Письмо А. А. Карасева, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1862 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 6 минут(ы)

‘День’ И. С. Аксакова: История славянофильской газеты: Исследования. Материалы. Постатейная роспись

СПб.: ООО ‘Издательство ‘Росток», 2017. — Ч. 1. (Славянофильский архив, Кн. 5).

ПИСЬМО А. А. КАРАСЕВА ОТ 13 МАРТА 1862 г.

Публикация А. П. Дмитриева

Алексей Алексеевич Карасев (1834—1913) — выдающийся донской публицист и журналист. Сын сотника, выпускник приходского и окружного училищ, Новочеркасской гимназии и Харьковского университета (юридический факультет, 1852—1856). В Харькове написал водевиль из французской жизни с куплетами (‘После Севастополя’) и патриотическую пьесу в стихах, которая была поставлена на сцене местного театра. Вернувшись в Новочеркасск, Карасев поступил юнкером в Донской казачий учебный полк, где в 1857 г. был произведен в хорунжие (отсюда псевдоним ‘Хорунжий’, которым подписаны две его статьи 1862 г., опубликованные Аксаковым в ‘Дне’, их выходные данные см. в комментариях к письму).

Осенью 1858 г. Карасев исполнял обязанности секретаря Комитета об улучшении быта крестьян, за что был удостоен серебряной медали. В 1859 и 1860 гг. он находился в распоряжении дворянского депутата, а с 1861 по 1869 г. состоял секретарем войскового по крестьянским делам присутствия. Этим объясняется тема его первой статьи в ‘Дне’ (по его словам в письме к Аксакову — ‘страшное положение крестьянского вопроса на Дону’) — дебют Карасева в серьезной публицистике. Вторая статья — ‘о дворовых людях в земле Войска Донского’ — развивала эту тему. Пространное письмо молодого автора проникнуто патриотическим энтузиазмом и бескорыстным стремлением послужить родине в деле просвещения — этот благородный пафос не оскудеет в нем до конца его долгой жизни.

В 1869 г. он был назначен асессором войскового гражданского суда, в 1871 г. избран в мировые судьи по 3-му участку Черкасского округа, а в 1873 г. поступил в число присяжных поверенных Новочеркасского окружного суда. В тот же период (в 1866 г.) Карасев стал редактором первой на Дону частной газеты ‘Донской Вестник’, печатавшей острозлободневные материалы, а в 1873 г., когда она закрылась, предпринимает с единомышленниками издание в Новочеркасске другой частной газеты — ‘Донской Газеты’, на столбцах которой появлялись его исторические статьи, передовицы, бытовые очерки, фельетоны, театральные рецензии, стихи. Когда и эта газета в 1879 г. прекратила свое существование, Карасев стал сотрудничать со столичными и провинциальными органами печати, помещая в них многочисленные статьи о казачестве.

7 декабря 1885 г., незадолго до кончины Аксакова, Карасев отправил ему приветственное письмо по поводу одной из передовиц ‘Руси’ о дипломатии, где назвал Аксакова ‘великим борцом за наши интересы в политике иностранной’ (ИРЛИ. Ф. 3. Оп. 4. Ед. хр. 252. Л. 6).

А. А. КАРАСЕВ — И. С. АКСАКОВУ
Новочеркасск, 13 марта 1862 г.

Милостивый Государь
Иван Сергеевич.

Тотчас по прочтении статьи моей в журнале ‘День’ я получил приятное для меня, вызывающее письмо Ваше. Не говоря о приятном чувстве, которое возбудил во мне 19-й No ‘Дня’ тем, что мне удалось открыть публике страшное положение крестьянского вопроса на Дону,¹ я был не менее порадован и одобрением известного всей России редактора честно погибшего ‘Паруса’ и бодро ратующего ‘Дня’. Первые серьезные строки мои, которые я увидел в печати, и Ваше слишком лестное одобрение вдохнули в меня решимость трудиться для моей милой, несчастной родины более, нежели я трудился прежде. Благодарю Вас, Иван Сергеевич, за живое участие в положении Донского края, благодарю Вас за желание быть ему полезным.

Что земля Войска Донского для России есть terra incognita — это видно даже из письма Вашего: в одном месте Вы спрашиваете: ‘У Вас нет городов — что же заменит их?’ Донская земля потому для Вас terra incognita, что никто в России не обращает на нее внимания, начиная от первого передового органа литературы и кончая правительством. Казаки не забываются литературою только при описании боевых подвигов русской армии, и то большей частию или propos {по поводу, между прочим (фр.).}, или для дополнения картины, а правительством — в такие эпохи, как 1812-й и 1853—1856 годы, в другое же время слышатся только возгласы от большей части полурусских полуфранцузов: C’est un pays barbare! {Это варварская страна! (фр.)} Ирокезы! Башибузуки и проч. и проч.

Земля наша велика и обильна, и порядок в ней был бы, если б ее не сдавливали привитые к нам от Вас (т. е. от России) централизация, бюрократизация, деспотизм. По передовым статьям Вашего журнала, если не ошибаюсь, я вижу, Иван Сергеевич, что Вы — человек народа, и поэтому, вероятно, с радостию услышите и поверите мне, что Войско Донское, т. е. донские казаки, назад тому 200 лет стояли на той степени развития относительно образа правления, к какой теперь только стремится Россия и некоторые придавленные европейские царства. Казачье самоуправление (существующее и теперь, но в клещах пришлой бюрократии) основано на самых широких началах: в нем нет лазеек и междустрочий, а все ясно, все предугадано. Право, лучше было бы, если б я с детства удалился из родины — не жаль бы было видеть постепенно истлевающими прекрасные начала ее общественной жизни! Когда взойдет солнце? — никто не знает, а гниение распространяется быстро по здоровому телу.

Письмо мое приняло большой размер, и потому я, обещав Вам впоследствии изложить разновременно кое-что о Войске Донском с претензиею на напечатание в Вашем журнале, перейду к вопросам по Вашему письму. Вы мне предлагаете очертить этнографические, социальные, бытовые и политические особенности Донской страны, ее нравы, — по силам ли мне такая задача? Я с грустью отвечаю отрицательно, но с удвоенным старанием начинаю собирать материалы и приглашать для участия в этом деле товарищей, которые, надеюсь, принесут посильные лепты. Мы лишены навсегда почти всех письменных памятников донской старины: Войсковой архив сгорел в Новочеркасске в 1858 году,² и истинная донская история взлетела на воздух. Остались одни станичные архивы, разбросанные по Войску Донскому, но они бедны и могут быть полезны только осколками фактов, которыми так богата донская история. Во всяком случае, досуги от трудной и спешно-срочной службы моей будут посвящены на посильное объяснение, что такое Донская земля, по крайней мере, в настоящем-то ее положении.

Как Ваше письмо порадовало меня первыми строками, так равно и огорчило и опечалило вопросом: ‘Правда ли, что Донская земля славится развратом му-щин и женщин?’ Неужели это мнение существует о Доне? Этого еще не доставало! Впрочем, что же тут делать? В Харькове в 1852 году один господин серьезно спросил у меня, какую казаки исповедуют веру. Одно незнание края оправдывает подобные вопросы и мнения. Впрочем, мы сами виноваты: если мы будем еще несколько лет молчать, то наверно будут говорить, что мы едим своих детенышей, живем в связях с сестрами, матерями и проч.! Если бы Вы спросили у меня: правда ли, что жители Донской земли отличаются чистотой нравов, — то я бы и тогда сказал Вам, отвечая на Ваш вопрос: правда, но только, пожалуйста, не смешивайте чистоты наших нравов с чистотой нравов любого русского закоулка. Если у нас есть исключение, то это исключение привилось из России, навеяно так называемой русской цивилизацией, пришедшей с ломотою в костях в Россию с Запада. Какой-нибудь выгнанный из Кавказского полка за пьянство прапорщик-подпоручик-поручик урвет за углом, проезжая чрез Новочеркасск или чрез какую-нибудь цивилизованную на большом тракте станицу, — расскажет об этом в каком-нибудь столичном или губернском кружке знакомых, знакомые, как водится, передадут своим знакомым — и мнение составляется…

И вот общественное мненье!³

Доказательством тому, что на Дону нет разврата (я не отрицаю исключений самых малых, увеличивающихся, впрочем, в последнее время вследствие соприкосновения с приезжими русскими), есть то, что до сих пор, не говоря о станицах, в городе Новочеркасске, при 25 т<ысячах> (с приезжими более) жителей, нет ни одного публичного дома, не потому, чтобы запрещало начальство, а потому, что стыд мешает сделать это. ‘Что соседи скажут? Как я тогда выйду из дома на улицу?’ В памяти моей свежо то время, когда на станичную шлюху, проходившую по улицам станицы, летели камни и палки с добавлением бранных слов, а я себя считаю только 28 лет от рождения… Разумеется, в семье не без урода, но я все-таки скажу, что если на Дону и существует частичка того разврата, о котором Вы говорите, то она почти вся принадлежит высшему, аристократическому кругу, а не народу. Не верьте этой клевете на казаков: чистая нравственность есть первый перл нашей самобытности.

Древней женской одежды вполне — уже не существует на Дону, так называемые кубилеш (верхнее платье) носят весьма немногие, но в колпаках (головной убор) ходят почти все женщины среднего (исключая Новочеркасска) и все низшего класса. Обычаи казаков — русские обычаи вообще, но в частности, а особенно в семейном быту много несхожего. В памяти народной много исторических преданий, но все это перемешано вымыслами, а поверить преданий почти нечем. Песен собственно донских много, и я надеюсь упросить одного из моих знакомых, который давно собирает народные казачьи песни и держит их в секрете, переслать их Вам. А первая и главная наша песня:

Уж вы братцы мои, братцы,

Атаманы-молодцы,

Не покиньте добра молодца

При бедности такой,

Что при бедности такой,

При печали при большой⁴ и проч. вместе с некоторыми другими пришлется к Вам когда-нибудь при статье. Города у нас заменяются станицами, которых в Войске около 120 (из них 7 окружные станицы — все равно что уездные ваши города), ваши села, поселки, выселки, починки — хуторами.

Еще раз благодарю Вас, Иван Сергеевич, за Ваш благородный вызов: он принесет пользу делу, хотя и не настолько, чтобы пополнить пробел в Литературе, но все-таки принесет пользу, а мне и некоторым из моих товарищей даст возможность быть полезными нашей родине. О чем нельзя будет говорить в статьях, я буду писать к Вам в частных письмах, и Вы, может быть, как-нибудь найдете случай поговорить об этом в общих фразах, в тонких намеках Ваших прекрасных статей ‘Дня’. Дозвольте мне это.

Письмо мое длинно — простите меня, что я отнял у Вас много времени, но Ваше письмо так плодовито вопросами, что я не мог кратко отвечать на него. Небольшую статью о дворовых людях пошлю вскорости за этим письмом.⁵Желаю успехов Вашему ‘Дню’ и прошу судьбу, чтобы знамя его держалось дольше и дольше.

С моим истиннейшим уважением и совершенною преданностию имею честь быть Вам,

Милостивый Государь,
Покорнейшим Слугой.
Алексей Карасев.

13 марта 1862 года.

Новочеркасск.

Печатается впервые по автографу: ИРЛИ. Ф. 3. Оп. 4. Ед. хр. 252. Л. 1—4.

¹ Хорунжий <Карасев А. А.>. Из Новочеркасска // День. 1862.16 февр. No 19. С. 14— 16. (Областной отдел).

² Известно, что в огне тогда (29 июля 1858 г.) было уничтожено 8,5 тыс. связок дел.

³ Слова Чацкого из комедии ‘Горе от ума’ (1824) А. С. Грибоедова (д. IV, явл. X).

⁴ На измененный мотив этой старинной песни были написаны новые слова — созданный в результате гимн ‘Всколыхнулся, взволновался православный Тихий Дон’ стал с 1918 г. одним из символов Войска Донского, наряду с его флагом и гербом.

⁵ См.: Хорунжий <Карасев А. А.>. Новочеркасск, 1 мая 1862 года: о дворовых людях в земле Войска Донского // День. 1863. 8 февр. No 6. С. 8—10. (Областной отдел). Статья снабжена подстрочным примечанием Аксакова: ‘К сожалению, некоторые обстоятельства помешали до сих пор помещению этой любопытной статьи, из которой оказывается, что помещики Земли В<ойска> Донского едва ли правильно присвоили себе 30 000 десятин крестьянской земли. Ред.’ (Там же. С. 8).

ПИСЬМО А. А. КАРАСЕВА ОТ 13 МАРТА 1862 г.

А. А. КАРАСЕВ — И. С. АКСАКОВУНовочеркасск, 13 марта 1862 г.

Читайте также:

А. А. КАРАСЕВ — И. С. АКСАКОВУ
Новочеркасск, 13 марта 1862 г.