Письмо к издателю, Бурилов Л., Год: 1809

Время на прочтение: 3 минут(ы)

Письмо к издателю

Я видел нынешнею ночью сон, который спешу сообщить вам, надеясь, что вы не откажетесь поместить его в вашем журнале. Сны — говорят умные люди — бывают иногда посылаемы с неба — и я, признаться, начинаю думать, что сон мой имеет происхождение небесное. Увидите сами! Но прежде позвольте мне сделать маленькое предисловие, нужное для объяснения некоторых обстоятельств.
Не далее как вчера ввечеру находился я в одном обществе, где разговаривали о разных моральных предметах, и между прочим о любви супружеской. — Дамы, по обыкновению своему, отдавали женщинам преимущество перед мужчинами в постоянстве и верности. Одна из них доказывала это примерами из истории, и вспомнила анекдот (конечно известный и вам) об осаде Генсберга, спасенного женщинами, которые, получив от Конрада III позволение выйти из города со всеми принадлежащими им драгоценностями, вынесли на плечах — своих мужей. Что, спросила красноречивая философка, посмотревши на нас с торжественным видом, найдете ли в России хотя один город, из которого мужья, в случае осады, вынесли бы на плечах своих жен, уверяю вас, что вы ни одного не найдете. Напротив, наши мужья (надобно заметить, что эта дама была замужняя) обрадовались бы такому прекрасному случаю от нас избавиться. — Никто не отвечал ни слова. И кто позволил бы себе оспаривать женщину? Но я, признаться, слушая такие клеветы на мужчин, терзался душою, и наконец должен был уйти из этого общества, чтобы не показаться ни чудаком, ни вздорным.
Возвращаюсь домой, ложусь в постелю, засыпаю, вижу сон — удивительный! Вижу, будто я в Москве — так как и теперь — и будто Москву осадили татары! Жители доведены до крайности — город принужден сдаваться. — Военный губернатор отправляется в лагерь татарского хана Узлу-Кузлу, и предлагает ему условия сдачи. Господин Узлу-Кузлу принимает его весьма учтиво, но, по примеру Кондрада III, дает свободу одним только женщинам (заметьте, замужним) оставить город, взявши с собою драгоценнейшие свои вещи. Военный губернатор возвращается в Москву, и объявляет через полицию требование г-на Узлу-Кузлу. Страшная сумятица в городе! Мне любопытно было видеть, что сделают наши женщины, и я — известно вам, что во сне бывает все возможно — пройдя невидимкою через лагерь его татарского высочества, остановился на том пригорке, который назначен был для сборного места москвитянок. Я ждал не долго: ворота городские отворились, вижу процессию женщин и сердце мое затрепетало от нетерпения. Первая, приближавшаяся к пригорку, кряхтела под страшным мешком — остановилась — развязала его. — ‘Вот, думаю, вытащит она из мешка мужа!’ — Извините, мешок наполнен был фарфором, китайскими куклами, сюрпризами и новыми французскими романами. Другая в самом деле несла на закорках мужчину — ‘Слава Богу, воскликнул я, это муж!’ — Но я обманулся — это был любовник. У третьей торчала за плечами смуглая рожица — это меня обрадовало! ‘Супруг твой нехорош собою, подумал я, но ты предпочитаешь наружности душу!’ — Посудите же, милостивый государь, о моей досаде: на спине у Лукреции сидела обезьяна! Четвертая везла на себе огромный картон с французскими шляпками, пятая попугая, котенка, двух мосек, подставные свои зубы и дюжину банок помады. Одна тащила на маленькой тележке большую кипу червонцев. Мужу моему, сказала она мне, семьдесят лет, в добавок он болен, ему недолго жить: чтоб доказать ему искреннюю мою любовь, взяла я с собою такую вещь, которую всегда почитал он выше своей жизни, у одной сидел на спине старший ее сын — ужасный повеса, которого мать, из безрассудной горячности, предпочла доброму супругу, двум милым дочерям и другому достойному любви сыну.
В двух томах не описал бы я вам всех женщин, которые в разных уборах и с разными ношами, приходили ко мне на пригорок. На земле вокруг меня лежали кучами ленты, платья, шляпки, пузырьки с духами, бонбоньерки, ридикюли, коробочки с облатками, цветные бумажки, и между прочими безделками два или три мужа. Последняя пришедшая на сборное место, та самая, которая накануне так сильно восставала против мужчин, выходя из дома, положила было на плечи мужа и большой картон с французскими кружевами, но у заставы почувствовала усталость, бросила мужа, и ушла с одним картоном.
Хороши вы — подумал я и отправился назад в Москву, желая испытать верность любезной моей половины. И встретился с нею у самых ворот моего дома — и что же увидел! Вообразите мое бешенство, милостивый государь! Бросив детей своих — дочь и сына — моя Лyкреция тащила на плечах учителя француза, которому платим мы тысячу руб., единственно за то, что он, обжираясь нашими соусами, поносит в присутствии наших детей Россию и говоря об русских, кричит: oh! les barbares! oh! les barbares!
Я ахнул, хотел броситься на жену и укусить ее… но, к несчастью, проснулся. Господин издатель, не можете ли растолковать мне, что значит этот таинственный сон?

Лукьян Бурилов.

——

Бурилов Л. Письмо к издателю: [Шуточ. рассказ про сон о сдаче Москвы татарам] / Лукьян Бурилов // Вестн. Европы. — 1809. — Ч.44, N 7. — С.207-212.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека