Письма, заявления, записки, Чернышевский Николай Гаврилович, Год: 1870

Время на прочтение: 15 минут(ы)
Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений в пятнадцати томах
Том XVI (Дополнительный). Статьи, рецензии, письма и другие материалы (1843—1889)
ГИХЛ, ‘Москва’, 1953

ПИСЬМА, ЗАЯВЛЕНИЯ, ЗАПИСКИ

СОДЕРЖАНИЕ

Записка редакции журнала ‘Современник’ [о преобразовании цензуры] (1862)
Заявление Н. Г. Чернышевского в следственную комиссию (1863)
Письмо к Н. А. Некрасову (1860)
Две депеши к О. С. Чернышевской (1862)
Письмо к О. С. Чернышевской (1870)

ЗАПИСКА РЕДАКЦИИ ЖУРНАЛА ‘СОВРЕМЕННИК’ [О ПРЕОБРАЗОВАНИИ ЦЕНЗУРЫ]1

Некоторые лица, незнакомые с теми кругами нашего общества, которые называются либеральными, демократическими, или даже еще более резкими именами, предполагают в них существование систематической оппозиции правительству. Но такой взгляд смешон каждому, кто хорошо и близко знает эти круги, столь сильно подозреваемые. В людях, выставляемых за демагогов, анархистов, проникнутых непримиримою враждою к существующему порядку, наблюдатель проницательный вблизи увидит качества, совершенно противоположные тем, какие приписывают им ценители не знающие, робкие или неблагонамеренные. Большинство подозреваемых составляют люди, не имеющие никакого определенного направления, чуждые не только революционных, но вообще каких бы то ни было политических мыслей,— люди, не отличающиеся от безвредных светских болтунов ровно ничем, кроме необходимости, по недостаточности средств, изливать свою болтовню не в одних разговорах, а также и на бумаге.
Конечно, тон дают литературе не те писатели, о которых мы упомянули здесь вскользь. Есть писатели, действительно имеющие твердый образ мыслей, обдуманные убеждения, и глубоко занятые общественными вопросами. До какой степени следует считать опасными этих руководителей литературы? — Мы не будем излагать их образа мыслей, потому что в теоретических убеждениях они разделяются на много групп: мы говорим не по предположению, а утверждаем по близкому личному знанию дела, что нельзя найти четырех, даже трех замечательных в литературе людей, которые сходились бы между собою в теоретическом взгляде,— если наберется в русской литературе полсотни серьезных писателей, то они распадаются по крайней мере на тридцать отделов по образу мысли. Между московскими писателями предполагается больше единодушия, нежели между петербургскими, разрозненность которых простирается до того, что они даже избегают знакомств друг с другом, что известно даже и людям, далеким от литературного мира.
Кто захочет сообразить эти указанные нами обстоятельства: малочисленность людей с серьезным убеждением в литературном мире и чрезвычайную разрозненность их по различию убеждений, тот рассудит, могут ли они иметь в действительности замыслы против правительства, каковы бы ни были их теоретические мнения. Как люди умные, они почли бы делом несоответствующим их уму и достоинству задумывать политические интриги, которые не могли бы кончиться ничем, кроме смешной и жалкой неудачи. Скажем более: близкое и верное знакомство с настоящим состоянием нашего общества приводит серьезных писателей к полному убеждению, что только правительство в силах делать что-нибудь важное, и потому все они имеют очень сильную наклонность быть приверженцами правительства, действующего в прогрессивном духе. Эта наклонность горячо обнаруживается при всяком случае, когда правительство совершает какую-нибудь полезную и необходимую реформу.
Но нельзя отрицать того, что при всей наклонности сочувствовать правительству, серьезные писатели точно так же недовольны своим положением, как некоторые влиятельные люди недовольны журналистикою и литературою. Намекнем на причины этого недовольства.
Серьезные писатели находят состояние русской литературы стеснительным и ежеминутно чувствуют, что подвергаются незаслуженным неприятностям. Общее дурное положение литературы зависит от неудовлетворительности цензурных правил, частные неприятности происходят от капризов отдельных лиц, пользующихся влиянием.
