произволу в отношении к польским помещикам в западных губерниях, вы оказывались сторонниками бюрократических порядков в их столкновениях с новыми учреждениями иного характера. Что же значит ваша ненависть к бюрократическому началу?
Вы полагали всю вашу энергию на противодействие русским силам в окраинах России, где она борется с началами, ей враждебными, здесь вы были деятельны, здесь вы входили в факты, чтобы искажать их, здесь вы ловили каждый случай, здесь вы сторожили каждую оплошность, для остальной же России у вас были в распоряжении только дешевые фразы, которыми вы будили запоздалые страсти, и будили не затем, чтобы дать им удовлетворение, а чтоб ослепить людей и настроить выгодным для вашей политики образом общественное мнение.
Вы недовольны совершившимися в России реформами. Нет сомнения, что наши реформы, как и всякое дело на свете, могут подавать повод к более или менее серьезным замечаниям. Но по тому-то самому, что ими недовольны антирусские, единственные организованные партии в России, которых делу вы служите, никто из доброжелательных и мыслящих людей не находит удобным и своевременным заводить речь о пересмотре того или другого из этих новых учреждений. Они молчат именно потому, что говорите вы, справедливо опасаясь, что всякая критика новых учреждений, не вызываемая практическими поводами, только пособила бы вашей игре.
Впрочем, вы остерегаетесь протестовать против либеральных реформ нынешнего царствования. Если верить вам, вы глубоко сочувствуете им в принципе и недовольны только развитием положенных в основу их начал. Но для того чтобы критиковать разработку законодательных мер, необходимо войти в их подробности. Где же плоды ваших изучений, где же ваши проекты лучшей организации того или другого учреждения? Зачем же вы остаетесь в отвлеченностях? Зачем не скажете с точностью, чего вы хотите? Если правда, что вы довольны принципами, но недовольны разработкой, то почему же вы медлите представить ваши соображения со всевозможною практическою отчетливостью, а предпочитаете бросать в публику общие фразы, бессвязно выхваченные из системы воззрений, вам существенно чуждой и высказанной не вами?
Вы говорите, что реформы приняли будто бы дурной оборот, потому что в то время, когда они разрабатывались и приводились в исполнение, господствовали люди будто бы радикального образа мыслей. Вы морочите публику и упрекаете нас в том, что мы будто бы меняемся в нашем образе мыслей, подлаживаясь к господствующим партиям и лицам. Но если, по вашему суждению, мы в прежнюю пору отличались консервативным образом мыслей, а теперь стали радикалами, то выходит, что мы были консервативны именно в ту пору, когда господствовали радикалы, и стали радикалами, когда господствуют консерваторы. Скажите, кто те во власти сущие радикалы, которым будто бы мы угождаем в настоящее время нашим радикализмом? Надобно иметь большое презрение к здравому смыслу людей, чтобы рассчитывать на успех столь грубой тактики.
Подвергать ли оценке те консервативные фразы, которыми вы рассчитываете смутить общественное мнение? Вы протестуете против выборного начала как против начала, чуждого нашей исторической жизни. Но выборное начало так же старо в России, как и она сама, оно было еще в большей, чем теперь, силе при царе Иване, и Россия, однако, не превратилась в республику демократическую и социальную, но собрала всю свою землю и выработала самую сильную в мире монархическую власть.
Вы лукаво говорите о необходимости соглашения наших новых порядков с принципом наследственной монархии и не договариваете вашей мысли. Но каковы бы ни были их недостатки, в них нет какого бы ни было разлада с этим принципом, который вне всякого спора и выше всякого сомнения в России. Вы любите ссылаться на Англию, но там за многие столетия пред сим исчез самый принцип потомственных сословий. Политический идеал, который вы грубо малюете для приманки нашего общественного мнения, походит не на Англию нынешнего времени, а разве на Францию старых порядков, кончившую кризисом, который унес и монархию, и все основы общества и из которого страна эта не вышла и поныне…
Впервые опубликовано: Московские ведомости. 31 декабря. 1868. No 281.