Альфонсъ Додэ.
Альфонсъ Додэ.
Письмоводитель.
Письмоводитель.
‘Отечественные Записки’, No 10, 1878
Письмоводитель, Доде Альфонс, Год: 1873
Время на прочтение: 4 минут(ы)
‘Брръ, какой туманъ!’ сказалъ онъ выйдя на улицу. Онъ поскорй поднялъ свой воротникъ, закрылъ себ ротъ кашне и, съ опущенной головой, съ засунутыми въ задніе карманы рукаи, посвистывая, отправился въ должность.
Дйствительно, туманъ настоящій. На улицахъ еще ничего. Въ центр большихъ городовъ туманъ держится не доле снга. Его разрываютъ крыши, поглощаютъ стны. Онъ теряется въ домахъ, по мр того, какъ ихъ отпираютъ, и, благодаря ему, лстницы становятся скользкими, перила сырыми. Экипажа, прохожіе, снующіе туда и сюда, эти ранніе прохожіе, такіе торопливые и такіе бдные, прорзываютъ, разсеваютъ, уносятъ его. Онъ цпляется за одежду канцелярскаго писца, узкую, легонькую, за ватерпруфы швеекъ и магазинщицъ, остается на вуаляхъ, на большихъ клеенчатыхъ картонахъ. Но на набережныхъ, еще безлюдныхъ, на мостахъ, на рк это тяжелый, плотный, неподвижный туманъ, сквозь который солнце свтитъ, какъ ночникъ сквозь матовое стекло.
Несмотря на втеръ, несмотря на туманъ, человкъ, о которомъ идетъ рчь, отправился въ свою должность набережной. Онъ могъ выбрать другую дорогу, но рка, казалось, имла ли него какую-то таинственную привлекательность. Ему нравилось идти вдоль парапетовъ, прикасаться къ этимъ каменнымъ периламъ, истертымъ локтями фланровъ. Но въ этотъ часъ, изъ такую погоду фланры рдки. Однакожъ, кое-гд встрчалась, отъ времени до времени, женщина съ узломъ, отдыхавши у парапета, или какой-нибудь бднякъ, облокотясь на него, стоялъ съ скучающимъ видомъ, наклонившись къ вод. И каждый разъ,— человкъ, шедшій въ должность, оборачивался, съ любопытствомъ смотрлъ на нихъ и потомъ на воду, словно какая-то тайная мысль соединяла въ ум его этихъ людей съ ркой.
Не весела была въ это утро рка. Туманъ, стоявшій надъ ея волнами, казалось, давилъ ее. При вид темныхъ крышъ, тянувшихся по берегамъ ея, и всхъ этихъ трубъ, неровныхъ и наклоненныхъ, которыя, скрещиваясь и дымясь, отражались посреди рки, воображенію представлялась какая-то громадная мрачная фабрика, на дн Сены, посылавшая оттуда въ Парижъ весь свой дымъ въ вид тумана. Но нашему прохожему эта картина, повидимому, не казалась столь грустной. Сырость проникала его насквозь. На немъ не было сухой нитки. Но онъ все шелъ, посвистывая съ веселой улыбкой на концахъ губъ. Онъ ужь давно сжился съ туманами Сены. О притомъ онъ зналъ, что тамъ, въ должности, ждетъ его теплый мхъ для ногъ, трескъ пылающей печи и маленькая чугунная доска, на которой онъ ежедневно приготовляетъ свой завтракъ. Скудныя радости маленькаго чиновника, тюремное счастье, знакомое только бднымъ, приниженнымъ существамъ, вся жизнь которыхъ проходитъ въ. какомъ-нибудь угл!
‘Не забыть бы яблокъ купить’, говорить онъ себ отъ времени до времени, и опять свиститъ и торопится. Увряю васъ, чтобы никогда не видали, чтобы кто нибудь шелъ въ свою должность съ такимъ веселымъ видомъ.
Набережная, все набережная, потомъ мостъ. Теперь онъ позади Notre-Dame. На этой оконечности острова, туманъ сильне, чмъ гд либо. Онъ надвигается съ трехъ сторонъ разомъ, до половины окутываетъ высокія башни, и скопляется у моста, словно хочетъ тамъ скрыть что-то. Человкъ останавливается. Это здсь.
Въ туман, смутно различаются какія-то печальныя тни, какіе-то люди, присвшіе на троттуар и чего то ожидающіе… И также, какъ у ршотокъ, больницъ и скверовъ, стоятъ лотки съ апельсинами, яблоками, бисквитами. Что за славныя яблоки! такія свжія, красныя… Онъ наполнилъ ими карманы, улыбаясь, торговк, продрогшей и положившей ноги на свою грлку. Потомъ онъ толкнулъ дверь и прошелъ черезъ маленькій дворъ, гд стояла запряжная тележка.
— Нтъ ли чего для насъ? спросилъ онъ мимоходомъ. Возчикъ, весь мокрый, отвчалъ ему. ‘Есть, сударь, и даже нчто очень хорошенькое’.
Тогда онъ поспшно вошелъ въ свою канцелярію.
Вотъ гд тепло, вотъ гд чувствуешь себя хорошо! Печка трещитъ въ уголк. Мхъ на своемъ мст. Маленькое кресло ждетъ своего хозяина, у самаго окна. Туманъ, подобно гардинамъ вися надъ окнами, цропускаетъ въ нихъ мягкій и ровный свтъ. Большія книги съ зелеными корешками стоятъ на своихъ полкахъ. Настоящій кабинетъ нотаріуса.
Онъ отдыхаетъ. Онъ у себя.
Прежде чмъ приняться за работу, онъ отворилъ шкапъ, вынулъ оттуда люстриновые рукава, которые надлъ аккуратно, маленькое глиняное, красное блюдо, кусочки сахару, оставшіеся отъ кофе, и началъ чистить свои яблоки, посматривая вокругъ себя съ самодовольствіемъ. И въ самомъ дл, нельзя было найти канцеляріи свтлй, веселй и въ большемъ порядк. Но одно было странно… со всхъ сторонъ слышался шумъ воды, онъ окружалъ васъ, точно вы находились въ кают. Внизу пнистыя волны Сены дробились съ ропотомъ объ арки моста, разбивались объ оконечность этого острова, вчно загроможденную досками, бревнами, сваями… Въ самомъ дом, вокругъ всей канцеляріи безпрерывно струилась, шумла вода, какъ будто ее лили полными кувшинами, или въ дом производилась огромная стирка. Я не знаю почему, но даже слушая только этотъ шумъ, вы чувствовали холодъ. Вы слышали, что вода падаетъ на что-то жесткое, на широкія плиты, скатывается на мраморные столы, кажется отъ этого еще холоднй.
Что же это все мыли, въ этомъ странномъ дом? Какое несмываемое пятно?
По временамъ, шумъ прекращался, и тогда, гд-то тамъ въ глубин, одна за другой падали капли, какъ посл оттепели или большаго дождя… Можно было подумать, что это туманъ, скопившійся на крышахъ, на стнахъ, таетъ отъ теплоты печей, и каплетъ, каплетъ не переставая.
Но человкъ не обращалъ ни на что вниманія. Онъ весь отдался своимъ яблокамъ. Они уже начинали шипть на красномъ блюд, и въ комнат пахло жженымъ сахаромъ. Эта псенка мшала ему слышать шумъ воды, зловщій шумъ.
— Г. письмоводитель, пожалуйте!.. раздался чей-то хриплый голосъ, въ задней комнат.
Онъ бросилъ взглядъ на свои яблоки и съ сожалніемъ вышелъ изъ комнаты. Куда онъ пошелъ? Изъ двери, отворившейся на минуту, пахнуло холодомъ, отзывавшимся болотомъ, передъ глазами мелькнуло сушившееся на веревкахъ тряпье, полинялыя блузы, ситцевыя платья… Одно изъ нихъ было повшено за рукава, во всю длину, и вода текла, текла съ него.
Онъ кончилъ свое дло и, вернувшись въ комнату, положилъ за столъ разныя бездлушки, вс вымоченныя. Потомъ подошелъ въ огню и сталъ отогрвать свои покраснвшія отъ холода руки.
— Просто съ ума сойдешь въ такую погоду, сказалъ онъ себ, дрожа.— Что это на нихъ на всхъ нынче нашло? Отогрвшись, онъ принялся завтракать на своемъ письменномъ стол и, въ тоже время, раскрылъ свою книгу. Не переставая сть, онъ перелистывалъ ее, съ нкоторой гордостью. Эта толстая книга содержалась въ такомъ порядк! Пряныя строчки, заголовки, написанныя синими чернилами, слды золотого песку на чернилахъ на каждой страничк протечная бумага… изящество, тщательность…
Дло, должно быть, шло хорошо. На лиц его выражалось то пріятное чувство, какое испытываетъ казначей, у котораго къ концу года вс счета оказались въ исправности. Между тмъ, какъ онъ наслаждался созерцаніемъ своей толстой книги, двери въ сосдній валъ отворились, тамъ звучали шаги толпы, ходившей по каменнымъ плитамъ. Вс говорили вполголоса, какъ въ церкви.
— Какая молоденькая! Вотъ жалость!..
Толкотня… шопотъ. Но что ему за дло до ея молодости. Онъ спокойно додаетъ свои яблоки и разглядываетъ предметы, только что принесенные имъ: наперстокъ, весь полный песку, портмонне, въ которомъ лежитъ су, маленькія заржаввшія ножницы, до такой степени заржаввшія, что ихъ уже никогда не будутъ употреблять (о да! никогда, никогда)! и книжка съ аттестатомъ работницы, и съ прилипшими одна къ другой страницами, письмо, совсмъ стертое и изодранное, гд можно было разобрать только нкоторыя слова: ‘ребенокъ… нтъ ден…. кормилиц за три мс….’
Письмоводитель пожалъ плечами, какъ бы говоря:
— Все это мы знаемъ.
Потомъ онъ взялъ перо свое, тщательно сдулъ крошки хлба, упавшія на книгу, сдлалъ движеніе, чтобъ удобне положить руку, и своимъ красивымъ, ровнымъ почеркомъ написалъ имя, которое ему удалось разобрать на измокшемъ аттестат.
‘Фелиси Рамо, полировщица, семнадцати лтъ’.