Письмо к редактору 'Вестника Европы', Аксаков Сергей Тимофеевич, Год: 1824 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 8 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Аксаков С. Т.

Письмо к редактору ‘Вестника Европы’
&lt,О переводе ‘Федры’&gt,

Аксаков С. Т. Собрание сочинений в 5 т.

М., Правда, 1966, (библиотека ‘Огонек’)

Том 4. — 480 с. — с. 3-222.

OCR: sad369 (15.08.2006).

С радостию прочитал я в 46-й книжке ‘Сына отечества’ под статьею: ‘Российский театр’ известие о блистательном появлении русской ‘Федры’ на петербургской сцене, с замечаниями г. сочинителя об игре актеров и о самом переводе. Давно носился слух, что г. Лобанов им занимается, давно уже любители словесности нетерпеливо ожидали окончания труда его, а прекрасный перевод ‘Ифигении в Авлиде’ увеличивал сие нетерпение. Из отрывков, помещенных в ‘Сыне отечества’, должно заключить, что перевод ‘Федры’ в целом — прекрасен, но позвольте мне, милостивый государь, предложить мои замечания, посредством вашего журнала, на некоторые стихи, единственно в том отношении, что они выставлены сочинителем ‘Разбора’ за лучшие, даже за превосходящие оригинал. В первом действии (явление третье) Федра, открыв ужасную тайну Еноне, говорит:

Взглянув на юношу, бледнела я, пылала,

Вдруг сердце замерло, вдруг грудь затрепетала,

В глазах простерся мрак, язык мой онемел,

Я вся, весь мой состав и дрогнул и горел.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я крылась от него.

[Je le vis, je rougis, je palis a sa vue,

Un trouble s’eleva dans mon ame eperdue,

Mes yeux ne voyaient plus, je ne pouvais parler,

Je sentis tout mon corps et transir et bruler.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Je l’evitais partout.]

Первый стих не имеет определенности стиха Расинова: я его увидела, я краснела, я бледнела от его взгляда, притом непременно должно было сказать краснела, пылать здесь еще не место. У Расина везде соблюдены постепенность и приличие, да и пылала — совсем не одно и то же, что краснела. Вместо стиха Расинова: смятение восстало в изумленной душе моей, переводчик говорит: вдруг сердце замерло, вдруг грудь затрепетала, но стих сей слишком сильное показывает действие, а потому, мне кажется, погрешает против быстрого, но постепенного действия любви, везде прекрасно выдержанного у Расина, еще ж и стих не гладок: верно, не для подражательной гармонии составлено последнее полустишие. После слов: я вся не нужно говорить: весь мой состав, ибо в слове вся, верно, заключается и состав Федры. И дрогнул и горел — дрогнуть не всегда значит хладеть, например: дрогнули сердца в Новегороде и пр. Я крылась от него… Скрывалась, убегала, кажется, было бы лучше.

Федра, увлекаясь страстию (действие второе, явление пятое), говорит Ипполиту:

Но нет, не умер он, он жив в тебе — и вдруг:

Мне кажется, в тебе — вновь дышит мой супруг.

[Que dis-je? Il ne point mort, puisqu’il respire en vous.

Toujours devant mes yeux je crois voir mon epoux.]

В обоих стихах повторяется одна и та же мысль, и оба стиха нехороши. Вдруг вовсе лишнее, близкое повторение слова в тебе портит стихи, а не усиливает. Сказавши: он жив в тебе, не странно ли говорить: мне кажется, в тебе вновь дышит и пр. Как искусно у Расина развертывается одна мысль из другой: что я сказала? он не умер, он жив в тебе: мне мнится всегда, что я вижу пред собою моего супруга.

Ипполит

Я вижу, мой отец, сей доблестный герой, и пр.

[Je vois de votre amour l’effet prodigieux…]

Последнее ненужное полустишие есть вставка переводчика, который пропустил стих Расина: я вижу чудесное действие любви твоей. Пропуск, по моему мнению, весьма важный, ибо как мог Ипполит не изъявить своего внимания к столь живому мечтанию Федры? Не дать ему благовидных причин в собственных глазах ее?

Федра

Смой стыд чудовища ужаснейшего кровью.

Расстановка слов в этом стихе неудачна, смой стыд… неприятное стечение звуков, да и мысли сей у Расина нет.

Вдова Тезеева горит к тебе любовью!

Нет, нет, чудовища не должен ты щадить,

Вот сердце! меч в него ты должен свой вонзить.

Да страшное скорей бесчестие сотрется,

Я чувствую, оно само на меч твой рвется.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Отдай ты мне свой меч.

[Delivre l’univers d’un monstre qui t’irrite.

La veuve de Thesee ose aimer Hippolyte!

Crois moi, ce monstre affreux ne doit point t’echapper.

Voila mon coeur, c’est la que ta main doit frapper.

Impatient deja d’expier son offense.

Au-devant de ton bras je le sens qui s’avanse.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Donne…]

Вообще сей монолог не так хорошо переведен. В стихе: я чувствую, оно само на меч твой рвется — оно должно отнести к бесчестию, не говоря о словоударении само. Последнее полустишие весьма неприлично растянуто, оно отнимает всю силу и необходимую краткость Расинова: donne… Он с намерением оканчивает монолог Федры одним словом: только одно слово можно произнести при мгновенном исполнении ее намерения.

Теперь следуют стихи, в которых г. сочинитель ‘Разбора’ находит, что переводчик превзошел Расина. Вот они:

В третьем действии (явление второе) Федра, увидя входящую Енону, говорит:

Я вижу, ты мне смерть, несчастная, несешь.

Господин сочинитель статьи о ‘Федре’ говорит в примечании: ‘Скажем мимоходом, что здесь переводчик наш превзошел Расина. Стих его гораздо живее, гораздо вернее выражает отчаяние Федры, нежели, стих Расинов: ‘Oenone, on me deteste, on ne t’ecoute pas’ (стр. 247).

Мое мнение совершенно тому противно: русский стих хорош, и я был бы им доволен, если б не знал стиха Расинова, который гораздо живее, вернее выражает положение Федры и может назваться одним из превосходнейших. Федра, обольщаемая слабым лучом надежды, что Ипполит внимал с холодностию ее признанию от изумления, от совершенного незнания любви, посылает Енону говорить с ним, приказывает ей или воспламенить его честолюбие, или смягчить его сердце отчаянием умирающей от любви к нему Федры, вся судьба ее зависит от сих переговоров… Енона возвращается с необыкновенною поспешностию. Что натуральнее, приличнее может быть сей мысли, мастерски в отрывистых фразах Расином выраженной: Енона! меня ненавидят, тебя не хотели выслушать?

Терамен

В каких же ты странах надеешься найти

Тезея жаркий след иль темные пути?

[Sur quel espoir nouveau, dans quels heureux climats

Croyez-vous decouvrir la trace de ses pas?]

(Действие первое, явление десятое.)

В последнем стихе г. сочинитель ‘Разбора’ находит более поэзии, нежели у Расина, но к чему особенная поэзия, чтоб сказать такую обыкновенную мысль: где ты надеешься найти следы Тезея? — Жаркие следы не говорится, а горячие следы, но и сие употребляется в низком смысле. Темные пути истинно темны. Мне кажется, сей эпитет неприличен.

Федра

Енона! от стыда лицо мое пылает:

Ты зришь постыдную болезнь души моей,

И слезы катятся невольно из очей.

[Oenone, la rougeur me couvre le visage,

Je le laisse trop voir les honteuses douleurs

Et mes yeux malgre moi se remplissent de pleurs.]

(Действие первое, явление третье.)

Г. сочинитель говорит: ‘Эти стихи и поэзией и свободою стихосложения превосходят стихи подлинника’ (стр. 257). Я был бы согласен с ним, если б стыда и постыдную не стояли так близко один от другого. Ты зришь и пр. слишком определенно сказано, у Расина Федра говорит: я даю тебе видеть и пр.

Федра

Вновь вспыхнула во мне свирепая любовь.

Уже не тайною я страстию томилась:

Киприда вся в меня, как Фурия, вселилась.

[Ma blessure trop vive aussitot a saigne

Ce n’est plus une ardeur dans mes veines cachees:

C’est Venus tout entiere a sa proie attachee.]

(Там же.)

Едва ли кто-нибудь согласится признать сии стихи лучшими французских, хотя Киприда и названа в них Фурией. — Следующие же стихи, названные не уступающими подлиннику, в которых (как сказано в ‘Сыне отечества’ на стр. 58) переводчик идет рядом с Расином, весьма далеко отстоят от него:

Как скучен сей наряд, как тягостны покровы.

Чья дерзкая рука власы мои сплела

И на челе моем так пышно собрала?

Все ненавистно мне, все грустно и постыло.

[Que ces vains ornements, que ces voiles me pesent!

Quelle importune main, en formant tous ces noeuds,

A pris soin sur mon front d’assembler mes cheveux?

Tout m’afflige et me nuit et conspire a me nulre.]

Вместо дерзкая должно сказать докучная, как заметил и г. сочинитель ‘Разбора’, слово пышно совсем лишнее, наконец, где мысль и мастерское падение звуков последнего стиха: tout m’afflige et me nuit et conspire a me nuire?

Зачем я не в тени развесистых древес!

Когда сквозь пыльный вихрь узрю коней с возницей

И взором понесусь за быстрой колесницей?..

[Dieux, que ne suis-je assise a l’ombre de forets!

Quand pourrai-je au travers d’une noble poussiere,

Suivre de l’oeil un char fuyant dans la carriere?]

Сии стихи также гораздо хуже французских. Пыльный вихрь то ли, что noble poussiere? Узрю коней с возницей — принадлежит переводчику и совсем лишнее. Перенесены ли на русский язык красоты превосходного стиха: Suivre de l’oeil un char fuyant dans la carriere? Слово: fuyant, сказанное искусною актрисою, заставляло некогда забывшихся зрителей искать взорами исчезающей в отдалении колесницы, русский стих не позволит русской актрисе произвести такого действия.

Какого ждешь плода за все твое стенанье?

Вздрогнешь от ужаса, коль я прерву молчанье.

[Quelle fruit esperes tu de tant de violence?

Tu fremiras d’horreur si je romps le silence.]

Стенанье? Расин говорит: violence? усилие, чтоб проникнуть тайну Федры? тогда мысль правильна, но какого ждать плода за стенанье? Теперь обращусь назад к известному и прославленному рассказу Терамена (о котором напечатано в ‘Сыне отечества’: ‘В некоторых местах, а особливо в рассказе Терамена, он (переводчик) даже побеждал непобедимого’, стр. 57), и осмелюсь признаться, что подражательная гармония русского перевода мне кажется неудачною и что от г. Лобанова должно было ожидать лучшего. Я говорю только об отрывке, напечатанном в ‘Сыне отечества’.

Неукротимый вол, неистовый дракон,

Вращая ошибом, крутился, прядал он.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Земля содрогнулась, тлетворен воздух стал,

Его извергший вал со страхом отбежал!

[Indomptable taureau, dragon impetueux,

Sa croupe se recourbe en replis tortueux,

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

La terre s’en emeut, l’air en est infecte,

Le flot qui l’apporta recule epouvante.]

Второй стих несравненно хуже знаменитого стиха Расинова: Sa croupe se recourbe en replis tortueux, и не то значит. Последний стих мог бы назваться превосходным, если б, к сожалению, не рифмовала цензура. Отец нашего театра, А. П. Сумароков, почти так же перевел сей стих, если я не ошибаюсь:

И вал, что нес его, со страхом убежал.

Теперь следует продолжение перевода г. Лобанова, пропустя несколько стихов:

Рванулись на скалы, оцепенел возница,

Ось с скрыпом хряснула. С утеса колесница,

Сорвавшись, рухнула, рассыпалася в прах…

[A travers les rochers la peur les precipite,

L’essieu crit et se rompt: l’entrepide Hippolyte,

Voit voler en eclats tout son char fracasse.]

Оцепенел возница? Мысли сей у Расина не бывало. Она совершенно не в характере Ипполита. Расин не только не называет его трусом, напротив — говорит: L’intrepide Hippolyte etc. Ось с скрыпом хряснула… Подражательная гармония есть, но хряснула самое низкое слово. С утеса колесница, сорвавшись, рухнула — обстоятельство, прибавленное г. переводчиком. Рухнула, мне кажется, неприлично сказать о колеснице. Рухнула башня, стена — дело другое. Слово сие у нас еще не облагородствовано употреблением его в высоких родах сочинений, впрочем, это не мешает ему со временем занять в них свое место. — Теперь обращаюсь с вопросом к беспристрастным читателям: можно ли торжествовать мнимые победы русского Тераменова рассказа? — Прочие отрывки из ‘Федры’, напечатанные в ‘Сыне отечества’, истинно прекрасны, но как нарочно слабейшие из них названы превосходнейшими.

Делая сии замечания, я имел особенною целию, как упомянул и прежде, доказать неосновательность суждений г. сочинителя статьи ‘Российский театр’, тем более, что достоинство оригинала и перевода требовали большего внимания, статья же сия написана, по моему мнению, слишком на скорую руку, хотя и названа г. издателем ‘Сына отечества’ в Современной библиографии той же книжки ‘Подробным разбором’. Может быть, многие назовут мои замечания пустыми привязками, а особливо почитатели (часто, или, лучше всегда, пристрастные) г. Лобанова, может быть, назовут меня завистливым, мелочным Зоилом — но я беру дело на апелляцию к самому г. переводчику. Мне кажется, он будет ко мне справедливее других, он должен быть таким: ибо только отличные произведения достойны истинной, строгой критики, и если б я менее уважал прелестный талант его, то никогда не написал бы сих замечаний.

1824 года, января 3-го дня.

Село Надежино.

ПИСЬМО К РЕДАКТОРУ ‘ВЕСТНИКА ЕВРОПЫ’

&lt,О ПЕРЕВОДЕ ‘ФЕДРЫ’&gt,

Впервые напечатано в ‘Вестнике Европы’, 1824, No 1, стр. 40-53. Подписано: С. А.

Стр. 5. Трагедия Расина ‘Федра’ в переводе М. Лобанова была впервые поставлена на петербургской сцене 9 ноября 1823 г. и в том же году вышла из печати.

‘Ифигения в Авлиде’ — трагедия Расина, пер. М. Лобанова.

Письмо к редактору ‘Вестника Европы’&lt,О переводе ‘Федры’&gt,

ПИСЬМО К РЕДАКТОРУ ‘ВЕСТНИКА ЕВРОПЫ’

Читайте также:

Письмо к редактору ‘Вестника Европы’
&lt,О переводе ‘Федры’&gt,