Письма Лудовика XVI и его завещание, Людовик Шестнадцатый, Год: 1793 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 53 минут(ы)

Письма Лудовика XVI и его завщаніе.

съ примчаніями
И. Н. Бутковскаго.

Изданіе журнала ‘Пантеонъ Литературы’.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Паровая Типо-Литографія Муллеръ и Богельмавъ. Невскій, 148.
1891.

Предлагаемыя здсь письма составляютъ часть интимной переписки короля Франціи Лудовика XVI, преимущественно относящаяся къ послднимъ четыремъ годамъ его царствованія. Письма эти лучше всего обрисовываютъ симпатичную личность короля-мученика, жертву своего мягкосердія и кротости. Онъ соединялъ въ себ вс достоинства, вс хорошія стороны человка, но не имлъ необходимыхъ для монарха качествъ: твердости характера и ршимости, онъ стремился всю свою жизнь къ добру и справедливости и былъ причиною — конечно невольною — бдствій, анархіи и произвола, добрыя его намренія не осуществлялись и обращались во вредъ ему самому и народу. Не смотря на вс неудачи, разочарованія въ людяхъ самыхъ близкихъ, на вс бдствія, онъ не переставалъ любить свой народъ и врить въ него, не смотря на униженіе своей власти, на оскорбленія, онъ до конца оставался благороднымъ, великодушнымъ человкомъ, полнымъ достоинства,— настоящимъ королемъ. Глубоко религіозный, онъ былъ въ то же время хорошо образованъ, чтилъ науку и ея представителей и одно время увлекался ученіемъ современныхъ философовъ и писателей, творенія которыхъ внушили ему много гуманныхъ мыслей и благое стремленіе улучшить бытъ народа — стремленіе, которое вслдствіе отсутствія твердой воли и противодйствія и интригъ придворной клики привело къ революціи.

Злая иронія судьбы посадила на тронъ Франціи короля добродушнаго, миролюбиваго и слабаго въ такое именно время, когда особенно нуженъ былъ французамъ властитель энергичный, съ непреклонной волей и можетъ-быть строгій, который-бы съумлъ и предпринять, и совершить необходимыя по времени реформы и замнить существовавшіе въ государств и при двор порядки — лучше сказать общественную неурядицу — правильнымъ и прочнымъ устройствомъ государственной машины. Лудовикъ XVI погибъ за то, что хотлъ и не имлъ силы и умнья сдлать народу желаемое добро. Онъ сдлался искупительной жертвою за грхи королей своихъ предшественниковъ.

Въ конц помщенныхъ здсь писемъ приведено завщаніе Лудовика XVI, для большей полноты представленія о личности несчастнаго короля.

Скоро минетъ сто лтъ со времени его смерти, увнчавшей торжество революціи. Среди торжествъ, которыми французы ознаменовали столтіе первой революціи, память о принесенномъ ей въ жертву добродтельномъ корол осталась въ тни,— но исторія навсегда связала его имя съ этой эпохой, и въ длинномъ свитк именъ и дяній людей того времени имя Лудовика XVI и его жизнь останутся навсегда чистыми и незапятнанными.

ПИСЬМО I.

Г-ну Мальзербу ¹).

¹) Мальзербъ — одинъ изъ первыхъ министровъ Лудовика XVI. Безупречный министръ, уважаемый судья, скромный и великодушный человкъ — Мальзебръ пользовался особымъ довріемъ короля.

Версаль 17 апрля 1776 г.

Я не могъ достаточно выразить вамъ, любезный Мальзербъ въ послднемъ вашемъ разговор всего огорченія, которое причинило мн ясно выраженное вами ршеніе оставитъ порученное вамъ Министерство: теперь по зрломъ обсужденіи этого предмета, я хочу открыть передъ вами свое сердце и изложить свои мысли на бумаг, дабы он сохранились въ моей памяти.

Такъ какъ я окруженъ людьми, заинтересованными въ томъ, чтобы вводить меня въ заблужденіе и препятствовать тому, чтобы доходило до меня общественное мнніе, то для благополучія моего царствованія въ высшей степени важно, чтобы взоръ мой по временамъ съ удовольствіемъ отдыхалъ на нкоторыхъ мудрыхъ по моему выбору, которыхъ я могъ-бы называть друзьями сердца, и которые-бы указывали мн на мои заблужденія прежде, чмъ они могли-бы повліять на судьбы двадцати четырехъ милліоновъ людей. Вмст съ мудрымъ Морепа и мужественнымъ Тюрго {Морепа — первый по времени министръ Лудовика XVI, уволенный вслдствіе разлада съ королевой Маріей-Антуанетою, супругою Лудовика, на котораго она имла сильное вліяніе.— Тюрго — извстный въ то время ученый экономистъ — заступилъ мсто Морепа.}, вы изъ всего моего королевства человкъ наиболе имющій право на мое довріе, и не слдуетъ давать повода нашимъ общимъ врагамъ думать, что вы потеряли его, тогда какъ вы никогда боле его не заслуживали нежели теперь.

Когда Морепа выставилъ передо мною ваше имя, какъ одно изъ тхъ, которыя были наиболе способны придать всу моимъ благимъ предначертаніямъ, я сталъ молча слдить за вашею общественною и частною жизнью, и убдился, что я былъ-бы боле, счастливъ, предложивъ вамъ великое назначеніе, нежели вы — принявши его.

Моя Палата Совтниковъ, до вашего перваго президентства была собраніемъ довольно дурно организованнымъ, дозволявшимъ себ быть на жалованьи у финансистовъ, надзоръ за которыми ему былъ порученъ. Генеральный Контролеръ {Генеральный контролеръ — Controleur Gnral des finances — такъ назывался тогда министръ финансовъ.} никогда не встрчалъ отпора со стороны этого учрежденія, когда онъ ему представлялъ вредные эдикты: вы вступили, любезный Мальзербъ, вы очистили это учрежденіе отъ безчестившихъ его членовъ, и оно, согласно первоначальному своему назначенію, стало прибжищемъ бдныхъ и угнетенныхъ.

Природа одарила васъ гражданскою доблестью и вы передали ее Палат, по крайней мр я сужу о томъ по сдланнымъ вами ей энергическимъ указаніямъ, которыя я помстилъ въ моей избранной библіотек наряду съ катилинаріями Цицерона и филиппиками Демосена, я еще не совсмъ увренъ въ томъ, чтобъ такія философскія начала полезно было проводить среди правленія монархическаго, потрясти которое поставили себ задачею столько недовольныхъ имъ людей, но ваши указанія дышали заботою объ общественномъ благ, они разъясняли мн т непорядки, которые мой дворъ и мои министры сговорились скрывать отъ меня, съ этой только точки зрнія я и смотрлъ на нихъ и потому не взирая на то, что нкоторыя изъ изложенныхъ вами началъ не могли вызвать моего одобренія, я внутренно сочувствовалъ вашему мужеству и понялъ, что вы заслужили мою благодарность.

Наши свиданія, при которыхъ Морепа, какъ третье лице могъ разсудить насъ обоихъ, усилили мое къ вамъ уваженіе, и я поручилъ вамъ управленіе моимъ домомъ, вакантное посл отставки Лаврильера: вы долго колебались явиться ко двору, боясь дышать въ его атмосфер, которая такъ мало соотвтствуетъ трогательной простот вашего нрава, но Тюрго объяснилъ вамъ, что безъ васъ онъ не можетъ достигнуть благаго и прочнаго результата: онъ заставилъ васъ ршиться, и я еще больше сталъ уважать его за это.

Вы начали ваше управленіе съ энергіей, которая не противорчила моимъ принципамъ: были жалобы на грамоты съ печатью (lettres de cachet), которыми вашъ предшественникъ располагалъ въ угоду своимъ фавориткамъ — и вы отказались отъ употребленія этихъ грамотъ. Бастилія была переполнена узниками, которые часто даже посл нсколькихъ лтъ заключенія не вдали своего преступленія, и Вы возвратили свободу какъ всмъ, вина которыхъ состояла лишь въ томъ, что они не понравились господамъ временщикамъ, такъ и всмъ виновнымъ наказаннымъ свыше мры.

Вы предприняли полезныя реформы въ моемъ военномъ вдомств. Многіе были этимъ встревожены. Я не могъ не опасаться, чтобы такое неудовольствіе не повлекло за собою смутъ подобныхъ Лиг или Фронд {Лига. Подъ этимъ именемъ извстенъ союзъ части высшаго французскаго дворянства, боровшійся съ королевскою властью въ конц XVI вка. Фронда. То же во время Лудовика XIII.}, и тогда я вынужденъ былъ отложить до боле счастливыхъ временъ ту дорогую для сердца моего минуту, когда, изгнавъ суетную пышность, я не буду имть иного двора, кром окружающихъ меня честныхъ людей какъ вы, и иной охраны кром сердца французовъ.

При этихъ-то тревожныхъ обстоятельствахъ, дорогой Мальзербъ, вы просите меня объ отставк, нтъ, я не разршу ея вамъ, вы слишкомъ необходимы мн на служб, и когда вы до конца прочтете это письмо,— я знаю хорошо чувствительную вашу душу — вы откажетесь отъ своей просьбы. Къ тому же неудобно подавать вамъ въ отставку въ то именно время, когда вы вынуждены уступить обстоятельствамъ. Дворъ будетъ думать, что вы въ немилости: а это слово, когда дло идетъ о такомъ почтенномъ подданномъ какъ вы, никогда не должно быть произнесено мною.

Я ожидаю васъ завтра у Морепа. Будьте уврены въ моемъ уваженіи и моей дружб.

Лудовикъ.

ПИСЬМО II.

Г-ну Тюрго.

15 апрля 1776 г.

Ваше благодтельное управленіе, любезный Тюрго, длаетъ вамъ честь, оно вызвало одобреніе всхъ французовъ. Ваши обширные и мудрые виды, приносимая вами польза и оказываемыя мн вами услуги не могутъ быть забыты, они запечатлны въ моей памяти и еще боле въ моемъ сердц. Пусть это письмо послужитъ для васъ доказательствомъ удовольствія вашего короля и друга. Продолжайте заботиться о счастіи французовъ и вы составите счастье короля, который желалъ бы быть отцомъ своихъ подданныхъ. Я читалъ вашу записку, она исполнена мудрыхъ и полезныхъ предположеній, я только боюсь не есть-ли это опять только мечта честнаго человка. Мы обдумаемъ это вмст, и можетъ быть такимъ путемъ мы сможемъ исправить много золъ и произвести полезныя перемны. Прощайте. Лудовикъ.

ПИСЬМО III.

Г-ну Мальзербу.

Версаль, 7 мая 1776 г.

Тюрго, любезный мой Мальзербъ, не годится боле для занимаемаго имъ мста, онъ слишкомъ увлекается, даже въ томъ, что онъ думаетъ длать добраго. Деспотизмъ, какъ я вижу, ни къ чему не годится, хотя-бы онъ направленъ былъ къ тому, чтобы насильно осчастливить великій народъ. Парламентъ, дворянство, въ особенности Морепа, который искренно меня любитъ, требуютъ его отставки и я только что подписалъ ее. Я не вижу, почему это необходимое для общественнаго спокойствія распоряженіе должно повлечь за собою вашу отставку: вы имете таланты Тюрго, безъ рзкости его характера, вы снисходительны, не будучи слабымъ, и имете благоразуміе откладывать на завтра то хорошее, что вы не надетесь сдлать сегодня.

Оставайтесь при управленіи министерствомъ, любезный Мальзербъ ваша откровенность мн все еще необходима: вы обязаны ею мн какъ вашему другу, если не какъ королю.

Лудовикъ.

ПИСЬМО IV.

Г-ну Мальзербу.

Версаль, 17 мая 1776 г.

Ваша настойчивость чрезвычайно огорчаетъ меня, любезный Мальзербъ. Сюлли никогда не оставлялъ Генриха IV, когда этотъ государь нуждался въ его совтахъ. Позвольте вамъ сказать, что вы немного эгоистичны въ вашей добродтели. Въ конц концовъ вы желаете отставки — я разршаю ее вамъ. Путешествуйте-же если вамъ нужно видть страны иныя чмъ та, которая сожалетъ О васъ, и которую вы могли сдлать счастливою. По возвращеніи вашемъ навстите меня по обыкновенію, чтобы побесдовать откровенно, по прежнему, къ тому времени ни мое лицо, ни мое сердце не измнятся, и такъ какъ мы питаемъ другъ къ другу только уваженіе, намъ не придется мириться.

Лудовикъ.

ПИСЬМО V.

Г-ну Форбоне.

16 января 1778 г.

Въ правленіе королей моихъ предшественниковъ, милостивый государь, несчастныя и непредвиднныя обстоятельства породили государственный долгъ, я совтовался съ людьми практики и теоріи, я поручалъ административныя по этой части должности самымъ искуснымъ финансистамъ, но средства, которыя они мн противъ этого предлагали были только займы, налоги или банкротство, гибельные банковые проекты или нечестныя распоряженія. Разорять государство, угнетать народъ — вотъ въ чемъ ихъ секретъ! Не такъ расплачивался Сюлли съ долгами добраго Генриха, посл долгой и кровавой войны, когда злодянія Лиги, ненависть католиковъ и недоврчивость протестантовъ, казалось, уничтожили всякое довріе. Сюлли не предавался необыкновеннымъ спекуляціямъ: онъ презиралъ систематиковъ, только въ экономіи находилъ онъ нужныя средства. Возбужденіе промышленности, покровительство земледлію, поощреніе торговли — вотъ вся его политика, вс его рессурсы, вс финансовыя средства. Не удивляюсь тому, что праддъ мой, великій Генрихъ, сердечно мною почитаемый, пріобрлъ услугами этого прекраснаго министра любовь французовъ. Генриха обожали, а между тмъ, смю васъ уврить, онъ не могъ нжне любить свой народъ чмъ я. Г-нъ Форбоне будетъ для меня Сюлли временъ Генриха. Въ продолженіи сорока лтъ вы занимаете мста, отличаясь благороднымъ безкорыстіемъ. Вы доказали, что ваши познанія — дйствительныя, что таланты ваши ничего не заимствуютъ отъ ложныхъ системъ:— возьмите смлость предпринять и выполнить, будьте благодтелемъ націи, руководителемъ финансистовъ, совтникомъ вашего короля. Спасите государство: придите принять мсто достойное васъ.

Лудовикъ.

ПИСЬМО VI.

Г-ну Вержень.

1782 г.

Вы получите при семъ, милостивый государь, сочиненіе {Здсь рчь идетъ о сочиненіи Неккера ‘Trait de l’administration des finances’. Неккеръ былъ впервые призванъ Лудовикомъ на постъ министра въ 1777 году, подъ давленіемъ общественнаго мннія благопріятнаго Неккеру. Печатный экземпляръ своего трактата не прошедшаго еще черезъ цензуру, Неккеръ представилъ королю.} которое я только пробжалъ, сдлавъ тамъ и сямъ нсколько незначительныхъ замтокъ. Во всякомъ случа мн кажется, что еслибъ авторъ имлъ наилучшія намренія, то послалъ бы его въ рукописи своему преемнику, вмсто того чтобы адресовать его публик, но онъ вроятно хотлъ поддержать свою партію, и такъ какъ зналъ мои намренія, то предупредилъ меня, пренебрегши условіями необходимыми для изданія. Вы увидите изъ его письма, что онъ представляется утомленнымъ. Онъ будетъ увдомленъ о послдствіяхъ своей отставки.

Лудовикъ.

ПИСЬМО VII.

Г-ну Мальзербу.

Версаль, 13 декабря 1786 г.

Я люблю и уважаю тхъ людей, любезный Мальзербъ, которые сочиненіями своими доказываютъ, что познанія свои употребляютъ на пользу, но никогда не буду я поощрять особыми знаками милости произведеній, клонящихся ко всеобщей деморализаціи. Вольтеръ, Руссо, Дидро и подобные имъ, которыми я одно время восхищался и которыхъ затмъ мн удалось раскусить, развратили юношество, читающее съ увлеченіемъ и боле многочисленный классъ людей, читающихъ не разсуждая. Нтъ сомннія, любезный Мальзербъ, въ томъ, что свобода печати расширяетъ кругозоръ человческихъ познаній, несомннно желательно, чтобы писатели могли выражать свои мысли безъ одобренія какой бы то ни было цензуры, но люди всегда такъ далеко переступаютъ границы, на которыхъ благоразуміе должно-бы было ихъ удерживать, что необходимы не только строгая цензура для книгъ, но и бдительный надзоръ за тми, на кого она возложена,— для того, чтобы вредныя книги имли возможно меньшее распространеніе. Я знаю: всякаго рода инквизиція нестерпима, но вдь нужно-же обуздать распущенность, безъ этого религія и нравы много потеряютъ, а королевская власть утратитъ то уваженіе, которое она должна внушать. Паши новйшіе философы восхваляли благо свободы лишь для того, чтобы удобне посять въ умахъ зачатки возмущенія. Будемъ остерегаться этого: намъ когда нибудь придется быть можетъ упрекнуть себя въ излишк снисходительности къ философамъ и къ ихъ мнніямъ. Я боюсь какъ-бы они не совратили молодежь, и не подготовили бы много смутъ тому поколнію, которое стоитъ за нихъ. Предостереженія со стороны духовенства отчасти имютъ основаніе — я могу только одобрить его предусмотрительность. Въ собраніи духовенства вы общали отъ моего имени преслдовать дурныя книги,— безбожныя книги. Мы исполнимъ свое общаніе, потому что ныншняя слишкомъ дерзкая философія иметъ заднюю мысль: она развращаетъ юношество и старается все смутить и все разъединить.

Лудовикъ.

ПИСЬМО VIII.

Г-ну Мальзербу.

Парижъ, 28 Декабря 1786 г.

Власть всегда должна быть, любезный Мальзербъ, окружена почтеніемъ. Непрошенное усердіе нкоторыхъ судей, дкія нападки писателей относительно lettres de cachet — составляютъ скандалъ. Парламенты, которые вотъ уже тридцать лтъ какъ вообразили себ, что королевская власть для законнаго наказанія нуждается въ ихъ санкціи, приняли участіе въ спор и тмъ придали ему значеніе. Я не считаю себя обязаннымъ уступить, хотя и имю въ виду ваши мудрые совты, и хотя вы высказались противъ lettres de cachet. Я первый не сдлалъ-бы употребленія изъ этого изобртенія отца Іосифа, но я думаю, что въ нашъ вкъ нельзя уничтожить единственное репрессивное средство, которое бываетъ мн необходимо въ извстныхъ случаяхъ. Я знаю, что существуютъ странныя злоупотребленія съ этими lettres de cachet, но гд-же та вещь, которою нельзя было бы злоупотреблять?— Сочиненіе г-на Мирабо о государственныхъ тюрьмахъ, которое я прочелъ со вниманіемъ, отличается широкимъ взглядомъ и я весьма сожалю, что безпорядочная жизнь автора подрываетъ довріе къ его филантропическимъ принципамъ. Тмъ не мене любезный Мальзербъ, вамъ слдуетъ воспользоваться всмъ, что вы найдете полезнаго въ его книг, затмъ убдиться въ существованіи злоупотребленій и немедленно исправить зло. Представьте-же мн Ваши преобразовательныя соображенія поэтому предмету, и я почту долгомъ обсудить ихъ.

Лудовикъ.

ПИСЬМО IX.

Г-ну Бертье ¹).

¹) Бертье — зять Тулона. Оба они навлекли на себя ненависть народа и въ 1789 году во время одного изъ народныхъ волненій были буквально растерзаны народомъ.

Парижъ, 28 Декабря 1786 г.

Вы внесли въ мой государственный совтъ проектъ, внушенный вамъ самою чистою филантропіей. Мн очень нравятся ваши способы искорененія нищенства въ моихъ владніяхъ. Утилизировать бдняковъ, не усугубляя ихъ несчастій, устроить убжища, въ которыхъ законы установлялись-бы человколюбіемъ, гд бодрствовала-бы мудрость, гд трудолюбіе было-бы вознаграждаемо, гд дятельная юность всегда находила бы занятіе, а болзненная старость — облегченіе: вотъ основанія, вотъ цль вашего проекта. Барщина отмняется, но пути сообщенія требуютъ постояннаго и разорительнаго ремонта. Ваши пріюты для здоровыхъ нищихъ не смогутъ-ли доставлять рабочихъ для поддержанія въ исправности дорогъ, для проведенія новыхъ? Я воображаю себ въ этихъ пріютахъ цлые полки землекоповъ, проходящіе по деревнямъ: если ихъ расположить по большимъ дорогамъ, то они окажутъ помощь и въ непогоду и при несчастныхъ случаяхъ, и будутъ поддерживать свободный проздъ по всей Франціи. Мн кажется однако, что вы недостаточно занялись изысканіемъ наимене обременительныхъ для народа способовъ снабженія и содержанія вашихъ заведеній для нищихъ. Народъ уже слишкомъ обремененъ налогами, неужели необходимо отягощать его еще, и тмъ сдлать ничтожною благодтельную отмну барщины? Поищемъ мене разорительный способъ, боле пріятный народу, и который могъ выполнить предположенную вами задачу: облегчить податные классы, утилизировать бдныхъ, и обезпечить содержаніе въ исправности дорогъ. Ваши познанія, милостивый государь, безъ сомннія укажутъ вамъ новые способы: будьте уврены, что я поддержу ихъ въ моемъ Совт.

Лудовикъ.

ПИСЬМО X.

Г-ну Лавуазье ¹).

¹) Лавуазье — знаменитый химикъ, первый разложилъ воду на ея составные элементы: кислородъ и водородъ. Послдній газъ назывался въ XVIII в. горючимъ газомъ (gaz inflammable), о которомъ и идетъ рчь въ письм. Впослдствіи, во время террора заключенный въ темницу Лавуазье и тамъ продолжалъ свои научныя изслдованія. Осужденный на казнь онъ тщетно просилъ отсрочки ея на нсколько дней, чтобы окончить какое-то открытіе. Въ отсрочк было отказано.

16 марта 1789 г.

Послдній вашъ опытъ, милостивый государь, поражаетъ до сихъ поръ меня удивленіемъ, вашимъ открытіемъ вы расширили сферу полезныхъ знаній. Ваши опыты надъ горючимъ газомъ доказываютъ, какъ много вы занимаетесь этой удивительной наукой, которая каждый день длаетъ новые успхи.

Королева съ нсколькими особами, которыхъ я хочу сдлать очевидцами вашего открытія, соберутся завтра къ 7 часамъ вечера въ мой кабинетъ. Вы доставите мн удовольствіе принести съ собою трактатъ о горючихъ газахъ.

Вамъ извстно, милостивый государь, все мое уваженіе къ вамъ.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XI (безъ адреса).

13 іюля 1789 г. 11 часовъ вечера ¹)

¹) Это письмо писано наканун взятія народомъ Бастиліи 12 и 13 іюля. Парижъ вооружался вслдствіе распространившагося слуха, что окружавшіе столицу войска имютъ вступить въ нее для усмиренія революціонеровъ.

Я уступилъ предъ вашими настояніями и убжденіями нкоторыхъ врныхъ подданныхъ, но я пришелъ теперь къ инымъ мыслямъ. Сопротивляться въ настоящую минуту значило-бы подвергаться потер королевства, т. е. погубить всхъ насъ. Я отмнилъ данныя мною приказанія, мои войска выйдутъ изъ Парижа, я употреблю боле мягкія средства. Не говорите мн больше о необходимости проявить свою волю, о великомъ дйствіи власти, я считаю боле полезнымъ повременить, уступить передъ грозою и ожидать всего отъ времени, отъ пробужденія честныхъ людей и отъ любви французовъ къ своему королю.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XII.

Г-ну Архіепискому Арльскому.

26 августа 1789 г.

Я очень доволенъ благороднымъ, великимъ и великодушнымъ поступкомъ двухъ первыхъ сословій государства {Въ засданіи 4 августа въ Національномъ Собраніи дворянство и духовенство отказались отъ всхъ своихъ древнихъ привилегій, духовенство отказалось между прочимъ отъ сбора десятины (dme), т. е. десятой части урожая и произведеній крестьянъ. Слдуетъ замтить, что этотъ отказъ былъ вынужденный, и притомъ не безвозмездный, такъ какъ вотированъ былъ выкупъ десятины. Въ томъ же засданіи уничтожены: состояніе рабства, барщина, продажа должностей, вс пенсіи дворянскія, исключительное право охоты и проч.}. Они принесли большія жертвы для всеобщаго умиротворенія, для отечества, для своего короля. Я храню въ сердц своемъ все, что было совершено въ этомъ засданіи, въ которомъ пожертвовано было всми привилегіями. Пожертвованіе прекрасно, но я могу только удивляться ему: я никогда не соглашусь обобрать мое духовенство, мое дворянство, лишить первое правъ пріобртенныхъ галликанскою церковью въ силу давняго владнія, въ силу обта благочестивыхъ, допустить, чтобы отъ другаго было отнято все, что составляло его славу, цну его заслугъ: титулы и награды подобающіе гражданскимъ и военнымъ доблестямъ французскаго дворянства. Высокими подвигами заслужили они привилегіи, король Франціи долженъ имъ ихъ сохранить. Я не дамъ своей санкціи декретамъ, которые лишали-бы ихъ этого, иначе французскій народъ можетъ впослдствіи обвинить меня въ несправедливости или въ слабости. Г-нъ архіепископъ, вы подчиняетесь повелніямъ Провиднія, я думаю, что и я подчиняюсь имъ тмъ, что не предаюсь энтузіазму, который овладлъ всми сословіями, но который лишь скользитъ по душ моей. Я сдлаю все, что отъ меня будетъ зависть, чтобы сохранить мое духовенство и мое дворянство. Если воля народа выскажется, то мой долгъ будетъ исполненъ, если сила заставитъ меня дать санкцію, тогда я уступлю, но тогда ужъ не будетъ во Франціи ни монарха, ни монархіи! А тотъ и другая могутъ существовать только тамъ, гд духовенство представляетъ собою священное и уважаемое сословіе, гд дворянство пользуется извстнымъ уваженіемъ и стоитъ между народомъ и королемъ. Времена тяжелыя! Г-нъ архіепископъ, я знаю это, и теперь-то мы нуждаемся въ просвтлніи свыше. Удостойте испросить его у Неба, и мы будемъ услышаны.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XIII.

7 сентября 1789 г. ¹)

¹) Письмо это повидимому писано къ одному изъ принцевъ-эмигрантовъ.

Вы жалуетесь, и письмо ваше, въ которомъ почтеніе и любовь…. руководятъ вашимъ перомъ, содержитъ въ себ упреки, которые вы считаете основательными. Вы говорите о мужеств, о сопротивленіи замысламъ заговорщиковъ, о вол… Вы не король! Небо, давшее мн тронъ, дало мн и чувствительное сердце и чувства добраго отца. Вс французы — мои дти. Я общій отецъ ввренной мн семьи. Неблагодарность и ненависть вооружаются на меня, но очи всхъ помрачены, умы въ заблужденіи, революціонная сумятица вскружила всмъ головы.

Народъ думаетъ, что заботится о своемъ дл, и я могъ-бы защищать себя одного. Я могъ бы подать знакъ къ битв, но какая это страшная битва, и какая страшнйшая побда! Неужели вы думаете, что я могъ бы восторжествовать въ то время, когда бы вс сословія государства соединились, когда весь народъ вооружился-бы на меня, когда вся армія забыла-бы свою присягу, честь и своего короля! Я бы далъ сигналъ къ рзн и тысячи французовъ палибы… Но вы можетъ быть скажете: народъ восторжествовалъ, онъ доказалъ своими крайностями, что чувства его не были благородны, что онъ позволилъ себ злоупотреблять побдой и заколоть побжденнаго врага. Ахъ! неужели вы ставите ни во что спокойствіе чистой совсти? Я исполнилъ свой долгъ, и въ то время, какъ убійца терзается раскаяніемъ, я громко могу сказать: я неповиненъ въ пролитой крови, я не приказывалъ убивать, я спасъ французовъ, я спасъ мое семейство, моихъ друзей, весь мой народъ, я имю внутреннее убжденіе, что сдлалъ доброе дло, враги мои прибгнули къ преступленіямъ. Кто-же изъ насъ правъ, чья доля завидне? Перестаньте, полно меня обвинять: время, обстоятельства и тысяча причинъ, которыя слишкомъ долго пришлось бы перечислять, породили несчастія Франціи. Было-бы слишкомъ жестоко упрекнуть меня въ нихъ, это значило-бы присоединиться къ моимъ врагамъ и раздирать мое отеческое сердце… Я принесъ себя въ жертву своему народу, будьте уврены, что исполнивъ этотъ первый мой долгъ, я съумю пожертвовать собою для васъ и для послдовавшихъ за вами французовъ. Уже ваше удаленіе возбуждаетъ ропотъ, уже партіи готовятся обвинять насъ и извлечь выгоду изъ этого поступка, который они называютъ бгствомъ, заговоромъ, преступленіемъ. Эти идеи распространяются, они повлекутъ гибельныя послдствія, если спокойствіе не будетъ возстановлено, если возвращеніе ваше сдлается невозможнымъ, если я пренебрегу благопріятнымъ случаемъ призвать во Францію добровольныхъ изгнанниковъ французовъ. Они должны будутъ поспшить повиноваться желанію, которое я тогда сочту долгомъ высказать. Прощайте, не забывайте, что я васъ люблю и забочусь о васъ.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XIV.

Г-ну графу д’Эстенъ.

Версаль, 5 октября 1789 г. ¹) 7 ч. в.

¹) 5 октября 1789 г. толпы парижанъ, въ числ ихъ множество женщинъ, низшаго класса пришли изъ Парижа въ Версаль, ворвались въ засданіе Національнаго Собранія, произвели безпорядки. Въ этотъ день у короля былъ совтъ изъ приближенныхъ лицъ, который настаивалъ на отъзд,— можно сказать бгств — короля, указывая на Мецъ, гд находилась армія подъ начальствомъ преданнаго королю генерала Булье.— Уже на слдующій день 6 октября Лудовикъ вынужденъ былъ вмст съ семействомъ перехать въ Парижъ въ сопровожденіи громадной толпы пришедшихъ за нимъ жителей столицы. Вслдъ за этимъ перенесло свои засданія изъ Версаля въ Парижъ и Національное Собраніе.

Вы хотите, кузенъ, чтобы я высказался, при тхъ критическихъ обстоятельствахъ, въ которыхъ я нахожусь, чтобъ я принялъ ршительныя мры, чтобъ я прибгъ къ законной защит, или чтобы я удалился изъ Версаля. Какова бы ни была дерзость моихъ враговъ, имъ это не удастся, французъ не способенъ на цареубійство. Напрасно льется золото щедрой рукой и возстаютъ преступленіе и честолюбіе: смю думать, что опасность не настолько близка, какъ увряютъ себя въ томъ друзья мои. Бгство погубило-бы меня окончательно, и послдствіемъ его было-бы гибельное междоусобіе. Чтобы защищаться, мн пришлось бы проливать кровь французовъ, сердце мое не можетъ примириться съ такой ужасной мыслью. Будемъ дйствовать благоразумно, если я погибну, тогда по крайней мр мн не въ чемъ будетъ упрекнуть себя. Я только что видлъ нсколькихъ членовъ Собранія, я доволенъ: я позволяю себ надяться, что послдуетъ счастливый переворотъ въ умахъ. Дай Богъ, кузенъ, чтобы общественное спокойствіе возстановилось. Но никакого нападенія, никакого движенія, которое могло-бы подать поводъ думать, что я помышляю мстить за себя и даже защищать себя!

Лудовикъ.

ПИСЬМО XV.

Г-ну Бриссаку ¹).

¹) Де-Бриссакъ былъ начальникъ королевскихъ тлохранителей (gardes de corps) Лудовика XVI. Этихъ тлохранителей, посл столкновенія ихъ съ народомъ и національной гвардіей въ Версали 5 и 6 октября 1789 г. король вынужденъ былъ распустить.

Отъ 28 октября 1789 г.

Высоко цня рыцарское усердіе, которое направляло вс ваши дйствія, милостивый государь, со времени постигшихъ насъ бдствій, я нахожу безконечное удовольствіе въ засвидтельствованіи вамъ лично чувства благодарности, которою королева и я обязаны вамъ за все, что ваше благородство внушило вамъ вчерашній день, я сегодня утромъ проснувшись, узналъ, что вы нездоровы и полагаю, что не могу ничмъ лучше доказать живйшее участіе, принимаемое нами, какъ увривъ васъ въ непоколебимомъ уваженіи, которое я буду питать всю мою жизнь къ столь храброму французу и къ столь врному подданному, какъ вы.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XVI.

Г-ну Мирабо.

8 января 1790 г.

Мн слишкомъ пріятно врить, милостивый государь, чувствамъ, которыя вы выражаете относительно моей особы и моего семейства, чтобы не согласиться на вашу просьбу имть со мной партикулярный разговоръ. Г-нъ де-Лапортъ получилъ приказаніе ввести васъ сегодня къ девяти часамъ вечера: мое живйшее желаніе, милостивый государь, чтобы вы встртили во мн столько же легкости въ исправленіи сдланнаго вреда, сколько найдете во мн готовности содйствовать всею моею властію, тмъ способамъ, которые могутъ клониться къ этой цли.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XVII.

Г-ну Мальзербу.

16 февраля 1790 г.

Мн нужно воспользоваться вашими совтами, любезный Мальзербъ, чтобы ршиться на утвержденіе нсколькихъ декретовъ, относящихся къ области вашихъ глубокихъ познаній въ законодательств, я такъ расчитываю на искренность вашей привязанности, что надюсь вы установите то ршеніе, которое мн слдуетъ принять.

Давно уже, любезный мой Мальзербъ, вы свидтель тхъ чистыхъ намреній, которыя я не переставалъ выражать для блага французовъ, къ вамъ-же обращаюсь я опять, чтобы пребыть врнымъ этимъ принципамъ.

Прощайте мой дорогой Мальзербъ: вы знаете всю искренность моихъ чувствъ къ вамъ.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XVIII.

Пап Пію VI.

18 мая 1790 г.

Святйшій Отецъ! Недостаточно того, что раздоръ распространилъ свое неистовство по всему моему королевству: къ распрямъ политическимъ присоединятся еще распри религіозныя. Какой-то невдомый адскій духъ стремится подчинить религію принципамъ новаторовъ, дикимъ идеямъ, необычайнымъ реформамъ. Теперь возбуждаются въ собраніи самые нелпые вопросы: можно подумать, что ученики Жансенія и Молины засдаютъ тамъ на скамьяхъ, и объявляютъ себя за или противъ ультрамоптанскихъ мнній. Вносится гражданская конституція для французскаго духовенства: она должна сдлать его независимымъ отъ Святаго Престола, она должна предоставить избраніе духовныхъ народу, она должна разрушить древнюю іерархію галликанской церкви, и для того чтобы пріобрсть для этой гражданской конституціи духовенства многочисленныхъ приверженцевъ, чтобы удалить врныхъ пастырей, хотятъ потребовать присяги. Святйшій Отецъ, эта присяга породитъ расколъ въ Церкви.

Не знаю, какое-то предчувствіе охватываетъ меня ужасомъ, я вижу религію униженную, ея служителей преслдуемыми,— волка въ овчарн. Я первый хотлъ увдомить васъ объ этомъ ршеніи Генеральныхъ Штатовъ, объ этомъ проект нсколькихъ горячихъ головъ, нсколькихъ людей глубоко развращенныхъ, но очень ловкихъ въ революціонномъ искусств. Мн нужны будутъ ваши совты и я ничего не сдлаю не посовтовавшись съ вами. Я поручаю г-ну М…. передать вамъ экземпляръ этой конституціи… разсмотрите ее: ваши мудрые совты будутъ руководить мною… но уже и теперь голосъ моей совсти говорить мн, что я не долженъ давать санкціи этому произведенію мрака.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XIX.

Г-ну Риваролю.

Планъ, который вы, милостивый государь, прислали — образецъ политики и философіи, и сдлалъ бы честь Кондильякамъ и Мабли, но отдавая справедливость манер вашего сужденія объ извстныхъ людяхъ, поддающихся вліянію настоящаго времени, я нахожу, что было-бы слишкомъ смло употребить указываемыя вами средства. Приводимый вами примръ шведскаго короля совершенно не подходитъ къ положенію, въ которомъ я нахожусь. Этотъ государь для того, чтобы заставить повиноваться себ, имлъ солдатъ, на которыхъ онъ могъ положиться и храбрыхъ друзей, ему приходилось бороться только съ нсколькими бунтовщиками: здсь-же революціонная зараза сдлалась эпидемическою болзнью, которую нельзя иначе излечить, какъ только доказавъ народу, что онъ игрушка въ рукахъ тхъ, которые общаютъ ему химерическій золотой вкъ. Вы можете, милостивый государь, достигнуть желаемой цли, если выбросите изъ вашего плана все, что можетъ раздражить дерзкихъ: наконецъ…. соображайтесь съ обстоятельствами.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XX.

Г-ну герцогу Орлеанскому ¹).

¹) Герцогъ Орлеанскій, владвшій несмтными богатствами, человкъ легкомысленный и тщеславный, личный врагъ королевы Маріи-Антуанеты, интриговалъ противъ короля и старался составить себ сильную партію и пріобрсти популярность, въ надежд сдлаться королемъ въ виду возможнаго низверженія Лудовика XVI. Онъ долженъ былъ удалиться въ 1789 году. Впослдствіи, при дальнйшемъ ход революціи, отказавшись отъ своихъ титуловъ, является подъ именемъ Филиппъ-Равенство (Philippe-Egalit) и становится членомъ Конвента. Во время суда надъ Лудовикомъ, при голосованіи въ Собраніи о томъ, какому наказанію подлежитъ Лудовикъ, онъ подалъ голосъ за смертную казнь.

3 іюня 1790 г.

Мой кузенъ, г-жа Герцогиня Орлеанская требуетъ вашего возвращенія во Францію, я отвчу на настоянія добродтели тмъ, что исполню ея желаніе. Думаютъ однако, что ваше возвращеніе было-бы гибельно для общественнаго спокойствія, доходятъ даже до того, что предполагаютъ въ васъ честолюбивые замыслы…. Прізжайте научиться у вашего короля какъ надо быть французомъ и какъ быть достойнымъ принадлежать къ крови того, кто ими управляетъ.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XXI.

Пап Пію VI.

2 іюля 1790 г.

Святйшій отецъ! Я видлся съ избранными вами докторами и совтовался съ почтенными богословами. Вамъ должны были представить отчетъ о совщаніяхъ, происходившихъ въ теченіе нсколькихъ дней, голосъ всхъ одинъ и тотъ-же, одно и то-же мнніе. Невозможно утвердить декреты противные древнимъ обычаямъ вселенской церкви, которые прямо направлены противъ священныхъ догматовъ, создаютъ новую іерархію между епископами и священниками и противорчатъ дисциплин галликанской церкви. Въ великой распр, раздляющей французское духовенство, большая часть французовъ объявили себя на сторон священниковъ, послушныхъ новымъ законамъ о духовенств, изданнымъ учредительнымъ собраніемъ. Но оппозиція этимъ новымъ законамъ насчитываетъ въ числ своихъ защитниковъ и апологистовъ самыхъ просвщенныхъ богослововъ, самыхъ знаменитыхъ докторовъ, большую часть, если не всхъ епископовъ галликанской церкви и всхъ порядочныхъ людей, преданныхъ вр нашихъ предковъ и древнему преданію. Если я откажусь санкціонировать гражданскую конституцію духовенства, начнутся жестокія преслдованія, я этимъ умножу число враговъ алтаря и трона, я подамъ поводъ къ бунту, я усугублю бдствія Франціи. Если я дамъ мою санкцію, — какой скандалъ въ сред церкви! Я предамъ наслдіе Христово нашимъ общимъ врагамъ, я, значитъ, накажу служителей Божіихъ, почитающихъ священный завтъ за ихъ врность, ихъ усердіе, ихъ преданность, я изгоню добраго пастыря и введу волка въ овчарню. О, кто наставитъ меня, кто укажетъ путь, которому я долженъ слдовать! Святйшій отецъ, на васъ одного полагаю я свою надежду: галликанская церковь взываетъ къ вашему о ней попеченію, и потомокъ Лудовика Святаго, покорный законнымъ преемникамъ святаго Петра проситъ у васъ не совтовъ только, но духовныхъ повелній, которыя онъ поспшитъ исполнить. Однако, если при этомъ человческія соображенія могли-бы быть приняты во вниманіе, если современное положеніе Франціи могло-бы вызвать нкоторую снисходительность, если въ длахъ божественныхъ можно было-бы сообразоваться съ длами земными,— то не было-бы ли лучше, если-бы я ршился выиграть время? Французскій народъ, всегда восхищающійся чмъ-нибудь новымъ, скоро забываетъ предметы недавняго своего восторга, поставленный имъ себ идеалъ часто бывалъ низверженъ въ тотъ-же самый день. Время, опытъ совты благоразумныхъ людей, само Небо, наказующее Францію за наши общія заблужденія, за мои грхи, и которое можетъ быть смилуется — обратятъ этотъ добрый, но временно заблудшій народъ къ лону церкви, къ ея древнимъ обычаямъ, къ истиннымъ пастырямъ. Но время не терпитъ, повяло духомъ нечистымъ: святйшій отецъ, будьте провозвстникомъ Неба. Поспшите высказаться, станьте ангеломъ свта, разгоняющимъ мракъ. Я съ нетерпніемъ жду вашего ршенія, и этой буллы, о которой молитъ Франція, которой требуютъ епископы и которую испрашиваетъ у васъ старшій сынъ церкви, всегда врный святому престолу.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XXII.

Г. герцогу Полиньяку.

18 мая 1790 г.

Трогательное участіе, выказываемое вами, приноситъ намъ нкоторое облегченіе въ нашемъ положеніи, ваши письма мы всегда ожидаемъ съ нетерпніемъ и читаемъ съ чувствомъ, часто, когда я передавалъ королев письма госпожи Полиньякъ, видлъ я ее проливавшею слезы.

Люди, которые подъ предлогомъ всеобщаго возрожденія подкапываютъ основы монархіи, не убавили своей наглости со времени вашего отъзда, бдствія Франціи ужаснйшимъ образомъ прогрессивно возрастаютъ. Чмъ боле я вникаю въ исторію моихъ предковъ, тмъ боле убждаюсь я, что мы наканун самаго страшнаго переворота. Такъ легко было достигнуть блага, когда я самъ шелъ навстрчу всему, чего народъ могъ благоразумно желать! Мн, по крайней мр, не въ чемъ себя упрекать: я сдлалъ все, чтобы потушить ненависть, согласить умы и умиротворить сердца. Теперь агитаторы показываютъ видъ, что заподозриваютъ мои намренія. Честные люди, сохранившіе привязанность ко мн, сдлались главнымъ предметомъ нападокъ и оскорбленій со стороны разнузданной распущенности. Каждый день появляются самые гибельные проекты. Лишенный всякихъ репрессивныхъ средствъ, я одинъ противостою бур, но много-ли времени можетъ это продолжаться? Прощайте, милостивый государь. Мы всегда будемъ питать къ вамъ наилучшія чувства.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XXIII.

Королю Англіи (не отосланное).

Парижъ, 1790 г.

Я имю причины жаловаться на ваше министерство и приношу жалобу вамъ: говорятъ, что оно должно отплатить за старыя обиды, — и американская война возстаетъ въ его памяти. Неумстно здсь обсуждать, хорошо или дурно поступилъ я, вмшавшись въ дло американскихъ инсургентовъ, мои дйствія были, такъ сказать, публичны и я, можетъ быть, имю право съ честію припомнить мое мнніе въ тогдашнихъ обстоятельствахъ. Но война, которую Франція вела тогда съ Англіею, была открытая и честная. Наши воины пожинали лавры на сухомъ пути и на мор. Теперь-же сражаются въ тни, пользуются моими несчастіями и смутами во Франціи, чтобы погубить монарха и монархію: можно даже сказать, что на меня обращены взоры и усилія всхъ враговъ Франціи. Меня особенно огорчаетъ, что вашимъ добрымъ ко мн расположеніемъ пользуются для того, чтобы возбуждать смуты, помогать партіи новаторовъ и препятствовать возстановленію порядка. Коронованныя особы должны охранять другъ друга: он честно ведутъ войну, и съ тою-же честностью подаютъ одинъ другому помощь. Прошу васъ, прикажите прекратить усердіе тхъ, которые, находясь въ Англіи и будто-бы желая послужить своему отечеству, будутъ вредить Франціи и ея королю. Вы этимъ увеличите мою благодарность и преданность Вашему величеству.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XXIV.

Г-ну Мальзербу.

1791 г.

Вы полагаете, любезный Мальзербъ, что я долженъ отстаивать veto и что на него слдуетъ смотрть какъ на лучшую прерогативу монархической власти у свободнаго народа. Что могутъ для меня значить королевскія права, когда я пожертвовалъ такими, которыя были освящены вками и которыя составляли лучшее украшеніе моей короны? Я ничего не буду требовать, но истиннымъ друзьямъ революціи и вашему краснорчію, дорогой Мальзербъ, предоставляю я заботу пріобрсти это великое право, могущее содйствовать любви къ свобод, къ упроченію ея и возвысить и сдлать достойнымъ французовъ того конституціоннаго короля, котораго хотятъ поставить надъ ними. Дйствуйте, любезный мой Мальзербъ, и будьте уврены въ моей благодарности. Я исполнилъ ваши желанія. Не сомнвайтесь, что оказываемыя вами мн услуги никогда не изгладятся изъ моей памяти. О если бы я могъ по королевски вознаградить ихъ!

Лудовикъ.

ПИСЬМО XXV.

Г-ну Аббату Мори. ¹)

¹) Мори, членъ Національнаго Собранія, поздне кардиналъ, былъ еще въ это время усерднымъ сторонникомъ Церкви и трона.

3 февраля 1791 г.

Г-нъ Аббатъ, вы обладаете мужествомъ Св. Амвросія и краснорчіемъ Златоуста. Васъ окружаетъ ненависть многихъ: подобно Боссюэту, вы не можете мириться съ заблужденіемъ и какъ ученый епископъ Mo, вы стали предметомъ клеветы. Ничто въ васъ меня не удивляетъ. Вы имете усердіе истиннаго служителя алтаря и сердце француза старой монархіи. Вы возбуждаете во мн умиленіе, но я опасаюсь за васъ ненависти нашихъ общихъ враговъ, они нападаютъ одновременно и на тронъ, и на церковь,— и вы защищаете и то и другое. Нсколько дней тому назадъ, если бы не ваши остроумные отвты {Здсь король намекаетъ на бывшій передъ тмъ случай, когда Мори избавился отъ опасности погибнуть среди разъяренной черни — остроумнымъ и находчивымъ отвтомъ.— ‘Если вы меня вздернете на фонарь ( la lanterne!— обычный тогда крикъ ожесточенной черни), то неужели ясне будете видть?’}, я бы лишился француза, вполн преданнаго длу своего короля, а церковь одного изъ самыхъ краснорчивыхъ своихъ защитниковъ. Не забывайте пожалуйста, что мы имемъ нужду въ васъ, что вы намъ необходимы, и что не всегда хорошо или полезно подвергать себя очевидной опасности. Пользуйтесь съ умренностью вашими талантами, познаніями и мужествомъ, которыми я и друзья ваши гордимся. Умйте выгадывать время, благоразуміе теперь вполн необходимо, объ этомъ умоляетъ васъ вашъ король, который будетъ счастливъ, если сможетъ когда-нибудь отплатить вамъ и доказать свою благодарность, уваженіе и дружбу.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XXVI.

Г-ну Аббату… ¹)

¹) Это письмо къ аббату д’Аво, бывшему Въ это время воспитателемъ дофина.

Парижъ, 11 Марта 1791 г.

Господинъ Аббатъ, вы испрашиваете у меня инструкцій для направленія воспитанія дофина въ томъ нжномъ возраст, когда страсти еще молчатъ и когда разсудокъ предоставляетъ ребенку свободу и возможность учиться.

Эти инструкціи, мн кажется, тмъ боле полезны, что существуетъ очень мало сочиненій, которыя могли бы служить руководствомъ для наставниковъ и подать имъ надежду успшно и плодотворно управлять ребенкомъ. Вотъ размышленія, внушенныя мн чтеніемъ хорошихъ писателей, которыя я попытался изложить со всевозможною ясностью. Я сдлалъ это съ тмъ стараніемъ, которое внушается нжностью отца, и съ чувствомъ искренняго сознанія долга, налагаемаго на меня тмъ саномъ, къ которому мой сынъ призванъ по своему происхожденію.

Вамъ предстоитъ забота о душевномъ, умственномъ и тлесномъ воспитаніи ребенка.

Добрый примръ, мудрые совты, искусныя похвалы, выговоры, длаемые всегда съ кротостію, должны развить въ сердц вашего юнаго воспитанника тихую чувствительность, чувство стыда къ своимъ проступкамъ, охоту къ добрымъ дламъ, похвальное соревнованіе и желаніе быть пріятнымъ своему наставнику.

Не надо много книгъ, но он должны быть хорошаго выбора, книги элементарныя, ясныя, точныя и методическія, пріятное занятіе не утомляющее память, возбуждающее любознательность, развивающее вкусъ къ ученію, любовь къ труду,— все это должно скоро образовать умъ ребенка хорошо одареннаго отъ природы, послушнаго и прилежнаго.

Упражненія, часто повторяемыя прогулки, полевыя занятія, которыхъ трудъ и удовольствіе длилъ-бы съ нимъ наставникъ, и которыя могутъ заключаться въ воздлываніи маленькаго сада, иногда игры съ сверстниками въ присутствіи наставника — вотъ безошибочныя средства сохранить здоровье ребенка, прогонять его скуку, укрпить его тло.

Вы должны установить съ удобствомъ для себя и съ пользой для ребенка часы для вашихъ занятій, для вашихъ прогулокъ и для ручнаго труда.

Я предоставлю себ извстные часы для преподаванія моему сыну географіи, затмъ ему будутъ изложены начальныя основанія исторіи, мы познакомимъ его съ лтописями древнихъ и новыхъ народовъ.

Я не противъ того, чтобы въ свободные часы, во время рекреацій, сынъ мой занимался какимъ-нибудь мастерствомъ. Я знаю, что нкоторые порицаютъ меня и находятъ смшнымъ, что, владя скипетромъ короля, я умю обращаться съ слесарными инструментами. Я унаслдовалъ вкусъ къ этому отъ моихъ предковъ: одинъ изъ нашихъ мудрыхъ философовъ восхваляетъ этотъ вкусъ и это можетъ-быть только одно, что я нашелъ хорошаго въ его ‘Эмил’ — или что мн показалось извинительнымъ.

Пусть главныя основанія знаній будутъ запечатлны въ памяти моего сына: я презираю людей поверхностныхъ, это самодовольные невжды, боле другихъ людей подверженные заблужденіямъ.

Никогда не слдуетъ лестью поощрять капризы вашего воспитанника: онъ и безъ того слишкомъ рано узнаетъ, что будетъ имть возможность удовлетворять ихъ.

Восхваляйте передъ нимъ добродтели, создающія хорошихъ королей, и старайтесь, чтобы ваши уроки соотвтствовали его развитію. Увы! онъ слишкомъ рано поддастся искушенію подражать тмъ изъ своихъ предковъ, которые отличались одними только военными подвигами. Воинская слава кружитъ голову. Ахъ! какая это слава, которая проливаетъ потоки человческой крови и опустошаетъ весь свтъ! Внушите ему вмст съ Фенелономъ, что одни только миролюбивые государи оставляютъ по себ въ народ священную память. Первый долгъ государя — сдлать счастіе своего народа: если онъ уметъ быть государемъ, то онъ всегда съуметъ защитить народъ и свое государство.

Надо ознакомить вашего питомца съ лучшими французскими авторами, чтобы къ его умственнымъ способностямъ привить то изящество выраженія, которымъ долженъ обладать и на словахъ, и на письм государь, котораго вс подданные современенъ могутъ осуждать.

Научите его съ ранняго возраста умть прощать обиды, забывать несправедливость, награждать добрыя дла, уважать нравственность, быть добрымъ, цнить оказанныя ему услуги.

Говорите ему чаще о слав его предковъ, и укажите ему, какъ на образецъ, на Лудовика IX, государя благочестиваго, нравственнаго и правдиваго, на Лудовика XII, нехотвшаго наказать герцога Орлеанскаго за обиду и получившаго отъ французовъ прозваніе ‘отца народа’. Говорите ему о великомъ Генрих, кормившемъ Парижъ, который оскорблялъ его и воевалъ противъ него, о Лудовик XIV, но не о томъ, который предписывалъ законы Европ, а который умиротворялъ ее и былъ покровителемъ талантовъ, наукъ и искусствъ.

Обуздывайте его страсти и никогда не покрывайте слабостей вашего воспитанника, пусть спокойствіе добродтели господствуетъ надъ его чувствами, чтобы онъ былъ кротокъ, миролюбивъ, достоинъ любви, тогда вы будете уврены въ выполненіи своей задачи: вамъ будутъ рукоплескать и вы удостоитесь благодарности, которою народъ обязанъ людямъ, послдовавшимъ мудрости Фенелона въ отправленіи обязанностей обезсмертившихъ его.

Не о подвигахъ Александра или Карла XII слдуетъ разсказывать вашему воспитаннику: эти государи были метеоры, опустошавшіе землю. Говорите ему, и съ малыхъ лтъ, о государяхъ, покровительствовавшихъ торговл, расширившихъ сферу искусствъ, короче: о такихъ государяхъ, которые нужны народамъ, а не о такихъ, которыхъ исторія любитъ прославлять.

Вы знакомы съ хорошими книгами, съ хорошими методами, вы, кажется мн, вынесли пользу изъ чтенія, изъ первыхъ уроковъ юности, вы начитаны, постарайтесь сдлать для моего сына то, что было сдлано для васъ, но не торопитесь пожинать плоды вашихъ трудовъ, не пугайтесь медленности, будьте уврены, что ученикъ вашъ чувствуетъ, когда вы еще хотите учить его, не скрывайте ничего и пусть онъ не будетъ казаться боле знающимъ, нежели въ дйствительности будетъ знать, стыдно, если государь иметъ только полупознанія: наставникъ его обязанъ его избавить отъ этого позора.

Показывайте видъ, будто вы сами учитесь вмст съ ученикомъ и возбудите его соревнованіе, задвши его самолюбіе: это средство иногда бываетъ удачно и доставляетъ славу учителю и удовольствіе ученику.

Говорите ему иногда — но всегда съ почтеніемъ — о Бог, Его свойствахъ и поклоненіи Ему: докажите ему, что власть государей исходитъ отъ Бога, что если онъ не будетъ врить въ могущество Царя царей, онъ самъ скоро сдлается жертвою тхъ людй, которые ничему не врятъ, презираютъ власть и воображаютъ, что они равны государямъ.

Пусть онъ узнаетъ отнын-же, что религіи подобаютъ всякія почести и всяческое уваженіе, что невріе и ложная философія незамтно подрываютъ основанія трона, и что алтарь есть оплотъ благочестивыхъ королей.

Необходимо, чтобы въ такой просвщенный вкъ, какъ нашъ, воспитанникъ вашъ былъ достаточно свдущъ въ наукахъ точныхъ, дабы онъ умлъ цнить полезныя открытія, для него будетъ очень непріятно, ежели современемъ, въ извстныхъ случаяхъ, онъ несможетъ разсуждать о предметахъ, въ которыхъ обнаружилось бы его незнаніе, коль скоро онъ, по выраженію Монтеня, ‘дастъ себя смрить’,— онъ будетъ королемъ только по имени.

Въ ожиданіи того времени, когда вашъ юный воспитанникъ изучитъ искусство царствовать, поступайте такъ, чтобы зеркало истины отражало на него все, что могло-бы ему напомнить, что онъ поставленъ выше остальныхъ людей единственно для того, чтобы сдлать ихъ счастливыми.

Не забывайте внушать ему, что тогда именно и нужно быть очень воздержнымъ отъ проявленія власти, когда можешь длать все. Законы — это столпы трона: если будешь ихъ нарушать, то народъ будетъ считать, что и онъ освобожденъ отъ своихъ обязательствъ. Междоусобныя войны показали намъ, что кровь человческая была проливаема почти всякій разъ вслдствіе ошибокъ правителей: хорошій король — это справедливый король.

Убждайте вашего ученика, что пороки и излишества приносятъ безчестіе, особенно для тхъ, которые должны будутъ современемъ служить примромъ для подражанія.

Покажите ему, сколько прелести заключается въ кротости, доброт и умренности, сдерживайте его природные порывы, никогда не подчиняйтесь капризу, добивайтесь дружбы вашего воспитанника не посредствомъ опасной угодливости, а разумнымъ довріемъ, ласками искренней привязанности и умстной снисходительностью.

Не утомляйте безполезно его памяти, но вс минуты его жизни должны быть заняты: пусть трудъ и забава наполняютъ собою вс часы, которые онъ будетъ проводить около васъ, длайте все возможное, чтобы онъ желалъ видть васъ, быть съ вами и чтобы отсутствіе ваше его печалило.

Я написалъ для покойнаго дофина, сына моего, очень много мыслей о воспитаніи: въ этотъ мой трудъ вкрались нкоторыя заблужденія, заимствованныя отъ новйшей философіи. Опытъ умудрилъ меня. Я кажется передалъ вамъ копію моего трактата: сдлайте изъ него выборъ, но остерегайтесь всхъ этихъ ложныхъ принциповъ, заблудшихъ дтищъ новизны, духа вка и яда неврія.

Подальше отъ него вс эти сочиненія, въ которыхъ философія берется судить о Бог, о поклоненіи Ему, о церкви и о божественномъ закон! И безъ того придетъ время, когда страсти его будутъ внушать ему желаніе сбросить съ себя иго религіи, и льстецы съумютъ воспользоваться этимъ моментомъ. Заставьте его почитать все святое и обличайте передъ нимъ ложную философію.

Я бы еще имлъ много сказать вамъ изъ того, что внушаютъ мн любовь къ моему сыну и желаніе образовать его умъ и сердце, но я боюсь впасть въ тонъ слишкомъ сентенціонный и какъ-бы давать повелнія его наставнику. Я имю полное довріе къ вамъ, г-нъ аббатъ. Соображайтесь по временамъ съ этимъ письмомъ, но оно не должно быть для васъ исключительнымъ руководствомъ, мн нужно будетъ отъ времени до времени васъ видть, приходите съ вашимъ воспитанникомъ: среди огорченій, раздирающихъ мн душу, я вижу единственное утшеніе въ моемъ сын, и я радуюсь его ежедневнымъ успхамъ, которыми онъ обязанъ вашимъ заботамъ и вашей къ нему дружб. Лудовикъ.

ПИСЬМО XXVII.

Принцу….. ¹).

¹) Письмо это по всей вроятности писано къ принцу Конде, подъ предводительствомъ котораго собралась по ту сторону Рейна цлая армія французовъ-эмигрантовъ. Въ черновыхъ письмахъ Лудовикъ часто не выставлялъ именъ, повидимому изъ предосторожности.

20 марта 1791 г.

Дворяне, которые послдовали за вами и оставили свое отечество, горько жалуются. Они покинули все во имя чести, для защиты престола и алтаря: я не касаюсь вопроса, благоразумно-ли поступили вы и они, довольно часто огорчалъ я васъ моими жалобами на это. Ихъ жертва иметъ тмъ большую заслугу, что, бывши забытыми, заточенными, такъ сказать, въ глуши своихъ провинцій,— они рдко видли милости двора, а между тмъ ихъ достояніе все-таки было принесено на защиту государства…

Преданность этой части дворянства я считаю достойной всякихъ похвалъ. Какой былъ имъ расчетъ пристать къ длу изгнанниковъ-принцевъ? Никакого, а между тмъ они вооружаются, готовятся къ битвамъ… Имйте уваженіе къ этимъ храбрымъ французамъ, которые пожертвовали собою и не допускайте ихъ до униженія. Скажите имъ, что мн дорого все мое дворянство и что вс французы близки моему сердцу. О! я слишкомъ страдаю за ваше отсутствіе, чтобъ не оплакивать это изгнаніе, оставившее меня на произволъ моихъ враговъ и предвщающее величайшія бдствія моему дворянству и принцамъ моей крови. О, скажите, говорите чаще французамъ, собраннымъ вопреки моему желанію, вопреки моимъ приказаніямъ на берегахъ Рейна, что я потерялъ всякую надежду, что мн невозможно низвергнуть гидру раздора, привести умы къ соглашенію, воротить внутренній миръ, но что среди окружающей меня великой опасности мн еще осталось одно средство: умть достойно умереть.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XXVIII.

Г-ну Арльскому архіепископу.

29 іюня 1791 г. ¹).

¹) Письмо это писано черезъ недлю посл бгства короля и его семейства изъ Парижа и арестованія ихъ въ Варенн, близъ западной границы Франціи.

Чтобы утшить несчастнйшаго изъ королей, вы напоминаете ему, господинъ архіепископъ, примръ Давида, принужденнаго бжать отъ сына своего Авессалома. Покинутый монархъ, несчастный отецъ, Давидъ призываетъ на помощь не мщеніе, не громовъ небесныхъ онъ ждетъ, но все свое упованіе возлагаетъ на Царя царей. Онъ молится за неблагодарнаго сына, онъ прощаетъ преслдующему его чудовищу, жаждущему повидимому его крови. Это проявленіе отеческой любви восхитительно! Я горжусь тмъ, что вполн схожусь съ Давидомъ въ чувствахъ и мысляхъ. Неблагодарные преслдуютъ меня, они клевещутъ на нжнаго своего отца, а я думалъ только объ ихъ интересахъ, объ ихъ счастіи. Къ подножію алтаря слагаю я обиды, причиненныя монарху: лишь-бы былъ счастливъ народъ — и я удовлетворенъ. Что касается меня, то я ощущаю тихое удовольствіе, когда въ уединеніи я могу благословлять Провидніе и подчиняться Его велніямъ: тогда — забыты вс несчастія, вс несправедливости, вс преступленія. Неправда-ли, господинъ архіепископъ, что я вполн счастливъ? и что божественное правосудіе можетъ быть удовлетворено? Оно хотло наказать меня за то, что я предпочелъ ему прельстившую меня дерзкую философію, которая низвергла меня въ бездну золъ и для которой я пренебрегъ древнею врою моихъ предковъ, столь дорогою для Лудовика Святаго, происхожденіемъ отъ котораго я горжусь. Г-нъ архіепископъ, вы, котораго духовнымъ добродтелямъ вс удивляются, вы, ставящій ихъ выше тхъ, которыми чванится философія и которыя при разсмотрніи ихъ сквозь призму религіи представляютъ сильное сходство съ пороками — вознесите за вашего несчастнаго короля молитвы души, пламенющей любовью къ Богу, молитвы святаго епископа, котораго могу сравнить лишь съ св. Амвросіемъ, съ тою только разницею, что еодосій уничижился передъ нимъ за то, что жестоко покаралъ возмутившійся народъ, а я прибгаю къ помощи вашихъ молитвъ, чтобы вразумить народъ, который никогда не будетъ мочь упрекнуть меня ни въ пролитіи его крови, ни въ пролитіи его слезъ.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XXIX.

Г-ну Булье ¹).

¹) Булье съ цлымъ полкомъ спшилъ на встрчу королевскому семейству, чтобы конвоировать ихъ до границы. Промедленіе и нершительность короля, отложившаго свой отъздъ изъ Парижа на одинъ день, были причиною тому, что при принятіи мръ, способствовавшихъ его побгу, произошли замшательства. Отрядъ, ожидавшій его цлый день, напрасно, около Вареннъ — былъ, въ ожиданіи извстій, распущенъ по ближайшимъ домамъ и не встртилъ его въ нужную минуту.

3 іюля 1791 г.

Вы исполнили свой долгъ, сударь, перестаньте обвинять себя. Но я понимаю ваше огорченіе: вы ршились для меня на все — и не успли. Судьба воспротивилась моимъ и вашимъ намреніямъ. Непредвидимыя обстоятельства парализировали мою волю и ваше мужество и обратили въ ничто вс приготовленія. Я не ропщу на Провидніе, я знаю, что успхъ завислъ отъ меня, но надо имть зврскую душу, чтобы проливать кровь своихъ подданныхъ и, возбуждая сопротивленіе, привести Францію къ междоусобной войн. Вс эти мысли раздирали мое сердце: вся моя ршимость исчезла. Чтобы достичь успха, мн нужно было имть сердце Нерона и душу Калигулы. Примите, милостивый государь, изъявленіе моей благодарности. Ахъ, зачмъ не въ моей власти доказать вамъ всю мою признательность!

Лудовикъ.

ПИСЬМО XXX.

Брату короля.

23 іюля 1791 г.

Нужно-же было чтобы мое несчастье отразилось и на васъ, чтобы и вы сдлались жертвой преслдующаго меня рока! Когда я искалъ убжища, покоя, чести и истинныхъ французовъ, я встрчалъ на пути своемъ только измну, обидное пренебреженіе, дерзость преступленія и несчастное стеченіе обстоятельствъ. Нтъ боле надежды образумить французовъ, нтъ надежды на оправданіе, на полученіе свободы, на возможность длать добро по своему желаніе. Нсколько дней тому назадъ я еще былъ пустымъ призракомъ короля безсильнымъ главою народа, тирана своего короля, рабомъ своихъ притснителей: теперь я въ оковахъ, я плнникъ въ своемъ дворц, я даже не смю жаловаться, я отлученъ отъ всей моей семьи, отъ супруги, сестры, отъ дтей, страдающихъ вдали отъ меня. А вы, мой братъ осуждены на изгнаніе вслдствіе благороднаго самопожертванія. Вы теперь тамъ, гд страдаетъ столько людей — жертвъ своей чести, соединившей ихъ на берегахъ Рейна, и которыхъ моя привязанность къ нимъ, мои приказанія или лучше сказать мои настоятельныя просьбы — призывали къ возвращенію въ свое несчастное отечество. Вы говорите, что они несчастны: ахъ, скажите имъ, что Лудовикъ ихъ король, ихъ отецъ, ихъ другъ еще несчастне ихъ. Это бгство, которое было необходимо, которое должно было сдлать счастіе мое и моего народа, послужитъ поводомъ къ страшному обвиненію. Мн угрожаютъ, я слышу крики ненависти, собираются допрашивать меня, нтъ, никогда! все время пока еще мн позволено считать себя королемъ Франціи, я буду избгать всего что могло-бы унизить меня. О, братъ мой, будемъ надяться на лучшее будущее. Французы любятъ своихъ королей: что же сдлалъ я такого, чтобы быть ненавидимымъ, я который всегда любилъ ихъ? Если бы я былъ Нерономъ, Тиверіемъ… Пусть остается намъ еще сладкая надежда. Желалъ-бы я чтобы первое письмо, которое я вамъ пошлю, извстило бы васъ объ улучшеніи моей участи.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XXXI.

Принцесс Ламбаль.

Вы нашли, сударыня, при Сент-Джемскомъ двор гостепріимную страну, народъ спокойный, гордящійся законами его оберегающими и монарха любимаго націей, достойнаго этой любви за свои добродтели. Вы должны быть счастливы, и вы хотите пожертвовать намъ этимъ счастіемъ, хотите возвратиться къ намъ, чтобы раздлять съ нами и съ королевой наши горести, такое самоотверженіе слишкомъ благородно и великодушно, и я приглашаю васъ пріостановиться на нкоторое время. Вы докажете свою любовь къ намъ тмъ, что сохраните себя до боле счастливыхъ дней — если мы только можемъ на нихъ надяться. Настоящее ужасно — что ждетъ насъ въ будущемъ? Знаютъ про то Богъ да злые люди. Конечно, мы очень желали-бы васъ видть, но это значило-бы, что мы васъ любимъ только для себя, если-бъ мы не удерживали ваши добрыя чувства и попросили бы настоятельно не подвергать себя опасности въ такое время, когда вс преступленія безнаказанны и вс излишества одобряются.

Примите, сударыня, увреніе въ нжнйшей и искренней привязанности.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XXXII.

Принцу……….

16 августа 1891 г.

Напрасно писалъ я къ г-ну….. насколько эти вооруженныя собранія на берегахъ Рейна противорчатъ здравой политик, интересамъ изгнанниковъ-французовъ и моему интересу. Все таки хотятъ начать наступательныя дйствія, хотятъ грозить намъ иностранцами и противопоставить ихъ заблуждающимся французамъ. Этотъ образъ дйствій чрезвычайно огорчаетъ меня и долженъ имть самыя печальныя послдствія: это значитъ увковчить ненависть, возбудить гнвъ, это значитъ, наконецъ, лишить меня. всякихъ средствъ къ соглашенію. Съ той минуты какъ начнутся непріязненныя дйствія, вы можете быть уврены, что возвращеніе во Францію сдлается невозможнымъ, эмиграція станетъ государственнымъ преступленіемъ и захотятъ наказать виновныхъ, которые покуда теперь могутъ назваться только жертвами, французы, которые должны были уступить сил, покинуть свое отечество, будутъ считаться измнниками, которые покусились раздирать Францію. Эти сборища эмигрантовъ, которыхъ я никогда не буду одобрять, увеличиваютъ во сто разъ силы моихъ враговъ. Они постоянно считаютъ меня душою вашихъ приготовленій, они предполагаютъ, что я имю тайный совтъ подъ именемъ австрійскаго, который направляетъ королева, который я поддерживаю и который удерживаетъ васъ на берегахъ Рейна. Они призываютъ къ оружію, агенты ихъ проникнутые ихъ доктринами, разсыпаются по улицамъ, по публичнымъ мстамъ, подъ окнами моего замка и каждый день звучатъ въ моихъ ушахъ эти крики, ‘война, война!’ Меня ужасаетъ ихъ упорство, ихъ злоба, ихъ бшенные крики. Безумные! они хотятъ войны, о, если только сигналъ къ ней будетъ поданъ, она будетъ продолжительна и жестока. Это будетъ варварская война, потому что предметомъ ея будетъ только мщеніе и ненависть. О Боже, сохрани Францію отъ такого страшнаго бдствія! да не будутъ услышаны эти вопли! Если мн суждено сойти съ трона, взойти на эшафотъ, на которомъ погибъ Карлъ I, покинуть все что мн дорого на свт — я готовъ, только чтобъ не было войны, чтобъ ея не было! Однако слухи о вашихъ приготовленіяхъ распространяются… Вы который хотите съ долгомъ сочетать славу, вы на котораго эмигранты смотрятъ какъ на своего отца и вождя и котораго я уважаю, какъ честнаго и великодушнаго принца — воспротивьтесь, умоляю васъ, безумнымъ намреніямъ собравшихся около васъ французовъ, объясните имъ, какъ слдуетъ, всю опасность, ихъ порывамъ возбужденнымъ несправедливостью, несчастіемъ и оскорбленіямъ — противопоставьте мою волю, мои совты, наконецъ, мои просьбы. Позволимъ себ надяться еще, бур долженъ быть конецъ: для насъ еще могутъ наступить лучшія времена. Мн нужно надяться и знать, что вы послушны моему голосу — чтобы имть хоть минуту счастія.

Лудовикъ.

ПИСЬМО ХXXIII.

Брату короля.

27 Октября 1791 г.

Сближеніе, о которомъ вы мн говорите, дорогой мой братъ, основано на призрак, которому я никакъ не могу врить. То, что происходитъ передъ моими глазами доказываетъ, что принципы почерпнутые изъ теоріи политики несостоятельны при исполненіи. Кром того, какимъ образомъ бороться съ софизмами и претензіями новаторовъ?… Королева непоколебима въ своемъ мужеств: чмъ тяжеле становится наше положеніе, тмъ боле возрастаетъ ея твердость. Все что насъ окружаетъ кажется мн слишкомъ слабымъ для успшной борьбы съ кликой нашихъ враговъ. Я очень прошу васъ подавать примръ осмотрительности. Они только ищутъ предлога: мы должны стараться парализировать нашимъ благоразуміемъ козни злобы.

Вамъ извстна, любезный братъ, непоколебимость моихъ нжныхъ чувствъ къ вамъ.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XXXIV.

Г-ну Сен-При.

27 ноября 1791 г.

Милостивый государь, никакія мры, могущія возбудить междоусобную войну, не могутъ быть приняты мною для сохраненія власти. Я скоре отрекусь отъ престола, нежели передамъ какія-либо крпости державамъ, желающимъ дать мн доказательство принимаемаго ими во мн участія. Я принялъ новую конституцію не безъ отвращенія, но я ршился ее поддерживать потому, что я въ томъ присягнулъ. Только честность моихъ правилъ можетъ оправдать довріе французовъ…..

Употребите, милостивый государь, превосходство вашего ума, чтобы заставить ихъ понять то страшное положеніе, въ которомъ я нахожусь. Ихъ возвращеніе привело бы наврно къ единенію эту великую семью, отцомъ которой я такъ люблю себя называть.

Отдавая полную справедливость вашимъ великодушнымъ предложеніямъ и вызвавшаго ихъ искренняго усердія, я въ настоящую минуту не могу ничего принять и еще мене компрометировать себя общаніями, которыя мн могутъ поставить въ преступленіе. Будьте уврены, сударь, въ моей благосклонности и въ моемъ желаніи доказать вамъ ее.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XXXV.

Г-ну Н….. ¹)

¹) Это писано вроятно тогдашнему министру Нарбонну.

23 декабря 1791 г.

Дв противныя партіи, царствующія въ законодательномъ собраніи, которыя образовались, такъ сказать, въ самый день его открытія, пугаютъ васъ и заставили васъ выслушать сдланныя вамъ предложенія, о которыхъ вы говорите въ послднемъ вашемъ письм, писанномъ изъ вашего дома въ….. Я, какъ и вы, дйствительно устрашенъ этимъ раздленіемъ: ненависть и зависть поддерживаютъ его. Я вижу, что эта новая борьба породитъ неисчислимыя бдствія, и имю полное основаніе предполагать, что я буду первой жертвой неприличныхъ дебатовъ, которые будутъ послдствіемъ ея. Вамъ сдлали предложеніе, чтобы я вступилъ въ союзъ съ партіей самой буйной и самой дерзкой {Здсь Лудовикъ разуметъ Жиронду. Жирондисты въ это время первенствовали въ законодательномъ собраніи. Лудовикъ ошибается или преувеличиваетъ, называя партію эту самою буйною большинство жирондистовъ соединяли патріотизмъ и республиканскій образъ мыслей съ безупречною честностью и даже въ увлеченіяхъ своихъ сдерживались чувствомъ законности и умренности. Самая буйная и дерзкая партія была безъ всякаго сомннія партія якобинцевъ, впослдствіи обвинившая жирондистовъ въ умренности и слабости и пославшая многихъ жиронистовъ на эшафотъ за ихъ ‘модерантизмъ’, по выраженію Дантона.}, выбирая изъ ея среды и по ея представленіямъ министровъ, долженствующихъ быть моими совтниками и опредляя на должности, замщеніе которыхъ зависитъ отъ меня, только людей ихъ направленія. Вс эти люди мн очень мало нравятся и я не могу выбирать изъ нихъ. Тутъ конституція должна служить мн руководителемъ: я не могу и не долженъ уклоняться отъ нея, и будьте уврены, что я буду искать людей могущихъ быть мн полезными среди тхъ, которые любятъ и хотятъ защищать эту конституцію. Т, которые мн указаны въ вашемъ письм, не въ моемъ вкус, все достоинство ихъ заключается лишь въ преступной смлости, они вс имютъ заднюю мысль, всегда подчиняемую обстоятельствамъ и я думаю, что они боле преданы нкоторымъ ловкимъ и скрывающимся вождямъ, чмъ конституціи, которую они, будто-бы, хотятъ защищать. Между ними есть еще краснобаи, но это люди неумющіе себя держать, безъ таланта, неспособные дйствовать. У Кондорсе голова набита доказательствами проблемъ. Намъ нужна не теорія, а дятельная опытность. Верньо недостаточно хладнокровенъ для кабинета, С….. плутоватъ и неловокъ, Я иметъ отталкивающую откровенность, онъ думаетъ, что даетъ совты и говоритъ вамъ грубыя непріятности, приправленныя патріотизмомъ. Я не выберу себ министровъ изъ этихъ людей. Мн нужны люди благоразумные, настолько великодушные, чтобы жертвовать собой, преданные и по долгу и по чести новому порядку вещей, которые бы достаточно любили меня, чтобы благоволить интересоваться еще мной. Вы видите, что мн невозможно сдлать выборъ изъ людей представленныхъ мн партіей, могущество которой васъ пугаетъ. Посмотримъ, не смогу-ли я ее побдить, выставивъ противъ нея истинныхъ друзей конституціи. Прощайте.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XXXVI

Г-ну Верньо ¹).

¹) Верньо, величайшій посл Мирабо ораторъ національнаго, а потомъ законодательнаго собранія, талантливйшій представитель партіи Жиронды. Когда жирондистовъ (31 мая 1793 г.) одолли якобинцы, Верньо въ числ многихъ другихъ жирондистовъ былъ обвиненъ и казненъ.

19 января 1792 г.

Вашъ планъ превосходенъ, но ужъ теперь не время притворяться. Вы длаете предположенія, но я ничего не въ состояніи сдлать, я не въ силахъ уврить въ своемъ желаніи длать добро. Вы сами не можете надяться на какой-либо успхъ, какъ-бы я того ни желалъ. Злоба бодрствуетъ: составляются заговоры, конституція должна погибнуть, а съ ней и созданныя ею общественныя власти. Идеи ваши либеральны и велики, но предполагаемое вами смшанное управленіе не можетъ существовать доле одного дня. У новаторовъ только одна цль: они стремятся къ чему-нибудь новому и никогда не останавливаются на чемъ-нибудь, они всегда только уничтожаютъ, они уничтожили-бы на другой-же день ту конституцію, которая была бы ими установлена, устранили-бы тхъ должностныхъ лицъ, которыя были-бы ими назначены: они стремятся уничтожить другъ друга. Необходимо добросовстно примкнуть къ конституціи, въ ней есть несовершенства — я согласенъ, но это спасительная доска въ такое бурное время: будемъ спасать вмст и добросовстно эту конституцію.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XXXVII.

Г-ну Петіону. Парижскому Мэру ¹)

¹) Петіонъ тоже жирондистъ, любимецъ народа, прозванный имъ добродтельный Петіонъ (la Vertu Petion), впослдствіи при паденіи партіи Жиронды посл 31 мая осужденный съ ними.

14 февраля 1792 г.

Постоянно выражаемое мною неизмнное намреніе облегчить участь наиболе страдающей въ настоящее время части народа должно служить порукою въ моей всегдашней готовности содйствовать всею моею властію народному представительству. Я всецло одобряю все, что вы мн предлагаете сдлать въ переданной мн вами записк, а потому благоволите раздать, съ благоразумнымъ распредленіемъ, суммы, которыя я приказалъ передать въ ваше распоряженіе.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XXXVIII.

Г-ну Н…

……. марта 1792 г.

Я очень уважаю общественное мнніе, но считаю его дурно направленнымъ. Вы хотите, чтобы я опять испробовалъ философіи и ея дятелей, вы желаете, чтобы я призвалъ въ мой совтъ г-на Кондорсе. Не съ такими философами, какъ Кондорсе, могутъ правители удержать великій народъ въ повиновеніи законамъ покровительствующимъ, освященнымъ вками. Вашему философу-геометру не достаетъ какъ и метафизикамъ, компаса опытности, которымъ руководствуются люди, стоящіе у кормила правленія и который имъ необходимъ. Ихъ теорія ничтожна, они могутъ овладть расположеніемъ народа,— но боле не могутъ ничего. Я пріобрлъ право не доврять этимъ новымъ людямъ, жаждущимъ власти и съ нетерпніемъ стремящимся играть видную роль. Увлеченіе, обуявшее нкоторые выдающіеся умы въ Собраніи, не заставитъ меня поступиться моимъ долгомъ и сдлать дурной выборъ. Тмъ не мене я очень тронутъ всмъ тмъ, что внушила вамъ ваша привязанность ко мн. Я не приглашу ни г-на Петіона, ни г-на Кондорсе, потому что я не могу этого сдлать предлагаемымъ мн способомъ безъ того, чтобы не компрометировать себя. Я думаю, что дамъ новое доказательство моего къ вамъ уваженія, прося васъ быть истолкователемъ моихъ видовъ.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XXXIX.

Г-ж Аделаид.

16 марта 1792 г.

Сладостная привычка, васъ видть, милая тетушка, длаетъ тягостною для меня разлуку съ вами. Во всякихъ другихъ обстоятельствахъ. кром тхъ, въ которыхъ мы теперь находимся, я бы раздлилъ съ вами испытываемое вами удовольствіе находиться въ стран гд жили величайшіе люди древности. Римъ и Италія вызываютъ такія великія воспоминанія, что тамъ нельзя сдлать шагу, чтобъ че напасть на слды повелителей міра.

Судя по вашимъ письмамъ, вы съ разумною разборчивостью осматривали древнія и новыя красоты въ отечеств Цезарей: вы говорите о нихъ съ восторгомъ, порождаемымъ любовью къ искусствамъ. Я уже благодарилъ и теперь еще веллъ благодарить Святого Отца за его ласковую предупредительность и за деликатное вниманіе къ вамъ. Я надюсь, что при нашемъ свиданіи вы мн дадите дневникъ вашего путешествія.

Мое положеніе все ухудшается, настоящее горестно, а будущее можетъ быть еще хуже. Сквозь этотъ мракъ трудно предвидть послдствія угрожающаго мн взрыва. Г-нъ Лафайетъ не измнился со времени вашего отъзда. Его честолюбіе равняется его притворству, а притворство — его неблагодарности. Королева увряетъ, что во времена рыцарства его-бы объявили безчестнымъ и измнникомъ, я же нахожу, что онъ дйствуетъ такъ, какъ мыслитъ и что онъ мыслитъ такъ, какъ дйствуетъ.

Г.г. Бриссакъ, Шабо и герцогъ Мальи часто посщаютъ насъ мы говоримъ о васъ. Королева не совсмъ здорова, дти мои, напротивъ, пользуются отличнымъ здоровьемъ. Сестр моей нужно бы немного больше движенія, но мы не имемъ даже права прогуливаться: судите поэтому объ остальномъ.

Прощайте, дорогая тетушка, любите того, кто такъ нжно преданъ вамъ.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XL.

Г-ну Н…

Мартъ 1792 г.

Нсколько мсяцевъ тому назадъ вы были испуганы. Я отказалъ тмъ, которымъ покровительствовали люди устрашавшіе васъ, они возобновляютъ свои предложенія, но уже боле энергически: они обладаютъ волей, они непремнно хотятъ приказывать. Я принялъ ихъ предложенія и ихъ посланцевъ съ тою-же холодностью и не далъ имъ никакой надежды. Я получилъ письмо отъ одного депутата, Руйе, вы прочитаете его у меня: это верхъ сумасбродства. Этотъ господинъ общаетъ мн и счастіе и любовь французовъ и долгое, славное царствованіе, если я буду длать все, что онъ соблаговолитъ мн посовтовать. Право, это меня возмущаетъ. Эти люди заставить меня бжать отъ нихъ. Я бы готовъ былъ ихъ ненавидть, если бы они не возбуждали во мн жалости. Приходите пораньше въ замокъ, вы прочтете это письмо, и я поговорю съ вами объ одномъ проект.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XLI.

Министру Роланду ¹).

¹) Роландъ Жирондистъ, навязанный королю въ министры своею партіей и требованіемъ общественнаго мннія, въ которомъ онъ стоялъ высоко, благодаря несомннной честности и патріотизму, а также благодаря почетной извстности, которою пользовалась его умная жена. Роландъ подалъ рзкій и непочтительный мемуаръ королю. При паденіи партіи жирондистовъ Роландъ и его жена были казнены.

21 марта 1792 г.

Меня можно удивить, но невозможно внушить мн страхъ и когда-либо овладть моей душой такимъ способомъ. Я знаю, что партія, патріотизмъ, могущество и вліяніе которой вы мн выхваляете — способна дерзнуть на все, но я знаю также, что противная ей партія боле многочисленна и мене экзальтирована, она состоитъ изъ большинства порядочныхъ людей, которые должны же наконецъ выказать смлость и выказать мужество добродтели. Я знаю, что могу погибнуть, что злые люди способны на все, что народъ въ заблужденіи и вритъ ихъ патріотизму, ихъ безкорыстію, но я позволю себ, сударь, предсказать, что торжество этихъ людей не будетъ продолжительно, если я погибну, они захотятъ раздлить между собою то, что отъ меня останется, этотъ длежъ повлечетъ гибельные раздоры: тогда порядочные люди смогутъ вздохнуть на минуту, тогда возвратится къ нимъ ихъ мужество, ихъ дло — правое и они восторжествуютъ, французы будутъ отомщены и современенъ, когда-нибудь память обо мн удостоится ихъ оправданія. Милостивый государь, я не хочу видть этихъ людей и никогда не смогу входить съ ними въ сдлки. Вотъ мое ршеніе, оно непоколебимо.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XLII.

Министру Дюмурье ¹)

¹) Дюмурье — генералъ, тогда военный министръ.

24 апрля 1792 г

Хотятъ, чтобы я вошелъ въ сдлку съ преступленіемъ, мн длаютъ нахальныя предложенія, думаютъ унизить мою душу — посл того какъ унизили мою корону. Имъ бы хотлось, чтобы бунтовщики могли похваляться, видя меня на ихъ сторон, отказавшимся отъ подобающаго мн величія, отъ честности, чтобы стать въ ряды ихъ, нарядиться въ красную шапку и побрататься съ погибшими сынами грязной демагогіи, врагами всякой власти, приверженцевъ безчестнаго и подлаго честолюбца. Нтъ! никакой сдлки съ порокомъ! сердце мое ненавидитъ лживость. Я могъ, руководствуясь разумною политикой уступить боле, чмъ позволяли мн мое желаніе и моя совсть, но я не былъ измнникомъ и обманщикомъ. Истинные друзья конституціи всегда увидятъ меня защищающимъ эту народную хартію, которой я долго не ршался санкціонировать и которую отвергнуть было, можетъ быть, моимъ долгомъ въ моихъ интересахъ и въ интересахъ моего сына. Но я общалъ, время, опытъ, общественное мнніе будутъ мною принимаемы во вниманіе, а королевская воля, интересы короля Франціи будутъ всегда забыты. Не надйтесь, чтобы я перемнилъ, свое мнніе, чтобы я сталъ выше конституціи или ниже ея: я сохраню то мсто, на которое она меня поставила. Никогда не увидятъ, чтобъ я искалъ убжища въ вертеп якобинцевъ или прибгалъ къ покровительству тхъ, которыхъ я велю наказать со временемъ, если порядокъ возстановится, если конституція объявитъ меня все-таки королемъ французовъ и если, наконецъ, добродтели будетъ принадлежать большинство въ несчастной Франціи. Если вы общали, милостивый государь, возьмите назадъ ваше слово, скажите тмъ, кто сдлалъ вамъ лукавыя предложенія… да, сударь, лукавыя, что я не могу ихъ принять, скажите имъ, что они мн внушаютъ отвращеніе. Пусть они клевещутъ на меня, пусть они мстятъ: я останусь вренъ порядочнымъ людямъ, взирающимъ на меня, друзьямъ конституціи, которые должны довриться мн, всмъ французамъ, которые не будутъ же всегда объяты мракомъ лжи и заблужденія и которыхъ отцомъ и другомъ я всегда останусь. Вотъ моя исповдь и мой отвтъ. Вы можете объявить ихъ — я не отрекусь.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XLIII.

Брату короля.

28 апрля 1792 г.

Вы оцнили, любезный брать, съ большою проницательностью людей, завдывающихъ различными министерствами, но оцнку ихъ сдлать легче нежели указать мн кого нужно выбрать, чтобъ замнить ихъ. Дюмурье — горячая голова, ни къ чему не можетъ мн быть годенъ, его честолюбіе и шаткіе принципы доказываютъ только, что интриганы рано или поздно найдутъ случай выдвинуться впередъ. Этотъ Дюмурье вообще гораздо ниже того, чмъ онъ себя воображаетъ. Что касается г-на Н… это какой то безмозглый, безъ всякихъ талантовъ, всю жизнь свою длавшій только глупости и довершившій ихъ тмъ, что поступилъ въ министры къ людямъ не желающимъ имть короля. Граве — горячая голова, безъ способностей. Военное министерство въ лиц этихъ трехъ человкъ отражало на себ всю политическую неурядицу. Они не съумли ни поддержать дисциплины въ арміи, ни заслужить ея уваженія. Произведенныя въ ней обстоятельствами нововведенія были послдствіемъ отчасти посредственности этихъ людей, отчасти ихъ боязливости, придавшей дерзость возмутителямъ. Что касается этого Роланда, котораго превозносили, какъ мудреца, долженствовавшаго быть вторымъ Сюлли, то я встртилъ въ немъ лишь систематика, подъ покровомъ пуританца онъ скрываетъ честолюбіе такъ и порывающееся наружу, онъ прибгаетъ къ лицемрію, чтобы его не разгадали. У Роланда есть жена, очень умная женщина, распоряжающаяся его кабинетными занятіями и управляющая министерствомъ. Королева видитъ вс эти новыя лица съ отвращеніемъ, но жирондисты пріобрли теперь огромный перевсъ и управляютъ общественнымъ мнніемъ. Въ этой партіи отличаютъ одного адвоката, по имени Верньо, у него боле истиннаго краснорчія нежели у Мирабо, въ манер его мене важности, но мысли боле основательныя и даже, можетъ быть, боле блестящія. Меня увряли, что онъ вовсе не злой человкъ, но это южная натура, жаждущая славы и одержимая маніей возрожденія Франціи по образу древняго Рима. У Бриссо {Бриссо, жирондистъ, ярый врагъ Робеспьера и якобинцевъ.} тоже много этой маніи въ той сфер, въ которой онъ дйствуетъ, также и нкоторый аббатъ Г… {Здсь Лудовикъ разуметъ, кажется, аббата Грегуара, члена клуба якобинцевъ.}, выставляющій себя филантропомъ. Этотъ апостолъ чернецовъ громко вопіетъ противъ тираніи, но онъ пользуется кредитомъ второстепеннымъ.

Ривароль, знанія котораго для меня драгоцнны и усердіе котораго неудержимо, сдлалъ мн самое странное предложеніе, которое всякій другой на моемъ мст принялъ-бы. ‘Я обдумалъ’ — сказалъ онъ — ‘ваше положеніе: я взвсилъ шансы за и противъ васъ, я настолько изучилъ характеръ французовъ, что могу научить васъ извлечь пользу изъ ихъ кратковременнаго увлеченія средствомъ, которое сдлаетъ васъ втрое могущественне: такъ какъ якобинцы стремятся все уничтожить только для того, чтобъ самимъ властвовать, то смло идите въ ихъ общество, украсьте вашу царственную голову красной шапкой, но имя которой теперь повелваютъ — вдь, старшинство власти за вами. Удивленіе, опьяненіе, которое ими овладютъ при вид такого необыкновеннаго поступка несомннно разрушитъ вс преступные подкопы вашихъ враговъ, это васъ націонализируетъ и свяжетъ по рукамъ и по ногамъ шайку коноводовъ’. Таковъ въ сущности одинъ изъ тысячи плановъ, любезный братъ, предлагаемыхъ мн нкоторыми приверженцами монархіи для борьбы съ чудовищемъ, готовящимся поглотить Францію. Вы понимаете, что религія, честь, мое королевское достоинство и моя привязанность къ семейству не позволяютъ мн принять что-либо, могущее выставить меня на показъ Европ. Я могу испытать участь Карла I, потому что коль скоро границы справедливости нарушены — нтъ боле безопасности ни для того, кто царствуетъ, ни для того, кто стремится царствовать. Когда буря разбиваетъ корабль, пловцу остается только одно: мужественно покориться своей участи, настоящее мое положеніе почти таково. Прощайте, мой милый братъ, опасности, которыми меня пугаютъ, никогда не поколеблютъ во мн того, чмъ я обязанъ предъ собою, какъ король и какъ глава одной изъ первыхъ націй на свт.

Лудовикъ.

P. S. Посылаю копію съ моего письма къ Дюмурье, который но другимъ побужденіямъ, сдлалъ мн почти такое-же предложеніе какъ и Ривароль.

ПИСЬМО XLIV.

Герцогу Бриссаку.

27 мая 1792.

Мн чрезвычайно нравится высказанное вами вчера мнніе. Надо уступать, чтобы не радражать, надо уступать, чтобы отнять у враговъ моихъ всякій поводъ истолковывать мои намренія въ дурную сторону. Вы можете привести въ исполненіе распущеніе конституціонной стражи, надюсь, что это распущеніе временное: невозможно. чтобы такое состояніе недоврія могло быть продолжительно. Хотятъ утомить меня, хотятъ, чтобы я потерялъ терпніе, эти имъ не удастся. Я привыкъ къ пожертвованіямъ, хотя такая жертва, признаюсь, тяжела: эта стража давала мн возможность быть полезнымъ добрымъ людямъ, которые все потеряли, защищая меня. Я боюсь, чтобы имъ не повредили т услуги, которыя они мн оказывали. Есть люди, которые такъ искренно меня ненавидятъ, что явно выражаютъ недоброжелательство ко всмъ, кто меня окружаетъ или кажется привязаннымъ ко мн. Скажите всмъ этимъ добрымъ людямъ, что они всегда останутся у меня на служб, что я всегда останусь отцомъ для нихъ. Опишите имъ мою горесть и передайте мое сожалніе всмъ бывшимъ въ состав этой стражи, къ которой я былъ очень привязанъ. Скажите имъ, что я надюсь когда-нибудь ихъ снова собрать, вознаградить ихъ усердіе и расплатиться за т услуги, которыя мн оказывали и могутъ еще оказывать врные подданные. Что касается васъ, сударь, я васъ не благодарю: вы французъ, вы почитаете своего короля, вы умете исполнять свой долгъ. Мой-же долгъ — любить васъ, уважать васъ и доказать вамъ это.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XLXV.

Брату короля.

28 мая 1792 г.

Дерзость бунтовщиковъ не знаетъ границъ, любезный братъ, мн сдланы самыя нелпыя предложенія отречься отъ престола. Если я соглашусь на эту, такъ называемую, ‘мру общественнаго спасенія’, тогда провозгласятъ королемъ французскимъ моего сына. До его совершеннолтія совтъ регентства будетъ завдывать отъ его имени всми длами. Если я соглашусь, мн предоставлено будетъ избрать себ резиденцію, гд мн вздумается, даже вн предловъ королевства. Мн отданы будутъ въ собственность вс наслдственныя мои имнія, съ содержаніемъ въ пять милліоновъ, изъ которыхъ два, въ случа моей смерти, переходятъ къ королев. Предложенія эти сдланы мн человкомъ, котораго я теперь еще немогу вамъ назвать, но онъ душа той партіи, которая постоянно до настоящаго времени подрывала все, что было упрочено вками. Со всхъ сторонъ получаю я безъименныя письма. Мн пишутъ, что мы приближаемся къ трагедіи, развязкою которой будутъ паденіе монархіи и моя смерть,— если я не ршусь сдлаться частнымъ человкомъ. Я не буду внимать этимъ преступнымъ внушеніямъ, я умру на томъ мст, на которое поставило меня Провидніе, невозмутимо, потому что я никогда не переставалъ быть справедливымъ. И вполн готовъ ко всему. Богъ и упованіе, вотъ, милый братъ, что не можетъ быть отнято отъ меня. Съ чистой совстью и твердостію въ несчастій я могу презирать ненависть злыхъ людей.

Прощайте, я напишу вамъ подробне послзавтра.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XLVI.

Г-ну Монморену.

17 Іюня 1792 г.

Любезный Монморенъ! Мэръ города Парижа былъ у меня сейчасъ, онъ принесъ мн жалобу отъ имени національныхъ гвардейцевъ Марселя, которые говорятъ, будто имъ нанесли оскорбленіе люди, состоящіе у меня на служб. Я сказалъ г. мэру, что я разберу дло, но лишь тогда, когда мн укажутъ на виновныхъ. Этотъ отвтъ повидимому не удовлетворилъ г. Петіона.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XLVII.

Г. Монморену.

21 Іюня 1792 г. ¹).

¹) Это письмо писано подъ свжимъ впечатлніемъ событій 20 Іюня 1789 года, когда до тридцати тысячъ народа вооруженнаго пиками и саблями явились въ засданіе законодательнаго собранія и дефилировали предъ народными представителями черезъ залу шумною процессіею съ пніемъ и криками, неся громадныя доски съ наклеенными ‘деклараціями правъ’, разныя знамена и символическіе знаки, несли между прочимъ сырое бычачье сердце, воткнутое на пику съ надписью: ‘сердце аристократа’, на другой пик водружены были вмсто знамени разорванные штаны, какъ эмблема санкюлотовъ. Процессія проходила три часа съ криками ‘долой veto! да здравствуютъ санкюлоты! долой аристократовъ!’ Наконецъ ворвались въ Тюльери, разбили главную дверь, таща по лстниц пушку, ворвались въ покои короля, заставивъ его выслушать поданную ему петицію народа и надть красную шапку въ знакъ любви къ народу, одли красную шапку на голову маленькаго дофина и только къ вечеру сдались на увщанія боле благоразумныхъ изъ своихъ предводителей оставить въ поко королевское семейство и удалиться.— Посл этого король немедленно написалъ и на другое утро распубликовали прокламацію, о которой говорится въ этомъ письм. Вотъ ея содержаніе: ‘Французы, конечно, не безъ горести узнаютъ, что вооруженная толпа возбужденная нсколькими бунтовщиками, ворвалась въ жилище короля… угрозамъ и оскорбленіямъ мятежниковъ король противопоставилъ лишь свою совсть и любовь общественнаго блага. Онъ не видитъ предла, на которомъ они остановятся, по до какой-бы крайности они не дошли, никогда не вырвутъ они у него согласія на то, что онъ считаетъ противнымъ общественной польз… и проч.

Если т, которые стремятся низвергнуть монархію, нуждаются въ совершеніи еще одного преступленія — пусть они его совершатъ…

Король повелваетъ всмъ правительственнымъ учрежденіямъ и муниципалитетамъ быть на страж личности и собственности гражданъ’.

Не гнвъ и не негодованіе ощущалъ я вчерашній день, любезный Монморенъ, а истинное терзаніе души, страдающей при вид бшенства, овладвшаго народомъ. Зрлище этихъ людей, осмлившихся угрожать мн, ни на минуту не испугало меня: но что всегда будетъ казаться невроятнымъ для потомства, это то, что вс эти ужасы происходили передъ глазами народныхъ представителей, не употребившихъ съ своей стороны ни малйшаго усилія остановить или наказать нарушителей общественнаго спокойствія. Цы лучше другихъ знаете, любезный мой Монморенъ, что счастію французовъ я принесъ въ жертву прерогативы моей короны, интересы моего семейства, привычки моего дтства,— и что же изъ этого вышло?— Одни оскорбленія. Въ ожиданіи, пока роковой опытъ не образумитъ націю, я считаю, что не долженъ ни въ чемъ измнять своихъ предположеній въ настоящую минуту.

Можете распорядиться обнародованіемъ прокламаціи, содержаніе которой я сообщилъ вамъ третьяго дня, прикажите Паризо напечатать ее въ теченіи дня. Когда вы придете завтра ко мн, около десяти часовъ утра, я вамъ много сообщу такого, что требуетъ подробнаго разсмотрнія.

Покойной ночи, любезный Монморенъ.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XLVIII.

Теткамъ короля.

Іюня 1792 г.

Несчастія наши, любезныя мои тетушки, достигли крайней степени. Послдовало самое ужасное нападеніе: насильно ворвались въ мое жилище, я былъ поруганъ, угрожаемъ, подвергался ударамъ убійцъ. Дти мои, королева, М-me Елизавета раздляли мою участь. Вы получите подробности объ этомъ ужасномъ дн, который долженъ возбудить негодованіе всхъ французовъ, для которыхъ порядокъ есть первйшее благо. Европа, безъ сомннія, съ глубокимъ негодованіемъ приметъ извстіе объ этомъ новомъ оскорбленіи моей особы. Еще Провидніе храпитъ меня и мое семейство, да отвратитъ Небо неуспокоившуюся еще бурю и да спасетъ того, который любитъ васъ, часто говоритъ о васъ и который радъ, что вы далеко отъ той страны, гд законы безсильны противъ виновныхъ, гд безсильна власть, гд добродтель не уважается и гд буйство возводится въ патріотизмъ.

Примите искреннія увренія въ сердечной моей къ вамъ привязанности.

Лудовикъ.

ПИСЬМО XLIX.

Брату короля.

1 Іюля 1792 г.

Васъ уже увдомили, мой дорогой братъ, о перенесенныхъ мною въ теченіи дня 20 Іюня оскорбленіяхъ, тмъ боле для меня чувствительныхъ, что народомъ, ворвавшимся въ мое жилище, предводительствовали люди, которыхъ я нкогда осыпалъ благодяніями. Національная гвардія, которая во всякомъ случа должна была защитить меня, продалась возмутителямъ {Національная гвардія охраняла 29 Іюня Тюльери. Когда нахлынула тридцатитысячная вооруженная толпа народа, городскія власти и начальники этой гвардіи старались предотвратить столкновеніе и кровопролитіе, придумавъ, чтобы національные гвардейцы приняли въ свои ряды вооруженныхъ гражданъ, надясь тмъ подчинить ихъ общей воинской дисциплин,— но вслдствіе этого все перемшалось и возстановленіе порядка сдлалось невозможнымъ.}. Ея начальникъ не пытался употребить свою власть, онъ гордился своею дерзостью предо мною.

На крики озлобленія я отвчалъ невозмутимымъ спокойствіемъ, моя холодная твердость разстроила на этотъ разъ ихъ кровожадные расчеты. Королева и все мое семейство выказали геройскую покорность судьб, они давно уже освоились съ мыслью, что все возможно, наша участь слишкомъ незавидна: пусть же злоба довершитъ то, что начала… Часть собранія выразила сильное негодованіе. Лежандръ говорилъ у якобинцевъ съ трибуны, что народъ почтилъ посщеніемъ своего уполномоченнаго? Маратъ {Маратъ, худшее исчадіе якобинской партіи, кровожадный маньякъ, издавалъ журналъ ‘L’ami du peuple’.} и Гебертъ {Гебертъ, тоже якобинецъ, бывшій капельдинеръ при театр, отличавшійся жестокостью и низостью души, издавалъ листокъ подъ названіемъ ‘P&egrave,re Duchne’, чрезвычайно распространенный тогда въ Париж между низшими слоями общества и всегда наполненный грубыми и непристойными рисунками, площадными шутками и поощреніями къ убійству и анархіи. Онъ былъ впослдствіи казненъ во время террора.} провозгласили тоже въ своихъ листкахъ. Наемные крикуны изрыгали подъ моими окнами угрозы, показывавшіе всю наглость бунтовщиковъ. Еслибы не утшенія религіи, я бы уже давно отрекся отъ верховной власти. Дюмурье предлагалъ различные планы, какъ разрушить заговоры якобинцевъ, Робеспьеровъ и Дантоновъ, но это невозможно безъ ужаснаго пролитія крови: я скоре согласенъ пасть жертвою злодевъ, нежели запятнать мою жизнь смертію хотя-бы одного француза. Когда я вижу, что порокъ торжествуетъ, что дерзость ставитъ себя наравн съ справедливостью — я одобряю принятое Карломъ Пятымъ ршеніе отречься отъ престола. Не знаю, милый братъ, что мн готовитъ судьба въ будущемъ, что же касается настоящаго, то невозможно быть несчастне вашего друга и брата.

Лудовикъ.

ПИСЬМО L.

Брату короля.

17 Іюля 1692 г.

Хочу сообщить вамъ, любезный братъ, о происшедшей неприличной сцен. Я говорилъ вамъ уже о нкоторыхъ предложеніяхъ, сдланныхъ мн депутатами, которые часто подаютъ голоса вмст съ якобинцами. Эти люди, сердечно ненавидящіе другъ друга и которые кончатъ тмъ, что будутъ безпощадно воевать между собою, желали-бы. не знаю, право, съ какою цлію, завербовать меня подъ свои знамена, но я нечувствителенъ къ ихъ общаніямъ и угрозамъ, глухъ къ ихъ приглашеніямъ и постоянно отказывался содйствовать ихъ проектамъ. Они вздумали напугать меня: ко мн отправили изъ собранія депутацію по нкоторымъ важнымъ дламъ. Устроили такъ, что въ составъ депутаціи этой вошли люди экзальтированные, изъ тхъ плохо образованныхъ умовъ, которые пренебрегаютъ приличіями и считаютъ себя равными королямъ и вполн свободными отъ всего существами, потому что у нихъ здоровыя легкія, что они обладаютъ даромъ говорить дерзости и что они никогда не умютъ уважать несчастіе.

Ввели депутацію. Рчь говорилъ какой-то Жансоне {Жансоне, одинъ изъ видныхъ представителей жирондистовъ. Посл 31 Мая былъ казненъ вмст съ Верньо, Бриссо, Валазе и другими.}, онъ говоритъ хорошо, даже съ нкоторою сдержанностью: но странные обороты и рзкія выраженія портятъ его рчь. Я отвчалъ, говорилъ во мн не разсудокъ, а сердце, я забылъ, что я король и объяснялся съ полнымъ чистосердечіемъ.

Королева при этомъ присутствовала: вдругъ одинъ молодой человкъ, пылкій, повидимому взбалмошный, началъ говорить и выговаривать королев: ‘это вы, сударыня,— сказалъ онъ — губите короля, это ваши совты: вы окружены одними роялистами и удаляете отъ себя патріотовъ’. Королева отвчала ему съ достоинствомъ, — онъ пожалъ плечами. Я хотлъ укротить гнвъ этого непрошеннаго цензора, но онъ снова заговорилъ съ нахальствомъ и соблаговолилъ уврить меня, что я хорошій человкъ, но къ сожалнію введенный въ заблужденіе измнниками, врагами отечества. Что отвчать, чтобъ вразумить такого человка? Молчать, обратиться къ оратору депутаціи — вотъ что мн оставалось. Я замтилъ, что многіе изъ присутствовавшихъ депутатовъ раздляли это сумашествіе, называли это мужествомъ, аплодировали молодому нахалу, который — какъ сказывали мн — называется Мерленъ де Тіонвиль {Мерленъ изъ Тіонвиля, монтаньяръ и якобинецъ, впослдствіи дятельный членъ партіи термидора, низвергнувшей Робеспьера, Мерленъ былъ потомъ членомъ директоріи, изъ состава которой выбылъ въ 1799 году.}.

Я разсказалъ этотъ анекдотъ нкоторымъ членамъ правой стороны, они увряли меня, что на другой день въ одной изъ аллей клуба Фоліантовъ этотъ молодой депутатъ хвасталъ своей дерзостью и воображаетъ себя достойнымъ соперникомъ Катона, потому что нарушилъ должное королев уваженіе. Вотъ люди, которые хотятъ управлять Франціею! О, братъ, пожалйте меня!

Лудовикъ.

ПИСЬМО LI.

Брату короля.

27 Іюля 1792 г.

Мой милый братъ,

…то сходятся, то расходятся, хотятъ меня обмануть, ставятъ мн ловушку. Приходилъ ко мн Верньо, представлялъ декларацію, которую онъ называлъ прямою и честною. Эти господа, не врящіе прямот и честности короля, всегда являются съ предложеніями такого рода. Признаюсь, что его доводы меня поразили: онъ обладаетъ талантомъ, краснорчіемъ отъ души, свободой слова и большой энергіей: онъ меня прельстилъ. Онъ уврялъ меня, что вс депутаты Жиронды были одушевлены тмъ-же духомъ, имли т-же намренія, но что они принуждены употребить хитрость и выигрывать время, что противная партія слишкомъ сильна, что она показываетъ видъ, что ненавидитъ королей, но что еще боле ненавидитъ она конституцію, удаляющую ее отъ власти и противъ которой она себя объявила еще тогда, когда конституція эта была въ зародыш. Онъ говорилъ мн объ обширныхъ замыслахъ неблагонамренныхъ людей, уврялъ меня, что якобинцы въ своихъ письмахъ, сочиненіяхъ, въ своихъ клубахъ, не удовольствовались требованіемъ низведенія меня съ престола, но подговорили многихъ изъ своихъ коноводовъ требовать того съ трибуны законодательнаго корпуса. Онъ совтуетъ мн угождать партіи Жиронды и ускорить сліяніе ея съ правою стороною средствами, которыя берется мн указать.

Съ другой стороны нкоторые агенты угрожающихъ мн заговорщиковъ требуютъ отъ меня очищенія законодательнаго корпуса, представили мн для составленія министерства людей по своему выбору, приглашаютъ меня произвести коренную реформу всхъ установленныхъ властей и проектировали нкоторыя измненія конституціи. Они увряютъ, что если получатъ то, чего желаютъ, то объявятъ себя на моей сторон, что я и ихъ партія восторжествуемъ и тогда я буду настоящимъ королемъ, что патріоты будутъ стоять за меня потому, что будутъ защищать своихъ приверженцевъ и свое произведеніе.

Партія Жиронды мн была-бы по душ, противная-же ей партія вселяетъ во мн отвращеніе. Я-бы хотлъ соединить правую сторону съ лвой, Жиронду съ Фельянтами {Клубъ Фельянтовъ, членами котораго были Дантонъ, Камиллъ Демуленъ и другіе, имлъ вліяніе не мене клуба якобинцевъ.}, но об партіи думаютъ только о себ, он забываютъ французовъ, свое отечество, изгнаниковъ: ихъ предложенія не будутъ приняты. Увидимъ, восторжествуетъ-ли дерзость заговорщиковъ, и всегда-ли спокойствіе порядочныхъ людей будетъ составлять силу негодяевъ.

Лудовикъ.

ПИСЬМО LI.

Г. Монморену.

Парижъ, 1 августа 1792 г.

Вы хотите меня утшить, возбудить мое мужество, воскресить надежду… Нтъ, мн невозможно врить въ счастливую будущность. Я все сдлалъ для возможности такой надежды. Мои враги имли дерзость преступленія, имъ до сихъ поръ все удавалось. Имъ остается сдлать только еще одну попытку — и она имъ удастся… Мое положеніе тмъ боле тягостно, что мн измнили вс т, которые называютъ себя моими друзьями, которые должны-бы быть мн преданными и которыхъ я призвалъ на государственныя должности, каждый день говорятъ они мн о своей ко мн привязанности, клянутся, что готовы для меня пожертвовать собою, а въ нужное время я нахожу усердіе ихъ ко мн застывшимъ, и они становятся на сторону моихъ враговъ. Вы мн говорите о какихъ-то собраніяхъ роялистовъ, о друзьяхъ, предлагающихъ мн свои имущества и руку помощи… Нтъ, не мн теперь требовать жертвъ. Государь въ несчастій боится быть причиною гибели своихъ друзей. Поблагодарите отъ меня этихъ врныхъ подданныхъ, лучше повидайтесь съ тми изъ моихъ враговъ, которыхъ можно привлечь выгодами или общаніями. Дйствуйте, если еще есть время: я полагаюсь на васъ.

Лудовикъ.

ПИСЬМО LIII.

Брату короля.— Среди Національнаго Собранія.

11 августа 1792 г. ¹).

¹) 28 іюля 1792 г. появился въ парижскихъ газетахъ манифестъ герцога Брауншвейгскаго, главнокомандующаго союзною австро-прусскою арміею въ Кобленц, приглашавшій французовъ освободить короля и возстановить прежній порядокъ, и угрожавшій войною и возмездіемъ въ случа неисполненія сего. Парижане, приписывая иностранное вмшательство королю, взволновались: послдовало инсуррекціонное движеніе, произведено вооруженное нападеніе на Тюльери, дворецъ былъ разграбленъ и зажженъ и король долженъ былъ искать убжища въ сред Законодательнаго Собранія. Народъ прямо требовалъ низверженія короля которое вскор и послдовало.

Кровь и огонь поочередно ознаменовали вчерашній ужасный день, милый брать, принужденный покинуть вмст съ семействомъ мой дворецъ и искать убжища въ сред моихъ заклятыхъ враговъ, я теперь на ихъ глазахъ излагаю, можетъ быть въ послдній разъ, мое ужасное положеніе. Францискъ I, будучи въ отчаянномъ положеніи, писалъ: ‘Все погибло, кром чести’,— я-же не имю другой надежды, какъ на справедливость Божію и на чистоту благихъ на, мреній, которыя я никогда не переставалъ питать къ польз французовъ. Если я погибну, какъ все заставляетъ этого ожидать, не забудьте послдовать примру Генриха IV во время осады имъ Парижа, и Лудовика XII при вступленіи его на престолъ. Прощайте, сердце мое подавлено, все, что я вижу, все, что я слышу, убиваетъ меня. Не знаю, какъ и когда смогу отнын писать вамъ.

Лудовикъ.

ПИСЬМО LIV.

Г-ну Верньо.

11 августа 1792 г. 10 часовъ утра.

Господинъ Президентъ,

Среди шума засданія столь бурнаго, столь убійственнаго для моей чувствительности и столь оскорбительнаго для народнаго представительства, Законодательный Корпусъ, надюсь, займется изысканіемъ способовъ успокоить народное волненіе. Я не требую возмездія за преступное нападеніе, заставившее меня съ семействомъ придти и стать подъ охрану народныхъ избранниковъ: виновниковъ, подлежавшихъ-бы наказанію, слишкомъ много, чтобы можно было надяться на то, что страшный примръ устрашитъ преступныхъ. Пусть сдланное зло будетъ забыто, пусть спокойствіе и миръ возродятся изъ пепла дворца моихъ предковъ, но я все-таки думаю, что жертва эта не сравнится съ испытываемою мною глубокою горестью при вид попранія законовъ и низверженія общественнаго порядка.

Для продолженія трудовъ Собранія необходимо, чтобы мн нашли убжище, въ которомъ семейство мое было въ безопасности, чтобы я могъ пользоваться, покрайней мр, тмъ благомъ, котораго ожидаютъ отъ вашей заботливости вс французы.

Лудовикъ.

ПИСЬМО LV.

Брату короля.

Парижъ, 12 августа 1792 г. 7 часовъ утра.

Братъ! Я уже боле не король: общественная молва повститъ вамъ ужаснйшую катастрофу… я жертва своей доброты, страха и надежды. Непостижимая тайна беззаконія! Все отъ меня отняли, умертвили моихъ врныхъ подданныхъ, хитростью увлекли меня далеко отъ моего дворца, и меня-же обвиняютъ! И вотъ я лишенъ свободы, меня влекутъ въ тюрьму, королева, дти мои и принцесса Елизавета раздляютъ со мною печальную мою участь. Я не могу боле сомнваться: въ глазахъ предубжденныхъ французовъ я ненавистенъ! Вотъ самый жестокій ударъ, который я долженъ перенести.

Братъ! скоро меня не будетъ, отомстите за меня, повдавъ всмъ, какъ много я любилъ этотъ неблагодарный народъ. Припомните ему когда-нибудь его вины и скажите, что я ихъ простилъ. Прощайте, братъ, въ послдній разъ.

Лудовикъ.

ПИСЬМО LVI и послднее.

Г-ну Мальзербу ¹).

¹) Когда ршено было судить Лудовика XVI, ему предоставлено было набраніе защитниковъ. Онъ пожелалъ адвоката Траже, а если его нельзя, то Тронше. Но Траже отказался и вмсто него король выбралъ Дезева. Мальзербъ узнавъ о томъ, самъ поспшилъ изъявить свою готовность защищать Лудовика, написавъ въ Конвентъ слдующія благородныя слова: ‘Мой государь два раза призывалъ меня въ свой Совтъ въ т времена, когда должности этой старались добиться многіе: я обязанъ предложить ему свои услуги теперь, когда обязанность эту многіе считаютъ опасною’.

Во время защиты имъ Лудовика передъ Конвентомъ, не смотря на то, что онъ уже былъ низложеннымъ королемъ и его судили подъ именемъ Лудовика Капота, Мальзербъ называлъ его не иначе, какъ королемъ, а обращаясь къ нему говорилъ ‘Государь’ (Sire). На вопросъ одного изъ членовъ Конвента — ‘откуда онъ беретъ столько’смлости’?— Мальзербъ отвчалъ: ‘Изъ презрнія къ смерти’.

Это благородное самоотверженіе стоило Мальзербу жизни: во время террора его арестовали безъ всякаго повода и казнили безо всякой вины.

Изъ Тампля.

Не нахожу выраженій, мой дорогой Мальзербъ, чтобы излить мои чувства за высокое самоотверженіе ваше. Вы предупредили мои пожеланія: вы простерли мн вашу руку, руку восьмидесятилтняго старца, чтобы отстранить меня отъ эшафота, и еслибы я еще владлъ трономъ, то долженъ былъ-бы раздлить его съ вами, чтобы сдлаться достойнымъ владть той частью, которая мн осталась. Но умемя есть…. только цпи, тяжесть которыхъ вы облегчаете: вмсто награды я поручаю васъ Богу и вашему собственному сердцу.

Я не обманываю себя на счетъ моей участи, неблагодарные, свергнувшіе меня съ трона, не остановятся на своемъ пути, имъ-бы пришлось слишкомъ часто краснть, видя постоянно передъ глазами свою жертву. Меня постигнетъ судьба Карла I и кровь моя прольется въ наказаніе за то, что я не пролилъ ничьей крови.

Но нельзя-ли будетъ облечь достоинствомъ мои послднія минуты? Національное Собраніе заключаетъ въ своей сред разрушителей монархіи, моихъ обличителей, моихъ судей и, вроятно, моихъ палачей! Такихъ людей не разубждаютъ, ихъ нельзя сдлать справедливыми, еще мене возможно тронуть ихъ: не лучше-ли будетъ въ защиту мою привести какой-нибудь сильный мотивъ? слабая защита меня не спасетъ. Мн кажется, что слдовало-бы обратить защиту не къ конвенту, но къ лицу всей Франціи, которая судилабы моихъ судей и возвратила-бы мн въ сердцахъ французовъ ту любовь, которой я никогда не переставалъ быть достойнымъ. Въ такомъ случа моя роль ограничилась-бы тмъ, что я не призналъ-бы компетенціи суда, на который меня привели насильно, я-бы соблюдалъ совершенное молчаніе, сохраняя свое достоинство, и тогда если-бы меня осудили, то люди, называющіе себя моими судьями, были-бы не боле, какъ мои убійцы.

Впрочемъ, любезный Мальзербъ, вы и раздляющій вашу преданность ко мн Тронше, лучше видите въ этомъ дл нежели я: взвсьте и мои и ваши доводы, я слпо соглашаюсь на все, что вами будетъ сдлано. Если вы спасете эту жизнь — я ее сохраню, чтобы напоминать вамъ о вашемъ добромъ дл, если ее отнимутъ — мы еще съ большимъ восторгомъ встртимся въ обители безсмертія.

Лудовикъ.

ЗАВЩАНІЕ ЛУДОВИКА XVI.

Тампль.

Во имя Пресвятой Троицы, Отца и Сына и Святого Духа. Сегодня, въ двадцать пятый день декабря 1792 года, я, Лудовикъ XVI, король Франціи, находясь боле четырехъ мсяцевъ съ своимъ семействомъ въ башн Тампля, въ Париж, заточенный туда своими бывшими подданными, а съ 11-го текущаго декабря лишенный всякаго сообщенія съ семействомъ, сверхъ того вслдствіе страстей людскихъ подвергнутый суду, исходъ котораго невозможно предвидть и которому основаній невозможно найти въ какомъ-либо изъ существующихъ законодательствъ, не имя иныхъ свидтелей, кром Бога — объявляю здсь, въ Его присутствіи, мои чувства и мою послднюю волю.

Душу мою предаю я Богу, моему Творцу и молю Его принять ее по своему милосердію и судить ее не по ея дламъ, а по заслугамъ Господа Нашего Іисуса Христа, принесшаго себя въ жертву Богу-Отцу насъ ради человкъ, сколь-бы мы недостойны ни были, и изъ сихъ недостойныхъ я первый. Я умираю, пребывая въ единеніи съ святою нашею матерью, римско-католическою, апостольскою Церковью, держащею свою власть, по непрерываемому наслдству отъ Святого Петра, которому вручилъ ее Іисусъ Христосъ.

Я твердо врую и исповдую все, что содержится въ символ вры и заповдяхъ Бога и Церкви, вс священнодйствія и таинства такъ, какъ учитъ и всегда учила католическая церковь. Я никогда не дерзалъ становиться судьею въ тхъ различныхъ толкованіяхъ догматовъ, которыя терзаютъ Христову Церковь, но я всегда полагался въ этомъ и буду полагаться — если Господь даруетъ мн жизнь — на ршенія, которыя исходятъ и будутъ исходить отъ врныхъ святой католической Церкви высшихъ духовныхъ пастырей, согласно церковной дисциплин, имющей начала отъ Іисуса Христа.

Я отъ всего сердца соболзную о тхъ изъ братій нашихъ, которые заблуждаются, но не смю ихъ осуждать и не мене люблю ихъ во Христ, какъ тому учитъ христіанское милосердіе. Я молю Бога простить вс мои прегршенія, я тщательно старался познать ихъ, ненавидть ихъ и смириться. Не имя возможности пользоваться помощію католическаго священника, я прошу Господа принять принесенную мною исповдь и въ особенности мое глубокое раскаяніе въ томъ, что я, хотя противъ своей воли, подписалъ мое имя на актахъ, можетъ быть, противныхъ ученію и врованіямъ католической Церкви, которой я искренно преданъ всмъ сердцемъ. Я молю Бога принять мой обтъ, если онъ даруетъ мн жизнь, въ томъ какъ только представится возможность, я прибгну къ католическому священнику для исповданія ему грховъ моихъ и для совершенія таинства покаянія.

Я прошу всхъ тхъ, кого я могъ обидть неумышленно (ибо не помню, чтобы я кому-либо сознательно нанесъ обиду) или кому я могъ подать дурной примръ или соблазнъ — простить мн причиненное имъ зло, я прошу всхъ сострадательныхъ людей присоединить ихъ молитвы къ моимъ, дабы получить отъ Бога разршеніе моихъ грховъ.

Я отъ всего сердца прощаю тмъ, которые сдлались — безъ всякаго съ моей стороны повода — моими врагами и я молю Бога простить ихъ, равно какъ и тхъ, которые избыткомъ своего усердія или дурно-понятымъ усердіемъ причинили мн много зла.

Поручаю Господу Богу мою жену и дтей, сестру, тетокъ, братьевъ моихъ и всхъ связанныхъ со мною или узами родства или какимъ-либо инымъ образомъ, въ особенности молю Господа призрть въ милосердіи Своемъ мою жену, дтей и сестру, давно уже вмст со мною страждущихъ и сохранить ихъ Своею милостію, если они меня лишатся, во все остальное время жизни ихъ въ этомъ преходящемъ мір.

Поручаю дтей моихъ жен, я никогда не сомнвался въ ея материнской къ нимъ нжности, прошу ее въ особенности сдлать изъ нихъ хорошихъ христіанъ и честныхъ людей, пріучить ихъ смотрть на величіе міра сего (если имъ суждено испытать его), какъ на благо преходящее и опасное и обращать ихъ взоры на единственно достойную и прочную славу вчности. Прошу сестру мою продолжать быть по прежнему нжною къ моимъ дтямъ и замнить имъ мать, если они будутъ имть несчастіе лишиться ея.

Прошу жену мою простить мн вс бдствія, которыя она за меня претерпваетъ и вс огорченія, какія я могъ причинить ей во все время союза нашего, и она можетъ быть уврена, что я также ничего противъ нея не имю — если-бы даже она себя могла въ чемъ-либо упрекнуть.

Завщаю дтямъ моимъ,— посл обязанностей къ Богу, которыя должны всегда быть на первомъ мст,— жить дружно между собою, быть въ повиновеніи и подчиненіи у своей матери и благодарными ей за труды и заботы, которыя она несетъ для нихъ и ради моей памяти. Прошу ихъ смотрть на сестру мою, какъ на вторую мать.

Завщаю моему сыну, если онъ будетъ имть несчастіе сдлаться королемъ, помнить, что онъ всецло долженъ принадлежать своимъ согражданамъ, что онъ долженъ забыть всякую вражду или ненависть и все относящееся къ тмъ несчастіямъ и горестямъ, которыя я переношу, что тогда только составитъ счастіе своего народа, если будетъ царствовать, соблюдая законы, но что въ то же время король не можетъ заставить уважать себя и длать добро, если онъ не обладаетъ необходимою для того властію, въ противномъ же случа, будучи связанъ въ своихъ дйствіяхъ и не внушая къ себ уваженія, онъ будетъ боле вреденъ нежели полезенъ.

Прошу моего сына позаботиться о всхъ тхъ, которые оказывали мн привязанность — насколько ему позволятъ на то обстоятельства, въ которыхъ онъ будетъ находиться,— помнить, что это мой священный долгъ дтьми или родителями, какъ людей погибшихъ за меня, такъ и страдающихъ теперь изъ-за меня.

Я знаю, что нкоторые изъ состоявшихъ при мн лицъ вели себя въ отношеніи ко мн не такъ, какъ бы слдовало, и которые даже оказались неблагодарными, но я ихъ прощаю — часто въ минуты смуты и возбужденія человкъ не владетъ собою — и прошу моего сына, если представится ему случай, помнитъ только одно, что они были несчастны.

Я бы хотлъ выразить здсь мою благодарность тмъ, которые доказали истинную и безкорыстную мн преданность, если съ одной стороны я былъ глубоко огорченъ неблагодарностью и недобросовстностію людей, которымъ или роднымъ и друзьямъ которыхъ я длалъ только добро, то съ другой стороны я имлъ утшеніе встртить безкорыстное и безпричинное участіе и привязанность во многихъ. Я прошу ихъ принять мою полную благодарность. При настоящемъ положеніи длъ я боюсь компрометировать ихъ, выражаясь ясне: но я поручаю моему сыну особенно стараться найти возможность узнать о нихъ.

Я, впрочемъ, считаю, что слишкомъ дурное мнніе выказалъ бы обо всей націи, если-бы побоялся открыто рекомендовать моему сыну Гг. Шамильи и Гю, которыхъ истинная ко мн привязанность заставила раздлить со мною заключеніе въ этомъ печальномъ жилищ и которые ожидали сдлаться жертвою этой привязанности, я указываю ему также на Клери, уходомъ котораго за мною не могу не похвалиться за все время, что онъ при мн: такъ какъ онъ оставался со мною до конца, то я прошу Гг. членовъ коммуны, передать ему мое платье, книги, карманные часы, кошелекъ и прочія мелкія вещи, оставленныя на храненіе въ совт коммуны.

Я охотно прощаю и тмъ, которые меня сторожили, ихъ дурное обращеніе и стсненіе меня, къ которымъ они считали нужнымъ прибгать, я встртилъ и нсколько чувствительныхъ и сострадательныхъ сердецъ: пусть они наслаждаются душевнымъ спокойствіемъ, которое долженъ дать имъ ихъ образъ мыслей.

Я прошу Гг. Мальзерба, Тронше и Дезеза принять мою благодарность и выраженіе моихъ лучшихъ чувствъ за вс заботы и труды, которые они понесли для меня.

Я оканчиваю объявленіемъ предъ Богомъ, лицу котораго готовъ предстать, что не могу упрекнуть себя ни въ одномъ изъ преступленій, взведенныхъ на меня.

Составлено въ двухъ экземплярахъ, въ Тампл, 25 декабря 1792 года

Лудовикъ.

Письма Лудовика XVI и его завщаніе.

ПИСЬМО I.

ПИСЬМО II.

ПИСЬМО III.

ПИСЬМО IV.

ПИСЬМО V.

ПИСЬМО VI.

ПИСЬМО VII.

ПИСЬМО VIII.

ПИСЬМО IX.

ПИСЬМО X.

ПИСЬМО XI (безъ адреса).

ПИСЬМО XII.

ПИСЬМО XIII.

ПИСЬМО XIV.

ПИСЬМО XV.

ПИСЬМО XVI.

ПИСЬМО XVII.

ПИСЬМО XVIII.

ПИСЬМО XIX.

ПИСЬМО XX.

ПИСЬМО XXI.

ПИСЬМО XXII.

ПИСЬМО XXIII.

ПИСЬМО XXIV.

ПИСЬМО XXV.

ПИСЬМО XXVI.

ПИСЬМО XXVII.

ПИСЬМО XXVIII.

ПИСЬМО XXIX.

ПИСЬМО XXX.

ПИСЬМО XXXI.

ПИСЬМО XXXII.

ПИСЬМО ХXXIII.

ПИСЬМО XXXIV.

ПИСЬМО XXXV.

ПИСЬМО XXXVI

ПИСЬМО XXXVII.

ПИСЬМО XXXVIII.

ПИСЬМО XXXIX.

ПИСЬМО XL.

ПИСЬМО XLI.

ПИСЬМО XLII.

ПИСЬМО XLIII.

ПИСЬМО XLIV.

ПИСЬМО XLXV.

ПИСЬМО XLVI.

ПИСЬМО XLVII.

ПИСЬМО XLVIII.

ПИСЬМО XLIX.

ПИСЬМО L.

ПИСЬМО LI.

ПИСЬМО LI.

ПИСЬМО LIII.

ПИСЬМО LIV.

ПИСЬМО LV.

ПИСЬМО LVI и послднее.

ЗАВЩАНІЕ ЛУДОВИКА XVI.

Читайте также: