Письма Александра Блока Г. Чулкову, Блок Александр Александрович, Год: 1910 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 32 минут(ы)

Александр Блок

Письма Александра Блока Г. Чулкову

**(Примечания Г. Чулкова)**

I

Многоуважаемый Георгий Иванович. Спасибо Вам за извещение о судьбе моих стихов и рецензий. Еще не видал книжки ‘Нового пути’, не знаю, что сделали цензура и Петр Петрович*.

А.Н. Шмидт** приезжала в начале мая и говорила, что Вы около Подсолнечной и, м.б., приедете. Ждал Вас, пожалуйста, если будет по пути, приезжайте, я буду очень рад: сельцо Шахматове*** от станицы 17 верст.

Искренно уважающий Вас Ал. Блок 15 июня 1904. Шахматове, Моск. губ.

______________________

* Журнал ‘Новый путь’ издавался в Петербурге в 1903 и 1904 гг. Первоначально издателем и официальным редактором журнала был Петр Петрович Перцов, который в июле 1904 года вышел из редакции. Его сменил Д.В. Философов. В журнале с самого его основания принимали ближайшее участие Д.С. Мережковский и З.Н. Гиппиус, а с июля месяца 1904 года в состав редакции вошел и я. В июньской книжке ‘Нового пути’ было напечатано 9 стихотворений Блока: ‘Целый год не дрожало окно…’, ‘Погружался я в море клевера…’, ‘У забытых могил пробивалась трава…’, ‘И снова подхожу к окну…’, ‘Ты у камина, склонив седины…’, ‘Потемнели, поблекли залы…’, ‘Я изнуренный и премудрый…’, ‘Мы встречались с тобой на закате…’, ‘Я вырезал посох из дуба…’.
В этой же книжке журнала были напечатаны две рецензии Блока — одна на книгу Бальмонта ‘Горные вершины’, другая — на книгу Вяч. Иванова ‘Прозрачность’. Воспоминания П.П. Перцова о Блоке в его книжке ‘Ранний Блок’, М., 1922.
** А.Н. Шмидт (30 июля 1851 — 7 марта 1905) — визионерка, автор религиозно-философского и мистического трактата, опубликованного спустя одиннадцать лет после ее кончины в книге ‘Из рукописей Анны Николаевны Шмидт’. М., 1916.
В этой же книге напечатаны письма к ней Владимира Соловьева, с которым А.Н. Шмидт считала себя связанной особыми духовными узами. Я встречался с А.Н. Шмидт в 1903 году в Нижнем Новгороде, и тогда же она познакомила меня со своим трактатом ‘Третий завет’ и с дневником, который напечатан был в 1916 году с некоторыми купюрами. В июньской книжке ‘Нового пути’, в отделе ‘Из частной переписки’, была помещена статья А.Н. Шмидт ‘О будущем’. По настоянию Д.С. Мережковского и З.Н. Гиппиус, эта статья была напечатана в сокращенной редакции. В книге она опубликована по рукописи. В журнале статья появилась за подписью: ‘А. Тимшевский’. А.Н. Шмидт после кончины Владимира Соловьева настойчиво искала встречи с лицами, имевшими отношение к покойному философу. А.А. Блок ее интересовал как поэт, чья излюбленная тема ‘Прекрасная Дама’ совпадала отчасти с мотивами поэзии Владимира Соловьева.
*** Шахматово, Клинского уезда Московской губернии — имение Бекетовых, приобретенное дедом поэта в семидесятых годах. Здесь проводил летние месяцы поэт и в детстве, и в юности, и в зрелом возрасте. — Подсолнечная — станция Николаевской ж.д. Ср.: М.А. Бекетова. ‘Александр Блок’. Воспоминания. СПб., 1922. Стр. 37 и В.Н. Княжнин. А.А. Блок. СПб., 1922. Стр. 17.

______________________

II

Многоуважаемый Георгий Иванович. Посылаю Вам рецензии* о Бальмонте и Гофмане. Если найдете их слишком длинными, пришлите мне, пожалуйста, их в наборе, и я сокращу сколько нужно. Если Вас не затруднит, сообщите мне, когда они будут набраны, тогда я зайду и принесу Вам все книги.

Rachilde (Рашильд (фр.)) (перевод которой оказался нестерпимым) я несколько задержу и, если можно, отложу до апрельской книги ‘Вопросов жизни’.

Преданный Вам Александр Блок

P.S. Хотел бы под рецензиями сохранить подпись Волк.

______________________

* Журнал ‘Вопросы жизни’ издавался в 1905 году. Официальным редактором журнала был Н.О. Лосский, издателем — Д.Е. Жуковский. ‘Вопросы жизни’ был тогда единственный толстый петербургский журнал, который оказал широкое гостеприимство символистам, в то время еще не признанным критиками и широкими кругами читателей. На страницах ‘Вопросов жизни’ печатались замечательнейшие произведения эпохи — роман ‘Мелкий бес’ Федора Сологуба, трактат Вячеслава Иванова ‘Религия Диониса’, стихи Александра Блока и др. Рецензии, о которых упоминает в письме Блок, были напечатаны в мартовской книжке ‘Вопросов жизни’ — о книгах Бальмонта — ‘Собрание стихов’ I и II т. Изд. ‘Скорпион’. 1904 — 1905 гг., о книге Виктора Гофмана ‘Книга вступлений’. Лирика 1902 — 1904 гг., о романе Рашильд ‘Подпочвенные воды’ (La dessous (внизу, изнанка (фр.))). Кроме этих рецензий в той же книге журнала были напечатаны рецензии Блока на сборник ‘Знание’ за 1904 год (пятая книга) — о рассказе Леонида Андреева. Эта последняя рецензия появилась за подписью Александр Блок, прочие — Ал. Бл.

III

Многоуважаемый Георгий Иванович. О Вашем переводе Метерлинка*: мне нравится I, IV, X, потом VIII, вообще мне кажется, в переводе много своего, не метерлинковского. Например, в V: у Метерлинка тревожно бежит свет по комнатам и умирает, а Вы размерно рассказываете об этом, и не под первым впечатлением. В IV — опять у Вас своя певучесть, особенно в оканчивающих строку ‘есть’, ‘нет’, их добрая пугливость все-таки не совсем приближает к Метерлинку. М-к торопливо карабкается по лесенке своих размеров, оттого ему скоро удается рассыпаться почти бесследной ракетой. А Вы замедляете его торопливость и стихотворствуете. У М-ка почти нет стихотворчества. От этого разнствует м-вская и Ваша певучесть, по-национальному. Я бы сказал, что стихи М-ка перпендикулярны Вашей передаче, как французский темперамент перпендикулярен русскому. Ярчайший пример не слитости, а прекрасной перпендикулярности — ‘жизнью громко восхищались’ — ‘ont salue la vie’ (‘Приветствовали жизнь’ (фр.)). У Вас — объятие ‘клейким листочкам’, у М-ка — испаряющийся поклон. Мне кажется, М-к по-русски должен непременно отяжелеть. По-моему, совсем не звучат след. строки: ‘Она имела три короны золотые, — кому она их отдала’ (VII), ‘Пришли нам вести принести’ (V), ‘Удалиться не решились’ (VIII), ‘Вы должны теперь идти’ (IX). Часто нарушают песни слова ‘те’ и ‘там’ — дополнительные грузы, не сливающиеся с существом стиха. Кроме того, мне кажется, в припевах Метерлинк нашел узелки, в которых стягивается мелодия. У Вас припевы стремятся иногда стать стихом и, вследствие грузности, теряют свое внутреннее место (например, ‘Мне страшно, о дитя’). Больше всего (из припевов) мне нравится — ‘Золотые прочь повязки’, ‘крепче узел затяните’. Еще, по-моему, нельзя: 1) три светлых ангела молилось, 2) корабль собрался уезжать (смесь мокрого и сухого).

Извините и не сердитесь, что пишу больше, чем Вы просили. Посылаю Вам брюсовского Верхарна, корректуру Вашу и мою и рец. о Рашильде. Книги принесу сам. Жму руку.

Искренно Ваш А. Блок 15 марта 1905. СПб.

______________________

* Песни Метерлинка в моем переводе появились впервые в журнале ‘Новый путь’ (1904 г., июль). Здесь было напечатано пятнадцать пьес. В апреле 1905 года двенадцать из этих песен в несколько измененной редакции были напечатаны в отдельном издании с рисунками Шарля Дудлэ. Об этом издании были рецензии в журнале ‘Весы’. В VII кн. за 1905 г. обстоятельный отзыв дал В.Я. Брюсов, более благоприятный и сочувственный отзыв Вячеслава Иванова появился в той же VII книге того же журнала за тот же год. А.А. Блок в своем письме имеет в виду именно это издание. В 1910 году снова были напечатаны ‘Двенадцать песен’ в собр. моих сочинений (IV т., изд. ‘Шиповник’).

IV

Дорогой Георгий Иванович. Можно мне написать литературную заметку об изданиях ‘Содружества’, если она еще не написана Вами? При этом мне хотелось бы упомянуть только вскользь Маковского* (не хочется начинать с брани) и остановиться особенно на Л. Семенове** и Дымове*** (то и другое Семенов прислал мне). О Габриловиче****, может быть, лучше написать совсем отдельно и в заметке совсем не упоминать о нем. Впрочем, может быть, Вы найдете более удобным написать отдельные рецензии обо всех. Если можно, сообщите мне об этом.

Когда выходит апрельская книжка В.Ж.? Е.П. Иванов***** написал мне о возмутительных событиях в редакции******, беспокоюсь о Вас.

Пока еще мало писал — только заметку******* о переводе Апулея и Овидия (вместе). Брожу, роюсь в земле и чиню заборы. А больше все-таки брожу. У нас тишина и мир пока, а губерния, говорят, в усиленной охране, но этого нет… По крайней мере, все удивительно свежее и душистое. Ужасно далеки от всех событий, и трудно представить себе что-нибудь, кроме зеленого и синего.

Читали ли Вы Дымова? Мне нравится многое, особенно — ‘Весна’. Но иногда, вместо того, чтобы проникать в свое, он скользит по поверхности чужих слов, и тогда приходится пропускать страницы.

Мы с Любой******** очень кланяемся Надежде Григорьевне*********. Жму руку.

Любящий Вас Ал. Блок Н.ж.д. Ст. Подсолнечное, с. Шахматове. 19/V1905

______________________

* С.К. Маковский, поэт и теоретик искусства, был главным руководителем изд-ства ‘Содружество’. Впоследствии он редактировал журнал ‘Аполлон’.
** Леонид Семенов — поэт. О его ‘Собрании стихотворений’ (СПб. 1905) рецензия Блока была помещена в августовской книжке ‘Вопросов жизни’. В декабре 1917 г. Л.Д. Семенов по какому-то недоразумению был убит крестьянами.

*** Осип Дымов — автор многочисленных рассказов и драматических произведений, опубликовавший тогда первую свою книгу ‘Солнцеворот’ в изд. ‘Содружество’. Об этой книге моя рецензия в ‘Вопросах жизни’ (1905 г., июнь, N 6).

**** Леон. Евг. Габрилович (Галич), прив.-доц. философии СПб. университета, физик и публицист, род. 14 сентября 1878. Блок имеет в виду брошюру ‘Новейшие русские метафизики’ (‘Идеализм П. Струве’).

***** Евг. Павл. Иванов — один из близких Блоку людей. Евг. Павл. Иванов помещал иногда небольшие заметки и статьи в ‘Новом пути’, ‘Вопросах жизни’, ‘Мире искусства’. Ему принадлежит любопытная статья ‘Всадник’, напечатанная в петербургском альманахе ‘Белые ночи’ в 1907 году.

****** ‘Возмутительные события в редакции’, о которых в своем письме упоминает Блок, — полицейский налет, сделанный во время заседания сотрудников и гостей журнала ‘Вопросы жизни’.

******* Заметки Блока о переводе В.А.Е. ‘Амур и Психея’ Апулея и о переводе А.И. Манна ‘Наука любви’ Овидия были напечатаны в ‘Вопросах жизни’ (1905, июнь, N 6).

******** ‘Люба’ — Любовь Дмитриевна Блок — жена поэта, дочь Д.И. Менделеева.

********* ‘Надежда Григорьевна’ — Н.Г. Чулкова, моя жена. Она имела некоторое отношение к литературе, напечатав ряд переводов А. Франса, Верхарна, Вилье де Лиль-Адана и др. (Почти все переводы опубликованы под псевдонимом Н.Г. Петровой, Н.Г. Степановой и др.)

V

Дорогой Георгий Иванович. Посылаю Вам ‘Литургию красоты’*. Видел в ‘Нов. врем.’, что вышли книги Котляревского о Лермонтове (2-е издание) и Зелинского (II том ‘Из жизни идей’). Если можно, пришлите мне их для рецензии, хотя боюсь, что кто-нибудь уже пишет о них. Л. Семенова я не буду называть гением, но его стихи мне нравятся, как и Вам. Посылаю Вам еще рецензии о Бальмонте, Апулее и Овидии.

Любящий Вас Ал. Блок

Некоторую чуждость стихов Семенова понимаю. Хочу долго спорить с Вами о статье Вашей (‘Поэзия Вл. Соловьева’**), имею возразить что-то по существу, но что, пока еще не выяснилось для меня окончательно. Но уже все есть — ноги, руки, туловище, остается одному лицу вспыхнуть.

______________________

* Рецензия Блока на книгу Бальмонта ‘Литургия красоты’ появилась в июльской книжке ‘Вопросов жизни’.

** Статья ‘Поэзия Владимира Соловьева’ была напечатана в апреле — мае 1905 года в журнале ‘Вопросы жизни’. Этой статье посвящено письмо Блока от 23 июня 1905 года. Письмо СМ. Соловьева было помещено в отделе ‘Частной переписки’ в августе 1905 г. в журнале ‘Вопросы жизни’. Этой же статье посвящена статья С.Н. Булгакова в том же журнале (В.ж. 1905, июнь, N 6) — ‘Без плана’: ‘Несколько замечаний по поводу статьи Георгия Чулкова о поэзии Вл. Соловьева. — Совместимо ли христианство с любовью к жизни? — Связь аскетизма и трагизма. Позитивная и трагическая теория прогресса’ и т.д.

VI

Дорогой Георгий Иванович. Большое спасибо за оттиски и книгу Котляревского*. Мне хотелось воспользоваться Вашим предложением и возразить на Вашу статью о Соловьеве в ‘частной переписке’. Но у меня не оказалось под рукой не только прозы, но и стихов Соловьева. Вероятно, возражение пришлет Вам С. Соловьев**. Просматривая булгаковское возражение***, мне не захотелось и читать его, что-то совсем, совсем не о том…

Я хотел спорить с Вами о тех пунктах Вашей статьи, где говорится о трагическом разладе, аскетическом мировоззрении и черной победе смерти. В противовес этому, я думаю поставить: 1) совершенную отдельность и таинственность, которой повиты последние три года жизни Соловьева, 2) лицо живого Соловьева и 3) знание о какой-то страшной для всех тишине, знание в форме скорее чутья, инстинкта или нюха (все эти три пункта, конечно, нераздельны).

К последним трем годам относится и наибольшая интенсивность С-ва как поэта, и апофеоз того смеха (дарящего, а не разлагающего), который он точно от всех Соловьевых по преимуществу вобрал в себя, воплотил, ‘заключил’ — сделал законченным это захлебывание собственным хохотом до икоты, этот смех — один из необходимейших элементов ‘соловьевства’****, в частности Вл. Соловьева, и этот смех делает Соловьева совершенно неуязвимым от тех нападок Розанова, которые звучат похоронно — ‘хорошо бы-де Соловьеву иметь ребенка’, ‘Соловьев-де вялый, пасмурный, нежизненный’, словом — Соловьев ‘во сне мочалку жует’ (конечно, это я формулирую Розанова).

Последние годы Соловьев в моем предположении и впечатлении начинал прекрасно двоиться, но совершенно не было запаха ‘трагического разлада’ и ‘черной смерти’. Скорее, по-моему, это пахло деятельным весельем наконец освобождающегося духа, потому что цитированное Вами о ‘днях печали’, ‘гробнице бесплодной любви’ и подобное в стих. Соловьева насквозь перегорало в Купине Несказанности, о которой теперь часто (или всегда) говорит А. Белый. Соловьев постиг тогда, в период своих главных познаний и главных несказанных веселий, ту тайну и г р ы с тоскою смертной, которую, мне сейчас кажется, тщетно взваливает на свои плечики Мережковский… Он так хохотал, играючи, что могло (и может) казаться, что львенок рычит или филин рыдает (о филине как-то выкрикнул Соловьев в большом обществе, помните, это у глупейшего Велички). А ведь филин вовсе и вовсе не тоскует, когда кричит, я думаю — ему весело.

Знание наполнило Соловьева неизъяснимой сладостью и весельем (ведь его стихи имели роковое значение, говорите Вы), и этот Рок исполнил его всего Несказанным, и не от убыли, а от прибыли пролилась его богатейшая чаша, когда он умирал (и на меня упала капелька в том числе). Помню я это лицо, виденное однажды в жизни на панихиде у родственницы. Длинное тело у притолки, так что целое мгновение я употребил на поднимание глаз, пока не стукнулся глазами о его глаза. Вероятно, на лице моем выразилась душа, потому что Соловьев тоже взглянул долгим сине-серым взором. Никогда не забуду — тогда и воздух был такой. Потом за катафалком я шел позади Соловьева и видел старенький желтый мех на несуразной шубе и стальную гриву. Перелетал легкий снежок (это было в феврале 1900 г., в июле он умер), а он шел без шапки, и один господин рядом со мной сказал: ‘Экая орясина!’ Я чуть не убил его. Соловьев исчез, как появился, незаметно, на вокзале, куда привезли гроб, его уже не было*****.

Мне хочется написать Вам именно так, без теорий, а облик во мне живущий, и просить Вас не показывать письма. Конечно, это не возражение, но это самое спорит во мне с Вами, тем более что я знаю угол, под которым стихи Соловьева (даже без исключений) представляются обмокнутыми в чернила (смерть, смерть, и смерть…). Но сквозь все это проросла лилейная по сладости, дубовая по устройству жизненная сила, сочность Соловьева, которой Розанов при жизни его не сломил, а после смерти — подпачкал. Эту силу принесло Соловьеву то Начало, которым я дерзнул восхититься, — Вечно Женственное, но говорить о Нем — значит, потерять Его: София, Мария, влюбленность — всё догматы, всё невидимые рясы, грязные и заплеванные, поповские сапоги и водка.

От Соловьева поднимался такой вихрь, что я не хочу согласиться с его пониманием в смысле черного разлада, аскетизма и смерти. Аскетизма ведь не было и фактически, и не им вызывался тот хаос, о котором Вы говорите, и сквозь который вечно процветал подлинный, живой стебель. Вступление к стихам — загадка, многое мне здесь разрешается, когда вспоминаю о хохоте Соловьева. Вступление искренно несомненно, но и хохот искренен. И когда хохот заглушён, губы серьезно сдвинуты, а борода разложена по сюртуку, как на фотографии Здобнова, еще неизвестно, что услышим, что откроется… Еще многому надлежит явиться, о чем провещал маститый философ, заглушив в себе смех и на миг отвернувшись от игр ребенка. Еще в Соловьеве, и именно в нем, может открыться и Земля, и Орфей, и пляски, и песни… а не в Розанове, который тогда был именно противовесом Соловьева, не ведая лика Орфеева. Он Орфея не знает и поныне, ив этом пункте огромный, пышный Розанов весь в тени одного соловьевского сюртука.

Дорогой Георгий Иванович. Мы с Любой ужасно жалеем, что не можем пригласить Надежду Григорьевну и Вас к нам. Дело в том, что мы живем не одни, а с родственниками, часть которых, как мы убедились по приезду А. Белого и С. Соловьева, страшно тяготится близкими нам разговорами и страдает от них чуть ли не физически. Я думаю, что это скоро прекратится, т.е. мы будем жить в более согласном обществе, и, может быть, на будущее лето Вы с Надеждой Григорьевной посетите нас. Теперь как-то совсем нельзя говорить, и отношения между партиями обострены, так что люди как-то оскалились до степени понятий: здесь — ‘мистики’, а там — ‘позитивисты’. Но рознь глубже понятий. Кланяемся Вам и Надежде Григорьевне. Жму Вашу руку.

Любящий Вас Ал. Блок 23 июня 1905 г. Никол, ж. д. Ст. Подсолнечная, с. Шахматове

Прилагаю еще три рецензии

______________________

* Книга Н.А. Котляревского ‘Лермонтов’.

** Возражения СМ. Соловьева в ‘Вопросах жизни’ 1905. VIII.

*** О возражении С.Н. Булгакова см. примечание к V письму. Своеобразная оценка Блоком статьи С.Н. Булгакова — ‘что-то совсем, совсем не о том…’ — объясняется романтическим высокомерием, которое было свойственно поэтам той эпохи. На самом деле, несмотря на отсутствие в этой статье символизма, в ней все-таки ставится и отчасти разрешается существенный вопрос об аскетизме и трагедии с христианской точки зрения. Блок понимал только один язык — язык символизма. А если он иногда высказывал суждения о произведениях, написанных на ином ‘языке’, это его понимание всегда надо принимать весьма условно. Автор статьи ‘Поэзия Владимира Соловьева’ в настоящее время не согласен с тогдашними своими заявлениями. А тогда он писал: ‘Соловьев последователен, когда говорит с обычной для него определенностью:

Всю жизнь, с которою так тягостно считаться,

Какой-то сказкою считаю я теперь…

Здесь необходимо отметить, что взгляд Соловьева на жизнь как на ‘сказку’ коренным образом отличается от того понимания мира, которое хотя и характеризуется чувством трагического надлома этой жизни, однако вовсе не исключает святости жизненной основы. Для такого миросозерцания жизнь раскрывается в своей глубине не только как процесс трагического освобождения, сопряженного с мировым и индивидуальным страданием, но и как процесс непрерывного тайнодействия, непрерывного счастливого общения с истинно-реальною первоосновою. Если Соловьев-философ не отвергает всего мира, то Соловьев-поэт не может скрыть своего презрения к этому миру, к этой жизни, с которою так тягостно считаться. Для нас драгоценна эта откровенность поэта. Она дает нам возможность заметить то, что ускользает от нас в его метафизических построениях. Я говорю о непримиримости психологии исторического христианства с любовью к жизни’.

И далее: ‘Поэзия смерти празднует свою черную победу в стихах Соловьева. Мы не хотим отрицать, что в трагическом миросозерцании монаха-поэта есть истинное величие. Мы желали только отметить, что душевное настроение, которое преобладало у Соловьева, несовместимо с любовью и творчеством здесь, на земле. Между спящей ледяной вершиной и цветущей долиной разверзается пропасть. Перебросить через эту пропасть мост не умел Соловьев, как не сумело это сделать все историческое христианство. Всю свою жизнь, во всех философских и богословских трудах, Соловьев стремился именно к совмещению мира и Христа, к примирению религии Христа с религией Земли, — и если ему удавалось иногда внешним образом примирить эти начала, в минуты поэтического творчества он не мог быть неоткровенным, и тотчас же наступал разлад, и хаос праздновал свою страшную победу’. ‘Вопросы жизни’. 1905. V Стр. 111 — 113. Эта статья вошла в брошюру ‘О мистическом анархизме’ с заглавием ‘О софианстве’ и впоследствии напечатана в собр. соч. Георгия Чулкова, изд. ‘Шиповник’, V т., стр. 111 — 117. Цитированные места и дали повод Блоку написать: ‘Я хотел спорить с Вами о тех пунктах Вашей статьи, где говорится о трагическом разладе, аскетическом мировоззрении и черной победе смерти…’

**** О странном смехе Соловьева см. статью Блока ‘Рыцарь-монах’ в сборн. ‘О Влад. Соловьеве’, изд. ‘Путь’. М., 1911. Стр. 99: ‘Он научился забывать время, он только усмирял его, набрасывая на косматую шерсть чудовища легкую серебристую фату смеха, вот почему этот смех был иногда и страшен и странен’.
О смехе Соловьева есть и в воспоминаниях В.Н. Княжнина: ‘А.А. Блок’. СПб., 1922. Стр. 45.

***** О встрече с Соловьевым в этой же статье Блок пишет: ‘Одно воспоминание для меня неизгладимо. Лет 12 назад в бесцветный петербургский день я провожал гроб умершей. Передо мною шел большого роста худой человек в старенькой шубе с непокрытой головой. Перепархивал редкий снег, но все было одноцветно и белесовато, как бывает только в Петербурге, а снег можно было видеть только на фоне идущей впереди фигуры, на буром воротнике шубы лежали длинные серо-стальные пряди волос. Фигура казалась силуэтом, до того она была жутко непохожа на окружающее. Рядом со мною генерал сказал соседке: ‘Знаете, кто эта дубина? Владимир Соловьев’. Действительно, шествие этого человека казалось диким среди кучки обыкновенных людей, трусивших за колесницей…’. Стр. 96. Ср. также статью Блока ‘Владимир Соловьев и наши дни’. ‘Записки мечтателей’. 1921,2 — 3.

VII

Дорогой Георгий Иванович. Вот еще четыре стихотворения, но, кажется, ‘Осенняя воля’ для ‘Огней’* все-таки больше других подходит. А может быть, среди этих что-нибудь найдете. Вы хотели напечатать одно стихотворение (отдельное) в октябрьскую книжку. Может быть, пойдут ‘Пляски осенние’?

4 октября 1905 г. СПб. Ваш Ал. Блок

______________________

* Декабрьская книжка ‘Вопросов жизни’ была последней книжкой этого журнала. Я объединил часть сотрудников ‘Вопросов жизни’ вокруг сборника ‘Факелы’. Первоначально предполагалось, что этот сборник будет называться ‘Огни’. В первой книжке ‘Факелов’ было напечатано стихотворение ‘Осенняя воля’, о котором упоминает поэт. В последних трех номерах ‘Вопросов жизни’ стихов Блока не появлялось.

VIII

16 декабря 1905

Дорогой Георгий Иванович. Не иду к Вам сегодня. Идея театра, совсем такого, как надо, показалась неосуществимой. Теперь я бы сам не мог осуществить того, что хочу, не готов, но театр*, который осуществится, более внешний, я думаю, пока, конечно, нужен и может быть прекрасным.

Любящий Вас Ал. Блок

Надежде Григорьевне от нас поклон.

* Идея театра, о которой пишет Блок, возникла в кружке сотрудников сборника ‘Факелы’. Было два плана: один план — создание театра по программе Вяч. Иванова — ‘разрушение рампы’, театр-культ, торжество хорового начала, другой план, менее радикальный, ‘более внешний’, по программе, которую потом отчасти осуществил Мейерхольд в реформированном театре В.Ф. Комиссаржевской. Надежда на создание самостоятельного театра ‘Факелов’ не оправдалась.

IХ

Дорогой Георгий Иванович. Очень извиняюсь перед Вами и К.А. Сюннербергом*, получил телеграмму около 6 часов и никак не могу приехать. Непременно зайду к Вам вскорости, на праздниках.

Ваш Ал. Блок 23 дек. 1905

______________________

* К.А. Сюннерберг, известный в литературе под псевдонимом ‘Константин Эрберг’, автор книги ‘Цель творчества’, стихотворец, теоретик и критик искусства.

X

Дорогой Георгий Иванович. Ужасно извиняюсь перед Вами, но дозарезу нужны деньги, и потому пользуюсь Вашим предложением в прошлый раз: беру у Вас ‘Митинг’* и попробую отдать его в ‘Журнал для всех’. Иначе не выпутаться никак, не получил того, что рассчитывал.

7 янв. 1906 Ваш Ал. Блок

______________________

* Стих. ‘Митинг’ было первоначально передано Блоком мне в числе других стихотворений, предназначенных для сборника ‘Факелы’. Там оно не было напечатано.

XI

Дорогой Георгий Иванович. Я отказался было от грузинского вечера, но пришла Старосельская и убедила меня участвовать. Просила уговорить Вас всячески. Согласился читать Волошин, и еще будет Городецкий. Право, читайте. Куприна не будет, а Тану запретят. Собинов и Гофман отказались. Все это становится менее страшным. Согласитесь, пожалуйста. Поклонитесь от меня пожалуйста Надежде Григорьевне.

Любящий Вас Ал. Блок

P.S. Мы с Вяч. Ив. едем в пятницу в 6 1/2 ч. веч. XII

Дорогой Георгий Иванович. Надеюсь, что успею написать балаган*, может быть, даже раньше, чем Вы пишете. Вчера много придумалось и написалось. Как только кончу, дам Вам знать.

Очень кланяюсь Надежде Григорьевне и Всеволоду Эмильевичу.

21 января 1906 Ваш любящий Ал. Блок

______________________

* В журнале ‘Культура театра’ имеется мое сообщение ‘К истории ‘Балаганчика’. См. ‘Культура театра’, 1921, N 7 — 8. стр. 21 — 22.

XIII

Дорогой Георгий Иванович. Балаганчик кончен, только не совсем отделан. Сейчас еще займусь им. Надеялся вчера видеть Вас у Сологуба, чтобы сообщить. Во многом сомневаюсь. Когда можно будет прочитать его? Я буду свободен на этой неделе по вечерам — во вторник и среду (завтра и послезавтра), м.б., в субботу. Если удобно, может быть, можно и днем — я свободен — я свободен все дни, кроме вторника. Надежде Григорьевне и Всеволоду Эмильевичу*, пожалуйста, передайте мой привет.

23 янв. 1906 Любящий Вас Ал. Блок

______________________

* Всеволод Эмильевич Мейерхольд в это время гостил у меня, ожидая своей судьбы. Как раз в этом сезоне я напечатал ряд статей по поводу спектаклей В.А. Комиссаржевской.

XIV

Дорогой Георгий Иванович. Спасибо за корректуру. Вряд ли мне удастся скоро к Вам зайти — все экзамены. Если у Вас будет время — напишите в двух словах — будет ли в ‘Факелах’ ‘Осенняя воля’* или ‘Митинг’.

Если можно, передайте сейчас два слова письменно — денщик новый и глупый, боюсь, что не к Вам принесет.

12 марта 1906 Ваш Ал. Блок

______________________

* Стих. ‘Осенняя воля’ (‘Выхожу я в путь, открытый взорам…’) было напечатано в первой книге ‘Факелов’. СПб., 1906. Стр. 21 — 32.

XV

Дорогой Георгий Иванович. Спасибо за ‘Факелы’. Поздравляю Вас. Крепко жму Вашу руку. Мне ужасно нравится все, что я мог рассмотреть сквозь экзаменное отупение. Читать почти еще ничего не мог. Люба больна, уже несколько дней жар, а я должен упорно заниматься трудными и неинтересными вещами.

Спасибо еще раз.

4 апреля 1906 Ваш Ал. Блок

XVI

Дорогой Георгий Иванович. Вчера мы с Евг. П. Ивановым шли вечером к Вам, но вдруг повернули и уехали на острова, а потом в Озерки* — пьянствовать. Увидели красную зарю.

Так мне и не удастся побывать у Вас, потому что завтра уезжаем (как всегда, Никол. ж.д., ст. Подсолнечная, сельцо Шахматово). Извините, что сегодня не зайду, много хлопот и укладки. Желаю Вам всего лучшего и надеюсь, что Вы к нам заедете в июле или августе. Будет хорошо, тихо, красиво и неродственно. Редактируете ли Вы ‘Освободительное движение’?** Экзамен мой кончился неожиданно для меня — по первому разряду (сам изумляюсь, как это случилось). Пожалуйста, кланяйтесь от нас Надежде Григорьевне. Просите ее приехать к нам в Шахматово вместе с Вами. Уверяю Вас, что можно жить уединенно и тихо.

10 мая 1906, СПб. Ваш Ал. Блок

______________________

* Озерки — излюбленная Блоком дачная местность под Петербургом. Здесь Блок любил романтически ‘пропадать’, ища забвения в вине. Здесь — декорация стихотворения ‘Незнакомка’. Пристрастие Блока к ‘Озеркам’ продолжалось довольно долго. В письме к В.А. Пясту от 3 июля 1911 г. есть очень характерное для Блока признание в одном из романтических его увлечений, связанных с Озерками: ‘Вчера я взял билет в Парголово и поехал на семичасовом поезде. Вдруг я увидал афишу в Озерках: цыганский концерт. Почувствовав, что — судьба, и что ехать за Вами и тащить Вас на концерт уже поздно, — я остался в Озерках. И действительно: они пели Бог знает что, совершенно разодрали сердце, а ночью в Петербурге под проливным дождем та цыганка, в которой собственно и было все дело, дала мне поцеловать руку — смуглую, с длинными пальцами — всю в броне из колючих колец. Потом я шатался по улице, приплелся мокрый в Аквариум, куда они поехали петь, посмотрел в глаза цыганке и поплелся домой’. Вл. П я с т. Воспоминания о Блоке. 1923. Стр. 95.

** ‘Освободительное движение’ — журнал, чей издатель предлагал мне взять на себя редактирование, но переговоры были прерваны по моей инициативе.

XVII

Милый Георгий Иванович. Я очень нежно Вас люблю, и Вы любите меня также. Только понимайте меня так же, как поняли в том, что написали о ‘Балаганчике’*. Вчера Вы преступили заветы Минцловой**, и вышла неправда. Пожалуйста, знайте, что я Вас люблю очень по-настоящему. Крепко целую Вас.

Ваш Ал. Блок

______________________

* Статья о ‘Балаганчике’ была прочитана мною, по предложению В.Э. Мейерхольда, актерам театра В.Ф. Комиссаржевской. Впоследствии эта статья, в иной редакции, была напечатана в журнале ‘Перевал’, 1907, N 4, февраль.

** Анна Рудольфовна Минцлова, особа весьма известная в теософских кругах. Блок и я встречались с ней в доме Вяч. Ив. Иванова, с которым у А.Р. Минцловой была одно время серьезная духовная связь. Впоследствии она вышла из теософского общества, не считая путь его правильным.

XVIII

7 июля 1906. С. Шахматово

Дорогой Георгий Иванович. За книгу* с надписью большое спасибо. Все лето думаю о многом, связанном с этой книгой. Прочел, и еще буду возвращаться. Ваши краткие статьи, как стрелы — одна за другой — ранят, пролетая, но откуда и куда летят — неизвестно. Многое попадает прямо в сердце. Вы пишете жестоко и справедливо. Самое жестокое теперь — сказать: ‘социализм — по счастью — перестал быть мечтой’. Это главное, что жалит пока, в таких словах в наше время — полная правда (а это так редко в литературе вообще). Вывод из них: весь табор снимается с места и уходит бродить после долгой остановки. А над местом, где был табор, вьется воронье. Это — жестокая правда социализма в современной фазе. Этот вывод не связан с предьщущим, с событием эпохи Александра III и писателя Лейкина,, не связан до такой степени, что люди богомольные сочтут его наказанием за грехи и по-своему будут правы: копили, копили — и вдруг все отдать, включая сюда письма невесты и кусок гвоздя, которым приколачивали ко кресту Христа. Это — социализм и ‘мистический анархизм’, оба об этом говорят, и оба — не ‘учение’, так же как ‘мистика’ и ‘анархия’ каждая отдельно: потому что они говорят о поступках, а на поступки решаются, не учась. Может быть, теперь особенно надо, решаясь на поступки, многое забыть и многому разучиться.

Почти все, что вы пишете, принимаю отдельно, а не в целом. Целое (мист. анархизм) кажется мне не выдерживающим критики, сравн. с частностями его, его как бы еще нет, а то, что будет, может родиться в другой области. По-моему, ‘имени’ Вы не угадали, — да и можно ли еще угадать, когда здание шатается? И то ли еще будет? Все — мучительно и под вопросом.

Получил извещение о том, что ‘Факелы’ соединяются с ‘Адской почтой’**, и еще раньше Ваш отчет о ‘Факелах’ (спасибо!). Пусть остается мой пай в книгоиздательстве. Совсем не знаю об ‘Адской почте’, послал туда стихи и просил ответить, но получил только 3 N N ‘Адской почты’ и потом — ни слуху ни духу.

‘Скорпион’ объявил, что символизм закончен — и пора было это сказать. В связи с этим манифестом, который стал моим убеждением, я теперь теряю или приобретаю надежды. Пока больше теряю — так и живу.

Еще раз спасибо. Всего, о чем думаешь, не написать. Крепко жму Вашу руку, дорогой Георгий Иванович. Надежде Григорьевне и Вам от нас поклон.

Любящий Вас Ал. Блок

______________________

* Книга, о которой упоминает Блок, была издана изд-вом ‘Факелы’. Ее полный титул: Георгий Чулков. ‘О мистическом анархизме’ — со вступительной статьей Вячеслава Иванова ‘О неприятии мира’. СПб., 1906. Содержание: ‘На путях свободы’, ‘Достоевский и революция’, ‘О софианстве’, ‘Об утверждении личности’. Впервые термин ‘мистический анархизм’ стал появляться на страницах ‘Вопросов жизни’ 1905 года. Под этим названием, например, в июльской книжке журнала была напечатана моя статья, которая служила отчасти ответом на статью С.Н. Булгакова ‘Без плана’, появившуюся в том же журнале в июньском номере.

** Соединение ‘Факелов’ с ‘Адскою почтою’ (сатирическим журналом) было кратковременно и ограничивалось внешней издательско-деловой частью. Никакого внутреннего соединения не было и не могло быть.

XIX

Дорогой Георгий Иванович. Разыскал четыре маленьких стихотворения — посылаю Вам для благотворительного сборника. Они нигде не были напечатаны и в ‘Нечаянную радость’ не войдут.

22 октября 1906 Любящий Вас Ал. Блок

XX

Дорогой Георгий Иванович. Вчера в театре я так и забыл попросить у Вас то, о чем думал. Не позволите ли Вы мне цитировать стих с гагарой на шесте* в статье, которую я пишу? Очень бы нужно. Если позволите, пришлите его, оно коротенькое.

11 ноября Ваш Ал. Блок

______________________

* Блок просит разрешения у меня цитировать мое стихотворение ‘Гагара’, потому что оно не было еще тогда напечатано. Оно появилось в книге ‘Весною на Север’. СПб., 1908. Стр. 83 — с заглавием ‘Гагара’ (‘Стоит шест с гагарой…’). Впоследствии оно вошло в четвёртый том собр. соч. изд. ‘Шиповник’ с иным заглавием — ‘Песня’. Стихотворение это было целиком процитировано Блоком в его статье в ‘Золотом руне’.

XXI

Дорогой Георгий Иванович, пожалуйста, принесите мне рукопись ‘Девушка розовой калитки’* 29-го на ‘Беатрису’. На репетицию не пойду. Кузмин у Сологуба говорил, что не пустят. Надежде Григорьевне очень кланяюсь.

20/XI. 06 Любящий Вас Ал. Блок

______________________

* Статья Блока ‘Девушка розовой калитки и муравьиный царь’ была напечатана в ‘Золотом руне’, 1907, N 2.

XXII

Дорогой Георгий Иванович. ‘Шиповник’ заказал мне перевести мал. стихотв. Верх, о городе Ни в одном магазине не нашел ‘Villes tentaculaires’ (‘Города-спруты’ (фр.)). Если бы Вы принесли мне их завтра на репетицию, я был бы Вам очень благодарен. Мне надо сдать перевод через 10 дней, так что я не задержу, а выписывать уже поздно.

8/XII. 1906 Любящий Вас Ал. Блок

XXIII

Дорогой Георгий Иванович. Не мог придумать предисловия 37, как ни старался. Даже стихов не удалось сочинить. Не расположить ли материал так, как я записал на листке?

30/IV Ваш Ал. Блок

Просмотрел ‘Всадника’. По-моему, хорошо.

______________________

* Предисловие, о котором говорит Блок, предназначалось для сборника ‘Белые ночи’, где был напечатан цикл стихотворений поэта. Титул сборника: ‘Белые ночи’. Петербургский альманах. СПб., 1907. В сборнике приняли участие: Вяч. Иванов, Николай Ге, М. Кузмин, С. Рафалович, Юрий Верховский, П. Потемкин, Вл. Пяст, Евг. Лундберг, Л.Д. Зиновьева-Аннибал, Ал. Кондратьев, Б. Дике, К. Эрберг, Макс Волошин, О. Беляевская, Федор Сологуб, Сергей Городецкий. Автором статьи, о которой сообщает Блок, что она написана хорошо, был Евг. Павл. Иванов.

XXIV

Милый Георгий Иванович. Я Вам не пишу и к Вам не иду, потому что завален золоторунными делами. Когда кончу — приду. ‘Белые ночи’ хочу дать Рябушинскому* — отчаянное безденежье. Если еще будут корректуры, присылайте, а вообще, приходите.

Любящий Вас Ал. Блок 15 мая

Сегодня иду в ‘Драму жизни’

______________________

* Н.П. Рябушинский был издателем ‘Золотого руна’. Стих. ‘Белые ночи’ по моему настоянию было напечатано не в ‘Золотом руне’, а в альманахе ‘Белые ночи’.

______________________

XXV

Дорогой Георгий Иванович. Приходите лучше сейчас к нам. Пожалуйста. Мож. быть, придут Т.Н. Гиппиус*, Евг. Иванов, Ге** и Гофман*** и Ал. Андр.**** В ‘Аполло’***** не хочется, да и не могу. Голова болит. Придете?

Любящий Вас Ал. Блок
11/IV. 07

______________________

* Татьяна Николаевна Гиппиус сестра Зинаиды Николаевны Гиппиус, художница. У нее был альбом рисунков, сюжет которых напоминал тему стихов Блока ‘Болотные чертенята’.

** Николай Петрович Ге, внук известного художника Ник. Ник. Ге, ровесник Блока, сотрудник ‘Мира искусства’, участвовал, между прочим, в альманахе ‘Белые ночи’ (его статья ‘Белая ночь и мудрость’).

*** Модест Людвигович Гофман, начинающий тогда писатель, автор брошюры ‘Соборный индивидуализм’, впоследствии известный историк литературы, пушкинист.

**** Александра Андреевна Блок, рожденная Бекетова, во втором замужестве Кублицкая-Пиоттух, известная переводчица, мать поэта (1860 — 1923).

***** ‘Аполло’ — петербургский кафе-шантан, где Блок и я, к сожалению, встречались за бутылкой вина.

XXVI

Дорогой Георгий Иванович. Вчера меня не было дома, потому я не мог Вам прислать ‘Сн. м.’*. Вот она. Пожалуйста, передайте другой экземпляр Надежде Григорьевне.

Ваш Ал. Блок 12/IV. 07

______________________

*’Сн. м.’ — ‘Снежная маска’, книга стихов поэта, изд. ‘Оры’. СПб., 1907.

XXVII

Дорогой Георгий Иванович. С удовольствием бы, да ‘Горя от ума’ нет. А вот Байрон. Приходите, пожалуйста, к нам сегодня часа в 2 на Сомовский сеанс*.

23/IV 07 Ваш. Ал. Блок

За ‘Тайгу’** и за надпись крепко жму Вашу руку.

______________________

* К.А. Сомов писал в это время поэта.

** ‘Тайга’, лирическая драма, была издана изд-вом ‘Оры’. СПб., 1907.

XVIII

Дорогой Георгий Иванович. Сейчас был у Вас и не дозвонился. Извините, что задержал так долго газеты.

1/Х. 07 Ваш Ал. Блок

XXIX

Спасибо, Георгий Иванович, за книгу*, за надпись и за посвящение поэмы, которую люблю.

3/XI. 07 А. Б.

______________________

* Книга, о которой упоминает Блок, мой лирический сборник ‘Весною на Север’. Поэма того же названия. Книга была издана изд-вом ‘Факелы’ в конце 1907 года (на титульном листе помета — 1908 г.)

XXX

Дорогой Георгий Иванович. Пожалуйста, направьте товарища Николая Соколова к кому-нибудь, кто бы мог дополнить ему необходимую сумму (теперь уж небольшую — 7 рублей) для выезда в Баку. Впрочем, он Вам сам расскажет.

Любящий Вас Ал. Блок

XXXI

6 июля

Милый Георгий Иванович. Можно ли так твердо держаться Ветхого завета: зуб за зуб. Если я Вас надул третьего дня, Вы не должны были надувать меня вчера: у нас нынче Новый завет. А я бродил по Озеркам, прождав Вас установленные три часа.

Ваш любящий Ал. Блок

XXXII

Дорогой Георгий Иванович. Что же это означает? Я ничего не понял в письме о трехрублевке, но благодарю. Сейчас пойду есть — страшно голоден. Если Вы не придете в 1/2 12-го (половина двенадцатого) в Cafe de Paris(‘Кафе де Пари’ (фр.)). (буду ждать Вас там) — уйду домой.

Ваш любящий Ал. Блок В Cafe буду с 1/4 12 до 1/2 12.

ХХХIII

Дорогой Георгий Иванович. Сегодня в 9 часов нам необходимо видеться с Вами по одному крайне важному делу. Может быть, Вы знаете, о чем идет речь. Г-жа N находится на краю гибели, если Вы не протянете ей руку помощи, все будет кончено между нами.

С истинным уважением Александр Блок. Пятигорск*, 4 ноября 1900 года

______________________

* Все письмо — шутливая мистификация, предназначенная — по словам Блока — для ‘будущих историков литературы и биографов’. Дата вымышлена. Письмо относится к 1907 г.

XXXIV

Дорогой Георгий Иванович. Вернулись Вы из Финляндии? Я вернулся вчера. Спасибо за деньги. ‘Весы’ не удивили меня. Думаю в конце следующей своей статьи в ‘Золот. Руне’ (о лирике) сделать маленький P. Scr. о том, что напрасно критики ‘Весов’ касаются личностей и посвящают летучие ‘манифесты’ темам, которые требуют, по важности своей, серьезных статей*. Где Вяч. Иванович? Городецкого я видел. Я все больше имею против мистич. анархизма.

Ваш любящий Ал. Блок 23/VI

______________________

* Блок имеет в виду одну из многочисленных полемических статей, написанных против меня, печатавшихся тогда из номера в номер журнала ‘Весы’. Поводом для запальчивой полемики была книга ‘О мистическом анархизме’. Недовольный личными выпадами и тоном статей, Блок, однако, спешит в этом письме отречься от ‘мистического анархизма’.

XXXV

Дорогой Георгий Иванович. Письмо Ваше получил, а когда приеду, — совсем не знаю. Дела по горло. Вот в чем дело. ‘Весы’ меня считают ‘мистическим анархистом’ из-за ‘Mercure de France’*. Я не читал, как там пишет Семенов, но меня известил об этом Андрей Белый, с которым у нас сейчас очень сложные отношения. Я думаю так: к мистическому анархизму, по существу, я совсем не имею никакого отношения. Он подчеркивает во мне не то, что составляет сущность моей души: подчеркивает мою зыблемость, неверность. Я же

Неподвижность не нарушу

И с высоты не снизойду.

Храня незыблемую душу

В моем неслыханном аду.

Это — первое. Второе — это то, что я не относился к мист. анархизму никогда как к теории, а воспринимал его лирически. По всему этому не только не считаю себя мистическим анархистом, но сознаю необходимость отказаться от него печатно, в письме в редакцию, например, ‘Весов’. Пока этого не сделаю, меня все будут упрекать в том, к чему я не причастен.

О Вас я соскучился. Думаю, что все-таки скоро приеду.

Пожалуйста, поклонитесь от меня Надежде Григорьевне.

Ваш любящий Ал. Блок 17 августа. С. Шахматово

Если знаете, напишите мне, пожалуйста, адрес Л. Андреева.

______________________

* В ‘Mercure de France’ появилась тогда по поводу мистического анархизма статья Е. Семенова.

Автор статьи, классифицируя писателей и поэтов, отнес Блока к группе мистиков-анархистов, где были помещены имена Вячеслава Иванова, Сергея Городецкого и мое… Об этом сообщил Андрей Белый Блоку, и об этом пишет Блок мне. В конце статьи в том же номере ‘Mercure de France’ E. Семенов напечатал интервью со мною. В этом интервью довольно точно и подробно изложены основные мысли книги ‘О мистическом анархизме’. Между прочим, в этом интервью для большей ясности я оговорился, что ‘мистический анархизм’ не есть литературная школа, которая претендует на новые художественные приемы, что дело идет не об искусстве, а о новом мироотношении. Эти осторожные оговорки не спасли положения. Несколько недавних товарищей и сотрудников моих по редакции ‘Вопросов жизни’, ‘Нового пути’ и ‘Весов’ продолжали запальчиво обвинять меня в претензии основать без достаточных оснований новую литературную школу. 23 сентября (6 октября) 1907 года я был вынужден поместить на столбцах газеты ‘Товарищ’ (N 379) письмо в редакцию следующего содержания: ‘М. Г. г. Редактор. Позвольте при посредстве вашей уважаемой газеты сделать следующее заявление. В июльском номере ‘Mercure de France’, появились ‘Lettres russes’ (‘Русские письма’ (фр.)), где говорится о ‘мистическом анархизме’. Эти ‘Lettres’ (‘Письма’ (фр.)) послужили темою для ряда статей и заметок в различных периодических изданиях. Я очень ценю внимательное отношение уважаемого журнала к ‘Факелам’, но считаю нужным возразить на ту часть статьи, где автор — Е.П. Семенов — характеризует современную группировку представителей молодой литературы. Я думаю, что в этой группировке есть одна принципиальная ошибка, которая дала повод к недоразумениям. Именно, остается невыясненным вопрос, что служит критерием этой группировки: методы художественно-поэтических приемов или известное мировоззрение. Благодаря этому смешению двух принципов, можно истолковать ‘мистический анархизм’ как некоторое литературное течение, претендующее на значение литературной школы. Между тем это неверно. И сам Е.П. Семенов приводит мои точные слова: ‘L ‘anarchisme mystique n ‘estpas une ecole litteraire, quipretende decouvrir de nouvelles methodes dans I ‘art’ (‘Мистистический анархизм не является литературной школой, которая претендует на открытие новых приемов в искусстве’ (фр.)).

В том же номере ‘Товарища’ вслед за этим письмом было напечатано следующее письмо в редакцию Вячеслава Иванова: ‘М. Г. г. Редактор. Прошу Вас дать место в вашей уважаемой газете нижеследующему заявлению. Сообщение г. Е. Семенова, со слов моего товарища Г.И. Чулкова о ‘мистическом анархизме’ в журнале ‘Mercure de France’ (16 июля сего года), отнюдь не соответствует моему пониманию ‘мистического анархизма’, приемлемого лишь в том смысле, какой придал я ему в статьях, посвященных мною этому предмету. Вместе с тем неправильное освещение придано в означенных сообщениях моим личным воззрениям и задачам руководимого мною изд-ва ‘Оры’. Этот вынужденный протест ничего не изменяет в моих общих симпатиях к личности и общественно-философским исканиям Г.И. Чулкова. Прошу издания, интересующиеся как мистико-анархическими ‘Факелами’, так и чисто литературным начинанием изд-ва ‘Оры’, перепечатать это заявление. Вячеслав Иванов’.

XXXVI

26 августа 1907. С. Шахматово

Дорогой Георгий Иванович. Я и отказываюсь решительно от ‘мист. анархизма’, потому что хочу сохранить ‘душу незыблемой’. Точно так же откажусь от ‘мист. реализма’, ‘соборн. индивидуализма’ и т. п. — если меня туда потянут. Я, прежде всего, — сам по себе и хочу быть все проще. Если Вы будете возражать Семенову, это хорошо, потому что — что может значить: ‘L ‘anarch ism myst. n ‘est pas une ecole, mais un courant de la nouvelle poesie russe?’, что ecole, что courant (‘Мистический анархизм является не школой, а течением современной русской поэзии?’, что ‘школа’, что ‘течение’ (фр.)). — все единственно, и это доказывается даже немедленно приводимой схемой, в которой все — оспоримо. В частности, поэты самые замечательные, по-моему, и такие, к которым я был всегда близок и не имею причин не быть близким, — разбросаны по разным рубрикам. Это — Бальмонт, Брюсов, Гиппиус, Андрей Белый. Из них — Брюсова я считаю и буду считать своим ближайшим учителем — после Вл. Соловьева. Вот почему мне необходимо опровергнуть г. С е м е н о в а печатно. Второе — я сделаю это в ‘Весах’, потому что глубоко уважаю ‘Весы’ (хотя во многом не согласен с ними) и чувствую себя связанным с ними так же прочно, как с ‘Новым путем’. ‘Весы’ и были и есть событие для меня, а, по-моему, и вообще — событие, и самый цельный и боевой теперь журнал. Если бы я пренебрегал ‘Весами’, т. е. лицами, с которыми я связан, или лучшими литературными традициями (как Брюсов), или Роком (как Белый), то это было бы ‘душа клеточка, а отца — в рыло’. А я не хочу так.

В программе ‘Весов’ будет отстаиваться символизм и будет сказано, при каких условиях только его можно преодолеть. N 8 — последний с полемикой (против ‘мист. анарх.’). Если ‘нечистое’ может быть в статейках Г., то неужели Вы думаете, что и в статьях Б. Вот какое я послал письмо в ‘В е с ы’: ‘М. Г. г. редактор. Прошу Вас поместить в Вашем уважаемом журнале нижеследующее: В N (таком-то) ‘Мегсиге de France’ этого года г. Семенов приводит какую-то тенденциозную схему, в которой соврем, русские поэты-символисты — рассажены в клетки ‘декад.’, ‘неохристианск. мистики’ и ‘мист. анархизма’. Не говоря о том, что автор схемы выказал ярую ненависть к поэтам, разделив близких и соединив далеких, о том, что вся схема, по моему мнению, совершенно произвольна, и о том, что к поэтам причислены Философов и Бердяев, — я считаю своим долгом заявить: высоко ценя творчество Вяч. Иванова и Сергея Городецкого, с которыми я попал в одну клетку, я никогда не имел и не имею ничего общего с ‘мистич. анархизмом’, о чем свидетельствуют мои стихи и проза*. Примите и проч. Александр Блок. 26 авг. 1907′. Имени Вашего в ‘письме’ этом не упоминаю, как видите. Подчеркнуть свою несолидарность с мист. анархизмом в такой решительной форме считаю своим мистическим долгом теперь. Мистич. анархизму я никогда не придавал значения, и он был бы, по моему мнению, забыт, если бы его не раздули теперь. Что касается раздувания его (‘В е с а м и’), то на это есть реальные причины у них, которые я могу уважать, хотя и не совсем согласен с ними. Об этом поговорим при свидании. Приеду на днях и буду искать квартиру. Спасибо за адрес Л. Андреева.

Любящий Вас Ал. Блок

______________________

*51. После напечатания письма Блока в ‘Весах’, 23 сентября (6 октября) 1907 года (значит, одновременно с опубликованием писем Вячеслава Иванова и моего) появилась в газете ‘Товарищ’ статья Д.В. Философова ‘Дела домашние’. В этой статье автор писал, между прочим: ‘Г-н Семенов (Не свой), постоянный сотрудник французского журнала ‘Mercure de France’, свой последний отчет о русской литературе посвятил ‘мистическому анархизму’. Предварительно он сделал безнадежную попытку разобраться в новейших течениях и разбил русских писателей на отдельные группы, причем Валерия Брюсова зачислил в парнасцы, а Александра Блока в мистические анархисты. Пчелы декадентского улья загудели. Брюсов заявил, что не он парнасец — а Блок, что он не имеет ничего общего с мистическим анархизмом, о чем свидетельствуют его стихи и проза (‘Весы’, N 8)…’. И далее: ‘В. Брюсов протестует, он не парнасец. Однако Вячеслав Иванов, в своей публичной лекции, читанной прошлой весной на В.Ж.курсах, причисляет его и Бальмонта к парнасцам. В чем же вина г. Семенова? Уж если Вячеслав Иванов, этот эрудит, Тредьяковский нашего декадентства, ошибается, так кто же, наконец, что-нибудь понимает? Еще неуместнее протест г-на Блока…’ ‘Я присутствовал, можно сказать, при самом зарождении этого течения, и отлично знаю, что именно Вячеслав Иванов и Блок были совершенно солидарны с Г. Чулковым. В свое время предполагалось даже устроить при содействии тогдашнего режиссера театра г-жи Комиссаржевской, В.Э. Мейерхольда, маленькую мистико-анархическую сцену, для которой и был написан знаменитый ‘Балаганчик’ Блока. Вяч. Иванов же написал предисловие к брошюре Георгия Чулкова. Пока мистический анархизм оставался экзотическим цветком, выросшим в парниках декадентской кружковщины — ни Вяч. Иванов, ни А. Блок от него не отказывались, а самодовольно радовались своей выдумке. Но когда критика начала свой поход против этой новинки, Вяч. Иванов и Блок сейчас же от своего излюбленного детища отказались, предоставив Г.И. Чулкова на съедение обозлившихся товарищей…’ ‘А. Блок удостоверяет, ссылаясь на свои стихи и прозу, что он не мистический анархист…’ ‘Но мне эти стихи и прозу изучать пришлось, и по совести утверждаю, что г. Блок именно мистический анархист…’ (‘Товарищ’. 1907, N 379). Андрей Белый (Б.Н. Бугаев) полагает, что А.А. Блок за пять лет до основания ‘Факелов’ не чужд был ‘мистического анархизма’. В своих воспоминаниях о поэте он пишет, между прочим: ‘Тут А.А. Блок опять-таки выступает с огромным максимумом, с тем мистическим анархизмом и реализмом, который зачастую в его умственно-моральных исканиях преувеличивается до желания воплотить символ в самую косность материи (впоследствии оба мы натолкнулись на грубую кору вещества. А.А. Блок прямо-таки не удержался, больше того, разбился, что и вызвалб обратную иллюзионистическую форму его поэзии, начиная с ‘Балаганчика’ и ‘Нечаянной радости’)’. См. ‘Записки мечтателей’. Алконост. 1922, N 6, стр. 20. Далее Андрей Белый пишет: ‘Он (Блок) был как бы сам по себе идеологией, действующей потенциально и вызывающей вокруг себя динамизм. Он не писал идеологических трактатов, но идеологи притягивались к нему: сначала мы, москвичи, потом Вяч. Иванов, Г.И. Чулков, потом иные…’

На почве внутренней связи Блока с ‘мистическим анархизмом’ произошел разрыв поэта с некоторыми из друзей. ‘В 1906 году, — пишет Андрей Белый, — я опять не раз был в Петербурге, — в феврале-марте и апреле-мае, где причина нашего расхождения опять выявилась во всей своей непримиримости, что повело нас к бурному обмену объяснений (в августе и сентябре 1906 года в Москве и Петербурге), после чего я уехал за границу, не понимая многого в А.А. — Мы и литературно оказались во враждебных лагерях, — он, как мне казалось, в лагере мистического анархизма, который для меня был линией профанации символического течения’. Ibid. Стр. 114 и 115.

XXXVII

4 сентября

Дорогой Георгий Иванович. Ваше письмо мне только что переслали из Шахматова. Приехать-то мы приехали, но сидим в какой-то отчаянной конуре в ожидании квартиры, которую нашли на Галерной, 41, кв. 35. Собираюсь к Вам на днях, но как-то скверно себя чувствую, потому не иду. Конечно, Господи, соглашайтесь на приглашение ‘Руна’*. Почему Вы медлите ответом? Отношения мои к ‘Руну’ пока — прежние, пишу критику. И к Вам я совсем не изменился. Я к Вам приду, и поговорим. Сердитесь ли Вы на меня, за мое письмо в ред. ‘Весов’? (Я Вам его переслал из Шахматова, но боюсь, что Вы не получили и судите по ‘Своб. Мыслям’**, которые Бог весть откуда узнали факт и переврали его). А я по-прежнему лично отношусь к Вам с нежностью, а к мистическому анархизму — отрицательно.

Ваш любящий Ал. Блок Надежде Григорьевне, пожалуйста, поклонитесь от меня.

______________________

* В 1908 году из редакции журнала ‘Золотое руно’ вышел В.Я. Брюсов с группою сотрудников. Тогда заведующий редакцией Генрих Эдмундович Тастевен, по соглашению с издателем, обратился ко мне с предложением вновь составить редакцию и пригласить сотрудников. От непосредственного редактирования ‘Золотого руна’ я отказался, по нежеланию переезжать в Москву, но изъявил согласие на руководство журналом, оставаясь в Петербурге.

‘Золотое руно’ за последние два года своего существования (1908 — 1909 гг.) радикально изменилось сравнительно с первым периодом издания.

** ‘Свободные мысли’ — понедельничная газета, посвященная, главным образом, злободневным сплетням, театральным и литературным.

XXXVIII

Дорогой Георгий Иванович, билета нет, единственный, какой был, я приобрел (на ‘Даму с камелиями’ 14-го)*. Но ведь у Вас, кажется, есть. Я очень хочу идти.

10 января 1908 Любящий Вас Ал. Блок

______________________

* Блок имеет в виду гастроли Элеоноры Дузе.

XXXIX

Дорогой Георгий Иванович. Извините, что вчера, в припадке умоисступления, вызванного нетрезвым состоянием, я 1) самовольно похитил тот ладан, на который Вы дышали, и сделал на нем несоответствующую надпись, — а также — все Ваши имена, отчества, фамилии и сметы , приходов, расходов и обоев. 2) Самовольно уснул в 12 часов и не явился в срок, назначенный мною в ресторацию. — Несмотря на то, что все это пахнет уголовщиной, я надеюсь, что Вы не доведете дело до камеры Мирового Судьи. Примите — и прочее.

Александр Блок

(Литератор Петербургской группы)

27 мая 1908 года

Упомянутые предметы прилагаю при сем.

XL

Милый Георгий Иванович, приезжайте, так не написать все равно всего. Я тут много разговариваю и пишу статьи (в ‘Руно’). Долго и хорошо объяснялся с Мережковским. Думаю, что здесь все-таки лучше, чем в Москве.

Ваше письмо очень почувствовал, т. е. Вас понимаю и люблю. А я теперь не хочу… Что касается Белого, то думаю, что ему всерьез взбрело в голову, что он должен помириться с Вами*. Но, вероятно, не надолго. Ах, какой запутавшийся человек.

До скорого свидания, не застревайте в Москве.

10 октября Ваш А. Блок

______________________

* Б.Н. Бугаев (Андрей Белый), с необыкновенной запальчивостью нападавший на Блока, Вяч. Иванова и меня в своих статьях, неожиданно стал искать примирения со мною. Примирение, однако, тогда не состоялось. Впоследствии, издавая в 1911 году книгу ‘Арабески’, Б.Н. Бугаев писал в предисловии: ‘Именно в силу того, что известный период развития так называемого символизма закончен, я и считаю интересным поместить некоторые заметки, с полемическим пылом которых я в настоящее время уже не согласен (сюда полемика с Вяч. Ивановым, Блоком, с мистическим анархизмом), все это хотя и недавнее прошлое, но все же — прошлое, и, как прошлое, оно представляет архив для будущего историка. Я смотрю на свой ‘Дневник’ именно как на архив, и потому убедительно прошу некоторых авторов, с которыми я некогда полемизировал, не обижаться на то, что иные статьи мои я помещаю в той резкой форме, в какой они некогда были написаны. Недавний период развития молодого русского искусства интересен и характерен со всеми своими угловатостями. И я не считаю нужным закруглять и выравнивать те из своих полемических заметок, с тоном которых в настоящее время я так несогласен’. ‘Арабески’. М., 1911. Стр. 11 — 111.

XLI

14 июня 1908. Шахматове

Милый Георгий Иванович. С прошлой почтой получил я Ваше письмо и очень ему обрадовался. Меня уже тянет в Петербург, но раньше 1 июля не приеду, надо высидеть. Здесь очень пышно, сыро, жарко, мой дом утонул в цветущей сирени, даль зовет, и я, кажется, таки допишу ‘Песню судьбы’. Я написал много отвратительных стихотворений и одно приличное, но лучше прочту его Вам сам. А то, которое Вы просили — плохое, потому не посылаю тоже.

За ‘Архивариуса’* спасибо, я его раньше прочел, здесь получается — ‘Речь’. Мне очень нравится, а Марья Андреевна** говорит, что его сжатость доказывает настоящее мастерство. ‘Слова’ я так и не получаю, жалко, Штильман*** надул.

Романтическому корреспонденту**** ответить не умею, так как он продолжает уверять, будто я — Дора. Я хотел бы убедить его в том, что я — Ксения и что у меня большие синие глаза с поволокой и волосы — с синеватым отливом. Но так как я заранее убежден, что он этому не поверит, то кажется переписка наша прервется.

Жаль, что штанов Вы не приобрели. Советую, бывают вполне терпимые — от 6 до 8 рублей с полтиною.

Вот свинья — Петроний*****. Но ведь не стоит писать больше писем в редакцию, это повлечет за собою новые нарекания. Андрей Белый больше не едет мириться. А ведь умная у него статья обо мне и занятная, хотя я и не согласен с ней.

Здесь новостей не бывает. Полная тишина. Иногда лежу на берегу реки, солнце жжет, дождь обливает. Относительно спиртных напитков чувствую, будто я ‘записавшись’, но только выдерживаю положенный срок, чтобы не нарушить обета.

Очень советую Вам прочесть ‘Корабль’ Д’Аннунцио. Целую Вас крепко и люблю. Пожалуйста, поцелуйте от меня руку Надежды Григорьевны.

Любящий Вас Ал. Блок

______________________

* ‘Архивариус’ — мой рассказ. Впоследствии вошел в первый том собр. соч. изд. ‘Шиповник’.

** Мария Андреевна Бекетова, тетка А.А. Блока, написавшая воспоминания о поэте, небезызвестная переводчица.

*** Григорий Николаевич Штильман, юрист и публицист, писал внутреннее обозрение в ‘Вопросах жизни’, впоследствии состоял одним из редакторов газеты ‘Слово’.

**** ‘Романтическим корреспондентом’ Блок называет, кажется, одного из молодых поэтов, который расточал А.А. Блоку свои нежные признания в весьма странной форме, похожей на мистификацию.

***** Петроний — псевдоним одного из ближайших сотрудников ‘Весов’.

XLII

Дорогой Георгий Иванович. Простите, что отвечаю по почте. Весь день — укладка и суматоха. Вчера Ваше письмо не застало нас: были ли Вы в ‘Вене’ и что Попов?* Л.Д.** уезжает только завтра, и я начну сейчас же хлопотать и переезжать в казарму.

Ваш Ал. Блок

Сегодня иду в ‘Бранда’, а завтра в ‘Драму Жизни’***.

______________________

* ‘Вена’ — известный петербургский ресторан, где пребывала обычно литературная богема. Попов, кажется, владелец книжного магазина на углу Невского, близ Аничкова моста, издатель, с которым, вероятно, предстояла деловая встреча в ресторане ‘Вена’.

** Л.Д. — Любовь Дмитриевна Блок, жена поэта.

*** Гастроли Московского Художественного театра.

XLIII

18 сентября (1908. Шахматове)

Дорогой Георгий Иванович, ну вот, скоро мы и увидимся. Около 1 октября мы уезжаем. Земляной диван вырос, нарублено много деревьев, земля изрыта и т.д. Леса все в золоте — хорошо и не хочется уезжать, да и нет особенной надобности, но так уж — пора.

У Станиславского — Метерлинк, потому он все еще не пишет мне о ‘Песне судьбы’* решительного ответа. Зачем Вы в Москве? Хорошо ли, что Вы послали телеграмму Рябушинскому?** Не было ли ему от этого тяжело? Зин. Гиппиус написала мне очень милое письмо, хотя в нем есть что-то неискреннее. Приглашает в ‘Образование’ и ‘Утро’. Я отвечаю очень пространным изложением своей платформы, упреками за прошлое (и за Вас в том числе) и вопросами. Интересно, какой последует ответ***.

Продолжают ли ‘Весы’ заниматься своей дрянью? Если попробуют меня оседлать, я уйду, ибо ничем, кроме прекрасных воспоминаний, не связан.

Очень много и хорошо думаю. Получил поразительную корреспонденцию из Олонецкой губернии от Клюева. Хочу прочесть Вам.

Перечитываю Толстого и Тургенева. Изумляюсь. Написал о Толстом в ‘Руно’ и в сборник, издаваемый в Петербурге, — мал. заметки.

Приветствуйте от меня Надежду Григорьевну. Скоро ли вернетесь в Петербург? Напишите мне, если успеете. Желаю Вам уберечься от холеры. Как хорошо не пить водки. Я Вас люблю.

Александр Блок

Я исполнен новых планов.

______________________

* Блок предложил для постановки Московскому Художественному театру свою лирическую драму ‘Песня судьбы’. Постановка, как известно, не состоялась.

** Н.П. Рябушинский — издатель ‘Золотого руна’.

*** З.Н. Гиппиус, по иным мотивам, чем Андрей Белый, принимала, однако, также деятельное участие в резкой полемике против ‘мистического анархизма’. Она подписывала обычно свои статьи псевдонимом ‘Антон Крайний’. Свои нападки З.Н. Гиппиус сосредоточила главным образом на моей личности. По-видимому, ее отношение ко мне впоследствии несколько изменилось. Об этом свидетельствует, по крайней мере, ее статья ‘Мятущаяся душа’ по поводу моего романа ‘Сатана’. См. N 26 литературного приложения к газете ‘День’, N 178, 1914 г., 3 августа.

XLIV

Дорогой Георгий Иванович. Пьянствую один, приехав на Сестрорецкий вокзал на лихаче. Если бы Вы сейчас были тут — мы бы покатились. Но Вас нет. И потому я имею потребность сообщить об этом Вам.

Александр Блок

XLV

Милый Георгий Иванович. Наконец-то собираюсь Вам написать. Никогда еще не переживал я такой темной полосы, как в последний месяц — убийственного опустошения. Теперь, кажется, полегчало, и мы уедем, надеюсь, скоро — в Италию. Оба мы разладились почти одинаково. И страшно опостылели люди. Пил я мрачно один, но не так уж много, чтобы допиться до крайнего свинства: скучно пил.

А Вы продолжаете жить один и не видеть людей? И хорошо?

Напишите мне в Шахматове Из-за границы мы вернемся туда — месяца через 2 — 3 теперь. Квартиру сдаем — пока тщетно. Пишется вяло и плохо, и мало. Авось, все это летом пройдет.

Ну, целую Вас, милый. Надежде Григорьевне поклон. Осенью увидимся — не правда ли?

Ваш Ал. Блок

XLVI

Милый Георгий Иванович. Неужели Вы все еще в Петербурге? А как хорошо теперь в деревне. Я к вам так и не пришел без всякой причины. Питаю к Вам нежные чувства. Мне очень понравилась ‘Феклушка’* в ‘Новом слове’. Я уже оживаю и пилю деревья. Напишите мне два слова или более. Поклонитесь от меня Надежде Григорьевне.

9 мая 1910, Н.ж.д., ст. Подсолнечное, с. Шахматове.

Любящий Вас Ал. Блок

______________________

*’Феклуша’ — мой рассказ. Впоследствии рассказ вошел в третий том собр. соч. изд. ‘Шиповник‘.

Опубликовано: Чулков Г. Годы странствий. М., 1930.

Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/sodlib.html

Письма Александра Блока Г. Чулкову

(Примечания Г. Чулкова)

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IХ

X

XI

XIII

XIV

XV

XVI

XVII

XVIII

XIX

XX

XXI

XXII

XXIII

XXIV

XXV

XXVI

XXVII

XVIII

XXIX

XXX

XXXI

XXXII

ХХХIII

XXXIV

XXXV

XXXVI

XXXVII

XXXVIII

XXXIX

XL

XLI

XLII

XLIII

XLIV

XLV

XLVI

Читайте также:

**(Примечания Г. Чулкова)**