Извстно, что Адмиралъ Вильневъ, проигравши Трафальгарское сраженіе и сдавшись въ плнъ къ Англичанамъ, получилъ-было отъ Британскаго правительства дозволеніе на честное слово возвратиться то Францію, и что самъ Наполеонъ запретилъ ему въ Парижъ прихать. Бывъ чрезвычайно огорченъ тмъ, и не имя никакого способа оправдаться противъ обвиненій, печатаемыхъ въ Монитер, онъ размозжилъ себ голову, но прежде оставилъ письмо, котораго содержаніе было сокрыто отъ публики. Издатель Рижскаго Зрителя, получивъ отъ кого-то переводъ онаго письма на Нмецкомъ язык, напечаталъ его въ листкахъ своихъ, дабы сдлать извстными послднія слова отчаянія храбраго мужа, служащія къ его оправданію, и дабы представить доказательство, что по крайней мр не вс Французы заражены тмъ слабоумнымъ и постыднымъ расположеніемъ, съ каковымъ нація ихъ нсколько уже сряду лтъ дозволяетъ управлять собою властолюбивому чужестранцу.
Вы должны вспомнить, что когда Латушъ умеръ, я начальствовалъ въ Рошфор, и что я тогда же уклонялся отъ почести, быть его преемникомъ. Я твердо былъ увренъ, что всякой, кому бы ни досталось управлять или распоряжать странною и худо устроенною експедиціею соединеннаго Французско-Испанскаго флота, всякой былъ бы со стыдомъ побитъ, хотя бы по несчастію и удалось ему спасти жизнь свою отъ неизбжнаго пораженія въ битв съ такимъ ненриятелемъ, которой покрывалъ вс моря своими кораблями. Точно сіи слова говорилъ я тогда вамъ и Министру морскихъ силъ. Посл того противъ воли своей принужденнымъ бывъ отплыть въ Барцеллонъ и Кадиксу, и тамъ очевидными опытами уврившись, какими людьми наполненъ былъ флотъ Испанской и съ какимъ искусствомъ длалъ онъ свои движенія, при первомъ случа послалъ я мою просьбу объ отставк, потомъ опять неоднократно повторялъ я свои докуки объ увольненіи отъ службы, находясь съ Мартиник, передъ Ферролемъ и Кадиксомъ. Когда получилъ я повелніе отъ 24. Сентября возвратиться съ соединеннымъ флотомъ въ Тулонъ, хотя бы надлежало пробиться сквозь флотъ Англійской, то я отвчалъ, что исполню повелніе, но въ то же время напомнилъ Министру о прежней моей просьб объ отставк, об опасеніяхъ моихъ вразсужденіи успха морской битвы, и о твердомъ намреніи моемъ, одержу ли побду, или проиграю сраженіе, навсегда отказаться отъ опаснаго своего мста, для котораго я былъ неспособенъ, по причин собственныхъ моихъ правил, а еще боле отъ свирпаго и яростнаго вашего нрава. Несчастія при Трафальгар не должно приписывать ни оплошности, ни недостатку въ мужеств, это весьма обстоятельно доказано мною въ подробномъ донесеніи о сей морской битв. Для чегожъ ему недаютъ мста въ Монитер, между тмъ какъ обвиненія и порицанія отъ враговъ моихъ всегда въ немъ печатаются? Получивши мое донесеніе, вы сказали съ обыкновенною наглостію и съ обыкновеннымъ свирпствомъ:, движу, что надобно непремнно и во Франціи ввести примрную казнь, чтобы, флоты мои сдлать побдоносными. Тысячи голосовъ повторили сіе безчувственное выраженіе, сей смертный приговор бснующагося чужестраннаго хищника противу природнаго, любящаго свое отечество Французскаго Адмирала, и никто не удостоилъ замтить мое донесеніе, быть можетъ его даже и совсмъ нечитали. Я однакожъ предложилъ въ немъ нкоторыя горькія истины, коими доказывалъ, что ваше высокомріе, бывшее причиною истребленія Французскаго флота при Абукир, равномрно и при Трафальгар, послужило причиною къ такому же несчастно. Во время вашего управленія, въ нсколько лтъ отечество мое и союзники его потеряли уже боле военныхъ кораблей, нежели сколько было ихъ всего на все въ Королевскихъ флотахъ при Лудовик XIV и Лудовик XV, и ежели мое отечество еще нсколько времени будетъ оставаться под гнвомъ Божіимъ, то есть подъ желзнымъ скипетромъ вашимъ, то морская сила его придетъ въ такое же дурное состояніе, въ какомъ находится его морская торговля, и въ гаваняхъ его скоро никого небудетъ видно, кром морскихъ разбойниковъ и купцовъ разорившихся.
Какую пользу имло отечество мое до сихъ пор отъ славы всхъ вашихъ счастливыхъ походовъ? Свободне ли оно теперь подъ вашимъ господствомъ, нежели было прежде? Обремененные налогами, ужасно утсняемые безчувственными военными деспотами сограждане мои оплакиваютъ приближеніе неминуемой погибели, даже не смя и вздохнуть о том громко. Только вы, родственники и твари ваши пользуетеся выгодами побдъ, приобртаемыхъ кровію и стяжаніями Франціи. Что прибыли Французамъ кровожаднйшаго пройдоху имть своимъ Императоромъ,— — — — — — — его — — — — — братьевъ и шурьевъ Королями и Принцами, племянницъ Королевами и Принцессами, участниковъ злодяніи его Дюками, Маршалами и Кавалерами?— Хотя вы оковали тла Французовъ, однакожъ немогли оковать ихъ разума. Увидвши во Французскомъ плну до 20,000 Австрійцевъ или Русскихъ, о чемъ другомъ они могутъ помышлять, какъ не о томъ, что въ Англіи находится еще боле земляковъ ихъ, отправленныхъ туда вашею дерзостію и честолюбіемъ.
По тону, которымъ я говорю съ вами въ етомъ посланіи, вы легко догадаетесь, что бшеное мщеніе ваше до меня уже недостанетъ. Повелніе вашего Министра о том, чтобы я не приближался къ столиц вашей, неполучивъ предварительнаго отъ васъ дозволенія, отдалило минуту вашей казни и освобожденія рода человческаго. Въ противномъ случа я, который твердо ршился непережить погибели Французской морской силы, прежде истребилъ бы васъ, а потомъ уже наказалъ бы себя самаго, за то что нарушивъ уваженіи въ чести своей, къ должности, къ пород я въ своему званію, дозволилъ я употреблять себя орудіемъ вашего тиранства. Вы еще находитесь между живыми, ето самое служитъ доказательствомъ, что враждебная судьба по недовдомымъ причинамъ желаетъ еще вашему варварскому господству продолженія. Но будьте уврены — и ужаснйшія преступленія ваша послужатъ для васъ очевиднымъ доказательствомъ въ сей истин — будьте уврены, что поелику вы жили какъ величайшій тиранъ и злодй, то и конецъ вашъ долженъ бытъ несчастенъ и ужасенъ. Убійца или палачъ прекратитъ исполненную мерзостей жизнь вашу, ко стыду человчества до сего времени продолжающуюся, а чтобы добродтельное потомство, которое можетъ быть стало бы порицать какія нибудь дянія публичной моей жизни, не оставалось съ невдніи об искреннемъ моемъ раскаяніи и патріотическихъ расположеніяхъ, наполняющихъ душу мою въ послднія минуты жизни, то я отправилъ списки сего посланія къ офицерамъ, находящимся во Французскихъ гаваняхъ. Подлые ваши льстецы могутъ говорить, что хотятъ, но еслибъ я умертвилъ васъ, то настоящее столтіе и даже вс грядущіе вки благословляли бы память мою, и почитали бы меня героемъ.
Трепещи тиранъ! ты живешь въ общемъ омерзніи, ты умрешь отягченный общимъ проклятіемъ, которое и въ могилу послдуетъ за тобою.