Письма к родителям, Тютчев Федор Иванович, Год: 1874

Время на прочтение: 49 минут(ы)

Письма Ф. И. Тютчева к родителям

Известно около 1300 писем Ф. И. Тютчева, из них опубликовано немногим более 400, то есть всего одна треть. Это во многом объясняется тем, что письма чаще всего написаны по-французски да к тому же трудноразборчивым почерком, который сам Тютчев в письмах к жене Эрнестине Федоровне называл ‘свинским’.
Письма к первой жене Элеоноре Тютчевой (урожденной графине Ботмер, в первом браке Петерсон) погибли во время пожара на пароходе ‘Николай I’, на котором она вместе со своими детьми плыла из Петербурга в Германию. Вторая жена поэта Эрнестина Федоровна Тютчева (урожденная баронесса Пфеффель, в первом браке баронесса Дернберг) сама уничтожила значительную часть переписки, проливающую свет на историю ее отношений с Тютчевым, — почти все свои письма к поэту (сохранилось всего восемь ее писем за 1850-1870-е гг.), его письма к ней, написанные до их вступления в законный брак, а также свои письма к брату Карлу Пфеффелю, с которым Эрнестина Федровна была очень близка и откровенна.
О том времени, когда возник и развивался роман Тютчева и Эрнестины Дернберг, в 23 года оставшейся вдовой, нам остались только неясные отголоски в поздней переписке поэта, скудные воспоминания современников и альбом-гербарий Эрнестины с ‘загадочными датами под сухими цветами’, часть которых исследователи связывают с Тютчевым. Приходится особо пожалеть, что переписка ее с поэтом во многом утрачена, поскольку Эрнестина Федоровна обладала великолепным эпистолярным даром, который отмечали неоднократно и Ф. И. Тютчев, и состоявший с ней в переписке князь П. А. Вяземский. 24 марта/5 апреля 1850 г. последний писал жене поэта: ‘Вы прирожденный журналист в лучшем смысле этого слова, журналист в духе г-жи де Севинье, и если когда-нибудь наша переписка станет достоянием потомства, то я обещаю вам эпистолярную и литературную славу, которая переживет ваших детей и внуков’ (РГАЛИ. Ф. 195. Оп. 1. Д. 105. Л. 78).
Но и те письма Тютчева к Эрнестине Федоровне, что дошли до нас, а их около 500, — занимают совершенно особое место в эпистолярном наследии поэта, их, наверное, можно назвать его лучшей биографией. Эрн. Ф. Тютчева вполне сознавала их значение и после смерти мужа переписала своей рукой в 14 тетрадок по просьбе зятя и биографа Тютчева И. С. Аксакова. В августе 1873 г. она писала сыну Ивану: ‘Я вся поглощена работой, которую готовлю для Аксакова. Это выдержки из писем, полученных мною от папа за многие годы, когда я проводила лето вдали от него. Это немалый труд, так как мне всегда хочется переписать почти все письмо, до такой степени каждое из них интересно…’ (Литературное наследство. Т. 97. Кн. 2. С. 428). Эти тетрадки использовал при написании биографии поэта И. С. Аксаков, в 1898-1899 г. отрывки из них напечатал П. И. Бартенев в ‘Русском архиве’, а позже дочь поэта Дарья Федоровна и сын Иван Федорович предполагали напечатать письма к 100-летнему юбилею Тютчева, перевести их с французского должен был внук поэта и полный его тезка Федор Иванович Тютчев, однако это издание так и не состоялось, ввиду сложности подготовки текстов писем. Вновь встал вопрос об их публикации в 1912 г., когда историк граф Сергей Дмитриевич Шереметев обратился к Ф. И. Тютчеву, унаследовавшему письма деда, с предложением напечатать их в издаваемом им журнале ‘Старина и новизна’. В качестве переводчицы была приглашена Софья Леонидовна Иславина (урожд. Исленьева) (?—12 мая 1931), жена Льва Владимировича Иславина (?—28 июня 1934), племянника Льва Толстого. Сохранилась переписка между С. Д. Шереметевым, Ф. И. Тютчевым и Л. В. Иславиным по поводу подготовки этого издания.
В 1913 г. в одном из писем к Шереметеву Иславин сообщал: ‘Глубокоуважаемый граф Сергей Дмитриевич, одновременно с этим пишу Ф. И. Тютчеву о вашем желании опубликовать частями письма его деда. Действительно, материала хватит если не на три, то во всяком случае на две книги ‘Старины и новизны’. Всего 8 тетрадей этих писем: из них 1-я, 3-я, 4-я и почти вся 5-я уже переведены. Вторая же тетрадь находится пока не у нас, а у Ф. И. Тютчева в Москве, и мы устроились так, что и она будет переведена в течение июля. Таким образом, я полагаю, что в течение июля мы будем в состоянии предоставить в Ваше распоряжение, по крайней мере, 5 тетрадей этих писем с русским переводом. Я думаю, что чтение этих писем многим доставит удовольствие, в особенности современникам столь талантливо и ярко описанных Тютчевым лиц и событий. Для нашего же поколения ценным подспорьем являются разъяснения и комментарии, которые Вам угодно будет сделать к этим письмам’ (РГИА. Ф. 1088. Оп. 2. Д. 25. Л. 51—51 об).
Письма Тютчева к жене Эрнестине Федоровне (285 писем) были напечатаны в четырех книжках ‘Старины и новизны’ за 1914-1916 гг. Но и тут перед нами встает загадка, поэт опять не открыл перед нами своего мира. Оказалось, что опубликованные письма не аутентичны тютчевским текстам. Эрнестина Федоровна переписала их по-французски, как они и были написаны, но она выпустила из них все, что касалось личной жизни поэта, его интимных высказываний, отголосков старых воспоминаний, убрала резкие характеристики современников, письма чаще всего пересказаны своим языком — возможно, из-за их неразборчивости, порою просто переработан стиль автора. Таким образом, письма, опубликованные в ‘Старине и новизне’, являются скорее плодом творчества Эрн. Ф. Тютчевой, выполненным любовно, кропотливо, но все же это не подлинные письма самого поэта.
Значительным шагом вперед в публикации эпистолярного наследия Тютчева стали издания писем поэта в составе собраний его сочинений, а также в ‘Литературном наследстве’, посвященном жизни и творчеству Тютчева (т. 97. В 2 кн.), подготовленные правнуком поэта К. В. Пигаревым, а также Л. Н. Кузиной, Т. Г. Динесман и др. Ныне, когда отмечается 200-летие со дня рождения поэта, в московском издательстве ‘Классика’ совместно с ИМЛИ РАН и Пушкинским Домом предпринята попытка наиболее полно представить эпистолярное наследие поэта. Впервые письма печатаются по автографам на языке оригинала и в русском переводе в таком значительном объеме — они занимают три тома в шеститомном юбилейном собрании сочинений поэта.
Особую ценность представляют письма Ф. И. Тютчева к родителям, поскольку из ранней переписки Тютчева 1820-1830-х гг. мало что уцелело. Кроме того, начиная с 1840-х гг. главным собеседником Тютчева в письмах становится Эрнестина Федоровна, с которой поэт делится и душевными переживаниями, и подробностями своей жизни в то время, когда они расстаются. Политика, служба, светские знакомые, имущественно-хозяйственные дела, планы на будущее — ничто не обойдено в этой переписке. А в 1830 — начале 1840-х гг. такими задушевными собеседниками были для поэта его родители — Иван Николаевич Тютчев (1776-1846) и Екатерина Львовна Тютчева, урожденная Толстая (1776-1866). Известно 40 писем Ф. И. Тютчева к родителям и 8 писем к одной Екатерине Львовне, написанных после смерти Ивана Николаевича. Эти письма исполнены особой душевной теплоты и благодарного сыновнего чувства. Об отношении Тютчева к матери известная мемуаристка А. О. Смирнова-Россет писала в 1856 г.: ‘Он обожает свою мать. Ей 80 лет и она проводит свою жизнь в молитвах и чтении Библии’ (А. О. Смирнова-Россет. Дневник. Воспоминания. М., 1989. С. 500).
Отец Тютчева Иван Николаевич, по словам И. С. Аксакова, ‘отличался необыкновенным благодушием, мягкостью, редкою чистотою нравов и пользовался всеобщим уважением. <...> Радушный и щедрый хозяин был, конечно, человек рассудительный, с спокойным, здравым взглядом на вещи…’ (Аксаков И. С.. Биография Федора Ивановича Тютчева. М., 1886. С. 9).
И. Н. Тютчеву посвящены детские стихотворения поэта — одно, известное, вошедшее в собрания сочинений поэта. ‘Любезному папеньке!’, и второе, обнаруженное нами среди бумаг тетки Ф. И. Тютчева Надежды Николаевны Шереметевой (ОР РГБ. Ф. 340. К. 15а. Ед. хр. 16. Л. 18):
В день рождения любезнейшего папеньки!
Как можем пред тобой, родитель наш любезный,
Сердечны чувства изъяснить,
Где сыщем дар столь драгоценный,
Который бы могли тебе мы посвятить,
Какие принесем мы дани
В залог твоих благодеяний.
Десница щедрости Всевышнего Творца
Достойно наградит твои о нас раченья,
А мы приносим дар в день твоего рожденья
Любовию к тебе горящие сердца.
12 октября 1816 года
Федор Тютчев
Дата под стихотворением — 12 октября 1816 г. — позволяет уточнить день рождения отца поэта. В литературе о Ф. И. Тютчеве до сих пор была принята дата — 12 ноября.
Ниже впервые публикуются 14 писем поэта к родителям, с которыми поэт расстался по окончании Московского университета в восемнадцатилетнем возрасте, чтобы по протекции родственника А. И. Остермана-Толстого начать дипломатическую карьеру в русской миссии в Мюнхене. Эти письма проливают свет на ранний, заграничный период его жизни, а также на первые годы после его возвращения с семьей в Россию осенью 1844 г. Письма расширяют наше представление о круге общения поэта. На страницах писем упоминаются литераторы и общественные деятели — П. А. Вяземский, И. И. Дмитриев, Д. Н. Блудов, Ап. П. Мальтиц, такие крупные государственные деятели, как начальник III Отделения А. Х. Бенкендорф, вице-канцлер К. В. Нессельроде, лица из дипломатических кругов — Д. П. Северин, А. С. Крюденер, Г. И. Гагарин, великие княгини Мария Николаевна и Елена Павловна, светские знакомые — жена вице-канцлера М. Д. Нессельроде, первая любовь поэта Амалия Крюденер и многие другие.
Письма печатаются в переводе с французского языка по современной орфографии. Тексты, в оригинале написанные по-русски, заключены между звездочками. Письма написаны из Европы в Россию, порою Тютчев переходит с нового стиля на старый, поэтому при публикации сохраняется двойная дата — по старому и новому стилю.

1

8 августа <1837>, на борту ‘Александры’, 2 часа ночи

Слава Богу. А вам я несказанно благодарен за добрую весть. Нет нужды говорить, сколько чувств во мне поднялось одновременно… *Дашенька, друг мой, обнимаю тебя и новорожденного… благодарю, что поторопилась… Николай Васильевич, поздравляю вас… а вы, маменька… но для вас, маменька, у меня слов нет… День 7-го августа для вас останется памятен…* Вас, любезный папенька, тысячу раз благодарю за то, что не отчаялись меня застать и успели мне вовремя передать счастливое известие. Теперь я уезжаю с более легким сердцем… Мы поднимаем якорь через два часа. Ваш посланец расскажет все остальное… *Теперь, узнавши о случившемся, я переживу с вами мыслями весь вчерашний день, с самой той минуты, как вы от меня воротились. Маменька, скажите ради Бога, как вы это вс вынесли?..
Сто раз обнимаю вас от всей души, и вас, папенька, и всех вас, и особливо героиню этого вели<кого> дня… и всех поручаю милост<и Божией>. Простите… и среди вашей радости поминайте о уезжающем, который один на море — но сердцем с вами… Простите… Из Любека получите от меня письмо…
Целую ваши ручки.

Ф. Тютчев

Мой Матиас1, который светит мне фонарем, просил меня убедительно передать вам свою благодарность за подаренные ему вами два червонца. Я для великого дня обещал ему исполнить его желание. *
РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Д. 72. Л. 7—8. На л. 8об. рукой Ф. И. Тютчева: ‘Папеньке’.
Письмо адресовано в Петербург.
С конца мая по 8/20 августа 1837 г. Тютчев пробыл в Петербурге. 3/15 августа он получил назначение старшим секретарем русской миссии в Турине, ему была поручена курьерская экспедиция через Берлин и Мюнхен в Турин. К. К. Родофиникин, исполнявший обязанности министра иностранных дел, сообщал русскому посланнику в Мюнхене Д. П. Северину: ‘Камергер Тютчев, назначенный 1-м секретарем к Туринской миссии, отправляется к месту своей службы через Мюнхен, где ему необходимо привести в порядок некоторые семейные дела. Я рад воспользоваться этим случаем, чтобы сообщить Вашему Превосходительству ряд документов…’ (Летопись жизни и творчества Ф. И. Тютчева. Мураново, 1999. Кн. 1. С. 176). Тютчев занял место на пароходе, следующем до Любека, и провел ночь в ожидании предстоящего отплытия. В это время он и получил добрую весть — о том, что 7/19 августа 1837 г. у сестры Дарьи Ивановны и ее мужа Николая Васильевича Сушкова родился сын Иван, умерший в раннем детстве.
1 Матиас — Матиас Хлцль, камердинер Ф. И. Тютчева.

2

Любек. Воскресенье. 15/27 августа 1837 г.

И вот наконец, любезные папенька и маменька, я в Любеке, прибыли мы сюда вчера вечером вместо ожидаемого прибытия в прошлую среду или четверг. Но что это было за путешествие! За два года не припомнить подобного… Наверное, оно удалось в утешение мне за то, что я покинул вас, да еще в такие минуты!
Но речь не обо мне. Какова Дашенька, каково ее дитя? Я бы охотно отдал половину своей курьерской дачи, чтобы иметь теперь весточку от вас. Завтра уже девятый день. Уповаю на Бога, что все благополучно.
* Маменька, каковы вы?..* Если бы я имел достаточно здравого смысла, то неделю назад я бы оставил вместо себя кучера Сушковых плыть в Любек, а сам бы вернулся к вам. Я бы избежал тогда всех этих тревог, да и вы, наверное, тоже. Ведь если вы в эти дни могли думать о чем-нибудь другом, кроме нашей роженицы, то задержка моего письма вас, должно быть, сильно обеспокоила. Но что поделать? Пароход, с которым я предполагал отправить вам письмо, вышел из Травемюнде за три часа до того, как мы туда прибыли.
И вот я в Любеке… в той же комнате, которую покинул три месяца назад1, день в день. Оказавшись здесь, я испытал такое чувство, будто моя поездка к вам приснилась мне. Неужели правда, что я в течение трех месяцев ежедневно видал вас, сидел с вами за одним столом… И почему вдруг все это внезапно кончилось, и зачем я здесь?
* Мне одного очень, очень жаль. Я не умел, прощаясь с вами, поблагодарить вас за всю вашу любовь… Я знал всегда и помнил, что вы меня любите… Но после стольких лет разлуки я невольно был приятно изумлен, видя, что можно быть так любиму… От всей души благодарю вас… Простите мне многое, что могло во мне огорчить вас во время моего короткого пребывания. Я чувствую, как часто я бывал поистине несносен. Не припишите этого не иному чему, как странному полуболезненному состоянию моего здоровья — будь это сказано не в извинение мое, но в повинение. Не поминайте меня лихом.
Любезнейший Николай Васильевич. Я еще не успел поздравить вас с вашим новым родительским званием. Дай Бог вам им вполне насладиться. Воображаю вашу радость, минувшую тревогу и теперешние крестные хлопоты. Об одном прошу вас, племянника моего ради. Повремените угощением, потчеванием. Не заставляйте этого младшего, весьма юного Ивана Николаевича через силу кушать, как вы это делаете со старшим2. Жаль мне очень было, что при отъезде моем не удалось мне проститься с вами. Но вы и без изустных уверений моих вполне должны быть уверены в моей искренней признательности за оказанную мне дружбу и родственное гостеприимство — брату вашему3 засвидетельствуйте мое почтение.
Я полагаю, любезнейший папенька, что тетушка Надежда Николаевна должна быть теперь с вами. Судьбе и Надаржинскому не угодно было позволить мне с нею видеться…4 Но память ее обо мне будет для меня всегда драгоценна. И всем, всем вообще, кто еще вспомнит обо мне через шесть недель, всем мой усердный и дружеский поклон.
Сколько раз, маменька, думал о вас во время нашего многотрудного плавания. Сдавалось ли вам, что о вас думают на острове Борнгольме, где мы, за бурею, принуждены были простоять целые сутки на якоре. Не хороша гроза на Поварской, но на море еще хуже.
Письмо к жене я адресовал в ваш дом5, чтобы оно вернее дошло. Еще раз поручаю вам жену и детей — любите их меня ради. Мне, признаюсь, иногда очень грустно за жену. Никто на свете не знает, кроме меня, как ей должно быть на сердце… Мне бы очень хотелось, чтобы во время своего пребывания она поддержала некоторые связи и чтобы, если можно, удалось ей познакомиться с графиней Nesselrode6. Я теперь на опыте уверился, как на нашей службе подобные связи необходимы. Без этого тотчас попадешь в <1>. Уверен, что с вашей стороны вы сделаете все возможное.
При прощании с папенькой я просил его в Мюнхен через жену или как ему угодно письменное обязательство от своего имени касательно занятых мною денег у ее тетки и сестры7 — и теперь повторяю ту же просьбу. Вы видите, какой я бесстыдный попрошайка. Полно же вам любить меня. — Простите. Первое мое письмо получите из Мюнхена. *
РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Д. 72. Л. 9—10. Отрывок впервые опубликован: Тютчевский сборник. 1873-1923. Пг., 1923. С. 10.
Письмо адесовано в Петербург.
1 22 мая/3 июня 1837 г. Тютчев выехал в Петербург с женой Элеонорой Федоровной Тютчевой (урожд. гр. Ботмер, в 1-м браке Петерсон, 1800-1838) и дочерьми Анной, Екатериной и Дарьей.
2как вы это делаете со старшим. — Имеется в виду отец Тютчева Иван Николаевич.
3брату вашему… — К этому времени из многочисленных братьев Н. В. Сушкова были живы двое — Петр Васильевич (1783-1855), отец поэтессы Евдокии Петровны Ростопчиной, и Андрей Васильевич (1785-1846). О каком из них идет речь, неизвестно.
4 …тетушка Надежда Николаевна должна быть теперь с вами… Судьбе и Надаржинскому… — Сестра отца Надежда Николаевна Шереметева (урожд. Тютчева, 1775-1850) в это время приехала в Петербург к дочери Прасковье Васильевне Муравьевой из своего подмосковного имения Покровское под Рузой. Д. И. Сушкова сообщала ей: ‘От Федора получили <письмо> из Любека, пишет, что претерпели жестокие бури, плыли 7 суток и потому опоздал отправлять письма с пароходом, вам, почтеннейшая тетенька, пишет много нежностей, которые прошу приехать прочесть сами<м>. — Не забывайте поварских жителей…’ (ОР РГБ. Ф. 340. К. 34. Ед. хр. 17. Л. 28—28 об.). Надаржинский — вероятно, родственник мужа покойной сестры Надежды Николаевны Анастасии Николаевны Надаржинской (урожд. Тютчевой, 1769-1830), харьковского помещика, сенатора Алексея Филипповича Надаржинского (1747-1799).
5 Письмо к жене я адресовал в ваш дом… — После замужества дочери Дарьи Ивановны в мае 1836 г. и переезда ее в Петербург к мужу Н. В. Сушкову Е. Л. Тютчева сдала в аренду П. А. Муханову дом в Армянском переулке (д. 1), а в 1840 г. продала его, и родители Тютчева стали также проводить зиму в Петербурге, снимая, как и Сушковы, дом в Поварском переулке, летом они уезжали в Овстуг. Жена Тютчева Элеонора Тютчева в это время находилась в Петербурге с дочерьми Анной, Екатериной и Дарьей, здесь же были ее сыновья от первого брака Карл и Оттон Петерсоны, окончившие Петербургский морской кадетский корпус, и Альфред, только принятый в число морских кадет.
6познакомиться с графиней Nesselrode. — графиня Мария Дмитриевна Нессельроде (урожд. гр. Гурьева, 1787-1849), жена вице-канцлера графа Карла Васильевича Нессельроде, под началом которого Ф. И. Тютчев служил в Министерстве иностранных дел.
7через жену… у ее тетки и сестры… — Тетка Эл. Тютчевой — баронесса Ганштейн и сестра Клотильда Ботмер (1809-1882), вскоре вышедшая замуж за поэта и дипломата Ап. П. Мальтица (1795-1870).

3

Мюнхен. Октябрь <1840>

На днях я получил, любезные папенька и маменька, письмо, написанное вами в прошлом месяце вместе с Николушкой, и я очень рад узнать, что он рядом с вами. Я не могу усердно не призывать его утвердиться в счастливой мысли покинуть службу, не доставляющую ему ни выгоды, ни удовольствия и заставляющую его приносить в жертву главные интересы. Дай Бог ему войти во вкус новых занятий и обрести приятность в исполнении того, что приносит большую пользу1.
Мы вернулись в город несколько дней назад. К концу нашего пребывания в Тегернзее стало весьма приятно, благодаря присутствию вдовствующей королевы, которая поистине самая любезная и гостеприимная хозяйка замка2. В этом году там собралось великое множество иностранцев. Общение, праздники и развлечения зачастую казались даже чрезмерными. Мы там часто видали короля и королеву саксонских, дочь королевы, австрийскую императрицу, герцога Бордоского, все семейство Лейхтенбергских и особенно и даже прежде всего великую княгиню Марию Николаевну3. Вы знаете, что великая княгиня с мужем проведут здесь зиму. Они прибыли в Мюнхен в первых числах сентября и вскоре после этого отправились вместе с вдовствующей королевой в Тегернзее, где они посейчас и находятся.
Великая княгиня Мария Николаевна поистине очаровательна. Нельзя иметь более изысканный облик и вдобавок быть столь любезной и естественной. И потому она с первого взгляда пользуется общим успехом. Не говоря о свекрови, которая от нее без ума, вся королевская семья — король, старая королева — приняли ее с большой любовью и, глядя на них всех вместе, можно подумать, что она всю свою жизнь провела среди них.
Мне посчастливилось повидать ее в Мюнхене, куда я прибыл тотчас же, чтобы засвидетельствовать ей свое почтение, а через несколько дней — в Тегернзее4, где она была весьма милостива к нам, особенно к моей жене. К сожалению, пребывание в горах вызвало у нее сильное недомогание, удерживавшее ее в течение нескольких дней в комнате, более того, целые сутки мы находились в большой тревоге за нее. Теперь, слава Богу, она почти совсем поправилась и к концу этой недели предполагает вернуться в город. Ее свиту составляют граф Виельгорский, гофмейстер, служивший когда-то в нашем министерстве, — славный, галантный человек, я в свое время довольно коротко знал его в Петербурге, гофмейстерина Захаржевская и одна фрейлина5.
Я не сомневаюсь, что присутствие в Мюнхене великой княгини привлечет сюда этой зимой многих русских. Недавно я встретил у Северина графа Блудова6, которого встречал три года назад в Петербурге, — он напомнил мне наш общий обед в обществе покойного Дмитриева7.
Крюденеры8 все это время были с нами, но теперь нас покинули, чтобы вернуться в Россию. Она все та же — красива и добра, как и прежде, но, боюсь, положение ее уже не так прочно.
На днях мы ожидаем сюда великую княгиню Елену Павловну9, возвращающуюся из Италии. Здесь пока еще небольшое общество. Однако уже состоялось несколько собраний при дворе. Недавно мы присутствовали на небольшом концерте в честь герцога Кембриджского, дяди английской королевы, которого я довольно коротко знавал пять лет назад в Карлсбаде…10 Но, Боже мой, какой интерес могут иметь все эти подробности для вас? В том-то и несчастье длительной разлуки, что все, что можно сказать, кроме слов я жив и я вас люблю, относится к области сплетен. Правда, сплетни в эти минуты приобретают для каждого все более животрепещущий характер, ибо судя по тому, что делается во Франции, ожидается, что вот-вот разразится война, угроза которой нависла над Европой уже десять лет назад…11 и горе миру, если она разразится. Помимо общего разорения, она не пощадит каждые восемь из десяти частных состояний.
*В этом месяце, помнится мне, любезнейшие папенька и маменька, ваши рожденье и именины, с которыми я вас от души поздравляю — празднуя их, вспомните и обо мне. Упоминайте иногда обо мне и в ваших письмах к Дашеньке. Странная вещь — судьба человеческая! Надобно же было моей судьбе вооружиться уцелевшею Остермановою рукою12, чтобы закинуть меня так далеко от вас.
Жаль мне очень, что вы не знаете моей теперешней жены. Нельзя придумать существо лучше, добрее, сердечнее — будь я сам душою немного помоложе, я мог бы быть вполне счастлив. Здоровье мое также с некоторых пор гораздо лучше. Простите. Целую ваши ручки.

Ф. Тютчев*

РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Д. 72. Л. 34—35об.
Письмо адресовано в Петербург.
Письма 2 и 3 разделяют три года. За это время известно 8 писем Тютчева к родителям — они вошли в издание: Тютчев Ф. И. Сочинения в двух томах. М., 1984. Т. 2 (Далее — Соч. 1984). Эти три года вместили в себя и самое трагическое, и самое счастливое события в жизни поэта — смерть первой жены Элеоноры и новая любовь, новый брак с той, кого он назвал в стихах своим ‘земным Провиденьем’, — баронессой Эрнестиной Дернберг (урожд. бар. Пфеффель, 1810-1894).
В сентябре 1837 г. Тютчев приступил к своим обязанностям первого секретаря русской миссии в Турине, а после отозвания из Турина русского посланника А. М. Обрезкова вследствие его конфликта с сардинским двором назначен временным поверенным в делах, место посланника оставалось незанятым. В мае 1838 г. Элеонора Тютчева с дочерьми отправилась из Петербурга морем к мужу. В ночь с 18/30 на 19/31 мая пароход ‘Николай I’, на котором они находились, сгорел в море неподалеку от порта Любек. Кораблекрушение описано в рассказе ‘Пожар на море’, написанном также плывшим на этом пароходе Иваном Сергеевичем Тургеневым, которому в ту пору было всего 19 лет. Почти все пассажиры остались живы, но все их имущество погибло в огне. ‘Мы сохранили только жизнь… Бумаги, деньги, вещи — все потеряли вс…’ — писала Эл. Тютчева сестре мужа Д. И. Сушковой 20 мая /1 июня 1838 г. (Соч. 1984. С. 97).
Последствия пережитого подорвали здоровье Элеоноры Федоровны, и 28 августа/9 сентября 1838 г. она скончалась в Турине. Позднее в беседе с дочерью Анной Тютчев говорил: ‘Она, которая была столь необходима для моего существования, что жить без нее казалось мне так же невозможно, как жить без головы на плечах. <...> Ах, как ужасна смерть, как ужасна! Существо, которое ты любил в течение двенадцати лет, которое знал лучше, чем самого себя, которое было твоей жизнью и счастьем, — женщина, которую видел молодой и прекрасной, смеющейся, нежной и чуткой — и вдруг мертва, недвижна, обезображена тленьем. О, ведь это ужасно, ужасно! Нет слов, чтобы передать это. Я только раз в жизни видел, как умирают… Смерть ужасна! (А. Ф. Тютчева. Дневник. Запись 4/16 мая 1846 г. Цит. по: Литературное наследство. Т. 97. Кн. 2. С. 216). Жуковский, встретивший в это время Тютчева, отметил в дневнике: ‘Он горюет о жене, которая умерла мученической смертью, а говорят, что он влюблен в Мюнхене’ (В. А. Жуковский. Дневники. СПб., 1903. С. 430). 17/29 июля 1839 г. в Крестовоздвиженской церкви при Российской миссии в Берне, в Швейцарии, Тютчев обвенчался с Эрнестиной Дернберг. Не получив желаемого продвижения по службе, в августе 1839 г. Тютчев оставляет службу в Турине и переезжает с женой в Мюнхен и забирает к себе дочерей, находившихся на попечении родственников покойной матери. 1/13 октября 1839 г. Тютчев официально освобожден от должности первого секретаря миссии в Турине ‘с оставлением до нового назначения в ведомстве Министерства иностранных дел’. Публикуемое письмо написано в Мюнхене в ту пору, когда Тютчев находился в ожидании новой должности, а тем временем его ‘коллекция барышень обогатилась еще девочкой’ — родилась дочь Мария.
1утвердиться в счастливой мысли покинуть службу… и обрести приятность в исполнении того, что приносит большую пользу. — Брат Тютчева Николай Иванович (1800-1870), полковник Генерального штаба, вышел в отставку в 1842 г. и занялся управлением брянскими имениями Тютчевых после того, как отец Иван Николаевич передал сыновьям в общее владение по дарственной записи, совершенной во 2-м Департаменте Московской гражданской палаты 4 августа 1843 г., ‘недвижимое имение, состоящее Орловской губернии Брянского уезда в селе Речице 238, деревнях Дорошне 72, Умысличах 38, Годуновке 33, Молотиной 72, Нижних Демьяновичах 34, Верхних Демьяновичах 28 и Харабровичах 114, а всего дворовых людей и крестьян по восьмой ревизии шестьсот двадцать девять мужеска пола душ с принадлежащею к ним землею и отхожими пустошами и в том же Брянском уезде, именуемыми Хохловою и Белшоловичи, неизвестной меры…’ (РГИА. Ф. 577. Оп. 26. Д. 561. Л. 13).
2вдовствующей королевы, которая поистине самая любезная и гостеприимная хозяйка замка. — Замок Тегернзее, летняя резиденция баварского королевского семейства, был в начале XIX в. приобретен и перестроен королем Максимилианом I (1756-1825). Хозяйка замка — Каролина (урожд. принцесса Баденская, 1770-1841), вдовствующая королева Баварская, вторая жена короля Максимилиана I.
3короля и королеву саксонских, дочь королевы, австрийскую императрицу, герцога Бордоского, все семейство Лейхтенбергских и особенно и даже прежде всего великую княгиню Марию Николаевну. — Король Саксонии с 1836 г. Фридрих Август II (1797-1854) и его вторая супруга, королева Мария (урожд. принцесса Баварская, 1805-1877), дочь королевы Баварской — Амалия Августа Людовика Георгия (1788-1851), вдова пасынка Наполеона I Евгения Богарне, герцога Лейхтенбергского (1781-1824) и свекровь великой княгини Марии Николаевны (1819-1876), герцог Бордоский — Генрих, граф де Шамбор (1820-1883), австрийская императрица — имеется в виду вдовствующая императрица Каролина Августа (урожд. принцесса Баварская, 1792-1873).
4повидать ее в Мюнхене… а через несколько дней — в Тегернзее… — Мария Николаевна (1819-1876), вел. княгиня, дочь Николая I, с 1837 г. замужем за герцогом Максимилианом Лейхтенбергским, после его смерти (1852) в морганатическом браке с гр. Г. А. Строгановым. Тютчев впервые представлен ей 22 августа/3 сентября 1840 г. в Тегернзее. Ей посвящено стихотворение ‘Живым сочувствием привета…’, написанное в Мюнхене вскоре после знакомства и датированное К. В. Пигаревым предположительно октябрем 1840 г. В ГАРФ в собрании вел. кн. Сергея Александровича (Ф. 728. Оп. 1. Ед. хр. 3019. Л. 28—29) имеется список этого стихотворения, выполненный неустановленной рукой и датированный январем 1841 г. Этот, видимо ранний, вариант значительно отличается от известного автографа и списка (ПСС. Т. 1. С. 187, 472), поэтому приводим его здесь полностью.
Нет, нет. Тот дар существованья
Не даром свыше получил,
Кто в жизни вашего вниманья
Хоть миг единый уловил.
Поэт в толпе людей затерян,
Но редко вторит их страстям.
Поэт, конечно, суверен, —
Но редко служит он властям.
Перед кумирами немыми
Проходит он, главу склонив,
Или стоит он перед ними
Смущен иль гордо-боязлив…
Но если вдруг из-под покрова
Небесный голос пропоет
И сквозь величия земного
Вся прелесть женщины блеснет,
О, как в нем сердце пламенеет,
Как он восторжен, умилен!..
Пускай служить он не умеет, —
Боготворить умеет он!
5граф Виельгорский… гофмейстерина Захаржевская и одна фрейлина. — Матвей Юрьевич Виельгорский, граф (1794-1866), шталмейстер, обер-гофмейстер с 1856 г. , музыкальный деятель, виолончелист, гофмейстерина Елена Павловна Захаржевская (урожд. гр. Тизенгаузен, 1804-1890) и, вероятно, фрейлина графиня Александра Андреевна Толстая (1817-1904), мемуаристка, троюродная тетка и друг Л. Н. Толстого.
6 …я встретил у Северина графа Блудова. — Дмитрий Петрович Северин (1792-1865), русский посланник в Мюнхене (с 1837 г.). Дмитрий Николаевич Блудов, граф (1785-1864), государственный и литературный деятель, президент Петербургской академии наук с 1855 г.
7наш общий обед в обществе покойного Дмитриева. — Тютчев мог встречаться с поэтом, баснописцем Иваном Ивановичем Дмитриевым (1760-1837) во время своего пребывания в Петербурге в июне — начале августа 1837 г.
8 Крюденеры… — Барон Александр Сергеевич Крюденер (ум. 1852), первый секретарь русской миссии в Мюнхене с 1826 по 1836 г. , посланник в Стокгольме с 1844 по 1852 г., и его жена баронесса Амалия Максимилиановна Крюденер (урожд. гр. Лерхенфельд, во втором браке гр. Адлерберг, 1808-1888), первое юношеское увлечение Ф. И. Тютчева, адресат его проникновенной лирики, в том числе стихотворений ‘Я помню время золотое…’ и ‘Я встретил вас — и все былое…’
9 …ожидаем сюда великую княгиню Елену Павловну… — Елена Павловна (урожд. Фридерика Шарлотта Мария, принцесса Вюртембергская, 1806-1873), вел. княгиня, жена вел. князя Михаила Павловича (1798-1849). Впоследствии Тютчев часто посещал ее салон в Петербурге, ей посвящено стихотворение поэта, написанное на французском языке в конце 1850-х гг., ‘Pour Madame la Grande-Duchesse Helene’ (Ее Высочеству Великой княгине Елене Павловне).
10пять лет назад в Карлсбаде…&nbsp,— В июле—августе 1835 г. Тютчев, в ту пору коллежский асессор, второй секретарь Российской миссии в Мюнхене, посещал находившегося на лечении в Карлсбаде вице-канцлера К. В. Нессельроде и просил его о повышении в должности. Нессельроде обещал вспомнить о Тютчеве ‘при первой же возможной вакансии’. К концу 1835 г. Тютчев был переименован в младшего секретаря миссии — вряд ли на такое повышение рассчитывал он, обращаясь к Нессельроде. Кроме того, он был произведен в надворные советники и пожалован в звание камергера.
11судя по тому, что делается во Франции, ожидается, что вот-вот разразится война, угроза которой нависла над Европой уже десять лет назад… — Десять лет назад, то есть в 1830 г., произошла Июльская революция, свергнувшая Бурбонов и установившая буржуазную монархию во главе королем Луи Филиппом, то и дело сотрясаемую революционными выступлениями. В 1839 г. тайное революционное ‘Общество времн года’, основанное Л. О. Бланки, пыталось поднять восстание, окончившееся неудачей. В 1840-е гг. во Франции усилилась стачечная борьба, среди рабочих распространялись идеи утопического коммунизма (Т. Дезами, Ж. Пийо, Э. Кабе), утопического социализма (Л. Блан, П. Ж. Прудон). Неустойчивость Июльской монархии усиливалась из-за деятельности легитимистов, стремившихся восстановить династию Бурбонов. Революция, начавшаяся 22 февраля 1848 г., привела к ликвидации Июльской монархии. Тютчев глубоко обдумывал и во многом предчувствовал надвигавшуюся на Европу бурю, свои историософские взгляды он изложил в политических статьях 1840-х гг. и в набросках к политическому трактату ‘Россия и Запад’, работа к которому относится к 1848-1849 гг.
12вооружиться уцелевшею Остермановою рукою… — Граф Александр Иванович Остерман-Толстой (1770-1857), генерал от инфантерии, герой войны 1812 г. (в сражении при Кульме в 1813 г. потерял руку), родственник Тютчевых, хлопотал о карьере Тютчева и сопровождал его в первой поездке в Мюнхен в 1822 г., к месту новой службы. Как писал И. С. Аксаков, ‘граф А. И. Остерман-Толстой посадил его с собой в карету и увез за границу, где и пристроил сверхштатным чиновником к Русской миссии в Мюнхене’ (И. С. Аксаков. Биография Федора Ивановича Тютчева. М., 1886. С. 17).

4

Мюнхен. 6/18 декабря 1840 г.

Я только что вернулся от обедни, где помолился за обоих Николаев — за одного общего для всех и за другого — моего1. После обедни мы предполагали отправиться с поздравлениями к великой княгине, но она была утомлена и нездорова и потому приняла поздравления прямо в церкви.
Сегодня вечером будет большой обед у Северина, после этого — праздничный обед у Лейхтенбергских в гостинице — там предполагаются живые картины, комедия и пр.
Какой интерес это может представлять для вас? Не хватало только приложить к моему письму программку сегодняшнего спектакля. Увы, что вы хотите? Что можно сказать на расстоянии, разделяющем нас и составляющем главную беду!
Получили ли вы, любезные папенька и маменька, мое письмо, написанное почти месяц назад2. Я послал его новым путем, указанным вами, и мне любопытно узнать, дошло ли оно. Но как я могу узнать об этом? Если первое письмо потерялось, то и это, отправленное тем же путем, ожидает та же судьба.
Как вы, любезные папенька и маменька, празднуете сегодня день святого Николая? Наверное, у вас теперь кто-нибудь из братьев Небольсиных, если только они живы, или муж с женой Зиновьевы, или молодой Яковлев3, который должен уже состариться — Боже, что за сон!.. 24 числа прошлого месяца мы пили за здоровье маменьки и за мое одновременно, потому что накануне обедали у Лейхтенбергских… Среди русских, побывавших здесь в последнее время, один много расспрашивал меня о Николушке. Это его старый товарищ по службе, генерал Чевкин4, присланный за границу для знакомства с железными дорогами. Когда же проложат железную дорогу отсюда до Овстуга? Но ее следовало бы получше организовать, чем ту, что недавно проложили между Мюнхеном и Аугсбургом, частенько случается, что поездка на ней забирает гораздо больше времени, чем поездка на лошадях.
У вас теперь, должно быть, настоящая зима. У нас уже несколько дней стоит такая погода, что можно вообразить, будто мы в Петербурге. Все эти дни держалось 12-15 градусов мороза. Только сегодня, к счастью, мороз значительно ослабел. Ах, как мало этот климат похож на Геную, где, я помню, рвал камелии в январе. ‘В крещенские морозы рвал розы’, — сказал бы князь Шаликов5. Как жаль, что в великолепной Италии так несносно жить. Что до меня, я думаю, что никогда в жизни не смог бы примириться с ней. Я слишком там страдал.
Что касается до Италии, у меня недавно был с визитом один итальянец, он живет в Минске и часто видает Дашеньку и ее мужа6. Он сказал мне, что всю прошлую зиму видался с вами у них. Имя его я запамятовал, но вы его вспомните, ибо, я предполагаю, что не так уж много итальянцев живет в Минске.
Когда я получу от вас весточку, любезные папенька и маменька? Как вы поживаете? Можете ли вы сказать, что довольны своим здоровьем, как я доволен своим в последнее время. И я обязан этим благословенному режиму закаливания. Прошлой зимой я прибегал к нему ежедневно. Этой зимой занимаюсь им реже, но со все большим эффектом. Успех этого лечения показал, что я полностью пренебрегал главной причиной моих хворей, заключающейся в сильном нервном расстройстве. Вот почему холодная вода, укрепив мои нервы, в то же самое время значительно повлияла на прочие мои недуги. К счастью, я не один наслаждаюсь здоровьем в своем доме. Все мои дочери7 и жена следуют моему примеру, хотя этот год один из самых влажных, каких в Мюнхене и не припомнят. Все лето вплоть до поздней осени здесь не прекращалась лихорадка с насморком, кашлем, нервным раздражением, унесшая больше народа, чем даже холера в свое время. Теперь санитарное состояние города вполне удовлетворительное.
Это письмо, если оно дойдет до вас, вы получите в первые дни вашего Нового года. И потому шлю тысячу нежных пожеланий вам, любезные папенька и маменька, передайте их и Николушке. Будем живы, до встречи.

Ф. Тютчев

РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Д. 72. Л. 36—37об.
Письмо адресовано в Петербург.
Тютчев, описывая свой мюнхенский образ жизни, уделяет особое внимание встречам с вел. кн. Марией Николаевной, которая высоко ценила его поэтический дар. В эти дни она писала из Мюнхена о тютчевском стихотворении ‘Осенний вечер’ своему бывшему учителю российской словесности поэту и критику Петру Александровичу Плетневу (1782-1865): ‘Осенний вечер, Т…ва, прекрасно! И точно так: я наслаждалась перед болезнию в Тегернзее осенними вечерами <...> Горы, леса, небо и озеро казались вызолоченными, а солнца уже не видать’ (Переписка Я. К. Грота и П. А. Плетнева. СПб., 1896. Т. 1. С. 183—184).
1помолился за обоих Николаев — за одного общего для всех и за другого — моего. — День св. Николая Мирликийского — тезоименитство императора Николая I и именины брата Николая.
2 Письмо неизвестно.
3Небольсиных, если только они живы… или молодой Яковлев… —Александр Григорьевич Небольсин (1795-1854), сосед Тютчевых по Овстугу, или его двородный брат Николай Павлович Небольсин, брянский помещик Семен Федорович Яковлев (ум. в конце 1850-х).
4 …генерал Чевкин… — Константин Владимирович Чевкин (1802-1875), генерал-адъютант, впоследствии главноуправляющий путями сообщения (1855-1862), член Гос. совета.
5князь Шаликов. — Петр Иванович Шаликов (1768-1852), поэт-сентименталист, редактор ‘Дамского журнала’ и ‘Московских ведомостей’.
6Дашеньку и ее мужа. — Муж Д. И. Сушковой Николай Васильевич в это время служил минским губернатором.
7 Все мои дочери… — дочери от первого брака Анна (в замужестве Аксакова, 1829-1889), Дарья (1834-1903), Екатерина (1835-1882) и полугодовалая дочь от второго брака Мария (в замужестве Бирилева, 1840-1872).

5

Петербург. 11/23 августа 1843 г.

Видите, любезные папенька и маменька, я, не теряя времени, спешу сообщить вам о благополучном завершении поездки, которой вы когда-то так опасались по причине моей крайней молодости. Она наконец завершилась — не без усталости и некоторых неприятностей, но в общем благополучнее всего на свете. Мы прибыли в 4 часа пополудни, и после краткого знакомства со всеми указанными мне гостиницами я остановил свой выбор на гостинице Демут1, где снял за 13 рублей серебром в неделю две комнаты — одну полностью для себя, а во второй отведен угол для слуги. Это, конечно, очень дорого, но я думаю, что это будут самые большие мои расходы, потому что благодаря расположению гостиницы в центре города расходы на коляску будут самыми ничтожными.
Среди моих спутников в поездке нашелся один, кого я косвенно знал ранее. Это молодой Д<нрзб. >, сын сенатора Д<нрзб. >, которого я встречал в прошлом году в Киссингене. Он приятель *Михаила Николаевича Муравьева*2. Другой спутник — совсем молодой человек, *Жемчужников3*. Остальная часть компании, за исключением одного немца фабриканта, как оказалось, состояла из наших собственных слуг.
Но чтобы покончить с этими мало занимательными подробностями, позвольте мне сказать, что в эти минуты во мне живут исключительно воспоминания о шести неделях, проведенных с вами вместе, и о тех знаках любви, которыми вы меня осыпали. Благослови и сохрани вас Господь и пусть исполнится наше общее желание — вновь увидеться в будущем году.
Завтра я приступлю к делу4, и как только появится что сказать, я тут же напишу вам. Но, рассказывая о поездке, я забыл написать, что три ночи подряд я великолепно спал, и я бы был самым неблагодарным, если бы не отметил, что во многом это было благодаря кожаной подушке, подаренной папа.
Петербург вновь удивил меня. Это, несомненно, величественный город, и в это время, благодаря великолепной погоде, он имеет совершенно южный вид. <1> и перспектива заполнена гуляющими.
Поклон Николушке. Неужели правда, что мы снова разлучились? Что сталось с временем, проведенным с ним вместе? Кланяюсь также Дашеньке и ее мужу. Люблю всех вас всем сердцем.
Прощайте. Целую ваши ручки.

Ф. Т.

РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Д. 72. Л. 50—51.
В декабре 1841 г. Н. В. Сушков вышел в отставку и поселился с женой в Москве в Пименовском переулке, родители Тютчева сняли квартиру неподалеку, в доме М. М. Крезовой (Садовая-Триумфальная, 25), сюда и адресует Тютчев свое письмо.
Между письмами 4 и 5 прошло два с половиной года. За этот период известно 6 писем Тютчева к родителям, вошедших в Соч. 1984. 10/22 ноября 1839 г. Тютчев получил четырехмесячный отпуск, после которого не вернулся на службу. 30 июня/12 июля 1841 г. ‘за долговременным неприбытием его из отпуска предписано не считать его более в ведомстве Министерства иностранных дел’ — значится в его формулярном списке. Тютчев был также лишен придворного камергерского звания. Но именно в эти годы, казалось бы частной жизни, происходит активное обращение Тютчева к политической деятельности, осмысление им славянского вопроса, места России в мире, рождаются известные ‘политические’ стихи. В августе 1841 г. поэт вместе с женой Эрнестиной Федоровной посетил Прагу, где встречался с деятелем чешского возрождения, писателем Вацлавом Ганкой (1791-1861), и посвятил ему стихотворение ‘Вековать ли нам в разлуке?..’. В 1842 г. Тютчев познакомился с немецким писателем, переводчиком сочинений русских писателей — посредником между русской и немецкой культурами — Варнгагеном фон Энзе (1785-1858) и посвятил ему стихотворение ‘Знамя и Слово’. В этом же году Тютчев пишет стихотворение ‘От русского, по прочтении отрывков из лекций г-на Мицкевича’ (‘Небесный Царь, благослови…’), навеянное чтением записей лекций польского поэта Адама Мицкевича (1798-1855), занимавшего в то время кафедру славянских литератур в парижском College de France. Тютчев общается с немецким историком-ориенталистом Якобом Фалльмерайером (1790-1861), который, по его собственным словам, ввел ‘в обращение идею великой самостоятельной Восточной Европы в противовес Западной’. Задушевная мысль Тютчева — сознание славянским племенем собственной силы и самобытности и духовное единение народов:
Воспрянь — не Польша, не Россия —
Воспрянь, Славянская Семья!
И отряхнувши сон, впервые
Промолви слово: Это я! —
В мае 1843 г. Тютчев едет в Россию, чтобы попытаться уладить служебные дела, выяснить возможность помещения дочерей от 1-го брака в один из петербургских институтов благородных девиц с помощью вел. кн. Марии Николаевны, а также повидаться с родными. Во время пребывания поэта в Москве отец передал сыновьям две трети недвижимого имущества в общее владение, и брат Тютчева Николай, полковник Генерального штаба, вышедший в отставку, берет на себя управление общим имением. Проведя шесть недель с родными, 8/20 августа 1843 г. Тютчев покинул Москву. Письмо 5 написано в день его приезда в Петербург.
1 Вскоре Тютчев перебрался в более дешевую гостиницу Тирака.
2 Михаил Николаевич Муравьев (1796-1866) — сенатор, управляющий Межевым корпусом на правах главного директора (с 1842 г.), министр гос. имуществ (1857-1862), виленский генерал-губернатор (1863), муж кузины Тютчева Пелагеи Васильевны Муравьевой.
3 Возможно, Алексей Михайлович Жемчужников (1821-1908), поэт, публицист, старший из братьев Жемчужниковых, служивший в то время в Сенате и ездивший с ревизиями в Орловскую, Калужскую губернии, Таганрог.
4 Завтра я приступлю к делу… — Тютчев предпринимает хлопоты для возвращения на службу. 17/29 августа он подает в Департамент хозяйственных и счетных дел Министерства иностранных дел прошение о получении аттестата о прохождении службы. Но на возвращение на службу поэт мало рассчитывает: ‘Дело в том, что должности, которая могла бы мне подойти, я уже не вправе просить, а все остальное только бы усугубило мое положение вместо того, чтобы улучшить его <...> Так что я смирился с тем, что не сумею извлечь иной выгоды из моего пребывания в Петербурге, кроме попытки оформить мою отставку, и сразу после этого выправлю заграничный паспорт’, — сообщает он Эрн. Ф. Тютчевой 14/26 августа 1843 г. (Тютчев Ф. И. Собр. соч. в 6 т. М., 2003. Т. 4).

6

Ревель. 3 сентября 43 г.

Я не думал писать к вам из Ревеля. Я прибыл сюда из Фалля, где провел пять дней у графа Бенкендорфа1 вместе с Крюденерами. Это у них я познакомился с графом. И поскольку было условлено, что после отъезда Государя2 они едут в Фалль, он очень любезно и настоятельно пригласил меня составить им компанию. Вследствие этого в прошлую субботу мы взошли на борт ‘Богатыря’ на кроштадтском рейде и в воскресенье в 11 ч<асов> утра прибыли в Фалль. Немного я видал людей, которые мне с первого взгляда казались так симпатичны, как граф Б<енкендорф>, и я чрезвычайно польщен тем приемом, какой он мне оказал, — конечно, благодаря Крюденерше, потому что я был для него всего лишь незнакомцем. И все это в соединении с его добрым нравом произвело то, что сегодня, прощаясь, мы расставались как добрые знакомые. Он любезно проводил меня вместе с Крюденерами до Ревеля, и за те немногие дни, что я у него провел, нет такой любезности и предупредительности, каких бы он мне не оказал.
Но что мне особенно приятно, это прием, какой он оказал моим мыслям относительно известного вам проекта, и готовность отстаивать их перед Государем, ибо на другой день после того, как я их ему изложил, он воспользовался последним своим свиданием с Государем перед его отъездом и довел их до его сведения. Он заверил меня, что мои мысли были восприняты весьма благосклонно и что можно надеяться, что им будет дан ход3. Я просил его дать мне эту зиму на подготовку средств и обещал найти его в следующем году либо здесь, либо в другом месте для принятия решительных соглашений. Впрочем, он здесь не единственный, кто интересуется этим вопросом, и мне кажется, что момент для его постановки выбран подходящий, посмотрим.
Великая княгиня Мария Николаевна также приняла меня очень любезно, хотя ко времени моего появления она жила еще очень уединенно вследствие родов и смерти своего ребенка. Она пожелала сделать исключение для меня и велела Виельгорскому написать мне, что приглашает меня в свой прелестный загородный дворец в Сергиевском4. Это было на другой день после отъезда ее мужа, который, как вы знаете, сопровождает Государя в его поездке в Берлин и оттуда в Мюнхен.
В общем, я провел довольно приятно 3 недели в Петербурге, и без чрезмерных трат, так что к настоящему времени у меня осталось больше половины той суммы, какую мне дал папа перед отъездом. — Что скажет на это Николушка?
Было бы слишком долго перечислять всех знакомых, встреченных мною в Петербурге, как из числа дипломатов, так и из местного общества. Кто был особенно любезен со мною, так это Вяземский, чью жену я полагал застать здесь, в Ревеле5, но, как я известился, она уже уехала.
Что касается до моих дел по службе, положительно то, что я решился не брать отставку, но выправить аттестат6 из министерства, который я и получил на совершенно приличный срок, благодаря посредничеству Мих. Н. Муравьева. Этот срок облегчит мне впоследствии возвращение на службу, а что до моего камергерского звания — единственного, чему я приписываю некоторую важность, я имею все основания надеяться, что вмешательство графа Бенкендорфа позволит мне восстановить его без труда.
Вот, любезные папенька и маменька, чем я занимался в течение 3 недель. И я думаю, что было бы трудно добиться большего за такой короткий промежуток времени.
Завтра я ночую в Гельсингфорсе, оттуда пароход довезет меня через Або в Стокгольм. Я задержусь там на день или два. Затем направлюсь оттуда через Штеттин или Любек в Берлин, где также думаю задержаться. Несмотря на эти остановки, я надеюсь через две недели попасть в Мюнхен. Погода стоит великолепная, море спокойно как озеро и плавание восхитительно.
Можно было бы рассказать вам еще очень о многом, но как это написать? Передайте Николушке, что я непрестанно думаю о нем и с тревогой ожидаю известий о <1>
Простите. Поручаю себя вашей бесконечной нежности, а вас поручаю Богу.

Ф. Т.

РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 72. Л. 52—53об.
Письмо адресовано в Москву. Написано перед возвращением в Мюнхен, где находилась семья поэта.
1 …провел пять дней у графа Бенкендорфа. — Граф Александр Христофорович Бенкендорф (1783-1844), шеф жандармов, начальник III Отделения, владел имением Фалль близ г. Ревеля Эстляндской губернии (см.: Вуич Л. В дивном Фалле под Ревелем // Наше наследие. 2001. No58).
О своем знакомстве с Бенкендорфом и впечатлении от его личности Тютчев писал жене 15/27 сентября 1843 г.: ‘Это поистине одна из самых лучших человеческих натур, какие мне доводилось встречать <...> Бенкендорф, как ты, вероятно, знаешь, один из самых влиятельных людей в Империи, по роду своей деятельности обладающий почти такой же абсолютной властью, как и сам Государь. Это и я знал об нем, и, конечно, не это могло расположить меня в его пользу. Тем более отрадно было убедиться, что он в то же самое время безусловно честен и добр’ (Ф. И. Тютчев. Собр. соч. в 6 т. М., 2003. Т. 4).
2после отъезда Государя… — В августе 1843 г. император Николай I выехал в Берлин, ччтобы отдать визит новому прусскому королю Фридриху Вильгельму IV, бывшему в 1841 и 1842 гг. в России.
3 ‘Проект’, о котором упоминает Тютчев, заключался в том, чтобы стать посредником между русским правительством и германской прессой, в которой по отношению к России господствовало ‘пламенное, слепое, неистовое, враждебное настроение’. Частью этого проекта являлись и собственные публицистические выступления Тютчева в западной печати, которые стали появляться с 1844 г.
4загородный дворец в Сергиевском. — Дача вел. княгини Марии Николаевны по Петергофской дороге неподалеку от Стрельны. Поблизости находилась Троице-Сергиевская приморская пустынь, основанная в 1732 г. архимандритом Варлаамом (Высоцким). Расцвет пустыни начался в 1833 г., когда ее наместником был назначен архимандрит Игнатий Брянчанинов, впоследствии автор ‘Аскетических опытов’, причисленный в 1988 г. к лику святых. Великокняжеский двор часто посещал службы в Троицком соборе пустыни.
5 …Вяземский, чью жену я полагал застать здесь, в Ревеле… — Петр Андреевич Вяземский (1792-1878), поэт, литературный критик, в те годы вице-директор Департамента внешней торговли Министерства финансов, с 1839 г. действительный член Российской Академии наук, старинный знакомый Тютчева. В 1827 г. сочувственно отзывался в печати о стихах Тютчева, при его участии в пушкинском ‘Современнике’ в 1836 и 1837 гг. были опубликованы тютчевские ‘Стихотворения, присланные из Германии’. ‘Самый близкий родственник не мог бы с большим рвением и усердием, нежели он, заботиться о моем благе’, — писал Тютчев родителям 27 октября 1844 г. из Петербурга в Москву (Соч. 1984. С. 99). Сближение Тютчева и Вяземского произошло в 1840-е гг., после окончательного возвращения Тютчева на родину. Тютчев посвятил Вяземскому несколько стихотворений — ‘Когда дряхлеющие силы…’ и др. Вяземский состоял в дружеской переписке с Тютчевым, с его женой Эрнестиной Федоровной и дочерью Анной. Добрые отношения связывали Тютчевых и с женой Вяземского Верой Федоровной, урожденной княжной Гагариной (1790-1886).
6выправить аттестат… — 19 августа 1843 г. Тютчеву был выдан аттестат о прохождении службы.

7

<10/22 марта 1844 г. Мюнхен>

По правде говоря, любезные папенька и маменька, я никак не возьму в толк ни вашего молчания, ни молчания брата. Вот уже два с половиной месяца прошло с тех пор, как я писал к вам в последний раз1. Это было в последние дни прошлого года, и месяц спустя я мог бы вполне получить ваш ответ. Николушкино молчание особенно кажется мне необъяснимым, потому что с тех пор, как я простился с ним в конторе дилижансов в Москве, он ни разу не подал мне признаков жизни. И тем не менее мне кажется, что за это время у него все-таки есть что мне сказать…2
Все это меня очень обижает и огорчает и, кроме того, заставляет беспокоиться о вас. И я ничего с этим не могу поделать. Я не могу довольствоваться тем, что получаю весточку о вашем здоровье раз в полгода, когда я знаю, что вы находитесь в деревне, вдали от всякой помощи. Я отправил свое последнее письмо прямо на Орел. Что касается до этого письма, я из предосторожности отправлю его на имя Дашеньки и попрошу ее передать его вам. Северин, находящийся теперь в Москве, наверное, не преминул навестить ее. Я недавно получил от него письмо из Петербурга. Он, кажется, весьма доволен оказанным ему приемом и извещает меня о своем возвращении в Германию в конце этого месяца. Моя переписка с Петерб<ургом> этой зимой была гораздо оживленнее обыкновенного. Недавно с вестями от Крюденеров я получил письмо от графа Бенкендорфа, который собирается этим летом приехать в Германию на воды, и может даже, что он приедет в Крейц<нах>, пребывание в котором несколько лет назад было очень благотворным для его здоровья. Я буду очень рад его увидать.
В Вене идут большие приготовления к торжествам в честь приезда Государя, его ожидают в мае, после чего он поедет на воды в Теплиц. Здесь ходят слухи о свадьбе великой княжны Ольги Николаевны с эрцгерцогом Стефаном, недавно назначенным правителем Богемии, и миссия графа Орлова в Вене только подкрепляет эти слухи. Было бы желательно, чтобы это произошло. Такой брачный союз обещает большую будущность3.
Зима у нас прошла довольно спокойно, если не считать болезни, особенно скарлатину, унесшую много детей. Я знаю семьи, где она унесла до трех детей за две недели.
Наши, слава Богу, избежали этой участи — и малышки в институте, и двое младших дома4. У меня в руках письмо Анны к вам, которое я должен был отправить более двух месяцев назад. Но я взял на себя смелость не посылать его вовсе, ибо, по правде говоря, оно не стоит почтовых расходов, которые на него уйдут. — Она славная девочка, как и ее сестры, и я очень доволен ими. Но их будущее порой заставляет меня серьезно задумываться.
Здоровье моей жены этой зимой было довольно сносно, если бы не ее ревматизмы. Доктора более чем когда-либо настаивают на том, чтобы этим летом она брала морские ванны. Я тоже со своей стороны призываю ее к этому, чтобы она раз и навсегда избавилась от своих ревматизмов, потому что мы как никогда решительно настроены этой осенью ехать к вам. Наше самое большое желание — провести зиму с вами в Москве. Что касается до Мюнхена, он обоим нам надоел, и моей жене, наверное, еще больше, чем мне.
Здесь в дипломатическом корпусе произошли некоторые перемены. Новые австрийский, английский и вюртембергский посланники. — Молодой князь *Оболенский*, племянник князя Вяземского, причислен к миссии. Это славный молодой человек, горячо рекомендованный мне также Мейендорфом5 в Берлине.
В эту самую минуту я известился, что бедная тетушка Ганштейн6 внезапно слегла и ей очень худо. Бегу узнать, что с ней.
РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Д. 72. Л. 56—57об.
Письмо адресовано в Овстуг.
Тютчев, вернувшись в Мюнхен, приступает к осуществлению своего ‘проекта’. Он встречается с Якобом Фалльмерайером. 29 сентября/11 октября 1843 г. тот записал в дневнике: ‘Вечером у Тютчева чай, продолжительный секретный разговор и формальные предложения защищать пером <русское> дело на Западе, то есть выдвигать правильную постановку восточного вопроса в противовес Западу, как и до сих пор, не насилуя своего убеждения, Бенкендорф решит в следующем году дальнейшее’ (Казанович Е. П. Из мюнхенских встреч Ф. И. Тютчева (1840-е гг.) // Урания. Тютчевский альманах (1803-1928). Л., 1928. С. 152). В марте 1844 г. Тютчев публикует, без подписи, <Письмо редактору Allgemeine Zeitung>, являющееся откликом на напечатанный в этой газете очерк ‘Русская армия на Кавказе’, критикующий порядки в русской армии. Это первое известное печатное публицистическое выступление Тютчева. Вскоре выходит отдельной брошюрой (без указания имени автора) статья Тютчева ‘Письмо к г-ну д-ру Кольбу, редактору ‘Всеобщей газеты’), которая впоследствии перепечатывалась под названием ‘Россия и Германия’, и в которой Тютчев анализирует взаимоотношения России и Германии и призывает Германию к союзу с Россией перед лицом надвигавшейся революционной угрозы, ощущавшейся в Европе 1840-х гг. В письме 7 Тютчев упоминает о своей оживленной переписке с Петербургом и, вероятно, с Бенкендорфом, с которым летом 1844 г. он предполагал увидеться. К сожалению, переписка эта пока не обнаружена.
1два с половиной месяца прошло с тех пор, как я писал к вам в последний раз. — Письмо неизвестно.
2 … у него все-таки есть что мне сказать… — Н. И. Тютчев управлял имением в Овстуге, и Тютчевы ждали присылки из Овстуга денег, но в мае этого года Эрн. Ф. Тютчева разочарованно писала брату Карлу Пфеффелю: ‘Тютчев получил 2 письма из России, не содержащие — ни одно, ни другое — того, о чем вы подумали и что нам так необходимо. Новости от толстого полковника (так Эрн. Ф. Тютчева в письмах к брату называла Н. И. Тютчева. — Л. Г.) не удовлетворительны, он откладывает на полгода присылку нам денег, так как с октября по сей день все доходы поглощает выплата долга за землю’ (Цит. по: Летопись жизни и творчества Ф. И. Тютчева. Мураново, 1999. Кн. 1. С. 271).
3 честь приезда Государя… слухи о свадьбе великой княжны Ольги Николаевны с эрцгерцогом Стефаном… — В мае 1844 г. состоялась поездка императора Николая I в Англию, целью которой было обсуждение с английским двором восточного вопроса и отношения к Турции на случай войны. Проездом император останавливался в Вене, где встречался с австрийским министром Меттернихом. Во главе свиты Государя был граф Алексей Федорович Орлов (1786-1861). Российский двор желал породниться с австрийским двором, и великую княжну Ольгу Николаевну (1822-1892), дочь императора Николая I, прочили в невесты эрцгерцогу Стефану (1817-1867), сыну эрцгерцога Австрийского, палатина Венгерского Иосифа. В своих воспоминаниях ‘Сон юности’ Ольга Николаевна писала о том, что в 1839 г. в Вене ее брат цесаревич Александр Николаевич подружился с эрцгерцогами Австрийскими Альбрехтом, Карлом Фердинандом и особенно со Стефаном. ‘Стефан выделялся своими способностями, что предсказывало ему блестящую будущность. Он любил Венгрию и по-венгерски говорил так же свободно, как по-немецки, и в Будапеште в нем видели наследника его отца’ (Цит. по: Николай I. Муж. Отец. Император. М., 2000. С. 260). В браке русской царевны с австрийским эрцгерцогом, славянином по духу, Тютчев видит большую будущность. Но Вена под благовидным предлогом не допустила этого брака. В 1846 г. вел. княжна Ольга Николаевна вышла замуж за кронпринца Вюртембергского Карла (1823-1891), с 1864 г. короля Вютембергского.
4 малышки в институте и двое младших дома. — Дочери Тютчева от первого брака находились в Мюнхенском институте благородных девиц (название его недавно установлено по архивным источникам мюнхенским исследователем А. Э. Полонским — Max-Iosif-Stift), двое младших — Мария и Дмитрий.
5 Барон Петр Казимирович Мейендорф (1796-1863), русский посланник в Берлине (1839-1850).
6 Ганштейн — тетка первой жены Ф. И. Тютчева, помогавшая ему в воспитании дочерей от первого брака.

8

C. -Петербург. 22 декабря <18>44 г.

Позвольте мне прежде всего, любезнейшие папенька и маменька, от души поблагодарить вас за подарки1. Но я должен вам за них попенять. Для чего эти новые траты? Разве вы уже недостаточно разорились на нас? и не пора ли остановиться?
Я пишу к вам в весьма печальном расположении духа. Здоровье жены доставляет мне одни тревоги. Вот уже две недели как она очень больна, и сегодня, проснувшись, она почувствовала такую страшную головную боль, что даже вскрикнула и пробормотала, что ей плохо. По всей вероятности, это обострение ревматизма, отдающее в голову. Возможно, способствует этому и погода, потому что все время пока стояли сильные морозы она чувствовала себя превосходно и была бодрее чем когда-либо. Самое печальное, что мы оба, и она и я, потеряли веру в действенность лечения <1> До сих пор из всех видов лечения, которые ей назначали, не помогало ни одно, и я даже твердо убежден, что последнее лечение в Виши принесло ей более вреда, нежели пользы. Теперь, чтобы предпринять хоть что-нибудь, она обратилась к врачу-гомеопату Ошу, который славится здесь. Не скажу, что имею твердое представление о пользе гомеопатии, но зато безусловно убежден в бессмысленности обычного лечения. Все это меня огорчает и раздражает, и я раздосадован тем, что приходится начинать новый год в такой недобрый час. А я ведь так надеялся начать его рядом с вами.
Что касается до моего положения в свете, только от меня зависит, находить ли мне его приятным. Оно способствует тому, что мне оказывают такой прием, о каком я и не предполагал. Я видал недавно у вел<икой> княгини Елены Павловны вел<икую> княгиню Марию Николаевну, она так же любезна, как и прежде. Она сказала, что папа и мама желают познакомиться со мной и что она займется устройством этой встречи2. — Разумеется, все это чрезвычайно любезно, но не более того.
Что касается до главного вопроса, мне всегда отвечают, что вице-канцлер весьма расположен ко мне и горит желанием доказать это на деле. Но что надобно предоставить ему полную свободу действий. — Благодаря моей природной жилке и даже чему-то более сильному, чем эта жилка, — ненависти к прекрасным обещаниям, я вполне довольствуюсь этой системой невмешательства. — Я вовсе не спешу покинуть Россию, и если бы только я был в Москве, я бы терпеливо дожидался их исполнения.
Графиня Нес<сельроде> вернулась несколько дней назад, и я должен завтрашний вечер провести вместе с ней у Вяземских. — Говорил ли я вам, что среди моих новых знакомых появился Уваров3, и я имею все основания быть полностью удовлетворенным этим знакомством. — Он тоже горит желанием помочь мне.
Мне бы хотелось очень многим с вами поделиться, но для этого нужно видеться и говорить. — Что поделывает Николушка? Я все жду его. Что касается Дашеньки и ее мужа, передайте им тысячу нежностей от меня. Я не осмеливаюсь говорить им о письме, которое я только что получил и которое отправлено ими прошлым летом. Это только бы усугубило тяжелые воспоминания4.
Простите, любезные папенька и маменька, нет нужды говорить о том, чего я желаю для вас и для себя в новом году. Все пожелания сводятся к одному — дай Бог нам увидеться как можно скорее.

Ф. Т.

РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 72. Л. 67—68об.
Письмо адресовано в Москву. О своих планах на зиму 1844 г. Тютчев писал дочери Анне в июле 1844 г.: ‘Мы совершенно определенно намерены ехать в этом году в Россию, и я бы не колеблясь взял тебя с собой, если бы думал, что мы останемся там навсегда, но ведь более чем вероятно, что этого не случится и что мы вернемся в Германию будущей весною. <...> если случится, что будущей зимой мы решим основаться на несколько лет в России, я не премину послать за вами или же сам приеду взять вас будущей весною’ (Соч. 1984. С. 91—93). В конце сентября ст. стиля 1844 г. Тютчев с женой Эрнестиной Федоровной и младшими детьми Дмитрием и Марией прибыли в Петербург.
Однако смерть Бенкендорфа 11/23 сентября 1844 г. оборвала осуществление тютчевского проекта политической деятельности на Западе. По приезде в Петербург Тютчев хлопочет о возвращении на службу и, обнадеженный заверениями Нессельроде, рассчитывает на удачный исход дела. 7 декабря он писал родителям: ‘…несколько лиц, близких к вице-канцлеру, утверждают, что я буду иметь полное основание остаться довольным и что начнут с того, что вернут мне ключ’ (Соч. 1984. С. 102). В этом ожидании он пишет письмо 8 к родителям.
1 Речь идет о подарках ко дню рождения. 16 ноября/5 декабря 1844 г. Тютчеву исполнился 41 год.
2 …что папа и мама желают познакомиться со мной и что она займется устройством этой встречи. — Имеются в виду император Николай I и императрица Александра Федоровна. Тютчев с женой были представлены императрице 19/31 мая 1845 г. на вечере у вел. княгини Марии Николаевны, о чем Эрнестина Федоровна извещала брата Карла Пфеффеля, добавив: ‘Это большой успех, можете мне поверить’ (Цит. по: Литературное наследство. Т. 97. Кн. 2. С. 213).
3 …среди моих новых знакомых появился Уваров… — Граф Сергей Семенович Уваров (1786-1855), государственный деятель, министр народного просвещения в 1833-1849 гг. С Уваровым Тютчев поддерживал отношения, но особой близости у них не было. После одного разговора с Тютчевым в 1846 г. П. А. Плетнев записал: ‘Долго разговаривали о нашем Министерстве просвещения и университетах, побранили порядочно Уварова’ (Переписка Я. К. Грота с Плетневым. СПб., 1896. Т. 2. С. 677).
4тяжелые воспоминания. — Летом 1844 г. умер сын Д. И. Сушковой Иван (младший), которому было чуть больше года. Дарья Ивановна тяжело переживала эту утрату. 6 июня 1845 г. она писала тетушке Надежде Николаевне Шереметевой: ‘Семейные праздники для нас горько чувствительны с последней невозвратной нашей потери, от которой вряд ли я когда оправлюсь, с людьми буду казаться и кажусь утешенной, но на душе очень, очень тяжело’ (ОР РГБ. Ф. 340. К. 34. Д. 17. Л. 22).

9

С.-Петербург 2 марта <1845>

Я очень огорчен, любезные папенька и маменька, что не могу сообщить вам ничего положительного о моих делах, и в этом отчасти причина того, что я так долго не имел удовольствия писать к вам. Я по-прежнему слышу великолепные обещания и самые лестные заверения, и я на самом деле полагаю, что для меня искренне хотят что-то сделать. Но чего им недостает, так это формы, в какой можно выразить их желание. —
Вел<икая княгиня> сказала, что очень бы желала заняться судьбой одной из девочек и что она попросит Государыню заняться другой, чтобы поместить обеих в один институт. Разумеется, что только при этом условии я могу согласиться на это великодушное предложение. Ибо я твердо решился не разлучать двух младших. Что касается до Анны, она вышла из возраста, когда можно поступить в институт, и ее место на ближайшие три-четыре года только рядом со мной.
Николушка, несмотря на свою неистребимую <1> передаст вам подробности нашей петербургской жизни, которых не выскажешь в письме. Мои отношения с графиней Н<ессельроде> по-прежнему очень теплые. Я ее вижу почти ежедневно — и испытываю к ней настоящую симпатию, и она, по-моему, взаимная. У нее мы в прошлое воскресенье отметили окончание Масленицы. Накануне состоялся большой бал у австрийского посланника. — Это все, что удалось извлечь из Масленицы, испорченной трауром, который, впрочем, был прерван так же внезапно, как и начался, благодаря родам вел<икой> княгини цесаревны1.
Но если петербургское общество весьма любезно, то этого никак нельзя сказать о здешнем климате, и нет дня, когда бы я не вспоминал с благодарностью вас за то, что вы подарили мне шубу. Этот подарок в высочайшей мере соединяет в себе полезность и приятность. — Еще сегодня утром, 2/14 марта, у нас было 23 градуса мороза. Что за весна!
Мне, однако, не терпится дождаться, когда потеплеет, чтобы уже основательно продумать планы поездки к вам2. Мне очень хочется, уверяю вас, быть рядом с вами, — и ни письма, которые я пишу вам время от времени, ни долгое молчание между ними не могут дать вам настоящего представления о моем нетерпении.
На днях у меня был с визитом г-н Похвиснев, и я до сих пор не обнаружил, где он остановился. Среди тех, кого я вижу, никто не мог мне указать — даже Муравьевы3. — А с другой стороны, мне не хотелось прибегнуть к помощи полиции, чтобы облегчить мои поиски.
Тысяча нежностей Дашеньке и ее мужу. Я твердо надеюсь передать через Крюденершу комедию, которую он мне прислал, и в качестве платы за услугу прошу программку первого представления пьесы4.
Простите, милые папенька и маменька. Целую ваши милые ручки и остаюсь навеки

преданный ваш сын Ф. Тютчев

РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 72. Л. 69—70.
Письмо адресовано в Москву. Тютчев в ожидании решения своей судьбы проводит зиму в Петербурге. Брат Эрнестины Федоровны Тютчевой Карл Пфеффель, публицист, камергер Баварского двора, вращающийся в дипломатических кругах, подает ему в письмах к сестре из Мюнхена советы: ‘Северин уверяет меня, что только от самого Тютчева зависит его возвращение к службе, необходимо только просить, просить настойчиво, но притом не слишком громко заявляя о своих претензиях <...> Его дарования гарантируют ему быстрое продвижение, если только не упустит случая их проявить’ (Литературное наследство. Т. 97. Кн. 2. С. 212). Но наступила весна 1845 г., а вопрос о возвращении на службу так и не решен, о чем и сообщает родителям Тютчев в письме 9.
1трауром, который… был прерван… благодаря родам вел<икой> княгини цесаревны. — Траур по случаю кончины 16 января 1845 г. дочери вел. кн. Михаила Павловича (1798-1849) Елизаветы Михайловны (1826-1845), год назад вышедшей замуж за Альфреда Вильгельма герцога Нассауского (1817-1905) и скончавшейся в родах, был прерван по случаю рождения 26 февраля 1845 г. сына императора Александра II вел. кн. Александра Александровича, будущего императора Александра III.
2 …планы поездки к вам. — Тютчев дожидался своего назначения, чтобы затем уехать в Москву к родителям. Поездка состоялась только в конце мая 1845 г.
3 Похвиснев — московский знакомый Тютчевых, Муравьевы — семья кузины Тютчева П. В. Муравьевой.
4надеюсь передать через Крюденершу комедию… прошу программку первого представления пьесы. — Н. В. Сушков неоднократно обращался к Тютчеву с просьбами похлопотать о постановке своих пьес. Так, 6 апреля 1848 г. он просил Тютчева похлопотать о том, чтобы были поставлены 5 драм из запрещенной театральной цензурой к постановке драматической поэмы ‘Москва’ и драмы ‘Бедность и благотворительность’: ‘Теперь надо больше и чаще говорить народу о Руси, о любви к отечеству, о Православии, об истории нашей, о Помазанниках. — Нельзя ли похлопотать, чтоб взяли ко двору ваших племянниц — 6 драм? Гр. С. С. Уваров как патриот и министр мог бы поднести их Государю…’ (ОР РГБ. Ф. 297. К. 4. Ед. хр. 9). О какой комедии идет речь в письме Тютчева, неизвестно.

10

Середа <Между 7 и 15 апреля 1845 г. Петербург>

Не могу выразить, любезнейшие папенька и маменька, как мне досадно и грустно не быть рядом с вами в эти дни. — Впервые за долгие годы я нахожусь в России в этот праздник, который всякий раз заставлял меня остро переживать нашу разлуку, и вот опять, как сказано, я проведу его в одиночестве. — Мне грустно не только из-за невозможности увидеться, но я не могу не испытывать своей вины в этом. Так просто было устроить все по-другому. Чем больше я смотрю, тем больше меня угнетает моя собственная небрежность.
Вы знаете, не так ли, что я вернулся на службу. На днях я принял присягу1. Мне вернут ключ камергера и, наверное, повысят в чине2. Граф Н<ессельроде> исполнен благожелательства. На днях он спрсил меня, что я полагаю делать в ближайшее время. Я ответил, что у меня единственное желание — провести лето вместе с вами. К моему возвращению мне подыщут место, то есть найдут предлог выплачивать мне несколько тысяч рублей. Это очень любезно с его стороны, и я ему весьма за это благодарен. Теперь предстоит окончательно решить вопрос с девочками. Я имею обещание великой к<нягини Марии Николаевны> и надеюсь до моего отъезда получить возможность повидать ее и поговорить об этом.
Вы совершенно правы, когда говорите о своей благодарности к графине Нессельроде за ее расположение ко мне. Невозможно быть внимательнее, чем она. Она была готова еще усерднее помогать мне, если бы не встретила страшное препятствие в лице моей скверной беспечности3.
Мы живем в ожидании весны, которая никак не приходит. Нынешняя пора отвратительная. Настоящее грязное месиво.
Я хочу, чтобы дети в Святое Воскресенье пошли к Причастию в домовую церковь графини Шереметевой. Заботу об этом берет на себя *Палагея В<асильевна>*4.
Что касается до меня, я решил отложить Причастие до Москвы. Я буду говеть летом вместе с вами. Здесь же, при любом устройстве дел, мое существование таково, что я не смогу этого сделать, как хотелось бы.
Вы уже известились, я думаю, о том что *Палагея В<асильевна>* стала *бабушкой.
Прошу поздравить прабабушку. Еще раз, любезнейшие папенька и маменька, поздравляю вас всех от души с наступающим праздником и от души жалею, что мы проведем его розно.
Целую ваши ручки

Ф. Т.*

РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 72. Л. 71—72об.
Письмо адресовано в Москву. Написано, вероятно, на Страстной неделе, перед праздником Пасхи. Датируется по содержанию между 7 и 14 апреля.
В письме сообщается о рождении правнука Н. Н. Шереметевой М. Н. Муравьева (он родился 7 апреля 1845 г.) и говорится, что скоро Тютчеву будет возвращен ключ камергера — решение об этом возвращении состоялось 14 апреля 1845 г.
1 На днях я принял присягу. — 23 марта 1845 г. Тютчев принял присягу, поставил свою подпись под печатным формуляром ‘Клятвенного обещания’ и написал собственноручно подписку о неучастии в масонских ложах и тайных организациях:
‘Я, нижеподписавшийся, сим объявляю, что я ни к какой масонской ложе и ни к какому тайному обществу ни внутри империи, ни вне ее не принадлежу и обязываюсь впредь к оным не принадлежать и никакого сношения с ними не иметь.
23 марта 1845

Коллежский советник Тютчев’

(АВПРИ. Ф. 340. Оп. 876. No 120 (24). Л. 3. Автограф. На л. 4 подпись-автограф под печатным формуляром ‘Клятвенного обещания’. Публикуется впервые).
2 Мне вернут ключ камергера и, наверное, повысят в чине. — Повышения в чине не произошло. С 16 марта 1845 г. Тютчев вновь числится в ведомстве Министерства иностранных дел, 14 апреля того же года ему возвращено звание камергера и с 15 февраля 1846 г. он получает назначение чиновником особых поручений VI класса при государственном канцлере, что соответствовало чину коллежского советника, полученному им в 1839 г. (Формулярный список о службе Ф. И. Тютчева. 1872 г. РГИА. Ф. 776. Оп. 11. Ед. хр. 115. Л. 12об.).
3 В изложении А. О. Смирновой-Россет отношение жены вице-канцлера к Тютчеву не выглядит столь благостным. Она передает слова М. Д. Нессельроде о Тютчеве: ‘Вот и Тютчев — один из тех, кто заставляет меня смеяться. Это правда, что Нессельроде заставил его покинуть дипломатию. Он был первым секретарем в Турине, посланник попросил отпуск на шесть недель, за это время у Тютчева умирает жена. Мсье оставляет архивы у фабриканта сыра и отправляется разъезжать от потрясения, чтобы найти вторую жену. Находит ее в Швейцарии и женится. Не получая известий из Турина, встревоженный Нессельроде велит написать начальнику канцелярии. Тот отвечает, что первый секретарь уехал, не доверив ему архивы. Вы хорошо понимаете, что нет возможности держать в министерстве подобного человека’ (Смирнова-Россет А. О. Дневник. Воспоминания. М., 1989. (Лит. памятники). С. 499). Поскольку в мемуарах Смирновой-Россет часто встречаются неточности, то комментаторы полагают, будто она могла слышать историю о потерянных архивах и шифрах от самого Тютчева и вложить ее в уста Нессельроде. Однако в этой тираде столько нелестной для поэта неправды, что вряд ли стоит ее приписывать самому Тютчеву. Широко распространенная легенда о том, что Тютчев якобы потерял дипломатические шифры ‘в суматохе свадьбы’ полностью опровергнута опубликованной в ‘Летописи жизни и творчества Ф. И. Тютчева’ (М., 1999. С. 224) сопроводительной депешей No 28, составленной Тютчевым между 20-25 июня/2-7 июля 1839 г., в которой сообщается: ‘В соответствии с распоряжением, которое содержится в циркуляре, направленном Вашим Превосходительством Иператорским миссиям за границей 20 <декабря> 1838 г., считаю своим долгом воспользоваться первой возможностью переслать с квартальным курьером в Императорское министерство таблицы шифров — No 153, 154 и 155, ныне отмененные’. И русский посланник вовсе не был в коротком отпуске — Тютчев больше года исполнял обязанности посланника в качестве поверенного в делах, и в то время как место посланника оставалось свободным, он его так и не получил. Именно в это время он регулярно пишет на имя вице-канцлера К. В. Нессельроде депеши по текущим политическим проблемам, которые и сегодня (они опубликованы только частично) могут по праву считаться образцом настоящей политической публицистики и расширяют наше представление о творческом наследии Тютчева. Но дарования Тютчева не были оценены, и признание М. Д. Нессельроде ‘Нессельроде заставил его покинуть дипломатию…’ — сегодня может звучать как обвинение в адрес вице-канцлера. Отношение Марьи Дмитриевны Нессельроде к великим русским поэтам было довольно последовательным. Если с А. С. Пушкиным она была в открытой вражде, ненавидела его за эпиграммы в адрес ее самой и ее отца министра финансов при Александре I Д. А. Гурьева, то к Тютчеву жена вице-канцлера испытывала пренебрежительно-холодное отношение, ее прием, оказываемый ему, — был всего лишь светскою любезностью. А до эпиграммы Тютчева ‘Нет, карлик мой! трус беспримерный!..’ (1850) на ее мужа К. В. Нессельроде, проводившего проавстрийский курс внешней политики, она совсем немного не дожила…
4в домовую церковь графини Шереметевой. Заботу об этом берет на себя Палагея В<асильевна>. — Кузина Тютчева П. В. Муравьева, рожденная Шереметева, приходилась троюродной сестрой хозяйке петербургского родового гнезда графов Шереметевых на набережной Фонтанки, знаменитого Фонтанного дома, Анне Сергеевне Шереметевой. Прихожанами их домовой церкви, где велись строгие службы в сопровождении прекрасного хора, были многие родовитые петербуржцы, корнями связанные с Москвой, о которых любовно писал граф С. Д. Шереметев в своих воспомианиях: ‘Мусины-Пушкины, Шаховские, Оболенские — это старая допожарная Москва, не грибоедовская, а настоящая Москва, перенесенная в Петербург, и в этой среде как-то легче было дышать, чувствовалась сила семейная, стихийная, истинно русская…’ (Мемуары графа С. Д. Шереметева. М., 2001. С. 54). К этому кругу принадлежала и семья графов М. Н. и П. В. Муравьевых, живших неподалеку от Фонтанного дома на Сергиевской улице.
5Палагея В<асильевна> стала бабушкой. Прошу поздравить прабабушку. — 7 апреля 1845 г. у графа Николая Михайловича Муравьева (1820-1869) и его жены Людмилы Михайловны (урожд. Позен, 1822— после 1849) родился сын Михаил, внук Пелагеи Васильевны Муравьевой и правнук Надежды Николаевны Шереметевой.

11

С.-Петербург. Четверг. 30 мая 1846 г.

Адресую это письмо в Овстуг, любезная маменька, в надежде, что оно застанет еще вас там. Сегодня в 4 часа пополудни моя жена благополучно разрешилась мальчиком. Дай Бог, чтобы это известие, милая, добрая маменька, хоть немного утешило вас в вашем горе. — До сих пор все шло самым благополучным образом. Пусть милость Божия не оставит нас до конца. — В этот раз мы оба горячо желали мальчика, и нет нужды объяснять вам почему. Сегодня исполнилось 37 дней с того времени, как тот, кто должен был стать его крестным отцом, покинул нас… Но мы смеем надеяться и верить, что он станет его заступником там, на небесах, как он желал быть им здесь, на земле… А вы, любезная маменька, конечно, не откажетесь стать крестной матерью…
Роды прошли гораздо раньше, чем она предполагала. Сегодня утром она собралась писать Дашеньке, но начались схватки и только в самую последнюю минуту она согласилась послать за акушеркой. И к моему великому удовлетворению, я принял на себя роль помощника акушерки…
Любезная маменька, если это письмо еще застанет вас в Овстуге, то перед самым отъездом. Поверьте, что все это время я разделяю с вами все горе последних минут. Я едва осмеливаюсь писать вам это. Но мысль моя не покидает вас… Для меня будет большим утешением знать, что вы в Москве… А тебя, милая Дашенька, я благодарю от имени жены за твое письмо к ней и за все сообщенные подробности. Я с трудом помешал Нести писать к тебе в те самые минуты, когда ее начали готовить к родам… До сих пор ни в одном из моих писем я не говорил тебе о Полине Тютчевой1, потому что не знал, с вами ли она. Но теперь, после того, что ты мне сообщила, умоляю тебя, любезный друг, скажи ей от меня все то, что подскажет твое сердце. Скажи, что привязанность, какую питал к ней наш отец, она найдет неизменной во всех его детях, и какое бы она ни приняла решение, она найдет и во мне и в брате самое искреннее участие к ее судьбе.
*Мне бы хотелось также, Дашенька, чтобы ты сказала от меня доброму Василию2, что я очень знаю и живо чувствую, чем папенька был для него, и чем он был для папеньки… Я помню очень папенькины слова про него в последние дни нашего свидания в Москве, и хотя до сих пор Василий и я, мы мало друг друга знаем, но он, конечно, не сумневается, что тот, кто, как он, любил покойного отца с сыновнею нежностью, найдет во мне и в брате самую родственную дружбу. *
Прощай, любезный друг. Мой дружеский поклон твоему бесценному мужу.
Целую ручки у маменьки…
РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 72. Л. 79—80об.
Письмо адресовано в Овстуг. Обращено к одной Екатерине Львовне Тютчевой, потому что 23 апреля 1846 г. в Овстуге скончался отец Тютчева Иван Николаевич. Смерть отца потрясла поэта. К тому же обстоятельства сложились так, что он не мог немедленно поехать к матери, потому что Эрнестина Федоровна (Нести, как звали ее близкие), была на последнем месяце беременности, и он бы не успел вернуться к ее родам. Брат Николай находился на лечении за границей и оставался в неведении о смерти отца. Письмо 11 написано в день, когда родился младший сын Тютчева, названный в честь умершего деда Иваном. Иван Федорович Тютчев (1846-1909) — единственный из детей Эрн. Ф. Тютчевой дожил до старости, служил в Москве, при вел. кн. Сергее Александровиче, воспитаннике его тетки, фрейлины Анны Федоровны Тютчевой. В его имении Мураново в специально выстроенном доме жила в старости после смерти Ф. И. Тютчева Эрнестина Федоровна Тютчева, там были собраны семейные реликвии и бесценный тютчевский архивы.
1 Пелагея Николаевна Тютчева (р. 1808), незамужняя племянница И. Н. Тютчева, жила в его доме.
2я очень знаю и живо чувствую, чем папенька был для него, и чем он был для папеньки…Василий Кузьмич Стрелков (1819-1881), воспитанник И. Н. Тютчева, управляющий его брянскими имениями. Его отец, Кузьма Родионович (1775-1829), был дворовым в подмосковной Тютчевых, с. Троицком, затем его перевели в Овстуг, женат он был на крестьянке Настасье Ивановой (1776 — после 1850). Иван Николаевич Тютчев дал Василию некоторое образование, в 1840 г. отпустил на волю, назначил его управляющим своим имением. По семейным слухам, он был внебрачным сыном Ивана Николаевича Тютчева. В письме к сыну Николаю от 19 октября 1841 г. И. Н. Тютчев пишет о выделении земли В. К. Стрелкову и просит сыновей сохранять к нему доброе отношение.

12

<Июнь 1846 г. Петебург>
Маменьке

Если я решил, любезная маменька, не посылать вам письмо Николушки1, то лишь потому, что я предвидел, что оно принесет вам только ненужное беспокойство. Известия о его здоровье, сообщенные мне Штиглицом2, самые обнадеживающие, и я его ожидаю со дня на день к нам. Нет нужды говорить, что я жду только его приезда, чтобы вместе с ним отправиться к вам в Москву. Для меня большое утешение знать, что вы уже там. Длительное пребывание в Овстуге для вас не годится, какой бы тяжелой и болезненной не была минута отъезда.
Прошу вас, поблагодарите Дашеньку за то, что она так любезно и скоро послала нам деньги. Я не премину немедля написать Василию и попрошу его возместить сумму, посланную ею нам, и пошлю ему также расписку за деньги, которые у него прошу. С чрезвычайною неохотою я вынужден истратить гораздо большую, чем предполагалось, сумму, чтобы восстановить мое обмундирование3. Но избежать этого нет возможности. Поскольку праздники продолжались несколько дней, я провел их в загородной усадьбе Вел<икой> княгини Марии Николаевны, у ее управляющего двором графа Виельгорского, любезно приютившего меня4.
Вчера я отвез Анну и м-м Дюгайон5 в Петерб<ург>. Помолвка состоялась вчера, день стоял великолепный. Вот уже несколько дней мы наслаждаемся самой восхитительной погодой на свете.
Вы знаете, что м-м Дюгайон покидает нас, хотя и весьма неохотно. Мы тоже сожалеем о ней, тем более что я по опыту знаю, как трудно найти замену гувернантке, которой все были довольны.
Анна поручает мне нежно поцеловать ваши ручки и поблагодарить вас за те слова, что вы передали ей через меня. Она тоже испытывает великое желание повидать вас. Вы найдете у нее очень ласковый и любящий характер и сердце, уже исполненное преданности к вам. Мне особенно хочется, чтобы она побывала в Москве6.
Здоровье жены, слава Богу, на этот раз поправилось гораздо скорее, чем я предполагал. Во многом это произошло благодаря гомеопатическому лечению, которое, в руках такого толкового доктора, каким является ее доктор, одно лишь ей подходит.
Я известился через кузину Муравьеву о подробностях вашего приезда в Москву и вашего первого свидания с тетушкой Надеждой Ник<олаевной>… При этом я думал о предстоящем нашем с вами свидании…
Ради Бога, любезная маменька, не тревожьтесь чересчур о Николушке. Здоровье его удовлетворительное, а что касается настроения, что же, он несколько утешится, когда окажется рядом с нами.
Кланяюсь Дашеньке и Ник<олаю> Васильевичу.
РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 72. Л. 71—82об.
Письмо адресовано в Москву. Датируется по содержанию. Письмо написано на другой день после помолвки вел. кнж. Ольги Николаевны с принцем Вюртембергским Карлом, состоявшейся 25 июня 1846 г.
1 Не посылать вам письмо Николушки… — В мае 1846 г. Тютчев писал матери: ‘Бедняга еще ничего не знал о нашем несчастье, но из его письма видно, что у него было самое определенное и ясное предчувствие. Я никогда не видывал ничего похожего на это. Не пересылаю вам его письма, ибо оно чересчур расстроило бы вас. Он только и говорит мне, что о своих страхах и опасениях получить плохие известия… ‘ (Соч. 1984. С. 110).
2 Александр Людвигович Штиглиц (1814-1884), петербургский банкир, через него пересылалась переписка с братом.
3 …восстановить мое обмундирование. — В связи с возвращением Тютчева на службу, возникла необходимость заказать ему новое обмундирование. От камергерского мундира еще раньше пришлось отказаться из-за его дороговизны. В апреле 1845 г. Эрн. Ф. Тютчева писала Д. И. Сушковой: ‘Я действительно нахожу все это камергерское оснащение слишком дорогим, а Федор и слышать не хочет о расходе на такой предмет, который доставляет ему столь мало удовольствия’ (Литературное наследство. Т. 97. Кн. 2. С. 213).
4праздники продолжались несколько днейуправляющего двором графа Виельгорского, любезно приютившего меня. — Праздники в честь помолвки вел. кнж. Ольги Николаевны и наследного принца Вюртембергского Карла. Свадьба состоялась 1 июля 1846 г. Граф Матвей Юрьевич Виельгорский (1794-1866), с 1839 г. шталмейстер и управлящий двором вел. кн. Марии Николаевны, с 1856 г. — обер-гофмейстер, состоял при императрицах Александре Федоровне и Марии Александровне. Известен как меценат, талантливый музыкант.
5отвез Анну и м-м Дюгайон в Петербург. — Имеются в виду дочь Анна и гувернантка детей Тютчевых г-жа Дюгайон. Анна с двумя сестрами приехала из Мюнхена в Петебург 16 сентября 1845 г.
6побывала в Москве. —Анна отправилась в Москву в ноябре 1846 г.

13

<Ноябрь 1846 г. Петербург>

Милая маменька, это письмо донесет до вас мои поздравления и пожелания к вашим именинам. На этот раз, по крайней мере, рядом с вами находится моя законная наследница. Я очень счастлив тому, что Анна с вами, и много бы отдал за то, чтобы быть в эти минуты вместе с вами.
Из ее писем я вижу, что вы все наперебой балуете ее, и я этому весьма рад… Ибо когда тебя немного балуют, это ничему не вредит… Я поручаю ей нежно поцеловать ваши руки от нее лично, а также и за меня.
А что поделывает Николушка? Мне бы хотелось думать, что в эту минуту он уже вернулся к вам, потому что не могу вообразить, чтобы он оставался в деревне в такую пору до бесконечности. Это в конце концов начинает беспокоить, и чтобы объяснить самому себе такое самоотвержение, я вынужден предположить, что у него интрижка с Варварой Андреевной1. Но возможно ли, чтобы восторги страсти заставили его забыть, что он обещал нам приехать повидаться в декабре.
У нас здесь царит глубокая зима и не менее глубокий траур2. Однако общество живет своей привычной жизнью. Я много выезжаю в свет3. Собираемся у графини Н<ессельроде>, она в этом году совсем не выезжает и каждый вечер принимает у себя.
Тысяча благодарностей за Анну Дашеньке, обеим тетушкам, кузине З<авалишиной>4, словом, всем тем, кто ласково принял ее.
Что касается до моей милой девочки, передайте ей, чтобы она считала, что получила от меня письмо в ответ на те, что я имею от нее, и отдала должное моим великолепным намерениям. Пусть она продолжает писать мне как можно подробнее обо всем. Это отчасти вознаградит меня за то, что я не нахожусь рядом с вами.
Прощайте, любезная маменька. Я поручаю Богу ваше бесценное здоровье, но прошу и вас также о нем заботиться.

Ф. Т.

РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 72. Л. 87—88об.
Письмо адресовано в Москву.
1 Варвара Андреевна Жабина (?-1860) — старушка, дальняя родственница Тютчевых.
2 7 ноября 1846 г. умерла дочь вел. кн. Михаила Павловича Мария Михайловна (1825-1846).
3 Тютчев много выезжает в свет, бывает у князя П. А. Вяземского, у писателя графа В. А. Соллогуба, который в своих воспоминаниях писал: ‘Он был одним из усерднейших посетителей моих вечеров, он сидел на диване, окруженный очарованными слушателями и слушательницами. Много мне случалось на моем веку разговаривать и слушать знаменитых рассказчиков, но ни один из них не производил на меня такого чарующего впечатления, как Тютчев. Остроумные, нежые, колкие, добрые слова, точно жемчужины, нежно скатывались с его уст…’ (Соллогуб В. А. Воспоминания. М., 1998. С. 171).
4 Тетушки — уже неоднократно упоминаемая Надежда Николаевна Шереметева и Надежда Львовна Завалишина (урожд. Толстая), кузина Завалишина — падчерица Надежды Львовны Екатерина Иринарховна Завалишина (1803-1880).

14

<Апрель 1847 г. Петербург>. Середа на Страстной неделе

Дай Бог, любезная маменька, чтобы это письмо пришло к вам в канун праздника и нашло вас в добром здравии. Для меня настоящее лишение не иметь возможности провести эти дни вместе с вами. Этого не случалось уже так давно… Только в моих детских воспоминаниях я нахожу полное впечатление об этом великом и торжественном празднике… Как бы то ни было — Христос воскресе — и Христос с вами.
Более всего после вашего здоровья меня тревожит ваше расположение духа в эти минуты. Я так ясно ощущаю, какие дорогие и тяжелые воспоминания как никогда оживают в вас в эти дни. — Овстугский священник прошлым летом часто рассказывал мне о том, как папенька присутствовал на пасхальной заутрене, кажется, без вас, любезная маменька, поскольку вам пойти помешало недомогание… Как теперь, должно быть, вы находитесь во власти этих воспоминаний. Пошли вам Господь в награду за ваши молитвы силы и мужество их перенесть…
Мне не терпится скорее увидать и обнять вас.
Что поделывает Николушка? Неужели он окончательно отказался от мысли приехать сюда? Я известился через Конс<тантина> Толб<ухина>, что он продал пресловутое имение его младшему брату1. Поздравляю его с этим. Мне нравится его манера принимать решения. Это облегчает очень многое…
Я не прошу вас писать ко мне, любезная маменька, это слишком для вас утомительно… Но велите Дашеньке сообщить мне как можно подробнее о вас, о вашем здоровье, планах, словом, обо всем, что до вас касается… Я испытываю постоянную потребность быть успокоенным на ваш счет. Боюсь, что вы лишаете себя слишком многого…
Что касается до нас, у меня, конечно, есть известия, которые были бы для вас интересны. Но так трудно говорить, когда ты не рядом… Так что я откладываю подробности до нашей встречи. Толбухин все еще с нами. Он очень привязался к Анне, может быть, и она в конце концов почувствует к нему достаточно привязанности, чтобы решиться выйти за него замуж. Но эта минута еще не подошла2. Другие дети благополучны, и те, что в институте, и те, что дома. Мы наконец-то обрели гувернантку, которая нам очень нравится… Жена предполагает закрыть вас своим собственным ключом3. И потому мне остается только поцеловать ваши дорогие ручки.
РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Д. 72. Л. 89—90.
Письмо адресовано в Москву.
1продал пресловутое имение его младшему брату. — О какой сделке идет речь, не установлено.
2 …решиться выйти за него замуж. Но эта минута еще не подошла. — Двоюродный брат Тютчева, богатый ярославский помещик К. В. Толбухин (1810-1888) в апреле 1847 г. сделал предложение его дочери Анне, но получил отказ. 22 апреля Тютчев сообщил об этом Толбухину, и он в тот же день уехал из Петербурга. А. Ф. Тютчева записала в дневнике 22 апреля / 4 мая 1847 г.: ‘Сегодня вечером папа сказал мне: ‘Итак, ты всегда свободна в своем выборе. Немногие отцы поступили бы так, как я. Это была весьма выгодная партия. Любой другой отец употребил бы свое влияние, чтобы склонить тебя к этому браку. Я же предоставил тебя твоим собственным склонностям. Многие меня осудят, быть может, ты сама скажешь когда-нибудь: мне было восемнадцать лет, папа должен был решить сам и меня принудить’. Нет, дорогой папа, я всегда буду бесконечно тебе благодарна за то, что ты не продал меня за тридцать тысяч ежегодного дохода’ (Литературное наследство. Т. 97. Кн. 2. С. 220).
3своим собственным ключом. — Видимо, была приписка Эрн. Ф. Тютчевой к этому письму, которая не сохранилась.
Публикация, подготовка текста, перевод с французского языка, примечания Л. В. Гладковой
Оригинал здесь
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека