ПИСЬМО КАРЛЕЙЛЯ
‘Нива’, No 52, 1870
Письмо Карлейля, Карлейль Томас, Год: 1870
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Въ переписк Давида Штрауса съ Ренаномъ и прокламаціяхъ Виктора Гюго мы познакомили читателей съ образомъ мыслей передовыхъ людей Германіи и Франціи — относительно франко-прусской войны. Нын, точно такъ же воздерживаясь отъ всякаго личнаго взгляда на прилагаемый документъ, мы позволимъ себ представить образчикъ англійскихъ сужденій объ этой войн — и притомъ исходящій отъ одного изъ самыхъ крупныхъ политическихъ мыслителей туманнаго Альбіона.
Въ газет Times помщено весьма длинное письмо сэра Томаса Карлейля, которое помщаемъ съ нкоторыми сокращеніями. Отчетливость главныхъ положеній автора вполн обрисовываетъ его prolession de foi по вопросамъ международнаго права и государственнаго, наконецъ, высказываясь по поводу франко-прусской войны, каждая мысль автора пріобртаетъ еще большій интересъ.
Вотъ это письмо:
‘Если дешевое сожалніе и участіе газетъ къ низвергнутой Франціи — могутъ быть названы хорошей чертой человческой природы, то уже никакъ не въ настоящемъ случа, эти чувства, вызванныя исключительно вопросомъ о присоединеніи Эльзаса и Лотарингіи, обращенныя всею тяжестію на побдителя, представляютъ много ложнаго, празднаго и опаснаго. Со стороны Англіи подобныя чувства обличаютъ огромное незнаніе исторіи воюющихъ державъ и того вреда, который Франція причинила Германіи. Въ настоящемъ кризис задача Германіи — не въ томъ чтобы ршить вопросъ о степени великодушія и состраданія къ низвергнутому врагу, но въ томъ чтобы здраво предусмотрть, на основаніи прошедшаго, что этотъ побжденный врагъ можетъ предпринять въ будущемъ, когда опять встанетъ на ноги. Въ этомъ отношеніи, опытъ послднихъ 4-хъ столтій далъ Германіи самыя точныя указанія, о которыхъ въ памяти у Англіи не осталось, какъ видно, и слда.
У насъ хорошо знаютъ, однако, какъ революціонная Франція и Наполеонъ I поступали съ Германіей, но большинство какъ видно, не придаетъ этому, большаго значенія, и думаетъ что въ этотъ періодъ Германія была въ первый разъ угнетаема Франціей. Въ сущности это было только послднее угнетеніе замыкающее собою цлый рядъ предыдущихъ, или врне предпослднее, такъ какъ мы думаемъ, что настоящее кровавое столкновеніе — плодъ новйшей французской фантазіи или ‘Взятіе Берлина’ — будетъ наипослднее.
Ни у одной націи не было такого дурнаго сосда какъ у Германіи въ послднія 4 столтія, Франція въ теченіи всего этого времени была, самымъ алчнымъ, ненасытимымъ, наглымъ, падкимъ на поживу сосдомъ. До сихъ поръ еще ни одинъ безпокойный и дерзкій сосдъ не былъ такъ жестоко и постыдно наказанъ. Посл четырехъ сотъ лтъ тяжкихъ отношеній, Германія ощущаетъ нын высокую радость при вид честно-побжденнаго ею врага. Было бы глупо съ ея стороны — не воздвигнуть надежный оплотъ, между собой и подобнымъ сосдомъ теперь, когда это ей такъ легко.
Я не знаю ни одного естественнаго закона, ни одного изъ постановленій небесныхъ, которые бы освобождали одну Францію, не въ примръ другимъ, отъ отъ обязанности возвращать заграбленное достояніе,— когда собственникъ, у котораго оно отнято силою, въ состояніи отобрать его. Это могли воображать себ только французы.
Эльзасъ и Лотарингія были вроятно похищены въ силу подобной божественной миссіи. Хитрая политика Ришелье и длинныя руки Людовика XIV — вотъ единственныя основанія правъ на владніе этими нмецкими землями. Ришелье и Тюреннъ оторгли ихъ отъ Германіи, а Людовикъ Великій сдлалъ остальное. При этомъ произошло немало всякаго рода правъ нарушеній. Даже Англія протестовала противъ безстыдныхъ Соединенныхъ-Камеръ, но гордое и насмшливое отклоненіе вмшательства было единственнымъ отвтомъ великаго Людовика. Надпись на монетахъ во время его царствованія — свидтельствуетъ о томъ, что онъ называлъ себя exeisus super ommes gentes dominus.
Страсбургъ былъ также отнятъ силою, а Мецъ обманнымъ образомъ въ вид залога. Король Вильгельмъ отнялъ теперь эти земли у Франціи,— и я говорю, что будетъ весьма справедливо, разумно и практично, если Германія оставитъ ихъ за собой и постарается укрпить свои старыя Вогезы, чтобы избавить себя отъ дальнйшихъ французскихъ посщеній.
Французы страшно кричатъ противъ насилія и ‘униженія чести’, газетные политики также вторятъ въ одинъ голосъ: ‘не унижайте Францію, оставьте ея честь неприкосновенной!’ Но разв честь можетъ быть спасена, если Франція будетъ отказываться заплатить за побитыя ею стекла въ дом сосда. Вотъ этотъ отказъ и составитъ ея безславіе. Честь Франціи можетъ быть только спасена глубокимъ раскаяніемъ, и твердымъ ршеніемъ съ ея стороны не повторять того, что она длала до сихъ поръ, или, врне, поступать прямо противоположно тому, какъ она поступала.
Только подъ этимъ условіемъ Франція можетъ достигнуть своего прежняго величія — и въ этомъ случа даже большаго чмъ при Наполеон первомъ, а впослдствіи при Наполеон третьемъ. Тогда мы добровольно будемъ платить дань нашимъ уваженіемъ, преклонивъ голову предъ граціозными и прекрасными качествами, которыми природа надлила сыновъ Франціи. Въ настоящее время Франція кажется намъ все боле и боле безумной, достойной порицанія и сожалнія — даже презрнія. Она отказывается здраво посмотрть на факты, которые столь осязательно возстаютъ предъ ея глазами, и на наказаніе, которое она добровольно навлекла на себя.
Среди развалинъ государственнаго порядка и страшной анархіи,— такъ что среди этого хаоса нельзя отличить гд голова и гд ноги,— всмъ руководитъ и заправляетъ мятежная чернь и министры летающіе на воздушныхъ шарахъ, наполненныхъ въ вид баласта самой позорною ложью, военно-фантастическія прокламаціи этого правительства, которое пробавляется изо-дня въ день лживыми заявленіями, свидтельствуютъ, что оно готово охотне согласиться на безконечное кровопролитіе, нежели измнить, въ качеств чистйшихъ республиканцевъ, начертанный путь, но которому они должны вести отечество, — словомъ, я не знаю до сихъ поръ ни одной націи, которая обезславила бы себя такъ, какъ Франція.
Если бы Франція имла среди газетныхъ политиковъ истиннаго друга, то совтъ его былъ бы такой: возврати все что слдуетъ, и избгай въ будущемъ всякаго столкновенія съ своимъ непріятелемъ. Франція должна бы помнить изрченіе, которое говоритъ, что ложь ведетъ людей ко вратамъ вчной смерти, и воспрещается всмъ безъ различія. Единственное спасеніе ея въ томъ, чтобы преклониться предъ совершившимся фактомъ, который она навлекла на себя добровольно, и признать справедливость вполн заслуженнаго наказанія за то, что позволила себ оскорбить сосда спокойнаго, гуманнаго, мирно-развивающаго свои политическія учрежденія,— она, позлащенная и блестящая сверху анархія.
Едва разбита была одна рота изъ этой кровавой македонской фаланги, какъ тотчасъ-же показался наружу страшный остовъ соціальнаго организма — и вс увидли, сколько лни, анархіи и всякихъ скверностей заключалъ онъ въ себ. Чмъ скоре будетъ признанъ неумолимый совершившійся фактъ что Франція безсильна предъ побдителемъ — тмъ лучше. Это весьма горькій фактъ для славолюбивой страны, но мы надемся, что въ этой націи сохранилось еще достаточно любви къ правд, достаточно честности чтобы примириться съ подобнымъ фактомъ.
Количество завдомой лжи, въ которой такъ сильно упражнялась, съ іюля ныншняго года, Франція офиціальная и неофиціальная,— иметъ въ себ нчто ужасное, поражающее. И увы! все это еще можетъ-быть чрезвычайно ничтожно въ сравненіи съ самообольщеніемъ и ложью, которыя такъ долго царили среди французовъ, эти качества теперь еще сильне, ядовите, и не смотря на это, он не признаются еще опасными, наиболе печальный симптомъ, на нашему мннію,— это роль, какую играли ея геніальные мужи предшествующаго поколнія, желавшіе стать пророками и строителями своего отечества. Они думали, что лучи свта, бросаемые Франціей, разсыпаютъ среди другихъ націй дары божественнаго разума. Франція — это новый Сіонъ вселенной, а все печальное, грозное, полубшеное, порожденное большею частью точно адомъ, что извергнуто было французской литературой за послднія 50 лтъ,— все это должно считаться новымъ евангеліемъ, благословеніемъ и святою миссіей для блага сыновъ человческихъ.
Каковы пророки, таковъ и народъ.
Самоправедная правда ихъ кажется ложью, и даже теперь въ моментъ глубокаго паденія эти люди видятъ спасеніе только въ лжи и въ геройски-шутовскихъ выходкахъ.
Это ихъ героизмъ. Они воображаютъ себя спасителями человчества, искупительной жертвой за грхи всхъ народовъ. Я желалъ бы, чтобъ французы спросили самихъ себя: не могутъ ли они произвести Картуша для всхъ народовъ?
Картушъ имлъ конечно нкоторыя хорошія свойства, ему удивлялись, его оплакивали, много хорошенькихъ дамъ вымаливали себ локоны его волосъ, когда неумолимая вислица покончила его жизнь,— но спасенія для него все-таки не воспослдовало.
Лтъ сто съ небольшимъ тому назадъ, въ Англіи господствовало довольно сильное желаніе отторгнуть отъ Франціи Эльзасъ и Лотарингію — и даже была сдлана разъ по этому поводу одна серіозная попытка. Лордъ Картеръ называвшійся поздне Чарльзъ Гренвиль (не предокъ, впрочемъ, теперешняго высокопочтеннаго однофамильца) приложилъ вс свои силы къ этому длу и указываетъ на дйствительныя средства къ достиженію этой цли. Многія говорятъ, что онъ былъ наиболе даровитый изъ министровъ иностранныхъ длъ Англіи предъ лордомъ Чатамомь, что онъ хорошо зналъ интересы Германіи, языкъ ея, исторію, и что наврно достигъ бы желаемаго результата, если бы почтенный герцогъ Нью Кесльскій не сбилъ его съ сдла, какъ говорятъ, и не постарался предать забвенію всю его дятельность. Теперь Германія и Бисмаркъ желаютъ того-же самаго — и это не должно казаться удивительнымъ. Посл столькихъ вызововъ и такихъ побдъ, подобное требованіе весьма справедливо, разумно, и даже умренно. Нельзя не отдать должное уваженіе умренности и прозорливости графа Бисмарка, настойчиво идетъ онъ къ своей цли,— не требуя лишняго, но твердо ршившись не довольствоваться малымъ.
Я увренъ, что онъ получитъ Эльзасъ, и если успетъ отнять еще часть Лотарингіи, то окажетъ этимъ услугу не только своему отечеству, но и намъ и цлому міру — даже самой Франціи.
Анархическая Франція получаетъ теперь первый тяжкій урокъ — и хорошо будетъ, если она извлечетъ изъ него пользу. Если нтъ — то она получитъ другой, и затмъ опять новый, пока наконецъ не выучится’.