ПАМЯТИ ДЕКАБРИСТОВ
СБОРНИК МАТЕРИАЛОВ
ЛЕНИНГРАДЪ
1926
Письма С. И. и М. И. Муравьевых-Апостолов к А. Д. и А. И. Хрущовым.
Письма С. И. и М. И. Муравьевых-Апостолов к А. Д. и А. И. Хрущовым.
Б. Энгельгардт.
Письма С. И. и М. И. Муравьевых-Апостолов к А. Д. и А. И. Хрущовым, Энгельгардт Борис Михайлович, Год: 1926
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Печатаемые ниже 12 писем Сергея Ивановича и два письма Матвея Ивановича Муравьевых-Апостолов к сестре Анне Ивановне и к зятю Александру Дмитриевичу Хрущовым поступили в Рукописное Отделение Библиотеки Академии Наук в 1908 г. от Александра Ивановича Смагина через посредство В. И. Семевского. Не заключая в себе сведений, относящихся непосредственно к истории движения, они представляют тем не менее значительный интерес, давая известный материал для характеристики сложной и во многом еще не разгаданной личности С. И. Муравьева — Апостола и позволяя хотя бы отчасти восстановить бытовую обстановку, в которой протекали последние перед восстанием и гибелью годы жизни замечательнейшего из представителей левого крыла декабризма.
Письма эти касаются по преимуществу семейных дел и интересов, которые в многолюдной и сложной семье Муравьевых-Апостолов нередко приобретали тяжелый и тревожный характер. Потеряв в 1810 г. свою первую жену, Анну Семеновну (рожд. Черноевич), женщину высоких моральных и умственных интересов, которая своей глубокой идеалистической настроенностью и живой отзывчивостью на мирскую неправду, несомненно, оказала большое влияние на сыновей, Иван Матвеевич Муравьев-Апостол в 1812 году женился вторично на Прасковье Васильевне Грушецкой. Как это часто бывает, появление мачехи внесло раскол в дружную прежде семью и в значительной мере испортило отношения между Иваном Матвеевичем и детьми от первого брака. {Их было семеро: 3 сына (Матвей, 1793—1886, Сергей, 1796—1826, Ипполит, 1806—1826) и 4 дочери (Елизавета, р. 1791 г., в замуж, за камергером Ф. П. Ожаровским, Екатерина, р. 1795 г.— за генер.-лейт. Ал. Мих. Бибиковым, Анна, р. 1797 г.— за волынск. вице-губернатором А-лром Хрущевым — адресаты настоящих писем, Елена, с 1823 г., за Сем. Вас. Вайнистом.} Иван Матвеевич, рассказывает в своих Воспоминаниях А. Бибикова, нс только стал равнодушен, но и прямо перестал любить своих детей от первой жены и часто был несправедлив к ним. {А. Бибикова, Изъ семейной хроники, Истор. Встн. 1016 г., XI, стр. 408.} Особенно отозвалось это на сыновьях, которых старик и всегда-то держал, по выражению Матвея Ивановича, ‘в черном теле’, а теперь с появлением на свет детей от молодой жены {Сына Василия, р. 1817 г., дочерей: Евдокии, за кн. А-ром Петр. Хованским, и Елизаветы-младшей, первоначально замужем за бар. Стальтинг, а затем за Витбургом. О позднейших крайне тягостных отношениях И. М. с ними см. Русск. Арх. 1887 г., I, стр. 57.} и вовсе урезывал во всем необходимом. ‘Они приписывали это вліянію мачехи, которая обожала мужа, совершенно ему покорялась и во всемъ уступала безпрекословно, чмъ и привязала его къ себ. Посредствомъ этой покорности и уступчивости ей было легко возстановлять его противъ ее пасынковъ’. {А. П. Сазановичъ, Изъ воспоминаній М. И. Муравьева — Апостола, Русск. Арх. 1886 г. , I, стр. 226.} Впрочем, поскольку можно судить, между прочим и по печатаемым ниже письмам,— в семейных неурядицах доставалось не только одним пасынкам, но и падчерицам, причем братьям нередко приходилось выступать в качестве посредников и примирителей. И характерно: казалось бы главная доля этих тяжелых обязанностей должна была бы падать на Матвея Ивановича, как старшего. Тем не менее, фактически дело обстояло совершенно иначе. Скуповатый, раздражительно-холодный, немножко эгоист, унаследовавший, повидимому, в противоположность Сергею, в характере которого выступают черты материнской восторженности и чувствительности,— душевный склад отца,— Матвей Иванович не обладал тем сердечным тактом и тонкостью, которые необходимы в столь деликатных отношениях. Он относился к мачихе с холодной вежливостью. Это раздражало Ивана Матвеевича, но не давало повода высказать сыну причину своего неудовольствия. Поэтому неудовольствие обрывалось на нем при всяком удобном случае и доводило Матвея Ивановича до отчаяния, так как он высоко ценил своего отца и горячо любил его. {А. П. Сазанович, там-же.} Разумеется, что при таких условиях не могло быть и речи об его посредничестве в семейных распрях, и трудную роль всеобщего примирителя приходилось брать на себя Сергею Ивановичу, который, благодаря своему уму и прекрасному сердцу, имел влияние не только на братьев и сестер, но и на отца, и улаживал всегда раздоры в семье, где его все обожали и называли ‘notre gnie bienfaisant’. {А. Бибикова, там-же.}
Именно таким ‘gnie bienfaisant’ и выступает он в печатаемых ниже письмах. К сожалению, нам не удалось собрать подробных сведений об адресатах. Александр Дмитриевич Хрущов, в 1820 г. женившийся на Анне Ивановне, третьей дочери Матвея Ивановича Муравьева-Апостола, принадлежал к числу крупных землевладельцев Полтавской губернии. В 20-ых годах, в чине статского советника, занимал должность Волынского вице-губернатора, проживая с своей семьей то в Житомире, то в имении Бакумовке, Миргородского уезда, недалеко от села Хомутец, постоянной резиденции Ивана Матвеевича. В силу этого ему прпходплось поддерживать гораздо более непосредственные и оживленные отношения с семьей тестя, нежели двум другим зятьям — Ф. П. Ожаровскому и Ил. Мих. Бибикову, связанным службою с Петербургом. На почве этой близости и возникали тс безконечные недоразумения, улаживать которые должен был Сергей Иванович, после Семеновской истории переведенный на службу сначала в Полтавский, потом в Черниговский пехотный полк, {См. ‘Списокъ штабъ и оберъ-офицерамъ л.-гв. Семеновского полка, переведеннымъ въ полки арміи вслдствіе высоч. приказа 2-го ноября 1820 г.’.— Русск. Стар. 1883 г., IV, стр. 92.} расположенный в Киевской губернии. {Черниговский полк был расположен в г. Василькове и его окрестностях.} И надо отдать ему справедливость: свою трудную миссию он выполнял с большим искусством и деликатностью, сохраняя все время строгое беспристрастие и подчеркивая свою любовь и преданность обоим сторонам. В его письмах, исполненных не только искренней привязанности, но и — что встречается гораздо реже — тонкого внимания и заботливости, постоянно чувствуется боязнь кого-нибудь задеть или обидеть. Он тщательно избегает всякого неосторожного выражения и сопровождает свои замечания разными смягчительными оговорками и ласковыми словами. Правда, письма эти отличаются несколько покровительственным и наставительным тоном. Но ведь это вполне естественно со стороны общепризнанного семейного ‘gnie bienfaisant’. Впрочем, тон этот объясняется, конечно, не только исключительным положением, которое занимал С. И. Муравьев-Апостол в своей семье, но и привычкой играть влиятельную роль вообще: в полку-ли, среди товарищей, в тайном обществе Сергей Иванович всегда занимал одно из первых мест, встречая со всех сторон общее внимание и уважение.
С этой точки зрения предлагаемые ниже письма могут послужить не только для характеристики его как семьянина, но и вообще для понимания и оценки его богатоодаренной и сложной натуры. Правда, Сергей Иванович в письмах к Хрущовым тщательно избегал касаться всего, что так или иначе связано с его политическою деятельностью, но все же многие из его стремлений, надежд и чувств нашли здесь свое хотя бы и бледное отражение. Рассудочное морализирование встречается тут с туманной взволнованностью романтизма, руссоистские мечты об идиллической безвестности с мечтой о славе, какая-то уверенность в своем исключительном призвании со здравым житейским смыслом. Прямолинейная силлогистика ‘холодного ума’, завещанная эпохой рационалистического классицизма, вступает здесь в борьбу с мистической настроенностью ‘романтического сердца’, образуя в конце концов тот странный синтез, которым характеризуется мировоззрение многих из представителей этого времени.
Любопытен и самый стиль писем. Написанные по-французски и при том гораздо хуже, нежели можно было-бы ожидать от человека, получившего образование в Париже, письма эти в стилистическом отношении представляют своеобразную смесь обыденного русско-французского наречия с закругленными и стройными периодами патетической прозы французских классиков. И тем не менее от этих писем не ‘отдает фразой’. Ибо эти традиционные формулы, отражающие стиль эпохи, не были тогда простым украшением, но имели напряженную действенность. Тогда, в России, не человек создавал стиль для своего удобства и удовольствия, но стиль создавал человека, являясь рядом с постоянным морализированием одним из могучих средств самовоспитания. И в этой встрече французско-русского диалекта с завершенной классической конструкцией, как в капле воды, нашла свое отражение та антиномия аморфной безкультурности и высоких культурных образцов, ради преодоления которой и боролся С. И. Муравьев-Апостол и его товарищи.