'Этот уголок земли обожаем...', Тютчев Федор Иванович, Год: 1891 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

‘Этот уголок земли обожаем…’

Мураново в письмах Э. Ф. Тютчевой

Перевод с французского Л. В. Гладковой.

Публикация и примечания С. А. Долгополовой и И. А. Королевой

‘Наше Наследие’, No 34,1995

OCR Ловецкая Т. Ю.

15 июля 1873 года в Царском Селе скончался Федор Иванович Тютчев. Во время продолжительной болезни он продиктовал дочери Дарье последнее четверостишие, обращенное к жене Эрнестине Федоровне:

Все отнял у меня казнящий Бог:

Здоровье, силу воли, воздух, сон,

Одну тебя при мне оставил Он,

Чтоб я Ему еще молиться мог.

Ушли в прошлое годы страстей, годы интеллектуального единения и мучительных испытаний, — осталась только ее все превозмогшая любовь.

По словам детей поэта Дарьи и Ивана Тютчевых, ‘Эрнестина Федоровна посвятила остаток своих дней служению памяти покойного мужа’. 24 августа 1873 года, через 40 дней после смерти поэта, его вдова впервые приехала в Мураново. Здесь она попала в гостеприимную семью Путят, на дочери которых, Ольге Николаевне, был женат ее младший сын Иван Федорович Тютчев. С тех пор этот усадебный мир, полный любви и привязанностей, стал для Эрнестины Федоровны дорогим и близким. С 1876 по 1893 год она приезжала сюда ежегодно.

Судьба Муранова складывалась необычно: здесь воедино сплетались родственные, дружеские и литературные нити.

В 1816 году эта небольшая подмосковная усадьба была приобретена Е. П. Энгельгардт, женой отставного генерал-майора Л. Н. Энгельгардта, впоследствии автора записок о временах Екатерины II, Павла I, Александра I.

В 1826 году поэт Евгений Боратынский женился на старшей дочери Энгельгардтов — Анастасии, а в 1837 году ее младшая сестра Софья вышла замуж за литератора Николая Путяту, давнего друга поэта.

В начале 1830-х годов Боратынский создал стихотворение о Муранове, которое звучит как своеобразный гимн этой ‘милой стране’:

Есть милая страна, есть угол на земле,

Куда, где б ни были: средь буйственного стана,

В садах Армидиных, на быстром корабле,

Браздящем весело равнины океана,

Всегда уносимся мы думою своей…

В этом стихотворении отражен пейзаж мурановской усадьбы:

Я помню ясный, чистый пруд,

Под сению берез ветвистых,

Средь мирных вод его три острова цветут,

Светлея нивами меж рощ своих волнистых,

За ним встает гора, пред ним в кустах шумит

И брызжет мельница. Деревня, луг широкой,

А там счастливый дом… туда душа летит…

В августе 1842 года Боратынский писал в Петербург П. А. Плетневу: ‘Обстоятельства удерживают меня теперь в небольшой деревне, где я строю, сажу деревья, сею, не без удовольствия, не без любви к этим мирным занятиям и к прекрасной окружающей меня природе <...> С нынешней осени у меня будет много досуга, и, если Бог даст, я снова примусь за рифмы. У меня много готовых мыслей и форм…’ Осенью Евгений Абрамович закончил строительство усадебного дома, которое он осуществлял по своим архитектурным планам. Через год Боратынский с семьей уехал в путешествие по Европе, во время которого скоропостижно скончался в Италии 29 июня 1844 года. Николай Васильевич Путята, посетивший Мураново с вдовой поэта, писал: ‘Тут все живо напоминает покойного Евгения. Все носит свежие следы его работ, его дум, его предположений на будущее. В каждом углу, кажется, слышим и видим его. Я не мог удалить из памяти его стиха: ‘Тут не хладел бы я и в старости глубокой!’

Николай и Софья Путяты, к которым перешло имение, передали свою любовь к Евгению Абрамовичу Боратынскому и его поэзии молодым обитателям усадьбы. В 1868 году Иван Федорович Тютчев, будучи женихом Ольги Николаевны Путяты, писал ей, как он страстно желает ‘снова возобновить свои поездки в уголок, воспетый Боратынским’.

В 1876 году Иван и Ольга Тютчевы с детьми поселились в Муранове на круглогодичное житье. В 1879 году в северо-восточной части сада, неподалеку от усадебного дома, был построен флигель для Эрнестины Федоровны. Мать и сын в значительной степени способствовали тому, что Мураново стало местом памяти и Федора Ивановича Тютчева. 10 декабря 1873 года Эрнестина Федоровна писала старшей дочери поэта Анне Федоровне Аксаковой: ‘Я всегда старалась сохранить написанное им…’

В 1886 году при содействии А. Н. Майкова она издала том сочинений Тютчева, включавший стихотворения и политические статьи, а в 1900 году, по подготовленным ею материалам, Иван и Дарья Тютчевы выпустили исправленное и дополненное издание сочинений отца. В предисловии к нему, отмечая вклад Эрнестины Федоровны в русскую культуру, издатели писали: ‘Иностранка по происхождению, при вступлении в брак с Федором Ивановичем совершенно чуждая России, Эрнестина Федоровна нарочно изучила русский язык, чтобы приобрести этим путем возможность читать в подлинниках стихотворения своего мужа, поэтический талант которого она любила и оценивала по достоинству. Этому обстоятельству, открывшему Эрнестине Федоровне всю красоту формы и всю глубину содержания стихотворений поэта, русская литература несомненно обязана сохранением большинства его произведений, которые иначе, при полном равнодушии автора к их участи, были бы утрачены навсегда’.

Баронесса Эрнестина Генриетта Каролина Максимилиана Вильгельмина фон Пфеффель родилась 8/20 апреля 1810 года в Дрездене. Она принадлежала к старинному роду, происходившему из Австрии. Одним из ее отдаленных предков был миннезингер XIII века. Из Австрии Пфеффели переселились в Баварию, а оттуда в Эльзас. Там родился дед Эрнестины — Христиан Фридрих Пфеффель, историк и дипломат. Его брату, известному баснописцу Готлибу Конраду Пфеффелю, в эльзасском городе Кольмаре был установлен памятник. В 1789 году во время революции во Франции семья деда эмигрировала в Баварию. Отец Эрнестины — Христиан Губерт Пфеффель — был баварским посланником в Дрездене, Лондоне, Париже. Потеряв мать во младенчестве, Эрнестина провела детство в Мюнхене — у бабушки с материнской стороны — баронессы Теттенборн. Потом девочка жила с отцом во Франкфурте, воспитывалась в пансионах Парижа и Страсбурга. С юных лет она много читала, отдавая предпочтение поэзии, философии и истории.

Двадцати лет Эрнестина вышла замуж за камергера баварского двора барона Иоганна Фридриха фон Дернберга, но вскоре овдовела. Ее муж умер в 1833 году от тифа, эпидемия которого свирепствовала в то время в Мюнхене.

17/29 июля 1839 года в Берне состоялось бракосочетание баронессы Эрнестины Дернберг с Федором Ивановичем Тютчевым, овдовевшим в 1838 году. Эрнестина постаралась заменить мать его осиротевшим дочерям: Анне, Дарье, Екатерине. 1 декабря 1839 года поэт писал из Мюнхена родителям: ‘Меня охраняет преданность существа, лучшего из когда-либо созданных Богом. Это только дань справедливости. Я не буду говорить вам про ее любовь ко мне, даже вы, может статься, нашли бы ее чрезмерной. Но чем я не могу достаточно нахвалиться, это ее нежностью к детям и ее заботой о них, за что не знаю, как и благодарить ее. Утрата, понесенная ими, для них почти возмещена’.

Э. Ф. Тютчева и M. Ф. Тютчева, дочь поэта.

Фото С. Левицкого. Петербург, 1860

В Мюнхене у Эрнестины родилось двое детей: дочь Мария и сын Дмитрий, а после переезда Тютчевых в Петербург в их семье появился младший сын Иван. Эрнестина Федоровна, как ее стали называть по-русски, полюбила и поняла прежде совершенно неизвестную ей страну. Однако ее связь с Германией не прервалась, благодаря регулярной переписке с братом — бароном Карлом фон Пфеффелем (1811—1890). Баварский публицист, умный и блестяще образованный человек, самый близкий друг Эрнестины, он стал также преданным другом и Федора Ивановича Тютчева.

Сохранилось 829 писем Карла к Эрнестине с 1829 по 1890 год и 368 писем сестры к брату с 1844 по 1885 год. Эрнестина Федоровна уничтожила часть переписки за годы, предшествовавшие ее браку с Тютчевым. Брат, от которого у нее никогда не было тайн, знал историю их любви, вспыхнувшей еще при жизни первой жены поэта Элеоноры. Также были уничтожены те письма 1850—1860-х годов, в которых содержались свидетельства о ‘последней любви’ Тютчева к Е. А. Денисьевой.

Письма Эрнестины и Карла полны любви, нежности и взаимного уважения к личности друг друга. Еще в детстве между сестрой и братом возникло чувство особой душевной близости, какое бывает только у рано осиротевших детей. (Их мать умерла через несколько дней после рождения сына, когда дочери минул один год.) В одном из писем 1869 года Эрнестина Федоровна признавалась Карлу: ‘Чтение оставшихся у меня писем, охватывающих 40 лет нашей с вами жизни, <...> еще более усилило, если это только возможно, мою нежную, пылкую любовь к моему брату. Ах, мой добрый друг, вы должны были ощущать меня рядом с собой все это время…’ В их переписке жизнь двух семейств запечатлелась на широком фоне политической и культурной жизни Западной Европы и России. Со временем постоянной в письмах стала тема мурановской жизни.

В 1840—50-х годах барон Карл фон Пфеффель способствовал появлению в западноевропейской печати политических статей Ф. И. Тютчева и фрагментов из писем поэта к нему самому и к Эрнестине Федоровне, в которых обсуждались политические проблемы. 13 августа 1873 года в парижской газете ‘L’Union’ был опубликован написанный им некролог Тютчеву. В начале 1874 года К. Пфеффель предоставил И. С. Аксакову для его биографического труда о поэте свои воспоминания о мюнхенском периоде жизни Тютчева. Для баварского публициста К. Пфеффеля Ф. И. Тютчев всегда оставался одним ‘из лучших, блистательнейших умов России’.

Ф. Лейбах. Портрет К. Пфеффеля. Холст, масло. Бавария. 1860-1870-е годы

Письмо Э. Ф. Тютчевой К. Пфеффелю оm 13/25 июня 1879 года

Самым большим другом Эрнестины Федоровны в семье Тютчевых после смерти ее нежно любимой дочери Марии стала падчерица Дарья. Она родилась в Мюнхене в 1834 году, училась в Мюнхенском Королевском институте, а затем, после переезда в Россию, — в Смольном институте в Петербурге. В 1857 году Дарья записала в своем дневнике воспоминания Эрнестины Федоровны о ее молодости. В этих записках жена поэта предстает натурой ‘поэтической, утонченной, женственной’. В 1858 году Дарья Федоровна была пожалована во фрейлины к императрице Марии Александровне, и с этого времени вся ее дальнейшая жизнь прошла при дворе.

В 1864 году Тютчев, глубоко страдая после смерти Е. А. Денисьевой, писал дочери: ‘Если б что и могло меня подбодрить, создать мне по крайней мере видимость жизни, так это сберечь себя для тебя, посвятить себя тебе, мое бедное, милое дитя, — тебе, столь любящей и столь одинокой, внешне столь мало рассудительной и столь глубоко искренней, — тебе, кому я, быть может, передал по наследству это ужасное свойство, не имеющее названия, нарушающее всякое равновесие в жизни, эту жажду любви, которая у тебя, мое бедное дитя, осталась неутоленной’. В январе 1865 года он послал ей из Ниццы стихотворные строки, столь же пронзительные, как и строки письма:

Когда на то нет Божьего согласья,

Как ни страдай она, любя, —

Душа, увы, не выстрадает счастья,

Но может выстрадать себя…

Сохранилось 494 письма Эрнестины Федоровны к падчерице с 1851 по 1894 год и 375 писем Дарьи Федоровны к ней с 1842 по 1894 год. 8/20 апреля 1894 года в Петербурге Эрнестина Федоровна сделала запись в своем дневнике, оказавшуюся предпоследней: ‘В 84-й раз я встречаю день моего рождения. Провожу его в очень грустном настроении. Добрая, верная Дарья составляет все мое общество’. 17/29 апреля вдова поэта скончалась. Она была погребена рядом с могилой мужа на кладбище Новодевичьего монастыря в Петербурге.

Эрнестина Федоровна завещала своей падчерице обширные выписки из писем мужа. Дарья Федоровна собиралась издать их к 100-летию со дня рождения отца, но не успела. Она умерла именно в этом, юбилейном, 1903 году. Эти выписки из писем были опубликованы Ф. И. Тютчевым, внуком поэта, в нескольких книгах ‘Старины и Новизны’ за 1914—1917 годы.

Публикуемые фрагменты из писем Эрнестины Федоровны к Карлу Пфеффелю и Дарье Тютчевой написаны, в основном, в Муранове и охватывают период с 1876 по 1893 годы.

В это время здесь жили три поколения обитателей усадьбы: Путяты — Николай Васильевич (1802—1877) и Софья Львовна (1811—1884), Тютчевы — Иван Федорович (1846—1909), Ольга Николаевна (1840—1920) — и их дети: Софья (1870—1957), Федор (1873—1931), Николай (1876—1949), Екатерина (1879—1957).

Письма Э. Ф. Тютчевой составляют часть мемориального архива, хранящегося в Музее-усадьбе ‘Мураново’. Все они написаны по-французски. Знаком * отмечены слова, написанные во французском оригинале по-русски. Даты в угловых скобках установлены по содержанию внуками поэта, в основном Н. И. Тютчевым.

Публикация посвящается

светлой памяти

Кирилла Васильевича Пигарева

Мураново в письмах Э. Ф. Тютчевой

Д. Ф. Тютчевой

<1876>. 22 мая. Мураново

Что до жизни в Муранове, она спокойна и приятна, здесь ни в чем не чувствуется усилий, все здесь легко и обильно. Это жизнь русских семей 30-летней и более давности, и признаюсь, что мне она весьма нравится. Иван довольно хорошо выглядит, он счастлив тем, что живет в деревне в окружении близких, занят делом и скрыт от чужих вторжений. Я понимаю, что этот уголок земли обожаем. Здесь прекрасная погода, но установилась она всего пару дней назад. Я надеялась съездить к Троице, но вижу, что придется отложить.

К. Пфеффелю

1876. 9/21 июня. Овстуг

Провела у Ивана в Муранове под Москвой неделю, оттуда уехала в Овстуг. Я нашла, что у моего мальчика довольно хороший вид, а его дом, оживленный двумя прелестными малышами, произвел на меня впечатление чего-то совершенно патриархального… Мы часто говорили о вас и всякий раз повторялось как рефрен: ‘Что бы сказал дядюшка, если бы увидел то или это’. Действительно, мне кажется, вас удивили бы разные детали, отмеченные местным колоритом.

Э. Волков. Э. Ф. Тютчева. Картон, смешанная техника. Петербург, 1888

Д. Ф. Тютчевой

<1876> 20 июля. Артемово*

Я очень благополучно добралась к месту назначения вчера в 2 или 3 часа после полудня. Иван, Ольга и дети уже ждали меня. Они все устроили и обо всем распорядились, так что я позволила себе не думать о материальных трудностях, что всегда бывает весьма приятно. Место, где я нахожусь, хотя и не слишком красиво, все же мне нравится, и я здесь буду вести тихую, уединенную жизнь, какая мне и нужна — уединенная, но не покинутая, благодаря близости к Муранову*, которое находится всего в 20 минутах езды в коляске по дороге через лес. Дом расположен на возвышенности, но оттуда нет обширного вида. Дом этот помещичий, комнаты просторные с высокими потолками: у меня большой салон и большая хорошая спальня, у Марьи* тоже хорошая комната и есть еще большая прихожая. На всем отпечаток старины, и это мне нравится — одним словом, я очень довольна Артемовом*.

4

Д. Ф. Тютчевой

1876. 27 июля. Артемово*

Здесь я ежедневно вижу кого-нибудь из Муранова. Внуки тоже иногда приходят, а третьего дня они у меня обедали. Они очень милы, и мне бы хотелось, чтобы ты их увидела. Я не расскажу тебе о них ничего особенного, так как, во-первых, я не понимаю ни слова из того, что они говорят, или почти ни слова, но я уверена, что Федя не говорит ничего необычного… Что в них мило, так это их внешность и манера поведения. Соня очень хороша, а Федя очень забавен. Они так кротки и послушны, будучи при этом вполне веселы и непринужденны.

К. Пфеффелю

1876. 2/14 августа. Артемово под Москвой

Оно <письмо> нашло меня там, откуда я сейчас пишу: в старом деревенском доме, довольно обветшалом. Он расположен неподалеку от Муранова, имения родителей жены Ивана, где живут Иван с семьей и родители. Узнав, что я не еду к вам в этом году, мои добрые дети пригласили меня пожить до конца лета по соседству с ними, и я на это решилась, несмотря на усталость и на то, что предстоит новая поездка в Москву.

<...> И вот уже две недели я в Артемове, где благодаря заботам моего доброго Ивана, право, совсем неплохо устроилась. Я занимаю половину довольно просторного дома, оставленного его владельцем, который живет за границей, но управляющий сдает, боюсь по собственной инициативе, те несколько комнат, что предложены мне.

<...> Я нахожусь в трех верстах от Муранова, и ежедневно кто-нибудь из многочисленного общества, собравшегося там, совершает этот короткий путь, чтобы повидать меня. Мои внуки тоже иногда проводят у меня часть дня. Должна сказать, они очень милы. Маленькая Софи в возрасте г-на Франсуа. Она высокого роста и очень хорошенькая, похожа на отца, но имеет несравненно более здоровый вид. Маленькому Федору — Феде, как его называют, — три года. Он не так хорош, хотя у него черные глаза, невероятно блестящие и большие, с длинными черными ресницами, но особую прелесть составляют его оригинальность и живость. Уже почти можно говорить о его уме, и Анна так и делает, но она, конечно, очень усложняет те пустяки, которые он произносит. хотя мальчик определенно обещает быть небанальным. Что касается воспитания обоих малышей, можно сказать, оно предоставлено природе, и потому они немного балованы, но несмотря на это я не нахожу их докучливыми, а малышка Софи, по-моему, даже очень послушна.

К. Пфсффелю

1876. 4/16 сентября. Артемово

Я все еще в деревне и из экономии останусь здесь по крайней мере весь сентябрь (ст. стиля), плохая или хорошая будет погода. Я нахожусь в полном одиночестве, но почти не замечаю его, благодаря данной мне Богом способности предаваться разным занятиям. Теперь я читаю переписку Ампера, можно сказать с увлечением. <...> Здоровье Ивана лучше, чем весной. Он очень занят своими обязанностями мирового судьи и сельским хозяйством.

К. Пфеффелю

1876. 11/23 октября. Петербург

<...> 22 сентября я праздновала ваш день рождения не только в мыслях, но и на словах, в тот день я находилась в Муранове у Путят, где много говорилось о вас, и Иван с женой присоединились к моим добрым пожеланиям. Письмо от 26-го нашло меня в Артемове в самый разгар осени. Я не хотела больше писать вам из этого места, где меня вконец одолела скука, я бы не продержалась там так долго, если бы не обещала Ивану провести с ним несколько дней, прежде чем уеду в Петербург, а чтобы выполнить это обещание, надо было дождаться, пока мурановский дом частично освободится от гостей. Итак, только 3/15 октября я рассталась со своим уединенным уголком, ставшим в последнее время менее печальным, благодаря нескольким прекрасным жарким и солнечным дням, давшим вновь возможность совершать прогулки хотя бы в саду, так как дороги все же окончательно испорчены проливными дождями и даже сильным снегопадом 21 сентября/3 октября. В Муранове я приятно провела четыре дня в теплом доме, где, начиная от входной двери и кончая последним уголком, температура была 15 градусов и выше. В этом прибежище Иван с семьей проведут зиму, моя невестка должна родить в следующем месяце. Дети очень милы и прекрасно воспитаны, правда без малейших к тому усилий родителей или лиц, приставленных к ним. Наконец, в четверг 7/19 октября я вырвалась из тенет этой патриархальной жизни и направилась в Москву, где меня встретили с распростертыми объятиями.

А. Ф. Тютчева, в замужестве Аксакова, дочь поэта.

Фото Г. Деньера. Петербург, начало 1860-х годов

К. Пфеффелю

1876. 7/19 ноября. Петербург

<...> семья Тютчевых пополнилась новым членом. Моя невестка родила мальчика, которого назвали Николаем в честь его деда по материнской линии, что будет напоминать, хотя бы на время, двух братьев Тютчевых — Николая и Федора.

Д. Ф. Тютчевой

<1877>. 15 июня. Артемово*

Неделя как приехала в Артемово. В Муранове* все хорошо. Внуки очень милы, а младший Николай Иванович* — лучший из бэби, кроткий, спокойный, довольный и цветущий. Иван, интересующий меня больше, чем молодое поколение, выглядит хорошо <...> У меня есть закрытая и очень комфортабельная коляска… это превосходное средство, чтобы поехать в Хотьково* или Талицу*, или добраться до Муранова.

Д. Ф. Тютчевой

<1877>. 18 июля. Артемово*

Я была уверена, что ты особо вспомнишь обо мне в этот день. Я заказала заупокойную обедню и панихиду* в церкви в нескольких верстах от Муранова* и долго вспоминала о монастыре и о печальной дорогой могиле <...> Теперь, чтобы вернуться к милому уголку земли, где я проживаю, скажу, что погода здесь стоит идеальная и воздух напоен тысячью ароматов, приносимых летним ветерком из глубины леса, тянущегося до горизонта. 15-го после службы я вернулась к себе и провела в одиночестве этот и следующий день, бесконечно перебирая в памяти не только печальные воспоминания о смерти l’Aime, но о всей той части его жизни, которую я знала и в которой принимала участие. Я часто вижу детей и всех обитателей Муранова*, но, поскольку сейчас среди скота надеж, а лошади не являются исключением, Иван ввел карантин для скота, так что теперь я сама в наемной карете езжу в Мураново*, тогда как в прошлом году обитатели Муранова* приезжали в Артемово*. Мне кажется, что новый порядок предпочтительнее, так как я более свободна в своих действиях.

К. Пфеффелю

1877. 25 июня/7 июля. Артемово

Я живу уже почти три недели в том же доме среди лугов с лесами на горизонте, откуда я вам писала прошлым летом. Здоровье мое немного поправляется под влиянием деревенского воздуха, но я все та же старая развалина, которой не угодить <...>. Как говорил мой муж, жизнь — это такая трудность, которая становится все более обременительной. Я вижусь каждый день с Иваном и его семьей, и иногда выезжаю в деревню к Путятам, где собрались все те же, что и прошлым летом. Весь этот кружок (за исключением молодежи — Ивана и его семьи) чрезвычайно постарел и охвачен недомоганиями — кто катаром, кто астмой, кто другими, еще более сильными болезнями. В общем, эти люди стоят одной ногой в могиле, среди них даже я выгляжу сильной, хотя почти им ровесница. Живут здесь очень тихо, впрочем все страстно интересуются войной, следят за ее ходом, желая России успехов, в которых, впрочем, никогда не сомневаются. При этом читаются газеты, обсуждаются депеши из армии.

Обыкновенно главная тема общих разговоров — дети. Все крутится вокруг малышей, у которых поистине счастливое детство.

Д. Ф. Тютчевой

<1878>. 7 июня. Артемово*

…вчера утром прибыла в Москву, а затем в Артемово* в три часа пополудни <...> Дети и их родители ждали меня в Артемове*, как и в предыдущие годы. Я нашла Колю* чрезвычайно похорошевшим и очаровательным, хотя совсем в другом роде, чем Федя*, который по-прежнему драгоценность в высшей степени.

К. Пфеффелю

1878. 24 июля/5 августа. Артемово

Мы через несколько часов ждем в Муранове (местопребывание Ивана) знаменитого изгнанника, который отсюда, вероятно, отправится в Овстуг, т.к. вчера он телеграфировал Ивану, прося пристанища на его земле, не имея больше его на своей. <...> Мои внуки очень милые, хорошенькие, свежие, кроткие и хорошо воспитанные. Я их вижу почти каждый день, хотя нас разделяет темный лес с дорогой, почти всегда отвратительной… Иван благополучен, но нервничает перед предстоящими выборами мировых судей. Он боится, что не будет переизбран, и очень огорчается этим обстоятельством.

Д. Ф. Тютчевой

<1878>. 29 июля. <Артемово>

…я тотчас же хотела ответить, но отложила до получения самых свежих известий от А<ксаковых>, которых я должна была увидеть на следующий день, т.е. вчера. Поскольку это свидание состоялось, я хочу сделать тебе отчет о нем. Прежде всего, я присоединилась к Анне в поезде, направлявшемся в Троицу, и на целую станцию меня опередила Ольга с Соней* и Федей*. В Троице А<ксаков> пришел встретить свою жену, и мы увидели, как он серьезно и достойно переносит — без тени ярости и злобы — свою опалу. День прошел самым приятным образом. Погода стояла прекрасная, не считая довольно докучливого восточного ветра. Мы все были в соборе, где хранятся мощи св. Сергия, и А<ксаковы> заказали молебен перед ракой Святого. Федя* поцеловал мощи с серьезным видом, а Соня со священным трепетом, вызвавшим у нее слезы. <...> После совместного обеда, прошедшего очень весело, мы, обитатели Муранова* и Артемова*, попрощались с блестящими изгнанниками. Что до них, они только в 11 часов вечера смогли продолжить свой путь. Впечатление от этого свидания таково, что нельзя испытывать и переносить лишения с большим стоицизмом, чем эти супруги. Между прочим, никакой бравады, никакого нарочитого равнодушия — но полнейшая свобода разума и смирение, смирение без усилий и горечи.

Д. Ф. Тютчевой

<1878>. 11 декабря. <Петербург>

Что до 100 рублей, это пожертвование* в школу Ивана, и ты меня обяжешь, передав деньги г-же Путяте с просьбой отправить их прямо в Мураново*. Они пойдут на оплату столяру, который изготавливает скамьи для будущей школы.

К. Пфеффелю

1879. 10/22 апреля. <Петербург>

Мой сын, который, слава Богу, самый преданный слуга Его Величества, достойно отпраздновал в своей деревне сохранение жизни Государя. Были отслужены обедня и молебен в маленькой церкви, построенной им самим, после чего он произнес речь, обращенную к крестьянам, в которой призывал их не поддаваться внушениям негодяев, сеющих недовольство в умах и призывающих к бунту против законов страны. Его слова сопровождались бурным ‘ура!’, а вечером, в заключение праздника состоялась небольшая иллюминация: горел вензель Императора в окружении слов: ‘Боже, Царя храни’. Я очень одобряю все это.

Д. Ф. Тютчевой

<1879>. 7 июня. Бабушкино *

Милая Дарья, я не буду сегодня описывать тебе мое новое жилище, я только хочу сказать, что прибыла вчера благополучно в назначенный час. Дом очень милый и даже удобный, расположенный на границе сада в Муранове* и в ста шагах от дома самих хозяев. Добрый Лизи трудился сам, чтобы построить для меня этот дом, и он сделал чудо, закончив в течение одного месяца и шести дней полностью весь дом с печами и всем тем, что составляет комфортабельное и основательное жилище, Как говорят, здесь можно проводить зиму, а всегда хорошо знать, что в случае крайней нужды имеется свой очаг рядом с лучшим из сыновей. Лизи решительно таков, и мое сердце переполняется нежностью к нему. Я нашла, что он довольно хорошо выглядит, а Ольга в известном положении… Дети очень, очень милы и так кротки и доброжелательны! Сейчас занялись шитьем платья, присланного тобой Соне*. Оно должно было быть готово к моему приезду, но запоздали. Вот я и на месте и не представляю, как я смогу уехать в конце августа, чтобы навестить брата.

И.С.Аксаков. Фото Г. Деньера. Петербург, вторая половина 1860-х годов

К. Пфеффелю

1879. 13/25 июня. Подмосковье.

<Мураново>

…уехала в Москву, чтобы оттуда сбежать в деревенский дом, подготовленный мне заботами моего милого сына. Добрый мальчик, убедившись, что лачугу, в которой я жила три лета подряд, не годится больше снимать, придумал ни больше ни меньше, как построить в деревне, где живет он сам, прелестный деревянный дом на кирпичном фундаменте, оборудованный прекрасными печами, украшенный балконами и в самом деле очень комфортабельный. Он его построил меньше, чем за шесть недель почти тайком от меня, и хотя я не сомневалась, что по приезде меня ждет сюрприз, я все же была поражена видом хорошенького, изящного дома на том месте, где когда-то был огород. Я очень удобно расположилась одна в моем доме, с моими людьми и совершенно независима и свободна в моих действиях и во времени. Что меня особенно привлекает, так это прекрасный вид из окон, которым я любуюсь. Окна теперь широко раскрыты, и через них проходят широкие потоки воздуха, наполненные полевыми ароматами, навевающими на меня меланхолию и напоминающими мне летние дни, проводимые когда-то в Овстуге. Я благословляю моего милого Ивана, за то, что он сделал для меня, и в то же время я не совсем довольна, так как во-первых, мне жаль денег, потраченных им на меня, а во-вторых, мне грустно возобновлять новый арендный срок с жизнью, после того, как я не одно лето провела во временном состоянии. <...> мы получаем большое количество газет.

Д. Ф. Тютчевой

<1879>. 14 июня. <Мураново>

Я по-прежнему очарована Бабушкиным*, и привыкаю к нему все больше и больше, что несколько скрашивает мое положение. Более всего остального меня восхищает вид из моих окон — широкий и меланхолический. Через широко распахнутые окна с края горизонта проникают потоки благоуханного воздуха, которым я не могу надышаться. Это несравнимо лучше, чем то, что мы вдыхали через открытые окна на Итальянской. Анна хочет проездом в Варварино остановиться в Муранове, и помимо всего, в Бабушкине*, где действительно есть комната для гостей, но очень маленькая и рядом с комнатой для прислуги <...>. Говорила ли я тебе, что маленькая церковь очаровательна? Я уже два раза ходила туда к обедне. При церкви живет священник, нанятый на средства Ивана. Дети очень милы. Маленький Коля* красивый мальчик, самый крепкий из троих, не похожий ни на отца, ни на мать, живой, веселый, очень предприимчивый и решительный но характеру. Федя* тонкий, легкий, изящный, в этом у него есть сходство с его дедом, но не в чертах лица.

Д. Ф. Тютчевой

1879. 21 августа/2 сентября.

<Мураново>

На следующий день <16> в праздник иконы, которой посвящена церковь, построенная Иваном (Нерукотворенный образ Спасителя)*, состоялась торжественная служба с дьяконом и певчими, приглашенными для этого случая из Москвы. Действительно, говорят, что здешний священник человек образованный и выходящий из ранга обычных сельских священников. Но он, кажется, никогда и не был сельским священником. Он служил священником в семинарии в Троице, и из-за своего слабого здоровья согласился искать место, где он не был бы перегружен работой.

Д. Ф. Тютчевой

1879. 2/14 сентября. <Мураново>

Анна, добрая маленькая Анна, вчера вечером приехала сюда. К счастью, погода несколько дней назад переменилась к лучшему и, похоже, так удержится. <...> Анна чувствует себя лучше. До сих пор она, кажется, довольна Мурановом, вернее, Бабушкином*, не знаю, что останется от этого настроения через несколько дней. Все зависит от ее здоровья. Анна вновь завалила детей все

4

Читайте также: