По неправедному пути
По неправедному пути
Рассказ
I
I
II
II
III
III
IV
IV
V
V
VI
VI
VII
VII
VIII
VIII
IX
IX
X
X
По неправедному пути, Семенов Сергей Терентьевич, Год: 1888
Время на прочтение: 16 минут(ы)
Сергей Терентьевич Семенов
Не только село Закутино, но весь, округ считали Онисима Ильича Головачова первым богачом в околотке. И правда, был богати Головачов: дом у него в 3акутине был первый в селе, земли собственной десятин пятьсот, скота разного и птицы домашней и счету не было, кроме того, у него были две лавки: одна в городе, другая в Закутине, в городе приказчик на отчете был, а в 3акутине торговал сын Головачова, Леонтий.
Caм Онисим Ильич барышничал: ездил по деревням и скупал все все, что под руку попадается.. Хоть и несподручно стало ему это занятие, да очень к нему привык: смолоду он им стад заниматься и под старость расставаться с ним и не хотелось.
3анимался Головачов своим делом лет двадцать. Смолоду Жил он в большой бедности с матерью-старухой: на лето в пастухи нанимался, а зиму дома сидел — чуняки брал плесть да валенки пенькой подковыривать, тем и кормились. Потом взял его закутинский богач-кулак, человек одинокий, к себе в работники. Прожил у него Онисим года три, и умер кулак. Отошел от него Онисим, починил избушку, земли взял, женился и стал крестьянствовать. Летом в поле работал, зимою извозом занимался, в город овес возил, а оттуда кладь захватывал. Потом завел небольшую торговлишку, ґ на какие деньги — никто не знал, Поговаривали только, что получил их у старого хозяина. И стал торговать Головачов мукой, солью, дегтем, сельдями и всякой деревенской мелочью. А там и скот скупать стал. Дальше да больше — разбогател Головачов, разлезся мужик донельзя: всего у него было вволю разве только, как говорится, птичьего молока не было.
Жена у Онисима Ильича умерла, и после нее осталось у него двое детей: сын и дочь.
Сын Леонтий был парень неглупый. Образовал его Головачов хорошо, и торговлю вел парень исправно. Только был за ним порок одни: погулять любил с товарищами … Не нравилось это Головачову шибко, и старался он всячески отучить его от этого: и добром урезонивал, и бить принимался,- ничего не выходило. Махнул рукой старик.
— Ну, пес с ним! — думает- В года взойдет, женю. Авось поумнее будет.
Дочь Головачова, Аннушка, была умница отменная и собою красивая. Любил ее старик — просто души в ней не чаял, думал выдать ее за купца или барина какого.
Исполнилось Леонтию девятнадцать лет, и надумал Головачов женить парня, начал слухи собирать, невесту подходящую искать.
Была в городе мещанка одна, сватовством занималась, услыхала она, что Головачов сына женить собирается, пришла к нему.
— Я,- говорит,- Онисим Ильич, твоему сынку невесту подыскала! Уж такая девка — цены нет: что умна, что красива, да и приданое большое.
— Из каких она? — спрашивает Головачов.
-Купеческая дочь, батюшка. В городу он торгует. Може слыхал, Крышкин, Ефим Григорьевич?
— Знаю маленько.
— Ну так вот! Девка, говорю, хорошая — по всему городу на редкость.
— Что же, попытай, посватай! Может, дело и выйдет.
Принялась сваха за дело, и через неделю на смотрины поехали. Понравилась невеста и Головачову, и Леонтию: недолго думая, и по рукам ударили.
На другой день сговора позвал Головачов сына и говорит ему:
— Ну, Левка, гляди! Вот забочусь о6 тебе, женить тебя хочу. Ежели ты теперь не бросишь глупостей своих, то смотри, парень, милости от меня не жди! Расчет с тобою будет короткий: вот бог, а вот порог! Куда хошь, туда и убирайся.
— Нет, тятенька, будьте покойны! Я, чай, не ребенок малый: небось понимаю.
— То-то смотри! Я своему слову верен буду.
Пошли дни за днями. Леонтий горячее прежнего принялся за дело, хлопочет в лавке до поту весь день — так ходуном и ходит. Поедет куда — живо вернется И исполнит все хорошо и аккуратно.
‘Вот,- думает старик — коли бы всегда такой был, пар ню цены бы не было. Може, женатый и всегда такой будет’.
За неделю до свадьбы послал Головачов сына в город к приказчику за месячной выручкой, да кстати и для свадьбы кой-чего захватить. Все это Леонтий аккуратно обделал да и зашел перед отъездом чайку попить в трактир. Думал было на скорую руку повернуться, да … застрял надолго.
Попался ему товарищ его закадычный — Митя Ленточкин. Вместе они в училище учились, вместе и кутили не раз. Ленточкин был парень веселый — в один год отцовскому наследству глаза протер. В городе его не любили — на язык востер был, всех осмеивал, а некоторых и облапошивал. При встрече обходили и звали шалопаем.
Встретились, приятели, обрадовались.
— Ба, Лева! Какими судьбами? Сколько лет, сколько зим!
— Здравствуй, Митя! Как поживаешь?
— Помаленьку, брат. Живем не мотаем: чужого не хватаем и своего не даем. Кое-как свожу концы с концами. Что долго не видать тебя?
— Да все дела, брат! Слышал, чай, женюсь я?
Удивился Ленточкин.
— Что ты? Вот так штука! Не слыхал. Когда свадьба?
— Через недельку.
— А невесту где высватал?
— Здесь, городскую. Крышкина дочь.
— Знаю, знаю … Значит, отгулял молодчик!. Жалко. Ну, стало, выпить нужно! .
— Нет, Митя, не могу! Сейчас домой ехать.
— Вот пустяк! По единой только и пропустим. Нет, уволь! Лучше когда в другой раз.
— Когда тут в другой раз? Женишься — и не поймаешь тебя. Сейчас давай, благо попался!
Как ни отговаривался Леонтий, не смог отговориться, пристал Ленточкин, как с ножом к горлу,- согласился Леонтий.
Выпили сперва по одной, потом по другой. Сделались навеселе, расхрабрился Леонтий.
— Пить так пить! — говорит.
Потребовали еще вина, нашлись еще товарищи, и пошла кутежка на славу.
Поздно вечером поехали кататься приятели. Объехали весь город и остановились перед домом Крышкина. Пьян был Леонтий. Вылез из тарантаса, подошел к воротам. Ворота заперты. Стал стучаться Леонтий, вышел сторож.
— Кто там такой? — спрашивает.
— Хозяин дома? Хозяина нам надо! — говорит Леонтий, сам покачивается.
— Спит хозяин. Завтра приезжайте. Охмелитесь и приезжайте. Сегодня поздно, да и не в своем вы виде.
Вскипятился Леонтий.
— Как ты смеешь говорить так, дурак:? Я тебе знаешь что сделаю? Прогнать велю хозяину.
— Ну, ладно, завтра и скажете! А теперь садитесь-ка да поезжайте с богом, пока целы.
Взвизгнул Леонтий — не понравились ему слова сторожа. Размахнулся, да и бац его по лицу.
— Так ты драться? Ну, так вот же тебе!
И хватил сторож Леонтия по шее.
Услыхал Ленточкин, какая каша заварилась, подошел на помощь товарищу, и схватились они вдвоем со сторожем. Услыхал Крышкин, испугался: думал, пожар Выскочил он к воротам и узнал нареченного зятька своего.
— Что ты тут Леонтий Онисимыч, никак скандалы заводишь? Стыдно, брат! — сказал с упреком Крышкин.
— Ефим Григорьич … тестюшка нареченный… я … видишь ли … то есть … хотел … вот тут товарищ мой ну и хотел я познакомить … то есть товарища моего … с невестой-то моей. А он, скотина, не пускает.
— Не время, брат! — сказал Крышкин. Да и не в таком ты виде. А товарищ-то твой кто? Никак Ленточкин?
— Он самый … прошу любить да жаловать.
— Ну друг, не ждал я, чтобы ты с такими товарищами водился да в полночь честных людей тревожил, скандалы заводил. Спасибо, брат, что показал себя! Не то я про тебя думал, а ты — вот каков. Ладно, будем знать.
— Ефим Григорьич! А все-таки можно видеть-то ее … невесту мою? А? Пусти, мы только одну минуточку.
— Нет, брат, поезжай своей дорогой, а нас не тревожь. В таком виде да в полночь мы гостей не принимаем. Прощай.
И Крышкин отвернулся от Леонтия и хлопнул калиткой. Ушел и сторож.
— Вот те клюква! — сказал Леонтий и развел руками.
— Ну и черт с ним! — пробормотал JIенточкин.- Поедем, брат.
— Поедем.
Поджидал Онисим Ильич парня с нетерпением, расхаживал по горнице и посматривал в окна.
‘Что это он запропастился? — раздумывал старик.ґ Уж давно бы пора приехать а его нет! Должно, у тестя задержали, а то, кажись и застрять-то больше негде … Уж не закрутил ли парень?’
Сжалось сердце у старика, и заныла душа. Шибче зашагал он по горнице, как пчелы зароились мысли в голове. Не найдет себе покоя Головачов — то по горнице пройдется, то на двор выйдет. Сердитый стал: увидал что-то на дворе, придрался к работнику, разругал его и опять ушел в дом.
Перед обедом по дороге из города показалась повозка.
Не утерпел Головачов — выбежал на крыльцо. Однако не Леонтий ехал, ехал Крышкин.
— Батюшка, Ефим Григорьич! Какими судьбами?
— Да дельце есть, Онисим Ильич, вот и приехал.
— Добро жаловать, добро жаловать — рад я тебе! Ну, войди в дом-то, я сейчас самоварчик велю схлопотать.
— Не трудись, Онисим Ильич! Я на минутку.
— Что так? Посиди. Аль торопишься куда?
— Торопиться-то не тороплюсь … Признаться, нарочно к тебе приехал … Поговорить надо.
— Изволь, друг! Готов тебя послушать завсегда.
Да видишь ли, Онисим Ильич! Дело-то не очень лад-но!
Встревожился Головачов, смотрит на Крышкина.
— Что такое? — говорит.
— Хотел я с тобою породниться, да видно… тово… не придется.
— Что так?
— Да то, что за такого молодца я свою дочку не отдам! Скандалист он и пьянчужка, с разной сволочью знается. А вчера ночью приехал ко мне пьяный с шалопаем Ленточкиным и ну ломиться в дом. Сторож не пускает, а они избили его: теперь к мировому хочет подавать.
Вытянулось лицо у Головачова, побледнел он весь, ни слова не сказал, только голову опустил.
— Не обессудь, почтенный — сказал Крышкин.- Не я виноват, сам видишь. Прощай пока, Онисим Ильич!
— Погоди маленько, Ефим Григорьич! Чайку вот попьем.
— Нет, Онисим Ильич, спасибо, много доволен, в другой коли раз!
Поднялся Крышкин с места и пошел к повозке. Головачов проводил его и вернулся в горницу. Стал ходить по комнате пасмурный, как ночь.
‘Так и есть, — думает старик. — Опять на старую дорогу попал. А я все думаю, куда сынок-то мой запропал, а он вот что. Ну, погоди же ты, молодчик, доберусь я до тебя! Я те покажу, как скандальничать да хороших людей бесчестить!’
Рассердился Головачов совсем, велел лошадь запрягать. В город за сыном поехал.
Приехал он в город и остановился на постоялом, где всегда останавливался. Увидал на дворе лошадь свою, стал у дворника про Леонтия спрашивать.
— Сегодня не был, — говорит дворник. — Вчера катались они, так приехали поздно, лошадь поставили, сами ушли и до сих пор не бывали.
Пошел Головачов в лавку свою и расспросил приказчика. Рассказал приказчик, как вчера Леонтий выручку забрал, товару кой-какого взял, с тех пор не видал его приказчик.
Пошел Головачов сына по трактирам разыскивать. Ходил-ходил, нашел-таки: сидит в трактире с компанией за столом, винами разными наливаются. Как ястреб на курицу бросился Головачов на сына и вцепился ему В волосы. Завопил Леонтий.
— Тятенька… родимый …
— Ты опять пьянствовать, разбойник ты этакий! Скандальничать подлец, начал! Вот я тебе покажу, как добрых людей позорить! Вот тебе… вот … вот!
Принялся Головачов колотить сына и руками, и ногами по чем ни попало. Барахтался Леонтий, как у волка овца, а вырваться не мог.
— Тятенька, простите! — умолял Леонтий.- Ради Христа, простите! Больше не буду, ей-богу, не буду!
Нс слышит старик, озлился как зверь. Бил-бил, из сил выбился, бросил.
— Будь ты проклят, анафема, срамник поганый! Что ты наделал-то, пес окаянный? Зарезал меня, осрамил седую мою голову. С глаз моих уйди! Чтобы духу твоего в моем доме нс было. И не попадайся — убью, право слово, убью!
— Батюшка, виноват! Простите, последний раз, видит бог, последний раз! Ради Христа, батюшка! Закаюсь и не буду больше!
— Знать, ничего не хочу! Не сын ты мне больше! Слышь, чтоб не видал я тебя!
И обезумевший от гнева старик толкнул в грудь сына ногою и вышел вон. Повалился Леонтий на пол, плачет, ревмя ревет.
Подняли его товарищи, усадили, стали успокаивать, водой холодной напоили. Обошелся маленько парень и с горя потребовал еще вина.
Возвратился Головачов домой уже к вечеру и прошел прямо в свою каморку, к ужину не выходил и пробыл там до утра.
На другой день он встал рано, вышел в сад, сел на скамейку и крепко задумался.
После вчерашнего он стал много тише, сердце его успокоилось, и он даже пожалел сына.
‘Круто я поступил с ним, — думал он. — Пожалуй, парень что и начудит. Вишь, как разошелся-то я: на глаза не велел показываться. Напрасно. Ну, побил бы там, потаскал, пригрозил бы прогнать на другой раз, а сейчас бы не следовало. Оно беда не большая — обойдется, сам придет прощения просить, можно еще поурезонить, а все-таки оставить надо’.
Подумал еще немного Головачов и решился послать за Леонтием.
‘ Небось проспался теперь, — думал Онисим Ильич. — Кается, чай, что глупостей натворил! Эх, парень, парень! В кого он только уродился-то?. Порезоню хорошенько, покрепче держать стану, ходу такого не дам, авось образумится. А там женю — женатый-то лучше будет, ветер-то из головы выйдет … А женить непременно надо … Эх, упустили невесту хорошую, не подыскать теперь такой! Ну, не велика беда,ґ похуже возьмем, победнее, нынче невест много, Куда их девать-то! ‘
Поднялся Онисим Ильич со скамейки и пошел во двор.
Попался ему на дворе работник, и говорит ему Головачов:
— Ты, Никита, позавтракал аль нет?
— Нет еще, Онисим Ильич. А что?
— Да вот что: позавтракай поскорее да поезжай в город. Поищи там Левку-то, чай, в трактире где-нибудь. Привези его домой.
— Ладно.
Поехал работник в город и возвратился к ночи один.
— Ну, что? — спросил Головачов.
— Нет его там, Онисим Ильич! Весь город обегал, у всех спрашивал — нету.
Встревожился Онисим Ильич . Уж не сделал ли над собою чего парень? И на другой день, чуть свет, поехал сам в город. Пробегал весь день, полиции заявил — нет парня, словно в воду канул.
Прошла неделя, другая, а Леонтия все нет. Скоро и осень наступила, а об нем ни слуху ни духу.
Сильно грустил старик о сыне и ругал себя.
— Я сам, старый дурак, виноват во всем: до чего разошелся, проклял даже и искостил всячески. О, господи!
И он долго тужил и вздыхал о парне и наконец убедился, что этим горю не поможешь, видно, делать нечего, чему быть, того не минуешь, а теперь надо о дочери подумать.
Женихов у дочери было много: были и купчики небогатые, и господа прогоревшие, офицер даже один присватывался, да все женихи неподходящие.
Ветрогоны все, за приданым гонятся.: отдай им дочь-то да деньги убей. IIромотаются, и бери дочь назад, а то и хуже что выйдет.
Стал Головачов жениха дочери подыскивать, да такoгo чтобы сумел сам копейку нажить, чтобы прибавить мог к приданому, а не то чтоб размотать, чтобы и хозяйство сберег, и Аннушку счастливой сделал. Не прочь бы и в дом принять зятя Онисим Ильич, лишь бы человек был подходящий.
Сидит раз за чаем Головачов, и говорит ему кухарка, что приказчик из города приехал. Велел позвать его Головачов.
Вошел приказчик, поздоровался с хозяином. Пригласил его Головачов чай пить.
Уселся приказчик, и стал его Головачов о делах расспрашивать. Рассказал приказчик, выручку месячную сдал и осмелился попросить себе прибавки жалованья.
— Я,- говорит,- У вас, Онисим Ильич, пять лет живу честно, благородно, никакими худыми делами не занимаюсь,- так не грех бы!
— Ладно,- говорит Головачов. — Подожди на кухне, я подумаю.
Остался Головачов один и стал обдумывать. И вдруг пришло ему в голову такое, что и сам удивился, как это он раньше не смекнул.
‘Не взять ли в зятья этого приказчика?’ — подумал он Показался приказчик Головачову человеком подходящим, жил он у него пять лет, торговлю вел хорошо, характер имел тихий, поведения был трезвого, бережливый и скуповатый. за пять лет скопил себе несколько деньжонок, хоть и из малого жалованья, родных у него, кроме матери, не было, знакомства не заводил, — просто золото парень.
‘За ним моя Аннушка проживет как у Христа за пазухой’ ,- решил Головачов.
Крикнул он приказчика.
— Вот,- говорит,- Петр, какую я тебе награду дам за твою службу! Хочешь ко мне в зятья идти?
Задрожал от радости приказчик: ни слова не говоря, повалился он в ноги хозяину.
— Зачем, зачем? Богу кланяйся, не мне. Встань, брат, потолкуем хорошенько..
Поднялся приказчик, заморгал глазами, весь радостный стал.
— Что ж, согласен?
— Благодетель вы мой! Да за вас век буду бога молить — детям и внукам накажу!
— Ну, ладно, ладно! — усмехнулся Головачов.- Так если согласен, то вот что сделай: прежде найми квартиру получше, потом обставь ее хорошенько, чтобы было куда жену-то привесть, а там уж и образом благословим вас.
— Слушаю-с!
— Ну, так, так! А завтра я сам приеду, обо всем перетолкуем. Теперь ступай пока.
— Очень хорошо-с. Так прощайте, Онисим Ильич!
— Прощай, Петр Емельяныч! Счастливо доехать.
Проводил Головачов приказчика и зашагал по комнате. Ходит, руки потирает.
‘Вот и отлично! — думал он. — Как это я раньше не подумал, ведь лучше-то этого и не найти! Нужды нет, что беден,- у меня зато есть. Богатому-то передай, он и начнет обороты делать, рисковать да и профуфырит все. А этот как сядет на деньгу, у него и зубом не вырвешь. Дело поведет осторожно — еще прибавит к моему, и будут век свой жить без заботы’.
И пошел Головачов к дочери об женихе объявить.
Когда вошел к Аннушке, она что-то вышивала.
— Анюточка — сказал Головачов. — Какую я тебе новость скажу!
— Какую?
— А такую — жениха тебе нашел.
— Побледнела Аннушка, ничего не сказала, только над шитьем нагнулась.
— Что же ты? Аль не рада? А жених-то какой умный, рассудительный. Некрасив, зато степенный.
Аннушка опять промолчала.
— Догадалась кто?
— Нет.
— Петр Емельянов, наш приказчик!
Подняла лицо Аннушка на отца, в глазах ее слезы показались, из лица еще белее стала. Упала она в ноги к отцу и зарыдала.
— Что ты, Аннушка? Что с тобою?
— Тятенька, милый! Не губите меня не отдавайте за Петра Емельяныча!
— Что такое? — строго Сказал Головачов.- Это почему?
— Не люб он мне, не хочу я за него!
— Эва! Так что ж что не люб? 3а кого же тебя отдать-то?
— Тятенька милый! Отдай меня за Алексея Андреича!
— 3а кого?
— 3а Алексея Андреича … за учителя здешнего.
— Так вот как! 3а учителя … Вот так дочка — возлюбленного себе нашла! Ловко! Нечего сказать! Без спроса да без совета родительского женишка себе выбрала! .. Молодец, девка, ничего … Ах ты негодница этакая! Да я тебе за это все косы оборву, коли ты хошь знать!
— Тятенька …
— Не смей и думать! Не быть тебе за учителишкой! И в голове не держи! Кроме как за Петра, ни за кого не отдам!
Рассердился Головачов, вышел вон и хлопнул дверью. Повалилась Аннушка на пол и заплакала горько.
‘Что же это такое будет? — думал Головачов.- То сын был — от невесты отбился, пропал, а тут дочь не хочет идти, за кого я хочу! Да неужели я не родитель им? Нет, дочка! С тобою я еще поговорю, не дам я тебе воли … Гордыбачить будешь… выпорю, а отдам! Подобру-то, видно, с вами не сладишь… А учителишке этому … так сделаю, что и духу его здесь не будет! Вишь, чихач какой явился, девок смущать стал. Погоди, голубчик, я доберусь до тебя!’
И опять стал злой Онисим Ильич. 3аныло сердце, затосковало- не знает старик, что и делать, места себе нигде не найдет. Пришел вечер, стал молиться Головачов. Молился долго, поклоны клал, пока спина не заболела … Да не нашел он покоя от такой молитвы.
На другой день. Головачов поехал в город. Сделал все, что нужно, С Петром Емельяновым и велел ему приезжать в следующее воскресенье по рукам бить.
Ударили по рукам, стали к свадьбе готовиться. Накупил Головачов, что нужно для невесты, отдал портнихам шить. Хотел он разрядить невесту всем на удивление. ‘Пускай,- думает,- смотрят люди да любуются на мою дочь. Ничего не пожалею для нее!’
Свадьбу задумал Головачов богатую: пригласил всех своих знакомых, кого только знал, снял он в городе дом под бал, подговорил музыкантов полковых и хотел в губернию за певчими посылать. Денег не жалел Онисим Ильич.
‘Дай,- думает,- хоть раз попользуюсь ими. Мучился изґ за них весь свой век, сколько грехов на душу принял, а ни одной путящей радости не видал’.
Дня за три до свадьбы поехал Головачов в город посмотреть, как дело идет у Петра Емельянова, да и распорядиться насчет кой-чего. Пробыл в городе весь день и только к ночи вернулся домой. Не стал он и ужинать, а прошел прямо в спальню и улегся спать.
Проснулся утром Головачов и прошел в столовую чай пить. На столе самовара не было.
‘Проспала, должно, старая!.. ‘ — подумал он на кухарку.
И пошел он в кухню.
— Ты что же это самовар не сготовила? — спросил он у кухарки.
-Батюшка, Онисим Ильич! Куда уж тут самовар! Горюшко-то какое!
— Что там еще?
_ Да дочка твоя, не знаю, где поделась!
Испугался Головачов.
— Как так? — говорит.
— Да так! .. Как уехал ты вчерась-то, она и вышла куда-то… узелок небольшой взяла. Я думала, она к попадье, ждала-ждала — весь день прождала. Перед вечером заснула я, заспала да и позабыла, что ее нетути. Хватилась сегодня утром, а у нее и постель, не помята. Я к попадье, а та ее и не видала. Тут я и догадалась что она куда-нибудь сбежала.
Как громом пришибло Онисима Ильича: лицо посинело, в глазах помутилось, весь зашатался — еле за косяк удержался. Постоял он так несколько времени, наконец раскачался, вышел из кухни, пошел во двор и велел работникам собираться в погоню. На крыльце стоял какой-то человек.
— Тебе что? — спросил Головачов.
— Хозяина бы мне нужно! — Сказал человек.
ґ Я самый. Что нужно?
— Вот письмецо вашей милости.
— Откуда?
— С чугунки. Не знаю от кого: господин какой-то с барышней велел отдать.
Выхватил письмо Головачов, разорвал конверт и стал читать. В письме вот что было написано:
‘Почтеннейший Онисим Ильич! Когда вы получите это письмо, ваша дочь будет уже моей женою. Извиняюсь, что так: поступил, но делать было нечего. Я люблю вашу дочь, она меня тоже. Вы не пожелали согласиться на наш брак, а мы не могли жить друг без друга. Приданого от вас нам не нужно было. Нам ничего и не оставалось, как поступить так, как мы поступили. Прощайте, не поминайте лихом.
Известный вам учитель Алексей Черневский’
Тут же была приписка от Аннушки. Она писала: ‘Милый тятенька! Простите меня за то, что я ушла от вас. Если бы я не любила Алексея Андреевича, я бы не сделала так. Вы знали, что я люблю Алексея Андреевича, и потому я не могла выйти замуж за Петра Емельяновича. Когда мы устроимся, то я напишу вам обо всем, а пока прощайте.’
Прочитал письмо Головачов, зашатался и как сноп повалился наземь. Посланный испугался и не знал что делать. Услыхала кухарка, выбежала, закричала работникам. Собрался народ, обступили Головачова и не знают, что делать. Кто-то надумал наконец унести в комнаты Онисима Ильича.
Подняли его работники, отнесли в комнаты и положили на кровать.
Поехали за доктором. Приехал доктор, осмотрел больного, начал тереть ему виски каким-то спиртом и дал чего-то понюхать.
Очнулся Головачов, открыл глаза, еле язык шевелит, ослаб так, что с места сдвинуться не может.
Стали работники у доктора про хозяина спрашивать, и говорит доктор, что с ним удар приключился, что едва ли долго проживет.
Тан и ахнули работники!
Поделал еще что-то доктор у больного и уехал, сказал, что к вечеру еще приедет.
Собрался с силами Онисим Ильич, попросил священника привезти. Поехали за священником.
Ждал-ждал Головачов, измучился весь. Наконец вернулся работник.
— Не застал священника,- говорит,- уехал по приходу, не раньше ночи вернется.
Застонал Головачов:
— Ох, боже мой, боже мой! Кажись, и не дождаться мне. Боюсь умереть так-то…
Полежал он еще, потом приподнялся, словно что вспомнил, окликнул работника и говорит: тяжко мне, не могу больше ждать.
— Кликни сюда всех, кто там есть … работников, приказчиков … всех, кого встретишь, зови … хочу при всех покаяться.
Кинулся работник из горницы, пошел сзывать. Стали сходиться люди. Собрался с духом Головачов и начал свою исповедь: