Письма 1848-1851 годов, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1851

Переписка
Время на прочтение: 409 минут(ы)
Скачать в PDF

Иванъ Сергевичъ АКСАКОВЪ

ВЪ ЕГО ПИСЬМАХЪ.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

УЧЕБНЫЕ И СЛУЖЕБНЫЕ ГОДЫ.

Томъ второй.

Письма 1848—1851 годовъ.

МОСКВА.
Типографія М. Г. Волчанинова, Б. Чернышевскій п., д. Пустошкина, противъ Англійской церкви.
1888.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

1. Бессарабскія письма
2. Петербургскія письма
3. Приложеніе къ Петербургскимъ письмамъ. (Вопросы, предложенные Ивану Сергевичу Аксакову III-мъ Отдленіемъ)
4. Ярославскія письма
5. Приложеніе къ Ярославскимъ письмамъ. (Переписка съ Министерствомъ о ‘Бродяг’)

ПРИЛОЖЕНІЕ.

(Стихотворенія Ивана Сергевича Аксакова за 1848—1851 г.).

1. Бродяга
2. Посланіе къ Л. Н. Арнольди
3. Пусть сгибнетъ все
4. Усталыхъ силъ я долго не жаллъ
5. Посл 1848 года
6. Е. . М-ой
15 февраля 1884 года по поводу нападокъ въ газетахъ и въ обществ на новый судъ, Иванъ Сергевичъ Аксаковъ писалъ въ ‘Руси’:
‘Старый судъ! При одномъ воспоминанія о немъ волосы встаютъ дыбомъ, морозъ деретъ по кож!… мы имемъ право такъ говорить. Пишущій эти строки посвятилъ служебной дятельности въ старомъ суд первые, лучшіе годы своей молодости. Воспитанникъ Училища Правовднія, стало быть обязательно поступившій на службу по вдомству Министерства Юстиціи, еще въ сороковыхъ годахъ — онъ извдалъ вдоль и поперекъ все тогдашнее уголовное правосудіе, въ провинціи и столиц, въ канцеляріяхъ и въ состав суда (въ послднемъ какъ членъ по назначенію отъ правительства). Это было во-истину мерзость запустнія на мст свят! Со всмъ пыломъ юношескаго негодованія ринулся онъ, вмст съ своими товарищами по воспитанію, въ неравную борьбу съ судейской неправдой,— и точно такъ же, какъ иногда и теперь, встревоженная этимъ натискомъ стая кривосудовъ поднимала дикій вопль: ‘вольнодумцы! бунтовщика! революціонеры’!… Помнимъ, какъ однажды молодой оберъ-секретарь Сената, опираясь на забытую и никогда не примнявшуюся статью Свода Законовъ, отказался скрпить истинно неправедное постановленіе, благопріятствовавшее людямъ, занимавшимъ очень видное положеніе въ высшемъ обществ — и съ какимъ шумомъ, съ какимъ гнвомъ встртили сановные старики такое необычайное дерзновеніе! Помнимъ, какъ рябой нахалъ съ знатнымъ именемъ подавалъ нашему товарищу для доклада Присутствію свое письменное оправданіе, рекомендуясь, что ‘по милости Царской — онъ сынъ барской’, и какъ никакими доводами нельзя было предотвратить пристрастнаго въ пользу ‘барскаго сына’ ршенія… Предъ нами невольно встаютъ воспоминанія — одно возмутительне другого. Какія муки, какія терзанія испытывала душа, сознавая безсиліе помочь истин, невозможность провести правду черезъ путы и сти тогдашняго формальнаго судопроизводства’!
Обстоятельство, о которомъ Иванъ Сергевичъ упоминаетъ черезъ 38 лтъ съ такимъ живымъ чувствомъ негодованія, заставило его въ Сентябр 1848 года, вскор по возвращеніи его съ Срныхъ водъ, оставить Министерство Юстиціи. Въ это время поступало на ршеніе Сената дло молодаго Князя ***, совершившаго уголовное преступленіе при самыхъ возмутительныхъ обстоятельствахъ. Дло это имло большую гласность. Не мене того преступникъ, благодаря сильнымъ связямъ въ высшихъ кругахъ, добился оправдательнаго приговора отъ весьма лицепріятныхъ судей высшей Сенатской инстанціи. Молодой оберъ-секретарь отказался наотрзъ подкрпить своей подписью беззаконный приговоръ и просилъ уволить его отъ должности. Исторія эта надлала много шума, дошла до свднія Государя Николая Павловича. Онъ приказалъ пересмотрть дло, и преступникъ подвергся заслуженной кар. Но Иванъ Сергевичъ тогда уже вышелъ изъ Министерства Юстиціи и поступилъ въ Министерство внутреннихъ длъ подъ начальствомъ Графа Л. А. Перовскаго, который, желая испытать молодаго дятеля, отправилъ его въ Бессарабію съ секретнымъ порученіемъ для изслдованія тамошняго раскола. Въ Октябр Иванъ Сергевичъ пробылъ въ Петербург недли дв и оттуда отправился черезъ Харьковъ и Одессу въ Бессарабію, гд онъ остался до конца Декабря. Переписка съ родителями начинается опять съ 11 Октября 1848 года изъ Петербурга.

БЕССАРАБСКІЯ ПИСЬМА.

Понедльникъ, 11-го Октября 1848. Петербургъ.

Наконецъ я въ Петербург, милые мои Отесинька и Маменька. Пишу къ вамъ изъ квартиры Попова и пишу немного, ибо сейчасъ долженъ хать. Петербургъ какъ-то дурно подйствовалъ на мое расположеніе духа, и я съ радостью думаю о томъ, что скоро можно мн будетъ отсюда хать… Мы хали довольно тихо, часу въ одиннадцатомъ пріхали въ Петербургъ. Отправившись на двухъ извощикахъ съ чемоданомъ и сумками отыскивать Попова, который живетъ далеко отъ Почтамта, я наконецъ отыскалъ его. Можете себ представить, какъ онъ обрадовался! Онъ уже приготовилъ мн вс нужныя удобства, и я проболталъ съ нимъ часа два, какъ пришелъ случайно Багратіонъ и явился Оболенскій, которому дали знать. Наконецъ мы съ Поповымъ отправились въ Ханыкову, котораго не застали, потомъ къ Надеждину, который очень обрадовался, но съ которымъ я самъ держу себя не въ ‘абандон’. Онъ много спрашивалъ про Васъ, чиновникъ торчитъ въ немъ сквозь семинариста, такъ какъ у него кто-то былъ еще, то онъ и не хотлъ объясняться при немъ о моемъ порученіи, но онъ уврялъ Попова честнымъ словомъ, что тутъ нтъ ничего противнаго нашимъ правиламъ {Порученіе секретное объ изслдованіи раскола въ Бессарабіи.} и т. п. Онъ посовтовалъ мн явиться въ Департаментъ, въ Вице-Директору, ибо Директора нтъ, да и Министръ боленъ, на дач. Порученіе мое должно продолжиться не боле двухъ мсяцевъ. Министръ сводахъ, что, принимая меня безъ жалованья, онъ обезпечиваетъ меня этимъ порученіемъ, при которомъ я получу вдвое больше. Но у него есть въ виду для меня вакансія чиновника по особымъ порученіямъ. Боясь, чтобъ она не ушла, я, по совту Попова, отправляюсь сію минуту къ Гагарину, который очень хорошъ съ Перовскимъ и который долженъ ему сообщить мое требованіе о мст и положительномъ жалованьи.

Середа, 18, Октября 13-го.

Наконецъ, я могу сообщить Вамъ кое-что положительное о своемъ отъзд. Въ Субботу или даже въ Пятницу я вызжаю изъ Петербурга въ Москву, а изъ Москвы поду чрезъ Одессу въ Кишиневъ. Что сказать Вамъ о себ? Покуда живу довольно хлопотливо и потому скучно. Почти каждый день у кого-нибудь изъ нашихъ товарищей вечеръ по случаю моего прізда, и это наконецъ надоло. Третьяго дня вечеромъ былъ я у Веневитинова, который въ Воскресенье самъ прізжалъ къ Попову знакомиться со мной. Веневитиновъ, братъ поэта, добрый малый и неглупый человкъ, сохранилъ въ себ даже вншній видъ москвича, пріятель Хомякова и всею душею любящій Москву. Онъ женатъ на дочери Графа Вельегорскаго и живетъ въ одномъ дом съ тестемъ и съ Графомъ Соллогубомъ, женатымъ на другой дочери. Тамъ познакомился я со всею этой семьей, въ которой все-таки лучшія существа — это женщины: Графиня Соллогубъ и сама Веневитинова. Об он, сочувствуя московскому направленію, каждый день читаютъ по церковнославянски, русскія псни и т. п. Конечно, все это еще не исторгаетъ ихъ изъ петербургскаго бита, все это является больше comme dn luxe, среди этихъ нагло раззолоченныхъ гостинныхъ, но все же это можетъ современемъ отродиться на ихъ дтяхъ, все же это похвально и лучше другихъ занятій. Об он очень набожны, очень скромный женственны. Надобно отдать честь Попову: онъ, говоря постоянно по-русски, своею неподчиненностью петербургскому обществу заставлялъ ихъ всхъ въ присутствіи своемъ вести разговоръ по-русски… Другаго общества петербургскаго я не видалъ, но думаю, что Константинъ своимъ словомъ могъ бы произвести здсь большой эффектъ, если бы не былъ такъ безпощаденъ и ошеломляющъ. Впрочемъ, повторяю, этотъ успхъ еще не затрогиваетъ глубоко быта. По крайней мр мы, москвичи-славянофилы, пользуемся здсь необыкновеннымъ уваженіемъ. Но вы постоянно чувствуете себя несмсимымъ съ петербургскимъ обществомъ, вотъ почему, еслибъ Поповъ и не былъ со мною коротко знакомъ въ Москв, то встртился бы со мной здсь какъ съ роднымъ, на чужбин, вотъ почему постоянно чувствуется вами одиночество. Читали тамъ ‘Бродягу’. Поповъ, уже въ четвертый разъ во время моего пребыванія въ Петербург читающій его, ревнуя къ чести Москвы, читалъ и въ этотъ разъ съ великимъ стараніемъ и читалъ довольно хорошо. Восторгъ и успхъ былъ огромный. Но, скажу въ своей чести, я почувствовалъ, какъ безсильны для меня эти невжественныя хвалы! Мой судъ строже ихъ, лучше ихъ всхъ понимаю я и требованія искусства и отношеніе моего произведенія къ языку и произведеніямъ народнымъ. Мое произведеніе только отрицательно русское, но самородка русской мысли и слова въ немъ нтъ! Я когда-нибудь напишу самъ критику своего ‘Бродяги’, чтобы знали современемъ, что я не обманывался насчетъ его будущей судьбы и того значенія, которое современемъ опредлитъ ему критика. А они покуда читаютъ, перечитываютъ и переписываютъ ‘Бродягу’ и вообще уже однимъ чтеніемъ пріобртаются, сколько могутъ, московскому направленію, которое я посл всякаго чтенія выставляю впередъ, говоря, что ему я всмъ обязанъ и пр.

Четвергъ.

Вчера получилъ я письмо Ваше, милая Маменька, и скоро думаю получить письмо и отъ Васъ, мой милый Отесинька. Впрочемъ, кажется, что недли черезъ дв, по крайней мр, я Васъ увижу проздомъ въ Бессарабію. Писать такъ много, что непремнно нужно раздлить этотъ запасъ по предметамъ. Сначала скажу о себ, о своемъ вступленіи на службу и т. п. Я, слава Богу, здоровъ, но не могу быть веселъ. Вы не поврите, какое тягостное впечатлніе производитъ на меня Петербургъ. Это оскорбительное великолпіе, эти громады, воздвигнутыя какою-то страшною, наглою силой, это отсутствіе всякой религіозной физіономіи, эта страшно развитая удобственность чисто матеріальныхъ благъ,— все это давитъ, болзненно давитъ душу. Но что могло бы привести въ отчаяніе при некрпкой вр въ судьбу Россіи, это именно слышимое и чувствуемое присутствіе какой-то страшной силы во всемъ развратномъ быт Петербурга. Теперь о служб. Для порученія бессарабскаго недоставало человка, а въ это время получилась моя просьба. На это порученіе и прочили меня съ самаго начала, съ этою мыслью и принялъ меня Министръ. Хотя и имется вакансія чиновника по особымъ порученіямъ, но Министръ сказалъ, что онъ никого не назначаетъ на это мсто, не испытавъ его предварительно и не познакомившись съ нимъ лично, и потому назначилъ меня сначала состоящимъ при Департамент, безъ жалованья. Однакоже Перовскій сказалъ: ‘а какъ онъ назначается безъ жалованья, то мы его теперь обезпечимъ достаточно порученіемъ.’ Въ Понедльникъ я былъ у Н** уже одинъ, и онъ передалъ мн содержаніе этого порученія. Во Вторникъ поутру я здилъ къ Министру на дачу, гд онъ до сихъ поръ еще живетъ по болзни. Перовскій принялъ меня очень ласково, посадилъ, просилъ ознакомиться предварительно съ вопросомъ во всхъ его частяхъ и потомъ какъ можно скоре поспшать отъздомъ, но только хорошенько приготовившись, ибо мысль объ этомъ порученіи пришла имъ еще въ Август, но исполненіе ея было отложено до моего назначенія, которое оттянулось до сего времени. Взвсивъ хорошенько все, я нашелъ, что могу принять порученіе, и принялъ, тмъ боле, что предметъ его способенъ возбудить во мн самое живое сочувствіе, но порученіе секретное и потому прошу Васъ всхъ держать это въ секрет: гласность компрометировала бы не только самое дло, но и меня самого. Условившись съ Н** приняться за работу черезъ два дня, въ продолженіе которыхъ я окончу визиты, нынче часовъ въ десять (утра) я отправляюсь къ нему, прочту его книгу и, словомъ, займусь дломъ. Вамъ, конечно, непріятна эта близость сношеній съ Н**. Она для меня еще непріятне,— но я въ отношеніяхъ своихъ къ нему такъ самостоятеленъ, и онъ это такъ чувствуетъ, что эта близость ровно ничего не значитъ. Н** старается, впрочемъ, выказать всячески свое усердіе ко мн и къ нашему семейству, здсь ратуетъ противъ Нмцевъ и, разсказываютъ, недавно гд-то разбилъ въ пухъ Кавелина, защищая славянское направленіе…

Воскресенье, 31-го Октября. Орелъ. 8 часовъ.

Съ часъ тому назадъ, какъ пріхалъ я сюда. Тихо ду: почти двое сутокъ въ дорог,— и сдлано всего 330 верстъ. Это еще по шоссе, а вотъ теперь начинается другая. Я выхалъ отъ Васъ въ Пятницу, въ погоду довольно хорошую, во эта тихая теплота разршилась снгомъ, который и не переставалъ идти весь послдующій день. Онъ, такъ сказать, бжалъ передо мной и спшилъ одть, всю природу блымъ цвтомъ, такъ что моимъ глазамъ являлись всюду одн вншнія рельефныя стороны ландшафта. Впрочемъ, ничего и не являлось, при постоянномъ плеваньи въ глаза, я опустилъ кожу сверху и такимъ образомъ продолжалъ путь. Но вечеромъ похода пріутихла, полупрояснилось, вылзъ мсяцъ, и картина была дйствительно очаровательна, такъ въхалъ я въ Тулу часовъ въ 9 вечера. Въ Тул мн дали другой тарантасъ до Орла, гораздо просторне и покойне. Ночью хватилъ сильнйшій морозъ, я думаю, градусовъ въ 15, съ втромъ прямо въ лицо. День былъ прехолодный, а ночью, врно, пойдетъ опять снгъ… Я прохалъ слдующіе города: Подольскъ, Серпуховъ, Тулу, Червь, вовсе не похожій на городъ, Мценскъ и Орелъ. Орелъ производитъ очень тягостное впечатлніе. Городъ съ проблами: на каждомъ шагу пепелища отъ выгорвшихъ кругомъ домовъ. Встрчъ никакихъ не было. Въ Мценск, на томъ же двор, гд я останавливался, происходилъ двичникъ или что-то въ этомъ род, по случаю предстоящей свадьбы одной горожанки (мщанской двки) съ дворникомъ (содержателемъ постоялаго двора гд-то въ сел). Меня предложили величать и повеличали. Псни поются все новыя: все про Голландское полотно да Французскія кружева. Обдалъ я въ Тул и Орл въ эти дни вечеромъ, ибо благодаря Маменьк, запасъ для завтрака порядочный. Въ Тул изъ тульскихъ вещей, бывшихъ при гостинниц, я ничего не купилъ, а здсь, въ Орл, изъ тульскихъ вещей купилъ пару карманныхъ пистолетовъ для эффекта и для устрашенія непріятелей однимъ видомъ дула,— за 4 цлковыхъ. Разумется, я ихъ не заряжалъ. Завтра, къ вечеру долженъ попасть въ Курскъ.

1848 года Ноября 2-го. Курскъ. Вторникъ.

Нынче, часу въ восьмомъ утра добрался я до Курска. Каково! Отъ Орла до Курска всего 155 верстъ, и на это пространство употреблено столько времени, т. е. полтора сутокъ. Слава Богу, я совершенно здоровъ, но трудно найти время скверне для путешествія! За Орломъ шоссе уже нтъ, вся взъерошенная поверхность земли покрылась слегка снгомъ, но морозъ въ этихъ мстахъ не былъ достаточно силенъ, чтобы совершенно окаменить эту грязь и тмъ способствовать ‘накату’. По пяти и по шести часовъ длаютъ одну станцію въ 18 и 20 верстъ! Самая лучшая зда не по дорог, а гд-нибудь цликомъ по полю! Самому бываетъ страшно оглянуться назадъ, не вришь, чтобы экипажъ могъ прохать, а лошади провезти по такой изуродованной земл. Если встртишь кого-нибудь на станція, такъ только и слышишь одни ругательства. Тарантасъ, взятый мною въ Орл, чтобы хать въ немъ до Курска, два раза ломался, два раза починка стоила мн нсколько часовъ времени, наконецъ, видя, что онъ слишкомъ тяжелъ по этой дорог, я похалъ въ простой телг, придлавъ къ ней кибиточный верхъ, телги также раза два ломались, наконецъ кибитокъ не хватило на станціяхъ, и я халъ уже просто, безъ верху: прибавьте къ этому сильный втеръ съ снгомъ прямо въ лицо, мокрое платье,— и Вы поймете всю прелесть дороги. Я Вамъ это пишу, во-первыхъ, потому, что мн это все, слава Богу, ни почемъ, во-вторыхъ потому, что когда Вы получите это письмо, то я уже буду находиться подъ благословеннымъ небомъ Юга и пр. пр. пр. Настоящее путешествіе мое иметъ только смыслъ средства, а само по себ не иметъ никакой пріятности. Эта проклятая зима все заблила однимъ цвтомъ, всхъ загнала внутрь домовъ, всхъ мужчинъ и женщинъ одла въ одинъ нагольный, безобразный тулупъ. Еще самъ не знаю, на немъ поду: въ саняхъ или въ тарантас.
Что же касается до Курской Божіей Матери, то едва ли мн можно будетъ выполнить Ваше порученіе, милая Маменька: почтовая станція, гд я остановился, совершенно почти за городомъ, т. е. прохавъ весь городъ, внизу подъ горой {Ольга Семеновна была родомъ изъ Курской Губ. имла особенное почитаніе къ образу Божіей Матери Знаменія.}. Теперь все платье мое сушится, а опять подниматься на гору въ такое время и при такой дорог, право нтъ времени.
На нкоторыхъ станціяхъ я заглядывалъ въ Терещенко. Драгоцнностей пропасть, но Терещенко такой олухъ, что я совтую почитать изъ него Отесиньк: до такой степени онъ смшонъ! Впрочемъ, въ тоже время онъ человкъ почтенный за свою искреннюю любовь къ русскому крестьянину.

Четвергъ, 4-го Ноября. Харьковъ.

Нынче въ ночь добрался я наконецъ до Харькова, и какъ это было поздно ночью, то принужденъ былъ остаться переночевать здсь. Однакоже черезъ часъ времени намренъ отправиться дальше въ путь, на Полтаву, которая отъ Харькова всего въ 138 верстахъ. Дорога отъ Курска до Харькова гораздо лучше предыдущихъ: отъ того ли, что идетъ частію по пескамъ, частію по чернозему, отъ того ли наконецъ, что стало чувствительно тепле, подъзжая въ Харькову, я нашелъ везд оттепель. Можетъ быть, и у Васъ тоже, но здсь это боле къ лицу. Обоянь, Вашъ родной городъ, моя милая Маменька, я прохалъ часу въ двнадцатомъ ночи, когда онъ уже погруженъ былъ въ крпкій сонъ, такъ что у станціоннаго смотрителя не могъ ничего узнать о Самбурскихъ {Сестра Ольги Семеновны была замужемъ за Самбурскимъ, Курскимъ помщикомъ.}. Зато Блгородъ я прохалъ въ полдень, при солнечномъ освщеніи, въ рыночное время, и онъ произвелъ на меня самое пріятнйшее впечатлніе, чему причиною отчасти само солнце, котораго я такъ давно не видалъ, и цвтъ зелени изъ подъ стаявшаго снга. Цвтъ на меня просто нервически дйствуетъ. Вообще чувствую, что Малороссія произвела бы на меня самое благопріятное впечатлніе, еслибъ я ее больше видлъ и халъ лтомъ. Досадно, что на станціяхъ везд уже приготовлены пристанища: т. е. пустыя, прохладныя, однообразныя комнаты у станціонныхъ смотрителей, гд и принужденъ останавливаться, такъ что до Харькова можно прохать, не услыхавъ почти малороссійскаго звука, ибо ямщикъ не то что мужикъ. Зато, говорятъ мн съ ужасомъ прозжающіе господа, отъ Харькова вы не найдете такихъ пристанищъ. А мн того-то и надобно.

1848 года. Ноября 10-го. Одесса.

Наконецъ я въ Одесс! ‘Отъ края моря Балтійскаго до края понта Евксинскаго’ шествіе мое. И это еще не конецъ! Нынче въ ночь или завтра поутру ду дале, въ Бессарабію. Не знаю, скоро-ли попаду въ Кишиневъ, можетъ быть, Аккерманъ или Бендеры задержатъ меня на нсколько времени, а хотлось бы мн поскоре снабдиться свдніями о Васъ. Я приготовилъ было Вамъ письмо въ Кременчуг, но оно осталось не посланнымъ, по той причин, что почта въ Москву отходила черезъ пять дней, чего я прежде не зналъ.
Прохавъ слишкомъ 1500 верстъ, я, такъ сказать, физически, поневол, подвергся столькимъ нагляднымъ впечатлніямъ,— столько смотрлъ и видлъ глазъ, столько поручила себ запомнить память, столько мыслей и замчаній проскакало въ голов и смнилось вмст съ перекладкой лошадей и поклажи изъ телги въ телгу,— что я, право, и не знаю, какъ примусь теперь за подробный отчетъ всхъ этихъ дней. Надобно бы, чтобы отстоялась немного голова. Но ждать этого некогда. Въ Бессарабіи я буду путешествовать медленне, останавливаться въ каждомъ городишк, въ каждомъ значительномъ селеніи, и намреваюсь вести дневникъ или просто писать Вамъ письма, но теперь другое дло.
Послднее письмо мое было изъ Харькова, гд и ночевалъ. Мудрено у насъ сказать что-нибудь о физіономіи такого или другого города второстепеннаго, вс они больше или меньше имютъ физіономію казенную, сквозь которую рдко пробивается самостоятельный характеръ города. Наружность Харькова не иметъ ничего особеннаго: мощеныя улицы, каменныя зданія пошлой архитектуры, магазины, училища и пр. Къ тому же я пріхалъ ночью и оставилъ городъ утромъ. Но, кажется мн, что Харьковъ иметъ внутреннее сильное значеніе для Малороссіи, которая въ немъ централизируется, которая иметъ въ немъ свой университетъ. Университетъ, конечно, плохъ, но хохлы, вроятно, ставятъ его выше всхъ другихъ, и какъ типъ хохлацкій, не сглаживаясь ничмъ на свт, длаетъ ихъ смшными въ сравненіи съ Москалями, то они, вроятно, очень рады, что этотъ типъ находитъ себ здсь самостоятельное оправданіе… Впрочемъ, въ настоящее время эта самостоятельность значитъ только самостоятельное подражаніе, обезьянство Западу, а не Москв…
До Харькова отъ Курска я еще не могъ замтить сильнаго преобладанія малороссійскаго характера, но отъ Харькова къ Полтав и отъ Полтавы къ Кременчугу — вотъ настоящая Хохландія! Несмотря на зимнее время и на то, что разъ ночью хватилъ сильный морозъ съ великолпнымъ свернымъ сіяніемъ,— вы чувствуете, что здсь тепле, что здсь нжне природа, мн полюбилась Малороссія даже зимой. Природа здсь какъ будто на своемъ мст, каждое дерево растетъ вволю, смотритъ хозяиномъ, у себя дома, и раскидывается живописне, чистыя мазанки съ садиками и огородами, хутора, разброшенные тамъ и сямъ, обведенные красивыми плетнями, все это, даже зимой, такъ хорошо, такъ привтно! Правда, что въ это время случились и солнечные дни, правда, что наши впечатлнія не могутъ быть совершенно чистыми и свободными отъ подготовокъ, отъ взглядовъ а priori, — но какъ бы тамъ ни было, а Малороссія произвела на меня пріятное впечатлніе. Везд такъ и торчитъ Гоголь съ своими вечерами на хутор близъ Диканьки. Тутъ только вы почувствуете все достоинство, всю врность этихъ описаній, этой, не столько вншней, сколько внутренней характеристики Малороссіи, вполн передающей вамъ и вншнюю ея физіономію. Въ томъ-то и дло. Я часто думалъ по поводу своего ‘Алешки’ что описаніе вншней природы никогда не будетъ ни достаточно врно, ни достаточно подробно, но можетъ скоро стать утомительнымъ для читателя, а въ первой глав этотъ недостатокъ у меня есть, во второй же глав его меньше.
Потянулись возы съ волами, чумаки съ ихъ люльками, бритыми подбородками, нсколько зврообразными лицами и тяжелой, медленно лнивой поступью, живыя и красивыя физіономіи Хохлушъ или Хохлачекъ въ грязныхъ рубашкахъ и свиткахъ,— костюмъ, который, можетъ быть, очень хорошъ въ идеал и непривлекателенъ въ будничной дйствительности, суровыя, серьезныя фигуры Малороссіянъ съ ихъ неподвижностью и неговорливостью… Вотъ что попадалось мн на дорог и что я могъ замтить,— остальное было предоставлено моимъ соображеніямъ, догадкамъ. Къ несчастію, теперь уже везд есть станціи или станціонные дома для прозжающихъ, гд дв, три пустыя, худо протопленныя комнаты, съ извстнымъ припасомъ печатныхъ объявленій почтоваго начальства, заставляютъ путешественника торопиться отъздомъ. Я прохалъ боле 60-ти станцій и имлъ терпніе выходить ршительно на каждой, придешь, осмотришь комнаты, переглядишь вс картинки по стнамъ, толкнешься, будто ненарочно, въ кухню или въ жилыя комнаты смотрителя и рдко, рдко удастся поймать какое-нибудь живое, замчательное слово или завести любопытный разговоръ. Уже рже и рже встрчаются портреты Багратіона и Бобелины, другіе странные сюжеты смняютъ ихъ, и преимущественно лица и сцены изъ Шатобріанова романа ‘Перуанскіе Инки’. Встрчъ постороннихъ прозжихъ со мной было мало. Ригъ встртилъ я двухъ гвардейскихъ молодыхъ офицеровъ, которые, бывъ въ Кіев на служб и теперь возвращаясь въ Петербургъ, похали чрезъ Харьковъ, чтобы тамъ дорогой покутить и повеселиться, что исполнили и на что посвятили дв недли. Коляска ихъ сломалась, и о ни, дожидаясь на станціи цлой день, такъ обрадовалось звону колокольчика, возвщавшему прізжаго, что, когда я вошелъ въ комнату, они встртили меня словами? милости просимъ, не хотите ли чаю и т. п. Добрые малые, пустозвоны, укладывающіеся всмъ составомъ своимъ, вполн въ извстный типъ петербургскаго гвардейца, удивительно ихъ счастливое невжество, ихъ равнодушное незнаніе вопросовъ и задачъ своего времени, своей земли… И какъ много этихъ господъ въ Россіи. Одинъ изъ нихъ усплъ намекнуть мн, указывая на золотое кольцо на пальц, что ему за промедленіе готовится въ Петербург распеканція и т. п. Богъ съ ними, разумется, мы разстались друзьями, да еще какими!.. Въ другой разъ нашелъ я на станціи двухъ армейскихъ молодыхъ офицеровъ, хавшихъ на Кавказъ по той причин, ‘что войны другой пока еще нигд нтъ, что европейская война, Богъ знаетъ еще, когда будетъ, и что надо же имъ понюхать пороху и обкуриться,— что военному человку надо же что-нибудь длать’!.. Разговаривая между собою и съ какимъ-то старымъ помщикомъ, отставнымъ гусаромъ, перебирали они знакомыхъ своихъ, убитыхъ на Кавказ, вспоминали славные подвиги славной войны, послдней войны, когда люди еще врили въ право, въ законность и достоинство войны. Эти двое, конечно, стоятъ несравненно выше первыхъ, хотя странно было слышать, что они говорятъ о войн, какъ о какомъ-то самомъ законномъ и нормальномъ явленіи. Война, война! Какимъ лучезарнымъ сіяніемъ славы и блеска окружили люди это страшное слово. О, какъ отъ многаго надо отвыкать человчеству!.. Къ довершенію картины скажу, что разговоръ этотъ былъ поздно ночью, часу въ третьемъ, на двор было страшно холодно, морозная луна сверкала въ окошко комнаты, освщенной всего однимъ сальнымъ огаркомъ, много наплывшимъ и сильно нуждавшимся въ щипцахъ, которыхъ не было и вмсто которыхъ явился извощичій староста, одолжившій два своихъ несгораемыхъ пальца, я сидлъ въ углу на самоваромъ, не принимая никакого участія въ разговор, жаль, что не узналъ ихъ фамилій, можетъ быть, убьютъ ихъ обоихъ на Кавказ!.. На одной станціи нашелъ я за роскошнымъ завтракомъ хавшаго въ красивой карет съ большимъ аппаратомъ помщика С—а, мсяца три тому нагадь вернувшагося изъ Парижа. Съ нимъ былъ какой-то молодой офицеръ и артистъ-французъ. Эти господа Европейцы хали съ необыкновеннымъ трескомъ и блескомъ, en grands seigneurs, самъ С—ъ, впрочемъ, человкъ неглупый, но нсколько скотъ. Французъ неволилъ отзываться объ Россіи нсколько съ презрніемъ, за что я его немного осадилъ.— На одной станціи за Полтавой, въ одно время со мною была одна помщица съ двумя дочерьми и сынкомъ. Дочери — полтавскія институтки (тамъ есть институтъ). Полтавскія институтки! слдовательно не утратившія своего выговора, своей мягкой рчи на распвъ, довольно пріятныхъ въ женскихъ устахъ. Объ этомъ узналъ я отъ станціоннаго смотрителя, самъ же видлъ ихъ вскользь, он довольно миловидны и, проходя мимо меня, ввернули два, три слова по-французски. Сынокъ, отрокъ высокаго роста, болванъ еще нжный, общающій быть крпкимъ болваномъ. Впрочемъ, я еще не ршилъ: будетъ ли онъ дятельнымъ болваномъ или пассивнымъ, т. е. будетъ ли онъ бить свою жену, или жена его будетъ бить, во всякомъ случа, кажется, онъ будетъ бить своихъ людей. Вотъ, кажется, вс мои встрчи. Перевалившись за Харьковъ, я однакоже, повторяю, почувствовалъ себя въ Малороссіи, въ земл, гд, кажется, мало сочувствія къ Руси, несмотря на православіе, на самую близкую связь, вы однакоже не чувствуете себя дома, впрочемъ, это относится къ намъ, а русскій человкъ везд похаживаетъ незастнчиво, хозяиномъ, и съ необыкновеннымъ чувствомъ снисхожденія признаетъ права чужой народности. Это же относится также и къ моему человку — Никит. Кстати о немъ. Онъ усердный, хорошій и честный человкъ, но весьма глупъ, неграмотенъ, недогадливъ, сонливъ и смотритъ обрубкомъ дерева. Улыбка, производимая на лиц его постоянно видомъ хохловъ, разломила ему челюсти, увидавъ одного офицера, везомаго на телг парою воловъ, онъ хохоталъ во всю станцію въ 25 верстъ, любимйшимъ его занятіемъ было поддразнивать хохла-ямщика, къ языку ихъ онъ скоро примнился и съ удивленіемъ услыхалъ я въ рчи его употребленіе звательныхъ падежей, сокращеніе глагольныхъ формъ и пр.
Первая станція за Харьковымъ.— Люботино, село изъ двухъ тысячъ душъ, частію помщичьихъ, частію казенныхъ: казенные крестьяне, и понын называющіе себя казаками, дйствительно казаки, обращенные въ крестьянъ. Село огромное и красивое, Малороссійская деревня не иметъ правильнаго характера русской деревни, гд фасадъ стоитъ непремнно на улиц. Тутъ есть нкоторые и помщичьи домики. Хотлось бы мн тамъ побывать, много, вроятно, нашлось бы и старосвтскихъ помщиковъ, и Шпонекъ, и Григорьевъ Ивановичей, и молодыхъ хохлацкихъ барышень, стройныхъ, гибкихъ, красивыхъ, нженныхъ, мечтательныхъ, словомъ, со всмъ тмъ, что хорошо въ нихъ отъ 16-ти до 20-ти лтъ и что потомъ длается несноснымъ… Вы, можетъ быть, скажете, что слова мои отзываются молодостью… Напрасно: я не примшиваю тутъ никакого личнаго интереса или чувства, я люблю видть все это, какъ явленія жизни.— Въ Полтаву пріхалъ я въ снжную погоду, снгъ, впрочемъ, не остался долго, но помшалъ мн разглядть Полтаву, сколько однакоже я ее видлъ,— могу сказать, что въ ней мало замчательнаго. Малороссійскіе города состоятъ большею частью изъ мазанокъ, возведенныхъ въ званіе домовъ. Кажется, есть хорошее одно мсто, гд площадь обведена двумя рядами пирамидальныхъ тополей, освщаемыхъ фонарями… Въ Полтав пробылъ я недолго, пообдавъ только на станціи, гд буфетъ содержитъ какая-то Нмка. У этой Нмки есть хорошенькая дочка, уже помолвленная за какого-то еще довольно молодаго станціоннаго смотрители, свадьба должна была совершиться дней черезъ пять, и вс они были сильно заняты изготовленіемъ очень небогатаго приданаго. Женихъ — Полякъ, она — протестантка, и оба ршились принять Православную вру, должно быть, для большаго порядка и аккуратности въ дом, приходилъ тутъ Жидъ съ равными товарами, и женихъ купилъ невст табатерку съ музыкой, къ великому ея удовольствію. Онъ иметъ въ перспектив перейти съ этой станціи на лучшую, она иметъ въ перспектив… Что? Жить въ деревн, отдльно отъ прочихъ ея жителей, жить, жить, отживать ежедневность! Странная жизнь этихъ станціонныхъ смотрителей. ‘Вамъ скучно здсь?’ спросилъ я одного, еще нестараго, очень порядочнаго и даже подучившаго кое-какое, можетъ быть, въ Уздномъ училищ, образованіе человка.— О, нтъ, отвчалъ онъ, на этой станціи много прозжающихъ!.. А вдь эти прозжающіе останавливаются на 10 минутъ только, я самое наполненное для него время тогда, когда что-нибудь заставитъ прозжаго отночевать на станціи…
Бодре и дятельне стало мое любопытство, когда я перевалилъ за Полтаву, когда оставилъ вправо Хороль, и послышались имена казачьихъ городовъ и селъ, я чувствовалъ себя весело и усердно кушалъ всюду борщъ и свиное сало… Впрочемъ, настоящая казачья земля туда вправо, къ Кіевской губерніи. Я всматривался въ мстность, въ лица, старался воскресить въ голов все это казачество, замтить слды того быта… Должно сознаться, что мирныя обстоятельства, вроятно, еще боле придали хохлу лни и неподвижности, нужны были Ляхи и Татары, чтобы расшевелить эту природу. Къ тому же хохолъ скрытенъ и недоврчивъ, особенно къ Москалю. Да, но вдь эта грубая фигура такъ однако способна въ юмору, поетъ псни такой нжной художественности… Конечно, Запорожье было не все казачество и составлялось не изъ однихъ хохловъ, конечно, историческое положеніе иметъ огромное вліяніе на ихъ бытъ и характеръ, конечно, я даже и права судить объ нихъ не имю, проскакавъ только чрезъ Малороссію,— во необходимо пристальне вглядться въ это племя, чтобъ ясно уразумть въ немъ казака и — художника… Но что касается до костюмовъ, то они отличаются очень отъ вашихъ: воротники стоячіе, на голов большею частію ршетиловская шапка, рубашка не такая, и долгополыхъ кафтановъ не любятъ.— Здсь уже пошли большею частію писаря въ станціонныхъ домахъ, вмсто смотрителей. ‘Писарь’ — какая то уже усвоенная нами принадлежность Малороссіи, здсь также попадаются Евреи и шинки… На одной станціи однакоже удалось мн разговориться съ однимъ хохломъ. Я спросилъ его про. равныя псни и обычаи, знаетъ ли онъ ‘Щедрый вечеръ’, ‘Добрый вечеръ’ и многое другое, вычитанное мною дорогой у Терещенки?.. Оказалось, что знаетъ, но говоритъ, что все уже вводится, что ни вечерница и для игръ на улица собираться имъ во велятъ, боясь отъ того безпорядковъ, споря, кривя, шума и драни, что коляды почти совсмъ затихли, ибо это гршно и длается наканун праздника въ противность церковнымъ уставамъ и пр. Послднее очень странно: не есть ли это вліяніе русскаго начала?.. Кстати о Терещенк. Совтую Вамъ достать его, много тутъ сокровищъ. Прочти, Константинъ, свадебный обрядъ въ Вологодской губерніи, чудо что такое, я не усплъ прочесть и десятой доли всего сочиненія, но спасибо ему за это, хоть онъ и дуракъ, какъ изо всего видно… Сколько языческаго во всхъ этилъ, празднествахъ и обычаяхъ! Да, нашъ народъ принялъ Христіанство какъ младенецъ, онъ по освятилъ его именемъ, какъ западные народы, дикихъ, свирпыхъ побужденій, не устроилъ во имя христіанства нехристіанскихъ учрежденій,— но не перемнилъ веселой стороны своего языческаго быта, Владиміръ Князь обезпечилъ за нимъ питье вина, и народъ, перекрестивъ крестнымъ знаменіемъ священную языческую рку, передлавъ имя идола въ имя какого-нибудь Святаго продолжалъ прежнія игры и веселья. Онъ не почувствовалъ ихъ несовмстимости съ Христіанствомъ, напротивъ, такъ сказать, онъ еще пригрлъ ихъ тепломъ, пролившимся въ бытъ отъ новаго ученія… Но строже и строже становится время, не можетъ, не долженъ народъ оставаться въ этомъ состояніи безсознательнаго, цльнаго быта… Конечно, каждому отдльному лицу съ первыхъ годовъ Христіанства до послдняго времени возможно было путемъ вры и труда освободиться отъ своего быта и достичь полнаго личнаго усовершенствованія, во эту возможность сохранили дли человчества, на эту возможность указывали только монастырь и пустыня… Долго, не смущаясь, продолжился этотъ безпечный бытъ,— но время напираетъ. Нельзя же всмъ идти въ монахи или удалиться въ пустыни, да при этомъ куда бы двалась семья? Но гд же она, эта граница примиреніи быта съ требованіями религіи?.. Подъ корень подрублю на вра въ жизнь, со всею ея красою, со всми ея правами, повялъ свжій, рдкій воздухъ, отъ котораго замираетъ духъ, гд нтъ земной человческой жизни. Надо жить, отвергая жизнь… Рушится бытъ повсюду, взамнъ тепла предложенъ воздухъ горнихъ высотъ, гд такъ страшно высоко, а такъ хорошо иногда бывало внизу!.. Конечно, еще далеко отъ этого преобразованія, но уже вмстилось въ насъ это убивающее жизнь пониманіе… Послдній времена искусства пришли… Гд же ты, Алешка, торопись жить, пока еще есть время, пусть еще пишутся стихи, покуда ихъ слушаютъ, скоро раздастся послдняя лебединая пснь’..
Однакожъ такимъ образомъ я не доду никогда до Кременчуга! Дло въ томъ, что много мыслей скачетъ въ голов, когда ночью, при звздномъ неб, несетъ васъ тройка по гладкой степной дорог, въ такомъ экипаж, въ которомъ не совстно хать, т. е. въ телг. Кстати о телг. Отъ Харькова до Одессы (слишкомъ 600 верстъ) я халъ на перекладныхъ въ телг и иногда въ кибитк. Я такъ привыкъ въ телг, что нахожу ее препокойною, особенно когда сиднье устроено высоко. Подъзжая въ Кременчугу, я, на одной станціи, по случаю передлки комнатъ, отправился пить чай къ содержателю станціи, Еврею. Прекрасная собою Еврейка доставила мн самоваръ, въ хат у нихъ было довольно опрятно, на окошк лежалъ талмудъ и другія Еврейскія книги… Прислуги у нихъ дв хохлацкія двки, изъ нихъ одна ходитъ за ребенкомъ. Признаюсь, странно мн было видть христіанокъ въ услуженіи у Евреевъ, но он этимъ, кажется, нисколько не оскорблялись, одна изъ нихъ безпрестанно играла съ маленькимъ жидовенкомъ и цловала его. Нашъ законъ (гражданскій) запрещаетъ христіанскимъ слугамъ жить въ одномъ помщеніи съ Евреями и, дозволяя служить имъ, не дозволяетъ ночевать у нихъ въ дом. Впрочемъ, это Еврейское семейство вовсе не носило на себ противнаго жидовскаго колорита, я разговорился съ Евреемъ о коробочномъ сбор, онъ доказывалъ, что Евреи должны имть одинаковыя права, что понятія, составленныя объ нихъ, ложны, и когда я далъ ему денегъ, разумется, больше, нежели слдовало, то онъ и жена его поблагодарили меня съ такимъ достоинствомъ, что я удивился, не узнавъ въ нихъ корыстолюбивыхъ жидовъ… Ругательство надъ Евреями мало-по-малу выводится, какъ сами они мн сказали… Потомъ я уже видлъ много Евреевъ, всякихъ сословій, и торгующій Еврей, факторъ дйствительно похожъ на общій жидовскій типъ, образовавшійся въ вашихъ понятіяхъ. А какъ хороши Еврейки! Изо всхъ азіатскихъ лицъ, въ ихъ лицахъ всего боле человческаго. Въ ихъ чертахъ есть что-то задумчивое… Еврейскихъ костюмовъ они не носятъ (за это берется, особая дорогая пошлина), но женщины умютъ какъ-то убрать головы такъ, что думаешь видть Рахиль, подающую пить воду… помните извстную картинку. Он нисколько не дики и охотно разговариваютъ. Но не пугайтесь, не плнюсь я Еврейкой, если Вы способны еще опасаться за меня въ этомъ отношеніи. Ихъ красота не составляетъ, такъ сказать, личнаго достоинства человка, какъ у насъ, это красота цлаго племени, въ которой он не виновата…
Наконецъ, пріхалъ я въ Кременчугъ, городовъ, довольно большой, обстроенный и торговый. Онъ гораздо важне Полтавы для края, населеніе его разнообразно, торговля вся въ рукахъ жидовъ. Здсь остановился я на нсколько времени, чтобъ отобдать собрать кое-какія свднія, нужныя для меня. Тутъ есть и клубъ, и собраніе, здсь стоитъ Штабъ огромнаго корпуса, сюда прізжаютъ помщики и помщицы съ дочками, влюбляющимися въ офицеровъ — и часто бываютъ свадьба. Кстати, здсь, кажется, видлъ отрывокъ изъ простонародной свадьба. Впереди шли музыканты, игравшіе на гудкахъ, потомъ несли втвь съ краснымъ кускомъ полотна, дале бабы, разряженныя, разрумяненная, которая шли поючи и пляшучи. Здсь также много раскольниковъ, принявшихъ Единовріе. Я хотлъ было выхать въ тотъ же день, но, по случаю сильнаго льда на Днпр, мостъ развели, а переправлять ночью не стали, надо было переночевать. На другой день столпилось у берега человкъ до 800 народу, ждавшихъ перевоза. Ледъ продолжалъ идти, день балъ ясный, Днпръ, правда, тутъ не очень широкій, синлъ быстрымъ токомъ, на берегахъ шумъ, крикъ, гамъ, бракъ, давка, ломка экипажей. Все это продолжалось часа три, пока я перехалъ наконецъ на ту сторону… Отсюда начинаются Херсонскія степи и самый разнообразный сбродъ поселенія. Тутъ уже мало русскихъ, кром нкоторыхъ ямщиковъ и нкоторыхъ переселенныхъ деревень, сохранившихъ свой языкъ и костюмъ (Тульской, Орловской губерніи). Но хутора эти, или поселенія, имютъ совсмъ другой характеръ, вс они блыя, неуклюжія, безлсныя, выстроенныя изъ дикаго камня, котораго здсь множество, выбленныя глиной. Меня поразила одна деревня, населенная государственными крестьянами, переведенными сюда изъ малоземельныхъ губерній. Они обвели у себя по окошечку въ этихъ каменныхъ хатахъ деревянными дощечками, въ дерев боле мягкости и жизни, оно привтне! Здсь же нтъ дерева и топятъ всюду или соломою, или навозными кирпичами… Все принимаетъ другую физіономію. Снга нтъ, зеленетъ трава, бываетъ морозъ, но въ полдень такой ясный и теплый день, какъ у насъ въ начал Сентября. Всюду степь, степь, безграничная степь, зеленая, мстами волнистая, та степь, что широко раскинулась,
Къ морю Черному
Понадвинулась!
Рки встрчаются нечасто, деревьевъ почти нтъ, разв искусственные сады съ тополями. Дорога чудная, гладкая, земля большею частію черноземъ. Эта степь лучше, тепле, отрадне нашихъ восточныхъ отелей. Встрчающіяся лица носятъ на себ отпечатокъ южной природы,— даже русскіе, давно поселенные здсь, особенно женщины, получаютъ другую физіономію. Здсь не человкъ порабощаетъ себ природу, а природа человка, но она нжная мягка, еще непаляща, нежгуча… Хорошо! Поселенія встрчаются какъ рдкіе оазисы въ этомъ безбрежномъ пространств. Никогда не было здсь осдлости, вы это чувствуете, да и какъ-то невозможна осдлость въ степи! Эта страна искони служила только большою дорогою для цлыхъ народовъ. О, тутъ понятно казачество. Здсь я бродяжество принимаемъ совсмъ не тотъ характеръ, какъ въ Астрахани, въ немъ что-то есть казачьяго… Я воображалъ себ постоянно несущагося вихремъ Татарина или нагоняющаго сто Казака… И границы этой степи — горы и море! Я халъ очень шибко, упиваясь впечатлніемъ… Вспоминалъ я о Константин. Какъ бы хотлось мн, чтобы онъ протрясся вмст со мною въ телг, пронесся чрезъ эти роскошныя, зеленыя, теплыя степи! Зазвучали татарскія и греческія имена, впрочемъ, Татаръ, чистыхъ Татаръ я не встрчалъ… Разъ ночью былъ сильный туманъ. Туманъ въ степи — это море тумана!
Въ Николаевъ прискакалъ я ночью. Это городокъ важный для здшняго края, въ немъ живетъ Адмиралъ и Штабъ всего Черноморскаго флота. Если не ошибаюсь, такъ тутъ впадаетъ Ингулъ въ залить Буга, черезъ который я перехалъ ночью при сильномъ втр, на паром съ парусами. Меня перевезли только потому, что я халъ по казенной надобности, разстояніе — слишкомъ верста, но по случаю втра — гораздо больше, хали очень долго, часа два, и я задремалъ подъ говоръ волнъ, на противоположномъ берегу слъ я въ телгу и отправился дале. Небо было неясно, дорога гладкая, и я заснулъ. Проснувшись отъ толчка, я поднялъ голову… Боже мой, какъ хорошо! что совершилось между тмъ на неб! Звзды такъ ярко и отчетливо сіяли на темно-голубомъ неб, какъ я никогда не видывалъ. Свтъ ихъ ярче, тепле, небо — не синяго и не блесовато голубого, но темно-голубаго цвта, кром звздъ и созвздій, золотился красивый рогъ луны… Признаюсь, я уже начиналъ чувствовать въ себ охлажденіе къ красотамъ мсячной ночи, она уже не производила во мн, какъ бывало въ первые года, грустной мечтательности: мн даже жаль бывало этихъ минутъ. Но красота этой ночи сильно меня растревожила не сладостью, но величавостью впечатлній.
И вс эти впечатлнія должны были уступить другому, сильнйшему: я увидлъ море. Подъхавъ къ Тилигулу, станціи верстъ за сорокъ до Одессы, я уставился глазами въ огромный, синій Лиманъ. Лиманами называются озера или водоемы, оторванные отъ моря пересыпью, но нкогда составлявшіе съ нимъ одну кассу водъ.. Близко, близко море. Тутъ уже начинаются пески, наносная каменистая почва и подымаются горы. На Лиман плавали дикіе лебеди! Въ вашихъ псняхъ такъ часто говорится про синее море, про блую лебедь, которыхъ нтъ въ Сверномъ краю, которыхъ никогда и не видывалъ житель Московской или Владимірской губерній, что эти образы были мн какъ-то сродни, точно будто я имлъ на нихъ какое-нибудь право. Все это намекаетъ на наше южное происхожденіе.— Отъ Тилигула дорога повернула къ морю и потомъ вплоть до Одессы идетъ берегомъ, въ виду мора. Я видлъ море въ Петергоф, но Черное море лучше. Какъ хороша эта волнующаяся синяя масса, не плоскостью разстилающаяся передъ вами, но идущая вверхъ. Втеръ былъ несильный, но все на мор принимаетъ широкіе размры и волны двигались величаво. Вдали блли паруса, Одесса виднется верстъ за 30, опоясанная моремъ… Сизыя горы, виднющіяся вдали, прибрежныя степи, убгающія по суши далеко, океанъ глубокаго неба и синее море… Все это такъ, такъ хорошо, что не хочетъ скуднаго описанія. Все это была описано сотню разъ, и хотя могли-бы отъ мели требовать, по заведенному порядку, стихотворенія на этотъ случай, но я не написалъ стиховъ. Чувствую однако, что эти впечатлнія лягутъ во мн широкимъ фундаментомъ для всякой будущей моей поэтической производительности… Кстати, ‘Бродяга’ мой не дремлетъ, и хоть я не принимался за него, но онъ сильно спетъ.
Во Вторникъ, 9-го ноября, къ вечеру пріхалъ я въ Одессу. Городъ поразилъ меня своею торговою дятельностью и своею совершенно оригинальною физіономіею. Море съ лсомъ мачтъ, красивыя улицы, обстроенныя домами изъ дикаго камня, безъ штукатурки, съ плоскими кровлями, набережныя, обсаженныя деревьями, лоскъ и блескъ Европейской торговли, отсутствіе тяготющей власти — все это длаетъ первое впечатлніе пріятнымъ. Не судите Одессу.какъ русскій городъ. Это разноплеменный рынокъ, гд выгода соединила людей изъ равныхъ мстъ въ одно общество. Этотъ городъ,— явленіе искусственное, но однако-же не насильственное, какъ Петербургъ. Это городъ, весь создавшійся изъ иностранныхъ элементовъ, связанныхъ довольно дружелюбно русскимъ цементомъ. Космополиты и либералы — Дюкъ де-Ришелье, Графъ Ланжеронъ и Графъ Воронцовъ придали ему характеръ космополитизма. Торговл хорошо подъ снью русской силы, и она мало заботится о внутреннемъ политическомъ состояніи Россіи,— а Одесса — вся торговля: другаго дятельнаго начала въ ней нтъ. Плохо будетъ Одесс, если отнимутъ у нея porto franco, которое длаетъ здшнюю жизнь очень дешевою. Здсь все дешево, исключая дровъ, которыя, впрочемъ, замняются углемъ, добываемымъ въ Екатеринославской губернія. Васъ поразятъ свобода, безцеремонность даже въ оффиціальныхъ сношеніяхъ, здсь царствующая: часовой стоятъ съ ружьемъ и куритъ сигару, извощикъ куритъ, благовоніе табаку всюду на улицахъ, нему я очень обрадовался. Разумется, этотъ городъ не иметъ въ себ настоящаго жизненнаго начала, никакой религіозной физіономіи и современемъ долженъ пасть, разумется, въ нравственномъ отношеніи онъ стоитъ ниже какой-нибудь Полтавы, во во всякомъ случа онъ очень занимателенъ и достоинъ любопытнаго взора.— Я остановился въ Новороссійской гостинниц, немедленно пообдалъ (NB. рыба здсь очень вкусна и хороша, но я очень умренъ въ употребленіи ея и фруктовъ, впрочемъ, холера здсь прекратилась), а потомъ явились во мн факторы-жиды съ предложеніями разныхъ услугъ. Они наконецъ добились того, что я купилъ черезъ нихъ себ сигаръ 4 ящика, рубля въ три серебромъ, халатъ персидскій и еще кое-какія вещи, — но отказался отъ покупки экипажа и часовъ. Я нашелъ, что экипажъ покупать мн невыгодно, во-первыхъ, потому, что онъ стоитъ дороже, чмъ я предполагалъ, во-вторыхъ, потому, что я уже заказалъ себ тарантасъ. Что-же касается до прочихъ вещей, то только сшитое и купленное для собственнаго употребленія не подлежитъ пошлин при вызд изъ Одессы,— такъ что я и не знаю, какъ вывезу я пять кашемировыхъ, купленныхъ мною платочковъ.— Весь этотъ вечеръ прошелъ у меня въ разговор съ жидами объ ихъ коробочномъ сбор. На другой день отправился я, за отсутствіемъ едорова (исправляющаго должность Новороссійскаго и Бессарабскаго Генералъ-Губернатора) къ Одесскому военному Губернатору Ахлестышеву, но оказалось, что едоровъ долженъ былъ въ тотъ-же день воротиться. Ахлестышевъ, чиновникъ современно русскій, принялъ меня очень ласково, и я имлъ честь такъ ему понравиться, что онъ взялъ съ меня слово отобдать у него во второй мой пріздъ въ Одессу (ибо я, можетъ-быть, изъ Кишинева заверну сюда опять). Потомъ-былъ я у Вороновскаго, Правителя Генералъ-Губернаторской Канцеляріи, двоюроднаго брата Смирновой и Арнольди, про котораго я много слышалъ отъ нихъ. Онъ славный, испытавшій бдность человкъ и честно проложившій сонъ себ дорогу. едорова ожидали въ тотъ-же день, т.-е. вчера, и и должокъ былъ его дождаться, чтобы вручитъ ему предписаніе Министра. Посл шатанья по магазинамъ, здсь великолпнымъ, отвезъ кому слдовало письма отъ Липранди и Надеждина, былъ вечеромъ въ театр. Театръ очень миленькій, играютъ порядочно. Но строится новый, великолпный театръ, который, вмст съ предполагаемымъ годовымъ освщеніемъ, еще боле скраситъ Одессу. Наконецъ нынче поутру былъ я у едорова, который также принялъ меня очень любезно, долго и съ усердіемъ толковалъ о сельскихъ магазинахъ въ Бессарабіи, подлежащихъ моей ревизіи, и и съ таковымъ-же усердіемъ слушалъ, онъ пригласилъ меня обдать къ себ, что я и исполнилъ, и теперь пишу къ вамъ, воротившись отъ него. Иначе вечеромъ изготовятся нужный бумаги, и завтра поутру я выду въ Бессарабію. Сутокъ черезъ трое думаю попасть въ Кишиневъ и найти тамъ Ваши письма…
Теперь Одесса почти пуста. Въ нее съзжаются на лто, въ театр я не замтилъ ни одного лица, мужчины — почти все иностранцы. Все это должно скоро налечь на сердце тяжелою скукой, и жизни здсь постоянной я не понимаю, а все-таки впечатлніе ея легче, нежели впечатлніе Петербурга. Петербургъ громадне, великолпне, страшенъ силою средствъ своихъ, своею властью надъ Россіей. Одесса же не иметъ никакого политическаго значенія и ея жизнь такъ подходитъ къ окружающей ея природ, что въ ней больше естественности.
P. S. Вотъ какое я Вамъ письмо отвалилъ. Писалъ я Вамъ изъ Орла, изъ Харькова и, кажется, изъ Курска. Получили-ли Вы мои письма? Если лтъ, такъ это очень жаль. Пожалуйста поберегите письма, которыя буду писать Вамъ, дневника я наврно писать не буду, а постараюсь самимъ письмамъ дать приличную форму. Все свободное время въ Одесс было у меня занято чтеніемъ книгъ и бумагъ о Бессарабіи и писаніемъ письма къ Вамъ. Когда-то и получу отъ Васъ извстіе! Что Вы, какъ Вы? Устроились-ли наконецъ въ дом? Занялись-ли Вы чмъ-нибудь, милый Отесинька? Перешелъ ли Константинъ отъ сознанія необходимости труда къ самому труду? Съ нетерпніемъ стану ожидать Вашихъ писемъ.— Васъ, можетъ-быть, и утомитъ чтеніе заразъ этого письма, тмъ боле, что оно не довольно живо, я меня на каждомъ шагу отрывали, но нужды нтъ, вотъ Вамъ занятіе: возьмите у Александра мою карту Россіи и слдите по ней мое путешествіе. Я теперь отправляюсь въ Бендеры. Я, слава Богу, совершенно здоровъ, даже насморкъ и кашель прошли отъ дороги съ ея толчками {На это письмо Сергй Тимоеевичъ отвчаетъ 28 Нояб. 1848 г. ’22 Нояб. Получили мы письмо твое, милый Иванъ, съ приложеніемъ сшитой тетрадки. Одинъ видъ этого толстаго пакета произвелъ всеобщую радость. Спасибо, сто разъ спасибо теб, милый другъ. Ты самъ можешь представить себ, какое было для насъ наслажденіе читать и перечитывать живое изображеніе всхъ испытанныхь тобою новыхъ впечатлній. Изъ постороннихъ читали твое большое письмо только Самаринъ и Гоголь, обоимъ оно показалось очень интереснымъ, хотя послднему чихнулось немножко отъ нкоторыхъ выраженій о хохлахъ. Благодаримъ Бога, что ты перенесъ благополучно эту гнусную дорогу и молимъ Его, да сохранитъ Онъ тебя на будущее время.}.

Суббота, 1848 года, Ноября. Бендеры.

Здсь отражалъ герой безумный
Одинъ, съ толпою врныхъ слугъ,
Турецкой рати натискъ шумный
И бросилъ шляпу подъ бунчукъ.
Вотъ я и въ Бендерахъ! Только часа съ два тому наладь вступилъ а на Бессарабскую землю, переправился черезъ Днстръ и теперь пишу къ Вамъ въ маленькой, чисто выбленной комнат, отведенной мн въ квартир достопочтеннйшаго городскаго старика Еврея — Мордки Днстровскаго. Этотъ ‘городовой старикъ’… въ каждомъ город есть свой старожилъ, и онъ одинъ изъ тхъ, слово это напоминаетъ мн ‘городоваго козла’… Но а начну сначала, т. е. со времени моего вызда нсъ Одессы.
Одессу я оставилъ часа въ два пополудни, разумется. Время было скверное: втрено и наморозь, слегка ублившая степь и ея поблеклая зелень. До Бендеръ было всего 105 верстъ, но я не хотлъ пріхать ночью, чтобы не будить городничаго и не надлать тревоги, а потому ршился ночевать на станціи, верстахъ въ тридцати отъ Тирасполя, который самъ всего въ двнадцати верстахъ отъ Бендеръ. Дорогой ничего не могъ замтить особеннаго, да и мудрено было: туманъ покрылъ всю окрестность такъ, что въ десяти шагахъ нельзя было различать предметы. Везли почти все хохлы и русскіе, пришедшіе изъ своихъ губерній на выгодный промыселъ въ Новороссійскій край. Здсь очень хороши заработки, очень высока задльная плата, что объясняется недостаткомъ рукъ… На дорог попадались мн нмецкія колоніи, чистыя, опрятныя, мирныя. Сюда впущены вс секты, здсь узаконено самое бродяжество, словомъ, приняты вс, мры, только чтобы какъ-нибудь населить край, — и, конечно, нигд Правительство такъ не настряпало много, какъ здсь… Оно настроило городовъ съ греческими именами, снабдило ихъ казенными зданіями и казенными учрежденіями, устроило почтовыя станціи, дорогу и почтовую гоньбу, пригнало стаи чиновниковъ и, надо сказать правду, вслдъ за Правительствомъ, подъ снью русской силы, приходитъ себ сюда и русскій человкъ, какъ во вновь пріобртенный свой домъ. Какъ бы тамъ ни было, но кажется, что земля, гд Россія распорядилась такимъ образомъ, едва-ли отторгнется отъ нея. Молдаванскому движенію въ пользу соединенія Молдавіи, Валахіи и Бессарабіи въ одно государство — здсь сочувствія не было. Впрочемъ, я всего прохалъ только 12 верстъ по Бессарабіи и могу Вамъ передать только слышанное.— На пути отъ Тирасполя, маленькаго узднаго городишки… Здсь, впрочемъ, уздные города не похожи на наши: не сверкаютъ кресты издали, не возвышаются кровли домовъ и купола церквей, здшній городокъ — рядъ низенькихъ, блыхъ домиковъ, крытыхъ черепицею, обведенныхъ, большею частью плетнемъ и иногда обсаженныхъ тополями, съ кучею наваленнаго на заднемъ двор камыша — вмсто топлива. Итакъ, на пути отъ Тирасполя къ Бендерамъ, прохалъ и Болгарскую колонію и встртилъ Болгаръ, мало, отличающихся зимнимъ своимъ костюмомъ отъ нашихъ, ибо вс ходятъ въ бараньихъ тулупахъ и бараньихъ шапкахъ, но рзко отличающихся физіономіею. Вс они, равно я Молдаване, попадавшіеся _ мн на дорог, довольно зврообразны, особенно послдніе: какія-то крпкія, налитыя кровью и желчью лица. Но эта рзкость мужскихъ физіономій должна смягчаться въ женскихъ, которыхъ я еще не видалъ. Переправившись черезъ Днстръ, рку довольно узенькую, но полноводную, по крайней мр въ этомъ мст, съ какимъ-то чувствомъ невольнаго почтенія къ историческому имени рки, я увидалъ стоящую на Бессарабскомъ берегу Бендерскую крпость, верстахъ въ двухъ отъ города, отъ него же въ двухъ верстахъ — мсто, гд былъ лагерь Карла XII, посл побга его изъ подъ Полтавы… Черезъ нсколько минутъ я достигъ Бендеръ и приказалъ везть себя къ Городничему, котораго встртилъ вызжающимъ изъ воротъ и которому немедленно предъявилъ свой оффиціальный характеръ. Мн тотчасъ же отвели квартиру у Мордва Днстровскаго. Хозяинъ мой старикъ 68 лтъ, очень бодрый и свжій, коренной житель города, сохраняетъ свой Еврейскій костюмъ, т. е. ермолку и черный долгополый нмецкій кафтанъ, за что платитъ пошлину. Впрочемъ, немногіе старики еще платятъ пошлину и жертвуютъ казн но пяти цлковыхъ, или карбованцевъ, за право носить ермолку, уступая привычк. Молодые, напротивъ, очень довольны тмъ, что сольются съ господствующимъ племенемъ своимъ платьемъ, и что Еврей, одтый во фракъ, уже не будетъ предметомъ указыванія пальцемъ для мальчишекъ. Хозяйка моя, одесская Еврейка, уже вторая жена Мордки, жаловалась мн, что предразсудокъ городскихъ обывателей мшаетъ ей вполн слдовать французскимъ модахъ и заставляетъ ее носить какое-то купеческое платье, т. е. обвязывать голову платкомъ и т. п. Впрочемъ, хотя Еврейки здсь вс ходятъ уже въ ненаціональномъ плать, у нихъ есть что-то особенное въ обуви: он носятъ туфли. Васъ поразитъ сначала ихъ быстрое гортанное говоренье, съ скорыми ужимками, на испорченномъ Нмецкомъ язык, эти названія Мошка, Мордка, Берка, Школь, во къ этому привыкаешь скоро. Народъ они довольно гостепріимный и, право, кажется мн, цнящій доброе, человческое съ ними обращено… Домъ моего хозяина постоянно служитъ мстопребываніемъ прізжающихъ чиновниковъ, — а въ зал у, него стоитъ билльярдъ, на которомъ приходятъ играть городскіе жители, на что, разумется платятъ деньги… Я сейчасъ подружился съ своими хозяевами, и они накормили меня чмъ могли: сыромъ, рыбой соленой и молдаванскимъ виномъ, нынче Суббота, день, въ который они не готовятъ кушанья, не варятъ, и потому другаго състнаго ничего и не было. Въ комнат, гд я стоялъ, висятъ на стнахъ картинки изъ какого-то Французскаго романа, изъ Ромео и Юліи и наконецъ изображающія исторію Эсири, Амана и Мардохея… Хозяйка показывала мн письма своего сына, молодаго человка, студента въ Медицинскомъ факультет Московскаго Университета, и письма одной молодой жидовки-двушки, ея родственницы. Вс письма по-русски!.. Сынъ даже, какъ видно, отлично владетъ языкомъ. Разсказывая про гулянье подъ Донскимъ монастыремъ, онъ съ восторгомъ говоритъ о томъ впечатлніи, которое произвела на него Христіанская обитель, описываетъ богослуженіе, и по всему видно, что онъ совершенно готовъ принять Христіанскую вру, но боится огорчить мать, въ такомъ же дух письма и молодой Еврейки… Нтъ, пройдетъ еще десятка три или четыре лтъ, и большая часть Евреевъ станутъ внутрь забора Христіанской Церкви! Это будетъ не вслдствіе сознанія прежнихъ заблужденій, не вслдствіе потребности Христова свта, но вслдствіе малодушія, дряблости нравовъ, а отчасти — и потребности въ другихъ, въ новыхъ началахъ жизни. Неужели нуженъ пріемъ гнилой Европейской цивилизаціи, чтобы, разбивъ крпкую кору самостоятельности въ народ, сдлать его сосудомъ, доступнымъ принятію спасительнаго ученія, антидота впущеннаго яда?..
Потребовавъ къ себ чиновниковъ Думы к Земское Начальство, я обревизовалъ, что было нужно, заказалъ и получилъ полдюжины равныхъ вдомостей и нынче отправляюсь смотрть одинъ сельскій магазинъ, верстахъ въ 15-ти отсюда, ибо ревизія хлбныхъ магазиновъ также на меня возложена… Бендеры, говоритъ ‘Новороссійскій Календарь’ на 1848 годъ, имютъ 9830 душъ обоего пода, два трактира и одну православную церковь. Населеніе города составляютъ русскіе чиновники. Евреи и старообрядцы, которые здсь называются часовниками и имютъ въ город часовню, но здсь живетъ только одинъ уставщикъ, для совершенія же браковъ и другихъ обрядовъ здятъ въ Измаилъ, Здсь также много Молокановъ, которыхъ называютъ Немоляками, потому что они не молится, не крестятся. Эти послдніе живутъ такъ скрытно, такъ тсно между собою, что даже никто изъ здшнихъ жителей не знаетъ ихъ житья-бытья… Вс свои обряды они совершаютъ ночью. Ихъ много здсь, но еще больше въ Таврической губерніи. Тамъ появился у нихъ однажды лжепророкъ, который общалъ взлетть на небо и, можетъ-быть, самъ себя уврилъ въ томъ, подвязалъ себ крылья, сталъ на бочку и въ присутствіи всхъ говорилъ: ‘вотъ полечу, вотъ полечу!’ Я убжденъ, что онъ самъ врилъ въ это… Разумется, онъ не полетлъ, бочка опрокинулась, и религіозное напряженіе зрителей окончилось хохотомъ. Большая часть сектантовъ придерживаются ученіи — не донимая его, изъ одного упорства, изъ большей довренности въ авторитету своихъ собратій, нежели въ авторитету Православной Церкви, принявшему оффиціальный, правительственный характеръ. Откидывая простой путь религіознаго умиленія, предлагаемый обрядами вашей Церкви, они не могутъ однакоже довольствоваться холоднымъ врованіемъ, отвлеченнымъ пониманіемъ и впадаютъ не только въ мистицизмъ, но въ другую, скверную крайность: производятъ въ себ религіозные восторги физическими средствами, пляшутъ, кружатся, приходятъ въ изступленіе, которое доводятъ до отвратительнйшаго разврата… Бываютъ шалости у дтей, за которыя, безъ дальнйшихъ околичностей, право всего полезне и спасительне посчь. Признаться, приходитъ тоже въ голову, когда смотришь и на нкоторыя эти продлки! Тмъ боле, что большая часть не понимаетъ въ чемъ дло. Я видлъ въ здшнемъ острог одну бабу, довольно скверной наружности, Молоканку. Кажется, можно поручиться на нее, что отвлеченность Молоканскаго ученія ей недоступна…
Въ Бессарабіи растительность гораздо сильне, чмъ въ другихъ мстахъ Новороссійскаго края, за исключеніемъ южнаго берега Крыма, и погожу здсь домики, большею частью, имютъ сады, но городокъ хуже любой деревни въ Новороссійскомъ же кра. Торговля весьма плоха…

Ноября 15-го. Кишиневъ. Понедльникъ.

Сутки провелъ я въ Бендерахъ. На другой день поутру, въ Воскресенье, пошелъ къ обдн, въ церкви, слава Богу, было довольно тсно,— но Молдаванъ (которые, какъ Вамъ извстно, одного вроисповданія съ нами) зажиточныхъ почти не было… Одежда ихъ… странно, одежда крестьянъ почти совершенно русская, но есть что-то такое въ способ ношенія одежды, что сильно отличаетъ ихъ. Во-первыхъ, кушакъ. Они не носятъ его жгутомъ, но во всю ширину его, такъ что онъ бываетъ иногда вершковъ въ б и 6 ширины, и какъ-то совершенно особенно его подвязываютъ. Шаровары бываютъ и въ сапоги и сверху сапогъ, но чаще сверху. Тулупъ, большею частью, коротенькій, волосы въ кружокъ, но ‘не ровный, какъ у насъ, а идущій отъ верхушки лба къ нижней части затылка, т. е. спереди волосы коротенькіе, на вискахъ длинне, на ушахъ еще длинне и т. д. Эти волосы обыкновенно закручиваются вверху. Впрочемъ, я разсказываю Вамъ костюмъ Молдаванскихъ крестьянъ или Царанъ, настоящаго богатаго Молдаванскаго наряда я не видалъ. Посл обдни, закусивъ отличнйшею яичницей у хозяйки и распростившись съ ними, я отправился къ поселянскому стряпчему Шаховскому, который убдительно просилъ меня сдлать ему эту честь и которому я посовстился отказать. Съ нимъ и съ Земскимъ Начальникомъ (тоже, что у насъ Исправникъ) долженъ былъ я хать осматривать хлбный магазинъ въ селеніи Телицахъ, а оттуда прямо прохать на станцію, куда веллъ я отправиться изъ Бендеръ и Никит съ багажомъ. Боле въ Бендерахъ мн нечего было длать. Я былъ въ острог и похлопоталъ объ освобожденіи одной арестантки изъ подъ стражи, хоть это вовсе не входило въ мою обязанность, собралъ нужныя свднія о Евреяхъ и сколько могъ по другому предмету, нагрузился разными вдомостями, и отправился. Поселявскій стряпчій (здсь есть стряпчій для Царазъ, поселенныхъ на владльческихъ земляхъ и состоящихъ въ вдомств Министерства Внутреннихъ Длъ), старичекъ, лтъ 35 живущій въ Бессарабіи и десятка полтора лтъ собственно въ Бендерахъ, угостилъ меня довольно скромнымъ обдомъ и молдаванскимъ виномъ. Вино это преотличное, необыкновенно мягко, его пьютъ стаканами, потому собственно, что воды здсь мало и та, большею частью, непріятнаго соленаго вкуса, употребляютъ вино обыкновенно молодое и потому не крпкое. Цна ему 15 копекъ серебромъ око, т. е. 3 фунта… У поселянскаго стряпчаго стоитъ дряхлый рояль, на которомъ двнадцатилтняя дочь его разыгрываетъ разные танцы. Случилось какъ-то, что въ Бендерахъ прожилъ нсколько лтъ одинъ фортепьянный мастеръ, уже оставившій было свое ремесло, его заставили давать уроки, и счастливое Бендерское поколніе этихъ годовъ будетъ знать музыку! Теперь его нтъ, и подростающія двицы будутъ лишены этого знанія…— Наконецъ мы отправились въ село по проселочной дорог… Природа въ Бессарабіи смотритъ еще довольно дико… Почва хотя и плодоносна безъ удобренія, но довольно камениста: постоянно встрчаете вы горы и крутыя скалы, воды немного, чернолсье оживляетъ картины. Я такъ долго не видалъ лсу, что обрадовался здшнему… Бессарабія не то, что Новороссійскій край. Въ ней есть туэемци, коренной православный народъ: это Молдаване, которые въ свою очередь потомки римскихъ колоній, языкъ ихъ очень близокъ въ Итальянскому и физіономіи сродны. Но населеніе не соотвтствуетъ количеству земли, но черезъ эту страну прошло столько племенъ и народовъ, но Турецкое владычество внесло сюда какой-то особенный элементъ дикости,— что это туземное начало не очень слышно… Въ Телицахъ нашелъ я Волостное Правленіе, гд писарь, старый Задунайскій казакъ, ведетъ письмоводство въ отличномъ порядк. Нигд магазины такъ хорошо не устроены, какъ здсь. И это понятно: здсь, въ земл завоеванной, легче распоряжаться желзной вол военнаго Губернатора, чмъ у насъ. Магазины полны хлбомъ всякаго рода, и есть особенный амбаръ для кукурузы. Кукуруза мажетъ лежатъ безъ перемны хоть десять лтъ: чмъ суше она, тмъ лучше. Бываетъ, что на одной шинк находится до тысячи зеренъ! Это любимый хлбъ Молдаванъ. Меня поподчивали, по моему желанію, ихъ обыкновенною пищею — мамалыгой овечьимъ сыромъ. Послдній слишкомъ пахнетъ овцой, но мамалыга вкусна и питательна. Она приготовляется очень скоро. Берутъ кукурузную муку, нальютъ горячей воды, замшаютъ довольно густо, и все готово… Теперь о Царадажъ.
Даране — это крестьяне, поселенные на владльческихъ земляхъ. Помщики не имютъ на нихъ личныхъ правъ, и они сохраняютъ право перехода, живутъ они по условіямъ или контрактамъ, заключеннымъ съ помщиками. Гд въ имніяхъ находятся сами помщики, тамъ еще довольно хорошо, во здсь большая часть имній отдана въ поссессію, во время завоеванія большая часть Молдаванскихъ бояръ ухали въ Молдавію и Валахію, отдавъ имнія свои поссессорамъ или арендаторамъ, которые подчиняли Царанъ самымъ тягостнымъ условіямъ. Правительство вступилось за Царанъ и сдлало нормальное положеніе (въ 1834 году), которому должны были слдовать вс, незаключившіе формальныхъ договоровъ къ извстному сроку и наконецъ т, которые были недовольны (та или другая сторона) своими контрактами. При этомъ случа были они раздлены на Волости съ устройствомъ Волостныхъ Правленій, съ учрежденіемъ поселянскихъ стряпчихъ и съ подчиненіемъ вдомству Министерства Внутреннихъ длъ. Не знаю уже почему, но въ 1846 году вышло новое нормальное положеніе, вроятно внушенное богатыми владльцами и поссессорами… Это положеніе въ высшей степени стснительно для Царанъ. Напримръ сказано, что Царанъ, не имющій воловъ, получаетъ три фальчи (фальча — немножко поболе десятины), за что долженъ работать на помщика 12 урочныхъ дней. Въ эти 12 дней обязанъ онъ между прочимъ сжать 16 пражинъ: это полагается въ работу одного дня — но нтъ никакой физической возможности сжать это количество иначе, какъ въ три дня. Въ этой пропорціи и еще большей — понимайте вс эти двнадцать дней. Народъ чрезвычайно бденъ и терпливъ. Объ облегченіяхъ рабочихъ классовъ въ Галиціи — сюда еще не доходило. Можетъ быть, другое въ пограничныхъ уздахъ. О Царанахъ намренъ я представить Министерству критику на Положеніе 1846 года…
Пріхавъ въ Динцерени, я не нашелъ тамъ своего человка, между тмъ какъ онъ долженъ былъ пріхать туда часа за два до меня. Черезъ полчаса пріхалъ и онъ, съ объявленіемъ, что у него пропали дв моихъ кожаныхъ подушки, говоритъ, что съ телгой захалъ онъ въ харчевню пообдать, и въ это время случилась пропажа. Этой глупости можно было ожидать отъ него, хотя я ему приказалъ сначала пообдать, но какъ бы тамъ ни было, а это чрезвычайно мн било досадно. Во-первыхъ, я долженъ былъ хать въ телг безъ подушекъ, во-вторыхъ, долженъ былъ покупать ихъ вновь!.. Я не знаю, какъ это случилось, что имя въ виду хорошихъ людей, я выбралъ изъ нихъ самаго худшаго, даже повидимости.
Въ Кишиневъ пріхалъ я часовъ въ 11 вечера. Здсь порядочныхъ гостинницъ нтъ, и ямщикъ привезъ меня къ какому-то Нмцу, у котораго довольно плохой номеръ, состоящій, впрочемъ, изъ трехъ комнатокъ, стоитъ 1 рубль 25 копекъ серебромъ въ сутки. Ночью билъ сильный морозъ, и вообще я здсь зябну гораздо боле, чмъ гд-либо, ибо дома на лтнемъ положеніи. Маленькая печка, даже не изразцовая — на три комнаты, какой-то особенной Итальянской архитектуры, съ узенькими нишами…
Безпрестанно прерываютъ, то тотъ, то другой.

Кишиневъ. Середа. Ноября 16-го, 1848 года.

Я пріхалъ въ Кишиневъ ночью и остановился у какого-то Нмца, въ довольно плохомъ нумеръ, гд сыро и холодно, хоть я заставляю топить по два раза, но топка такая гомеопатическая, что отъ нея мало толку. По утру отправился въ Областное Правленіе, въ Думу, отвезъ письма отъ Липранди къ нкоторымъ жителямъ, въ томъ числ къ Стурдэ, здшнему помщику и областному предводителю дворянства, брату писателя, живущаго въ Одесс, и приступилъ къ ревизіи… Оффиціальнымъ своимъ порученіемъ я поневол долженъ и много и пристально заниматься, ибо противное привело бы жителей въ сильнйшее недоумніе. Впрочемъ, и надюсь быть полезнымъ Министерству въ этомъ отношеніи и представить дв записки о Евреяхъ и о Царанахъ.
Кишиневъ — обращаюсь опять къ Новороссійскому Календарю — иметъ до 40 тысячъ душъ обоего пола, 13 церквей, между коими лучшая Соборная, окруженная прекраснымъ садомъ и бульваромъ, гимназію, разныя училища, въ томъ числ и Еврейское, три частныхъ пансіона, будто бы публичную библіотеку, фонтанъ, клубъ и временный театръ… Театра теперь нтъ: зимній сезонъ еще не начался, а потому нтъ и Собранія, въ клуб я не былъ. Городъ очень пустъ,— и жизни въ немъ мало. Гуляющихъ почти не встрчаешь. Военнаго Губернатора здсь нтъ (онъ въ Одесс, гд правитъ должность Генералъ-Губернатора) и потому общество здшнее лишено главнаго пункта своего соединенія и дятельности… Но городъ довольно красивый.— Лтъ 10 тому назадъ здсь была почти деревушка, а теперь онъ обстроенъ довольно хорошо, и такъ какъ характеръ здшнихъ зданій иметъ свою совершенно особенную физіономію (я говорю про зданія въ южномъ кра вообще) и не подчиняется этому строгому однообразію, то эта нсколько насильственная обстройка города не производитъ на васъ болзненнаго впечатлнія. Все другое выходитъ на Юг! Все искупаетъ здшняя природа! Я пріхалъ зимой, слдовательно лишенъ былъ тхъ наслажденій, которыя могло бы мн дать лто или весна, но чувствую, что бы это было!.. Поблекшій листъ еще держится на деревьяхъ, сырость вступила въ землю, но въ полдень, большею частью, погода яснетъ, солнце гретъ тепло и очаровательно освщаетъ отдаленныя горы съ ихъ обнаженными скалистыми вершинами и просторную зеленую покатость земли, идущую къ нимъ отъ лваго береги рчки ‘Быкъ’… Дома здсь очень невысоки, все каменные, большею частью, выбленные, невелики, крыты черепицею, крыши также почти вс плоскія, роскоши никакой, въ комнатахъ все очень просто и скромно, все невзыскательно, дома на лтнемъ положеніи, и переднихъ почти нтъ. Прислуга по большей части женская… Досадно, что негд увидать мн здшняго общества и Молдаванскихъ бояръ.
Впрочемъ, ихъ очень мало здсь. Коренные Молдаване большею частью перешли въ Молдавію. Молдавская аристократія, говорятъ, гораздо больше отуречилась, чмъ низшіе классы, теперь же вся молодежь воспитывается въ Вн или въ Париж, такъ что образовался какой-то странный типъ: Итальяно-Греко-Славяно-Турецко-Французскій.
Ходилъ по базару. Все Жиды и частью Молдаване. Базаръ довольно суетливъ, везд раздаются странные для русскаго уха звуки. Здшніе Жиды гораздо упорне держатся своего глупаго старонмецкаго костюма: вамъ постоянно попадаются худощавыя фигуры въ ермолкахъ, съ пейсиками, съ бородой козлинаго устройства, въ длиннополыхъ кафтанахъ, съ поясомъ, въ чулкахъ и туфляхъ. Напротивъ того, Молдаване, кажется, вполн заслуживаютъ названіе е тяжелыхъ’ и расположены къ тучности.— Но физіономіи молодыхъ Молдаванъ и…
Постойте! Дайте отдохнуть. Цлый день возился съ Евреями равныхъ партій и до такой степени утомился отъ ихъ скороговоренья, что даже клонитъ ко сну. А спать рано, да и письмо хочется окончить, ибо завтра ду осматривать магазины и едва ли ворочусь къ Суббот. Вроятно, въ самую Субботу я буду здсь, но не знаю, въ которомъ часу, между тмъ не хочу пропустить почту, которая отходитъ въ Субботу. На чемъ же я остановился?.. Физіономіи молодыхъ Молдаванъ и Молдаванокъ довольно пріятны: но послднихъ я еще мало видлъ. Надюсь увидать ихъ въ Воскресенье, въ церкви. На базар мало Русскихъ. Подскочилъ ко мн одинъ мальчикъ и закидалъ меня гостиннодворскими зазываніями. Это сидлецъ изъ русской лавки, торгующей ‘Московскими, панскими товарами’. Встртилъ я также двухъ, одтыхъ въ рубище, но не просившихъ милостыни, говорившихъ между собой довольно тихо по-русски, у одного какая-то тряпка на главу. Замчательныя рожи и русскія, бьюсь объ закладъ, что это какіе-нибудь бродяги или сектанты, ‘какой-нибудь Павлушка Колобовъ или Кирсанъ Растегаевъ!.. Вчера я нанялъ извощика (которые здсь и въ Одесс здятъ не иначе, какъ парой въ пролеткахъ и берутъ, согласно узаконенной такс, по 40 копекъ серебромъ въ чась!) и спрашиваю его: ты русскій?— Русскій.— Давно ли здсь?— Лтъ двадцать.— Хорошо ли здсь?— Очень хорошо.— Ты бглый?..— Бглый, Ваше Благородіе. Еслибъ одна вра, религіозное убжденіе заставляли ихъ такъ легко покидать русскую землю — это бы еще ничего! А то просто выгода! И они переходятъ толпами въ Турцію, водъ Турецкое владычество и даже, какъ говоритъ, не знаю, правда ли, враждуютъ противъ русскихъ. По крайней мр, въ послднюю кампанію Некрасовцы и Дунайскіе запорожцы, какъ иногда ихъ здсь называютъ, дйствовали будто противъ русской арміи.
Такъ какъ мое порученіе касается Евреевъ, то Вы можете себ представить, какъ они вс переполошились,— не отъ страха, а отъ желанія подать и дать выслушать свой голосъ. Вмсто того, чтобы ревизовать въ подробности Думы, что было бы очень скучно, я затребовалъ оффиціальныя свднія о денежныхъ съ нихъ сборахъ, собираю ихъ мнніи и взгляды. Дло въ томъ, что въ Министерств просто хаосъ въ понятіяхъ объ нихъ, толкуютъ, хлопочатъ и все не такъ. Здсь есть Евреи фанатики, сохранившіе отличительную одежду, здсь же есть Евреи, умренные въ своихъ требованіяхъ, умные и чрезвычайно образованные, даже коротко знакомые съ русскою литературою, Евреи, заслуживающіе всякаго уваженія. Но странное чувство производятъ они во мн, не могу выкинуть изъ головы мысли, что каждый Еврей продолжаетъ распинать Христа!.. Фанатики Евреи хотятъ такихъ привиллегій, которыхъ даже нтъ у русскаго мужика въ нашихъ губерніяхъ, грога тмъ, что въ противномъ случа многіе уйдутъ за границу. Богъ съ вами! думалъ я. Но умный народъ! Здсь всмотрлся я въ его внутреннюю крпкую организацію: разумется, вся ихъ крпость — не въ обычаяхъ, не въ язык, нтъ, они въ Польш Поляки, въ Германіи Нмцы, въ Россіи Русскіе, но она вся въ религіи!… Какъ бы ни были они стснены, но они крпко поддерживаютъ другъ друга, они, безъ пособія Правительства, сами учреждаютъ для себя госпитали, школы. Нынче они возили меня смотрть свое училище, которое приготовляетъ дтей къ поступленію въ гимназію. Превосходно! Мальчики учатся по Русски, по Еврейски и по Нмецки, я заставлялъ ихъ писать подъ диктовку по Русски, говорить выученные ими наизусть разные русскіе стихи и ‘остался весьма доволенъ’, но едва удержалъ отъ смха свою важную физіономію, когда Жидовята громко поздоровались ее мною по Еврейски… Они боятся одного: принятія ихъ подъ покровительство Министерства Народнаго Просвщенія, которое теперь принимаетъ въ свое завдываніе ихъ ученіе и устроило недавно въ Житомір училище для образованія раввиновъ! Это довольно забавно. Христіане хлопочутъ о томъ, чтобы образовать враждебное имъ духовенство. Добро бы съ цлью сдлать ихъ слугами русскаго Правительства, нтъ, а, кажется, отъ простоты сердца. Для этого учредили съ Евреевъ особый сборъ, назначенный для устройства подобныхъ училищъ, а они не хотятъ ни сбора, ни училищъ казенныхъ. Поэтому этотъ сборъ почти весь въ недоимк… Сами же они длаютъ раскладку между собою, всегда справедливую, и никто на этотъ добровольный сборъ не жалуется. Еслибъ еще христіане брали что-нибудь себ изъ этихъ казною учреждаемыхъ сборовъ, такъ было бы понятно. Нтъ, эти деньги назначены Правительствомъ въ пользу самихъ же Евреевъ, и оно, впутавшись въ это дло, настроило тутъ ужасную путаницу и безтолковщину и навязало себ тысячу хлопотъ, Богъ знаетъ изъ за чего. Требуй оно отъ нихъ только уплаты податей и другихъ повинностей и не вмшивайся въ ихъ внутреннюю организацію, дло было бы гораздо проще….
Нынче Середа. Эти дни я все занимался съ Евреями, гулялъ по городу, писалъ Вамъ письма и даже продолжалъ Алешку. Хотлось бы мн кончить до своего возвращенія первую часть и половину второй. Что касается до другаго моего порученія, такъ оно идетъ своимъ порядкомъ, безъ особенныхъ хлопотъ съ моей стороны, и нкоторые Евреи сообщили мн изъ чистаго усердія многія любопытныя свднія. Завтра поду по Кишиневскому узду и ваду въ нкоторые православные Молдаванскіе монастыри, въ Субботу ворочусь. Въ Воскресенье получу еще нкоторыя свднія и отправлюсь въ Скуляны, а оттуда по Верхней Бессарабіи и въ Хотинъ. Слдите мое путешествіе по карт…
Нынче зашелъ я обдать въ здшній ресторанъ. Тамъ нашелъ трехъ Молдаванъ-дворянъ: одного безбородаго юношу — Вантакузена, другаго — какого-то Спирю и третьяго — котораго фамиліи не знаю. Вс они говоритъ между собою по-французски и рдко по-русски,— франты, бывавшіе въ Петербург, народъ довольно пустой. Я говорилъ съ ними кой о чемъ и узналъ, что языкъ ихъ ршительно не обработывается, литературы никакой нтъ, и вс они гонятся за чужимъ, заемнымъ блескомъ просвщеніи… Движеніе, бывшее въ Молдавіи и Валахіи — не было народнымъ движеніемъ или внушеннымъ чувствомъ національности. Кажется, это было простое подражаніе возникшей мод, жалкое стараніе воскресить какую-то блдную историческую тнь! Поневол приходится браться за науку, за ученыя историческія книги, когда въ жизни нтъ матерьяла для живой самостоятельности.
Здсь, въ Бессарабіи, жилъ Пушкинъ, много проказничалъ, имлъ дв дуэли и написалъ много чудесныхъ стиховъ, въ томъ числ Посланіе къ Чаадаеву. Многіе изъ здшнихъ жителей его помнятъ.
Сія пустынная страна
Священна для души поэта,
Она Державнымъ воспта
И славы Русской полна!
Однакожъ, это пустыя фразы!
Прощайте. Отъ меня-то Вы будете часто получать письма, да отъ Васъ то я имю всего одно. Подчасъ бываетъ очень грустно: здсь чувствуешь себя какъ-то особенно одинокимъ.

1848 года. Ноября 22-го. Скуляны.

Возьмите карту и отыщите на самой границ, верстахъ въ 18-ти отъ Яссъ, столицы Молдавіи, на берегу Прута, мстечко Скуляны. Отсюда пишу я Вамъ, но письмо, вроятно, пропутешествуетъ со мною до Хотина. Вы знаете, что я долженъ былъ хать осматривать магазины по Кишиневскому узду. Итакъ, въ Четвергъ поутру отправился я вмст съ Земскимъ Начальникомъ Ламбровичемъ въ Яловены, село съ магазиномъ,— въ какой-то допотопной бричк… Ламбровичъ, умный и добрый человкъ, самъ презамчателное лицо, которому какъ-то прилично быть въ Бессарабіи. Онъ родился въ Смирн, отъ тамошнихъ уроженцевъ, первоначально воспитывался тамъ, потомъ въ Петербург, наконецъ служилъ въ военной служб, и въ Турецкую Кампанію, о которой разсказывалъ мн много прелюбопытныхъ анекдотовъ, игралъ очень важную роль, какъ человкъ, хорошо знающій Турецкій языкъ и вполн знакомый съ тамошними обычаями, онъ нсколько разъ былъ посылаемъ для переговоровъ съ Визирями и для убжденія Турокъ къ сдач крпостей, имлъ полное право ожидать блистательнаго успха по служб, но постоянное несчастіе мшало ему. Напримръ… Я разсказываю Вамъ это потому, что удивительно иногда, какимъ сцпленіемъ обстоятельствъ, какими случаями жизнь бываетъ совершенно манкирована, говоря въ обыкновенномъ житейскомъ смысл. Напримръ: послали его уговаривать какого-то пашу сдать скоре крпость. Паша долго ломался, любовно бесдуя съ Ламбровичемъ по-турецки, наконецъ уступилъ и вынесъ ему ключи. Въ это самое время подъзжаетъ Начальникъ ихъ Штаба съ какимъ-то офицеромъ, удивляясь долгому невозвращенію Ламбровича, тотъ показываетъ ему ключи. Прекрасно, говоритъ генералъ, отвезите же ихъ скоре къ Главнокомандующему, а я останусь тутъ. Ламбровичъ поскакалъ. Позвольте же однако, любезнйшій Иванъ Дмитріевичъ, закричалъ генералъ, какъ же мн быть-то безъ переводчика? Такой-то, отвезите-ка ключи, а мы примемся опять за Пашу. Такой-то похалъ, и когда привезъ Главнокомандующему ключи, такъ онъ обнялъ его и поздравилъ его съ слдующимъ чиномъ. Въ другой разъ формуляра не выслали во-время и за пропущеніемъ срока ему отказали въ повышеніи. Въ третій разъ его обошли посл какого-то блистательнаго дла въ пользу одного старика, которому надо было войти въ милость, и въ той надежд, что Ламбровичъ молодъ, дослужится! Наконецъ пришлось ему везти 20 знаменъ, отнятыхъ у непріятеля, въ главную квартиру. Корпусной Командиръ и вс товарищи заране поздравляли его съ наградой. Пріхалъ онъ. Но у Главнокомандующаго были гости, какія-то важныя лица. Главнокомандующему было не до того, къ тому же и поздно становилось, онъ веллъ оставить знамена, а офицеру хать и клеваться ихъ Командиру. Ламбровичъ признавался мн, что, возвращаясь отъ него верхомъ въ свои квартиры, поздно ночью, одинъ, онъ всю дорогу проплакалъ, какъ ребенокъ… Можетъ быть, Вамъ все это я скучно читать, такъ какъ рчь идетъ не обо мн, и въ особенности Константину, но мои письма замняютъ мн дневникъ, и я пишу въ нихъ все, что съ внимательною охотой слушаютъ мои уши… Скоро послдовалъ миръ, онъ женился и вышелъ въ отставку, поселясь въ Бессарабіи,— съ грустнымъ чувствомъ неудавшейся жизни. Онъ честолюбивъ и до сихъ поръ, а такимъ людямъ смшно было бы говорить о другомъ, высшемъ призваніи человка! Жена его родилась отъ отца Нмца и матери Польки въ Грузіи, воспитывалась въ Петербург, вышла замужъ въ Бессарабіи!…
И здсь все такъ. Самые чиновники — какой-то сбродный народъ и почти вс говорятъ по-молдавански.
Сдлавъ это маленькое отступленіе, возвращаюсь къ Яловенамъ, т.-е. возвращаюсь для того, чтобы опять отправиться дальше. Собственно про Яловены сказать нечего.— Село, какъ вс здшнія села, но селъ-то здшнихъ Вы незнаете!— Здшняя природа, т.-е. начиная отъ Кишиневскаго узда, по средней и даже верхней Бессарабіи, носитъ совершенно особенный характеръ, мною еще не виданный, характеръ глуши и дикости. Мстоположеніе здсь чрезвычайно гористое. Горы больше тхъ, которыя видлъ я въ Оренбургской губерніи, и не такъ голы, он пространне, шире, почти не прерываются, и какъ дорога шла большею частью по гор, то глазъ мой обнималъ далекій горизонтъ, цлыя линіи горъ за другими горами и горы надъ горами.. Почти вс покрыты зеленью, многія еще двственны, потому что лнивая рука Молдавана не касалась ихъ богатой почвы. Эти горы образуютъ широкія, большія долины, куда спускаются огромными зелеными ребрами и часто съ обоихъ концовъ замываютъ ихъ ущельями. Въ этихъ-то долинахъ обыкновенно и размщены вдвшія деревни, разбросанныя безъ всякой правильности, безъ понятія объ улиц, блыя хаты съ темною, нависшею со всхъ сторонъ соломою, вмсто крыши, не окружены деревьями, какъ въ Малороссіи, лсу здсь мало, но по гор иногда живописно разсяны виноградники, который въ настоящее время, разумется, не представляютъ вика кого вида для глазъ. Везд торчатъ колодези, не съ колесомъ, но, какъ бы сказать, съ коромысломъ или быкомъ.
И у насъ ихъ много, но здсь они длаются особенно. Узкое горлышко земли обкладывается или высверленнымъ жерновомъ или камешками. Воды въ Бессарабіи также немного, и колодезь иметъ здсь большое значеніе. Часто въ самомъ глухомъ мст вы встрчаете колодезь, сдланный Молдаваниномъ въ память родителей или другихъ, близкихъ ему, на пользу проходящимъ. Хаты плетутся изъ камыша и обмазываются глиною, а потомъ блою известкой, и всегда чисты внутри и снаружи. Это уже дло женщины, которыя здсь гораздо трудолюбиве мужчинъ. Молдаванинъ еще лниве хохла. Избалованный неистощимымъ богатствомъ почвы, онъ ни о чемъ не заботится, не думаетъ о зим, какъ у насъ, почти вс работы происходятъ на чистомъ воздух, вн хаты. Оттого-то она такъ и чиста. Молдаванинъ, которому приходится только разъ, не унавоживая, пройтись по земл съ сохою, и она родитъ что угодно, — пашетъ только то пространство, которое ему нужно для ежегоднаго прокормленія себя и своего семейства мамалыгой… Если есть зажиточные, такъ занимающіеся и другими промыслами. Но вс могли бы быть вдесятеро богаче. Для хлба сбытъ за границу превосходный, и помщики здшніе въ послднее время это поняли. Рогатый скотъ, предпочитаемый по всу другимъ породамъ, покупается охотно въ Австріи, куда перегнать его бездлица, ибо кормъ даровой… Русскіе крестьяне, переселенные сюда, сдлались богачами какъ разъ, но дешевизна вина ихъ губитъ: пьютъ отчаянно… Видя русскаго мужика, идущаго ночью съ возомъ, Молдаванинъ говоритъ: вотъ, какой дуракъ! Богъ приказалъ работать днемъ, а ночью отдыхать, а онъ заповдей не слушаетъ. Поутру онъ не выйдетъ изъ хаты на работу, не позавтракавши,— дотянувшись въ поле съ своими волами, онъ ложится отдыхать, только что примется за работу, ужъ жена несетъ ему туда обдъ. Онъ останавливаетъ воловъ распрягаетъ ихъ, обдаетъ,— наконецъ, посл получаса работы, считаетъ нужнымъ напоить воловъ, мальчикъ погонитъ воловъ, а онъ опять ложится, и все въ такомъ род. Это Итальянская лнь! Мудрено узнать въ нихъ потомковъ Римлянъ! Всмъ домашнимъ хозяйствомъ занимается женщина, она помогаетъ ему даже въ полевыхъ работать, одваетъ его, ткетъ ковры. Войдя въ хату, вы удивитесь чистот, порядку, даже вкусу. Всегда широкія лавки устланы коврами, къ стн, вмсто спинки, всегда приставленъ коверъ или вышитыя подушки, въ углу, на сундук, почти до потолка, лежатъ сложенные ковры и подушки, въ чистыхъ наволочкахъ домашняго полотна: это приданое дочери, столъ покрытъ скатертью. Хата обыкновенно перегорожена стнкою, шириною въ три четверти аршина, съ аркой въ средин, тутъ устроена маленькая печь, куда вкладывается небольшая охапка щепокъ, дымъ нагрваетъ всю стнку и вылетаетъ въ трубу слабой струей. У тхъ, кто побогаче, есть еще отдленіе для черновой работы и печь большаго размра. На стн всегда какое-нибудь украшеніе, хоть изъ птушьихъ перьевъ, но ярлычка, содраннаго съ банки помады Мусатова, прикленнаго къ стн, какъ видлъ а въ нкоторыхъ нашихъ избахъ, — здсь я не встрчалъ. Много значитъ и то, что здсь, какъ скоро сынъ подростетъ, его тотчасъ отдляютъ и не живутъ большими семьями. Зато въ этихъ чистыхъ хатахъ живетъ самый грубый, глупый, нелпый, жалкій народъ, способный вывести изъ терпнія всякаго, привыкшаго къ уму русскаго мужика. Въ самомъ дл, вдь Молдавану нетрудно жить полгода въ изб, топить печь полвозомъ дровъ, держать скотъ въ тепл, возл себя, не тридцать душъ у него въ хат… Но все-таки не мшало бы и русскому человку не жить такъ свиновато, можно отнести клопа въ уголъ, а не давить его на стн, какъ длаютъ это не одни мужики. А женщина здсь лучше, художественне, опрятне. Впрочемъ, я не встртилъ ни одной красавицы, замтилъ только, что он высоки ростомъ и очень стройны. Ихъ одежда состоитъ или изъ юбки и рубашки съ длиннымъ прорзомъ въ средин, стянутой крпко кушакомъ, часто съ курткой, впрочемъ, не узкой, или же изъ обыкновеннаго платья, застегиваемаго спереди, также съ кушакомъ, голубымъ, краснымъ, зеленымъ, и изъ широкаго, большею частью шелковаго (въ праздники) шушуна, довольно короткаго, иногда подбитаго мхомъ… Голова обвязана, какъ и у насъ, платочкомъ, боле или мене дорогимъ, волосы заплетаются на дв косы. Праздничный мужской костюмъ богатыхъ совершенно похожъ на поповскія рясы,— большею частью шелковыя и подбиты мхомъ.— Да, забылъ еще разсказать образчикъ Молдаванской лни. Когда выростетъ кукуруза: стебель довольно высокъ, съ человческій ростъ, — то Молдаванинъ не срзываетъ ее, а ломаетъ самыя головки или кочаны, при ломаньи выпадаютъ, высыпаются зерна на землю, онъ затопчетъ ихъ ногами и больше не сетъ. Однакожъ недостатокъ хлба въ эти года, происшедшій отъ саранчи или отъ бездождія, примръ Русскихъ и требованія Правительства о наполненіи магазиновъ, необходимость снабженія нашихъ войскъ фуражемъ, заставили ихъ быть нсколько рачительне и иногда косить траву. Жита, т. е. ржи, и вообще озимаго хлба они сютъ только для магазиновъ и предпочитаютъ нашему хлбу мамалыгу. Все это говорю я не о помщикахъ самихъ или поссессорахъ, а о земледльцахъ.
Теперь Вы нсколько знакомы съ домашнимъ бытомъ Молдаванъ, о его вншнемъ устройств и значеніи я скажу посл.— Итакъ мы пріхали въ Яловени, всего 12 верстъ отъ Кишинева. Это селеніе резешское. Опять Вамъ нужно объяснять, что такое резеши. Резешами называются однодворцы, не въ смысл происхожденія, но имющіе собственную землю, даже еслибъ онъ имлъ ее на два аршина. Въ прежнія времена господари надляли иногда землею какъ: напримръ на палецъ во все протяженіе такой-то земли! По этому случаю происходятъ между ними тяжбы, ссоры и драки безпрерывно. Правительство, не уничтожая покуда этого раздробленія, требуетъ теперь, чтобы каждый участокъ и полоса были точно обозначены межеваніемъ, котораго еще здсь не было.— Осмотрвъ магазинъ въ Яловенахъ, мы перемнили лошадей и похали дальше… Вамъ, можетъ быть, смшно вообразить, какъ я осматриваю хлбные запасы?.. Съ ненарушимою важностью принимаю я изъ рукъ Головы, встрчающаго меня со всмъ штатомъ, или изъ рукъ выбираемаго дворянствомъ помщика попечителя, — вдомость, немедленно повряю ее по книгамъ, взлзаю на лстницу и осматриваю закрома, высыпаю изъ нихъ нсколько хлба для освидтельствованія его качества,— словомъ весьма важно. Какъ я довольно остороженъ и предварительно потолковалъ съ нкоторыми, то удалось мн сдлать нсколько дльныхъ замчаній. Безъ шутокъ есть тутъ обстоятельство, о которомъ одинъ попечитель подалъ, по моему требованію, на мое имя особую записку, и я надюсь быть въ этомъ имъ довольно полезенъ… Головы, большею частью, мало говорятъ по-русски, смотритель и крестьяне вовсе не знаютъ, тмъ боле, что Земская Полиція вся говоритъ по-молдавански, но письмоводство оффиціальное производится на русскомъ язык Волостнымъ Писаремъ… Въ Яловенахъ встртилъ меня также попечитель помщикъ Александръ Руссо. Здсь этой фамиліи много и даже есть, кажется, Иваны Яковлевичи. Разумется, хлба я не мрилъ, но распространилъ слухъ, что буду мрить, хоть одинъ закормъ гд? неизвстно, и поэтому, конечно, все уже было въ возможномъ порядк. Оттуда, чрезъ 20 верстъ, пріхали мы въ мстечко Ганчешты, принадлежащее Армянину Манукъ-Бею. Отецъ его, укравъ казну у Султана, во-время войны, еще при Александр, бжалъ въ Россію, гд получилъ за это чинъ Статскаго Совтника, купилъ имніе и жилъ хлбосоломъ.
Осмотрвъ такимъ образомъ магазины въ Ганчештахъ, гд множество Жидовъ, ведущихъ торговлю въ околодк, въ Лопушни, также резешскомъ имніи, пріхали мы вечеромъ въ Бужоры, и какъ осмотръ должно было отложить до утра, то мы остались ночевать у помщика, поручика Кешко, одного изъ богатйшихъ во всей Бессарабіи. Кешко принялъ насъ чрезвычайно гостепріимно, я же былъ радъ этой окказіи ближе взглянуть въ домашній бытъ здшнихъ жителей. По осмотр оказалось, что Кешко весь — мясо. Это человкъ лтъ сорока, служившій въ военной служб, разумется, одвающійся по-европейски, съ огромнйшимъ брюхомъ, въ развод съ женою и въ ссор съ дтьми, думающій только о пріобртеніи денегъ и всею душою презирающій бдный простой классъ народа. Несмотря на богатство, домъ его не похожъ на наши дома: такой же низенькій, также выбленный, только попросторне и почище. Онъ бранитъ Молдавію и Валахію и благодаритъ русское правительство за безопасность помщиковъ.— О политическомъ положеніи Бессарабіи въ отношеніи къ Молдавіи и въ Галиціи поговорю посл, теперь же хочу скоре докончить разсказъ, начатый слишкомъ подробно… У Кешко много крпостныхъ Цыганъ. Я уже не встрчалъ въ Бессарабіи кочующихъ Цыганъ, кочуютъ они еще въ самой Россія, но кочеванье запрещено, а здсь исполненіе строже. Этихъ свободныхъ кочующихъ Цыганъ приписали тамъ, гд вастала ихъ ревизіи, и большую часть сдлали крпостными. Можетъ быть, Правительство, и предполагая современемъ дать имъ свободу, думаетъ въ настоящее время чрезъ крпостное состояніе вывести ихъ изъ первобытнаго кочеваго… Но они не пашутъ землю, неспособны къ этимъ работамъ и много бглыхъ. Т же, которые остались, превращаются помщиками въ кучеровъ, въ поваровъ, въ кузнецовъ, въ слугъ я т. п., къ чему они склонне Молдаванъ. Смшно и жалко было мн видть Цыганскаго мальчика у Кешко, одтаго въ длинную, глупую ливрею и подающаго намъ чай, но сохранившаго на лиц яркую печать не здшней природы, съ черными какъ смоль волосами, съ вольнолюбивыми, быстрыми главами… Вообще прислуга у здшнихъ помщиковъ отвратительна. Бдно она содержится, въ черномъ тл, съ полнымъ къ ней презрніемъ, грязно, нечисто. Правда, ея мало, Молдаванскіе помщики не живутъ на широкую ногу, какъ наши, слишкомъ разсчетливы. Часто выписываютъ для прислуги расторопную Малороссійскую двку, которая съ босыми ногами, въ грязной, часто мшкомъ болтающейся рубашк и свитк, бгаетъ себ чернопяткой въ кухню изъ гостинной, изъ кухни въ гостинную и т. д. У Кешко отвдывалъ, также молоко и масло буйволицъ, слишкомъ питательное, и овечья сыры разныхъ сортовъ, которые не пришлись мн по вкусу. Вообще здсь дятъ скверно, и хотя Бессарабія ведетъ торговлю скотомъ, но въ ней порядочной говядины нтъ,— ибо воловъ откармливаютъ во время прогона. Несмотря на Европеизмъ господина Кешко, шелкъ, ковры, подушки, стамбулки, табакъ и другія принадлежности вютъ на васъ близостью Азіатскаго быта.— На другой день, въ Пятницу, мы, осмотрвъ магазины, похали дале, въ Збирой.
Збирой на самомъ берегу Прута, на самой границ, имніе помщичье, гд помщикомъ или поссессоронъ — не помню, Грекъ Ганапо. Такъ вотъ куда а дохалъ, къ самой границ казавшагося безконечнымъ Русскаго государства! Какое это странное чувство. Прутъ очень и очень небольшая рка, чрезъ которую лтомъ во многихъ мстахъ и курица можетъ перейти,— сдерживаетъ здсь напоръ такъ далекой широко раскинувшейся Руси! Противоположный берегъ — Молдаванскій: такія же издали блютъ деревни, такой же языкъ, но тамъ уже не то. Вліяніе русское сильно легло на Бессарабію,— на самый народъ. Здсь, въ этой пограничной области, сильне, живе чувствуется благодтельная снь русской силы — и нтъ ни малйшаго сочувствія. Много и здсь крестьянамъ основательныхъ поводовъ къ неудовольствію на помщиковъ, но онъ сталъ долготерпливе и говоритъ только, что Царь не знаетъ ихъ положенія, что бояре его обманываютъ, но врятъ въ расположеніе къ нимъ Царя, любятъ это отдаленное олицетвореніе силы и могущества единоврной съ ними Руси. Православная Бессарабія съ радостью перешла отъ Магометанскаго ига къ русскому владычеству, по крайней мр народъ. Удивительное дло — вра, и какъ бы тамъ государства ни возились, но православные народы — будто кровные братья между собою. Въ Молдавіи мужики богаче, но Молдаване, или собственно Царане, не переходятъ туда, хотя нтъ ничего легче, кордоны (такъ называются квартиры пограничной стражи) стоятъ на версту и боле въ разстояніи другъ отъ друга, ночью, въ туцан, можно перейти скрытно цлому полку!— Но оттуда часто приходятъ толпами селиться въ Россіи. На этомъ берегу было слышно, какъ возмутители здили по деревнямъ и возбуждали народъ противъ помщиковъ, общая свободу и хлба, тамъ Поляки, главные виновники всего, откупили вс корчмы и поджигали народъ. Разумется, здсь этого нельзя было сдлать, этого ужъ не допустила бы и самая плохая земская полиція,— но смшно было видть, какъ, несмотря на вс эти старанія,— только что русскія войска перешли границу, простой народъ, духовенство встртили ихъ съ крестомъ, съ хлбомъ и солью. Одно только обидно имъ, что Россія не только позволяетъ этимъ православнымъ землямъ платить дань Турецкому султану, но поддерживаетъ этотъ порядокъ. Меня увряли многіе Молдаванскіе помщики, что цль произведеннаго возстанія въ Валахіи — была освобожденіе ихъ отъ Турецкаго ига и образованіе республики, безъ Бессарабіи, подъ покровительствомъ Россіи, что для этого имъ необходимо было преобразовать свое внутреннее положеніе, что они надялись, будто Греки также съ своей стороны возстанутъ и выгонятъ Турокъ вонъ изъ Европы и что Россія имъ въ этомъ не помшаетъ. Можетъ быть, многіе и думали это, но сильное участіе въ этомъ дл Поляковъ заставляетъ предполагать и другое. Говорятъ также, что о Бессарабіи выдумалъ самъ Молдавскій Господарь Стурдза, скотъ первой руки, грабитель и лихоимецъ. Въ Молдавіи дйствительно готово было вспыхнуть возстаніе, не въ пользу мечтаній воспитанной въ Париж молодежи, но собственно противъ Стурдзы. Онъ предупредилъ это возстаніе и, чтобы ускорить прибытіе русскихъ войскъ, донесъ, будто возстаніе готовилось не собственно противъ него, во чтобы отторгнуть отъ Россіи Бессарабію и пр… Нкоторые здшніе помщики, съ глубокомысленною улыбкою и значительно покачивая головою, говорятъ, что когда Россія потребуетъ уплаты военныхъ издержекъ и заплатить будетъ нечмъ, такъ она приберетъ себ Молдавію. Но это вздоръ! Впрочемъ, вс утверждаютъ, что Россія платитъ тамъ чистыми деньгами за все: огромные запасы провіанта безпрестанно отправляются туда изъ Россіи, Лидерсъ занялъ одну сторону Бухареста, Турецкія войска другую, производятъ слдствіе и вс хвалятъ снисходительность и умренность Лидерса. Часть русскихъ войскъ стоитъ на Трансильванской границ и пугаетъ Венгерцевъ. Впрочемъ, если и возможно возстаніе въ Бессарабіи, то не противъ Правительства, а противъ помщиковъ, которые здсь, большею частью, величайшіе скоты. О запутанности положенія и отношеній крестьянъ къ помщикамъ я Вамъ напишу посл. Само собою разумется, что этому возстанію помогли бы здсь Поляки… Странно, но случилось такъ, что здсь по всей границ, въ карантинахъ и таможняхъ служитъ много Поляковъ, за которыхъ нельзя ручаться. Въ Новоселицу, на сухой Австрійской границ, было подкинуто множество возмутительныхъ книгъ, которыя, впрочемъ были собраны.
Отъ Збироя до Неморены, отъ Неморены до Ворничени мы хали почти все берегомъ Прута. Во многихъ мстахъ берега покрыты густымъ камышемъ, теперь безвреднымъ и по части комаровъ и по части испареній. Ночевали мы въ Ворничени у поссессора, Мозыла. Мозылами называются также однодворцы, имющіе собственность, но считающіе себя происходящими отъ дворянскаго сословія. Однакожъ они подлежатъ тлесному наказанію, впрочемъ, не иначе какъ по суду. Есть еще и бояринаши, происходящіе отъ бояръ, изъятые отъ тлеснаго наказанія, и рупташи, происходящіе отъ духовнаго сословія. Этотъ Мозылъ ни слова не говорилъ по-русски, но весьма былъ осчастливенъ моимъ пріздомъ и всячески старался доказать свое гостепріимство, подчивать самодльнымъ виномъ. Хата его такая же, какъ и у прочихъ крестьянъ, но нсколько просторне, чище и больше въ ней ковровъ и подушекъ. Семейства его, впрочемъ, я не видалъ.
Осчастлививъ такимъ образомъ Мозыла своимъ ночлегомъ, поутру отправился я съ Ламбровичемъ дале, и по дорог въ Сырецъ захали мы въ Кипріанскій монастырь. Монастырь этотъ со всми своими угодьями принадлежитъ какому-то монастырю на Святой гор. Святогорскіе монастыри имютъ здсь большія населенныя помстья, которыя отдаютъ въ поссессію, иногда и сами управляютъ ими, и еще хуже помщиковъ. Этотъ Кипріанскій монастырь чрезвычайно богатъ и иметъ то, чего почти нтъ или очень мало въ прочихъ мстахъ Бессарабіи:— лса, изъ которыхъ, впрочемъ, небольшая часть строевыхъ. Разумется, нтъ ни сосны, ни березы. Береза встрчается только въ Хотинскомъ узд. Архимандрита въ монастыр не случилось, отецъ экономъ, Болгаринъ, показывалъ мн церкви и зданія. Церкви не стары, но чрезвычайно бдны какъ архитектурой, такъ и убранствомъ. Внутри все голо, стны выблены и небольшой иконостасъ писанъ не древнимъ письмомъ. Монаховъ немного, часть ахъ прислана бтъ Святой Горы, куда отсылаются почти вс доходы съ имнія, отнятаго было у нихъ во времена Турецкаго владычества здшними Экзархами, но возвращеннаго имъ при ныншнемъ Государ. Я замтилъ одну особенность: клиросы и сиднье Архимандрита устроены не лицомъ къ Царскимъ дверямъ, а бокомъ, другъ противъ друга.— Осмотрвъ монастырь и отказавшись отъ угощенія, я поспшилъ въ Сырецъ, хали мы по хребту горы, внизу лежала глубокая долина, вся залитая туманомъ. Это было рано утромъ. Туманъ пытался подняться вверху, и любопытно было глядть съ горы на эти облачныя волны, на это блое, туманное море, безпокоившееся внизу. Наконецъ, заглянувши въ Сырецкій магазинъ, насмотрвшись вдоволь всякихъ сортовъ хлба и кукурузы, добрались мы на несчастныхъ обывательскихъ лошадяхъ, въ половин дня Субботы въ Кишиневъ. Тамъ встртилъ меня соскучившійся Никита и, раздвая, спросилъ съ своею улыбкой такого свойства, что на нее нельзя смотрть безъ смха: ‘Когда мы удемъ изъ этой жидовской стороны? Ходилъ по базару, все шмыгаютъ жиды, никто по-русски не понимаетъ’… Я его утшилъ тмъ, что завтра же мы отправимся дальше, въ глубь Бессарабіи, а онъ меня подлинно утшилъ, подавъ два Вашихъ письма отъ 4-го Ноября и отъ 8-го.

Новоселица. 27-го Ноября 1848 года.

Австрійская граница.

Вотъ откуда посылаю я Вамъ письмо. Вотъ уже недля, какъ я кочую по проселочнымъ дорогамъ, по разнымъ деревнямъ и мстечкамъ Бессарабіи, такъ что не могу сказать наврное, гд тогда-то буду. Отправляясь изъ Кишинева, я даже не зналъ, въ верхнюю или въ нижнюю Бессарабію двинусь я и потому не могъ и распорядиться на почт съ Вашими письмами… Дорога, ночевка у помщиковъ, ревизія, новыя лица, чиновники, знакомства на два часа, гостепріимство, отнимающее у гостя всякое свободное время,— все это даже утомило меня, и а хочу здсь остаться боле сутокъ, чтобы нсколько привести въ порядокъ и впечатлнія и собранные матерьялы. Къ сожалнію, почта отходитъ нынче отсюда въ 12 часовъ, и я только что усплъ написать. Вамъ второй листъ письма, а между тмъ меня дожидаются въ магазин, да и пора мн въ Начальнику здшняго Таможеннаго округа, Кишкину, къ которому имю письма. Отсюда отправлюсь разними проселками въ Хотинъ, въ Сороки, въ Бльцы, въ Оргенъ, можетъ быть даже загляну въ Каменецъ-Подольскъ, который въ двадцати верстахъ отъ Хотина, и потомъ назадъ въ Кишиневъ. Думаю, впрочемъ, что останусь въ Бессарабіи доле, чмъ предполагалъ… Гд ужъ и не былъ! Вчера, подъзжая къ Новоселиц, луннымъ вечеромъ, я думалъ, смотря на равнину, которую слабый лунный свтъ скрадывалъ и ея вообразилъ со всякими равнинами, — я думалъ: гд ужъ она мн не свтила! Нынче тутъ, на границ Австріи, тамъ на лугахъ Полтавы, въ Донскихъ степяхъ… Въ Скулянахъ, пограничномъ мстечк, верстахъ въ 18-ти отъ Яссъ, столицы Молдавіи, на Прут (посмотрите карту) улучилъ я время и продолжалъ ‘Бродягу’. Теперь приступилъ къ самому трудному мсту во всей поэм, къ описанію барышни съ садомъ. Тутъ ужасно трудно соблюсти мру и дать понять эту барышню — вовсе не русскую красную двицу — не выходя изъ общаго тона поэмы…
Подробности моего путешествія Вы получите съ слдующею почтой. Вамъ должно разсказать его за всю недлю, а это не бездлица. Мн кажется иногда, что или отъ безпрерывнаго прерыванія, или отъ того, что уже года не т, но письма мои лишены уже прежней свжести впечатлній и должны быть иногда скучноваты, т. е. сами по себ, если не для Васъ.

Новоселица, 29-го Ноября 1848 года. Понедльникъ.

Итакъ въ Субботу я воротился въ Кишиневъ, гд вечеромъ опять занялся жидами и своимъ дломъ, т. е. ‘Алешкой’. Все это такъ, урывками, вс предметы моихъ занятій такъ разнородны, что память моя не успваетъ запоминать всего, что нужно. Писалъ ли я Вамъ о Еврейскомъ училищ, куда меня пригласили Евреи? Кажется, писалъ. Поутру Жидъ принесъ мн дв заказанныя ему кожаныя подушки, пришли опять разныя лица, и часовъ въ 12 въ Воскресенье, я слъ въ телгу съ Никитой и отправился по проселочной дорог въ мстечко Скуляни, осматривая по пути магазины. Къ вечеру я пріхалъ въ Волчинецъ, гд долженъ вылъ остановиться на ночь, ибо но проселкамъ ночью, на некованыхъ обывательскихъ лошадяхъ трудно хать, тмъ боле, что и не умю объясняться по-молдавански, а наши возницы и каларицы (верховые) почти не обнимали по-русски. Въ этотъ день погода была необыкновенно тепла, я халъ съ большимъ удовольствіемъ, начинало темнть, и дикая гористая окрестность принимала неопредленный видъ, впереди однообразно прыгало туловище передоваго, скакавшаго передъ нами верхомъ, только Никита во всю дорогу улыбался и покачивалъ головою, съ чувствомъ необыкновеннаго сожалнія въ Молдаванской глупости. Заговоритъ ли кто по-молдавански, самъ ли онъ заговорятъ съ ними по-русски и его никто не понимаетъ,— все для него предметъ смха и потому улыбка не сходитъ съ его лица… Въ Волчинц встртилъ меня попечитель магазина Грекъ Сербиносъ, здшній дворянинъ, въ Молдаванскомъ костюм. Я долго съ нимъ сидлъ, онъ говоритъ но-русски, хотя не совсмъ чисто, но достаточно понятно, чтобъ уразумть въ немъ льстиваго плута Грека. Квартира выла мн приготовлена въ хат дьяконицы вдовы, у которой сынъ, не говорившій ни слова по-русски, также здсь дьякономъ. Когда я легъ спать, такъ слышу, что мой Никита преспокойно растабарываетъ одинъ по-русски и даже такое, чего вовсе разсказывать не слдуетъ. Я его немедленно призвалъ: съ кмъ ты тамъ разговариваешь?— Съ дьякономъ.— Да онъ не понимаетъ?— Не понимаетъ.— Такъ зачмъ?— Да онъ поподчивалъ меня ужиномъ и сидитъ со мною, такъ я и сталъ говорить… Приказавъ ему молчать, я полюбовался его наивною глупостью и подумалъ объ этомъ человк. Онъ дворовый помщика Татаринова, которому предавъ всею душой, и осуждаетъ брата своего за намреніе откупиться на волю. Я разговаривалъ съ нимъ объ этомъ предмет. Онъ даже и не понимаетъ своихъ человческихъ правъ, еслибъ это было христіанское смиреніе, другое дло. Нтъ, онъ другаго порядка вещей и не сознаетъ. Его возраженія какія: ‘да кто-жъ бы сталъ барину длать то или другое, словомъ, исполнять какую-нибудь прихоть? Не самому же барину это длать, мы его крпостными родились’ и пр. Онъ говоритъ, что когда баринъ далъ ему паспортъ, вслдствіе будто.бы неудовольствій съ экономкою,— то это былъ для него величайшій ударъ, съ паспортомъ онъ сейчасъ опредлился къ Допре, котораго очень хвалитъ, но говоритъ, что все-таки ему было ужасно обидно тамъ служить, потому что и за столъ садятся по крестясь, да и выскакиваютъ изъ-на стола вовремя обда. Это послднее должно быть очень понутру Константину. Вчера, раздвая меня на ночь, онъ, улыбаясь, сказалъ мн: а я прошедшую ночь во сн плакалъ: видлъ, что вы здсь умерли.— Отчего жъ ты плакалъ?— Да я не зналъ, какъ мн быть съ вами здсь… Я расхохотался этой причин и спросилъ его, какъ же онъ толкуетъ этотъ сонъ. ‘Да это должно быть ваша смерть умерла’. Выраженіе нелпое, но очень эффектное! Я, будто повривъ этому, сейчасъ же такъ крпко и славно заснулъ, что даже ничего и не грезилось.
Поутру, въ Понедльникъ, какъ я проснулся,— бушевала страшная погода. Сильный, пронзительный втеръ съ дождемъ и крупою долженъ былъ подчивать насъ прямо въ лицо. Но длать нечего, отправились. Верстахъ въ пяти дожидалась насъ подмога, чтобы одолть трудную, по понятіямъ Молдаванъ, гору. Какъ дорога дйствительно была очень скользка и Молдаване, непривычные въ лошадямъ, плохо правятъ, то я веллъ слзть Молдаванину, посадилъ кучеромъ Никиту, хорошо знакомаго съ этимъ ремесломъ. хали мы въ простой телжк, запряженной четверкой (здсь оглоблей нтъ), къ этимъ лошадямъ приставали еще 4 пары воловъ, гуськомъ, попарно, да съ боковъ бжало человкъ десять Молдаванъ съ разными дикими, нелпыми восклицаніями: иги-ги…. гайда, гайда и проч. Гора вовсе не заслуживала такихъ хлопотъ, но я покорился и, несмотря на пагоду, тшился этою картиной. Наконецъ пріхали мы къ корчм у столба Потемкина, гд перемнили лошадей. Здсь умеръ Потемкинъ, прозжая изъ Яссъ. О мысляхъ и впечатлніяхъ, приличныхъ этому случаю, загляните, пожалуй, хоть въ статью Надеждина Но въ самомъ дл, надо же было случиться такъ, чтобы именно Потемкину умереть здсь, въ такомъ пустынномъ и дикомъ мст, на трав, подъ открытымъ небомъ!— Наконецъ, къ вечеру, дотащились мы кое-какъ въ Скуляцы, гд, за неимніемъ свободныхъ квартиръ, ибо все занято вашими войсками, — остановился у Головы, которому, впрочемъ, и заплатилъ за это.— Скуляно, мстечко съ центральнымъ карантиномъ и таможнею, населенное большею частью Евреями, верстахъ въ 16-ти отъ Яссъ. Сюда Господарь Стурдза, боясь возстанія, присылалъ на сохраненіе сундуки свои съ награбленнымъ добромъ. Если Россія его не смнитъ, то это произведетъ очень невыгодное впечатлніе. Мстечко довольно грязное. Жиды тснятся, какъ можно, плотне, ни у одного народа такъ населеніе не возрастаетъ, какъ у жидовъ. Въ Бессарабіи съ 1612 года ихъ увеличилось въ десять разъ. Здсь они ходятъ все въ своемъ старонмецкомъ костюм, съ пейсиками и сильне удерживаютъ общій жидовскій типъ, живя на границ, они то и ведутъ контрабанду и рдко попадаются, потому что дружно стоятъ за себя. Во многихъ мстечкахъ видлъ я цлый радъ домовъ жидовскихъ подъ одною крышей, такъ что товаръ, въ случа поисковъ, немедленно передается другому и т. д. Жидамъ недавно запрещено солиться на границ, но Правительство благодушно позволило однако оставаться тамъ Евреямъ, уже получившимъ тутъ осдлость стародавнюю. Теперь эти стародавніе жители не умираютъ, подъ именемъ Шмоля существуютъ Лейбы и другіе безконечно. Это, впрочемъ, они заимствовали у раскольниковъ здшнихъ. Нтъ, лучше тамъ, гд нтъ Евреевъ! Я бы позволилъ въ самой Россіи жать только купцамъ первой и второй гильдій, которые держатъ себя иначе. Въ Скулянахъ начальникомъ центральнаго карантина нкто Рожалинъ, уже 35 лтъ служащій, въ Бессарабіи, хорошій старикъ и служака, одинокій. Прошу покорно этакъ лтъ 20 выжить въ Скулянахъ съ жидами. Черезъ его руки безпрестанно проходятъ теперь депеши на имя Государя, которыя онъ только окуриваетъ и содержаніе которыхъ не знаетъ. Вообще удивительно, какъ мало здсь знаютъ! Правда, сообщеніе съ заграницею строго воспрещено, и чиновникамъ меньше чмъ кому-либо что извстно, а торговцамъ, имющимъ сообщенія, нтъ ршительно никакой нужды ни до чего, да къ тому же они и невжи. Теперь, впрочемъ, тамъ все спокойно. Дйствіе карантиновъ до всхъ этихъ происшествій было прекращено, ибо есть карантины въ самой Валахіи и Молдавіи по Турецкой границ,— но когда Турецкія войска вступили въ Валахію, то и карантины возобновили. Безъ особаго Высочайшаго поколнія никому паспорта не выдаютъ за границу.— Въ Скулянахъ я писалъ Вамъ письмо, но не усплъ отправить. Тамъ пробилъ я полтора сутокъ и въ Середу похалъ дале, проселкомъ же, осматривая сельскіе пограничные магазины. Замчательно, что почти въ каждомъ селеніи, наполненномъ Молдаванами, на самой границ, живетъ по одному Липовану: такъ называютъ здсь раскольниковъ: но впрочемъ никто и не заботится здсь о томъ, что они тутъ длаютъ, зачмъ живутъ… Нтъ, что бы ни говорили, а не одно только религіозное убжденіе заставляетъ ихъ покидать Русь. Многіе изъ нихъ, перейди туда, ведутъ самую разгульную жизнь, окруженные Нмцами или Турками, они охотно живутъ въ земл неправославной, тамъ имъ, конечно, свободне, но тамъ они домогаются, особенно въ Австріи, гражданскихъ нравъ не для вры только. Разв Некрасовцы, которые вс раскольники, перешли еще такъ давно тому назадъ отъ притсненій вры? Ихъ выгналъ туда казачій духъ, который стало сокращать Правительство. Всякій бглый каторжникъ, всякій скрывшійся воръ длается раскольникомъ, которые его прячутъ или передаютъ за границу. Ну, пусть бы одни закоренлые уходили! Нтъ, они легко отторгаютъ отъ Церкви и прочихъ православныхъ. Грамотный, бойкій мужикъ больше иметъ авторитета для мужиковъ же, нежели всякій священникъ. Разумется, для отвращенія злыхъ послдствій раскола нужны другія, радикальныя средства, а не насильственныя или полицейскія.
Когда я перемнялъ въ этотъ день лошадей въ Валерус, то поссессоръ тамошній, грекъ Калистрати, служившій въ русской служб, задержалъ меня наскоро приготовленнымъ обдомъ. Этотъ Грекъ живетъ въ хат, такой же, какъ у всякаго зажиточнаго мужика, и состоящей изъ двухъ комнатокъ. Въ одной помщается онъ самъ, въ другой его дочери, я видлъ младшую: старшая была гд-то въ гостяхъ. Хоть она и Гречанка и шестнадцати лтъ, но не очень красива. Отецъ взялъ ее изъ пансіона, гд было начала она воспитываться, ‘чтобы, какъ онъ выражается, не отпускать ее отъ своихъ глазъ’. Какова жизнь! Отецъ, который занижается только вырученіемъ денегъ и который въ нкоторыя минуты, суда по лицу, долженъ быть весьма свирпъ, Царане, съ которыми у нея нтъ ничего общаго, ни книгъ, ни занятій! Для полноты случая надлежало бы ей быть красавицей, ну да что ужъ длать, она исправляла должность красавицы въ моемъ воображеніи, и, съ позволенія отца, я подарилъ ей для чтенія ‘Одесскій Альманахъ’, гд статья Надеждина, и стихи Константина.— Вечеромъ пріхалъ я въ помщичье имніе Б…. гд пригласилъ меня ночевать у себя помщикъ Бодаревъ. Несмотря на русское окончаніе фамиліи, — это настоящій Молдаванъ. Онъ старикъ, холостякъ, лтъ 65, ходитъ въ Молдаванскомъ ила почти Турецкомъ костюм, въ феск и куртк, впрочемъ, говоритъ, хоть и не совсмъ хорошо, по-русски, зато знаетъ по-турецки и во-гречески. Онъ разсказывалъ мн про военный кампаніи, въ которыхъ участвовалъ, сильно ненавидитъ Турокъ, привязанъ къ Россіи, хоть и не совсмъ любитъ русское управленіе, бранятъ Молдаванскую офранцузвишуюся молодежь, и очень гостепріименъ. Я насилу вырвался отъ него поутру, и то онъ заставалъ взять състнаго на дорогу.
Въ Четвергъ вечеромъ добрался я до Липканъ, мстечка на Прут, принадлежащаго княгин Гика, съ карантинной и таможенной заставами, населеннаго больше евреями. Какъ тутъ остановиться негд, то Рожалинъ далъ мн письмо къ карантинному коммиссару Алексеву, у котораго я и остановился, посмотрлъ на жизнь Липванцевъ и удивился, найдя здсь людей не только неглупыхъ, но и не безъ образованія. Общество состоитъ здсь изъ ‘трехъ таможенныхъ и трехъ карантинныхъ семействъ’, да сверхъ того изъ одного холостаго капитана карантинной стражи, съ армейской любезностью и съ огромнйшими рыжими усищами. Впрочемъ, дамъ здшнихъ, за исключеніемъ коммиссаровой жены, я не видалъ, зато все время пользовался мужскою бесдой. Здсь есть докторъ, худой какъ смелетъ, блдный и ревностнйшій католикъ и полякъ. Газеты получаютъ они изъ Петербурга, но и по газетамъ и по слухамъ онъ слдитъ политику шагъ за шагомъ и, кажется, не безъ участія. Не подозрвая его ни въ какихъ дурныхъ намреніяхъ, я бы однако не держалъ его на самой границ, гд, какъ а также замтилъ, случайно или нарочно служатъ у насъ везд Поляки.— Этотъ Алексевъ хоть и не ученый человкъ, но страстной охотникъ раскапывать землю, и на необитаемомъ Зминомъ Остров въ Черномъ мор, куда его посылали строятъ маякъ, нашелъ тысячъ 15 монетъ самыхъ древнихъ и множество вещей, за этотъ даръ, сдланный имъ Одесскому Обществу Любителей Древностей, получилъ онъ 3000 рублей серебромъ. На этомъ острову быль, думаютъ, храмъ Ахиллесу, и плавателя, прозжая мимо, бросали туда монеты. Онъ и теперь роется и здсь и потому у него всякихъ монетъ и штучекъ много. Онъ подарилъ мн дв — одну куколку Египетскую, привезенную изъ Египта, а другую Греческую, вырытую въ земл на Зминомъ Остров. Что за работа, что за изящество! Эта крошечная куколка изъ чернаго аспида представляетъ сидящую женщину, закутанную въ покрывало. И какой рзкій контрастъ съ безобразіемъ Египетской куколки, изображающей, кажется, Нейду… Я берегу эти куколки самымъ тщательнымъ образомъ, он у меня въ хлопчатой бумаг и даже въ ящичк, хоть об не выше вершка, но иногда все раскладываю и вынимаю только затмъ, чтобы полюбоваться этимъ живымъ памятникомъ невозвратно минувшаго міра, міра искусства и красоты!… Э-эхъ!…
Въ Пятницу отправился я уже почтовымъ трактомъ въ Новоселицу. Дорога, хотя и ровная, но, по случаю вновь наступившаго теплаго времени, такъ распустилась съ своею липкою грязью, что хать было очень трудно. но какъ я обрадовался, перейдя отъ Молдаванъ къ Русланамъ. Здсь, въ этой части Хотинскаго узда, большая часть Руснаки, т же, которые живутъ въ Буковин и въ Галиціи, они говорятъ по-русски гораздо чище, ‘мъ Малороссіяне. Они смуглы, худощавы, черноволосы и носятъ длинные волосы, падающіе на плечи, неурожай въ здшнемъ узд, безпорядокъ управленія крестьянами, ихъ неустроенное положеніе — все это привело ихъ въ крайней бдности. Обидно видть, какъ за три цлковыхъ въ годъ нанимаются они въ услуженіе къ жидамъ, которыхъ тхъ не мене ругаютъ между собою при всякомъ случа. На станція въ Новоселиц видлъ я цлое руснакское семейство одного ямщика, съ которымъ и похалъ. Жена его, молодая женщина, лтъ двадцати, русначка, такая красавица, какой я не видалъ еще, прохавъ всю Бессарабію. И они живутъ у жидовъ! Разумется, я не поскупился на водку и искренно обрадовался, услыхавъ снова русскій языкъ въ устахъ народа. Къ вечеру пріхалъ я въ мстечко Новоселицу, принадлежащее областному предводителю дворянства, Стурдз. Это чистое, прекрасно обстроенное мстечко, съ таможнею, находится въ углу, гд смыкаются три границы: Молдавская, Русская и Австрійская. Одинъ ровъ, въ которомъ бжитъ ручеекъ, въ аршинъ ширины, отдляетъ Россію отъ Австрійскихъ владній. Я остановился въ гостинниц у какого то Армянина. Поутру занялся писаніемъ писемъ, а потомъ, осмотрнъ магазины, похалъ къ управляющему таможнею, Кишкину, старому холостяку и славному человку, къ которому имлъ письма изъ Петербурга и отъ Стурдзы.— Я ршился здсь прожить нсколько времени, во-первыхъ, чтобы дождаться возвращенія одного купца явь за границы, имющаго право на свободный проздъ, и узнать отъ него, что длается въ Черновцахъ, въ Буковин, вовторихъ, чтобъ отдохнуть здсь нсколько отъ безпрестаннаго кочеванья, привести въ порядокъ впечатлнія и мысли.— Нынче Вторникъ, и я думаю вечеромъ отправиться дальше по сухой границ. Я могу сказать, что я былъ одной ногой въ Австрійскихъ владніяхъ. На мосту стоятъ дв заставы: одна черножелтая — Австрійская, другая наша. Третьяго дня пріхала Австрійская почта, и почтальонъ, отдавая письма, передалъ слухъ, будто назначенъ новый Императоръ, молодой, а старый, сковалъ онъ по-польски, ‘отблагодаренъ за службу’. Нынче узнаю, врно ли это. Сообщеніе оффиціальное здсь незначительно, мелкіе торговцы, жиды, ничего порядочнаго и передать не умютъ, Руснаки, конечно знаютъ объ облегченіяхъ, сдланныхъ въ Галиціи рабочему классу, крестьянамъ, но молчатъ и терпятъ. Здсь нтъ такой ненависти къ помщикамъ, какъ въ Галиціи, гд помщики Поляки, однако же и здшнее положеніе крестьянъ таково, что надо бы заняться ими. Мн говорилъ одинъ Руснакъ, что тамъ лучше. Нормальный контрактъ, изданный Правительствомъ для тхъ, кто не заключатъ добровольныхъ условій, отнимаетъ у крестьянъ почти всю землю, которою они владли по прежнимъ обычаямъ, и оставляетъ имъ самое малое количество. Помщики, конечно, и не котятъ заключатъ добровольныхъ условій, а требуютъ введенія нормальнаго контракта. Крестьяне же не врятъ, чтобъ это было отъ Государя, а думаютъ, что это все бояре сочинили, и противятся введенію этого контракта. Вмст съ тмъ имъ дано било оффиціально право перехода, и сначала это было просто переселеніе изъ мста въ мсто и гулянье по всей Бессарабіи, но нигд не нашли они для себя выгодныхъ условій, а только разорились въ конецъ. Какъ разсуждаютъ вдвшіе помщики? Вотъ что говорилъ мн Кишиневскій Окружный Предводитель дворянства Доничъ, очень серьезно: отнимая землю у крестьянъ, мы длаемъ имъ величайшее благодяніе: чмъ меньше земли, тмъ боле они будутъ ею дорожить, тмъ она цнне, тмъ лучше будутъ ее обработывать!… Не земли имъ дается столько, что и вовсе недостаточно!… Кром, всего этого, здсь длаются неслыханныя злоупотребленія… Я всячески стараюсь собрать по этому предмету врные свднія, но для, этого нужны были бы оффиціальные рессурсы, которыхъ я требовать не въ прав… (Какіе однако же скоты эти помщики, да и не только въ Бессарабіи, и у насъ въ Россіи!)
Между тмъ я продолжаю писать и ‘Алешку’. Вдь это въ самомъ дл странно. Не писалъ ни строчки съ Іюня мсяца, а теперь, при другихъ, важныхъ занятіяхъ, кочуя, пишу безпрестанно урывками то здсь, то тамъ, на ночлегахъ! Не знаю, что выйдетъ изъ общаго характера этихъ урывками писанныхъ стиховъ. Трудное мсто, о которомъ я Вамъ говорилъ, я кончалъ, и оно вышло хуже, чмъ мн хотлось, не знаю, передаетъ ли оно вполн то впечатлніе, которое нужно. Думаю, не дохавъ до Кишинева, кончить совсмъ первую часть. {С. Т. отвчаетъ 17 Дек.: ‘Только повидимому странно, что ты продолжаешь писать ‘Алешку’, дятельная, напряженная, безпокойная жизнь (даже огорчительная) натягиваетъ струны человческаго организма, и послушныя духовныя способности возбуждаются. Я испыталъ на себ подобныя явленія, что трудно поврить’.}
Что-то у Васъ длается? Привыкаете ли Вы къ Московской жизни, милый мой Отесинька? Устроились ли вы, милая Маменька? Пользуйтесь хорошимъ расположеніемъ Гоголя, поддерживайте его, пусть его пишетъ. Не надо, чтобы Константинъ разрушалъ въ немъ всякую вру въ искусство… Я вполн раздляю взглядъ Константина, а все-таки счастливъ, когда пишу. И часто приходитъ мн въ голову, за что это Богъ далъ мн эту преимущественную способность наслаждаться! Но зато порою бываетъ очень, очень тяжело. И здсь находила на меня тоска: мн казалось, что я такъ утомился этимъ постояннымъ наблюденіемъ, которое само, безъ усилій наблюдаетъ и видятъ все, этимъ званіемъ людей и механизма жизни. Можетъ-быть, впрочемъ, это было одно физическое утомленіе.

1848 года. Декабря 6-го. Сороки.

Вотъ уже откуда пишу я Вамъ. Кажется, въ послдній разъ я писалъ Вамъ изъ Новоселицы, а въ этотъ промежутокъ времени усплъ обогнуть Бессарабію съ другой стороны и побывать въ Хотна. Изъ Новоселицы выхалъ я во Вторникъ, помнится, въ тотъ самый день, въ который отправилъ Вамъ письмо. Помню, что выхали мы въ прекраснйшую погоду, вечеръ былъ теплый, мягкій, дорога грязная, это правда, но ровная, луговая, везъ насъ безтолковый Молдаванинъ, а лошади обывательскія были невообразимо плохи, помню, что стало темнть, мы въхали въ лсокъ, и Никита началъ просить у меня пороху для пистолетовъ, въ чемъ я ему отказалъ, потому что ни пороху, не пуль не было, да и нужды въ нихъ нтъ. Слава Богу, вотъ сколько я прохалъ по Россіи безо всякаго оружія. Все мирно. ‘Куда это мы захали съ Вами’, говорилъ Никита,— воронъ бы сюда костей нашихъ не занесъ!’ Опять выхали мы въ поле, и все такъ смотрло, что, кажется, непремнно должна была раздаться русская пснь. Она и раздалась. Никита не выдержалъ и заплъ безъ моего приглашенія, вполголоса. Напвъ русскій, но я заставилъ его повторять слова и ужаснулся. Ничего не слыхалъ я безобразне и нелпе: тутъ есть и распрекрасная Маша, которая грозитъ пистолетикомъ застрлить блую грудь, и распронесчастные мальчишки и прочіе цвтки лакейской поэзіи… А я чувствовалъ въ себ или, по крайней мр, понималъ то же самое вдохновеніе, которое испытываетъ русскій ямщикъ, дущій по степи ночью на тройк, но, разумется, лишенъ тхъ средствъ, тхъ выгодъ, которыми онъ обладаетъ, для выраженія. Такъ досадно и грустно порою становится. Наконецъ поднялся сильный втеръ, совершенно покрывшій небо облаками. Мы сбились съ дороги, плутали при отчаяніи Никиты и при совершеннйшемъ моемъ безучастія, но потомъ снова нашли дорогу я пріхали въ Грозенцы, имніе подл границы генерала Руперта, гд были встрчены головою со всмъ штатомъ Волостнаго Правленія и гд отвели намъ для ночлега довольно чистую избу. Тамъ, потолковавъ съ этою мстною властью о хлб, о магазинахъ, о нормальномъ контракт, о Липованахъ (такъ называются здсь раскольники, а иногда и русскіе вообще, потому что большею частью приходящіе сюда русскіе мужики — старообрядцы),— я отпустилъ ее и самъ занялся ‘Алешкой’. Да, я забылъ Вамъ написать то, что мн разсказывалъ Никита: въ Новоселиц Руснаки спрашивали его: правда ли, что, говорятъ, у нашего Царя есть бумага отъ Бога и что онъ часто ходитъ къ Богу на небо, и Богъ къ нему ходитъ на землю?— Что же ты отвчалъ? спросилъ я Никиту.— Да я имъ отвчалъ, что они дураки и что Царь въ такихъ же грхахъ ходитъ, какъ и мы. Разумется, я одобрилъ этотъ отвтъ, но вотъ вамъ образчикъ того, въ какомъ вид является имъ ихъ отдаленный повелитель! У Руснаковъ и у Молдаванъ уваженіе къ нему безпредльное. Когда положеніемъ 1834 года Бессарабскіе крестьяне объявлены были свободными, съ правомъ перехода и съ обязанностью непремнно заключать съ помщиками добровольныя письменныя условія и договоры, тогда прежде всего послдовало переселеніе народовъ. Каждый захотлъ попробовать этого права и производилъ это, разумется, не соблюдая никакихъ формальностей, — письменныхъ условій заключать не хотли, боясь бумаги, какъ огня, и предлагая одно словесное условіе, по которому многія деревни живутъ и понын, соблюдая его очень честно, но въ большей части имній возникли споры, ссоры, и они никакъ не могли договориться. Тутъ бы слдовало поступить согласно мннію Хомякова, т, е. дать посредниковъ, учредить посредническія коммиссіи по обоюдному выбору, но сдлано не такъ. Крестьяне говорили: пусть Царь даетъ вамъ законъ, какъ быть, какъ онъ скажетъ, тамъ мы и будемъ. Царь и издалъ имъ условіе, какъ норму для тхъ, которые не заключатъ условій въ извстный срокъ, но они не поврили. Увидавъ на печатныхъ контрактахъ подпись покойнаго князя Васильчикова, они утверждаютъ, кто это сочинялъ писарь Василька, и не принимаютъ контракта. Но я убжденъ, что еслибы Государь имъ лично приказалъ принять его, то они тотчасъ бы и безропотно повиновались, несмотря на стснительность этого контракта, Я, впрочемъ, не старался разрушать въ нихъ этого почитанія, напротивъ когда одинъ Руснакъ сталъ мн говорить, что за границей, т. е. въ южной Галиціи и въ Буковин, народъ животъ лучше, что тамъ ‘панства не роботъ’, что Цесарь, т. е. Австрійскій Императоръ, запретилъ это, — то я ему объяснилъ, что зато у тхъ за границей Цесарь басурманъ, а у него Царь православный и ходитъ въ такую же церковь, какъ и онъ. Этотъ же Руснакъ поставилъ меня въ затрудненіе вопросомъ: правда ли, что онъ долженъ платить подати за своихъ трехъ умершихъ братьевъ. Надо было сказать, что правда, что, до новой ревизіи платятъ за выбылыхъ и не платятъ на вновь родившихся. Кстати о ревизія. Правительство теперь въ большомъ затрудненіи. Все требуетъ новой ревизіи: холера я разныя бдствія столько истребила народу, что платить покати и отбывать разныя повинности за выбылыхъ становится тяжело, между тмъ и Правительству слишкомъ невыгодно въ настоящее время ограничиться податьми только съ наличныхъ душъ, ибо врно прибыли родившихся посл ревизіи 1834 года меньше, чмъ убыли.— Кажется, я написалъ Вамъ много такого, о чемъ уже говорилъ въ прежнихъ письмахъ, но вы простите. Или память моя слабетъ, или постоянное разнообразіе мстъ, лицъ, явленій, занятій сбиваютъ меня съ толку. Я бы, можетъ быть, боле бы занимался своевременнымъ писаніемъ къ вамъ писемъ (т. е. писаніемъ, а не отправкою), еслибъ тутъ не подвернулся ‘Алешка’.— Переночевавъ въ Гроденцахъ, я на другой день поутру, осмотрвъ магазина, продолжалъ свой путь. Подулъ холодный втеръ съ Карпатскихъ горъ и погода сдлалась скверною. По сухопутной границ часовые стоятъ почти на Пять верстъ другъ отъ друга, хотя и есть объздчики, но контрабадныя и Липованскія сношенія совершаются безпрепятственно, — Липованскія еще лучше, ибо у нихъ есть своя стража. Въ ныншнемъ году письмоводитель Хотинской Городской Думы, обокравъ ее, бжалъ со всмъ семействомъ къ нимъ за границу и, вроятно, будетъ тамъ, въ ихъ Блой Криниц, скоро пожалованъ въ Архіереи. Всякій бглый каторжникъ, всякій мошенникъ, скрывающійся отъ суда, длается сейчасъ Липованомь и пользуется всми удобствами этого званія. Но переходя туда, русскіе раскольники, какъ мн извстно, не. ограничиваются однимъ спокойнымъ свободнымъ отправленіемъ своихъ обрядовъ и своего богослуженія. Тамъ, окруженные Нмцами, въ земл, неравнодушной къ политическому быту, они заражаются этимъ духомъ, доводя свои религіозныя побужденія до значенія политическихъ вопросовъ. Конечно, тутъ виновато само Правительство своими преслдованіями. Но скрываясь въ катакомбахъ, Христіанская Церковь была чиста и свята, преслдуемые и гонимые, раскольники прибгаютъ къ нечистымъ средствамъ и живутъ большею частью развратно. Часто одна свобода совсти, не препятствующая наклонности къ этой свободной, не признающей никакихъ условій жмени, удерживаетъ ихъ въ раскол. Есть одна секта, называемая Акудиновщина, доходящая въ минуты насильственно производимаго изступленія до неистовыхъ мерзостей, сектанты толкуютъ, что въ эти минуты изступленія они состоятъ вн человческаго закона, подъ благодатью, при которой никакія дйствія ихъ негршны! Каково. Напрасно думаетъ Правительство, отнимая поповъ у Поповщинской секты, обратить ихъ въ соединенію съ Православною Церковью. Правда, я знаю нкоторыя семейства, которыя ршились обратиться къ православнымъ священникамъ, только чтобъ не жить развратно, но почти вс другіе, если не имютъ возможности держать у себя тайно попа, становятся безпоповщинцами или хуже, ибо выходцевъ поповъ изъ-за границы почти нтъ въ Россіи, они слишкомъ боятся. Какъ тутъ быть? Предоставить имъ держать поповъ, какъ прежде?— Но русскіе ихъ туземные попы были вс или бглые священники, или мерзавцы разстриги, которые собственно подлежали преслдованію Правительства, но прежде находили какое-то странное допускаемое Правительствомъ убжище въ званіи раскольничьяго попа. Допустить имъ свободно пользоваться попами новой заграничной фабрикаціи,— это значитъ возстановить и удержать расколъ, ибо свободное существованіе отдльной сектой, съ свободой мысли и убжденій, противъ которыхъ не властно ничего сдлать Правительство, — просто пріятно, оставивъ въ сторон вопросъ о внутреннихъ убжденіяхъ. Доказательствъ много: въ Риг много ахъ, носящихъ, Французскую бороду, несоблюдающихъ постовъ, ходящихъ въ театръ. Къ тому же вліяніе заграничныхъ поповъ — не чисто религіозное, оно иметъ въ себ уже много политическаго… Я имлъ секретное свдніе, что по Бессарабіи разъзжаетъ попъ, но Русскій, изъ Черниговской губерніи, и ршился не хлопотать о его преслдованіи, хотя онъ, подлецъ, деретъ съ нихъ страшныя деньги за совершеніе обрядовъ. Пусть же онъ ихъ совершитъ, пусть окреститъ дтей и обвнчаетъ бракомъ безбрачныя четы. Впрочемъ, я поступилъ бы иначе съ выходцемъ изъ за границы’, о, эти господа не простые сектанты: они Австрійскіе подданные, обнмеченные раскольники! Я все-таки не могу переварить оставленія своей родной земли, ибо не врю строгой искренности ихъ убжденій. Терпи гоненія, но живи свято, честно, а они живутъ не такъ. Въ Бессарабію много русскихъ зашло еще со временъ Петра, изъ стрльцовъ,— потомъ сюда же и за границу перешло много казачества! Вотъ видите однако, я совсмъ сбился въ сторону и написалъ Вамъ много такого, что Вамъ должно хранить въ строжайшемъ секрет.
Прозжая по границ, я предлагалъ Никит бжать. Стоитъ перескочить ровъ, въ аршинъ шириною, и онъ уже тамъ… Куда, и слышать не хочетъ. Дорогою я часто входилъ въ положеніе жителей, которые въ Хотинскомъ узд особенно бдны. Совершенный неурожай и сильная холера постигли ихъ. А магазины полны хлбомъ, и хлбъ кушаютъ ее люди, а мыши! Ссуды хотя и дозволены займомъ, но производятся съ такими затрудненіями мстнымъ начальствомъ, боящемся новой недоимки, что не приносятъ почти никакой пользы. Сколько отъ меня зависло, я стирался это поправить. Въ Климковцахъ, имніи помщика Головацкаго, мн принесъ жалобу бдный мужикъ, у котораго управляющій помщика, также Польскій дворянинъ Боржекъ, загналъ, дучи по помщичьей надобности, двухъ лошадей совсмъ. Уже мсяца два, какъ ни помщикъ, ни Боржекъ не хотятъ его удовлетворить. Какъ моя дорога въ Хотинъ шла мимо послдняго, то я ршился къ нему захать, чтобы убдить его. Но вс мои убжденія остались тщетны! Подлецъ проситъ судебнаго разбирательства, зная, что оно протянется десять лтъ, и что въ мір грамотности онъ останется правъ. Въ Хотин я настоялъ, чтобы немедленно занялись этимъ дломъ.— Наконецъ, пріхалъ я и въ Хотинъ, гд мн отвели довольно чистую квартиру у одной старой вдовы, мужъ которой умеръ года два тому назадъ, и пустой домъ которой отбываетъ эту повинность. Впрочемъ, несмотря на это, я везд платилъ за постой, равно и прогонныя деньги за обывательскихъ лошадей. Послднее было жителямъ, кажется, въ совершенную диковинку, и они бросались цловать у меня руки и полу платья, по туземному обычаю, не понимая своего права. Однако Министерство не разочло, что я почти столько же долженъ былъ заплатить прогонныхъ денегъ за эти разъзды, которыхъ оно, впрочемъ, и сосчитать не могло, — сколько на почтовые тракты… А извощикамъ-то на водку, а на великодушіе!
Хотинъ, вмст со всею Бессарабіею присоединенный къ Россіи, былъ прежде знаменитою крпостью и теперь также иметъ крпость. Отъ Турецкой цитадели остались одни развалины, городъ некрасивый,— дома большею частію стары, еще турецкой постройки. Грязь въ это время была непобдимая, погода скверная, и я не могъ осмотрть его хорошо и по этой самой причин не похалъ и въ Каменецъ-Подольскъ, который всего 20 верстъ отсюда. Не хотлъ, правда, и времени терять, мн пуще всего желалось добраться скоре до Кишинева. Впрочемъ, я вынужденъ былъ пробыть въ Хотин дня два съ половиной и былъ тамъ у одного городничаго, у котораго нашелъ его племянницу, довольно жеманную барышню, которая меня уже давно знаетъ, а я и теперь не знаю ея фамилія. Она жила въ Астрахани въ то время, когда я былъ тамъ, я же въ Астрахани не былъ знакомъ съ обществомъ, потомъ жила въ Москв и гд то меня видла, къ тому же иметъ и въ Калуг много пріятельницъ. Поболтавши съ ней всякаго вздору, чему, какъ отдохновенію, я былъ очень радъ, я пріобрлъ еще свдніе, что въ Хотинскомъ узд барышни не называютъ свинью свиньей, находя это слово неприличнымъ, а вмсто этого говорятъ очень нжно: ‘не рогатая’.— Въ Хотин кончилъ я 3-го Декабря первую часть своего бродяги. Принялся за вторую, — что Богъ дастъ!… Въ этомъ город городничій и прокуроръ еще порядочные люди, но прочіе чиновники ршительные скоты.
Я уже описалъ Вамъ мою сцену съ поселянскимъ стряпчимъ, очень меня разстроившую.— Въ Хотинскомъ же узд много помщиковъ и поссессоровъ Поляковъ, подлыхъ шляхтичей, и они-то вмст съ поссессорами Армянами и Греками — сосутъ кровь изъ бднаго народа.— Изъ Хотина я опять отправился проселкомъ и на обывательскихъ. Вечеромъ завезли меня въ домъ помщика Кондака, его самого не случилось дома, и жена и дочь такъ захлопотались по случаю прізда столь именитаго гостя, что я хотлъ бжать отъ ихъ гостепріимства. Вотъ скука-то! Жена говоритъ плохо по-русски. Дочь, воспитавшаяся въ Каменецъ-Подольскомъ пансіон, да еще ‘образцовомъ’ (въ губерніи другихъ и не бываетъ), не дурна собою, т. е. хороша только своею семнадцатилтнею молодостью, въ пожилыя лта общаетъ сдлаться очень непріятно-некрасивою. Такъ эта дочь, которая, можетъ быть, и мила въ простомъ домашнемъ быту, нарядившись въ лучшее свое платье и затянувшись въ корсетъ, была невыносимо скучна для гостя, во первыхъ, голоднаго, ибо онъ въ этотъ день не сълъ ни куска хлба, во вторыхъ, уставшаго отъ подлйшей дороги и Молдаванской телги. ‘Да, нтъ, скажите какъ! Боже сохрани!’ послднее вовсе не кстати, когда просто скажешь, что на двор холодно, вотъ весь разговоръ. Отъ нечего длать я попросилъ ее поучить меня Молдаванскому языку и узналъ, что ‘кумы сатанатэ адулмноль востръ’ значитъ: какъ ваше здоровье, а ‘сара буза’ — добрая ночь! И не понимаютъ люди, что мн пріятне было бы остаться одному. Дочь училась и музык я рисованью, но, разумется, окончивши воспитаніе, теперь не рисуетъ, а книгъ и фортепьянъ — въ дом не водится. Предметъ ея желаній — открытіе зимнихъ баловъ въ Хотин, куда они иногда здятъ, и гд въ это время соберется вся офицерская молодежь, которой теперь по границ много, можетъ быть, и нашъ Володя Самбурскій, котораго никакъ нигд не могъ отыскать. Какова жизнь тутъ въ деревн! Теперь она одна: братья и сестры воспитываются гд-то вн дома. Есть одинъ дядя, слпой съ самаго малолтства!.. Чуть начинаетъ смеркаться, имъ кажется, что уже ночь. Который часъ? спросилъ, я эту дочь. ‘Не знаю, отвчала она, часы наши испортились, а ужъ долженъ быть часъ десятый’. На моихъ было всего шесть, я посовстился это объявить и подумалъ, что мои часы врутъ, а оказалось впослдствіи, что они врны. Наконецъ, посплъ желанный ужинъ, за которымъ эти добрые люди накормили меня жаренымъ гусемъ и за которымъ хозяйка имла несчастіе два раза такъ икнуть при гост, какъ я еще никогда не слыхивалъ, однакожъ имлъ духъ не показать даже и виду, что слышалъ. Кончился ужинъ, слава Богу. Прощайте, прощайте сара бунь, сара бунь и куконна и дудука! Что же! Къ довершенію всего положили меня спать въ комнат, гд было градусовъ 25 жару, да еще затопили на ночь печь, ибо добрйшая хозяйка все изъявляла мн опасенія, что мн будетъ холодно, и не слушала моего разувренія, положили спать на какихъ-то пуховикахъ, да на атласныхъ подушкахъ, вроятно, хранившихся со времени ихъ свадьбы, — да подъ шелковымъ одяломъ. Кончилось тмъ, что я въ три часа совершенно проснулся и одлся, однако-же не хотлъ ухать, не сказавъ хозяйк добраго слова. Часа черезъ два она явилась съ дочерью, увряя, что всегда такъ рано встаютъ, что не мудрено, когда ложатся въ семь, — я наговорилъ ей съ три короба благодарностей и ухалъ. И дйствительно, нельзя не быть благодарнымъ отъ души за доброту и радушіе этихъ людей, но гостепріимство это — тягостно. Никит очень понравилась барышня, а мн понравились дв Цыганка, которыя прислуживали валъ за ужиномъ. Что это за красавицы, что за глава, что за стройность безкорсетнаго стана! Он, вмст съ мужья мы да еще съ пятью душами Цыганъ,— крпостные люди хозяйки. Обидно видть ихъ крпостными.— Отъ души пожелавъ двиц Кондакъ мужа, который занялъ бы ее хозяйствомъ по дому и воспитаніемъ дтей, тронулся я на обывательскихъ клячахъ дальше и къ обду пріхалъ въ имніе Казиміра, помщика, къ брату котораго въ Хотин имлъ письмо отъ Стурдзы, но не засталъ его въ город, тамъ осматривалъ магазины и закусилъ у Казиміра, одного изъ лучшихъ людей въ цлой Бессарабіи. Взявъ на поссессію одно имніе, онъ произвелъ просто революцію въ околодк: вс крестьяне хотятъ перейти къ нему, потому что имъ у него льготне. Тутъ же встртилъ я помщика Немешевскаго, попечителя магазина и его шурина, котораго уважаю за то, что онъ, ршившись поступить совершенно въ противность законному порядку, сдлалъ большую пользу жителямъ по магазинной части.— Къ вечеру доплылъ я до Оченицы, состоящей уже на почтовомъ тракт, чему я очень обрадовался. Есть возможность хать и шибче и ночью. Богъ съ ними, съ магазинами, осмотрлъ я ихъ довольно, чтобы сдлать заключеніе о ихъ польз, важности и значеніи въ этомъ краю. Но не тутъ-то было. Почтовыхъ лошадей дома не было, кром ямщиковъ обратныхъ, т. е. долженствующихъ (каково словечко!) воротиться порожнякомъ на ту станцію, куда и я собирался хать. Длать нечего, взялъ обывательскихъ. Отъхалъ сто саженъ: стали, ничего не беретъ. Я за ямщиковъ, не хотятъ везти, а у нихъ шесть лошадей хорошихъ и выкормленныхъ. Уступивши моимъ убжденіямъ, эти хохлы пригласили меня обождать въ корчм и напиться чаю, пока они изготовятъ лошадей. Я послушался, жидовская корчма была набита народомъ (день былъ воскресный), меня отвели въ особую комнатку, рядомъ, гд и долженъ былъ сдувать со стола остатки лука и чеснока. Извстно, что лучшая пища жида — цибули, это всякаго Еврея и Еврейки такъ и несетъ этимъ запахомъ. Что-же? Ямщики хотли улизнуть потихоньку одни, но я приказалъ ихъ поймать, пришли они въ корчму, гд находилась вся громада, т. е. весь міръ, все сельское общество, и поднялся шумъ и гвалтъ ужаснйшій. Наконецъ, я уже выскочилъ, приказалъ имъ всмъ молчать, ругнулся, какъ только могъ, и приказалъ этимъ ямщикамъ, объявляя, впрочемъ, что беру на себя всю отвтственность и плачу имъ на водку, — такимъ тономъ, что они уже безпрекословно повиновались и благополучно довезли меня до Атаки, имнія князя Кантакузена. Это огромное мстечко, на берегу Днстра, стоитъ противъ Могилева на Днстр. Вообще по Днстру мстоположеніе чрезвычайно красивое, почва земли также плодородна, во очень камениста: цлыя скалы дикаго камня. Поутру, 6-го Декабря, я былъ уже въ Сорокахъ, недавно пожалованныхъ въ городъ. Это было мстечко, купленное теперь Правительствомъ у помщика Катаржи. Тамъ провелъ я сутки, остановившись въ заздномъ дом у одного Еврея, нигд не былъ, кром Ратуши, написалъ Вамъ письмо въ 7-мъ часу, въ 12-мъ полдня похалъ на почтовыхъ въ Бльцы, куда и дотащился уже на саняхъ. 6 го Декабря стала здсь зима, но санный путь еще весьма плохъ. Я вообще терпть не могу зимы и зимней дороги, а здсь въ Бессарабіи она еще боле неумстна, теперь стоятъ такіе сильные морозы, градусовъ въ 17 и боле, что отнимаютъ у человка всякую способность думать дорогой. Если даже вамъ и не холодно, такъ одно ожерелье заставляетъ держать голову неподвижно, чтобы не коснуться лицомъ этого ледянаго украшенія. Я стараюсь всегда хать въ крытой повозк, съ будкой, какъ здсь говорятъ, въ будк еще привязываю купленную мною въ Москв, по совту Александра, кожу, которую и опускаю въ случа дождя, или втра или снга.— Бльцы, лучшій городъ въ Бессарабіи, посл Кишинева, находится въ средоточіи области, здсь сходятся вс почтовые тракты, существующіе въ Бессарабіи. Городъ торговый, производящій торговлю съ Молдавіей и Австріей, преимущественно волами, но теперь, по случаю воспрещенія торговли скотомъ съ Австріей, вс купцы чуть не полопались. Онъ также принадлежитъ помщику, фамилію забылъ. Разумется, жители очень желаютъ, чтобы казна пріобрла его, но помщикъ едва ли согласится продать.— Переночевавъ въ Бльцахъ, я обдалъ на другой день у здшняго Земскаго Начальника Егунова, очень добраго человка, который, несмотря на свои ссудныя средства, далъ всмъ своимъ дтямъ хорошее воспитаніе, одинъ изъ сыновей его, кончивъ курсъ въ Московскомъ Университет, идетъ по ученой части и печатаетъ статьи въ Современник о русской торговл. Статей я не читалъ, но, кажется, но разсказамъ, этотъ юноша принадлежитъ совершенно къ сторон Кавелина. У Егунова обдали Предводитель Дворянства и нкоторые помщики, все порядочные люди.— Распростившись съ ними, я похалъ дальше и ночью пріхалъ въ Оргевъ, также помщичій городъ, княгини Гика, гд остановился въ заздномъ дом. Комната моя была рядомъ съ корчмою, гд въ это время спали человкъ 30 жидовъ. Поутру, вставши, они почти вс надли на себя какія-то блыя съ черными каймами покрывала, на голову навязали какой то ящичекъ и принялись молиться, иногда совершенно закрываясь покрываломъ. Молились довольно долго, каждый отдльно, вслухъ, и отъ этого происходилъ страшный непріятный шумъ. Въ Оргев пробылъ я недолго и въ тотъ же день отправился въ Кишиневъ, который всего 40 верстъ оттуда. Еслибъ не случилось задержки въ лошадяхъ на станціи, гд я напоилъ чаемъ иззябнувшую экстра-почту,— я бы пріхалъ въ Кишиневъ довольно рано, но теперь прибылъ туда уже часовъ въ одиннадцать вечера. Какъ я обрадовался Кишиневу! Хотлъ остановиться въ гостинниц Никопольскаго — занято! Въ другой — также! Длать нечего, похалъ опять къ тому Нмцу, у котораго стоялъ прежде, гд и занялъ номеръ сырой и холодный: топилъ всю ночь, поужиналъ, напился чаю и на другой день ввечеру перешелъ въ другой номеръ, опорожнившійся, сухой и теплый, гд и теперь нахожусь. Итакъ я пріхалъ въ Кишиневъ въ Четвергъ, 9-го Декабря.

Прежнее письмо изъ Сороки отъ 7-го Декабря.

Съ этими перездами и кочеваньемъ никакъ нельзя попасть ко времени, и Субботу я провелъ въ дорог. Я писалъ Вамъ, кажется, въ послдній разъ изъ Новоселицы, съ тхъ поръ я, обогнувъ сухую границу Бессарабіи, побывалъ въ Хотин, а потомъ спустился.по Днстру въ Сороки. Сейчасъ ду въ Ратушу, а посл краткой ревизіи сажусь снова въ телгу и дальше въ Бльца, куда я просилъ недавно письмомъ Кишиневскаго Почтмейстера — переслать мои письма.— На этой недл, впрочемъ, я и самъ буду въ Кишинев. Пора, пора. Но, по всему видно, что я не успю воротиться къ Праздникамъ въ Москву, какъ бы ни хотлось. Вчера былъ ясный день, и у Васъ, вроятно, крпкій моровъ,— а здсь, напротивъ, тепло и нтъ, снга, только погода очень непостоянна и часто бываютъ теперь дожди, туманы, а хуже всего втеръ. Въ Хотин кончилъ я совсмъ первую часть ‘Бродяги’, только не переписалъ. Не знаю, какъ Вы найдете. Я долженъ былъ по ходу самой поэмы, по живости излагаемыхъ обстоятельствъ, наконецъ откинуть риму и заговорить складомъ русской псни. Переходъ не только естествененъ, но внутренно логиченъ и необходимъ,— какъ онъ исполненъ я каковы эти речитативы — вотъ вопросъ. Это ужасно трудно, легче написать пять тысячъ стиховъ римованныхъ, нежели десять стиховъ не римованныхъ. Кром того, въ русскихъ псняхъ есть неправильность въ размр, которая однакоже не нарушаетъ вполн размра, и уловить эту неправильность, сохранять границы, избжать аккуратно отдлки позднйшихъ псенъ, а между тмъ удержать и свой характеръ самобытности, такъ чтобы Ваши стихи не походили на подражанія — вотъ задачи, мудреныя въ исполненіи. Я боюсь, что испортилъ этимъ всю свою поэму, хотя знаю, что при хорошемъ выполненіи это могло бы выйти очень хорошо…— Я теперь немного поразстроился, потому что долженъ балъ сердиться на двухъ чиновниковъ,— и это меня немного обило, во надюсь, свши въ телгу, попасть опять на колею и, пользуясь расположеніемъ духа, продолжать поэму, не переписывая, пока не стану совсмъ… Все это, впрочемъ, не мшаетъ мн заниматься своимъ дломъ, осматривать магазины, нюхать хлбъ, слушать Евреевъ. Слава Богу, что мн не пришлось ни разу употребить данную мн власть и вообще выйти изъ тхъ границъ, переступленіе которыхъ становится тяжкимъ и непріятнымъ. Въ Хотин, предъ самымъ отъздомъ, потребовалъ я къ себ еще разъ поселянскаго стряпчаго, Коллежскаго Ассессора же, кажется, Харжевскаго, который былъ у меня наканун по дламъ три раза. Я хотлъ еще разъ поручить его вниманію дло одного бднаго Царана. Кончилъ, только, вдругъ этотъ стряпчій протягиваетъ мн деньги, я сначала не понялъ и спрашиваю: что это?— ‘На путевыя издержки’.— Кому?— ‘Вамъ’. Можете себ представить, какъ я взбсился. Я прощаю это бдному мужику, но чиновникъ, ршившійся предложить взятку мн, значитъ самъ деретъ но* милосердно. ‘Вонъ, мерзавецъ’! крикнулъ я что было силы и, вроятно, былъ очень страшенъ, потому что стряпчій убжалъ вонъ изъ сней безъ галопъ и безъ шубы, въ сняхъ же былъ Голова и слышалъ, какъ я его выругалъ. Я, впрочемъ, настою, чтобы этому стряпчему велно было выдти въ отставку, потому что вс его дйствія всегда клонились не къ защит, а ко вреду крестьянъ. Эта скотина меня совершенно сбила съ колеи, и я долго не могъ наладиться, здсь же долженъ былъ посердиться на Исправника, который не захотлъ было явиться во мн, потому что онъ полковникъ по арміи, а я Коллежскій Ассессоръ, однакожъ я его заставилъ явиться, написавъ ему строгую бумагу съ препровожденіемъ министерскаго открытаго листа, который самъ по себ, относительно Земскихъ Полицій, не есть секретъ, ибо въ немъ вообще говорится о всякомъ содйствіи.

Суббота, 11-го Декабря 1848 года. Утро.

Вчера здшній хозяинъ, къ которому продолжали носить полученныя безъ меня на мое имя письма, подалъ мн 4 письма. Я обрадовался, думалъ, что вс отъ Васъ, — но Вашихъ писемъ было всего два: одно отъ 15-го, другое отъ 22-го Ноября. Посылалъ на почту справиться — нтъ ли еще? Говорятъ, что нтъ. Вы еще не получали моего письма изъ Одессы и безпокоитесь,— совершенно понапрасну. Слава Богу, что Вы, милый Отесинька, привыкаете хоть тломъ въ Московской жизни.
Какъ мн досадно и грустно, что Константинъ хандрятъ и ничего не длаетъ! Онъ, которому столько дла! ‘Твой праздный день вредъ Богомъ гршенъ, душа призванью не врна!’ Повторяйте ему это. Эхъ, право, гд же у человка воля?… Если хандра происходитъ отъ неудовлетвореннаго самолюбія, отъ толчковъ тщеславію, такъ это нехорошо. Если она происходитъ отъ разрушенныхъ надеждъ счастія, отъ убгающей милой стороны жизни, полной личныхъ чувствъ и нжныхъ ожиданій, — такъ и этому надо, покориться. Странные люди! Разв можно ожидать отъ жизни счастія, разв можно на нее смотрть иначе, какъ на широкое горе, какъ на постоянную борьбу? Гд же мужество? Я давно отослалъ къ чорту вс нжныя требованія сердца и сохранилъ ихъ въ своей памяти только для міра искусства… Если хандра происходитъ отъ религіознаго направленія… О, какъ надо остерегаться тогда этой гршной, праздной тоски!
Въ Кишинев, я думаю, мн придется остаться еще недлю, и потомъ я отправлюсь почтовымъ трактомъ въ Леово, Кагулъ, Измаилъ, Килію и Аккерманъ, оттуда 35 верстъ до Одессы, гд я захвачу свои рубашки и отправлюсь. Еще не ршилъ, какимъ трактомъ. Если хать на Кіевъ, то выйдетъ больше времени, вопервыхъ, верстъ полтораста крюку, вовторыхъ, въ Кіев же надо остаться сколько,Нибудь, осмотрть его. Но зимой что за смотръ. Трактъ также не дешевле, ибо отъ Одессы до Кіева и за Кіевомъ нсколько станцій дольше — берутъ хоть не по три копйки серебромъ за версту, но по 2 1/2.
Праздники, видно, я проведу гд-нибудь въ кочевк! И Новый годъ встрчу также. Что же длать. Это очень скучно и грустно, но иначе нельзя.

1848 года. Декабря 14-го. Вторникъ. Кишиневъ.

Въ росписаніи сказано, что почта отходитъ въ Середу, а въ почтовой Контор говорятъ, что во Вторникъ. Отъ Васъ, милые мои Отесинька и Маменька, я въ это время не получалъ писемъ. Послднее Ваше письмо отъ 22 Ноября… Сейчасъ принесли письмо отъ 28-го. Слава Богу! Вы наконецъ получили мое письмо изъ Одессы и нсколько успокоились. Все, что говоритъ Коля Карташевскій о климат Бессарабіи — вздоръ. Онъ, конечно, вреденъ для тхъ, которые несвоевременно дятъ фрукты и рыбу, да то лтомъ. Теперь не такое время года, что и фруктовъ нтъ, да и испареній также. Несмотря на то, что Бессарабія покрыта виноградниками, здсь теперь вы не найдете винограда, почти весь употребляется на вино, которое здсь пьютъ, какъ воду.— Цыганка эта, {Сергй Тим. говорилъ въ письм о какой то Цыганк, гадальщиц.} про которую, впрочемъ, я не слышалъ, живетъ, вроятно, по дорог отъ Кишинева въ Измайлову. Я не очень люблю этихъ гадальщиковъ, но еслибы увидалъ ее, такъ спросилъ бы.— Это письмо, я думаю, придетъ къ самымъ праздникамъ. Поздравляю Васъ съ ними, поздравляю заране и съ Новымъ годомъ. Были и радость и горе и въ этомъ году, будутъ они неизмнной чередой и въ будущемъ, но дай Богъ, чтобъ радости было побольше.— Съ Александромъ Т… я обдалъ разъ у О—го, въ Петербург. Онъ, безспорно, человкъ хорошій, съ мирной, свтлой душой, но не съ свтлымъ умомъ. Напримръ, что онъ длаетъ: дятъ они съ женой постное и для этого въ постные дни пьютъ шоколадъ, нарочно привезенный изъ Неаполя и, сколько я понялъ, даже выписываемый… Нсколько времени его смущало крпостное состояніе (а онъ богатъ). Вдругъ вспомнилъ текстъ, вмст съ А. О.: рабы повинуйтесь своимъ господамъ, и оба обрадовались и успокоились. Я видлъ А. О., тогда сейчасъ посл ухода Т—го, и объяснилъ ей, что они напрасно веселятся возможности удержать выгодное для нихъ крпостное состояніе, что если вообще предписано покорно сносить голодъ и всякую бду, такъ еще не значитъ, что можно не давать сть. Евангеліе, просвтивъ совсть человка, конечно, мало обращаетъ вниманія на видимое его существованіе, нисколько не воспрещая совсти согласить это видимое существованіе съ нравственными требованіями. Вотъ какіе это люди! Опасно умничанье въ дл душевномъ! А какой человкъ, смягченный теплотою Христіанскаго ученія, не почувствуетъ желанія воздать дояжное и во вншнемъ быту братьямъ сбоямъ о Господ! Тутъ надо только слушаться сердца. Впрочемъ, если мои довода и слабы, что мн до того? Свидтель Богъ, что у меня не будетъ крпостныхъ!..— Я все еще живу въ этомъ скучномъ Кишинев. Признаюсь, ругаю ежедневно Надеждина. Вы не можете себ представить, какъ все втрено они сдлали въ Министерств. Черезъ мсяцъ я бы хотлъ быть у Васъ, а пріхавши въ Петербургъ объявлю, что отказываюсь заниматься по этой части. Я не могу сочувствовать гоненіямъ, возбужденнымъ Министерствомъ, а вижу, что они не только не принесли пользы, а, напротивъ, сдлали ужаснйшій вредъ, и посяли непримиримую вражду къ Православію. Я думаю ограничиться однимъ собраніемъ свдній, всегда нужныхъ, и любопытныхъ, даже для того, чтобы посудить о сдланномъ вред, и этимъ закончу свое порученіе.

1848 года. Декабря 18-го. Суббота. Кишиневъ.

Вчера я получилъ письмо отъ Васъ, отъ 6-го Декабря.. Какъ я радъ, что письма мои доставляютъ Вамъ такое удовольствіе, но не вс послдующія письма были велики и удовлетворительны.— Нынче, отправивъ это письмо, отправляюсь въ путь, въ Леово, Кагулъ, Рени, Измаилъ, можетъ быть, Килію и Аккерманъ. Поду я почтовымъ трактомъ, буду хать и днемъ и ночью, слдовательно предполагаю скоро окончить это путешествіе: всего доле останусь я въ Рени и въ Измаил. Я перемнилъ планъ я уже не поду снова въ Одессу, а изъ Аккермана ворочусь въ Кишиневъ, откуда даже ближе мн выхать на Кіевскій трактъ, чмъ изъ Одессы.
Вторая часть ‘Бродяги’ дйствительно у меня. Я не знаю, какимъ образомъ это случилось, и хотлъ было отослать ее къ Вамъ, да раздумалъ, не стоитъ посылать нарочно, а послать съ посылкой, отправленной мною отсюда во Вторникъ,— я забылъ. На этой недл я переписалъ и почистилъ окончаніе первой части ‘Бродяги’, написанное здсь. Вышла пять съ половиной листовъ. Тутъ являются два новыя лица: старикъ бродяга, тертый калачъ, и барышня. Стихи исполняютъ свое дло, пристукиваютъ римами, все какъ слдуетъ, но надо обратить вниманіе на то, какъ, хорошо ли выражены эти фигуры, которыя могутъ и не возбуждать большаго сочувствія. Словомъ, такія мста, которыя Константинъ скоро и безъ участія читаетъ, не смотря на то, что они, можетъ быть, въ художественномъ отношенія стоятъ гораздо выше описаній красотъ природы, а для пишущаго несравненно трудне. Впрочемъ, есть и такія мста, гд могутъ отдохнуть на звукахъ и онъ и даже Каролина Карловна. Окончаніе же таково (нсколько страницъ), что а за него очень боюсь. Тутъ судъ преимущественно принадлежитъ Константину. Это такое мсто, что если оно неудачно, его слдуетъ безъ церемоній уничтожить. Но я не могу на Васъ вполн положиться, на Ваше безпристрастіе… Въ состояніи ли Вы мн сказать ршительно: скверно! я все зачеркнуть перомъ? А я бы хотлъ, чтобъ кто-нибудь ршился мн это сказать, коли это находитъ.— Въ послднемъ Вашемъ письм Вы ничего не пишете о Гогол. Погодинъ съ Шевыревымъ, вроятно, имъ овладли, но я думаю, съ пріздомъ Хомякова будетъ другое. Что онъ сидитъ себ въ деревн!
На ныншней недл я обдалъ у Стурдзы, у Хотяева и у Губернатора, который на дняхъ опять пріхалъ сюда, т. е. у едорова… Стурдза, Областной Предводитель, богатый человкъ, холостъ, самой странной жизни, живетъ удивительно тихо и уединенно, всегда одинъ въ большомъ дом… Онъ человкъ не глупый и съ образованіемъ, но флегматикъ. Мы обдали только вдвоемъ. Впрочемъ, мн удалось его разшевелить, и онъ съ негодованіемъ говорилъ о Французскомъ и Польскомъ вліяніи, подчинившемъ себ молодежь Молдаво-Валахскую. Не знаю, писалъ ли я Вамъ, что у Молдаванъ и Валаховъ славянскія буквы. Меня такъ поразила одна книга, которая напечатана по Славянски, хочу читать и ничего не понимаю. Теперь же вводятъ Латинскую Азбуку и замняютъ напримръ букву щ четырьмя буквами: schz, на польскій манеръ. Но это едва ли будетъ имть успхъ, и народъ ропщетъ противъ этого… Государь, говоритъ, прислалъ четыре милліона флориновъ изь собственныхъ денегъ для раздачи тмъ жителямъ Валахіи, которые наиболе пострадали отъ этого дурацкаго возмущенія… На этой недл я также возился съ Евреями и пускался съ ними въ теологическія пренія… Они указываютъ мн мсто въ Талмуд, гд сказано: люби ближняго, какъ самого себя, и даютъ другое толкованіе словамъ Моисея: око за око… Большая часть изъ нихъ смотрятъ на Христа, какъ на реформатора, и полезнаго, но не ршаются признавать его божественность, вс осуждаютъ Евреевъ Іерусалима, распявшихъ Христа… Удивительный народъ. У него нтъ почти другаго образованія, кром знанія Библіи. Всякій Еврей уметъ читать по Еврейски и знаетъ Библію. Это и сохранило ихъ въ званіи народа, несмотря на то, что одни изъ нихъ говорятъ по Нмецки, другіе по Польски, третьи по Турецки, четвертые по Итальянски!.. Разумется, большая часть простыхъ Евреевъ понимаетъ Библію буквально и буквально исполняютъ то, что въ буквальномъ исполненіи не иметъ смысла, но учившіеся Евреи уже теряютъ односторонность и исключительность духа. Многіе, очень многіе сдлались бы даже Христіанами, но смущаетъ ихъ выгода. Окрестившіеся жиды допускаются въ службу, и, какъ они очень способны, то получаютъ чины и ордена и вообще разныя преимущества, такъ что они рдко врятъ искренности перехода въ Христіанскую религію. Какъ тсно они между собою связаны! Собственными средствами содержатъ они здсь Еврейское училище и превосходную больницу, вообще они очень благотворительны, и къ этому побуждаетъ ихъ даже желаніе показать себя предъ Христіанами, которые, не обращая на это вниманія, продолжаютъ называть ихъ проклятыми жидами, терзать другъ друга и жить совсмъ не по Христовымъ заповдямъ… Безспорно, впрочемъ, что тягостное историческое положеніе Евреевъ много оподлило ихъ характеръ, обративъ духъ ихъ къ корысти, единственному возмездію, единственной сил и власти, которая была имъ доступна. Они показывали мн рчь, произнесенную экспромптомъ, какъ увряютъ, предъ Товарищемъ Министра Народнаго Просвщенія, нкоимъ Стерномъ. Тутъ есть одно сильное мсто, начинающееся такъ: Мы ужасно оклеветаны!.. На этой недл я былъ вечеромъ въ одномъ Еврейскомъ семейств, нашелъ здсь людей очень образованныхъ, не только мужчинъ, но и дамъ, зимою по вечерамъ у нихъ чтеніе вслухъ, и наканун они только что кончили ‘Мертвыя Души’. Я, впрочемъ, постоянно сохраняю свое званіе русскаго и Православнаго предъ ними, вовсе не увлекаясь соблазномъ общечеловческаго просвщенія, потому что, какъ я уже и писалъ, нсть Эллинъ, всть Іудей, а есть — не космополитъ,— но христіанинъ… Директоры ихъ училища просили меня записать въ ихъ альбомъ мое посщеніе, я отказывался, но длать нечего, состряпалъ маленькое стихотвореніе, для котораго укралъ нсколько стиховъ у себя самого, и гд, выражая мысль, что просвщеніе вырветъ ихъ изъ подъ власти національныхъ предразсудковъ и приведетъ къ Христіанству, я говорю:
Я думалъ: о, пусть же добромъ разцвтетъ
Познанье въ ихъ мягкіе лта,
И цпь предразсудковъ скорй разобьетъ
Свобода другаго Завта!

——

Очиститъ Израиль преданья свои
Въ горнил разумной науки,
И снова воздвигнутъ ученье любви
Святые Еврейскіе звуки!
и проч.

Измаилъ. 1848 года, Декабря 22-го. Середа.

Это письмо Вы получите, вроятно, уже въ 1849 году.— Въ Субботу, написавши письмо, я отправился въ путь сначала на саняхъ, станціи дв, а потомъ въ телг. Холодъ страшный, морозы стоятъ градусовъ въ 20 и боле, да еще съ втромъ, а снга нтъ. Въ полночь пріхалъ я въ Леово, пограничное мстечко, принадлежавшее помщику Бальшу, ушедшему теперь за границу, бывшее нкогда уздвымъ городкомъ, но потомъ разжалованное. Тутъ есть и таможенная и карантинная заставы. Леово теперь набито войсками. Я веллъ себя везти въ какой нибудь заздный домъ или трактиръ, и меня привезли къ какому-то дряхлому, низенькому дому съ вывской: Новооткрытая, непроходимая Новороссійская гостинница! Меня встртили половые, совершенно русскіе. Взойдя въ комнату, а нашелъ тамъ цлую компанію гусарскихъ офицеровъ какого-то Ахтырскаго полка, они сидли за круглымъ сколомъ и пили что-то, кажется, глинтвейнъ изъ Молдавскаго вина. Комната, которую указалъ мн хозяинъ для ночлега была такъ холодна и сыра, что я отъ нея отказался. Другой комнаты, кром бильярдной, не было. Я взялъ билльярдную, и какъ спать на узенькихъ лавочкахъ, приставленныхъ къ стнамъ, было невозможно, то я ршился спать на билльярд. Въ это время подошелъ ко мн одинъ изъ гусаровъ и очень учтиво объяснилъ, что такъ какъ онъ отдалъ свою квартиру полковнику ихъ, только что пріхавшему съ молодою женой, то также предполагалъ пріютиться здсь на ночь на билльярд, но что это намъ не помшаетъ. Я совершенно согласился, гусары прочіе скоро разошлись, и мы съ этимъ офицеромъ легли спать на билльярд, въ противоположныхъ углахъ. Офицеръ, который былъ, какъ говорится, немного выпивши и усплъ уже подружиться со мною и безконечно полюбить меня за дв или три пошлыя остроты, мною ему отпущенныя, сталъ мн разсказывать о своихъ похожденіяхъ и о своей жизни и о томъ, что хоть они и не посвящены въ таинства науки, но у нихъ есть хорошія башки и проч. Долго еще болталъ гусаръ, но я скоро заснулъ… Вотъ жизнь этихъ господъ! Они смертельно скучаютъ отъ совершенной праздности Помщиковъ здсь мало, поссессоры не гостепріимны, общества никакого нтъ, имъ страхъ какъ хочется войны или какого-нибудь движенія, но, къ сожалнію, все мирно, и они цлый день толпятся въ этой гостинниц, открытой по случаю ихъ прибытія, пьютъ, дятъ, курятъ цлый день… На другой день, отлично выспавшись на билльярд, осмотрлъ я магазины, снова въ путь и пріхалъ вечеромъ въ Багулъ, хорошенькій городокъ, принадлежащій Губернатору едорову, который купилъ его лтъ десять тому назадъ, когда это было простое мстечко, а не уздный городъ. Тамъ пробылъ я всего часа 4 и, не желая встртиться съ едоровымъ, котораго туда ожидали и который, вроятно въ качеств гостепріимнаго хозяина задержалъ бы меня надолго, я въ ночь же ухалъ, не смотря на сильнйшій морозъ, градусовъ въ 25, съ вызвздившимся небомъ. Что можетъ быть непріятне морозовъ въ дорог? Только и заботишься о томъ, чтобы не замерзнуть, вс способность цпенютъ отъ стужи. Въ утру пріхалъ я въ Рени и остановился у одного Еврея, съ которымъ познакомился еще въ Кишинев. Рени портовый, заштатный городъ — при Дуна, Я видлъ Дунай. Но, увы! Быстрый, широкій Дунай замерзъ отъ холода, и его блая поверхность была не слишкомъ эффектна. Здсь онъ шириною съ версту. Несмотря на выгодное положеніе, на удобную пристань, городъ очень бденъ, между тмъ какъ Галацъ, Исакчи, Брамловъ, лежащіе на другой сторон,— цвтутъ торговлей. Этому много причинъ. Вопервыхъ, выгоды, предоставленные, тамошнимъ купцамъ, во вторыхъ, засореніе Килійскаго устья Дуная, что заставляетъ суда идти къ Турецкому устью, также засоренному, но все мене Килійскаго. Противоположный Турецкій берегъ, видный изъ Рени, покрытъ лсомъ, нашъ же берегъ покрытъ плавнями, т. е. болотами, заросшими камышомъ, лиманами и озерами, впрочемъ, какъ я сказалъ, есть отличныя мста и для гавани… Въ этомъ городк, гд я прожилъ сутки, я почти измерзъ отъ стужи. Топятъ камышемъ, но печки скверныя, а на двор морозъ въ 20 градусовъ пронизываетъ насквозь глиняныя стнки дома… Вся эта придунайская сторона до Аккермана и дальше называется по Татарски Буржакомъ, т. е. угломъ, по этимъ обширнымъ, плодороднымъ степямъ кочевали прежде Татары, но теперь ихъ нтъ вовсе. Эта сторона не носитъ на себ молдаванскаго характера, она населена всякимъ сбродомъ, но преимущественно чистыми Русскими, Малороссіянами, казаками, Некрасовцами, Болгарами, которыхъ здсь до 80-ти тысячъ. Когда изданъ былъ манифестъ о дозволенія безнаказанно возвращаться русскимъ бглымъ въ Россію (дйствіе этого манифеста теперь прекращено), то явилось нсколько тысячъ Турецкихъ подданныхъ русскаго происхожденія. Здсь есть дв слободы, населенныя Некрасовцами, казаками, преслдовавшимися, кажется, при Анн Ивановн, и другими Русскими, зашедшими въ Турцію со временъ Петра. Впрочемъ, и теперь переходы совершаются часто особенно со стороны Малороссіянъ. Надола ему жинка, онъ уходитъ туда и женится на другой, иногда жена (какъ это случилось недавно) бросаетъ мужа и выходитъ тамъ замужъ. Русскіе бглые тамъ нуждаются въ русскихъ женщинахъ, предпочитая жениться на русскихъ. Есть тамъ промышленники, которые ходятъ по Россіи, вербуютъ двокъ и бабъ, недовольныхъ своими мужьями, перевозятъ ихъ тайно и распродаютъ ихъ тамъ за дорогую цну. Дерзость этихъ перевозчиковъ — неслыханная. Однажды пограничная стража какъ-то узнала, что въ ныншнюю ночь будутъ лодки съ того берега для принятія бглыхъ. Надо было дать знать имъ о предстоящей опасности, но людей этихъ стерегутъ на этомъ берег. Тогда одинъ изъ здшнихъ перевозчиковъ бросаетъ огонь на камышевый домикъ кордонной стражи, пламя вспыхиваетъ, и на противоположномъ берегу поняли этотъ сигналъ. Впрочемъ, не всмъ бглымъ хорошо за границей. Нкоторые изъ нихъ добровольно являются къ русскому Консулу и просятъ возвращенія. За то года съ два или три тому назадъ, бжало туда съ постовъ своихъ множество солдатъ и казаковъ… Кажется, вс элементы казачества живутъ еще здсь, на берегахъ Дуная, и враги Россіи это поняли очень хорошо. Ну, да объ этомъ посл… Некрасовцы, живущіе здсь, имютъ, впрочемъ, со времени Турецкой Кампаніи, разныя привиллегіи, пожалованныя имъ Государемъ. Именно — у нихъ есть попъ раскольничій и церковь съ колоколами.
Изъ Рени я отправился въ Измаилъ, но не почтовою дорогой, а низомъ, чрезъ замерзшіе лиманы, по льду. Это пространство, верстъ въ 50, прохалъ я съ одной упряжкой, не кормя. Лошади здсь хорошія и ямщики лихіе. Вчера вечеромъ пріхалъ я въ Измаилъ, главный городъ Градоначальства. Городокъ очень красивый и торговый, а могъ бы быть еще богаче, еслибы очистили Дунайскій фарватеръ. Теперь стою въ гостинниц, лучшей, нежели въ Кишинев, вчера видлся съ Полиціймейстеромъ, теперь отправляюсь въ Думу и намренъ нынче же выхать въ Килію…

Кишиневъ, 27-го Декабря 1848 года.

Хочу досказать по порядку Вамъ свое путешествіе. Я довелъ его, помню, до Измаила, откуда и послалъ къ Вамъ письмо. Въ Измаилъ я пріхалъ низомъ, т. е. цликомъ, по замерзшему льду разныхъ лимановъ и рукавовъ Дуная и такимъ образомъ вмсто 90 воротъ сдлалъ едва ли больше 50.— Измаилъ славный городокъ, выстроенная, правда, по плану, но эта правильность какъ-то пріятно поражаетъ ваши глава, утомленные совершенно безсмысленнымъ видомъ городовъ и деревень, гд дома раскинуты врозь, гд не видать связующаго начала, нтъ улицы, и каждый домикъ совершенно самъ по себ, даже не становится въ рядъ съ прочими своими собратьями… Этотъ городъ, повторяю, могъ бы быть въ милліонъ разъ богаче, еслибъ хоть немного почистили фарватеръ Измаильскаго или Килійскаго рукава Дуная, лучшаго изо всхъ прочихъ рукавовъ. Здшнее купечество вызвалось сдлать это на свой счетъ, прося только заимообразно пособія отъ казны,— но пошла переписка, неоконченная и до сихъ поръ, и дло стоитъ. Говорятъ, что Воронцовъ боится повредить этимъ торговл Одессы и вообще всего Крыма, который лелетъ онъ какъ игрушку, какъ любимое дтище… Въ Измаил познакомился я съ полиціймейстеромъ, Подполковникомъ Фонъ-Чуди. Онъ родомъ швейцарецъ, служилъ нкогда (онъ началъ службу съ десяти лтъ) въ арміи Жерома Бонапарта противъ Русскихъ, а въ 1819 году перешелъ въ русскую службу. Онъ умный и честный человкъ и пользуется большимъ уваженіемъ даже у раскольниковъ… Это честный наемникъ, у котораго чувство долга, обязанности замняетъ жаркія побужденія, внушаемыя любовью къ своей земл и духовнымъ родствомъ съ нею…
Этотъ постъ, всегда значительный, въ настоящее время пріобрлъ еще большую важность Измаилъ, можно сказать, столица Буджака. Когда Татары, кочевавшіе по этимъ степямъ, оставили Буджакъ, съ присоединеніемъ края къ Россіи, то эта пустынная сторона быстро населилась русскими всякаго рода, выходцами изъ Турціи, бглыми изъ Россіи, осдло поселившимися здсь Малороссійскими бродягами, напоминающими прежнихъ Запорожцевъ. Здсь вы почти не встртите Молдаванъ, всюду увидите вы умныя, бодрыя лица, могучія осанки русскихъ людей, всюду услышите вы чистый русскій языкъ. Однихъ Некрасовцевъ, живущихъ въ предмстіяхъ Измаила,— боле 2500. Въ самомъ же город купечество состоятъ изъ Грековъ и отчасти Русскихъ, Армянъ и Евреевъ. Русскіе здсь, можно сказать, почти вс старообрядцы, имющіе тайныя сношенія съ Серансемъ, Старею Славою, Журиловкою, Каменкою и другими русскими деревнями по ту сторону Дуная, въ Турціи, гд свободно ихъ вроисповданіе и гд теперь живетъ ‘Новое Духовенство’, какъ они выражаются. Я говорилъ съ однимъ изъ умнйшихъ между Некрасовцами стариковъ, прямо, откровенно, и онъ мн сообщилъ много драгоцнныхъ извстій. Некрасовцы не отуречились, хотя бытъ и языкъ Турціи имъ хорошо знакомы. Т, которыхъ удалило туда одно религіозное убжденіе, — при малйшей свобод въ этомъ отношеніи, воротились бы съ радостью въ Россію, но не должно смшивать ихъ съ Малороссіянами и другими бглыми, Казаками и Запорожцами, перешедшими туда. Можно также бытъ уврену, что при дальнйшемъ стсненіи вры вс переправятся за границу… Надобно было бы доле остаться въ Буджак, и еслибъ я зналь прежде все его значеніе, такъ вмсто Молдаванской верхней части Бессарабіи посвятилъ бы все потраченное здсь время здшнему краю. Но связанный порученіемъ оффиціальнымъ, я не могъ оставаться боле, было уже 21-е число, съ 24-го нельзя ревизовать, къ тому же нельзя даже и опредлить, сколько бы времени мн было нужно продолжить тамъ свое пребываніе, и потому вечеромъ во Вторникъ я отправился дальше. Еще нсколько словъ объ Измаил… Говорятъ, климатъ здсь лтомъ все дорого, и много страдаютъ отъ лихорадокъ. Лса нтъ и топятъ все камышомъ, вообще вся сторона безлсная, покрытая лиманами и степями, которыя однакоже по недостатку рукъ и по большой выгод, доставляемой другими промыслами, мало обработываются, исключая земель, принадлежащихъ Болгарскимъ колоніямъ. Въ этой сторон много земель роздано было нашимъ тузамъ, кажется, у одного Бенкендорфа здсь было 30 тысячъ десятинъ. Съ тхъ поръ земля вздорожала, и эти степи безъ обработки даютъ большой доходъ сномъ и пастьбою мериносовъ. Хотя край этотъ и очень населился со времени пріобртенія, но тмъ не мене и теперь вы можете прохать 30, 40 верстъ, не встртивъ ни одной деревни. Буджакъ иметъ даже свои соляныя озеръ и превосходный виноградъ, но послдній находится ближе къ Аккерману. Измаилъ снабженъ крпостью, Генералитетомъ, гарнизономъ, усиленнымъ теперь до 9 тысячъ человкъ, дунайскою флотиліею и двумя ‘образцовыми пансіонами’. Во Вторникъ я обдалъ у Фонъ-Чуди. Жена его, урожденная Трансильванка, разсказывала мн извстія, сообщенныя ей изъ Трансильваніи ея матерью, именно о внезапномъ вторженіи Венгерцевъ, объ ужасахъ, ими сдланныхъ, о страх жителей, наконецъ о вступленіи войскъ Австрійскихъ и о приближеніи Русскихъ и Турецкихъ. Это все можно знать и изъ газетъ, но извстіе, такимъ образомъ переданное, гораздо живе, и тнь ощутительне благо спокойствія здсь — для тхъ въ особенности, которые имютъ причини безпокоиться о своихъ близкихъ за границею.
Изъ Измаила въ Килію оправился я также низомъ и тмъ выигралъ опять верстъ 40. Еслибъ я халъ почтовомъ трактомъ, то былъ бы въ Болград, главной Болгарской колоніи, но я пожертвовалъ этимъ для ускоренія пути. Впрочемъ, черезъ нкоторыя Болгарскія колоніи я прозжалъ. Чистота, порядокъ, отдлка, правильное размщеніе и главное довольство, даже изобиліе поражаютъ васъ невольно. У махъ ость огромные капиталы. Въ ныншнемъ году они много пожертвовали Правительству, даже что-то боле, чмъ все Бессарабское дворянство. Иные утверждаютъ и даже люди, достойные вры, что пожертвованіе сопровождалось большимъ энтузіазмомъ, другіе, больше скептики, говорятъ, что Начальникъ колоніи, объзжая ихъ самъ, принуждалъ жертвовать. Кто ихъ знаетъ!.. Я впрочемъ, готовъ легко предположить и энтузіазмъ со стороны Болгаръ. Здсь Россія является и своимъ правительственнымъ блескомъ, здсь, въ Бессарабіи, никто и не говоритъ про Москву, немногіе ‘бывали въ ней, а все тянетъ къ Петербургу, куда и трактъ лежитъ прямо черезъ Блоруссію. А знаете ли Вы, что эти пожертвованія, значеніе которыхъ намъ хорошо извстно, эти глупыя и подлыя пожертвованія имли благодтельное дйствіе за границею и, являясь въ совокупности какъ бы общимъ кликомъ, общимъ выраженіемъ всей Россіи, изумили, испугали, обезнадежили вашихъ недоброжелателей въ Европ!..
Въ Килію я пріхалъ въ подвохъ и, но желая безпокоить мстныя власти отводомъ квартиры, остановился у какого-то Грека въ заздномъ дом. На двор морозъ былъ страшный. Я забылъ вамъ сказать, кажется, что черезъ дв станціи отъ Кишинева я бросилъ сани и путешествовалъ въ телег или, какъ ее здсь величаютъ, въ бричк… Несмотря на позднее время я приказалъ затопить печь, потому что въ комнат было, по обыкновенію, сильно холодно… Килія крпость и городокъ. Крпость я не осматривалъ и потому ничего объ ней сказать не могу, но городокъ, раскинутый на семь верстъ, хуже всякой порядочной деревни. Одиноко стоятъ на площади соборъ казенной архитектуры, недавно выстроенный, только въ компаніи съ домомъ Присутственныхъ мстъ. Я чуть не замерзъ въ Ратуш и, торопясь, составивши три или четыре вдомости, бгло осмотрвъ дла, отказавшись отъ гостепріимства Городничаго, — въ полдень выхалъ въ Вилково, верстахъ въ 40 отъ Киліи.
Это одно изъ самыхъ замчательныхъ мстъ въ Бессарабіи… Эта деревня, а нынче посадъ, лежитъ верстахъ въ 12 отъ самаго моря, при одномъ изъ устьевъ Дуная. Лтомъ слышится здсь шумъ моря. Верстахъ въ пяти, не дозжая Вилкова — находится Базарчукъ, мсто преимущественной рыбной ловли, гд стоятъ два откупщичьихъ дома… Земля, окружающая Вилково, больше песчаная, берега Дуная покрыты камышомъ въ изобиліи. Эта деревня существовала еще при турецкомъ владычеств. Когда зашли сюда Вилковцы,— они не помнятъ. Душъ всего 678. Общество длится на Малороссійское и Великороссійское, или на православное и старообрядческое, подъ именемъ Великороссіянъ разумются здсь одни раскольники. И т и другіе живутъ между собою согласно, раздляя, впрочемъ, посадъ какъ бы на дв части въ отношеніи своего размщенія. У Малороссіянъ православная церковь, гд каждое Воскресенье отправляется богослуженіе, у Великороссіянъ — также стоитъ церковь, но пустая, по Воскресеньямъ также зажигаютъ свчи и собирается народъ, но священника нтъ и некому совершать таинства… У Малороссіянъ часто бываютъ Пирушки по случаю крестинъ, въ Мясодъ раздаются веселыя свадебныя псни, у Великороссіянъ малыя дти бродятъ некрещенныя, не раздаются свадебныя псни, молодыя четы живутъ не внчанныя, съ тягостнымъ чувствомъ своего положенія, если и совершаются браки, такъ вдали отъ родительскаго крова, тайно, ночью… Здшніе Малороссіяне подбородковъ не брютъ, но сохранили отчасти свое нарчіе. Великороссіяне говорятъ самымъ чистымъ русскимъ языкомъ, какимъ не везд говорятъ даже около Москвы. Что за народъ эти Великорусскіе Вилковцы! Вс молодцы, у всхъ умныя лица, но вс какъ-то важны, степенны, грустны, ходятъ они въ русскомъ плать, женщины (я какія славныя женщины!) въ сарафанахъ. Одно завяли они у здшнихъ жителей, или, лучше сказать, не они, а жены: чистоту и опрятность въ хатахъ, которыя, также какъ Молдаванскія, длаются изъ камыша съ глиной и вымазываются блою известью какъ снаружи, такъ и внутри… Вообще видно вліяніе вкуса южныхъ женщинъ на женщинъ Вилкова…
Когда я пріхалъ въ Вилковъ, гд долженъ былъ осмотрть Ратушу, учрежденную, вмст съ посадомъ, лтъ семь тому назадъ, то къ счастію моему Полицейскаго, чиновника, управляющаго посадомъ и всми селеніями Измаильскаго градоначальства, не было дома, и десятскій отвелъ мн квартиру у хозяина раскольника. По случаю наступающаго праздника хата была убрана и приведена въ порядокъ, все было чисто и опрятно. Красивыя полотенца развшаны но стнамъ, блая печь обведена каймою изъ бурой глины… Хозяинъ смиренно встртилъ меня, женщины — видимо неохотно. Но скоро все неудовольствіе ихъ разрушилось. Я спросилъ позволенія курить, хозяинъ позволилъ, но я не сталъ курить, даже запретилъ также курить Никит и вообще въ продолженіе всего этого времени выкурилъ только пол-сигары и то на мороз. Это чрезвычайно какъ разнжило сердца старообрядцевъ. Они вс единодушно потомъ благодарили меня… Признаюсь, мн было такъ пріятно видть русскихъ людей, что я былъ дйствительно въ самомъ привтномъ расположеніи духа. По прізд я немедленно отправился въ Ратушу, помщавшуюся въ простомъ крестьянскомъ дом. За отставленіемъ Головы отъ службы, должность его правилъ Рашинъ, молодой старообрядецъ, умный и расторопный. Съ первыхъ словъ онъ понялъ, что имлъ дло съ человкомъ не казеннымъ, да еще русскимъ. Я подробно и съ участіемъ искреннимъ, разумется, распрашивадъ о ихъ быт, о ихъ отношеніяхъ, какъ старообрядцевъ, къ прочему обществу, обнаружилъ прямо желаніе знать побольше о ихъ религіозныхъ мнніяхъ. Скоро вся комната наполнилась раскольниками. Прежде всего разсказали они мн свое положеніе, что потомъ поврилось мною и по бумажнымъ фактамъ… Эта деревня была прежде очень богата. Другаго промысла, кром рыболовнаго, у нихъ не было. За то и рыба была дешева и икра стоила копекъ сорокъ ассигнаціями за фунтъ. Вода — ихъ стихія. Они отваживаются на лодкахъ въ море во всякую погоду и вообще длаютъ такія вещи на вод, о которыхъ не посметъ думать ни одинъ матросъ, устья и рукава Дуная имъ хорошо знакомы, и въ Турецкую кампанію они добровольно на лодкахъ перевозили артиллерійскія тяжести и употреблялись какъ самые лучшіе кормчіе для плаванія по Дунаю… Люди, имющіе дло съ моремъ, съ этою вольною стихіею, имютъ и духъ вольный…
Подъ Турецкимъ владычествомъ они отдлывались отъ Паши податью однообразною, рыбою, имли попа и были свободны. Хорошо было имъ и въ первое время посл присоединенія. Прибавились подати… Нужды нтъ!… Наконецъ уничтожили церкви, отняли колокола. Много убжало. А убжать ничего не стоитъ! Пошелъ ловить рыбу на Георгіевскій островъ, слъ въ лодку, и кто догонитъ его въ мор? потомъ приставалъ къ Турецкому берегу, гд встрчалъ своихъ единоврцевъ. Наконецъ, къ довершенію всего, ихъ Вилковское устье отдано было на откупъ (лтъ восемь тому назадъ), имъ запрещено было ловить рыбу иначе, какъ въ пользу откупщика. Опасались волненія, его не было, было только нсколько новыхъ побговъ… Тогда, по случаю переселенія въ Бессарабію казенныхъ крестьянъ изъ Россіи, Вилковцы предложили Правительству взять себ принадлежавшія имъ, Вилковцамъ, 6 тысячъ десятинъ земли, которую они, какъ рыболовы, вовсе не обрабатывали, просили принять ихъ въ мщанство, объясняя, что ихъ прошелъ — рыболовство, и думая такихъ образомъ заставить Правительство упрочить за ними этотъ промыслъ и возвратить имъ воды.— Землю взяли, но водъ не отдали, въ мщане приписали, учредивъ посадъ и Ратушу… Тогда Воронцовъ, который, додано отдать ему справедливость, любыхъ и уважалъ Вилковцевъ и долго боролся на нихъ съ Министерствомъ финансовъ,— принялся снова сильно ходатайствовать на нихъ. Онъ писалъ, что это народъ полезный Государству и важный въ политическомъ отношеніи, и, согласно его мннію, Сенатъ приказалъ возвратить имъ вс воды, прилегающія къ ихъ посаду по окончаніи срока откупному контракту. До этого же времени Воронцовъ исходатайствовалъ имъ позволеніе ловить на Георгіевскомъ остров, за карантиномъ. Кончился срокъ контракту, Палата Государственныхъ Имуществъ, воспользовавшись нсколько темными выраженіями Сенатскаго указа, отмежевала имъ воды такъ, что это скоре похоже на насмшку. Имъ оставили такую часть воды, гд вовсе и не водится рыба. Воронцовъ былъ отозванъ на Кавказъ,— остальныя воды съ водами Георгіевскаго острова были отданы вновь на откупъ, и кому же еще — Еврею, который платитъ имъ по 50 копекъ серебромъ съ пуда наловленной рыбы и длаетъ разныя мелкія притсненія… Они вновь обратились къ Воронцову, который съ Кавказа отвчалъ имъ письменно, что продолжаетъ принимать въ ихъ дл живое участіе и готовъ ходатайствовать, но приказалъ едорову войти сначала въ ближайшее соображеніе этого предмета… Но едоровъ труситъ Петербурга и, кажется, не ршается поддержать этого ходатайства… Вилковци въ постоянномъ ожиданіи, но время проходятъ, а вода все за откупщикомъ… Вс они смотрятъ такъ, что при новомъ ршительномъ отказ Правительства готовы всмъ селеніемъ, съ женами и съ дтьми подняться въ море на лодкахъ и въ виду всхъ, и чиновника, и безсильной пограничной стражи уплыть далеко отъ Россіи, къ другимъ, чуждымъ, но боле благопріятнымъ берегахъ, уплыть для того, чтобы усилить расколъ за границей, чтобы увеличить тамъ число добровольныхъ изгнанниковъ, негодующихъ на Россію, чтобы послужить новымъ свидтельствомъ нашего внутренняго разъединенія, чтобы обрадовать тамъ новую силу, враждебную намъ… А между тмъ покуда они ведутъ себя удивительно хорошо. Никто не замчается ни въ буйств, ни въ пьянств. Это подтвердилъ мн самъ начальникъ здшній, питающій къ нимъ вообще совершенное презрніе.
Изъ Ратуши воротившись домой, я недолго оставался одинъ. Скоро опять явились они, а кто не помстился въ комнат, тотъ стоялъ на двор… Я предупредилъ ихъ однако, что боле спрашиваю изъ личнаго участія, что я чиновникъ не большой, не могу имъ ничего общать, но что съ моей стороны я готовъ только высказать Министру, если удастся, все, что видлъ и слышалъ… ‘Конечно, говорили они между прочимъ, не хотлось бы намъ, какъ нкоторые изъ нашихъ, оставлять мста, гд жили и погребеыа наши отцы, все ужъ какъ-то не приходится повидать свою родину, да и все надешься’… Эти недоконченныя фразы, съ затаенной угрозой — много говорятъ… ‘А что, ребята, спросилъ я ихъ вдругъ, признаете вы Журиловскаго Архіерея?’ — Признаемъ, отвчали они, также въ расплохъ… Тутъ пустился я съ ними толковать объ этой новой заграничной іерархіи… Имъ все извстно, до самыхъ малйшихъ подробностей, но они все-таки неохотно говорятъ объ этомъ, впрочемъ, надо сказать и то, что теперь, не имя свободы промысла, они рже имютъ сообщенія съ заграничными раскольниками. Замтивъ также, что я нсколько нападаю на этихъ іерарховъ новой австрійско-іезуитской фабрикаціи, она стали мяться и говорить, что нкоторые признаютъ, нкоторые нтъ… Разговору вашему помшалъ здшній Начальникъ, чиновникъ Кобзаревъ, которому дали знать о моемъ прізд, и который счелъ своею обязанностью и учтивостью постоянно держать мн компанію посреди ‘этого грубаго народа, употребляющаго во зло мою снисходительность’, тмъ боле, что онъ увидалъ, какая густая толпа окружаетъ хату… Я не могъ не подивиться кротости старообрядцевъ въ отношеніи этого чиновника, который самъ обходится съ ними грубо, дерзко и оскорбляетъ ихъ шуточками. ‘Что, чай некрещенный’, сказалъ онъ со смхомъ, обращаясь къ одной молодой женщин, стоявшей тутъ съ ребенкомъ!.. ‘Благодаримъ за ласку’, сказала она, отходя отъ него. Я замтилъ ему, что эти шутки неприличны, но онъ не понялъ и выпучилъ на меня глаза. Скотина! Онъ пустился было также въ споръ съ раскольниками и при этомъ обнаружилъ такое невжество, что мн стало совстно,— но они промолчали, только въ заднихъ рядахъ погашалась усмшка. Я тоже рисковалъ обнаружить невжество, еслибъ не держался боле общихъ вопросовъ. Не желая продолжать разговора при Кобзарев, видя, что отъ него не отдлаешься, что при дальнйшихъ настоятельныхъ распросахъ я могу только возбудить неумстное даже подозрніе какъ въ раскольникахъ, такъ и въ Кобзарев, не понимавшемъ, что за охота мн толковать съ этимъ народомъ,— знай наконецъ, что отдльное лицо безъ совта съ обществомъ едва-ли ршится мн что-либо обнаружить еще, — что ни другой день, въ Сочельникъ, нельзя по настоящему и ревизовать,— я прекратилъ разговоръ и дружески простился съ ними… ‘Ну вотъ, говорилъ я имъ, кажется, мы добрые люди, я, какъ сами видите, принимаю въ васъ самое искреннее участіе, пріятно было намъ бесдовать, а уду я, такъ хозяинъ и хозяйка станутъ, пожалуй, и лавку обмывать и духъ мой выкуривать, какъ посл Татарина, вдь это очень больно и грустно!..’ — Нтъ, закричали они, сохрани Богъ, мы этого не длаемъ, мы только длаемъ это посл Жидовъ, посл Армянъ… Отчего-же посл Армянъ? спросилъ я. Извстное дло, отвчалъ одинъ, Армяне народъ нечистоплотный,— Армяне хуже поганства, перервалъ другой… Они и всхъ вселенскихъ соборовъ не признаютъ… Но я поспшилъ ухать, не желая разстроиватъ впечатлнія, произведеннаго на меня Вилковымъ, слышаніемъ подобныхъ вещей, возбуждавшихъ сильный хохотъ со стороны Кобзарева.
Да, я забылъ сказать, что откупщикъ платилъ казн за Вилковъ или Вилково слишкомъ 8 тысячъ рублей серебромъ въ годъ, а на вс устья Дуная, — включая и Вилкововое, тысячъ до 20 серебромъ. И эта ничтожная сумма для казны предпочитается обогащенію самихъ жителей!.. Думалъ я также купить себ въ Вилков свжей икры. Мн сказали, что вся икра уже отправлена откупщикомъ въ Варшаву (обыкновенное мсто сбыта ея въ здшнемъ кра), однако постараются достать. И дйствительно Вилковцы принесли мн боченокъ зернистой икры, фунтовъ въ 20, и не хотли брать денегъ, предлагая мн это отъ имени общества, но я, разумется, заставилъ ихъ принять деньги, заплативъ имъ настоящую цну, т. е. ту, которую они мн сами объявали прежде, когда я распрашивалъ ихъ о цнахъ на разные продукты. Впрочемъ, икра не хороша
Изъ Вилкова отправился я часовъ въ семь вечера проселкомъ, желая выбраться на почтовую дорогу. На двор, былъ морозъ довольно умренный, несмотря на ясное, вызвздившееся небо. Дорога шла сначала ‘по-надъ Дунай’, какъ они говорятъ, между камышомъ, вышиною до полутора сажени. Если-бы кому вздумалось ограбить меня, то нельзя было бы найти удобне мста. Въ Жабріенахъ, верстахъ въ 15 отъ Вилкова и полторы отъ моря, также раскольничьемъ селеніи, но не столько важномъ,— перемнилъ я лошадей, взялъ другихъ изъ земской почты, т. е. изъ обывательскихъ, которыя, проскакавъ 35 верстъ въ два съ половиною часа, домчали меня уже ночью въ Татаръ-Бунаръ, почтовую станцію. Въ Жабріенахъ во время смны я также всходилъ въ комнату къ раскольнику, содержателю земской почты, жившему, впрочемъ, въ особой половин. ‘Можно курить?’ спросилъ я двухъ бабъ, вошедшихъ за чмъ-то въ комнату. ‘На двор можно’, отвчали они, смясь, но видя, что я и въ самомъ дл положилъ сигары въ сторону, прибавили, что шутятъ, что эта комната такъ ужъ и назначена для прізжихъ, которые вс курятъ. Я, разумется воспользовался позволеніемъ.— Колбасы, приготовленная начинка съ перцемъ, лукомъ и чеснокомъ въ Татаръ-Бунар дали мн знать, что на станціи живетъ писарь малороссіянинъ и что все готовится къ празднику.
Утромъ пріхалъ я въ Аккерманъ. Этотъ городокъ, окруженный виноградниками, лежатъ на берегу Днстровскаго лимана или, лучше сказать, устья, которое здсь шириной въ 9 верстъ. Гладкая поверхность покрывшагося льдомъ лимана блестла на солнц. На противоположной сторон виднлся Овидіополь, городокъ Херсонской губерніи. Отсюда до Одессы всего 35 верстъ, и лтомъ отъ Аккермана до Овидіополя ходитъ маленькій пароходъ.. Въ Аккерман лучшій бессарабскій виноградъ, тутъ есть и развалины Турецкой крпости. Несмотря на Сочельникъ, я занялся дломъ, призвалъ къ себ чиновниковъ и въ 5 часовъ вечера, не успвъ обозрть хорошенько города, выхалъ изъ Аккермана, гд не имлъ и надобности оставаться дольше. Отсюда до Кишинева 170 верстъ, куда я хотлъ попасть къ обдн… На слдующей станція, въ Гура-Рошіи, ямщики попросили меня обождать, потому что въ Святой вечеръ ямъ хотлось поужинать вмст. Разумется, я согласился, они поужинали и подпили въ честь Святаго вечера, что продолжалось почти часъ.— Въ Бендерахъ я только перемнилъ лошадей, но все-таки не посплъ въ Кишиневъ въ обдн, а пріхалъ туда часу въ двнадцатомъ и поспшилъ дать Вамъ извстіе о себ. Прозжая черезъ Кишиневъ, безпрестанно встрчалъ я чиновниковъ въ мундирахъ, скакавшихъ съ поздравленіями, но самъ, остановившись на прежней своей квартир, остался цлый день дома, нуждаясь въ отдых. У воротъ безпрестанно звенлъ колокольчикъ, возвщавшій новыхъ прізжихъ, и дйствительно скоро комнаты сосдняго номера наполнились громкими и смлыми голосами артиллерійскихъ и гусарскихъ офицеровъ, налетвшихъ со всхъ сторонъ съ цлью повеселиться здсь на праздникахъ. Вечеромъ явились ко мн мальчики, славящіе Христа, и пропли стихъ, изъ котораго я упомнилъ только:
Всяко древо зелененько
Выкинуло цвтъ,
Дитя мало рождено
Возсіяло свтъ,
а потомъ хозяину дома сего:
Многая лта, многая лта и пр.
Отпустивъ ихъ съ приличною благодарностью, скоро услышалъ я повтореніе того же въ сосднемъ номер, потомъ въ другомъ и въ третьемъ и такъ дальше.
Въ этотъ день я получилъ письмо отъ Васъ, а въ Воскресенье 26-го принесли мн еще два: послднее Ваше письмо отъ 17-го Декабря. Благодарю Васъ и Константина за письма.
На другой день, т. е. въ Воскресенье, былъ а у обдни, у Архіерея, потомъ сдлалъ немногочисленные своя визиты, вошелъ въ Уздному Предводителю Доничу, гд видлъ трехъ молдаванскихъ барышень, его дочь и двухъ племянницъ, впрочемъ, не очень хорошенькихъ. При мн принесли имъ почту и вмст съ нею три новой картинки модъ, которыя привели ихъ въ сильный восторгъ, выражаемый бглымъ французскимъ языкомъ.
Вечеромъ я былъ на бал въ Благородномъ Собраніи. Пришелъ въ десятомъ, ушелъ въ исход одиннадцатаго. Я былъ тамъ
‘Какъ чуждый гость на праздник чужомъ’!
Много было миловидныхъ барышень, голубыхъ, розовыхъ, зеленыхъ, блыхъ, но ни одной красавицы. Хороша была тамъ одна Гречанка, да носъ непомрно великъ. Все это пользовалось моціономъ съ такимъ удовольствіемъ, что весело было взглянуть. Разумется, не было тутъ ни одного молдаванскаго платья, все одто по послдней мод. Я старался различить тхъ, которыя уже давно отправляютъ службу на этомъ паркет, безсмнно являясь каждую зиму, между тмъ какъ кавалеры мнялись съ каждой зимой, не было, впрочемъ, ни одной, которая бы въ первый разъ пріхала на балъ. Пожелавъ имъ поскоре вытанцовать себ мужей, почитавъ газеты, я воротился домой пшкомъ. Какая чудная стоитъ теперь погода, ясная, умренно морозная, ночи лунныя.
На другой день явились снова Евреи, чиновники Думы, надо было привести къ окончанію вс начатыя дла, и я быль чрезвычайно занятъ, вечеромъ однако усплъ быть у Архіерея, съ которымъ мы большіе пріятели. Въ свободное время читалъ я Еврейскій катехизисъ, преподаваемый въ школахъ, по Нмецки. Мн хотлось видть духъ ихъ ученія, ихъ религіознаго направленія. Книжка издана за границей, и издатель говоритъ въ предисловіи, что нтъ ни одной нравственной обязанности, предписываемой христіанскою и другими религіями, которой не предписывала бы и Іудейская. И вранье, разумется. Дло не въ обязанностяхъ я предписаніяхъ, главное весь духъ, возвышенный и любовный ученія, свобода и чистота его. Законы Моисея дорожатъ матерьяльнымъ благомъ, устройствомъ земнаго быта, національны, исключительны, не проповдуютъ святыню каждой души человческой,— славенъ, носатъ на неба характеръ историческій, какъ существующіе во времени, такъ что Талмудъ и позднйшіе равнины многое уничтожили… Разумется, и у васъ соборы съ ихъ учрежденіями тоже явленіе во времени, но есть за то вчный, безвременный Новый Завтъ!.. Я часто спорю съ своими пріятелями Евреями, объявляя имъ откровенно, что былъ бы противъ эмансипаціи полной Евреевъ. Одинъ изъ Евреевъ, самыхъ простыхъ, ходящій въ старинномъ плать, необразованный, но умный 70-тилтній старикъ, часто у меня бываетъ не дламъ Думы. Не знаю, по какому случаю я мраченъ ему мсто одно изъ Апостола Павла (со мною есть русская Библія), и онъ разсказалъ мн слдующій анекдотъ, говора о мнніи простаго народа относительно Жидовъ.
Тому назадъ лтъ около 60-ти, сказалъ онъ, случилось мн хать съ однимъ мужикомъ на его телг. Мужикъ этотъ когда-то былъ работникомъ у дьякона и потому считалъ себя учене другихъ. Онъ пустился было со мной въ богословскія иронія, желая, вроятно, обратить меня. Я всячески доказывалъ ему, что онъ напрасно хлопочетъ, что а не хочу и спора и чтобъ онъ довольствовался собственною врою, такъ какъ она завщана ему преданіемъ и примромъ его отца. Было уже поздно, я скоро подъхали мы къ мсту, гд чумаки длали ночевку: распрягли воловъ, разведи огонекъ и улеглись около возовъ. Мы также расположились тутъ ночевать и пріютилась къ огоньку. Мужикъ опять затялъ прекратившійся было разговоръ, я ему отвчалъ то же и замтилъ, что одинъ старикъ чумакъ, лежавшій неподалеку, приподнялъ сбою сдую голову. Онъ вслушивался долго въ наши слова и наконецъ сказалъ мужику: ‘Дльно теб говоритъ жидъ: ты знай свое, ты вруй, во что вритъ народъ и врилъ твой отецъ, и не толкуй про то, чего не разумешь’…— Да нтъ, кричалъ мужикъ, я хочу имъ доказать, что они врутъ, жиды проклятые, что они собаки, во Христа не вруютъ.— И говорилъ много брани на насъ, уже нсколько разсердившись. Тогда старый чумакъ медленно поднялся, подошелъ къ намъ, прислъ къ огню и сказалъ: ‘эхъ, глупъ ты еще и молодъ, вотъ послушай, что я теб разскажу:
Отецъ женилъ меня, когда мн было еще лтъ 20 отдлилъ и далъ мн пару воловъ, а за женою взялъ я въ приданое корову. Только плуга у меня своего не было, я оралъ свою землю чужимъ плугомъ и за это долженъ былъ работать на хозяина плуга. Тяжело было ма: Богъ далъ урожая моему полю, я, поговоривши съ женою, ршился скупо прожить зиму и накопить денегъ. И точно, денегъ накопилъ столько, что на будущій годъ я купилъ еще пару воловъ и то, что прежде длалъ въ два дни съ одной парой, длалъ теперь уже въ одинъ день. Я жилъ разсчетливо, и на другой годъ купилъ себ собственный плугъ, а потомъ и другіе нужные для оранья снаряды. Становился я зажиточне, корова дала мн еще пару телятъ, изъ которыхъ должны были выйти порядочные быки. Вотъ черезъ нсколько лтъ были уже у меня во двор шестъ быковъ и корова. Сижу разъ я и думаю: полезно было бы завести овецъ, овцы нужны въ хозяйств: пригодна очень ихъ шерсть, — завелъ и овецъ. При овцахъ нельзя безъ козъ,— козы ихъ водятъ, также вещь хорошая и нужная… Купилъ козъ… Потомъ пристала ко мн жена, говоритъ: купи свиней: свинья годна и саломъ, и мясомъ и щетиною… помаленьку, собравшись съ деньгами, завелъ я свиней. Такъ что у меня во двор были и овцы, и быки, и коровы, и козы, и свиньи, ну ужъ, разумется, и собаки съ кошками,— тоже твари въ помощь человку. Погоди, еще не все: купилъ куръ… Нельзя безъ куръ хозяину, а пуще хозяйк: однихъ яицъ насколько дастъ! Гусей завелъ: жена говорила и дльно говорила, что и гуси не даромъ кормиться станутъ, пухомъ, перьями отблагодарятъ. Для скорыхъ разъздовъ нельзя хозяину и безъ лошади… И лошадь завелась… Такъ посмотри же теперь, сколько у меня во двор, въ моемъ хозяйств, было животныхъ, всякихъ скотинъ, прибыльныхъ моему дому….. Вотъ такъ-то и Богъ. Богъ хозяинъ мудрый, вчный. Его хозяйство, весь міръ — для Него меньше моего дворика. Коли у хорошаго хозяина во двор все нужныя и полезныя твари, такъ и Онъ, хозяинъ не плохой, не сталъ бы держать тхъ, кого не нужно. И у Него вс народы, что мои домашнія животныя. А? Подумай. Врно ужъ Богу нужны въ Его хозяйств также и Жиды, и Нмцы, и Русскіе!’…
Я передалъ Вамъ этотъ разсказъ безъ всякихъ украшеній, почти со словъ Китциса, только его разсказъ былъ живе.
Не знаю, удастся ли мн выхать завтра (нынче 28-е), и потому на всякій случай пишу это письмо, хоть какъ дневникъ. Еще не вс мои вещи пріхали изъ Одессы… Новый годъ встрчу я въ дорог. Завтра долженъ опять получить отъ Васъ письма. Увидимъ, кто раньше прідетъ, я или письмо?.. Еще дней десять и, дастъ Богъ, увидимся. Прощайте, до свиданія. Уже поздно… Каково же однако? Я почти четыре листа написалъ. Дай же Богъ найти Васъ здоровыми!…

ПЕТЕРБУРГСКІЯ ПИСЬМА.

На возвратномъ пути изъ Бессарабіи Иванъ Сергевичъ остановился въ Москв только на нсколько дней, онъ спшилъ въ Петербургъ и пишетъ оттуда.

24-го Января 1849 года. Петербургъ. Понедльникъ.

Я пріхалъ сюда еще третьяго дня, т. е въ Субботу, часовъ въ о посл обда, а Поповъ пріхалъ поутру, дорогой выздоровлъ было и опять получилъ катарръ, почему и сидитъ теперь дома. Что же до меня, то я, слава Богу, совершенно здоровъ. Только радъ, что зимнія мои путешествія уже кончились. Несмотря на прекрасное помщеніе въ дилижанс, дорога была очень непріятна отъ холода. И какъ нарочно холодъ продолжался до самаго моего прізда въ Петербургъ, а вечеромъ того же дня степлло, и вчера даже таяло. Дорогой не произошло ничего особеннаго. Съ Поповымъ мы встртились сначала въ Твери, потомъ въ Торжк. Сосдъ мой оказался очень порядочный молодой человкъ, кандидатъ Московскаго Университета, полу-литераторъ, печатавшій мелкія статьи въ Плетневскомъ Современник, пріятель Грановскаго, знакомый со всею литературною дятельностью Москвы, съ Московскимъ направленіемъ и съ каждымъ изъ дятелей, если не лично, такъ заочно. Онъ уже нсколько ранъ видалъ Константина въ русскомъ плать, знаетъ его, по разсказамъ, очень хорошо, знакомъ съ моими стихами, — теперь живетъ учителемъ у Князя Салтыкова въ Петербург. Въ другой карет халъ съ человкомъ своимъ Екатеринославскій помщикъ, изъ подъ Бахмута, Кищенко, заране подготовлявшій себя къ восхищенію Петербургомъ, какъ мстомъ, гд только и можетъ быть отрадно ему, человку съ образованными потребностями, между тмъ изъ всего было видно, что онъ невжа страшный. На первой же станціи онъ сказалъ, что радъ хать въ Петербургъ, ибо Москва деревня, а Петербургъ городъ, что я оставилъ безъ возраженія, а впослдствіи убдился, что онъ никогда въ Петербург и не былъ.— Когда я пріхалъ, то Самарина не было дома, и мы съ Поповымъ, немного погодя, отправились въ баню, а вечеромъ, часовъ въ 10, воротился и Самаринъ, который мн очень обрадовался я много распрашивалъ о Васъ и о Константин, на что я и отвчалъ то, что могъ отвчать при Попов. Поповъ отправился спать, а мы съ Самаринымъ сидли до двухъ часовъ ночи, и я прочелъ ему свой отчетъ, которымъ онъ былъ очень доволенъ. По его совту, я въ конц записки помстилъ подъ заглавіемъ: ‘Соображенія’ вс свои выводы и предлагаемыя мры по пунктамъ, отдльно. Онъ утверждалъ, что это имъ необходимо нужно. По совту же Самарина, я ршился хать прямо къ Министру, не видавшись съ Надеждинымъ, и отдать ему, т. е. Министру, свои бумаги. Это ршился я сдлать для того, чтобы 1) поставить себя немедленно въ прямыя, непосредственныя отношенія къ Министру и въ независимое положеніе относительно Надеждина, 2) для того, чтобы непремнно записка моя въ полномъ ея вид дошла до Министра. Итакъ, прибавивши поутру въ.Воскресенье къ записк эти соображенія, я часу во второмъ отправился къ Министру, который меня принялъ въ своемъ кабинет, по обыкновенію, ни сухо, ни ласково… Я сказалъ ему нсколько словъ и подалъ бумаги, изъ которыхъ онъ, выбравъ мою большую записку, приказалъ мн ее прочесть ему всю вслухъ. Я и прочелъ, не пропуская, не смягчая ни одного слова. Онъ перерывалъ меня иногда очень учтиво, чтобы опросить объясненія о какомъ-нибудь лиц, слушалъ очень внимательно, по окончаніи чтенія еще задалъ мн нсколько вопросовъ, не обнаруживавшихъ, впрочемъ, его мнніи или впечатлніи, но свидтельствовавшихъ объ его участіи къ этому длу, потомъ сказалъ мн: ‘очень хорошо, благодарю васъ’, оставилъ у себя бумаги, а и раскланялся и ухалъ. Отъ него отправился и къ Надеждину, у котораго нашелъ гостей и который почему-то показался мн очень смущенъ. Такъ какъ у него были гости, и онъ потомъ собирался хать въ Княжевичанъ, то я тутъ переговорилъ съ нимъ слегка, сказалъ ему, что былъ сейчасъ у Министра и отдалъ ему бумаги. Это его, видимо, поразило, е Какъ у Министра, какія бумаги? что онъ вамъ сказалъ?’ Я на все это отвчалъ такъ, какъ будто посщеніе мое Министра было дломъ самымъ естественнымъ, которое и быть иначе не могло, которое я и не понималъ иначе. Онъ, разумется, ни слова, напротивъ, сейчасъ же перемнилъ тонъ удивленія, какъ будто такъ и слдовало. Я общалъ пріхать къ нему часовъ въ 8 вечера. Захалъ оттуда къ Карташевскимъ, которыхъ нашелъ всхъ дома, они вс здоровы. Обдалъ съ Самаринымъ у Мити Оболенскаго и вечеромъ отправился къ Надеждину, которому и разсказалъ все, что помщено въ записк. Онъ почти на все говорилъ, что знаетъ, но про нкоторыя и почти самыя важныя вещи — оказалось, что онъ не зналъ. Что касается до моихъ выводовъ и взглядовъ, то онъ меня очень удивилъ, сказавъ, что не только ихъ раздляетъ вполн, но что это его давнишнія убжденія. ‘Отчего же вы дйствуете совершенно вопреки имъ?..’ Онъ отвчалъ, что на это есть другая воля. Но во всякомъ случа онъ признаетъ мой отчетъ новымъ убдительнымъ доказательствомъ его же мнній. ‘Что же вы намрены съ нимъ длать?’ спросилъ я.— Принять къ соображенію, другаго длать нельзя. Онъ ожидалъ, что Министръ пришлетъ за нимъ вечеромъ, однако же нтъ… Что будутъ они длать,— узнаю я на этой недл. Министру я сказалъ, что подамъ еще дв записки по своимъ оффиціальнымъ порученіямъ, и потому займусь ими… Нынче отправляюсь смотрть нкоторыя квартиры себ, потомъ ду въ Министерство, чтобы видться съ Директоромъ Хозяйственнаго Департамента и отдать ему подорожную и другія бумаги, обдаю у Карташевскихъ, а вечеромъ общалъ бить у Оболенскаго, у котораго собраніе Правовдовъ, Завтра или посл завтра надюсь получить отъ Васъ письма.

31-го Января 1849 года. Петербургъ. Понедльникъ.

Ваши послднія письма наполнены равными опасеніями ни счетъ моего здоровья и пр. Мн очень это тяжело, тмъ боле, что ршительно нтъ никакихъ причинъ опасаться за меня здсь боле, чмъ когда я былъ въ Бессарабіи, или Оренбургской губерніи. Холера здсь вовсе незамтна, никто о ней не говоритъ и не помнитъ. Городовыя кареты ходятъ постоянно, и еще недавно, дучи на простомъ извощик, видя цлый рядъ этихъ каретъ, запряженныхъ въ 3, въ 4 лошади, я спросилъ извощика, куда он дутъ, на что онъ,.посмотрвъ на меня съ нкоторымъ презрніемъ, отвчалъ: ‘какъ, разв вы не знаете? на балъ, въ Новую Деревню’.
О себ еще ничего не знаю: Надеждинъ еще не составилъ доклада. Съ ныншняго дня я займусь составленіемъ двухъ другихъ записокъ и подамъ ихъ Министру.— Въ Субботу вечеромъ я перешелъ на свою квартиру, которой до сихъ поръ очень доволенъ. Часть моихъ окошекъ обращена на садъ Училища Правовднія и на окна классовъ, въ которыя я такъ часто смотрлъ… Я остаюсь большею частью дома и не могу никакъ собраться въ Оперу или посмотрть Фанни Элслеръ.— Въ Субботу Самаринъ получилъ записку отъ Вяземскаго, гд онъ приглашаетъ его и меня, хоть я у него и не былъ, къ себ на вечеръ для празднованія юбилея Жуковскаго, по случаю пятидесятилтія его литературной дятельности. Мы отправились и въ удивленію нашли почти всхъ въ блыхъ галстухахъ и въ орденахъ: скоро узнали мы, что на этомъ вечер будетъ Наслдникъ, тутъ было множество народу: былъ Киселевъ, Блудовъ и вообще цвтъ петербургскихъ придворныхъ умовъ. Пріхалъ Наслдникъ, и Блудовъ прочиталъ стихи Вяземскаго, на сей случай написанные. Стихи очень плохи. Блудовъ читалъ ихъ, безпрестанно прикладывая лорнетъ къ глазамъ и тряся голосъ для эффекта. Если-бъ мн не было противно и досадно, мн было бы смшно. Да, забылъ сказать. что все это началось пшемъ ‘Боже Царя Храни’, пли бившіе тутъ артисты, Оболенскіе (Дмитрій и Родіонъ), Бартеньева и нкоторыя другія дамы. Когда Блудовъ читалъ стихи, то нкоторыя дамы прослезились, нсколько разъ раздавался ропотъ неудержимаго восторга изъ устъ этихъ чопорныхъ фигуръ въ блыхъ галстухахъ: когда кончилось чтеніе, то послышались жаркія похвалы: c’est charmant, c’est sublime’!.. Посл этого пропты были куплеты старикомъ Віелгорскимъ: посл каждаго куплета хоръ повторялъ refrain:
Нашъ привть ему отраденъ,
И отъ города Петра
Пусть домчится въ Баденъ-Баденъ
Наше русское ура!
Надо было видть, съ какимъ жаромъ эти блые галстухи кричали: наше русское ура!… Посл этого поданъ былъ листъ бумаги, на которомъ вс постители должны были написать свои имена, начиная съ Наслдника, Длать нечего, и я вписалъ свое имя, только почти предпослднимъ. Наконецъ Великій Князь ухалъ, и тогда Глинка, музыкантъ, сталъ пть разные свои романсы… Это только меня и утшило. Предоставляю Вамъ судить, что испыталъ и перечувствовалъ я въ первую половину вечера. Среди этого стараго общества я чувствовалъ себя новымъ человкомъ, совершенно ему чуждымъ, среди воздаяній этой старой поэзіи во мн пробуждалось сознаніе того новаго пути, по которому пошла моя стихотворная дятельность… Я ршительно не хотлъ сближаться съ этимъ обществомъ.— Глинка, немножко подпивъ за ужиномъ, плъ Испанскія мелодіи и свои сочиненія съ необыкновеннымъ одушевленіемъ. Это поистин геніальный художникъ. Я познакомился съ нимъ и завтра читаю ему Бродягу… Вяземскій просилъ Самарина и меня написать объ этомъ вечер статью и послать въ ‘Москвитянинъ’. Мы отказались подъ предлогомъ ссоры съ Погодинымъ. Онъ, конечно, понялъ, почему мы отказались, и видимо огорчился. Впрочемъ, говорятъ, что оффиціальность вечера было не его дло, а сюрпризъ, сдланный ему его женою. Былъ тутъ и едоръ Николаевичъ Глинка, но объ немъ посл.

1849 года, февраля 4-го. Пятница.

Завтра 2 недли, какъ я здсь въ Петербург и сколько еще пробуду, неизвстно. Я написалъ еще 2 докладныя записки Министру, которыя отдалъ переписывать и подамъ завтра. Раза съ три былъ потомъ у Надеждина, но или его не заставалъ дома, или у него толпа гостей. Поручилъ Князю Гагарину напомнить Перовскому о мст… Я, признаюсь, не ожидалъ отъ Васъ такихъ уже похвалъ К—мъ. Н… безспорно милая и граціозная женщина, но не очаровательная, по крайней мр для меня. Н… очень изящна, но эта изящность чисто вншняя… Я понимаю, что изящное женское существо любитъ роскошь, любитъ одваться не грубою пестрядью, но брюссельскими кружевами, окружать себя красивыми служанками, а не босоногими двками, разpяживать ихъ богато для собственнаго удовольствія… Все это я понимаю, и это можетъ происходить вовсе не изъ тщеславія, но все же это — больше элегантность, которую мы въ женщинахъ часто принимаемъ за истинное художественное чувство… А. этотъ родъ изящества, свойственный женщин, чрезвычайно опасенъ, въ немъ-то и сидитъ лукавый бсъ, съ которымъ сейчасъ и прыгнешь въ аристократію и во вс изящные соблазны блестящаго свта… Конечно, блыя руки аристократки, руки не знающія тяжелой работы, нжный цвтъ лица, не загорвшаго отъ солнца, и пр. и пр. лучше рукъ и лица крестьянки и боле соотвтствуютъ требованіямъ художественнаго вкуса, самая душа ея, взлелянная среди этого изящества, на полномъ досуг утончившаяся,— кажется выше грубой, истомленной жизнью и трудомъ и неспособной подняться надъ средою дйствительной жизни — души мужички… Но есть, слава Богу, то, что восполняетъ это грустное неравенство. Вы знаете, что это одна изъ моихъ больныхъ темъ, которую я непремнно выражу когда-нибудь въ цломъ произведеніи… Н… и С… упрекаю я въ излишней элегантности, т. е. въ томъ, что въ ихъ душахъ лежатъ это требованіе слишкомъ сильно, он об способны быть аристократками, и истиннаго художественнаго пониманія въ нихъ мало. Я не выдаю своего мннія за неопровержимое) но, признаюсь, крпко и тяжко сидитъ въ моей душ память о людскомъ неравенств и страхъ лукавства’ лежащаго въ изяществ… Все это закаляетъ мою душу крпкою бронею и противъ вліянія женской красоты. Константинъ въ этомъ отношеніи мягче, къ тому же онъ подкупенъ.
Въ кои то вки собрался въ Итальянскую оперу. Прізжаю: негодующая толпа валитъ вонъ. Спектакль отказанъ по случаю болзни Тамбурной. Вчера былъ у Вяземскаго. Онъ ни слова о своемъ вечер.

4-го февраля 1849 года. Понедльникъ.

Нынче начинается эта безпутная недля, освященная обычаемъ всего христіанствующаго человчества и нашего народа въ томъ числ, который въ этомъ случа сталъ не выше прочихъ. Винный и блинный запахъ разливается по всмъ улицамъ, наполненнымъ суетящимся и спшащимъ народомъ, вс смотрятъ какъ шальные, какъ одуренные хмлемъ, съ пьяною готовностью на всякій развратъ, воздухъ гнилъ, улицы покрыты грязнымъ снгомъ, превратившимся въ вонючій песокъ. Вчера отвезъ я Министру свои послднія записки, но ничего ему не говорилъ о мст. потому что мн отсовтовали и потому что я имю въ виду возможность создать одно чрезвычайно важное порученіе. Государь приказалъ Министерству Внутреннихъ длъ обратить вниманіе на состояніе ремесленнаго класса въ городахъ и улучшить ремесленное устройство (цехи и т, п.), заимствованное нами у Германіи… Для этого предполагается необходимымъ изучить положеніе ремесленности въ городахъ, по крайней мр главныхъ, въ Москв, въ Петербург, и что всего важне — познакомиться съ ремесленною промышленностью деревень, съ устройствомъ ея въ селахъ. Эта промышленность, которую Кобденъ называетъ здоровою, можетъ послужить образцомъ или по крайней мр руководителемъ при развитіи мануфактурной дятельности… Теперь, впрочемъ, затвающихъ это дло сидитъ другой мысль: подчинить эту сельскую ремесленность какому-нибудь устройству, вмшать въ нее участіе Правительства, значитъ, испортить все. Но если я вмшаюсь туда съ своимъ взглядомъ, такъ могу ее сколько-нибудь предохранить и пріобрсть драгоцнные факты. къ тому-же эта работа года на два, въ теченіе коихъ вудъ проектовъ можетъ у нихъ уняться. Мн предлагаютъ еще частнымъ образомъ заняться этимъ. Для этого будетъ учреждено цлое штатное мсто. Если-бы это удалось, то я могъ-бы лто посвящать на посщеніе селъ, а зимою работать въ Москв… Какъ Вы объ этомъ думаете?.. Но для этого нужно сильно хлопотать и познакомиться со многими лицами въ Министерств, къ сему причастными, что я и намренъ начать длать съ ныншней недли, хотя въ эту дурацкую недлю мало отъ того будетъ пользы…— Надеждинъ говоритъ, что еще не составлялъ докладной записки изъ моего рапорта, а я слышалъ, но не знаю, врно-ли это, что уже записка составлена и подана. Кажется, Надеждинъ не очень хочетъ, чтобы я остался при раскольничьихъ длахъ. Вообще мы съ нимъ въ отношеніяхъ холодно-учтивыхъ… Да и нельзя иначе, а то въ силу стараго знакомства, онъ готовъ осдлать Васъ своею фамильярностью, которая грязна и противна.— Строгановъ выхлопоталъ у Государя совершенное прощеніе Бодянскому и позволеніе опять занять каедру въ Москв. Но это торжество какъ-бы не повредило ему хуже. Занять каедру въ Университет вопреки Министру — значитъ подвергать себя жестокимъ прижимкамъ со стороны послдняго и надзору за каждымъ словомъ, сказаннымъ съ каедры…— Вотъ Вамъ еще новость: на театрахъ запретили играть… ‘Разбойниковъ’ Шиллера!.. Владиміръ Ивановичъ Панаевъ, серьезно одобряя эту мру, находитъ, что при существующихъ обстоятельствахъ эта піэса очень опасна. Говорятъ также, что на время поста разршено давать представленія здшнему вновь устроенному ‘театру-цирку’, вопреки требованію новаго Митрополита. А представленія въ русскомъ театр въ Субботу и наканун праздниковъ здсь даются постоянно… Я ршительно не сближаюсь съ Петербургомъ и его обществомъ и, кром Самарина и Попова, съ которыми видимся, разумется, каждый день и по нскольку разъ, посщаю только своихъ товарищей, Смирнову и Карташевскахъ, у которыхъ два раза въ недлю обдаю.— Вы мн ничего не пишете о Константин. Что онъ принялся ли за работу?

Четвергъ, 10-го Февраля.

Я получилъ на ныншней недл два письма отъ Васъ, очень, очень благодарю Васъ, но одно мн непріятно: видть, что Вы себя безпокоите и совершенно понапрасну. Я совершенно здоровъ, о холер ничего не слышно, да, кажется, ея и нтъ. Писалъ я Вамъ всегда письма по два раза въ недлю и въ первую недлю чуть ли не три раза, для предупрежденія недоумній буду выставлять номера. Это письмо уже второе на ныншней недл. Корфы отложили свой отъздъ до Субботы. Вчера я встртилъ Софью Матвевну В***, жеманную и манерную въ высшей степени. Она бранитъ Москву и превозноситъ Петербургъ съ нжнымъ закатываніемъ глазъ подъ лобъ, говорить, что получила отъ Константина Сергевича письмо ‘такое выспреннее, что почти не могла понять его, что видитъ только, что онъ зараженъ ультра-патріотизмомъ, а по ея мннію, надо быть космополиткой и sur ce, j’ai l’honneur de vous saluer присла и вылетла. Я, разумется, съ ней и не спорилъ, а усплъ только сказать ей, что она потому не поняла письма, что давно не слдить за ходомъ мысли въ Москв. Поповъ выздоровлъ и вызжаетъ. Самаринъ говорилъ мн, что написалъ большое письмо къ Константину съ воззваніемъ къ дятельности. Онъ хочетъ заняться земскими Думами и написать о нихъ статью. Славный онъ человкъ. Мы, впрочемъ, живемъ ршительно особой колоніей. Оба они, впрочемъ, посщаютъ Петербургское общество, Карамзиныхъ и пр., но держать себя тамъ совершенно отъ него независимо. Я же вовсе не знакомлюсь съ нимъ. Записка Государю еще не составлена, хать въ Ригу я отказался. То порученіе, о которомъ я Вамъ писалъ, еще далеко отъ осуществленія: это только мысль нкоторыхъ. На этой дурацкой недл ни отъ кого толку добиться нельзя… Я, какъ Иванъ Ермолаевичъ, могу хлопнуть себя въ лобъ я сказать: какъ у меня кабакъ развивается!.. Дйствительно, я хочу въ ‘Бродяг’ дать надлежащее мсто и этому явленію лМизни, во всемъ его обширномъ, серьезномъ значеніи {‘Въ Бродяг’. Смотри: Прилож.}. Благодарю Константина за письмецо, крпко обнимаю и буду ему писать въ Субботу.

Къ Константину Сергевичу.

Понедльникъ. 1849 года, февраля 14-го. Петербургъ.

Я хотлъ писать теб на прошлой недл въ Субботу, милый другъ и братъ Константинъ, но не усплъ, потому что надо было мн хать къ Князю Гагарину и къ Корфамъ. Гнусное время Масляницы кончилось и, слава Богу, наступилъ Великій Постъ. Я хочу говть на этой недл въ Училищ Правовднія, подл котораго живу. Вчера, въ Воскресенье, я былъ тамъ у обдни и, признаюсь, когда взошелъ я въ эту церковь, гд не былъ почти семь лтъ, когда услыхалъ опять голосъ нашего священника, тогда возвщавшій и теперь продолжающій возвщать т же истины, въ тхъ же выраженіяхъ, то я былъ тронутъ почти до слезъ. Посл обдни зашелъ къ нему, и мы съ нимъ очень дружески встртились. Онъ недавно потерялъ жену, и это несчастіе сдлало его гораздо мягче… Я уже на Масляниц принялся и Великимъ постомъ положилъ себ обязанностью непремнно читать каждый день Библію. Надо же когда-нибудь, а то наше невжество, а главное — равнодушіе къ нашему невжеству, неизвинительны. Надо же по крайней мр знать, что признаешь и что отстаиваешь!.. Вообще я бы хотлъ сблизиться со всмъ внутреннимъ и обряднымъ значеніемъ нашей Церкви… Кром этого, я продолжаю читать разныя книги и принялся — не знаю, какъ пойдетъ-за ‘Бродягу’. Такимъ образомъ я совершенно изолировалъ себя въ Петербург.— Надеждина посл того не видалъ и поду къ нему на этой недл. Главное, о чемъ я хлопочу теперь,— это о штатномъ мст, но дйствую въ этомъ случа не черезъ него, а чрезъ Скрипицына и Гагарина. Скрипицынъ продолжаетъ уговаривать меня хать въ Ригу, но а не хочу. Еслибъ это еще было на шесть зимнихъ мсяцевъ, такъ, можетъ быть, а бы и отправился, но хать туда на все лто мн ужасно не хочется… Посл твоего письмеца съ припиской Отесиньки а еще не получалъ писемъ, можетъ быть, Вы не писали, а можетъ быть, чего а боюсь, почтальонъ не нашелъ никого дома, а дворникъ живетъ на другомъ двор. Въ этомъ отношеніи квартира эта преглупая. Ужъ лучше пишите на имя Попова. Что ты длаешь, Константинъ? Сработаешь-ли что во время поста? Или опять по прежнему? Дай мн возможность отвчать что-нибудь на задаваемые вопросы о дятельности Москвы. Посл драмы прошло много времени, такъ что на нее нельзя теперь указывать. Я ужъ, право, и не знаю, какъ и чмъ тебя заставить работать и вселить въ тебя бодрость труда.

1849 года, февраля 17-го, Четвергъ. Петербургъ.

Третьяго дна а получилъ письмо Ваше отъ 9-го феврали. Очень мн грустно видть, что Вы ко всмъ и безъ того уже многочисленнымъ безпокойствамъ присоединаете совершенно ненужный и напрасныя безпокойства обо мн. Между тмъ безпокоиться нтъ никакой причины: я здоровъ и два раза въ недлю пишу письма. Соберите вс полученныя отъ меня письма: Вы увидите, что разстояніе времени между ними всего три, четыре дна. Вы пишете, милый Отесинька, уже по полученіи письма, которое Вы считали пропавшимъ: ‘ты пишешь мало и рдко‘. Но изъ Вашего же письма видно, что полученное въ этотъ день письмо было отъ 4-го февраля, а предшествовавшее этому и также полученное Вами письмо было отъ 31-го Января. А Маменька пишетъ: ‘сейчасъ получили письмо и вмсто повствованія одни разсужденія…’ Да о чемъ же я могу повствовать Вамъ? Я никуда не зжу, нигд не бываю, жизнь идетъ колеею самой обычной ежедневности, сижу дома, читаю, занимаюсь… Что тутъ прикажете разсказывать?.. Это не путешествіе, гд возникаетъ цлый радъ быстрыхъ, смняющихъ другъ друга впечатлній. Разные лакейскіе анекдоты о дворц, Вы знаете, довольно мн противны, если и слушаю ихъ, такъ скоро и забываю и вообще не придаю имъ большой важности. Самаринъ передлалъ свои письма, {‘Рижскія Письма’.} выкинувъ изъ нихъ рзкія и опасныя мста, ибо письма до сихъ поръ возбуждаютъ сильную злобу Нмцевъ, везд прославляющихъ его или шпіономъ Правительства, или опаснымъ, вреднымъ либераломъ. Онъ почти вовсе не посщаетъ общества и, кром своихъ занятій, иметъ еще оффиціальное занятіе — по вопросу о Приказахъ Общественнаго Призрнія: какимъ образомъ усилить ихъ кредитъ и сдлать ихъ боле полезными для округа, въ которомъ каждый изъ нихъ находится и пр. А. О. все нездорова, она сдлалась гораздо лучше прежней, но вдесятеро скучне. Она прилпилась къ набожности со всею ея вншностью, знаетъ, кажется, наизусть вс святцы, уничтожила вс свои цвтныя одежды, оставивъ одн черныя, также всю излишнюю роскошь, что, конечно, не худо, но въ тоже время съ видомъ ужаса разсказываетъ охотно такія вещи, которыхъ говорить нтъ никакой надобности… Ахъ, да куда ни взглянешь, начиная съ себя, такъ везд такая дрянь, такая гнусность, что не знаешь, куда дться! Скучно, невыносимо скучно жить на свт, если только есть хоть минута досуга оглянуться кругомъ!… Мои дла все еще не подвинулись. Князь Гагаринъ говорилъ обо мн Перовскому, тотъ отвчалъ, что я непремнно получу мсто и имю на него полное право, Надеждина еще не видлъ на этой недл, нынче отправлюсь къ нему.— Вы, врно, также говете на этой недл, милая Маменька, заране поздравляю Васъ съ причащеніемъ. Я самъ говю въ Училищ Правовднія и прошу у Васъ у всхъ прощенія. Это говнье въ томъ самомъ мст, гд я говлъ на семь лтъ тому назадъ еще юношей, для котораго разстилалась только впереди безвстная дорога жизни, наводитъ на меня тоскливыя разсужденія….

1849 года, февраля 21-го, Петербургъ. Понедльникъ.

Вчера принесли мн два Ваши письма, отъ 15-го и отъ 16-го февраля вмст, впрочемъ, въ послднемъ одно письмо Гриши. Поздравляю Васъ, милая Маменька, и тебя, Константинъ, и тебя, Любочка, съ пріобщеніемъ. Я самъ пріобщался въ Субботу и потому не усплъ Вамъ написать въ этотъ день… И такъ Гриша длается помщикомъ. Конечно, ему иначе нельзя, но я уже до одному атому боюсь женитьб. Еслибъ я былъ жевать и имлъ дтей, я, разумется, хлопоталъ бы изо всхъ силъ о ихъ благосостояніи, а въ Россіи это благосостояніе пріобртается помществованіемъ.
Я же далъ себ слово никогда не имть у себя крпостныхъ и вообще крестьянъ, что бы ни говорили, а искусительныя выгоды помщичьяго званія нарушаютъ чистоту взгляда на крестьянъ, мшаютъ дйствовать… Нтъ, Богъ съ ними. Я же держусь того мннія, что помщики непремнно должны понести правомрный убытокъ при эмансипаціи крестьянъ за то, что цлыя столтія пользовались безобразными правами надъ собственностью и лицомъ крестьянина, я считаю или, лучше сказать, я не вывожу этого логически, но душа моя говоритъ мн, что крестьянинъ, обработывающій землю, крестьянинъ, для котораго она единственная мать и кормилица, боле меня иметъ на нее правъ. И странно какъ-то въ настоящее время пріобртать помстья!… Одинъ братъ длается помщикомъ, другой изо всхъ силъ будетъ хлопотать лишить его многихъ помщичьихъ выгодъ!… Не знаю, писалъ ли я Вамъ, что я теперь пишу статью о Царанахъ по оффиціальнымъ документамъ, которые Ханыковъ досталъ мн изъ Министерства Внутреннихъ Длъ. Я пишу по собственной охот. Это будетъ поучительная повсть о трудности согласить помщичье званіе съ выгодами и свободою крестьянъ, въ ней наложится исторія всхъ попытокъ и дйствій администраціи относительно ихъ и необходимость вмшательства Правительства въ это дло, которое иначе никогда не ршится. Это двое тяжущихся, которымъ нуженъ посредникъ… Впрочемъ, объ этомъ когда-нибудь подробне. Объ Остзейскихъ крестьянахъ есть уже обработанная статья. Такимъ же образомъ надо будетъ обработать статьи о Половникахъ Вологодской губерніи, о контрактныхъ крестьянахъ въ Западныхъ и т. д. Между тмъ Бляевъ напишетъ исторію крестьянскаго сословія въ Россіи до Петра. Одного изъ своихъ товарищей я засадилъ за выписки изъ Полнаго Собранія Законовъ, изо всхъ указовъ, начиная съ Петра, гд упоминаются крпостные, надо бы также сдлать выписку изо всхъ уголовныхъ длъ съ Петра, гд видны отношеніи помщиковъ съ крестьянами. Все это поможетъ изумить настоящій бытъ помщичьихъ крестьянъ и, слдовательно, подвинуть дло эмансипаціи, которое должно быть впереди всхъ другихъ. Безъ наго едва-ли иронія возможны… Я хочу писать въ род того, какъ существуютъ Beauts de l’histoire Romaine, Grecque,— beauts изъ исторіи помщичьяго быта, гд изложить вс ужасные случаи помщичьей власти, знакомые мн и другимъ по уголовнымъ ддамъ. Еще недавно я слышалъ объ одномъ случа… Хорошъ, нечего сказать!..— То, что я писалъ о предположеніяхъ по служб, могло быть разсказано Хомякову, но съ тмъ, чтобы онъ не разсказывалъ этого Москв. Да и кто въ Москв, т. е. въ обществ, приметъ въ этомъ участіе?.. Даже всему кругу нашихъ знакомыхъ слова: цехъ, ремесленникъ звучатъ дико, гораздо ближе, имъ слова: мытъ, промытъ и пр. Но это-то практическое знаніе нужно необходимо для практической дятельности, къ которой сами-то они неспособны… Вы знаете, что я напоминалъ чрезъ Князя Гагарина Министру о ‘дач мн мста’.
Министръ требовалъ Н—а, спрашивалъ обо мн, чего именно я хочу, имю ли я состояніе или нтъ и пр. Н—ъ отвчалъ ему, что я хочу мста Чиновника по особымъ порученіямъ, которое заслужилъ исполненіемъ возложеннаго на меня порученія, и что жалованье мн нужно. Дло въ томъ, что вакансія Чиновника есть, но безъ жалованья, и что свободныхъ другихъ суммъ для этого въ Министерств нтъ… Вслдъ за этимъ Директоръ Хозяйственнаго Управленія Лексъ, встртивъ Н—а, самъ отъ себя сталъ просить его предложить мн не хочу ли я взять мсто Начальника Продовольственнаго Отдленія въ его Департамент (4500 рублей ассигнаціями жалованья и денежныя награды), — онъ увряетъ, что это меня нисколько не свяжетъ, что весною тмъ не мене могутъ мн дать порученіе и т. п., что я могу быть только Управляющимъ Отдленіемъ и пр. Н—ъ уговариваетъ меня взять, я общалъ дать ему отвтъ черезъ нсколько дней и ду нынче, чтобы ршительно отказаться.
Я знаю эти продлки. Какъ засядешь на мст, такъ трудно будетъ вырваться, къ тому же я не хочу канцелярской работы и ежедневнаго посщенія Департамента Левсъ общаетъ этимъ способомъ доставить Вицедиректорство. Да я не хочу и Вицедиректорства и не хочу связывать себя неразрывно съ Петербургомъ. Я хочу здить по Россіи и только. Они рады, конечно, будутъ, что попался человкъ на мсто, съ котораго двое слетло за взятки, и употребятъ вс старанія, чтобы приковать меня къ нему, и потому, не полагаясь на вс эти общанія, отказываюсь. Вроятно, мста теперь я не получу, а съ весною получу порученіе, какое именно, не знаю. Едва ли къ тому времени созретъ планъ ревизіи цеховъ, ибо дло теперь въ томъ, чтобъ Отдленіе это, по которому идетъ и это порученіе, сдлать напередъ особымъ Вицедиректорствомъ…— Вы пишите мн, милый Отесинька все грустныя вещи {Въ письм отъ 15 февраля Сергій Тимоеевичъ пишетъ сыну. ‘Петербургъ ведетъ себя, какъ слдуетъ ему, во Москва — какъ не слдуетъ ей. Говорятъ, что въ настоящемъ великомъ посту будутъ такія катанья съ горъ, съ музыкою, факелами, псенниками и цыганами, какихъ еще никогда не бывало. Закревскій потерялъ въ моихъ главахъ послднее доброе мнніе, какое я имлъ о немъ: я считалъ его православнымъ русскимъ человкомъ. Я не обвинялъ его въ произвол въ его столкновеніяхъ съ московской публикой, ибо эта подлйшая публика того стоитъ. Не можно оскорблять сколько угодно, но оскорблять народъ въ его святыхъ врованіяхъ — безразсудно. Впрочемъ, теперь и московская публика возстаетъ на него общимъ бунтомъ: въ послднее воскресеніе онъ далъ у себя блистательный балъ и тмъ помшалъ общественному пикнику, т. е. folle journe, составленному по подписк 600 человкъ на катаніе, обдъ и балъ. О, подлеца! Они не смли не похать къ нему и въ ихъ ругательствахъ явственно выражается смыслъ: ‘Зачмъ ты насъ звалъ? Вдь ты знаешь, что мы не осмлимся отказаться?’ Про супругу Закревскаго разсказываютъ чудеса. Цинизмъ ея невозможенъ къ описанію. Русское платье на бывшемъ маскарад убило наповалъ вс другіе костюмы. Повришь ли ты, Иванъ, что ругательство (какъ говорятъ иные) надъ русскимъ платьемъ, надтымъ, какъ костюмъ въ маскарадъ, произвело на общество самое благопріятное дйствіе, и что послдствія его будутъ полезны? Шевыревъ получилъ въ подарокъ отъ графини Закревской — богатую палку. Описаніе маскарада пишетъ Вельтманъ для ‘Москвитянина’. Оно начинается такъ: ‘Сдававъ вышнихъ Богу, миръ на земл, въ человцехъ благоволеніе’ и пр. Я знаю благонамренность Вельтмана и понимаю, что это относится не къ маскараду, но все какъ-то странно такое начало.}. Грустно и дома, грустно и тогда, когда поглядишь вокругъ и увидишь всю безтолковщину и подлость общества. Я не знаю, какъ дйствуетъ на Константина современное состояніе общества, въ которомъ онъ столько лтъ проповдывалъ. Гнусно и грустно!
А между тмъ затрудненъ пріемъ въ Университеты лицъ, низшаго состоянія, Профессоръ Куторга посаженъ на 10 дней подъ арестъ и отршенъ отъ профессорства за то, что будучи когда-то Цензоромъ (ужъ онъ давно и не Цензоръ), пропустилъ къ печати какіе-то Нмецкіе стихи, о которыхъ никто и не помнитъ! А между тмъ всякая честная мысль клеймится названіемъ якобинства, и торжество стараго порядка вещей въ Европ даетъ торжествовать и нашему гнилому обществу. Елачичъ помогъ было на время, но это продолжалось не долго. Хоть бы убдилось Правительство въ мирномъ характер, въ благочестіи нашихъ убжденій и нашего направленія… Какъ-то на прошедшей недл я почувствовалъ это особенно тяжко и написалъ стихи, которые и посылаю Вамъ, какъ выраженіе этого тягостнаго состоянія {Пусть гибнетъ все… (См. Приложеніе).}. Я убжденъ, что никогда никто не читаетъ моихъ — писемъ на почт. Еслибъ читать письма всхъ, которые воображаютъ, что ихъ письма читаются, то не достало бы времени.— Я говлъ съ большимъ удовольствіемъ въ этой самой церкви и у того же священника, какъ и за семь лтъ. Вспоминаю, какъ часто хаживалъ я одинъ по этому церковному корридору, и сколько неясныхъ стремленій мучило меня тогда, и какъ мн дтски хотлось, несмотря на вс отрицанія разсудка, писать и ‘быть литераторомъ’. Какое невольное желаніе было всякій случай, всякій предметъ, всякую картину перенести на бумагу, оторвать отъ земли, обрамить. Я не исполнялъ этого желанія, но внутри, въ душ эта работа происходила и обыкновенно, какъ помню я, за всенощной. Тамъ сочинялъ я цлыя сочиненія, которыхъ никогда не писалъ. А теперь, теперь хуже стало въ душ!

24-го февраля 1849 года. Четвергъ. Петербургъ.

Это письмо придетъ, вроятно, къ самому 1-му Марта. Поздравляю Васъ и крпко обнимаю. Дай Богъ, чтобы невозмутимо прошелъ этотъ день. Для меня 1-е Марта, кром Вашего дня рожденія, милая Маменька, напоминаетъ рожденіе воды, и я люблю этотъ первый весенній мсяцъ, если не de fait, такъ de droit, но календарю. Такая ли де у Васъ оттепель, какъ здсь, гд уже нсколько дней сряду дуетъ втеръ съ моря такой, что обратилъ вс улицы въ лужи, и Петербургъ гуляетъ въ однихъ пальто… Вотъ ужъ и вторая недля Поста приходитъ къ концу, я до сихъ поръ лъ постное и потому обдаю все дома, такъ какъ въ Петербург въ домахъ везд скоромное… Ба ныншней недл въ Среду долженъ былъ я читать у Вяземскаго, но по какому-то случаю отложили чтеніе.— Встртилъ я на дняхъ Григоровича, котораго не узналъ сначала, но который меня узналъ и искренно обрадовался. Мн самому весело было на него смотрть. У него есть положительный талантъ и талантъ чисто свалившійся съ неба, не подготовленный ни умомъ, ни образованіемъ, ни направленіемъ, какъ это теперь часто бываетъ, такъ что не различишь, что талантъ, что умъ… И потому-то и весело мн бываетъ слышать въ комъ-либо присутствіе такого таланта, этого гостя независимаго. Богъ знаетъ, откуда пришедшаго… Онъ записалъ мой адресъ и хотлъ у меня быть.— Старый порядокъ начинаетъ опять возвращаться въ Европ, и Австрія — къ политик Меттерниха. Вы, можетъ быть, читали въ газетахъ строгіе запросы, заданные Австрійскому правительству Палацкимъ по поводу двусмысленной ноты къ Франкфуртскому сейму. Онъ требуетъ, чтобы Австрія высказала свои настоящія отношенія къ Богеміи и Моравіи, ибо въ этой нот слышится, что она ставитъ на первый планъ Нмецкую народность и желаетъ сохранить вліяніе на Германію не силою равенственнаго соединенія своихъ разноплеменныхъ областей, но именно своимъ Нмецкимъ значеніемъ, и заставляетъ теперь длать новые выборы для посылки на Франкфуртскій сеймъ депутатовъ между тми Славянами, которые уже разъ положительно отъ того отказались. Однимъ словомъ, Австрія не оставляетъ намренія германизировать Славянскія племена, но, дабы не испугать ихъ, дйствуетъ по обыкновенію двусмысленно, лжетъ и обманываетъ, какъ и прежде. Елачичъ писалъ сюда, что онъ находится въ самомъ грустномъ положеніи, не знаетъ, что и длать: Австрія вновь вводитъ между Кроатами употребленіе Мадьярскаго языка! ‘Я, пишетъ онъ, нахожусь между двухъ непріятностей: или опять подпасть подъ зависимость Мадьяръ, или сдлаться мятежникомъ противъ своего Императора’… Впрочемъ, пока не ршенъ вопросъ Итальянскій, Австрія не ршится на многое. Въ Галиціи вновь стали вводить сборъ десятины въ пользу помщиковъ, и это дало поводъ тоже къ интерпелляціи одного изъ представителей на Внскомъ сейм!.. Силенъ же этотъ старый порядокъ, нечего сказать! Хоть я и не врилъ возможности возродиться въ Европ новымъ началамъ силою собственныхъ средствъ и тмъ путемъ, которымъ они шли, но все же, пока происходила борьба, они были въ ходу въ самихъ душахъ человческихъ и смущали ихъ, все же слышалось, что занесены такіе вопросы, разршеніе которыхъ вызоветъ и насъ на сцену и преобразуетъ міръ. А теперь опять покойно заплываетъ жиромъ сердце человческое, грустно гнать, что страшныя раны, которыя были обнажены 1848-мъ годомъ, остались не вылеченными, закрыты снова и преданы забвенію!.. {3-го Марта отецъ отвчаетъ Ивану Сергевичу. ‘Я уже имлъ случай отвчать теб на него (на означенное письмо) съ оказіей и порядкомъ побранилъ тебя за рзвость и неточность выраженій, особенно за то, что ты не договариваешь своихъ мыслей, отчего выходитъ совершенно превратный смыслъ. Еслибъ кто-нибудь, не знающій тебя и твоего образа мыслей, прочелъ это письмо, то могъ бы заключитъ, что ты западный европейскій либералъ, тогда какъ эти люди для тебя гадки и отвратительны’.}. Разумется, старый порядокъ не устоитъ, но простоитъ, можетъ бытъ, еще долго — Читали ли Вы ‘Отголосокъ русскаго сердца, Тверскаго помщика Дмитрія Шелихова, Статскаго Совтника и Кавалера’? Этотъ господинъ напечаталъ свой отголосокъ особыми брошюрками и самъ развезъ по всмъ здшнимъ магнатамъ. Прочтите, это замчательно, какъ безкорыстная подлость подлостей. Говорятъ, что онъ былъ помщенъ въ ‘Инвалид’, впрочемъ, у Самарина есть, и я его уговаривалъ послать въ Москву, если же онъ не пошлетъ, такъ я достану и пришлю. Онъ говоритъ между прочимъ про Россію: что въ ней законы исполняются, какъ святыня, что въ ней крестьяне благоговютъ предъ Богомъ и своими Господами и пр. Ну что прикажете длать съ этимъ народомъ?.. У насъ, право, создастся цлая своя Правительственная Литература, ибо другой и хода не даютъ… Уваровъ отстоялъ профессорствованіе Куторги, съ условіемъ строжайшаго за нимъ наблюденія. Куторга-же въ Университет читаетъ Зоологію.— Говорятъ утвердительно, что весь Дворъ детъ на страстную недлю въ Москву, тамъ будетъ говть и встртитъ Пасху.— Языковъ сказывалъ Попову, что Константинъ пересталъ будто бы ходить къ Хомякову за то, что онъ пустилъ жену свою на балъ въ Закревскому, бы ничего про это не пишете.— Я совершенно согласенъ съ Вашими прекрасными строками, милая Маменька, относительно снисхожденія, но есть вещи непримиримыя.

1849 года, Марта 1-го. Понедльникъ. Петербургъ

Поздравляю Васъ еще разъ, милая Маменька и милый Отесинька, и всхъ нашихъ, со днемъ 1-го Марта. Вчера получилъ я Ваше письмо, милый Отесинька, отъ 23-го февраля…— На пятой недл поста детъ въ гости къ Вамъ Государь со всмъ своимъ дворомъ, со всей Царской фамиліей. Они хотятъ встртить тамъ Пасху и обновить дворецъ. Говорятъ, отправляется также туда по почт батальонъ Преображенскаго полка и эскадронъ Конногвардейцевъ… Вроятно, будетъ много манифестацій руссицизма, много всякихъ эффектовъ.. Государь на это мастеръ, и я увренъ, что въ его душ собственно, когда онъ бываетъ въ Бремл, пробуждается сочувствіе къ народу, къ Руси, но не всегда ясно для него самого… Но всего забавне будутъ окружающіе его!.. Все это пустится въ національность, которую опошлятъ до невыносимаго, если уже Закревскій своимъ маскарадомъ увлекъ всю Москву, такъ что уже будетъ теперь! И на дн Москвы, на осадк останется одинъ Константинъ, ибо и народъ поддастся весь обаянію… Маскарадъ Закревскаго (возбудившій въ Петербург сильную зависть) повторится во дворц, и, вроятно, вс участвующіе будутъ причислены къ Московскому Двору Его Величества. Кавалеры будутъ сдланы камеръ-юнкерами и Каммергерами, а двицы получатъ фрейлинскій шифръ. Теперь пославъ туда Графъ Шуваловъ для найма ко дворцу 300 человкъ прислуги… Что всего замчательне — это то, что Государь приказалъ Блудову хать съ собою, и онъ детъ вмст съ Антониной Дмитріевной, о немъ скажите Хомякову, онъ можетъ надяться, что его будутъ таскать всюду: что мы будемъ тогда длать съ бородой?.. Замтили Вы въ стать Шаникова слова о благотворительности, о польз роскоши и расточительности? И какой вздоръ все это! Никогда не полезна роскошь, ибо она непроизводительна и расточаетъ капиталы, которые, дйствуя, какъ капиталы, въ тысячу разъ полезне, нежели въ безконечно маломъ раздробленіи. По крайней мр такъ учила меня Политическая Экономія… И для каждой пары нашелъ онъ приличную похвалу и не скажетъ никогда: Петербургъ, а всегда: Сверная Пальмира, Невская столица!.. Что за отвратительный сиропъ. Мн было просто весело перейти къ топорной рубк Погодина… Э, скверно! И какой-нибудь маскарадъ — вотъ все проявленіе общественной публичной жизни, наполнившее собою всю зиму!.. И ничего больше? Надобно имть или непонятную мудрость или тайное равнодушіе сердца, чтобы довольствоваться какою-нибудь малою толикою проявившагося здсь движенія мысли, чтобъ довольствоваться и быть довольну, т. е. спокойну!.. Все это такъ скверно, такъ грустно, чувствуется такое безсиліе, что мн хочется опять въ даль, въ даль, подъ это чудное, южное, темносинее небо, которое вышибло у меня слезы, когда я впервые увидалъ его подъ Николаевымъ, чуть здсь заиграетъ солнце и начинается оттепель, ужъ меня такъ и подмываетъ… Какъ мн хот-‘* лось, бы провести лто гд-нибудь въ Малороссіи, на хутор!.. На прошедшей недл какъ-то перечитывалъ я какую-то Малороссійскую псню, и мн такъ вдругъ захотлось этого, что я отправился въ Департаментъ и объявилъ намреніе взять ревизію городовъ въ Полтавской губерніи. Но потомъ я собралъ свднія относительно этого именно порученія, и оказывается, что самый меньшій срокъ для выполненія его — два года, что придется обревизовать 16 городовъ и что работы — такъ, какъ предполагаетъ эту работу Инструкція — гибель и много работы черновой… Министру объ этомъ еще не докладывали, и я думаю поискать другаго порученія въ Малороссію же. Оказывается, что весьма мало порядочныхъ порученій. ‘Бродяга’ все еще продолжаетъ быть въ ходу, совершенно независимо отъ автора, о которомъ, слава Богу, нмкто ршительно и не заботится. Попова зовутъ ‘съ Бродягой’, тамъ кто-то читаетъ его въ другихъ мстахъ, одинъ экземиляръ лежитъ у Елены Павловны, другой полетлъ къ Марь Николаевн. Поповъ исправляетъ должность оффиціальнаго чтеца моихъ стиховъ. Это еще ничего, но какъ они сами тамъ читаютъ, по ошибочнымъ спискамъ, не смысля ничего въ метр,— это ужъ Богъ всть! Недавно Поповъ опять читалъ у Блудова, гд между прочимъ былъ я Александръ Строгановъ, бывшій Министръ. Онъ замтилъ, что какъ-то однако не хорошо: будто въ Россіи такъ много бродягъ. Блудовъ, который приходилъ въ свирпый восторгъ, замтилъ также, что Бутурлинъ многаго не пропустятъ. Блудовъ говорилъ Попову, что онъ, должно быть, Васъ знаетъ, милый Отесинька, и что онъ помнитъ, какъ опредлялъ Васъ Цензоромъ, бывши Товарищемъ Министра Народнаго Просвщенія. Не смотря на все это, я ршительно прервалъ вс знакомства въ Петербург, даже съ Веневитиновымъ и Віелгорскимъ, къ которымъ не похалъ по возвращеніи изъ Бессарабіи, и чувствую себя здсь совершенно какъ въ пустын, ибо въ этомъ участіи, возбуждаемомъ ‘Бродягою’, нтъ ничего теплаго, грющаго и относящагося собственно къ моей особ, къ Ивану Сергевичу. И это участіе такъ глупо и безтолково, разсмотрнное вблизи, что лучше объ немъ слышать издалека {Сергй Тимоеевичъ отвчаетъ 8-го Марта: Ходъ ‘Бродяги’ и отсутствіе его сочинителя очень забавны, а еще боле оригинальны. Впрочемъ, я не одобряю вполн твоего отшельничества. Зачмъ теб участіе въ Иван Сергич? Хорошо, еслибъ было искреннее участіе въ ‘Бродяг’. Да, милый другъ Иванъ, ступай въ Малороссію, подъ ея прекрасное небо, въ ея роскошную природу. Мн сладко было твое увлеченіе. Константинъ взбсился отъ него, а Хомяковъ и Гоголь умерли было со смху надъ гнвомъ Константина. Не смотря на треволненія духа, на этихъ дняхъ я какъ-то принялся писать своя охотничьи записки: ранняя весна, пробужденіе жизни въ природ и токъ тетеревовъ благотворно подйствовали на мою душу. Божественно звучатъ поэтическія струны сердца человческаго, и я торжественно исповдую, на краю моего земнаго поприща, что одно искусство можетъ примирять человка съ жизнію… Прощай!.. Вырывайся скоре изъ Петербурга. Я буду спокойне’.}.

Пятница. 1849 года, Марта. Петербургъ.

Нынче детъ Пальчиковъ въ Москву и просилъ, чтобъ я непремнно послалъ съ нимъ письмо. Поэтому я и не писалъ вчера по почт, а дло вышло такое, что собственно съ оказіей ничего особеннаго сообщить не имется.. Я думалъ, что я получу отъ Васъ еще письма, но, кажется, Вы ршились писать разъ въ недлю, послднее письмо получено мною отъ Васъ въ Воскресенье.— Вы, вроятно, давно уже слышали исторію, случившуюся въ Училищ Правовднія? Вы знаете, что одного, Биляковича, сослали въ Оренбургскій корпусъ солдатомъ, другаго, Князя Гагарина, юнкеромъ въ 6-й корпусъ въ Москву. Принцу сдлали выговоръ, Директору письменный выговоръ, воспитателя выгнали вонъ. Вчера я узналъ, что и Директору, Князю Голицыну, приказали выйти въ отставку. Принцъ въ отчаяніи, что у него подъ попечительствомъ согрваютъ такія смена. Онъ давно уже жаловался Оболенскому, что въ Правовдніи ‘демократическое направленіе и все такія рожи!’ — Пальчиковъ поразскажетъ Вамъ обо мн… Онъ очень хорошій малый, на котораго Петербургъ не имлъ вліянія и который, даромъ, что помщикъ, а всею душою тянетъ къ освобожденію крестьянъ.— Обо мн еще ничего не ршено.
Я, впрочемъ, не справлялся въ Министерств и нынче или завтра поду. Вообще на этой недл я мало гд былъ, а занимался Царанами. Думаю, что въ теченіе будущей недли ршится обо мн: ду ли я въ Малороссію или нтъ. Если нельзя будетъ отправиться въ Малороссію, то во всякомъ случа вопросъ о моемъ порученіи разршится на будущей недл.
Какое это письмо Константинъ написалъ въ Соллогубу, которымъ сей очень доволенъ?.. Вы мн объ этомъ ничего не писали. Любопытно было бы мн быть въ Москв вовремя пребыванія Двора. Говорятъ, Государь хочетъ всю службу Страстной недли прослушать въ Успенскомъ собор и вообще крпче возобновить свою связь съ народомъ, въ чемъ, разумется, и успетъ. Мы просимъ Попова вести дневникъ своему пребыванію въ Москв въ это время.— Много и много можно было бы написать о нашей, остающейся вамъ дятельности въ это грустное время, много поучительнаго въ окружающей насъ жизни, но вдругъ всхъ мыслей не соберешь, и писать пришлось бы много, а пора посылать къ Пальчикову.

6-го Марта 1849 года, Петербургъ, Понедльникъ.

На ныншней недл я получилъ два письма Вашихъ: одно въ Пятницу вечеромъ (вмст съ письмомъ Константина), другое вчера вечеромъ. Пишу Вамъ съ почтой, поищу окказіи, чтобы написать особо… Какъ нарочно, вс окказіи были на прошлой недл, а Анненковъ еще Богъ знаетъ когда подетъ… Дла идутъ плохо: Нмцы торжествуютъ, и Самаринъ сидитъ {Въ это время Юрій едоровичъ Самаринъ подвергся аресту въ крпости за распространеніе въ рукописи извстныхъ его ‘Рижскихъ писемъ’.}. Когда приготовлялась вся эта развязка, дня за три до заключенія въ крпость, то Самаринъ просилъ меня, если что случится, передать Вамъ, милый Отесинька, его убдительнйшую просьбу: чтобы Вы умряли въ его знакомыхъ порывы негодованія, которые могутъ только пуще повредить ему. Взятъ онъ въ Субботу, въ пятомъ часу пополудни. Мы еще никто не добились доступа къ нему. Не знаемъ еще: на гаупвахт ли онъ крпостной или въ самой крпости. Поэтому я теперь не могу ничего писать Вамъ.

10-го Марта 1849 года. Четвергъ.

На ныншней недл я писалъ Вамъ два раза: одинъ разъ по почт, другой съ окказіей. Въ послднемъ Вашемъ письм, милый Отесинька, Вы пишете, что отвчали мн съ окказіей на письмо отъ 24-го февраля, въ которомъ будто бы помщены разныя рзкія выраженія, для почты неудобныя. Кто эта оказія? Она еще до меня не доходила. Любопытно мн знать, получите ли Вы письмо мое, писанное по почт въ Понедльникъ и другое посланное съ Сатиновымъ {Упоминаемое письмо не оказалось въ собраніи писемъ. Оно вроятно было передано родителямъ Ю. . Самарина.}. Пожалуйста, опишите подробно вс впечатлнія, которыя произведетъ на Васъ и на Москву сообщенное извстіе.— Что тутъ прикажете длать! Писать ни о чемъ другомъ какъ-то не хочется. Этотъ интересъ вытсняетъ слишкомъ сильно вс другіе и о немъ писать нельзя! еще все нтъ.— Вообще и Васъ всхъ прошу быть очень осторожными.— Кажется, вмсто Юга, отъ котораго въ настоящее время долженъ отказаться, придется мн хать на Востокъ или на Сверъ. На Сверъ-то я, думаю, не поду, а можетъ быть, отправлюсь въ Казань или Кострому.— Справлюсь нынче, когда детъ этотъ Анненковъ. Онъ уже дв недли, какъ каждый день собирается выхать и все откладываетъ. Я послалъ бы съ нимъ письмо, да боюсь, что онъ затеряетъ его.

Марта 14-го 1849 года. Петербургъ. Понедльникъ.

Вчера получилъ я Ваше письмо отъ 8-го Марта, т. е. отъ Вторника. Завтра или посл завтра надюсь получить отвтъ на письма, посланныя мною въ Понедльникъ по почт и во Вторникъ съ Сатинымъ. Самаринъ все еще сидитъ, письма его семейства доставляются ему туда. Успокойте едора Васильевича чрезъ Хомякова: скажите ему, что сынъ его помщенъ весьма комфортабельно, иметъ блье, книги и сигары. Перовскій выхлопоталъ позволеніе доставлять ему вс нужныя вещи и ученыя книги и вслдствіе этого отправилъ къ нему всю свою Revue Britannique. Если-бы не мать Самарина, которую это извстіе должно сильно огорчить, то нечего было бы и горевать, напротивъ, можно было бы радоваться, потому что это обстоятельство должно принести самому длу огромную пользу. Уже въ томъ польза, что эти письма будутъ прочтены тмъ, кому ихъ прежде всего слдуетъ знать. Общество принимаетъ, по своему, довольно живое участіе, т. е. такое, какое можетъ принять Петербургское подлое общество. Говорятъ, впрочемъ, что и въ ‘высшей сфер’ произошла реакція мнній въ пользу Самарина, и я объясняю это тмъ, что письма продолжали читать… Во всякомъ случа надо замтить, что обвиненіе было не противъ содержанія писемъ, но противъ распространенія ихъ. Долго ли будетъ продолжаться заключеніе, не знаю, но по общимъ слухамъ — не долго {Отецъ Аксакова, въ письм отъ 12-го Марта, говоритъ: ‘Несчастное происшествіе съ Самаринымъ глубоко насъ всхъ огорчаетъ… Я надюсь на.справедливость государя. Когда онъ прочтетъ вс письма Самарина, особенно 8-е и 7-е, то, я увренъ, обратитъ гнвъ на милость. Не можетъ быть, чтобъ онъ не почувствовалъ негодованія за положеніе русскихъ въ Риг: онъ царь русской земли по преимуществу. Горько и временное торжество нмцевъ, я не фанатикъ, очень много имю терпимости, много имлъ и имю пріятелей-нмцевъ, изъ коихъ многіе въ частныхъ личностяхъ люди хорошіе, но какъ каста, какъ партія, они всегда были мн противны. Послднее происшествіе усилило общую ненависть къ нмцамъ’.
Въ томъ же письм находится приписка сына, Константина Аксакова: ‘Я такъ билъ пораженъ твоимъ извстіемъ, что долго не могъ опомниться. Самаринъ въ крпости! Самый искренній, самый благородный, самый прямой человкъ и сверхъ того (что не часто встрчается въ обществ), русскій, всей душою преданный русской земл, и онъ въ крпости! Я объясняю себ это только тмъ, что нмцы оклеветали его, и что государь, вроятно, не усплъ прочесть всхъ писемъ. Я помню, что Самаринъ и я желали, чтобъ эти письма дошли до государя. Мы надялись, что государь придетъ въ негодованіе, увидя, что терпятъ русскіе отъ нмцевъ’.}. едоръ Васильевичъ прислалъ письмо въ отвтъ еще на письмо сына, въ которомъ онъ извщалъ его, что ему можетъ грозить наказаніе. Письмо это было прочтено сначала у насъ, ибо не можетъ быть доставлено туда иначе, какъ распечатанное. Письмо едора Васильевича прекрасно. Онъ не только не бранитъ сына, но благодаритъ его за нжность его чувствъ къ родителямъ и благословляетъ его и прибавляетъ: впрочемъ, надюсь на справедливость и милость Государя. Это письмо должно принести пользу Самарину во мнніи нкоторыхъ, Мать Самарина еще ничего не знала. Письма же въ отвтъ на извстіе о заключеніи сына — еще не получено. Я Вамъ пишу все это по почт, хоть и не слдовало бы, но что прикажете длать? Окказіи нтъ, письма, можетъ быть, и не прочтутъ, а еслибы и прочли даже, такъ вдь надо вспомнить, что Адлербергъ и Прянишниковъ — прекрасные люди.— Теперь о другомъ. Вы пишете, что 7-го Марта было у Васъ около 20-ти градусовъ мороза. Здсь, напротивъ того, шелъ сильнйшій снгъ, а теперь стоитъ уже нсколько дней сряду чудеснйшая погода, совершенно ясная. Днемъ такъ тепло на солнц, что ходить можно въ одномъ пальто, ночью легкій морозецъ. Пахнетъ, пахнетъ весной, и съ ней возвращаются въ душу вс неизъяснимыя стремленія и томленія, такъ и хочется кинуться (употребляю выраженіе опошленное, но тмъ не мене врное) въ объятія природы! Вы пишете, что Константинъ сердится за намреніе мое хать въ Малороссію. Радуйся, Константинъ! Не на Югъ ду я, а на Сверо-Востокъ, въ Татарщину, въ сугробы снга!.. Вдь ты, вроятно, Казань предпочитаешь Малороссіи. Въ другое время я бы охотно похалъ и въ Казань, но теперь, когда я весь наполнился мыслью о Юг и всми образами Юга, замнять ихъ мыслью о Казани — тяжело, даже противно. Я уже такъ было расположился душою, что мн ни снжнаго, ни Волжскаго величія видть не хотлось.— Марья Николаевна спрашивала Блудова по случаю ‘Бродяги’ объ автор, и онъ сказалъ, забывъ то, что говорилъ ему Поповъ, что авторъ не служитъ и живетъ въ Москв, вообще честь сочиненія ‘Бродяги’ приписывается Константину, а мн приписывается въ замнъ этого многое такое, что даже не совсмъ выгодно. Вдь ты причиною отчасти, Константинъ, невозможности для меня, какъ для Аксакова, хать въ Малороссію. Это Вамъ все объяснитъ Поповъ, который детъ въ Москву 22-го Марта въ почтовой карет и въ Благовщеніе будетъ въ Москв.— О поздк своей въ Казань буду писать Вамъ, по наведеніи нкоторыхъ справокъ, въ Чертвергъ. Какъ я радъ, милый Отесинька, что Вы принялись за охотничьи записки! Продолжайте, продолжайте ихъ, пожалуйста. О, дай Богъ, чтобъ и на меня въ Ваши годы также сильно дйствовали впечатлнія природы! Это просто даръ Божій, за который я не умю и благодарить достаточно Бога {Въ отвтъ на письмо 14-го Марта Сергй Тимоеевичъ пишетъ сыну 19-го Марта. Суббота. (Взятіе Парижа и день рожденья Гоголя).
‘Вчера получили мы письмо твое, милый другъ Иванъ, отъ Понедльника, то есть отъ 14 Марта, за No 11-мъ.— Хотя нтъ еще въ письм твоемъ всми нами желаемаго и ожидаемаго извстія о благополучномъ возвращеніи Ю. . на собственную свою квартиру, но все извстія твои успокоительны. Главное, тмъ мы и поспшили успокоить семейство Самарина, состоитъ въ томъ, что онъ можетъ имть свднія объ отц и матери. Воображая себя на его мст, я приходилъ за него въ отчаяніе отъ неизвстности, что длается дома? Живы ли отецъ и мать? Какъ перенесли такой ударъ?… Мы вызвали къ себ Владиміра Самарина и сообщили ему кое-кто изъ твоего письма. Наивность остальнаго въ письм твоемъ превосходитъ всякую мру. Ты далеко за собою оставилъ Константина! Когда мн случится въ разговорахъ упомянуть о васъ, то а всегда говорю такъ: ‘всмъ извстно, что глупе умныхъ сыновей моихъ Ивана, и Константина нтъ на свт’… Оставя всякія шутки, я право не знаю, чему приписать твои нелпыя выходки. Вы по справедливости можете принятъ своимъ девизомъ выраженіе, что величайшая осторожность состоитъ въ величайшей неосторожности. Впрочемъ вы правы: чего опасаться тмъ людямъ, для оправданія которыхъ достаточно одного, т. е. близкаго съ ними знакомства.}.

1849 года, Марта 18-го. Пятница. Петербургъ.

Я не писалъ Вамъ вчера, какъ бы слдовало по принятому мною обыкновенію, потому что хотлъ дождаться Вашихъ писемъ, которыя и получилъ вчера, уже поздно, вмст съ деньгами. Благодарю Васъ за присылку денегъ, такъ какъ я предполагаю скоро выхать изъ Петербурга, то мн ихъ будетъ достаточно. Времени же своего отъзда никакъ опредлить не могу. Предписаніе объ отправленіи меня въ Казань еще не подписано Министромъ, а самъ я теперь ревностно занимаюсь чтеніемъ всхъ длъ Министерства, относящихся до Казанской губерніи. Предметъ моего порученія состоитъ въ ревизіи настоящаго положенія городовъ въ хозяйственномъ, торговомъ и административномъ отношеніяхъ, въ составленіи имъ статистическаго описанія и, наконецъ, въ изложеніи всхъ моихъ соображеній, основанныхъ на мстномъ изученіи фактовъ,— объ улучшеніи положенія городовъ, о средствахъ придать имъ больше значенія, о преобразованіи внутренней городовой администраціи и пр. я пр. Вы видите, что послдняя часть труда можетъ сильна заинтересовать человка, въ ней есть мсто общимъ началамъ, и я радъ буду познакомиться съ этою совершенно мн новою частью, а также ближе узнать наше купеческое сословіе… Но, надо признаться, много также въ этомъ порученіи скучной, мелкой, черновой работы, слишкомъ много. Напр. надо поврять планы, составлять инвентаря (описи) городскимъ имуществамъ въ самой мелкой подробности, обревизовать канцелярское длопроизводство, счетную часть я пр. Но что же длать! Другаго порученія въ виду не имется, жить безъ дла служебнаго въ Петербург мн, привыкшему къ служебнымъ занятіямъ, тоска невыносимая. Надо же работать, работать для пользы общей, какъ бы она ни была ограниченна, какъ бы ни малы были плоды, я исполнять по крайней мр долгъ честнаго человка! Я почти заране знаю, что будущій трудъ мой о Казанской губерніи, по окончаніи порученія, будетъ положенъ къ таковымъ же, какъ это до сихъ поръ длалось со всми прочими ревизіями городовъ, что никакого результата отъ того не выйдетъ, но какъ же быть? Вотъ и теперь отчетъ мой о Бессарабскихъ раскольникахъ, хоть и былъ расхваленъ, преспокойно лежитъ себ у Н — а и никакихъ ростковъ не пускаетъ! Все это очень грустно, но тмъ не мене я вижу, что для моей дятельности только два поприща: служба и поэзія. Поэзія одна неспособна удовлетворить меня и наполнить мое время, въ служб я все же могу найти возможность быть полезнымъ, хоть совершенно случайно, къ тому же она дастъ мн средства знакомиться ближе съ Россіей… Впрочемъ, въ этомъ отношеніи Казань не вполн достигаетъ моей цли. Какая ужъ это Россія! Тетюши, Мамадышъ, Чебоксары и пр.! Но все же это одна изъ старыхъ частей всего русскаго тла, все же это одна изъ сокровищницъ народнаго богатства. Вы хорошо знаете Казань и потому можете мн сообщить объ ней много любопытныхъ свдній.— Что сказать Вамъ новаго? Самаринъ еще не возвращался. Поповъ 22-го Марта детъ въ Москву, слдовательно, будетъ въ ней 25-го. Блудовъ съ дочерью отправились во Вторникъ. Государь, говорятъ, детъ 25-го.— Вы не поврите, какъ мн хочется скоре вонъ изъ Петербурга и какъ тянетъ меня въ дорогу, въ деревню, теперь, когда возникаетъ вся природа вновь къ жизни, и весеннее солнце все жарче и жарче гретъ.
Вечеромъ, 18 Марта, въ самый день, когда было написано предъидущее письмо, Иванъ Сергевичъ былъ арестованъ и доставленъ подполковникомъ Левенталемъ въ Штабъ Корпуса жандармовъ, гд его помстили въ столовомъ зал Графа Орлова. Поводомъ къ аресту Ивана Сергевича была близость его съ Ю. . Самаринымъ, рзкость нкоторыхъ его возраженій въ семейныхъ письмахъ, попавшихъ въ рука тайной полиціи и наконецъ, неосновательное подозрніе, возникшее въ оффиціальныхъ сферахъ,— что начавшееся въ Москв славянофильское направленіе находится въ связи съ панславитскимъ ученіемъ на Запад. Ивану Сергевичу былъ предложенъ рядъ письменныхъ вопросовъ, на которые онъ отвчалъ съ свойственными ему прямодушіемъ и свободой. Эти отвты составляютъ нкоторымъ образомъ вроисповданіе славянофильства. Записка Ивана Сергевича съ собственноручными замтками Государя Николая Павловича помщена цликомъ здсь, въ конц ‘Петербурскихъ Писемъ’. По прочтеніи отвтовъ Ивана Сергевича на предложенные ему вопросы, Государь Николай Павловичъ, возвращая рукопись Графу А. . Орлову, написалъ: ‘Призови, прочти, вразуми, отпусти’. Такъ и было сдлано. 22 Марта, посл четырехдневнаго ареста, Иванъ Сергевичъ былъ уже на свобод. Графъ Алексй едоровичъ во время ареста весьма любезно обращался съ нимъ, снабжалъ его книгами и отличными сигарами. Между тмъ Сергй Тимоеевичъ, не получая извстій о сын, безпокоится я пишетъ къ нему отъ 25 Марта {}.
‘Вотъ сколько времени не писалъ я къ теб, милый другъ Иванъ. Причиною тому было неполученіе писемъ отъ тебя. Вотъ какъ случилось дло. Я обыкновенно пишу по Вторникамъ и Субботамъ, а твои письма получаются по Понедльникамъ и Пятницамъ. Въ прошедшій Понедльникъ, 21 Марта, получили Самарины письмо отъ сына, которое немедленно намъ сообщили. Письмо было самое радостное для всхъ. Старикъ Самаринъ въ восторг прислалъ просить къ себ Константина, который немедленно похалъ къ нему и былъ принятъ отцемъ и матерью съ распростертыми объятіями. А. И. Васильчикова пріхала сама, рано утромъ, не бывъ еще у Самариныхъ, поздравить Константина. Мы отслужили молебенъ и пили за здравіе Государя… Но отъ тебя писемъ не было. Я надялся получить ихъ во Вторникъ, въ этотъ день пріхалъ Самаривъ. Я ожидалъ писемъ съ нимъ или изустныхъ отъ тебя порученій… Ни того, ни другаго! Самаринъ пріхалъ къ намъ въ тотъ же день и сказалъ, что едва тебя видлъ. (Довольно странно!) Я забылъ сказать, что въ Воскресенье, 20 Марта, пріхалъ Апнеиковъ и не привезъ отъ тебя никакихъ извстій. Въ Среду я ожидалъ отъ тебя новаго письма, а вчера, то есть, въ Четвергъ написалъ потому, что къ вечеру ждали Попова, который еще не пріхалъ. Это письмо будетъ ждать его до 8 часовъ, а потомъ отправится по почт. Согласись, что неполученіе писемъ, а всего боле неполученіе никакихъ извстій отъ тебя съ оказіями должно было произвести въ насъ безпокойство на счетъ твоего здоровья. Если не получимъ писемъ сегодня съ почтой и съ Поповымъ, то я не знаю, что съ нами будетъ.— Изъ словъ Самарина, а еще боле изъ твоихъ инеемъ, я вижу, что ты находишься въ раздражительномъ состояніи, которое вредно и твоему здоровью и твоей служб. Я считалъ тебя умне, то есть, разумне, нежели ты оказываешься. Понимая дйствительность такою, какъ она есть и сознавая въ тоже время необходимость службы, ты долженъ былъ покориться условіямъ свта. Уступка неизбжна. Ты халъ въ Петербургъ, слдственно ты долженъ былъ, по наружности, ладить съ настоящимъ ходомъ служебныхъ длъ, съ образомъ мыслей и жизни тамошняго общества. Самаринъ очень раскаивается, что далъ теб совтъ перейти въ Петербургъ.Нечего говорить, что мы и вся Москва въ восхищеніи отъ поступка Государя съ Самаринымъ’ {Государь Николай Павловичъ позвалъ Самарина къ себ, удостоилъ его продолжительной личной бесды, въ которой, объясняя ему причины своего неудовольствія по поводу его поступка, онъ весьма милостиво наставилъ его и отпустилъ въ Москву къ родителямъ.}.

Вторникъ. 22-го Марта 1849 года.

Я сейчасъ отъ Графа Орлова, и онъ объявилъ мн ршеніе Государя. Слава Богу, все кончилось какъ нельзя лучше! Государь поступилъ со мной такъ великодушно, что я просто былъ тронутъ и, конечно, не забуду этого.— Завтра Поповъ детъ въ Москву, поэтому онъ передастъ Вамъ обо мн живыя извстія. Самъ же я, какъ только будетъ можно, но замедлю принять порученіе и тогда пріду къ Вамъ въ Москву,

1849 года, Марта 24-го. Петербургъ. Четвергъ.

Теперь Вы уже, конечно, все знаете и, вроятно, такъ же довольны и рады, какъ и я. Вчера я длалъ визиты лицамъ, принявшимъ во мн искреннее участіе. Н—ъ, ужасно струсившій, далъ чрезъ Карташевскихъ знать Кавелину, а тотъ здилъ къ Графу Орлову и прислалъ Княжевича къ Л. В. Дубельту. Я былъ у нихъ обоихъ.— О томъ, когда я ду,— еще не знаю, но узнаю скоро: еще Министръ не далъ никакого разршенія, можетъ быть, онъ иметъ особенные на меня виды. Сейчасъ былъ у Графа Орлова — благодарить его за его доброе обхожденіе и участіе. Онъ детъ завтра въ Москву вмст съ Государемъ.— Посл завтра перехожу на квартиру Попова, потому что срокъ моей квартир вышелъ.— Завтра Благовщеніе,— поздравляю Васъ. Поздравляю Васъ же всхъ и Константина въ особенности со днемъ его рожденія, съ 29-мъ Марта.

25-го Марта 1849 года. Петербургъ.

Вчера я получилъ Ваши письма отъ 19-го Марта, одно отъ Васъ, милый Отесинька, другое отъ Васъ, милая Маменька, третье отъ тебя, милый другъ и братъ Константинъ. Какъ поразили меня въ Вашемъ письм, милая моя Маменька, слова изъ Евангелія, Вами приведенныя. Это было писано во Вторникъ, слдовательно, до произшествія со мной: Вы пишете, что у Васъ изъ головы не выходятъ слова Спасителя: не пекитесь о томъ, что вамъ говорить въ тотъ часъ и пр. Вс мои знакомые именно озабочены были этою мыслью и опасались за мои отвты, но они-то меня и выручили, а написаны были безо всякаго приготовленія, экспромптомъ, набло {Въ то время, когда случился арестъ Ивана Сергевича въ Петербург, его мать видла во сн, что она въ церкви слышитъ слова изъ Евангелія отъ Луки: ‘Не пецитеся, како или что отвщаете, или что речете’ и т. д. (Лук. XII, II).}!.. Спасибо теб, Константинъ, за твое длинное и славное письмо. Поздравляю тебя еще разъ со днемъ твоего рожденія, крпко тебя обнимаю, и дай Богъ теб въ предстоящій годъ совершить свою грамматику. Какъ ты утшилъ меня этимъ извстіемъ.

1849 года, Марта 28-го. Понедльникъ. Петербургъ.

Грустно мн очень увдомить Васъ, что я не могу встртить съ Вами Святую, т. е. не могу пріхать къ Вамъ къ Святой… А ужъ какъ мн хотлось! Но вотъ почему мои предположенія не состоялись. Вы знаете, что я хотлъ хать въ Казань и уже приготовился было совсмъ, читалъ дла, до Казани относящіяся, и думалъ въ конц прошедшей недли получить это порученіе и въ начал ныншней выхать. Но Министръ не подписалъ моего назначенія, находя почему-то, что хать мн въ Казань при существующихъ обстоятельствахъ неудобно, и веллъ предложить другую губернію. Теперь хотятъ послать меня въ Ярославль, чему я очень радъ: 1) потому, что эта чисто великорусская губернія сама по себ очень интересна по развитію въ ней промышленности, торговли и ремесленности на началахъ совершенно особенныхъ, 2) она близко отъ Москвы, 3) она любопытна своими древностями, одинъ Ростовъ чего стоитъ. А хлбная торговля лтомъ въ Рыбинск?.. Кром того, это порученіе тмъ хорошо, что вся черновая работа сдлана, остается дополнить ее живыми соображеніями о внутренней промышленной жизни губерніи и приводить въ исполненіе нкоторыя новыя учрежденія.— Но еслибы сталъ я дожидаться, пока изготовится это порученіе, пока Министръ подпишетъ предписаніе, выдадутъ деньги, дла, карты, необходимыя при этомъ случа, — то уже никакъ нельзя было бы мн выхать нынче или завтра (чтобы поспть въ Москву къ Святой). Видя это и желая изо всхъ силъ хать въ Москву какъ можно скоре, чтобы встртить вмст праздникъ, я думалъ было проситься въ отпускъ недли на дв. Но въ этомъ также нашли нкоторое неудобство. Оно дйствительно было бы нсколько странно: хать въ Москву недли на дв, потомъ воротиться и черезъ недлю опять хать въ Москву, чтобы оттуда прохать въ Ярославль, да и по равнымъ другимъ соображеніямъ находятъ это неловкимъ. Длать нечего, я покорился. Можетъ быть, въ конц этой недли порученіе изготовится, и на Святой недл я выду…— Съ нетерпніемъ жду отъ Васъ писемъ, чтобы успокоиться на Вашъ счетъ. Хочу знать, какъ дошло до Васъ это извстіе. Вы знаете, я не хотлъ вовсе о томъ сообщать Вамъ до самаго окончанія дла, предполагая, что оно можетъ и не дойти до Васъ, по крайней мр не скоро, а я врилъ, что мое дло разршится скоро. Боюсь, что Вы не станете писать, ожидая моего прізда.— Я вчера перебрался на квартиру Попова, потому что моей вышелъ срокъ. Вы не поврите, какъ скучно и грустно встрчать здсь Святую! Особенно теперь, безъ Самарина и безъ Попова, я какъ будто осиротлъ!.. Здсь уже недли дв, какъ стоитъ ясная погода: на солнц жарко, а въ тни плохо таетъ и ночью морозъ. А какія ясныя ночи! Здсь луна просто нагло свтитъ и длаетъ изъ ночи день {Отецъ отвчаетъ на письмо отъ 28 Марта: ‘Ты уже знаешь, что мы, благодаря Бога, безвредно перенесли столь нежданное нами извстіе о послднемъ происшествіи съ тобою. Мы утшились мыслію, что правосудный Государь, убдясь въ чистот всхъ твоихъ мыслей и дйствій, оградитъ тебя отъ гоненій общества, которыя ты, безъ сомннія, возстановилъ противъ себя своими рзкими словами и даже поступками… Вотъ вся твоя вина! Другихъ нимъ нтъ за тобою… Это видитъ Богъ и знаемъ мы.}.

31-го Марта 1849 года. Четвергъ. Петербургъ.

Вчера получилъ я отъ Васъ письмо отъ 26-го Марта и какъ ему обрадовался! Впрочемъ, оно мало меня знакомитъ съ настоящимъ ходомъ дла. Я бы желалъ знать: знали ли Вы обо всемъ этомъ до прізда Попова? Письмо отъ 22-го Марта написалъ я, уже воротясь отъ Графа Орлова, въ Отдленіи, гд дожидался возвращенія Генерала Дубельта, слдовательно, еще до свиданія съ Поповымъ.— Нынче узнаю, согласился ли Министръ на отправленіе меня въ Ярославль. Если согласился, то въ такомъ случа я на первой половин Святой недли и пущусь въ путь. Я теперь просто заваленъ длами Министерства по Ярославской губерніи, которыя необходимо прочесть передъ отправленіемъ туда.— Святую недлю я встрчу въ Училищ, а разговюсь у Графа Толстаго, служащаго у насъ же въ Министерств.— Очень грустно, что не могъ пріхать къ Вамъ къ праздникамъ! А какъ бы этого хотлось, пока все это еще свжо и не сдлалось старымъ. Что же длать! Дай Богъ только, чтобы Вы были здоровы, какъ я.

Петербургъ. 2-го Апрля 1849 года.

Вы не поврите, какъ досадно и грустно мн, что я до сихъ поръ не знаю, когда ду и ду ли точно! Не могу добиться, согласился ли Министръ на мою поздку, былъ вчера и третьяго дня нсколько разъ въ Департамент, но по случаю Страстной недли вс оставили занятія, вс говютъ, моются въ баняхъ и собираются жуировать на Святой. Разумется, никто и не думаетъ торопиться и работать для меня собственно. Узналъ только, что бумага, т. е. докладная записка, еще не ‘сошла’, т. е. еще не возвратилась отъ Министра, который самъ оставилъ занятія на эти дни. А мн это знать потому нужно, что не хочу даромъ заниматься Ярославской губерніей, если и туда Министръ не согласится пустить.— Ваше письмо отъ 28-го Марта я получилъ 1-го Апрля. По всему видно, что Московскій Почтамтъ любопытне Петербургскаго. Благодарю Константина за письмо, я совершенно съ нимъ согласенъ и желалъ бы, чтобы вс знали такъ же хорошо, какъ я, прямыя его убжденія. Слава Богу, что событіе это окончилось безъ послдствій для Васъ!… Ахъ, Боже мой, какъ бы мн хотлось, какъ бы мн нужно было быть въ Москв теперь!— Несмотря на все это, я довольно исправно посщаю церковную службу на этой недл. Въ Понедльникъ буду писать Вамъ. Это третье письмо на этой недл {На это письмо Сергй Тим. отвчаетъ 9 Апрля. ‘Вчера получили мы письмо твое, милый другъ Иванъ, отъ Субботы, то есть: отъ 2 Апрля. Я заране былъ убжденъ, что ты не можешь выхать такъ скоро, какъ предполагалъ. Снжно было думать, что на послднихъ дняхъ Страстной недли займутся твоимъ отправленіемъ!… Точно тоже будетъ или было и на Святой! Я даже не огорчился бы этими уроками твоему нетерпнію, но, конечно, не теперь. Настоящее время совсмъ другое дло! У меня есть особая причина къ безпокойству, отъ которой, можетъ бытъ, ты вдлаешь гримасу: я боюсь холеры, нагорая увеличивается у васъ въ Петербург и по всмъ соображеніямъ должна еще увеличиться. Хотя замедленіе твоего отъзда происходитъ явно отъ причинъ постороннихъ, но мысль, выраженная твоими словами: ‘ду ли точно’ и прежде западала мн въ голову. Какъ ни уврялъ меня Поповъ, что ты будешь вслдъ за нимъ, но я не поврилъ и издержки временной непремнно ожидалъ. Во всякое другое время я разсмялся бы, воображая, какъ ты изволишь гнваться на то, что добрые люди: говютъ, моются въ баняхъ и сбираются жуировать на Святой! Да когда же ты будешь не только уменъ, но и разуменъ? Кому какое дло до твоего горячаго желанія увидть мать, отца и семейство, успокоить ихъ сердца своимъ появленіемъ между ними? Еще мене кому нибудь дло до того, что ты желалъ горячо встртить пасху въ православной Москв, при торжественномъ звон ея колоколовъ, посреди богомольнаго народа и посреди Своей родной семьи. Нкоторыя изъ этихъ стремленій покажутся даже дикими многимъ разсудительнымъ людямъ.— Я сижу постоянно дома и слушаю paзcкaзы о Московскихъ событіяхъ: Государь часто приводить меня въ умиленіе своими славными поступками. Кажется, онъ никогда еще такъ не сближался съ народомъ, какъ нын, и народъ съ любовію, горячо и шумно, безпрестанно говоритъ о немъ. Этотъ говоръ, какъ ручьи вешней воды, протечетъ всю Русь. Слава Богу! Сегодня будетъ знаменитая маскарадъ, ига правильне сказать: праздникъ въ старинныхъ и новыхъ народныхъ русскихъ платьяхъ. Третьяго дня былъ праздникъ въ новомъ дворц, гд было 20 тысячъ постителей! Вс поражены благочиніемъ публики, хотя никакая полиція (на вол Государя) не смла мшаться.— Прощай, мой милый другъ и сынъ! Спокойно переноси временную невзгоду, будь мужемъ.’}.

4-го Апрля 1849 года. Петербургъ.

Христосъ Воскресе и Воистину Воскресе! Поздравляю Васъ съ праздникомъ! Какъ-то и гд-то встртили Вы заутреню, т. е. здоровые? Вроятно, ныншній годъ, по случаю прізда Царской фамиліи, стеченіе народа больше, и Кремль долженъ былъ быть великолпенъ въ эту ночь. Какъ жаль, какъ досадно, какъ невознаградимо то, что а теперь не въ Москв! Говорятъ, что пріемъ Государю сдланъ удивительный, и Государь и вся его семья чрезвычайно довольны и счастливы. Я увренъ, что это такъ. Пусть же онъ порадуется, глядя на свой народъ!— О себ еще ничего не знаю, но нынче долженъ узнать и завтра увдомлю Васъ. Заутреню и раннюю обдню выслушалъ я въ Училищ Право* вднія, оттуда прошелъ къ Графу Толстому, у котораго разгавливался, часу въ шестомъ утра воротился домой, легъ спать, проснулся въ одиннадцать, потомъ сдлалъ нсколько визитовъ, но все пшкомъ, потому что здить ни на чемъ невозможно. Вчера цлый день шелъ снгъ! Былъ у Над., у котораго нашелъ Ваше письмо отъ 25 Марта, полученное Н—вымъ только 2-го Апрля. Отчего Вы писали на имя Н—а? Увидавши Вашу руку и свое имя, онъ обрадовался, вообразилъ, что Вы пишете къ нему, и распечаталъ письмо, но былъ весьма разочарованъ и, хоть увряетъ, что не читалъ, но, вроятно, прочелъ, а въ письм нтъ ни слова объ немъ, хотя и черезъ него писано. Онъ принялъ въ моемъ дл самое живое и искреннее участіе, такое, котораго я даже и не ожидалъ отъ него. По окончаніи этой исторіи, онъ былъ мн очень полезенъ, объясняя Министру и всмъ ея значеніе. Мн жаль, что Вы не знаете всхъ ея подробностей, Поповъ не могъ Вамъ этого передать, многое я узналъ посл него… За то сколько и нелпостей узналъ я о себ! Само собою разумется, что такая исторія должна была сдлать меня предметомъ общихъ толковъ. Причины, никто не зналъ, всякій выдумывалъ и сочинялъ въ волю. Разумется, теперь вс эти вздоры разсялись, и эта исторія, пополнивъ собою исторію Самарина, довершила убжденіе въ правосудіи и русскихъ свойствахъ Государя.— Вы пишете въ этомъ письм: кляну тотъ часъ, когда позволилъ теб оставить Министерство Юстиціи. Признаюсь, эти выраженія мн очень непріятны. Я иду своей дорогой и вовсе не хлопочу въ жизни о поко, удобствахъ и пріятностяхъ… Жить въ Петербург, конечно, тяжело, но еслибы я убдился, что это необходимо для общей пользы, то разумется, пожертвовалъ бы всякою пріятностью… Всю эту передрягу я считаю для себя весьма полезною, не знаю, когда угомонюсь, но чувствую, что покуда еще не могу уссться на одномъ мст.

1849 года, 5-го Апрля. Петербургъ. Вторникъ.

Пишу Вамъ нынче только нсколько строкъ. Командировка моя въ Ярославль утверждена, но такъ какъ я хочу хать черезъ Москву, то Левъ Алексевичъ находитъ неудобнымъ хать мн теперь, вроятно, я дождусь Попова здсь и пріду въ Москву или въ самомъ конц Апрля или въ начал Мая. Вмст съ отсрочкой поздки моей отсрочили мн я выдачу денегъ, а потому, если Вы можете сколько-нибудь прислать мн денегъ, не стсняя себя, то хорошо сдлаете. Вы не поврите, сколько истратилось въ эти дни на однихъ извощиковъ, потому что ходить нтъ никакой возможности: вс эти дни шелъ дождикъ и на улиц цлое море воды и грязи.— Перовскій сдланъ Графомъ. Этому мы вс рады, какъ обстоятельству, имющему въ настоящее время особенное значеніе посл всей этой передряги.— Странно мн, что до сихъ поръ не имю отъ Васъ писемъ. Послднее Ваше письмо было писано отъ 28-го Марта, а теперь 5-е Апрля! Самаринъ также никому не пишетъ, а Алек. Осип. давно ждетъ отъ него писемъ. Скажите Самарину, что вс знакомые ему кланяются и что у Ханыкова умеръ недавно родившійся ребенокъ. Для счета увдомляю Васъ, что на Страстной недл я писалъ Вамъ три раза, а на этой недл писалъ уже два раза. Въ Четвергъ буду опять писать.

8-го Апрля 1849 года. Петербургъ. Пятница.

Я не писалъ Вамъ вчера, потому что хотлъ дождаться письма.отъ Васъ, которое и получилъ вчера вечеромъ. Письмо это отъ 1-го Апрля. Какъ долго ходятъ письма! Я бы могъ подозрвать тутъ другую причину, но видлъ пера нкоторыхъ, которые также жаловались мн на медленное полученіе ими писемъ изъ Москвы. Теперь праздникъ и почтальоны пьянствуютъ. Что же это такое, Боже мой! Едва только отошла обдня въ первый день праздника, уже Воскресеніе Христово стали праздновать пьяными оргіями. Посл долгаго поста вс разговлись вдругъ пьянствомъ, сквернословіемъ и развратомъ. Я говорю про простой народъ, который? не въ одномъ Петербург, но и во всей Россіи не по христіански празднуетъ праздники. На улицахъ просто оргіи! Вы, кажется, все будто безпокоитесь на мой счетъ, только я не понимаю — отчего. Еслибъ я былъ боленъ, то Вы могли бы опасаться возвращенія болзни, то я не былъ боленъ, и нтъ никакой причины опасаться за будущее… Наименованіе Перовскаго Графомъ перевило здсь многихъ вамъ громомъ. Этого совершенно не ожидали, даже самъ Перовскій. Я теперь занимаюсь все Ярославской губерніей. Не думаю, чтобы въ ней много сохранилось преданій. Тамъ крестьянъ земледльцевъ очень мало, едва ли не половина губерніи уходитъ на заработки въ Москву и Петербургъ, гд преимущественно нанимаются въ половые, возвращаясь домой, эта работники приносятъ съ собою развратъ просвщенія. Примромъ можетъ служить Владимірская губернія или псни, собранныя въ этой губерніи и изданныя года два тому назадъ. Гаже и отвратительне этихъ псенъ нтъ ничего.

1849 года, Апрля 11-го. Петербургъ. Понедльникъ.

Въ Субботу, т. е. 9-го Апрля, получилъ я еще письмо отъ Васъ съ приписками его всхъ сестеръ. Благодарю Васъ за письма и поздравленія. Ожидаю съ нетерпніемъ Панова. Когда онъ долженъ воротиться? Вы ничего ршительнаго о немъ не пишете, а все только безпокоитесь въ мой счетъ, хоть я ршительно не понимаю, отчего, побывавъ тамъ, гд я былъ, я долженъ былъ потерять или испортить мое здоровье… Ничуть не бывало. Я пользуюсь цвтущимъ здоровьемъ, вс говорятъ даже, что я потолстлъ. Изъ Царской фамиліи воротился только одинъ принцъ Ольденбургскій, который вчера созывалъ всхъ бывшихъ воспитанниковъ, а меня призывалъ къ себ въ кабинетъ.— Погода это дни было гнуснйшая: теплая, но сырая, дождливая и туманная, Нева еще не вскрылась, да и на улицахъ не весь ледъ еще сошелъ.— Третьяго дня, въ честь пожалованія нашего Министра Графомъ, человкъ 14 явь насъ, служащихъ въ Министерств, обдало у Сен-Жоржа. Тутъ обдали: Скрипицынъ, Лексъ, Веневитиновъ, Ханыковъ, Надеждинъ, я, Григорьевъ, Милютинъ, Графъ Д. Н. Толстой, двое племянниковъ его, Головинъ, сынъ Генерала, Муравьевъ-сынъ, Рудницкій. Обдъ былъ весьма чинный. Михаилъ Ивановичъ Лексъ провозглашалъ тосты: первый за здоровье Государя Императора и всей Августйшей фамиліи, второй за здоровье Россіи, третій за здоровье новаго Графа. Потомъ нкоторые стали пить за мое здоровье, но я предложилъ тостъ за здоровье отсутствующаго. Этотъ обдъ обошелся, впрочемъ, довольно дорого, по 15-ти рублей серебромъ каждому.— Приготовляясь хать изъ Петербурга, я не знаю, какъ и быть со всми своими вещами. Узжая на годъ, я не могу не ваять съ собою всхъ своихъ книгъ и нанимать здсь квартиру, въ Москв у насъ также постояннаго жилища нтъ, отсылать въ деревню — неудобно, потому что если я ворочусь зимою, то ихъ трудно будетъ добывать оттуда. Я написалъ маленькую статейку въ вид письма, или наоборотъ, это письмо въ пять листовъ. Если найду случай доставить Вамъ это письмо прежде моего отъзда изъ Петербурга, то доставлю. Въ немъ нтъ ничего положительнаго, а только вопросы-и недоумнія, безъ разршенія…

14-го Апрля 1849 года. Петербургъ. Четвергъ.

Я хотлъ дождаться письма отъ Васъ и дйствительно получилъ вчера отъ Васъ одно письмо. Вы ршительно неутомимы: благодарю Васъ очень. Вы безпокоитесь на счетъ холеры, я, слава Богу, ни мало, не безпокоюсь, газетъ не получаю я не заглядываю даже въ Полицейскія Вдомости. Въ город же о ней мало слышно.— Я теперь очень занятъ Ярославскими длами. Такъ какъ хотятъ, чтобы эта поздка принесла всю возможную пользу, то нужны мн предварительныя основательныя свднія обо всхъ перепискахъ по этой губерніи, производящихся въ Министерств, обо всхъ возбужденныхъ вопросахъ, я же съ этою частью, т. е. съ городскимъ хозяйствомъ, очень мало знакомъ. Много любопытныхъ вопросовъ предстоитъ къ ршенію, за то много такъ называемой ‘сухой матеріи’, напр. о фураж, аммуничныхъ вещахъ для Полиціи и пр. и пр. Хотлъ бы а очень познакомиться съ древнимъ хозяйственнымъ устройствомъ городовъ, съ ихъ внутренней администраціей, независимо отъ Вча, поглощающаго все вниманіе, Вча, которое собиралось въ чрезвычайныхъ случаяхъ и не для каждодневнаго управленія существовало. Нельзя ли Соловьева я Бляева пригласятъ къ разработк этого вопроса? Дло въ томъ, что Министерство хочетъ если не теперь, то со временемъ, новаго муниципальнаго устройства: такъ уже лучше по крайней мр сколько-нибудь примниться къ старымъ началамъ, хотя я и убжденъ, что ничто, идущее отъ насъ, привиться къ жизни не можетъ. Въ самомъ дл, этотъ трудъ былъ бы весьма полезенъ.— Занимаясь Ярославскими длами, я почти никуда и не выхожу, впрочемъ, обдаю большею частію не дома, у С—вой, у Оболенскаго. О своемъ отъзд до возвращенія Попова ничего не могу сказать положительнаго, но все же я думаю, что въ конц этого мсяца я выду. Отъ Самарина получила письмо только А. О.,— нисколько не удовлетворяющее моего любопытства. Читалъ я статью Погодина. Статья умна.

16-го Апрля 1849 года. Суббота. Петербургъ.

Получилъ я вчера еще письмецо отъ Васъ. Благодарю Васъ, милый Отесинька, за письма: они точно живятъ меня здсь. Но тяжело мн думать, что Вы къ своимъ заботамъ прибавляете совершенно напрасныя безпокойства о моемъ здоровь, я говорю: напрасныя въ томъ смысл, что независимо отъ обыкновенныхъ заботъ объ отсутствующемъ, отъ заботъ по случаю холеры, Вы прибавляете къ этому заботы о здоровь — по поводу случившагося со мной, какъ будто это послднее обстоятельство могло имть хоть малйшее вліяніе на мое здоровье! Я, слава Богу, совершенно здоровъ, какъ былъ, и вс говорятъ, что толстю, несмотря на всю будто бы мою хандру, раздражительность я негодованіе. Не думайте также, что а съ нетерпніемъ сношу мою задержку. Я очень хорошо чувствую, что никто не въ состояніи оцнить вполн мои побужденія, и потому мало я длюсь ими… Трудно представить себ, до какой степени жизнь въ Петербург длаетъ всхъ этихъ господъ тупоумными! Что особенно противно здсь, такъ это самодовольствіе, написанное на всхъ лицахъ, особенно же на лицахъ господъ, принадлежащихъ къ высшему обществу. Все это необыкновенно счастливо, довольно самимъ собою, обществомъ, прогрессомъ, чортъ знаетъ, чмъ! Говорятъ, что сравнить нельзя теперешняго общества съ тмъ, которое было лтъ на 10 и 15! Положимъ, то было просто глупо и не занималось никакими вопросами, а теперь и времена и обстоятельства не т. Необыкновенно противно видть, какъ эти господа сдлали себ тсто изъ одной доли христіанства, изъ двухъ четвертей языческой мудрости и изъ остальныхъ долей собственной человческой подлости, и изъ этого тста вылпили себ какой-то короткохвостый идеалъ нравственности, которымъ и удовлетворились и стали необыкновенно покойны и счастливы.— Не говоря уже о томъ, какъ я Васъ хочу видть, обнять и успокоить, мн просто нужно освжиться ощущеніями природы, народа, труда… и поээіи! Мн такъ хочется отрезвиться стихами, Бродягой, а здсь никакъ не пишется!.. Я теперь очень много работаю: длаю все выписки изъ разныхъ длъ. Говорятъ прізжіе изъ Москвы, что Москва теперь необыкновенно торжественна и празднична и что 50 рындъ сдланы пажами!.. Изъ этого должно заключить, что русскіе костюмы произвели желаемое дйствіе.— Какъ я радъ, что Самаринъ длаетъ рисунки къ Вашимъ запискамъ, и какъ жаль, что онъ недостаточно рыбакъ, чтобы сдлать тоже для записокъ объ ужень. Я вренъ, что чувство къ природ неспособно остыть въ Васъ и опять воротится. Я самъ нынче какъ-то плохо ощущаю весну. Да и что это за весна!.. Обидлъ, нечего сказать, насъ Господь климатомъ! Ну хоть бы лишній мсяцъ лта!.. Здсь весна такъ вяло идетъ, что еслибъ не полиція, то ледъ до сихъ поръ лежалъ бы на улицахъ. Нева еще не вскрылась.

1849 года. Петербургъ. 18-го Апрля. Понедльникъ.

Какъ я благодаренъ Вамъ за письма, полученныя мною съ Пальчиковымъ {Сергй Тим. пишетъ къ сыну 11-аго Апрля: ‘Письмо это отправляется съ Пальчиковымъ, который задетъ сегодня къ намъ, но когда онъ детъ изъ Москвы, я самъ наврное не знаю, а потому пишу другое письмо по почт. Хотя въ переписк нашей ничего нтъ такого, чего бы не могъ читать Государь, но бда въ темъ, что ее читаютъ другіе. Неужели ты до сихъ поръ не догадался, что каждое наше письмо прочтено и списано? Письма наши извстны не только тайной полиціи, твоему начальству и почтовому вдомству, но и другимъ властямъ. Отъявленный подлецъ Булгаковъ сообщаетъ ихъ Закревскому, по старинной дружб къ нему и по личной ненависти къ намъ. Посуди же самъ, до какой степени мы вс должны сердиться на твое неблагоразуміе, или лучше сказать, безуміе? Не говорю уже о прежнихъ твоихъ письмахъ, въ которыхъ ты писалъ чортъ знаетъ что, даже посл квартиры у Дупельта, въ каждомъ письм ты ввернешь что нибудь такое, чего писать теб не слдовало. Неужели ты понадялся на то, что Государь милостиво принялъ и даже оцнилъ твои объясненія? Неужели та не знаешь пословица: жалуетъ Царь да не жалуетъ псарь? Неужели та не понимаешь, что ты своими письмами и своими отвтами на вопросы у Дупельта сдлалъ всхъ псарей смертельными и непримиримыми врагами самому теб и всмъ раздляющимъ твой образъ мыслей? Война съ обществомъ опасне войны съ правительствомъ. Правительство можетъ быть великодушно къ противному мннію, личность его не можетъ быть оскорблена, а общество, уязвленное въ самое чувствительное мсто, всегда подло, безжалостно и жестоко. Надобно поступать съ великою осторожностью, искусствомъ и умренностью, чтобъ оно всхъ насъ не съло. Я нисколько не увренъ, чтобъ, по возвращеніи Государя въ Петербургъ, Закревскій и другіе ему подобные не возобновили своихъ преслдованій съ большею жестокостью. Зачмъ же давать имъ къ тому средства? Тебя считаютъ ожесточеннымъ фанатикомъ своихъ мыслей. Я постоянно прихожу въ бшенство, что ваше министерство, по какимъ то нелпымъ соображеніямъ, удерживаетъ тебя въ Петербург. Я просто боленъ страхомъ за тебя. Я боюсь холеры и боюсь, что тебя долго продержатъ въ Петербург. Если это опасеніе исполнится, то я съ ума сойду отъ безпокойства. До сихъ поръ судьба Самарина не ршена. Я предполагаю, что его прикомандируютъ къ Закревскому, который къ ему весьма нерасположенъ и принялъ его очень сухо. Закревскій и прежде говорилъ, что слишкомъ ободрали славянофиловъ, что они подняли голову, что онъ и безъ того не видитъ, что съ ними длать, а тутъ еще присылаютъ имъ на подмогу торжествующаго Самарина. Вообще большинство общества противъ него. Присланная тобою бумага съ Поповымъ написана смло и славно. Ее читали немногіе я вс восхищалась ею. Мои собственныя замчанія я скажу теб при свиданіи. Повидимому она должна была понравиться, но въ ней слышенъ тонъ, который тогда не бываетъ пріятенъ и замтка: ‘Mais e’est le ton, qui fait la musique’, вполн подтверждаетъ мое мнніе, съ которымъ впрочемъ никто несогласенъ. Самарянъ больше всхъ доволенъ ею, но за то онъ же больше всхъ недоволенъ разными твоими выходками въ письмахъ, напримръ въ род послдней, о графств Перовскаго: ‘этому мы вc рады, какъ обстоятельству, имющему въ настоящее время значеніе’. Если ты и теперь не поймешь, какъ это вредно Перовскому, если дойдетъ до Государя, то я отказываюсь отъ всякой надежды на твою разсудительность… Я остаюсь въ совершенной неизвстности: писалъ ли во мн Графъ Орловъ или нтъ? Поповъ говоритъ, что Графъ Орловъ, отпуская тебя, сказалъ: ‘я написалъ къ вашему отцу и успокоилъ его на счетъ вашего положенія’. Не получивъ письма, я, по совту Томашевскаго, написалъ къ нему завлеку, въ которой орошу его справиться о письм Графа Орлова и которую онъ показалъ товарищу почтдиректора, тотъ побжалъ самъ справляться и, возвратясь, сказалъ Томашевскому, что письмо тогда же было мн доставлено. Въ слдствіе того, я написалъ письмо къ Графу Орлову и отослалъ его въ Субботу на страстной: до сихъ поръ нтъ никакого запроса въ почтамт никакого отвта мн. Вопреки всмъ очевидностямъ, я думаю, что Графъ Орловъ совсмъ не писалъ ко мн, а мое письмо бросилъ, какъ нестоющее вниманія. Вообще все это неизвстно и темно. Мн бы очень хотлось объяснить это дло, но меня удерживаютъ. Мн хотлось бы написать оффиціальное письмо Перфильеву, по которому онъ доложилъ бы Графу Орлову, что я, какъ отецъ’, желаю знать, за что былъ взятъ мой сынъ и если это государственная тайна, которую мн открыть нельзя, то я желаю гнать по крайней мр, какъ я долженъ смотрть на своего сына: какъ на праваго или какъ на виноватаго? Да, мн кажется, что я никого не послушаю и напишу такое письмо въ самыхъ нжныхъ выраженіяхъ. Кто знаетъ? Можетъ быть, мое письмо не дошло до Графа? Можетъ быть, и второе письмо Графа ко мн пропало? Зачмъ я пропущу единственный случай объяснить это дло въ одинъ день? По Москв нсколько разъ проносились неблагопріятные слухи о положеніи Самарина. Говорили, что дло его принимаетъ вновь невыгодный оборотъ, и что открылась со стороны Самарина безсовстная уловка, во будто особа, сказавшая эти слова, будучи спрошена о томъ на другой день, отвчала, что все вышло вздоръ. Мы подозрваемъ съ Константиномъ, что Самаринъ не все намъ сказываетъ: очень хорошее умалчиваетъ для того, чтобъ Константинъ не обнадялся слишкомъ, а дурное, чтобъ не привесть это въ уныніе, однимъ словомъ: держитъ насъ въ среднемъ положеніи. По совту Самарина Константинъ очень мало вызжаетъ, но еще до прізда Государя я прислалъ его къ Александр Ивановн Васильчиковой, чтобъ поблагодарить ее за участіе, и онъ встртился тамъ съ духовникомъ Государя, на котораго произвелъ невыгодное впечатлніе своимъ платьемъ, гадомъ и словами, въ которыхъ не было однако ничего неблаговиднаго. Константинъ сказалъ: ‘Въ старину, т. е. до Петра, когда не было еще министерствъ, а были приказы и проч.’. Бажановъ, не отвчая прямо ему, сказалъ хозяйк: ‘Въ старину? Но до котораго времени ее считать? Вотъ иные полагаютъ, что старина только до Петра, а посл нею все нметчина и вольнодумство.’ — Константинъ благоразумно удержался отъ продолженія разговора. Заключеніе: положеніе всхъ насъ я считаю худшимъ или, по крайней мр, безпокойнйшимъ прежняго. Прежде надъ нами смялись, теноръ начали бояться насъ. Ршительно запрещаю теб писать по почт о какихъ нибудь надеждахъ на успхъ и ничего такого, что могло бы раздражать людей. Всего боле береги свое здоровье: не употребляй простой воды.’} и по почт! Признаю вполн справедливость Вашихъ совтовъ, но если постоянно думать о томъ’ какъ бы уберечься отъ недобросовстныхъ и злыхъ людей, то это значитъ отбавить жизнь совершенно. Боже мой! Даже Константинъ пишетъ и даетъ совты о здоровь! Только Ваши письма и напоминаютъ мн о холер и въ состояніи сдлать трусомъ самого смлаго человка. Теперь дознано, что настоящая холера длается непремнно отъ какой нибудь причины, отъ излишествъ, отъ сильной простуды и пр. и пр. Я никакихъ излишествъ не длаю, веду образъ жизни совершенно правильный, мъ и пью, по обыкновенію, умренно, не измнивъ нисколько образа жизни въ пользу холеры. А главное: не надо бояться и думать объ ней. Поэтому я не беру никакихъ предосторожностей. Богъ милостивъ…— Вчера пріхалъ Государь, по крайней мр такъ разнесся слухъ. Кром соображеній Министерства, удерживающихъ меня здсь, задерживаютъ меня въ настоящее время инструкціи по моему порученію, которыя еще не готовы. Я везу съ собой цлый возъ длъ, бумагъ, плановъ, картъ и пр. и пр…— На дняхъ Перовскій приказалъ самъ собою, неизвстно отчего: препроводить мой отчетъ о раскольникахъ къ Графу Орлову, какъ члену раскольничьяго Комитета.— Вчера разошлась Нева. Дня стоятъ ясные, хотя настоящей теплоты еще не было.

1849 года. Петербургъ. 21-го Апрля. Четвергъ.

Вчера получилъ я письмецо Ваше отъ 15-го Апрля. Вчера же пріхала и Императрица. Соображенія, по которымъ былъ отложенъ мой отъздъ, принадлежали, конечно, не мн, а Министру. Вчера я былъ у Кавелина и отнесъ ему Ваше письмо. Онъ спросилъ меня: не нуждаюсь ли я въ деньгахъ? Я отвчалъ, что нтъ и поблагодарилъ его. Княжевичъ и Н—ъ получили также отъ Васъ письма. Н—ъ очень обидлся форменнымъ слогомъ и тономъ Вашего письма. Онъ сказалъ мн, что не понимаетъ, какъ можетъ Сергй Тимоевичъ благодарить его за участіе къ его сыну, что въ этомъ нельзя было сомнваться, и что онъ считаетъ, будто это писано собственно для почти. Я оставилъ это безъ отвта. Посл завтра Министръ долженъ подписать мн ордеръ, и я думаю, что на будущей недл выду: когда именно, не знаю.— Все, что Вы писали мн съ Пальчиковымъ, навело на меня опять ужаснйшую тоску и хандру, которая ужъ отлетла было совсмъ.— Къ сожалнію, нынче праздникъ, и въ Министерств нтъ никого, а то бы я пошелъ торопить этихъ господъ, отличающихся колоссальною медленностью. Признаюсь, я не имю много сочувствія своему порученію, за которымъ много работы и хлопотни, я не убжденъ ни въ необходимости, ни въ польз предпринимаемаго трудя и имю въ виду только пользу отъ познаній, которыми предстоитъ мн обогатиться, отъ изученія еще одного кусочка Россіи. Сдлайте одолженіе, похлопочите, чтобы Хомяковъ, Соловьевъ и пр. приготовили запросы относительно городской общины, такіе, отвтъ на которые можно будетъ выкопать въ живой жизни.— Прощайте. Я не пишу больше потому, что не умю писать такъ, какъ слдуетъ писать по почт. Я въ послдній разъ хотлъ взять Зоологію или Геологію и, выписавъ изъ нея страницы четыре, такъ и послать.

23-го Апрля 1849 года. Суббота.

Поповъ все еще не пріхалъ, и мн это очень досадно, потому что хотлось бы имть о Васъ свжія новости. Грустно и досадно мн, что отъздъ мой все отсрочивается, по милости безпорядка, царствующаго въ тхъ длахъ Министерства, по которымъ дается мн порученіе. Я уже не радъ, что и взялъ его. Это такого рода порученіе, къ которому надо было бы приготовляться мсяца за четыре! Однакожъ тмъ не мене я надюсь покончить вс дла къ концу будущей недли. Одно меня утшаетъ въ этомъ порученіи — возможность здить въ Москву — 1) по близости, 2) потому, что въ Министерств нашемъ нтъ строгаго формализма,— было бы только дло сдлано. Но во всякомъ случа длать нечего, и въ Понедльникъ Министръ долженъ подписать бумагу о моемъ назначеніи.— Что Вамъ сказать еще? Я очень много занимаюсь — работой самой скучной, т. е. длами по городскому хозяйству Ярославской губерніи. Длаю выписки изъ тхъ длъ, которыя мн нельзя взять съ собою и которыя однакожъ необходимы, а теперь поручено мн разсмотрть бюджеты всхъ этихъ городовъ и написать на нихъ замчанія здсь, чтобы Министерство могло отъ себя сообщить ихъ мстному Начальству до моего прізда, а я, въ силу сдланныхъ будто бы Министерствомъ замчаній, буду требовать исправленія и проч. и проч.— Изъ общества почти никого не вижу, кром своихъ сослуживцевъ по Министерству, иногда своихъ товарищей и А. О., у которой бываю очень часто. Она Вамъ кланяется. Здоровье такъ же плохо, но не столько физическое (хотя Вы бы и не узнала ее, такъ она похудла и измнилась), сколько нравственное. Я въ этотъ пріздъ и особенно въ послднее время сошелся съ нею гораздо ближе, чмъ прежде и, признаюсь, она мн очень жалка… Разстроенные нервы — и она точно птица, которая бьется въ стяхъ и не можетъ выбиться! Впрочемъ, надо сильно проникнуться этою мыслью, чтобы всегда выносить ее. Она и не понимаетъ, до какой степени она оскорбляетъ душу, деретъ ее, такъ сказать, и производитъ такое-же впечатлніе, какъ фальшивая нота на музыканта, какъ звукъ стеклянной пробки, поворачиваемой въ графин и т. п. Но тмъ не мене она жалка и стоитъ помощи и участія.

Суббота. Апрля 30-го 1849 г. Петербургъ.

Надюсь, что это письмо будетъ послднее. Деньги ассигнованы, и я предполагаю ихъ получить нынче же, а потому боле писать нечего, до свиданія. Поповъ Вамъ кланяется. Сдлайте одолженіе, не хлопочите теперь о русскомъ плать {Смотри слдующія письма Сергя Тим. и Константина Серг.}.

Понедльникъ. 2-го Мая 1849 года. Петербургъ.

Спшу прежде всего Васъ увдомить о себ. Въ Субботу я Вамъ писалъ въ той надежд, что выду въ Воскресенье или въ Понедльникъ, и потому въ Субботу же, часа въ два, отправлялся къ Министру проститься съ нимъ и откланяться. Но Министръ, принявшій меня весьма любезно, сказалъ мн, что хочетъ мн дать тамъ же, въ Ярославской губерніи, еще порученіе, довольно важное и секретное, тоже о раскольникахъ, но нисколько однакоже не непріятное, ибо надо дйствовать съ вдома Преосвященнйшаго (тамъ Евгеній,— говорятъ, очень умный архіепископъ) и къ уничтоженію притснительныхъ мръ. Онъ приказалъ мн немедленно заняться этими длами здсь (потому что я объявилъ ему свое желаніе поскоре ухать) и потомъ вновь явиться къ нему. Вслдствіе чего я вчера цлый день занимался этими длами и думаю, что въ Середу мн удастся выхать.— Оба Ваши письма я получилъ, одно третьяго дня, другое вчера. Письмо Константина о русскомъ плать прекрасно, я читалъ его многимъ {
Передъ отъздомъ изъ Петербургъ получено Иваномъ Сергевичемъ нсколько писемъ отъ отца и брата по поводу циркуляра, запрещающаго русскому дворянину носить бороды, любопытно видть, какимъ стсненіямъ подвергался русскія человкъ въ своемъ частномъ быту еще такъ недавно.
Воскресенье. 24 Апрля. Сергй Тим. пишетъ: ‘Завтра детъ Поповъ, милый другъ Иванъ, я какъ онъ прідетъ скоре почта, то завтра съ точкой писать же буду. Обо всмъ, что можетъ разсказать теб Поповъ, я писать не стану, но разскажу о томъ, что собственно до насъ касается. Въ слдствіе словъ Графа Орлова, сказанныхъ сначала для передачи прямо Хомякову, а потомъ — Самармну, для передача всмъ намъ носящимъ бороды, я написалъ письмо къ Перфильеву, которое и посылаю теб. Я отослалъ его къ Перфильеву съ Сашей Воейк. при другомъ письм, въ которомъ просилъ и училъ, какъ получить отвтъ удовлетворительный: впрочемъ ученіе было безполезно. Перфильевъ, предварительно высказавъ свое доброе мнніе о всемъ нашемъ семейств и о своемъ давнишнемъ со мною знакомств, подалъ мое письмо Графу Орловъ, прочтя его вслухъ очень внимательно, нсколько времени подумалъ, сложилъ письмо, положилъ къ себ на столъ и оказалъ, ‘Скажите пожалуйста Сергю Тимоеевичу, чтобъ онъ извинилъ меня, что я къ нему не писалъ. Въ Петербург я не усплъ написать, а здсь не отвчалъ на его письмо потому, что сынъ его давно долженъ быть въ Москв (Перфильевъ не зналъ здсь ли ты и потому не могъ ему возразить) и онъ знаетъ отъ него вс подробности дла’. Потомъ принялся хвалить тебя и Константина, про котораго прибавилъ, что онъ мечтатель, доходящій до излишества и крайности, но человкъ строгой нравственной чистоты, и вдругъ сказалъ: ‘Скажите пожалуйста, съ чего они взяли, что есть какое-то гоненіе противъ русскаго платья? Уврьте С. Т., что онъ можетъ бытъ совершенно спокоенъ. Мы очень хорошо знаемъ всю благонамренность Московскаго Русскаго направленія, вамъ не нужно уврять меня въ томъ, что дти такого отца, какъ С. Т., не могутъ имть дурнаго направленія. Онъ 35 лтъ другъ съ Кавелинымъ, а это врное ручательство. Ему нечего опасаться. Будетъ только циркуляръ отъ Министра Внутреннихъ Длъ ко всмъ губернскимъ предводителямъ, что Государю не угодно, чтобъ русскіе дворяне носили бороды: ибо съ нкотораго времени изъ всхъ губерній получаются извстія, что число бородъ очень умножилось. На Запад бороды — знакъ, вывска извстнаго образа мыслей, у насъ этого нтъ, но Государь считаетъ, что борода будетъ мшать дворянину служить по выборамъ’.
25 Апрля. Понедльникъ. Очень жалю, что вчера занимался диктованіемъ къ теб пустыхъ рчей Графа Орлова. Все это совершеннйшій вздоръ, обманъ и ложь и вы съ Самаринымъ ничего хорошаго ждать не можете и не должны. Вчера получили мы копію съ циркуляра относительно нашихъ бородъ. Сегодня я здилъ къ Перфильеву и нашелъ въ немъ совершенно другаго человка. Онъ отперся отъ всего того, что онъ говорилъ мн отъ имени Орлова, говоря, что я не такъ понялъ, что онъ никогда не подразумвалъ бороды, а только русское платье, что онъ самъ считаетъ бороду при русскомъ плать опасне всхъ другихъ бородъ, что онъ совтуетъ намъ обриться при первомъ извщеніи отъ полиціи: ибо въ противномъ случа можемъ имть большія непріятности. Когда я оказалъ, что напишу къ Орлову, чтобъ онъ доложилъ Государю, то Перфильевъ возразилъ, что никогда Орловъ не будетъ докладывать Государю, а сдлаетъ мн отвтъ непріятный. Однимъ словомъ сказать: мы простились съ Перфильевымъ не какъ пріятели, а какъ враждебныхъ мнній люди, сохраняющіе только наружно другъ къ другу уваженіе. Я сказалъ ему, что въ первый разъ вижу его такимъ, а онъ отвчалъ мн, что всегда таковъ, какимъ долженъ быть.— Не могу ршать, что причиною такой перемны: полученныя и къ наставленія отъ Графа Орлова въ другомъ дух, или то, что, по моей нескромности, все сказанное мн Перфильевымъ отъ себя и отъ имени Графа Орлова сдлалось извстнимъ многимъ и вроятно дошло до Закревскаго. Сейчасъ получили письмо отъ тебя, милый другъ Иванъ, отъ 21 Апрля. Слава Богу, что ты здоровъ. Но я не слишкомъ надюсь на скорый пой поздъ, иначе не стоило обо воемъ иномъ писать къ теб. Попову я подробности о Перфильев также не разсказывалъ, а оказалъ просто, что онъ считаетъ это дло невозвратно ршеннымъ. И такъ конецъ кратковременному возстановленію русскаго платья, хотя не на многихъ плечахъ! Конецъ надежд на обращеніе къ русскому направленію. Все это было предательство. Опасались тронуть, думая, что васъ много, что общество намъ сочувствуетъ, но уврившись въ противномъ, и въ душ все-таки не любя насъ, хотя безъ всякой причины, сейчасъ ршились задавить наше направленіе. Мн это ничего, я уже прожилъ мой вкъ, а тяжело мн смотрть на Константина, у котораго отнята всякая общественная дятельность, даже хотъ своимъ наружнымъ видомъ. Мы ршаемся закупориться въ деревн навсегда. Я сію минуту бы ускакалъ въ деревню, еслибъ мн не было крайности оставаться въ Москв, чтобъ уладить своя денежныя дла, чего скоро сдлать я никакъ не могу. Прощай, мой другъ!’
Константинъ Сергевичъ пишетъ по тому же поводу: ’26 Апрля. Милый Иванъ! Итакъ Русскому Дворянину нельзя носятъ Русскаго платья!— Говорятъ, какъ несомннное, что здсь полученъ циркуляръ отъ Министра В. Д., въ которомъ сказано, что Дворянинъ, какъ имющій право носить мундиръ, не можетъ носятъ бороды. Борода при Русской одежд необходима, или лучше: борода есть частъ Русской одежда, съ воспрещеніемъ бороды воспрещается и Русское платье. Признаюсь теб, на меня находятъ мысль: не сказано-ли это о бородахъ западныхъ, которыхъ я самъ сильно не люблю, о бородахъ при плать иностранномъ — тогда другое дло, тогда это было ба скоре оправданіемъ Русской одежды, ибо въ циркуляр сказано, что Государь считаетъ недостойнымъ Русскаго Дворянина подражать западной мод. Совершенная истина. Но въ такомъ случа, эти слова совершенно уже не относятся къ тмъ, которые, какъ Отесинька, какъ я, не только не подражаютъ западной мод, но совершенно отъ нея отказались. Я бы такъ и понялъ циркуляръ, но въ окончаніи говорится о дворянахъ вообще, и эти послднія слова заставляютъ думать, что носящіе Русскую одежду не изъяты отсюда.
Какъ скоро объявятъ намъ циркуляръ, мы, я и Отесинька, исполнимъ немедля объявленное въ немъ приказаніе. Борода не составляетъ для насъ нравственнаго, религіознаго убжденія. Но тяжело будетъ это для меня и конечно еще тяжело для Отесиньки, ибо въ его лта вдругъ измнить свою наружность, согласную съ его возрастомъ, образомъ жизни мыслями, оскорбительне какъ-то, чмъ въ мои средніе годы.
Наружность, одежда считается многими за бездлицу. Ты знаешь, милый Иванъ, что я думаю иначе. Наружность составляетъ, такъ сказать, тонъ жизни, a c’est le ton, qui fait la musique, тонъ, строй жизни — главное. Вотъ почему Петръ, вводя иноземное, кинулся на Русскую одежду. Вотъ почему мода сдлалась проводникомъ всхъ западныхъ бредней, всхъ разнородныхъ грховъ, и сервилизма и либерализма. Вотъ почему и теперь освобожденіе отъ западной моды было бы, если не полнымъ, то весьма значительнымъ освобожденіемъ отъ вліянія западнаго зла. И наконецъ вотъ почему не могу я поврить: чтобы Государь нашъ, въ которомъ такъ часто высказывается Русское чувство, который въ самомъ циркуляр выразилъ свое негодованіе противъ подражанія Западу, чтобы Государь нашъ былъ противъ Русской одежды. Нтъ! этого быть не можетъ!
Во всякомъ случа, мы, я и Отесянька намрены поступить такъ, какъ я уже написалъ теб, то-есть: снять бороды и платье, ибо оффиціально сомнніе наше не ршено, но мы надемся, что оно разршится въ самую радостную для Русской души сторону, и Русская мысль Государя, въ самомъ циркуляр выражавшаяся, разсетъ всякое недоумніе.
Какъ хорошо, еслибъ представить въ историческомъ очерк роли, которыя разыгрывали въ теченіи полутораста лтъ съ Петра въ Россіи,— платье нмецкое, иностранное,— и платье Русское. Здсь былъ бы виднъ тонъ и строй той и другой жизни. Много гнусныхъ попытокъ и измнъ пятнаютъ платье иностранное! О сколько зла, сколько зла принесъ намъ западъ! и сколько еще зла можетъ принести онъ, если не прекратятся его вліяніе, котораго одинъ изъ главныхъ проводниковъ — мода.
Прощай, милый братъ и другъ Иванъ: Я высказалъ теб свои мысли. Крпко обнимаю тебя, прізжай скоре. Другъ и братъ Константинъ Аксаковъ.’
Сергй Тим. приписываетъ къ этому письму: ‘Нечего и говоритъ, что я вполн раздляю все то, что пишетъ къ теб братъ, милый другъ Иванъ. Писать сегодня по успваю, а напишу завтра, и къ сему же надюсь сегодня достать циркуляръ, который ходить уже во всей Москв. Черезъ Предводителя же получимъ его не скоро. Разв въ Москв объявитъ его дворянамъ черезъ полицію.— Вчера ухалъ Поповъ. Онъ теб живая грамотка. Но когда же же дождемся тебя самого.’
Сер. Тим. пишетъ 97 Апрля. ‘Милый другъ Иванъ! Письмо твое отъ 21 Апрля мы получили третьяго дня. Благодаримъ Бога, что ты здоровъ. У насъ также все идетъ по прежнему. По настоящему это письмо не должно бы застать тебя въ Петербург, но одинъ Богъ знаетъ, что у васъ тамъ длается и когда мы тебя увидимъ. Все покрыто какою то неизвстностью, неясностію и сомнніемъ, которое теперь, относительно нашего русскаго платья и бороды, достигло высшей степени. Ты уже знаешь, что когда разнесся слухъ по Москв о намреніи правительства уничтожить моду ношенія бородъ, то я, имя полное право не причислять себя и Константина къ числу людей, щеголяющихъ только бородами, писалъ письмо къ Перфильеву и просилъ довести мои объясненія по сему предмету до Графа Орлова: отвтъ былъ неточный, но успокоительный. Теперь полученъ въ Москв циркуляръ отъ Министра Внутреннихъ Длъ ко всмъ губернскимъ Предводителямъ дворянства, который вроятно ты знаешь и въ которомъ, по моему крайнему, добросовстному разумнію, нтъ ничего относящагося до меня и Константина: ибо насъ, людей, ведущихъ борьбу противъ введенія западныхъ мыслей и обычаевъ и вслдствіе того надвшихъ русское платье съ бородою, нельзя обвинить въ ‘страсти подражанія западнымъ привычкамъ’ или ‘въ увлеченіи подражанію западнымъ затямъ, такъ называемой, моды’. Скоре можно предположить въ насъ подражаніе старин, тмъ временамъ, когда на Святой Руси и дворяне носили русское платье. Но въ насъ, ты очень хорошо знаешь, нтъ страсти подражанія, въ насъ это простое желаніе, потребность русскаго сердца, носить свою родную, народную одежду, въ тхъ обстоятельствахъ жизни, когда она не противорчитъ обязанностямъ неслужащаго дворянина. Что же касается до тхъ случаевъ, когда мы были бы принуждены воспользоваться просомъ ношенія мундира, то борода также можетъ быть снята, какъ и домашнее платье. Безъ всякаго сомннія, г. Предводитель дворянства или полицейскія власти, приводя въ исполненіе Циркуляръ, не будутъ смотрть съ моей точки зрнія и понижать такимъ образомъ слова циркуляра. Они предъявятъ вамъ его къ исполненію, чего я ожидаю каждую минуту. Благоговя предъ волею Государя, мы готовы ее исполнитъ безъ ропот. Но мы не знаемъ, пополнимъ ли ее, если вмсто нечестивой западной бороды обремъ русскую, православную бороду? Согласись, что это будетъ даже комическое явленіе. По истин не знаю, что длать и къ кому обратиться для объясненія этого дла. Самый прямой путь, когда намъ будетъ объявленъ циркуляръ оффиціально, обратиться съ симъ вопросомъ къ исполнительной власти, т. е.: къ Графу Закревскому, если получимъ предписаніе черезъ полицію или къ губернскому Предводителю, если получимъ предписаніе отъ него. Но и та и другая власть не захочетъ войдти въ разсмотрніе нашихъ объясненій, первая же изъ нихъ можетъ поступить такъ грубо и круто, что я на старости лтъ не снесу незаслуженнаго оскорбленія и могу подвергнуть себя и свое семейство дурнымъ послдствіямъ. Я ршаюсь, исполнивъ то, чего отъ меня требовать будутъ, написать къ Министру Внутреннихъ Длъ или къ Графу Орлову и просить ихъ повергнуть мои всеподданйшія объясненія къ стопамъ Государя Императора. Многіе изъ порядочныхъ людей и вся умствующая посредственность думаютъ и говорятъ, что наружный видъ ничего не значитъ, они или не понимаютъ дла или лгутъ. Я по крайней мр долженъ сознаться въ слабости, что сбрю мою почтенную сдую бороду съ сердечнымъ огорченіемъ. Мн даже будетъ совстно и стыдно какъ-то смотрть на всхъ меня окружающихъ. Константинъ, котораго мннія на этотъ счетъ гораздо глубже и фанатичне моихъ, готовится перенесть это оскорбительное событіе съ великодушною кротостью, которая изумляетъ и трогаетъ мое отцевское сердце.
Письмо С. Т. Аксакова къ Начальнику тайной полиціи Перфильеву отъ 13 Апрля 1849 t. ‘Вашему Превосходительству безъ сомннія нэвсіно происшествіе, случившееся съ моимъ сыномъ, служащимъ въ Петербург. Хотя я совершенно убжденъ въ его невинности, доказанной благополучнымъ окончаніемъ этого дла, но тмъ не мене я и все мое семейство, не зная причины и опасаясь послдствій, остаемся въ безпокойств и сомнніи. Къ этому присоединились слухи, достойные вроятія, что всмъ носящимъ бороды даны будутъ сначала совты сбрить ихъ, а въ случа непринятія этого совта, и самое приказаніе. Не желая дождаться вы того, ни другаго, желая привесть дло въ ясность, до отъзда Государя изъ Москвы, я покорнйше прошу Ваше Превосходительство довесть до свднія Графа Орлова слдующія мои объясненія: я и старшій сынъ мой, нигд неслужащіе, носимъ бороды вмст съ русскимъ платьемъ. Борода составляетъ необходимую принадлежность русской одежды: сбрить бороды — значить скинуть русскую одежду. Мы оба, я уже по старости и болзненности, а сынъ мой по расположенію духа и ради ученыхъ занятій, надвъ русское платье вслдствіе задушевнаго убжденія, тмъ самымъ отказались отъ свтскаго общества и проводимъ жизнь уединенно, въ тишин семейнаго круга. Считаю ненужнымъ распространяться о томъ, что въ поступк нашемъ нтъ ничего неблагонамреннаго, никакой посторонней мысли. Я льщу себя надеждою, что Ваше Превосходительство сами убждены въ искренности и правд моихъ словъ и не откажитесь удостоврить въ томъ Графа Орлова. Но если, по какимъ бы то ни было причинамъ, пребываніе въ Москв русскаго дворянина, въ русскомъ плать, даже исключительно въ собственномъ дом, появленіе его на улиц и въ храм Божіемъ, можетъ показаться предосудительнымъ, то мы съ сыномъ немедленно передемъ въ деревню и не будемъ възжать въ Москву до тхъ поръ, пока мстное начальство того не позволитъ. Оставить навсегда Москву съ ея святынею, историческими памятниками, роднымъ и народнымъ значеніемъ, тяжело для русскаго сердца, но, если на то будетъ водя Государя Императора, какъ настоящіе русскіе люди, исполнимъ ее безъ ропота. Есть нравственнаго рода оскорбленіе въ перемн своего наружнаго вида! Путемъ цлой жизни дойдя до убжденія, что неслужащему русскому человку нужно ходить въ русскомъ плать и съ бородой — вдругъ торжественно отъ него отказаться, обриться и переодться — тяжеле, чмъ доживать свой вкъ въ деревенскомъ уединеніи.
Я увренъ, что Ваше Превосходительство, а равно и Его Сіятельство Графъ Орловъ, не оставите моихъ объясненій безъ вниманія, а меня безъ увдомленія о точной вол Государя Императора.
Письмо С. Т. Аксакова Графу Алекс. Орлову, Я имю честь до’ водить до свднія Вашего Сіятельства, черезъ Генерала Перфильева, мои покорнйшія объясненія относительно военнаго мною и сыномъ моимъ русскаго платья съ необходимою при немъ бородою. Ваше Сіятельство приняли ихъ бласклонно и успокоительно для насъ. Нын полученъ въ Москв циркуляръ отъ Г. Министра Внутреннихъ Длъ ко всмъ губернскимъ Предводителямъ дворянства о томъ, что дворянамъ не прилично носить бороды, въ которомъ по моему крайнему разумнію нтъ ничего относящагося до меня и моего сына, ибо насъ людей, питающихъ убжденія, противоположныя западнымъ обычаямъ и вслдствіе того надвшихъ русское платье, нельзя обвинить въ ‘страсти подражанія западнымъ привычкамъ‘ или въ ‘увлеченіи къ подражанію западнымъ затямъ такъ называемой моды’. Скоре можно предположить въ насъ подражаніе старин, тмъ временамъ, когда на Святой Руси и дворяне носили русское платье. Но во мн и сын моемъ нтъ никакого стремленія къ подражанію, въ насъ это простое желаніе, потребность русскаго сердца, носить свою родную, народную одежду въ тхъ обстоятельствахъ жизни, когда она не противорчить обязанностямъ дворянина, находящагося въ отставк.— Ненужнымъ считаю объяснять, что, въ случа приведенія въ дйствіе права ношенія, борода также можетъ быть снята, какъ и домашнее платье. Но, вроятно, не вс Гг. Предводители дворянства будутъ смотрть съ такой точки зрнія и понимать такимъ образомъ слова циркуляра.Очевидно представляется вопросъ:могу ли я считать себя и сына моего, носящихъ одежду и бороду русскую, непрняадлежащкми къ числу людей, носящихъ при нмецкомъ плать бороду западную? Можетъ ли такое возраженіе бить принято въ уваженіе Предводителемъ дворянства или полицейской властью?
Обстоятельство, для другихъ ничтожное, можетъ быть очень важно для того, у кого нарушается задушевная мысль, угнетается сердечное убжденіе, а потому, если Вашему Сіятельству не угодно будетъ принять на себя разршеніе моихъ сомнній, то я осмливаюсь покорнйше просить Васъ: повергнуть ихъ къ Августйшимъ стопамъ Государя Императора’.

——

Объясненія Сергя Тимоеевича ни къ чему не привели, онъ и Константинъ Сергевичъ получили приказъ явиться въ полицію — дать росписку о сбритіи бороды, что и было сдлано Константиномъ, который посл того уже никогда не носилъ ни русскаго платья, ни бороды. А въ Сергю Тим., по болзни его, пришли взять подписку на домъ. Платье же свое, въ род зипуна, Сергй Тимоеевичъ по болзненности своей продолжалъ носить до конца своей жизни.}. Но дло въ томъ, что теперь вниманіе всхъ отвлечено въ другую сторону существенно важнйшимъ событіемъ, войною,— существенно важнйшимъ потому, что потекутъ рки крови. А потому и совтую Вамъ вс эти заботы оставить на время. Очень радъ, что Вы узжаете въ деревню, очень радъ этому и за Константина, потому что тамъ отдохнетъ его больная и грустная душа. Извстія отъ управляющаго тяжелы, но что же длать! Слава Богу, что хлба въ запас довольно для прокормленія. Прощайте, хочется Васъ скоре видть и о многомъ потолковать.

Приложеніе къ Петербургскимъ письмамъ.

ВОПРОСЫ. ПРЕДЛОЖЕННЫЕ ИВАНУ СЕРГЕВИЧУ АКСАКОВУ ІІІ-мъ ОТДЛЕНІЕМЪ

Отвты на эти вопросы были представлены Государю Николаю Павловичу, который сдлалъ на нихъ собственноручныя замтки, отмченныя здсь курсивомъ. По прочтеніи отвтовъ, Государь, возвращая бумагу Графу А. . Орлову, написалъ на ней слдующія слова:

‘Призови, прочти, вразуми и отпусти‘.

Вопросы.

Отвты.

1.

1.

Опишите Вашу службу, званіе, лта, гд Вы воспитывались и другія важнйшія обстоятельства Вашей жизни.
Отъ роду мн 25 лтъ, чинъ мой Коллежскій Ассессоръ, хотя я уже въ Іюн прошлаго 1848 года выслужилъ узаконенный срокъ для полученія новаго чина, но, по случаю перехода моего изъ Министерства Юстиціи въ Министерство Внутреннихъ длъ, представленіе о моемъ чин не могло бытъ сдлано. Воспитывался я въ Императорскомъ Училищ Правовднія, откуда вышелъ въ 1842 году съ чиномъ 9-го класса и поступилъ прямо на службу во 2-е отдленіе 6-го Департамента Правительствующаго Сената, гд черезъ три недли назначенъ былъ исправлять должность Секретаря. Въ конц 184И года отправился я съ бывшимъ Сенаторомъ, нын Членомъ Государственнаго Совта, Княземъ П. П. Гагаринымъ на ревизію въ Астраханскую губернію. Въ конц 1844 г. ревизія кончилась, и я поступилъ въ прежнюю должность. Лтомъ 1845 года указомъ Правительствующаго Сената опредленъ я былъ Товарищемъ Предсдателя Уголовной Палаты въ Калуг. Въ Ма 1847 года причисленъ я къ Департаменту Министерства Юстиціи, и ордеромъ Министра предписано было мн исправлять должность Оберъ Секретаря сначала во 2-мъ Отдленіи, а потомъ (въ Октябр мсяц того же года) въ 1-мъ Отдленіи 6-го Департамента Сената. Высочайшимъ приказомъ 21-го Сентября 1848 года переведенъ я былъ въ Министерство Внутреннихъ Длъ Кандидатомъ на должности въ губерніи. Вслдствіе чего, сдавъ должность въ Сенат, пріхалъ я въ Петербургъ, но въ Октябр же мсяц отправленъ Его Высокопревосходительствомъ Г. Министромъ Внутреннихъ Длъ съ секретнымъ порученіемъ (о раскольникахъ) въ Бессарабію, откуда 21 то Января 1849 года возвратился, представивъ Министру отчетъ по своимъ занятіямъ. Съ весною я предполагалъ вновь отправиться куда-нибудь съ порученіемъ, и такъ какъ предстояла надобность въ обозрніи и хозяйственномъ описаніи городовъ Казанской губерніи, то я и просилъ Директора Департамента Хозяйственнаго назначить меня туда, а самъ между тмъ занялся чтеніемъ разныхъ длъ Министерства, касающихся городовъ Казанской губерніи. Особенныхъ другихъ важнйшихъ обстоятельствъ жизни не было. Я не упоминаю здсь тхъ, которыя имютъ значеніе только для меня: пятилтняя болзнь одной изъ моихъ сестеръ, не давняя, съ годъ продолжающаяся болзнь другой сестры и проч. и проч.

2.

2.

Кто Вашъ родитель и братья, гд они находятся, чмъ занимаются и какое имютъ состояніе?
Отецъ мой Коллежскій Совтникъ Сергй Тимоеевичъ Аксаковъ, 58 лтъ, теперь въ отставк, а прежде служилъ цензоромъ и былъ нкогда Предсдателемъ Московскаго Цензурнаго Комитета, впослдствіи же былъ Директоромъ Константиновскаго Межеваго Института. Съ 1826 года онъ живетъ постоянно въ Москв, узжая лтомъ въ подмосковную деревню свою Абрамцево (верстахъ въ 60 отъ Москвы). По слабости своего зрнія (жестокая болзнь лишила его одного глаза), онъ не можетъ много заниматься длами, письма большею частью диктуетъ, также диктуетъ воспоминанія своего дтства и записки о рыбной ловл и объ охот, ибо въ молодости былъ страстнымъ охотникомъ. Года два тому назадъ напечатаны были его записки о рыбной ловл, обратившія на себя общее вниманіе чистотою языка, живостью разсказовъ и умньемъ придать имъ интересъ даже и не для охотниковъ. Старшій братъ мой Константинъ, Магистръ Императорскаго Московскаго Университета, живетъ при отц и при матери моей. Семейство наше состоитъ изъ десяти человкъ: изъ трехъ братьевъ и семи сестеръ, которыя живутъ у родителей же и изъ которыхъ дв тяжело больны. Изъ братьевъ двое, т. е. братъ Григорій и я, отвлечены службою отъ родительскаго дома, слдовательно, одному необходимо было остаться при семейств, и эту святую обязанность исполняетъ братъ мой Константинъ, помогающій отцу моему въ хозяйств и занимающійся, сверхъ того, самъ для себя учеными трудами по части русской Исторіи и Филологіи. При этомъ я укажу на два его сочиненія: диссертацію о Ломоносов и драму: Освобожденіе Москвы въ 1612 году.— Братъ мой Григорій, окончившій въ 1842 году курсъ въ Училищ Правовднія, служитъ теперь Симбирскимъ Губернскимъ Прокуроромъ. Онъ женатъ, иметъ дочь. Литературой онъ не занимается, т. е. не пишетъ.— У отца моего состояніе, по многочисленности его семейства, весьма ограниченное: душъ съ 500 въ Оренбургской губерніи, въ Белебеевскомъ узд и душъ съ 300 въ Симбирской, въ Корсунскомъ узд. Имнія эти заложены. Кром того, душъ 40 въ подмосковной деревн Дмитровскаго узда, Абрамцев.

3.

3.

Въ бумагахъ Вашпъ находится письмо Вашего родителя, въ которомъ онъ, отвчая на Ваше письмо отъ 24-го февраля, длаетъ Вамъ замчаніе за рзкость и неточность выраженій, особенно за то, что Вы не договариваете Вашихъ мыслей, отчего выходятъ такой смыслъ, что иной можетъ принятъ Васъ за либерала. Объясните съ полною откровенностью все содержаніе упомянутаго письма Вашего и, если сохранила Ваша память, наложите оное точными словами, особенно т мста, за которыя Вы получили замчаніе отъ Вашего родителя?
Совершенно справедливо.
Святая истина!
Слава Богу!
Все это справедливо.
Справедливою много, хотя, слава Богу, не въ общемъ примненіи…
Конечно, если это такъ, то это неприлично и не должно бы быть допущено мстными властями…
Потому что подъ видомъ участія къ мнимому утсненію Славянскихъ племенъ таится преступная мысль о возстаніи противъ законной власти сосднихъ и отчасти союзныхъ государствъ и объ общемъ соединеніи, котораго ожидаютъ не отъ произволенія, а отъ возмщенія, гибельнаго для Россіи!..
И мн жалъ, потому что это значитъ смшивать преступное съ святымъ.
Прекрасно, но посмотримъ, что есть русскій человкъ въ мысляхъ г. Аксакова.
Очень понятно!
Бываютъ такіе, но они неминуемо должны подвергнуться презрнію и осужденію всхъ благомышлящихъ людей, которыхъ еще довольно и которыхъ, слава Богу, съ каждымъ днемъ боле.
А потому и не надо подавать къ тому повода равными сужденіями, преувеличеніями и выходками, которыя одною надменностью и неопытностью отзываются и искажаютъ чистоту намреній.
Врю, но и въ добрыхъ намреніяхъ можно ошибаться. C’est le ton,qui fait la musique.
Готовъ отвчать на этотъ вопросъ съ полною откровенностью, хотя она можетъ быть для меня и невыгодною. Поводомъ къ письму моего отца было мое письмо къ нему слдующаго содержанія. Я писалъ: ‘возвращеніе стараго порядка вещей въ Европ наводитъ улыбку гордой радости на лица нашихъ Петербургскихъ аристократовъ. Они вдругъ вс пріободрились. Всякій разъ посл прогулки по Невскому проспекту овладваетъ мною великая скорбь. Вы не поврите, какъ возмущается душа моя при вид этихъ господъ Полу-Французовъ, Полу-Нмцевъ, все что угодно, только не русскихъ, коверкающихъ свой родной языкъ, ослпляющихъ насъ роскошью произведеній Запада и живущихъ уже совсмъ не по русски! На лицахъ ихъ написано: ‘Слава Богу, теперь мы безопасно можемъ длать то, что длали прежде, т. е. роскошничать, развратничать и разорять нашихъ крестьянъ’! Когда въ прошломъ году, испуганные Европейскими смутами, они пли хвалебный гимн Россіи и русскому народу, то въ этихъ словахъ слышались мн другія слова: ‘какой у насъ въ самомъ дл добрый, терпливый, удобный народъ: мы презираемъ его, выжимаемъ изъ него послднюю денежку, и онъ сноситъ все и даже не питаетъ къ намъ ненависти’. Вотъ выраженія, за неточность которыхъ упрекалъ меня отецъ мой, говоря, что отъ того выходитъ такой смыслъ, который можетъ по дать обо мн ложное понятіе, будто и либералъ, тогда какъ, прибавляетъ онъ, западный либерализмъ противенъ душ твоей. И онъ совершенно правъ. Пользуюсь случаемъ, чтобы дополнить невысказанную мысль и изложить ее съ искреннимъ чистосердечіемъ.— По моему мннію, старый порядокъ вещей въ Европ такъ же ложенъ, какъ и новый. Онъ уже ложенъ потому, что привелъ къ новому, какъ къ логическому, непремнному своему послдствію. Ложныя начала исторической жизни Запада должны были неминуемо увнчаться безвріемъ, анархіей, пролетаріатствомъ, эгоистическимъ устремленіемъ всхъ помысловъ на одни матерьяльныя блага и гордымъ, безумнымъ упованіемъ на одн человческія силы, на возможность замнить человческими учрежденіями Божія постановленія. Вотъ къ чему привели Западъ, авторитетъ Католицизма, раціонализмъ Протестантизма и усиленное преобладаніе личности, противное духу смиренія Христіанской Общины.— Не такова Русь. Православіе спасло ее и внесло въ ея жизнь совершенно другія начала, свято, хранимыя народомъ {Слова, набранныя здсь курсивомъ, были написаны Ив. Сергевичемъ, но подчеркнуты Государемъ Императоромъ Николаемъ Павловичемъ.}. Народъ смотритъ на Царя, какъ на самодержавнаго Главу всей пространной русской православной Общины, который несетъ за него все бремя заботъ и попеченій о его благосостояніи, народъ вполн вритъ ему и знаетъ, что всякая гарантія только нарушила бы искренность отношеній и только связала бы безъ пользы руки дйствующимъ, наконецъ, что только то ограниченіе истинно, которое налагается на каждаго христіанина въ отношеніи къ его ближнимъ духомъ Христова ученія. Взглядъ русскаго народа на Правительство вообще высказанъ былъ въ оффиціальномъ объясненіи на извстный Манифестъ, изданномъ въ Феврал или Март мсяц прошлаго года, въ словахъ: всякая форма правительственная, какъ бы совершенна она ни была, иметъ свои недостатки и проч.— Да не подумаютъ, что я хочу льстить,— Боже сохрани! Но вотъ мои убжденія: При Петр Великомъ верхніе слои общества отчуждались отъ народа и поддались обаянію Запада, увлеклись блестящимъ соблазномъ его цивилизаціи и презрли коренныя, основныя начала русской народности. Не одни художества и ремесла были вводимы въ Россію!… Нтъ! русскіе портные ссылались на каторгу за шитье русскаго платья (См. Полное Собраніе Россійскихъ Законовъ), русскій языкъ былъ весь доломанъ, исковерканъ и нашпигованъ иностранными выраженіями, администрація, съ ея Нмецкими учрежденіями и названіями, подавила жизнь своимъ формализмомъ, чиновники, съ своими Нмецкими чинами, были поставлены въ неискреннія и странныя отношенія къ народу, которому было трудно не только понять, но и выговорить имена ихъ. Дворянство совершенно оторвалось отъ народа, присвоивъ своей жалкой цивилизаціи право: не врить, когда онъ вритъ, не соблюдать уставы Церкви, имъ соблюдаемые, не знать языка, которымъ онъ говоритъ, забыть свою исторію и преданія и глядть на него только какъ на удобный матерьялъ къ извлеченію изъ него доходовъ. Послдующія поколнія шли по данному толчку, не оглядываясь, не сознавая, и общество въ томъ виновато передъ Правительствомъ, что заслоняло отъ него народъ и мшало Правительству понимать Россію въ настоящемъ свт…— Между тмъ, какъ образованное общество жило заемной жизнью, обезьянски шло за Западомъ и добровольно задавало себ въ чужомъ пиру похмлье,— народъ, слава Богу, оставался тмъ же или почти тмъ же. Я говорю: почти, потому что примръ разврата, нами подаваемый, начинаетъ проникать и въ села. Разумется, простой народъ, живущій въ столицахъ, сначала оскорблялся, видя напримръ въ Москв, что въ великій постъ, когда онъ говетъ, постится, идетъ къ заутрени или возвращается съ исповди, высшее общество, съ факелами, псельниками, Цыганами и Цыганками, бшено наслаждается ночными катаньями съ горъ,— но потомъ и народъ мало по малу привыкаетъ къ этому и, чего добраго, пожалуй заведетъ и у себя тоже.— Въ ныншнее царствованіе во многихъ сердцахъ пробудились угрызенія совсти. Спрашивали себя: не виноваты ли мы передъ русскимъ народомъ, старались воскресить въ себ русскаго человка. Это возрожденіе русской народности проявилось въ наук и литератур. Люди, всми силами, всми способностями души преданные Россіи, смиренно изучавшіе сокровища духовнаго народнаго богатства, свято чтущіе коренные начала его быта, неразрывные съ православіемъ, люди эти, Богъ ветъ почему, прозваны были славянофилами, хотя въ ихъ отношеніяхъ къ западнымъ Славянамъ была только одно сердечное участіе къ положенію единокровныхъ и единоврныхъ своихъ братій. Я принадлежу къ этимъ людямъ и думаю, что намъ, т. е. образованному обществу, слдуетъ покаяться, нравственно перевоспитаться и стать русскими людьми {См. стр. 152.}. Въ начал прошлаго года произшествія въ Европ заставили насъ думать, что общество образумится, перевоспитается. Но вышло не то. Общество, въ особенности Петербургское, сперва испугалось: новое доказательство, что оно не знаетъ русскаго народа, потому что всякое возстаніе, всякій насильственный, революціонный путь ненавистенъ, противенъ его нравственнымъ убжденіямъ и основамъ его быта, проникнутаго духомъ Вры. Общество скоро успокоилось, не видя, впрочемъ, что ругая Западъ, оно хранитъ въ себ вс его начала, продолжаетъ жить заемною жизнью, словомъ, какъ выразился не помню кто, думаетъ устроить на Руси свой домашній Западъ и безнаказанно упиваться сладостью всхъ тхъ же грховъ, которые погубили Западъ. Поэтому, говорю откровенно, противно мн бывало смотрть {См. стр. 162.} на какого-нибудь износившагося въ пустой и развратной жизни франта, владтеля цлыхъ десятковъ тысячъ душъ крестьянъ, которые въ пот лица работаютъ кротко и усердно на удовлетвореніе безумной роскоши своего господина. А господинъ этотъ полонъ глубокаго презрнія къ ‘грубому и невжественному’ мужику, не уметъ безъ ошибокъ подписывать своего имени и считаетъ себя уволеннымъ отъ обязанности, если не врить, то почитать Церковь и ея уставы. Вмсто того, чтобы поучаться у народа его мудрости и смиренію, онъ, вступивъ въ службу, готовъ будетъ сейчасъ учить его по своему и навязывать ему Богъ знаетъ какія, только не русскія теоріи. Такихъ господъ много. Они на каждомъ шагу попадаются въ Санкт-Петербург.— Отецъ мой говоритъ, что негодованіе мое можетъ быть принято въ другомъ смысл, т. е. въ либерально-западномъ. Если такъ, то весьма ошибутся т, которые это подумаютъ. Я уже сказалъ, что всякій насильственный путь противенъ русскому народу, а слдовательно и всмъ тмъ, которые, какъ я, имютъ претензію держаться русскаго духа. Я убжденъ, что насиліе порождаетъ насиліе, нарушаетъ нравственную чистоту дла и никогда не приводитъ въ добру, я считаю даже, что никакая цль никогда не оправдываетъ средствъ, и врю Спасителю, сказавшему ученику Своему, когда тотъ хотлъ Его защитить (слдовательно, сдлать, кажется, святое дло): ‘всякій, поднявшій мечъ мечемъ и погибнетъ!’ — И потому я желалъ бы только, чтобы мы сами. открывая другъ другу мирнымъ путемъ убжденія наши заблужденія, постарались попасть на прямую дорогу, устремили вс свои силы на изученіе родной стороны, на пользу Россіи и ея народа, при содйствіи Правительства, которое всегда благонамренно, но не всегда успваетъ въ своихъ желаніяхъ и которое во сто разъ благонамренне самаго нашего общества. Только Правительство можетъ практически осуществить возрожденіе русской народности и самобытное развитіе русской жизни.— Объясненіе мое на этотъ вопросъ нсколько длинно, но я счелъ нужнымъ распространиться и начать издалека, дабы предупредить всякія недоразумнія. Все написанное мною изложено съ самою полною откровенностью.

4.

4.

Въ другомъ письм отъ 15 февраля родитель Вашъ, упоминая, что Вы сообщаете ему о предположеніяхъ по служб, сожалетъ, что пишете объ этомъ съ почтой, тогда какъ у Васъ много окказій, присовокупляя: всего бы лучше вовсе не писать. Объясните съ тою же откровенностью обо всемъ, что Вы писали на счетъ предположеній по служб.
Ни чуть, цль прекрасная и начальникъ доступенъ.
Поводомъ къ этому письму моего отца послужило другое письмо мое, въ которомъ я писалъ, что отказался отъ предложеннаго мн мста начальника отдленія, прибавляя, что отказался бы даже и отъ Вицедиректорства, потому что цль моя на служб: здить съ порученіями по Россіи и изучать ее во всхъ отношеніяхъ, не только по одному предмету возлагаемаго на меня порученія. Отецъ мой, по нжности своей ко мн, вроятно, думаетъ, что подобный отзывъ, если бы дошелъ до свднія моего Начальства, повредилъ бы мн въ сужденіяхъ его обо мн, какъ о чиновник.

5.

5.

Почему Вы дозволили себ помщать въ Вашихъ письмахъ извстіе о заключеніи Камеръ-Юнкера Самарина въ крпость и почему принимали въ немъ участіе?
Я не понимаю, почему я въ письм не могъ упомянуть о заключеніи камеръ-юнкера Самарина въ крпость, когда это было извстно всему городу и вс объ этомъ говорили. Если-бъ это не было извстно, то всякій въ прав былъ бы подумать, что онъ пропалъ безъ всти. Управляющій дома Устинова, гд квартировалъ Самаринъ, намревался было, какъ я самъ видлъ, подать въ Полицію извщеніе о неизвстной отлучк Самарина, но былъ отъ того удержанъ. Участіе въ Самарин я принималъ потому, что знаю его уже лтъ семь, какъ умнаго, образованнаго, честнаго, даровитаго человка, съ твердымъ характеромъ, съ добросовстною душою, всмъ сердцемъ преданнаго Россіи.

6.

6.

Изъ отвтовъ родителя брата Вашего Константина на письма Ваши о Самарин видно, что они вполн раздлаютъ негодованіе Самарина противъ Нмцевъ въ Россіи, а родитель Вашъ въ письм о маскарад, данномъ въ Москв графомъ Закревскимъ, отдавая русскому платью преимущество предъ всми костюмами, говоритъ, что Московская публика возстаетъ общимъ бунтомъ на графа Закревскаго, что ругательство надъ русскимъ платьемъ въ маскарад произвело на общество самое благопріятное дйствіе и что послдствія его будутъ полезны. Если и Вы раздляете мннія Вашихъ родственниковъ, то подробно объясните Вашъ образъ мыслей по означеннымъ предметамъ.
Отецъ и братъ писали мн, что раздляютъ негодованіе Самарина противъ Остзейскихъ Нмцевъ. Я раздляю это негодованіе ибо, какъ русскій, не могу быть равнодушенъ къ положенію русскихъ въ Остзейскомъ кра. Впрочемъ, такъ же, какъ и мои родственники, я не люблю Нмцевъ толь ко какъ касту, дйствующую въ дух презрнія къ Россіи и ея народу, но въ частности уважаю и люблю ихъ, если они хорошіе люди. Доказательствомъ этому служитъ то, что у меня много пріятелей Нмцевъ. Что касается до возстанія всей Московской публики противъ Графа Закревскаго общимъ бунтомъ, то эти выраженія въ письм моего отца относились, сколько могу припомнить, къ тому, что Графъ Закревскій, пригласивъ Московское общество къ себ на folle journe, разстроилъ этимъ уже совсмъ заготовленный пикникъ, отказаться они не посмли, но похали къ Графу Закревскому весьма недовольные. Изъ тона писемъ моего отца слышно презрніе его вообще къ Московской публик, которая часто изволитъ гнваться на Графа Закревскаго за его короткій судъ и расправу, но въ тоже время готова на всякое униженіе, чтобы попасть въ салонъ Графини Закревской.— Что касается до выраженій его о русскомъ плать, то они содержатъ ту мысль, что общество, надвъ русское платье, какъ шутовское, маскарадное, въ замнъ арлекинскаго или испанскаго костюма, почувствовало же однако красоту и удобство этого одянія и невольно спросило себя: отчего бы не ходить такъ всегда?.. Я не придаю платью большой важности, но думаю однако, что если-бъ мы вс надли русское платье, то стали бы мене чужды народу и легче было-бы намъ перевоспитать, себя на русскій ладъ. Не говоря уже о томъ, что русскій нарядъ удобне и красиве, я просто не понимаю, отчего костюмъ, принадлежащій чужой народности, со всми невыгодами и вреднымъ вліяніемъ иностранной моды,— носить приличне, чмъ наше народное платье?..

7.

7.

Братъ Вашъ Григорій въ одномъ письм изъ Симбирска, выхваляя Елачича и называя безумнымъ Франкфуртское собраніе, передаетъ надежду, что Австрія изъ Нмецкой превратится въ Славянскую монархію. Не питаете ли Вы и родственники Ваши славянофильскихъ понятій и въ чемъ они состоятъ?
И дльно, потому что все прочее мечта, одинъ Богъ можетъ опредлитъ, что готовится въ дальнемъ будущемъ, но ежели бы стеченія обстоятельствъ и привели къ этому соединенію, то оно будетъ на гибель Россіи.
Братъ Григорій называетъ въ одномъ изъ писемъ своихъ Франкуртское собраніе безумнымъ… Я думаю, въ этомъ и спрашивающіе меня не сомнваются. Онъ выхваляетъ Блачича… Разв онъ не былъ достоинъ похвалы? Это призналъ и Государь Императоръ, наградившій его орденомъ. Что касается до мннія его, что Австрія изъ Нмецкой превратится въ Славянскую монархію, то я также думалъ это, ибо нмецкіе элементы ея подгнили и она давно бы рухнулась, если бы не поддержали ее Славяне. Поэтому и можно было предполагать, что Австрія сдлаетъ volte face и обратится въ Славянскую Имперію. Это было бы впрочемъ, весьма грустно, такъ какъ возникновеніе рядомъ съ Россіею самобытной, сильной Славянской монархіи привлекло бы къ ней вс т южныя Славянскія племена, которыя теперь мы отъ себя отталкиваемъ, и лишило бы Россію значенія: быть единственнымъ сосудомъ Православія и Славянскихъ началъ на земл. Впрочемъ, можетъ быть, Австрія устоитъ и въ настоящемъ своемъ вид.— Что касается до моихъ славянофильскихъ идей, то ни я, ни родственники мои не славянофилы въ томъ смысл, въ какомъ предложенъ этотъ вопросъ. Въ Панславизмъ мы не вримъ и считаемъ его невозможнымъ 1) потому, что для этого необходимо было бы единовріе Славянскихъ племенъ, а католицизмъ Богеміи и Польши составляетъ элементъ враждебный, чуждый, несмсимый съ элементомъ Православія прочихъ Славянъ, 2) вс отдльные элементы Славянскихъ народностей могли бы раствориться и слиться въ цлое только въ другомъ, крпчайшемъ, цльномъ, могучемъ элемент, т. е. въ русскомъ, 3) большая часть Славянскихъ племенъ уже заражена вліяніемъ пустаго западнаго либерализма, который противенъ духу русскаго народа и никогда къ нему привиться не можетъ. Признаюсь, меня гораздо боле всхъ Славянъ занимаетъ, а брата моего Константина даже упрекаютъ въ совершеннйшемъ равнодушіи ко всмъ Славянамъ, кром Россіи, и то даже не всей, а собственно Великороссіи.

8.

8.

Еще родитель Вашъ въ письм отъ 8 Марта пишетъ къ Вамъ: ‘жизнь въ Москв сдлалась для меня еще несносне, и обстоятельства требуютъ неукоснительнаго бгства, и предметы общихъ разговоровъ, устремленіе общихъ интересовъ, непосредственно раздляемыхъ всми, имющихъ еще у сниться въ будущемъ, выводятъ меня изъ терпнія. Весьма затруднительно и не безвредно для меня и будетъ странно, а какъ бы хорошо ухать вамъ съ Константиномъ въ Абрамцево’. Въ чемъ состоитъ тягостное?
Это письмо моего отца касается чисто семейныхъ длъ: разстройства финансовъ, болзни дочерей, а также и скуки, наводимой на него, Московской жизнью. Онъ охотно бы прожилъ въ деревн всю зиму, ибо онъ и братъ мой Константинъ любятъ всею душою природу, деревню и вс ея мирныя удовольскія. Прошлаго года отецъ мой ухалъ въ деревню въ самомъ начал весны, но простудился тамъ, сдлался очень боленъ и долженъ былъ воротиться въ Москву. Поэтому онъ и называетъ поздку въ деревню не безвредною. Пустота ежедневныхъ общихъ, интересовъ и разговоровъ нагоняетъ на него, при невозможности заниматься службою, такую сильную скуку, что онъ часто уходитъ въ другую комнату, не дожидаясь отъзда гостей.

9.

9.

Между книгами Вашими оказались сочиненія Штейна о Соціализм и Коммунизм и стихотворенія Мицкевича. Гд и у кого пріобрли Вы эти книги? не питаете ли Вы мыслей коммунистическихъ и вообще противныхъ образу нашего правленія, и если питаете, то объясните со всею искренностью, какимъ путемъ Вы приведены къ этому?
Найденныя у меня книги куплены въ Москв нсколько лтъ тому назадъ, но когда именно и въ какомъ магазин, не помню. Пріобрлъ же я ихъ изъ любознательности. Мицкевича купилъ потому, что самъ занимаюсь поэзіей и пишу стихи. Коммунистическихъ идей не раздляю. Свои мысли я изложилъ уже въ третьемъ пункт и думаю, что въ нихъ нтъ ничего, ‘противнаго образу нашего правленія’.

10.

10.

У Васъ еще оказались стихи Вашего сочиненія, писанные къ Князю Оболенскому въ 1843 году, въ которыхъ Вы съ насмшкою отзываетесь о гражданской служб и Сенат, о наградахъ чинами и крестами. Не распространяли ли Вы этихъ стиховъ и мыслей, въ нихъ заключающихся, и для чего сохраняли этотъ листокъ?
Посланіе къ Князю Оболенскому, товарищу по Училищу и сослуживцу, писано мною въ начал 1843 года, когда мн было 19 лтъ. Оно заключаетъ въ себ юношеское разочарованіе въ служб, ибо формализмъ судебнаго длопроизводства сильно охладилъ мою пылкую ревность къ общеполезной дятельности. Мн тогда страшно было вообразить, что прослужи лтъ 40 въ этой атмосфер, я могу совершенно подчиниться вліянію служебнаго формализма, сдлаться чиновникомъ, который думаетъ только объ очистк бумагъ, о полученіи за это наградъ, смотритъ на людей отвлеченно, не понимая ничего, кром своихъ длъ, и постепенно заглушаетъ въ себ живаго человка, желавшаго нкогда только блага и пользы!.. Со временемъ я перемнилъ мысли и думаю, что можно остаться чиновникомъ и сохранить въ себ человка. Листокъ этотъ сберегся случайно, впрочемъ, я и не видлъ надобности его истреблять.

11.

11.

Объясните, какую главную мысль предполагаете Вы выразить въ поэм Вашей ‘Бродяга’ и почему избрали бглаго человка предметомъ сочиненія?
Отчего выбралъ я бродягу предметомъ поэмы?…. Отъ того, что образъ его показался мн весьма поэтичнымъ, отъ того, что это одно изъ явленій нашей народной жизни, отъ того, что бродяга, гуляя по всей Россіи какъ дома, даетъ мн возможность сдлать стихотворное описаніе русской природы и русскаго быта въ разныхъ видахъ, отъ того наконецъ, что этотъ типъ мн, какъ служившему столько лтъ по уголовной части, хорошо знакомъ. Крестьянинъ, отправляющійся бродить вслдствіе какого-то безотчетнаго влеченія по всему широкому пространству русскаго царства (гд есть гд разгуляться!), потомъ наскучившій этимъ и добровольно являющійся въ судъ — вотъ герой моей поэмы. Написана еще только первая часть, которая сама за себя можетъ дать объясненіе.

12.

12.

Не имете ли еще чего присовокупитъ въ поясненію предложеннаго въ предыдущихъ вопросахъ?
Кажется, ничего больше присовокупить не имю кром того, что 1) я до сихъ поръ не знаю, зачмъ я арестованъ и въ чемъ меня обвиняютъ или подозрваютъ, 2) что все предыдущее изложено мною по долгу совсти, безъ малйшей утайки, 3) что я чувствую себя совершенно чистымъ предъ Богомъ, Россіею и Государемъ и вполн надюсь на милость Божію и на правосудіе Правительства.

ЯРОСЛАВСКІЯ ПИСЬМА.

Два года, проведенные Иваномъ Сергевичемъ въ Ярославл, были въ исторіи его внутренняго развитія тяжелыми годами. Его томили сомннія — сомннія по вопросамъ религіознымъ и общественнымъ.
Событія 48-го года оставили глубокій слдъ въ его душ, онъ не могъ уже вполн удовлетвориться отвлеченными теоріями Константина, который по своему характеру и по обстановк исключительно семейной жизни мало соприкасался съ дйствительностію, мало чувствовалъ потребности проврять живой жизнью воззрнія, выработанныя имъ лишь на почв научнаго изслдованія древнихъ историческихъ, памятниковъ. Въ Ярославскихъ письмахъ часто высказывается это разногласіе между братьями. Впрочемъ, Иванъ Сергевичъ старался заглушить томящіе его вопросы и задающую его тоску упорной служебной дятельностію на практической почв, и только изрдка боль въ душ высказывается въ письмахъ его къ отцу и въ рдкихъ стихотвореніяхъ, того времени: ‘Пусть гибнетъ все’,— ‘Посл 48-го года’ и ‘Усталыхъ силъ’. Письма Константина здсь не приводятся, потому что они должны входить въ составъ особаго изданія. Письма же Сергя Тимоеевича касаются почта исключительно семейныхъ обстоятельствъ. Помщаются здсь только нкоторые отрывки, гд проявляется его свтлая, спокойная мудрость и теплая объективность старика-отца относительно страстныхъ убжденій и увлеченій своихъ сыновей.

1849 года, Мая 28-го, Понедльникъ. Ярославль.

Не много надо было времени, чтобы изъ Московскаго нашего круга перекинуться совершенно въ другой міръ, съ другими заботами и интересами, въ губернскій городъ Ярославль. Впрочемъ, теперь воздержусь это всякихъ сужденій, преждевременныхъ выводовъ и взглядовъ, потому что я не усплъ еще надлежащимъ образомъ осмотрться и вникнуть,— а лучше начну для Васъ по обыкновенію описаніе со времени вызда моего изъ Москвы. Долженъ также предупредить Васъ, что особеннаго расположенія писать я не чувствую, по крайней мр теперь. Эта дорога не произвела на мою душу особеннаго впечатлнія, не наполнила ее бодрою дятельностью. Странное дло! Посл всей бывшей передряги на душу мою налегъ какой-то свинецъ, въ душ моей — не ясная погода, а постоянно пасмурно. Можетъ быть, это происходитъ также отъ того, что я еще не приступалъ настоящимъ образомъ къ длу, котораго пропасть и въ которое надо броситься съ руками, съ ногами и со всми способностями, колоколъ еще не раскачался.— Я выхалъ, какъ Вы помните, 19-го Мая, поздно вечеромъ. Тарантасъ мой оказался чрезвычайно покойнымъ, по крайней мр для меня. Въ Тарасовк и Талицахъ перемнилъ лошадей, ввели довольно плохо и долго держали на перемнахъ, такъ что въ Троицу я пріхалъ часу въ шестомъ утра. Церкви были уже открыты и полны народа, я приложился къ мощамъ и похалъ дале. Отъ Троицы до Переяславля (60 верстъ) шоссе еще не отдлано и по немъ не здятъ, а здятъ по старой, довольно скверной дорог, которая идетъ, впрочемъ, почти рядомъ съ шоссе. Дорога гориста и мстоположеніе прекрасно. На первой станціи ‘Редриховы Горы’ я пилъ чай и угналъ, что это затйливое названіе станціи происходитъ отъ очень простой причины. Билъ Нмецъ помщикъ, г. Редрихъ, именемъ его и окрестилось село на вчныя времена. Теперь оно казенное.— Дорога живописна и постоянно носитъ на себ признаки пути богомольнаго. До Троицы я встртилъ, по обыкновенію, бездну богомольцевъ всякихъ сословій, за Троицей до Ростова я встрчалъ также много богомольцевъ, но уже все крестьянъ и крестьянокъ. Повторяю: по всей этой дорог видно, кто это путь отъ святыни къ святын, по всей дорог Вы встрчаете множество церквей, образовъ, часовень, святыхъ колодцевъ и т. п. Есть нсколько часовень и колодцевъ съ каменными навсами — самаго древняго устройства, часто въ вид башень красивой старой архитектуры, старе Кремлевской. Тутъ везд слдовало бы побродить пшкомъ. Къ обду пріхалъ я въ Переяславль-Залсскій (Владимірской губерніи). Влво отъ него разстилается чудное огромное озеро, которое ничего въ себ не держитъ, кром рыбъ (и между прочимъ знаменитыхъ сельдей). Ямщикъ уврялъ меня, что если бросить въ озеро даже что-нибудь металлическое, деньги и т. п., то озеро не удержитъ ихъ у себя, а выкинетъ непремнно на берегъ.— Городъ очень красивъ, потому что носитъ на себ признаки древности, старой живой жизни. Въ немъ 4 монастыря и 23 церкви. Одинъ монастырь, Горицкій, уже закрытъ, такъ уже онъ старъ, и его не поддерживаютъ, между тмъ сохранившіеся въ цлости ворота ограды и одна стна со всми наружными украшеніями, съ глазурью, очень хороши. Въ Даниловскомъ монастыр почиваютъ мощи. Новая Россія ничего не прибавила, кром 8даній по Высочайше утвержденнымъ фасадамъ, трактирныхъ заведеній съ билльярдами и упадка торговли. Старая жизнь миновала безвозвратно!..— Остановившись въ какомъ-то довольно гадкомъ и грязномъ трактир, я тщетно искалъ мстнаго продукта, сельдей. Въ Переяславл нтъ ни одной Переяславской селедки. Трактирные служители — вс Ярославцы, хорошо знающіе учтивое и деликатное обращеніе и ловкую трактирную расторопность — мало знаютъ о древностяхъ города. Впрочемъ, одинъ изъ нихъ разсказалъ мн о ботик Петра Великаго, о плаваніи его по этому озеру и т. п., такъ какъ по этому случаю учреждено оффиціальное празднованіе. На стнахъ комнаты заказано было мастеру изобразить гулянье въ Марьиной рощ, но мастеръ надулъ и вмсто Марьиной рощи нарисовалъ какую-то другую и весьма скверно, что мн объяснилъ также одинъ изъ половыхъ — Отъ Переяславля вплоть до Ярославля халъ я опять по шоссе. Тутъ везли меня очень хорошо. Лошади Ростовской породы, красивыя и сильныя, хотя нсколько тяжелы. Ростовъ — въ 60-ти верстахъ отъ Переяславля, я пріхалъ въ него вечеромъ, но еще засвтло. Онъ еще красиве Переяславля и виднъ верстъ за 10 отражающимся въ гладкой поверхности озера. Городъ большой, полонъ каменныхъ древностей, садовъ и огородовъ. Вообще въ Ярославской губерніи растительность деревьевъ- удивительная. Лсовъ бездна. Въ Ростов я остановился только, чтобы напиться чаю, и отправился дале въ Ярославль. Дорогой спалъ и проснулся уже тогда, когда пришлось перезжать на паром черезъ Волгу. Часу во второмъ ночи привезли меня къ Берлину, лучшей гостинниц Ярославля, грязной, гадкой и вонючей. Длать нечего, я расположился въ ней, легъ тотчасъ спать, но всталъ рано и принялся за разборку своихъ длъ и бумагъ, чтобы сколько-нибудь приготовиться. Бутурлина не нашелъ въ город. Онъ ухалъ въ Угличъ и воротится только нынче къ вечеру.— Поговоримте собственно о наружности Ярославля. Онъ мн очень нравится. Городъ блокаменный, веселый, красивый, съ садами, съ старинными прекрасными церквами, башнями и воротами, городъ съ физіономіей. Калуга не иметъ никакой физіономіи или физіономію чисто казенную, Симбирскъ тоже почти, но Ярославль носитъ на каждомъ шагу слды древности, прежняго значенія, прежней исторической жизни. Церквей бездна и почти ни одной — новой архитектуры, почти вс пятиглавыя, съ оградами, съ зеленымъ дворомъ или садомъ вокругъ. Прибавьте къ этому монастыри внутри города, съ каменными стнами и башнями, и вы поймете, какъ это скрашиваетъ городъ,— а тутъ же Которость и Волга съ набережными, съ мостами и съ перевозами.— Что же касается до простаго народа, то мужика вы почти и не встртите, т. е. мужика землепашца, а встрчается вамъ на каждомъ шагу мужикъ промышленный, фабрикантъ, торговецъ, человкъ бывалый и обтертый, одвающійся въ купеческій долгополый кафтанъ, съ фуражкой, жилетомъ и галстухомъ. Впрочемъ, я говорю только о томъ, что я видлъ въ продолженіе этихъ двухъ дней. Женщины одваются совершенно такъ же, какъ и въ Московской губерніи, посмотримъ ихъ въ селахъ, въ праздничные дни.— Цлую Субботу, Воскресенье и ныншній день я посвятилъ на визиты, знакомство и на изготовленіе самого себя къ моему скучному и многосложному порученію. Дла предстоятъ гибель. Въ Четвергъ увдомлю Васъ о своемъ ршеніе относительно поздокъ по губерніи. Нынче кончаются мои визиты и съ завтрашняго дня сажусь за работу. Нынче же долженъ я познакомиться и съ Серебренниковымъ, купцомъ.— Что-то у Васъ происходитъ? Поздравляю Васъ со днемъ имянинъ Константина, а Константина поздравляю въ особенности и крпко обнимаю. Вотъ гд бы надо было побродить ему пшкомъ. Дамъ видлъ много, двицъ еще ни одной, ихъ мало въ Ярославл. Косы вс преподлыя, но уже слышалъ, что въ Пошехонскомъ узд ростетъ одна коса великолпная, подробнаго измренія которой я еще не имю. О лиц не справлялся, ну, да вдь до этого нтъ дла, была бы коса.

Понедльникъ, Мая 23-го 1849 года. Ярославль.

Нынче написалъ я Вамъ письмо въ Москву и нынче же, согласно условію, посылаю письмо и въ Троицу. Пожалуйста обратите вниманіе на то, будутъ ли распечатываться письма, адресованныя въ Посадъ или нтъ,— Уже 12-й часъ, и я тороплюсь. Скажу Вамъ нсколько словъ о Ярославскихъ жителяхъ. Народъ все доброкачертвенный, немножко пустоголовый и ограниченный. Губернія сама себя называетъ ‘пріятною’, и въ самомъ дл тиха и мирна, не ссорится, что-то есть Маниловскаго во всемъ образованномъ Ярославскомъ обществ. Евгеній принялъ меня сухо, но потомъ мы разговорились и разстались друзьями. Вотъ оригиналъ. Ему за 70 лтъ, но онъ бодръ, живъ и энергиченъ, говоритъ языкомъ простымъ и рзкимъ, нсколько грубымъ, и полонъ негодованія. Жадовская не только съ уродливой рукой, но и съ бльмомъ на одномъ глазу и вообще очень дурна, но очень не глупа, и мы съ ней подружились очень скоро.— Роскошь въ город страшная. Мебель, квартиры, одежда — все это старается перещеголять и самый Петербургъ. Ярославль съ гордостью разсказываетъ, что у него ныншнею зимою былъ дтскій маскарадъ, на которомъ были дти въ костюмахъ, стоившихъ тысячи по дв и по три и въ алансонскихъ кружевахъ.

1849 года Мая 26-го. Четвергъ. Ярославль.

Вроятно, нынче должны получиться отъ Васъ письма, если только Вы успли написать во Вторникъ. Но почта отходитъ нынче же, и я въ недоумніи, куда адресовать. Буду адресовать покуда въ Москву. Я еще все стою въ гостинниц, но нынче перезжаю. Нанялъ какую-то квартиру помсячно, по шести рублей серебромъ, и оставлю ее за собой все лто, а осенью надюсь попасть на лучшую. Мн нельзя таскать съ собой по городамъ всего багажа, всхъ вещей своихъ и необходимо имть pied-a-terre въ Ярославл. Самъ я думаю въ Субботу или Воскресенье хать въ Романовъ, который всего 35 верстъ отъ Ярославля.— Познакомился съ Бутурлинымъ. Какъ водится, человкъ благонамренный, но военный, мало знакомый съ формами, законами и т. д., впрочемъ, очень любезный и привтливый человкъ. Нынче я у него обдаю. Я познакомился почти со всмъ обществомъ, пребывающимъ въ город, поставилъ себя въ хорошія отношенія къ Губернатору, съ Евгеніемъ, кажется, мы просто подружились,— но признаюсь, еслибъ не было столько дла, то скука возни съ этимъ обществомъ была бы невыносимая, Впрочемъ, я познакомился вчера съ купцомъ Серебренниковымъ, о которомъ говорилъ Чижовъ, съ человкомъ въ самомъ дл замчательнымъ по своимъ историческимъ и археологическимъ знаніямъ и по своей любви къ труду. Онъ между прочимъ показалъ мн дв грамоты, данныя г. Ярославлю и хранящіяся въ Магистрат, которыя ускользнули отъ вниманія Строева, когда онъ былъ здсь съ Археографической Коммиссіей. Изъ первой грамоты, данной Даремъ Михаиломъ еодоровичемъ, но упоминающей о граматахъ Ивана Грознаго и сына его,— видно между прочимъ, что были Городскіе Старосты, Земская Изба, завдывавшая доходами, городская собственность, говорится ‘о городовомъ дл’.— Здсь есть еще купецъ Трехлтовъ, у котораго богатое собраніе старопечатныхъ книгъ и съ которымъ я еще не усплъ познакомиться.— Такая ли у Васъ подлая погода, какъ здсь? Здсь, при сліяніи двухъ ркъ, Волги и Которости, почти постоянно дуютъ втра самые отчаянные и очень охлаждаютъ воздухъ. Ярославскіе жители говорятъ о Московскомъ климат, какъ о благословенномъ. Можете себ представить, въ Ярославской губерніи есть Аксаковы, именно т, отъ которыхъ происходитъ княгиня Мещерская, Сенаторъ Аксаковъ и пр. Говорятъ, что теперь родъ ихъ здсь перевелся, но я, прозжая по одной улиц видлъ на какомъ-то дряхломъ домишк: домъ Надворной Совтницы Пелагеи Аксаковой.— Я еще не привелъ свои занятія въ надлежащій порядокъ, и потому самыя письма мои къ Вамъ еще не приняли надлежащаго характера, да и едва ли примутъ. Удивительно, какъ парализуетъ мысль, что пишешь не для Васъ однихъ, а для постороннихъ также, которыхъ вмшательство и участіе мн вовсе не нужно.— Исторію Самарина здсь вс боле или мене знаютъ, но никто не принялъ въ ней живаго участія, никто ея не понялъ: она является какимъ-то сказаніемъ изъ какого-то совершенно другаго міра. Ярославль самъ по себ, а вс вопросы и весь волнующійся міръ самъ по себ. О моей исторіи мало знаютъ, носились какіе-то темные слухи, какъ мн сказывалъ здсь одинъ человкъ, само собою разумется, что я ни съ кмъ изъ нихъ объ этомъ не говорилъ и не говорю,— да имъ этого и не понять.

1849 года, Мая 30-го. Понедльникъ. Ярославль.

Ну, кажется, нынче, готовится жаркій день! И пора, давно пора, хотя въ этотъ годъ для меня не существуетъ лто. Если жизнь въ губернскихъ городахъ лтомъ и не похожа на Московскую или Петербургскую, особенно въ Ярославл, гд большая часть площадей не мощена и покрыта зеленымъ, прекраснымъ дерномъ,— то занятія мои по служб уже нисколько не соотвтствуютъ лтней нг, лтней лни, всмъ тмъ ощущеніямъ, которыя возбуждаетъ въ душ видъ знойнаго голубаго неба, тихаго вечера и пр. и пр. Впрочемъ, это ужъ я такъ сказалъ: тихаго вечера. Въ Ярославл почти ни на минуту не бываетъ тихо, по крайней мр при мн не стихало почти ни разу. Не знаю, можетъ быть, теперь тоже и у Васъ, но соединеніе двухъ ркъ, Волги и Которости, при которыхъ лежитъ Ярославль, кажется мн, достаточно можетъ объяснить причину втровъ.— Впрочемъ, оставимъ погоду. Какая бы она ни была, Вы въ деревн, Вы, врно, цлый день на воздух и умете пользоваться всми ея удобными минутами.— Во первыхъ, надо Вамъ знать, что я больше не въ Берлин, а нанялъ себ квартиру, маленькій, низенькій, деревянный домикъ, съ пятью свтлыми окошками на улицу, съ четырьмя комнатками и кое съ какою, самою простою, деревянною мебелью, въ Крестовоздвиженскомъ переулк, близъ церкви Св. Духа, домъ мщанки Пителиной. Въ самомъ низу живутъ сами хозяева, мщане. Цна семь рублей въ мсяцъ. Если эта квартира будетъ тепла, то я оставлю ее за собой и на зиму. Теперь я ее взялъ на три мсяца, собственно для склада всхъ своихъ вещей и для пристанища въ случа пріздовъ моихъ въ Ярославль изъ уздныхъ городовъ. Но вамъ нтъ нужды писать мой адресъ на письмахъ, на почт знаютъ, гд я живу, а главное, я нынче узжаю въ Романовъ-Борисоглбскъ.— Все это время я довольно много работалъ, составилъ изъ подчиненныхъ мн топографовъ канцелярію, и переписка съ разными Присутственными мстами завязалась своимъ чередомъ, но, надо признаться, порою находитъ на меня сильная скука и тоска. Удивительное свойство большей части губернскихъ городовъ: это совершеннйшая пошлость, ничтожность людей. Общество почти везд таково, но въ Москв и въ Петербург вы всегда найдете человкъ пять, съ которыми можете говорить обо всемъ, здсь — ни одного. Здсь я нашелъ много умныхъ купцовъ, это правда, но вдь разговоръ съ ними не есть ной постоянный разговоръ, мы слишкомъ раздлены и образованіемъ и интересами и сферами дятельности. Но что касается до общества здшняго, до Ярославскаго beau-monde, то это самое жалкое я ничтожное общество. Въ этомъ обществ, боясь упрека въ невжеств, не скажутъ ни одного слова по-русски, да и не нужно: еслибъ они говорили о чемъ-нибудь серьезномъ и задушевномъ, то прибгли бы къ русскому языку, но какъ подобныхъ разговоровъ здсь не ведется, то обходятся посредствомъ французскаго. Все это съ страшною претензіей на bon genre, роскошь непозволительная, читаютъ вздоръ, живутъ вс заемною жизнью столичныхъ обществъ. Есть довольно богатыхъ, тысячедушныхъ и щедушныхъ фатовъ. Впрочемъ, многихъ теперь и нтъ въ город, а а говорю про тхъ, кого знаю.— Въ 12-ти верстахъ отсюда живетъ M-me Б-мъ, урожденная М-ва, говорятъ: умна и красавица. Мн предлагали хать къ ней въ деревню, но я отказался теперь, отлагая это знакомство до зимы, если она останется здсь зиму. Къ тому же, говорятъ, теперь у нихъ проживаетъ сынъ Б-ва, извстный повса, что не очень рекомендуетъ и самую г-жу Б-мъ. Губернаторъ — человкъ самый пустой и ничтожный, щекотливый, ревнивый къ своей власти и своему значенію, а потому тяжелый невыносимо. Съ нимъ нельзя имть просто дла, а надо няньчиться, что я и длаю довольно искуссно, такъ что мы съ нимъ въ очень хорошихъ отношеніяхъ (что мн необходимо для успха моего порученія), хотя дружбы нтъ и не будетъ между нами.— Напротивъ того, Архіерей полюбилъ меня ото всей души, а въ этомъ человк нтъ лести. Я далъ ему прочесть свой отчетъ по Бессарабіи, и это его окончательно расположило ко мн. Ему за 70 лтъ, но я мало встрчалъ такихъ живыхъ и горячихъ людей. Впрочемъ, есть здсь два человка, съ которыми я сблизился короче и могу быть запросто, это — Муравьевъ, братъ Сибирскаго Генералъ-Губернатора: человкъ недалекій, но теплый, хорошій, самъ здсь недавно, ну да и потерея немного, живя въ Москв и въ Петербург около умныхъ людей, такъ что многое ему не дико, обо многомъ онъ уже слыхалъ. Другой — это Семеновъ, 25-ти лтъ, лицеистъ, довольный жизнью, самъ собой, провинціей, обществомъ, страстный ботаникъ, хорошій чиновникъ. По крайней мр это честные люди, съ которыми можешь быть коротокъ.— Несчастная Жадовская тоже рессурсъ въ своемъ род, но отецъ ея, Предсдатель Палаты, не разлучающійся съ дочерью, съ страшною претензіей на любовь къ литератур — ужасно скученъ. Жадовская прочла мн вс свои стихи, выслушала отъ меня много строгихъ замчаній, которыя, вроятно, будутъ ей полезны, и поняла ихъ. Я прочелъ ей Бродягу, отъ котораго она въ восторг. Какъ-то перебирая тетрадь ея стихотвореній, которую она, забывшись, положила на столъ, я нашелъ тамъ посланіе А—ву, написанное съ годъ тому назадъ. Это посланіе ко мн, въ которомъ она честитъ меня холоднымъ умомъ, холоднымъ сердцемъ и пр. Я мысленно пробжалъ рядъ своихъ стихотвореній (исключая Бродяги) и невольно согласился, что въ нихъ везд виденъ умъ, видна мысль, но теплоты мало. Впрочемъ, ея стихи послдовали по поводу моихъ стиховъ о ней, которыми она не очень была довольна, хотя, какъ говоритъ въ посланіи, пріятна ея слуху, хотя и странная ей, суровость моего стиха.— Въ самомъ дл, стремленіе въ польз, воззваніе къ дятельности, нравственныя, строгія требованія, борьба высшаго содержанія — вотъ что наполняетъ мои стихотворенія, потому что я и не искалъ облекать въ поэтическую форму всякій вздоръ, пробгающій черезъ душу,, всякую грустно сладкую минуту, которая всмъ извстна, о которой писано милльонъ разъ и въ стихахъ и въ проз.— Впрочемъ, Ярославское общество очень мало интересуется Жадовской и ея талантомъ. Отецъ ея считается mauvais genre, и къ дочери нтъ ни вниманія, ни участія.— Мн сказывалъ одинъ изъ вышеупомянутыхъ мною двухъ, что исторія моя въ смутномъ и искаженномъ вид извстна всему Ярославлю и расположила общество не въ мою пользу, наконецъ, что вдвшему обществу я весьма не понравился, хотя, говорятъ, что долженъ быть человкъ умный. Между тмъ, я въ отношеніи общества держалъ себя чрезвычайно скромно, но, признаюсь, холодно и серьезно, про стихи и про свою исторію ничего не говорю, такъ что я не могу похвалиться особеннымъ радушіемъ Ярославской аристократіи къ себ. Но купцы и мои подчиненные, напротивъ того, кажется, расположены полюбить меня отъ души. Что это за удивительная мстность — Ярославская губернія! Сколько историческихъ воспоминаній на каждомъ шагу, сколько собственныхъ своихъ святыхъ, сколько жизни и дятельности въ торговл и въ промышленности, сколько предпріимчивости въ крестьянахъ… Вчера, по случаю храмоваго праздника, былъ огромный обдъ у старосты церкви Всхъ Святыхъ, купца Гарцова. Обдали Архіерей, Губернаторъ, Дворянство и Купечество, обдалъ я я. Обдъ былъ великолпный. Стерлядь въ аршинъ и такая, какой я до сихъ поръ никогда не далъ. Посл обыкновенныхъ тостовъ Архіерей всталъ, обратился ко мн и громогласно выпилъ за мое здоровье, чмъ меня немножко сконфузилъ, такъ какъ вовсе не нужно, чтобы кто-либо подозрвалъ какія-нибудь мои особенныя къ нему отношенія.— Вчера вечеромъ было опять гулянье въ загородномъ саду и знаете, какъ называется? Солонина! Да, сохранилось это названіе гулянью, которое бываетъ въ день Заговнья, наканун Петровскаго поста. Во время оно, должно быть, додали весь запасъ солонины прежняго посола. Разумется, это названіе употребительно только въ простомъ народ.— Нынче я ду въ Романовъ-Борисоглбскъ. Это 35 верстъ отъ Ярославля. По Воскресеньямъ иногда буду прізжать сюда для личныхъ объясненій съ Губернаторомъ.

1849 года Іюня 5-го. Воскресенье. 5 часовъ утра. Романовъ-Борисоглбскъ.

Вотъ уже недля почти, какъ я здсь, но пишу къ Вамъ отсюда въ первый разъ и потому, что писать было некогда, и потому, что я сбился въ расположеніи почтовыхъ дней. Впрочемъ, сюда прислано мн было письмецо Ваше отъ 31-го Мая, полученное мною 2-го Іюня. Изъ него я узналъ, что Вы опять въ Москв. Я часа черезъ полтора отправляюсь въ Ярославль для свиданія съ Губернаторомъ.— Теперь перейдемъ къ разсказамъ, хотя, вроятно, много любопытныхъ и живыхъ замтокъ утратилось изъ моей памяти, набитой теперь за то всякими статистическими свдніями.— Я выхалъ изъ Ярославля въ Понедльникъ, часа въ три, и не одинъ, а взялъ къ себ въ тарантасъ одного изъ гражданскихъ топографовъ, выбраннаго мной къ себ въ помощники. Этотъ молодой человкъ, прекрасный и трудолюбивый, очень мн полезенъ, но на то бываетъ невыносимо скученъ, какъ часто случается это съ воспитанниками заведеній второго и третьяго разрядовъ, которые не скажутъ просто: здсь улицы грязны, а непремнно: здсь пути сообщенія въ неисправности, — которые, при.вид оврага съ бурьяномъ и съ кочками, обращаются къ вамъ съ улыбкою, говоря: Швейцарія! и т. п. Дорога прекрасная и преживописная. Благодаря попечительности Губернатора Безобразова, она усажена почти вплоть до Романова березами, которыя изъ молоденькихъ, жалкихъ, казенныхъ, поддерживаемыхъ съ боковъ двумя подпорками и возбуждавшихъ остроумныя замчанія со стороны недовольныхъ Правительствомъ,— силою собственной жизни разрослись, окрпли и сдлались чудными густолиственными березами. Дорога идетъ по берегу Волги, которую то теряешь изъ виду, то вновь видимо огибаешь.— Я, кажется, писалъ Вамъ, что, възжая въ Ярославль, переправился чрезъ Волгу: я ошибся, потому что это было ночью, съ просонокъ, а переправлялся я тогда черезъ Которость. Ярославль стоитъ на правомъ берегу, если глядть внизъ по теченію, или на лвомъ, если дешь изъ Москвы. Волга здсь не то, что подъ Симбирскомъ, но шире и величественне Волги подъ Тверью, впрочемъ, здсь берега ея не очень круты и сама она не такъ бурна. Чудная рка! Она кормитъ, даетъ жизнь и значеніе всему столпившемуся около нея народонаселенію. Въ Ярославской губерніи, чрезвычайно заселенной, берега ея усяны деревнями, и блыя, каменныя церкви безпрестанно виднются.— Верстахъ въ пяти отъ Ярославля — Толгскій монастырь.— Дорогой я замтилъ цлыя толпы разодтыхъ пшеходовъ и пшеходокъ и, по разспросамъ, узналъ, что это крестьяне и крестьянки, спшившія въ какое-то село на праздникъ. Крестьянки вс въ штофныхъ Нмецкихъ платьяхъ, съ кичками на головахъ, не закрывающими однако-же волосъ. Нкоторыя изъ нихъ несли чулки и башмаки, а сами шли босикомъ, съ тмъ, чтобы, подходя къ еелу, обуться и явиться со всею чинною важностью. Мужики — вс въ купеческихъ кафтанахъ. А вдь это почти все старообрядцы, да еще пожалуй безпоповщинцы. Русскіе наряды у бабъ, сарафаны и душегрйки, обыкновенны, почти такіе же, какъ и въ Московской губерніи, только плохи, потому что будничные. По Воскресеньямъ и по праздникамъ он щеголяютъ въ Нмецкихъ платьяхъ. Впрочемъ, полный костюмъ и верхъ самодовольнаго торжества — составляетъ модная шляпка. Сестра Мечеходовскаго, моего помощника, какъ разсказывалъ онъ мн, недавно зашла въ Ярославл въ модный Французскій магазинъ М-me Gerard, тамъ встртила она двухъ крестьянокъ, очень плохо одтыхъ, по русски однакоже, которыя торговали Французскую шляпку и наконецъ купили ее за 10 цлковыхъ. ‘Нтъ, говорила одна, которая купила для себя эту шляпку, Акулина или Прасковья Сидоровна теперь не будетъ мн колоть глазъ своей шляпкой’.— Даже ямщикъ, который везъ меня, одтъ былъ какъ-то странно, по мщански. Галстухъ и жилетъ — въ общемъ употребленіи. Зато народъ смышленъ, смтливъ, общителенъ, людимъ, если можно такъ выразиться въ противоположность слову: нелюдимъ. Сообщеніе Ярославцевъ преимущественно съ Петербургомъ — Волгою и Каналами. Каждый изъ здшнихъ купцовъ, по крайней мр, не разъ побывалъ въ Петербург, а купеческіе сынки и прикащики, посылаемые туда по порученію, не разъ оставляли тамъ большіе капиталы, проматывались въ пухъ и вывозили оттуда въ семью свою, къ старикамъ-отцамъ, Богъ знаетъ какихъ женъ.— Часу въ восьмомъ вечера пріхалъ я въ Борисоглбскъ. Надо Вамъ знать, что Романовъ-Борисоглбскъ состоитъ собственно изъ двухъ городовъ. Борисоглбскъ, пожалованный въ заштатные города Екатериной, былъ въ 1822 году присоединенъ къ Романову, уздному городу, раздляемому отъ него одною ркою. Борисоглбскъ лежитъ на одной сторон съ Ярославлемъ, т. е. на правомъ берегу Волги, а Романовъ на лвомъ. Волга здсь довольно медка, такъ что паромъ идетъ посредствомъ багровъ, упираемыхъ въ дно. Къ лвому берегу она глубже, и тутъ-то собственно и проходятъ барки, разшивы, мокшанки и прочія рчныя суда.— Слдовательно, оба берега покрыты городами, которые еще въ нсколькихъ мстахъ прорзываются оврагами, гд протекаютъ ручьи, впадающіе въ Волгу. Все это длаетъ мстность очень живописною. Кром того, и въ Романов и въ Борисоглбск очень много церквей и все старинныхъ, потому что новыхъ я нигд не замтилъ, не могу ручаться, но чуть ли он не выстроены вс до Никона. Особенно замчателенъ Борисоглебскій соборъ, съ каймою фресокъ вверху.— Мн сейчасъ отвели квартиру у одного купца, Ванчагова, въ двухъ-этажномъ, бломъ, каменномъ дом. Я занялъ комнаты три вверху, въ остальныхъ помщается самъ хозяинъ (холостой и молодой) съ матерью и съ братьями, изъ которыхъ одинъ женатъ и иметъ дтей. Принялъ онъ меня чрезвычайно учтиво. Скажите пожалуйста, спросилъ я его, старообрядецъ вы или нтъ? предупреждаю Васъ, что я курю, если да, то я велю отвести себ другую квартиру. Онъ отвтилъ мн отрицательно, прибавивъ: мы вдь здсь не въ монастыр, — но я скоро догадался, что онъ хотя записанъ и православнымъ, однако тайный приверженецъ старообрядчества, что впослдствіи и подтвердилось. Тмъ не мене, пользуясь его ложью, я пустилъ ему немедленно подъ носъ дымъ своей сигары въ наказаніе, впрочемъ, человкъ онъ пустой, купчикъ третьей гильдіи, съ ужимками и ухватками гостиннодворской элегантности, говоритъ черезъ слово ‘то есть, такъ-съ, это врно-съ, безъ сумлнія-съ’ и проч. Мать этихъ молодыхъ купцовъ, старуха, ходитъ еще въ какомъ-то полурусскомъ плать, но невстка — въ Нмецкомъ. Впрочемъ, вс они перебрались внизъ, и я ихъ вовсе не вижу, а старшій сынъ и братъ его женатый навщаютъ меня иногда по вечерамъ. Послдній недавно пріхалъ изъ Рыбинска и привезъ съ собою потихоньку ящикъ сигаръ. Вечеромъ поздно явился ко мн и сказалъ, что хочетъ курить, ‘подъ мой духъ’, т. е. пользуясь тмъ, что у меня накурено, потому что домашніе его, придерживаясь старыхъ обрядовъ, не позволяютъ курить. Но его, разсказамъ, это старообрядчество состоитъ въ употребленіи двуперстнаго креста, старыхъ иконъ я т. п., только, но онъ внчанъ и дтей крестилъ въ Православной церкви. Не знаю, какъ онъ, но другіе — перекрещиваютъ и перевнчиваютъ. Какъ бы то ни было, а это ужъ большая уступка: Бессарабскій раскольникъ не пойдетъ крестить дтей въ Православную церковь и названіемъ православнаго постоянно подвергать себя оскорбленіямъ религіи. Признаюсь, все это и грустно и жалко. Положимъ, есть нкоторые, которое понимаютъ все зло новизны, но вдь большая часть представляетъ странное явленіе — смси упорнаго и близорукаго предразсудка съ уступкою цивилизація въ самомъ пошломъ ея вид. Борода, жилетъ, галстухъ, билльярдъ, чай — вотъ мужъ, шляпка, шелковое платье, зонтикъ, румяна, чопорность, жеманство, невжество, тщеславіе, черные зубы, дебелость — вотъ жена старообрядца, вотъ семья, прогуливающаяся ежедневно мимо оконъ г. Левизора. Да не одна, а нсколько. Но къ разсказу. Домъ Ванчагова стоятъ почти на самомъ гребн Волжскаго берега (въ Романов), такъ что изъ оконъ моихъ видна вся полоса Волги, протекающей черезъ городъ. Окошки свтлыя, стекла цльная, безъ перекладинокъ (здсь такъ почти у каждаго мщанина, да и у большей части крестьянъ тоже). Что поразило меня: это необыкновенная чистота въ дом, необыкновенная опрятность. Аанасій разсказываетъ, что у нихъ внизу и, въ кухн вс работники и работницы вымываютъ руки ежеминутно, какъ дотронутся до чего бы то.ни было, сейчасъ обтираютъ руки. Мн пришлось опять постничать, во-первыхъ, потому, что трактиры прескверны, ничего готовить не умютъ, а во-вторыхъ, потому, что совстно сть скоромное въ город, который весь постничаетъ. Я условился съ хозяиномъ, и онъ беретъ съ меня по 30 копекъ серебромъ въ день за обдъ и ужинъ, который тотъ же ршительно, что и у нихъ, только мн подаютъ особо наверхъ. Но главный и почти единственный припасъ ихъ ши стнаго стола — соленая рыба (блужина, должно быть). Это мн, признаюсь, надоло. Щи съ соленой рыбой, пирогъ съ соленой рыбой и съ какой-то травой на постномъ масл и каша гречневая — вотъ обдъ, повторяющійся вечеромъ въ вид ужина, и такъ каждый день. Я веллъ Аанасію однако купить картофеля и маковаго масла, потому что коноплянное очень непріятно.— Въ самый день моего прізда въ Романовъ, вечеромъ поздно была гроза. Грога на Волг! Здсь она только была красива, но не страшна. Однако суда отошли отъ береговъ (особенно отъ глуби), гд ихъ бьетъ о берегъ, и стали на середку.— Какое подлое лто! Не знаю, какъ у Васъ, но здсь днемъ дуетъ сильнйшій втеръ, очень прохлаждающій температуру, стихаетъ рано утромъ и поздно вечеромъ.— Занятъ я въ Романов ужасно. Работаю съ семи часовъ утра до десяти часовъ вечера почти безостановочно. И какая работа! Копотливая, сложная, сухая. Даже думать и писать некогда, только освжаешь себя на секунду, взглянувъ на Волгу и на медленно плывущія тяжелыя суда, на блые паруса, надуваемые втромъ… Не воображайте однакожъ, чтобы въ Романов-Борисоглбск была дятельность какая-нибудь. Нтъ, суда плывутъ мимо. Рыбинскъ отсюда въ 35-ти верстахъ съ одной стороны, Ярославль во столькихъ же съ другой, стало быть, условій для жизни внутренней этого города мало, и торговля въ немъ постепенно упадаетъ. Знатнйшіе купцы здсь не торгуютъ и только записаны здсь или, по привычк къ родин, имютъ здсь пристанище, домъ. Остальные торговцы — все мелочь. Женскій полъ почти весь занимается огородничествомъ. Увряютъ (да этому и поврить не трудно), что будто большая часть жителей крайне бдны, и одна изъ, причинъ бдности — роскошь, туалетъ женъ. Прошлаго года въ Апрл былъ здсь сильнйшій пожаръ, истребившій боле 30-ти каменныхъ домовъ, а всхъ съ 200. Чтобъ познакомитъ Васъ сколько-нибудь съ своей работой, я покажу Вамъ образчикъ. Мн должно составить между прочимъ самый подробный списокъ городскихъ недвижимыхъ имуществъ, городской поземельной собственности. Здсь въ Дум и по случаю двухъ пожаровъ (первый былъ въ 1842 году), не пощадившихъ ея архивы, и по случаю небрежности, почти нтъ никакихъ актовъ, такъ что Дума сама не знаетъ, что принадлежитъ частному лицу, что городу. Недавно явился повренный Графини Строгановой и предъявилъ права, подкрпленныя актами и документами на равныя земли внутри города и домъ, который Дума считала своимъ лтъ 20 сряду, передлывала его и помщала тамъ Присутственныя мста! Что же длать? Приходится длать выборку изо всхъ длъ и бумагъ Думы старыхъ — обо всемъ, что относится до частной и городской собственности, потребовать у всхъ владльцевъ акты и описать ихъ, а какъ у двухъ третей нтъ никакихъ актовъ, то должно будетъ употребить дознаніе, изслдованія, спросы и пр. и пр. и пр., ибо опредленіемъ границъ частной собственности — опредлится только собственность общественная. Это только одинъ образчикъ!— Я пишу Вамъ это письмо изъ Ярославля, куда я нынче пріхалъ для личнаго свиданія съ Губернаторомъ. Уже поздно. Отлагаю письмо до утра.— Понедльникъ, утро.— Вчера я пріхалъ въ то самое время, когда въ город былъ крестный ходъ, и Архіерей, 70-лтній старикъ, бодро и живо обходилъ весь городъ, т. е. шелъ два часа. Поэтому Губернаторъ, уставшій, не могъ свжо толковать со мною, и мы отложили свиданіе до ныншняго дня, поэтому я не ближе часу отправлюсь снова въ Романовъ. Ахъ, какъ скучно няньчиться съ этими господами. Мн надо, чтобы дло мое шло и чтобы эти господа оставались неоскорбленными въ своей щекотливости, да еще самодовольно думали, что они двигаютъ дло. Въ противномъ случа они все могутъ испортить. Пріхавъ сюда, я хватился за газеты, но особеннаго ничего не нашелъ, кром взятія Оффена Венгерцами. О дйствіи русскихъ войскъ ничего не слышно. Пріемъ студентовъ ныншній годъ въ Петербургскій университетъ — отказанъ.

1849 года, Іюня 13-го. Понедльникъ. Ярославль.

Вотъ я опять въ Ярославл, пріхалъ сюда вчера часовъ въ 11 вечера и нынче же ворочусь опять въ Романовъ.— Дней черезъ 10 я предполагаю быть въ Рыбинск. Одна, изъ главныхъ задачъ моихъ: описаніе торговли въ каждомъ город.— Торговля хлбомъ въ Рыбинск идетъ тихо. Въ Рыбинск лежатъ огромные запасы, оставшіеся отъ прежнихъ, годовъ, а требованій въ Петербург — нтъ вовсе. Вс жалуются, ждутъ, не будетъ ли требованій за границу… Ну* что разсказать Вамъ о городк, въ которомъ я теперь живу? Правда, живу я тамъ, какъ лицо оффиціальное, цлый день работая, не имя времени посщать частныя лица, торопясь, но тмъ не мене, при постоянно-напряженномъ вниманіи зрнія и слуха, успваешь составить себ довольно или по крайней мр приблизительно врное понятіе о город’. Одно мое порученіе такого рода, что требуетъ долгихъ бесдованій съ лицами, знакомыми съ этимъ вопросомъ, другое — такое многосложное, что требовало бы работы самой тщательной и непрерывной.— Недля эта пролетла для меня незамтно. Сидишь, читаешь какія-нибудь маклерскія книги, счеты Нотаріусовъ, разбираешь планы Генеральнаго межеванья… Поднимешь вдругъ голову: красивый Сурякъ съ тремя надутыми полосатыми парусами шибко идетъ вверхъ по Волг, за нимъ другой, тамъ третій… Такъ и обдаетъ безконечностью царства красоты, всею властью ея, такъ и готовъ погрузиться въ эту бездну, въ это море,— и только, по невольному движенію, замашешь рукой и уткнешься поскоре въ работу… А не будь работы,— совсть будетъ тяготиться недостаткомъ труда и помшаетъ наслажденію красотой…— Вы не знаете, можетъ бытъ, что такое Сурякъ. Рчныя суда имютъ пропасть различныхъ формъ и названій. Есть Тихвинки, Мокшаны, Расшивы, Гусянйи, Суряки, Барки и пр. Сурякъ — не очень великъ, но водоходно устроенъ,— Барки и Мокшаны, кажется, плоскодонные. Расшивы — самыя большія рчныя суда. На этой недл, при сильномъ низовомъ втр, т. е. Южномъ, прошло множество судовъ мимо Романова въ Рыбинскъ и дале. Я думаю,— судовъ съ триста. 23-го Іюня начинается въ Рыбинск ярмарка. Посмотримъ, что это такое.
— А здсь, т. е. въ Романов, былъ вчера праздникъ въ Борисоглбскомъ собор и потомъ крестный ходъ вокругъ Борисоглбска съ ношеніемъ иконъ — Спасителя, почитаемой чудотворною, и Казанской Божіей Матери, принесенной изъ Ярославля. Народу было страшное множество. Не только соборъ этотъ, просторный, большой, съ галлереями, былъ полонъ, но и вся площадь около него была занята народомъ, котораго большая часть пришла изъ деревень, женщинъ было гораздо больше, чмъ мужчинъ. Дв трети бывшаго тутъ народа, даже больше, — раскольники, т. е. такіе, которые однакожъ приписались къ православнымъ церквамъ посл указа о лишеніи правъ законности въ бракъ и пр., но сохраняютъ расколъ. Вс они Поповщинцы. Но много значитъ эта привязанность ихъ къ древнимъ храмамъ и иконамъ, она такъ велика, что удерживаетъ ихъ въ нашей церкви и наконецъ соединитъ совсмъ. Церкви г. Романова-Борисоглбска содержатся не доходами священниковъ, ибо церквей много, а дохода мало, а добровольной общественной складкой жителей, т. е. раскольниковъ!… ‘Дабы не нарушились эти храмы’, сказано въ общественномъ приговор. Крпко насажено было здсь христіанство, сильно было усердіе къ вр, самая повсемстность раскола въ Ярославской губерніи свидтельствуетъ о тогдашнемъ неравнодушіи ихъ къ вр. Теперь же расколъ ежечасно слабетъ, сколько съ одной стороны отъ вліянія моды, цивилизаціи, трактировъ и Петербурга, съ которымъ Ярославль въ безпрестанныхъ сношеніяхъ, столько и отъ древней привычки, привязанности къ храмамъ, которые достались въ удлъ православнымъ. Особенно привлекаетъ ихъ икона Спасителя, и древности ради и ради ея величины: она слишкомъ 4 аршина вышины и три аршина ширины, изображаетъ только одинъ ликъ Спасители въ размрахъ огромныхъ и, по моему, безобразныхъ: глаза въ поларшина каждый! Впрочемъ, предполагаютъ, что она стояла нкогда въ самомъ верху купола и въ отдаленіи размры сокращались. Эта икона обвшана равными серебряными пластинками, изображающими то ногу лвую, то ногу правую, то сердце, то руку. Бабы приходятъ и, если у которой болитъ рука, такъ та беретъ пластинку, прикладываетъ къ икон Спасителя и потомъ къ своей рук. Не знаю, кто развсилъ эти пластинки: получившіе ли облегченіе изображали облегченные отъ недуговъ свои члены, или ужъ они изображены такъ, предусмотрительно… Еще объ этомъ распрошу подробне. Масло, прямо изъ лампадки, тутъ же пьютъ (бабы), не поморщась. Я внимательно смотрлъ на молящихся: даже странно видть, что почти вс, и элегантная купчиха, и крестьянка простая, молятся двуперстнымъ крестомъ, пристально слдя за ходомъ службы. Когда же пошелъ крестный ходъ и иконы понесли на носилкахъ, то тутъ представилась картина довольно странная. Я полагаю, что народу было нсколько тысячъ. Можете себ представить, что почти вс изъ простаго народа, особенно женщины, захотли, чтобы иконы пронесли надъ ними и чтобы надъ каждой головой особо. Для этого вдругъ эти тысячи вытянулись въ линію и пали ницъ, такъ, какъ падаютъ карточные солдатики, которыхъ ребенокъ разставитъ, потомъ дунетъ, и они падутъ, покрывая одинъ другаго. Такъ и тутъ. Хоть бы по два въ рядъ, нтъ, по одному. Это неудобное лежаніе продолжалось довольно долго, потому что иконъ много. Картина, пожалуй, умилительная, но и смшная: тснота страшная: тотъ упирается въ спину своего передняго сосда, тамъ подъ кмъ-то пищитъ ребенокъ, тамъ выходитъ нее всей этой линіи что-то похожее на гирлянду, съ головами по однимъ сторонамъ, вмсто, ягодъ, съ руками и ногами, иногда престранно торчащими,— вмсто втокъ. Иной, думая, что иконы уже пронесли, хочетъ приподнять голову и прямо — бацъ объ икону. Визгъ дтей, крики шопотомъ: матушка полегче! и проч.

17-го Іюня 1849 года. Суббота. Борисоглбскъ. 6-й часъ утра.

Если Вы уже теперь встали, милый Отесинька, то, врно, въ восторг отъ утра. Посл тихаго дождя ночью, въ утру сдлалось тихо, сыро и довольно тепло, т. е мягко. Вчера цлый день дулъ безумный втеръ, такъ что и растворить оконъ нельзя было, на то третьяго дня цлый день была тишина. Тишина на Волг, затруднившая плаваніе тяжелыхъ судовъ, отразившая въ вод оба берега!.. Какъ хорошо это было! некогда мн было только сознательно насладиться этимъ, чувствовалъ только, что хорошо, и боялся предаться этому чувству, а то бы къ чорту пошли и маклера, и Магистратъ, и Дума… Ваше послднее письмо, полученное мною назадъ тому съ недлю, возвщаетъ мн только намреніе Ваше ухать въ Абрамцево, но исполнилось ли оно,— не знаю. Надюсь на будущей недл хать въ Рыбинскъ, а оттуда хочу хать въ Пошехонь. Стало, мн ужъ никакъ нельзя попасть къ вамъ въ Абрамцево: я все боле и боле удаляюсь отъ него. Въ Ярославль также не предполагаю здить и очень радъ. Мн гораздо покойне жить въ уздномъ город, гд нтъ никакого общества (въ нашемъ, дворянскомъ смысл), нежели въ губернскомъ, гд есть общество. Надобно признаться, что положеніе мое тамъ непріятно. Я состою подъ надзоромъ полиціи, — это сказывалъ Бутурлинъ по секрету Муравьеву, прибавляя, что объ этомъ есть приказаніе и у Жандармскаго Штабъ-Офицера и что объ этомъ, къ сожалнію, знаетъ почти все общество. Оно знало это еще до моего прізда, и этимъ объясняется для меня странность пріема. Если-бъ я отданъ былъ подъ надзоръ за шулерство въ картахъ или тому подобное, то меня бы приняли съ распростертыми объятіями,— а теперь отдать меня подъ надзоръ полиціи въ Губерніи, безъ извстной для нихъ причины, значитъ, отдать меня подъ надзоръ всего общества. Я ни съ кмъ изъ нихъ объ этомъ предмет не объяснялся, но можете себ представить, какому теперь странному толкованію могутъ подвергнуться всякія мои слова. Заговорю я о двери… думаютъ: нтъ, шутишь, экъ куда метнулъ! какого туману напустилъ {Ревизоръ. Д. II, сд. VI.}! и проч. Я уже и имлъ этому доказательства, а потому принялъ за правило ничего не говорить или по крайней мр какъ можно меньше. Впрочемъ, все это касается высшаго губернскаго общества. Въ другіе слои это не перешло, и они охотно со мною бесдуютъ. Я нисколько не боюсь тайнаго надзора и бояться мн нечего, но только умнаго, а боюсь надзора глупаго. Впрочемъ, еслибы что-нибудь такое вышло, то я, благодаря Перовскаго, воспользуюсь позволеніемъ написать ему о томъ въ собственныя руки.— Я продолжаю работать усиленно, съ 7 часовъ утра до 10 вечера, между тмъ изъ разговоровъ, изъ равныхъ наблюденій сдлалъ себ много любопытныхъ замтокъ. Ярославская губернія почти вся тянетъ въ Петербургу. Это можно сказать ршительно. О Москв здсь никто никогда не вспомнитъ и не говоритъ. Сильное вліяніе иметъ на нихъ ‘Петенбургъ’. какъ они выражаются, со всми своими соблазнами. Не знаю, что въ Пошехони, въ Данилов, въ Любим, но вс прочіе города Ярославской губерніи — на большой дорог. Центральность ея положенія много значитъ. Глуши нтъ. Да и въ старину, до открытія сношеній съ Петербургомъ, здсь пролегалъ торговый путь изъ Архангельска въ Москву и были иностранныя конторы въ самомъ Ярославл. Но въ старину земля русская была сильна единствомъ вры, и Ярославль этимъ же держался. Расколъ, подорвавшій въ здшнихъ жителяхъ внутреннюю, сердечную связь съ Православной Россіей, не сберегъ ихъ отъ вліянія соблазновъ, и расколъ, сдружающійся по своему съ Европейскою цивилизаціею, оставаясь расколомъ, есть самое скверное и опасное явленіе… Въ Московскомъ раскол есть еще что-то почтенное, Рижскій расколъ безстыдно откровененъ, а здшній подлъ въ высшей степени, ни одинъ не признается, что онъ раскольникъ, вс притворяются до такой степени, что иной можетъ и ошибиться и почесть ихъ самыми усердными православными… Но такой расколъ все же слабе прочихъ. Притворство есть уже уступка, и мой планъ — заставить ихъ запутаться въ своемъ собственномъ двоедушіи до такой степени, что расколъ для дтей ихъ сдлается ршительно невозможнымъ.— Нтъ, пусть Россіи цльно подвергается испытаніямъ и искушеніямъ, посланнымъ ей, а расколъ, въ смысл извстнаго раскола, только погубитъ ее. Раскольникъ въ церковь не ходитъ, а въ своей или не иметъ возможности быть или же только развращается въ ней. Сорвавшись съ якоря Православной Церкви, расколъ сталъ блуждать такъ, какъ заблуждается вообще человческій умъ въ длахъ вры, если онъ предоставленъ самому себ, старина ихъ — преданія о едьк Косомъ или тому подобныя. Расколъ, посягнувшій на единство Церкви, самъ по себ не устоитъ противъ соблазновъ, но лишившись характера религіознаго, онъ сохранитъ въ себ привычку и вкусъ отдльнаго протеста, разрыва съ прочею Русью. Впрочемъ, я говорю про расколъ здшній, Рижскій, отчасти Бессарабскій.— Думаю въ скоромъ времени послать Министру подробное изложеніе своего взгляда на положеніе здшнихъ раскольничьихъ длъ и буду сильно протестовать противъ такъ называемой Единоврческой Церкви. Я здсь нашелъ очень умнаго Протопопа, который живетъ здсь уже лтъ 15 и много передалъ мн любопытныхъ свдній. Но вдь это все такъ, урывками, главное же занятіе мое по ревизіи городскаго хозяйства страшно многосложно и копотливо и держитъ меня въ город тогда, когда бы не мшало мн походить и поздить по узду. А нельзя иначе, потому что не три же года жить мн въ Ярославской губерніи.— Семейство здшняго городничаго состоитъ никакъ изъ шести дочерей, изъ которыхъ четыре уже большія, длинныя, съ непріятно-нмецкими физіономіями. Странное это семейство. Отецъ — Римско-католическаго исповданія, недавно перекрестился, мать Нмка. Часть дтей — лютеране, другая — православные. Отецъ всю жизнь кочевалъ съ полкомъ, былъ Богъ знаетъ гд, одна дочь родилась въ Архангельской губерніи, другая въ Молдавіи, третья въ Польш, четвертая за границей и т. д. Таскавшись всю жизнь по походамъ, получивъ рану, онъ успокоился наконецъ въ томъ ‘отишь’, которое Правительство хранитъ именно для подобныхъ ему. Комитетъ 18-го Августа, не помню, когда устроенный, далъ ему, по первому предъявленію своихъ правъ, мсто Городничаго, гд онъ нашелъ себ успокоеніе, а дочери, уже подросшія, — скуку. Впрочемъ, мать Нмка позаботилась дать имъ хорошее воспитаніе, и он получаютъ журналы, газеты, книги, ноты, чего всего отецъ не читаетъ, потому что и привычки читать не иметъ. Удивительная судьба этихъ служакъ, безъ особенной связи съ мстомъ родины или воспитанія… Служака готовъ основаться, пожалуй, въ Вытегр, а, пожалуй, и въ Елабуг, не то и въ Новоузенскомъ узд. Я былъ у Городничаго всего два раза, на короткое время, но этого достаточно, чтобы получить о немъ и его семейств полное понятіе, это хорошіе люди, дочери же — чистыя Нмки.— Однако прощайте, я отдыхалъ за письмомъ къ Вамъ, но пора.

1849 года, Іюня 25-го. Суббота. Романовъ-Борисоглебскъ.

Я пишу Вамъ послднее письмо изъ Романова, потому что завтра узжаю въ Рыбинскъ. Говорятъ, будто тамъ лежитъ хлба милльоновъ на сорокъ.— На этой недл я опять здилъ въ Ярославль по длу, былъ у Губернатора, у Архіерея, прочелъ газеты, порылся въ архивахъ нкоторыхъ Присутственныхъ мстъ, провелъ такимъ образомъ въ занятіяхъ два дня и воротился.— Вы въ деревн и жалуетесь на погоду. Но на этой недл было нсколько дней, которые должны были Васъ вполн вознаградить. Не знаю, какъ у Васъ, но здсь даже на Волг по цлымъ днямъ стояла тишина, или слегка дулъ теплый, мягкій, южный втеръ. Вчера онъ былъ довольно силенъ, нагналъ тучи, вечеромъ была гроза, пошелъ дождь, и нынче сро и довольно сыро. Но здсь тишина иметъ особенную прелесть, когда эта величавая рка вздумаетъ отдыхать, и когда вечеромъ взойдетъ мсяцъ. При небольшомъ же втр ночью, при лунномъ сіяніи, блые паруса плывущихъ судовъ — все это невообразимо хорошо!.. Пришлось мн здсь вступиться въ слдующее дло. Работница моихъ хозяевъ — одна на весь домъ, крестьянская двка, разъ пришла ко мн съ жалобой (да чуть ли я Вамъ не писалъ про это? право, совсмъ потерялъ память) на нихъ такого рода: выкупили они ее у помщика за 200 рублей ассигнаціями, съ тмъ, чтобы она эти деньги зажила у нихъ въ продолженіе цлыхъ десяти лтъ, т. е. по 20 рублей въ годъ. Заключить такое условіе — уже показываетъ свинство въ душ, потому что хоть они и ссылаются на добровольное согласіе, да вдь это согласіе дается еще въ крпостномъ состояніи, и глупая двка не можетъ и понять тогда ужасной долготы всей десятилтней кабалы.— Это здсь общая купеческая манера, напоминающая древнюю кабалу, слава Богу, Правительствомъ уничтоженную. При взаимномъ согласіи, безъ условія, можно жить сколько угодно лтъ у кого хочешь, но даже нанять человка по условію, можно не доле, какъ на 5 лтъ. Законъ отвергаетъ добровольную вчную кабалу, какъ дйствіе, совершаемое человкомъ въ безуміи, въ крайности, противное всмъ человческимъ чувствамъ. Константинъ укажетъ мн на огражденія кабальныхъ, придуманныя прежнимъ Правительствомъ при Алекс Михайлович и проч. Да, это все доказываетъ, что такое жизнь, можно ли врить ей и ея нравственнымъ началамъ, и оправдываетъ вмшательство Правительства въ жизнь и въ бытъ. Но къ длу. Двка объяснила мн всю тяжесть своей работы, своего положенія, говоря, что обязуется заплатить имъ остальныя деньги со временемъ, но что не хочетъ оставаться. Хоть это обстоятельство относится до другаго вдомства, однако Вы знаете, я по всмъ таковымъ дламъ адвокатъ постоянный, позвалъ хозяина, молодаго купчика (условіе заключено еще ихъ отцомъ, умершимъ въ холеру прошлаго года, а теперь главой купеческаго дома — его вдова) и требовалъ отъ него отдачи отпускной этой двк, съ правомъ взыскивать остальныя деньги чрезъ Полицію, которая можетъ посадить ее въ яму, длать съ нею все, что угодно, а сами они не могутъ у себя удерживать человка противъ воли, разумется, попугалъ ихъ, говоря, что самъ ей напишу жалобу, если они этого не сдлаютъ. Крпко имъ этого не хотлось, и они тянули это недли дв, ожидая, что я уду. Но третьяго дня эта двка опять явилась ко мн, вся въ словахъ, я взбсился, хозяева перепугались и отдали ей отпускную, а она обязалась заплатить имъ деньги въ разные сроки. Отпускную то они возвратили, да никакъ не убдились въ томъ, что держать человка противъ воли 10 лтъ за 20 рублей въ годъ и взваливать на него тяжкую работу — скверно.— А между тмъ въ этомъ дом обычай каждый день подавать милостыню. Каждое утро ранымъ-ранехонько, когда, вставши, а растворяю окошко, то вижу собраніе этихъ старухъ, ожидающихъ пробужденія хозяйки (она то главная противница была относительно возвращенія свободы двк). Тутъ он между собою безъ церемоніи хохочутъ, ругаются, являются въ самомъ безобразномъ вид, но чуть покажутся въ комнатахъ признаки пробужденія, то плаксивые голоса хоромъ запваютъ: ‘Господи Іисусе Христе, Сыно Божій, помилуй насъ, милостыньку ради Христа… а… а… а’!… Сынъ его признался мн, что когда въ прошломъ году умиралъ его отецъ, то онъ говорилъ своей жен, а его матери, что двк можно сбавить три года, т. е. вмсто 10 ти держать ее 7 лтъ. Не осуждая его (онъ уже умеръ и, стало, просвтился), не могу однакожъ не замтить, что эти слова носятъ на себ особенный характеръ купеческаго раскаянія: вмсто 20-ти рублевъ 28 рублевъ съ небольшимъ {Въ письм отъ 4 Іюля Сергй Тимоевичъ пишетъ сыну: ‘Поразительна черта умирающаго, богатаго купца, можетъ быть, по своему честнаго человка, который, испуская духъ, сбавляетъ три года изъ десяти закабаленной двк!! Я даже не понимаю, какъ онъ могъ удерживать ея отпускную? Разумется, ты поступилъ, какъ слдуетъ, я точно тоже бы сдлалъ на твоемъ мст, но я не ручаюсь, чтобъ о твоемъ поступк, перетолковавъ его и вкривь и вкось, не узнала вся пріятная губернія, и не было донесено обими полиціями своимъ начальствамъ. Впрочемъ, на это смотрть нечего’.}. Сейчасъ былъ въ собор — по случаю дня рожденія Государя. Вс чины Романова-Борисоглбска были тамъ.— Жизнь — удивительное дло! Какъ она уметъ жить всюду! И какъ это особенно чувствуется путешественникомъ, стоящимъ вн созерцаемой имъ жизни. Стоитъ только внимательно всматриваться въ ежедневность и убдишься, что каждая минута въ ней иметъ свою поэтическую сторону. Въ жизни все можетъ быть художественно, надобно только умть отрывать ее отъ случайности. Во мн, какъ и во многихъ, лежитъ эта способность. На что ни глядятъ глаза, они какъ будто сейчасъ обрамливаютъ предметъ, будто переносятъ его на бумагу (и не словами собственно, а будто рисункомъ) и даютъ ему мсто и значеніе въ вчномъ ряду явленій. Будто останавливаешь каждый мигъ жизни, сознаешь его и отпустишь. Но это занятіе, которое можетъ быть названо и дломъ и праздностью, и полезнымъ и вреднымъ, во всякомъ случа наводитъ грусть на душу, и нердко усталость, и не всегда передаетъ истину. То есть оно передаетъ, можетъ быть, другую, сокровенную истину, по истины житейской, минутной не передаетъ. Такъ напр. врно и Вамъ приходила не разъ въ голову мысль объ отдаленномъ и мирномъ городк, о домикахъ съ чистыми окошками, съ зелеными ставнями, о чиновникахъ городка, собравшихся въ неуклюжихъ мундирахъ въ каменный, древній соборъ и проч. и проч. и проч. Неправда ли! И оно дйствительно такъ, и глядя съ этой стороны, не живешь самою жизнью, не чувствуешь скуки, тоски и пустоты. Но влзьте въ кожу каждаго изъ нихъ, какъ я всегда длаю, говорите съ ними, подъ условіемъ свтскихъ приличій… Какое болзненное часто испытываешь ощущеніе. Будь они просты, они были бы хороши…. И скучно сдлается Вамъ толковать съ Марьей Ивановной о пошломъ вздор и видть ея ужимки, и бжишь домой и торопишься вонъ изъ мирнаго, отдаленнаго городка съ чистыми домиками, съ зелеными ставнями… Еще простилъ бы, еслибъ между ними цвла красота, но ничего нтъ, кром пошлой миловидности! А потому всегда и во всемъ остаешься созерцателемъ. Что бы ни говорили, но намъ, людямъ нервическимъ, людямъ сознанія, вн созерцанія необходимы для общества, для постояннаго сообщенія мысли, для раздла трапезы жизни (извините за фигуральность: во мн она есть), необходимы натуры утонченныя. Отъ того-то за этимъ созерцательнымъ моимъ занятіемъ стоитъ, будто на страж, тоска… Конечно, есть лекарство, я знаю его, но не въ силахъ его принять,— религія!— Помощникъ мой часто утшаетъ меня. Онъ сынъ небогатыхъ родителей, получилъ первый недавно только Оберъ-Офицерскій чинъ и съ чиномъ довольно хорошее содержаніе… Онъ признался мн, что теперь, какъ самъ выражается, смотритъ по этому случаю на жизнь ‘съ розовой точки зрнія!’ Каково мн слышать это! Онъ находитъ, что жизнь ему улыбается, что все такъ хорошо, а главное — благородное обхожденіе Начальника, т. е. моей особы. Мной они чрезвычайно довольны. И въ самомъ дл, какое благородство въ обращеніи, какъ мило шутитъ Его Высокоблагородіе!.. Господи, что за дрянь человкъ!.. Я знаю обхожденіе съ подчиненными, оно весьма дешево стоитъ. Отпустишь дурацкую шутку, посадишь, бросишь нсколько словъ, обнаруживающихъ внимательность, — и подчиненный счастливъ! И такая подлость въ человческой натур, что я вдь и самъ, пожалуй, если покопаться, чувствовалъ не разъ удовольствіе отъ начальническаго обхожденія {Сергй Тимоеевичъ отвчаетъ: ‘Замчу теб, что твой духовный анализъ въ юмористическомъ дух простирается слишкомъ далеко. Что тутъ подлаго или дряннаго, что твой подчиненный и даже ты самъ чувствовали удовольствіе отъ хорошаго обращенія начальника? Это дло самое естественное. Человкъ иметъ возможность безнаказанно быть грубымъ или, по крайней мр, жесткимъ и сухимъ, вмсто того онъ привтливъ, внимателенъ. Не почувствовать отъ того удовольствія можетъ только человкъ жесткій и сухой. Тутъ не надъ чмъ глумиться, а то вдь дло далеко хватитъ: не останется никакого чувства человческаго, подъ которое нельзя бы было подкопаться и отыскать его основаніе въ себялюбіи, самолюбіи, лни, слабости, привычк и проч. и проч.’.}. Во время моего отсутствія въ Ярославл, помощникъ мой, остававшійся здсь, былъ на вечер у Городничаго, у котораго собралось все здшнее дворянское общество и были танцы. По его разсказамъ,— онъ ‘очутился во Франціи’, вс дамы и двицы говорили по французски, изъ кавалеровъ — никто по французски не учился. Тутъ былъ и Секретарь Магистрата, и Секретарь Узднаго Суда, и Аптекарь, и семейство Исправника и проч. и проч… Но прощайте. Вы говорите, что мн нтъ нужды такъ упорно работать. Но порученіе мое кажется мн такъ обширнымъ, что боюсь, если стану медлить, прожить здсь, пожалуй, боле двухъ лтъ.

1849 года, Іюля 2-го. Суббота. Рыбинскъ.

Вотъ уже около недли, какъ я въ Рыбинск и вчера получилъ письмо Ваше отъ 26-го Іюня. Писалъ ли я Вамъ отсюда или нтъ?— Кажется, нтъ. Я пріхалъ сюда въ Воскресенье вечеромъ и былъ пораженъ жизнью и дятельностью на улицахъ и многолюдствомъ города. Къ тому же здсь была ярмарка. Мн сейчасъ отвели квартиру у одного купца 2-й гильдіи, Миклютина, очень хорошую, и нсколько часовъ разговоровъ и наблюденій вполн убдили меня, что этотъ городъ не только выходитъ изъ ряда обыкновенныхъ уздныхъ городовъ, но и иметъ свою совершенно особенную физіономію.— Это ршительно одинъ изъ важнйшихъ городовъ Россіи. Онъ основанъ Екатериной и не имлъ значенія до открытіи водяныхъ путей сообщеніи съ Петербургомъ и Архангельскомъ. Во время оно это была просто рыбная Слобода, завдываемая Дворцовымъ Приказомъ, поставлявшая на столъ Царскій (все это до Петра) штукъ съ 500 стерлядей въ годъ и другую рыбу, за что и пользовалась огромными льготами и, какъ видно изъ жалованныхъ грамотъ, совершенной монополіей въ ловл рыбы, къ ущербу прочихъ жителей. Особенно замчательна статья объ освобожденіи ихъ это всякихъ судебныхъ преслдованій въ теченіи времени лова, т. е. отъ вскрытія льда до новаго льда, потому что въ это время они доискиваются жирной рыбы для перепечи благочестиваго Даря Алексія Михайловича. Когда же открыты были эти три системы водяныхъ сообщеній: Тихвинская, Маріинская и Вышневолоцкая, то Рыбинскъ быстро сталъ возростать, да и вся Ярославская губернія получила другой смыслъ. Для того, чтобы идти по этимъ тремъ системамъ выше, необходима перегрувка. Дальше Рыбинска идти низовыми судами нельзя. А въ Рыбинск кстати и отличная, природой устроенная пристань: онъ стоитъ при устьяхъ ркъ Черемхи и Шексны въ Волгу. Можете себ пред ставить, что въ иное лто, при живой торговл, перебываетъ здсь до 200 тысячъ рабочихъ, приходящихъ съ судами! Теперь, при такой торговл, хуже которой Рыбинскъ не запомнитъ, считается здсь 17 тысячъ однихъ рабочихъ. А торговля очень плоха. напр. изъ Моршанска обыкновенно приходило сюда отъ 500 до 600 судовъ: нынче не боле 50!.. Суда стояли прежде на 12-ти и боле верстахъ разстоянія, а теперь глазъ видитъ легко оба края.— Между тмъ городъ самъ по себ не великъ, и тсно толпится въ немъ народонаселеніе. Что же это такое въ другое время?— Но все же это не только не столица, но и не губернскій городъ, который и обширне и въ обыкновенное время населенне Рыбинска и въ которомъ постоянно Чиновниковъ и Дворянъ больше. Здсь нтъ слоевъ и круговъ въ обществ. Здсь — одно общество купеческое, преобладающее, господствующее, самодовольное и самостоятельное,— съ единымъ направленіемъ торговли, вс они почти безъ исключенія торгуютъ хлбнымъ товаромъ (полагая въ томъ числ вс сырыя произведенія: ленъ, пеньку, смя и даже сало). Прочія общества — Дворянъ и Чиновниковъ примыкаютъ уже къ этому кругу Меня поразилъ видъ здшняго Купечества. Оно полно сознанія собственнаго достоинства, т е. чувства туго набитаго кошелька. Это буквально такъ. Весь городъ понимаетъ важность своего значенія для Россіи, и самый послдній гражданинъ скажетъ вамъ: мы житница для Россіи, мы городъ богатый, который поневол всякій уважаетъ и т. п. На всемъ разлитъ какой-то особенный характеръ денежной самостоятельности, денежной независимости, денежной эмансипаціи.— Я здсь нашелъ то, чего не встрчалъ въ другихъ городахъ и даже въ столицахъ..Здсь не надо побуждать общество, какъ въ другихъ городахъ, чтобы оно принимало участіе въ своихъ общественныхъ длахъ и пользовалось правами, имъ данными. Нтъ, здсь единство интересовъ связываетъ ихъ въ одну общину. Всякій и не служащій въ Дум знаетъ, что земли у города мало, отъ того квартиры дороги и негд строиться, общество собирается, длаетъ добровольную ‘складку, напр. тысячъ въ 10 серебромъ и по установленной форм даетъ приговоръ о покупк земли и проч. Разумется, главные дятели — богатые купцы, которые пренебрегаютъ мелкими выгодами, происходящими напр. отъ дорогихъ цнъ на квартиры. Ворочая милльонами, они длаются великодушны! (А самъ же этотъ купецъ часто черезъ эти же мелкія и подлыя выгоды пошелъ въ гору! Впрочемъ, я видалъ на своемъ вку взяточниковъ, которые брали лтъ 30 сряду самымъ жидовскимъ образомъ, но накопивъ себ огромное состояніе, выходя въ отставку, длались добрыми малыми, хлбосолами и великодушными жертвователями! Ахъ, да, много уже видлъ я такого, чтобы презирать человка это всей глубины души!) Всякій купецъ знаетъ, что необходима гавань для безопасной зимовки судовъ, которыя теперь частехонько ломаетъ весенняя вода, и такимъ образомъ постоянно обращаются къ Правительству, требуютъ Инженеровъ и проч.— Здсь вс они читаютъ газеты, которыя для нихъ очень важны, необходимо знать: каковъ урожай въ Америк и на границей и проч. я проч.— Но надобно помнить, что почва, на которой выросло такое ‘древо’,— раскольничья. Раскольниковъ здсь осталось уже очень пало, и они вс скрытные. Но большая часть купцовъ такъ нравственно, по милости денегъ, самостоятельна, что сохранила бороды. За то эти бороды весьма спсивы, чванны въ отношеніи къ бднйшимъ торговцамъ, весьма честолюбивы и, должно признаться, честолюбиве бритыхъ купцовъ. Послдніе, это правда, удовлетворяютъ своему честолюбію уже тмъ, что сбривъ бороду, сливаются съ классомъ высшимъ, но тмъ дло и кончается, и они часто принимаютъ духъ е благородства’, какъ ни смшно это слово, если подличаютъ, то подличаютъ изящно, что еще хуже, я согласенъ, но многіе и не подличаютъ. Напр. мы съ Вами, конечно, не подличаемъ, но трудно сказать, почему: изъ страха ли Божьяго или изъ чувства чести? Бороды, согласно древле-русскому направленію, презирая западное чувство чести, оставили себ на долю страхъ Божій. А такъ какъ Богъ — далеко, да и обряды и посты облегчаютъ трудъ вры для слабой человческой натуры, то эти бороды, строго постъ соблюдающія,— подлецы страшные! Да и Богъ знаетъ, какъ это они въ душ соглашаютъ барышъ торговый съ требованіями ученія Христа. Я не умю согласить этого. Здсь есть милльонщикъ-раскольникъ съ длинной сдой бородой, который въ 70 лтъ почти продалъ интересы общества изъ за креста. Прочія бороды — счастливы и горды, если какой-нибудь ‘Его Превосходительство’ (дуракъ онъ или уменъ — это все равно) откушаетъ у него, и изъ за ласкъ знатныхъ вельможъ готовъ сдлать все, что угодно, а ужъ медали и и кресты — это имъ и во сн видится. Особенно здсь, въ город, о которомъ столько заботится Правительство, который посщается всми знатными лицами, Министрами и прочими властями, они полюбили льстящую имъ знать, помня однакоже разстояніе и имя, можетъ быть, въ виду черезъ это удобнйшее сохраненіе платья и бороды.— Ярмарка эта не важна торговлей, но довольно шумна и многолюдна. Разряженныя купчихи и крестьянки въ шляпкахъ и въ кичкахъ, въ Нмецкихъ и русскихъ платьяхъ оживляютъ, пестрятъ картину. Должно признаться, что было много и штофныхъ сарафановъ, красоту которыхъ много уничтожаетъ то, что он закрываютъ самую лучшую часть сарафана, т. е. верхнюю, а оставляютъ видимыми одн юбки, потому что наматываютъ на себя платки и надваетъ шубки. Хороню еще, если шубки съ прорзами, тогда блыя рукава скрашиваютъ костюмъ чрезвычайно, но этого почти не встрчаешь. Впрочемъ, многія и въ Нмецкихъ платьяхъ надваютъ сверхъ платья очень красивыя (и внесенныя модой) — какъ бы назвать?… длинныя кофты или плотно обтягивающія станъ кацавейки. Эти послднія красиве шубокъ и потому, что сдланы изъ легкой матеріи и не подбиты мхомъ, когда на двор 20 градусовъ жару, и потому, что въ нихъ талія тамъ, гд слдуетъ, а не поперекъ лопатокъ.— Дня черезъ два посл меня пріхалъ Губернаторъ. Но этому случаю Голова давалъ торжественный обдъ, за которымъ намъ подавали шекснинскія жирныя стерляди. Обдъ продолжался 2 1/2 часа. Съ Бутурлинымъ мы въ отличныхъ отношеніяхъ, потому что оба другъ другу нужны и потому что нтъ резона быть въ дурныхъ. Пробывъ здсь нсколько дней, онъ ухалъ.— Однако писать доле ршительно некогда. Постараюсь написать Вамъ въ Середу. Дла пропасть. О раскольникахъ надюсь скоро послать записку Министру, авось на будущей недл сообщу Вамъ подробный результатъ затянныхъ нами операцій,— теперь еще ничего неизвстно.— О положеніи же моемъ относительно Полиціи — я писать не буду, потому что теперь, находясь, въ уздномъ город, не ощущаю непріятности надзора. Пишите въ Рыбинскъ. Я бы желалъ иногда боле подробныхъ отвтовъ на мои письма, чтобъ это имло видъ разговора, но теперь лто, и Вамъ некогда. И то благодарю Васъ, милый Отесинька, за аккуратность и обстоятельность писемъ. Что возражаетъ Константинъ на мои письма? Что придумалъ онъ новаго, сидя за удочкой?— Прощайте. А все же, каюсь, съ охотою, оставилъ бы я этотъ Великорусскій край, чтобы летть на Югъ, на Югъ, въ теплую сторону, къ Черному морю!

9-го Іюля 1849 года. Суббота. Рыбинскъ.

Посл завтра день Вашихъ имянинъ, милая Маменька, поздравляю Васъ, поздравляю и милую Олиньку, и Васъ, милый Отесинька, и всхъ. Гд-то Вы его проведете, милая Маменька? Въ Москв или въ деревн? Перевезли Вы Вру? Не знаю, какъ у Васъ, а здсь стоить славная погода, довольно тихая, съ теплыми нонами, недавно шелъ сальный дождь, и но всему слдуетъ ожидать хорошаго урожая, стало-бить, и пониженія двъ. Цны нисколько не поднимаются, и торговля самая тихая. Вы пишете, что намъ приходятся кормить крестьянъ и что безъ помщиковъ имъ было бы плохо. При лучшемъ устройств магазиновъ можно было бы ихъ легко наполнить запасомъ года на два неурожая, а при лучшемъ устройств путей сообщенія можно было бы не бояться и не урожаевъ. Разумется, это все легко сказать, но трудно выполнять. Хотя, по убжденію Константина, русскій народъ равнодушенъ къ управленію, сотому что ищетъ только Царствія Божія, однако я никакъ же могу примнить этого въ торгующему сословію, которое постоянно ищетъ прибыли и вовсе не для одной поддержки своего земнаго существованія. Слдовательно, неравнодушное къ своимъ житейскимъ дламъ, оно могло бы не быть равнодушнымъ къ общему житейскому же благу. Но безкорыстныхъ заботъ объ общемъ благ и объ общей по льв — въ этомъ сословіи не имется (1612 и 1812 Года составляютъ исключеніе). Замчательно однакоже, что въ Рыбинск, который весь иметъ значеніе своею пристанью, потому что низовыя суда дальше Рыбинска идти не могутъ и должны здсь перегружаться,— въ Рыбинск много длается сообща, цлымъ обществомъ и будто для общественной пользы, но въ сущности потому, что съ этимъ связана личная выгода каждаго. Напр. для того, чтобы еще боле привлечь къ себ торговлю и имть и для себя безопасное мсто для склада хлба, городъ изъ городскихъ доходовъ купилъ землю, смежную съ городомъ, одного помщика, который десятинъ 40 продалъ тысячъ за 180 ассигнаціями. Тамъ устроила Дума амбары для складки хлба, на что получается доходъ. Хлба тамъ можетъ помщаться страшное количество, и вс охотно кладутъ хлбъ туда, потому что помщеніе устроено прекрасное. Я вчера осматривалъ эти амбары съ Градскимъ Головой. У каждаго амбара врыта въ землю бочка съ водою, кром того, тутъ же помщены и стоятъ наготов всякіе пожарные трубы и инструменты, учрежденъ караулъ и особое управленіе амбарнаго старосты, у котораго ведутся и книги дли записи поступающаго хлба, еловомъ, такое предусмотрительное устройство, придуманное самимъ обществомъ и Думою, что и отъ Казны лучшаго ожидать нельзя было бы. Но то, что не связано съ видимымъ, ощутительнымъ собственнымъ интересомъ,— то, что хоть и связано съ никъ, но не такъ видимо, не такъ близко,— то плохо принимается обществомъ, особенно же если требуетъ слишкомъ большихъ трудовъ.— Но чмъ боле обращаюсь я съ купцами, тмъ сильне чувствую къ нимъ отвращеніе. Все это какой-то накрахмаленный народъ, конечно, умный, о томъ ни слова, но чопорный, тщеславный и чинный до невыносимости. Это относится почти ко всмъ купцамъ, даже къ тмъ, которые, говоря ихъ языкомъ, судятъ по самой прямой линія. Самый образъ жизни ихъ противенъ. Вотъ Вамъ купеческій домъ: каменный, двухъ-этажный, глупой архитектуры, оба этажа не высоки. Въ верху три или четыре парадныхъ комнаты, содержимыя съ опрятностью Голландскою. Потолки везд расписаны самыми яркими красками безо всякаго вкуса, стны теперь уже почти везд оклеены обоями, которые понравились купцу, онъ ихъ охотно покупаетъ, но оклеиваетъ безъ толку: стны голубыя, потолокъ, всегда невысокій, испещренъ ужасно, мебель зеленая и т. д. Разумется, во всхъ комнатахъ образа, въ нкоторыхъ за стекломъ, въ тяжелыхъ ящикахъ краснаго дерева, въ серебрянныхъ и золоченыхъ окладахъ (я описываю Вамъ домъ бородатаго и знатнаго дородствомъ купца). Эти комнаты отпираются разъ или два въ году для пріема важнаго гостя-чиновника или въ самые торжественные праздники, на остальное время ихъ запираютъ, постоянно протапливая зимой. Самъ же онъ съ семействомъ тснится въ остальныхъ комнатахъ, грязныхъ, вонючихъ, нердко сырыхъ. Между собою они рдко посщаютъ другъ друга съ семействами, безъ приглашенія или какого-нибудь особеннаго довода. Мужья цлый день вн дома, въ давк, на пристани, а жены сидятъ одн и скучаютъ дома. Въ праздникъ жены набленныя и Нарумяненныя донельзя, во французскомъ плать, съ длинною шалью и съ дурацкою кичкою чинно прогуливаются съ мужьями по улицамъ или по бульвару. Ни тотъ, ни другой ничего не читаютъ кром ‘душеспасительныхъ книгъ’, но это чтеніе нисколько не сбавляетъ съ нихъ спси и тщеславія. Вы можете сказать, что нельзя же требовать отъ нихъ совершенства… Такъ, да вдь у нихъ, при отсутствіи всякаго образованія, при слпой покорности рутин, привычк и старин, меньше и соблазновъ. Соблазны ихъ одолютъ, но не чрезъ пробужденіе буйнаго ума или неугомоннаго духа, жаждущаго свта и постоянно заблуждающагося, а чрезъ тщеславіе. Я вдь Вамъ разсказываю про такихъ купцовъ, которые и дородствомъ и важностью напоминаютъ бояръ, такихъ, которые даже и театръ почти не посщаютъ. При гостяхъ мужъ жен говоритъ всегда: Вы. Ужъ лучше мужикъ, поющій псни (забытыя купцами), чистое дитя, дитя природы, хоть это выраженіе и опошлено, онъ, со всею своею грубостью, невжествомъ, полуязычествомъ, откровенне, проще, веселе. Видъ купеческаго дома нагоняетъ на меня страшную тоску. Давалъ я своему хозяину читать Константинову драму. Онъ, противъ обыкновенія, охотникъ до чтенія и много читалъ. Ну чтожъ! Онъ очень доволенъ, но хвалитъ такія мста, говоря, что ‘очень прекрасно’, что видно, какъ онъ ничего не понялъ. А вдь до сентенцій страшные охотники, до азбучныхъ и прописныхъ нравоученій, до всякаго риторства. Чтожъ это означаетъ? Истинный взглядъ на искусство что ли? Видна ли тутъ истинная оцнка искусству, указаніе ему его настоящей стоимости, той, которая должна быть, по мннію Константина? Просто показываетъ первоначальную неразвитость вкуса, и простоты въ искусств онъ не понимаетъ, точно также, какъ онъ приказываетъ пестрить потолокъ самыми яркими красками и веселится душой, смотря на это безобразіе.— Я ршительно сбитъ съ панталыку. Все послднее время, весь 1848-й годъ постоянно разбивались мои съ такимъ трудомъ усвоенныя врованія, и теперь не осталось для меня ни одной человческой истины, о которой нельзя было бы сказать и pro и contra, я потерялъ всякую вру и въ умъ человческій, и въ наши выводы и соображенія, и въ логику, и въ жизнь. Есть Нравственная Истина, но я не умю согласить ее съ жизнью, а отречься отъ жизни недостаетъ силъ. Отъ того-то такая тоска, такая скука няньчиться съ ношею своей жизни. Въ добавокъ стихи не пишутся. По крайней мр за стихами я забываю вс эти вопросы и, дурно ли, хорошо ли, гршно или безгршно, я жажду этихъ наслажденій, отъ которыхъ по крайней мр не вижу видимаго зла. Мы вдь вс боле или мене язычники, и для васъ еще полезно нравственное вліяніе поэзіи, мы еще можемъ примнить къ себ: artes molltunt mores, — искусства смягчаютъ нравы.— Прощайте. Донесенія Министру о раскол не посылалъ, потому что не кончилось еще одно обстоятельство, для котораго и ду завтра въ Романовъ и завтра же вернусь. Тутъ къ общему вопросу присоединяются случайныя обстоятельства, временныя, мстныя, личныя, которыя могутъ получить значеніе общее и путаютъ дло.

1849 года, Іюля 16-го. Суббота. Рыбинскъ.

Въ Четвергъ я получилъ письмо Ваше, писанное 11-го Іюля, стало быть, письма доходятъ довольно скоро. Слава Богу, что Вра уже перехала въ деревню. Дай Богъ, чтобы ей было тамъ лучше, чмъ въ Москв, да и деревенскій воздухъ долженъ на нее хорошо дйствовать. Погода стоитъ чудная: тихая, теплая, ночи очаровательныя. Но я выключаю ныншнее лто изъ своей жизни. Это лто для меня не въ счетъ. Но, Господи, что это за красота лто! Не могу безъ ужаса подумать, что оно скоро кончится, что вотъ уже скоро и Ильинъ день, когда вода дрогнетъ, а потомъ опять примемся мы проживать осень и зиму! Въ Воскресенье здилъ я въ Романовъ-Борисоглбскъ (верстъ 45 отсюда) и вечеромъ воротился же назадъ, халъ я въ самый жаръ и какъ наслаждался тмъ, что меня печетъ солнце! Красное лто: что можетъ быть его лучше! Богъ съ нимъ, съ этимъ снжнымъ величіемъ: красота только въ живой жизни, въ краскахъ жизни, въ движеніи жизни. Ахъ, да что ужъ объ этомъ и говорить. Пахнетъ на меня среди всего этого бумажнаго дрязга въ открытое окно теплый низовый втеръ съ Юга и вдругъ смутитъ, собьетъ съ толку вс дловыя соображенія, пахнетъ и потянетъ за собою всю душу, такъ что иногда разсердиться, отмахнешься рукой отъ навожденія этой красоты и упряме уставишься въ дло.— И въ самомъ дл — къ длу. Здсь вс дла длаются на базар, въ трактирахъ и т. п. Биржа выстроена, но никто ее не посщаетъ, хотя огромная зала на берегу Волги, съ двумя балконами, въ жаркое время лучше вонючаго здшняго базара. Но Татарское слово: базаръ больше сохраняетъ правъ, нежели ‘биржа’.— Здсь низовая мука вашихъ мстъ называется Камскою и цнится совсмъ не высоко. Моршанская мука, какая-то Лысковская мука — ставятся гораздо выше. Цны не поднимаются, но и не упадаютъ Здсь цны зависятъ не столько отъ урожая, сколько отъ требованій въ Петербургъ, отъ требованій изъ-за границы. Въ Петербург столько осталось непроданнаго хлба, столько запасовъ, что еслибы Правительство не подоспло тогда на помощь, позволивъ купцамъ закладывать эти запасы въ Коммерческомъ банк, то, по увренію самихъ купцовъ, многіе бы лопнули, потому что уложили весь капиталъ въ хлбъ. Купцы выжидаютъ.— На этой недл, отправивъ въ Хозяйственный Департаментъ огромную вдомость по ревизіи топографической съемки городовъ, и въ тоже время отправилъ я и Министру въ собственныя руки записку о раскол и Единовріи въ здшней губерніи и въ Романов-Борисоглбск въ особенности. Разумется, все это было сдлано, такъ сказать, запоемъ: на одну записку пошла цлая ночь, Не знаю, какъ найдетъ это все Министръ. Записка написана очень рзко и противорчивъ нсколько его взглядамъ о Единовріи вообще. Я же противъ Единоврческой Церкви, ршительно, для здшняго раскола. Дйствія Алябьева я не разбираю, даже имени его не упоминаю въ записк, опровергаю только — не дйствія, но взглядъ на расколъ ‘бывшаго здсь въ прошломъ году чиновника Министерства’. Да потомъ пришло мн въ голову, что теперь лто, когда длами занимаются въ Петербург тихо, когда вс разъхались по дачамъ и самъ Министръ на дач, и хоть тамъ ему досужне и онъ врно прочтетъ эту записку самъ, но движеніе по ней будетъ вялое. Но чтожъ было длать? Мн приказано было немедленно донести, а я здсь уже скоро два мсяца. Въ Рыбинск придется останавливаться мн еще долго. Чмъ боле всматриваюсь я въ Рыбинское купечество, тмъ хуже оно мн кажется. Здсь есть, правда, общинный духъ, созданный единствомъ интересовъ торговыхъ, есть призваніе правъ е общества’, но это скоре духъ корпораціи, стремящійся къ монополіи Рыбинска относительно другихъ городовъ, къ стсненію иногороднихъ, не Рыбинскихъ купцовъ и проч. ‘Граждана’ города Рыбинска, какъ говорятъ они, должны имть преимущества передъ всми гражданами другихъ городовъ, и облагаютъ иногороднихъ большими акцизами. Это ведетъ меня къ оцнк общинъ отдльныхъ на Руси, и я вспомнилъ, что Новгородъ былъ тиранъ-городъ въ отношеніяхъ своихъ къ принадлежавшимъ ему землямъ, селамъ и городамъ. Разумется, слдовало бы, чтобъ отдльныя общины постоянно сознавали себя членами одной обширной общины.— Что еще удивительно, такъ это то, что въ Рыбинск, кром чисто выгодныхъ предпріятій, общество не склонно ни на какія пожертвованія. Въ самомъ дл, въ этомъ город, гд только лнивый не богатетъ, гд торговцы квасомъ въ хорошую навигацію продаютъ одного квасу на 1000 рублей въ день, — ни одного благотворительнаго учрежденія (такого рода учрежденія, которое вовсе не противорчивъ нашимъ взглядамъ на общественную благотворительность), напр. больницы, богадльни и проч. Все это можетъ быть сдлано только общими средствами и не мшаетъ частной благотворительности, особенно больницы. Здсь есть дв маленькія больницы, содержимыя изъ городскихъ доходовъ, по распоряженію Правительства, но не изъ пожертвованій. Ни одинъ богачъ не пожертвовалъ денегъ — хоть на украшеніе города, напротивъ того, эти богачи такъ жадны къ деньгамъ, что дорожатъ каждымъ грошомъ. Здшній аристократъ купецъ, пресловутый едоръ Тюменевъ, богачъ и раскольникъ, въ чести у знатныхъ и добившійся крестика, устроилъ напр. на самомъ видномъ мст, почти рядомъ съ церковью, кабакъ — въ ‘Красномъ Гостинномъ ряду’. Я, впрочемъ, съ этимъ аристократомъ уже учинилъ войну. Въ Москв и въ другихъ городахъ купцы гораздо благотворительне.— Въ бдномъ городк, каковъ Романовъ-Борисоглбскъ, существуетъ 9 церквей. Здсь, въ этомъ обширномъ город, существуетъ всего три,— да и то больше построенныя вкладами иногородныхъ.— Съ какимъ удовольствіемъ переходятъ мои глава на сухопараго мужика, поющаго псни! Судорабочіе, бурлаки, водоливы со всхъ губерній приходятъ сюда лтомъ и гуляютъ, въ ожиданіи новой трудной работа. Правда, что когда они стоятъ тысячами на берегу, то воздухъ сгущается невыносимо, но когда они отдльными партіями ходятъ немного пьяные (это каждый день) по улицамъ и воютъ псни, не обращая вниманія ни на кого,— такъ на нихъ смотрть весело. Здсь случается ма слышать чудесныя псни по мотиву. Напр. вы не услышите въ Москв мужика, поющаго псню: не блы-то снги и проч. Это поется, и сквернымъ оврагомъ, только въ трактирахъ, на театр, но здсь, гд сходятся съ равныхъ отдаленныхъ концовъ, я слышалъ и эту псню и другія, не фабричныя. Это все не Ярославскіе мужики, не торгующіе. Бодрый, веселый, трудящійся народъ, безъ древняго боярскаго или современнаго купеческаго брюха, безъ сановитой дородности, спсм, безъ претензій! Отъ него не требуешь ни образованности, ни свдній, въ немъ только то, что дала природа и воздухъ Христіанскаго міра… За то и безцеремоненъ, нечего сказать. Впрочемъ, крестьянинъ везд лучше другихъ.— Какъ я радъ, что А. О. наконецъ въ Калуг, воротилась къ своему посту и къ своимъ обязанностямъ. Я не зналъ этого до Вашего письма. Что Самаринъ: есть ли о немъ какое-нибудь разршеніе?— Здсь есть ягода, которая, говорятъ, нигд боле не ростетъ: поленика. Духъ отъ нея чудесный. Я заказалъ изъ нея варенье и, когда будетъ похолодне, пришлю къ Вамъ, потому что теперь можетъ испортиться.

23-го Іюля 1849 года. Суббота. Рыбинскъ.

Что это значитъ, что вотъ уже дв почты сряду я не получалъ отъ Васъ писемъ? Послднее Ваше письмо получено было мною еще въ Четвергъ на прошедшей недл, но ни въ Воскресенье, ни въ этотъ Четвергъ писемъ не было. Подожду до завтрашняго дня: завтра придетъ почти часу во второмъ пополудни. Дай Богъ, чтобы этому причиною былъ пріздъ гостей, или какая другая деревенская помха. Изъ Петербурга тоже никакой бумаги не получалъ,— словомъ, на ныншней недл почта меня нисколько не удовольствовала, хотя я люблю получать съ ней даже казенные пакеты и время-то считаю отъ почты до почты. Вчера былъ я на безпоповщинскихъ похоронахъ. Свалился одинъ изъ столбовъ этой секты, 82-хъ-лтній старикъ, купецъ Василій Миклютинъ, родной дядя моего хонаина. Отецъ это Го старика я отца моего хозяина былъ раскольникъ, изъ сыновей одинъ остался раскольникомъ, другой обратился къ православію и былъ однимъ изъ усерднйшихъ православныхъ, поколніе послдняго, разумется, также все православное. У Василія же Миклютина 4 сына, лишенныхъ имъ наслдства, ничмъ не привязаны къ расколу, внуки его ждали смерти дда, чтобъ оставить секту, и такимъ образомъ смерть этого старика сильно ослабитъ послдніе остатки безпоповщины въ Рыбинск. Полиція позволила имъ совершить похоронный обрядъ, но только вечеромъ. Я былъ при вынос. Народа (православнаго) столпилось много: мальчишекъ, солдатъ я разныхъ звакъ. Увидавъ меня на улиц, хозяинъ мой, племянникъ и душеприкащикъ умершаго (хотя я православный, но по случаю устраненія сыновей отъ наслдства), вышелъ ко мн и спросилъ: ‘Слдуетъ ли пть на улицахъ?’ Я не посовтовалъ, чтобы ихъ же избавить отъ насмшекъ и оскорбленій, воображая, что какъ скоро выйдетъ хоръ старыхъ двокъ (у нихъ все бабы и двки служатъ) и запоетъ, гнуся, по обычаю, то поднимется просто хохотъ, пусть уже поютъ, придя на кладбище. Они такъ и сдлали. Съ 60 женщинъ, съ головами, покрытыми черными платками, городскихъ и пришедшихъ изъ деревень, послдовали за гробомъ на кладбище, куда я не пошелъ, и тамъ отслужили по своему. Мн любопытно было видть впечатлніе, какое производила на зрителей эта процессія: вс смотрли или съ омерзеніемъ, или съ насмшкой. ‘Ну, что?’ спросилъ я Аанасія, когда онъ воротился оттуда. ‘Горько, отвратительно горько!’, отвчалъ онъ, и при этомъ сталъ удивляться, что правительство до сихъ поръ это терпитъ и позволяетъ имъ искажать вру. По его мннію, всхъ ба слдовало разослать въ Сибирь или наказать… Мн не разъ случалось слышать отъ людей этого сословія подобные совты. Онъ же разсказывалъ мн, что лтъ шесть или больше тому назадъ помщикъ Соковнинъ купилъ имніе въ Тульской губерніи и узналъ, что крестьяне вс держатся какой-то ереси и не дятъ свинаго мяса. Помщикъ задалъ праздникъ, пригласилъ крестьянъ, поподчивалъ ихъ сначала водкой, а потомъ и свининой, никто не сталъ сть и на спросъ: почему? они признались, что держатся какого-то толка. Тогда Соковнинъ всхъ отказавшихся отъ свинины перескъ, приставилъ къ нимъ 6 прикащиковъ, заставилъ крестьянъ всхъ окреститься и наконецъ уничтожилъ ересь, такъ что теперь крестьяне, до словамъ Аанасія, сами довольны и благодарятъ помщика, что выгналъ изъ нихъ дурь, доставшуюся по наслдству! Я противъ этихъ мръ, несмотря на успхъ,— однакоже и я убдился опытомъ, и именно здсь, что строгость съ одной стороны, безъ грубаго насилія, и страхъ съ другой — во многихъ мстахъ очень полезны. При этомъ только надобно взвшивать силу убжденія. Бываютъ такого рода слабые люди, которые ждутъ толчка, побужденія, которые рады, если Правительство придетъ къ нимъ на помощь? Многіе изъ нихъ, вполн сознавая свое заблужденіе, не ршаются однако оставить его, отчасти потому, что отецъ и ддъ исповдывали тоже, и ждутъ нкотораго принужденія. Разумется, тутъ вся мудрость состоитъ въ томъ, чтобы принужденіе это не переходило границъ, ибо тогда оно я слабые характеры превратитъ въ твердые. Разумется также, мры, съ успхомъ употребленныя въ Ярославской губерніи, ни подъ какимъ видомъ не могутъ быть употреблены въ Бессарабіи, гд и характеры другіе, да и мстность опасная. Нельзя также слишкомъ увлекаться уваженіемъ къ убжденію. Можно, пожалуй, получить убжденіе, что рзать людей, жечь дома и производить гнуснйшій развратъ необходимо для спасенія души. Если человкъ только напустилъ на себя такую дурь, то отъ этого легко вылчивается и строгостью, если же убжденіе дошло до фанатизма, то слдуетъ лишить возможности длать зло, хотя, впрочемъ, всякій сектаторъ боле или мене пропагандистъ. Жду съ завтрашнею почтою окончательнаго увдомленія объ успх затянной мною съ однимъ священникомъ и отчасти при содйствіи Губернатора операціи, безо всякаго вмшательства Полиціи и видимаго участія должностныхъ лицъ,— въ Романов-Борисоглбск, и тогда сообщу Вамъ. На этой недл прізжалъ во мн этотъ священникъ для переговоровъ, и дло, я думаю, скоро кончится.— Къ счастію моему, здшній мой хозяинъ, родственникъ умершаго, иметъ возможность сообщать мн также много любопытнаго. Посл дяди его осталась большая библіотека, говорятъ, книгъ и рукописей раскольническихъ, на которыя я имю виды и которыя общали мн завтра принесть для просмотра.— На этой недл была также свадьба одной родственницы моего хозяина. Это крестьянка, вышедшая замужъ за здшняго мщанина. Я видлъ невсту передъ внцомъ: Французское платье, вуаль или уваль, какъ они говорятъ, плечи обнаженныя, шляпка съ перьями! Какой здсь въ Рыбинск странный обычай: священникъ не ждетъ въ церкви и вмст съ женихомъ прізжаетъ къ одтой уже невст (тутъ всегда и закуска) и потомъ съ нею (т. е. въ общемъ позд, впереди) отправляется въ церковь. Вотъ и Ильинъ день прошелъ. Въ этотъ день грозы не было, за то посл Ильина дня — каждый день грозы. Нынче только немного охладилась атмосфера, а то были все теплые дожди: немного нагулялись ныншнимъ лтомъ сестры. Я ужъ говорю такъ, какъ будто лто прошло: Іюль въ исход, Августъ уже не лто… Какъ грустно!— Я продолжаю работать, какъ прежде, нсколько времени работа стала не спориться, пошла вяле, одолвала тоска, но теперь опять, кажется, пошла живе. Топографовъ своихъ разослалъ по городамъ, такъ что остался теперь ршительно безъ помощника.— Здсь довольно большое общество, если хотите, но я мало съ нимъ знакомъ, бываю иногда у здшняго городоваго доктора, славнаго малаго, воспитанника Московскаго Университета, Ивана Францовича Фанъ-деръ Фласа! Онъ и жена его превосходные музыканты и Нмцы, живутъ пресчастливо, аккомпанируя другъ другу (онъ на скрипк, она на рояли). Впрочемъ, эта Нмецкая чета совершенно обруслая и почти забыла Нмецкій языкъ. Жена его — тоже изъ Москвы,— какая-то Цумиллеръ или что-то въ этомъ род. Мн даже досадно, что отводить душу приходится у Нмца, да что же длать? Русскіе купцы — невыносимо скучны или скрытны, если и попадется между ними такой, съ которымъ можно говорить не объ одной мук, такъ все же этотъ человкъ не стоитъ со мною на одномъ уровн… Такое наше положеніе. Мы охотники разсуждать о предмет, намъ необходимо сейчасъ его понять, опредлить, поставить въ стойло системы, это уже наша вторая природа, и это составляетъ огромную нашу разницу съ прочими сословіями, я Константинъ не ощущаетъ вполн эту разницу. Наблюдать и понимать, или жить одною жизнію — дв вещи совершенно равныя.

30-го Іюля 1849 года. Суббота. Рыбинскъ.

30-е Іюля! Значитъ, посл завтра 1-е Августа! Выводъ, конечно, врный, но и очень грустный: только мсяцъ до осени. На этой недл, я получилъ два письма отъ Васъ: одно въ Воскресенье изъ Москвы, другое въ Середу изъ деревни. Въ первомъ Константинъ общалъ написать, а во второмъ и дйствительно написалъ письмо. Очень ему благодаренъ и буду отвчать… На ныншней недл въ Понедльникъ я здилъ въ Ярославль и воротился оттуда въ Середу вечеромъ, здилъ я туда по просьб Бутурлина и Архіерея для личныхъ совщаній по одному обстоятельству, касающемуся раскольниковъ. Дожди были проливные, дорога адская. Надобно сказать правду, самое скучное въ этой служб няньчиться съ такими Губернаторами, каковъ Б*** и быть съ ними въ дружескихъ сношеніяхъ. Тоска ужасная толковать по цлымъ часамъ съ самодовольною, хотя я доброю, пустоголовою властью.— Изъ Петербурга, отъ одного изъ нашихъ Чиновниковъ получилъ письмо, въ которомъ онъ пишетъ, что рапортъ мой о раскольникахъ полученъ и лежитъ у Министра и что мн вышелъ чинъ Надворнаго Совтниказа выслугу лтъ со старшинствомъ. Съ ныншнею почтою посылаю второй и послдній рапортъ Министру о раскольникахъ, также очень важный, теперь остается только писать о Пошехонскихъ лсахъ, ну да это со-временемъ. Изъ пріобртенныхъ мною посл умершаго безпоповщинца рукописей — одна просто драгоцнность. Это книга, писанная полууставомъ, по-Славявски (разумется, она переписана и не древняя), содержащая въ себ исторію первыхъ временъ раскола и отствующаго Іерейства и, кром того, вс доводы безпоповщинской секты, чрезвычайно умно и бойко изложенные. Есть цлые разговоры между пріемлющими Іерейство и не пріемлющими: разговариваютъ: ‘Пришедый’ и ‘Азъ’. Разумется, разговоръ кончается всегда тмъ, что Пришедый со схезамя на пазахъ благодаритъ Аза за обращеніе на путь истины и присоединяется къ безпоповщин. Кто этотъ знаменитый Азъ или, не знаю, я показывалъ эту книгу одному Поповщинцу, такъ онъ оказалъ мн, что это одна изъ самыхъ рдкихъ книгъ. Другая книга, исполненная всякихъ вздорныхъ басней и претензій на Славянское витійство — ‘Описаніе осады Соловецкой обители’. Третья книга или рукопись — объ Антихрист, гд тонкимъ образомъ даютъ чувствовать, что чуть ли этотъ Антихристъ не еофанъ Прокоповичъ, который изъ ‘ереси въ ересь отклоняешь’. Впрочемъ, я ее только такъ слегка просмотрлъ. Хочу послать ихъ на просмотръ Надеждину, такъ какъ онъ уже довольно знакомъ въ раскольничьей библіографіей и можетъ почерпнуть отсюда важныя указанія для внутренней исторіи раскола.— Вы спрашиваете, милый Отесинька, когда я могу съ Вами увидться? Едва ли это можетъ случиться раньше Рождества и Святокъ? Дла вдь просто тьма, а теперь и лто, въ которое производятся вс топографическія работы, и я постоянно долженъ за ними наблюдать и представлять ежемсячные о нихъ отчеты въ Департаментъ. Прощайте. Постараюсь написать во Вторникъ. Завтра Воскресенье, въ Рыбинск для меня пріятный день, потому что въ этотъ день приходятъ дв почты: Московская и Петербургская, а съ послдней и газеты, которыя выписываетъ мой хозяинъ.

1849 года, Августа 6-го. Суббота. Рыбинскъ.

Поздравляю Васъ съ праздникомъ, а если кто изъ Васъ говлъ, то поздравляю и съ причащеніемъ. На ныншней недл я не получилъ отъ Васъ ни одного письма, т.-е. уже почти 10 дней, и ршительно не понимаю, что можетъ быть этому причиной. Если я нахожу возможность писать каждую недлю, то въ вашемъ дом этой возможности еще боле, слава Богу, есть кому писать, особенно въ дождливое время, когда я гулять нельзя. Съ нетерпніемъ жду завтрашней почты. Впрочемъ, на этой недл почта ни откуда не привезла мн извстій: нсколько казенныхъ бумагъ пустаго содержанія,— вотъ и все. Вроятно, цны на хлбъ подымутся осенью. Торговля такое дло, что купцы непремнно должны составлять особое сословіе. Они вс знаютъ другъ друга, безъ чего и не можетъ быть торговаго доврія, помнятъ — не только каждый свою продажу и покупку, но учитываютъ и чужіе расходы я доходы, здсь, въ Рыбинск, въ центр хлбной торговли, они получаютъ въ одно время письма изъ Петербурга и изъ Астрахани и знаютъ вс торговыя цны на всхъ хлбныхъ пристаняхъ Волжской системы: Донъ и Двина — это ужъ системы особенныя. Стоитъ только получиться извстію, что цны въ Петербург поднялись, то вмигъ поскачутъ отсюда прикащики въ Моршанскъ, въ Симбирскъ, въ Самару, въ Уфу, во вс визовыя губерніи, географію которыхъ они знаютъ, сакъ свои пять пальцевъ. Нельзя не удивиться постоянству и настойчивости купца. Для того, чтобы провезти хлбъ отъ Саратова въ Петербургъ вверхъ по Волг,— хлопотъ — страшно сказать сколько. Возня съ казною, съ лоцманами, съ бурлаками, съ коноводами, съ перегрузкой, съ крючниками…— все это стоитъ большихъ денегъ! Вдь эти купцы везд поплатятся: они содержатъ всюду офицеровъ Корпуса Путей Сообщенія, завдывающихъ судоходными дистанціями, когда предъявляютъ имъ свои накладныя. Между тмъ, этотъ Волжскій бассейнъ или, лучше сказать, эта торговля по Волг отъ Астрахани до Архангельска, отъ Астрахани до Петербурга — кормитъ и содержитъ въ постоянной дятельности цлые десятки милліоновъ рукъ. Если взять въ соображеніе одно производство барокъ, канатовъ и снастей, такъ огромность цифръ испугаетъ васъ. Пословица говоритъ: ‘купецъ торгуетъ и вкъ горюетъ, крестьянинъ пашетъ да псенки поетъ’. За то купцы до такой степени свыкаются съ своимъ занятіемъ, что торговля ему длается необходима иногда даже вовсе не ради барыша. Эта постоянная лотерея, это состояніе между страхомъ и надеждою, этотъ ‘рыскъ’, какъ они говорятъ, становится для него второю природою. Я знаю многихъ богатыхъ оптовыхъ торговцевъ, которые держатъ даже ровничныя лавки, такъ, единственно для утшенія, чтобы посидть въ ней, потолковать. ‘Пойду, поторгую’, говоритъ мн недавно одинъ богатый купецъ, у котораго, можетъ быть, тысячъ на 200 серебромъ хлба въ Петербург, и отправляется въ лавку, гд сидлецъ его продаетъ муку фунтами… На своемъ грязномъ и вонючемъ базар они собираются два раза въ день, сообщаютъ другъ другу письма, длаютъ дла на сотни тысячъ рублей, но окончательно обсуживаютъ ихъ въ трактир. Разумется, здсь пускаютъ часто фальшивые слухи, даже пишутъ фальшивыя письма, и на этомъ базар новичка или нашего брата какъ разъ собьютъ съ толку, а биржа съ своей огромной залой стоитъ пустая, хотя въ ней свднія собираются только несомннныя и достоврныя, хотя въ ней и висятъ географическія карты, получаются газеты. У купцовъ другъ для друга есть свой банкъ, свои банкиры. Каждый, пользующійся довріемъ, можетъ безъ росписки и легко набрать огромныя суммы, но если онъ обманетъ, если онъ окажется несостоятельнымъ, то вмигъ это разносится по всему купечеству, и уже ему не врятъ ни копйки, а безъ кредита торговать нельзя.— Сейчасъ воротился отъ обдни. Вотъ давка-то! Церквей здсь мало, всего три, а народу много. Собственнаго народонаселенія Рыбинска нсколько тысячъ, за то приливающаго лтомъ — боле 100 тысячъ.— На ныншней же недл получилъ я увдомленіе объ окончаніи затянной мною операціи относительно присоединенія раскольниковъ Романова-Борисоглбска къ православію. По настоящему, мн уже теперь здсь и длать нечего, еслибы порученіе ограничивалось одними раскольниками. Жду съ нетерпніемъ отвта на свои рапорты. Они такого рода, что не могутъ оставаться безъ отвта. Я бы Вамъ послалъ ихъ прочесть, но они требуютъ непремнно личныхъ комментарій. Но какой противный народъ эти наши попы, еслибъ они дйствовали всегда такъ, какъ предписываетъ имъ должность, такъ расколъ въ десять разъ былъ бы слабе, а они, напротивъ, такъ равнодушны къ убжденіямъ религіознымъ, что обращаютъ вниманіе не на качество, а на количество паствы. Я пишу съ ныншнею почтою Борисоглбскому протопопу, говорю ему, что теперь, когда уже мы связали раскольниковъ человческими узами, необходимо дйствовать на нихъ постоянно духовнымъ убжденіемъ, увщевать ихъ искреннимъ, жаркимъ словомъ, чтобы они наложили на себя и духовныя узы. Безъ этого дло человческой мудрости рушится какъ разъ. Я, съ своей стороны, сдлалъ свое дло, исполнилъ то, что приходилось на долю правительственной мудрости, но съ досадой и грустью вижу, что оно не поддерживается нравственною, духовною, теплою силой. Эта поповская каста требуетъ непремннаго преобразованія. Разумется, для этихъ должностей требуются люди спеціально образованные, потому что въ нашей Церкви не простая, отвлеченная вра и не только нравственное ученіе, во тысячи обрядовъ и полудогматовъ, за которые народъ держится крпче, чмъ за самый догматъ, и которые вс имютъ свою исторію и духовную литературу. Вы укажете на Кузьму Ивановича. Да Кузьма Ивановичъ совтуетъ плевать и креститься на перекресткахъ, будетъ сбитъ съ толку каждымъ раскольникомъ и ни одного не обратитъ.— На дняхъ попалась мн книжка Твореній Св. Отцевъ за 1847 годъ: въ ней помщены стихотворенія Григорія Богослова. Это ршительный поетъ! Какъ я ему обрадовался! Совтую Константину обратить на него вниманіе, и Гоголю также. Видно, какъ онъ наслаждается самъ красотою образовъ и выраженій. Его посланіе къ женщинамъ очень хорошо!.. Между прочимъ, онъ осуждаетъ въ женщин ‘ноги, идущія борзо’.

9-го Августа 1849 года. Рыбинскъ. Середа.

Наконецъ, я получилъ Ваше письмо въ прошедшее Воскресенье. Какъ бы я ни хотлъ видть Константина и заставить его прохаться, однако, но нкоторымъ обстоятельствамъ, я не могу взять на себя пригласить его въ Рыбинскъ теперь… Мсяцемъ раньше — другое дло. Знаю, что онъ будетъ ломать себ голову и придумывать этому разныя объясненія, но дло просто и, какъ скоро я оставлю Рыбинскъ, тотчасъ же объяснится. А потому прошу объ немъ и не ломать себ головы.— Изъ Петербурга ничего не получалъ до сихъ поръ. Что-то привезетъ завтрашняя почта.

1849 года, Августа 13-го. Рыбинскъ. Суббота.

Во Вторникъ я писалъ къ Вамъ о неприсылк Константина. Теперь это препятствіе устранено. Дло состояло вотъ въ немъ: уже съ недлю господствовало здсь убжденіе, что въ город холера, это и предположить было немудрено, потому что она чрезвычайно была сильна здсь и въ прошломъ году, и потому, что Рыбинскъ въ безпреривнихъ сношеніяхъ съ Петербургомъ. Еще наканун письма былъ у меня здшній городовой докторъ, Фанъ-деръ Фласъ, хорошо мн знакомый, и удостоврилъ меня, что холера дйствительно есть, какъ въ больницахъ, имъ завдываемихъ, такъ и въ частной практик. Докторамъ велно было доносить Городничему о каждомъ новомъ холерномъ случа и т. п. Другой докторъ, уздный Штабъ-лекарь (ихъ всего здсь два), на дняхъ донесъ, что холеры ршительно * нтъ и не было и что это все выдумки. Городничій послалъ эти два противорчащія донесенія докторовъ Губернатору, который для ршенія этого вопроса прислалъ Инспектора Врачебной Управы. Тотъ на дняхъ (кажется, третьяго дня) ршилъ, что холеры нтъ и не было и что Фласъ ошибся. Какъ бы то ни было, но это значительно подйствовало на городъ, который теперь успокоился и развеселился. Поэтому, не ршившись тогда приглашать Константина, зная его характеръ, я полагаю, что теперь ничто ему мшать не можетъ. Я дйствительно думаю, что холеры по крайней мр теперь нтъ въ город. Къ тому же теперь настали такіе ясные дни, отзывающіеся, правда, осенью, ибо утра и вечера очень свжи. Если Константинъ прідетъ, то мы отправимся съ нимъ вмст въ Пошехонь, куда я думаю перебраться недли черезъ три. Впрочемъ, я считаю для него просто полезнымъ прокатиться на дорог, еслибы даже онъ и не захотлъ оставаться дольше. Мой адресъ: на Моложской улиц, въ дом купца Андрея Миклютина. Я хочу на дняхъ отправиться на Югъ… Вы ужъ думаете, на тотъ Югъ, гд тепле, гд природа лучше… Нисколько. Югомъ называется лежащій въ Сверу отъ Рыбинска, верстахъ въ 20-ти, монастырь или пустынь Югская, есть даже образъ Югской Божіей Матери. Говорятъ, мстоположеніе очень хорошее, и распорядокъ общежитія напоминаетъ собою Оптину пустыня. Сокращенно монастыри не называютъ иначе, какъ Югъ или Юга… Думаю хать туда на Успеньевъ день, съ которымъ Васъ, а равно и съ окончаніемъ поста, заране поздравляю.— На ныншней недл проходилъ здсь слонъ, подаренный Государю отъ Бухарскаго Хана, Свиту слона составляютъ нсколько человкъ Бухарцевъ и чиновникъ Оренбургской губерніи. Я ошибся, сказавъ, что онъ проходилъ. Онъ плылъ, въ Нижнемъ Новгород его погрузили на тихвинку, такъ называется лодка или судно особой конструкція. На Рыбинской пристани онъ стоялъ сутки, потому что здсь запасались хлбомъ. Кормятъ его блымъ печенымъ хлбомъ, котораго онъ съдаетъ пуда два въ день, да 20 фунтовъ сахару, да 10 фунтовъ масла. Весь городъ здилъ его смотрть, и я въ томъ числ. Слона видлъ въ первый разъ: зврь довольно безобразный, во умный и кроткій. Изъ Индостана въ Петербургъ!… Забавно то, что онъ во многихъ мстахъ поправилъ дороги. До Нижняго онъ шелъ пшкомъ и, какъ онъ очень трусливъ, то вступилъ на мостъ и почувствовалъ его жидкость, сейчасъ обращается назадъ. Нечего длать: строятъ мостъ крпкій, такъ чтобы словъ не изволилъ опасаться! У него есть для мостовой и полусапожки.— Вечеромъ того же дня эти Бухарцы были въ театр, въ лож, гд отличался русскій геркулесъ или Раппо, жонглеръ и акробатъ Ярославскій, Семенъ Ляпинъ, долгое время по страсти изучавшій это искусство и показывающій удивительные опыты съ досужествомъ русской силы, смтливости и ловкости’. Такъ сказано было въ афиш. Видите, сколько веселостей! Изъ Петербурга ничего не отвчаютъ. Я наконецъ вздумалъ, что глупо мн наконецъ находиться въ такомъ постоянномъ ожиданіи отъ почты до почты, что, пожалуй, можно такъ прождать годы и что именно то, чего сильно ждешь и хочешь,— нарочно не случится, и потому откинулъ уже всякую мысль о возможности избавить себя отъ своего скучнаго порученія. Разсчитавъ все, я полагаю, что, при благопріятныхъ обстоятельствахъ, къ зим будущаго 1850 года я долженъ покончить съ Ярославской губерніей. Теперь думаю — изъ Рыбинска въ Сентябр попасть въ Пошеховье, изъ Пошехонья въ Октябр прямо проду въ Угличъ, минуя Мышкинъ въ Мологу, а въ Ноябр, въ конц, возвращусь въ Ярославль, гд останусь Декабрь (съзжу только къ Вамъ на Святки), Генварь и въ Феврал отправлюсь на ярмарку въ Ростовъ и останусь тамъ мсяца полтора. Въ Март вернусь въ Ярославль, покончу съ нимъ, потомъ лтомъ раздлаюсь съ Любимомъ, Даниловымъ, Мологою и Мышкинымъ, осенью все недодланное додлаю и — конецъ. Но какая скука, Боже мой! Хоть бы одинъ городъ отдлать разомъ, а то теперь у меня нтъ ничего конченнаго.— Вы спрашиваете меня объ этой, часто упоминаемой мною операціи. Я, кажется, уже отвчалъ Вамъ, что она заключается въ присоединеніи цлаго раскольничьяго города Романова-Борисоглбска къ Православію посредствомъ собственнаго ихъ отъ себя прошенія. Просте сказать — это новыя путы, которыми самъ себя улавливаетъ подлый, здшній расколъ, мра дипломатическая, правительственная, но уже оказывающая благодтельныя послдствія и теперь. Вамъ это все непонятно, чтобы понять это все, надобно взвсить вс мстныя, даже случайныя обстоятельства, которыми мы съумли воспользоваться, надобно прочесть мои рапорты Министру, которые, безъ моихъ толкованій, едва ли будутъ Вамъ понятны. Эта мра совершенный сюрпризъ Министерству, и не знаю, одобритъ ли оно ее,— и бшусь, что не получаю оттуда никакого свднія. Что же касается до городскаго хозяйства, то работаю я ужасно много, да работа какъ-то не скоро идетъ. Рыбинскъ начинаетъ пустть, а въ Август мсяц вс отправки кончатся.— Недавно получилъ я письмо отъ Графа Д. Н. Толстаго (чиновника нашего Министерства) изъ Воронежа. Онъ пишетъ мн между прочимъ что тамъ, въ архіерейскомъ дом хранится карета св. Митрофанія, дланная заграницей, великолпная и съ какими-то особенными лежачими рессорами. На бокахъ кареты изображены Амуры, Купидоны, Венеры, Граціи и т. п. миологическія изображенія во всей крас. Графъ Толстой предполагаетъ, и это очень вроятно, что карета эта была подарена на смхъ Петромъ Великимъ. Подарокъ былъ принятъ, святой Епископъ могъ и заочно ее принять, но, какъ видно, ни онъ, ни пріемники его ни разу не употребляли эту карету, потому что не разбилось и стекла, а подгнившія колеса доказываютъ, что они стояли, не вертясь, на одномъ мст.

20-го Августа 1849 года. Суббота. Рыбинскъ.

Вотъ теперь уже нсколько почтъ сряду получаю я Ваши письма.— На ныншней недл я не получилъ никакихъ бумагъ, ни писемъ изъ Министерства, впрочемъ, я уже и пересталъ ждать, а теперь думаю только о томъ, чтобы скоре выбраться изъ Рыбинска, который мн ужасно надолъ, я отправиться въ Пошехонь. Тамъ необходимо мн будетъ създить къ одному помщику, Соковнину, знающему всю подноготную о Пошехонскихъ лсахъ, въ Пошехонскій Андріановъ монастырь и въ какую-то пустынь, верстъ 40 за Пошехонье. Кстати о пустыни. Въ Понедльникъ, въ Успеньевъ день здилъ я въ Югскую общежительную пустынь, верстъ 18 отъ Рыбинска. Порядокъ и благочиніе всюду. Это вообще свойство общежительныхъ монастырей, гд никто не иметъ своей собственности, а все, начиная отъ куска хлба до послдней рубашки, выдается изъ общей монастырской казны. Вс братья имютъ какое-нибудь опредленное занятіе на пользу монастыря, который довольно богатъ своей казной, за то и обстроился въ послдніе 15 лтъ очень изящно и богато. Устава никакого нтъ, кром общаго, существующаго для всхъ церквей, съ тою разницею, что здсь онъ съ большею строгостью соблюдается, такъ напр. обыкновенная всенощная продолжается тамъ 6 часовъ сряду. Игуменъ очень строгъ и не позволяетъ выкинуть ни подстройки. Вы не увидите здсь ни жирныхъ монаховъ, ни суетни въ церкви. И это общій характеръ и въ Оптиной общежительной пустыни (въ Калужской губерніи) и въ Саровской… Отстоявши обдню, я вмст со всми гостями мужчинами приглашенъ былъ къ Игумену, отцу Вароломею, который почему-то оказывалъ мн особенное вниманіе,— посл небольшаго угощенія (это былъ ихъ храмовой праздникъ) отправились мы въ трапезу, гд усадили меня подл Игумена. За трапезой царствуетъ совершенное молчаніе, никто не сметъ говорить, никто не приступи къ пищ прежде Игумена, который крестится и подаетъ знакъ предъ каждымъ блюдомъ. Во время обда читается съ каедры что нибудь изъ священныхъ книгъ, дятъ медленно, безъ жадности. Впрочемъ, обдъ былъ хоть куда. Посл обда довольно продолжительный молебенъ, затмъ Игуменъ опять позвалъ къ себ, подарилъ образокъ Югской Божіей Матери, нсколько просфоръ, разныя издлія монастырскаго токарнаго ремесла и отпустилъ насъ.— Обитель эта существуетъ по имени уже боле 200 лтъ, но въ настоящемъ смысл — не боле 70-ти. Основалъ ее въ XVII вк Кіевскій монахъ Дороей, которому явилась икона Богородицы. Монахи почитаютъ Дороея святымъ, говоря, что если онъ не прославленъ, такъ потому, что не хочетъ сдлать обитель первокласснымъ монастыремъ и лишать ее уединенія.— Въ монастырской гостинниц, гд, какъ водится, все даромъ,— неволь только по усердію жертвовать въ пользу монастыря. Гостинный монахъ, отецъ Серафимъ, предложилъ мн икону своего издлія. Я принялъ охотно, думалъ, что она стоитъ бездлицу, а расплачиваясь при прощань, долженъ былъ дать за нее шесть рублей серебромъ! Длать нечего. Об иконы и третій образокъ, купленный мною здсь на ярмарк, посылаю Вамъ, милая моя Маменька, вмст съ поле ничьимъ вареньемъ. Изъ нихъ маленькій образокъ Югской Божіей Матери-освященный.— За то отецъ Серафимъ утшилъ меня, сказавъ такую глупость, что я съ полдороги все хохоталъ. Прощаясь, онъ говорилъ: сдлайте одолженіе, посщайте нашъ монастырь, не лишайте Богородицу Вашего къ ней расположенія, а ужъ я Васъ не оставлю въ своихъ святыхъ молитвахъ.— Какъ бы то ни было, но въ этихъ общежительныхъ пустыняхъ гораздо отрадне быть, нежели въ монастыряхъ обыкновенныхъ.— Показать бы коммунистамъ эти христіанскіе фаланстеры! Велико значеніе монастырей, хранящихъ подл суетливой жизни идеалъ другой, совершеннйшей жизни, строгой тишины, неизмнимо-ровное теченіе дней. Но все же, повторяю здсь, не для монастырей и пустынь только явилось христіанство. Теперь о другомъ. На дняхъ на здшнемъ театр давали Ревизора. Я отправился смотрть. И актерамъ и зрителямъ до такой степени было смшно видть на сцен вс т лица, которыя сидятъ тутъ же и въ креслахъ (напр. Городничій, Судья, уздный учитель и т д.), что актеры не выдерживая и хохотали сами вовсе неумста, а потому и играли плохо, исключая Осипа. А зрители хоть и смялись, — да вдь все свои! Всякій другъ про друга знаетъ, что онъ беретъ, и считаетъ это дло весьма естественнымъ. Вотъ этимъ скверно въ уздныхъ и даже губернскихъ городахъ. Вс берутъ, нтъ другаго общества, и поневол длаешься снисходительнымъ, говоря, что этотъ беретъ не такъ, какъ тотъ, легче и т. п. А по настоящему никому изъ нихъ и руки подать нельзя! Даже мн иногда совстно колоть имъ собой глава. Впрочемъ здсь, какъ я Вамъ писалъ, балъ одинъ честный человкъ, Городничій Девъ, теперь въ отставк. За то объ извстенъ былъ, какъ нкое чудовищное исключеніе, неслыханное диво и дрянной городничій.— Самаринъ детъ въ Симбирскъ?.. Такъ вотъ чмъ все это разршается! Оно хоть и не мшаетъ ему послужить въ Губерніи, но право, какъ-то грустно. Значитъ, не очень везетъ!.. Я хоть и не очень жду Константина, но все же не совсмъ отбросилъ ожиданіе, къ тому же до Вторника недалеко.

30-го Августа 1849 года. Рыбинскъ.

Поздравляю Васъ со вчерашнимъ и ныншнимъ праздникомъ. Съ послдней почтой я не получилъ отъ Васъ письма, впрочемъ, и не ждалъ, потому что уже нсколько почтъ сряду приходили Ваши письма. Изъ Петербурга получилъ оффиціальную бумагу отъ Министра о назначеніи мн помощника, какого-то Эйсмонта, который еще не прибылъ, и частное письмо отъ одного Начальника Отдленія, который сообщаетъ мн за достоврное, что Министръ чрезвычайно доволенъ моими дйствіями, однако-же мой рапортъ держитъ покуда у себя и распоряженій никакихъ не сдлалъ. Назначеніе мн помощника ясно показываетъ, что вовсе не предполагаютъ освободить меня отъ этого порученія. Впрочемъ, я уже пріучилъ себя въ этой мысли.— О Гогол я могу Вамъ сказать кое-что утшительное. Только предваряю, что это секретъ, и если Вы какъ-нибудь его не удержите, то вся вина обрушится на меня. Я получилъ на дняхъ письмо отъ А. О., которой до смерти хочется разболтать свой секретъ, но говоритъ, что не велно, однако-же кое-что сообщаетъ. Гоголь читалъ ей второй томъ Мертвыхъ Душъ, не весь, но то, что написано. Она въ восторг, хоть въ этомъ отношеніи она и не совсмъ судья. ‘Какъ жаль, пишетъ она, что я не смю Вамъ проболтаться О Муратов, Элабуев, Улиньк, Чаграновой, Генерал Быстрищев’… я еще какая-то фамилія, которую я не могъ разобрать. Говоритъ, что первый томъ передъ тмъ, что написано и что только набросано, совершенно поблднлъ.— Можетъ быть, Константинъ и махнетъ рукой, но я просто освжился этимъ извстіемъ, нужно давно обществу блистаніе Божьихъ талантовъ на этомъ сромъ, мутномъ горизонт. Атмосфер необходимо разршиться громомъ, блескомъ и молніей великолпнаго Божьяго дара!.. Я прошу С—ву проболтаться совсмъ. Только Вы чуръ молчите. Если это дойдетъ до Гоголя, то онъ разсердится на С—ву и на меня. Нельзя сердиться на Гоголя, что онъ Вамъ не читалъ Мертвыхъ Душъ. Онъ видятъ въ настоящее время, что Вы и Константинъ мало заботитесь о его производительности и не ждете отъ него ничего, даже не видитъ уваженія къ прежнимъ проявленіямъ своего таланта.— Впрочемъ, я увренъ, что Вы, милый Отесинька, обрадуетесь этому извстію, да и Константинъ тоже.— Моя болзнь прошла или почти прошла. Нынче Царскій день, и я отправляюсь въ Соборъ, а потомъ на званный обдъ къ одному купцу.

1849 года, Сентября 3-го. Суббота. Рыбинскъ.

Вотъ и Сентябрь. Поздравляю съ осенью. Впрочемъ, первые дни Сентября смотрятъ лучше, чмъ послдніе Августа, воздухъ мягче и тепле, по крайней мр здсь. Въ Четвергъ получилъ а Ваше письмо отъ 29-го Августа. Вотъ забавно: мы другъ другу сообщаемъ одинъ и тотъ же совретъ! Я говорю о Гогол. Требованіе его, чтобы Вы не писали о Мертвыхъ Душахъ даже мн, совершенно нелпо и не иметъ никакого основанія, а потому прошу Васъ и не слушаться ого. Напишите мн обо всемъ подробно, одна ли глава написана или нсколько {Въ письм отъ 29 Августа, отецъ пишетъ Ивану Сергевичу: ‘Не могу доле скрывать отъ тебя нашу общую радость: Гоголь читалъ намъ первую главу 2-го тома Мертвыхъ Душъ. Слава Богу! Талантъ его сталъ выше и глубже. Мы общали ему не писать даже и къ теб, но нтъ силъ молчать. Глава огромнйшая. Чтеніе продолжалось часъ съ четвертью’.}. На ныншней недл былъ я на четырехъ купеческихъ обдахъ. Во Вторникъ 30-го Августа былъ званъ на пирогъ къ одному купцу первой гильдіи и Почетному Гражданину Александру Алексевичу Попову. Это старинный купеческій родъ, который въ первой гильдія записанъ уже лтъ 70. Впрочемъ, Поповъ вовсе не изъ первостатейныхъ богачей. Онъ очень порядочный человкъ, не безъ образованія, ходитъ хоть и въ нмецкомъ плать, но добръ и благотворителенъ больше, чмъ прочіе Рыбинскіе дородные бородачи. Онъ былъ именинникъ, а потому и созвалъ всхъ на пирогъ, т. е. на обдъ же, только не совсмъ полный. Дать же настоящій обдъ онъ не могъ, потому что другой купецъ, Наумовъ, бывшій наканун, 29-го Августа, имянинникомъ, по случаю постнаго дня (ускновеніе главы Іоанна), созвалъ всхъ въ себ на обдъ 39-го. Итакъ въ 12-мъ часу былъ завтракъ или почти что обдъ у Попова, а въ два часа обдъ у купца второй гильдіи Ивана Андреевича Наумова, богача страшнато, немножко раскольника, наружности самой простой. Въ этотъ день растворились ворота, которыя заперты почти круглый годъ, и отперты верхніе, парадные покои, всегда пустые и запертые. Русскій, т. е. настоящій купецъ, наитщеславнйшее созданіе, никогда не роскошествуетъ для себя собственно, для своего удовольствія, а только для показа другимъ. Отъ того такое непріятное впечатлніе и производятъ роскошныя убранства комнатъ. Эта чистота, эта неизмятость мебели, все это свидтельствуетъ Вамъ, что комнаты не жилыя. Разумется также, что все это безвкусно, мебель, выписанная изъ Петербурга, обитая штофомъ, богъ пружинъ, заднія спинки или ножки стульевъ, словомъ, гд не очень видно,— все это подкрашено. Часа два сряду, не торопясь, собираются гости, все это чинно, скучно, холодно. Наконецъ садятся вс за обдъ, который продолжается часа два или три. Хозяинъ не садится, а безпрестанно обходитъ гостей и подчуетъ виномъ. Тутъ вы говорите, что хотите: онъ не отвяжется, а повторяетъ пожалуйте, съ легкимъ произношеніемъ на о (какъ вообще въ Ярославской губерніи). Вы говорите ему тысячи причинъ, почему вы отказываетесь отъ вина, доказываете, что посл сладкаго кислое не годится и пр. и пр. Онъ выслушиваетъ терпливо, а какъ скоро кончите, говоритъ опять: пожалуйте, нечего длать, съ досадою подставляешь бокалъ. Разумется, что во время обда главную роль играетъ стерлядь. Каждый изъ дающихъ обды старается превзойти другъ друга въ величин и достоинств стерляди. Шекснинскія стерляди дйствительно, говорятъ, лучшія.— Посл обда остаются очень недолго: для дворянъ и для нкоторыхъ изъ купцовъ есть особая каморка, гд курятъ. Передъ самымъ отъздомъ непремнно заставляютъ опять вылить по бокалу. Это называется здсь почему-то: посошокъ. У Наумова посл обда даже вышла хозяйка (лтъ 50-ти), съ лицомъ, испорченнымъ отъ употребленія блилъ и румянъ въ молодости, она тоже высыпала гостямъ весь скудный запасъ купеческихъ привтствій: ‘пожалуйте, покорно просимъ садиться, благодарствуйте, просимъ быть знакомыми’, и опять ‘пожалуйте’, разъ 15. Наконецъ, посл поклоновъ, привтствій и поклоновъ, вырываешься вонъ, на чистый воздухъ… Такимъ образомъ въ этотъ день мы обдали два раза или полтора раза. А отказаться нельзя, особенно важному Чиновнику, почтутъ ея величайшую обиду. Это служба въ своемъ род. На этомъ обд замчательно было то, что подл меня сидлъ сдой старикъ, съ длинною, сдою бородою, также купецъ первой гильдіи и Почетный Гражданинъ, едоръ Ильичъ Тюменевъ, раскольникъ. Противъ него сидлъ сынъ его, въ Нмецкомъ плать, во фрак, съ бритою бородою. За то отецъ его на петлиц своего зипуна или длиннополаго кафтана (но вовсе не сюртука) носитъ крестъ, исходатайствованный ему Графомъ Клейнмихелемъ, передъ которымъ онъ подличалъ беастыдно. Оба хороши, но отецъ гораздо умне. Этимъ не кончилось. Поповъ, не имвшій возможности дать полный обдъ 30-го, далъ обдъ 1-го Сентября, все въ зачетъ имянинъ. Опять та же исторія, съ тою разницею, что комнаты Попова жилыя, что глаза отдыхаютъ, видя рояль, что Поповъ сидлъ самъ за столокъ, изрдка вставая для угощенія, я не приставалъ къ гостямъ такъ безсмысленно, что вмсто стерляди у него былъ исполинскій осетръ, что сигары и папиросы были у него порядочныя, потоку что онъ сакъ куритъ’ На другой день, 2-го Сентября, былъ именинникомъ Голова далъ также обдъ, который былъ повтореніемъ Наумовскаго, какъ и хозяева оба — одного покроя.— Такимъ образомъ на ныншней недл а одоллъ четыре купеческіе обда. Кажется, это должно служить Вамъ лучшимъ доказательствомъ моего здоровья.— Въ Четвергъ вечеромъ былъ здсь пожаръ, грозившій опасностью всему городу. Я былъ въ театр, куда пошелъ — до убжденію — принять участіе въ судьб одного бднаго актера. Давали Людовика XI или Заколдованный Домъ, трагедію въ стихахъ, переводъ Ободовскато. Кончился первый актъ, въ антракт — вдругъ пробжала всть, что пожаръ. Думали, что въ театр, и все бросилось вонъ. Но выбжавъ къ подъзду и узнавъ, что пожаръ не въ театр, а въ город, вс этому такъ обрадовались въ первую минуту, что воротились было въ театръ дослушивать піэсу. Но, разумется, сейчасъ обдумались и разъхались, потому что было не до забавы. Пожаръ былъ на той улиц, гд жили и актеры, которые, узнавъ это, бросились опрометью домой спасать имущества. Тутъ была самая траги-комическая сцена. Актеры выбжали въ тхъ самыхъ костюмахъ, въ какихъ были, нарумяненные и набленные. Людовикъ XI въ шелковыхъ чулкахъ тащилъ какой то сундукъ. Графиня Сентъ-Альмаръ, навернувъ на одну руку шлейфъ, другою волокла перину и тюфяки… Пожаръ былъ силенъ, загорлся одинъ деревянный домъ, и какъ около него строеніе все было деревянное, а втеръ былъ отчаянный и дулъ прямо, на городъ, то опасность была великая. Однакоже окружающія деревянныя постройки успли сломать, а тутъ помогли и березы, потому что маленькій садикъ отдлялъ этотъ дворъ отъ другаго строенія. Полиція и народъ отстояли и другія слабыя мста и такимъ образомъ спасли городъ. Я, разумется, тотчасъ же изъ театра побжалъ на пожаръ и оставался тамъ до окончанія. Въ Рыбинск пожары очень рдки, но еслибы случился другой втеръ и понесъ огонь на хлбные амбары, то отъ этого бдствія потерпла бы вся Россія. Я замтилъ одну суеврную примту: при начал пожара, впрочемъ, когда ужъ онъ былъ довольно силенъ, съ разныхъ сторонъ бросили въ горящій домъ яйца. Это длалось дли того, какъ я узналъ посл, чтобъ огонь горлъ на одномъ мст, яйца же бросаются освященныя, оставшіяся отъ Пасхи.— На другой день посл пожара, такъ какъ все окончилось благополучно, театръ далъ даровое представленіе, начавъ его со 2-го акта піэсы, — на которомъ прервался прежній спектакль.— Вотъ видите, сколько произшествій въ теченіе одной недли… Вы спрашиваете меня, когда я выду изъ Рыбинска. Я намренъ выхать въ половин Сентября, но Вы во всякомъ случа продолжайте писать въ Рыбинскъ впредь до моего письма, въ которомъ будетъ сказано: адресуйте въ Пошехонь.— Г. Эйсмонтъ еще не прізжалъ. Вотъ и война кончилась! Гвардія только прогулялась, а армія совершила блистательную кампанію. Что будетъ съ Георги: это меня очень занимаетъ.

10-го Сентября 1849 года. Суббота.

Кажется, Вы получите это письмо въ самый день рожденія Надички, поздравляю Васъ, поздравляю ее и всхъ Съ послдней почтой я не получилъ отъ Васъ письма.— Въ послднемъ письм своемъ Вы пишете, милый Отесинька, что Гоголь опять къ вамъ пріхалъ въ деревню: не вторая ли это глава Мертвыхъ Душъ? Что Вамъ сказать новаго? Я на будущей недл собираюсь хать, во Вторникъ напишу Вамъ, какъ распорядиться письмами, а до того времени адресуйте въ Рыбинскъ. Изъ Петербурга никакихъ бумагъ особенныхъ не получалъ и писемъ не имю. Да и до меня ли теперь тамъ. Тутъ Венгерцы, тутъ смерть Великаго Князя Михаила Павловича. Жаль Великаго Князя. Это былъ человкъ съ сильнымъ убжденіемъ въ святости долга и, конечно, одинъ изъ лучшихъ служакъ.— Ну что Московскіе слухи о прізд Георги въ Москву? Не сбылись, видно!— На ныншней недл была маленькая тревога въ город. Открыты два неудавшіеся поджога, и поэтому общество или городская община учредила караулъ и назначила изъ среды себя Смотрителей, въ теченіе семи дней были два собранія общества. Это т же сходки, только градусомъ выше. Сходка — въ изб или на улиц, здсь — въ ‘общественномъ вид’, тамъ крестьяне, здсь ремесленники, мщане и купцы. Тамъ главный — Староста, здсь — Градскій Голова, сходка и умна и криклива, здсь важно, тихо и чинно, позволяютъ себ говорить только старики, и человкъ безъ просди въ волосахъ скитается чуть не мальчишкой. Разумется, что купцы — богатые и сдые — имютъ знаменіе какихъ-то патриціевъ. Я задалъ имъ вопросъ: что должно Правительство, уважающее голосъ цлаго общества, признавать выраженіемъ этого голоса? Напр. общество властно установить новый сборъ денегъ или тому подобное равной важности. Правительство, утверждая приговоръ, не противорчитъ этому, предполагая, кто это желаніе всего общества, а если оно согласно, то Правительству заботиться тутъ объ устраненіи излишнихъ поборовъ нечего. Но иногда случается, что часть общества этапъ недовольна и говоритъ, что это приговоръ не общества, а только нкоторыхъ лицъ.— Они долго толковали (я, впрочемъ, не былъ самъ на собраніи) а ршали: только тотъ приговоръ покатать общественнымъ, т. е. выраженіемъ желанія всего Рыбинскаго общества, который подписанъ не мене 100 человками. Размръ довольно большой, какъ хотите. Это не депутаты, а все общество. Замчательно, кто въ числ 100 они положили: 70 купцовъ и 30 мщанъ (если же приговоръ составляется по дламъ одного мщанскаго общества, то 60 человкъ мщанъ). Числительно — купцовъ противъ мщанъ въ 4 раза меньше въ г. Рыбинск, но мщанинъ — человкъ боле кочующій и не столько осдлый, какъ купецъ. Мщанинъ — въ отлучкахъ по паспортамъ, въ услуженія, въ званіи прикащика у купцовъ и по бдности своей готовъ, еслибъ было нужно, подписать всякій приговоръ. Купецъ самостоятельне, независиме и упорне. Боле гарантіи въ томъ, кто купцовъ должно быть 70, а не 30, не легко будетъ тогда Губернатору или кому либо другому составлять приговоръ будто отъ лица цлаго общества. О несогласіи же остальныхъ, кром 100, о большинств голосовъ и проч. не было даже и рки. Есть пословица: семеро одного не ждутъ, и этотъ одинъ безпрекословно признаетъ власть семерыхъ, и въ этомъ единство. Можно бы подумать, что перевсъ купеческихъ голосовъ часто можетъ быть ко вреду мщанъ. Но мщане великодушно довряютъ купцамъ, говоря: вы васъ не обидите, мы знаемъ. Во всякомъ случа все это довольно любопытно. Сообщите это Хомякову. Мн кажется, что въ сословіяхъ, принадлежащихъ къ земщин, общинное начало не умерло, хотя во многомъ искажено, переодто, но живетъ. Мы же, потомки служилаго сословія, издревле наслдовали и наслдуемъ другой характеръ, не привязанные къ мсту, бояре переходили отъ одного князя къ другому, пока не получили наконецъ общегосударственное, а не мстное значеніе. Такъ и теперь. Впрочемъ, это статья долгая, и распространяться о ней ршительно некогда. Съ ныншней почтой отправляю боле 10-ти казенныхъ отношеній и рапортовъ.

13-го Сентября 1849 года. Рыбинскъ.

Сейчасъ явился ко мн г. Эйсмонтъ, мой помощникъ, слава Богу! На этой недл уду съ нимъ въ Пошехонь, а потому Вы пишите уже въ Пошехонь прямо. Теперь уже рже буду я получать письма вообще, потому что въ Пошехонь, кажется, всего разъ въ недлю приходитъ почта.— Изъ Петербурга на счетъ раскольниковъ ничего не пишутъ, а Хозяйственнымъ Департаментомъ я доволенъ: уважилъ вс мои представленія.— Не пишу Вамъ больше, а съ будущей почтой пришлю письмо подробне.

17-го Сентября 1849 года. Суббота. Рыбинскъ.

И съ ныншнимъ днемъ именинъ и съ будущимъ 20-мъ Сентября поздравляю Васъ я всхъ нашихъ. Боже мой, какъ скоро летитъ время: мы близимся уже къ концу Сентября, который нынче довольно скверенъ. Что сказать Вамъ новаго? Пишутъ секретно изъ Петербурга, что открывается порученіе по раскольничьимъ дламъ въ Черниговскую губернію и что хотятъ меня послать туда, съ тмъ однако-же, чтобы по окончаніи Черниговскаго порученія воротиться вновь къ трудамъ по Ярославской губерніи. Впрочемъ, это только одно предположеніе насчетъ меня, но что есть важное дло по Черниговской губерніи,— это врно, знаю я и то, что посылать имъ не кого. Если это состоится, то я буду очень радъ проздиться по Черниговской губернія, жаль только, что зимою, но я зимою отрадно звать, что находятся въ хорошей, теплой сторон. Къ тому ее Черниговская губернія будетъ поинтересне Ярославской, да и поздка туда будетъ боле походить на путешествіе, чмъ здсь. Самъ я ничего объ этомъ не просилъ и не прошу: какъ сдлается, такъ пусть и будетъ… Однако-же это секретъ, и прошу Васъ держать это въ секрет. Результата же по своимъ дйствіямъ Ярославскимъ относительно раскольниковъ — никакого со стороны Министерства не вижу.— Что его сдлалось съ моею памятью? Ршительно не помню, что я Вамъ писалъ въ послдній рать и писалъ ли я Вамъ о Попов-купц? Кажется, нтъ. Можете себ представить, что это человкъ, раздляющій наши убжденія сознательно во всей полнот. Какъ-то мн случалось разговориться съ нимъ (а онъ человкъ скромный и даже робкій) и я удивился, услыхавъ совершенно знакомыя и близкія сердцу рчи, я нашелъ у него Московскій литературный сборникъ, об части, Москвитянинъ, Сверное Обозрніе. Мало того, меня поразило то, что онъ бранитъ Погодина и Шевырева, хвалитъ статьи Сборника, Хомякова.— Откуда взялось у Васъ это направленіе? спросилъ я.— Я обязанъ имъ частію своею принадлежностью въ купеческому сословію, частію историческимъ занятіямъ и большею частью чтенію, Московской Литератур, Сборникамъ. Вотъ они — невидимые плоды! Поповъ — Почетный Гражданинъ и купецъ 1-й гильдіи, человкъ лтъ 30 слишкомъ, худой, какъ скелетъ,— чахоточный, высокій, такъ что страшно смотрть, блдный, съ черною бородою, не совсмъ русской, и въ Европейскомъ плать. Платье носитъ онъ по привычк. Такъ носилъ, можетъ быть, его отецъ, къ тому же платье надваютъ нкоторые и потому, что избавляются въ немъ отъ грубой и нахальной фамильярности благороднаго россійскаго дворянства. Человкъ онъ очень не глупый, религіозный и добрый, какъ рдко встрчается. Мн извстны тайныя его благотворенія, о которыхъ никто не знаетъ, длая которыя, онъ требовалъ одного — тайны… Сильно проникнутый тмъ же убжденіемъ, какое носимъ и мы, онъ постоянно мучится, и страдаетъ, видя, что все спшитъ наперекоръ туда, гд намъ видится пропасть. Онъ приставалъ ко мн, зачмъ не издается журналъ, и взялъ слово съ меня, что если будетъ издаваться, журналъ или Сборникъ, то непремнно на его бумаг. У него есть бумажная фабрика въ Углич, самъ онъ Рыбинскій купецъ. Я подарилъ ему сейчасъ (онъ только что ушелъ) Константинову драму,— да и познакомился я съ нимъ только 30-го Августа, а узналъ его всего дней 10. Но онъ только одинъ и есть.— Есть и другой, хоть не Рыбинскій, а Ярославскій, купецъ Щербаковъ. Я его не знаю, но нынче только мн сказали, что онъ очень желаетъ со мной познакомиться, читаетъ Сборникъ и занимается Славянскими нарчіями,— но сынъ раскольника, чуждый связи съ Церковью, связи, передаваемой съ дтства воспитаніемъ, и въ тоже время слишкомъ просвщенный для участія въ заблужденіяхъ раскола,— онъ, по отзыву Попова, совершенно не иметъ религіозныхъ убжденій.— Вчера былъ здсь Губернаторъ, который прізжалъ на одн сутки. Онъ прискакалъ отчасти для того, чтобы видться со мною вслдствіе одного обстоятельства, отчасти для распоряженій по Рыбинску. Дло въ томъ, что въ город были три покушенія на поджогъ, не удавшіяся, но встревожившія жителей, которые и учредили караулъ. По важности этихъ обстоятельствъ для Рыбинска я долженъ былъ донести объ этомъ Министру и собственно съ цлью, чтобы улучшить бдственное состояніе Полиціи, пожарной команды и пожарныхъ инструментовъ. Копію же съ рапорта послалъ Бутурлину изъ чистой любезности, Губернаторъ пріхалъ, взялъ на себя расходъ, превышавшій его власть и послалъ въ Москву за тремя новыми трубами, а я попросилъ въ Министерств утвердить расходъ. Такимъ образомъ что-нибудь да сдлаюсь, а прежде тянулось годы. Пожаръ въ такомъ город, какъ Рыбинскъ, можетъ имть послдствія важныя, по вреду своему, для всей Волжской хлбной торговли: здсь въ амбарахъ хранится милліоны кулей хлба! А пожарной команды вызжаетъ въ дло всего 14человкъ, трубы же вс — дланныя лтъ за 20 и боле. Впрочемъ, это ни для Васъ, ни для меня, по сдланіи дла, не интересно. Градскій Голова, разумется, далъ обдъ Губернатору, на которомъ былъ и я. Я смотрю, что онъ повсилъ носъ и такъ грустенъ… Оказалось, что представленный за дйствія свои во время холеры къ медали, Голова получилъ только благоволеніе. Бдный не спалъ всю ночь’ ‘Я, говорилъ онъ мн, пожертвовалъ въ прошлую холеру (въ 1848 году) три тысячи рублей серебромъ, что стоитъ медали’… Теперь и благотворить уже отказывается. А вдь очень добрый и хорошій человкъ. Что тутъ прикажете длать: не надо было возбуждать тщеславіе — Помощникъ мой Эйсмонтъ пріхалъ. Это уроженецъ Западныхъ губерній, служащій у насъ въ Министерств, очень порядочный молодой человкъ, который можетъ быть мн много полезенъ, когда пріучится къ этимъ дламъ.

1849 года, Сентября 24-го.Суббота. Пошехонье.

Вотъ я гд! Богъ знаетъ, въ какой глуши! Будь это лто, такъ я бы радовался этому, а теперь, осенью и въ грязь,— куда какъ несносно жить въ запертой комнат. Хуже всего то, что почта приходитъ только одинъ разъ въ недлю. Вчера она не привезла мн ничего отъ Васъ: стало-быть, придется ждать цлую недлю, впрочемъ, не было писемъ и изъ Петербурга, а пришло только одно письмо: изъ Бессарабіи! Изъ Кишинева въ Пошехонь! Разумется, оно адресовано было въ Ярославль и шло ровно 20 дней… Я выхалъ изъ Рыбинска въ прошедшее Воскресенье, вечеромъ, часу въ 10-мъ, и направился по проселочному тракту черезъ Волгу: здсь разстояніе всего 60 верстъ, а почтовымъ трактомъ вдвое. Дорогой перемнили лошадей въ какой-то странной по названію деревн ‘Демонское’. Разумется, это названіе не русское, а должно быть финское или чудское: здсь такихъ названій премного, напр. озеро Неро, рки: Вогода, Тологда, Печегда, Шехонь (или Шексна). Утромъ пріхали мы въ Пошехонь или въ Пошехонье, какъ значится оно въ оффиціальныхъ бумагахъ. Сначала долго возились съ квартирой, потому что приготовленная намъ оказалась совершенно неудобною, хотя и называется генеральскою, и я приказалъ сыскать, т.-е. нанять, другую, что и было исполнено. Наконецъ, мы перехали въ домъ къ какому-то мщанину, гд всего три комнаты, кривыя и косыя, но по крайней мр жилыя и теплыя.— Прежде всего меня поразила совершенная противоположность этого города и нравовъ жителей — Рыбинску. Изъ Рыбинска прізжаешь сюда, какъ изъ столицы. Я это говорю не относительно наружнаго вида города, а характера его. Въ Рыбинск пріздъ чиновника не производитъ никакой тревоги, здсь же все это дрожитъ, трепещетъ, чуть не поддерживаетъ подъ ручку, когда идешь, такъ что не знаешь, какъ съ ними и быть. Въ тотъ же день налетли ко мн чиновники разныхъ вдомствъ, вовсе не нашего министерства, безо всякой нужды, въ мундир. Сажаешь ихъ,— отвчаютъ: ‘ни постою’. Простой же народъ здсь какъ-то грубъ и дикъ. Пошехонскій уздъ составляетъ совершенное исключеніе изъ общаго опредленія Ярославской губерніи. Онъ хлбородне другихъ, и крестьяне здшніе боле остаются дома, не такъ, какъ въ прочихъ уздахъ. Можно было бы думать, что онъ отъ этого нравственне и лучше. Нисколько. Мн кажется даже, что здсь уже другое племя, населеніе, одинаковое съ Вологодскимъ, избы у нихъ большею частію курныя, сообщеніе, даже между собою, трудное, церквей и священниковъ мало, а раскольниковъ тьма, боле упорныхъ, чмъ въ другихъ мстахъ, однакоже не фанатиковъ, наконецъ, лса и лса, огромные, глухіе, сообщающіеся съ Вологодскими и идущіе чуть ли не до Архангельска,— способствуютъ другому воспитанію.— Но купцы и мщане здсь самое скверное народонаселеніе. Принявшись на дла, я скоро былъ обданъ чадомъ лжи, клеветъ, ябедъ, кляузъ, ссоръ, споровъ, тяжбъ, исковъ, доносовъ, сутяжничества и всякаго дрязга. Едва ли найдется здсь купецъ или мщанинъ, у котораго бы не было тяжебнаго дла! Всякая мщанка смотритъ такъ, какъ будто она лтъ 20 служила въ Магистрат. При послднихъ выборахъ изъ баллотировавшихся въ градскіе Головы не нашлось ни одного, который бы не бывалъ подъ судомъ. Вс другъ съ другомъ въ ссор, существуетъ даже слово особенное: ‘Сводъ-закончикъ’, т. е. знающій хорошо Сводъ. Что заведетъ одинъ Голова, то преемникъ его раздлываетъ. Общественныхъ Собраній почти никогда не бываетъ и вообще общинное начало не сильно. Я нашелъ даже въ длахъ то, чего не находилъ въ другихъ городахъ: велно было спросить общество, согласно ли оно такого-то уволить отъ службы по уважительнымъ причинамъ: часть общества согласилась, другая — нтъ и составили два приговора. Въ Рыбинск и въ случа несогласія не составятъ подобнаго акта, свидтельствующаго о разъединеніи, а несогласные просто не подпишутъ, не отмчая своего несогласія, или же согласятся. Впрочемъ, Губернское Правленіе, служащее посредникомъ въ этомъ случа, разршило споръ Пошехонцевъ по собственнымъ, справедливыхъ соображеніямъ. За то нигд такъ не соблюдаются формы, какъ здсь. Да и нельзя иначе: всякій боится доноса и придирки. Ни въ одномъ изъ ревизованныхъ мною городовъ не соблюдаются такъ вс эти законныя правила, до самой мелочи. Напр. торги. Въ прочихъ городахъ торги на продажу городскаго поземельнаго участка, на подряды — собственно но городу — безуспшны: въ Рыбинск прежде всего потому, что есть занятія торговыя, боле прибыльныя, въ другихъ мстахъ — Богъ знаетъ отъ чего. Здсь же напротивъ: цна на торгахъ надбивается въ 20, въ 30 и боле разъ. У всякаго есть свои пріятели, которые являются на торги безо всякой нужды, только чтобы насолить ему. Просто даже смшно читать торговые листы, потому что мн уже извстны отношеніе торгующихъ между собою.— Городничій здсь Бляевъ, человкъ слабый, старый и, по выраженію Стряпчаго, безкорыстный почти человкъ, Стряпчій — битый, колоченный и откуда-то уже разъ выгнанный. Объясните теперь, почему это, почему въ Рыбинск съ его 25-ю трактирами, съ его безпрерывными сношеніями съ Петербургомъ, съ его нкоторою развращенностью въ особомъ смысл, столько единодушія, здраваго ума и, такъ сказать, вжливости. Они сами говорятъ про себя: мы народъ вжливый, кром того, въ Рыбинск, несмотря на заботы о немъ Правительства, меньше всего соблюдаются законныя формы гарантіи и недоврчивости.— Тутъ могутъ быть разныя причины: 1) единство направленія въ торговл, довольство съ чувствомъ силы и независимости, денежная самостоятельность, заставившая Правительство уважать себя и откупившая себ свободный голосъ. Главное: довольство. Рыбинскъ счастливъ и иметъ счастливую будущность, а счастье почти всегда длаетъ, человка лучше и склончиве, 2) долгое управленіе умныхъ Головъ, снискавшихъ себ уваженіе общества и всякій отличія отъ Правительства, Головъ, которые и по сдач должности прививаются на совтъ, имютъ сильное вліяніе. Разумется, и тамъ есть партіи, но они стараются скрыть это. Здсь же нтъ и не было порядочнаго Головы. Нкоторые Пошехонцы, поумне другихъ, говорили мн, что недостаетъ имъ человка, который бы умлъ, править ими, другіе не хотятъ слушать своею брата и охотно повинуются власти Правительственной. Я всегда не любилъ общихъ категорическихъ опредленій о нравственности жителей, но долженъ сознаться, что ихъ нельзя не принять. Напр. про Романовцсвъ говорятъ, что тамъ народъ плутъ, про Мологу — сутяги, про Пошехонь: ‘народъ грубый’. Въ Молог, говорятъ, сутяжничества еще больше, и каждый мщанинъ ходитъ съ листомъ гербовой бумаги за пазухой. Мн всегда казалось, что длать подобныя опредленія опасно, что черта, приписываемая такому-то мсту, временная или случайная, но нтъ, кром обычая вншняго, есть характеръ наслдственный, есть и въ людяхъ порода, отъ вліянія которой, само собою разумется, каждый можетъ освободиться не только чисто-христіанскимъ просвщеніемъ, но и образованностью мірскою.— Городъ бденъ, потому что отдаленъ отъ трактовъ, отъ большой дороги, пролегающей черезъ всю Ярославскую губернію, отъ Волги. Но впрочемъ, при другомъ характер жителей, онъ могъ бы создать себ прибыльную дятельность.— Въ 10-ти верстахъ отъ Рыбинска, 20-ти или 30-ти отъ судоходной Шексны, съ ркою (Югожей), впадающею въ Шексну и въ полую воду свободною къ сплаву барокъ,— Пошехонь можетъ еще похвалиться своимъ выгоднымъ положеніемъ. Но что тутъ длать. Вс мои хлопоты объ увеличеніи городскихъ доходовъ и объ устройств городскаго хозяйства будутъ ршительно безуспшны при такихъ нравахъ жителей… Остается только ухватиться за одно предложеніе нкоторыхъ купцовъ, не выработанное ими, оставленное ими по общему нераднію къ общей польз, по занятію ябедами и тяжбами, это соединеніе рки Соги посредствомъ разныхъ ркъ и канала съ Сухоной, съ Вологдой, съ Архангельскомъ… Буду писать объ этомъ хоть, разумется, и не добьюсь успха.— Приходъ здсь всего одинъ: соборъ съ теплою церковью и еще съ кладбищенскою, въ которой служатъ только лтомъ. Строеніе большею частію деревянное, но на главныхъ улицахъ довольно чистое.— Если бы Вы знали, какая тоска! На двор дождь, втеръ, холодъ, слякоть, грязь, выйти нельзя, стихи не пишутся, да и некогда среди этого дрязга ябедъ, которыя приходится разбирать, да и мста нтъ: со мною теперь безотлучный спутникъ Эйсмонтъ.

1-го Октября 1849 года. Суббота. Пошехонье.

Письмо Ваше отъ 22-го Сентября получено мною вчера утромъ.— Въ день Вашихъ имянинъ я собирался хать въ Андріановъ монастырь, но узналъ, что Игуменъ съ монастырскими иконами въ город, а потому не похалъ.— Въ Воскресенье былъ я въ собор. Соборъ довольно старинный снаружи, но внутри передланъ лтъ съ 50, — вообще же хорошъ. Есть нкоторыя древнія иконы, уважаемыя и нашими и староврами, особенно же почитается огромная икона Спасителя такихъ же размровъ, какъ и въ Романов. Но боле всхъ привлекаетъ въ себ богомольцевъ почитаемое чудотворнымъ восковое изваяніе Спасителя. Христосъ представленъ сидящимъ въ темниц, во весь человческій ростъ. Вмсто темницы, разумется, огромный стеклянный шкафъ, съ дверями. Изваяніе — все восковое — сдлано необыкновенно хорошо, такъ что страшно, особенно же потому, что видишь одно лицо, а остальное все покрыто мантіями, исключая рукъ, высовывающихся изъ-подъ широкой одежды. Признаюсь, за меня это произвело непріятное впечатлніе, но у женщинъ, особенно у простыхъ бабъ, это изваяніе въ большомъ уваженіи, и непріятно видть, какъ раскрывая полы одежды, они прикладываются къ восковымъ ногамъ. Одинъ мщанинъ разсказывалъ мн, что изваяніе это привезено въ Пошехонь назадъ тому лтъ 60, что кто-то видлъ его во сн и исцлился. Не въ дух Православной Церкви подобныя раскрашенныя восковыя изображенія, но слово чудотворное заставляетъ молчать. Онъ же разсказывалъ мн, что въ собор есть образъ, гд Богородица съ Іисусомъ Христомъ нарисована чрезвычайно отчетливо, величиною не боле овсяннаго зерна, почему этотъ образъ также въ величайшемъ почитаніи. Впрочемъ, всякая рдкость искусства, или природы кажется чудомъ народу. Этотъ же мщанинъ приносилъ мн показывать небольшой камушекъ, величиною съ гривенникъ, на гладкой поверхности котораго есть темныя и свтлыя жилки. Если долго и пристально смотрть, такъ дйствительно кажется, что эти жилки образуютъ собою лицо и половину фигуры старика, почитаемаго имъ за Господа Саваоа. Я, разумется, не дерзнулъ выказать ему свое невріе, отвчалъ ему въ его же тонъ и спросилъ его, что онъ думаетъ длать съ этимъ камнемъ?— Хочу его представить, отвчалъ онъ.— Кому?— ‘Тому, кто длалъ надпись на Исакі’. Я сначала не понялъ, а потомъ онъ объяснилъ мн, что Исакій — это Исакіевскій соборъ въ Петербург, а длавшій надпись — Государь!… Приходилъ ко мн также одинъ мужикъ деревни Погорлки, Пошехонскаго узда, торгующій по узду тряпьемъ и книгами. Я посылалъ за нимъ, чтобы узнать, нтъ ли у него книгъ старыхъ. Этотъ мужикъ очень уменъ, но книжникъ и просто не говоритъ, а все библейскими славянскими высокопарными выраженіями. Впрочемъ, онъ православный, но сознался мн, что иногда ‘смущается и колеблется его умъ’. И кто же въ этомъ виноватъ, по его же словамъ? Правительство своимъ снисхожденіемъ. ‘Зачмъ, говоритъ онъ, Государь позволилъ благословенныя церкви, а въ нихъ и употребленіе старопечатныхъ книгъ, для чего въ Москв въ синодальной типографіи разршено печатаніе старыхъ, неисправленныхъ книгъ’? Это было сдлано съ цлью распространить между раскольниками благословенныя церкви, признающія подчиненность Архіерею, и сравненіемъ книгъ старыхъ съ новыми, возможнымъ для каждаго,— доказать неважность различія, ибо раскольничьи наставники много берутъ тмъ, что врутъ и лгутъ между безграмотными мужиками въ волю. А этотъ мужикъ говоритъ мн, что какъ сравнишь старыя книги съ новыми, такъ поколеблется умъ. Я говорилъ одному купцу, что различіе не касается существенныхъ основаній вры. Нтъ, отвчалъ онъ мн, есть и существенное различіе: у васъ ходятъ противъ солнца, а у старовровъ — посолонь! Тутъ и замолчишь. Я употребилъ все стараніе, чтобы утвердить этого мужика въ православіи, потому что онъ пользуется большимъ авторитетомъ и легко можетъ сдлаться проповдникомъ. Впрочемъ, по его словамъ, онъ иметъ презрніе къ здшнимъ старообрядцамъ за ихъ лживую, лицемрную жизнь. Однакоже не онъ одинъ, но многіе православные часто приводятся въ смущеніе раскольниками Этотъ же мужикъ вмст съ другимъ мщаниномъ, сообщая мн разныя свои недоумнія, разсказали, что года два тому назадъ, какъ велно было очистить Пошехонскіе лса, нашли тамъ одну старуху-раскольницу, которую и повели вонъ изъ лса, а келью ея разломали (эти лса вмст съ кельями служили и служатъ пріютомъ бглымъ солдатамъ, каторжникамъ, ворамъ, конокрадамъ, прикидывающимся раскольниками). Проходя мимо проруби (это было зимой), старуха, въ виду всего народа, съ словами: ‘тебя я ради, Господи!’ — бросилась въ прорубь. Смутился народъ и не зналъ, почесть ли ее святой, не пригнать ли святымъ и дло, за которое она умерла?— Я объяснилъ спрашивавшимъ меня, что она нисколько не святая, а дло — еще мене: христіанскіе мученики ждали страданій, а не бросались въ воду, сами на себя рукъ не накладывали, были вс убіенные, а не самоубійцы. Кром того, еслибы даже и пошла на страданія и вынесла ихъ мужественно, — не должно и этимъ смущаться, при этомъ я разсказалъ имъ примры фанатическаго мученическаго самоотверженія въ такихъ сектахъ, разсказъ о которыхъ заставлялъ ихъ креститься и отплевываться. Не знаю, убдилъ ли я ихъ, только они очень искренно благодарили меня за бесду. Да и не они одни въ прав смущаться. Кого не поколеблетъ искренность убжденія во лжи и заблужденіи, какъ согласить эту высокую нравственную сторону (убжденіе, способное на всякую жертву и муку) съ безнравственностью предмета убжденія! Хитрое дло — душа человка: въ ней способны рядомъ и дружно жить ложь и правда, грязь и чистота, зло и добро. Судить человка, по настоящему, можно только относительно, абсолютно же можетъ судить только одна сама, недоступная человку, абсолютная Истина — Богъ.— Можете себ представить, кто здсь городничимъ? Маіоръ Бляевъ, тотъ самый, который былъ въ Белебе и ухалъ оттуда въ 1823 году. Онъ живетъ уже лтъ 17 въ Пошехонь! Онъ попался здсь въ одну непріятную исторію и потому ухаживаетъ за мною какъ нельзя больше. Отъ кого-то онъ узналъ, что я Оренбургскій, вспомнилъ Белебей и прискакалъ ко мн объявить, что онъ меня носилъ на рукахъ, что онъ частехонько бывалъ въ Надежин, припомнилъ равные стихи Ваши, милый Отесинька, про Юсупова, Наврозова и пр. Я, впрочемъ, объяснилъ ему, что если онъ ухалъ въ первой половин 1823 года, такъ не могъ носить меня на рукахъ. Это самый плохой городничій, добрый весьма, но глупый и слабый донельзя. Лнивый его здсь не обижаетъ, солдаты не слушаются, градскій Голова, первостатейный мошенникъ, командуетъ имъ, дла идутъ скверно, а самъ Бляевъ человкъ не злоумышленный и добрый, очень добрый. Онъ проситъ моего покровительства, и я писалъ нынче кому слдуетъ, что Бляевъ провинился не съ умысла, а ‘съ дуру’ и чтобъ это приняли въ соображеніе. По настоящему, я могъ бы уже ухать изъ Пошехонья, но мн хочется обличить и вывести на чистую воду купца Серебрякова, здшняго Голову, мерзавца, какихъ мало, покровительствуемаго Губернаторомъ, а потому на каждомъ шагу встрчаю препятствія и затрудненія. но какъ я ршилъ поставить на своемъ, то и не выду изъ Пошехонья до тхъ поръ, покуда не получу всхъ затребованныхъ свдній, въ доставленіи которыхъ отказываетъ мн здшній Магистратъ, отзываясь (лично мн), что боится Серебрякова, какъ человка ‘сильнаго’. За этотъ отзывъ имъ должно крпко достаться, и вся эта недля прошла у меня въ досад.— Въ Понедльникъ былъ мой день рожденія и имянинъ. Мн 26 лтъ!

1849 года, Октября 18-го. Вторникъ. Угличъ.

Вчера получилъ я два письма Ваши или, лучше сказать, отъ Васъ только, милый Отесинька, отъ 6-го и 10-го Октября: одно изъ нихъ прогулялось въ Пошехонь, другое уже не застало меня въ Рыбинск. Вотъ уже пять дней, какъ я въ Углич. Я пріхалъ сюда въ Середу вечеромъ изъ Рыбинска, который отъ Углича всего 72 версты. Угличъ и съ Москвою и съ Петербургомъ можетъ сноситься 4 раза къ недлю: въ Москву — черезъ Тверь и черезъ Ярославль, первый путь даже ближе, но не для Васъ, которые живете на Ярославской дорог. Въ Петербургъ также дв дороги: черезъ Тверь и черезъ Рыбинскъ. Я этому очень радъ, по крайней мр здсь не такъ, какъ въ Пошехони, куда почта приходитъ разъ въ недлю.— Я желалъ бы очень, чтобы Константинъ пріхалъ сюда полюбоваться на Угличъ, и жалю, что самъ попалъ сюда въ такое позднее время года, когда благодтельная гнусность погоды мшаетъ прогулк. Хорошъ, очень хорошъ этотъ городъ, живописно раскинутый по обоимъ берегамъ Волги, съ своими 26-ю церквами, колокольнями и 3-мя монастырями. Вы чувствуете, что живете въ старинномъ город: это доказываетъ вамъ и историческое воспоминаніе ра каждомъ шагу, и религіозная физіономія города, и самое расположеніе его — просторное и обширное. Посл Ярославля и Ростова — это самый населенный городъ въ здшней губерніи: въ немъ до 10 тысячъ жителей. Въ Рыбинск лтомъ бываетъ тысячъ до ста и боле, но все иногородныхъ, тогда какъ собственно рыбинскихъ — очень жало, вполовину меньше противъ Углича.— Впрочемъ, древняя старина Углича вся забыта имъ, вся поглащена памятью о Царевич Димитрі, о которомъ хранится и передается изъ рода въ родъ самое живое преданіе. Много значитъ, когда исторія связываетъ тсно съ религіознымъ преданіемъ! Не будь этого, древній городъ Угличъ испыталъ бы участь, одинаковую съ другими древними городами. Но здсь стоитъ теремъ, гд показываютъ спальную Царевича, но на мст, гд былъ убитъ, воздвигнута церковь съ названіемъ: церковь Царевича Димитрія на крови, но во всхъ церквахъ каждый день возглашается его имя, и въ каждой церкви стоитъ его образъ. Каждый Угличанинъ знаетъ подробно всю исторію Царевича, какъ священную Исторію, и Угличъ любитъ его самого живою любовью. Пусть господа ученые доказываютъ, что не Годуновъ былъ причиною его смерти или что Самозванецъ былъ истинный Димитрій… Я совтовалъ бы имъ не говорить этого въ Углич. Церковь и народъ свято врятъ въ событіе. Не только стны внутри церкви Царевича, но и во многихъ другихъ церквахъ — стны расписаны изображеніями и убіенія Царевича и убіенія народомъ Битяговскаго съ сообщниками — Мощей Димитрія нтъ въ Углич. Ихъ взяла Москва для свидтельствованія лжи Самозванца, потому что смерть Царевича сдлалась событіемъ всей земли русской, и Москв, какъ представительниц земли, необходимо было имть ихъ. Угличане понимали эту необходимость и за городомъ, на томъ мст, гд разставались съ мощами, построили церковь. Въ ‘Царевской’ церкви, т. е. на крови, хранится пустая серебряная рака, въ которой вмсто мощей лежитъ изображеніе его, вышитое шелками, матерью его инокиней Марой, хранится и икона, ею подаренная, гд вдланы: маленькій ковчегъ съ землею, на которой онъ былъ убитъ, слдовательно, орошенною его кровью, и орхи, найденные въ его рук и сохраненные матерью, въ собор сберегается покровъ, обртенный нетлннымъ во гроб Царевича. Преданіе о Царевич необыкновенно живо и поглотило вс прочія: да не мудрено уже и потому, что смерть его сдлалась самымъ важнымъ и яркимъ событіемъ въ нашей исторіи. Съ именемъ его вспоминаются имена всей этой эпохи, и Годунова, и Лжедимитріева, и Шуйскаго, и многихъ другихъ! Въ Углич нтъ церквей позднйшей постройки, самая поздняя постройка была въ 1713 году, какъ кажется. Въ этомъ году былъ выстроенъ Преображенскій соборъ, который удивительно какъ хорошъ. Внутри собора замчательно то, что въ немъ нтъ столбовъ, а весь этотъ огромный верхній сводъ утвержденъ на четырехъ стнахъ собора, и это производитъ необыкновенный эффектъ. Какія- здсь есть прекрасныя церкви. Вы все это увидите, потому что я еще прежде приказалъ снять виды почти со всхъ церквей Угличскихъ и вообще всей губерніи: надюсь привезти Вамъ это все къ Рождеству.— Здсь многіе занимаются древностью, особенно мщанинъ Серебренниковъ, корреспондентъ Погодина (который самъ въ Август мсяц, говорятъ, прозжалъ черезъ Угличъ), раскольникъ, впрочемъ. Въ город у нкоторыхъ сохранялись лтописи Угличскія: кажется, Погодинъ все перебралъ, впрочемъ, и Археографическая Экспедиція взяла копія со всхъ хранящихся здсь грамотъ и напечатала ихъ.— Я еще не осмотрлъ вполн города, но на дняхъ буду осматривать его вмст съ Серебренниковымъ.— Несмотря на то, что здсь есть нсколько человкъ раскольниковъ, народъ въ город положительно православный и отличается рзко отъ прочихъ Ярославскихъ городовъ своимъ усердіемъ въ церкви. Это доказываетъ благолпіемъ и даже роскошью всхъ 26 церквей города.— Другая черта Угличанъ и тоже замчательная — та, что он вс домосды, это относится къ жителямъ не узда, а собственно города, которые, за исключеніемъ самаго малаго числа, занимающагося торговлей съ Петербургомъ и другими городами, — торгуютъ вс у себя дома, въ город и въ узд. Отъ этого лавокъ и торговцевъ здсь премножество и торговля самая средняя. Капиталистовъ здсь нтъ почти вовсе, и торговцы городка Мышкина, въ 30-ти верстахъ отъ Углича, при тхъ же самыхъ условіяхъ мстности, торгуютъ вдесятеро богаче, потому что пользуются Волгою и занимаются вс судоходною торговлею. Здсь есть человкъ до 500 мщанъ, называемыхъ холщевниками, которыхъ весь промыслъ состоитъ въ томъ, что у крестьянъ узда, прізжающихъ въ городъ съ холстомъ (здсь уздъ особенно отличается производствомъ холста), они ночью или рано поутру покупаютъ холстъ и въ тотъ же день перепродаютъ его крупнымъ торговцамъ, получая самую пустую прибыль, иногда двугривенный или четвертакъ въ день. Въ другихъ городахъ Ярославецъ ушелъ бы съ паспортомъ искать прибыли по Россіи, а здсь этого обычая нтъ. Я добивался объясненія въ этомъ недостатк предпріимчивости, но мн отвчали: нтъ обычая, не завелось. И дйствительно Угличъ, который въ старину былъ гораздо обширне теперешняго, прежде могъ довольствоваться и довольствовался вполн своею торговлею, но теперь, какъ торговля развилась повсюду, и городъ не иметъ ни прежняго значенія, ни прежняго числа жителей, онъ обднлъ. Впрочемъ, объ этомъ еще надо додумать да и обслдовать это обстоятельство ближе. Я помщенъ здсь прекрасно, хозяинъ бодрый старикъ лтъ 70-ти, чрезвычайно заботливъ, да и вообще народъ здсь очень вжливъ. Не думайте, впрочемъ, что древній характеръ города и присутствіе священныхъ памятниковъ старины удерживаютъ жителей въ томъ вид, въ какомъ бы желалось ихъ видть, напр. Константину. Нтъ, они вс религіозны и помнятъ старину — не какъ дло быта, а какъ священное преданіе. Т. е. какъ бы Вамъ это выразить ясне? Событіе напр. Еврейской или Христіанской Священной Исторіи, будучи свято и съ врою почитаемо, остается все же вн быта, такъ и старина У гладкая, получивъ чисто религіозный характеръ, отршилась отъ быта и свято, усердно, богомольно почитаемая, дйствуя даже на нравственный характеръ, не иметъ вліянія на вншній бытъ. И противъ церкви Царевича Димитрія на крови стоитъ трактиръ Фениксъ, принадлежащій набожному купцу, одвающемуся по Нмецки, а жены, жены купеческія, какъ и всюду, опережаютъ мужское племя по пути къ соблазну и не носятъ кичекъ, а одваются по послдней мод. Гршный человкъ, мн пріятне видть ихъ съ открытыми волосами, причесанными a la Keine Blanche, или въ этомъ род, и съ блыми губами и съ шляпками французскими, нежели чопорную купчиху въ кичк, съ густо-набленными и нарумяненными щеками и съ черными зубами, купчиху чванную, спсивую до нельзя, или бы купеческую дочь, съ волосами, обращенными въ толстый, кулака въ три, жгутъ, мотающійся назади. Согласенъ, что отъ французской шляпки недалеко къ худшему, но если бы можно было освободиться отъ некрасивой стороны національнаго характера я быта и сохранить нравственныя преданія, было бы хорошо!.. Я люблю крестьянина столько же, сколько и Константинъ, но терпть не могу древняго боярина и боярскаго быта, отличавшагося всегда отъ крестьянскаго спсью, гордостью, чопорностью… Бояре не пли псенъ… Константинъ писалъ какъ то разъ ко мн по поводу моего письма, что я, хваля крестьянина, не говорю ничего новаго. Но я хочу выразить ту мысль, что бытъ крестьянскій вовсе не долженъ быть выраженіемъ старины и что крестьянинъ такъ же мало похожъ на брюхана-боярина, какъ на брюхана-купца.— Однако пора и очень кончать письмо. Съ слдующею почтою напишу Вамъ еще. Чтобы Константину пріхать на нсколько дней. Вдь это всего верстъ 200 съ небольшимъ, если хать не почтовой дорогой, а съ даточными извощиками на Колязинъ. Правда и то, что дорога гнуснйшая всюду, ну да мужчинъ это не должно останавливать. Я здсь думаю пробыть не позже, какъ до половины Ноября, но на будущій годъ, лтомъ, когда стану ревизовать Мышкинъ, пріду непремнно въ Угличъ опять. Мн онъ очень нравится.

21-го Октября 1849 года. Пятница. Угличъ.

Не знаю, успю-ли я докончить письмо къ завтрашней почт, но на всякій случай, пользуясь свободнымъ временемъ, продолжаю Вамъ свое повствованіе объ Углич. Необыкновенно красивъ этотъ городъ! И что всего замчательне: оригинально красивъ и не похожъ на прочіе города. Главную его особенность составляетъ то, что онъ расположенъ не только на обоихъ берегахъ Волги, но и на четырехъ оврагахъ или ручьяхъ, протекающихъ въ Волгу. Черезъ овраги построены или просто набросаны мосты, мостовъ премножество, а Вы знаете, какая вообще красива’ вещь — мостъ. На площадяхъ, въ разныхъ направленіяхъ стоятъ каменные ряды лавокъ съ арками, Волга течетъ не прямо, а длаетъ крутой поворотъ, почти острый уголъ, и съ него поворачиваетъ городъ. Древнія церкви, мосты, овраги. Волга съ крутымъ поворотомъ и зелень садовъ (воображаемая, потому что теперь листья опали) — все это даетъ необыкновенную прелесть общему виду города. Нынче, на закат солнца, я долго любовался имъ, любовался до тхъ поръ, пока не пришли содержатели бойни, съ которыми надо было толковать объ акциз, платимомъ въ Думу. Противъ моихъ оконъ есть церковь, въ стнахъ которой закладено тло младенца, убитаго лтъ за 200 передъ симъ или около этого. Изустное преданіе и рукописная Угличская лтопись, доведенная до 1713 года, кажется, говорятъ, что въ 1660 году (по крайней мр мн такъ разсказывали) работникъ купца Чеполозова, будучи золъ на своего хозяина, вздумалъ выместить свою злобу на сын его, семилтнемъ мальчик. Въ день Семика, когда вс шли прогуляться къ ‘убогому дому’ (объ этомъ я разъясню ниже), вызвалъ и онъ ребенка для прогулки, затащилъ къ себ, долго и жестоко мучилъ, наконецъ убилъ самымъ варварскимъ образомъ. Дней черезъ 20 тло нашли неиспорченнымъ, похоронили, и когда отецъ его лтъ черезъ 25 вздумалъ строить тутъ церковь, то открыли гробъ и увидали, что тло осталось нетлннымъ. Донесли Ростовскому митрополиту Іон Сысоевичу, который однако же не обратилъ особеннаго вниманія на это донесеніе, не приказалъ сдлать надлежащаго освидтельствованія, но веллъ, впрочемъ, тло заложить въ церковную стну. Съ того времени и до сихъ поръ Угличане усердно служатъ паннихиды по маленькомъ Чеполозов и почитаютъ его святымъ. Угличу хочется имть у себя еще святаго отрока, невинно пострадавшаго. Я не отвергаю въ этомъ случа народной увренности, но или судьба Углича такова, или наконецъ это все подтверждаетъ то, что я Вамъ и прежде писалъ, именно, что образъ малолтняго страстотерпца Димитрія, какъ называетъ его Церковь, образъ, такъ горячо и усердно ими любимый, постоянно присущъ ихъ памяти и затмеваетъ собою другіе, строгіе образы Церкви и лики святыхъ. О другомъ святомъ, право, и не услышишь въ Углич, а маленькій Чеполозовъ повторялъ имъ собою исторію Димитрія. Впрочемъ, — опять говорю,— я вовсе не отвергаю истинности и этого событія.— Да, теперь о Семик. Можетъ быть, Вы гнали, но я не зналъ, что до 1770 года существовалъ въ равныхъ мстахъ Россіи, въ томъ числ и въ Углич, такой обычай: всхъ ‘несчастно умершихъ’ (т. е. насильственною или случайною смертью) въ теченіе цлаго года — не хоронили, но складывали въ убогій домъ, гд трупы и оставались до Семика. Въ этотъ день ихъ погребали. Мн разсказывали это т, которымъ передавали это очевидцы, говорятъ, есть еще въ город и такіе, которые это помнятъ. Екатерина уничтожила этотъ вредный обычай.— Знаете-ли Вы, какая промышленность процвтаетъ въ этомъ древнемъ город? Колбасная и холщевая. Здсь множество колбасныхъ заводовъ, я хотлъ что-нибудь вывезть на память этого города, что-нибудь особенное, ему принадлежащее, образовъ здсь не длаютъ, хотя и есть одинъ иконописецъ, поэтому я искалъ чего-нибудь изъ другихъ издлій, спрашивалъ и бритыхъ и брадатыхъ, и вс указывали на Угличскія колбасы, отправляемыя въ большомъ количеств въ Петербургъ.— Я назвалъ Вамъ въ послднемъ письм мщанина Серебренникова раскольникомъ. Такъ говорили мн объ немъ. Но познакомившись съ нимъ ближе, я убдился, что онъ вовсе не раскольникъ, а занятія его заставляли предполагать въ немъ раскольника. Онъ здсь умне, всхъ и потому его и не очень любятъ граждане. Это человкъ очень замчательный. Мало способный къ торговл, какъ съ презрніемъ отзываются о немъ купцы, онъ — живая лтопись города — знаетъ исторію каждаго камня въ немъ и любитъ старину, но любитъ ее какъ ученый, отдляя ее отъ живаго своего быта. Странное дло, а кажется такъ: Угличъ — историческая мстность, полная древнихъ воспоминаній. Но вся эта сторона Углича для массы его народонаселенія — превратилась въ одно религіозное преданіе, стоящее вн живаго быта, отъ этого Угличане хотя и набожны, но вовсе не боле связаны съ древнимъ бытомъ, чмъ жители Рыбинска и другихъ городовъ. Бритой молодежи здсь даже боле, чмъ въ Рыбинск, гд купцы богаче и самостоятельне, общинный характеръ представляетъ здсь жалкое явленіе, о чемъ я буду писать посл. Эта же историческая мстность создаетъ и такихъ людей, изыскателей старины и любознательныхъ, какъ Серебренниковъ. Вы найдете это въ каждомъ древнемъ город. Я знаю одного въ Ярославл и, врно, найду подобныхъ же и въ Ростов. Но отршенные отъ непосредственной связи съ древнимъ бытомъ, они уже являются въ отношеніи къ нему какъ люди сознающіе, любознательные, анализирующіе. Вчера явился ко мн этотъ мщанинъ (между прочимъ онъ ходитъ въ русскомъ плать и съ широкой бородой) и удивилъ меня, признаюсь, просьбою сдлать обществу предложеніе слдующаго рода. ‘Мы вс, говорилъ онъ, и я въ томъ числ, подаемъ каждую Субботу нищимъ, но число нищихъ не уменьшается, потому что подаемъ зря я подаемъ большею частью недостойнымъ и обманщикамъ, между тмъ какъ истинные бдные, больные и престарлые или не хотятъ таскаться по окнамъ или же не въ силахъ и добрести до чужихъ дворовъ. А потому не лучше ли будетъ, чтобы каждый сосчиталъ, сколько въ теченіе года онъ передаетъ черезъ окошко (у купцовъ это длается довольно аккуратно), я эту сумму вложилъ бы въ общій складочный капиталъ, который такимъ образомъ и долженъ составиться, затмъ выбрать изъ среды себя нсколько человкъ, учредить комитетъ или въ род этого, который бы подлинно розыскивалъ о всхъ нищихъ и раздавалъ бы пособія истинно нуждающимся и проч. Словомъ, повторилъ общіе уставы подобныхъ учрежденій въ Москв и въ Петербург, учрежденій, съ которыми онъ, впрочемъ, не знакомъ. Это меня поразило. Да, какъ же братъ, хотлъ я сказать ему, а статья Константина?.. Разумется, я этого не сказалъ, но вспомнилъ тебя, Константинъ, тотчасъ. Вспомнилъ свои слова, сказанныя въ моей статейк, что мы почти готовы ревновать къ современности, если она выставитъ такой вопросъ, о которомъ не задумывалась старина. Подумалъ я также, что слишкомъ мы ршительны въ своихъ выводахъ а priori о русскомъ народ, что изучая народъ по древнимъ памятникамъ, мы сами себ ставимъ рамки — слишкомъ правильныя, повидимому же строго логическія, какъ иностранцы, слишкомъ правильно говорящіе на чужомъ язык, подумалъ, не посягаемъ ли мы черезъ чуръ на свободу жизненнаго народнаго тока, если это выраженіе не покажется слишкомъ вычурнымъ… Я не имю твердости убжденій Константина, ршился смиренно, безъ взглядовъ a priori, изучать современныя явленія и факты и, признаюсь, поколебалось во мн многое, оробли мои умствованія, потерялъ я вру въ свои выводы. Выдвигая какое-нибудь положеніе, я говорю, какъ Каролина {Каролина Павлова, писательница.}: ‘Да, можетъ быть, а можетъ быть и нтъ’! Ужасный 1848-й годъ и просто жизнь въ комъ не поколебали вры въ человческія истины… Неужели ты не почувствовалъ ихъ ударовъ? Но что касается до внутренняго моего духа, то онъ прожилъ тяжелое, удушливое время,— да и теперь не легко.— Впрочемъ, все это не можетъ относиться къ одному случаю Серебренниковскаго предложенія. Да и статья Константина направлена больше противъ веселой и пошло-общественной благотворительности. Я спросилъ Серебренникова: охотно ли приметъ это общество?— Едва ли, отвчалъ онъ, сомнваюсь, на родъ-то здсь такой, не любятъ новости, темный народъ, не понимающій.— Я хотлъ возразить ему, что они, т. е. граждане, желаютъ, можетъ быть, чтобы благотвореніе совершаюсь втайн, каждымъ отъ себя, но вспомнилъ, что это возраженіе было бы слишкомъ натянуто. Въ самомъ дл, никому и при общественной благотворительности не запрещается благотворить втайн, и не это чувство заставляетъ не желать нововведенія. Не тайная благотворительность — грошевое подаяніе нищимъ, которое ввелось непремннымъ обычаемъ. Я насмотрлся на это ныншнимъ лтомъ. Дломъ этимъ занимается всегда хозяйка. Нищіе являются огромною толпою и получаютъ — каждый не боле гроша мди, если дается копейка серебромъ, то нищій обязанъ дать сдачи, нищенки же обыкновенно пускаются въ разговоръ съ хозяйкой и передаютъ ей разныя новости и сплетни. Все это длается совершенно холодно, нищіе даже уже не притворяются, получивши долю, они шибко толпою же отправляются къ другому раздавателю, гд та же исторія. Эта хозяйка готова, какъ въ Романов, закабалить двку лтъ на 20 къ себ въ услуженіе въ уплату 100 рублевъ ассигнаціями,— эти нищіе или нищенки по вечерамъ пьянствуютъ или развратничаютъ, чему я самъ-былъ очевидцемъ въ Рыбинск.— ‘Всего трудне будетъ согласить старообрядцевъ’, сказалъ я.— Старообрядцамъ, отвчалъ онъ, можно возразить, что и по Кормчей книг, которую не могутъ не уважать старообрядцы, велно нищимъ имть непремнно свидтельство отъ Епископа.— Онъ просилъ моего содйствія, надясь на вліяніе мое, какъ Чиновника. Я подумалъ, подумалъ и написалъ объ этомъ бумагу двумъ Градскимъ Головамъ, здсь и въ Рыбинск, требуя мннія ихъ и общества по этому предложенію.— Сынъ Серебренникова также заставлялъ не разъ меня задумываться. Я былъ у его отца въ дом, старый, бдный домъ, каменный, о трехъ комнаткахъ, въ одной изъ нихъ живетъ сынъ Серебренникова. Когда я взошелъ къ нему, то подумалъ, что попалъ въ кабинетъ ученаго. Книги, книги, рисунки и бумаги — все это, столько чуждое мщанскому быту, было тутъ. Сынъ Серебренникова, молодой, еще очень молодой человкъ, съ постоянно серьезной, задумчивой и грустной физіономіей, ходитъ въ нмецкомъ плать и съ бритой бородой… Видно, что этотъ молодой человкъ томится жаждою просвщенія, страстно любитъ свои занятія, но не иметъ средствъ (денежныхъ) и, какъ видно, онъ, должно быть, нердко предается горькому ропоту. Я было упрекнулъ его въ томъ, что онъ ходитъ не по русски, но въ душ своей совершенно понималъ и извинялъ его и самъ бы сдлалъ то же. Въ этомъ плать ему везд и ко всмъ боле доступа, въ этомъ плать съ нимъ обращаются учтиве, наконецъ — это платье людей просвщенія. Онъ взялъ у отца своего все, что тотъ могъ передать ему изъ своихъ знаній, перечелъ всю библіотеку узднаго училища, выбралъ изъ уздныхъ учителей все, что они въ состояніи были сообщить ему, но этого маю ему. Онъ читаетъ древнее письмо грамотъ совершенно свободно, занимается русской археологіей усердно, но любитъ ее, какъ науку, а желалъ бы вообще просвщенія. Въ комъ пробудилось сознаніе, кто вышелъ изъ этого общаго цльнаго быта массъ, тотъ, покуда не исчерпаетъ весь міръ сознанія,— не пойметъ важности и истинности врнаго, хотя безсознательнаго чувства простаго народа. Я замтилъ, что молодой Серебренниковъ съ глубокимъ презрніемъ смотритъ на своихъ собратій купцовъ и мщанъ, на ихъ невжество и пр. Все это очень понятно. Мы, просвщенные просвщеніемъ, измученные сознаніемъ, обезсиленные анализомъ, мы желали бы иногда воротиться къ здоровому состоянію народнаго духа, мы съ уваженіемъ смотримъ на безсознательную и ‘невжественную’ толпу, какъ на магнитную стрлку, которая врно указываетъ путь, которою можемъ поврять, себя… Но вотъ человкъ изъ этой же толпы, который, напротивъ того, жаждетъ всми силами души попасть въ ту же болзнь, въ которой и мы находимся! Съ какимъ замтнымъ внутреннимъ трепетомъ произноситъ онъ слово: просвщеніе! И хоть онъ говоритъ, что ‘любитъ свое, родное’, но наше уваженіе къ народнымъ явленіямъ, къ авторитету народному — ему не понятно. Все это такъ и должно быть. Въ самомъ дл, въ своемъ кругу онъ не найдетъ людей, ему сочувствующихъ. Я самъ слышалъ насмшки купцовъ и мщанъ надъ этими Серебренниковыми за то, что они, полюбивши книги, упускаютъ торговлю, что они ‘неспособны къ торговымъ дламъ…’ А міръ просвщенія такъ великолпенъ кажется ему издали, онъ не видитъ его гнилости, лзетъ на опасную и скользкую дорогу и, можетъ быть, поскользнется. Я замтилъ въ немъ нкоторое равнодушіе къ религіи… Само собою разумется, что я его не останавливалъ въ его стремленіи и не говорилъ ему того, чего онъ теперь понять не въ силахъ,— но, какъ скоро онъ произнесъ мн слова: Европейское просвщеніе,— я указалъ ему на современное состояніе Европы и предостерегъ его, чтобы онъ на пути къ просвщенію держался бы вры и церкви, какъ якоря: въ противномъ случа потокъ унесетъ его. Дай Богъ, чтобъ мои слова ему пригодились — Какимъ трудомъ, какими долгими сбереженьями достались ему вс эти книги? Сколько бы еще онъ хотлъ пріобрсть! Средствъ нтъ! Надо жить, надо торговать, надо имть деньги, чтобы откупиться ъ рекрутства. У него, кажется, прекрасныя способности и къ рисованію, все это самоучкой. Впрочемъ, я посовтовалъ ему зимою побывать въ Москв, чтобы познакомиться съ нкоторыми людьми, которые могутъ доставить ему книги и другіе способы.— А вдь хорошая задача была бы для повсти и для драмы — изобразить эти дв противоположности: пресыщенное Европейское просвщеніе, сознающее свою гнилость, и молодую жажду просвщенія, дерево и безразсудно разрывающую связь съ тмъ цльнымъ и здоровымъ бытомъ, котораго не коснулось просвщеніе (само собою разумется, что я не говорю тутъ о просвщеніи свтомъ вры: это другая статья, это другой вопросъ о томъ, въ какихъ отношеніяхъ между собою находятся — религіозная сторона Христіанскаго народа съ невжествомъ того же народа и какъ они другъ на друга дйствуютъ?) Здшніе холщевники употребляютъ между собою въ торговл особенный языкъ, не похожій, впрочемъ, на Афенскій, какъ увряютъ. Нкоторыя слова чисто татарскія. Такъ какъ Серебренниковы занимаются холщевою торговлею, то я поручилъ молодому собрать мн слова этого языка.— На этой хе недл я былъ на одномъ пирог, на которомъ было человкъ 50 купцовъ. Замчательнаго ничего не было. Слышалъ я только, какъ нкоторые старики сознавались въ ‘своей глупости’, именно въ томъ, что лтъ 25 тому назадъ встртили они сильнымъ негодованіемъ и ропотомъ разныя нововведенія Безобразова — мощеніе улицъ, исправленіе дорогъ, а теперь не нахвалятся и благословляютъ его.— Теперь о раскольникахъ. Въ здшнемъ город ихъ очень мало, меньше, чмъ въ Рыбинск, человкъ 10 мужчинъ, не боле, но за то трое изъ нихъ столбы раскола во всей губерніи. Это купцы Вижиловы и Долговъ. Выжиловы безпоповщинской секты, у нихъ въ дом живетъ нсколько старухъ и вообще женщинъ, въ род женскаго монастыря, какъ это безпрестанно встрчается у безпоповщины. Вс эти бабы отдали Вижилову свои капиталы, и онъ одинъ изъ богатйшихъ. Недавно, за то, что онъ выстроилъ молельню безъ разршенія Правительства, ршеніемъ Комитета Министровъ его велно посадить въ тюрьму. Онъ почетный гражданинъ и купецъ 2-й гильдіи. Приговоръ еще не исполненъ. По моему мннію, его уже лучше было бы просто переселить за Кавказъ. Здсь же исполненіе этой временной мры придастъ ему боле святости въ глазахъ раскольниковъ. Эти три раскольника составляютъ исключеніе изъ общаго характера раскола Ярославской губерніи, раскола подлаго, трусливаго, двоедушнаго. Они же явно и дерзко исповдуютъ свои заблужденія и, само собою разумется, стараются всячески заманить православныхъ въ свой толкъ.

29-го Октября 1849 года. Угличъ. Суббота.

Съ послдней почтой я не получилъ отъ Васъ писемъ, но съ Вторничной почтой я получилъ письмецо отъ Васъ, милый Отесинька, и отъ Константина и одно письмецо отъ милой Маменьки изъ Москвы. Константина все еще нтъ и, если онъ не прідетъ, то стыдно будетъ ему, потому что онъ упускаетъ лучшій и удобнйшій случай.— Итакъ Вы остаетесь эту зиму въ деревн. Дай Богъ Вамъ провести ч ее не скучно и мирно, а главное — всмъ быть здоровыми.— Вчера было общественное собраніе, на которомъ было человкъ 150, меня приглашали туда, но я не похалъ, боясь своимъ присутствіемъ стснить свободу сужденій. Толковали о двухъ моихъ бумагахъ, по которымъ я требовалъ мннія общества: 1) отъ какого числа лицъ долженъ исходить общественный приговоръ и что именно признавать общественнымъ приговоромъ, обязательнымъ для всхъ, а 2) о томъ, что для искорененія бродяжества нищихъ — не лучше ли длать бднымъ вспоможенія боле существенныя, выбравъ изъ себя людей, которые бы розыскивали настоящихъ бдныхъ.. Этимъ средствомъ, прибавлялъ я въ бумаг, не отнимается ни у кого право благотворить самому отъ себя и втайн,— но полезне дйствовать сообща, съ міру по нитк — голому рубаха. По первому вопросу опредлили, что приговоръ можетъ назваться общественнымъ только тогда, когда подписанъ тоже 100 лицами: 40 купцами и 60-го мщанами (въ Рыбинск 70-го купцами и 30-го мщанами). Это число, впрочемъ, могло бы быть больше въ Углич, гд число собственно Углицкихъ жителей несравненно значительне, чмъ въ Рыбинск. Если же на какое-нибудь ршеніе не послдовало согласія 100 человкъ, то приговоръ признается несостоявшимся. Были нкоторые, которые предложили выбрать отъ себя постоянныхъ депутатовъ съ тмъ, чтобы ихъ только призывали для ршенія вопросовъ, но это отвергнуто съ сильнымъ негодованіемъ. Почему? Ты думаешь, Константинъ, что они видли въ этомъ посягательство на свои права или возражали изъ любви къ мірской сходк… Нисколько. Я спрашивалъ подробно у бывшихъ на собраніи обо всемъ, и они мн сказали, что возражали противъ этого потому, что выборъ депутатовъ обращается въ непремнную обязанность или службу, при которой и ухать изъ города нельзя будетъ, не спросясь. Какъ бы то ни было, но я очень радъ, что предложеніе о выбор постоянныхъ депутатовъ отвергнуто,— по другимъ причинамъ, а именно: ршеніями депутатовъ никогда не бываютъ довольны выбравшіе ихъ, полагая, что на ихъ мст оны были бы умне, на ршенія же общественныя никто не можетъ жаловаться, потому что самъ тутъ участвовалъ, общество не отвыкаетъ отъ сходки, поддерживающей его въ цлости и связи, наконецъ, самыя ршенія должны быть лучше и справедливе обсужены. По второму, предложенію ршили составить комитетъ. Явились жаркіе защитники этого мннія изъ купцовъ и мщанъ. Они опирались главное на то, что въ закон сказано: ‘городъ обязанъ не допускать своихъ бдныхъ до нищенства, а содержать ихъ’ и пр. Какъ же достигнуть этого иначе? Подаваніемъ въ окошко только поддерживаешь, бродяжество, а не искореняешь бдности. Само собою разумется,— это распоряженіе вовсе не значитъ, чтобы просящему у васъ не подавать, но этимъ распоряженіемъ можно отнять надобность просить подъ окошкомъ, а если, несмотря на все это и имя возможность и средства работать, нищій захочетъ шататься по улицамъ, тогда, какъ недостойный, онъ будетъ наказанъ и не станетъ надувать честныхъ людей, отнимая у нихъ то, что назначено истинно бдному.— Тайная ли это благотворительность, когда богатый купецъ или ‘настоящій русскій баринъ или вельможа,’ какъ неволятъ и до сихъ поръ выражаться нкоторые, собираетъ на свой дворъ тысячи дв или боле и раздаетъ имъ деньги, причемъ никогда не обходится безъ драки? Я самъ никогда не отважу нищему, если у меня деньги въ карман, но желалъ бы, чтобы онъ не нищенствовалъ, а одинъ этого сдлать не въ силахъ.— Впрочемъ, въ успокоеніе опасеній, возбуждаемыхъ общественною благотворительностью, скажу свое убжденіе, что у насъ, въ Россіи, она не превратится въ безжизненную и холодную, какъ на запад, и не истребитъ любви къ добру. Только бы не превращали ее въ веселую. Когда получу копію съ приговора, то пришлю ее Вамъ вмст съ своимъ предложеніемъ. Большихъ споровъ оно не возбудило. Отвчайте мн на все это обстоятельно.— Удивительно удачно выразился Константинъ, сравнивъ консервативную партію на Запад съ кристаллизаціей и партію.революціонную съ броженіемъ гніенія. Я совершенно согласенъ съ нимъ, что юридическія понятія существовали всегда въ древней Руси. Мало того, мн кажется, хоть я и не судья въ этомъ дл, что едва ли гд юридическій бытъ былъ такъ развитъ, какъ у насъ. Въ этомъ случа говоря юридическія понятія,— я еще не хочу сказать: правомрныя, истинныя понятія. Я убждаюсь, что существующая многосложность нашихъ законовъ у насъ въ крови, что администрація наша въ старину была весьма сложна, хитра, подробна, даже необыкновенно письменна… Не вс правомрныя понятія Римскаго и Западнаго права были у насъ, у насъ могъ быть свой взглядъ на юридическую правду въ быт, но былъ взглядъ сознательный и даже формулированный. Впрочемъ, не пускаюсь еще объ этомъ въ разсужденія. Что касается до понятія города, какъ одного лица, то понятіе это сильне развито на Запад, чмъ у насъ, хотя и у васъ оно было и есть еще, благодаря Екатерин, которая, впрочемъ, едва ли соображалась съ русскими началами въ этомъ случа, но сохранила за городами право собираться для ршенія общественныхъ длъ. Ты радъ этому, Константинъ, такъ же, какъ и я, но если я теб скажу, что общество большею частью уклоняется отъ этого права и что сдлать собраніе стоитъ немалаго труда, что во многихъ мстахъ должно было грозить штрафомъ за это, то ты также скажешь, что это равнодушіе святое, проистекающее отъ высокихъ причинъ, на дл же потому, что бросить лавку и пропустить покупщика, лишиться полтины гривны — гораздо тяжеле, чмъ заняться общимъ дломъ… Напр. мщанамъ и вообще обществу дано огромное право: извергать изъ среды себя безъ суда, однимъ своимъ приговоромъ, вора, мошенника, отдавать его въ солдаты, ссылать въ Сибирь, принимать или не принимать наказаннаго судомъ… Рдко встртишь подобное ршеніе. Они большею частью всегда принимаютъ или удерживаютъ и большею частію не изъ жалости, а потому, что за него надо платить подати до новой ревизіи, а ссылать въ Сибирь — надобны также издержки,— Константинъ сердится на меня, что я ему не пишу. Да написалъ ли онъ мн хоть одно такое обстоятельное, нелнивое письмо, какъ я. А то у него всегда все начинается и не доканчивается, все скоро и спшно, или листокъ приходитъ къ концу. Я прошу, прошу, не могу добиться, чтобы разбирали мои письма по пунктамъ, оспаривали меня: это мн нужно, полезно, я вовсе не самонадянъ въ своихъ сужденіяхъ, а очень мнителенъ.— Я знаю ту сцену изъ Фауста, которую Самаринъ читаетъ дйствительно прекрасно. Это — сцена, гд Вагнеръ приходитъ къ Фаусту, и Самаринъ отлично представляетъ Нмца педанта, филистера, съ страстною, отвлеченною любовью къ отвлеченностямъ только науки, а не къ живому знанію и не къ жизни.— На ныншней недл я почти ничего не осматривалъ. Если успю, то напишу во Вторникъ.— Изъ Петербурга писемъ не имю, а отъ С—вой со времени послдняго письма ея о Гогол, еще въ Август мсяц, новаго не получалъ.

5-го Ноября 1849 года. Суббота. Угличъ.

Съ послдней почтой я не получилъ письма отъ Васъ, а получилъ письмо во Вторникъ отъ 27-го Октября. Въ другое время я бы не сталъ этимъ и безпокоиться, но въ послднемъ Вашемъ письм Вы пишете, что не совсмъ хорошо себя чувствуете, милый Отесинька, и боитесь возвращенія головныхъ болей. Пожалуйста, прекратите теперь всякое уженье, да и какъ можно такъ рисковать въ такую скверную погоду. Съ нетерпніемъ жду Понедльника, чтобы знать: возвратились ли и какого рода головныя боли. Лучше, не выжидая худшаго, прибгнуть къ Бубе.— Изъ отвтовъ Вашихъ на первое письмо мое объ Углич мн кажется, что Вы не вполн схватили мою мысль, именно, что древнія событія превратилась въ чисто религіозныя преданія, но вовсе не живутъ живою жизнью, и что бытъ Угличанъ вовсе не носитъ на себ такихъ слдовъ старины, какіе встрчаются даже въ другихъ мене историческихъ городахъ. Я даже не понимаю, чему именно обрадовался здсь Константинъ, какъ доказательству его предчувствій? Тмъ не мене Угличъ любопытенъ и интересенъ въ высшей степени, и напрасно Константинъ не пріхалъ. Теперь я его ужъ и не жду, потому что самъ въ будущую Среду отсюда вызжаю.— Возражаю на Ваши возраженія. Странно мн, что въ словахъ моихъ Вы видите не боле, чмъ въ словахъ дяди Аркадія и другихъ. Нтъ, крестьянинъ настоящій, служа выраженіемъ истиннаго типа русской народности, русскаго духа вообще, какъ въ старину, такъ и теперь, не можетъ служить выраженіемъ древняго боярина. И какъ горячо я люблю перваго, такъ не лежитъ моя душа къ послднему. Бояринъ былъ человкъ служилый, правительственный, и этимъ однимъ уже много отличался отъ крестьянина, человка земскаго. Служилое сословіе было у насъ наслдственное. Сынъ боярина не былъ бояринъ, но не выходилъ изъ служилаго сословія никогда. Потомокъ дружины никогда не смшивался съ земскимъ человкомъ, а отъ того-то такъ легко было Петру и Екатерин отдлить подъ общимъ наименованіемъ дворянъ все служилое сословіе, которому и занятія другаго не было, кром службы — привычка, сохраненная нами и досел. И я убжденъ, что, несмотря на ‘тождество языка, понятій, вры и вкусовъ’, различіе между служилымъ и земскимъ человкомъ существовало въ живомъ быту не по одной вншности. Дале. Въ самихъ нравахъ разница была немалая. Холопъ государевъ подчинился вліянію татарскаго и Византійско-царедворнаго элементовъ въ милльонъ разъ боле, чмъ крестьянинъ. Затворничества женщинъ не было въ быту крестьянскомъ, дородство не уважалось въ немъ. Въ ковахъ, крамолахъ, доносахъ, опалахъ, въ спси боярской (которая вошла въ пословицу), въ тяжбахъ о мстничеств, въ разрядныхъ книгахъ, словомъ, — во всей этой жизни Московскаго Двора — слышите ли вы, чуете ли вы крестьянина? Въ эпоху 1612 года народъ явился на сцену и осрамилъ бояръ. Не говорю про великаго выскочку Ляпунова и про талантливаго, честнаго простяка Пожарскаго.— Разв въ быту боярскомъ до Петра, особенно около его времени, не слышите вы застоялости упорной, чопорной? Въ этомъ можно сознаться и не оправдывая всхъ дйствій Петра и совершенно порицая явленія современной жизни. Но не въ народу относится этотъ упрекъ застоялости, какъ не можетъ онъ относиться къ нему и теперь. Что и говорить: не было тогда такой разницы, какъ теперь, но была разница въ старину не въ одной цнности одеждъ.— Поэтому то съ появленіемъ Петра гнилое боярское сословіе мигомъ полетло вверхъ тормашкой, чего бы не могло быть, еслибъ въ немъ уже не лежало смерти, а образа смерти нтъ въ быту современнаго крестьянина. Отъ боярина несло запахомъ гнили и трупа, отъ крестьянина ветъ жизнью.— Да возьмите вы хоть одно отсутствіе хоровода и псни въ быту боярскомъ. Разв этого мало? Въ оргіяхъ царя Ивана Васильевича, не говоря уже о другомъ, ихъ значеніи, я вяжу гораздо боле русскаго характера, чмъ въ быту боярскомъ, даромъ, что безнравственностью своею эти оргіи противоположными кажутся быту крестьянъ. Въ этихъ оргіяхъ слышится желаніе сбросить съ себя цпи чопорности, чванства и спси боярской,— насмшка надъ ними.— Но нападая на древняго боярина, я вполн признаю древнія начала жизни, лежавшія не въ быту боярскомъ, а въ самой церкви и въ народ.— Теперь о купцахъ. Современный купецъ ближе къ крестьянамъ, нежели мы. Какъ не считали мы себя близкими къ народу, мы отдлены отъ него пропастью: сознаніемъ и анализомъ жизни. Въ купц этого нтъ. Въ лстниц сословій оба эти сословія стоятъ рядомъ. Набожностью, благотворительностью и одеждою своею купецъ сходенъ съ мужикомъ, сходенъ съ нимъ и рчью, ибо если купецъ и любитъ иногда выражаться красною безсмыслицею, то онъ уметъ владть и народною рчью. При всемъ томъ онъ очень отъ него далекъ и въ немъ есть нкоторыя черты, не принадлежащія нашему сословію, но напоминающія древняго боярина. Это то же затворничество женщинъ, смсь, чванство и какая-то чопорность, крахмальность въ жизни. Только онъ лучше боярина, потому что ближе къ народу. И потому-то, повторяю, я въ купц чую часто древняго боярина, хоть, разумется, всего этого нельзя принимать вполн и ршительно и, если буду когда-нибудь изображать древняго боярина, то припомню себ современнаго купца и его отличія отъ крестьянскаго быта, и думаю, что выйдетъ удачно. Что касается до чернозубія купчихъ, то, упоминая объ этомъ, я нападалъ на безусловное поклоненіе Константина древнимъ платьямъ и изяществу. Конечно, когда ему укажешь, онъ сознается, что то и другое скверно, но удивительно уметъ все это забывать, когда отъдетъ въ похвалы. Румяна, блила и чернозубіе не современная принадлежность купчихъ, но древняя.— Признаюсь, не могу не подосадовать, не на Васъ, милый Отесинька (никто не пишетъ столько, сколько Вы, да Вы почти одни и пишете), а на Константина. Кажется, непустыя мои письма вызываютъ отвты, заслуживаютъ отвта отчетливаго, подробнаго размотрнія и возраженія. Чтобы, право, взять письмо и шагъ за шагомъ разбирать его и такимъ образомъ отвчать! Хоть онъ и занимается (и слава Богу!), во все же дла у него несравненно меньше, чмъ у меня, а какія пишетъ онъ ко мн письма? Самое большое письмо не составитъ и половины одного моего, собираясь писать и поговорить со мною, онъ сейчасъ своротитъ на скользкую дорожку, отопретъ свое негодованіе на Западъ: скверный Западъ, скотина Западъ, и пойдетъ и пойдетъ! Словомъ, дв трети письма наполнитъ тмъ, что я отъ него уже тысячи разъ слышалъ и что, слдовательно, ни ему ни мн не ново. Остальныя вопросы кое-какъ затронетъ, торопясь (да куда?), спша кончитъ (зачмъ?) и основываясь на непреодолимомъ аргумент, что листокъ приходитъ къ концу, какъ будто нельзя взять другаго и третьяго. Написавши такое письмо, онъ думаетъ, что сдлалъ дло, и ведетъ счетъ своимъ подобнымъ письмамъ, тогда какъ я пишу безъ счета! Случается съ другими, что нечего писать, но со мною этого быть не можетъ. Каждое письмо мое заключаетъ въ себ столько обстоятельствъ и вопросовъ, что на каждое письмо можно было бы отвчать длинными разсужденіями. Само собою разумется, что я вовсе не хочу отрывать его отъ работы, если работ его мшаетъ писаніе писемъ, хотя я никогда столько не тружусь, какъ тогда, когда у меня много работы, и никогда столько не лнюсь, какъ тогда, когда дла мало или нтъ вовсе.— Говорятъ, на мсто Уварова Графъ Протасовъ, а на мсто Протасова молодой Адлербергъ. Правда ли это? Впрочемъ, узнаемъ изъ газетъ.— Посылаю Константину собраніе словъ, употребляемыхъ холщевниками. Тутъ, конечно, не вс слова, но сколько успли собрать. Я, кажется, уже писалъ Вамъ, что холщевники — это здшніе же мщане, преимущественно передъ другими занимающіеся перекупкою холста. У нихъ въ торговомъ дл сохранился какой-то особенный языкъ. Тутъ встрчаются слова татарскія. Остальныя, вроятно, чудскія, потому что, по Недиру, здсь обитала, кажется, Меря. И теперь названія нкоторыхъ урочищъ звучатъ совершенно не по-русски: озеро Неро, на которомъ стоитъ Ростовъ, озеро Нико, рка Шачебола и др. Странно только то, что сохранилось это въ одной отрасли торговли и именно холщевой. Посылаю подробный же списокъ въ журналъ Министерства Внутреннихъ Длъ. Досталъ а толстую рукопись отвтовъ Выгорцкихъ раскольниковъ іеромонаху Неофиту, посылаемому къ нимъ для въ 1722 году по указу Петра. Если врить имъ, то Неофитъ былъ дуракъ и осрамился въ спор. Этими отвтами раскольники (особенно Поморскаго согласія) несравненно боле гордятся, чмъ отвтами Епископу Питириму, напечатанными въ Пращиц. Выгорцкіе же отвты, кажется, никогда не были напечатаны. Они необыкновенно ловко, умно и хитро написаны. Привезу ихъ Вамъ показать зимою.

1849 года. Ноября 8-го. Вторникъ. Угличъ.

Ршительно не понимаю, отчего нтъ отъ Васъ писемъ уже больше недли. Послднее Ваше письмо было отъ 27-го Октября. Это тмъ боле досадно, что я завтра вызжаю отсюда, и если письмо и придетъ сюда въ будущую Пятницу, то получится мною въ Ярославл не раньше будущаго Понедльника. Еслибъ я не зналъ, что къ Отесиньк возвращаются какіе-то признаки прежней болзни, то не сталъ бы такъ безпокоиться.— Завтра посл обда я думаю хать въ Ярославль прямымъ, не почтовымъ трактомъ, на передаточныхъ лошадяхъ. Этимъ путемъ отсюда до Ярославля 100 верстъ. Почтовый же трактъ идетъ черезъ Рыбинскъ, гораздо дальше и дороже. Я потому особенно спшу въ Ярославль, чтобъ успть перебраться туда въ тарантас, чтобы не быть застигнутымъ здсь зимою. Дороги теперь — просто адъ.— Послднее время мое въ Углич было также отравлено всякими дрязгами. Открылось, что все общество здшнихъ гражданъ раздлено на партіи, которыя стараются другъ другу вредить изо всхъ силъ, открылись равныя злоупотребленія… Въ продолженіе длиннаго ряда лтъ не было здсь ни одного Головы, который умлъ бы заслужить нравственное довріе: везд происки, мелкіе, глупые, корыстолюбивые. Видть это въ племени Канцелярскомъ еще не оскорбительно, но въ купцахъ, совершенно обезпеченныхъ въ жизни, выбираемыхъ обществомъ,— чрезвычайно отвратительно.— Сейчасъ пріхалъ ко мн Голова, а потомъ я спшу длать прощальные визиты.

Понедльникъ, 14-го Ноября 1849. Ярославль.

Вотъ уже дв недли слишкомъ, какъ я не получаю отъ Васъ писемъ. Положимъ, что по случаю перезда моего въ Ярославль въ доставк писемъ произошло нкоторое замедленіе, но отчего же я не получилъ писемъ въ прошедшій Понедльникъ въ Углич? На бду почта еще не приходила: говорятъ, стали рки, и это затруднило вс сообщенія.— Сто верстъ разстоянія отъ Углича до Ярославля — я халъ слишкомъ сутки! Колоть страшная, дорога мучительная. Приходилось нсколько ранъ идти пшкомъ. Въ Ярославль я пріхалъ прямо на квартиру, нанятую заране: квартира маленькая, тсная, но другой пріискать было невозможно. Только что мы пріхали, въ тотъ же день вечеромъ пошелъ снгъ, а на другой день хватилъ моровъ градусовъ въ 15, въ послдующіе затмъ дни и нынче морозитъ также исправно. Снгу однакожъ мало, хотя ужъ и здятъ на саняхъ. Я радъ по крайней мр тому, что усплъ добраться до мста въ тарантас.— Въ Ярославл будетъ мн много дла, тмъ боле, что нельзя обойтись и безъ нкоторыхъ визитовъ. Съ Бутурлинымъ у насъ было долгое и жаркое объясненіе, продолжавшееся часа два, посл чего мы, по крайней мр наружно, сохранили хорошія отношенія. Вчера онъ былъ у меня… Здсь, въ Ярославл, нтъ даже той хорошей стороны губернской жизни — простоты и радушія. Вс хвастаются здсь, что живутъ по петербургски и обдаютъ въ 5-мъ часу, — въ домахъ везд роскошно и чопорно, даже шапокъ вимнихъ никто не надваетъ, а вс морозятъ лбы въ шляпахъ. Словомъ, какъ водится, въ глупомъ своемъ подражаніи-пересолили.— Пріхавши сюда, я взялъ у Вицегубернатора разныя Французскія газеты и Revne des deux Mondes, которыя я уже такъ давно не читалъ, и повеселилъ свою душу ругательствомъ, страхомъ и удивленіемъ иностранцевъ передъ нами по случаю послдней Венгерской кампаніи. Стараются доказать, что не мы побдили, а Нмцы съ Гайнау, а намъ по какому-то фатализму счастія, досталась честь.— Я не пишу Вамъ теперь большаго письма: 1) потому, что не имю отъ Васъ писемъ, и это главная причина, 2) потому, что и писать теперь собственно нечего. Я же сейчасъ отправляюсь въ Думу свидтельствовать денежныя суммы. Писемъ изъ Петербурга да и ни откуда не получаю, а мн безъ писемъ скучно.— Въ здшнемъ лице, по случаю прекращенія пріема въ Университетахъ, поступило теперь боле ста человкъ, а прежде бывало 30, 40 — не больше. Изъ здшнихъ жителей мало еще кого видлъ. Былъ у Жадовской. Она къ эти полгода, въ которые я ее не видалъ, не написала ничего, а мн такъ хотлось послушать хоть ея стиховъ. Многіе помщики еще не съхались.— Поздравляю Самарина съ удовольствіями губернской жизни. Для меня же нтъ несносне жизни провинціальной. Впрочемъ, для того, кто ее испытываетъ въ первый разъ, она любопытна и достойна наблюденія, къ тому же и Симбирскъ лучше Ярославля.

21-го Ноября 1849 года. Понедльникъ. Ярославль.

Въ прошедшій Четвергъ получилъ я письмо Ваше, милый Отесинька, отъ 7-го Ноября, адресованное въ Угличъ, а вчера получилъ письмо, посланное 18-го. Изъ этихъ писемъ я вижу, что вы писали во мн еще 31-го Октября, въ Угличъ. Но этого письма я не получилъ, оно, врно, залежалось въ Углич, гд, по случаю рекрутскаго набора, стало веселе, т. е. нахали разные чиновники и завязалась картежная игра, въ которой дятельно участвуетъ и г. Почтмейстеръ. А въ этомъ, недошедшемъ до меня письм, должно быть, и было первое извстіе о Панов. Вы не можете себ представить, какъ поразилъ меня Вашъ postscriptum, какъ о вещи уже извстной: Гриша пишетъ, что вдова Панова и пр. Неужели это правда и точно относится къ Василію Алексевичу? Послднее передъ этимъ сообщенное мн о немъ извстіе заключалось въ томъ, что Гриша и Самаринъ хотли перетащить его на службу въ Симбирскъ. Странно, что Константинъ не пишетъ мн объ этомъ ни слова. Я желалъ бы знать вс малйшія подробности. Ибо каждая смерть даже и неблизкаго человка для меня глубоко занимательное явленіе.— Очень благодарю Константина за письмо и за статью. Съ статьей я совершенно согласенъ, и она служитъ необходимымъ дополненіемъ къ первой стать. Только господинъ Ходатай за нищихъ мн не нравится. Сума нищаго, кружка, складчина — все это явленія уже существующія. Изобртеніе же Ходатая кажется чмъ-то искусственнымъ, придуманнымъ, чмъ-то въ род ‘Великаго Раздавателя Милостыни’. Этотъ ходатай существуетъ у насъ въ вид ‘Попечительства о бдныхъ’,— куда можно присылать деньги и отъ неизвстнаго. Только не надо было бы этого портить медалями, блескомъ и пр. Впрочемъ надо и то сказать: не отказываться же отъ добраго дла потому только, что имя Ваше длается извстнымъ.* Напр. въ складчин на общественномъ собраніи… Если мы будемъ стараться благотворить только такъ, чтобы правая рука не знала, что длаетъ лвая, то намъ съ вами никогда не удастся и помочь людямъ: у меня правая рука всегда знаетъ, что длаетъ лвая. Вообще благотворите просто, везд, какъ случится, главное: не давайте нравственной важности своему благотворительному подвигу. Мн случалось много длать добра и я люблю длать добро, находя что это весьма пріятно, весело и вкусно. Доставляя себ это въ нкоторомъ род гастрономическое удовольствіе, я никогда не имлъ претензіи думать, что это важно передъ Богомъ, ибо сознавалъ, что чистоты христіанской тутъ не было. Хлопотать же о тайн,— значитъ такъ запутаться, что чортъ ногу переломитъ. Пошлите вы тысячъ сто отъ неизвстнаго, да какъ убережетесь вы отъ внутренней гордости? Само собою разумется, что требовать за это медали — такая мерзость, о которой не стоитъ и говорить. Но помогать людямъ въ вид Попечительнаго Комитета, не возводя этого въ важный благотворительный подвигъ — хорошо. Сохрани Богъ отъ веселой благотворительности! Но что касается до общественной, называйте ее какъ хотите: благотворительностью или заботою правительственною о благосостояніи, — все равно, пусть только дло будетъ просто, безъ затй, не придавая себ никакой важности,— оно все будетъ хорошо, потому что возникло на христіанской почв, полезно людямъ. Длать добро — надо, какъ долгъ, не заботясь о чувств умиленія.— Я писалъ когда-то Авдоть Петровн Елагиной:
… Но я, измученный борьбою,
Съ сознаньемъ немощей земныхъ,
Я не гонюсь за чистотою
Всхъ тайныхъ помысловъ моихъ!
Стыжусь бодрить — примромъ Бога —
Себя бродящаго во мгл!..
Пусть пріведетъ меня дорога
Хоть до ничтожнаго итога
Случайной пользы на земл!
Константинъ не придаетъ большой важности правительственнымъ хлопотамъ о благосостояніи, говоря, что это его обязанность! Да разв длать добро не есть также обязанность каждаго частнаго лица? Правительство могло бы и иначе понимать свои обязанности, предоставляя благотворительныя учрежденія частнымъ лицамъ или обществу, отъ котораго не скоро бы и дождались ихъ, ибо подавать просящему легче, нежели позаботиться о дльномъ и прочномъ добр. Напр. наше Министерство завело во всхъ ршительно городахъ больницы, гд бдные люди лечатся даромъ, завело властію правительственной. Назовемъ это не благотворительностью, а заботою о благосостояніи. Но что побуждаетъ къ этой забот? Разв не идея добра, которая можетъ сидть и въ Правительств, хоть оно и не лицо, которая проникаетъ собою всю атмосферу, гд двигаются и Правительство и общество и частныя лица.— Здсь, въ Ярославл, я возобновилъ знакомство съ однимъ купцомъ, о которомъ я писалъ Вамъ прежде, Серебренниковымъ (родственникомъ Угличскаго), археологомъ и очень умнымъ человкомъ, и съ купцомъ Трехлтовымъ (изъ крестьянъ, да еще помщичьихъ), занимающимся также собраніемъ древнихъ книгъ, рукописей, изданій. Библіофилъ удивительный и очень умный человкъ. Я былъ у него, и онъ читалъ мн статью свою о свадебныхъ обрядахъ въ помщичьемъ сел, къ которому онъ нкогда принадлежалъ. Эти обряды, совершаемые только въ томъ сел, любопытны чрезвычайно. Я запомнилъ два стиха изъ одной псни про житье на чужой сторон:
Что не жито — не вдано,
А пожито отвдано.
Замчательно, что женихъ не только безпрерывно видается съ невстой до свадьбы, но даже по обряду весьма часто и часто обязанъ цловаться съ ней. Бываю иногда у Жадовскихъ, гд встрчаю профессоровъ Лицея и студенческую лицейскую молодежь. Какъ пріемъ въ Университета воспрещенъ, то многіе обратились сюда, такъ что теперь боле ста человкъ студентовъ. Но сколько я ихъ видлъ, — это все самая пустая молодежь. Изъ профессоровъ, которые все кандидата Московскаго Университета, многіе знаютъ хорошо Константина, напр. Татариновъ, видавшій его у Грановскаго, хорошій человкъ, немного съ направленіемъ общимъ Юридическаго факультета. Вообще же я вызжаю очень мало, лнь и тоска знакомиться со всмъ Ярославскимъ beau-monde одолли меня.— Обдалъ я на прошедшей недл у одного богатйшаго купца, аристократа между купцами, Пастухова. Это былъ третій обдъ, данный по случаю свадьбы его родной племянницы, вышедшей замужъ за одного молодого купца. Я въ первый разъ обдалъ на купеческомъ обд съ дамами. Немногія старушки были въ кичкахъ, остальныя одты по послдней Парижской картинк, decolletes, и вс — нисколько не жеманны и не робки, а страшныя кокетки. Молодая — красавица. Посл обда, кончившагося довольно поздно, черезъ часъ начался балъ. Все это пустилось плясать, танцы, до которыхъ особенныя охотницы купеческія барышни и дамы — это польки, галопы и вальсы. Кавалеры — молодые же купцы, въ англійскихъ фракахъ, завитые!.. Особенно отличалась одна молодая купчиха, чрезвычайно красивая собой, — изъ Шуи… Шуя перещеголяла еще Ярославль. Смотрть было чрезвычайно красиво, но въ тоже время необыкновенно грустно и тяжело. Само собою разумется, что сбрасывая съ себя прежнюю обузу, он ударяются въ другую крайность и непремнно пересолятъ. На этомъ же бал было пропасть стариковъ купцовъ, съ бородами. ‘Какъ вамъ это все кажется?’ спросилъ я одного изъ нихъ, слыша раздающійся восторгъ присутствующаго дворянства.— Такой ужъ вкъ, отвчалъ онъ, съ недоумніемъ смотря на меня.— ‘Какъ вы думаете, продолжалъ я, лучшею ли сдлается матерью вотъ эта дама отъ того, что пустилась плясать польки, или вотъ эти обнаженныя плечи — послужатъ ли они крпчайшимъ ручательствомъ въ врности мужу?..’ Купецъ вздрогнулъ:— неужели вы такъ думаете, скакалъ онъ, обрадовавшись и пожимая мн руку: я совершенно согласенъ, и моей душ все это противно, да противъ рожна трудно прать… Впрочемъ, я долженъ сказать, что въ первый разъ вижу дворянина, который бы думалъ, какъ вы!— У насъ, въ Москв, многіе такъ думаютъ, отвчалъ я…— Вра безпрестанно спрашиваетъ о ‘Бродяг’. На это я долженъ сказать, что въ Углич я въ первый разъ принялся за него и теперь почти окончилъ первую, довольно большую главу, гд между многими другими картинами — на сцен кабакъ, играющій значительную роль. Все это совершенно вчерн, даже ни разу не прочтено мною по написаніи, не переписано. Хотлось бы мн написать и вторую главу, да не знаю, успю ли. Пишу, впрочемъ, какъ-то по обязанности. Хочется непремнно окончить, самъ же я стихомъ не доволенъ: какъ-то безцвтенъ и слабъ, мало колориту и живости. Впрочемъ, Вы мн не поврите, и вотъ почему я и не писалъ Вамъ объ этомъ ни слова.

28-го Ноября 1849. Понедльникъ.

Ршительно не понимаю, отчего Вы не получаете моихъ писемъ. Вчера я получилъ Ваши письма отъ 24-го: одно изъ Абрамцова и другое изъ Москвы отъ Маменьки. Я знаю, что по случаю скверной дороги почта Московская должна была довольно долго ожидать Вологодскую и Петербургскую, но все же Вы должны были получить мои письма отъ 14-го, кажется, еще отъ 17-го и 21-го. Здшній Почтмейстеръ со мною знакомъ хорошо и даже длаетъ разныя угожденія по почт. Я подозрваю Вашего Троицкаго Почтмейстера, 1) потому, что онъ просилъ у Васъ когда-то муки и прочей дани, и Вы ему отказали, 2) онъ, можетъ быть, получилъ приказаніе: письма мои доставлять сначала въ Москву и потомъ уже къ Вамъ. Можетъ быть, Московскій Почтамтъ только теперь спохватился, что я адресую свои письма въ Троицкій посадъ Во всякомъ случа я заведу книжку, въ которой почта будетъ у меня росписиваться въ пріем писемъ. Это вправ длать каждый частный человкъ, совтую и Вамъ сдлать тоже. Какъ это все скучно. Очень радъ, малый Отесинька, что Вы опять принялись за ‘Записки Ружейнаго Охотника’. Хотя Вы и пишете, что статья Ваша требуетъ значительныхъ поправокъ, но я знаю, что Вы въ этомъ отношеніи гораздо строже и требовательне насъ, и увренъ, что статьи хороша такъ, какъ есть. Мой же ‘Бродяга’ идетъ вяло. Дла у меня пропасть, и я занимаюсь много, но безъ той напряженной, нсколько восторженной дятельности, при которой возможны и стихи. Можетъ быть, самая натура этого дла тому причиной, да и на душ все не весело и скучно. Я, вроятно, и совсмъ бы простился съ стихами, но хочу непремнно кончить ‘Бродягу’… Досадно мн также неполученіе никакихъ писемъ и извстій изъ Петербурга по дламъ службы, это даже ставитъ меня въ фальшивое положеніе. Можете себ представить, что по раскольничьему длу, требовавшему немедленнаго отвта и распоряженія, нтъ до сихъ поръ ничего! Какъ въ воду кануло. Арсеньевъ, еще лтомъ писавшій мн, что Министръ, очень доволенъ, замолчалъ совершенно, и вс письма мои остаются безъ отвта. А мн нужно было бы хоть что-нибудь знать объ этомъ, чтобы по возвращеніи въ Ярославль отвчать на распросы Архіерея и Губернатора. Писалъ Надеждину,— этотъ также не отвчалъ ни рагу… Между тмъ самому порученію по городскому хозяйству не видишь конца!— Я живу очень скромно, занимаясь длами, иногда читая книги, взятыя мною съ собой, и почти никуда не выхожу. Ярославль противенъ чопорностью, роскошью и подлостью своихъ жителей. Il faut faire trop de frais, какъ говорится, чтобъ имть честь понравиться въ Ярославл, особенно же человку, имвшему исторію, принявшую въ ихъ сплетняхъ гигантскіе размры и заставляющую ихъ опасаться меня. Видаюсь часто только съ Муравьевымъ, Вицегубернаторомъ, человкомъ истинно благороднымъ, съ горячею душою и въ ссор съ Бутурлинымъ. Бываю у Жадовской. Она недавно читала мн свою повсть, которую я разобралъ ей очень строго и откровенно, и она отдала мн ее для указанія всхъ недостатковъ. У нея есть талантъ, безспорно, но талантъ небольшой, по крайней мр, несмотря на вс ея усилія, вслдствіе моихъ словъ, она не можетъ выбиться изъ старой своей колеи. Но она двушка очень умная и рано созрла въ своемъ несчастій, хотя ей всего 22 года. 22 года, 42 года — для ней не все ли равно: что ей въ молодости, когда ей нечего ждать отъ молодости, когда дорога ея рзко опредлена въ жизни!.. Какимъ мечтамъ ни предавайся она, но знаетъ, что руки не выростутъ, тло не разовьется. Это горькое чувство, это исключительное положеніе сдлали ее писательницей я, можетъ быть, и еще не теряю надежды, она современенъ, помирившись съ своимъ положеніемъ, пойдетъ дальше и усовершенствуетъ свой талантъ. Дай Богъ!— На дняхъ видлъ я Скалена, Архангельскаго Вице-губернатора, переведеннаго въ Черниговъ. Онъ былъ здсь проздомъ. Я его видлъ всего разъ у А. О., но онъ меня тотчасъ узналъ по сходству съ Константиномъ.— Писать ршительно нечего, по крайней мр ничего въ голову не приходятъ. Да и не всегда можно быть въ расположеніи писать такія длинныя письма. Утшаюсь мыслью, что меньше, чмъ черезъ мсяцъ, я съ Вами увижусь.

1849 года, Декабря 5-го. Понедльникъ. Ярославль.

Вчера получилъ я отъ Васъ большое письмо (думаю, что Маменька уже воротилась изъ Москвы). Самое пріятное сообщенное мн. Вами извстіе это — о Константин, именно то, что онъ окончилъ первую часть грамматики и переписываетъ ее. Со времени блаженной памяти диссертаціи о Ломоносов онъ сталъ писать несравненно лучше, и я увренъ, что грамматика написана ясне… Вчера получилъ также письмо отъ А. О., вотъ между прочимъ, что она пишетъ про Константина: ‘Что длаютъ Ваши? Гоголь очень доволенъ Константиномъ Сергевичемъ и его кротостью. Дай ему Богъ свои кроткія, смиренныя силы, он выше всхъ силъ нашихъ, строптивыхъ и неразумныхъ, и заговорятъ лучшимъ языкомъ когда-нибудь. Скажите ему это отъ меня’. Какъ получилъ, такъ и передаю. А. О. немножко падаетъ въ нравоучительный тонъ. Впрочемъ изъ письма ея видно, что она снова хандритъ: возобновленіе болзни, Сенаторская ревизія, назначенная въ Калугу, снова поднявшаяся Ершовская исторія, оскорбленія, нанесенныя въ послднее время ея мужу,— все это, конечно, ее возмущаетъ.— Отвчаю теперь на Ваши письма.— Завтрашній день въ Петербург, вроятно, послдуетъ назначеніе новаго Министра. Кто-то будетъ? Если Строгановъ и если онъ дйствительно таковъ, какъ Вы пишете, то съ Богомъ! Пусть Константинъ беретъ каедру. Я это всей души благословляю его на этотъ подвигъ, это единственный родъ службы, ему приличный.— Странны мн Ваши слова обо мн. Я давно уже замчаю, что Вы многимъ моимъ письмамъ придаете другой смыслъ. Въ свобод взглядовъ и въ снисходительности я не уступлю ни Вамъ, ни Константину, особенно ему: я помню жестокіе приговоры, произнесенные имъ по нкоторымъ уголовнымъ дламъ, которыя я предлагалъ ему на разршеніе. Я говорю только, что въ томъ случа, если предоставляется отцу позволеніе или запрещеніе, я бы не позволилъ сыну жениться на актрис, пусть она сойдетъ со сцены, другое дло. Само собою разумется, что это непозволеніе есть только неодобреніе, во гонять сына съ глазъ, проклинать, лишать наслдства — это вещи, которыя мн и въ голову не приходили, о которыхъ мн, и не знающему чувства отца, страшно было бы и подумать! Актриса! Несчастное званіе, которое открываетъ партеру право срамныхъ клеветъ, произносимыхъ самымъ покойнымъ, обыкновеннымъ образомъ, званіе, которое даетъ поводъ каждому обращаться къ ней съ любезностями и предложеніями своего рода, званіе, которое заставляетъ бдную двушку или женщину по прихоти автора веселить партеръ непристойнымъ костюмомъ или безстыдными рчами!.. Служеніе искусству! Для этого надобно быть художникомъ по призванію, а не ремесленникомъ въ художеств, да и храмъ искусства давно уже превратился въ площадной балаганъ. Не любя, презирая званіе, я никогда не презиралъ,— душа моя неспособна презирать — человческую душу, отыскиваемую мною везд и всюду, въ самыхъ послднихъ исчадіяхъ человчества, отъ которыхъ отворотился бы Константинъ! Вы предупреждаете меня, чтобы я не впалъ въ дикость и проч. Да не я ли писалъ:
Предстанетъ каждая душа
Съ своими вчными правами!..
Я охотно бесдовалъ цлые часы съ Ж—ой, изучая въ ней потаенную душу, но не любилъ ее видть въ обществ, гд она являлась съ своимъ званіемъ актрисы, съ театральными ужимками, съ галантерейнымъ, театральнымъ savoir vivre, гд она говорила пошлости и гд ей говорили не только пошлости, которыя для меня хуже глупости и грубости, которыя всегда болзненно во мн отзываются, но, особенно, если тутъ были, кром братьевъ С—вой, и другіе,— разныя шуточки, которыя позволяютъ себ только съ актрисами. На одномъ изъ такихъ вечеровъ, помню, я подошелъ къ С—вой и сказалъ ей: ‘довольно, удалите ее какъ-нибудь, вы не поврите, какое тягостное впечатлніе производитъ на меня видъ этой молодой, искажаемой человческими уставами души! Не гршно ли человку такъ систематически искажать, уродовать человка?..’ С—ва тотчасъ это поняла, пригласила гостей ссть въ карты и такимъ образомъ удалила Ж—ву.— А въ самомъ дл, что можетъ быть гнусне театральныхъ училищъ? Я охотно прощаю человку грхъ и паденіе, но систематическое, хладнокровное, окруженное обманчивымъ блескомъ, развращеніе этихъ молодыхъ двочекъ съ 10-лтняго возраста… Это возмутительно. Я писалъ Вамъ про Сборникъ Ярославскій. Въ немъ замчательны только дв прозаическія статьи: одна принадлежитъ купцу, винному торговцу, Серебренникову, другая — вольноотпущенному крестьянину Трехлтову. Я писалъ Вамъ уже о нихъ, но теперь хочу сказать только то, что если мстная литература и можетъ у васъ возникнуть, такъ только отъ такихъ людей, принадлежащихъ вполн мстности и неразрывно съ нею связанныхъ, людей, которые несвободны отъ ея вліянія, какъ мы. Кром того, литература эта можетъ имть значеніе только въ отношеніи къ мстной исторіи. Съ уваженіемъ гляжу я на Серебренникова, который частными средствами, постояннымъ, долгимъ трудомъ приготовилъ огромные матеріалы для исторіи Ярославля другихъ городовъ Ярославской губерніи… Мы не способны на такіе труды.— Въ Трехлтов мн, кром другихъ его свойствъ, нравится чисто крестьянское благочестіе и скромность. Жаль, что подъ статьями ихъ не сказано, кто они. Между тмъ имъ было бы чувствительно всякое оскорбленіе критики и и чувствительне, чмъ намъ, знающимъ, что такое критика, и привыкшимъ къ ней. Поэтому я ршился написать и написалъ И. И. Панаеву небольшое письмо, въ которомъ только даю ему знать, что такая-то статья принадлежитъ купцу, такая-то крестьянину. Напишу также Василію Васильевичу Григорьеву, издателю ‘Свернаго Обозрнія’. Кстати о Панаев. Владиміръ Ивановичъ Панаевъ на дняхъ прислалъ Жадовской посланіе въ стихахъ, хоть и не знакомъ съ ней, гд изъявляетъ ей восторгъ и восхищеніе, испытанное его чувствительнымъ сердцемъ при чтеніи ея стиховъ. Стихи весьма плоховаты. Эти люди своими похвалами только портятъ дло: я же стараюсь заставить ее перемнять свое направленіе, вчныя варіаціи на одну и ту же тему.— Завтра поздравленія, обдня въ собор, кажется, оффиціальный обдъ и балъ въ мундирахъ. Будетъ все Ярославское общество, поду взглянуть.— Изъ Министерства ныншняя почта не привезла мн ничего. Я уже привыкаю къ этому, но прежде это меня бсило.

1849 года, Декабря 12-го. Ярославль. Понедльникъ.

Вчера я получилъ письмо Ваше отъ 8-го Декабря. Вижу, что вопросъ о перезд въ Москву еще не ршенъ, а потому пишу прямо въ Посадъ, тмъ боле, что въ эти дни было страшно холодно и только нынче степлло. Я на этой недл былъ очень занятъ: изъ Министерства прислали мн, требуя моихъ соображеній, разные проэкты, представленные бывшимъ и ныншнимъ Губернаторами, въ томъ числ проектъ общественнаго банка въ Рыбинск. По этому поводу я перечелъ уставы десяти банковъ, частныхъ и общественныхъ, въ рваныхъ губерніяхъ, толковалъ съ купцами и выписываю къ себ одного купца изъ Рыбинска для переговоровъ. Я хочу сдлать разныя измненія въ проект: допустить ссуду денегъ подъ залогъ хлба, хранящагося въ Рыбинск, а также, для тамошнихъ мщанъ, и подъ поручительство благонадежныхъ купцовъ (впрочемъ, на небольшую сумму). Банкъ долженъ отдавать отчетъ только обществу, управляться Думою и вообще не зависть отъ Правительства.— Вчера цлый день былъ посвященъ мною на осмотръ больницъ, сиротскаго, смирительнаго, работнаго домовъ, дома сумасшедшихъ, богадленъ и проч. и проч. Видлъ тамъ двочку, идіотку, пойманную въ лсу (лтъ 12-ти), съ двойными рядами зубовъ (верхнихъ и нижнихъ) въ челюсти, видлъ въ больниц красавицу Черкешенку, лтъ 16-ти, присланную сюда съ мужемъ и дядей съ Кавказа за сношенія съ Горцами. Много видлъ страданій человческихъ и всякихъ скорбныхъ явленій. Заведенія устроены недурно, только смирительный домъ, гд человкъ сорокъ помщается въ одной комнат, никуда не годится. Да и домъ сумасшедшихъ не достигаетъ своей цли, ибо употребляется одно общее леченіе, а леченіе психическихъ болзней вовсе не введено, къ тому же сюда присылаютъ сумасшедшихъ, не объясняя ни причинъ сумасшествія, ни другихъ побочныхъ обстоятельствъ.— Вотъ Вамъ любопытное извстіе, особенно теб, Константинъ. Я молчалъ о немъ до сихъ поръ потому, что не хотлъ говорить о томъ, что еще не было врно. Въ бытность мою въ Углич, разговаривая съ Серебренниковымъ, мы коснулись извстнаго колокола, сосланнаго Борисомъ Годуновымъ въ Сибирь въ 1591 году. Серебренниковъ сказалъ мн, что онъ и многіе другіе граждане имли намреніе просить о возвращеніи имъ колокола, но не знали, какъ приняться за это дло. Я съ радостью ухватился за это и потребовалъ, чтобы онъ непремнно изготовилъ просьбу на имя Министра и прислалъ ее ко мн въ Ярославль. Мн хотлось послать ее при своемъ объясненіи Перовскому. На дняхъ я получилъ эту просьбу, подписанную боле, чмъ 40 подписями: боле и мста не достало. Они просятъ Министра исходатайствовать у Государи позволеніе: возвратить имъ ихъ колоколъ, на ихъ счетъ, основывая свою просьбу на любви къ древностямъ и старин русской, и наконецъ прибавляютъ, что этотъ колоколъ, свидтельствующій о привязанности ихъ къ Царскому дому, будетъ напоминать имъ и прежнія гоненія Годунова и теперешнія благодянія Государя.— Какъ я ни радъ такому явленію, однакоже, прочитавъ просьбу, не захотлъ послать се при своемъ рапорт. Я испугался мысли, что Министръ припишетъ сочиненіе просьба мн и желанію заслужить благоволеніе. Поэтому, запечатавъ просьбу въ пакетъ, безо всякаго объясненія, отправилъ, какъ бы отъ нихъ самихъ, въ собственныя руки къ Министру.— А вдь если это позволятъ, то это будетъ эффектно: возвращеніе оправданнаго исторіей колокола черезъ 250 слишкомъ лтъ! Сообщите это Соловьеву.

19-го Декабря 1849 года. Понедльникъ.

Въ прошедшій Четвергъ я не писалъ къ Вамъ потому, что и самъ не получилъ письма отъ Васъ въ Середу, да я не зналъ куда адресовать. Вчера же получилъ отъ Васъ письмо, изъ котораго вижу, что вопросъ о перезд въ Москву все еще не ршенъ… Надюсь въ Четвергъ получить отъ Васъ письмо съ положительнымъ извщеніемъ о Вашихъ намреніяхъ. Въ случа, если Вы въ деревн, а Маменька съ Врою въ Москв,— грустно будетъ только то, что мы не все время проведемъ вмст.— Я пишу Вамъ теперь только нсколько строкъ: писать не стоитъ, потому что я предполагаю самъ обнять Васъ на этой недл. Итакъ это уже послднее письмо мое къ Вамъ въ ныншнемъ году… До свиданія!

1850 года, Января 9-го. Ярославль. Понедльникъ.

Вотъ уже я опять пишу Вамъ изъ Ярославля. Я пріхалъ сюда въ два часа ночи. Это довольно скоро, потому что въ Мытищахъ и у Троицы мы не мало пробыли времени. Комнаты были истоплены, и я сейчасъ улегся спать, впрочемъ, отъ дорожнаго толканья сонъ былъ непокойный, въ числ равныхъ сновидній, сопровождавшихся кошмаромъ, одно, незабытое мною, довольно смшно: мн пригрезилось, что будто у меня везд тараканы: въ карманахъ платья, за платьемъ, по всему тлу, на голов, въ волосахъ, везд, всюду тараканы прусаки! Вслдствіе этого я закричалъ въ источный голосъ и проснулся. Я еще не могу привыкнуть, что я здсь. Все кажется, что я ухалъ куда-то съ визитомъ и долженъ скоро увидть Васъ. Какъ-то Вы провели ночь эту, милый Отесинька, посл чтенія Гоголя и моего отъзда, что Ваша голова? Письмо это, врно, застанетъ милую Маменьку въ Москв: какъ нарочно, на двор стало холодне. Вы, милая Маменька, ничего и не сказали, а въ вовн очутились пироги, паштеты и языкъ. Длать нечего, сейчасъ имя позавтракалъ — въ воспоминаніе Московской привычки.— Я очень доволенъ своею поздкою въ Москву: я воротился такой полный, разумется, не въ физическомъ отношеніи. Какъ-то особенно дружно прошло это время, и Константиномъ я очень доволенъ.— Помощникъ мой Эйсмонтъ былъ да и теперь боленъ и никуда не вызжалъ, а потому ничего особеннаго и сообщить мн не могъ. Бумагъ изъ Петербурга сколько-нибудь занимательнаго содержанія — также не получено. Получилъ только деньги изъ Министерства, слдовавшія мн на Ноябрь, Декабрь и Январь,— 160 рублей серебромъ, да небольшое письмо отъ Милютина, безъ особеннаго значенія, еще отъ 17-го Декабря. Онъ увряетъ, что по длу о Серебряков вслдъ на симъ послдуетъ исполненіе и что вообще мои рапорты принимаются въ особенное уваженіе.— О Бутурлин еще ничего не знаю. Поду къ нему завтра, потому что, по его словамъ, въ этотъ день онъ свободне, чмъ въ Понедльникъ, къ тому же хочу напередъ увидаться съ Муравьевымъ и узнать отъ него обстоятельно о дйствіяхъ Бутурлина. Вообще же я ни съ кмъ еще не видлся,— но дла такъ и обдали меня хлопотами и дловой суетой.— Сейчасъ воротился съ обда у Муравьева. Особеннаго ничего нтъ. Бутурлинъ не знаетъ, по какому праву я ухалъ, и не доносилъ, кажется. Говорятъ здсь, что Прокуроръ Семеновъ переводятся въ Вильну, а на мсто его Митя Оболенскій. Послднему я не очень врю и не думаю, чтобъ Оболенскій принялъ это мсто, имя право ожидать себ мста Предсдательскаго, но если его переведутъ сюда, то я буду очень радъ.— Не жившій въ провинціи не можетъ и представить себ, до какой степени царствуютъ здсь на простор пустота, пошлость, ограниченность везд и во всемъ!… Первый предметъ, попавшій мн на глаза по возвращеніи моемъ сюда,— это написанное на стн исчисленіе, сдланное еще въ Ноябр, когда и въ какой день должно придтись 22-е Декабря, день моего отъзда. Я считалъ дни, когда мн можно будетъ освободиться изъ подъ гнета окружающей меня пошлости, а теперь опять воротился къ ней и надолго. Дай Богъ силъ! Дла-то очень много!— Спасибо Гоголю! Все читанное имъ выступало передо мною отдльными частями, во всей своей могучей красот… Если бъ я имлъ больше претензій, я бы бросилъ писать: до такой степени превосходства дошелъ онъ, что вс другіе передъ нимъ пигмеи, но какъ у меня и вопроса этого самолюбиваго не было, и какъ моего сочиненія удлъ имть временное и мстное значеніе и доставить мн самому удовольствіе,-то я и буду продолжать, если удастся, Бродягу, какъ свой посильный трудъ.— {Отецъ отвчаетъ отъ 17-го Января 1860 года. Вторникъ. Вчера прочли Гоголю также и твои письма. Посл твоего отзыва о ‘Бродяг’, онъ сказалъ: ‘отъ него самого зависитъ, чтобъ Бродяга имлъ не временное и не мстное значеніе. Вс подробности, вся природа, однимъ словомъ все, что-окружаетъ бродягу, у него сдлано превосходно. Если въ бродяг будетъ захваченъ человкъ, то онъ будетъ имть не временное и не мстное значеніе. Надобно показать, какъ этотъ человкъ пройдя все и ни въ чемъ не найдя себ никакого удовлетворенія, возвратится къ матери земл. Иванъ Сергевичъ именно это и хочетъ сдлать и врю сдлаетъ хорошо’.} Прощайте, будьте здоровы и бодры. Пожалуйста, пишите мн все и подробно, всякій вздоръ, какой вздоръ кого занимаетъ, тотъ пусть и пишетъ о немъ. Въ Четвергъ утромъ думаю получить отъ Васъ письма и напишу Вамъ еще. Прощайте же. Что Олинька?

12-го Января 1850. Ярославль.

Благодарю Васъ за письма. Я получилъ одно письмо и въ Москвы, а другое изъ Троицы, писанное Вами, милая Маменька. Еы все безпокоитесь, милая Маменька, о томъ, какъ я дохалъ. Объ Васъ надо безпокоиться: я дохалъ въ тотъ же день, а Вамъ пришлось возвращаться въ самый лютый морозъ, 30 градусовъ!.. Но, слава Богу, Вы дохали благополучно.— Какъ я радъ, милый Отесинька, что Вы принялись за статью о болотахъ, только Вы пожалуйста не торопитесь: чмъ полне будетъ она, чмъ больше подробностей, тмъ лучше. Вспомните, что Вы этимъ трудомъ подстрекаете Гоголя. Я совершенно согласенъ съ замчаніями, сдланными Вами Гоголю, Мн показалось еще, что не довольно ясно обозначено, почему, подъ какимъ предлогомъ Чичиковъ расположился жить у Тентетникова… Я теперь точно сталъ въ отдаленіи и смотрю на картину, развернувшуюся въ ‘Мертвыхъ Душахъ’, и лучше еще донимаю и чувствую ее, нежели стоявши слишкомъ близко къ ней. Такъ все глубоко, могуче и огромно, что духъ захватываетъ!— Крестьянинъ Трехлтовъ въ Москв. Мы съ нимъ разъхались. Не помню, далъ ли я ему адресъ дома Высотскаго. Если далъ, то онъ, врно, зайдетъ, примите его я обласкайте. Серебренниковъ подарилъ мн одну рукопись: сочиненіе Астраханскаго Губернатора Татищева въ 1742 году объ управленій деревшши и крестьянами. Не врится, чтобы это писалъ русскій человкъ. Тутъ говорится, сколько разъ крестьянинъ долженъ умывать руки, какъ вести себя въ каждый часъ дня, словомъ, вся жизнь его подведена подъ самыя строгія правила аккуратности, которыя подчасъ хуже всякой тиранніи. Удивительно, какъ скоро перешолъ къ намъ этотъ нмецкій духъ! При этомъ вспомнишь поневол, что этотъ духъ сдлался нашимъ вковымъ достояніемъ, иметъ уже свою старину, замняющую другую, древнйшую… Серебренниковъ на праздникахъ здилъ въ Суздаль, и при немъ случилось слдующее, довольно замчательное происшествіе: въ одномъ изъ тамошнихъ монастырей есть темницы, служащія мстомъ заключенія разнымъ тайнымъ и злымъ преступникамъ, особенно же преступникамъ противъ Церкви. Сидлъ тамъ одинъ старикъ молоканъ и что же! онъ обратилъ къ своему ученію караульнаго офицера, который освободилъ его и переодвшись монахомъ, бжалъ вмст съ нимъ… Куда? Неизвстно, ихъ не могли отыскать.— Подарилъ я Серебренникову драму Константина. Онъ ею очень доволенъ, особенно языкомъ, мой ‘Бродяга’, впрочемъ, на него не произвелъ никакого впечатлнія,— Мщане представили мн свой проэктъ о мщанскомъ банк. Я нынче вечеромъ долженъ заняться его разсмотрніемъ, чтобы завтра дать имъ отвтъ. Затваю я также здсь учрежденіе купеческаго училища. Купцы не довольны Коммерческими училищами въ Москв и въ Петербург: 1) потому, что дти воспитываются не на глазахъ у нихъ, 2) потому, что раззнакомливаются они съ настоящимъ положеніемъ длъ и съ бытомъ своихъ, 3) потому, какъ сказалъ мн одинъ купецъ, что слишкомъ отдаляются отъ сраго человка, т. е. отъ простого народа, такъ что часто другъ друга и не понимаютъ, тогда какъ купцу необходимо бытъ съ ними въ близкихъ сношеніяхъ. Поэтому мы и думаемъ устроить училище здсь, гд бы дти приходили по вечерамъ домой и гд бы воспитаніе было подъ надзоромъ и руководствомъ самихъ купцовъ, безо всякой казенной опеки. Главное затрудненіе — деньги. Я, впрочемъ, не теряю надежды убдить нкоторыхъ пожертвовать на это дло. Я еще надлежащимъ образомъ не установился съ занятіями и не знаю, когда удастся мн приняться опять на ‘Бродягу’… Прощайте, думаю что буду писать Вамъ и въ Понедльникъ. Кланяюсь Гоголю.

15-го Января 1850 года. Ярославль. Воскресенье.

Какъ благодаренъ я Вамъ, милый Отесннька, за присылку статьи о болотахъ! При сей краткости она такъ полна, что, кажется, нечего и прибавить. Вс эти картины изображены такъ выпукло, форма до такой степени соотвтствуетъ внутреннему содержанію, что не только живо рисуетъ передъ вами болото, но заставляетъ Васъ чувствовать и ощущать его, такъ сказать, всми пятью чувствами. Посл этого можно и не ходить на болота, чтобы съ ними знакомиться. И какъ скоро Вы это написала! Нтъ, значитъ, и въ Москв можно ожидать отъ Васъ продолженія Записокъ Ружейнаго Охотника.— Я все еще не могу наладить себя на занятія такъ, какъ бы слдовало, и такъ, какъ бы. хотлось. Впрочемъ, на дняхъ обдумывалъ ршительно планъ:, какимъ образомъ скоре раздлаться съ своимъ порученіемъ. Все могъ бы я кончить довольно скоро, т. е. по крайней мр къ Сентябрю, кром городскихъ инвентарей. Дло въ томъ, что меня послали сюда въ той надежд, что топографическая съемка, продолжавшаяся слишкомъ 4 года, ужо кончена. Я же нашелъ, что она не только не кончена, но по многимъ городамъ должна быть произведена съизнова. Между тмъ безъ съемки, безъ измренія земель невозможно мн и составлять имъ подробнаго хозяйственнаго описанія или инвентаря. Съемка же сама едва ли можетъ быть окончена въ теченіе года! Если же одинъ изъ моихъ топографовъ, лежащій теперь больнымъ при смерти, умретъ, то этотъ срокъ можетъ удвоиться, ибо у него всего боле было начатыхъ работъ, которыя другому придется начинать снова.— Вечеръ. Сейчасъ пришла Петербургская почта и привезла мн неожиданное еще письмо отъ Милютина, въ которомъ онъ, называя мою ревизію и вообще дйствія — образцовыми и вообще распространяясь въ различныхъ мн похвалахъ,— въ то же время проситъ меня увдомить его безъ церемоній, не нужны ли мн деньги, и предлагаетъ написать (т. е. чтобъ я написалъ) небольшую записку, которую можно было бы показать Министру, о необходимости дать мн еще денегъ, сверхъ получаемаго. Я хочу этимъ воспользоваться, опираясь на то, что получаемое мною при командировк жалованье достаточно только при краткихъ порученіяхъ, а не при долговременныхъ.. Надобно сказать, что почти вс чиновники, разосланные съ порученіемъ, подобнымъ моему, получаютъ больше меня, найдя средство испрашивать денегъ то на канцелярскіе расходы, то подъ другими предлогами. Я очень доволенъ тмъ, что они сами догадались сдлать мн это предложеніе. Онъ въ тоже время сообщаетъ мн, что рапортъ мой о распространеніи торговыхъ правъ мщанскаго сословія переданъ имъ въ подлинник для прочтенія Министру. Дай Богъ, чтобы былъ какой-нибудь успхъ!— Рукопись, про которую я Вамъ писалъ въ послдній разъ, должна принадлежать самому историку Татищеву. Впрочемъ, Домострой Сильвестра едва ли чмъ лучше. Ну что, какъ понравилась грамматика дамамъ или, лучше сказать, понятною ли она имъ показалась? Я не говорю про К. А. Я думаю, что она скоро будетъ писать въ Константину записки: и ты бы, государь, мн отписалъ какъ тя Богъ милуетъ, и проч. и проч. Не пришли на память выраженія поэффектне. За чтеніемъ грамматики, вроятно, послдуетъ чтеніе граматъ, лтописей и писемъ царя Василія Ивановича въ жен его Олен. Я бы желалъ, впрочемъ, чтобы Константинъ преимущественно занимался грамматикою, а не статьей о литератур, которую цензура не пропуститъ, которая, мн кажется, немножко опоздала и несвоевременна.— Газетъ я теперь почти не читаю. Хозяинъ мой, у котораго я бралъ ихъ и который, мимоходомъ сказать, иметъ нсколько милліоновъ капиталу, ныншній годъ по причин худой торговли, ихъ не выписываетъ! Впрочемъ изъ Journal de Francfort, который я взялъ у Муравьева, видно, что дла наши съ Турціей обдлываются. Да, забылъ сказать. Не знаю, знаетъ ли Константинъ, что въ послдней книжк Отечественныхъ Записокъ за 1849 годъ есть огромная статья о Княз Димитрі Михайлович Пожарекомъ. Онъ представленъ въ самомъ хорошемъ вид, со всмъ своимъ смиреніемъ, словомъ, такъ, какъ и въ драм. Я статьи самъ не читалъ, но видлъ ее, искалъ въ многочисленныхъ ссылкахъ ея на историческіе документы, лтописи и книги — ссылки на драму Константина, но не нашелъ.— Былъ ли у Васъ опять Мамоновъ и взялъ ли рисунки Ярославскихъ церквей? За Бродягу еще не принимался, т. е. какъ-то по пробовалъ, да не пишется. Нтъ, что ни говорите, а я долженъ сознаться, что источники поэзіи изсякаютъ во мн, вдь это ужъ изъ рукъ вонъ! Впрочемъ, это и естественно. Не можетъ быть, чтобы занятія мои не дйствовали вредно на эти мои способности. Эдакъ, пожалуй, и въ десять лтъ не кончишь Бродяги.

22-го Января 1850 года. Воскресенье. Ярославль.

Съ послдней почтой я не писалъ Вамъ, но отъ Васъ получилъ письма и въ среду и нынче. Я не знаю, какъ и благодарить Васъ: знаю всю затруднительность такого частаго и акуратнаго писанья въ Москв. Прежде всего отвчаю Вамъ на Ваши письма. И такъ Гоголь прочелъ Вамъ и вторую главу, а теперь, можетъ быть и третью. Вы спрашиваете меня, разсказывать ли мн содержаніе?.. Анекдотическій интересъ для меня, какъ и для Васъ, въ произведеніяхъ Гоголя не важенъ. Придется разсказывать или почти ничего или слишкомъ много, т. е. его же рчами, изъ которыхъ мудрено выкинуть слово: такъ каждая нота состоитъ въ соотношеніи съ общимъ аккордомъ! А потому, зная, что послднее невозможно, а я не слишкомъ хлопочу знать вншнюю скалъ содержанія… Я думаю, что у Гоголя все написано, что онъ уже далъ полежать своей рукописи я потомъ вновь обратился къ ней для исправленія и оцнки, словомъ, поступаетъ такъ, какъ самъ совтуетъ другимъ. Въ противномъ случа онъ не сталъ бы читать и заниматься отдлкою подробностей, и частностей. {Отецъ писалъ Ивану Сергевичу 20 Января 60 г.— ‘До сихъ поръ не могу еще придти въ себя: Гоголь прочелъ намъ съ Константиномъ 2-ю главу. Вотъ какъ было дло. Пришелъ онъ къ намъ вчера обдать. Зная, что онъ неохотно сидитъ за столомъ безъ меня, я веллъ накрыть въ маленькой гостинной и Гоголь былъ очень доволенъ. Посл обда навала на меня дремота. Гоголь употребилъ разныя штуки, чтобъ меня разгулять, въ чемъ и усплъ. Часу въ 7-мъ вдругъ говоритъ: ‘а что бы Куличка прочесть?’ Я отвчалъ, что если онъ хочетъ, то Константинъ принесетъ вс мои записки и прочтетъ ихъ въ гостинной. Гоголь сказалъ, что лучше пойти наверхъ. Я, ничего не недозрвая, согласился, но Вра догадалась и, провожая меня, сказала: ‘онъ будетъ вамъ непремнно читать’. Мы пришли наверхъ, я выбралъ маленькаго Куличка и заставилъ Костю читать. Гоголь ршительно ничего не слушалъ и едва Константинъ дочиталъ, какъ онъ выхватилъ тетрадь изъ кармана, которую давно держалъ въ рук, и сказалъ: ‘ну, а теперь я вамъ прочту.’ — Что теб сказать? Скажу одно: вторая глава несравненно выше и глубже первой. Раза три я не могъ удержаться отъ слезъ. Разсказывать содержаніе, въ которомъ ничего нтъ особенно интереснаго для тебя, мн не хочется, даже какъ-то совстно, потому что въ голомъ разсказ анекдота нечего не передается. Впрочемъ, если ты захочешь, то напиши: я разскажу его со всею возможною подробностью. Такого высокаго искусства: показывать въ человк пошломъ высокую человческую сторону, нигд нельзя найдти, кром Гомера. Такъ раскрывается духовная внутренность человка, что для всякаго изъ насъ, способнаго что-нибудь чувствовать, открывается собственная своя духовная внутренность. Теперь только я убдился вполн, что Гоголь можетъ выполнить свою задачу, о которой такъ самонадянно и дерзко невидимому говоритъ въ первомъ том. Я сказалъ Гоголю х повторю теб, что теперь для насъ остается только одно: молитва къ Богу, чтобъ Онъ далъ ему здоровья и силъ окончательно обработать и напечатать свое высокое твореніе. Гоголь быль увлеченъ искренностью моихъ словъ и сказалъ о себ, какъ бы говорилъ о другомъ: ‘да, дай только Богъ здоровья и силъ! Благо должно произойти изъ этого, ибо человкъ не можетъ видть себя безъ помощи другаго’… Что за образы, что за картины природы безъ малйшей картинности. Нтъ, я ужъ не стану описывать водъ такъ, какъ хотлъ было, а разскажу ихъ просто словами охотника, не поэта.— Гоголю хотлось прочесть третью главу: ибо, по его словамъ, нужно было прочесть ее немедленно, но у него не достало силъ. Да, много должно сгорать жизни въ горнил, изъ котораго истекаетъ чистое злато. Вроятно на дняхъ выйдетъ какой-нибудь Куличекъ-зуекъ и вслдъ за нимъ прочтется третья глава. Я сегодня же хочу написать Гоголю письмо съ моими замчаніями. Вчера я ничего не могъ вспомнить и сказалъ ему, что завтра, можетъ быть, что-нибудь увижу. Больно, что ты не слыхалъ, во еще больне, что вс наши просидли въ это время одни въ гостинной. Теперь очевидно, что вс главы будутъ читаться только мн и Константину. Я примиряюсь съ этою мыслію только однимъ, что это нужно, полезно самому Гоголю’.} Нынче я былъ на свадебномъ обд у одного купца, Гарцева. Само собою разумется, что стерлядь играла тутъ весьма важную роль. Обдъ и замчанія мои объ обд точно такія же, какъ и въ тотъ разъ, когда я Вамъ писалъ объ обд у Пастухова, съ тою разницею, что за обдомъ не гремла музыка. Длиннобородый старикъ, воображенный во весь ростъ на портрет, повшенномъ въ гостинной, завщалъ, умирая, сыну своему и всему его потомству строго беречь себя отъ этого нововведенія, которое почиталъ онъ великимъ грхомъ. Впрочемъ, это совершенно понятно при взгляд русскаго человка на обдъ, на трапезу, за которую садятся и которую оставляютъ съ молитвой. На прочія нововведенія запрета не положилъ. Женится его внукъ. Музыки не было, но едва лишь кончился обдъ и подали кофе, раздались польки и вальсы и пошелъ балъ, а я ухалъ. Обдъ кончился почти въ 8 часовъ.— Отецъ молодаго — бородачъ, сынъ безбородый, но довольно необтесанный юноша, молодая — кукла Чмъ больше я смотрю на нашихъ купцовъ, тмъ боле убждаюсь, что вс они слпо, инстинктивно лзутъ туда, откуда мы уже возвращаемся, и мы непонятны другъ другу. Борода и привязанность къ старымъ обычаямъ, безъ разумнія, по преданію, по привычк, не составятъ никогда нравственнаго отпора соблазну. Этотъ нравственный отпоръ заключается только въ сознаніи, въ просвщеніи, даже — для нихъ — не въ религіи. Церковь наша и все духовенство поладили съ современностью, заслонили истину или, ясне, такъ обмотали Евангельскія истины своею обрядовою, административно-полицейскою стороною, что не всякій въ состояніи отдлить ее. Православное духовенство совращаетъ народъ, а раскольническіе учители, ища отпора только въ обрядовой сторон, также вн истины и также не устоятъ… Можетъ быть, Провиднію угодно, чтобы вс побывали тамъ, откуда мы возвращаемся, чтобы вс прошли черезъ испытаніе и съ полнымъ, такъ сказать, опытнымъ сознаніемъ зла возвратились къ истин?… Можетъ быть,— но насъ это ее должно останавливать!… Константинъ укажетъ мн на Хазова. Но Хазовъ исключеніе. Константинъ укажетъ на крестьянъ. Но чисто великороссійскія губерніи, по многолюдству народонаселенія, полны крестьянами торговыми и промышленниками. Посмотрлъ бы на нихъ Константинъ! Я собралъ недавно объ ихъ быт очень подробный свднія, которыя когда-нибудь сообщу. Я укажу на другія губерніи, да тамъ Малороссы, да тамъ Чуваши, да тамъ Мордва, скажетъ Константинъ же.— Поэтому, смотря на здшнее купечество,— я еще боле желаю учрежденія купеческаго училища. разумется, только съ тмъ чтобы оно не походило на французскій пансіонъ… но какъ это трудно при общемъ направленіи нашей государственной системы воспитанія, какъ это трудно въ особенности при сосдств съ благороднымъ россійскимъ дворянскимъ обществомъ! Это сосдство все портитъ.— ‘Какіе изверги, что за дикій народъ’,— говорили мн нынче многіе офицеры и члены Ярославской аристократіи, — по тому поводу, что одна молодая замужняя купчиха не пошла танцовать, такъ какъ мужъ ея этого не любитъ, считаетъ для замужней женщины это нсколько лишнимъ… И все это было говорено тономъ такого искренняго, сердечнаго, добродушнаго убжденія, что возражать имъ нтъ возможности и было бы глупо, а принять къ свднію слдуетъ. И если слышала это молодая купчиха, то, воротясь домой, непремнно скажетъ мужу, вотъ видишь, люди и меня корятъ, мы всему міру дались на смхъ и проч. и проч. Я какъ для русскаго человка много значитъ мнніе общее, мірская молва, какъ онъ не любитъ быть выскочкой и охотно смиряетъ свою личность въ состав общественномъ (добродтель, которая, мимоходомъ молвить, перешла у насъ въ крайность),— то онъ и противиться не станетъ,— Предлагаю теб, Константинъ, и Алексю Степановичу также обдумать, обсудить и изложить вопросъ и систему народнаго обученія… Я съ своей стороны, можетъ статься, тоже напишу что-нибудь объ этомъ, не вдаваясь, впрочемъ, въ міръ отвлеченныхъ опредленій.. Если можно будетъ надяться, что учрежденіе училища состоится (что, впрочемъ, не народная школа), то рапортъ и проектъ ной я пришлю предварительно Вамъ на разсмотрніе, по крайней мр постараюсь прислать. А вопросъ о народномъ обученіи — превосходная тема для статьи. Соблазни-ка этимъ Хомякова и самъ соблазнись. Сюда войдетъ вопросъ и объ общественномъ воспитаніи и объ обученіи — не только первоначальномъ, но и боле пространномъ…

1850 года, 26-го Января. Ярославль.

Нынче детъ въ Москву одинъ изъ здшнихъ профессоровъ Лицея и мой пріятель — Василій Ивановичъ Татариновъ. Фигурка его довольно забавная, но онъ очень неглупый и честной души человкъ. Онъ очень желаетъ познакомиться съ Константиномъ, драмою котораго недавно восхищался… Положеніе его прескверное. Директоръ считаетъ его опаснымъ человкомъ, какъ всякаго мыслящаго человка, и онъ детъ въ Москву искать себ какое-нибудь мсто да и вообще освжиться отъ чаду пошлости провинціальной. Пожалуйста, примите его ласково.— Татариновъ такъ нечаянно устроилъ свой отъздъ, что я только вчера узналъ объ этомъ. Это досадно, потому что я не послалъ бы тогда своего письма къ Троиц, которое было не боле и не мене, какъ шутка, съ приложеніемъ стиховъ. Какъ то присвъ за продолженіе ‘Бродяги’, я вмсто него написалъ маленькое стихотвореніе, если хотите, повтореніе стараго, но мн захотлось послать его къ Вамъ. Не ршившись отправить его по почт въ Москву, я адресовалъ въ Троиц и ради шутки, говоря, что это переводъ съ Санскритскаго, настрочилъ два листа чепухи, нашпигованной самыми трудными для выговора Санскритскими именами, взятыми мною изъ переводовъ и примчаній Коссовича. Стихи эти я прилагаю. Разумется, ихъ хранить не слдуетъ.— ‘Бродяга’ не пишется. Къ концу вечера такъ устаешь, что безъ особенной нервической напряженности нельзя приняться за писаніе стиховъ.— Взглянулъ я бгло на разные обзоры литературы, помщенные въ первыхъ NoNo журналовъ. Нападокъ на славянофильское и московское направленіе уже нтъ, но нтъ даже никакого упоминанія о немъ, не говорится ни объ одномъ изъ литераторовъ нашего круга. Между тмъ петербургскіе журналы, принявъ это направленіе отчасти, помщая постоянно разные труды до части русской исторіи и изслдованій быта, берутъ перевсъ и въ этомъ отношеніи… Все это для насъ очень невыгодно. Своего журнала нтъ, въ чужихъ писать не хотимъ и ничего не пишемъ и отвыкаемъ отъ писанья, теряемъ вліяніе, предаемъ себя забвенію… Можетъ быть, дломъ Москвы будутъ труды серьезные. Но и ихъ нтъ, Богъ знаетъ еще, когда они появятся при московской комфортабельности въ труд…— Съ Татариновымъ посылаю часть денегъ за Аанасія къ его господину, Татаринову же, родственнику этого,— въ уплату выкупной суммы. Трехлтову давалъ я читать уложеніе Кошелева. Онъ во многихъ частяхъ осуждаетъ его и вообще говоритъ, что помщикъ себя не забылъ. Я уговариваю его написать свои замчаніе и, можетъ быть, онъ это исполнитъ. Безъ пожертвованій нельзя приступать къ этому длу. А что за скоты здшніе дворяне! Недавно нкто Г—новъ, богатый здшній помщикъ, говоря про свое управленіе въ деревн, съ самою добродушною наивностью объявилъ мн, что у него такъ и заведено: счь бурмистровъ въ кабинет, изъ собственныхъ рукъ.— Кстати посылаю Вамъ свое маленькое стихотвореніе, переводъ съ Санскритскаго, т. е. не прямо, а съ переводовъ Коссовича, Бюрнуффа и Больцмана. Дло въ томъ, что въ отрывкахъ изъ Агни-Пураны и изъ Надна-Пураны, напечатанныхъ у Гольцмана вмст съ Индравиджаемъ, эпизодомъ изъ Магабгараты, разсказывается, какъ Ятаджпы и Ракши, подъ предводительствомъ Индры-Натуша, завоевали землю Пунъ-яджановъ, называвшуюся Катгасаритъ-сагара, убили ихъ царя Девимагатмьямъ и стали длать разныя жестокости и притсненія, о которыхъ разсказывается подробне въ Маркандэя-Пуран и упоминается также въ Брагмавайварта-Пуран. Тогда сынъ Девитмагатмьяма, Дашмутаванъ, удалясь въ пустыню Санвавачамъ, сталъ молиться Санайсчару, богу времени, прося его ускорить бгъ свой и скоре избавить страну отъ ужасовъ… Долго молился онъ, ожидая какого-нибудь знаменія и называя иногда бога времени Сисусаморой, т. е. черепахой, какъ вдругъ является къ нему браминъ изъ страны Пунъ яджановъ, прозвищемъ Гаспа-григитападмай, т. е. посланецъ, и разсказываетъ ему о положеніи богатой нкогда алмазами, слонами и благочестіемъ страны Катга-саритсагары. Браминъ вызываетъ молодого царя, говоря, что настало время прогнать Вимригъ-Яманаевъ, т. е. не чтущихъ божества Васудэва, ибо они долгимъ своимъ пребываніемъ длаютъ вредъ не только вншній, но нравственный, что цвточный фіалъ сердецъ вянетъ, умъ грубетъ и проч. Удивительно въ нтихъ созданіяхъ Индійскаго воображенія — г сочетаніе самыхъ возвышенныхъ, отвлеченныхъ, утонченныхъ донельзя понятій съ образами чисто матеріальными и врованіями нелпыми. Ихъ глубокій анализъ, устремленный, впрочемъ, боле въ область чистой мысли, нежели въ міръ души, обрывается нердко какой-нибудь чепухой. Но есть необыкновенно поэтическія мста, которыя передать трудно, потому что собственныя имена въ род Дриштавабгъюпаяна или Париджнятапараматманирнага — звучали бы прескверно въ русскомъ стих. Я сталъ было переводить или лучше сказать перекладывать въ стихи, но вышло дурно, такъ что я оставилъ только т строфы, гд не встрчается трудныхъ словъ или отвлеченностей, для которыхъ нужны были бы длинные комментаріи. Вотъ они. Это то, что говоритъ браминъ Гаспагригитападмай царю Катга-сарить-сагари, начиная съ третьей строфы, посл второй, гд онъ воздыхалъ о томъ, что жены съ глазами лотосоподобными уже перестали рожать героевъ (Иго, наложенное Ракшами, продолжалось, какъ водится, не боле и не мене, какъ 47 съ половиной тысячъ лтъ).
Клеймо домашняго позоря
Мы носимъ, славные извн,
Въ могучемъ кра нтъ отпора,
Въ пространномъ царств нтъ простора,
Въ родимой душной сторон!
Ее, въ своемъ бзумь яромъ,
Гнетутъ усердные рабы!..
А мы глядимъ, слабемъ жаромъ
И съ каждымъ днемъ сдаемся даромъ,
Въ безплодность вруя борьбы!
И слово правды оробло,
И рже шепотъ смлыхъ думъ,
И сердце въ насъ одебелло,
Порывовъ нтъ, въ забвень дло,
Спугнули мысль, сталъ празденъ умъ!
Дале браминъ разсказываетъ, что чанданъ, тундула и ліана уже стали скудны на благоуханіе, земля плохо возращаетъ смена блой горчицы, самые слоны стали ниже ростомъ. Если эта попытка нехуда, то я, пожалуй, постараюсь перевесть отвтъ Джимутавагани.

30-го Января 1850 года. Ярославль. Понедльникъ.

Получилъ я вчера письма Ваши. Возобновленіе головныхъ болей и Ваше намреніе приняться за леченіе — очень непріятныя извстія. Несмотря на Вашу головную боль, Вы, милый Отесинька, таки продиктовали мн довольно большое письмо и увряете, что головная боль отъ того уменьшилась… Увренію я не врю, но благодарю Васъ за усиліе, если оно дйствительно по крайней мр не повредило Вамъ. Я очень радъ, что Вы продолжаете писать свои Записки, милый Отесинька, и это боле, чмъ что другое успокоиваетъ меня относительно Вашего нездоровья. Я увренъ, что ‘Лебедь’ у Васъ вышелъ особенно хорошо. По моему мннію, лебедь долженъ быть написанъ какъ можно проще, проще утки: онъ самъ по себ такъ хорошъ и величавъ, такъ окруженъ ореоломъ всякихъ поэтическихъ преданій и эпитетовъ, нсколько уже опошленныхъ, что для самой свжести и оригинальности картины необходимы — совершеннйшая простота описанія, простое, спокойное и отчетливое изображеніе всхъ подробныхъ прелестей картины, безъ всякихъ восторговъ. Впрочемъ, я говорю, какъ бы я сдлалъ… Увренъ, впрочемъ, что если Вы и не удержались отъ лирическихъ мстъ, какъ бы мн въ этомъ мст казалось приличнымъ, то они все же вышли у Васъ и оригинальны и свжи. Вотъ какую-нибудь срую утку можно подсдобить лиризмомъ,— но мн особенно нравятся Ваши описанія потому, что въ нихъ простота выраженій безъ лиризма доводитъ производимое впечатлніе до лиризма.— Хотя слова мои кажутся Вамъ не совсмъ логичными, но, вроятно, потому, что я неудачно выразился. Я продолжаю держаться мннія о необходимости училищъ для купцовъ, подъ ихъ собственнымъ надзоромъ. Я считаю казенный надзоръ вреднымъ потому, что онъ все обратитъ въ форму и непремнно отдалитъ ихъ отъ ихъ быта. Не родители купцы вредятъ своимъ дтямъ, они уступаютъ неохотно, вредитъ имъ сама жизнь безъ образованія, стремленіе къ подражательности безсознательное… Я думаю устроить училище такое, въ которомъ бы воспитанники не жили, а по вечерамъ возвращались бы въ свои семейства: это не отдалитъ ихъ отъ семьи и отъ торговыхъ длъ, потому что въ праздники и въ вакаціонные дни они могутъ помогать отцу въ лавкахъ. Въ коммерческомъ же училищ или, лучше сказать, институт, воспитываются и дти чиновниковъ. Купцы говорятъ, что воспитанники этого училища по возвращеніи домой не только становятся чуждыми торговой практик, въ которой надобно привыкать съ дтства, но, имя дла съ простыми мужиками, совершенно не понимаютъ другъ друга, не умютъ вести и поддерживать сношенія съ ними. Между тмъ мужикъ почти во всякой торговл нуженъ купцу подъ видомъ извощика, разнощика, главнаго потребителя и наконецъ производителя (хлбъ, сельскіе продукты и проч.). Прикащикъ въ комедіи Островскаго, ломая немилосердно языкъ, весьма уметъ говорить съ мужикомъ и вести съ нимъ дла. Поэтому нужно давать такое образованіе, которое, не разрывая съ бытомъ и съ семействомъ, въ то же время спасало ихъ отъ нравственной порчи и безразумнаго подражанія дворянскому классу. Сверхъ того, я думаю устроить заведеніе безо всякихъ привиллегій, раздлить его на нсколько курсовъ, такъ чтобы отъ воли каждаго зависло, продолжать ли образованіе высшее или ограничиться среднимъ или даже первоначальнымъ.— Радуюсь очень, что Константинъ намревается заняться русскимъ словаремъ, но мн хотлось бы видть, чтобъ онъ убилъ сначала одного зайца, русскую грамматику. Сообщаю ему, что въ одномъ изъ петербургскихъ журналовъ напечатана статья Срезневскаго: ‘Мысли объ исторіи русскаго языка’. Нехудо бы ему ее прочесть, я не читалъ и даже не знаю, гд она помщена, кажется, въ ‘Отечественныхъ Запискахъ’.— Благодарю очень милую Вру и Надичку за письма. На распросы Надичкины о моихъ здшнихъ знакомыхъ отвчаю, что я попрежнему почти нигд не бываю и знакомства мои т же. Евгеній часъ отъ часу слабетъ отъ монашеской жизни и старости и нердко становится скученъ своею болтовней. О ‘Бродяг’ онъ, воспитанный въ старыхъ схоластическихъ понятіяхъ, сказалъ мн, что не видитъ дли сочиненія. Съ Филатовымъ мы видаемся и бесдуемъ дружно, благоразумно избгая тхъ вопросовъ, гд 18 и вкъ ее можетъ сойтись со второй половиной 19-го. Впрочемъ, какъ съ нимъ, такъ и съ Жадовской я видаюсь теперь гораздо рже, стараясь свести концы начатыхъ мною работъ по Ярославлю, дабы въ конц февраля ухать въ Ростовъ. Впрочемъ, я на ныншней недл сдлалъ одно новое знакомство. Я говорилъ Вамъ, кажется, что въ 12-ти верстахъ отъ Ярославля проживаетъ знаменитая здсь M-me Б—мъ, урожденная М—ва, женщина чисто свтская, но прославленная въ Ярославл за умнйшую и проч и ирги. Она изъявляла нсколько разъ желаніе со мною познакомиться, но я хать знакомиться въ деревню, за 12 верстъ (куда частехонько катаются здшніе ея поклонники), не соглашался. На прошедшей недл старикъ Почтмейстеръ Жидовскій, дядя Юліи Жадовской, восторженный почитатель г-жи Б—мъ, просилъ меня придти къ нимъ вечеромъ и прочесть ‘Бродягу’ для сей госпожи, которой ничего не значитъ прикатить на вечеръ за 12 верстъ. Я до сихъ поръ подъ разными предлогами отказывалъ жен его въ той же просьб, но на этотъ разъ согласился, думая, что это будетъ лучшимъ средствомъ познакомиться съ Б—мъ съ разу и испытать ее, и сдлалъ глупость. Похалъ, явилась Б — мъ, которую я до сихъ поръ никогда не видалъ она — блондинка, съ огромными голубыми, нестерпимо бездушными глазами, словомъ бойкая, свтская, холодная женщина, съ умомъ и образованіемъ чисто гостиннымъ. Собственно ея достоинство состоитъ въ узости талія, съ которой въ Англіи одинъ Англичанинъ снялъ мрку, я до слишкомъ узкихъ талій не охотникъ. Вслдъ за нею явился Д—довъ: флигель-адъютантъ прошлаго года, теперь же генералъ свитскій, человкъ совершенно придворный и свтскій, пріхавшій сюда по случаю рекрутскаго набора, впрочемъ, здшній помщикъ (его ддъ основатель Лицея), богатый человкъ. Онъ упросилъ также Жадовскаго позволить ему пріхать, хоти, разумется, это было не для меня, а для Б—мъ, которая успла его очаровать. Все это было мн не по сердцу, особенно то, что передъ чтеніемъ разговоръ около часу продолжался на Французскомъ язык: въ. этомъ слышится неуваженіе къ самому сочиненію, писанному на язык русскомъ. Поэтому я и не упустилъ случая сказать, что Французскій языкъ избавляетъ отъ ума, чмъ немного ихъ озадачилъ и потомъ, длать нечего, принялся на чтеніе. Само собою разумется, что равные Французскіе восторги сыпались безъ умолку, но теплаго пониманія ни въ комъ не было. Одинъ гвардейскій юноша, пріхавшій сюда въ отпускъ и бывшій также тутъ, замтилъ глубокомысленно, что подобное поэтическое изображеніе должно было мн стоить много труда и времени. Меня стали просить прочесть что-нибудь изъ мелкихъ стихотвореній, я отказывался, говоря, что они вс слишкомъ серьезны, но такъ какъ этимъ возбудилъ только дамскую обидчивость, то принужденъ былъ согласиться. Разгоряченный чтеніемъ и чувствуя сильную потребность выругаться, я объявилъ, что прочту стихотвореніе въ Петербургу и къ свтскимъ людямъ вообще, и прочелъ имъ то, что Вы знаете: Съ преступной гордостью обидныхъ, тупыхъ желаній и надеждъ, рчей безъ смысла и проч. и проч. Эффектъ былъ необыкновенный. Придворный генералъ сконфузился и покраснлъ, дамы произнесли слово: жестоко, а я почти вслдъ затмъ ухалъ. Впрочемъ, Генералъ простился со мною очень учтиво. Прочелъ же я такъ, какъ никогда не читалъ. Разумется, это пойдетъ ходятъ по городу, и это-то мн и досадно. Впрочемъ, я почти ни съ кмъ потомъ не видлся,— Прощайте, пожалуйста будьте здоровы и не браните меня за сдланную глупость. Въ этомъ только и проявляется еще иногда моя отцвтающая молодость!.. Гоголю и Хомякову дружескій поклонъ. Курите ли Вы папиросы, милый Отесинька, и кто Вамъ ихъ длаетъ?

2-го Февраля 1850 года. Ярославль. Четвергъ.

Получилъ а вчера Ваши письма отъ Вторника, но, къ сожалнію, мало они принесли мн утшительнаго о Вашемъ здоровь, хилый Отесинька. Я очень Вамъ благодаренъ, милый Отесинька, за то, что Вы дали 30 рублей серебромъ за Аанасія. Впрочемъ, о томъ, что этихъ денегъ не доставало, мн сказалъ Аанасій посл. Его баринъ — великій мерзавецъ. Надобно видть радость Аанасія, что онъ можетъ съ нимъ развязаться. Пожалуйста поручите Татаринову Василію Ивановичу спросить у господина Аанасія, куда онъ двалъ его мать? Насильно выдавъ ее, уже вдову, на своего крпостнаго, онъ продалъ ее сначала вмст съ дтьми отъ перваго мужа какому-то купцу, потомъ, когда купецъ, испугавшись штрафа, которому за это подвергался, возвратилъ ее Татаринову, то сей господинъ, разлучивъ ее съ дтьми, продалъ кому-то и куда-то такъ далеко, что дти ея до сихъ поръ не знаютъ, что съ ней сталось и гд она. Аанасій нсколько разъ просилъ его сказать ему о матери, но Татариновъ отвчалъ, что самъ не помнитъ. Нельзя ли сказать Василію Ивановичу, чтобы онъ непремнно вытребовалъ отъ этого скота вс нужныя свднія.— На дняхъ получилъ письмо отъ А. О. Она Вамъ всмъ очень кланяется и вообще пишетъ очень много о своей любви ко всмъ намъ, какъ къ семейству, какъ къ цлому. Изъ Министерства ничего особеннаго не получилъ. Я очень увренъ, что пользуюсь хорошимъ мнніемъ въ Министерств, какъ говоритъ Россаловскій, но я выполню свое порученіе во многихъ отношеніяхъ хуже самыхъ посредственныхъ,— за то я разберу дло и съ такихъ сторонъ, о которыхъ, вроятно, никому другому изъ чиновниковъ не приходило въ голову. Вс исполняли это порученіе до сихъ поръ чисто въ хозяйственномъ отношеніи, а я изучаю предметъ въ нравственно-политическомъ отношеніи и знаю, что нсколько такого содержанія посланныхъ мною бумагъ показались въ Министерств оригинальными и произвели эффектъ. Словомъ, вообще отъ меня не ветъ казенщиной.— Константинъ принялся за лексиконъ… а грамматика-то что-жъ? Новаго, кажется, ничего нтъ. Съ М-ме Б—мъ посл того не видался. Кланяюсь Н. Елагину, Мамонову и Хомякову. Новыхъ стиховъ нтъ.

5-го февраля 1850 года. Ярославль. Воскресенье.

Вчера, вечеромъ, получилъ я Ваши письма отъ 3-го Февраля и воспользовался ныншнимъ Воскресеньемъ, чтобы написать Вамъ. Отвчаю на Ваше письмо. Чмъ же такъ недоволенъ Константинъ? Состояніе недовольства въ наше время, право, должно быть состояніемъ нормальнымъ, потому что никмъ и ничмъ, не исключая, и себя, нельзя быть довольну. Но если это недовольство происходитъ отъ личныхъ отношеній, то это напрасно: я въ подобномъ случа никогда не длаю другимъ такого, какъ говорятъ купцы, уваженія, чтобъ принимать къ сердцу ихъ поступки и отъ того разстраиваться.— Желалъ бы я очень посмотрть на Максимовича и Гоголя, когда они слушаютъ малороссійскія псни. Я самъ слушалъ бы ихъ неравнодушно и потому, что он хороши, и потому, что отъ нихъ ветъ теплою стороною, лтомъ, южной природой, къ которой такъ и тянетъ меня отъ надовшаго мн Свера.— Будьте покойны, чтеніе стиховъ не имло и не будетъ имть здсь никакихъ вредныхъ послдствій.— Ко мн теперь навязался на шею музыкантъ Парисъ. Я познакомился съ этимъ артистомъ-промышленникомъ еще на Срныхъ водахъ. Онъ посл того усплъ побывать и въ Иркутск, и въ Гельсингфорс, и въ Риг, и въ Москв, гд узналъ отъ кого-то, что я въ Ярославл, въ которомъ онъ предполагалъ дать концертъ на пути въ Кавань и въ Симбирскъ. Онъ прямо явился ко.мн съ просьбою устроить ему это дло. Къ счастію я могъ передать его одному любителю музыки, Совтнику Губернскаго Правленія, но тмъ не мене долженъ былъ присутствовать на двухъ музыкальныхъ вечерахъ. Скрипачъ онъ замчательный дйствительно. Я ужъ очень, очень давно не слыхалъ музыки и на этотъ разъ одна элегія Эрнста произвела на меня довольно сильное впечатлніе. Вс суровыя предпріятія воли, вс высокіе подвиги души могутъ, кажется, внезапно пасть и рушиться отъ одного звука Шубертовской серенады или тому подобной музыки. Эти звуки наводятъ на меня минуты опьяненія, которыхъ я всячески избгаю, боясь ослабнуть дятельностью и волей. Сколько задачъ и сторонъ жизни, призывающихъ каждая къ себ, мшающихъ другъ другу: поэзія, вопросы учено-государственные и живое изученіе Россіи, дятельность чисто служебная и наконецъ сама жизнь, которою мы не живемъ, ибо можно ли назвать это жизнью. Отъ неудовлетворенія требованія всхъ этихъ сторонъ и происходитъ это чувство неудовольствія самимъ собою и тоска!..— Вчера былъ я у купца Серебренникова на поминальномъ обд по случаю истеченія сорока дней отъ, смерти его матери. Хотя Церковь и освящаетъ этотъ обычай, но онъ постоянно сохраняетъ характеръ языческій. Передъ обдомъ была паннихида съ кутьей, за обдомъ, передъ киселемъ (здсь употребляютъ въ подобныхъ случаяхъ кисель), попы пропли заупокойную и пропли полупьяно, потому что это было въ конц обда. Посл этого сейчасъ подали вмсто шампанскаго красное церковное вино, которое было выпито въ память покойницы. Наконецъ посл обда подавалась, какъ говорятъ, заупокойная чаша. Попы вновь отслужили что слдуетъ, а затмъ каждый выпивалъ стаканъ меду или пива, обращаясь къ хозяину, крестясь и желая покойниц царства небеснаго. Самый обдъ происходилъ шумно и довольно весело.— Баринъ Аанасія — чистйшій мерзавецъ. Я посылаю Вамъ въ особомъ пакет бумагу, написанную имъ, о томъ, что онъ отпускаетъ Аанасія за 900 рублей ассигнаціями. Аанасій послалъ съ Василіемъ Ивановичемъ Татариновымъ 805 рублей, да Вы дали еще 30 рублей серебромъ, что составитъ 910 рублей ассигнаціями. Пусть Василій Ивановичъ покажетъ эту бумагу Татаринову, но съ непремннымъ условіемъ не отдавать ему этой бумаги въ руки: Аанасій боятся чтобы баринъ его ее не уничтожилъ.— На дняхъ мн пришла было въ голову мысль — просить Министерство, чтобъ оно поручило мн длать описаніе торговыхъ селъ Ярославской губерніи, которыхъ здсь большое множество и которыхъ торговля едвали не обширне городской. Эту поздку по уздамъ можно было бы совершить лтомъ. но какъ ни привлекательна была для меня эта мысль, я ее оставилъ, потому что боялся связаться слишкомъ надолго съ Ярославской губерніей. Прощайте. Почта изъ Петербурга пришла и ничего мн не привезла.

Февраля 13-го 1850 года. Ярославль

Вчера я не получилъ отъ Васъ писемъ, впрочемъ, и самъ не писалъ къ Вамъ въ прошедшій Четвергъ.— Посл довольно продолжительной и втреной оттепели хватилъ небольшой морозъ, и нынче славный день, яркой ясности и свжаго воздуха. Зато въ полдень начинаетъ дйствовать солнце. Вы не поврите, какъ утшаетъ меня мысль, что солнце уже гретъ! Хотя Теперь еще февраль, но душа моя уже отрадно содрогается отъ предчувствія весны. Грустно только подумать, что лто, второе лто проведу я здсь, въ Ярославской губерніи, кое-какъ, въ хлопотахъ, безъ чувства внутренняго довольства, тогда какъ, можетъ быть, я могъ провести его на Юг, на берегу моря, куда меня такъ постоянно, такъ томительно тянетъ! Вс вопросы и интересы начинаютъ слабть съ предвкушеніемъ лта. Лтомъ хочу я быть просто Божіей тварью, частію природы, членомъ всей семьи мірозданія, вмст съ цвтами, животными, бгущею водою Это идиллическое настроеніе духа было прервано приходомъ писца и бумагой въ квартирную коммиссію, поданной къ подпису.— Что сказать Вамъ новаго? Ничего, ршительно ничего. На этой недл былъ концертъ Париса, а вчера Губернаторъ былъ именинникъ. На концерт я былъ, а у Губернатора нтъ, потому что у меня сдлался флюсъ. Читаю я теперь въ досужное время барона Гакстаузена. Его путешествіе чрезвычайно для насъ важно: въ Россіи нтъ книги съ боле добросовстными, интересными статистическими данными,— Черезъ 10 дней или много-много черезъ дв недли думаю отправиться въ Ростовъ. Ярославль мн ужъ очень надолъ и вообще мн здсь довольно скучно. Только и интересуюсь теперь Англійскими проказами въ Греціи. Видаюсь по обыкновенію съ здшнимъ обществомъ очень мало, да и видаться не съ кмъ. Жадовская также мн весьма наскучила, потому что я убждаюсь, что изъ ея талантика ничего замчательнаго не выйдетъ. Бываетъ также такое расположеніе духа, въ которомъ и писать не о чемъ, точно такъ, какъ теперь мн. Въ разсужденія вдаваться не хочется, живыхъ новостей нтъ, особеннаго передать нечего и потому я и заканчиваю это письмо до будущаго Четверга. Мн хочется Константина подвергнуть отчетности, чтобъ онъ рапортовалъ черезъ каждые семь дней, что онъ сдлалъ путнаго? Точно такъ я поступилъ съ своими топографами, требуя еженедльныхъ донесеній объ успх и ход заданныхъ имъ мною работъ. Прощайте, кланяйтесь кому слдуетъ, по Вашему усмотрнію.

Къ Константину Сергевичу.

19 февраля 1850 года, Ярославль,

Благодарю тебя за письмо, милый другъ и братъ Константинъ, а также и за статью. {Статья о народномъ образованіи. Сергіи Тим. пишетъ по поводу этой статьи 10 февраля 1849 года Ивану Серг.: Что теб писать новенькаго? разв то, что Кошелевъ и Константинъ затя ли письменное мнніе о народномъ обученіи и оба, разгорячясь, представили обществу прекомическую сцену. Кошелевъ собралъ десятка два гостей и оба съ Константиномъ во всеуслышанье прочелъ свои статьи. Константинъ читалъ послдній и уже такъ сердился, что посл чтенія Кошелевъ опомнился, отвелъ его въ темную комнату я сказалъ, ‘какую глупость я сдлалъ, что собралъ народъ, для чтенія нашихъ статей. Вс видятъ наше несогласіе и что Вы сердитесь’. Разумется кончилось все мирно.} Статья твоя написана прекрасно, но вполн съ нею согласиться невозможно. Мн кажется, что ты слишкомъ преувеличиваешь наше недостоинство, забывая, что мы все-таки достойне уже дйствующихъ. Ты говоришь: ‘надо предложить народу средства просвщенія, а не самое просвщеніе’… Что жъ это значитъ? Это значитъ дать народу въ руки опасное орудіе, которымъ онъ можетъ уколоться, поставить его въ прямое сосдство съ гнилымъ просвщеніемъ безъ благонадежнаго посредника, сдлать его доступнымъ къ вредной пищ, не подготовивъ къ здоровой. Ты забываешь, что уже стоитъ рядомъ съ народомъ зло нашей цивилизаціи, и средства просвщенія сдлаютъ его воспріимчиве къ ней. Въ Ярославской губерніи боле всего грамотныхъ. Не говорю уже о горожанахъ: между мщанами — неграмотный рдкое исключеніе. Стало, средства просвщенія по твоему у нихъ есть. Что же они читаютъ?’Прекрасную Грузинку или Битву русскихъ съ Кабардинцами’, ‘Козла бунтовщика’, ‘Вроломную маску’,— всю эту драпъ, продающуюся на ярмаркахъ по пяти копекъ серебромъ романъ. Межъ тмъ какъ подлые спекулянты подчуютъ народъ этими помоями (и народъ ихъ читаетъ, т. е. народъ грамотный, кром раскольниковъ, благо дешево! а заплативши деньги, мужикъ уже непремнно прочтетъ книгу), межъ тмъ какъ хищные волки расхищаютъ стадо, выражаясь слогомъ высокимъ и, конечно, весьма высокимъ для гг. Кузьмичева, едотова и другихъ,— ты не хочешь дать народу боле здороваго чтенія, потому что ты не ршилъ еще, точно ли оно будетъ здорово… Оно во всякомъ случа здорове Поль-де-Кока въ перевод и т. п.! (Мимоходомъ — мн пришло въ голову, что ты бы никакъ не годился въ медики и уморилъ бы всхъ своихъ паціентовъ своею добросовстною нершительностью). Не думай, что я преувеличиваю. Это точно правда, по крайней мр относительно Ярославской губерніи: а Ярославскій крестьянинъ — внецъ созданія въ Великороссіи — по своимъ дарованіямъ. На безчисленныхъ здшнихъ сельскихъ ярмаркахъ и рынкахъ этихъ книжонокъ продается безчисленное множество. Ты говоришь дальше: это средство есть грамотность церковно-славянская и русская и деревенская библіотека, состоящая изъ церковно-славянскихъ книгъ духовнаго содержанія. Конечно, просвщеніе должно быть основано на религіозныхъ началахъ: въ этомъ и спора нтъ, но я нсколько другаго мннія объ исключительномъ чтеніи духовныхъ книгъ. Вся жизнь должна быть проникнута духомъ Христова ученія,— но ни Новый, ни въ особенности Ветхій Завтъ не должны сдлаться исключительнымъ предметомъ пытливости и дятельности ума. Умъ мой возбужденъ, въ немъ кипятъ силы, и мн не на что ихъ употребить, какъ на чтеніе духовныхъ книгъ. Что жъ изъ этого выйдетъ? Что я или брошу наконецъ эти книги, потерявъ всякую вру, или же привяжусь къ каждой букв, сдлаюсь толкователемъ, начетчикомъ (какъ называютъ крестьяне доку въ Свящ. Писаніи). Свящ. Писаніе пусть будетъ книгою успокоительною, книгою-прибжищемъ, книгою вры, книгою души, книгою, къ которой умъ, наработавшись въ области званіи, прибгалъ бы за отрадою.— но не такою книгою, на которую бы устремились вс дятельныя силы живого человческаго ума… Я видалъ этихъ начетчиковъ и жалю, что у видъ не было другихъ книгъ, кром книгъ духовнаго содержанія, я убжденъ, что они опасны для единства Церкви. Не говорю уже о томъ, что по настоящему прежде, чмъ давать въ руки народу церковныя книги, надлежало бы исправить переводъ Ветхаго Завта и другихъ книгъ, гд встрчаются безсмыслицы. Мой пріятель-начетчикъ, Пошехонскій мужикъ, страстный охотникъ до чтенія, выучилъ наизусть Библію и сильно вретъ, споткнувшись на Апокалипсис… Словомъ, постоянное и исключительное чтеніе этихъ книгъ ведетъ къ тому, что или книги не выдержатъ критики ума, или умъ не устоитъ и зайдетъ за разумъ. Словомъ, ихъ дло только смирять буйство ума и духа, а уму должна быть своя живая пища. Ты предлагаешь великодушно поставить въ деревенскую библіотеку собраніе русскихъ лтописей. Помилуй, Константинъ! Разв ты не видишь, что это занятіе предполагаетъ нкоторую отвлеченность въ человк, да и языкъ лтописей не совсмъ доступенъ… Другое дло — знакомиться съ ней въ живомъ разсказ. За лтопись надо приняться, познакомясь съ общимъ очеркомъ исторіи. Мы сами спотыкаемся на каждой строк… Но, впрочемъ, пусть стоятъ въ библіотек и лтописи. Но этого мало. Ты говоришь: народъ самъ выучится, дайте ему средства. Но вдь умніе читать и писать. когда читать нечего, не ведетъ ни къ чему, какъ бы его и совсмъ не было, умніе читать, устремленное только на чтеніе Ветхаго Завта, Четій-Минеи и т. п., при отсутствіи другой дятельности уму,— ведетъ къ односторонности, къ безврію, къ суеврію, къ фанатизму, къ аскетизму, къ юродивости Умніе читать и писать, употребленное на чтеніе романовъ, продающихся такъ соблазнительно дешево,— ведетъ къ явному вреду.— Самый лучшій способъ обученія заключается въ живомъ преподаваніи учителя, въ умніи его возбуждать въ ученикахъ любовь къ свту знанія. Такими учителями по самому положенію своему представляются сельскіе священники. Но къ сожалнію не таковы они на самомъ дл. Что же длать: это не въ нашихъ рукахъ, мы ихъ съ тобой не передлаемъ. Достаточно и того, что онъ можетъ передать вкратц со держаніе Священной Исторіи, катихизиса и растолковать крестьянину, что изъ буки азъ, даже и безъ видимой услужливости буквы ъ, выходитъ ба, т. е. выучить его читать.— Конечно, мы не должны принимать съ народомъ тонъ учителей, нжныхъ отцовъ, гувернеровъ, конечно, не должны ему толковать философію Гегеля, но есть свднія, которыя сообщать ему, кажется, негршно и невредно, напр. науки положительныя, естествоиспытаніе… Сверхъ того, согласись, можешь ли ты предвидть время, когда ты себ скажешь: теперь мы можемъ передать народу наши знанія… По объему твоихъ требованій это могло бы случиться черезъ 200 лтъ. Но знай, если бы ты прожилъ и 200 лтъ, ты не увидалъ бы этого событія, потому что оно бы совершилось не въ томъ вид, не съ того боку, не такъ, какъ ты ожидаешь… Ты самъ себя осуждаешь на бездйствіе. Странный ты человкъ! Ты, вдь, лучше народа знаешь, что ему нужно: ты говоришь, что цивилизація трактирная, галстучная и жилетная не годится народу, а народъ съ дуру или инстинктивно влечется къ ней путемъ скорымъ и легкимъ, съ охотою. Если ты это лучше народа знаешь, отчего не сказать теб этого народу? Впрочемъ, если ты начнешь ему это говорить, онъ тебя не пойметъ и теб не повритъ (Хазовъ — исключеніе). Я говорю и повторяю, что мы съ тобою сходимъ съ горы, а онъ идетъ на гору вслдъ за другими изъ нашего сословія. Ты хочешь дйствовать на наше сословіе, но покуда ты достигнешь своей цли въ желанномъ размр, вс уже перебываютъ на гор и Богъ всть,— воротятся ли оттуда живы и здоровы. Этого стремленія не удержишь иначе, какъ захвативъ его на дорог образованіемъ такимъ, разумется, которое бы освтило ему ивой путь.— Впрочемъ, ты соглашаешься самъ, что мы можемъ передать народу наши знанія, хоть нкоторыя, общія, не вредныя, но по твоему мннію недостатокъ въ томъ, что нтъ доврія. Дйствительно, все, что исходитъ отъ казны, на приказу,— не пользуется довріемъ, но есть другой путь. Пусти книгу въ пять копекъ серебромъ, и она разойдется по крайней мр въ двухъ, трехъ промышленныхъ губерніяхъ, а тамъ и дальше. Пусть Суздальскіе литографы нарисуютъ вмсто мученій ада, гршной жены — событіе изъ исторіи, географическую карту или т п. Мало того, я бы пустилъ, хотя бы для раскольниковъ, много книгъ свтскаго содержанія на церковно-славянскомъ язык, на которомъ они читаютъ охотне. Я даже убждалъ Алекся Степаныча написать возраженія на Выгорцкіе отвты по-славянски, но онъ также почему-то задобросовстился и, по моему мннію, вовсе не кстати* Да пусть пишетъ на какомъ хочетъ язык, только пусть пишетъ — Да что тутъ толковать! Пусть каждый изъ васъ напишетъ книгу для народа, взявъ себ какую-нибудь область знанія, потомъ представитъ ее на общій вашъ судъ, и тогда вы скажете по совсти: повредитъ ли народу чтеніе этой книги, напечатанной, конечно, съ одобренія Правительства и пущенной въ продажу дешевле грибовъ. Впрочемъ, мой отвтъ теб вовсе не есть статья, а такъ, письмо, написанное съ разу, слдовательно, многое осталось недосказаннымъ, а сказанное изложено не въ порядк, кое-какъ. Убдись — и попробуй, напиши что-нибудь въ род историческаго разсказа и проч. и проч. Какъ идутъ твои работы? Твоя грамматика, твой лексиконъ, твоя статья о богатыряхъ, твои письма о литератур?.. Много задачъ, много начато: ужель это не будетъ кончено во время? Не угодно ли теб будетъ подчиняться слдующему правилу: каждую недлю присылать коротенькую рапортичку о своихъ занятіяхъ, въ такомъ род: милый Иванъ! я на этой недл подвинулся на столько-то, написалъ столько-то листовъ.— Человку необходимо нкоторое принужденіе или даже обманывать себя хоть призракомъ принужденія.— Но теперь я скажу теб: прощай, милый другъ и братъ Константинъ. Крпко тебя обнимаю, будь здоровъ, бодръ и охочъ до труда.— P. S. Не люблю посылать письма на полулисточк и потому отдаю теб въ распоряженіе цлые поллиста почтовой бумаги. А кстати. Скажи отчего мы говоримъ: цлые пол-ли ста, а не цлое поллиста? Или цлые есть здсь родительный? Кажется, нтъ, а это множественное, но почему?.. Да читалъ ли ты Срезневскаго? Достань и прочти.— А есть ли у Алекся Степановича въ деревняхъ школа? Почему бы ему не завести ее, хоть только для распространенія церковно славянской грамматики?.. Кланяюсь Алексю Степановичу и Александру Ивановичу.

1850-го года. Февраля 20-го. Понедльникъ. Ярославль.

Получилъ письмо Ваше, посланное съ Татариновымъ. Откуда это Великопольскому достаются грамоты объ Аксаковскомъ род? Константинъ, я думаю, доволенъ: это все, чай, доказательства о томъ, что мы принадлежимъ не къ земскимъ людямъ, а къ служилому классу, пользовавшемуся привиллегіею подписываться холопами?..— Я прочелъ отрывки, присланные Вами, изъ лебедя и гуся и нахожу, что они очень хороши! Въ описаніи лебедя, по крайней мр въ томъ, что прислано, все очень умренно, и легкій оттнокъ лиризма скрадывается техническою точностью выраженій, напр. о просушк перьевъ, о чистк носомъ и проч. Только одно слово мн показалось изношеннымъ: темноголубое стекло воды, но его можно замнить другимъ, и все будетъ прекрасно. Я не понимаю, чмъ вы можете быть тутъ недовольны: Вы ршительно избгли того подводнаго камня, который представлялся при описаніи лебедя.— Константину на его статью я отвчаю особымъ письмомъ, я съ ней не вполн согласенъ, но написана она очень хорошо, ясно и просто {Предыдущее письмо.}.— Общанныхъ сплетней и описанія дамскихъ козней Вы не прислали.— Благодарю милую Вру за присылку Малороссійскихъ псней. Очень хороши он, особенно послдняя. Псню — ‘не хилися явороньку’ — знаю и очень люблю. На письмо ея отвчаю тмъ, что С—вой я пишу не прежде, какъ по полученіи отъ нея отвта, отчего случается не писать иногда три и четыре мсяца. На письмо ея, полученное мною еще въ Декабр, я отвчалъ ей уже по возвращеніи изъ Москвы. Въ этомъ письм я дйствительно писалъ маленькій панегирикъ своей семь, описывая ея независимость, самостоятельность, своеобычливость, оригинальность, презрніе къ вншности и нкоторую гордость. Оканчивая описаніе, я говорю ей: ну, посудите же сами, какъ трудно намъ жениться: гд найти двушку, которая ни умомъ, ни чувствомъ, ни образованіемъ не нарушила бы гармоніи этого хора, не внесла бы въ него диссонанса, не испортила бы мн моихъ семейныхъ отношеній, которыя дли меня важне жены. Къ тому же я никогда не возьму за женой души и не захочу, чтобъ ихъ продавали, а потребую безвозмезднаго отпуска ихъ на волю.— Это, впрочемъ, я разсказалъ такъ, кстати, а главная цль моего отвта Вр состоитъ въ томъ, чтобы она была покойна и не опасалась, что я буду передавать содержаніе ея писемъ А. О.— Передайте всмъ, кому вдать надлежитъ, и Надежд Николаевн, и Свербеву, что Муравьевъ Сибирскій будетъ не раньше Мая. Онъ хорошо тамъ дйствуетъ и дастъ, вроятно, новую жизнь а значеніе краю. Камчатка сдлана губерніей, и въ нее переселяется 10.000 душъ, образуется новый флотъ на Охотскомъ мор или, что все равно, на Восточномъ океан. Экспедиція Англичанъ для отысканія Франклина заключаетъ въ себ тайную цль: развдать положеніе вашихъ береговъ, поискать новыхъ островковъ около насъ и отбить у насъ всякую силу на тхъ моряхъ. По крайней мр такъ говорятъ моряки, пріхавшіе изъ Камчатскаго порта. Хорошо, если бы Россіи удалось возвратить себ устье рки Амура, тогда каналами въ разныхъ мстахъ, между ркъ, всего на пространств 300 верстъ, можно было бы соединить Баітійское море и Волгу съ Амуромъ и Океаномъ. Тогда не надо было бы намъ огибать почти кругомъ свта, чтобы попасть на корабл въ Камчатку, и торговля наша съ Америкой получила бы огромное развитіе. Меня это все очень занимаетъ и дай Богъ, чтобы Муравьевъ усплъ хоть въ нкоторыхъ изъ этихъ предположеній.— Но случаю моего нездоровья дла мои нсколько было позатянулись. Ршительно не было возможности заниматься дломъ, во время боли, съ наклоненною головой. Я хотлъ было хать въ Ростовъ на масляницу, а придется отложить до первой недли поста и пріхать на самую ярмарку. Только нынче эта ярмарка придется въ самую распутицу. Какъ на этой недл я все сидлъ дома, то ничего особеннаго Вамъ и сообщить не могу. Читали ли Вы,— впрочемъ, Вы ‘Москвитянина’ не получаете, во достаньте 3-й No и прочтите — рукопись Старицы Марьи, напечатанную въ Новогородскихъ вдомостяхъ. Эта Старица Марья, игуменья женскаго монастыря, описываетъ свое мірское двичество и причины, заставившія ее идти въ монастырь. Была она Княжна Одоевская (въ конц XV и въ самомъ начал XVI вка) и влюбилась въ нкоего Баварія, учившагося у Нмцевъ. Погодинъ доказываетъ, что это мистификація. Мн самому это кажется. Если же нтъ, то это вещь предрагоцнная. Хочется мн знать мнніе Константина объ этомъ предмет. Тутъ и война Іоанна III съ Новгородомъ. Непремнно достаньте. Да что, я знаю, скажете: надо, надо достать, да и отложите и забудете, а нтъ, чтобы вотъ сейчасъ же: сказано и сдлано. Вотъ такъ и книжка Срезневскаго, которую Константинъ обязанъ прочесть по званію филолога. Прощайте, будьте здоровы и бодры. Вы давно мн не писали, моя милая Маменька, но я знаю, что Вы въ послдній разъ были заняты.

1850-го года, Февраля 23-го. Ярославль.

Ваши письма отъ 21-го февраля я получилъ вчера къ ночи. Не совсмъ веселыя извстія сообщаете Вы: все больные и больные. Скучна, признаться, эта безпрестанная мелкая возня съ обстоятельствами, на которую поневол приходится тратить и время и силы. И это жизнь! Ну, да оставимъ это. Я ношу въ душ такое глубокое презрніе къ жизни и къ счастью человческому, что даже почти никогда и не говорю о томъ.— Меня удивилъ пріздъ Самарина, а еще больше то, что Вы, милый Отесинька, собираетесь читать ему свои охотничьи записки. Можетъ ли Самаринъ быть расположенъ ихъ слушать, когда едоръ Васильевичъ {Отецъ Самарина.} въ такомъ положеніи? Поклонитесь Самарину отъ меня, жаль, что я его долго не увижу.— Готовлюсь къ отъзду въ Ростовъ, но Вы продолжайте писать въ Яросласль, впредь до моего указанія. Ростовъ будетъ для меня очень интересенъ: своими памятниками древности, своимъ мстоположеніемъ и ярмаркой — одной изъ важнйшихъ въ Россіи.— Однако уже семь часовъ (вечера). Писать мн ршительно нечего, и потому письмо идетъ вяло, и я боюсь опоздать. Время такъ однообразно проходитъ, что не возбуждаетъ въ голов никакой живой дятельности. Впрочемъ я хотлъ нынче только поздравить Васъ съ будущимъ днемъ 1-го Марта.

26-го Февраля 1850 года. Воскресенье вечеръ. Ярославль.

Нынче поутру получилъ и Ваши письма отъ 24-го. О гус Вашемъ я не написалъ ничего потому, что объ немъ ничего особеннаго не могу сказать, кром того, что превосходно и въ высшей степени занимательно. Все это подразумевается само собою, а потому я писалъ подробне о лебед, описаніе котораго представляло нкоторые подводные камни. Скалу откровенно, что гусь выигрываетъ передъ лебедемъ большею простотой описанія и занимательностью, впрочемъ, о послднемъ трудно судить, потому что мн прислано только начало лебедя. Я увренъ, что въ ‘водахъ’ вашихъ Вы также обошли подводные камни и что он также хороши…— О себ ничего особеннаго сказать Вамъ не имю: работаю и въ досужное время большею частію сижу дома и читаю. Читаю довольно много. Вызжаю мало или, лучше сказать, совсмъ не вызжаю, потому что не къ кому и вс знакомые, даже не изъ глупыхъ, живя и мысля, какъ обыкновенно въ провинціи, заднимъ числомъ, наводятъ на меня сильную скуку, Всего чаще видаюсь съ Татариновымъ, съ которымъ, конечно, не скучаю. Впрочемъ, меня теперь занимаютъ разные политико-экономическіе вопросы. Напр, здшніе мщане, въ поданномъ мн ими ‘разсужденіи мщанскаго общества о своихъ нуждахъ’, жалуются на то, что команды исправительной арестантской роты, здшняго гарнизона и другихъ постоянно квартирующихъ здсь полковъ отбиваютъ у нихъ вс публичныя и частныя ручныя работы, потому что они, мщане, не могутъ вступать въ совмстничество съ ними и продавать вещи такъ же дешево, какъ они. Надобно знать, что арестантскія роты, въ которыя преступники отдаются на время, обязаны занимать постоянно арестантовъ работою, плата за которую получается ихъ начальствомъ, изъ этой платы длается или должно длаться пособіе арестантамъ при оставленіи ими роты. Солдаты полковъ и гарнизона получаютъ плату уже на себя, работая артелью, въ казармахъ, съ покровительствомъ своихъ начальниковъ.. Почти всякаго рода мастерства производятся ими. Вс эти арестанты а солдаты, будучи одты, обуты, накормлены, имя квартиры съ отопленіемъ а освщеніемъ на счетъ казны, само собою разумется, берутъ за работу не только вдвое, но вдесятеро дешевле мщанина, который трудомъ своимъ долженъ снискивать себ одежду, пропитаніе, помщеніе. Отъ этого вс обращаются теперь съ заказами не къ нимъ, а къ арестантамъ или солдатамъ… Вы скажете: запретить. Но на какомъ разумномъ основаніи запретите вы солдатамъ работать въ свободное время, занимать себя полезнымъ трудомъ, копить себ деньгу на случай отставки?… Не говорю уже объ арестантахъ: Я не защитникъ современнаго ихъ устройства, но защитникъ системы исправительнаго тюремнаго заключенія, при которой вс заключенные работаютъ, я изъ выручки третьи часть откладывается въ ихъ пользу… Признаю также, что необходима свобода совмстничества, и поэтому отвергаю средневковыя учрежденія цеховъ, но не могу не видть, что тутъ нкоторымъ образомъ самая свобода совмстничества нарушается: никто не иметъ права попасть въ солдатскую артель, это корпорація замкнутая… За границей былъ поднятъ такой же. вопросъ по поводу совмстничества работъ исправительныхъ тюремныхъ заведеній. Не знаю, какое правительственное разршеніе получилъ онъ, но было много мнній, которыя я заставилъ Татаринова изложить себ въ особой стать. Я еще не ршилъ себ этого вопроса… Впрочемъ, напрасно я Васъ утомляю этимъ нисколько незанимательнымъ для Васъ предметомъ. А между тмъ вопросы эти, какъ и вс торговые и другіе, заключающіе вс условія существованія, имютъ огромную важность и вліяніе на характеръ и нравственность народа!.. Покуда мы гуляемъ въ отвлеченности, у насъ образуется tiers tat — почетное гражданство, котораго такъ жадно добиваются купцы и котораго существованіе мы, говоря модно ученымъ языкомъ, игнорируемъ.— Мн доставили наконецъ свдніе о нкоторыхъ ремесленныхъ селахъ. Въ нсколькихъ верстахъ отъ Ярославля находятся пять деревень, которыя теперь раздлены между двумя помщиками, а прежде составляли одну вотчину. Тсную связь между собою они сохранили и теперь, несмотря на принадлежность разнымъ господамъ. Эти деревни имютъ вс условія для выгоднаго существованія: 1) он на оброк и довольно легкомъ, 2) въ лицо не видятъ своего помщика и избавлены отъ его ежеминутной попечительности и заботливости. Душъ мужскаго пола всего 239. Жители занимаются хлбопашествомъ о плотничествомъ или, лучше сказать, столярныхъ мастерствомъ. Не слишкомъ давно они положили на мірской сходк, что каждому изъ нихъ позволяется заниматься всякою плотничною и столярною работою и принимать заказы, какіе и въ какую цну угодно, исключая дланія ящиковъ (главное производство) для укладки свчъ, бутылокъ, блилъ, конфектъ и проч.— Работа ящиковъ производится обими вотчинами сообща и распредляется по тягламъ: на сходк ршаютъ, кто и какіе ящики долженъ длать, сколько и къ кому доставлять. Разумется распредленіе длается самое ровное. Цна опредлена мірскою сходкою и, по увренію самихъ купцовъ, на которыхъ они работаютъ,— самая умренная. Деньги же получаются каждыхъ въ свою собственность. Этихъ ящиковъ (работа которыхъ производится только въ деревн, а ни подъ какимъ видомъ не въ город) длается въ годъ 124 тысячи, пною тысячъ на 10 серебромъ. За нарушенія этого постановленія виновный, сверхъ взысканія 20-го рублей пени, наказывается при сходк. Вс эти положенія утверждены между бурмистрами обихъ вотчинъ условіемъ, разумется, на простой бумаг и безъ формальнаго засвидтельствованія. Помщики желаютъ имніе это продать и объявили крестьянамъ, что они могутъ или пріискивать себ помщика — добраго и хорошаго, или же откупиться. Крестьяне ршились на послднее и послали просьбу Графу Киселеву о ссуд имъ денегъ для выкупа — съ платежомъ процентовъ въ теченіе 26-ти лтъ. Чмъ разршится просьба, не знаю.— Я прочиталъ на этой недл весь Домострой попа Сильвестра и дивился, какъ могло родиться такое произведеніе: такъ многое въ немъ противно свойству русскаго человка! Я терпть не могу правилъ въ самой жизни и вообще не люблю обычая, какъ скоро уже онъ замерзъ, какъ скоро онъ покушается сдлаться правиломъ и властвовать надъ жизнью. На этомъ основаніи я не люблю и монашескихъ уставовъ, гд формулировано аскетическое стремленіе. Еслибъ у меня былъ наставникомъ Сильвестръ и докучалъ мн своими нравоученіями, то я, и не будучи Іоанномъ Грознымъ, прогналъ бы его отъ себя за тридевять земель! Впрочемъ, нельзя не сознаться, что образъ жизни и поведенія, предписываемый этимъ попомъ, совершенно напоминаетъ теперешній купеческій образъ жизни и обхожденія, особенно тамъ, гд цивилизація незамтна… ‘Все для гостей, все для показу’ — главная тема Сильвестра и нашихъ купцовъ.— Жен у Сильвестра позволяется разговаривать (и только съ женщинами же) только о томъ: ‘какъ порядня вести и какое рукодлейцо сдлати’. Если жена не слушается, то мужъ обязанъ: ‘постегать ее плетью, только наедин, поучить, да примолвить, да пожаловать’… Такъ должна и хозяйка поступать съ людьми. Бить по ‘виднью’ и палкой не совтуетъ, то ли дло, говоритъ онъ съ чувствомъ, бить плетью бережно: ‘и разумно, и больно, и страшно, и здорово’. Поповъ и монастырскую братію — кормить при всякомъ удобномъ случа.— Но что удивительно — это экономія, разсчетливость, аккуратность въ хозяйств — боле, чмъ Нмецкая. и съ которой жизнь просто каторга: все записывать, все взвшивать, постоянно остерегаться, чтобы люди не обокрали.

6-го Марта 1850 года. Ярославль. Утро.

Вотъ и великій постъ! Поздравляю Васъ съ нимъ. Черезъ два часа я отправляюсь въ Ростовъ, слдовательно теперь распространяться не время.— Ожидаю отъ Константина отвта на мое послднее письмо, онъ иногда пропускаетъ безъ особеннаго вниманія извстія любопытныя и важныя, мною сообщаемыя, тогда такъ по настоящему ихъ надобно немедленно сообщать другимъ, подумать, потолковать.— Вчера Ярославское общество бсновалось цлый день, но я не участвовалъ въ этомъ бснованіи, а отобдалъ у своего хозяина Пастухова, котораго удалось мн уговорить и который, слава Богу, подписалъ мн три тысячи серебромъ на заведеніе здсь училища. Въ Ростов надюсь собрать, если Богъ поможетъ, нужную сумму.

1850 года, Марта 9-го. Ростовъ. Четвергъ.

Пишу Вамъ уже изъ Ростова, куда я пріхалъ въ Понедльникъ и гд уже получилъ одно письмецо Ваше отъ Вторника. Я не хотлъ вовсе писать нынче, но пишу теперь собственно для того, чтобы звать сюда Константина. Теперь всего лучше ему пріхать: 1)онъ взглянулъ бы на ярмарку, которая стоитъ того, чтобы ее посмотрть, 2) онъ бы взглянулъ на Ростовскія древнія святыни, 3) — выгода та, что помщеніе ему бы ничего не стоило: онъ бы помстился у меня, наемная же плата за помщеніе во время ярмарки — страшно высока. На ярмарку стекается народу тысячъ боле ста, да купцовъ тысячъ до десяти. Она продолжается почти три недли. Доходъ города и жителей весь отъ этихъ трехъ недль, въ остальное время года почти нтъ торговли. А какъ хороши древности Ростова съ ихъ Кремлемъ! Впрочемъ, мстоположеніе города и самыя древности осматривать лучше лтомъ или весной. Хотя по календарю слдуетъ быть весн, однако, на счастіе Ростова, стоитъ преисправная зимняя погода и отличная дорога, чего никто не могъ ожидать.— Стою я у Петра Васильевича Хлбникова, наверху. Тутъ же въ бель-этаж помщается и жандармскій полковникъ, прізжающій на ярмарку въ званіи Коменданта ярмарки,— Вамъ, милая Маменька, нужнымъ считаю доложить, что отслужилъ молебенъ Димитрію Ростовскому, который высокаго роста, и у раки котораго есть серебряная доска съ надписью и стихами сочиненія Ломоносова. У Ростова, кажется, своихъ собственныхъ святынь будетъ съ десятокъ: мощей открытыхъ и подъ спудомъ премного. Я съ удовольствіемъ отслужилъ молебенъ Димитрію, котораго уважаю больше другихъ святыхъ и къ которому имешь сочувствіе, какъ къ литератору.— Въ Ростов превосходно длаютъ образа на финифти, и не только образа, но и портреты черною краскою.— По случаю поста увеселеній общественныхъ на ярмарк нтъ, но надобно признаться, что ярмарка вовсе не придаетъ великопостнаго вида городу. Она важна еще тмъ, что это время срочныхъ платежей, за покупку и продажу хлба прошлымъ лтомъ въ Рыбинск расплата происходитъ здсь.— Впрочемъ, подробное и отчетливое изображеніе ярмарки и города оставляю до другаго раза. Если Константинъ хочетъ, то можетъ привезти съ собою Хомякова или Мамонова. Прощайте. Прошу сестеръ не слишкомъ усердствовать въ пост и въ хожденіи въ церковь. Я самъ постничаю,— впрочемъ, мъ рыбу и, признаюсь, вовсе не сталъ бы постничать, ибо круглый годъ мъ умренно и не чувствую никакой въ пост потребности, да совстно предъ Аанасіемъ и купцами.

Марта 13-го 1850 года. Ярославль. Понедльникъ.

Получилъ я въ Субботту и второе письмо Ваше, адресованье въ Ростовъ. Безпокойное теперь у Васъ время, и я перестаю надяться на пріздъ Константина. А жаль! Ярмарка такъ любопытна.— Я бы хотлъ какъ-нибудь описать ее Вамъ поживе, но не чувствую въ себ самъ никакого живаго расположенія. Слдствіе ли это постной лимфообильной пищи, скуки отъ занятій, или находящей на меня, хотя и рдко, тупости и вялости, — не знаю, но чувствую, что стиховъ долго не придется писать мн. Тутъ, впрочемъ, еще дв причины: одна — это мое теперешнее положеніе въ город, гд граждане длятся на три партіи, которыя вс въ страшной вражд между собою, кляузничаютъ, жалуются, доносятъ другъ на друга… Слдовательно, положеніе чиновника, незнакомаго съ городомъ, чрезвычайно непріятно и скучно. Всякое хорошее намреніе, родившееся въ одной партіи, осуждается другою, потому только, что придумано тою партіею. А причина раздленія — въ неуравнительности богатства. Владльцы вотчинныхъ лавокъ, получаюшіе доходъ съ нихъ во время ярмарки, подвергаются преслдованію другихъ богачей, не имющихъ своихъ собственныхъ лавокъ, наконецъ есть не вотчинники и не богачи, которые враждуютъ съ тми и другими. И не то, чтобъ были притсненія, нтъ: одни говорятъ, что платятъ повинностей больше, чмъ другіе, другіе доказываютъ, что они вовсе не такъ богаты, не имютъ большихъ доходовъ, словомъ, въ основаніи зависть. Вообще всякое владніе, приносящее владльцу доходъ безъ труда съ его стороны, носитъ на себ характеръ незаконности. Такъ и помщикъ, такъ и вотчинникъ — кажутся (и, можетъ быть, справедливо) неправыми купцу, производящему торговлю, слдовательно, человку трудящемуся и заискивающему… Но это одинъ изъ тхъ безконечныхъ соціальныхъ вопросовъ, ршеніе которыхъ принадлежитъ времени. А между тмъ человкъ, лежащіе въ шелковомъ халат на бархатномъ диван, ничего не длающій и наслаждающійся жизнью посредствомъ доходовъ съ недвижимой собственности, полученной въ наслдство,— слдовательно, богатый безъ заслуги и трудовъ съ своей стороны,— все-таки оскорбителенъ человку, обогащающемуся дятельнымъ трудомъ…— Были интриги даже относительно моего помщенія. Каждая сторона назначала квартиру у себя, но я, не зная этого, остановился тамъ, гд нашелъ для себя удобне, и именно у Петра Васильевича Хлбникова, одного изъ вотчинниковъ, хотя очень умнаго и образованнаго человка, Онъ не купецъ и не мщанинъ, а почетный гражданинъ, который не производитъ торговли, слдовательно, и не записанъ въ купцы, а получаетъ доходъ съ своихъ домовъ и лавокъ. Само собою разумется, что мое помщеніе не можетъ имть никакого на меня вліянія, но скучно то, что во всхъ этихъ дрязгахъ слышишь вопросъ, поколебавшій человчество и неразршенный имъ.— Вторая причина моей апатіи — продолжительность зимы. 13-е Марта, а зима въ полномъ могуществ! Кажется, пахни только весенній втеръ тепломъ, зашевелись природа, — и духъ бы воскресъ и хоть на минуту можно было бы забыть дрянь-человка! Я не могу, подобно Константину, утшаться такими фразами: ‘главное — принципъ, остальное — случайности, или ‘что русскій народъ ищетъ царствія Божія!..’ и т. д. Равнодушіе къ пользамъ общимъ, лнь, апатія и предпочитаніе собственныхъ выгодъ — признаются за исканіе царства Божія!— Что касается до принципа, то, признаюсь, это выраженіе Константина заставило меня улыбнуться. Это все равно, что говорить голодному: другъ мой, ты будешь сытъ на томъ свт, а теперь голодай, — это случайность, намажь хлбъ принципомъ вмсто масла, посыпай принципомъ — и вкусно: нужды нтъ, что сотни тысячъ умрутъ, другіа сотни уйдутъ, — это случайность. Легкое утшеніе. Если бы я такъ врилъ въ принципъ и въ жизненность этого принципа въ русскомъ народ, то, право, и горевать бы не сталъ. Возмущаютъ меня факты,— ничего, вынулъ изъ кармана табакерку, понюхалъ принципа — и счастливъ!— Гд онъ — этотъ принципъ? Куда затесался? Поди, Константинъ, достань пыльную лтопись, поищи его въ XII и XIII вк, когда князья терзали русскую землю, воюя другъ у друга удлы… Поздравляю съ этой находкой.— Осадокъ равныхъ подобныхъ ощущеній въ сердц производитъ во мн то, что производитъ дурной вкусъ во рту, — и заставляетъ меня еще боле привязываться къ наслажденію природой. Но и тутъ — тепла и тепла хочется мн! Теперь великолпныя лунныя ночи. Думалъ я недавно, смотря въ окно ночью: отчего это луна уже не дйствуетъ на меня, какъ бывало, когда я не могъ на нее смотрть равнодушно, безъ сладкихъ ощущеній грусти и томленія, когда она неминуемо производила во мн волшебное очарованіе… Теперь гляжу на нее очень равнодушно, знаю, что она хороша, но не рождаетъ она во мн никакихъ ощущеній, — и жаль мн становится, что однимъ наслажденіемъ меньше стало. Думаю, что весною и лтомъ будетъ не то.— Здсь теперь Губернаторъ. Вчера я обдалъ съ нимъ у Головы и нынче опять обдаю съ нимъ у Головы же, въ собраніи купцовъ. Само собою разумется, что съ полчаса проходитъ въ усаживаніи гостей за столъ: хозяинъ хлопочетъ, чтобы вс сидли по чинамъ и по званію, а потому разъ пять длается перемщеніе. Ибо свшій двумя стульями ниже, если и молчитъ, то тмъ не мене глубоко чувствуетъ оскорбленіе. Этотъ обычай весьма почтененъ, потому что древенъ, а что древенъ, такъ это доказываетъ ‘Домострой’ Сильвестра, посвятившаго этому важному предмету цлую главу. Теперь купецъ повдаетъ о своемъ оскорбленіи только жен. Къ сожалнію, новйшая цивилизація не дозволяетъ уже ему въ подобныхъ случаяхъ спускаться со стула подъ столъ и, лежа тамъ, толстымъ своимъ брюхомъ приподнимать столовыя доски со всею посудой… Бутурлинъ нынче узжаетъ обратно въ Ярославль, а черезъ недлю думаетъ хать въ Петербургъ. Онъ прізжалъ взглянуть на ярмарку. Конная ярмарка уже почти кончилась, но по всмъ прочимъ отраслямъ торговля въ самомъ разгар: гулъ несмолкаемый съ утра до ночи. Эта ярмарка обилуетъ собственно матерьялами: ленъ, пенька, красное индиго, бумага, марена и т. п. Вообще продажи, даже и крестьянскихъ издлій, больше оптовыя: такъ напр. вчера я видлъ возовъ по крайней мр съ 50) если не больше, только съ шерстяными, крестьянскими чулками, которые продаются повозно. Дятельность торговая необыкновенная. Всякій уголокъ, всякій столбикъ обратился въ лавку. Цлыя огромныя стны выставлены картинъ, гд рядомъ съ Митрофаномъ какая-то одалиска, съ страшнымъ судомъ — какая-то Minna et Brenda, тамъ цлый волкъ колоколовъ, повшенныхъ на наскоро устроенныя перекладины, ихъ безпрестанно пробуютъ, и звонъ продолжается цлый день. Тутъ цлый рядъ импровизированныхъ печей, гд варятся, жарятся и готовятся разныя кушанья для народа, тутъ огромные трактирные балаганы, набитые мужиками и женщинами, которыхъ въ остальное время въ трактиры не пускаютъ и которыя во время ярмарки пользуются эманципаціей. Вчера ко всему этому присоединилось Воскресенье. Противъ моихъ оконъ огромный дворъ, принадлежащій Княгин Чернышевой: тамъ останавливаются крестьяне здшняго узда. Вчера этотъ дворъ былъ такъ набитъ возами, что въ буквальномъ смысл яблоко негд было уронить. Я видлъ, какъ возы эти прізжали: на каждомъ возу сидла, баба, окутанная какою-то простынею. Пріхавши, она снимала простыню и оставалась въ своемъ парадномъ костюм, въ которомъ и отправлялась гулять. Костюмъ состоитъ большею частью изъ ярко-желтаго платка на голов, пунцовой шубки и платья ситцеваго или штофнаго, обувь — валенки, которые какъ-то плохо гармонируютъ съ шелкомъ и штофомъ. Шляпокъ Французскихъ я не видалъ здсь на крестьянкахъ, у большей части даже ротъ завязанъ, впрочемъ, платье, хотя и съ шубкой, въ которой талія — поперекъ лопатокъ, — вытсняетъ сарафанъ. Бабъ вчера было премногое множество: хорошенькихъ довольно, красавицы ни одной, брюнетки ни одной, косы — крысьи хвосты, румяна и блила наложены щедро. Какъ великій постъ воспрещаетъ употребленіе скоромнаго масла, но не воспрещаетъ вина, то пьяныхъ (разумется, мужиковъ) — въ соразмрномъ количеств. Впрочемъ безпорядковъ никакихъ нтъ.— Чернобровая красота, упоминаемая въ псняхъ, есть воспоминаніе Юга, вмст съ синимъ моремъ, съ зеленою степью, съ лебедемъ.

1850 года, Марта 20-го. Понедльникъ. Ростовъ.

Вотъ и Константинъ здсь! Я очень радъ, что онъ пріхалъ, такъ радъ, что даже балую его, т. е. угощаю его обществомъ лучшихъ людей всей Ярославской губерніи. По случаю ярмарки сюда собрались разные мои хорошіе и короткіе пріятели, пріобртенные мною во время моего пребыванія въ разныхъ уздахъ этой губерніи. Всхъ ихъ я уже предупредилъ о Константин, вс они уже знакомы черезъ меня съ нашимъ образомъ мыслей, такъ что Константинъ пріхалъ какъ бы къ давно знакомымъ людямъ. Съ одной стороны это ему пріятно, съ другой — я бы желалъ, чтобы онъ лицомъ къ лицу встртился съ дйствительностью. До сихъ поръ это не совсмъ удавалось, къ тому же я теряю надежду, чтобы когда-либо онъ былъ способенъ ее увидать {По поводу поздки Константина въ Ростовъ, отецъ пишетъ: 21 Марта. Вторникъ. ‘Милые друзья мои, Константинъ и Иванъ! Въ первый разъ это случилось въ коей жизни, что я пишу къ вамъ общее письмо. Къ Ваничк вмст съ Гришей писывалъ часто Все это время всякій день, и не одинъ разъ, воображаемъ мы, какъ вы вмст ходите по ярмарк, разговариваете съ купцами, мщанами и народомъ, какъ вы сидите другъ противъ друга, перестрливаясь облаками дыма и мало по малу начинаете спорить, какъ нетерпливо морщится мой Иванъ и какъ горячо развиваетъ Константинъ свои неизмнныя убжденія, непреложныя и святыя истины въ сущности и не прилагаемыя ни къ какому обществу, даже къ православной русской общин’!}. Этотъ человкъ никогда не смущался, не сомнвался въ своихъ убжденіяхъ, — и мы во многихъ взглядахъ по этому случаю съ нимъ расходимся.— Осматривали нынче древности Ростова, находящіяся въ жалкомъ вид разрушенія. но какъ хороши он! Особенно внутренность двухъ церквей, въ которыхъ уже не служатъ. Осматривали мы съ здшнимъ протопопомъ и съ цлой компаніей купцовъ. Бритые лучше и благонадежне небритыхъ, въ этомъ принужденъ былъ сознаться самъ Константинъ! Но случаю его пребыванія у насъ почти каждый часъ гости и, если Константинъ останется дольше, чего я очень желаю, то я ему отведу особую комнату и распредлю время — и его заставлю заниматься — и мои занятія пойдутъ своимъ чередомъ.— Отслужили молебный въ первый же день прізда Димитрію Ростовскому, прикладывались ко всмъ мощамъ и вчера слушали нарочно для насъ заказанные звонъ на соборной колокольн. Здсь колокола подобраны но нотамъ, и существуетъ три разные звона, которые вс были для насъ съиграны.— Во всякомъ случа я думаю, что это путешествіе будетъ не только пріятно Константину (и послужитъ для него источникомъ разсказовъ и доказательствъ), но и весьма полезно {На письмо 20 Марта Отецъ отвчаетъ Ивану Серг. 1850 года, Марта 24 дня. Пятница…Милый другъ Иванъ! Письмо твое отъ 20 Марта, съ приложеніемъ письма Константина, мы получили вчера. Ты не можешь себ представить, какъ были мы вс рады, особенно мать, что Константину удалось побывать у тебя. Вдь и эта поздка была сдлана съ большой натяжкой, въ среду, наканун назначеннаго отъзда Константина, показалась у матери на лиц рожа, почему онъ въ четвергъ и не похалъ, въ пятницу поутру матери било нсколько лучше, и мы настоятельно выпроводили Константина: мать обманула его и даже меня, ибо въ хлопотахъ объ отъзд Константина, выходила въ холодныя комнаты, застудила рожу и тотчасъ почувствовала ознобъ. Я не сходилъ съ верха и ничего этого не зналъ, пока мн не сказали, что мать больна. Вотъ теперь уже 2-й день продолжается постоянное присутствіе рожной опухоли на лиц и на голов, лихорадочнаго состоянія, слава Богу, очень мало и не только нтъ ничего опаснаго, но даже и важнаго, вотъ теб, милый мой другъ, совершенная правда. Я не хотлъ было обманывать и Константина, но мать такъ объ томъ просила, что я не могъ отказать ей. Собственно о болзни матери я ничего не писалъ въ общемъ къ вамъ письм, но, кажется, никакое подозрніе не вошло въ голову Константина, ибо въ такомъ случа онъ былъ бы уже здсь.— Ты совершенно правъ, предполагая, что Константинъ никогда не узнаетъ дйствительности. Если ты читалъ его письмо къ намъ, то конечно и смялся и досадовалъ. Хомяковъ наслаждался, читая его неожиданные выводы. Кажется, остается желать, чтобъ онъ на всю жизнь оставался въ своемъ пріятномъ заблужденіи, ибо прозрніе невозможно безъ тяжкихъ и горькихъ опытовъ:
Такъ пусть его живетъ,
Да вритъ Руси совершенству,
Я считаю не только безполезными. но даже вредными такія маленькія путешествія относительно его ошибочныхъ убжденій. Время такъ коротко, что запасъ радужныхъ цвтовъ, которыми онъ облекаетъ вс встрчающіеся ему предметы, не успетъ истощиться, и онъ только коснетъ въ своихъ мечтательныхъ врованіяхъ.}.

Марта 25-го 1850 года, Ростовъ. Суббота. 8 часовъ вечера.

Сейчасъ провожаю Константина и сейчасъ получили отъ Васъ письма. Извстія Ваши о здоровь Маменьки и Олиньки неутшительны, нечего сказать, одни только Ваша слова, что въ Маменькиной болзни нтъ ничего важнаго, и убжденіе, что Вы пишете мн правду — могутъ нсколько меня успокоивать. Но ради Бога, милая Маменька, берегите себя: гршно Вамъ будетъ, если Вы по собственной вин продолжите свое нездоровье, къ чему тогда Ваше говене, постъ и хожденье въ церковь, когда Вы тутъ не съумете подчиниться надзору. Я это говорю потому, что знаю, какъ мудрено Васъ лечить.— Письмо Ваше отъ Вторника, милый Отесинька, дйствительно навело на Константина сильное подозрніе и недоумніе, и онъ хотлъ тотчасъ же хать, но я его удержалъ. Удержалъ потому, что не видя основательныхъ причинъ къ положительному безпокойству, я хотлъ познакомить его съ равными новыми сторонами жизни и съ нкоторыми, совершенно оригинальными лицами, что мн и удалось — Я считаю его пребываніе здсь ему очень полезнымъ. Дастъ Богъ, если вс эти нездоровья окончатся благополучно, онъ напишетъ мн полный и подробный отчетъ о своихъ впечатлніяхъ. Кажется, онъ призналъ нсколько важность практическихъ вопросовъ и сторонъ жизни и просто при моей помощи познакомился съ нкоторыми учрежденіями Правительственными обширне, чмъ прежде. Ну да онъ самъ Вамъ все разскажетъ.— Теперь онъ очень безпокоится я, вроятно, упрекаетъ себя на то, что не воспротивился мн сильне.— Посылается съ просфорой, кром другихъ образовъ, образокъ, лежавшій на самыхъ мощахъ св. Авраамія, что было сдлано нарочно для насъ. Прощайте. Дай Богъ, чтобы слдующее письмо было утшительне, но только ради Бога пишите правду. Благодарю Васъ за деньги. Въ Понедльникъ напишу подробне письмо. На Пасху надюсь пріхать.

1850 года, Марта 27-го. Понедльникъ. Ростовъ.

Вотъ уже почти двое сутокъ, какъ ухалъ Константинъ, а письмо отъ Васъ я получу не раньше Середы. Дай Богъ, чтобы Константинъ нашелъ Васъ всхъ по возможности здоровыми, тогда путешествіе его сюда вполн достигнетъ своей цли и будетъ для него полезнымъ и пріятнымъ воспоминаніемъ. Посл завтра день его рожденія: обнимаю и поздравляю и его и Васъ.— Съ ныншняго дня я прислъ за работу, которую въ это время нсколько оставилъ, и — надобно сказать правду — необходимо заняться попристальне, если хочу създить къ Вамъ въ Москву на Святую недлю. А какъ скоро-то бжитъ время! Уже четвертая недля поста.— Все это бы ничего, во — какова зима. 27-е Марта, а она себ и въ усъ не дуетъ, лежитъ, какъ въ Декабр. Передъ моими глазами огромная площадь, покрытая блымъ, двственнымъ снгомъ, каждое утро, вставая, гляжу на нее: не почернла-ли, не попортилась-ли? Нтъ, ничего не бывало.— Особеннаго сообщить Вамъ нтъ ничего. Хотлъ-было писать Вамъ подробно о пребываніи Константина здсь, но онъ, вроятно, разскажетъ Вамъ все подробне, чмъ я могъ бы написать. Я старался его ознакомить съ людьми равныхъ свойствъ и оттнковъ и думаю, что было ему надъ чмъ призадуматься и что должно было нсколько остановить его въ пылкости равныхъ выводовъ.

30-го Марта 1850 года. Четвергъ, Ростовъ.

Очень былъ я обрадованъ вчера Вашими письмами. Слава Богу, что все у Васъ идетъ довольно благополучно. Константинъ, успокоившись отъ тревоги, можетъ теперь съ полнымъ удовольствіемъ вспоминать свое путешествіе. Я желаю, чтобы онъ отдалъ полный отчетъ себ и другимъ въ испытанныхъ имъ впечатлніяхъ и въ пріобртенныхъ свдніяхъ, и потому жду отъ него большаго письма, котораго онъ, конечно, еще не могъ успть написать со всми хлопотами этой недли и въ особенности вчерашняго дня. Я совтовалъ и здсь Константину, милый Отесинька, вс замчанія написать особо, чтобы не позабыть, хотлъ и самъ это сдлать, да не усплъ. Что касается Вашей статьи о водахъ, то мн кажется 1) ей дано слишкомъ общее значеніе, тогда какъ это описаніе можетъ относиться къ водамъ только извстной полосы Россіи, растительность около ркъ южныхъ совсмъ не та, какая здсь описана, 2) надобно предупредить, что это все наглядныя наблюденія охотника, да еще Оренбургскаго, и что статья вовсе не иметъ притязанія быть ученою или общеописательною. Тогда хотя статья будетъ имть и это значеніе, нельзя будетъ обвинять ее въ какой-либо ошибк или въ излишнихъ притязаніяхъ, 2) не довольно, помнится мн, ярко обозначено, почему именно Вы принимаетесь за описаніе водъ, надо боле объяснить необходимость описанія водъ для уразумнія равныхъ видовъ охоты. Все же прочее по истин такъ хорошо, живо, мтко и даже важно своею поучительностью, свдніями, что будетъ драгоцннымъ пріобртеніемъ не только для литераторовъ, но и для естественной науки. Что касается до ‘Лебедя’, то онъ также превосходенъ, только я бы переменилъ выраженіе по гладкому зеркалу водъ и самое начало, которое передлалъ бы въ такомъ дух: ‘что хотя этотъ пресловутый господинъ искони вковъ пользуется прозваніемъ царя и имя его сопровождается непремнно великолпнйшими эпитетами, даже и со стороны не видавшихъ его никогда въ глаза, но что онъ дйствительно хорошъ и великолпенъ и заслуживаетъ эти прозванія’ и т. п., въ этомъ род, т. е. началъ бы шуткой приступъ къ описанію такой классической птицы. Читая вдвоемъ съ Константиномъ, мы на всякомъ шагу восхищались живостью и точностью описаній.— Константинъ былъ у меня въ Ростов въ годовщину моего прошлогодничнаго приключенія. Гд-то встрчу я слдующую годовщину? Ну да Богъ съ нимъ, съ будущимъ, теперь о немъ и думать некогда. Если мн пріхать къ Вамъ, что можетъ случиться не раньше конца Страстной недли, то для этого надо усидчиво заниматься. Я еще долженъ передъ Пасхой побывать въ заштатномъ городк Петровск.

Къ Константину Сергевичу.

10-го Апрля 1850 года. Понедльникъ. Ростовъ.

До сихъ поръ не успвалъ я отвчать теб, любезный другъ и братъ Константинъ. Кстати, скажи, гд ты умудряешься доставать такія скверныя, блдныя чернила?— Пространно на письмо твое отвчать теперь не буду: и некогда я скоро увидимся. Я радъ, что ты призналъ важность значенія купцовъ и вмст съ тмъ, вроятно, важность практическихъ вопросовъ жизни. Но странны мн слова, гд ты предлагаешь мн согласиться, что купецъ не чуждъ народу… Разв я это отрицалъ когда-нибудь? Я говорилъ только, что этотъ близкій народу человкъ, не вооруженный сознаніемъ, податливе на обольщенія Петровскаго переворота, мене благонадеженъ, чмъ тотъ, кто уже совершилъ путь отрицанія. Ив. Ал. Куликовъ, мене русскій, не такъ проченъ, какъ Поповъ, Серебренниковъ и другіе. Кстати, ты не увряешь ли другихъ, что Поповъ ходитъ въ русской одежд, не заказываетъ платья у французскаго портнаго? Поповъ совершилъ точно такой путь отрицанія, какъ и мы, къ тому же онъ человкъ съ образованіемъ, читающій вс журналы и Англійскіе романы, а не предоставленный собственнымъ силамъ. Слдовательно, приведенный тобою примръ сюда не идетъ, а доказываетъ только мою мысль о томъ, что необходимо и необходимо образованіе и что оно только, вооружая человка мыслью и сознаніемъ, способно и исправить человка и остановить его на полу-гор…— Посл твоего отъзда я познакомился еще съ нкоторыми купцами. Все бритые, но очень умные и хорошіе люди. Вс они интересны своими практическими познаніями и стремленіями. Вс они — какъ мы, и что замчательно, чего ни въ одномъ город, кром Ростова, я не встрчалъ,— съ совершеннйшею свободою, независимостью, самостоятельностью, всякихъ претензій и чопорности. Здсь также та особенность, что купцы съ женами посщаютъ другъ друга не вечерамъ, собираются вмст большими обществами, тогда какъ въ Ярославл и въ Рыбинск жены вчно дома, и собранія бываютъ только въ торжественныхъ случаяхъ, сопровождаемыя убійственнымъ молчаніемъ. Правда и то, что здсь, собравшись, дамы, если не танцуютъ, такъ играютъ въ карты, дома же, кром хозяйства, занимаются чтеніемъ, музыкой.— Нынче опять общественное собраніе, только не по моимъ предложеніямъ, а потому я и ду посмотрть. Хлбниковъ и вся его партія также детъ, и я вчера на купеческомъ вечер у Маракуева слышалъ уже серьезные толки по этому случаю между умнйшими града. Тутъ безпрестанно снуютъ слова: общество, мы, выбранный, довpie и проч. Пріхавъ, я разскажу цль собраніе. Эхъ! Не мшало-бы теб поучиться дйствующему русскому праву и узнать существующія учрежденія. Тогда бы ты понималъ ближе, гд опасность, гд ея нтъ и чего можно ожидать… Я и такъ уже поучилъ тебя здсь, буду учить и въ Москв.— Хлбниковъ получилъ твое письмо, весьма отъ того счастливъ и уже началъ писать отвтъ. Мы съ нимъ почти каждый день видаемся. Онъ недавно сдлалъ ссылку на твою драму, но такъ, что ты бы поморщился. Говоря о томъ, что на общественныя собранія не надо пускать всхъ, а только выбранныхъ, высказывая свое нкоторое презрніе къ народу, который кричитъ вслдъ за тмъ, кто побойче и поумне, и что у толпы всегда есть коноводъ, онъ сослался на твою драму, гд народъ хоромъ повторяетъ то, что скажетъ Мининъ или другой кто… Вотъ неожиданный репримандъ! Я такъ и расхохотался отъ мысли, что глупость люда народнаго доказываетъ твоею драмою!.. Нашелъ я здсь еще двухъ крестьянъ стихотворцевъ, пишущихъ римами, достоинства въ стихахъ ихъ мало, стихи, какъ стихи, преплохи, однако все это замчательно и доказываетъ, что не одни духовныя книги читаетъ народъ. Впрочемъ, они оба крпкіе православные и нравственные люди. Одинъ изъ нихъ мучится желаніемъ — совершенно безкорыстнымъ — вправить преданность Престолу. Объ нихъ при свиданіи.— Двичій нарядъ мною купленъ.— Прощай, милый другъ и братъ.

14-го Апрля 1860 года. Четвергъ. Ростовъ.

Получилъ я нынче Ваше письмо, милый мой Отесинька. Что это, милая Маменька, какъ Вы медленно выздоравливаете! Не надо ли Васъ держать въ большемъ тепл? Впрочемъ, я самъ скоро буду къ Вамъ и на мст все разберу. Это письмо я пишу послднее. Почта будетъ теперь опаздывать двое и трое сутокъ и вотъ почему: дорога отъ Ростова до Москвы хороша и отъ Ростова до Ярославля также, но об эти почты не отходятъ въ Москву до полученія Архангельской почты, которую ом обязаны отвести въ Москву и которая на пути своемъ до Ярославля встрчаетъ 13 рчекъ, не говоря о Волг.— Посл завтра отправляюсь въ Петровокъ, гд, можетъ быть, буду и говть, а потому не ждите меня раньше 21-го. Говть въ Москв было ба совсмъ не кстати, да я и не люблю причащаться въ Свтлое Воскресенье Лтомъ же пришлось бы говть цлую недлю, да лтомъ я и не люблю говть, лтомъ я длаюсь, такъ сказать, язычникомъ, среди природы, съ естественнымъ закономъ въ сердц, съ ‘натуральнымъ понятіемъ о Божеств’, какъ выражается одинъ раскольникъ.— Посл отъзда Константина, принявшись дятельно за работу по Ростову, я далъ себя узнать ближе, самъ сблизился короче съ гражданами, сдлалъ много новыхъ знакомствъ, и, могу сказать, нигд, ни въ какомъ город мой характеръ, мои стремленія не были такъ поняты, какъ въ Ростов. Хлбниковъ оцнилъ мое безпристрастіе и не можетъ безъ слезъ со мною разставаться, и вс они полны уваженія и любви, что мн гораздо пріятне всякихъ дворянскихъ отзывовъ.— Благодарю Константина за письмо.

1850 года, Мая 4-го. Четвергъ. Ярославль.

Опять начинается новый рядъ писемъ изъ Ярославской губерніи или, лучше сказать, обмнъ писемъ. Письмо Ваше я получилъ нынче поутру. Слава Богу, что у Васъ все по прежнему,— Я пріхалъ въ Ростовъ въ Понедльникъ, 1-го Мая, къ семи часамъ вечера, пріхалъ бы и раньше, если бы не останавливался на часъ въ Петровск. Въ Ростов я ночевалъ и выхалъ на другой день въ 11 часовъ утра: бумаги и посщенія меня задержали. Хлбниковъ кланяется Константину. Переяславское озеро еще не растаяло, ростовское также еще не совсмъ очистилось это льда. Можете себ представить, что до сихъ поръ въ канавахъ, рытвинахъ, лощинахъ и даже на буграхъ лежитъ снгъ! Несмотря на жаръ и пыль, я халъ съ большимъ удовольствіемъ, т. е. радовался теплу, какъ ребенокъ. Такъ противна мн зимняя дорога! Въ Ярославль я пріхалъ во Вторникъ къ обду: пріхалъ бы раньше, если бы не сломалась ось у телги и если бы я не былъ принужденъ верстъ пять до Ярославля идти пшкомъ. Меня поразилъ разливъ Волги здсь, при сліяніи ея съ Которостью. Говорятъ, вода ныншній годъ двумя аршинами выше прошлогодней, которая считалась необычайно высокою. Что за время! Я остановился въ Берлин (гостинниц) и нарочно взялъ себ нумеръ съ балкономъ: онъ выходитъ на площадь, и я большую часть времени занимаюсь на немъ. Какъ мн грустно, что Вы въ город! Это тепло, эта мягкость воздуха, эта доброта и краса и привтливость и ростъ и цвтъ природы — смущаютъ и томятъ порою все мое бытіе, и стихи писать хочется, но длать нечего: приходится работать совсмъ иначе, да еще длать скучные визиты и принимать скучныя посщенія. Такъ какъ я здсь на нсколько дней и долженъ, по случаю предстоящихъ полевыхъ топографскихъ работъ, сдлать разныя предварительныя распоряженія и разослать пропасть циркуляровъ, то теперь очень занятъ и съ семи часовъ утра до двухъ пишу безостановочно.— Здсь не нашелъ я ни одного письма къ себ изъ Петербурга и ни одной сколько-нибудь важной бумаги изъ Министерства… Не понимаю, что все это значитъ, Какъ я, вроятно, уду теперь изъ Ярославля до прихода новой почты изъ Петербурга, а въ Норскій посадъ, куда я теперь отправляюсь, почта не ходитъ, то я во всякомъ случа дней 10 не буду имть никакихъ извстій Петербурга.

Мая 7-го 1850 года. Ярославль. Воскресенье. 7 часовъ утра.

Сейчасъ только получилъ письмо Ваше, а черезъ часъ отправляюсь изъ Ярославля въ Норскій посадъ, который стоитъ не на почтовомъ тракт, а потому и почта туда не ходитъ, и въ которомъ я предполагаю остаться дня 4, не больше. Онъ всего верстахъ въ 14-ти отъ Ярославля Изъ Норскаго посада я отправляюсь дальше въ Романовъ, гд пробуду недлю. Итакъ, если Вы и будете писать каждую почту, я по крайней мр недлю не буду получать Вашихъ писемъ, равно и другихъ бумагъ. Изъ Министерства никакихъ извстій не имю.— Подробное описаніе Норскаго посада, который на Волг и который еще больше село, говорятъ, чмъ Петровскъ, получите Вы отъ меня впослдствіи. Я доволенъ тмъ, что пускаюсь въ разъзды… Погода такова… Но лучше молчать объ этомъ, грустно и невыразимо больно говорить мн съ Вами о погод! Кажется, она готовится разбить кору, на мн лежащую, наполнить вновь душу смятеніемъ, стремленіемъ и волненіемъ и заставить меня продолжать ‘Бродягу’. Это ужъ не то, какъ прежде, когда имя свободное время, я садился за столъ съ непремнною волею писать стихи и не могъ писать. Теперь мысль сама и безъ принужденія обращается къ стихамъ и слышитъ возможность отвта, Впрочемъ, я еще не пишу. Господи, какъ хорошо!

Мая 14-го 1850 года Романовъ-Борисоглебскъ.

Почти годъ прошелъ, и я опять пишу къ Вамъ изъ Романова, почти годъ, какъ я въ Ярославской губерніи! Въ послдній разъ писалъ я Вамъ изъ Ярославля 7-го Мая, въ прошедшую Середу не писалъ, потому что изъ Норскаго посада почта не ходитъ. Какъ досадно мн, что Вы не подучаете моихъ писемъ вовремя. Причина этому та, что почта, отправляемая изъ Ярославля въ Москву, обязана по положенію, сочиненному лтъ за сто тому назадъ, дожидаться прихода почты изъ Архангельска. Въ прежнее время сношенія Архангельска и Вологды съ Москвою были несравненно значительне, чмъ теперь, когда они стали торговать почти исключительно съ Петербургомъ — Ваша предположенія на счетъ поздки въ Абрамцово Вамъ одному, вроятно, измнились съ перемною погоды.— Какъ удался нынче обдъ Гоголя? Въ прошломъ году онъ былъ очень неудаченъ,— я былъ на немъ.— Каковъ Май? Я не помню такого Мая! Вообще у насъ никогда не бываетъ весны. Апрльскіе жары, какъ преждевременные, никогда не имютъ полной прелести потому, что и зелени нтъ, потому еще, что боишься морозовъ. А теперь такъ въ пору стоитъ чудное время. И такъ хорошъ Май, настоящій весенній мсяцъ, что лучше жаркихъ мсяцевъ лта. Просто весели, что вс поэтическіе эпитеты Мая оказываются теперь не ложными, что точно хороши майскіе первые полевые цвты, что точно Май — юность года и точно можетъ сравниться съ юностью человка. Если Вы въ Москв, то и представить себ не можете, какъ хорошо въ пол въ деревн! Какъ хорошо здсь, на Волг! Берега, усянные селами, уже начали постепенно тонуть въ подымающейся, разростающейся вокругъ зелени, но зелень эта еще такъ мягка, свжа, прозрачна. Шумъ деревьевъ съ каждымъ днемъ сильне. Все народонаселеніе оживилось, запло! Хорошо! Все красота вокругъ! Только человкъ скверенъ.— Только человкъ скверенъ и портитъ на каждомъ шагу мои впечатлнія, возмущаетъ настроеніе моего духа. Въ прошедшую Субботу вечеромъ, въ Ярославл, я сидлъ до поздней ночи на балкон. Ночь была такъ великолпно хороша, одна изъ такихъ ночей, которыя смиряютъ всякое ‘буйство бытія’. Не тутъ-то было. Ярославль, несмотря даже на канунъ праздника, затялъ какой-то дурацкій пикникъ въ загородномъ саду, съ танцами на газон, и громкая, наглая музыка полекъ и вальсовъ, начавшись вмст съ благовстомъ, призывавшимъ ко всенощной, раздавалась потомъ въ стихшемъ город до поздней ночи. Я, разумется, въ этомъ пикник не участвовалъ, но перебирая въ памяти участвовавшихъ, вспомнилъ, что нтъ между ними почти ни одного живаго человка: все искаженныя созданія. Въ Воскресенье, часовъ въ 9 утра, я выхалъ изъ Ярославля. Норскій посадъ всего въ 14-ти верстахъ отъ него, а Толгскій монастырь въ шести верстахъ. Отпустивъ тарантасъ прямо въ Борскій, я вышелъ у перевоза и отправился черезъ Волгу въ монастырь. Видъ монастыря очень красивъ, особенно теперь, когда Волга въ разлив и подступила почти вплоть къ блымъ стнамъ и башнямъ, — но архитектура его не иметъ ничего особеннаго. О происхожденіи этой обители можно бы справиться съ равными описаніями, коихъ у меня теперь подъ рукою нтъ Монастырь былъ полонъ простаго народа, но служили очень дурно, главное пли все такіе модные концерты, съ такими штуками, что просто было смшно. И такъ все это плохо гармонируетъ съ теплымъ весеннимъ утромъ и со всею прелестью природы, видною изъ растворенныхъ дверей и оконъ церкви. Изъ монастыря я поплылъ водою вверхъ по Волг до Норскаго посада.— Норскій посадъ или слобода существуетъ очень давно, а со временъ Екатерины состоитъ на одинакихъ правахъ съ заштатными городами, т. е. управляется ратушей съ бургомистромъ и ратманами, которыхъ въ народ называютъ просто судьями. Посадъ расположенъ очень красиво, на берегу Волги, при впаденіи въ нее маленькой рчки Норы, въ немъ всего 119 домовъ или, лучше сказать, избъ. Купцовъ три или четыре, остальные вс мщане и преимущественно гвоздари и рыбаки. Я общалъ себ провести очень пріятно нсколько дней въ этой почти деревн, но вышло не то. Передъ отъздомъ моимъ туда подана была просьба отъ выборныхъ общества, въ которой они просятъ о назначеніи чиновника для поврки слободскихъ доходовъ и расходовъ и для учета ратуши. Этотъ призывъ самъ по себ уже мн не совсмъ нравится, но я радъ былъ все же видть, что общество принимаетъ участіе въ своихъ длахъ. Оказывается, что ратуша только половину доходовъ показывала въ смт губернскому начальству, а въ остальныхъ — отдавала отчетъ обществу. Но общество не стало доврять этимъ отчетамъ, голословнымъ и не имющимъ доказательствъ, сопровождающихъ расходы казенныхъ суммъ. По закону все это не правильно, и Правительство не иметъ права требовать отчета только въ суммахъ, составляемыхъ изъ добровольныхъ денежныхъ складокъ, а не въ доходахъ съ общественныхъ имуществъ. При требованіи моемъ: куда же дваются суммы, не выклеиваемыя въ оффиціальныхъ доходахъ, мн представили тетради и отчеты Слободскаго Старосты обществу, Слободской же Староста расходуетъ по распоряженію домашнему Ратуши. Въ этихъ тетрадяхъ написаны слдующіе расходы: на поздравленіе со днемъ Ангела Правителя Канцеляріи Губернатора, Исправника и многихъ другихъ, на поздравленіе ихъ съ Новымъ Годомъ и съ Пасхой, на табакъ и водку прізжающимъ чиновникамъ, на издержки по Земской Полиціи по случаю найденнаго въ посад мертваго тла и все въ такомъ же род. Общество не отвергаетъ правильности и необходимости этого красиваго расхода, но говоритъ, что въ прежніе года расходовалось на это гораздо меньше и изъ другихъ частныхъ ихъ суммъ, и предполагаетъ, что половину этихъ расходовъ выказали ложно и везли себ. Мн всегда непріятне видть мошенника — общественнаго человка (какъ выражаются всегда мщане), нежели мошенника — чиновника. Вы скажете на это, что бургомистръ съ ратманами т же чиновники. Такъ, но все же не совсмъ. Они выбираются, да и въ отношеніи суммъ неоффиціальныхъ являются общественными людьми. Можно извинять кражу у казны и вообще изъ суммъ, носящихъ на себ характеръ казенный, но вдь они этимъ деньгамъ давали значеніе не казенное, а общественное и считали нужнымъ отдавать въ нихъ отчетъ обществу, безо всякаго вдома и участія Правительства, и лгали въ этихъ отчетахъ и надували само общество Боле, чмъ вроятно, что половина суммъ, показанныхъ расходомъ на чиновниковъ, взята ими себ. Само собою разумется, что вс чиновники при спрос отрекутся и деньги взыщутся съ Ратуши. Я долженъ былъ потребовать отъ Губернатора смны присутствующихъ и произведенія настоящаго слдствія. Какъ бы Вы ни объясняли и ни оправдывали это явленіе, но согласитесь, что за слабая натура у русскаго человка, что онъ становится мошенникомъ, какъ скоро переходитъ въ чиновника! Какъ будто онъ незнаетъ, что должно переносить и туда понятія честности и правды! Какъ будто чиновникъ перестаетъ быть Христіаниномъ! Знаю заране вс софизмы Константина, но вдь это только софизмы, и онъ не сталъ бы оправдывать меня, если бъ я вздумалъ брать взятки или присвоивать себ чужія деньги…— Непріятно быть грозою чиновническою въ деревн, особенно въ такую чудную погоду, при такомъ чудномъ мстоположеніи, при явившемся расположеніи писать стихи. Мн было досадно не столько дло само по себ, сколько то, что оно заставляетъ меня нарушать расположеніе моего духа. Впрочемъ, только наружностью своею Норская слобода походитъ на деревню. Псенъ въ ней не поется, хороводовъ не водится, а поются мщанами разные чувствительные романсы съ гитарою! Въ разговорахъ съ ними я замтилъ, что они вс вмсто — употребляютъ неглиже. Въ Четвергъ я выхалъ на обывательскихъ лошадяхъ къ станціи на большой дорог, ведущей изъ Ярославля въ Романовъ,— но на большой дорог, въ верст отъ станціи, завязъ въ грязи (посл бывшаго сильнаго дождя). Надобно было вытаскивать народомъ, что все продолжалось нсколько часовъ. Этой участи въ теченіе трехъ дней подверглось 10 экипажей.— Теперь я въ Романов-Борисоглбск или, лучше сказать, въ Романов, на лвомъ берегу Волги. Вы уже знаете про необыкновенную живописность его мстоположенія, необыкновенно крутыхъ береговъ и церквей, окруженныхъ веденью. Съ удовольствіемъ узналъ я здсь про добрыя послдствія принятой въ прошломъ году мры относительно раскольниковъ: полне стали православныя церкви, а великимъ постомъ многіе изъ закоренлыхъ неповдывались и причащались. Были такіе случаи, что причастившійся умилялся и растрогивался такъ, что бросался потомъ въ ноги священнику и благодарилъ его за то, что принятою мрою втолкнули его, такъ сказать, въ церковь и заставили удостоиться благодати! Многимъ тяжело было ршиться: надобно было заставить ихъ ршиться. Разумется, еще многіе только по вншности принадлежатъ къ Православію, но все же они стали ближе къ Церкви, безъ посредствующаго Единоврія, упрочивающаго и узаконяющаго расколъ и раздленіе.— Посылаю съ ныншней почтой рукописи Татищева, о которыхъ просилъ меня Соловьевъ. Если Константинъ съ нимъ въ хорошихъ отношеніяхъ, то скажите Соловьеву, что онъ можетъ себ совсмъ взять эти рукописи. Увдомьте меня, не оставилъ ли я въ Москв рукописи о Бессарабскихъ раскольникахъ и не забылъ ли еще чего? Прощайте. Здсь я останусь до будущаго Четверга и потомъ проду черезъ Рыбинскъ въ Мологу. На этой недл я писалъ Вамъ всего разъ, но съ слдующей почтой, можетъ быть, стану писать.

1850 года, Мая 23-го. Вторникъ. Молога.

Послднее письмо мое къ вамъ было изъ Романова, изъ котораго я въ Четвергъ выхалъ въ Рыбинскъ. Тамъ получилъ я одно Ваше письмо, а въ Воскресенье пріхалъ въ Мологу. Молога очень древня и знаменита была прежде своею торговлею. Макарьевская ярмарка сначала была здсь. Въ настоящее время, впрочемъ, нтъ ни одного стариннаго зданія, и городокъ новый, расположенный по плану, довольно красивый и чистенькій. Онъ расположенъ вдоль Молоти и Волги, при впаденіи первой въ послднюю, на ровныхъ, низкихъ, песчаныхъ берегахъ, такъ что взору довольно просстора. Здсь воздухъ такъ здоровъ и хорошъ, что рзко чувствуешь его отличіе отъ Рябинской атмосферы: песокъ очень твердъ, и хотя втеръ и безпокоитъ иногда песчаною пылью, за то никогда не бываетъ грязи. Такимъ образомъ вотъ сколько теперь а ни зжу, все не разстаюсь съ Волгой. Ярославль, Норскій посадъ, Романовъ-Борисоглбскъ, Рыбинскъ, Молога, Мышкинъ, Угличъ — везд она въ разныхъ видахъ. Я такъ привыкъ къ ея простору, простору ея береговъ, къ этимъ широкимъ размрамъ, что, кажется, въ Абрамцов было бы мн тсно и душно. Никогда Волга не бывала такъ хороша, какъ ныншнею весною: вода еще довольно полна, села начинаютъ тонуть въ молодой, уже роскошной зелени, блыя церкви и города также окаймлены ею и опрокинулись отраженіемъ своимъ въ Волгу, которая большею частью тиха и гладка какъ зеркало. Такъ какъ втеръ не низовой, то и парусовъ мало видно, а суда чаще всего подымаются вверхъ бичевою или завозными якорями и медленно, медленно, какъ-то неподвижно двигаются. И какое разнообразіе мстоположенія! Берега Романова-Борисоглбска такъ круты и живописны, что я не знаю имъ подобныхъ, Рыбинскъ съ своею оживленною торговою дятельностью представляетъ совершенно другую физіономію, тамъ Волги почти не видать: такъ она усяна судами. Молога съ своимъ плоскимъ просторомъ, съ двумя широкими рками, теряющимися вдали, насылаетъ Вамъ другія впечатлнія.— Только что мы стали приближаться къ Рыбинску, какъ пошли намъ встрчаться амбары и амбары, возы съ мшками муки и, наконецъ, въ самомъ город — огромныя толпы народа, запрудившія площадь и улицы. Это все крючники, бурлаки, коноводы, водоливы, лоцмана. Все живо, шумно, дятельно. Я остановился, разумется, у Андрея Ивановича Миклютина, который взялъ съ меня слово всегда останавливаться у него. Въ Рыбинск у меня было дло по Дум, и я долженъ былъ провести въ немъ нсколько дней.— Вс знакомые Константина ему отъ души кланяются. Поповъ боленъ, и какъ онъ подверженъ чахотк, то я его уговаривалъ пить кумысъ или кобылье молоко, но предложеніе мое онъ отвергъ съ негодованіемъ, говоря, что русскому человку это противно и погано. ‘Ну, сказалъ я, видно, что мы съ братомъ происхожденія Татарскаго, потому что оба охотники до кумыеа, и никому не приходила въ голову мысль о его поганств’!.. Статью Константина я роздалъ по принадлежности: вс его очень благодарятъ и отъ нея въ восторг. Только Голов забылъ отдать, да и нечего ему отдавать. Имъ продолжаютъ быть очень довольны. Петръ Александровичъ Переяславцевъ, дядя Попова, собирается въ Москву и просилъ у меня адреса Константинова, я далъ ему адресъ въ Москву и въ Абрамцево на всякій случай. Онъ старикъ очень умный, хотя и не въ Константиновомъ дух, и много сдлалъ для Рыбинска, бывши не разъ головою. Журавлева не усплъ видть, потому что онъ каждый вечеръ узжаетъ къ себ на пристань, а днемъ мы другъ друга не заставали. А жаль. Про него разсказывали мн очень нехорошую всть, именно о притсненіяхъ съ его стороны крестьянамъ,— мн хотлось поговорить съ нимъ объ этомъ серьезно. 21-го Мая въ Рыбинск крестный ходъ съ приносимою сюда изъ Мологскаго двичьяго монастыря чудотворною иконою Тихвинской Божіей Матеря. Не знаю, какъ провелъ Константинъ свои имянины, а я въ этотъ день, отслушавъ обдню и обойдя съ крестнымъ ходомъ весь городъ, отобдалъ или, лучше сказать, отзавтракалъ у Головы, давшаго мн прощальный завтракъ, и, распростившись съ Рыбинцами, ухалъ въ Мологу, которая всего въ 33-хъ верстахъ отъ Рыбинска, по дорог въ Петербургъ, за Волгой.— Суда въ Рыбинск собираются довольно медленно, хотя ожидаютъ, что ныншній годъ будетъ для торговли лучше прошлогодняго, иногородвые купцы еще не вс съхались, и дятельность Рыбинска только начинается, а не въ полномъ разгар. Муку покупаютъ по 9 р. 20 коп. и ниже этой цны. Цнъ высокихъ ожидать нельзя, но распродажа части запасовъ, хранившихся въ Петербург, даетъ купцамъ возможность закупить новые запасы на низу, благодаря дешевизн, и это нсколько оживляетъ торговлю больше, чмъ въ 1849 году, но только нсколько.— Что за погода! Теплота и теплота! Здсь, въ Moлог столько черемухи и синели (уже вполн распустившейся), что воздухъ исполненъ самаго чуднаго благоуханія. Что за ночи! Ясныя, тихія, — и какъ хорошо въ это время на Волг, и какъ тяжело мн, что не только не могу бросить съ себя заботу по исполненію своего порученія,— но долженъ много и прилежно заниматься. Стихи какъ-то хотлось писать, да въ эту мы нуту было некогда, а потомъ уже не могу, да и не досугъ приходить въ соотвтственное расположеніе духа. Все это грустно, а время и годы уходятъ, а съ ними и впечатлимость тупетъ.— Больше, кажется, сообщить мн Вамъ нечего. Хотлъ было писать Константину про грамоту царя Алекся Михайловича о мытахъ и перевозахъ и проч., да лнь и нтъ расположенія писать.

26-го Мая 1850 года. Молога. Суббота.

Еслибъ не Вы сами писали послднее письмо, милый Отесинька, такъ очень бы обезпокоили меня. Какимъ это образомъ Вы опять было такъ сильно захворали? Дай Богъ, чтобы это нездоровье не имло дальнйшихъ послдствій и не помшало Вамъ насладиться лтомъ столько по крайней мр, сколько это возможно при нашихъ обстоятельствахъ. Впрочемъ, погода, хотя и постоянно теплая, сдлалась необыкновенно втреною, по крайней мр здсь, на Волг.— Вы пишете о мст Вицегубернатора въ Калуг. Не только въ Калуг, но и нигд не хочу я имть себ постояннаго, прочнаго мста, и за 40 тысячъ жалованья не соглашусь упрочиться или поселиться въ какой-нибудь провинціи. Путешествовать по провинціямъ можно и должно, но жить въ нихъ — невыносимо одному. Вообще мысль о постоянномъ пребываніи на одномъ и томъ же мст — для меня несносна, а тмъ боле не хочу я упрочиваться въ губерніи.— Писемъ и особенно важныхъ бумагъ изъ Министерства не получалъ. Знаю, что многіе мои проекты одобрены и приводятся уже въ исполненіе, но собственно на свое имя никакихъ извстій не получаю.— Работаю я теперь чрезвычайно много. Встаю часу въ седьмомъ утра, а часу въ десятомъ вечера хожу гулять по берегамъ Волги и Мологи. Два раза въ день пью стакана по два молока и вообще перешелъ на боле легкую пищу, откинувъ вино и водку. Жаръ, постоянныя занятія, сидячая жизнь заставили меня сократить питательность мясной пищи и обратиться къ молочной. Работаю потому много, что спшу поскоре раздлаться съ городами. Въ Молог пробуду еще недли дв, а потомъ въ Мышкинъ, гд работы будетъ меньше.— Прощайте, буду писать Вамъ, вроятно, съ слдующею почтой. Будьте же здоровы ради Бога.

30-го Мая 1850. Вторникъ. Молога.

Я вовсе было не получилъ съ этой почтой Вашихъ писемъ, по нынче, къ неожиданности, принесли мн Ваше письмо, полученное еще въ Воскресенье. Слава Богу, что Вамъ лучше, милый Отесинька, хотя не видно, чтобы Вы очень бодро поправлялись. Дай Богъ, чтобы деревенскій воздухъ не принесъ Вамъ ничего, кром пользы… Но когда же Вы подете въ деревню и подете ли ныншнимъ лтомъ?— Въ прошедшее Воскресенье я былъ приглашенъ на обдъ къ Городничему, гд никого не было, кром Почтмейстера и Штабъ-лекаря, его пріятелей. Посл обыкновеннаго разговора. весьма тонкаго и остроумнаго, его молодой супруги о томъ, что пріхавшему изъ Петербурга должно быть здсь очень скучно и странно, мы отправились обдать. Передъ жаркимъ хозяйка зачмъ-то выходила изъ-за стола, и, когда появилось жаркое, намъ налили въ бокалы шампанскаго и хозяинъ ни съ того ни съ сего провозгласилъ тостъ за мое здоровье. Хоть это весьма глупо, потому что другихъ тостовъ не было, ну да все это еще ничего, это случалось мн не разъ. Но въ то самое время, какъ провозгласили тостъ, маленькая шкатулочка, стоявшая на окн, задребезжала, и потекли тоненькіе звуки какого-то стариннаго марша вмсто ‘туши’. Объяснилось, что хозяйка выскакивала для того, чтобы завести машинку! Я притворился, что не замтилъ музыки, потому что если бы я заговорилъ о ней, то не удержался бы отъ хохота… Жаль, что не удостоврился, какой это маршъ, хорошо было бы, еслибъ это было: ‘славься симъ Екатерина!’ Между тмъ Городничій вовсе не старый человкъ, а жена его молодая женщина, съ превеликими претензіями и съ позывами на эманципацію, выразившимися въ томъ, что посл обда, уйдя въ другую комнату, закурила трубку. Тутъ же узналъ я, что Мологское общество чиновниковъ имло у себя зимой танцовальное собраніе и давало спектакли въ пользу пріюта!— Везд хорошо истинное счастье, везд хороша красота, везд, всюду прекрасны свтлый умъ, простое сердце… И еще лучше они, окруженные скромными явленіями жизни, чмъ среди блестящаго положенія, лучше они — въ тихомъ уздномъ городк, въ деревянномъ домик съ свтлыми окнами и зелеными ставнями и проч. и проч., что все можете найти въ послднихъ главахъ каждаго Диккенсова романа и о чемъ очень любитъ подъ часъ мечтать братецъ мой Константинъ Сергевичъ, истинный поэтъ въ душ. Но увы! если и найдется такое явленіе, такъ оно составитъ рдкое исключеніе, одно на сто тысячъ другихъ преобладающихъ явленій. Боже мой! сколько скуки, сколько пошлости и подлости въ жизни общества узднаго городка. Вопервыхъ, городничій — воръ! Даже и этотъ музыкантъ, у котораго я обдалъ и о которомъ сейчасъ посл, обда сталъ длать внимательные распросы, оказался не послднимъ воромъ. Городничій воръ и взяточникъ, жена его — взяточница, впрочемъ, очень милая женщина. Исправникъ — еще больше воръ, жена его, любезная дама, распоряжается уздомъ, какъ своею деревней, Окружной, Лсничій, Начальникъ Инвалидной Команды, Почтмейстеръ, Стряпчій, Секретарь и ихъ жены — все это воры, переворы, и все это общество чиновниковъ живетъ съ претензіями на большую ногу и даетъ балы и вечера на взяточныя деньги! И никакого образованія, кром вншняго, никакого порядочнаго стремленія, никакого участія къ меньшимъ, кром презрнія, и ко всему этому пошлость, звенящая пошлость души, мыслей, всего, Я часто думалъ, могъ ли бы я ужиться въ какомъ-нибудь уздномъ городк… Нтъ! прервать сношенія съ движущимся, стремящимся, волнующимся, умствующимъ міромъ невозможно человку умствующему. Если бъ еще были вс книги и газеты подъ рукой!— Какъ-то на этой недл, придумывая равные проэкты и убждаясь въ невозможности довриться русскимъ чиновникамъ, я невольно воскликнулъ: Господи, что это за подлая русская натура! Каюсь въ этомъ выраженіи, но серьезно, подумайте, отчего у насъ столько взяточниковъ! Вдь смшно объяснять это древнимъ обыкновеніемъ: служилый народъ не живетъ инстинктивною жизнью и очень хорошо понимаетъ, что взятка — взятка, что и благодарности за исполненіе своего долга брать не слдуетъ и проч. Въ насъ нтъ ложнаго чувства чести, да и страху Божьяго нтъ, и выходитъ, что съ чувствомъ чести — было бы по крайней мр въ нкоторыхъ отношеніяхъ лучше. Какъ будто ужъ званіе чиновника мшаетъ русскому человку быть честнымъ. Вздоръ!— Кстати, я раскажу Вамъ о новой продлк помщиковъ, разсказанной мн на дняхъ здшнимъ Узднымъ Предводителемъ Дворянства. Здсь завелся такой обычай. Расторговавшійся мужикъ, разумется, казенный, выкупаетъ у помщика нсколько крестьянскихъ семействъ на волю, получая, разумется, отпускныя въ свои руки, потомъ уже но купчей крпости помщикъ продаетъ ему земли и усадьбы этихъ крестьянъ, на волю отпущенныхъ, такимъ образомъ мужикъ выходитъ владльцемъ земли, на.которой поселены и живутъ, можетъ быть, нсколько вковъ эти крестьяне. Хотя они и свободны, но не имютъ уже и того права на землю, которое имли при помщик: отпускныя не въ ихъ рукахъ, и новый владлецъ деретъ съ нихъ безжалостно, чтобы выкупить двойную плату — за нихъ и за землю — помщику. Тираннія выходитъ страшная. Или, напр., пріобртеніе крестьянами на имя помщика, но своими деньгами, деревни, которая платитъ имъ оброкъ и ставитъ за нихъ рекрутовъ при всякомъ набор! Или, напр., продлки здшняго помщика, графа М., который прізжаетъ сюда во время набора и беретъ съ крестьянъ деньги за откупъ отъ рекрутства, страшныя деньги, и ставитъ бдныхъ. А у него здсь 9 тысячъ душъ и 80 тысячъ десятинъ земли. Или напр., свозъ цлыхъ селеній въ другія губерніи для того, чтобы здшнюю землю, какъ дорогую весьма, продать казеннымъ крестьянамъ и проч. и проч.— Прощайте. Если Вы въ Москв, то, вроятно, на дняхъ Васъ осчастливитъ своимъ посщеніемъ мягкій и нжный Андрей Ивановичъ Миклютинъ. Онъ взялъ Вашъ адресъ въ Москв.

1850 года, Іюня 3-го. Суббота. Молога.

Пишу къ вамъ нынче собственно для того, чтобы предупредить Васъ объ отсылк Вашихъ писемъ съ полученіемъ моего письма прямо въ Мышкинъ. Черезъ недлю я предполагаю быть уже тамъ, а можетъ быть и раньше. Письмо Ваше, милый Отесинька, отъ 30-го Мая я получилъ 1-го Іюня. Не совсмъ утшительны Ваши письма, что это за слабость, которую Вы чувствуете? Я приписываю ее отчасти спертому и душному воздуху комнатъ этого дома, который весь на солнц и въ которомъ и оконъ, врно, не растворяютъ, боясь сквозныхъ втровъ.— Не знаю, какъ у Васъ, но погода постоянно хороша. Если и бываетъ охлажденіе, но въ размрахъ лтнихъ, и это охлажденіе такъ же хорошо, какъ и жаръ. Сирень уже отцвла. Грустно подумать, что скоро дни начнутъ убавляться.— Къ А. О. еще не писалъ, впрочемъ, не писавши столько времени, боле полугода, трудно и собраться.— Въ Молог жители или, лучше сказать, мщане и мщанки — большіе охотники до гулянья, и такъ какъ нкоторыя улицы совсмъ заросли травой, то на нихъ обыкновенно происходитъ пніе и ведутся хороводы, но главное удовольствіе — качели, устроенныя почти на каждой улиц, качели обыкновенныя, доска на веревкахъ. Разбленныя, разрумяненныя, разодтыя въ пухъ, съ платочкомъ и съ зонтикомъ сидятъ обыкновенно молодыя мщанки на доск, между тмъ какъ дв стоятъ по бокамъ, держась за веревки. Медленно качаясь, он поютъ большею частію какіе-то унылые романсы и псни. Это на улиц. Но въ тотъ же вечеръ, какъ я наблюдалъ это, попоздне, по случаю сговора, былъ балъ у одного мщанина, на которомъ вс эти мщанки не танцовали другаго, кром кадрилей и… полекъ! Мужчины еще весьма въ дл семъ неискусны, но женщины очень и очень поискусались въ этой наук. На другой день, надвъ затрапезныя платья, босикомъ, отправляются он въ огороды копать землю, возить навозъ и проч.

1850 года, Іюня 6-го. Вторникъ. Молога.

Іюнь, Іюль, Августъ. Меньше трехъ мсяцевъ осталось лта, а гд Вы теперь? Ршились ли, наконецъ, съ домомъ и съ деревней? Меня это заочно тревожитъ. Каждый разъ, получая Ваши письма, думаю, что прочту ршеніе,— нтъ, все отсрочка! Письмо это — послднее изъ Мологд: въ Пятницу перезжаю въ Мышкинъ, прямымъ проселочнымъ путемъ, онъ отъ Mo логи всего 50 верстъ и притомъ на одномъ берегу: оба города за Волгой. Почтовымъ же трактомъ надо перезжать два раза Волгу и притомъ длать верстъ 30 крюку. Я какъ-то мало, не то чтобы не часто, но какъ-то не полно писалъ Вамъ отсюда. Все какъ-то тороплюсь: работаю торопясь, отдыхаю торопясь, сплю торопясь, длаю Моціонъ торопясь,— и все какъ-то нтъ времени. Въ послднемъ письм отъ 2-го Іюня Вы пишете, милый Отесинька, что Гоголь Вамъ читалъ новую главу. Слава Богу! Да что жъ онъ, детъ куда-нибудь или нтъ?… Больше писать не о чемъ. Т. е. оно есть о чемъ, да ужъ надо писать слишкомъ много. Я хотлъ писать Вамъ о нкоторыхъ Моложскихъ обычаяхъ, замчательныхъ селахъ здшняго узда, мстныхъ антикваріяхъ и проч. и проч., но это достойно быть написаннымъ на цломъ почтовомъ лист, а потому и не помщаю этого здсь. Въ самомъ дл, я какъ-нибудь изъ Мышкина напишу Вамъ длинное, подробное письмо, а теперь прощайте, потому что, слышу, пришли ко мн съ длами. Будьте здоровы, дай Богъ, чтобы слабость Ваша, милый Отесинька, поскоре прошла.

Іюня 12-ю 1850 года. Понедльникъ. Мышкинъ.

Вчерашняя почта привезла мн Ваши письма: отъ Васъ, милый Отесинька, изъ деревни и отъ Маменьки изъ Москвы отъ 9-го Іюня. Да, если у Васъ такая погода, какъ здсь, то она не совсмъ благопріятна: очень втрено и не довольно тепло. Такимъ образомъ вс предположенія о дальнихъ поздкахъ разршились пока поздкой въ Абрамцево. Дай Богъ только Маменьк скоре покончить хлопоты съ домами. Боюсь, милый Отесинька, чтобы Вы не простудились на ужень, особенно при такомъ постоянномъ втр: что Вы мн скажете на счетъ передлки Абрамцевскаго дома?— Врочка хвалитъ М. К. и говоритъ, что она Константину нравится. Такъ зачмъ же дло стало? Пусть женится! Вдь пора уже знать, что не дождешься отъ судьбы двы гордаго идеала, а неугодно ли обыкновеннаго, вмсто черноокой неугодно ли волоокую и т. д. Впрочемъ, если бы Константина поймать на слов въ его толкованіяхъ о брак и въ его оправданіяхъ русскаго брака, какимъ онъ былъ въ старину и теперь существуетъ, такъ я бы его давно женилъ. Вотъ Мологскій Голова выдалъ дочь свою замужъ за сына Мышкинскаго Головы, по уговору съ отцомъ, а молодые люди другъ друга и въ глаза не видывали и не слыхали другъ о друг. И живутъ счастливо, т. е. какое же это счастье, это покойное прозябаніе, — живутъ хорошо, потому что нтъ большихъ требованій: сала не стъ, чернилъ не пьетъ, какъ говорится по Нмецки, дти являются въ срокъ, выторговать копейку на рынк уметъ, набожна по доведенію… Ничего другаго не спрашивается… Оно и лучше: мужья большею частью въ отлучкахъ и въ разъздахъ по торговл, и разлука эта не тяжела, тмъ боле, что дома жены подъ надзоромъ свекровей, да и по образу ихъ жизни не встрчается искушеній… Безспорно, что все это очень хорошо, и нравственный домашній бытъ нашихъ купцовъ заслуживаетъ похвалы, но нельзя не сознаться, что эта нравственность безъ борьбы, вра — безъ сомнній, жизнь безъ стремленій. Борьба, стремленія, сомннія, вопросы, старыя, но живущія слова — вы ничего не разршаете, ни къ чему не приводите, разв только къ горю и разладу,— но да пусть будетъ такъ.— Все это такъ пришлось въ слову, тмъ боле, что упомянувъ о русскомъ брак, я вспомнилъ, что видлъ вчера у Головы эту молодую и прекрасную собой женщину, которая такъ безцеремонно (по моимъ, а не по ихъ понятіямъ) выдана. Вспомнилъ я также про другую молодую купчиху, зачахшую отъ немилаго брака… но этотъ послдній случай — такая неслыханная рдкость, что не образумилъ купцовъ. Нельзя себ представить, до какого страшнаго деспотизма доходитъ власть отца въ купеческомъ быту и не только отца, но вообще старшаго въ семь! Имъ большею частію и не приходитъ въ голову, чтобъ у младшихъ могли быть свои хотнія и взгляды, а младшимъ не приходитъ въ голову и мысль о возможности сопротивленія. Все это, разумется, переходитъ даже границы, назначенныя Церковью, которая при брак спрашиваетъ о согласіи самихъ внчающихся. Все это мн разсказывалъ очень подробно одинъ купецъ въ Молог.— Кстати ужъ о купцахъ. Сами они, какъ мужчины, довольно развиты въ своихъ понятіяхъ торговлею, разъздами, дятельною жизнью, а нкоторые пошли и дальше книжными занятіями,— но женское воспитаніе у нихъ въ большомъ пренебреженіи. Впрочемъ, теперь вздумали они давать воспитаніе, но такое, которое ведетъ только къ худшему. Въ большей части богатыхъ домовъ Вы найдете гувернантокъ изъ столичныхъ или губернскихъ воспитательныхъ домовъ. Чему учатъ эти гувернантки, это Богъ знаетъ, потому что сами он преплохо выучены, но главная ихъ обязанность — учить танцамъ и вообще манерамъ’, а музык и вообще искусствамъ очень немногіе учатъ, да и охоты къ чтенію никакой не внушаютъ. Я здсь, впрочемъ, убдилъ одну купчиху учить дочерей своихъ музык, растолковавъ ей, что это занятіе во сто разъ чище, лучше и домосидчиве, нежели умнье танцовать. Вообще желательно было бы, чтобы купцы давали своимъ дочерямъ надлежащее образованіе, дабы он въ свою очередь не нуждались для дтей своихъ въ гувернанткахъ, а воспитывали ихъ сами.— Въ Молог отыскалъ я одного мщанина, Финютина, который любитъ занятія письменныя, собираетъ старинныя грамоты и намревается писать исторію своего города. Я сейчасъ поставилъ его въ сношенія съ Ярославскими любителями старины и далъ ему нкоторые способы, напр. открылъ для него мстные архивы и т. п. Такимъ образомъ отыскивая по всмъ городамъ и уздамъ людей любознательныхъ и пишущихъ, я навожу между ними взаимную связь съ цлью, чтобы они могли другъ другу помогать сообщать открытія и дружне работать. Если бъ я дольше оставался въ Ярославской губерніи, то непремнно учредилъ бы въ Ярославл Статистическій Комитетъ, членами котораго были бы вс эти разбросанные въ равныхъ углахъ господа. Такимъ способомъ можно было бы много сдлать для разработки мстной исторіи и статистики. Признаюсь, весело мн видть, что и теперь моими стараніями эта часть довольно таки оживилась. ‘Губернскія Вдомости’ стали лучше и безпрерывно наполняются статьями крестьянъ, купцовъ и мщанъ, большею частію мною вызванныхъ и поощренныхъ. Угличскіе Серебренниковы усердно трудятся надъ архивомъ, въ которомъ находятъ любопытнйшіе документы и который открытъ для нихъ по моимъ оффиціальнымъ (безо всякаго, впрочемъ, съ моей стороны права) требованіямъ. Въ послднемъ No ‘Губернскихъ Вдомостей’ напечатана съ моихъ словъ покорнйшая просьба Редакціи ко всмъ грамотнымъ крестьянамъ трудиться надъ мстными изслдованіями и присылать свои труды въ Редакцію. И особенно пріятно было мн видть, что обстоятельство это, длаясь извстнымъ, пріобртаетъ читателей между крестьянами и возбуждаетъ во многихъ охоту къ этимъ занятіямъ, даже родъ соревнованія.— Въ двухъ верстахъ отъ Мологи есть двичій монастырь, откуда Игуменья присылала ко мн монахиню спросить, когда я могу ее принять. Я, разумется, самъ къ ней отправился. Она хотла со мною посовтоваться по длу о земл между монастыремъ и городомъ, длу, которое я постарался покончить къ обоюдному согласію и даже къ выгод города. На другой день таже монахиня принесла мн просвиру, образокъ и ‘отъ кроткихъ трудовъ’ монашенокъ что-то врод книжки, вышитой бисеромъ. Я не.хотлъ было брать, но вещь эта такъ скверно, безобразно и безвкусно сдлана, что я наконецъ уступилъ, предупредивъ, впрочемъ, что пользы города къ большей выгод монастыря не будутъ мною нарушены. Игуменья однако-же велла мн сказать, что она нарочно выбрала самую ничтожную, двухгривеничную вещь для того, чтобъ я могъ ее принять чисто на память. Забавно было мн слышать, какъ эти монахини разсуждаютъ о Богородиц, точно будто она ихъ помщица. ‘Зачмъ вамъ расширять скотный дворъ?’ говорю я… ‘Да разв это для насъ? это для Богородицы’, отвчаютъ он…— Въ Молог поразило меня одно слово: одинъ купецъ, я слышалъ, говоря про Волжскихъ жителей, употребилъ выраженіе: Волгаре. Это что-то звучитъ сходно съ Болгарами. Передаю это на обсужденіе Константина. Сообщаю ему еще дв всти: одну о томъ, что я сообщилъ Серебренниковымъ въ Углич его статьи о Москв и получалъ отъ нихъ письма, что они въ полной мр раздляютъ взглядъ автора, и другую, довольно печальную о Попов, Александр Алексевич. Онъ постоянно боленъ чахоткой, но теперь находится въ совершенной опасности и едва ли переживетъ это лто. Очень это грустно.— Кстати объ извстіяхъ. Я слышалъ отъ нкоторыхъ здшнихъ торговцевъ, что хлба въ Симбирской губерніи очень плохи покуда и если не поправятся, то помщикамъ придется опять кормить крестьянъ. Неужели наши Вишенки опять попадутъ въ эту категорію?— Изъ Ростова получилъ я дв старинныя русскія псни, записанныя со словъ одного слпаго въ Тихвин. Хотя въ псняхъ есть вставки совершенно новйшія, но общій складъ ихъ одинаковъ съ пснями Кирши Данилова. Одно мн странно: въ одной изъ псенъ разсказываете и подвигъ Яна Ушмовича, который дрался съ Половецкимъ богатыремъ и для доказательства своей силы вырвалъ бокъ у быка. Это преданіе, записанное у Нестора, едва ли живетъ въ народ и не съ Нестора ли потомъ сочинена эта псня? Другая о томъ, какъ вс извстные богатыри, по совту Ильи Муромца, отправляются добывать Князю Владиміру дочь Царя Татарскаго: ‘ужь не все ему холостымъ ходить, ужь пора ему и женитися!’ Переписывать ихъ теперь мн нкогда, постараюсь ихъ самъ привезти къ Вамъ.— А когда это будетъ? Да еще и самъ не знаю. Знаю только, что по полученіи этого письма Вы должны адресовать свои письма уже въ Любимъ. Въ Мышкин я пробуду еще недлю. Городокъ крошечный, хотя и богатый капиталистами,— тихій, мирный, дружный, не кляузный, Голова — умница и знатокъ своего дла, я же уже порядочно понаметался въ ревизіи городовъ и при усиленныхъ своихъ занятіяхъ длаю дло очень скоро и, кажется, довольно споро. Теперь остаются самые маленькіе города — Любимъ и Даниловъ, совершенно въ другой сторон. Полюбопытствуйте взглянуть, гд это, я нарочно и карту сестрамъ подарилъ. Эти города уздами своими граничатъ съ Костромской губерніей, а потому и нравы жителей должны быть тамъ другіе.— Прощайте. Берегите себя и будьте здоровы. Что Константинъ? Какъ дйствуетъ на него деревня и располагаетъ ли къ занятіямъ? Я знаю только, что этотъ постоянный шумъ свернаго втра дйствуетъ дурно на состояніе моего духа, хотя, впрочемъ, и не мшаетъ мн заниматься длами.

1850 года, Іюня 25-го. Воскресенье. Любимъ.

Только что я пріхалъ въ Любимъ, какъ получилъ Ваши письма отъ 20-го Іюня, почта приходитъ и отходитъ отсюда разъ въ недлю,— а недли дв пробыть здсь нужно.— Выхавши изъ Мышкина во Вторникъ, я въ тотъ же день вечеромъ добрался до Ярославля, гд и оставался полтора сутокъ. Тамъ открывается теперь одно прелюбопытное обстоятельство. Для слдствія объ оказавшейся шайк воровъ и грабителей назначена особая коммиссія, въ которую предсдателемъ присланъ чиновникъ вашего Министерства Графъ Стенбокъ. Въ этомъ дл очень замшано старообрядчество и открывается совершенно новая, оригинальная и опасная секта, о которой до сихъ поръ нигд не упоминается. Графъ Стенбокъ очень хорошій человкъ, но мало знакомъ съ религіозными вопросами, и потому все это вреащ въ Ярославл я занимался этимъ дломъ, и вроятно, мн придется принять формальное участіе во всемъ, что относится до раскола. При свиданіи, Богъ дастъ, я разскажу Вамъ вСе подробно: обстоятельство это любопытно и важно въ высшей степени. Описаніе этого новаго толка будетъ, по всей вроятности, поручено мн, по крайней мр Графъ Стенбокъ написалъ объ этомъ Министру.— Маленькій городокъ Любимъ (впрочемъ, городъ старинный) лежитъ вн всякихъ почтовыхъ и торговыхъ трактовъ, невдалек отъ Костромской границы и Вологды. Городокъ тихій, мирный, бдный, сравнительно съ прочими городами Ярославской губерніи, даже съ Мышкинымъ, который объемомъ своимъ гораздо меньше Любима. Но Мышкинъ — на Волг и населился выходцами изъ крестьянскаго торговаго сословія, лучшаго въ губерніи, самаго предпріимчиваго, промышленнаго, трудолюбиваго. Въ этомъ городк капиталистовъ боле, чмъ въ Углич, даромъ что въ Углич 10 тысячъ жителей, а въ Мышкин, который всего 30 верстъ отъ него,— 700. Въ Мышкин купцы богаты, имютъ прекрасные дома, живутъ дружно между собою, и какъ по недостаточности городскихъ доходовъ длается раскладка денежнаго сбора съ обывателей, то общество здсь на дл, а не по форм только, тщательно повряетъ доходы и расходы и опредляетъ бюджеты города, ибо отъ того зависитъ большая или меньшая раскладка. Внутренней торговли нтъ почти никакой и вс купцы ведутъ оптовую торговлю. Однихъ яицъ изъ Мышкина отправляютъ купцы въ Петербургъ до шести милліоновъ! Впрочемъ, и крестьяне всей этой стороны (большей частью Графа Шереметьева) очень богаты и ведутъ большую торговлю. Все зависитъ отъ свойства людей, гораздо больше, чмъ отъ условій мстности. Рядомъ съ Мышкинымъ — Угличъ, гд мщане байбаки и сидни, оттого и бдны и занимаются прасольничаньемъ, т. е. перекупкою. Я вообще замчаю, по крайней мр здсь, въ Ярославской губерніи: чмъ старе городъ, тмъ мене предпріимчивости и дятельности въ жителяхъ. Напр. Ростовъ: почти вс богачи въ немъ — приписные изъ крестьянъ, за то, проживая въ Ростов, они ведутъ торговлю съ Хивой, Персіей, Китаемъ, Сибирью и торгуютъ постоянно вн Ростова, гд нтъ торговли и гд безъ ярмарки проживающіе на одномъ мст жители были бы совершенно бдны. Кто завелъ огороды въ Ростовскомъ узд, когда ни почва, ни климатъ не благопріятствуютъ ему боле, чмъ въ Углич или въ другихъ мстахъ? Крестьянинъ. Про Рыбинскъ и говорить нечего: это городъ совершенно новый, такъ же какъ и Мышкинъ. И странно, когда старые города бднютъ, окружающія ихъ села богатютъ, изобртая новые промыслы… Такъ и Любимъ, городъ старинный, теперь очень бденъ, а про крестьянъ этого нельзя сказать. У Любима до а,000 десятинъ земли. По количеству земли это второй городъ въ губерніи. По совершенному безпорядку въ пользованіи этою землею отъ нея мало дохода и городу и жителямъ. Есть города, въ которыхъ, должно сознаться, опека Правительства еще необходима, и Любимъ изъ числа ихъ. Руководствуясь общими основаніями закона и инструкціи, я приказалъ раздлить эти земли (разумется, не вс) на правильные участки отъ 6 до 15 десятинъ и отдавать каждый участокъ съ торговъ подъ пашню или снокосъ: здсь многіе мщане пашутъ. Такъ какъ Любимъ не на судоходной рк и не иметъ особыхъ источниковъ промышленности, то мн бы хотлось привить здсь хоть земледліе въ большихъ размрахъ и въ усовершенствованномъ вид. Для этого надо было бы устроить образцовый или опытный хуторъ, гд производить пробы. Напр. въ Вологодскомъ узд многіе крестьяне сютъ рожь вазу. Эта ваза можетъ рости и здсь очень хорошо, и распространеніе ея здсь дало бы особенность городу, мстный промыселъ, подобно зеленому горошку въ Ростов. ‘Отчего же не заведете вы этого’? спрашиваю я.— ‘Да такъ, нтъ привычки къ этому, у насъ не заведено, отвчаютъ мн, — а то хорошо было бы’… А предпріимчивыхъ нтъ.— Любимъ — довольно красиво расположенный городъ, на двухъ рчкахъ — Уч и Обнор. Уча впадаетъ тутъ же въ Обнору, а Обнора верстъ за 20 въ Кострому, а Кострома въ Волгу. Въ водополь можно сплавлять легкія барки отсюда въ Волгу, но это время продолжается недолго. И Уча и Обнора шире Вори. Каменныхъ домовъ всего шесть, лсъ невроятно дешевъ, дрова березовыя по 2 рубля 60 коп. ассигн. сажень! Деревянное строеніе довольно чистенькое. Особенную физіономію этому городу даютъ невысокія стриженыя березки, разсаженныя по сторонамъ улицъ, вмсто тротуарныхъ столбиковъ. Можетъ быть, въ этомъ мирномъ уголк, гд нибудь за свтлымъ стекломъ небольшихъ оконъ, расцвтаетъ въ тиши какое-нибудь молодое, прекрасное созданіе,— такъ замечтался бы Константинъ, такъ пронесется вскользь и по мн мечтаніе, но мечтать мн некогда. Пора на почту.

1-го Іюля 1850 года. Суббота. Любимъ.

Только что отошла великолпнйшая изъ грозъ ныншняго лта! Во время грозы было слишкомъ 20 градусовъ тепла. И вчера и третьяго дня время было чудное, знойное, хотя и съ втромъ, за то тише и тепле вчерашней ночи еще не было ни одной. Впрочемъ, впечатлніе, производимое на меня полуденнымъ зноемъ, безоблачнымъ, пылающимъ небомъ,— сильне съ нкоторой поры впечатлній теплой ночи, полусвта луны и т. п.— Пожалешь не разъ, что не въ деревн, что не можешь дать себя пожарить солнцу или освжиться купаньемъ въ полдень! Тмъ не мене я загорлъ такъ, что не отстану и отъ Васъ, рыбаковъ и деревенскихъ жителей.— 29-го Іюня, вечеромъ, получилъ я Ваше письмо, милый Отесинька, отъ 26-го и при немъ письмо Константина, которому я тмъ боле былъ радъ, что никакъ не ожидалъ отъ него такого прилива дятельности лтомъ, въ деревн, когда есть возможность цлый день удить.— Предупреждаю Васъ, чтобы Вы боле не писали мн въ Любимъ по полученіи этого письма, а адресовали свои письма въ городъ Даниловъ, который ближе къ Ярославлю 37-ю верстами и на Вологодскомъ тракт, по которому почта ходитъ два paзa, а не одинъ разъ въ недлю, какъ здсь.— Отвчаю на Ваше письмо, милый Отесинька. Неужели въ Абрамцев холодне, чмъ здсь? До 8-ми градусовъ тепла здсь не доходило, да и вообще погода стоитъ прекрасная, только немного втреная. Вы кушаете землянику, а мн опять, вроятно, не удастся състь ни одной ягоды лтомъ, какъ и прошлаго года. Здсь доставать ихъ трудно, т. е. покупкой.— Вы и Константинъ спрашиваете меня, пишу ли я стихи? Ршительно нтъ и ничего не написалъ. Характеръ занятій моихъ таковъ, что наполняетъ мои соображенія поминутно. Въ должности Оберъ-Секретаря я могъ покончить одно дло и приняться за другое, — но здсь не такъ. Здсь безпрестанно думаешь: на все ли обращено вниманіе, все ли придумано къ лучшему, нельзя ли сочинить какихъ-либо новыхъ проектовъ для пользы города и проч. Мн бы хотлось по окончаніи своего порученія написать большую статью или записку о современномъ положеніи и значеніи городскихъ общинъ въ Россіи и ихъ отношеніяхъ къ Правительству,— но не знаю, успю ли. Необходимымъ дополненіемъ къ этому труду было бы изложеніе исторіи внутренней жизни и администраціи городовъ — хоть съ XVI вка,— да гд ее взять. Я начинаю думать, что у насъ съ XVI. вка до Екатерины городскихъ общинъ не существовало, если вчевой колоколъ и вислъ въ Москв до чумы, такъ за то и молчалъ по цлымъ вкамъ или же исправлялъ должность обыкновеннаго набата. Кром историческихъ доказательствъ, я беру доказательства изъ современнаго характера старыхъ и новыхъ городовъ. Впрочемъ, это вопросы серьезные, о нихъ при свиданіи. Жалю только, что не имю ни времени, ни матерьяловъ для подробнйшихъ изслдованій,— а никто другой этимъ порядочно не займется, да и занимаясь, не пойметъ такъ, какъ пойметъ человкъ служащій. Если ученые, живя въ отвлеченномъ мір, вчно въ своемъ кабинет, не могутъ понять практической, живой стороны административныхъ вопросовъ, то какже имъ понять эту сторону темныхъ административныхъ вопросовъ старины? Отъ этого и кажется Константину, что старинная администрація была превосходна, что внутреннія таможни между городами — прелесть, верхъ финансовыхъ соображеній, что кормленіе воеводъ — идеалъ справедливости!— Въ Любим я останусь до Вторника или до Середы будущей недли. Такъ по крайней мр мн хотлось бы. Отъ этого городка ветъ особенною тишиною, такъ какъ въ немъ нтъ ни дятельной внутренней торговли, ни огромныхъ капиталовъ. Къ тому же мстоположеніе его чрезвычайно красиво. Я гуляю иногда по древнему валу крпости, на которомъ можно ясно различить слды древнихъ круглыхъ башенъ, воротъ и т. п., хотя и обломковъ даже не осталось. Впрочемъ, оффиціальность моего званія много мн мшаетъ въ прогулк. Пріздъ чиновника, да еще Министерскаго, въ этомъ городк составляетъ эпоху, а самый чиновникъ — предметъ невыносимаго любопытства. Многіе такіе чиновники являлись ко мн съ рапортами, до которыхъ мн нтъ никакого дла и которые совершенно другаго вдомства. Разумется, рапортовъ подобныхъ я не принимаю и очень хорошо знаю, что все это длается для того, чтобы потомъ разсказывать о своемъ посщеніи, толковать обо мн, какъ о человк знакомомъ и проч. Все это подъ конецъ становится несносно. Здсь есть обычай, что жители, т. е. купчихи и мщанки сходятся по праздничнымъ вечерамъ на площадь или лучше на зеленый лугъ: купчихи чинно прохаживаются, а мщанки (замужнія и двицы) и даже мщане чинно ведутъ хороводы. Я не разъ хотлъ идти на это сборище, но замтивъ, что при появленіи моемъ перестаютъ пть, что купчихи вытягиваютъ нижнія губы, чтобы засвидтельствовать предо мною свое презрніе къ этому низкому мщанскому удовольствію, что все это начинаетъ жеманиться, — я уже не сталъ ходить туда. Вчера, работавши цлый день, я часу въ 11-мъ вечера пошелъ прогуляться по валу и, возвращаясь домой, видлъ, какъ кабаки, въ которыхъ раздавались псни и горлъ огонь, мгновенно стихли и затворились, а когда я прошелъ, то вновь появились и огонь и псни!— Впрочемъ, на ныншней недл покой г. Любима былъ прерванъ еще двухдневной ярмаркой. Это что-то даже меньшее, чмъ ярмарки въ торговыхъ большихъ селахъ Ярославской губерніи, но какъ бы то ни было городъ оживился. Ярмарки для простаго народа — гулянье, балъ. Постители все были крестьяне и крестьянки, которые упросили своихъ мужей, отцевъ и братьевъ взять ихъ съ собою. Мужья, отцы и братья сами торгуютъ и гуляютъ, а женщины въ этомъ чаду шума, крика, псенъ, брани, музыки, пестроты, толкотни — ходятъ и смотрятъ съ такимъ же упоеніемъ, какое производитъ на нашихъ женщинъ и балъ въ разгар или конц. Каково было мое удивленіе, когда среди этой пестрой, пьяной физически и нравственно толпы, среди гула ругательствъ и возгласовъ и взаимныхъ нжностей обоихъ половъ увидалъ я священника съ крестомъ, святой водой и причтомъ, онъ пробирался въ каждую лавчонку, шалашъ, палатку, подлзалъ подъ каждый навсъ, давая цловать крестъ пьяному торговцу и собирая такимъ образомъ деньги. Мало того, онъ обошелъ и кабаки! Это было посл обда. Хороши, нечего сказать! Само собою разумется, что все это ярмарочное безчиніе означало Господній праздникъ, по обычаю русскаго народа… (29-е Іюня).

Даниловъ, Іюля 9-го 1850 года. Вочкресенье.

Ваше письмо отъ 3-го Іюля я получилъ передъ самымъ своимъ отъздомъ изъ Любима въ Даниловъ, куда и пріхалъ въ Пятницу 7-го Іюля. Въ Любим я пробылъ дольше, чмъ предполагалъ,— не знаю, пробуду ли здсь дольше предположеннаго, а предположено остаться здсь недлю или никакъ не боле 10-ти дней. Изъ Данилова отправлюсь въ Ярославль, и если Министерскаго предписанія еще не получено, то скачу дале въ Ростовъ, гд осмотрю Порчье и, можетъ быть, проду въ Иваново, а оттуда къ Вамъ, Итакъ, недли черезъ дв съ половиной Вы можете меня ожидать.— Въ Данилов я нашелъ къ себ письмо отъ А. О. Она пишетъ, что уже увдомила Васъ о томъ, что слухъ о Клушин неоснователенъ, что слдствіе надъ ея мужемъ кончено и теперь начинается ревизія, что Гоголь, вроятно, поселится на Аонской гор и тамъ будетъ кончать ? Мертвыя Души’ (какъ ни подымайте высоко значеніе искусства, а все-таки это нелпость по моему: среди строгихъ подвиговъ аскетовъ онъ будетъ изображать ощущенія Седифана въ Хоровод я грезы о блыхъ и полныхъ рукахъ и проч.). Пишетъ она также, что собирается създить къ Троиц и захать къ намъ въ Радонежье и къ Путятамъ, что Константинъ монахъ безъ подвиговъ монашеской жизни и что ему некуда двать своихъ физическихъ и нравственныхъ силъ. Кажется, съ Самаринымъ она примирилась, по крайней мр она излагаетъ свое письмо къ нему… Вообще же письмо ея мстами очень умно, мстами очень скучно нравоучительнымъ резонерствомъ и текстами изъ Свящ. Писанія.— Даниловъ зажиточне и больше Любима, но онъ единственный безводный городъ въ Ярославской губерніи. Правда, вплоть за городскимъ валомъ протекаетъ или пробирается по болотамъ рчка Шленда, но это ручей, величаемый рчкою. Особенностей городъ этотъ никакихъ не представляетъ: онъ основанъ Екатериной и главный предметъ его торговли — холстъ, скупаемый въ узд у крестьянокъ.

1-го Августа 1850 года. Ярославль.

Хотлъ писать Вамъ большое письмо, но. не усплъ и большое письмо откладываю до слдующей почты. Я пріхалъ въ Ярославль вчера, въ 4 часа. Дорогой я встртилъ по Ярославской губерніи сильную дятельность, страшную суматоху… Причиною — путешествіе Великихъ Князей Николая и Михаила Николаевичей. Ихъ отправили путешествовать по Россіи, и такъ какъ они завтра или послзавтра должны быть въ здшней губернія, о чемъ дано знать нсколькими эстафетами, то вс мечутся, какъ угорлые. Почтовыхъ лошадей согнали со всхъ станцій въ т мста, гд Великіе Князья продутъ, а вмсто почтовыхъ ввяди обывательскихъ (натуральная земская повинность). Обывательскихъ лошадей взято 1474, и какъ все это длалось въ нсколько дней, то можете вообразить, какъ велика должна была быть дятельность. Я читалъ маршрутъ Великихъ Князей: въ Молог обдъ, въ Рыбинск ночлегъ, въ Углич обдъ, въ Ростов ночлегъ, въ Ярославл обдъ и, кажется, въ Костром ночлегъ. Такимъ образомъ совершится знакомство съ Россіей и остальныхъ двухъ сыновей Государя!..-т-Вчера вечеромъ (я остановился въ гостинниц) я поспшилъ узнать насчетъ своего назначенія въ Коммиссію. Никакого свднія изъ Министерства. Я предполагалъ хать нынче въ Ростовъ, но Бутурлинъ не въ состояніи ни думать, ни дйствовать и просилъ меня отсрочить свидтельство казармъ до окончанія всей этой суматохи, что будетъ не раньше Понедльника. Я уже приходилъ въ отчаяніе, потому что жить въ трактир непріятно и дорого, квартиръ въ виду нтъ, а на казенную квартиру, гд помщена Коммяссія, перезжать я не имю права, но сейчасъ Графъ Стенбокъ получилъ письмо отъ Муравьева, который пишетъ, что я уже назначенъ членомъ Коммиссіи. А мн сію минуту принесли съ почты объявленіе о полученномъ изъ Петербурга секретномъ пакет: вроятно, это самое и есть предписаніе: я еще не усплъ получить его съ почты. Что же касается до письма Надеждина, то предложеніе его заключается въ томъ, не хочу ли я взять на себя проврку цифръ о числ раскольниковъ, представляемыхъ Губернаторомъ. Онъ пишетъ, что Министру давно хотлось сдлать это въ какой-либо губерніи, т. е. сличить оффиціальныя свднія съ неоффиціальными, и Надеждинъ предложилъ поручить это мн, Министръ веллъ спросить напередъ меня, а я положительно отказываюсь. Для этого необходимо разъзжать вновь и не только по городамъ, но по уздамъ, къ тому же врныхъ свдній о числ имть невозможно, если не употреблять въ дло вовсе оффиціальныхъ путей, а Министръ хочетъ, чтобы это было секретно отъ Губернатора. Да и самый вопросъ этотъ не такъ важенъ, есть много скрытныхъ и двоедушныхъ раскольниковъ, которые числятся православными, важне всего общее значеніе и характеръ раскола. Слдовательно, я отказываюсь, тмъ боле, что это требовало бы особенныхъ многосложныхъ занятій, а съ меня будетъ и моихъ. О деньгахъ онъ ничего не пишетъ, а говоритъ, что это послужитъ къ расширенію моихъ вещественныхъ средствъ. Впрочемъ, не видно, чтобъ онъ зналъ о моемъ назначеніи въ Коммиссію.— Сейчасъ отправлюсь на почту, потомъ обдать къ Андрею Оболенскому.— Лто для меня кончилось!

1850 года. Августа 7-го. Ярославль. Понедльникъ.

Вчера поутру получилъ я письма Ваши. Слава Богу, что Вы вс попрежнему, — боюсь только, чтобы Олинькиво нездоровье не помшало отъзду Вры.— Безтолково, суматошно и глупо провелъ я вс эти дни. Пріздъ Великихъ Князей, ожиданіе ихъ и приготовленіе къ пріему до того скружили голову всмъ, начиная отъ Бутурлина до послдняго чиновника, что вс дла остановились. Великіе Князья пріхали только вчера вечеромъ и дутъ завтра поутру. По этому случаю я долженъ былъ отложить поздку свою въ Ростовъ, но думаю отправиться туда послзавтра и пробыть тамъ дня три. Еще не усплъ втянуться въ работу, еще не совсмъ устроился, и это безтолковое положеніе сердитъ меня. Отъ Министра я получилъ предписаніе принять участіе во всхъ занятіяхъ Коммиссіи, какъ членъ ея, но въ особенности заняться тмъ, что иметъ связь съ расколомъ. На этомъ основаніи я и перехалъ въ верхній этажъ дома, занимаемаго Коммиссіей, и гд внизу живетъ Графъ Стенбокъ, съ которымъ мы большіе пріятели и имемъ общій столъ. Дятельнаго участія въ занятіяхъ Коммиссіи я еще не принималъ, потому что еще читаю дло. Признаюсь, мн этого не хотлось, т. е. участія во всхъ занятіяхъ Коммиссіи: съ этимъ сопряжено много непріятностей, напр. обыски, допросы и проч. и проч.— Вчера Вы пріобщались, милый Отесинька. Поздравляю Васъ. Хоть Вы и говорите, что я увезъ жаркое время, но погода все еще хороша, вчера же ночь были чудесная, и уженье Ваше, прерванное говньемъ, можетъ вновь возстановиться. Но гд? Только въ двухъ мстахъ: Василев и Алексевскомъ бачаг’. А что грибы? Вы жалете, что я не догадался взять мсто въ почтовой карет, но сожалть не о чемъ: и дороже и поздне приходитъ. Гриш буду отвчать съ слдующею почтой: я не хочу мсто чиновника по особымъ порученіямъ при Хозяйственномъ Департамент и добиваюсь только мста чиновника по особымъ порученіямъ при Министр.— Помню, что въ послднемъ письм я общалъ сообщить Вамъ разныя подробности, но какія и о чемъ, теперь совсмъ забылъ, такъ что ршительно не знаю, о чемъ и писать. Этому причиною дурное расположеніе духа. Если бы Вы знали, какое болзненное впечатлніе производятъ на меня эта суетня, скакотня въ мундирахъ, безпрестанные разсказы и анекдоты, и т. п. А при этомъ мысль о множеств предстоящихъ длъ, Изъ которыхъ многія скучны или непріятны, мысль о томъ, что не успешь заняться ни ‘Бродягой’, ни тмъ, чмъ бы именно хотлось, а тутъ и прекрасная погода съ голубымъ небомъ. Такимъ образомъ лучше всего закончить письмо. Съ слдующею почтой надюсь получить отъ Васъ боле обстоятельныя свднія о ршеніи Вры и Маменьки.— Прощайте, дай Богъ, чтобы Вы были вс здоровы и бодры и скоре бы поршили свои недоумнія.

1850 года, Августа 14-го. Понедльникъ. Ростовъ.

Вотъ, наконецъ, я и въ Ростов. Изъ Ярославля я выхалъ въ два часа ночи и поутру нынче пріхалъ въ Ростовъ. Хотя Вы и говорите, что началась осень, однако нынче ночь была совершенно лтняя и вообще вечера лучше и даже тепле дня. Вчера и третьяго дня, часовъ въ 10 вечера, я, Графъ Стенбокъ, Оболенскій и нкоторые другіе катались на лодк по Волг, и, несмотря на эту массу воды, не чувствовалось никакой сырости. А нынче день довольно холодный, втреный и пасмурный.— Петру Васильевичу Хлбникову я отдалъ Вашу наливку, и онъ Вамъ очень, очень благодаренъ, наливку однакожъ онъ не веллъ раскупоривать до какого-нибудь торжественнаго случая. Онъ приглашаетъ всхъ Васъ, если Вы прідете въ Ростовъ, остановиться у него въ дом. Великіе Князья останавливались также у него и подарили ему брилліантовый дорогой перстень, а онъ поднесъ имъ записку о монументальныхъ древностяхъ Ростова. Какъ въ это время за отсутствіемъ Головы онъ правилъ его должность, то весьма ловко, умно и искусно сдлалъ пріемъ Великимъ Князьямъ. Въ поданной имъ записк слегка коснулся онъ того, что древности Ростова рушатся по причин безконечнаго формализма, связавшаго всмъ руки, и что Государь однимъ словомъ можетъ поправить дло. Не знаю, что изъ этого выйдетъ. Онъ поднесъ также Великимъ Князьямъ на серебряномъ поднос свжаго зеленаго горошку и очень было этимъ озадачилъ ихъ, но, разумется, сейчасъ же и объяснялъ значеніе зеленаго горошка для Ростова.— Я все еще не могу наладиться, все еще не доволенъ собою, все какъ-то лнюсь, хотя работаю очень много. Работа теперь довольно утомительная, потому что имешь дло съ живыми людьми. Я попросилъ бы Васъ повозиться съ какимъ-нибудь бродягой, который на вс вопросы: откуда онъ, гд былъ за день до поимки, какъ зовутъ я проч., отвчаетъ: знать не знаю и вдать не вдаю. Впрочемъ, большею частью посл пяти или шестичасоваго допроса, когда разъ 40 предложатъ ему одинъ и тотъ же вопросъ или дадутъ съ кмъ-либо очныя ставки, онъ мало-помалу длаетъ сознаніе. Но все это очень утомительно, и время идетъ безтолково. Такъ вчера мы сли обдать только въ седьмомъ часу вечера, а обыкновенно въ шесть. Относительно раскольниковъ новой секты я долженъ замтить, что они большею частью мошенники. И во всхъ виднныхъ мною только одинъ чистый фанатикъ, святой жизни человкъ, ‘рабъ Христовъ‘ Яковъ едоровъ, который обрадовался своей поимк, думая, что его будутъ истязать за имя Христово,— остальные почти вс воры, разбойники, пьяницы я развратные люди. Это отзывъ не вашъ, а сосднихъ жителей. Еще не отыскалъ я ихъ рукописныхъ сочиненій въ защиту своего ученія, а это было бы важно. Знаю, что они Поморской, Филипповской и едосевской сектамъ ставятъ въ упрекъ: 1) то, что они, т. е. послдователи этихъ сектъ, живутъ подъ записью, тогда какъ эти христіане исключаются изъ списковъ, какъ бглые, 2) что они имютъ паспорты и платятъ подати, 3) что живутъ въ домахъ, 4) что живутъ спокойно и не ‘одержимы страхомъ’. Не спорю, что эта секта могла, сама по себ, искренно и самостоятельно развиться, но и для мошенника нельзя лучше выдумать. Онъ бглый, онъ бжалъ изъ полка или съ каторги, или потому, что совершилъ преступленіе,— и званіе бглаго освящаетъ, а осуждаетъ состоящихъ подъ записью. Онъ естественнымъ образомъ не можетъ имть паспортъ и проклинаетъ паспортъ, онъ не можетъ платить повинностей и оправдываетъ себя въ этомъ, у него нтъ дома, — онъ говоритъ, что и не надо имть дома, что грхъ имть домъ, и длаетъ изъ укрывательства бглыхъ священную обязанность. Онъ разорвалъ миръ съ обществомъ и осуждаетъ другихъ, которые съ нимъ въ мир и не одержимы страхомъ, какъ онъ. У нихъ свои кресты на ше, по которымъ можно сейчасъ узнать принадлежащихъ къ ихъ сект.

21-го Августа 1850 года. Ярославль. Понедльникъ.

Послднее письмо я писалъ Вамъ изъ Рсьтова, откуда во Вторникъ вечеромъ и выхалъ., Тамъ только и толковъ, что о пребываніи Великихъ Князей. Воротясь въ Ярославль, я узналъ, что уже напечатано въ приказахъ о назначеніи сюда Вицегубернаторомъ Богданова, чиновника по особымъ порученіямъ при Министр. Сколько мн извстно, этотъ господинъ получалъ жалованье, а потому я, нимало не медля, написалъ письмо къ Гвоздеву (Директору Департамента Общихъ Длъ), прося его, въ случа, если мсто никмъ не занято, доложить Министру о желаніи моемъ имть это мсто. Письмо вовсе не носитъ характера просительнаго и написано, кажется мн, съ достоинствомъ.— Могу сообщить Вамъ пріятную новость объ Угличскомъ колокол. На дняхъ полученъ указъ изъ Синода въ здшнюю Консисторію, гд прописано отношеніе Министра Внутреннихъ длъ къ Оберъ Прокурору Синода. Въ этомъ отношеніи Министръ пишетъ: ‘граждане’ г. Углича въ присланной ко мн просьб изъяснили, что, зная по устному преданію отъ предковъ ихъ, что древній колоколъ, возвстившій Угличанамъ 15-го Мая 1591 года о смерти св. благоврнаго царевича Димитрія, подвергся ссылк въ г. Тобольскъ, въ которомъ находится и нын, при церкви Всемилостиваго Спаса, — и дорожа родными древностями, они желали бы имть тотъ колоколъ у себя, почему и просили о возвращеніи его въ Угличъ на ихъ счетъ. По всеподданнйшему докладу моему сказанной просьбы, Государь Императоръ Высочайше повелть соизволилъ: ‘удостоврясь предварительно въ справедливости существованія колокола въ г. Тобольск и по сношеніи съ г. Оберъ-Прокуроромъ Святйшаго Синода, просьбу сію удовлетворитъ’. Почему нашъ Министръ вошелъ въ сношеніе съ Тобольскимъ Архіепископомъ Георгіемъ, который объяснилъ, что въ архив Тобольскаго каедральнаго собора нтъ никакихъ письменныхъ достоврныхъ документовъ о томъ, когда и отъ кого этотъ колоколъ полученъ, съ чьего распоряженія онъ былъ посл того перемщенъ на Софійскую колокольню, съ котораго времени до 1837 года находился безъ одного уха (въ этомъ году ухо придлано) и когда именно вырзана на колокол надпись: ‘сей колоколъ, въ который били въ набатъ при убіеніи благоврнаго Димитрія Царевича, въ 1593 году приславъ изъ г. Углича въ Сибирь, въ ссылку, во градъ Тобольскъ, къ церкви Всемилостиваго Спаса, что на торгу, а потомъ на Софійской колокольн былъ часобитнымъ, всу въ немъ 19 пудъ 20 фунтовъ’. А въ краткомъ показаніи о Сибирскихъ воеводахъ, писанномъ въ Тобольскомъ Архіерейскомъ дом 1791 года, и печатанномъ въ Тобольск въ 1792 году, сказано: ‘въ 1593 году присланъ былъ въ Тобольскъ въ ссылку колоколъ безъ уха, въ который били въ набатъ, какъ Димитрію Царевичу на Углич сдлалось убіеніе, нын же на Софійской колокольн набатный’. Все это было передано Министромъ Оберъ-Прокурору, который въ свою очередь предложилъ о томъ Синоду, а Синодъ предписалъ Евгенію: ‘собрать самоврнйшія справки, не извстно ли Епархіальному начальству или духовенству г. Углича чего-либо положительнаго о томъ колокол’. Евгеній же предписалъ о томъ Угличскому духовенству. А я прописываю все это въ подробности для того, чтобы Константинъ могъ сообщить это нашимъ извстнымъ археологамъ и просить ихъ: не знаютъ ли они сами, не имютъ ли боле достоврныхъ извстій о колокол, если имютъ, то пусть сообщатъ Константину, Константинъ мн, а я Евгенію. Очень можетъ случиться, что какой-нибудь Ундольскій или Заблинъ, или Бляевъ владютъ какими-нибудь Сибирскими документами, относящимися къ той эпох. Какъ-то странно видть вс эти ученыя розысканія подъ формою указовъ и рапортовъ, но тмъ не мене я очень радъ этому. Пожалуйста, милый братъ и другъ Константинъ, если у насъ все слава Богу, въ обыкновенномъ порядк, не полнись это сдлать.— Евгенія со времени прізда своего я еще не видалъ: отъ длъ Коммиссіи я свободенъ только утромъ да 9-ти часовъ и поздно вечеромъ. Кстати: если Константинъ увидитъ Соловьева, то пусть возьметъ отъ него ‘Челобитную’, рукопись раскольничью, которую Соловьевъ у меня взялъ для переписки.— Сейчасъ получилъ отъ Серебренниковыхъ новое письмо, въ которомъ они пишутъ, что Угличское духовенство уже послало свой отвтъ Архіерею, представивъ въ доказательство: 1) мстное, глубоко укоренившееся преданіе, 2) мсто изъ Сибирской лтописи, напечатанной въ Вивліоик, 3) 245-е примчаніе въ X тому исторіи Карамзина. Поду непремнно къ Евгенію хлопотать по этому длу.— Нынче совершенная осень: холодно и дождь мороситъ непрестанно, смеркается рано, уже приходится работать и при свчахъ… Грустно, очень грустно. Прощайте! Дай Богъ, чтобы все у Васъ было благополучно.

Августа 24-го 1850 года. Ярославль. Четвергъ.

Ну, слава Богу, наконецъ получилъ я Ваши письма! Просто врить не хочется! Неужели отъздъ Вры состоялся?.. {Вра Сергевна похала съ Константиномъ Сергевичемъ въ Кіевъ.} Не получивъ на прошедшей недл инеемъ отъ Васъ, я уже начиналъ очень безпокоиться, поспшно распечалъ письмо и вижу Маменькину записку, по возвращеніи изъ Подольска. Дай Богъ, чтобы эта поздка совершилась благополучно, признаюсь, мн было весело прочитать это извстіе. Только каково-то Вамъ, милый мой Отесинька, одному теперь, безъ Константина и безъ Маменьки, если Маменька еще въ Москв, ваково-то Вамъ, милая моя Маменька, теперь, при хлопотахъ о дом, съ безпокойствомъ о путешествующихъ. Подлинно, какъ говорите Вы, Вы сами теперь сердцемъ путешествуете во вс 4 стороны: Кіевъ, Москва, Абрамцево, Ярославль и Петербургъ смняются другъ за другомъ въ Вашихъ мысляхъ. Какъ я радъ за Надичку и жалю, что Марихенъ не похала, ну да она еще успетъ побывать въ Кіев и въ другой разъ. Если Константину и непріятна эта поздка, то, врно, онъ съуметъ пересилить себя и не показывать этого Вр, впрочемъ, я надюсь, если попадетъ онъ на какое нибудь важное для него открытіе (что для него и не трудно), то онъ станетъ повеселе. Какъ Вы съ нимъ разстались, милый Отесинька? Сдлайте одолженіе, напишите мн все подробно, зазжали ли они къ Горчаковымъ, какъ намрены хать, прямо ли, не останавливаясь, съ ночевкой ли, кто да кто похалъ изъ людей, все, все подробно. Можно ли имъ писать туда и куда именно адресовать? Какъ Вы распорядились на счетъ писемъ? Всего лучше, если Вы будете присылать ихъ письма. Какъ мн досадно, что я теперь не съ Вами, милый Отесинька, какъ было бы кстати быть мн теперь при Васъ вмсто Константина. И какъ нарочно наступила осенняя сырая погода!— Что касается до меня, то я просто боюсь увязнуть здсь въ длахъ. Работы столько, что конца не видишь. Теперь я вовсе не занимаюсь прежнимъ своимъ порученіемъ по городскому хозяйству и оно остается неконченнымъ, а Департаментъ подбавляетъ къ нему все новыя работы. Мое время теперь все почти исключительно занято длами по Коммиссіи. Человкъ до ста подсудимыхъ, разныя хитросплетенія, запутанность-все это задолго продлитъ работу. Нсколько шаекъ воровъ, разбойниковъ и конокрадовъ составляютъ эту новую секту. Въ предписаніи ко мн Министра именно сказано, чтобъ я обнаружилъ связь ученія раскольничьяго съ преступленіями и вліяніе его на народную нравственность. Слдовательно^ въ коммиссіи два предмета: гражданскія преступленія и расколъ съ его догматической и исторической стороной. Сверхъ того, мы же производимъ слдствіе о нкоторыхъ вдвшихъ чиновникахъ, покровительствовавшихъ всему этому злу, любимцахъ Губернатора (который, разумется, не вритъ, чтобы они были мошенники) и могущественнйшихъ плутахъ всей губерніи, передъ которыми вс трусятъ и подличаютъ Одного мы уже посадили подъ арестъ, завтра посадимъ другаго. Все это возбуждаетъ противъ насъ страшный гнвъ всхъ губернскихъ мошенниковъ.— Прощайте, буду писать Вамъ съ слдующею почтою. Вы пожалуйста не сердитесь, что со времени моего возвращенія изъ Москвы письма мои вс пишутся такъ безтолково. Мыслей не сведешь и не имешь досуга заняться письмомъ какъ слдуетъ,— особенно потому, что слдственная часть не терпитъ остановокъ.

28-го Августа 1850 года. Ярославль. Понедльникъ.

Вы не пишете, была ли сама Вра у Хомяковыхъ и видлась ли съ ними, а также въ какомъ расположеніи духа детъ Константинъ. Какъ жаль, что стоитъ такая гнусная, осенняя погода: она отниметъ у нихъ всю возможную прелесть путешествія, все, чмъ бы еще они не могли наслаждаться при разлук и безпокойствахъ.— Я уже писалъ Вамъ, кажется, что теперь все мое время занято длами по Коммиссіи, а отчетъ по городскому хозяйству я буду писать посл. Лучше прежде всего раздлаться съ Коммиссіей, которая не можетъ, да и не должна долго продолжаться. Познакомившись теперь хорошо съ слдственною частью (это не то, что судебная, гд разсматриваются готовыя дла), я далъ себ зарокъ впредь ею никогда не заниматься, исключая разв длъ о притсненіяхъ со стороны помщиковъ. Столько подлаго, оскорбительнаго и огорчительнаго въ этой части. Не говоря уже о томъ, что вы цлый день возитесь съ мошенниками, ворами, разбойниками или съ упрямыми обманщиками, лицемрами раскольниками, вы должны состоять въ дружескихъ отношеніяхъ съ сыщиками, которые даютъ себ брить головы и подсаживаются къ арестантамъ, вступаютъ сами въ шайку воровъ, чтобы предать ихъ и т. д. Вы обязаны производить внезапные обыски, будить ночью спящихъ, пытать, не физическою, конечно, но нравственною пыткою допроса, сбивать въ показаніяхъ обвиняемыхъ, давать очныя ставки отцу съ сыномъ, дочери съ матерью и т. д. Все это такъ непріятно и такъ способно, кажется, очерствить душу, что я, ложась спать, берусь за какой-нибудь романъ, чтобы почувствовать себя еще способнымъ къ другимъ ощущеніямъ и интересамъ!

31-го Августа 1850 года. Четвергъ. Ярославль.

Съ какимъ удовольствіемъ прочиталъ я письма вашихъ путешественниковъ, присланныя мн Вами изъ Москвы, милая моя Маменька, очень, очень Вамъ благодаренъ за то, что вы мн ихъ прислали. Желалъ бы получать и послдующія письма. Я отсылаю ихъ на имя Отесиньки въ Абрамцево. Какъ грустно, милая Маменька, что въ это-то время Вы должны жить розно съ Отесинькой. Когда же кончатся эти поиски домовъ? Хотя на двор стоитъ и ясная осень, но морозы утренніе и вообще холодъ воздуха очень, очень ощутительны. Если бъ не совстно было, я бы даже ршился протопить у себя. Ну что, милый Отесинька, скучаете Вы? Я думаю, что скучаете, потому что уже осень вступила въ свои, слишкомъ раннія права. Какой холодъ! Пропала вся прелесть, нтъ тепла, жизнь побиваетъ морозомъ. Очень мн грустна осень. Теперь, когда мн некогда даже вспоминать о томъ, что я когда-то писалъ стихи, когда я вращаюсь въ самой скучной, грязной дйствительности, дохнуть теплымъ воздухомъ, взглянуть на небо и заглядться на минуту, почуять жизнь природы — было бы для меня цлительнымъ средствомъ, высокимъ наслажденіемъ. Но когда, взглянувъ въ окно, я вижу траву, поблвшую отъ мороза я застывшую грязь, сердце мое съеживается еще боле и къ грусти о себ прибавляется еще грусть о природ. Удите ли Вы, по крайней мр, милый мой Отесинька, гд и когда именно, какъ выражаемся мы часто въ вопросныхъ пунктахъ? Я думаю въ слдующій разъ написать обстоятельне и побольше къ Вамъ, а теперь схожу внизъ предлагать опять вопросные пункты арестованному нами при Коммиссіи бывшему Земскому Исправнику Любимову.

11-го Сентября 1850 года. Понедльникъ. Ярославль.

Вчера получилъ я два письма: одно отъ Васъ, милый Отесинька, другое отъ Васъ, милая маменька, съ письмами нашихъ путешественниковъ изъ Свска. Какъ медленно они дутъ! Если они не подутъ скоре, то едва ли воротятся въ Москву къ 20 му Сентября. Отъ Свска до Кіева еще очень много зды, а чмъ дальше въ осень, тмъ хуже будутъ и дороги. Больше всхъ удовольствія поздка доставитъ Надичк, со днемъ рожденья которой (14-го Сентября) я Васъ всхъ поздравляю, но удивляюсь Константину, что онъ такъ мало извлекаетъ добра для себя собственно изъ той участи, которой онъ по необходимости покорился. День, проведенный имъ въ Дмитровск, давалъ возможность ему походить, посмотрть, потолковать въ город и въ окрестностяхъ. Онъ могъ бы даже успть въ этотъ длинный досугъ написать письмо нсколько пространне и подробне того, которое прислалъ онъ изъ Свска. За то благодаренъ я Над, которая очень обстоятельно и плавно повствуетъ, досадно, что она не можетъ иллюстрировать свое путешествіе и что Константинъ помшалъ ей рисовать.— Приближаются вс наши Сентябрьскіе праздники, и Вамъ придется провести ихъ вроpь съ Константиномъ и имянинницами. Я бы желалъ по крайней мр, чтобы Вы, милая Маменька, провели все это время въ деревн. Вы пишете, милый Отесинька, что Вра 30-го Августа должна пріхать въ Кіевъ, а нынче или завтра выхать оттуда. Едва ли въ 5 дней додутъ они въ Кіевъ изъ Свска. Въ какомъ маленькомъ обществ Вы теперь живете, милый Отесинька. Хорошо, что грибы и уженье Вамъ не измняютъ.— Въ прошедшую Субботу здилъ я съ графомъ Стенбокомъ и Оболенскимъ въ Великое Село, на выставку сельскихъ произведеній и ярмарку, верстахъ въ 25-ти отъ Ярославля. Это село принадлежитъ помщикамъ Яковлевымъ и подлинно Великое Село. Въ немъ 600 домовъ, изъ которыхъ 200 каменныхъ. Оно знаменито производствомъ холстовъ и полотенъ. Дйствительно, Великосельскія полотна считаются лучшими, и Государь приказалъ покупать для себя эти полотна. Впрочемъ, это сдлано Государемъ въ видахъ покровительства этой промышленности, потому что въ сущности Голландское полотно и дешевле и лучше. Самое лучшее Великосельское полотно на 12 Голландскихъ рубашекъ стоитъ не дешевле ста рублей серебромъ, но оно никогда не иметъ прочности Голландскаго. Этимъ промысломъ занимаются собственно женщины, а мужья торговлей и другими промыслами. Это село съ одной стороны производитъ пріятное впечатлніе своимъ богатствомъ и бодрою, умною дятельностью, съ другой стороны поражаетъ Васъ непріятно отсутствіемъ всякаго сельскаго характера и фабричнымъ нарядомъ крестьянъ. Посл недавно бывшаго пожара село стало строиться по плану, и каменные дома построены точно такъ, какъ въ Петербург, т. е. домъ къ дому. Въ сел нсколько улицъ и площадей и 3 церкви. Оно замчательно также красивостью своихъ обитателей Великосельскія женщины считаются типомъ Ярославской женской красоты. И дйствительно, нтъ ни одной безобразной женщины: вс — кровь съ молокомъ, румяны, дебелы, довольно хорошаго роста и съ плохими косами, съ прекрасными бровями и большею частью въ нмецкихъ платьяхъ. Впрочемъ, здсь еще весьма употребителенъ слдующій костюмъ: юбка, фартукъ и курточка или кофточка, называемая, и всми крестьянками даже, спензеръ! Каково! Выставку мы почти не застали, потому что Комитетъ распорядился перемнить сроки, а мы этаго не знали. Многіе крестьяне получили награды за полотна свои и другія сельскія произведенія, впрочемъ, разнообразія въ произведеніяхъ, говорятъ было мало: лучшія произведенія были полотна и какія-то смена ячменю. Надобно сознаться, что выставка, сколько я замтилъ, поощряетъ крестьянъ. Народу было тысячъ 10, если не боле. Вс власти присутствовали тамъ-же. Въ день нашего прізда происходило только состязаніе крестьянскихъ лошадей, но это глупость, заставляютъ лошадей крестьянскихъ скакать въ телег, въ одиночку, въ оглобляхъ. Очень нужно это, да и кто скачетъ въ оглобляхъ! Я, впрочемъ, не дождался конца скачки, ибо это продолжалось слишкомъ долго. Вечеромъ ухали мы домой, потому что въ Великомъ сел нтъ ни хороводовъ, ни другихъ игръ, и слышится только одно пніе въ кабакахъ и трактирахъ.— Получилъ я письмо отъ Гвоздева, весьма учтивое и любезное, въ которомъ онъ пишетъ мн, что Богдановъ жалованья не получалъ, и спрашиваетъ: хочу ли я взять мсто это безъ жалованья. Я отвчалъ, что согласенъ, въ надежд, что жалованье мн сыщутъ, но не знаю, что изъ того выйдетъ.

14-го Сентября 1850 года. Четвергъ. Ярославль.

Каково было мое удивленіе нынче, когда мн принесли письмо отъ Вры прямо изъ Кіева! Письмо отъ 5-го Сентября. Когда они пріхали, изъ письма не видно, но Вра пишетъ, что они собираются уже въ обратный путь. Скверная осенняя погода помшала, кажется, много ихъ удовольствію видть Кіевъ. Вра восхищается однако мстоположеніемъ Кіева. Я прозжалъ черезъ Кіевъ зимой и потому не могу судить объ этомъ, святынь же Кіевскихъ я не осматривалъ также потому, что это было зимой, и на двор было такъ холодно, что всякая охота гулять и осматривать отпадала.— Я всегда въ такихъ попыхахъ пишу Вамъ письма и письма мои уже такъ давно все короткія и неполныя, что это мн и самому надоло, а вотъ я какъ-нибудь соберусь да напишу Вамъ большое и подробное письмо. Много любопытнаго въ послднее время открыто по Коммиссіи. На этой недл дв ночи мы работали напролетъ, но не сиднемъ сидя: были обыски и допросы арестованныхъ на мст. На этой недл мы здили въ уздъ и тамъ я осматривалъ знаменитое село Сопелки, гд вс почти дома устроены съ потаенными мстами, фальшивыми крышами, двойными стнами и т. п. Слдовательно, уже самыя постройки производились съ умысломъ, и пристанодержательство не случайное, а организованное. Матерьядовъ накопливается много, много будетъ работы при разработк, а любопытная будетъ статья.— Писать ршительно некогда, и то не знаю, примутъ ли на почту.

18-го Сентября 1850 года. Понедльникъ. С. Сопелки.

Вотъ откуда пишу я Вамъ, изъ с. Сопелокъ, верстахъ въ 15-ти отъ Ярославля. Мы пріхали сюда производить слдствіе на мст, пробудемъ здсь нсколько дней, а потомъ отправимся по другимъ селамъ и вообще въ узд пробудемъ недли дв, а потому Вы и не ждите отъ меня въ теченіе этого времени частыхъ и подробныхъ писемъ.— Путешествіе по узду, какъ воинствующее и враждующее съ заведеннымъ здсь порядкомъ вещей, не ставитъ насъ въ мирныя и дружелюбныя отношенія къ крестьянамъ, а потому и не иметъ никакой особенной пріятности.— Помщены мы очень хорошо, вчетверомъ и заняты день цлый.

28-го Сентября 1850 года. Четвергъ. С. Сопелки.

Васъ, я думаю, не мало удивило, а, можетъ быть, и обезпокоило, что Вы отъ меня 10 дней не имли писемъ и что я не поздравилъ Васъ съ праздниками. Еще боле удивитесь Вы, когда я скажу Вамъ, что я по дламъ Коммиссіи здилъ въ Костромскую губернію, въ Кинешму и дальше, отправился я 21-го и воротился вечеромъ 25-го опять въ с. Сопелки. Въ это время получено было мною только одно письмо отъ Васъ съ извщеніемъ о прізд нашихъ путешественниковъ. Я не ожидалъ, что они такъ скоро воротятся. Имла ли эта поздка вліяніе на здоровье Вры? Такимъ образомъ это путешествіе, казавшееся несбыточнымъ, совершилось и, повидимому, при самыхъ неблагопріятныхъ обстоятельствахъ. Вс наши семейные праздники, начиная съ 20-го, Вы, вроятно, проводили вмст: когда же ршится что-нибудь положительнаго на счетъ дома?— Поводомъ въ поздк моей были разныя полученныя свднія объ укрывательств въ Кинешемскомъ узд двухъ необходимыхъ для насъ раскольниковъ. Они — наставники и учители, и если бъ удалось захватить ихъ рукописныя сочиненія, которыя, я знаю, имются и въ которыхъ излагается вся сущность секты, то это было бы также важно, если не важне, какъ и арестованіе самихъ лицъ. Необходимо было также имть личныя объясненія съ Костромскимъ Военнымъ Губернаторомъ и дать ему полное понятіе о предмет нашихъ изслдованій. Все это сдлалось такъ внезапно, что я за два часа до отъзда вовсе и не предполагалъ этого. Стенбокъ и прочіе члены оставались въ с. Сопелкахъ, а я отправился въ Кострому, гд пробылъ сутки, остановившись у Унковскаго. Взявъ отъ Губернатора 8 человкъ жандармовъ и Чиновника, въ ту же ночь ухалъ я въ Кинешму, верстахъ въ 85ти отъ Костромы,— а оттуда отправился по дорог въ Шую, гд, верстахъ въ 35-ти отъ Кинешмы, произвелъ ночные обыски въ двухъ деревняхъ, никого и ничего не нашелъ, кром одной женщины, члена-корреспондента раскольничьяго общества, которую и арестовалъ, утромъ отправился обратно въ Кострому, куда и пріхалъ къ вечеру, а на другой день, т. е. 25-го, посл свиданія съ Губернаторомъ, поскакалъ назадъ въ Ярославль и вечеромъ уже присоединился къ Коммиссіи. О Костром и о Костромской губерніи я не могу дать Вамъ опредленнаго понятія. Скажу только, что битъ и самый народъ тамъ гораздо черне или ‘сре’ Ярославскаго. Посл Ярославской губерніи Вы невольно поражаетесь грубостью и невжествомъ, грязнымъ бытомъ Костромичей. Это, впрочемъ, вовсе не доказываетъ, чтобы нравственность тамъ была лучше. Напротивъ, расколъ въ соединеніи съ цивилизаціей и произвелъ въ Ярославской губерніи такую скверную секту, какъ Сопелковская. Я, кажется, Вамъ писалъ и прежде, что Сопелки — колыбель секты и притонъ сектаторовъ. Здсь нтъ ни одного православнаго, хотя все село по спискамъ полиціи значится православнымъ и вс жители на допросахъ показываютъ себя принадлежащими къ Великороссійской церкви. Но по изслдованію оказывается, что ни одна душа никогда не была у Св. Причастія, и когда мы требуемъ объясненія — почему такъ,— то знаете ли, что мужики и бабы отвчаютъ? Они отвчаютъ, что или не бываютъ у Св. Причастія здоровьемъ (говоря, что въ случа болзни или приближенія смерти они причащаются), или ‘по молодости лтъ’. Этотъ отвтъ я слышалъ, впрочемъ, и въ Костромской губерніи. Баба лтъ въ 30 или 35 ссылается на молодость лтъ, мужикъ лтъ въ 45 — тоже. ‘Наше дло молодое’, говорятъ состоящіе въ брак. Разумется, вс эти разсужденія сейчасъ обличаютъ скрытаго раскольника, воображающаго, что онъ извиняется въ православномъ дух. Въ с. Сопелкахъ есть церковь, въ которую никто никогда не ходитъ. Но когда прізжаетъ какой-либо чиновникъ, то десятскій обходитъ жителей и говоритъ, чтобы шли въ церковь. При насъ церковь всегда полна, и Вы не поврите, какое грустное впечатлніе производитъ видъ этой толпы, лицемрно присутствующей и не умющей молиться. Во время праздника вс молодыя бабы и двки въ модныхъ Нмецкихъ платьяхъ. Если бы этотъ народъ прямо говорилъ, что онъ не по нашей Церкви, такъ съ нимъ легко было бы примириться, но когда слышишь отъ него увренія въ противномъ, а между тмъ знаешь, что онъ принадлежитъ къ самой злой сект, страшно богохульствующей на нашу Церковь, — такъ нельзя оставаться равнодушнымъ. Впрочемъ, Вамъ не совсмъ понятно, какимъ образомъ къ сект бродягъ принадлежатъ осдлые,— и я Вамъ сейчасъ объясню.— Ученіе этой секты тсно связано съ общимъ ученіемъ раскольниковъ объ антихрист, съ того разницею, что это послднее доведено здсь до крайняго своего выраженія. Всякая земная власть — есть власть антихриста (для Константина замчу, что только современи нарушенія древняго благочестія и что этотъ взглядъ вовсе не умозрительный), слдовательно, не надо признавать ея. Всякій, пользующійся покровительствомъ земной власти, безопасностью отъ нея, живущій подъ него безъ страха, длается слугою антихриста. Имющій паспортъ — живетъ безъ страха. Для спасенія души необходимо быть исключену изъ гражданъ вншняго міра (т. е. числиться въ бгахъ или умершимъ), необходимо имть страхъ отъ гоненій антихриста, быть преслдуему, разорвать увы съ обществомъ. Къ этому присоединяется также и толкованіе словъ Спасителя объ оставленіи дома и семьи, и писанія святыхъ о томъ, что въ послднія времена благочестіе должно скрываться. Отъ этого всякій, почему-либо одержимый страхомъ отъ земной власти (за свои преступленія) и враждующій съ обществомъ, поступаетъ въ эту секту, которая перекрещиваетъ даже приходящихъ отъ Филипповскаго согласа. Но странничество было бы весьма невыгодно, если бы не было страннопріимцевъ. Я потому догадливые раскольники допустили въ свою секту людей, которые, оставаясь на мст, но въ чаяніи будущаго странничества занимаются пристанодержательствомъ бглыхъ раскольниковъ. Сектаторъ, отправляясь бродить, сноситъ все свое имущество, продаетъ землю, беретъ деньги и все это складываетъ у ‘Христолюбцевъ’, которые получаютъ за это отъ ‘странныхъ’ большія выгоды. А какъ странники не очень охотно живутъ въ лсахъ и пустыняхъ, то Христолюбцы устраиваютъ свои дома съ теплыми и чистыми подпольями и удобными тайниками. Мы поймали, можетъ быть, боле 50-ти странниковъ и ни одного — въ нищенскомъ рубищ: вс одты хорошо, даже богато и щеголевато. У нихъ большія деньги, которыя раздаютъ по братіи наставники. Подаяніе идетъ имъ огромное. Жители с. Сопелокъ вс христолюбцы, и съ цлью укрывательства бглыхъ выстроено все селеніе. Нтъ дома безъ потаенной кельи. Нелпость доходитъ до того, что оставляютъ домъ свой съ тмъ, чтобы, заставивъ подать о своемъ побг явочное прошеніе, слдовательно, записавшись бглыми, жить у сосда въ дом! Христолюбцы, любящіе покойную жизнь, передъ самою смертью заставляютъ себя выносить вонъ изъ дому, чтобы умереть будто бы-въ странничеств, не у себя въ дом!.. Нельзя и некогда мн сообщать вс подробности разврата нравственнаго этой секты, но Вы поймете, что она, нарушая весь бытъ семейный и порядокъ жизни, является самою вредною изъ сектъ. А еслибъ Вы еще видли ложь, лицемрство, закоснлость, развратъ малыхъ дтей,— Вы бы ужаснулись.— Вс грамотные, вс знаютъ наизусть Четью Минею и Ефрема Сирина. Пусть Константинъ подумаетъ глубже объ этомъ предмет и посудитъ, едва ли я не былъ правъ, доказывая ему вредъ исключительно чтенія церковныхъ книгъ.

1850 года, Октября 2-го. Понедльникъ.

Вы были въ Ростов, милая моя Маменька, и какъ жаль мн, что я не могъ пріхать къ Вамъ въ Ростовъ. О Вашемъ прізд въ Ростовъ 28-го числа извстилъ меня Хлбниковъ маленькою запискою, которую я получилъ 29-го вечеромъ въ Сопелкахъ. Я бы и хотлъ отправиться, но этому помшало многое: 1) на другой день предстояло давать очныя ставки боле, чмъ ста человкамъ и работать въ нсколько рукъ, а одного члена Коммиссіи мы отпускали въ отпускъ, слдовательно, присутствіе мое было необходимо, 2) я не зналъ наврное, долго ли Вы пробудете въ Ростов и могъ, пріхавши 30-го Сентября, не застать Васъ тамъ боле, 3) посл своей поздки въ Кострому я получилъ сильный катарръ и даже маленькую лихорадку, больше жаръ, чмъ лихорадку, которая теперь проходитъ. Собразивъ все это, а также и то, что по свойству своего характера я не былъ бы свободенъ и спокоенъ духомъ при поздк въ Ростовъ, имя за собой оставленныя во множеств дла, я ршился не хать. Долго ли Вы тамъ пробыли, милая Маменька, кто сопровождалъ Васъ, все ли Вамъ показали, познакомились ли Вы съ Протоіереемъ и какъ Вамъ понравился Ростовъ? Мн потому уже непріятно здить въ Ростовъ, покуда я чиновникъ Министерства, что ко мн бы немедленно пріхали Городничій и другіе должностныя лица, а также и кляузники обихъ враждующихъ тамъ между собою партій.— Благодарю Васъ, милая Маменька, и Васъ, милый Отесинька, за поздравленіе съ 26-мъ Сентября. Ныншній годъ я этого дня не почувствовалъ, хотя и праздновалъ его нсколько противъ обыкновенія. Товарищи мои узнали, что я имянинникъ, и хотя это было въ деревн, но я ради имянинъ поставилъ на столъ бутылку хорошаго Lafitte и Шато д’Икемъ. Стараюсь оглушить себя работой и не думать о томъ, что мн уже 28-й годъ. Въ письмахъ Вашихъ слышится какъ будто упрекъ мн за то, что я слишкомъ занятъ теперешними своими занятіями. Они непріятны, но я въ нихъ вижу для себя большую пользу, конечно, внутреннюю, т. е. для меня собственно. Распространяться объ этой польз теперь не время. Я очень радъ, что получилъ 1000 руб. сер. Эти деньги мн очень кстати. Впрочемъ, за уплатою долговъ не останется изъ нихъ, кажется, ни гроша. Богъ знаетъ, что такое! Служу, служу и никакъ не могу пріобрсти капитала! Впрочемъ, эти деньги мн еще не доставлены. Буду писать объ нихъ Гриш.— Я радъ по крайней мр, что сестрамъ понравился Югъ. Понимаю всю важность Кіева, его воспоминаній и вчныхъ святынь, — объ этомъ ни слова, отдаю всю справедливость Сверу, но люблю Югъ за его природу, за его красоту. Я часто утомляюсь теперь отъ интересовъ постоянно отвлеченныхъ, общечеловческихъ, и если желаю наслажденій чисто личныхъ, то могу находить ихъ только въ природ, ибо что касается до нжныхъ чувствъ то я ихъ боюсь, а жениться охоты вовсе не имю. И всего боле наслажденій даритъ природа южная, теплая, грющая. Оттого-то я ее такъ и люблю, отъ того-то мн и хочется на Югъ. Не врю, чтобы Константину южная ночь не нравилась. По части женской красоты онъ, кажется, красавицъ Юга предпочитаетъ Свернымъ.

9-го Октября 1850 года. Мигачево, въ 45-ти верстахъ отъ Ярославля.

Вотъ гд мы теперь находимся и живемъ здсь уже нсколько дней. Посл поздравленій съ 26-мъ Сентября я отъ Васъ писемъ не имю, думаю, что вчера, врно, получено, письмо, но оно ко мн еще не доставлено. Отъ Хлбникова я получилъ письмо: онъ пишетъ, что Вы, милая Маменька, и сестрицы: Надежда, Любовь, Марья и Софья Сергевны, кром церкви Іоанна Милостиваго, помолились всмъ чудотворцамъ, а сестры были даже на паперти храма Іоанна Богослова и прошли часть стны, были у него и въ саду и въ новомъ дом, и ухали въ Субботу утромъ. Стало быть, получивши извстіе о Вашемъ прізд въ Пятницу вечеромъ, я могъ Васъ и не застать. Только не понимаю, какъ Вы въ такой короткій срокъ успли везд побывать. Были ли сестры въ Спасовой церкви, уже запертой, что на стнахъ?— Мы находимся на самой границ Костромской губерніи и производимъ здсь слдствіе уже не собственно о раскол, а о переловленной Коммиссіею шайк разбойниковъ, большею частью православныхъ. Мужики говорятъ, что они теперь въ раю Христовомъ: такъ имъ теперь покойно и безопасно. Впрочемъ, эта сторона гораздо сре той, гд мы жили: жители бдне, живутъ хуже и грамотныхъ почти совсмъ нтъ. Однакожъ и тутъ нтъ деревни, гд бы не было бглыхъ и довольно въ большомъ числ: побудительная причина къ побгу — расколъ, странничество. Огорчилъ меня недавно одинъ святой, Василій Новый. У раскольниковъ часто попадается книга его житія, напечатанная въ Почаевской типографіи и списанная съ Макарьевской Четьи-Минеи. Этотъ святой, котораго происхожденіе неизвстно, былъ также пойманъ какъ бродяга и преданъ суду, и на вс вопросы отвчалъ почти такъ же, какъ наши бродяги-раскольники: знать не знаю, вдать не вдаю. На вопросы: кто ты такой, — онъ отвчалъ: рабъ Христовъ, что за человкъ — ‘странный’, зовутъ Васильемъ — и больше ничего. Его бросили въ море, однако дельфины его оттуда вынесли на сушу, и онъ сталъ творить чудеса. У Димитрія Ростовскаго также разсказывается это житіе, хотя онъ почувствовалъ необходимость оправдать святаго такимъ разсужденіемъ, что святому пришлось бы публично разсказывать свою добродтель, чего ему не хотлось по слову, что и правая рука не должна знать, что творитъ лвая. Это тотъ самый Василій, въ житіи котораго разсказываются виднія ученика его Григорія о 45-ти мытарствахъ того свта. А теперь въ той комнат, въ которой я пишу къ Вамъ, передъ моими глазами виситъ на стн огромная картинка этихъ мытарствъ, взятыхъ изъ того же житія, съ изображеніемъ чертей во всхъ видахъ и положеніяхъ.— Если Васъ радуетъ иидъ благо покрова земли, то, врно, Вы радуетесь теперь, потому что со вчерашняго вечера идетъ постоянно снгъ, покрывшій больше, чмъ на вершокъ землю. Зима! Все это грустно, да и многое грустно, и какъ другой въ вин, въ пьянств заноемъ находитъ себ утшеніе, такъ и я ищу забвенія и утшенія въ служебной работ. Кругомъ цлый лсъ вопросовъ неразршимыхъ или такихъ, которыхъ представляющееся уму разршеніе — страшно, нежелательно.—
Мы помщены въ хорошемъ крестьянскомъ дом (низъ каменный, верхъ деревянный), но не такъ удобно, какъ въ Сопелкахъ.

1850 года, Октября 12-го, Четвергъ. Мигачево, Ярославскаго узда.

Наконецъ я получилъ Ваше письмо.— Вы такъ безпокоитесь на счетъ моего здоровья, что Вамъ нельзя сообщать правды. Нездоровье мое продолжалось два или три дня, не больше и не мшало мн работать: теперь о немъ я уже и забылъ совсмъ и мн жаль, что Вы такъ долго и понапрасну безпокоились.— Какъ Вы скоро оглядли Ростовъ, милая Маменька, и я очень благодаренъ Хлбникову за его пріемъ и радушіе. Надобно Вамъ сказать, что незадолго до Вашего прізда онъ просилъ меня объ одномъ дл, но я находилъ всегда, что онъ въ этомъ дл дйствуетъ пристрастно и не такъ смотритъ на дло, по этому я ему и написалъ прямо, что онъ въ этомъ дл не правъ и я содйствовать ему въ этомъ дл не могу. Онъ очень былъ огорченъ не отказомъ моимъ, а моимъ мнніемъ, что и выразилъ мн въ письм, но я ему отвчалъ, что не соглашаясь съ нимъ во взгляд на дло, я нисколько не измняю своего о немъ мннія, что ошибаться можетъ каждый, но что я люблю и уважаю его по прежнему, тогда онъ написалъ ко мн славное письмо, въ которомъ радовался, что я сохраняю съ нимъ прежнія отношенія.— Не понимаю, откуда взялись у Васъ подозрнія на мой счетъ. Это довольно скучно. 1) съ самаго своего возвращенія въ Ярославль я не видалъ ни одной женщины, кром арестантокъ и крестьянокъ, 2) Вы забываете, что мн уже 27 лтъ: возрастъ серьезный, особенно для меня. Человкъ моего нравственнаго сложенія въ эти года уже очень, очень немолодъ. Хотя не люблю я этого нерусскаго слова, но придется употребить его: съ каждымъ днемъ я чувствую, что большая и большая серьезность вкрадывается мн въ душу, и, право, я не думаю ни о красотахъ, ни о любвяхъ и смотрю на это, какъ на что-то, чему пора миновалась. {Отецъ отвчаетъ Ивану Серг.: 19 Октября. Четвергъ. ‘Обращаюсь къ твоему письму: изъ него-то ясно вижу я, что теб не 27, а 17 лтъ. Во-первыхъ потому, что ты морщишься отъ безпокойства отца и матери о твоемъ нездоровь, а я теб скажу, что ты такой глупый человкъ на этотъ счетъ, что непремнно надобно безпокоиться о теб, даже о здоровомъ. Во-вторыхъ: ты самую простую и явную шутку принимаешь серьезно и даже немного на нее сердишься. Да намъ никому и въ голову не входило подозрвать тебя въ историческомъ чувств. Предупреждаю тебя что Вра теб напишетъ новую шутку, угнавъ изъ письма Гриши, что ты поручаешь ему какія-то дла (вроятно о твоемъ плать) съ Петербургскимъ портнымъ Луа. Серьезность твоя происходитъ отъ твоего положенія. Предсказываю теб, что ты будешь мене серьезенъ, когда теб будетъ за 35 лтъ: ибо многіе вопросы и стремленія сдашь въ архивъ нершенныхъ длъ и живая твоя воспріимчивость поутихнетъ. Ты нисколько отъ этого не опошлишься, вы чмъ дурнымъ не примиришься, а будешь только разумне и спокойне’.} — Поздравляю Васъ съ зимою. У насъ съ 9-го Октября стала зима и великолпный санный путь, такъ что иначе и здить невозможно.

30-го Октября 1850 года. Сельцо Яковлево, Ярославской губерніи.

Слава Богу, опять вчера выпалъ снгъ и зима поддержалась, а то совсмъ пути не было. Врно, таже исторія съ саннымъ путемъ повторилась и у Васъ въ деревн, милый мой Отесинька. Я пропустилъ къ Вамъ одну почту, потому что хотя и былъ въ этотъ день въ Ярославл, однакоже не усплъ, снималъ допросъ, длившійся по крайней мр часовъ 8. Не думайте однако-же, что этотъ допросъ былъ инквизиціонный, нтъ, я записывалъ только добровольное показаніе одного раскольника другой открытой секты,— раскольника, бродившаго лтъ 15 сряду и знакомаго со всмъ бытомъ и исторіей этой невидимой для васъ жизни. Я убдился, что пропаганда раскола становится все сильне и сильне, р убжденъ, что ей суждено еще долго распространяться. Право, Россія скоро раздлится на дв половины: православіе будетъ на сторон Казны, Правительства, неврующаго дворянства и отвращающаго отъ вры духовенства, а вс прочіе обратятся къ расколу. Берущіе взятку будутъ православные, дающіе взятку — раскольники. Въ здшней губерніи православный значитъ гуляка, пьяница, табачникъ и невжда. Если бъ Вы знали, какъ иногда длается страшно. Кора все больше и больше сдирается, и язва является Вашимъ глазамъ во всемъ отвратительномъ могуществ. Причины язвы — въ крови. Вс соки испорчены и едва ли есть исцленіе. Кажется, намъ суждено только понять болзнь и созерцать, какъ она пожираетъ постепенно еще не вполн зараженные члены.— Когда кончится наша Коммиссія,— Богъ всть. Много важныхъ открытій сдлано ею, много пользы въ этомъ отношеніи принесла она мн,— но много и скучныхъ, пустыхъ занятій, много непріятныхъ дйствій возбуждаетъ она. Главное то, что нтъ отдыха, — ни читать, ни писать почти нтъ времени. Положительныхъ границъ нашему слдствію нтъ, и мы могли бы растянуть его, если бы. хотли, хоть на два года. Но мы всми силами стараемся ограничить кругъ изслдованія, и все нтъ конца. Можетъ быть, придется всей Коммиссіи перехать въ Костромскую губернію на мсяцъ времени и больше.— Скоро ли Вы передете? Я продолжаю писать въ деревню. Зима слзла было совсмъ, но опять воцарилась, кажется.

1850 года, 7-го Ноября. Сельцо Яковлево.

Послднее письмо Ваше было отъ 26-го Октября милый мой Отесинька. Гд Вы теперь: въ деревн или въ Москв? Благодарю Константина за присылку стиховъ. Лучшія строфы вторая и дв послднія. Я говорю о стихахъ, а не о мысли… Убжденіе, изложенное съ этихъ стихахъ, мн извстно, я самъ ношу его въ душ, только, признаюсь, безъ вры, такъ же, какъ невполн врующій человкъ носитъ на ше образъ или крестъ по привычк.и потому, что ему пріятно имть на себ признакъ вры. Я не въ состояніи былъ бы теперь писать стихи подобнаго рода и толковать о мир, когда душа ежеминутно раздирается на части. Мн кажется, наше положеніе безвыходное, и я не предвижу исцленія. Ядъ болзни проникъ до костей, а исцленіе — исцленіе таково, которое не вмстить человчеству. Христіанское ученіе, приказывающее любить ближняго и ненавидть жизнь и миръ и все земное, разрушаетъ жизнь, и эту разрушающую силу сознаю я ежеминутно, не имя силъ для зиждительной вры… Ну да что объ этомъ говорить… {Сергй Тимоеевичъ пишетъ 13 Ноября: ‘Письмо твое, милый другъ, написано въ раздраженномъ состояніи духа. Неужели ты постоянно въ немъ находишься? Боже сохрани! Думая видть ясно, ты доходишь до слпоты: гд же христіанское ученіе приказываетъ ненавидть жизнь? Нетерпливо станемъ ждать отъ тебя стиховъ: содержаніе ихъ будетъ горько, но человку отрадно услышатъ сильное выраженіе общаго намъ безотраднаго чувства’.}. Вотъ уже два мсяца, какъ я ничего не читалъ и не читаю, даже газетъ… Можетъ быть, я самъ скоро напишу стихи, только не утшительные.— Въ голов моей роятся разныя намренія… Еще нсколько лтъ путешествія по Россіи, и годъ путешествія по чужимъ краямъ, и я думаю закончить свое бродяжничество и служебную карьеру, поселившись вмст съ Вами въ Москв, только, конечно, не для женитьбы, а чтобы жить вмст съ Вами.— Деньги я получилъ, но изъ 1000 р. сер. вычли 100 р. сер. въ пользу казны! Мы до сихъ поръ еще въ Яковлев и, думаю, не прідемъ въ городъ раньше недли.

13-го Ноября 1850 года. Сельцо Яковлево.

Вчера привезли мн письмо отъ Вры, въ которомъ она увдомляетъ, что Вы еще въ деревн. Съ каждымъ годомъ перезды совершаются все позже и позже. По моему расчету я долженъ былъ бы получить отъ Васъ письмо изъ деревни, однакоже не получилъ.— Впрочемъ, для Константина или для его занятій это хорошо.— Я писалъ Вамъ, что мы надемся въ скоромъ времени возвратиться въ городъ, но новыя открывшіяся обстоятельства заставляютъ насъ продолжить свое пребываніе въ узд. На этой недл мы перечитывали наше дло, состоящее уже изъ 3000 листовъ: оказываются, разумется, недостатки и неполноты, которыя вс должно исправить. А тутъ вдругъ открываются новые случаи, которые нельзя не обслдовать. Впрочемъ, до сихъ поръ все было хорошо тмъ, что вс мы, члены Коммиссіи, между собой были согласны и дружны, вс молодые люди, одинаковаго воспитанія и правилъ. Живя почти въ одной комнат, мы никто не стснялись другъ другомъ и никогда не ссорились. Все, что есть честнаго въ губерніи, сочувствуетъ Коммиссіи. Но вчера мы получили извстіе, что въ составъ нашей Коммиссіи назначенъ изъ Петербурга жандармскій офицеръ Чулковъ. Онъ уже пріхалъ въ Ярославль и нынче, вроятно, явится въ Коммиссію. Постоянное присутствіе человка новаго, незнакомаго, разумется, стснитъ насъ. Слдствіе длается не по утрамъ только, какъ въ Присутствіи, но мы работаемъ и утромъ и вечеромъ и весь день.— Вра пишетъ, что Каролина Карловна разстроилась духомъ, говоритъ, что стихъ — не дльное занятіе и ищетъ себ дльнаго занятія. Передайте ей, что она ошибается. Дло ея жизни — воспитаніе сына и званіе матери. Въ этомъ смысл она уже обезпечена и дльное занятіе у нея есть, слдовательно, безъ угрызеній совсти можетъ предаваться и не дльнымъ занятіямъ. Скажите ей что угодно, но только ради Бога — чтобъ она не переставала писать! Я люблю ея стихъ — живой и согрвающій: отъ своихъ я мерзну.— Странный человкъ Константинъ! Онъ удивительно какъ способенъ удовлетворяться идеею!.. Придетъ ему мысль о равнодушіи къ искусству, и онъ становится равнодушенъ! Я понимаю очень хорошо самъ значеніе искусства, но чувствую, что этотъ взглядъ убиваетъ жизнь. Мы разрушаемъ храмъ и остаемся безъ храма, безъ вры, безъ богослуженіи… Потому что живая жизнь не мирится съ строгимъ Христіанскимъ ученіемъ.— Оставимъ это… Скоро, въ начал Декабря, начинаются выборы губернскіе. Я никогда не видалъ выборовъ, и мн будетъ любопытно взглянуть на всю эту комедію.— Желалъ бы я повидаться съ Вами, а писать письма — длинныя — некогда и подробныя — неудобно. Я имю причины быть осторожнымъ…— Прощайте, до слдующей почты. Я, можетъ быть, скоро напишу стихи, если найду свободное время.

1850 года, Ноября 19-го. Ярославль.

Наконецъ, мы вернулись въ городъ и слава Богу! Съ кмъ бы ни жилъ вмст, но если это продолжается долго, то необыкновенно пріятно почувствовать себя, наконецъ, одного, безъ посторонняго соглядатая. Впрочемъ наша Коммиссія далеко не кончилась, но здсь мы имемъ, по крайней мр, каждый свой уголокъ. Командированіе въ составъ Коммиссіи г. Чулкова сдлано съ цлью придать ещё больше всу и силы дйствіямъ Коммиссіи при противодйствіи Бутурлина… На дняхъ, можетъ быть, раньше полученія Вами этого письма, явится къ Вамъ Князь Андрей Васильевичъ Оболенскій. Онъ служитъ здсь Товарищемъ Предсдателя Уголовной Палаты Если Оболенскіе добрйшіе изъ смертныхъ, такъ Андрюша Оболенскій (какъ обыкновенно звали его въ Училищ) — добрйшій изъ Оболенскихъ. Онъ двоюродный братъ Дмитрія Оболенскаго и родной братъ Княгини Мещерской. Онъ любитъ меня всей душой и хотя проведетъ въ Москв только нсколько часовъ, но хотлъ непремнно захать къ Вамъ. Онъ же Вамъ можетъ сообщить разныя интересныя свднія.— Извстіе о томъ, что драма Константинова пропущена Цензурою,— для меня совершенный сюрпризъ {Освобожденіе Москвы въ 1612 году.}. Я даже и не зналъ, что онъ ее отдавалъ въ Цензуру. Сдлайте одолженіе, увдомьте меня подробне: какъ размщены роли, какимъ образомъ все это случилось, когда дается піэса, въ бенефисъ ли чей или такъ, просто. Наконецъ, какъ Вы думаете, будетъ ли она имть успхъ на сцен. Я непремнно стану перечитывать вновь драму, чтобы вывести вроятное предположеніе объ успх или неуспх.— Два мсяца сряду я не читалъ ни газетъ, ни журналовъ. Вчера досталъ Москвитянинъ, прочелъ описаніе обда, даннаго Вяземскому, Русалку Мея (многое очень не дурно) и вдоволь посмялся надъ стихами Ростопчиной: эльзкаръ дычь! О звукъ небесный! Оболенскій ршился самъ хать нынче, а потому я это письмо отправляю не съ почтой, а съ нимъ. Сдлайте одолженіе, по полученіи письма, пришлите мн сейчасъ, если можно, шубу мою… Не пишу больше, потому что по встртившимся обстоятельствамъ долженъ сейчасъ хать въ Рыбинскъ. къ тому же Оболенскій передастъ Вамъ изустныя обо мн всти.

1860 года, Ноября 27-го. Понедльникъ. Ярославль.

Нынче, кажется, день рожденія Любиньки, поэтому поздравляю и цлую ее, поздравляю и Васъ и всхъ нашихъ. Вчера получилъ я Ваше письмо отъ 24-го Ноября изъ Москвы: наконецъ-то Вы вс вмст. Письмо Ваше дйствительно написано, какъ видно, въ суетахъ и хлопотахъ, потому что обстоятельныхъ свдній о состояніи здоровья Олиньки и Вры Вы не успли сообщить.— Едва ли можно мн будетъ пріхать къ 15-му Декабря, т. е. во дню представленія драмы: я теперь не такъ свободенъ, какъ бывало прежде въ Калуг. Какъ странно, что вторая драматическая піэса Константина опять дается въ бенефисъ Леонидова. Думаю, что Дмитревскій въ роли Пожарскаго можетъ быть очень хорошъ: нужно только растолковать ему хорошенько роль и объяснить, что чмъ просте онъ будетъ играть, тмъ лучше. Чрезвычайно любопытно будетъ увидать, какъ вся эта драма выходитъ на сцн, въ живомъ дйствіи. Надобно сознаться, что женщинъ-то въ драм ужъ черезчуръ мало, всего дв, да и послдняя-то говоритъ всего три слова. Между тмъ ихъ лица и одежды всегда оживляютъ сцену. Мн думается даже, что драма эта выигрываетъ при внимательномъ чтеніи: на сцен же піэса должна быть такова, что если и половины словъ не услышишь, то живое дйствіе и зрніе дополнятъ остальное. Можетъ быть, драма будетъ имть и огромный успхъ, можетъ быть, и вовсе не будетъ имть успха, если въ театр, кром знакомыхъ, будетъ еще публика (т. е. всякій сбродъ, обыкновенно посщающій театръ),— и въ послднемъ случа ничего не будетъ удивительнаго. Мы привыкли къ пряностямъ, а предлагаемая пища слишкомъ прсна и здорова. Добродтель хорошая вещь, но иногда весьма скучная и способная произвесть звоту. Не спорю, что иконопись иметъ свое значеніе, но въ области искусства я предпочту Мадонну Рафаэля русскимъ изображеніямъ святыхъ. Надюсь, что Константинъ не постуетъ на меня за эти замчанія: я ихъ высказывалъ уже не разъ и отъ всей души желаю, чтобъ я ошибся.— Шубу я получилъ. Дйствительно, она гретъ немного, и по прізд въ Москву я хочу ее обмнять на другой мхъ, боле теплый. Скажите Оболенскому, когда его увидите, чтобъ онъ возвращался скоре, что мн безъ него чрезвычайно скучно. Этотъ добрйшій изъ смертныхъ очень милъ и не только не глупъ, но даже остеръ и въ немъ много своего юмора. Посылаю Вамъ стихи, недавно мною написанные. Надюсь, что никто не можетъ истолковать ихъ въ дурную сторону. Если же такой дуракъ гд бы нибудь нашелся, то я готовъ дать ему нужное объясненіе {См. приложеніе: ‘Усталыхъ силъ я долго не жаллъ’.}. Только злонамренности прилично было бы видть въ этихъ стихахъ дурной смыслъ. Вы, пожалуйста, сообщите мн Ваши замчанія. Боюсь, чтобы Вы не сказали, что я только повторяю себя, да и видно, что я давно не писалъ стиховъ: такъ они тяжелы и шероховаты. Я, впрочемъ, думаю скоро написать еще стихотвореніе.

Понедльникъ, 4-го Декабря 1850 года. Ярославль.

Наконецъ Оболенскій пріхалъ и привезъ мн цлую связку Вашихъ писемъ. Очень Вамъ благодаренъ, милая Маменька, за посылку и за сигары. Разсказы Оболенскаго были для меня очень интересны. Жалю только, что не могу отвчать Вамъ такъ, какъ бы хотлъ. Письмо Гриши и огорчило и разсмшило меня. Разсмшило потому, что мн длаютъ упрекъ, будто я не даю служб столько времени, сколько могъ бы, и слишкомъ занимаюсь поэзіей!!! А вотъ уже цлый годъ, что а не прибавлялъ къ ‘Бродяг’ ни строчки… хать въ Петербургъ съ тмъ, чтобы опять воротиться въ Ярославль, я не намренъ. Мн Ярославль такъ надолъ, что вырвавшись изъ него, я бы не желалъ осудить себя на долговременное въ немъ пребываніе: я не знаю, сколько бы времени мн пришлось оставаться, можетъ быть, мсяца 3 или 4. Я прошу по окончаніи занятій Коммиссіи дозволенія пріхать въ Петербургъ съ тмъ, чтобы тамъ уже и остаться и тамъ уже доканчивать свои отчеты. Въ весн я ихъ кончу и посмотрю уже тамъ, на мст, какъ распорядиться весною. Что же касается до денегъ, то Богъ съ ними. къ тому же это разсчетъ плохой и подъемныя деньги слишкомъ незначительны.— Оболенскій просто въ восторг отъ Вашей ласки и вообще отъ Вашего пріема, только совстится, что онъ иногда засиживался. Въ Субботу вечеромъ я часто посылалъ на почту — освдомиться, не пріхала ли почтовая карета. Часовъ въ 11 вечера, я бывши въ гостяхъ у одного своего больнаго знакомаго, прохалъ на почту и увидалъ почтовую карету. Спрашиваю Оболенскаго — только что ухалъ. Я къ нему на квартиру: говорятъ, что князь ухалъ къ Вамъ. Наконецъ я его поймалъ, и мы часовъ до трехъ просидли. Что за славный.человкъ этотъ Оболенскій!— Насчетъ моихъ стиховъ скажу Вамъ только, что выраженіе: за комаромъ съ топоромъ и проч.— есть русская поговорка, мною подслушанная. Я употребилъ ее въ томъ же смысл, въ какомъ мы говоримъ: буря въ стакан воды и проч. Я хотлъ сказать, что мы съ огромнымъ запасомъ силъ воюемъ съ комаромъ, т. е. Желая бурь и борьбы, возводимъ пустяки на степень важныхъ событій и готовы разразиться надъ ними со всею важностью, тяжестью и серьезностью удара! Вы, милый Отесинька, кажется, поняли это въ другомъ смысл. Если за комаромъ погнаться съ рампеткой или съ булавкой, такъ его уловишь и уязвишь, но въ томъ-то и смшно, что мы расточаемъ на эту борьбу силы, беремъ тяжелый топоръ, орудіе могучей силы, и отправляемся воевать съ комаромъ. Грусть въ томъ, что отважной силы вовсе не нужно.— Вотъ Вамъ еще новость: Аанасій женится, и я попрошу Васъ поискать для меня хорошаго, умнаго человка. Впрочемъ, до Января Аанасій останется при мн. Беретъ онъ богатую невсту, съ двумя или тремя тысячами приданаго, изъ оберъ-офицерскаго дворянства! Впрочемъ, онъ здсь оставаться не думаетъ, а хочетъ увезти жену на родину, въ Воронежскую губернію и, если можно, гд-нибудь послиться въ деревн.

18-го Декабря 1850 года. Понедльникъ. Ярославль.

Опять пишу къ Вамъ изъ Ярославля: какъ сонъ на сонъ, но сонъ мятежный, пронеслись эти три дня, проведенные мною въ Москв {Иванъ Сергевичъ ухалъ на три дня въ Москву присутствовать при представленіи драмы Константина Сергевича.}. Въ Ярославль я пріхалъ часовъ въ 10 вечера. По прізд я узналъ, что Константинъ Булгаковъ за день до меня пріхалъ также изъ Москвы и разсказывалъ, что драма не имла успха, впрочемъ, самъ онъ на представленіи не былъ. Разумется, я далъ нужное объясненіе, почему она, драма, Булгакову не должна нравиться… Новаго въ Ярославл нтъ ничего. Выборы еще продолжаются. Бумагъ въ полученіи изъ Петербурга нтъ никакихъ, но Каменскій, Костромской губернаторъ, прозжая черезъ Ярославль, сказывалъ одному изъ вашихъ знакомыхъ, что въ Костром по поводу указаннаго нами раскола будетъ учреждена цлая Коммиссія. Только неизвстно: по окончаніи ли нашей Коммиссіи здсь или еще во время ея существованія. Меня пугаетъ мысль, что эта Коммиссія будетъ просто наша Коммиссія, переведенная въ Костромскую губернію по окончаніи своихъ занятій здсь, или, если и учредятъ особую Коммиссію, такъ меня назначатъ въ нее членомъ, чего мн страшно не хочется. Право, не знаю, какъ быть. Слдовало бы мн самому създить въ Петербургъ, а то — смотришь, какъ разъ взвалятъ еще порученіе въ Кострому, да не развяжутъ и съ городскимъ хозяйствомъ въ Ярославл. А убить въ такой работ, въ попыхахъ, все ожидая конца, такъ сказать, живя не въ зачетъ, лучшихъ годовъ три — очень, очень, очень тяжело! Напишу Вамъ, какъ я все это поршу. Что драма, что второе представленіе? Оболенскій просто въ отчаяніи, что не былъ, и всмъ отъ души кланяется.

25-го Декабря 1850 года. Понедльникъ. Ярославль.

Изъ письма Вры вижу, что толковъ о драм много, но не могу толкомъ понять, будетъ или нтъ второе представленіе. Сколько можно догадаться, второе представленіе отложено до полученія отвта изъ Петербурга. Вчера а получилъ письмо отъ Хлбникова: онъ пишетъ, что слышалъ отъ одного купца (едора Ивановича Соболева), который самъ былъ въ театр во время представленія драмы, что театръ былъ биткомъ набитъ и публика была въ восторг. А не справлялись ли Вы въ книжныхъ магазинахъ, не пошла ли продажа драмы снова въ ходъ? Справьтесь, это любопытно.— Ну что Хомяковъ? Кстати, пожалуйста, не забудьте: у него должны быть три, кажется, мои раскольническія книги — отвты Поморскіе и еще дв рукописи. Не затерялъ ли онъ ихъ, а если не ватерялъ, такъ гд они? Если въ Москв, то сдлайте милость, возьмите у него и сберегите до меня. Эти рукописи очень дороги.— Наконецъ, мн достали сочиненія основателя Страннической секты Ефимія и небольшую брошюрку послдователя его, еще живущаго, Никиты Семенова. Сочиненіе послдняго отличается необыкновенною рзкостью, да, впрочемъ, оба дышатъ постоянно негодованіемъ и озлобленіемъ противъ насъ. Впрочемъ, сочиненія эти не противъ насъ направлены. Они писаны для старообрядцевъ другихъ сектъ. Вопроса о вр собственно нтъ вовсе, а цль сочиненій доказать, что у прочихъ раскольниковъ нтъ правды въ жизни, въ быту, что они непослдовательны, что одного религіознаго несогласія недостаточно, что проповдующій древнее благочестіе долженъ или воевать съ бытомъ гражданскимъ, или укрываться, но признавать его не можетъ и не долженъ. Потому то и сочиненія эти гораздо важне книгъ ихъ собственно о вр. Впрочемъ, объ этомъ теперь не время распространяться.— Вы спрашиваете меня, милая моя Маменька, объ Аанасі. Онъ отказался отъ невсты и ршительнымъ образомъ отказался только нынче. Его почти насильно призвали на завтракъ въ домъ невсты, и тамъ вс родные пристали къ нему съ требованіемъ ршительнаго отвта. Онъ долго конфузился, наконецъ, потребовалъ листокъ бумаги и написалъ на немъ: ‘я не могу быть вашимъ женихомъ, я считаю себя недостойнымъ, и вы ропщите не на меня, а на судьбу вашу’! Каково! Бумажку эту онъ свернулъ и, прощаясь, отдалъ ее невст, поручая ей прочесть ее посл того, какъ онъ уйдетъ. Онъ мн сейчасъ объ этомъ разсказывалъ.

Четвергъ 28 го Декабря 1850 года. Ярославль.

Это письмо придетъ къ Новому Году: поздравляю Васъ по обычаю. Я знаю, что Вы не уважаете этого обычая, но я люблю его. Для меня собственно онъ иметъ столько же значенія, сколько и день рожденія. Это верстовые столбы времени. Начинается вторая половина XIX вка. Впрочемъ, раскольники считаютъ, что теперь 1857-й годъ.— Теперь я жду прізда Костромской Коммиссіи и до того времени ршился не писать. Изъ Петербурга ни писемъ, ни извстій никакихъ не имю. Написалъ нынче письмецо къ С—вой, послалъ ей куплеты Ленскаго и свои стихи. Кстати, что говоритъ Хомяковъ про мои стихи? Праздники я встртилъ и провожу все дома, продолжая работать и читать раскольничьи рукописи. Я и прежде мало вызжалъ, а теперь ужъ вовсе не вызжаю. У Бутурлина съ поздравленіями также не былъ. Я здилъ поздравлять Гражданскихъ Властей съ рождествомъ Высшей Власти, т. е. 21-го Ноября и 6-го Декабря, но не вижу никакой надобности и смысла поздравлять Губернатора съ рождествомъ Христа. Въ губерніяхъ же обыкновенно все это детъ въ мундирахъ съ оффиціальнымъ поздравленіемъ.— По случаю поздки моей въ Москву на представленіе драмы, по нкоторой извстности нашего имени въ губерніи, наконецъ, по милости друзей,— въ город Ярославл явилось много охотниковъ читать драму Константина. По этому случаю два или три экземпляра отданы много въ публику и ходятъ по рукамъ.— Сюда пріхала также на время и скоро уже отсюда детъ какая-то М-lle М. съ матерью. Она возбудила полное сочувствіе въ Оболенскомъ и дйствительно, по его разсказамъ, оказывается замчательною двушкой, съ мыслью, окрпшею въ одинокой жизни въ деревн, гд она научилась понимать и природу и народъ. По крайней мр такъ рисуетъ ее Оболенскій. Я ее не видалъ и не знаю, но по желанію ея прочесть драму и по увренію Оболенскаго въ ея сочувствіи, я черезъ Оболенскаго послалъ ей драму съ слдующею надписью: Катерин едоровн М. по довренности отъ автора, Ив. Аксаковъ. Нравится ли теб это распоряженіе Константинъ?

Ярославль 1-го Генваря 1851 года.

Вотъ и новый 1851-й годъ! Поздравляю Васъ опять. Со вчерашней почтой получилъ я отъ Васъ письмецо: слава Богу, что Вы здоровы и что Софь лучше. Новый годъ я встртилъ вчера въ Собраніи, потому что вс мои пріятели были тамъ, и мн хотлось встртить годъ вмст съ ними.— Посылаю Вамъ стихи, оконченные мною вчера {См. Приложеніе: ‘Посл 48 года’.}. По неимнію большаго почтоваго листа, посылаю ихъ на простой бумаг. Я прошу Васъ, милый Отесинька, такъ же, какъ и по первымъ стихамъ, написать мн въ подробности вс Ваши замчанія… Я самъ знаю, что они, какъ стихи, не совсмъ хороши: все какъ-то тяжело и шероховато, совсмъ разучился писать. Стихи эти не слдуетъ читать въ те минуты дня, которыя прыщутъ дятельностью и бодростью, ни средь толковъ о драм и т. п. Но въ нкоторыя разумныя минуты можно прочесть ихъ. Впрочемъ, они никакъ не могутъ быть всмъ понятны, необходимы комментаріи. То, что для насъ достаточно въ намек, другимъ не ясно.— Пришелъ Трехлтовъ. Прощайте, до слдующей почты. Оболенскій кланяется Вамъ. Изъ Петербурга нтъ ничего новаго.

1851 года, Января 7-го. Воскресенье. Ярославль.

Я не усплъ написать Вамъ въ прошедшій Четвергъ и хотлось бы мн нынче, если только успю, вознаградить Васъ разомъ за вс мои коротенькія письма. Изъ Петербурга о ‘Бродяг’ нтъ никакихъ извстій. Но на этой недл я получилъ совершенно секретное порученіе отъ Министра (поврить одно донесеніе Бутурлина), порученіе, для котораго я здилъ сутки на полторы въ городъ Романовъ, откуда и воротился только вчера ночью. Порученіе немудреное, но доказывающее однако неослабвшую довренность.— Пріхали, наконецъ, чиновника, назначенные для Костромской Коммиссіи. Слава Богу, что я не съ ними: что на народъ! Слава Богу и въ томъ, что они не свяжутъ, кажется, дйствій нашей Коммиссіи, которую мы намреваемся скоро закрыть. Завтра начнется составленіе записки, и на этой недл я пошлю письма о дозволеніи мн пріхать въ Петербургъ по окончаніи записки, что будетъ не раньше конца февраля. Итакъ разойдется эта Коммиссія, которая надлала столько шуму и которая занимаетъ такое почетное мсто въ Ярославл! Нкоторые изъ насъ много потеряютъ съ ея отсутствіемъ: въ ней почерпали они себ бодрость на всякое честное и доброе дло, освжались сердцемъ, да и умомъ отчасти. Я, разумется, имя такое семейство, какъ наше, и такихъ знакомыхъ, какъ наши, потерто меньше всхъ. Но много и мн оставитъ она добрыхъ воспоминаній: къ тому же я люблю связи дружбы и товарищества (гораздо боле, чмъ связи родства). Въ самомъ дл, въ Коммиссіи собрались все чиновники, но не чиновническаго закала, не съ чиновнической душой. Все, что есть только молодаго, честнаго, благороднаго, умнаго, образованнаго и даровитаго въ город,— собралось въ Коммиссіи. Само собою разумется, что на счетъ ума и образованія мы не взыскательны: оно и невозможно въ провинціи, но смло можно сказать, что воздухъ въ Коммиссіи честный и нравственный. Впрочемъ, кром членовъ Коммиссіи, пріятелей нашихъ человка три, четыре, не больше. Оно доходитъ до смшнаго: приглашаютъ не Аксакова, не Графа Стенбока, а Коммиссію, значитъ, и Оболенскаго и Авдева и проч. ‘Что думаетъ Коммиссія о томъ-то?’ этотъ вопросъ значитъ: что думаютъ честные люди о томъ-то. Есть даже двушки, въ обществ, считающія себя въ состав Коммиссіи. Одинъ изъ нашихъ товарищей, переведенный въ Кострому, влюбленъ въ одну двушку здшняго свта: дло доходитъ до брака, по крайней мр серьезно: тайна для всхъ,— не тайна для Коммиссіи, и только съ членами Коммиссіи позволяетъ себ двушка говорить о своемъ чувств! А Коммиссія эта носитъ названіе: Коммиссіи о бглыхъ, бродягахъ и пристанодержателяхъ! Пріятели пои, конечно, здятъ въ свтъ, но я остаюсь какимъ-то миомъ, неизвстнымъ свту… Все это очень мило и забавно, но полезно тмъ, что многіе нашли себ въ Коммнесіи сильную нравственную поддержку. Вы, живущіе въ честномъ кругу, Вы не знаете, тго таюе провинція, когда въ иномъ уздномъ город отъ перваго до послдняго буквально — все взяточники, да и въ губернскомъ город по совсти никому нельзя и руки подать. Многіе изъ нашихъ ршительно обновились духомъ въ Коммиссіи и съ глубокимъ чувствомъ понимаютъ это. Пользы общественное, служебной, можетъ быть, мало, можетъ быть, нтъ и вовсе, но хорошая вещь — честный человкъ! {Отецъ отвчаетъ 12-го Генваря 1351 года. ‘Обращаюсь къ твоему письму. Я очень радъ небольшому порученію твоему въ Романов. Все написанное тобою о коммяссіи, въ полномъ смысл слова, ублажило мою душу и долго еще будетъ звучать въ душ моей гармоническій тонъ, произведенный твоимъ письмомъ. Та ударялъ ко самой звучной струн моего сердца! Во всю мою жизнь встрча съ чмъ-нибудь въ род вашей комміссіи оживляла мою бодрость надолго. Итакъ, да здравствуетъ коммиссія! благодарю ее за привть и прошу врятъ къ искренность моего сочувствія. Прошу сказать мое настоящее почтеніе коммиссіи. Что касается до предъидущихъ твоихъ стиховъ, то покуда молчаніе’.} Все это такъ, все это, если не смшно такъ выразиться, ублажаетъ мою душу, но все это не мшаетъ мн проходить путь внутренняго своего бытія. Поговоримте о стихахъ — Я очень люблю свои послдніе стихи, и меня огорчили Ваши слова: лучше, если бъ ты ихъ вовсе не писалъ! {См. Приложеніе, стихи посл 48 года.} Мн кажется теперь, что я не могъ бы ихъ не написать, мн нужно было ихъ написать во что бы то ни стало. Это не просто потха римъ. Я не понималъ или такъ я чуждъ всякаго дурнаго замысла, что мн казалось невозможнымъ перетолковать стихи въ дурную сторону. Въ нихъ выражается убжденіе въ безплодности западныхъ стремленій и требованіе вры. Право, я еще столько врю въ правосудіе въ Россіи, что не полагаю возможнымъ подобное нелпое обвиненіе. Да я готовъ дать кому угодно нужное объясненіе. Если же держать эти стихи въ секрет, то это было бы придавать имъ опасное значеніе, котораго они не имютъ. Мн такъ кажется, можетъ быть, я и ошибаюсь. Но все это мн очень тяжело.— Посылаю Вамъ другіе свои стихи, написанные нынче утромъ,— посланіе къ m-lle М. {См. Приложеніе, стихи къ К. . М.} Надобно Вамъ объяснить, по какому случаю они написаны. Эта двушка пріхала сюда на мсяцъ времени, съ матерью своею погостить къ своимъ Ярославскимъ родственникамъ. Въ Москв она много слышала и про Константина и про меня собственно, и умнымъ мн показалось уже то, что услыхавъ, что я здсь и состою членомъ такой-то Коммиссіи, она сообщила кому-то свое предположеніе, что я, врно, защищаю раскольниковъ. Оболенскій познакомилъ насъ заочно, и я хотлъ было взвести съ ней переписку (разумется, не тайную), находя, что гораздо приличне переписываться двушк ‘о, матеріяхъ серьезныхъ’ съ незнакомымъ человкомъ и что, наконецъ, довольно оригинально — не зная другъ друга лично, знакомиться черезъ письма и потомъ поврить это черезъ нсколько лтъ личнымъ знакомствомъ. Однакожъ, какъ я ни рдко вызжаю, мн все пришлось съ ней встртиться и познакомиться, какъ съ старой знакомкой. Дйствительно, умная и славная двушка, уже не въ самой первой молодости… ‘Хорошій человкъ’, повторялъ я невольно, возвращаясь домой. Дйствительно, мн слышался въ ней больше человкъ, чмъ двушка. Я видлъ ее раза три и, можетъ быть, уже вовсе не увижу, и въ эти три раза нельзя было переговорить обо всемъ. Я давалъ чрезъ Оболенскаго ей вс мои сочиненія, и она, кром ‘Бродяги’, довольно строго осудила ихъ: ея душа не удовлетворилась ими, она нашла путь примиренія, выбранный мною, сухимъ путемъ и, не признавая меня сухимъ человкомъ, признаетъ мало теплоты въ стихахъ моихъ, а больше какого-то сухаго жару. Не могу не сознаться, что во всемъ этомъ есть часть правд? Что путь примиренія, выбранный мною (практическая дятельность), сухой путь, или по крайней мр я слишкомъ сухо на него смотрю, какъ говоритъ она,— это доказывается тмъ, что я не примиряюсь съ этимъ примиреніемъ и душа у меня отъ него болитъ. Да врно и то, что съ каждымъ годомъ становясь серьезне и проще, я чувствую себя добре и мягче что, я думаю, и Вы знаете. Я уже радъ былъ тому, что неуслыхалъ обычныхъ скучныхъ похвалъ своимъ стихамъ. Разумется, для женщины не существуютъ вопросы общественные во всей своей важности. Говоря о примиренія, объ исход изъ анализа, она говорила про свое состояніе, про такія минуты, когда человка вдругъ оснитъ спокойное сознаніе присутствія какой-то высшей Истины и ‘все вдругъ какъ-то просто’: не апатія, не упадокъ силъ, напротивъ, обновленіе силъ, но не бурное, но не страстное, не увлеченіе…
Я употребилъ все ея выраженія, я Вы можете видть, что она точно умна. Для успокоенія Вры, которая, вроятно, убжденная въ своей проницательности, пустилась въ разныя соображенія и догадки (признаюсь, довольно скучныя, особенно мн, которому такъ хочется простыхъ отношеній, въ которомъ такъ много серьезныхъ, искреннихъ, строгихъ требованій!), и такъ — для успокоенія Вры скажу ей, что у m-lle М. есть свой міръ любви есть одинъ человкъ, съ которымъ обстоятельства мшаютъ ей до сихъ поръ соединиться бравомъ, но еще не совсмъ потеряна надежда: сбудется она или нтъ, для нея все равно: она врна своему глубокому чувству, не бурному, но довольно свтлому, сроднившемуся съ ней… Она скоро детъ, какъ я вызжаю весьма рдко, то, можетъ быть, мн и не удастся видться съ нею, она же удетъ куда-то въ дальнюю деревню. Но я радъ, что существуетъ для меня на свт хорошей душой больше. Истинно радъ! Я такъ люблю въ тоже время душу человческую и существованіе добраго человка, всякое доброе дло, и не мною совершенное считаю для себя пріобртеніемъ. Я надюсь, что Вы поймете искренность и простоту моихъ отношеній, не давая имъ ограниченнаго, мелкаго значенія…— Я не знаю, право, какъ благодарить Константина. Дв почты сряду пишетъ онъ мн письма! Очень, очень ему за это спасибо. Крпко его обнимаю: видно онъ бодръ и въ хорошемъ движеніи духа! Коммиссія проситъ меня засвидтельствовать ему и Отесиньк свое искреннее почтеніе. Право! Вс мои пріятели меня очень любятъ, а знающіе меня хорошо знакомы черезъ меня съ Константиномъ въ особенности, а отчасти и съ Отесинькой. Вс они у насъ обдали и ухали теперь въ гости, а я слъ писать письма, и вс меня очень искренно и дружески просили поклониться отъ нихъ: въ особенности, кром Оболенскаго, Графъ Стенбокъ и Авдевъ. Послдній еще Оренбуржецъ, изъ Стерлитамака, человкъ съ талантомъ и съ истинно доброю душой. Но Оболенскій — истинная моя отрада. Онъ производитъ на меня впечатлніе, равное съ впечатлніемъ природы. Къ нему можно отвести стихи, написанные мною когда-то: что онъ хорошъ:
Души любовнымъ разумньемъ
И сердца мудрой простотой!
Прощайте же: выздоравливайте же, милая Маменька, вамъ въ утшеніе.

1851 года, Генваря 15-го. Понедльникъ. Ярославль.

Весело мн было получить Ваше письмо, милый мой Отесинька, отъ 12-го Генваря? и радъ, что письмо мое доставило Вамъ удовольствіе. Вы желаете, милый Отесинька, что* бы то состояніе духа, при которомъ написано было мое письмо, продолжалось всегда. Но это невозможно: оно явилось какъ отдыхъ посл стиховъ 31 ‘го Декабря и отчасти какъ впечатлніе стиховъ, писанныхъ въ М. Но на другой же день я почувствовалъ себя барабаномъ и теперь, кажется, никакихъ стиховъ писать не въ состояніи. Гармоническій тонъ вдругъ прерывается возгласомъ: держи, держи, скотина, или не видишь, казенный экипажъ! и опять все идетъ своимъ пошлымъ и пестрымъ чередомъ.— Радъ я отзыву о драм. Еще слава Богу, что высшее Правительства наше не вритъ доносамъ безъ разбору! Право, это утшительно знать. Но будетъ ли разршеніе играть ее снова? Изъ того же, что Вы мн пишете о моихъ стихахъ 31-го Декабря, я ршительно не понялъ ни слова и жду съ нетерпніемъ новыхъ отъ Васъ писемъ.— Съ М—lle М. а потомъ хотя и встрчался, но все же порядкомъ поговорить не усплъ. Думаю однакоже, что похвалы мои не преувеличены. Слаба въ ней была, кажется, сторона религіозная, и странно, что мн, человку сомннія, приходится именно возбуждать эту сторону, но не къ сомннію, а къ вр! Правда, если нтъ во мн вры, то за это постоянно присущи мн стропа нравственныя христіанскія требованія, постоянно ввивающія въ отвту и — остающіяся безъ отвта!— Нынче написалъ къ двухъ Директорахъ Департахентовъ — Гвоздеву и Лексу: прошу позволенія, по окончаніи занятій Коммиссіи. хать въ Петербургъ, а пріхавши туда, думаю устроить свои дла такъ, чтобы не возвращаться въ Ярославскую губернію. {См. приложеніе: переписка о ‘Бродяг’.} Около меня просто вс съ ума сошли. Недавно подписалъ я свидтельство на бракъ одному изъ своихъ топографовъ, теперь помощникъ мой Эйсмонтъ влюбленъ и собирается жениться. Хорошо еще, что Аанасьева свадьба разстроилась! И топографъ и Эйсмонтъ выбрали себ бдныхъ двушекъ. Права, смшно видть этихъ господъ влюбленныхъ: первый — пьяница и гуляка, принялъ на себя серьезный видъ, толкуетъ о высокихъ обязанностяхъ мужа, о Бог и проч. Второй — наитщеславнйшій Петербургскій юноша, пышетъ теперь презрніемъ къ богатству, баламъ, свту, сует и беретъ уздную барышню, жившую весь вкъ въ деревн, съ десятью тысячами рублей ассигн. приданаго, не имя самъ ничего. Оба — просто поэты! Боюсь, чтобы эта поэзія съ теченіемъ жизни не окончилась взятками! Къ свднію Константина сообщаю, что Ив. Александр. Куликовъ вполн, почти единогласно, вы баллотировавъ въ Рыбинскіе городскіе Головы на новое трехлтіе. На выборахъ, конечно, онъ началъ было отказываться, но ему мщане закричали: Ив. Алекс., мы, бдные люди, васъ просимъ! и онъ согласился. Онъ мн самъ все зго разсказывалъ: ‘вдь оно, Ивахъ Сергевичъ, чувствительно, когда сто человкъ въ одинъ голосъ что скажутъ!.. Потомъ на меня нашла хандра: сталъ раздумывать, что все мн приходится служить и вс года не на свою службу тратить, такое пришло мнніе, что и животъ заболлъ и подъ ложечкой стало давить, совсмъ разстроился. Вотъ жена моя (новая — Параскева Вароломевна) и говоритъ: что Ив. Алекс., вы унываете: вдь это все же Вамъ не къ обид, а къ чести, ужъ видно такъ Господу Богу угодно, Ив. Алекс., твори, Господи, волю Свою!’ — ‘Вотъ, разсказываетъ Куликовъ, какъ услышалъ я такія умныя рчи, мн стало и полегче, и животъ отошелъ, а и перекрестился и сказалъ: твори, Господь, волю Свою!’ — Приходи въ восторгъ, Константинъ! Узнавай въ немъ Алекся Михайловича и другихъ… Но Куликовъ, безъ шутки, хорошій и усердный Голова, хотя ума и не прыткаго. Впрочемъ, можно ли быть въ тоже время и умнымъ и простецомъ, блаженнымъ?— Прощайте. На этой недл мн, можетъ быть, придется създить въ Пошехонскій уздъ. Жду и на слдующей почт писемъ отъ Васъ.

1851 года, Января 18 го. Ярославль. Понедльникъ.

Нынче поутру получилъ я Ваше письмо, милый мой Отесинька. Слава Богу, что Вы и милая Маменька чувствуете себя хорошо теперь.— Оставлять ‘Бродягу’ при дл кажется мн слишкомъ нелпымъ. Если рукопись возвратили мн изъ 3-uо Отдленія, то нтъ никакого основанія задерживать ее въ Министерств. Вроятно, хотятъ отдать мн ее лично, безъ переписки. Любопытно мн знать, прочелъ ли Министръ ‘Бродягу’ и какъ онъ его находитъ.— Я не зналъ объ участіи Графа С*** въ клеветахъ на драму Константина… Хорошо! Да хорошо и все общество и вся эта Знать, у которой, какъ Вы пишете, Константинъ теперь ‘въ ходу’, т. е. чмъ то врод индйскаго перца или анчоусова масла для приправы надовшихъ ежедневныхъ блюдъ. Впрочемъ, ихъ желудки и пряность варятъ, какъ ни въ чемъ не бывало.— Такъ А. О. въ Москв. Не знаю, успла ли она получить мое послднее письмо, писанное, кажется, въ самый день Рождества, письмо, при которомъ я посылаю ей своя стихи: усталыхъ силъ я долго не жаллъ. Вы пишете, что она меня бранитъ, и сами собираетесь съ нею меня побранить. Да за что же меня бранить? Если за стихи, такъ это странно, какъ будто они отъ моей воли зависли. Къ какой стати сталъ бы я среди людей, увренныхъ въ сил и правот своихъ убжденій, бросать свое слово, полное сомннія и ироніи, какъ напр. вышеприведенные стихи, или среди людей, поршившихъ для себя вопросы вры, являться со стихами 31-го Декабря, съ вопросами и сомнніями, старыми, неумстными въ томъ Московскомъ кругу, къ которому я принадлежу, кругу, который не смущается вопросомъ: гд истина, потому что увренъ, что нашелъ ее. Мн легче было бы написать что-нибудь въ ‘благонамренномъ’ вкус. Значитъ, они имютъ свое внутреннее основаніе во мн самомъ и искренни… Вы пишете, что читаете мои стихи. Я не спрашиваю Васъ, нравятся ли они, но — понимаются ли они? Я бы желалъ, чтобъ ихъ прочли Грановскому или вообще людямъ, у которыхъ болла душа отъ 1848 года. Даже у Константина она не болла: онъ безо всякой внутренней душевной боли способенъ заклеймить проклятіемъ 9/10 человчества и давно не считаетъ людьми бдные народы Запада, а чмъ-то въ род лошадиныхъ породъ. Оно, можетъ быть, и такъ, но убжденіе это полно для меня горечи!— Я былъ бы, конечно, очень доволенъ, если бы Министерство дало мн еще денегъ, но просить объ этомъ мн самому Гвоздева неловко и писать ему объ этомъ я ршительно не буду.

1851 года, Января 28-го. Ярославль.

Коммиссія наша расходится: Авдева перевели на службу въ Петербургъ, и онъ на дняхъ туда отправляется. Жаль, что въ Москв онъ пробудетъ всего полтора сутокъ: ему бы очень хотлось познакомиться съ Вами и Константиномъ. Онъ вовсе не теоретикъ, не мыслитель, но человкъ съ теплою душой, съ талантомъ и преданный искусству. Его новая повсть, еще не конченная и не напечатанная, очень хороша, а третья глава обличаетъ сильный талантъ, который идетъ впередъ и сбросилъ съ себя всякую чуждую ему драпировку. Мн хотлось бы, чтобы Вы ее послушали.— Я очень радъ, что Тургеневу понравились стихи. Они такъ серьезны, вопросы, въ нихъ заключающіеся, такъ многозначительны, что здсь ршительно никто не могъ понять ихъ изъ моихъ пріятелей, что, разумется, не мшаетъ имъ быть славными людьми. Оболенскій еще больше всхъ понялъ: его душа смутилась во время чтенія стиховъ, но онъ такъ обрадовался послднимъ двумъ строфамъ за себя и за меня, что совсмъ повеселлъ, обнялъ меня и говоритъ, что въ этихъ строфахъ полное примиреніе, полный выходъ, хотя вопросы эти и не совсмъ ему понятны.— Исторія съ ‘Бродягой’ должна бы сердить меня, но мн какъ-то не сердится, а просто смшно: надо же такъ случиться, что я членъ Коммиссіи о бродягахъ и бглыхъ, арестующихъ бродягъ, а тутъ и мой Алешка заарестованъ! Мн кажется, они могли бы оставить у себя вопію и выдать мн подлинникъ, а не наоборотъ… На прошедшей недл здилъ я съ Стенбокомъ въ уздъ, дня на три. Холодно! Мы хали верстъ 60 гуськомъ. зда довольно живописная, но грустная какая-то: сильне чувствуется власть зимы, стсняющая свободу человка.— Изъ Петербурга новаго нтъ ничего, у васъ составляется записка изъ дла. Дай Богъ Великимъ постомъ со всмъ раздлаться!

1-го февраля 1851 года. Четвергъ. Ярославль.

Вчера передъ обдомъ получилъ я небольшую, полную радости и счастія, записку Гриши, въ которой онъ меня извщаетъ о благополучномъ рожденіи сына Константина. Слава Богу! А я такъ безпокоился за здоровье и участь ихъ обоихъ! Воображаю, какъ Константинъ радуется этому продолженію рода. Поздравляю Васъ всхъ отъ души съ этою общею вашею радостью, съ этимъ семейнымъ событіемъ!— Только какъ Константинъ Аксаковъ родился въ Петербург!…— Отъ Васъ писемъ со вчерашней почтой не было. Да я и самъ едва ли бы сталъ писать нынче, если бъ не этотъ случай, а то, право, писать нечего. Изъ Петербурга ни писемъ, ни бумагъ нтъ, работы наши подвигаются впередъ медленно, потому что очень копотливы. А между тмъ уже 1-е февраля! Все это очень скучно и грустно.— Нынче узжаетъ Авдевъ, а въ будущій Вторникъ детъ Оболенскій. Его родные вызываютъ его въ Петербургъ, гд теперь и его мать, поэтому онъ беретъ отпускъ на 28 дней и детъ, хотя ему и не очень хочется хать… Мн безъ него будетъ очень скучно.— На дняхъ читалъ я преглупйшій, но пресмшной фарсъ Соллогуба — ‘Сотрудники, или чужимъ добромъ не наживешься’. Тутъ выведенъ на сцену Константинъ — подъ именемъ Олеговича, въ русскомъ плать и съ диссертаціями о земл Тмутараканской, букв и Чешкомъ корнесловіи!.. Пожалуйста, достаньте и прочтите: глупо, но я хохоталъ много.

1851 года, февраля 5-го. Ярославль. Понедльникъ.

Третьяго дня, часу въ 12-мъ вечера, отправился я гулять и, зайдя на почту, получилъ самъ только что привезенныя письма. Вы совтуете мн, милый Отесиська, не надрывать себя усиленною работой… А мн вчера возвратили изъ Министерства ‘Бродягу’ — съ полнымъ оправданіемъ относительно содержанія и съ непріятными замчаніями на счетъ того, что подобныя литературныя занятія сопряжены съ ущербомъ для службы, что я, какъ служащій, не долженъ бы имть для такихъ занятій свободнаго времени, и съ изъявленіемъ желанія, чтобы, оставаясь на служб, я прекратилъ всякіе ‘авторскіе труды‘. Все это оффиціально, за No. Съ ныншнею же почтою я отправилъ въ отвтъ на эту бумагу письмо къ Боровскому. Не знаю, какъ оно будетъ имъ принято, но я писалъ, что не намренъ прекращать авторскіе труды {Смотри приложеніе: переписка о ‘Бродяг’.}.— Я не думалъ, чтобы Константинъ могъ обидться глупымъ фарсомъ Соллогуба. Можно ли обижаться каррикатурою? Соллогубу слдовало бы, если бы онъ былъ поумне, не читать публично этого фарса, а пріхать самому къ Константину и самому прочесть… Еслибы Константинъ былъ здсь выставленъ въ черномъ вид — другое дло, но этотъ Олеговичъ все же весьма хорошій человкъ и несравненно лучше Петербуржца. Когда эта вещь появилась здсь, то — прівшіе ли изъ Москвы или кто другой — пустили въ ходъ свдніе, что это каррикатура на Аксакова Константина, и я не только подтвердилъ это, но пошелъ навстрчу этому слуху и на одномъ вечер, при дамахъ, самъ вызвался прочесть и прочелъ эту піэсу, правда, вполн увренный въ своемъ авторитет. И этимъ способомъ я только поднялъ значеніе Константина Сергевича на 100%.— Въ Петербург есть художникъ Степановъ, длающій статуэтки въ каррикатурнонъ вид превосходнымъ образомъ: вс — лица боле или мене извстныя въ литературномъ мір и которыя ему случалось видть, выставлены у него въ магазин. Если бъ Вы знали, какъ добиваются тамъ этой почести молодые, только начинающіе писатели!… Впрочемъ, я увренъ, что Константинъ этимъ фарсомъ нисколько не обидлся, но другіе имютъ полное право за него обижаться, это даже длаетъ имъ честь. На дняхъ пріхалъ сюда на мсто Татаринова новый Профессоръ, Кандидатъ Московскаго Университета Никольскій. Онъ привезъ мн рекомендательное письмо отъ Соловьева. Чуденъ этотъ Соловьевъ! Отчего онъ пишетъ мн: Милостивый Государь, Иванъ Сергевичъ? А Никольскій умный и славный молодой человкъ, Москвичъ настоящій, такъ отъ него и несетъ Москвой и университетомъ! Только молодъ еще и носитъ въ себ еще. недостатокъ новйшихъ, позднйшихъ (посл насъ явившихся) молодыхъ поколній, состоящій въ томъ, что они черезъ большую часть вопросовъ перешагнули, не ршивши ихъ, даже не задавшись ими… Странно какъ-то чувствовать себя не самымъ молодымъ поколніемъ, а попасть уже въ старшіе, а выходитъ такъ! Мы и забыли, что мы старемъ, что каждый годъ приливаютъ новыя волны молодыхъ длателей, горделивыхъ, заносчивыхъ, самонадянныхъ, какъ вообще молодость, и воображающихъ, что старшія поколнія уже сказали свое слово, что теперь ихъ очередь — провести въ міръ новое, несказанное слово,— точно такъ же, какъ и мы длали, какъ и мы воображали… Того и гляди, что для насъ скоро настанетъ судъ потомства, чего добраго!… Скажите Соловьеву, что я длаю для Никольскаго все, что могу, а самъ къ Сергю Михайловичу не пишу потому, что не знаю его адреса.— Константинъ пишетъ піэсу изъ современной жизни. Какъ знать? Можетъ быть, въ немъ таится дарованіе и для драмы изъ современной жизни, но оно мн еще неизвстно. Ему ужъ лучше бы держаться XV, XVI столтія, пожалуй и 12-го и 9-го и 8-го, и изгоя выставить на сцену. А что бы написать ему драму ‘Изгой’? Впрочемъ, Вы не сообщаете, что онъ теперь пишетъ, драму или водевиль,— но только современная жизнь общества не годится для иконописи… А я ршительно ничего не пишу, да и какъ писать? {Въ отвтъ на письмо Ивана Серг., отъ 5 февр. Сергй Тим. пишетъ съ оказіей 9 февраля 1851 г. ‘Я получилъ письмо съ Росспловскимъ отъ Надины въ которомъ она пишетъ слдующее: ‘Министръ приготовилъ докладъ о Ваничк, чтобы дать ему порученіе и 600 руб. серебр. вознагражденія, но сдлался боленъ, а потому докладывалъ Графъ Орловъ и докладъ не утвердили. Вс были этанъ поражены. Николай Ивановичъ хотлъ Ваничуу выписать сюда дать какое-то дло, но не согласились. Разумется, боятся’. Я спросилъ Россоловскаго, не знаетъ ли онъ чего о назначенія теб денежной суммы? и онъ отвчалъ мн, что онъ слышалъ отъ Милютина, что Государь не утвердилъ доклада Министра о награжденіи тебя 600 руб. сереб. и только. Теперь я не знаю чему врить. Докладывали Государю о новомъ порученіи теб, или нтъ? Точно ли 600 руб. были награжденіемъ на исполненіе прежнихъ порученій или необходимая ассигновка денегъ для новаго порученія? По моему это различіе весьма важно. Если Государь не утвердилъ твоего новаго назначенія-это весьма дурной знавъ, это значитъ, что онъ не иметъ о теб хорошаго мннія, слдовательно и довренности. Если же онъ не утвердилъ только денежнаго награжденія, то это можно объяснить тмъ, что онъ считаетъ неприличнымъ публичныя награжденія человка съ извстнымъ образомъ мыслей, онъ боится публично наградить въ теб мысль и ободрить все русское направленіе. Воля ваша — я тутъ ничего не понимаю. Неужели Министръ докладываетъ Государю о денежномъ награжденіи чиновника? Я самъ получилъ одинъ разъ въ награжденье свое жалованье въ 8 т. руб. ассигн. и знаю, что его назначилъ мн министръ Дашковъ, а не Государь. Министръ иметъ въ своемъ распоряженіи экономическія суммы для вознагражденія чиновниковъ. Я не думаю даже, чтобъ о назначеніи чиновника, для исполненія какого-нибудь порученія, докладывалось Государю. Надина прибавляетъ въ заключеніе, что она оскорблена и раздражена этимъ отказомъ, какъ будто онъ сдлавъ ея сыну и оканчиваетъ письмо слдующими словами: ‘во всякомъ случа Ваничк нечего ожидать отъ этой службы’. Съ послднимъ, къ сожалнію, нельзя не согласиться. Мн кажется, что теб было бы нужно, даже необходимо добывать въ Петербург, чтобъ уяснить свои отношенія со службою и Правительствомъ. Не могу поврить, чтобы Государь желалъ задавить людей столь чистыхъ и даровитыхъ, какъ ты и Самаринъ, и за что же? Ужъ конечно за одно только то, что они горячую свою ревность къ общему благу простираютъ, положимъ, до излишества рзко выражаемаго. Впрочемъ твое положеніе другаго рода, нтъ никакого сомннія, что ты оклеветанъ какими-то подлецами въ глазахъ Государя. Еслибъ я могъ удостовриться, что принято намреніе употреблять тебя на служб, какъ ретивую лошадь и держать въ черномъ тл, то я захотлъ-бы, чтобъ ты немедленно вышелъ въ отставку. При твоихъ умренныхъ требованіяхъ, ты будешь имть всегда безбдный кусокъ хлба. Но пожалуй чего добраго, еще не выпустятъ и въ отставку, особенно вскор посл этого отказа.— Да, забылъ было теб сообщить самое важное: Надина между прочимъ пишетъ: ‘Стихи Константина къ Петру, захваченные въ бумагахъ (въ чьихъ?), лежатъ на стол у Государя’. Если это правда, то это добрый знакъ. Безъ сомннія, яввстны — чьи стихн^ безъ сомннія, омы уже очень давно попали въ руки Государю. Съ достоврностью можно предположить, что за нихъ преслдованія не будетъ, слдственно, Государь понялъ цлую мысль, понялъ, что не мятежный бунтовщикъ писалъ ихъ, а человкъ, проникнутый любовью Къ отчизн и врующій, что все дло устроится любовно, хотя мста, отдльно взятыя, могли бы внушить противуположное мнніе. Когда я прочелъ эти строки въ письм Надины, то едва усидлъ на стул: ибо эти отдльныя мста, читаемыя Государемъ, представились первыя моему воображенію. Надина не прибавляетъ ни одного слова къ этимъ строкамъ и даже весело говоритъ потомъ: ‘какъ Костинька порадуется, когда узнаетъ, что у Константина Николаевича въ великолпномъ мраморномъ дворц есть дв крестьянскія избы самой простой отдлки, и что въ одной изъ нихъ онъ проводитъ все время своихъ уединенныхъ занятій’.}

1851 года, февраля 8-го. Четвергъ. Ярославль.

Какія неожиданныя всти сообщаете Вы мн: Константинъ въ Петербург, а сынъ Гриши умеръ… Съ одной стороны хорошо, что пріздъ Константина разсетъ горе Гриши и Софьи, но съ другой стороны — это неблагоразумно. Быстро смнилась радость горемъ! По конечно, лучше потерять ребенка черезъ два дня посл рожденія, нежели даже черезъ два года!… Будетъ ли Константинъ длать знакомства въ Петербург?— О себ новаго Вамъ сказать ничего не могу. Изъ Министерства разршенія пріхать въ Петербургъ и тамъ доканчивать отчеты я не получалъ до сихъ поръ, а пора бы, кажется, прислать отвтъ… Записка составляется и, какъ всегда случается, при самомъ окончаніи труда оказывается необходимость дополнять, исправлять, объяснять, что нсколько замедляетъ трудъ.— Такъ Константинъ въ Петербург! Вамъ, должно быть, очень грустно него и безпокойно за него… Прощайте! Больше писать не о чемъ и некогда.

1851 года, Февраля 12-го. Ярославль. Понедльникъ.

Вотъ и масляница, скверная, пьяная недля, а за нею постъ! Не думалъ я встртить снова Великій Постъ въ Ярославской губерніи!.. А изъ Министерства отвта на письма мои о дозволеніи выхать изъ Ярославской губерніи по окончаніи Коммиссіи — все еще нтъ!— Бумага, о которой я писалъ Вамъ прежде, написана больше въ томъ смысл, что литературныя занятія мои сопряжены съ ущербомъ для службы, почему и отвтъ заключаетъ въ себ большею частью опроверженіе этого обвиненія. Впрочемъ, копію съ письма моего я доставлю Вамъ на первой недл поста съ Оболенскимъ. Оно написано твердо, но нерзко и умренно {Смотри Приложеніе: переписка о ‘Бродяг’, и письмо Ивана Серг. къ Министру Перовскому.}. Обо всемъ этомъ я увдомилъ и Гришу. Съ мнніемъ же Вашимъ о возможныхъ результатахъ этого письма-я совершенно согласенъ, и если по возвращеніи въ Петербургъ буду принятъ дурно, — подамъ просьбу объ отставк, впрочемъ, на эту мру я всегда былъ готовъ, да нынче у насъ и служить нельзя.— Послднія письма мои очень коротки. Потому, что собственно о себ, о своемъ препровожденіи времени писать нечего: работа тянется, тянется, и какъ ни работаешь, а все еще нтъ конца: работаешь много, но уже безъ участія, а съ чувствомъ подавляемой скуки. О стихахъ и помину у меня нтъ… Грустно подумать, что я безъ малаго здсь два года! Два года бивачной жизни, съ постояннымъ ожиданіемъ конца, въ попыхахъ!— Прощайте! Есть ли извстія отъ Константина?

19-го Февраля 1851 года. Понедльникъ.

Вотъ Вамъ и живая всточка обо мн — Оболенскій. Съ нимъ посылаю я Вамъ всю переписку о ‘Бродяг’. Ршеніе принято, и я съ ныншнею же почтою отправилъ къ Министру просьбу объ отставк {См. Приложеніе къ Ярославскимъ письмамъ: переписка о ‘Бродяг’.}. Хочется мн знать, что Вы на все это скажете, т. е., прочитавши всю эту переписку. Нынче же писалъ я Милютину и просилъ его — не длать мн задержки по Хозяйственному Департаменту, отъ котораго дано мн порученіе, т. е. какъ нибудь развязать меня съ порученіями. Разумется, здсь все это секретъ, чтобы не доставить торжества Бутурлину.— Къ Страстной недл я во всякомъ случа буду въ Москв, а Вы между тмъ придумайте, какъ мн устроить свою будущность. Посл девятилтней дятельной службы — странно какъ то почувствовать себя развязаннымъ… Жить какъ Константинъ я ршительно не могу.— При всемъ томъ я отдаю полную справедливость Перовскому и повторяю, что изо всхъ русскихъ Министровъ онъ — лучшій. Во всемъ этомъ дл Перовскій въ сторон, тутъ столкновеніе между чиновникомъ и человкомъ, между службою и частною жизнью. Но Гвоздевъ долженъ быть скотоватъ.— Передъ отъздомъ моимъ мн, можетъ быть, понадобятся деньги, рублей 100 серебромъ.
Я разсчитывалъ прежде, что получу деньги отъ Департамента Общихъ Длъ за Коммиссію и вообще за раскольничьи порученія, но теперь эти надежды — тю-тю! Оболенскій, если не возьметъ отсрочки, черезъ четыре недли воротятся, и тогда, если только это Васъ не затруднитъ, пришлите съ нимъ мн денегъ.-Добрые знакомые мои разъзжаются, Коммиссія рдетъ, и вмст съ Великимъ постомъ принято мною ршеніе, конечно, важное для меня во всхъ отношеніяхъ. Періодъ чиновничьяго стихотворствованія кончился.— Все это ничего, но воображаю, какъ вс, кром Васъ, примутся бранить меня, особенно въ Петербург,— вс великіе администраторы Ханыковъ, Поповъ. Самаринъ, какъ отдлаетъ меня А. О., упрекая въ неумстной гордости, тщеславіи и т. п. Богъ съ ними! Найду себ труда и способовъ жизни и знаю одно, что честно пойду черезъ жизнь!— Прощайте. Любопытно было бы мн послушать Константина! Что, братъ, каково Петрятино городище? А все-таки придется туда мн създить. Я твердо ршился не оставаться на служб.

Четвергъ, 23-го Февраля. 1851 года. Ярославль.

Отвчаю на письмо Ваше, милый мой Отесинька. Оболенскій, вроятно, передалъ уже, Вамъ мою переписку, и Вы прочли письмо мое къ Министру. Я считаю его теперь не только не дерзкимъ, но черезъ чуръ умреннымъ. Я имлъ право написать ему отвтъ боле рзкій. Можетъ быть, Вы найдете письмо дурно написаннымъ, т. е. слишкомъ пространнымъ, найдете нкоторыя разсужденія не то, что бы рзкими, но неумстными… Это другое дло, и я съ этимъ спорить не буду. Но согласитесь, что отвтъ Гвоздева, съ выраженіемъ: ‘возгласы и жалобы’ грубъ и неприличенъ въ высшей степени. Мн даже совстно, стыдно, и перечитывать его. Согласитесь, что другаго исхода изъ этого положенія не могло быть, какъ просьба объ отставк. Я прежде думалъ, что это все дло Гвоздева, но письмо Гриши и Ваше объясняютъ дло это иначе, если только Гвоздевъ не вретъ… {Упоминаемыя письма не нашлись.} Первая моя мысль была, кром просьбы объ отставк, написать письмо… Хорошее письмо къ Гвоздеву, но совты пріятелей Графа Стенбока и боязнь повредить своей исторіей Гришиной служб — заставили меня написать письмо въ другомъ тон.— Вы уже прочли это письмо, и не думаю, чтобы Гвоздевъ имлъ право имъ обидться. {Смотри Приложеніе: Переписка о ‘Бродяг’.} Но вс объясненія, вс слова, сказанныя Гвоздевымъ Гриш,— одни петербургскія фразы, одна система надуванія, такъ пышно разработываемая въ Петербург. Они, эти господа, думаютъ тамъ такимъ образомъ: почему же не распечь, всегда полезно распечь молодаго человка, кстати,— ну, а чтобъ не сильно обидлся, мы, пославъ ему выговоръ несправедливый на бумаг, на словахъ извинимся и отдлаемся разными дешевыми увреніями въ уваженіи и любви… Я служу безъ жалованья и, загроможденный длами по Общему Департаменту, получаю одн суточныя и квартирныя отъ Хозяйственнаго Департамента. Если и получилъ я денежную награду, то за 2 1/2 года это не много, да къ тому же это было дло Милютина по Хозяйственному Департаменту. Отъ Департамента же Общихъ Длъ я не имлъ ни копйки на прогоны, ни разъздныхъ, ни содержанія, ни награды.. А между тмъ я безпрестанно получаю оттуда новыя порученія, и, признаюсь, посл замчанія о моихъ литературныхъ занятіяхъ — это просто безстыдно. Гвоздевъ просто принялъ систему очистки бумагъ, посылая ихъ ко мн на заключеніе (разумется, по Ярославской губерніи). Это очень удобно для нихъ и несносно для меня. Слдовательно, вс эти увренія, вс эти фразы — гроша не стоятъ.— Но погодите. Я приберегъ къ концу самое сильное доказательство… Онъ говорилъ Гриш, ‘что въ случа присылки мною просьбы объ отставк, оставитъ ее до моего прізда, до моихъ личныхъ переговоровъ съ нимъ, просилъ Гришу употребить вс зависящія отъ него средства, чтобы удержать меня отъ ршительнаго поступка до прізда въ Петербургъ, куда меня скоро ожидаютъ!..’ И Вы, милый Отесинька, въ скобкахъ замчаете, что надобно думать, что даютъ мн позволеніе пріхать, или ожидаютъ скораго окончанія моихъ длъ… Казалось бы такъ!.. Надобно Вамъ сказать, что еще 15-го Января писалъ я Гвоздеву оффиціальное письмо, что ‘но окончаніи производимаго Коммиссіею слдствія мн необходимо было бы въ одно время съ Графомъ Стенбокомъ представить какъ общій отчетъ по возложенному на меня отъ Департамента Общихъ Длъ порученію, требующій многосложныхъ личныхъ объясненій, такъ и свои собственно замчанія о раскольникахъ вообще’. Почему и просилъ: исходатайствовать мн у Министра дозволенія: по окончаніи производимаго Коммиссіею слдствія — прибыть въ Петербургъ для надлежащихъ объясненій по служб…— Если бъ не было у меня на рукахъ городскаго хозяйства, такъ по окончаніи слдствія я прибылъ бы въ Петербургъ безо всякаго разршенія. Но, какъ увидите, городское хозяйство вовсе не препятствіе для Министерства.. Къ тому же товарищу моему по Училищу — Купріянову, недавно воротившемуся изъ Петербурга и видвшемуся съ Гвоздевымъ (еще до полученія въ Министерств письма моего къ Министру), Гвоздевъ сказывалъ, что мн уже послано или на дняхъ пошлется разршеніе пріхать въ Петербургъ.— Вроятно, сначала было ршено такъ, а потомъ ршили иначе.— Посылаю Вамъ копію съ предписанія Департамента и мой отвтъ Гвоздеву. Согласитесь, что онъ весьма учтивъ, хотя и слышна въ немъ сдержанная иронія.— Въ это предписаніе вложено было письмецо Начальника Отдленія по дламъ о раскольникахъ Арсеньева — слдующаго содержанія:— ‘Не стуйте, почтеннйшій Иванъ Сергевичъ, за отказъ въ отпуск (да разв я просилъ отпуска?). Это мысль Графа, онъ не желаетъ оставить Ярославскую губернію безъ надежнаго надзора (??), но будьте совершенно уврены, что немедленно по прибытіи Графа Стенбока пошлемъ къ Вамъ разршеніе пріхать въ Петербургъ. Дйствіями Вашими по дламъ раскольничьимъ здсь вс (?) весьма довольны, слдовательно Вы можете и должны ожидать всего хорошаго’ {Смотри приложеніе: Переписки о ‘Бродяг’.}.— Это все похоже на насмшку! Какъ, меня, состоящаго подъ надзоромъ Полиціи и Бутурлина, оставлять для надзора?.. Да что же я за надзиратель? гд инструкціи? Разв не кончились дла мои по расколу?.. Если бъ мн отказали на томъ основаніи, что по городскому хозяйству у меня не все кончено, такъ это имло бы по крайней мр смыслъ… Хороши эти увренія во ‘всемъ хорошемъ’!— Словомъ сказать,— все это чортъ знаетъ что такое, и я, право, являю теперь примръ кротости Надо предположить, что есть какая-нибудь причина, можетъ быть, приказаніе — держать меня подальше отъ Петербурга, точно также, какъ не длать меня чиновникомъ особыхъ порученій, о чемъ пришлось бы представлять…— Пожалуйста, сообщите все это сейчасъ же Оболенскому, пошлите за нимъ, онъ живетъ въ дом Князя Мещерскаго, на Снной. Если успю, то напишу къ нему. Очень люблю я этого человка, и мн здсь безъ него — тяжело, раза 4 въ день забжитъ бывало Оболенскій… Какая чудная душа, отъ которой просто видимо ветъ благовоніемъ!..— Прощайте. Вы, милая Маменька, вроятно, говете на этой недл, заране поздравляю Васъ съ пріобщеніемъ Я же совершенно здоровъ: что мн длается!

Понедльникъ) 1851 года, Февраля 26-го. Ярославль.

Благодарю Васъ за письма отъ 23-го Февраля и поздравляю Васъ и всхъ нашихъ со днемъ Вашего рожденія, милая моя Маменька Я не зналъ, что Константинъ говлъ на первой недл: поздравляю его съ пріобщеніемъ. Въ одно время съ Вашимъ письмомъ получилъ я большое письмо отъ Оболенскаго, подробно описывающаго мн и посщенія свои и впечатлнія Ваши по поводу переписки о ‘Бродяг’.
Я сохраню вс письма Оболенскаго: они очень хороши, въ нихъ есть какай-то женственность въ высокомъ смысл этого слова — Совершенно согласенъ съ Вашимъ мнніемъ, милый Отесинька, что письменная объясненія по этому длу неудобны, но на замчаніе Ваше, что въ письм къ Министру говорится слишкомъ много обо мн самомъ и проч., я возражу только тмъ, что это не оффиціальная бумага, а письмо, что негодованіе мое и чувство собственнаго достоинства были, по моему мннію, совершенно у мста, и что похвалы ной себ вовсе, выражены не такимъ тономъ, какимъ представляютъ въ наградамъ… Но, впрочемъ, теперь не въ этомъ дло, а въ томъ, что меня не хотятъ выпустить изъ Ярославля, поступая въ этомъ случа со мною такъ и даже употребляя почти т же самыя выраженія, какъ поступаемъ мы относительно подсудимыхъ нашихъ Пятницкаго и Любимова (Становаго и Исправника), обязывая ихъ подпискою не вызжать изъ г. Ярославля впредь до окончательнаго разсмотрнія о нихъ дда, Коммиссіею производимаго.— Тмъ не мене на Страстной недл я все же буду въ Москв. Сдлайте милость, не думайте, чтобы вся эта передряга меня разстроивала физически или нравственно, и что я нуждаюсь въ утшеніяхъ. Цвту здоровьемъ больше, чмъ когда либо. Все это разршилось тмъ, что получивъ послднюю бумагу, я взбсился, швырнулъ дла подъ столъ и дня три сряду читалъ какой то глупйшій изъ глупйшихъ Французскій романъ. А прочитавъ романъ, опять принялся за дло. Теперь я тороплюсь изо всхъ силъ, чтобы покончить записку и отчетъ по Коммиссіи. Это одно дло, которое я рогу и долженъ добросовстно довести до конца. Работы очень, очень много теперь. Жду съ нетерпніемъ слдующей почты и съ нею Вашего письма.— Оболенскій, вроятно, уже ухалъ въ Петербургъ, если же нтъ, то объявите ему, что я писалъ ему уже въ Петербургъ, на квартиру его брата Алекся. Жаль очень, что Вы негостепріимно поступили съ нимъ въ первый день, тмъ боле, что когда онъ разсчитывалъ со мною время своего прізда и говорилъ, что, можетъ быть, уже не застанетъ у насъ обда, то я ему сказалъ, что у насъ накормятъ и напоятъ его во всякое время. Но я извинюсь передъ нимъ за Васъ.— Ты извиняешься, милый другъ и братъ Константинъ, въ томъ, что письмо твое не длинно. Помилуй, братецъ, я и этого количества писемъ, какое ты написалъ мн въ эту зиму, никогда не ожидалъ и столько теб за это благодаренъ, что и требовать большаго не считаю себя въ прав. Не говоря о серьезной сторон ихъ, они доставляютъ мн и удовольствіе мстами, подобными этому, которымъ начинается твое послднее письмо: ‘наконецъ, явился Князь Андрей Васильевичъ Оболенскій (напоминающій своимъ именемъ Князя Андрея Васильевича временъ междуцарствія) и привезъ намъ важныя бумаги и проч.’ Ну и довольно, я и сытъ! Да напиши чувствительную драму: Изгой XIII вка, или хоть Изгой изъ родовыхъ отношеній!.. Плачь, плачь отъ умиленія при встрч со всми твоими пріятелями, имена которыхъ напоминаютъ теб славныхъ малыхъ, знакомыхъ X, XI, XII вка!.. ‘Какой славный малый, плутъ, каналья!’ говоришь ты, осклабляясь и съ умиленіемъ потряхивая головой, по поводу ближайшаго знакомства съ какимъ-нибудь Ростиславичемъ!..

7-го Марта 1851 года. Четвергъ .Ярославль.

Еще разъ поздравляю Васъ съ ныншнимъ днемъ. Вроятно, у Васъ нынче кто-нибудь изъ гостей да есть.— Письмо Ваше отъ Воскресенья вовсе не подйствовало на меня такъ огорчительно, какъ Вы того боялись. Къ тому же, не соглашаясь съ мнніемъ Вашимъ, я въ то же время вяжу, что Вы писали подъ вліяніемъ опасеній за мою будущность.
Я не раздляю этихъ опасеній или, лучше сказать, на все готовъ. Вы воображаете, что я ужасно раздраженъ, чуть не хвораю отъ сердца и не помню самъ, что длаю. Константинъ хочетъ даже пріхать навстить меня. Отъ всей души благодарю его за этотъ братскій порывъ, — но Вы видите все въ преувеличенномъ свт. Со мной еще никакой бды не случилось, и я не нуждаюсь въ словахъ утшенія, а пріздъ Константина замедлялъ бы составленіе записки, которою я теперь съ утра до ночи занимаюсь, торопясь совершенно все закончить и закрыть Коммиссію къ Страстной недл.
А на Страстной недл я непремнно буду въ Москв. Я совершенно покоенъ духомъ. Я не герой, потому что это все въ отношеніи къ цлому вопросу — буря въ стакан воды,— и не жертва (сохрани Богъ!). Я только честный человкъ или по крайней мр хочу быть такимъ, хочу оставаться неуклонно врнымъ своимъ правиламъ, а потому чтобы ни случилось, — въ выигрыш — я. И думаю, если бъ опять, съизнова возобновилась эта исторія, я опять поступилъ бы именно такъ, хотя хать съ порученіемъ въ Вятку — у меня нтъ никакого желанія: куда угодно, только не на Сверъ и не на Востокъ, а на Югъ или даже Западъ… Впрочемъ, кругъ служебной дятельности уже давно сжимается и сокращается для меня. Я уже ршилъ самъ, въ себ, что слдствій отнын я производить не буду (исключая нкоторыхъ казусовъ), я уже ршилъ, что порученій отнын безполезныхъ, безплодныхъ, а между тмъ сухихъ, утомительныхъ и лишающихъ всякаго досуга, какъ вредныхъ нравственному моему бытію — исполнять не буду… Я уже давно говорю своимъ товарищамъ, что моя служебная карьера кончилась и что быть Губернаторомъ я не намренъ, потому что на этомъ мст буду я вынужденъ дйствовать въ противность моимъ правиламъ. Я знаю, что я съ каждымъ годомъ становлюсь честне, т. е. по крайней мр хочу, чтобы вншніе поступки мои были честны, и никакія препятствія, для меня не существуютъ, даже если бъ пришлось хать съ порученіемъ и въ Вятку. Все это очень просто и геройство весьма мелкое, даже въ моихъ собственныхъ глазахъ… Вы скажете, что въ этомъ дл поводъ ко всмъ моимъ поступкамъ былъ пустой,— не совсмъ. Тутъ я отстаивалъ принципъ домашней, нравственной свободы служащаго, самостоятельность чиновника, служащаго не Перовскому и не Правительству, а самому длу, никогда ничего не испрашивающаго, а требующаго себ должнаго воздаянія. Не такой же я втреникъ, что не зналъ будто, къ чему это все поведетъ,— и ужъ раскаиваться не буду. Только будьте уврены, что я теперь въ самомъ мирномъ расположеніи духа, даже пою псни, чего со мной уже давно не было, и очень занятъ запиской. Подивились бы Вы моему терпнію, терпнію моей раздражительной натуры, если бы посмотрли меня на этимъ скучнымъ трудомъ!— Письмо Ваше сильне, чмъ меня, огорчило Оболенскаго, отъ котораго я также получилъ письмо. Онъ очень въ грустномъ расположеніи духа вообще: теперь, врно, уже онъ ухалъ изъ Москвы.. Да, скажите пожалуйста, что вся эта моя переписка — секретъ у Васъ или нтъ? Знаетъ ли объ этомъ дядя Аркадій? {Аркадій Тимоеевичъ — младшій братъ Сергя Тимеевича.} Какъ я смялся, вообразивъ себ его при чтенія этихъ бумагъ. Къ тому же я заране зналъ, что самые лучшіе мои пріятели будутъ бранить пеня — Прощайте. Пожалуйста будьте бодры, здоровы и не волнуйтесь. Благодарю тебя, милый мой братъ Константинъ, ты просто сдлался борзописцемъ по части писемъ.

5-го Марта 1851 года. Понедльникъ. Ярославль.

Вчерашняя почта не привезла мн еще никакого ршительнаго отвта, получилъ я письмо отъ Гриши и отъ Самарина. Гриша пишетъ, что Самаринъ и Милютинъ уговаривали Гвоздева не докладывать рапорта Министру до полученія моего отвта. Письма моего послдняго къ Гвоздеву Гриша еще не читалъ, но говоритъ, что Гвоздевъ не виноватъ въ недозволеніи выхать изъ Ярославля, что у него заготовлено было позволеніе, но Министръ не согласился, а почему — не объясняетъ.— Самарина же письмо написано также до полученія моего послдняго отвта Гвоздеву. Посылаю Вамъ письмо Самарина и мой отвтъ ему, которое добрый человкъ согласился переписать мн {Смотри Приложеніе: Переписка о ‘Бродяг’.}. Скучною становится мн вся эта переписка, необходимость давать направо и налво объясненія, наконецъ, вс эти упреки, замчанія и порицанія. Я, впрочемъ, знаю, что все хоромъ бранитъ меня. Вмсто того, чтобы заставить Гвоздева или кого слдуетъ цнить меня и дорожить мною, вс собравшіеся вмст пріятели такъ легко присудили мн средство, которое и предлагаетъ Самаринъ. Никто не хочетъ стать на мое мсто, никто не выдерживалъ такихъ нравственныхъ пытокъ, какъ я. Я имю счастіе не быть всегда понимаему, хотя, кажется, пишу довольно ясно. Вотъ и Вы въ послднемъ письм говорите, что не понимаете письма моего отъ 26-го февраля, — выраженіе принятое, заведенное, въ порядк вещей.— Я, впрочемъ, не выразилъ Самарину ни тни досады, потому что знаю и люблю его. Гриша не совсмъ доволенъ участіемъ Ханыкова и въ письм своемъ говоритъ, что онъ, Гриша, хлопочетъ о томъ, чтобы мн Записали бумагу, заглаживающую первыя дв бумаги, и что онъ споритъ съ Самаринымъ, который говоритъ, что этого не нужно. Но этого, прибавляетъ Гриша, мудрено добиться.— Я зарылся въ дло по горло, одушевясь или, лучше сказать, остервенясь желаніемъ покончить все къ Страстной. А тутъ еще пропасть писемъ.

1851 года. Марта 12-го. Понедльникъ. Ярославль.

И опить пришла почта и опить нтъ никакого ршеніи. Получилъ только письмецо отъ Гриши, которое Вамъ и посылаю. Нынче отвчалъ ему и просилъ, чтобы къ Свитой недл такъ или иначе ршили бы мою участь. Дло въ томъ, что у меня на стол уже лежитъ одно ршеніе — это воспрещеніе оставить Ярославль: это уже не подвержено сомннію… Возвращаться же мн въ Ярославль изъ Москвы посл Свитой, когда Бутурлинъ вообразитъ при моемъ отъзд, что и совсмъ выхалъ изъ города,— будетъ невыносимо. Я буду не то что чиновникъ Министерства, не то что частный человкъ. Какъ чиновникъ — и не имю никакихъ порученій, ибо Коммиссіи кончится и ревизія душъ окончена: остается писать отчеты, дожидаться окончанія съемки. Всему городу уже давно извстно мое нетерпніе ухать отсюда, и оставаться здсь — это значитъ придется безпрестанно отвчать на тысячу и одинъ вопросъ: какимъ образомъ, когда вс ршительно члены Коммиссіи разъдутся (потому что и другіе члены Коммиссіи взяли уже отпускъ и дутъ въ Петербургъ на Святой), — я одинъ остаюсь?— Но скучно и Вамъ и мн только и толковать, что объ этомъ. Однакожъ что длать! Повторяю, мн гораздо было бы пріятне имть въ виду всякое другое ршеніе, только не то, которое я уже имю. Отъ Оболенскаго изъ Петербурга писемъ не имю.— Если въ послднемъ письм моемъ огорчила Васъ нкоторая рзкость выраженій, то простите меня пожалуйста.— Я вовсе не смюсь, но отъ души благодаренъ теб, милый другъ и братъ Константинъ, за твои письма. Только удивляюсь и радуюсь твоей дятельности. Ты просто сталъ молодцомъ. Врно, потерялъ или потеряешь привычку дремать съ семи часовъ вечера.

15-го Марта, 1851 года. Ярославль..

Опять нтъ никакихъ ршительныхъ извстій изъ Петербурга! Длать нечего, существуй до Воскресенья! Благодарю Васъ за присылку денегъ. Я, впрочемъ, могъ бы обождать ихъ до прізда Оболенскаго. Отъ послдняго получилъ я вчера письмо, свдній никакихъ онъ не иметъ, а потому, вроятно, и не пишетъ Вамъ: все ждутъ какого-то отвта моего! Оболенскій вызжаетъ изъ Петербурга 19-го Марта я 21-го или 22-го будетъ въ Москв. Онъ описываетъ мн свиданіе свое съ Самаринымъ, Поповымъ и С—вой я очень ими доволенъ за меня, видя въ нихъ искреннее участіе я пониманіе. Мужъ С—вой уволенъ отъ должности, и это очень разстроило А. О., хотя она и хладнокровно, повидимому, объ этомъ разсуждаетъ.— Работаю я по прежнему, но работы еще такъ много, что еще не могу закричать: берегъ! Просто кажется, что никогда не будетъ конца этимъ занятіямъ. Новостей здсь нтъ никакихъ, кром того, что вчера было открытіе памятника въ Костром ‘поселянину Сусанину’. Памятникъ этотъ выстроенъ на подписную сумму, собиравшуюся лтъ 20, осталось денегъ лишнихъ 2600 рублей серебромъ. Костромское дворянство думало, думало, что длать съ этими деньгами: выстроить богадльню, воспитывать на эти деньги бднаго мальчика въ гимназіи и проч.— все это имъ не понравилось, и они ршились деньги эти състь и състь на славу: выписали припасовъ изъ Петербурга и изъ Москвы, пригласили доковъ изъ Ярославской губерніи и вчера ли. Посылаю Вамъ сочиненный и напечатанный въ Костром церемоніалъ, очень забавный.— Я, если выпустятъ меня въ отставку, вовсе не намренъ, по крайней мр скоро, вступать въ службу. Право, я такъ усталъ, что мн все грезится Малороссія, тепло, чистый хуторъ, малороссійское сало, лнь и проч. Если же я буду искать службы собственно для средствъ существованія, то я постараюсь достать себ то мсто, которое занимаетъ теперь Клементій Россети, т. е. Чиновника Министерства финансовъ, объзжающаго свеклосахарные заводы въ Россіи. Прощайте, больше Вамъ не пишу, потому что некогда. Будьте здоровы и спокойны. Очень, очень Вамъ благодаренъ за то, что Вы такъ аккуратно мн пишете!

29-го Марта 1851 года. Ярославль. Четвергъ.

Во Вторникъ утромъ, только что а окончилъ главнйшій трудъ свой и увидалъ, наконецъ, берегъ, — явился и Оболенскій. Отъ этихъ двухъ радостей и повеселлъ и пополнлъ въ одинъ день такъ, что не буду имть удовольствіи явиться передъ Вами похудвшимъ отъ работы: Вы эдакъ, пожалуй, и не поврите, что я работалъ.— Вижу берегъ, но дла еще много, не знаю, управимся ли. Вы пишете, что можно бы окончить и на оминой. Нельзя. Дло такого рода, что можетъ тянуться годы нескончаемые, на Святой, пожалуй, поймаютъ какого-нибудь неотысканнаго православнаго разбойника или бглаго раскольника, и опять начинай слдствіе. Намъ надобно закрыть поскоре Коммиссію и передать имющія возникнуть слдствія Губернскому Начальству.— Оболенскій много и много разсказалъ мн интереснаго, онъ до чрезвычайности доволенъ и тронутъ Вашею ласкою.— Признаюсь, когда въ первый разъ Вы мн написали о томъ, что крестьяне въ двухъ губерніяхъ ршились не пить, я просто не поврилъ Вамъ. Но теперь, когда этотъ фактъ подтверждается, и, говорятъ, Владимірская губернія Кристала къ этому длу, такъ все это получаетъ огромный смыслъ. Только каково теперь положеніе Владиміра Святаго: не онъ ли говорилъ: Руси есть веселіе пити, не можетъ безъ того быти!— Петербургская почта, съ которой, впрочемъ, нынче я не жду ничего, еще не приходила, вотъ уже вторыя сутки, какъ она опаздываетъ. Нынче у Васъ, вроятно, пропасть гостей: еще разъ поздравляю Васъ всхъ и Константина. Больше писать ршительно некогда {Это было послднее письмо Ивана Сереевича изъ Ярославля. Праздникъ Пасхи онъ провелъ въ Москв, гд получилъ бумагу объ отставк отъ службы и не вернулся больше въ Ярославль.}.

Письмо Ю. . Самарина къ И. С. Аксакову.

(По поводу его прошенія объ отставк).

2-го Февраля, 1851 г.

Любезнйшій Иванъ Сергевичъ!

Съ крайнимъ удивленіемъ и прискорбіемъ узналъ я, что Вы подали рапортъ объ отставк. Я не могу говорить съ Вами иначе, какъ совершенно откровенно,— признаюсь я этого отъ Васъ не ожидалъ. Предшествовавшая между Вами и Министерствомъ была мн извстна, также и послдняя бумага Гвоздевской редакціи. Я почувствовалъ на себ, что она йогла оскорбить, но сообразивъ ее съ ходомъ дла, съ заведеннымъ у васъ изстари порядкомъ, по которому, когда по какому бы то ни было поводу отъ подчиненнаго требуются объясненія, послднее слово всегда должно оставаться за начальникомъ, и подчиненному длается внушеніе даже въ томъ случа, когда онъ окажется совершенно правымъ,— такъ, для завершенія дла, сообразивъ, что въ этомъ случа совтъ былъ явно не серьезенъ,— я былъ увренъ, что посл первой минуты Вы приняли это дло, какъ личную, безъ созданія сдланную Вамъ непріятность. Положа руку на сердце, можете ли Вы не признать, что дйствительно дло это таково? Можете ли Вы съ какой-нибудь стороны, безъ натяжки, прицпить его къ одному изъ тхъ общихъ началъ и убжденій, въ которыхъ уступки не допускаются? А если это личная непріятность, если нтъ вопроса о принцип, то хорошо ли Вы сдлали? Такъ по крайней мр я думалъ, но по прочтеніи Вашего письма къ Министру дло стало для меня совершенно ясно. Расположеніе духа Вашего въ настоящую минуту отразилось въ немъ вполн, и я вижу, что Вы написали рапортъ объ отставк не вслдствіе послдней бумаги, а потому, что душа Ваша до края переполнена была горечью, а эта бумага послужила только поводомъ къ ея разлитію.— Я понимаю и сочувствую, можетъ быть, боле всякаго другаго душевной мук, которую Вы терпите, но вспомните, что подъ вліяніемъ минутнаго случайнаго повода Вы опредлите свою будущность на много лтъ. Не стану утшать Васъ возможностью загладить дйствіе одной бумаги другою — къ чему Вамъ это? Не стану повторять Вамъ то, что говорятъ обыкновенно для удержанія на служб. Скажу Вамъ только по совсти, что Вашъ поступокъ мн кажется необдуманнымъ, незрлымъ. Наконецъ, по праву давнишней сваей съ Вами и съ Вашимъ семействомъ, прошу Васъ убдительно позволить мн разорвать Вашъ рапортъ и прислать Вамъ клочки въ конверт.— Поповъ, Оболенскій, Ханиковъ, братъ Вашъ — вс одного мннія со мною. Искренно Васъ уважающій и любящій Юрій Самаринъ.
Я теперь въ Петербург съ Генераломъ Бибиковымъ.

Отвтъ И. С. Аксакова Ю. . Самарину.

Любезнйшій Юрій едоровичъ!

Отъ всей души благодарю Васъ за Ваше участіе и за совтъ Вашъ, который — мн такъ хочется врить — Вамъ дать было нелегко. Но письмо Ваше было отправлено до полученія Гвоздевымъ моего послдняго письма къ нему, а теперь, вроятно, сыръ-боръ загорлся и дло зашло уже слишкомъ далеко. Я усталъ душой и тломъ, болитъ душа моя отъ постоянныхъ нравственныхъ тисковъ, которымъ я такъ долго, такъ добровольно подвергался, которымъ я просто, съ какимъ-то отчаяннымъ усердіемъ, шелъ даже на встрчу — не ради служебныхъ выгодъ (я не имю ни жалованья, ни мста), но ради воображаемой вры въ администрацію, ради страстнаго желанія пользы. Лопала и лопаетъ эта вра на каждомъ шагу, пользы не вижу, кром той мелкой и случайной, которую везд и всюду приносить можно и для которой не стоитъ угнетать свою душу. Мн нуженъ отдыхъ. Мн въ немъ отказываютъ! Знали ли Вы, когда писали послднее письмо, что мн отказали и въ дозволеніи прибыть изъ Ярославля въ Петербургъ по дламъ службы и просто въ отпускъ? Я два года здсь и не могу воспользоваться правомъ отпуска, который я хотлъ ваять по окончаніи трудовъ Коммиссіи. Мн отказываютъ, не объясняя даже почему и въ такихъ выраженіяхъ, которыя употреблены были мною для взяточника Исправника Любимова и взяточника Становаго Пристава (Коммиссія между прочимъ и объ. нихъ производила слдствіе),— при обязаніи ихъ подпискою: ‘не вызжать изъ города впредь до окончательнаго разсмотрнія въ Петербург всего дла.’ А дло наше на 5000 листахъ, должно быть непремнно разсмотрно въ Министерств, словомъ, протянется еще около года.— Все это, конечно, объясняетъ мою послднюю ‘выходку’, какъ честятъ обыкновенно мои поступки,— но это еще не отвтъ на Ваше письмо. Не имю времени (я зарылся въ дло по горло, желая его скоре окончить) отвчать Вамъ пространнымъ разборомъ моихъ поступковъ и постараюсь какъ можно боле сократить свой отвтъ. Я ршительно не согласенъ дозволить Вамъ разорвать мой рапортъ и прислать мн клочки въ конверт… Вы сами бы никогда этого не сдлали. Съ одной стороны нтъ достаточныхъ причинъ для такого поступка: что пологу я на всы? Пользу общественную? Я ей не довольно врю. Частныя мои выгоды? Этого я въ разсчетъ никогда не принимаю и принимать не буду. Съ другой стороны — такимъ поступкомъ я теряю свою позицію. Для того, чтобы я могъ съ пользою дйствовать на служб, необходимо мн уваженіе и нкоторый авторитетъ: и того и другаго я лишенъ, если поступлю такъ, какъ Вы совтуете. Я не хочу, чтобы отношенія ко мн моего Начальства походили на общія казенныя отношенія, я хочу имть право на откровенное, живое слово. Возьмите вс мои бумаги, писанныя въ продолженіе девятилтней разнообразно — дятельной моей службы, возьмите вс мои рапорты и записки, писанные въ Министерство: о раскол и о другихъ предметахъ: везд слышится искренній, а не оффиціально-лживый языкъ. По одному длу о раскол мн пришлось писать совершенно противъ мннія, принятаго Министерствомъ… Во всемъ этомъ есть что-то для меня утшительно-честное, посл утомительныхъ, нердко подлыхъ работъ служебныхъ. Я хочу, чтобы мн можно было служить по моему: иначе я не могу. Если возможно возстановить прежнія отношенія, если Министръ подъ той или другой формой уничтожитъ дйствіе его оскорбительныхъ бумагъ и дастъ мн длинный отпускъ, — я согласенъ остаться. Я не признаю за Министромъ права обижаться письмомъ моимъ.— Все это Вамъ покажется, можетъ быть, особенно среди Петербургской атмосферы и врующихъ въ свою дятельность Петербургскихъ администраторовъ, большею частью благородно-подлыхъ,— смшно, дико, незрло… А со мною странное совершается: чмъ боле уходитъ моя молодость, чмъ дальше въ жизнь, чмъ зрле становлюсь я,— тмъ сильне и сильне во мн потребность говорить словомъ правды, тмъ живе чувствую я въ себ возможность разумныхъ, непрактическихъ, но честныхъ поступковъ, тмъ гаже и гаже длается для меня ложь оффиціальности, тмъ противне самонадянная, довольная собою и игнорирующая живую жизнь манія Администраціи. Но блаженъ всякъ врующій во что бы то ни было! И Вамъ, какъ служащему, необходиме бывать въ Петербург и подышать Ханыковымъ, чмъ Московскою врою и Московскимъ безвріемъ!
И мы, трудясь, трудахъ своимъ не вримъ
И втайн мы не вримъ ничему!
Вотъ два стиха изъ одного стихотворенія, написаннаго мною: они даютъ Вамъ понятіе о моемъ душевномъ стро.— Прощайте. Отъ души благодарю Васъ за дружбу и участіе: я вполн имъ врю, но прискорбно мн звать, что Вы меня браните.— 5-го Марта 1851 года. Ярославль.

Замчаніе Сергя Тимоеевича о письм Ю. . Самарина и отвт Ивана Сергевича.

Марта 9-го, Пятница.

Письмецо твое, милый другъ Иванъ, отъ 5-го Марта, съ приложеніемъ подлиннаго письма Самарина и копіи съ твоего отвта, мною вчера получено. Я писалъ къ теб въ прошедшій Вторникъ и давно уже пишу аккуратно во два раза въ недлю. Ничего новаго теб сообщить не имю: у насъ все попрежнему, а изъ Петербурга посл 1-го Марта писемъ нтъ. Безъ сомннія, тамъ происходятъ такого рода обстоятельства по твоему длу, о которыхъ увдомлять меня, до окончательнаго ихъ ршенія, не хотятъ. Но сегодня долженъ я непремнно получить письмо отъ добрйшаго и милйшаго изъ смертныхъ: если можно, то конечно онъ напишетъ правду. Бдному Гриш, можетъ быть, и не до того. Совершенно постороннимъ образомъ дошелъ до меня слухъ, что тебя назначаютъ въ Костромскую слдственную коммиссію. Впрочемъ, это назначеніе, вроятно, было сдлано еще до полученія твоего послдняго письма къ Гвоздеву: если оно будетъ объявлено оффиціально, то дла примутъ другой оборотъ. Я не стану ничего говорить съ тобой о письм Самарина и твоемъ отвт: это безполезное водотолченіе, да и ты находишься въ такомъ состояніи духа, что неспособенъ къ принятію самой очевидной истины, если она несогласна съ твоимъ настоящимъ взглядомъ и пониманьемъ дла. Скажу теб только одно: предположи, что все твее семейство и вс твои друзья и пріятели совершенно согласны со всми твоими убжденіями и принимаютъ безусловно вс твои тезисы. Что же намъ остается желать? разумется одного: чтобъ ты вышелъ въ отставку, не правда ли? такъ пойми же ты, хотя на одну минуту, что ты употребляешь вс средства, чтобъ оставаться на служб и оставаться самымъ непріятнымъ образомъ. Я не могу думать, чтобъ ты дошелъ до послдней крайности и вабилъ русскую пословицу, что противъ рожна прать нельзя.— Мать говетъ и сегодня будетъ исповдываться, конечно она любитъ тебя больше, чмъ я, но теплая вра, покуда помогаетъ ей переносить твое тяжелое положеніе съ большимъ спокойствіемъ, чмъ мн мой ненадежный якорь разума. Смотри, не доведи насъ до ужасной крайности: ожидать можно всего. Крпко тебя обнимаю и благословляю.

——

Между бумагами, относящимися къ переписк о ‘Бродяг’, нашлось еще нижеприведенное письмо Ивана Сергевича въ Министру В. Д. Графу Перовскому. Это письмо безъ означенія числа и съ отмткой: непослано — было, вроятно, написано черезъ годъ или два посл выхода Ивана Сергевича въ отставку. Мы помщаемъ его здсь потому, что оно служитъ полнымъ выраженіемъ идеальнаго взгляда Ивана Сергевича на службу въ то время, когда въ Россія кром казенной службы не имлось никакой общественной дятельности, и личныхъ чувствъ его къ бывшему его начальнику графу Л. А. Перовскому — чувствъ полнаго и искренняго уваженія — не смотря на прискорбный эпизодъ о ‘Бродяг’, который Иванъ Сергевичъ и впослдствіи относилъ гораздо больше къ духу тогдашняго времени въ административныхъ сферахъ, чмъ лично къ графу Перовскому.

Милостивый Государь
Графъ Левъ Алексевичъ!

Страннымъ, можетъ быть, покажется Вашему Сіятельству, что посл выхода моего въ отставку въ 1851 г., я ршился теперь утруждать Васъ письмомъ своимъ… Позвольте, Графъ, объяснить Вамъ откровенно вс причины такого поступка.
Человку съ характеромъ живымъ, съ привычкою и потребностью дятельности общественной, съ нелюбовью къ помщичьему званію — трудно у насъ въ Россіи оставаться безъ службы. Я нахожусь теперь., именно въ этомъ положеніи, въ которое впрочемъ поставилъ себя добровольно: съ одной стороны неумстная запальчивость была причиной моей отставки, съ другой — мысль о сил всякой неправды въ нашемъ современномъ быту, о безуспшности честной съ нею борьбы, о совершенномъ противорчіи административнаго формализма съ самобытными началами русской жизни, наконецъ рядъ глубокихъ оскорбленій, происходившихъ отъ столкновенія служебныхъ обязанностей съ нравственными убжденіями,— все это поколебало во мн врованіе въ пользу моего труда, раздражило характеръ и содйствовало выходу моему изъ Министерства.
Но оставивъ службу, я увидалъ себя въ положеніи, еще боле непріятномъ: во первыхъ, мн приходилось жить на чужой счетъ, т. е. на счетъ своихъ крестьянъ, во вторыхъ — при настоящихъ обстоятельствахъ общественная дятельность въ литератур оказывается невозможною, въ третьихъ — призванія къ чисто отвлеченнымъ ученымъ трудамъ я въ себ не слышу, да и не могу оторваться отъ настоящаго для прошедшаго, отъ живой дйствительности для области отвлеченной, въ четвертыхъ — ни помщикомъ хозяиномъ, ни спекуляторомъ быть не могу. Я долженъ былъ сознаться, что какъ ни безуспшна кажется борьба съ современною неправдою, тмъ не мене обязанъ честный человкъ нести подвигъ борьбы до послдней крайности, я долженъ былъ согласиться, что недостатки административнаго формализма могутъ отчасти восполняться личностью самого чиновника въ соприкосновеніяхъ его съ дйствительностью, что служащему открывается способъ приносить пользу обществу уже тмъ, что изучая живыя стороны народнаго быта (съ которыми ничто не даетъ столько столкновеній, какъ служба), онъ можетъ ограждать ихъ самостоятельность — врными объясненіями и ходатайствомъ за нихъ предъ административною властью, что наконецъ замняя собою на служб взяточника, или бездушнаго чиновника, онъ въ состояніи сдлать частнаго добра въ тысячу разъ боле, нежели вн службы.
Я не измнилъ своихъ нравственныхъ убжденій, но думаю, что въ сфер служебной есть много такихъ отраслей дятельности, которыя даютъ возможность избжать противорчія обязанностей службы съ обязанностями внутренней правды, чиновника съ человкомъ.
Графъ, служилъ я и хочу служить — и право это не напыщенныя фразы: мн даже и повторять это совстно — не ради наградъ и честолюбія, но во имя правды, добра, пользы общественной. Это сильное требованіе души, это глубокое сознаніе своихъ побужденій лишали меня возможности смотрть на службу равнодушно, какъ на привычное ремесло,— заставляли меня принимать въ сердцу каждый трудъ и длать изъ него свое личное дло,— сообщили наконецъ словамъ моимъ колоритъ искренности и независимости, странной, конечно, въ чиновничьемъ мір. Но Вы, Графъ, Вы, какъ человкъ благородный — Вы поймете меня и поврите мн… Я хочу имть въ служб возможность сохранить подъ чиновническимъ мундиромъ человка честнаго (въ обширномъ смысл этого слова), хочу имть начальника, способнаго понять и уважить это требованіе (а потому и обращаюсь къ Вамъ), хочу пользоваться правомъ говорить правду, безъ лести разумется, но и безъ рзкости и запальчивости (въ чемъ, по совсти, не могу не сознавать себя виновнымъ), желаю наконецъ имть средства существованія не по званію помщика.
Вотъ мое откровенное объясненіе, съ которымъ — Вы согласитесь,— можно обратиться — только къ человку, вполн уважаемому. Если это объясненіе, въ которомъ нтъ ли одного пустаго слова, открываетъ для меня возможность службы, то я готовъ подъ начальствомъ Вашимъ, Графъ, снова принесть на службу и вс способности, какія только имю, и привычку дятельности и всю горячность труда.
Впрочемъ, какъ бы ни было принято это письмо, я всегда сохраню къ Вамъ, Графъ, чувства искреннйшаго уваженія, съ которыми и имю честь быть

Вашего Сіятельства
покорнйшимъ слугою
Ив. Аксаковъ.

ПРИЛОЖЕНІЕ

СТИХОТВОРЕНІЯ
Ивана Сергевича Аксакова
за 1848—1851 годы.

<...>

Аксаков Иван Сергеевич
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Письмо К. В. Божовского, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1864
  2. В московский цензурный комитет, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1862
  3. Письмо Д. Карякина, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1861
  4. Из писем, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1881
  5. Письмо И. Болдырева, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1864
  6. Письмо А. Н. Драшусова, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1862
  7. Письмо И. А. Чистовича, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1861
  8. Письмо Д. И. Ростиславова, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1864
Электронная библиотека