Письмо Б-на, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1861

Время на прочтение: 7 минут(ы)
‘День’ И. С. Аксакова: История славянофильской газеты: Исследования. Материалы. Постатейная роспись
СПб.: ООО ‘Издательство ‘Росток», 2017. — Ч. 1. (Славянофильский архив, Кн. 5).

ПИСЬМО Б-НА ОТ СЕРЕДИНЫ НОЯБРЯ (?) 1861 г

Публикация А. П. Дмитриева

Б—н (скорее всего, это сокращение реальной фамилии) — лицо неустановленное. Судя по письму, это хорошо образованный человек, неплохо владеющий словом. Отталкиваясь от рассуждений Аксакова о лжи, пронизывающей все стороны русской жизни начиная с Петровской эпохи (из передовой статьи самого первого номера ‘Дня’), Б—н пишет о конкретном явлении обличительства, особенно характерном для периодики конца 1850-х гг.

Б-Н — И. С. АКСАКОВУ
Середина ноября (?) 1861 г.

Милостивый Государь
Иван Сергеевич.

Я прочел статью, которою Вы открыли первый No Вашего журнала,1 прочел, задумался и решился написать Вам о том, что давно составляет предмет моих дум, что давно мучает и преследует меня.
Мелкий дождь моросит не переставая, сыро, мокро, скользко, серый туман, как войлок, облегает небо, воздух тяжел и удушлив, холодно, жутко, кругом грязь и слякоть, земля как болото, все рыхло, все лезет врозь,2 — говорите Вы.
Но отчего же это так наконец? Кто же в этом виноват? Почему так грязно, почему так неприютно? Сердце Ваше болит, глядя на ложь, болит оно и у всех нас, но где же источник, причина этой грязи и лжи? Спасаться от них надо, надо спешить к виднеющимся вдали зеленям, но где же тот путь, которым следовать, чтобы дойти до них? Отчего, спеша туда, мы все-таки не двигаемся с места? Кто воздвигает на пути этом препятствия?
Разве рассказывать и повторять о том моменте, в котором застает болезнь страждущий организм, — может назваться лечением этого организма? Разве сказать человеку ‘ты лжешь’ и выворотить его наизнанку, — не значит напугать всех остальных лжецов, не значит заставить их, — избегая неприятного процесса показывания своей изнанки, — вместе с Вами порицать ложь, не сказываться больными и, впадая таким образом в новую ложь, еще глубже зарывать внутри себя болезнь лжи и тем еще на долгое время откладывать выздоровление и поддерживать больничную, зараженную атмосферу, грязь, туман и проч.
Всякое историческое событие отражается, несомненно, на том обществе, к которому оно относится. Событие, совершившееся в нашем отечестве, отразилось и на нас, разом должна была вскрыться неизбежно, выйти наружу вся наша несостоятельность, — и она действительно вышла наружу. Все, что было тайно, — сделалось явно,3 все, что укрывалось за существовавшими дотоле условиями гражданской жизни, совершившимся фактом было признано незаконным, прежние условия — невозможными, а новые, выдвинувшиеся вперед условия — тем же совершившимся фактом, тем же событием — показали тот путь, по которому новая жизнь должна была складываться.
Всякий сознал степень своей отсталости, всякий степень своего сознания выразил тем или другим, смотря по среде, в которой он находился, смотря по обстоятельствам, которые обусловливали эту среду, — но этого нам было недостаточно, это показалось не совсем осязательно, — и вот, обличенную уже в силу исторического события массу людей — общественное мнение в лице литературы начинает еще обличать, припоминает все старое, заглядывает в душу, беспощадно бьет, смеется!..
Страшно становится от этой брани, безвыходным делается положение от этого смеха — как скрыться от них греху, обнаруженному, всяким и без того признанному и всяким уже сознанному? Переломить себя вдруг? Нет сил, против условий новых восстает еще живая прошедшая жизнь, еще слишком свежи о ней воспоминания. — Но вот вам дают легчайший способ — хватайтесь за него, укройтесь тою же ложью, над которою смеются и в которой обвиняют вас, скажитеся здоровыми — вас перестанут лечить, взлезайте сами на кафедру обличителей, кричите оттуда сами о лжи, обмане, погибели отечества, — а с своею совестию вы разделаетеся потом, туда не заглянет никто, совершайте процесс вашего перерождения втайне, не говорите только об нем, идите вместе с передовыми мыслителями, — до вас не дойдет ни брань их, ни смех, и в то время как они будут горячиться с высоты своих обличений — смейтеся и вы над тем, что они же сами указали вам новый способ лгать, способ гораздо удобнейший, что закрыли они от себя навсегда возможность узнать здорового от нездорового и что слово их, как холостой заряд, — гремит и никого не бьет, не пугает и только возбуждает смех над этою совершенно напрасною потерею пороха.
Обличительная литература, обличения и обличители обличителей сделали наконец то, что я, останавливаясь теперь на этом предмете, боюсь продолжать, боюсь говорить, боюсь быть таким обличителем в 3,4 колене.
Посмотрите на наше общество, троньте любого человека, любой класс людей, кто из них не обличитель и кто и что привело всех в неестественное положение, кто заставил всех и всякого лгать? Посмотрите вот на этих господ, которым придумали опошлившиеся названия и клички консерваторов, плантаторов и проч., — узнаете ли Вы в них тех членов клубов, проживавших зимнее время в городе, а летом в деревне, частью носящих с достоинством титул превосходительства, с уверенностию говоривших обо всем, с умилением рассказывавших о 12 годе, с убеждением поднимавших руку на своих Васек и даривших им за это жилетки, и проч. и проч.! Зачем стыдятся они теперь надеть в публичном месте знаки отличия, зачем говорят они тоном ниже, зачем отходят и отворачиваются они от всякого молодого человека? Улеглись в них разве все бушевавшие дотоле страсти? Разве естественны они в их новой исковерканной форме? Разве Вы им верите? Разве не с большим сочувствием встретили бы Вы таких людей, не переменивших своего цвета и формы, как бы ни были они дики и несообразны, чем этих взяточников чужих слов, которые сыплют обвинения на всё и на всех без разбора, без доказательств, в силу того только, что в воздухе ходит понятие о том, что чиновник — вор, военный — деспот, генерал, помещик — плантатор, консерватор? В первых твердость убеждений может по крайней мере послужить залогом на будущее, а в последних и задатков даже никаких нет — сегодня они красные, а завтра повеет другой ветер — и они примут другой цвет. Но кто же заставил и тех и других выходить из пределов естественности и правды? — обличительная литература.
Одних, напугавши своим едким словом, заставила она закричать вместе с нею, в один голос и породила этих трещоток, которые заходили как красные петухи, зарывши глубоко свои собственные убеждения, других, застращавши, заставила она если не переменить своих убеждений, то скрыть их, — и в том и другом случае в результате получилась ложь!
Кто, как не обличительная литература виновницею того, что так быстро опошлилися нам слова: гласность, сочувствие и т. д.? И почему опошлились они? Не потому ли, что мы обличениями своими довели литературу до того, что нельзя отличить правду от лжи и в гласности и в сочувствиях, что боится иной сказать так, как думает, если это не подходит под общее настроение, а следовательно, что не можем сказать мы, говорит ли здоровый или больной человек, — все говорят одно, все кричат: ложь, беззаконие, произвол!
Кто же наконец те, против кого мы кричим? Войдите в любой кружок, послушайте, что там говорят: вот чиновник, на чем свет бранящий всех чиновников и администрацию, вот военный, смеющийся над дисциплиною, вот юноша, отвергающий всё и всех, вот старец, подделывающийся под общий тон, рассказывающий кстати обличительные анекдоты, — все смеются, будто бы сквозь слезы, вам становится грустно, вы идете в другой кружок — то же самое, тот же смех, те же анекдоты о беззакониях и безобразии, вы идете в 3-й, 4-й кружок — везде все то же. Да против кого же мы ратуем? Против кого горячимся, приходим в это фальшивое раздражение? Над кем смеемся? Ведь все, кажется, господа замешаны в этом? Что же не задает наконец обличительная литература вопроса: кто в этом виноват? Или что не укажет она путь, по которому надо следовать к совершенству, по которому можно выйти из области лжи и неправды?
Предложите только на первый раз для пробы хоть бы то, чтобы всякий исполнял свою обязанность, попробуйте доказать, внушить это так, чтобы обязанность, возложенная на каждого члена гражданского общества, в какой бы форме ни была она выражена, считалась священною в полном смысле этого слова, посмотрите тогда, сколько лжи, скрывавшейся под доступными всякому слабому уму критикою и порицаниями, — всплывет наружу, как мало людей окажется содержащими в себе залоги для будущей счастливой жизни России, как мало людей останется качать воду пока простым насосом и бадьей и как много, напротив, таких, которые откажутся ее качать под тем предлогом, что к качанию этому не приложен еще паровой двигатель, что до тех пор нельзя, и проч. Вот тогда против этих последних людей выходите снова, пожалуй, с обличительной литературой, тогда будет известно, кто обличает и кого, тогда обличать не будет значить дразнить языком, указывать пальцем и т. д., тогда обличение не будет давать пищи для лжи, тогда только образуется 2 лагеря, в которых каждый займет то место, которое он заслужил, — а до тех пор репутации, честь, доброе имя будут лететь в прах, как ни по чем, а ложь всё уходить глубже, потому что говорит всякий, потому что никто ничему, ни во что и ни в кого не верит, потому что все убеждения складываются по последней книжке, потому что процесс развития собственных убеждений, напуганный обличениями, разорван, прерван, потому что все говорят: мы, в нас, у нас — и никто не берет в сущности на себя того, что он говорит, — и точно недостаточно наученные опытом, искажавшим не раз процесс исторического развития нашего отечества, стремимся мы опять сделать скачок, бреем обличительным словом тех, кто на скачок этот не поддается, смеемся и глумимся над теми, кто остается естественным, и бьем беспощадно тех, кто не вдруг решается лгать, кто говорит и действует так, как он об этом думает и понимает, а не так, как думают и понимают другие, — исследовать же причины непонимания, прикладывать к больному организму такие средства, которые бы помогали природе действовать самой, — этого не ищите.
Вера без дел мертва есть,4 — понятие о чести в состоянии инерции, без приложения ее к делу, остается понятием и делается достоинством отрицательным, — всякий должен быть честен, потому что бесчестен он быть не должен. У нас честь еще только в понятии, и уже мы гордимся ею, стараемся друг перед другом открыть того, в ком понятие это еще не сложилось, спешим опозорить его, — но что зовете ми Господи, Господи и не творите волю Отца Моего,5 — что толкуете о чести, что обличаете бесчестие и ложь и зло и, ничего не делая, не указываете мне путь к спасению, только тот, кто заявил и заявляет себя полезным членом гражданской семьи в тех пределах и в тех границах, в каких поставлена эта семья историческими и жизненными условиями, может и тогда только сказать остальным членам ее слово теплое, искреннее, какое сказали и Вы, Иван Сергеевич, в последнем No своей газеты,6 обличивши непонимание прав и вместе с тем указавши, как права эти должны быть понимаемы, — но как ни искренни, как ни теплы слова, сказанные Вами, — я убежден, что не избежать и им обличительного смеха. Что найдутся и против них возражатели либералы, которые готовы, пожалуй, будут заподозрить и Вас в слишком большой сговорчивости, сговорчивости, которой не допускает их дешевое либеральничание.
Я считаю слишком слабым свое письмо, а потому только не подписываю своего имени, но сказать то, что я говорю, мне хочется давно, и Вы извините, конечно, меня в этом.

Б-н.

Печатается впервые по автографу: ИРЛИ. Ф. 3. Оп. 4. Ед. хр. 726. Л. 1—3 об. Датировано предположительно по содержанию: в письме содержится отзыв на No 1 ‘Дня’ от 15 октября 1861 г. и упоминание, возможно, статьи Аксакова в No 5 от 11 ноября.
1 &lt,Аксаков И. С.&gt,. Москва 14-го октября // День. 1861.15 окт. No 1. С. 1—2.
2 Начальные слова передовой статьи Аксакова.
3 Евангельская реминисценция (Мк 4: 22, Лк 8:17).
4 Новозаветное изречения (Иак 2:26).
5 Евангельская реминисценция. Ср.: ‘Что вы зовете Меня: ‘Господи! Господи!’ — и не делаете того, что Я говорю?’ (Лк 6:46).
6 Вероятно, речь идет о передовой статье: &lt,Аксаков И. С.&gt,. Москва, 11 ноября // День. 1861.11 нояб. No 5. С. 1-3.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека