Письмо Устина Веникова к издателям ‘Русского вестника’ от 22 декабря 1807 года из села Зипунова
Ростопчин Ф. В. Ох, французы! / Соcт. и примеч. Г. Д. Овчинникова.
М., Русская книга (‘Советская Россия’), 1992.
Милостивый государь мой издатель ‘Русского вестника’! Хотя я имел и сам человек с десяток заморских учителей, зевал на чужой земле и говорю на нескольких иностранных языках, но со всем тем Бог охранил меня от заразы. И я узнал свою отчизну, помня примеры предков, поучения священника Петра и слова мамы Герасимовны, остался до сих пор совершенно русским. Отдавая должную справедливость перу и уму сочинителя ‘Сумбеки’ и ‘Натальи, боярской дочери’, увидел я обнародование ваше о ‘Российском вестнике’: хвалю столько же благое намерение, сколько дивлюся смелости духа вашего. Вы имеете в виду единственно пользу общую и хотите издавать одну русскую старину, ожидая от нее исцеления слепых, глухих и сумасшедших, но забыли, что неизменное действие истины есть колоть глаза и приводить в исступление. Конечно, вас читать будут многие, все благомыслящие и любящие законы, отечество и государя (следственно, и честь) отдадут справедливость подвигу вашему. Но для сих прошедшее не нужно, ибо они сами настоящим служат примером. А как заставить любить по-русски отечество тех, кои его презирают, не знают своего языка и по необходимости русские? Как привлечь внимание вольноопределяющихся в иностранные? Как сделаться терпимым у раздетых по моде барынь и барышень? Упрашивайте, убеждайте, стыдите — ничто не подействует. Для сих, отпадших от своих и впадших в чужих, вы будете проповедником, как посреди дикого народа в Африке. До сего одни лишь иностранные за наше гостеприимство, терпение и деньги ругали нас без пощады, а ныне уже и русские к ним пристают. Я не удивлюсь, есть ли со временем найдется какой-нибудь бесстыдный враль, который станет нам доказывать, что мы не люди и что Бог создал одно наше тело, а души вкладываются иностранными по их благорассмотрению, что мы без них обратились бы в четвероногих, без языка… и без их поваров ели бы траву и желуди. Мы с первого раза вытверживаем имя всякого иностранного искидка, а они до сих пор не могут правильно писать Суворов, а что еще лучше, что сим великим именем называют в Лондоне белого медведя, и в Париже в 1785 году показывали за деньги француза, одетого в звериную кожу под вывеской: ‘Здесь можно видеть страшное чудовище, которое говорит природным своим московским языком’. Принимая живое участие в успехе вашего сочинения, советую приучить к слегка забытой русской были тех из соотчичей наших, кои телом на Руси, а духом за границей, советую называть подлинные сочинения наши переводными, разжаловать всех наших именитых людей в иностранных, украсить каждую книжку французским и английским эпиграфом и картинкой, представляющей невинную в новом вкусе насмешку. Например, представьте парикмахера, стригущего русского, с надписью: ‘подстриженный северный Самсон’, или обезьяну, которая учит медведя танцевать, с надписью: ‘сержусь, но поклонюсь’, или беса, раздевающего русского, с надписью: ‘облегчится и просветится’.
Вот советы, кои русский старик почитает нужными для вас, подтверждая, что опытность его и долгое обращение с людьми уверили в неоспоримой истине, что нет ничего труднее, как исправлять поврежденных и проповедовать добродетель тем, кои ее ищут в словарях для переводу.
Впрочем, имею честь пребыть и проч. Устин Веников
ПРИМЕЧАНИЯ
Впервые: Русский вестник.— 1808.— No 1.— С. 68—72.
‘Сумбека,— или Падение Казанского царства’, ‘Наталья, боярская дочь’ — драмы издателя ‘Русского вестника’ С. Н. Глинки (1775—1847). Искидок — выброшенный, выкинутый человек.