Цензурные правила таковы, что нет предмета, самого невинного и самого чуждого политическим делам, о котором бы было можно писать прямо и свободно. Многие обороты речи, многие слова нецензурны. Нельзя, например, сказать: ‘великий Коперник совершил революцию в науке’. Тут надобно или выбросить слово великий, чтобы не было похвалы человеку за совершение революции, или заменить слово революция словом переворот. Корректуры любого журнала изобилуют примерами этих бессмысленных переделок, при всем старании писателей избегать та’называемых нецензурных выражений: число непозволительных слов и оборотов так велико, что самый опытный и искусный писатель иной раз употребит, по забывчивости, нецензурное выражение. Как дико это ловление слов и фраз, доказывается тем, что нет ни одной переводной книги, в которой совершенно уцелела бы верность подлиннику, как бы ни были умеренны мнения иностранного автора и как бы ни был воздержан его язык: все-таки нужно бывает искажать его совершенно невинные мысли.
Могут ли, при таких обстоятельствах, сохранять хорошее расположение духа люди, принужденные постоянно ломать свой язык, искажать свою мысль и при всем том видящие свои статьи искажаемыми еще вторично чужою рукою?
Мы нимало не виним цензоров, почти все они люди благородные и рассудительные, сами понимающие бессмысленность того, что принуждены делать, и старающиеся, по возможности, смягчить цензурную практику. Но они, при всем желании, никак не могут поступать сообразно рассудку. Они связаны как общими правилами, так и своею беззащитностью от каждого каприза влиятельного лица. Должность цензора есть едва ли не единственная во всей Русской империи, в которой усердный и добросовестный чиновник беспрестанно получает замечания и выговоры. Она почти неудобоисполнима.
Главных источников цензурного скандала, по нашим наблюдениям, было до сих пор два: беспримерное отсутствие независимости в Министерстве народного просвещения ‘состав канцелярии Главного управления цензуры.
О составе канцелярии Главного управления цензуры надобно только спросить цензоров, чтобы убедиться в справедливости следующих слов: канцелярия эта наполнена чиновниками невежественными, не понимающими того, о чем представляют отчеты и доклады, поставляющими за удовольствие себе сделать неприятности цензорам, содержанию которых многие из них завидуют. Каждый доклад, влекущий за собою выговор цензору, представляет образец тупости и недобросовестности. Вырываются фразы, имеющие самый невинный смысл в подлинной связи речи, н перетолковываются в дурную сторону. Выставляется в искаженном виде основная идея статьи, не заключающей в себе ровно ничего преступного, и статья объявляется злонамеренною. Таким образом составляются доклады, обвиняющие тот или другой журнал в революционной тенденции. Членам Главного управления цензуры некогда подробно проверять доклад, и он принимается за истину. Мы не виним членов Главного управления цензуры за эту доверчивость к представляемым докладам: таков ход дел и во многих других административных местах: члены присутствия не имеют возможности подробно проверять работы своей канцелярии. Но нельзя не заметить, что бывшие министры народного просвещения смотрели очень небрежно на выбор чиновников канцелярии при Главном управлении цензуры 2.
К тому же, действия их не отличались ни самостоятельностью, ни независимостью. Известно, что стоило какому-нибудь другому министру или другому более или менее важному официальному лицу прислать к министру народного просвещения бумагу с претензиею на известную статью, или хотя на словах выразить ему свое недовольство ею, министр народного просвещения, без всякого разбора, удовлетворял претензию выговорами, угрозами обвиняемому автору, цензору или даже иногда удалением последнего от должности.
От такой угодливости министра народного просвещения развивалась, вероятно, в других сановниках привычка и охота делать неприятности ему за литературу по всяким пустякам. Сановники принимали без поверки за правду всякую дошедшую до них сплетню о литературе. У влиятельного лица недостает времени следить за литературою, какой-нибудь прислужник докладывает ему, что его ведомство оскорблено в известной статье,— и вот цензурный скандал уже готов. Иногда дело начиналось и от самого сановника: развернув журнал, он встречал фразу, которая казалась ему неблагонамеренною, и останавливался на ней, не потрудившись прочесть всю статью, которая бы, может быть, убедила его в неосновательности его раздражения.
Во всех этих случаях беда обрушивалась обыкновенно на статьи совершенно пустые, которые и напечатаны были в журнале только для наполнения книжки, за недостатком лучшего материала,— статьи, которые с удовольствием ‘бросила бы редакция, если бы воображала, что хотя кому-нибудь чем-нибудь могут они не понравиться,— статьи, за которые был совершенно спокоен цензор до самого возникновения истории из-за них. Но иногда навлекали на цензора и на журнал сильные неприятности и такие статьи, которые были написаны с обдуманною целью расположить общественное мнение к реформе, совершаемой самим правительством. Каждая важная реформа имеет противников, представителями которых часто служат и некоторые из лиц, занимающих важные места. Свою досаду на правительство за реформу они вымещали на беззащитной литературе. Такие случаи бывали самыми тяжелыми для литературы.
В пример приведем те две цензурные истории, которыми была установлена репутация за ‘Современником’ — злонамеренности.
Менее чем за год до обнародования высочайших рескриптов об освобождении крестьян вышли стихотворения Некрасова 3. Все знали в это время, что правительство готовится уничтожить крепостное право. Поэтому Некрасов никак не мог думать, что он действует против правительства, помещая в своей книге два стихотворения (‘Отрывок4 из путевых записок графа Гаранского’ и ‘Забытая деревня’), показывавшие крепостное право в невыгодном свете. Озлобленные намерением правительства приверженцы крепостного права выставили книгу Некрасова возмутительной, перетолковав в смысле убеждения к мятежу такие места (в стихотворении ‘Поэт и гражданин’), где просто говорилось об обязанностях хорошего гражданина жертвовать жизнию за родину и, истолковав как намек на одну высокую личность 5 другое стихотворение (‘В деревне’), бывшее простым рассказом из сельского быта. В обоих толкованиях нелепость натяжки была очевидна, но министр народного просвещения растерялся перед сильными обвинителями, он запретил говорить о книге Некрасова, а ‘Современник’ заподозрил в желании возмущать Россию против правительства за то, что один из его издателей отважился поэтически порицать крепостное право, уничтожение которого, как он знал, было тогда уже решено правительством 6.
Окончательно приписана была ‘Современнику’ злонамеренная тенденция по другому случаю, происшедшему через полтора года.
Через несколько времени по обнародовании рескриптов об освобождении крестьян, когда было разрешено свободно рассуждать об устройстве этого дела, ‘Современник’ (в No IV 1858 г.) напечатал извлечение из записки г. Кавелина, которая доказывала надобность освободить крестьян с землею. Лица, желавшие освободить крестьян без земли, выставили эту записку революционным памфлетом, а ее напечатание в ‘Современнике’ злостным нарушением цензурных правил 7. Что касается последнего обстоятельства, оно заключалось в том, что тогдашний председатель Санктпетербургского цензурного комитета (князь Щербатов) разрешил напечатать статью, когда из нее исключены были места, на пропуск которых не согласился тогдашний цензор министерства внутренних дел (г. Тройницкий, нынешний товарищ министра внутренних дел). Так постоянно делалось тогда и делается до сих пор: если редакция выбрасывает места, не пропускаемые специальным цензором, то общая цензура собственной властью разрешает печатать остальную статью, за выпуском этих мест. Что же касается направления записки г. Кавелина, довольно сказать, что мнение, им защищаемое, было, как мы полагаем, всегдашним мнением государя императора и окончательно восторжествовало, хотя имело противников в меньшинстве центрального комитета 8 и также в меньшинстве Государственного совета. Дело в том, что некоторые сильные члены этого меньшинства, противившегося желанию государя императора освободить крестьян с землею, находили полезным для себя запугать литературу и для этой цели обрушились на статью г. Кавелина, которую преимущественно перед другими, подобными ей, выбрали по разным личным отношениям.
Эта история может служить очень удовлетворительным объяснением отношений, часто вынуждающих литературу подавать правительству повод к мнению, что она не хочет поддерживать правительство в его реформах. Извлечение из записки г. Кавелина составляло в ‘Современнике’ вторую часть в ряду статей, которые предполагал напечатать этот журнал под заглавием ‘О новых условиях сельского быта’. Каким жарким сочувствием к правительству проникнуты были эти статьи, можно судить по эпиграфу, выбранному для них из псалма, в котором говорится о мессии: слова пророка применялись к императору (‘Возлюбил еси правду и возненавидел еси беззаконие: сего ради помаза тя бог твой’). За эпиграфом следовало вступление, из которого мы приводим отрывок (Совр. 1858, No II, стр. 393):
‘Блистательные подвиги времен Петра Великого и колоссальная личность самого Петра покоряют наше воображение, неоспоримо громадно и существенное величие совершенного им дела. Мы не знаем, каких внешних событий свидетелями поставит нас будущность. Но уже одно только дело уничтожения крепостного права благословляет времена Александра II славою, высочайшею в мире.
Благословение, обещанное миротворцам и кротким, увенчивает Александра II счастием, каким не был увенчан еще никто из государей Европы — счастием одному начать и совершить освобождение своих подданных. Длинный ряд великих монархов во Франции со времен Людовика Святого стремился к делу освобождения французских поселян, и ни у кого из них недостало силы совершить это дело. Благороднейший человек своего времени, Иосиф II Австрийский, также успел сделать только первый шаг к освобождению своих подданных. Счастливее французских королей и великого чистотою своих намерений императора австрийского были короли прусские: благосклонная судьба дала монархическому правлению Пруссии вполне совершить это благодеяние, но слава его разделяется между двумя монархами: Фридриху II принадлежит честь многих законодательных мер, венцом которых было окончательное уничтожение феодальных отношений при Фридрихе-Вильгельме III. В русской истории вся эта слава будет сосредоточиваться на одной главе Александра II: его рескрипты и полагают теперь начало величайшему из внутренних преобразований, и определяют постепенный ход этого преобразования до самого конца’. (Стр. 393—399.)
Из этого можно видеть, что журнал не имел недостатка в самой безусловной привязанности к правительству. Но за статьи, одушевленные этим чувством, он выдан был на казнь противникам намерений правительства. Он должен был замолчать на некоторое время о крестьянском вопросе. Потом опять стал печатать о нем статьи, но уже совершенно бесцветные: да, то — правда, что они не могли, по своей ничтожности и холодности, помогать делу правительства, но как же было поступать ‘Современнику’ иначе? Он не хотел вторично подвергать себя опасности и считал себя не вправе снова вводить в беду своих сотрудников и цензора 9.
После этих двух очень крупных цензурных скандалов, за стихи Некрасова и за статью Кавелина, несколько раз повторялись новые цензурные беды. Причина их и степень их заслуженности могут быть лучше всего объяснены нынешним председателем цензурного комитета, потому что они были при нем. Здесь довольно будет сказать одно: барон Медем был избран в настоящую должность самим государем, как лично ему известный 10. Но под его управлением цензурный комитет продолжает получать выговор за пропуск статей, по уверению этих выговоров, проникнутых стремлениями к низвержению настоящего порядка. Большая часть статей, характеризуемых таким образом, проходила 11 через весь цензурный комитет и была одобряема к напечатанию самим бароном Медемом. Как объяснить все это?
Укажем на некоторые из статей, печатавшиеся в ‘Современнике’ в последние годы, которые могут служить доказательством того, что редакция этого журнала всегда желала располагать общественное мнение в пользу реформ, совершаемых правительством 12.

По крестьянскому вопросу:

1. Поименованные выше статьи: ‘О новых условиях сельского быта’ (Совр. 1858 г. NoNo 2 и 4).
2. О необходимости возможно умеренных цифр оброка и выкупа (Совр. 1858 г.) 13.
3. ‘Материалы для решения крестьянского вопроса’ (Совр. 1859 г. No 10).
4. Поземельный кредит, пять статей. (Совр. 1859 г. NoNo 1, 6, 8, 10 и 12) 14.

По уничтожению откупов:

1. ‘Откупная система’ (Совр. 1858 г. No 10).
2. ‘Подольско-витебский откуп’ (Совр. 1859 г. No 4) 15.
3. ‘Винный акциз’ (Совр. 1859 г. No 6) 16.

По народному образованию:

Разбор проекта устава низших и средних учебных заведений (Совр. 1860 г. NoNo 8 и 9) 17.

По реформе гражданских законов:

‘Взгляд на русское судоустройство и судопроизводство’ (Совр. 1859 г. NoNo 1, 3, 4, 7 и 8 и Совр. 1860 года) 18.
В заключение мы должны сказать, что ‘Современник’ постоянно проводил в разных статьях мысль о правительственной инициативе в делах общественного прогресса. Между прочим, развитию этой мысли посвящены две статьи под заглавием ‘Мелочи литературы’ 19 (Совр. 1859 г. NoNo 1 и 4). В этих статьях ясно доказывается, что не литература была возбудительницей реформ, совершенных и совершаемых правительством, а напротив: само правительство невольно вызывало литературу к обсуждению поднятых им вопросов.

<ЗАЯВЛЕНИЕ Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО В СЛЕДСТВЕННУЮ КОМИССИЮ>

Чернышевский кончил перевод XV и XVI томов ‘Всеобщей истории’ Шлоссера, переводить которые было ему разрешено, и теперь просит разрешения купить и переводить XVII-й том того же сочинения (Schlosser’s Weltgeschichte). — В ожидании этого он начал писать беллетристический рассказ, содержание которого, конечно, совершенно невинно,— оно взято из семейной жизни и не имеет никакого отношения ни к каким политическим вопросам, но если бы представлялось какое-нибудь возражение против этого занятия беллетристикою, то, конечно, Чернышевский оставит его. 15 декабря 1862 г. Н. Чернышевский.

Н. А. НЕКРАСОВУ

Николай Алексеевич, попросите Ипполита Александровича прислать Пекарскому 100 руб. Адрес Пек[арского]: у Казанского собора, по канаве, дом Вельша, кварт. No 3.

Ваш
Н. Чернышевский

2 июня 1860

О.С. ЧЕРНЫШЕВСКОЙ

Телеграмма

Саратов. Чернышевской. Свой дом. У Сергия.

Когда буду свободен, точно не знаю, но скоро. Береги здоровье. Когда поедешь, телеграфируй.

Чернышевский.

О.С. ЧЕРНЫШЕВСКОЙ

Депеша

Саратов. Чернышевской. Собственный дом. У Сергия. Приезжай, как поправишься. Мы тотчас увидимся. Я скоро буду свободен. Отвечай депешею.

Чернышевский.

ПИСЬМО К О. С. ЧЕРНЫШЕВСКОЙ

Александровский завод 5 апреля 1870. Милый мой друг, Оленька. Я получил твои письма от 6.XII и 8 января. Благодарю тебя за них, моя радость. Пожалуйста, позаботься о своем здоровье. Мне совершенно хорошо, по обыкновению. Рассчитываю, что в начале августа или, может быть, и раньше, придет мне время переехать отсюда жить поближе к России. Что срок этот не дольше 10 августа, я умею сосчитать наверное.
Но очень возможно, что следует считать и сосчитают время с того дня, когда я приехал в Иркутск или хоть в Усолье подле Иркутска. Если так, то будет выигрыш во времени для моего возвращения отсюда назад и для возможности приобретать хорошие средства к жизни тебе, моя милая, и детям.
Будь же здорова и весела, моя радость.
Целую детей. Благодарю их за письма.
Крепко обнимаю тебя, моя милая Оленька, дорогая моя. Заботься о своем здоровье, и все будет хорошо.

Твой Н. Чернышевский.

Будь же здоровенька и веселенька, мой друг.
Целую и целую тебя.

ПРИМЕЧАНИЯ

ЗАПИСКА РЕДАКЦИИ ЖУРНАЛА ‘СОВРЕМЕННИК’ [О ПРЕОБРАЗОВАНИИ ЦЕНЗУРЫ]

‘Записка редакции журнала ‘Современник’ [о преобразовании цензуры]’ написана Н. Г. Чернышевским в январе — начале февраля 1862 года, печатается с текста, опубликованного без подписи автора в сборнике ‘Мнения разных лиц о преобразовании цензуры. Февраль 1862’. Замеченные неточности в тексте ‘Записки’ исправлены и оговорены в примечаниях. Об авторстве Чернышевского см. К. Н. Журавлев ‘К вопросу об авторе записки редакции журнала ‘Современник’ о преобразовании цензуры’ (Исторические записки, 1951. No 37).
1 ‘Записка’ написана Чернышевским от имени редакции ‘Современника’ в ответ на предложения министра просвещения (первая половина января 1862 г.) представить ему свое мнение о необходимых преобразованиях в цензуре и указать статьи, в которых ‘Современник’ выступал по этим вопросам.
Разумеется, Чернышевский не мог изложить в ‘Записке’ открыто и прямо свои революционно-демократические взгляды по вопросам преобразования цензуры и вообще всего общественного и государственного строя России.
Но Чернышевский по существу выступает в ‘Записке’ против предложений министра, являющихся частью царской политики подавления демократического движения в условиях революционной ситуации.
Царизм, подавляя крестьянское и студенческое движения, ссылая на каторгу революционно-демократических руководителей — М. И. Михайлова и В. Обручева, подготовлял расправу и над Чернышевским. Три цензурных предупреждения ‘Современнику’ с июля 1860 по ноябрь 1861 г., полицейский агентурный надзор за Чернышевским с октября 1861 г. по день его ареста, кампания травли и полицейских доносов со стороны либеральной и официальной журналистики против Чернышевского в 1861—1862 гг. показывали, что над Чернышевским уже в конце 1861—начале 1862 г. нависла непосредственная угроза расправы реакции.
Учитывая эту опасность, Чернышевский использовал упомянутые предложения министра как предлог, для того чтобы отвести или хотя бы ослабить подготавливающийся самодержавием удар против него и его журнала.
Применяя неуязвимую с точки зрения закона тактику формально-юридического оправдания ‘Современника’, Чернышевский по существу обвинял царизм, обличал его реакционную политику.
Вместе с тем Чернышевский намеками и косвенно заявлял о своей верности последовательной революционно-демократической программе и борьбе.
В ‘Записке’ Чернышевский не вносит предложений по реформе цензуры, так как по его мнению, высказанному им еще в статье ‘Французские законы по делам книгопечатания’ (наст. изд., т. X, стр. 166—167), из этого ‘ровно ничего не вышло бы’.
Истинный смысл ‘Записки’ не сразу был понят правящими кругами. Об этом свидетельствует то, что она была напечатана в сборнике ‘Мнения разных лиц о преобразовании цензуры, февраль, 1862’. Но в изданной, не раньше июня 1862 г., также официальной справке ‘Исторические сведения о цензуре в России’ она уже не упоминается: очевидно, действительное ее содержание было разгадано.
2 Чернышевский ‘оправдывает’ цензоров ‘членов Главного управления цензуры, чтобы обвинить не ‘стрелочников’ (невежественных чиновников), а бюрократическую систему царизма в целом. Эта мысль (‘…таков ход дел… и т. д.’), изуродованная здесь, полнее и яснее сформулирована в ‘Письмах без адреса’ (наст. изд., т. X). Бюрократический порядок и пристрастие к дворянству царского правительства,— пишет в них Чернышевский,— обусловили противонародный характер крестьянской реформы 1861 г., цензурный режим, отсутствие гласности и т. д.
3 Имеется в виду книга ‘Стихотворения’ Н. Некрасова’, вышедшая из печати в Москве, не раньше октября 1856 г.
4 Неточность. Надо: ‘Отрывки’.
5 ‘Высокая личность’ — Николай I (см. Поли. собр. соч. и писем Н. А. Некрасова,^., 1948, т. I, стр. 572).
6 О цензурной истории ‘Современника’ по поводу напечатания в нем заметки Н. Г. Чернышевского ‘Стихотворения Н. Некрасова’. Москва, 1856, см. также наст. изд., т. I, стр. 751—753, т. XIV, стр. 321—325, 329, 335, Н. А. Некрасов, Поли. собр. соч. и писем, М.—Л., 1930, т. V, стр. 268—274, 354—356, и В. Евгеньев-Максимов ‘Современник’ при Чернышевском и Добролюбове’, М.—Л., 1936, стр. 97—108.
7 Речь идет о второй статье Н. Г. Чернышевского — ‘О новых условиях сельского быта’, в которой были напечатаны извлечения из ‘Записки об освобождении крестьян в России (1855 г.)’ К. Д. Кавелина.
Либерал Кавелин по существу защищал в ‘Записке’ права собственности помещиков на землю и крепостных крестьян. В интересах сохранения землевладения и власти помещиков Кавелин предлагал мирно разрешить политический кризис в стране путем освобождения крестьян от крепостной зависимости за баснословно высокий выкуп ими своей земли и свободы личности у помещиков.
Публикуя извлечения из ‘Записки’ Кавелина, Чернышевский опустил или несколько изменил некоторые ее главы, содержащие либерально-монархические идеи и умаляющие политическое значение крестьянского вопроса.
‘Записка’ содержала в себе некоторые оппозиционные самодержавию элементы (критику крепостного общества, предложения о выкупе полевых земельных наделов и т. д.), правда, сформулированные Кавелиным трусливо и нерешительно. Однако, исходя из того, что в первой половине 1858 г. вопрос о выкупе полевой земли еще не был разрешен в правительстве, что крепостники пытались вообще приостановить подготовку крестьянской реформы, Чернышевский призывал в этой статье сторонников отмены крепостного права объединиться на основе ‘Записки’ Кавелина. Этот тактический маневр Чернышевского имел целью использовать все оппозиционные самодержавию и крепостничеству элементы в интересах революционно-демократического движения. Совершенно ясно, что Чернышевский никогда не разделял экономических и политических принципов ‘Записки’ Кавелина. Заявление Чернышевского о том, что он принимает ‘Записку’ как выражение ‘наших собственных мнений и желаний’, было лишь тактическим маневром.
Появление в ‘Современнике’ статей ‘О новых условиях сельского быта’ вызвало со стороны царского правительства и помещиков бурную реакцию: крепостники объявили ‘красными’ даже либералов, выступавших за отмену крепостного права. Изданными в апреле 1858 г. правительственными распоряжениями запрещалось публиковать статьи по крестьянскому вопросу. Основной удар реакции был направлен против ‘Современника’, который обвинялся в ‘злонамеренной тенденции возмущать Россию против правительства’.
8 ‘Центральный комитет’ — Главный комитет по крестьянскому делу.
9 Об этой цензурной репрессии см. также статью Н. Г. Чернышевского ‘Упрек и оправдание’ (т. V наст. изд.), в которой, как и в данной ‘Записке’, устанавливается, что цензурная история ‘Современника’ возникла в основном по поводу первой статьи ‘О новых условиях сельского быта’ (ср. назв. соч. В. Евгеньева-Максимова, стр. 229—232).
10 Медем Н. В. (1796—1870) — выходец из немецких дворян, генерал-от-артиллерии, председатель военно-цензурного комитета в 1848—1858 гг. и председатель петербургского цензурного комитета в 1860—1862 гг. О цензурной истории ‘Современника’ при Медеме см. назв. соч. В. Евгеньева-Максимова, стр. 421—434 и 485—507.
‘ В тексте этой ‘записки’, опубликованной в упомянутом сборнике ‘Мнения’, напечатано: ‘проходили’.
12 Слова о том, что редакция ‘Современника’ ‘всегда желала располагать общественное мнение в пользу реформ, совершаемых правительством’,— подцензурный прием Чернышевского. Все содержание ‘Записки’ направлено против бюрократически-крепостнического режима самодержавия.
13 Здесь, как и ниже, имеется в виду статья Чернышевского ‘О необходимости держаться возможно умеренных цифр при определении величины выкупа’.
14 Речь идет о статьях вульгарного экономиста В. П. Безобразова: ‘Поземельный кредит и его современная организация в Европе’. Первая статья напечатана в No 2 ‘Современника’, а не в No 1.
15 Статья В. А. Федоровского под этим заглавием была опубликована в No 3, а не в No 4 ‘Современника’.
16 Эта статья опубликована в No 5 ‘Современника’, а не в No 6.
17 Статья Ф. Г. Толля, петрашевца, писателя: ‘Проект устава низших и средних училищ, состоящих в ведомстве министерства народного просвещения’.
18 Статьи М. Филиппова (юрист и публицист ‘Современника’) под этим заглавием были напечатаны в NoNo 1, 3, 4, 7 и 8 ‘Современника’ 1859 г.
19 Статьи Н. А. Добролюбова ‘Литературные мелочи прошлого года’.

К. Н. Журавлев

ЗАЯВЛЕНИЕ Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО В СЛЕДСТВЕННУЮ КОМИССИЮ

Печатается впервые с рукописи-автографа (ЦГЛА).
‘Беллетристический рассказ’, о котором говорится в этом заявлении,— роман Чернышевского ‘Что делать?’
Приводим из ‘Производства следственной комиссии об отставном титулярном советнике Чернышевском’ относящееся к заявлению Чернышевского постановление: ‘No 96. Выписка из журнала высочайше учрежденной в С.-Петербурге Следственной комиссии 16 января 1863 г.
II. Член Комиссии, свиты Е. И. В. ген.-майор Потапов передал в оную полученные им от коменданта С.-Петербургской крепости письмо на имя г-жи Чернышевской и повесть, написанную содержащимся под арестом мужем ее, отставным тит. сов. Чернышевским. Кроме сего, из числа отобранных при обыске у Чернышевского бумаг остались нерассмотренными некоторые рукописные статьи и повести, предназначенные к напечатанию. Положено: Поручить действ, статск. советнику Каменскому рассмотрение как повести (‘Что делать?’ — Н. А.) Чернышевского, так и статей, с тем, чтобы по рассмотрении тех из них, в которых ничего подозрительного не окажется, передать, согласно изъясненному в журнале Комиссии 28 минувшего ноября постановлению, статскому советнику Михаилу Салтыкову — для напечатания, с соблюдением установленных законом правил для цензуры. Что же касается письма на имя г-жи Чернышевской, в коем по рассмотрении ничего подозрительного не оказалось, то отсылкою оного по принадлежности повременить до рассмотрения д. с. с. Каменским вышеозначенной повести’.

Н. А. Алексеев

ПИСЬМО К Н. А. НЕКРАСОВУ ОТ 2 ИЮНЯ 1850 г.

Печатается впервые по автографу Пушкинского дома (5030. XXVI6. 122). На письме помета Некрасова: ‘Набирается статья. Некрасов’.
В письме и в надписи Некрасова речь идет о статье П. П. Пекарского ‘Петербургская старина’, напечатанной в No 6 ‘Современника’ sa 1860 г. (ценз. разр. 15 июня, вышел в свет 19 июня). В конторской книге ‘Современника’ за 1860 г. (л. 115) отмечена выдача Пекарскому 7 июня 100 р.
1 По канаве… — тогдашнее название Екатерининского канала, ныне канала Грибоедова.

С. Рейсер

ДВЕ ДЕПЕШИ К О. С. ЧЕРНЫШЕВСКОЙ

Эти два проекта телеграмм были ответом на телеграмму О. С. Чернышевской из Саратова от 6 декабря 1862 г.:
‘Здорова только ‘оги слабы уведоми депешей когда будешь свободен Чернышевская’.
См. также заявления Чернышевского коменданту С.-Петербургской крепости от 2 я 7 декабря 1862 г. (наст. изд., т. XIV, стр. 465 и 466).
Печатаются впервые с рукописей, хранящихся в ЦГЛА.

ПИСЬМО К О. С. ЧЕРНЫШЕВСКОЙ ОТ 5 АПРЕЛЯ 1870 г.

Впервые опубликовано в журнале ‘Октябрь’, 1950, No 5, стр. 165 (статья В. Шульгина ‘Письма Н. Г. Чернышевского’). Подлинник хранится в Центральном государственном историческом архиве. Печатается по рукописи.
Содержание этого задержанного письма было повторено Н. Г. Чернышевским в письме от 29 апреля 1870 г., доставленном по назначению (наст. изд., т. XIV, стр. 500).
Письмо относится к периоду окончания срока каторжных работ Н. Г. Чернышевского в Кадае и Александровском заводе. Оно было задержано III отделением. В это время правительство, в страхе перед возможностью его побега, готовило новую расправу над Чернышевским. Вместо освобождения Чернышевского ожидала новая ссылка — в Вилюйск, где он пробыл до 1883 г.

Н. А. Алексеев

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека