I
I
II
II
III
III
IV
IV
V
V
VI
VI
Пить или не пить?, Свенцицкий Валентин Павлович, Год: 1916
Время на прочтение: 10 минут(ы)
———————
Публикуется по: Свенцицкий В. Собрание сочинений. Т. 4. Церковь, народ и революция (1910-1917) / Сост., коммент. С. В. Чертков. М., 2017.
———————
Передо мной два письма — и в обоих просьба высказаться по этому вопросу. Просят два совершенно разных человека и просят об разном.
Первое письмо в 20 страниц, не только грамотно, но даже литературно написанное, принадлежит человеку лет сорока, который о себе говорит следующее: ‘Я человек мастеровой, хорошо зарабатываю и имею возможность жить, ни в чём себе не отказывая. Работаю более 20 лет на заводе…’
Второе письмо от женщины. Она пишет о себе так: ‘Если бы я сама могла прийти всё рассказать, то вы не поверили бы, что живу в аду. Но не могу ходить — больна…’
Насколько различны авторы писем, настолько же различно и содержание.
Больная несчастная женщина пишет:
‘Неужели нельзя уничтожить кабаки политурщиков на каждом шагу… Кто радуется празднику, а кому слёзы… Будут скандалы, до драки… Пожалейте меня и наше семейство, — но я думаю, не одна я так страдаю, есть много, которые так же страдают. Напишите мне какое-нибудь утешение, как мне делать с пьяницею’. В конце приписка: ‘В субботу вечером, в 9 ч., доставили на квартиру, совсем опился. Помогите!’…
А вот что пишет первый:
‘Я желаю, чтобы в нашем отечестве вновь была разрешена свободная торговля спиртными напитками. Я привык ежедневно выпивать перед обедом и ужином по полбутылки водки. И только благодаря водке я имел хороший аппетит и крепкий сон. Кроме того, праздники и досуг я привык проводить в кругу своих товарищей за доброй бутылкой. Так же привыкло проводить время и громадное большинство рабочих людей. И вот этот строй жизни, который устанавливался десятилетиями, при котором выросли и воспитались целые поколения и вне которого невозможно жить сроднившимся с ним миллионам рабочего народа, этот строй жизни хотят сразу перевернуть вверх дном, не принимая в расчёт тех печальных для народного здоровья последствий, которые, несомненно, принесёт эта мера. Уже и теперь, несмотря на суровые преследования, тайное винокурение процветает, ханжа, политура, одеколон, калимали и пр. суррогаты истребляются населением в неимоверном количестве. Народ знает, видит и чувствует, что это вредно, и всё-таки пьет, потому что он привык пить. Он не может не пить…’
Далее, по поводу замены водки ‘полезными развлечениями’ и театром, он пишет:
‘Мне, родившемуся и выросшему в рабочей среде, до сорока лет не знавшему дороги никуда, кроме завода и трактира, и вполне сроднившемуся с этими привычками, хотят теперь навязать театр и при этом трубят, что театр имеет громадное воспитательное значение… Хорошо предлагать все перечисленные разумные развлечения нынешнему поколению рабочих, которые ещё молоды, которым, не спорю, они даже понравятся, которых не засосало, не привязало к себе то болото, в котором я и миллионы мне подобных прожили всю свою жизнь. Но не смешно ли, не глупо ли предлагать это мне и вообще пожилому рабочему…’
Итак, по мнению этого умного и совершенно интеллигентного рабочего, ‘за сорок’ — надо пить.
Я уверен, что в глубине души многие думают то же. И ‘доказательства’ приводят те же.
Но опровержение этой точки зрения в последних словах: ‘Молодому поколению вместо водки можно предлагать разумные развлечения!’
Но ведь реформа делается не на 10 лет. Государство должно смотреть вперёд.
Сами вы пишете, что привычка пить и весь ‘быт’ около ‘полбутылки’ складывались десятилетия (вернее, столетия). Значит, и привычка к трезвости и трезвый быт — тоже должны складываться десятилетиями. Но из этого не следует, что не надо начинать!
Начало же, несомненно, должно заключаться в запрещении. Теперешнему поколению народа, воспитанному на старой привычке, придётся пострадать. Ничего не поделаешь! Будут и злоупотребления. Но должны ли они остановить реформу? Никогда! Нельзя во имя больных, привычных пьяниц — отравлять весь народ.
Они погибнут? Пусть так! Трезвая Россия — должна перешагнуть через их трупы!
Как бы ни злоупотребляли суррогатами, как бы ни развивалось шинкарство — это совсем не то, что разрешённое пьянство.
Раньше в каждом буфете третьего класса стояла батарея предупредительно налитых рюмок. Надо было ‘немножечко’ захотеть, и рука сама протягивалась к буфету. Теперь, чтобы идти искать по городу ‘ханжу’, надо иметь непреодолимую страсть.
Таким образом, запрещение не может уничтожить существующую привычку, но оно из года в год будет в трезвых привычках воспитывать новые поколения.
Одного запрещения — мало. Надо просвещение. И надо развлечение. Но это уж другой вопрос…
Итак, как бы ни было тяжело отучаться от ‘десятилетних привычек’, как бы ни злоупотребляли политурой, всё же запрещение продажи водки — величайшая реформа, которую можно сравнить разве с освобождением крестьян от крепостной зависимости!
А в заключение позвольте и в самом деле поставить этот вопрос на всеобщее обсуждение.
Вам, трудящимся, многое видней. И будет иметь громадное общественное значение — ваш искренний ответ на этот вопрос: Пить или не пить?
Ответьте мне на него.
Я подведу итоги полученным ответам, и мы узнаем не только моё мнение об этом вопросе и двух моих случайных корреспондентов, а ‘соборное мнение’ всех читателей ‘Маленькой газеты’.
Судя по первым откликам читателей, анкета о запрещении торговли водкой будет иметь громадный общественный интерес.
Ответы идут явно из ‘самого нутра’, из ‘глубины души’ — и потому отличаются глубокой искренностью.
Но ясно, что чем больше будет этих ответов, тем полнее мы узнаем ‘общественное мнение’ по этому вопросу. До сих пор говорили отдельные представители общества — писатели, общественные деятели т. д. Пусть теперь скажет само общество, и по преимуществу тот его класс, быт которого тесно связан с потреблением водки.
Вот почему я убедительно прошу всех читателей ответить мне на вопрос ‘пить или не пить?’, т. е. хорошо или плохо запрещение пьянства?
Не поленитесь потратить 10 минут на письмо. Не скупитесь на марку. И пишите.
Если 10 читателей из 100 отзовутся, то и тогда мы будем иметь несколько тысяч ответов. И услышим голос самой жизни об одном из главнейших вопросов внутренней жизни народа.
Чем больше ответов — тем лучше, тем полнее узнаем мы ‘общее желание’.
Вы люди труда. И мы предоставляем вам возможность сказать открыто, как вы относитесь к великой реформе.
Пишите же непременно. Из этого выйдет огромное общественное дело.
1000 ответов на вопрос ‘пить или не пить?’ — это и много, и мало.
Если брать ‘просто цифру’ — много. Если брать эту цифру в связи с общим количеством читателей ‘Маленькой газеты’ — мало.
Спрашивают: какое практическое значение может иметь анкета о пьянстве?
Такое же, как и всякая анкета. Такое же, как и всякое общественное мнение.
В Думе подлежит обсуждению законопроект о трезвости навсегда. В печати, в комиссиях, в думах идут ожесточённые споры — спаивать или не спаивать народ?
И вот мы хотим дать возможность ответить вслух на этот вопрос самому трудящемуся народу.
К его голосу прислушаются. Если анкета даст не 1000, а 10 000 ответов — так это будет ‘глас народа’. А глас народа — глас Божий.
Наша анкета как живой голос самого народа дойдёт по назначению.
Правительство и Государственная дума — твёрдо стоят на трезвости. И для них не может не иметь значения первая анкета по этому вопросу в таком объёме, в котором она поставлена нами.
Многих затрудняет, в какой форме писать!
Для облегчения этого затруднения я прошу ответить мне на следующие вопросы:
1) Сколько вам лет?
2) Скольких лет начали пить водку?
3) Заменяете ли её чем-либо сейчас?
4) Как отразилось запрещение на вашей материальной и духовной жизни?
5) Надо или не надо запрещать продажу спиртных напитков навсегда?
Вопросы списывать не надо. Прямо пишите ответы. Адреса своего писать не надо. Фамилию можно ставить вымышленную…
Не ленитесь. Не откладывайте. Не жалейте для большого общественного дела 10 минут на ответ и 5 к. на марку.
Итак, пусть удесятерится количество ответов на вопрос ‘пить или не пить?’. Каждый составил об этом своё определённое мнение. И пусть теперь выскажет его вслух.
На сегодняшний день мною получено 1756 ответов на вопрос: ‘Пить или не пить?’.
Если принять во внимание, что многие ответы коллективные, общую цифру ответов можно принять в 2000.
Как бы ни был ‘случаен’ состав лиц, отвечающих на этот вопрос, — бесспорно, подводя итог этим ответам, мы услышим подлинный голос самого трудящегося народа.
Привести целиком все присланные ответы нет никакой возможности — да, пожалуй, и надобности. Мы запутались бы в груде разнообразных мнений, и общая картина затерялась бы в несущественных мелочах.
Ввиду этого я привёл полученный материал в порядок по следующему плану:
Я разобрал ответы по группам единомышленников. Получилось несколько ‘партий’. Только вместо ‘членов партий’, всегда шумных и раздражённых, лежат спокойные, обстоятельные письма!
Я выбираю из этих писем ‘лидера’. Это такое письмо, в котором выражены взгляды данной группы наиболее полно. ‘Письмо-лидер’ будет печататься по возможности целиком. Затем, в добавление к нему — будут приведены соображения отдельных членов той же партии, которые могут в той или иной степени дополнить основную точку зрения группы.
В результате у нас получится не хаотический перечень пёстрых мнений, а целый парламент, в котором я займу председательское место.
Сначала выслушаем коллективные заявления. Затем — партийных ораторов. Потом — мнения так называемых диких, т. е. тех народных представителей, которых нельзя причислять ни к одной из существующих групп. И, наконец, когда прения будут исчерпаны, поставим вопрос на голосование…
Чтобы наша анкета и вовсе похожа была на Государственную думу — я позволю себе начать её с одного благодарственного письма. Ведь в парламентах всегда начинают с благодарностей!
Итак, мы далёкие друзья — откроем же наше ‘народное собрание’ по вопросу великого государственного значения:
Пить или не пить?
Приступим теперь, в заключение, к голосованию и подведению ‘итогов’.
За время, пока печаталась ‘анкета’, получено ещё: коллективных подписей 869. Из них 850 — пить, 19 — не пить.
Большинство коллективных заявлений ‘сомнения’ не возбуждает, судя по внешнему виду ‘документа’. Особенно с больших заводов.
Например, механическая мастерская Франко-Русского завода прислала 377 подписей (пить). Снарядная мастерская Обуховского завода — 104 (пить). Рабочие Охтенского снарядного цеха морского ведомства — 98 (пить).
Отдельными лицами прислано за это же время 340 ответов. Из них 183 — не пить и 157 — пить.
Всего мы располагаем следующим количеством голосов: 1308 коллективных, 2086 отдельных. Итого 3994 голоса. Коллективные голоса дают преобладающие ответы пить — 1113.
Иное отвечают ‘отдельные’ голоса:
Не пить — 1386. Пить — 346. Ограничить — 154. Виноградное вино — 200.
В этот подсчёт входят и женские голоса.
Если объединять в блок тех, кто за разрешение, за ограничение и за виноградное вино, — получится 700 голосов. Другими словами, сторонники трезвости имеют абсолютное большинство в 686 голосов. Это ‘отдельные’. Если же соединить отдельные и коллективные ответы вместе, тогда получится иное.
Сторонников ‘разрешения’ будет 1813. Сторонников запрещения 1581. И разрешение ‘пройдёт’ большинством 232 голосов.
Но если из этого количества вычесть 200 голосов, которые против водки, но за виноградное вино, — сторонники ‘разрешения’ будут иметь большинство в 32 голоса.
Оставляем в стороне вопрос, все ли ‘коллективные’ ответы ‘подлинные’, т. е. не принадлежат одному или нескольким лицам, подписавшимся за товарищей, не имея на то специальных полномочий. Примем все цифры за действительные. На какие выводы это наталкивает?
Масса — всегда руководящаяся больше ‘чувством’, чем сознанием, — хочет пить, подчиняясь своей вековечной страсти.
Отдельные представители общества, живущие сознательной жизнью, в громадном большинстве — за полное воспрещение.
Особенно важно отметить, что против пьянства были именно ‘отдельные представители’, а не организованные ‘трезвенники’, так как в противном случае мы имели бы коллективные заявления, — тогда как ответы против разрешения почти все индивидуальны.
Теперь ознакомимся ещё с некоторыми любопытными цифровыми данными, которые дала анкета. На вопрос, с какого возраста начали пить, заменяют ли водку чем-либо и т. д., ответили сравнительно немногие — около 400.
На основании этих ответов получается:
Возраст пьющих колеблется от раннего детства (с 5-6 лет) до глубокой старости (65 лет).
Большинство приучилось пить от 17 до 20 лет.
Заменяют водку суррогатом около 60%.
Чувствуют себя хуже после запрещения около 80%.
Пили и благодаря запрещению не пьют вовсе около 30%.
Почти все отвечающие отнеслись к своей задаче в высшей степени добросовестно и серьёзно. Только три письма были написаны ‘на смех’. Но это такой ничтожный ‘процент’, что его можно принять равным нулю.
Теперь попробуем ‘подвести итог’ тем аргументам, которые были высказаны за и против разрешения продажи.
Первый и главный аргумент, выставляемый всеми без исключения сторонниками разрешения, таков:
— Лучше пить водку, чем отраву: ханжу, одеколон, калимали…
Дальнейшие аргументы сводятся к следующему:
— При тяжёлом физическом труде водка необходима для поддержания сил.
— Вино необходимо, чтобы заполнить досуг и дать праздник.
— Запрещение — это насилие над свободой граждан.
— В холодное время водка необходима как согревательное средство.
— Водка вошла в народный быт — и нет оснований ломать его.
Сторонниками ‘стеснения’ продажи водки предлагаются реформы, сущность которых сводится к введению особых книжек на право получения водки в определённом количестве, подобно тому, как это теперь делается с денатуратом.
Сторонники запрещения, во-первых, указывают на:
— Страшное бедствие от пьянства.
И далее:
— Суррогаты отравляют привычных пьяниц, которых всё равно спасти невозможно.
— Надо думать не о себе, а о молодом поколении.
— Запрещение уничтожает соблазн.
— Водка — основа рабства.
— Водка — причина невежества.
Вот те итоги, которые мы можем сделать на основании нашей анкеты.
Я старался быть беспристрастным. Я добросовестно прочёл все полученные ответы и выбрал из них все ‘дополняющие’ ту или иную точку зрения, независимо от моих личных взглядов. Я подсчитал голоса с такой точностью, которой бы могли позавидовать и в Государственной думе.
Роль моя как ‘председателя’ закончена. Но, может быть, участники анкеты и все читатели, следившие за ней, не посетуют на меня, если я и себе предоставлю слово?
Во всяком случае, мне не хотелось бы кончать эту анкету, не высказав и своего личного взгляда. Я это и сделаю в следующий раз.
Итак, последнее слово я беру себе.
Пить или не пить?
Безусловно, не пить. Продажа спиртных напитков должна быть запрещена навсегда. Употребление алкоголя должно рассматриваться как уголовное преступление.
Какие аргументы выставляют защитники алкоголя:
— Во всех странах пьют, во все века пили.
Что же из этого! Во всех странах воруют. Во все века воровали. Неужели из этого следует, что государство должно разрешить воровство?
— Запрещение — насилие над личностью гражданина.
Да. Но это то насилие, без которого немыслимо государство. И сажать за воровство в тюрьму — ‘насилие’. И арест убийцы — ‘насилие’. Но если мы не сторонники анархизма — мы такое ‘насилие’ принимаем как необходимое условие организованного государства.
В основе запрещения воровать, убивать, оскорблять и т. д. лежит общечеловеческое сознание минимума нравственных требований, предъявляемых к каждому человеку. Нарушение их рассматривается не как ‘несовершенство’, а как преступление. Самоотравление алкоголем должно быть причислено к категории преступлений ‘против себя’ — и требование трезвости должно быть предъявлено государством ко всем гражданам.
Самое серьёзное возражение против запрещения — это употребление суррогатов. Но здесь должен быть выдвинут вопрос о способах борьбы с этим злом, а никак не о разрешении вина.
Если трудно бороться с воровством — из этого не следует, что надо его разрешить.
Но надо сказать, как ни велико злоупотребление ханжёй, всё же теперешнее пьянство нельзя сравнить с прежним разливным морем. Если бы в наши дни по-прежнему продавали водку — настал бы сущий ад.
Говорят:
— Пьют по-прежнему.
Нет! Не по-прежнему! Если среди ваших знакомых пять-шесть человек злоупотребляют ханжёй — мы говорим: ‘Все пьют, как раньше’… Но раньше действительно было поголовное пьянство. Войдите теперь на вокзал. Поезжайте по железной дороге. Вспомните ‘былые годы’ и сравните с тем, что теперь. Обратитесь к статистике и увидите, что ‘пьют, как раньше’ придётся сократить раз в 50.
И понятно: водка стояла на виду. Надо было чуть-чуть захотеть — и бутылка к вашим услугам. Теперь надо иметь упорную непреоборимую страсть, чтобы разыскивать политуру.
Но главное — государство обязано руководствоваться высшими принципами, а не ‘спросом’. И оно не может разрешать преступление только потому, что иначе его будут делать исподтишка.
Совершенно несерьёзны соображения в защиту пьянства с точки зрения ‘здоровья’.
Трудящемуся надо подкрепить свои силы водкой, но скажите по правде, какой работник трудоспособнее — трезвый или пьяный? Опьянение создаёт иллюзию силы и ‘тепла’. Действительно, пьяному море по колено. Ему кажется, что он стал сильней. И ‘согрелся’ на холоде. Но пьяный замёрзнет скорее трезвого. А устанет — и подавно.
Предлагают разрешить ‘выпивать’.
Но пьянство, как чесотка. Чем больше пить — тем больше хочется. Вводить ‘ограниченное пьянство’ — это значит обманывать себя.
Один из участников анкеты совершенно верно пишет, что любителям выпивать рюмку перед обедом не трудно отказаться от этой привычки и ради них нет смысла разрешать такой страшный народный соблазн.
Но взглянем на дело ещё с одной стороны:
Почему вопрос об алкоголе так волнует всех? Ведь это не предмет ‘первой необходимости’?
Есть, очевидно, в самой душе человека какая-то потребность одурманивать себя.
Запрещение должно иметь в виду не только ‘здоровье’. Оно должно бороться и с самой основой пьянства. С теми внутренними причинами, которые его обусловливают. Пьянство не есть потребность ‘желудка’, это потребность психики. До запрещения вином заливалась душа народная. И в пьяном кошмаре, чувствуя себя кумом королю, народ жил тёмный, забитый, несчастный…
Водка — родная сестра невежества и рабства.
Запретив водку, государство обязано дать народу то питание психики, которое в корне уничтожало бы потребность пьянства.
Одного ‘просвещения’ здесь недостаточно. Ведь посетители ресторанов первого разряда — ‘просвещённые люди’. И это лишь утончает их вкус. Вместо водки они пьют ликёры и шампанское. Нужна громадная общенародная и общегосударственная реформа всей жизни, тогда только возможно будет и трезвое государство.
Но значит ли, опять-таки, пока этого нет — надо пить? Нисколько! Запрещение — первая половина трезвой реформы. Она неминуемо обуславливает и вторую, хотя бы одну половину от другой и отделял некоторый промежуток времени. Вот причина начавшейся ‘алкогольной реакции’… В основе этой боязни безусловной трезвости навсегда лежит смутное сознание, что безусловное запрещение обязывает в дальнейшем к коренным реформам народной жизни.
Итак, во имя раскрепощения от невежества, во имя здорового грядущего поколения, во имя лучшего, счастливого будущего мы твёрдо должны сказать:
— Не пить!