Пленник, Алмазов Борис Николаевич, Год: 1870

Время на прочтение: 5 минут(ы)

СОЧИНЕНІЯ Б. Н. АЛМАЗОВА.

ВЪ ТРЕХЪ ТОМАХЪ, СЪ ПОРТРЕТОМЪ, ГРАВИРОВАННЫМЪ НА СТАЛИ, И КРАТКИМЪ БІОГРАФИЧЕСКИМЪ ОЧЕРКОМЪ.

Томъ II.

СТИХОТВОРЕНІЯ.

МОСКВА.
Университетская типографія, Страстн. бульв.
1892.

ПЛННИКЪ.

(ОТРЫВОКЪ).

Испанская сказка.

(Изъ Romancero).

Горько плакали Французы,
Горько плакалъ Карлъ Великій,
Всть узнавши роковую
О побоищ несчастномъ
При ущельяхъ ронсевальскихъ:
Тамъ отборная дружина
Храбрыхъ рыцарей французскихъ
Вся погибла въ лютой сч —
Въ битвахъ съ полчищами мавровъ,
Тамъ легли на пол чести
Храбрецы-любимцы Карла —
Вс его двнадцать пэровъ,
Тамъ отъ всей французской рати
Лишь одинъ въ живыхъ остался
Графъ Гвариносъ, славный воинъ,
Да и тотъ съ разбитой броней,
Безъ щита и весь израненъ
Былъ захваченъ въ плнъ врагами.
Былъ Гвариносъ молодъ, статенъ,
Былъ высокъ, красивъ и силенъ,
Былъ давно извстенъ Маврамъ
Онъ высокою отвагой.
И когда Гвариносъ, плнный
Приведенъ былъ съ поля битвы
Предъ вождей неврной рати,
За него вступили въ распрю
Повелители неврныхъ:
Всмъ былъ любъ Гвариносъ смлый,
И хотлъ межъ ними каждый,
Чтобъ ему во власть достался
Плнный рыцарь, знатный родомъ,
Славный доблестью и силой.
Наконецъ, они ршили
Кончить споръ и бросить жребій.
И семь разъ бросали жребій
По Гваринос прекрасномъ
Мусульманскіе владыки.
И семь разъ желанный жребій
Выпадалъ, по вол счастья,
Ихъ калифу Марлотецу.
Марлотецъ, веселья полонъ,
Взоромъ радостнымъ и гордымъ
Съ головы до ногъ окинулъ
Донъ-Гвариноса и молвилъ:
— Слушай, храбрый графъ Гвариносъ!
Ты теперь мой вчный плнникъ,
Вчный рабъ. Теперь я властенъ
Заковать тебя въ оковы
И продать другому въ рабство,
Иль казнить позорной казнью,
Иль отдать на растерзанье
Львамъ и тиграмъ разъяреннымъ…
Я могу тебя, Гвариносъ,
Истомить работой тяжкой,
Тяжкой, низкой и постыдной:
Будешь ты впряженъ въ телгу,
Будешь ты возить, какъ кляча,
И известку, и каменья,
Иль въ подземныхъ рудокопняхъ,
Смраднымъ рубищемъ покрытый,
Будешь ты до самой смерти,
Наряду съ рабомъ преступнымъ,
Низкимъ дломъ запятнаннымъ,
Землю рыть съ утра до ночи,
Задыхаясь, какъ въ могил,
Въ мрачномъ, душномъ подземельи.
Но клянусь теб Аллахомъ,
Храбрый, честный мой Гвариносъ,
Не хочу твоей я смерти,
Не хочу я сердце тшить,
На твои взирая муки,
Не хочу, чтобы мой плнникъ,
Отрасль предковъ благородныхъ,
Былъ поруганъ на чужбин…
Ты пришелся мн по сердцу,
Ты плнилъ меня, Гвариносъ,
Удальствомъ своимъ, отвагой
Гордымъ взоромъ, смлой рчью
И осанкой благородной.
Лишь одно въ теб, Гвариносъ,
Не по мн: ты Христіанинъ!
Я тебя осыплю златомъ,
Возвращу теб свободу,
Подарю теб я въ жены
Дочерей моихъ прекрасныхъ,
А въ приданое за ними
Отдлю теб полцарства,
Лишь, молю тебя, исполни
Ты одно мое желанье: —
Отрекись передъ Кораномъ
Отъ своей неправой вры —
Будь какъ я — такимъ же Мавромъ
По обычъямъ и закону.
Усмхнулся плнный рыцарь,
И въ отвтъ на рчь калифа,
Онъ сказалъ:
— Ты, врно, шутишь
Надо мной, король неврныхъ.
Если-жъ ты такія рчи
Не шутя со мной заводишь,
То — скажу теб я прямо —
Видно, ты съ ума рехнулся
Посл битвы ронсевальской.
И не диво, что сегодня
Ты отъ радости нежданной
Потерялся, обезумлъ:
Въ первый разъ твои Арабы
Взяли верхъ надъ нами въ битв.
Если-жъ ты съ ума сегодня
Не сошелъ, то, полагаю,
Безъ него на свтъ родился.
Еслибъ въ разум ты полномъ
Былъ теперь, то не посмлъ бы
И во сн подумать, нехристь,
Чтобы я, я — графъ Гвариносъ
Могъ твоимъ прельститься златомъ
И мою святую вру
Промнять, теб въ угоду,
На законъ твой нечестивый.
Нтъ, законъ свой христіанскій
Не продамъ я ни за злато,
Ни за царскую корону,
Ни за жизнь, ни за свободу!
Поблднлъ калифъ надменный,
Задрожалъ отъ злобы лютой,
Рчь Гвариноса услышавъ,
И веллъ своимъ Арабамъ
Заковать его въ желза
И отвесть въ свою столицу,
Въ крпкій городъ Сарагоссу.
Тамъ въ подземную темницу
Заключенъ былъ донъ-Гвариносъ.
И семь лтъ томился узникъ,
Свта Божьяго не видя,
Въ душной, смрадной той темниц,
Погруженъ въ вод по плечи,
Скованъ тяжкими цпями.
И въ т дни, когда для Мавровъ
Наступалъ великій праздникъ
Въ честь и въ память ихъ пророка,
Въ дни ихъ игрищъ и веселья, —
Приходилъ палачъ въ темницу,
И ругался надъ плннымъ,
Плоть его терзалъ нещадно
И бичами, и желзомъ.
Ужъ прошла восьмая осень
Съ той поры, какъ графъ Гвариносъ
Былъ въ плну у Марлотеца.
Вотъ пріхалъ въ Сарагоссу
Именитый гость съ Востока —
Сынъ Багдадскаго калифа.
И хотлъ предъ нимъ похвастать
Марлотецъ своей дружиной —
Показать проворство, ловкость,
Силу мышцъ и мткость глаза
Удалыхъ своихъ Арабовъ.
И веллъ онъ столбъ поставить
Вышиной въ четыре мачты
И прибить къ его вершин
Мдный щитъ гвоздемъ въ три пяди.
И въ тотъ щитъ своей дружин
Приказалъ пускать онъ стрлы,
Чтобы сбить его на землю.
И съ утра и до заката,
Цлый день стрляли Мавры
Въ Марлотецевъ щитъ блестящій,
Но пернатыя ихъ стрлы
До щита не долетали.
Цлый день смотрлъ въ молчаньи
Сынъ Багдадскаго калифа
На напрасныя усиль#
Марлотецевой дружины.
Наконецъ, когда ужъ солнце
Приближалося къ закату,
Громко онъ расхохотался
И сказалъ, смясь, калифу:
— Ну, калифъ, пора ужъ кончить
Эту долгую потху:
Головой теб ручаюсь,
Никому изъ здшнихъ Мавровъ
Не попасть стрлой изъ лука
Въ эту цль: они не въ силахъ,
Точно малые ребята,
Натянуть рукою слабой
Тетиву тугую лука
Видно, воздухъ, солнце, небо
Или, можетъ-быть (кто знаетъ!),
И вино страны испанской
Ихъ изнжило чрезъ мру,
И они изъ кровныхъ Мавровъ
Въ Готовъ вс переродились.
Вспыхнулъ гнвомъ въ гордомъ сердц,
Рчь обидную услышавъ,
Марлотецъ, но ни полслова
Не сказалъ въ отвтъ онъ гостю,
Только стиснулъ крпко зубы,
Засверкалъ свирпо взоромъ.
И всадивъ глубоко шпоры
Въ своего коня степнаго,
Въ свой дворецъ одинъ помчался.
И такой указъ народу
Написалъ, дрожа отъ злобы:
‘ Марлотецъ, калифъ испанскій,
Объявляетъ всмъ Арабамъ:
Да никто изъ правоврныхъ
Не дерзнетъ коснуться пищи,
Не дерзнетъ и сну предаться…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Груди матери устами…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Не сшибетъ стрлой изъ лука
Щитъ Калифа Марлотеца. ‘
И глашатаи за утро
Огласили съ трубнымъ звукомъ
По всмъ стогнамъ Сарагоссы
Волю грозную калифа.
И услышалъ въ подземельи
Надъ собою графъ Гвариносъ
Конскій топотъ непрестанный
И толпы народной крики,
И воскликнулъ со слезами
Плнный рыцарь:
— Боже, Боже!
Видно, нынче снова праздникъ
У Арабовъ окаянныхъ,
И придетъ ко мн въ темницу
Мой мучитель изступленный,
И весельемъ лютымъ полонъ,
Плоть мою терзать онъ станетъ!..
— Нтъ, ошибся ты, Гвариносъ,
Возразилъ со злобнымъ смхомъ
Заключенному тюремщикъ,
Не придетъ къ теб сегодня
Твой мучитель: нынче будни.
— Отчего-жъ, спросилъ Гвариносъ,
Надъ собой теперь я слышу,
Будто ропотъ волнъ бгущихъ,
Шумъ глухой толпы народной,
Отчего надъ подземельемъ
Вся земля дрожитъ и стонетъ?
— Оттого, сказалъ тюремщикъ,
Что теперь со всей Кордовы
Собрался народъ на площадь…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Лишь окончилъ рчь тюремщикъ,
Какъ Гвариносъ, весь въ тревог,
Такъ воскликнулъ, потрясая
Ненавистными цпями:
— Ахъ, когда бы былъ со мною
Боевой мой конь ретивый
Да копье мое, да шпоры,
На коня-бъ вскочилъ я мигомъ,
И вонзивъ въ бока крутые
Шпоры острыя стальныя,
Быстрымъ вихремъ полетлъ бы
Я по площади широкой
И копьемъ моимъ тяжелымъ,
На скаку, свалилъ бы сразу
Марлотецевъ щитъ на землю.
— Гд теб! сказалъ тюремщикъ,
Ужъ семь лтъ, какъ ты въ оковахъ
Въ подземелья здсь томишься:
Ты разслабъ уже всмъ тломъ
Отъ оковъ и истязаній,
И въ теб не хватитъ силы
Совладать съ вопьемъ тяжелымъ.
Да и конь-то твой ретивый
Былъ конемъ давно когда-то,
А теперь, забитъ, замученъ,
Изнуренъ въ работ тяжкой,
Сталъ онъ хуже всякой клячи.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека