Письма к А. Н. Островскому, Плещеев Алексей Николаевич, Год: 1878 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 17 минут(ы)

Памятники литературного и общественного быта

Неизданные письма к А. Н. Островскому

М.—Л., ‘ACADEMIA’, 1932

Плещеев, Алексей Николаевич

Если вы свободны в Пятницу (т. е. 24-го) после завтра, то приезжайте вечерком, уважаемый Александр Николаевич, и попросите Горбунова, чтобы приехал. Если же он не захочет или не может, то вы одни, я просил Жемчужникова — скажу Аксакову.— Пишу к вам нарочно заблаговременно, не надеясь на аккуратность городской почты.

Пожалуйста, приезжайте. Вы меня много обяжете.

Весь Ваш
А. Плещеев.

Середа [1861?]

И об чтении для фонда потолкуем.

Почтеннейший Александр Николаевич.

Вы давно уж обещали меня посетить, — не сделаете ли этого — завтра (во Вторник), у меня соберутся несколько человек, между прочим, жду Салтыкова, просил Жемчужникова и Аксакова.— Вы мне сделаете большое удовольствие. Пожалуйста, приезжайте — чай пить, не поздно и не на полчаса, как вы обыкновенно приезжаете.

Весь ваш
А. Плещеев.

[1862?]

[1864]

Милостивый Государь,
Александр Николаевич,

Я только что вернулся из Петербурга, и вопервых, привез вам поклон от вашего брата М. Н., у которого я раз обедал и который ждет вас в скором времени к себе. Во-вторых, мне поручил передать вам Некрасов, что он писал к вам тотчас же по разрешении продолжать Соврем[енник], но ответа от вас не имеет. Во всяком случае он надеется, что вы к 1-му No Соврем. что-нибудь ему доставите (1-й Ном. выйдет непременно 1-го февраля). В. Корш ²⁸³ также убедительно просит вас не забыть своего обещаниями дать ему хоть какую-нибудь сценку к первым номерам и вообще не отказать ему в вашем постоянном сотрудничестве.— Наконец И. Ф. Горбунов — также посылает вам свой поклон.— Ему хочется очень приехать сюда — да не знает как это устроить.

Уважающий вас
А. Плещеев.

1862 г. Ноябрь.

Уважаемый Александр Николаевич.

Мне писал наднях редактор Русской сцены — Михно,— что не зная вашего адреса, он отправил к вам письмо через редакцию Русского Вестника, где оно, как нужно думать,— и пропало. Не понимаю, что ему вздумалось адресовать туда.

Он просит передать вам, что очень желает чтобы ‘вы приняли под свое покровительство — новый журнал’ ²⁸⁴ (его собств. слова), и что почел бы себя совершенно счастливым, если бы вы дали ему какую-нибудь, хоть небольшую вещицу. Экземпляр Русской Сцены на ваше имя он выслал через Черенина.

Если вы свободны завтра (в субботу) вечером, не будете ли так добры заехать ко мне. Я звал Жемчужникова, Ф. Достоевского и других, вы меня крайне этим обяжете.— За вами давно обещание посетить меня.

Преданный вам
А. Плещеев.

Любезнейший Александр Николаевич.

Я получил сей час письмо от Иловайского которое прилагаю здесь. Нельзя ли как-нибудь сегодня его пустить на баллотировку, в числе других. Он хороший человек, и имел бы право быть действительным членом, но так как хочет непременно теперь попасть, то можно бы его пустить. Впрочем, как знаете. Я буду в клубе но несколько позже из концерта, откуда уеду до конца. Если баллотировка будет без меня, то посодействуйте, чтоб не заболлотировали предложенных мною членов. Многие обращаются с вопросом — куда класть — на-лево или на-право, если не знают баллотируемого лица.

Когда вы меня искали нынче, я сидел у нашего начальства, которое захворало, и с которым мне нужно было объясниться кое о чем.

Ваш А. Плещеев.

[1865]

Уважаемый Александр Николаевич.

В Субботу утром в зале Кружка литературно музыкальное утро, в котором вы обещали принять участие. Посылаю вам билет и афишу. Но так как вы не здоровы, то может быть не будете, тогда уведомьте заблаговременно, чтобы могли кого-нибудь пригласить еще — хоть Чаева что ли. Могут, пожалуй, не приехать и другие — надо всегда иметь в запасе.— Очень бы мне хотелось с вами переговорить о делах кружка, обстоятельно и много. Но когда и где, уж не знаю. Служба отнимает у меня утро. Притом еще у детей моих корь.

Тертий Ив. Филиппов пишет ко мне и просит передать Агафье Ивановне свое душевное соболезнование, относительно ее нездоровья, о котором он от кого-то слышал и уверение — в его уважении и преданности. ²⁸⁶

Весь ваш
А. Плещеев.

[1865]

Многоуважаемый Александр Николаевич.

Еще в пятницу было сделано распоряжение, чтобы повестить вас о совещании старшин, которое назначено нынче в 11-ть часов, но вследствии произошедшей путаницы вас не повестили. Ради бога, извините.— Спешу поправить эту ошибку и от имени всех старшин покорнейше прошу вас приехать на это первое совещание старшин в новом составе. ²⁸⁷

Ваш А. Плещеев.
А. Лукин.

[1865] Декабрь.

Уважаемый Александр Николаевич.

Я принял на себя обязанности старшины в клубе единственно по вашему настоянию, так как решительно не чувствую себя способным к исполнению этой должности. Вы писали мне, что в случае моего отказа — войдут люди, которых вы не желали бы видеть в числе старшин. Это и побудило меня согласиться. Но сверх чаяния я должен был принять еще кассу, наблюдение за которой требует много времени.— Бухгалтерии я не знаю, а положиться вовсе на людей, занимающихся в конторе — не считаю возможным.— С будущей недели у меня начинается служба. Дела будет здесь очень много. Придется сидеть все утро за самой кропотливой работой, после обеда захочется отдохнуть, провести вечер с детьми, наконец, и литературные занятия не хотелось бы бросить, да и нельзя, деньги нужны.— Погрузиться совсем в клубную жизнь — как это делают некоторые известные нам обоим лица — я положительно не могу. По временам, я чувствую такую невыразимую тоску — на этих клубных вечерах, такое утомление, и так мне хочется — вообще уединиться на время,— никого не видать и ни с кем не встречаться, что я бежал бы, бог знает, куда.— Я стал ездить туда часто, думая рассеяться, потому что живется мне очень скверно, но теперь я вижу, что этого рода жизнь еще больше наводит на меня хандру.

Все это, голубчик Александр Николаевич, веду я к тому, что мне бы хотелось славно выйти из старшин, но в то же время не хотелось бы сделать вам чего-нибудь неприятного. Прежде чем заявить это другим старшинам, я решился высказать вам откровенно причины, побуждающие меня к тому. Если уж вы никак не хотите чтоб я вышел, то, по крайней мере, пускай у меня примет хоть Рахманов кассу.— Отдежурить раз в шесть дней, еще пожалуй — куда ни шло. Будьте добры — скажите мне, как вы обо всем этом думаете.— Буду ждать вашего ответа. Пожалуйста, не сердитесь на меня.— Я кружку очень сочувствую, но думаю, что далеко не в состоянии принести той пользы, какую приносят другие, и какую сам бы хотел приносить там. ²⁸⁸

Ваш весь

А. Плещеев.
[1866].

Уважаемый Александр Николаевич.

Я к вам с покорнейшей просьбой, не откажите в содействии. Пьеса моя в Москве, ²⁸⁹ как я узнал, совершеннейшим образом провалилась, чего я впрочем и ожидал отчасти. Вся моя надежда была на актеров, которые, случалось, и не такую еще дрянь выручали. Это меня не больно печалит. Но вот что худо. Бурдину пришла блажь давать ее здесь. Он даже просил вас о высылке ее.— Ради господа бога, напишите вы ему, что ее брать не следует и не стоит. Вас он послушает, а я права не имею воспретить, так как пьеса отдана дирекции.— Уж если Московские не вывезли, то петербургские так опозорят, что только держись. Я писал Колосовой, чтоб она уведомила меня имела ли пьеса успех, именно потому, что Бурдин просил у меня ее. Но Колосова не потрудилась ответить, так что я уж вчера из письма жены узнал о торжественном падении сей пьесы. Но жена, разумеется, не в подробности мне описала, так как ее в настоящую минуту не пьеса моя занимает, а мое положение в Петербурге. Это мне урок: не пиши ковровых пьес a la князь Кугушев. Еще Гоголь сказал, что публичная затрещина очень полезна человеку.

Затем до свидания. Вероятно, Вы еще меня здесь застанете. Со мной здесь творятся такие приятные вещи, что уж, право, не хотелось бы к довершению всего еще на сцене-то позориться.

Ваш весь А. Плещеев.

[1866]

Уважаемый Александр Николаевич.

Меня просил Рахманов съездить к вам и переговорить на счет дома. Но мне нынче никак нельзя, и потому я пишу к вам. Он просит, чтобы вы поскорей написали в Петербург, за какую цену можно надеяться нанять этот дом. ²⁹⁰Время уходит, и нам бы нужно чем-нибудь порешить — Баллотировки Любимова вчера не было, Рахманов и прочие старшины положили подождать не будет ли чего от Лузина.— Я тоже согласен, что надо подождать. Пропасть людей в претензии на то, что Лузина оставляют и, пожалуй, Любимов по баллотировке пройдет. Ведь это будет скверно.

Будьте добры, напишите мне два слова, чтоб я мог удостоверить, что сообщил вам то, о чем меня просили.

Ваш А. Плещеев.

[1867]

Москва, 22 Сентября [1867].

Многоуважаемый Александр Николаеви Я не успел вас поблагодарить за письмо, переданное мне Петром Николаевичем. Спешу исполнить это теперь, и вместе с тем, чувствую, в свой черед, нравственное побуждение высказать вам кое-что по поводу известного вам дела. В письме вашем — вы хотя и не прямо выразили, но намекнули довольно ясно, что источником слухов, пущенных о Федотове, является Вильде. ²⁹¹ Кроме того, Петр Николаевич мне передал еще на словах, нечто, служащее к его извинению. Так как я в последнее время состоял с Вильде довольно близко и считал его положительно за честного человека, то я нетерпеливо желал разъяснить все эти обстоятельства и тотчас же отправился к Бегичеву. Результатом моего визита к нему было полнейшее убеждение в том, что Вильде решительно не повинен в тех небылицах, которые взводит на него чета Федотовых, вследствие их разрыва, и что отношения к нему Бегичева вовсе не те, о каких сообщил мне конфиденциально Петр Николаевич также, вероятно, со слов Федотовых.— Я так и думал, тем более что о поступке Федотова я узнал — прежде всего — не от Вильде, а от одного постороннего господина, которому сказал это мировой судья Щепкин. Можно обвинять Вильде, что он слишком круто повернул, не имея прямых доказательств, к этому побуждало tero чувство самосохранения, так как Шумский и Ко начинали, чорт знает, что распускать про него. Но сказать, что он из личных видов взвел на Федотова то, что вы знаете, нет никакого повода. Это с его стороны была бы подлость не менее крупная, чем и та, и я душевно радуюсь, что хоть на этот раз не пришлось разувериться в человеке.— Что же касается до самого Федотова, то правды тут доискаться трудно,— может быть — и да, может быть — и нет. Есть обстоятельства, говорящие pro и есть другие — contra. Но во всяком случае, не мешает избегать с ним особенных интимностей, а дело о нем, предав воле божией, считать поконченным и сдать в архив.

Я счел нужным заявить вам все написанное здесь мною, не дожидаясь вашего возвращения — Вы, как видно, уехали — предубежденные против Вильде — и мне хотелось по возможности скорей разрушить ваше предубеждение, хотя, может быть я и не успел в этом. Все таки, я попрошу вас — в свою очередь — не выводить заключения, выслушав только одну сторону. И если вы поговорите также с Бегичевым, то убедитесь, вероятно, в невинности Вильде, которого и сами вы всегда считали честным. Прошу вас передать Михаилу Николаичу мое искреннее почтение. Будьте здоровы и возвращайтесь к нам поскорей. Еще раз благодарю вас за добрый совет.

Весь ваш
А. П.

Октября 23 [1867] г. Москва.

Многоуважаемый Александр Николаевич. Я к вам с просьбой. Вот в чем дело: Вы может быть знаете уже, что бывший редактор Антракта — Баженов — умер.— Издатель его — Мамонтов — предлагает мне взять редакцию этой газетки, которую он желает не только продолжать, но до некоторой степени изменить и улучшить, не выходя конечно из программы. Я от этого дела не прочь. Театр я всегда любил, это раз, следовательно, работа будет по сердцу. Во вторых, она может мне кое-что дать, а в моем положении рублей 600 или 800 в год лишних — очень кстати.— Время у меня это отнимет не много, и не помешает служебным занятиям. Нынче отправилось в Главное Управ, по делам печати прошение о дозволении мне быть редактором, а также и известному Вам Родиславскому, имеющему на Антракт права, так как издание было разрешено ему вместе с Баженовым.— Но подписывать свое имя под газетой вместе с ним, я по многим — лично меня касающимся — причинам, не желал бы.— Он имел на столько такту и деликатности, что сам отклонил это и предложил мне быть редактором одному — исключительно и безраздельно. Прошение же о редакторстве он подписал на тот случай, что если бы мне не разрешили, то чтобы Антракт не прекратился, он будет подписывать свое имя (хотя Мамонтову, кажется, это очень не по душе), распоряжаться же de facto буду все таки я.— Просьба моя к вам вот в чем. 1) Похлопочите, если это вас не затруднит, чтобы мне разрешили, у вас уж, конечно, есть связи в Глав. Упр. по делам печати.— Копию с формуляра я послал.— Ведь это не политическая газета, неужели: у меня не хватит и на это благонадежности? ²⁹² Гончарову я писал сам. Напишите мне, как вы думаете о деле. Вы знаете, в каких руках театральная критика в Москве. Я не приписываю себе никаких критических способностей, но по крайней мере — буду вести дела честно и постараюсь подобрать сотрудников подаровитее. Если газетка пойдет лучше (теперь у ней 1300 подписчиков), то Мамонтов не прочь положить на нее больше того, что дает теперь. Человек он крайне порядочный. Родиславский же может быть очень полезен в том отношении, что берет на себя всю материальную сторону дела. Хлопоты по типографии и цензуре, корректуры и т. д. Наконец, может, пожалуй, и о балете писать, если пожелает. Мне очень хочется знать ваше мнение, которым я дорожу.

Мое усердное почтение Мих. Ник. Поклонитесь Анненкову и Некрасову. Последнему попеняйте, что находясь в Москве, не только не заехал ко мне, но и не дал знать о себе. Я душевно порадовался услышав, что он издает сборник.— Что Салтыков? Видели ли вы его и куда его наконец — решат? У нас в кружке все распри. Энаров нагрубил А. А. Рахманову. Дело оставлено до вашего прибытия.— Все как-то не клеится. На выборы в лотерейный комитет²⁹³ не могут съехаться 45 человек! Скоро ли вы приедете? Дело о Федотовых — заглохло.— На днях шел Опричник, с успехом. На третье повторенье уж мест нет. Вызовов было, много, преимущественно они достались на долю Вильде. Но Самарин уподоблялся не Грозному, а какому-то благочинному протопопу. До свиданья. Дружески жму вашу руку.

Весь ваш
А. Плещеев.

Отвечайте мне в Палату.

P. S. Я баллотируюсь в мировые Судьи. Если выберут, то, разумеется, все другие занятия по боку.

Октября 23 [1867] г. Москва.

Многоуважаемый Александр Николаевич.

Душевно благодарю вас за все хлопоты по моему делу, ²⁹⁴ хотя признаюсь, я того мнения, что игра свеч не стоит.— Если б я знал, что это так затруднительно, то не стал бы и домогаться редакторства. Если оно и будет разрешено, то мне кажется очень трудно, что-нибудь сделать из Антракта. Правда, что Мамонтов,— человек крайне порядочный и готов на всякие улучшения, но значительном тормозом будет тут В. И. Родиславский. Между его убеждениями и взглядами и моими мало общего, чтобы не сказать просто — ничего. Толковать и спорить с ним по поводу каждой статейки ведь это — воля ваша — страшно наскучит. А он собственник газеты и отстранить его нет возможности. Пожалуй, еще потребует, чтобы я подписывал вместе с ним. А уж этого я ни под каким видом не желаю. Как бы хорошо, если бы вы приехали поскорей. Вы бы может с ним столковались, а я на это решительно не способен. Я очень раздражителен и, пожалуй, в одно прекрасное утро скажу ему, убирайтесь вы с вашим Антрактом куда хотите. Мамонтов тоже мне конфиденциально сказал, что очень бы желал удалить Родиславского на задний план. Согласитесь, что издавать Антракт так, как его вели прежде, невозможно. Покойный Баженов был честная душа, но уж односторонен до невозможности, что касается до Гедеонова, то нельзя ли как-нибудь избегнуть его вмешательства. Я готов буду предложить ему столбцы газеты для проведения всякой полезной и честной мысли, но органом дирекции Антракта не сделаю. Он только и может итти, если будет самостоятелен, хотя я также не нахожу никаких причин и становиться к, ней во враждебные отношения. Грошовые обличения и либерализм a la Будильник тоже мне претят. Нужно вести дело серьезно, честно и независимо, с сознанием, что сцена должна воспитывать массу, а орган ее должен быть проводником здравых понятий об искусстве.

В кружке у нас все война с Энаровым. Мы все наличные старшины решились, не дождавшись вас, предложить его поступки на суд присяжных, и если юн будет признан виновным, исключить его. На будущий год мы все выходим, и он без жребия остается согласно уставу. Тогда ездить в клуб не будет никто. Нет дня, чтобы он не сделал истории. Кончится тем, что ему дадут пощечину, и тогда скажут, что в Артистическом кружке бьют старшин. Первый музыкальный вечер был хорош, но привлек немного народу. Гостей было 57.

Вы, вероятно, знаете уже о бедной А. Н. Колосовой. Если она не умерла уже, то умрет. Это ужасно жаль.— Пьеса Крылова Неземные Создания ²⁹⁰ потерпела небывалое fiasco. Он очень сконфужен. А играли очень хорошо.— В заключение расскажу вам чрезвычайно остроумное изречение Шумского, с которым нередко случается обмолвиться справедливым словом, Федотовы предлагали ему играть Скупого Рыцаря в бенефис свой. Он отказался. ‘Скупого, говорит, я еще в себе могу найти, но уж рыцаря никак не найду!’

До свиданья, Александр Николаевич. Жму вашу руку искренне и дружески. Будьте здоровы. Напишите мне, как вы думаете о том, что я пишу вам.

Ваш А. Плещеев.

Р. S. Михаилу Николаевичу мое усердное почтение. Не рассердился ли он, что я берусь за редакцию Антракта. Скажите, что я контрольного деля не брошу.

Москва. 12 Ноября [1867].

Добрейший Александр Николаевич. Я к вам писал как-то насчет Антракта, но не получил от вас ответа. Теперь сообщаю вам, что Родиславский получил уведомление, частным образом, что мне едва ли будет (разрешена редакция. Вследствие чего является необходимость послать в Главное управ, по делам печати вторичную просьбу такого рода — что мы просим, по крайней мере, разрешить поскорее кому-нибудь одному из нас. Иначе дело затянется слишком в долгий ящик, что и для издания невыгодно. Но прежде чем посылать такое прошение, я решаюсь еще раз написать к вам. Вы мне как-то писали, что, в случае надобности, можете переговорить с Гр. Шуваловым. ²⁹⁶ Если вы находите, что — стоит из-за этого дела хлопотать и тревожить Графа Шув., то сделайте это. Впрочем я предоставляю решительно на ваше усмотрение. Родиславский просит меня убедительно, и даже слово взял с меня, что я буду в его газете сотрудником и даже соредактором по части обозрения драматической сцены, и я не прочь от этого.— Но все это уж, конечно, будет не то, потому что, еслиб я был редактором, то подобрал бы сотрудников по всем отделам,— по музыкальному, например, по библиографии и корреспондентов из Петерб. порядочных бы нашел. А он хочет пригласить корреспондентом из Петерб. Назарова, в чем я не могу ему воспрепятствовать, когда он будет редактором. И вообще, это уж будет продолжение Баженовского Антракта, где опять классицизм будет господствовать.— Издателю ²⁹⁷ тоже очень не хотелось бы, чтобы Родиславский был редактором, потому что имя его не пользуется особенной популярностью, хоть и мое, конечно, не бог знает какое, но все же в Москве и в Петерб. меня знают — несколько больше.

Я счел нужным предупредить вас, а там уж — поступайте, как вы найдете лучшим. Я — по правде сказать — довольно индиферентен на этот счет. Разрешат так разрешат, а не разрешат, так скорбеть не буду очень. Ведь относительно гонорария тут немного выиграем, относительно же полезности — я тоже не обольщаю себя мечтами, потому что не сознаю в себе критической способности, которая бы могла иметь особенное влияние на публику, посещающую театры.— Разумеется, я бы вел дело честно, без кумовства и без пристрастия, и постарался бы придать газете характер более живой и разнообразный, хотя, конечно, не в ущерб серьезности.— Удивляюсь я только одному — газета эта не политическая, идей вредных в ней проводить, кажется, нельзя, почему бы, кажется, не разрешить человеку, который, хотя и был 20 лет тому назад замешан в политическом деле, но теперь и служит давно, и вообще, кажется, живет смирно? — До свиданья, Александр Николаевич. Возвращайтесь скорей. В Артистическом клубе все как-то не клеится.— Ездят мало, и вообще плохо.

Весь ваш
А. Плещеев.

Москва. Ноября 12 [1867].

Многоуважаемый Александр Николаевич. В тот же день, как получено ваше письмо, пришло разрешение мне вместе с Родиславским издавать Антракт.— Не знаю, как это случилось.— Посоветуйте, что же мне теперь сделать. Подписываться с ним, хотя и не лестно, но я бы пошел и на это, чтоб удержать за собой газету, но ведь толковать с Родиславским и советываться относительно каждой статьи, каждой строчки и помещать все, что он захочет туда поместить — этого, воля ваша, нельзя.— Я на таких условиях не только с ним, но ни с кем не пойду в соредакторство.— Я ему заявил, что я отказываюсь от редакторства. Прошение было послано от обоих, для того, чтобы — в случае, еслибы не разрешили одному, то Антракт не остановился. А вышло дело не так.— Буду ждать вашего ответа. Не замедлите.

Ваш
А. Плещеев.

P. S. Родиславский уж пригласил к себе корреспондентом из Петерб. Назарова.

Уважаемый Александр Николаевич.

Вчера я отправил к вам по просьбе Мамонтова телеграмму. Он будет в Петербурге в середу,— но так как я не мог ему положительно сказать, долго ли вы останетесь, то он просил предупредить вас, чтобы вы по крайней мере письмо ему оставили к Гедеонову. Окажите ваше содействие. Было бы хорошо, если бы хоть к пасхе последовало разрешение. Газетка ²⁹⁸ может выйти недурная. Мамонтов человек порядочный и не пустит в свое издание никаких Аксеновых, Ушаковых и т. п. сволочи.— Наконец, вы сами говорили, что и директор театров желал бы, чтобы существовал честный театральный орган. На Антракт подписалось всего 130 человек. С этим далеко не уедут издатели.

Василиса Мелентьева прошла хорошо. ²⁹⁹Публике понравилась очень. Вызывали и хлопали много. 2-й акт особенно нравится всем. Играли весьма старательно, все до мелочей было обставлено крайне тщательно. Никулину вызвали единодушно посреди акта после сцены с Малютой. Федотова тоже сделала все, что могла, и была не дурна, хотя, конечно, порой рутинный тон пробивался и кокетничала она с Грозным точно так же, как с губернаторским чиновником в Мишуре. Самарин и тот был много сноснее, чем в Опричнике. По крайней мере, не фыркал, как кошка, на которую бросается собака. Я обещал написать о пьесе — в Антракт для того, чтобы они не заказали статью какому-нибудь прощалыге. Я уж подслушал в театре кое-какие сужденьица известной клики, готовой все хорошее облаять.

В клубе на новый год произошел небольшой скандал, кончивший[ся] впрочем благополучно, [не разборчиво]. Побранились Вильде с Урусовым. Хотя последний, действительно, выразился резко, ³⁰⁰ но нельзя одобрить и тона Вильде. Он уж очень командовать начал.— Мы с Петром Николаевичем его, кажется, до виртуозности изучим. Всю его тонкость насквозь проникли. Где тонко, там и рвется.

Еще раз, голубчик Александр Николаевич, похлопочите на счет Мамонтова-то.— Михаилу Николаевичу мой искренний поклон. Отдали ли вы ему письмо мое?

Весь Ваш
А. Плещеев.

В Развлечении уж напечатали пасквиль на Родиславского и на всю историю издания Антракта, задели слегка и меня, впрочем, не совсем остроумно, и не обидно.

[Январь, 1868 г.]

Уважаемый Александр Николаевич.

Так как нынче вы хотели приехать для совещания по литературному комитету, то я и назначил также Мамонтову быть здесь. Он и был — от 9 до 11 часов, к сожалению, вы не приехали.— Завтра вечером (в понедельник) Мамонтов будет у меня, если вы свободны, то не посетите ли меня также? Мы бы обсудили вместе программу. Если же вы завтра не можете, то мы уже одни с Мамонтовым изготовим все для отсылки в Главное Управ., так как медлить нельзя и попросим только вас написать предержащим властям, дабы они не противились. Хорошо, если бы вы написали Гедеонову и Похвистневу. Сделайте милость, дайте мне ответ — на счет всего, что я пишу вам.— Полагаю, что разрешение театрального органа, не связанного ничем с Антрактом, может до известной степени быть близко и вам, по крайней мере, вы не раз выражали мне, что желали бы этого.

Ваш Плещеев.

Адрес мой. На Арбате, близь Смоленского рынка, в Ружейном переулке, д. Суханова.

[1867-1868]. ³⁰¹

Уважаемый Александр Николаевич.

Вчера повар напился пьян и оставил клуб без ужина, и кроме того, нагрубил мне и Садовскому. Я полагаю, что нужно выгнать его тотчас же без всякой баллотировки. Такого безобразия терпеть нельзя. Как ваше мнение об этом.

Ваш
А. Плещеев.

Петербург. 15 Октября [1878] г. Поварской переулок, д. No 5, кв. 4.

Многоуважаемый Александр Николаевич.

Извините меня, бога ради, что я беспокою вас. Очень тяжелые обстоятельства вынуждают меня обратиться к вам с покорнейшей просьбой. Вы, конечно, знаете, что мне и всегда живется не легко, так как у меня на руках семья, и кроме литературного труда, нет никаких средств к жизни. Но в нынешнем году вследствие разных случайностей пришлось как-то особенно туго. В первых числах ноября мне предстоит во чтобы то ни стало уплатить один долг, весьма для меня обременительный, ибо если я не уплачу его, то это может повлечь за собой крайне неприятные для меня последствия. Весной я взял ссуду в Обществе Литературного Фонда, куда и уплачиваю ежемесячно половину получаемого мной в газете, где я работаю, жалованья. Долг этот будет покрыт только к январю и, следовательно, взять там теперь я лишен возможности.— А в другом месте взять негде. И вот я решаюсь прибегнуть к вашему посредничеству, не будете ли вы так добры исходатайствовать мне ссуду в 250 рублей (в крайнем случае даже в 200) в Драматическом Обществе, председателем которого вы состоите.— Я желал бы получить ее на полгода с тем, что ежели в течение этого времени она не покроется из моего гонорария, получаемого с провинциальных и Московских театров, то я обязуюсь возвратить ее сам. (Доверенность на удержание гонорария я, конечно, выдам г. секретарю Общества). Кроме того, я готов заплатить и процент, какой Общество сочтет нужным положить.

Вы меня бесконечно обяжете исполнением этой просьбы. Верьте, что без особенной нужды я не решился бы утруждать ни вас, ни общества.— Смею надеяться, что Вы не откажете мне в вашем участии. Во всяком случае, я попросил бы вас известить меня, могу ли я хоть сколько-нибудь рассчитывать на успех моей просьбы, т. е. располагает ли комитет в настоящее время суммами, которые бы позволили ему, в случае согласия его членов, сделать этот расход, ибо в противном случае, я должен буду принять заблаговременно меры к тому, чтобы добыть эти деньги в другом месте, так как, повторяю, они мне необходимы до последней степени.

Прошу вас принять уверение в искреннем уважении.

Преданный Вам
А. Плещеев.

Уважаемый Александр Николаевич.

Позвольте обратиться к Вам с просьбой. Устраивается литературно-музыкальное утро в пользу одной школы. Люди порядочные, не согласитесь ли Вы принять участие.— Вы этим премного обяжете. Зная, что Вы никогда не отказываетесь, я почти уверил их, что с Вашей стороны непременно последует согласие. Выбор дня зависит от Вас. Чтение предполагается утром и будет частным образом, без афиш.

А. Плещеев.³⁰²

ПРИМЕЧАНИЯ

²⁸³ В. Корш был редактором ‘Спб. ведомостей’ (см. его письма к А. Н. Островскому).

²⁸⁴ Журнал Михно ‘Русская сцена’ начал издаваться в 1864 г.

²⁸⁵ Публикуемое письмо относится к 1865 г. (см письмо Иловайского к А. Н. Островскому с просьбой о приеме его в члены Артистического кружка).

²⁸⁶ В конце 1865 г. А. Н. Плещеев был избран старшиной Артистического кружка и хлопотал о проведении в нем литературно-музыкальных вечеров. По письмам Бурдина можно усмотреть, что в середине 1865 г. и в начале 1866 г. жена Островского, Агафья Ивановна, чувствовала какое-то недомогание. Вместе с тем нам известно, что в первой половине января 1866 г. А. Н. Островский читал в Артистическом кружке свою пьесу ‘Пучина’.

²⁸⁷ В декабре 1865 г. в связи с некоторыми внутренними неурядицами были произведены новые выборы старшин Артистического кружка, в число которых попали А. Н. Плещеев и А. Н. Островский (Россиев, Артистический кружок в Москве. ‘Исторический вестник’, No 5, 1912 г.).

²⁸⁸ А. Н. Плещеев был избран старшиной Артистического кружка в декабре 1865 г. Он согласился на эту должность под влиянием Островского, который проводил свой состав старшин.

²⁸⁹ Пьеса А. Н. Плещеева ‘Чужая тайна’ была дана в московском Малом театре в 1866 г. и провалилась. А. Н. Островский писал Ф. Бурдину по просьбе А. Н. Плещеева к советовал ему не давать ее в свой бенефис (‘А. Н. Островский и Ф. А. Бурдин’. Неизданные письма. Госиздат, 1923 г., стр. 56).

²⁹⁰ 6 мая 1867 г. старшина Артистического кружка Рахманов сообщил, что он подыскал для Кружка новое помещение в гостинице Журнало, бывш. Лабади, на Большой Лубянке, 13 мая 1867 г. Кружок уже переехал из дома Пукалова в д. Журнало (см. Россиев, Артистический кружок в Москве. ‘Исторический вестник’, No 5, 1912 г.). Перемена помещения была вызвана материальными невыгодами кружка и невыгодностью условий Пукалова.

²⁰¹ В 1867 г. произошло недоразумение между Вильде и Федотовыми, обвинявшими его в растрате кружковских сумм.

²⁹² А. Н. Плещеев был замешан и судим по делу Петрашевцев в 1849 г. и осужден на смертную казнь, замененную ссылкой рядовым в Оренбургский край.

²⁹³ Летом 1867 г. Артистическому кружку было разрешено разыграть в свою пользу лотерею с выпуском на нее 25000 билетов ценою по одному рублю каждый (Россиев, Артистический кружок в Москве. ‘Исторический вестник’, No 5, 1912 г.).

²⁹⁴ В 1867—68 гг. А. Н. Плещеев начал принимать близкое участие в издании еженедельного журнала ‘Антракт’ В. Родиславского, следовательно, публикуемое письмо можно отнести к 1867 г.

²⁹⁵ Пьеса Крылова ‘Неземное созданье’ шла в первый раз в Малом театре в октябре 1867 г.

²⁹⁹ Гр. П. А. Шувалов был в 1867 г. шефом жандармов и управляющим III отделением собственной его имп. вел. канцелярии.

²⁹⁷ Официальным издателем в 1868 г. был А. Пономарев, но фактическим был Мамонтов.

²⁹⁸ ‘Антракт’.

²⁹⁹ ‘Василиса Мелентьева’, драма в 5 действ. А. Н. Островского и С. А. Гедеонова, дана в первый раз в Московском Малом театре 3 января 1868 г. Никулина исполняла роль царицы Анны, Дмитриевский — Малюты, Федотова — Василисы, Самарин — Ивана Грозного.

³⁰⁰ В конце 1867 г. у Вильде начали происходить недоразумения с постоянными старшинами. В особенности против его ‘самовластия’ ополчился Урусов, выражавший ему в частных беседах даже недоверие (см. Россиев, Артистический кружок в Москве. ‘Исторический вестник’, No 6, 1912 г.).

³⁰¹ А. Н. Плещеев часто встречался с Мамонтовым лишь в 1867—68 гг., следовательно, публикуемое письмо можно отнести к указанному периоду.

³⁰² На обратной стороне письма рукою А. Н. Островского (?) карандашом записано: ‘На Воздвиженке у Арбатских ворот, д. Левшиной. Зала Поли-Клиники в пятницу в 1 ч.’. Состоялось ли чтение, а равно и год, установить не удалось.

Плещеев, Алексей Николаевич

ПРИМЕЧАНИЯ

Читайте также: