Евгения Таратута
Евгения Таратута
Писатель-революционер
Писатель-революционер
Евгения Таратута
Писатель-революционер, Степняк-Кравчинский Сергей Михайлович, Год: 1987
Время на прочтение: 17 минут(ы)
——————————————————————————-
Степняк-Кравчинский С. Сочинения. В 2-х т.
Т. 1. Россия под властью царей. Подпольная Россия.
Комментарии Н.М.Пирумовой, М.И.Перпер
М.: Худож. лит., 1987. — 575 с.
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 8 июля 2003 года
——————————————————————————-
Спартак, Овод, Андрей Кожухов… Эти три литературные героя всегда стоят рядом в нашей памяти, в нашем воображении… Как стояли рядом и в сознании русских революционеров начала XX века.
В 1934 году Емельян Ярославский, приветствуя Первый Всесоюзный съезд писателей от имени старых большевиков, говорил, что большевики учатся не только на произведениях Маркса и Энгельса, но и на художественной литературе. ‘Когда мы, молодые марксисты, занимались пропагандой, мы использовали нередко и такие произведения художественной литературы, как, скажем, ‘Спартак’, ‘На рассвете’, ‘Овод’ Войнич, Степняка-Кравчинского, такие его вещи, как ‘Домик на Волге’, ‘Андрей Кожухов’, Чернышевского — ‘Что делать?’* Это подтверждается и воспоминаниями жены одного из организаторов Советской власти, замечательного революционера Якова Свердлова. ‘Читать Яков научился сам, без посторонней помощи, и вскоре любимыми его авторами стали такие писатели, как Степняк-Кравчинский, Джованьоли, Войнич. Яков увлекался подвигами Спартака, борьбой Андрея Кожухова и Овода…’**. Романы о героях-революционерах были любимыми книгами Николая Островского. Именно об этих произведениях он говорит словами Павки Корчагина: ‘Книги, в которых были ярко описаны мужественные, сильные духом и волей революционеры, бесстрашные, беззаветно преданные нашему делу, оставляли во мне неизгладимое впечатление и желание быть таким, как они’***.
______________
* Первый Всесоюзный съезд советских писателей. Стенографический отчет. М., 1934, с. 238.
** Свердлова К.Т. Я.М.Свердлов. М., 1957, с. 74.
*** Островский Н. Как закалялась сталь. — В кн.: Романы. Речи. Статьи. Письма. М., 1949, с. 262.
‘Спартак’, ‘Овод’, ‘Андрей Кожухов’.
Создатели этих романов — итальянец Рафаэлло Джованьоли, англичанка Этель Лилиан Войнич и русский С.М.Кравчинский, известный под псевдонимом ‘Степняк’. И герои их тоже принадлежат разным странам и эпохам, но в сердце русского читателя они слились в один образ борца за свободу.
Самое удивительное в том, что все эти разные книги русский читатель узнал благодаря одному человеку — С.М.Степняку-Кравчинскому. Это Степняк-Кравчинский первый перевел роман ‘Спартак’ на русский язык еще в 1881 году, это Степняк-Кравчинский написал роман ‘Андрей Кожухов’, это Степняк-Кравчинский вдохновил Э.-Л.Войнич на создание романа ‘Овод’ и в значительной степени был прообразом его героя!
Переводчик. Автор. Вдохновитель.
Конечно, такое стечение обстоятельств вовсе не случайно… С.М.Кравчинский действительно был одним из самых замечательных, необыкновенных людей в русском революционном движении, в русской литературе, в европейском общественном движении XIX века.
Сергей Михайлович Кравчинский родился 1(13) июля 1851 года в селе Новый Стародуб Херсонской губернии (ныне — Кировоградской области) в семье главного лекаря местного военного госпиталя. После окончания Орловской военной гимназии и Московского военного Александровского училища он был переведен в Михайловское артиллерийское училище в Петербурге, которое окончил в чине подпоручика. Год прослужил он в должности учителя в фейерверкерской (то есть военно-технической) школе Харьковского военного округа и вышел в отставку: он не мыслил своего пребывания в царской армии, угнетающей народ.
Народ, борьба за народное благо — отныне цель его жизни.
Он поступил в Лесной институт на агрономическое отделение. Решил изучить сельское хозяйство: ведь в России, крестьянской стране, — это самое важное.
Уже в годы учения Кравчинский отличался серьезностью и пристальным интересом к социальным вопросам. Из всех изучаемых предметов его больше всего интересовала история. Превосходно успевал он и в изучении иностранных языков. Военные науки изучал также пристально и внимательно. Все свободное время Кравчинский проводил за книгами. Труды, посвященные освободительным движениям и революциям, особенно привлекали его. Он читал произведения русских революционных демократов, французских утопистов, английских социологов. Кроме русских книг, он усиленно штудировал книгу, тогда только что вышедшую на немецком языке, — Karl Marx, ‘Der Kapital’.
Веселые пирушки будущих офицеров, задорные игры молодежи не занимали Кравчинского. В комнате его был только один стул, на котором сидел он сам, — чтобы никто с пустой болтовней и досужими сплетнями не задерживался у него.
Но это не значит, что у него не было товарищей. Были. Но только небольшой круг серьезных, мыслящих юношей. Правда, в комнате они беседовать не могли, ибо, как тогда говорили, ‘и у стен есть уши’. Товарищи собирались на полянках в лесу или у кого-либо на частных квартирах. Обсуждали прочитанные книги — произведения Чернышевского, Писарева. ‘Историю цивилизации в Англии’ Бокля, ‘Исторические письма’ П.Миртова (псевдоним известного ученого и публициста П.Лаврова), ‘Положение рабочего класса в России’ Н.Флеровского (псевдоним экономиста и публициста В.В.Берви), изучали пристально революционное движение во Франции…
Вскоре после выхода в отставку Кравчинский был принят в кружок молодых пропагандистов социализма, так называемый кружок ‘чайковцев’. Это была группа народников, решивших посвятить свою жизнь борьбе за свержение самодержавия, за освобождение народа. Члены этого кружка стали друзьями Кравчинского на всю жизнь, до самой смерти. Петр Кропоткин, Софья Перовская, Дмитрий Клеменц, Николай Морозов… Они еще не знают, что первый из них станет крупным ученым, идеологом международного анархизма, что вторая героически осуществит организацию казни российского самодержца Александра II и сама погибнет на эшафоте, что третий, насильственно оторванный от борьбы, не сломится и в глухой Сибири, станет известным этнографом, а четвертый, после двадцати пяти лет заключения в Шлиссельбурге, доживет до Великой Октябрьской социалистической революции, будет почетным академиком Академии наук СССР, станет свидетелем героизма советского народа во время Великой Отечественной войны, увидит День Победы… И никто не знает, что он сам, Сергей Кравчинский, переменив десятки имен — С.Михайлов, Абрам Рублев, Владимир Джандиеров, Шарль Обер, С.Горский, Никола Феттер, С.Штейн и другие, — станет всемирно известным писателем под именем ‘Степняк’…
Он всегда был одним из первых. Когда ‘чайковцы’ решили, что надо сейчас, не откладывая, немедленно нести идеи социализма народу, Кравчинский бросает институт, переодевается пильщиком и идет ‘в народ’. Он ведет пропаганду среди крестьян, которых народники считали главной революционной силой. Вместе со своим другом Дмитрием Рогачевым шли они по деревням Тверской губернии. С разговоров о природе, об устройстве солнечной системы переходили они к беседам об устройстве государства Российского, о формах правления в других странах, где нет царей. Вскоре пропагандисты были арестованы, слушавшие их крестьяне помогли им бежать, но теперь уже на всю жизнь молодые революционеры вынуждены были перейти на нелегальное положение. Так, с 1873 года Сергей Кравчинский стал профессиональным революционером.
Жандармы нескольких губерний искали убежавших, во все концы империи шли шифрованные телеграммы. Арестовали и допрашивали многих друзей Кравчинского, которые единодушно отзывались о Кравчинском восторженно, хотя такие отзывы могли ухудшить их собственную участь. Но это не удивительно. Удивительно, что жандармский полковник, ведущий следствие по делу Кравчинского, в докладной записке на имя Александра II восторженно отозвался о молодом пропагандисте, сокрушаясь, что такие талантливые люди не служат царю и отечеству…
Но Кравчинский служит отечеству. Хотя и не так, как желал бы жандармский полковник… Он всеми возможными способами пропагандирует социализм, ведет занятия в рабочих кружках. К этому времени относятся и его первые литературные опыты.
Он пишет о социализме брошюры в виде сказок, в которых повествует русским рабочим и крестьянам о международном товариществе трудящихся — об Интернационале, о мудром Карле Марксе…
Его пропагандистские сказки выходят в Лондоне и в Женеве и, чтобы сбить с толку полицию, под различными названиями. Так, его ‘Сказка о Мудрице Наумовне’ выходит и под названием ‘Сказка-говоруха’, и как ‘Приключения пошехонцев’. И на каждом издании значится, что книга печаталась в Москве и дозволена цензурой. Народники в своей пропаганде широко использовали эти сказки Кравчинского.
А сам Кравчинский по-прежнему вынужден скрываться. В 1874 году он уехал за границу. Побывал в Швейцарии, Англии, Франции, знакомился с социалистами, изучал современное рабочее движение. Его активная натура жаждала действия, и, когда летом 1875 года в маленьком славянском государстве Герцеговине вспыхнуло восстание против турецкого ига, Сергей Кравчинский поспешил на помощь повстанцам. Помогая восставшим, он одновременно стремился и приобрести опыт ‘инсуррекционной’, как тогда говорили, войны (то есть — вооруженного восстания) для революционных действий и на своей родине. Восстание было подавлено, и Кравчинский вернулся в Россию.
Дома его ожидали разочарования. Разгром ‘хождения в народ’, отсутствие ясной перспективы борьбы, арест большинства лучших друзей тяжело отразились на душевном состоянии Кравчинского. В начале 1877 года, сопровождая одного больного товарища, он отправился в Италию. Там он принял участие в вооруженном восстании в провинции Беневенто, поднятом учениками Бакунина, и был арестован с оружием в руках. Более девяти месяцев просидел он в итальянской тюрьме, где, не теряя времени, изучил итальянский язык и составил несколько инструкций по ведению восстаний. Суд все откладывался по разным причинам, но тут умер итальянский король, и новый, вступая на престол, объявил амнистию. Кравчинский пешком (не было денег) отправился в Швейцарию. В Женеве он встретил группу русских эмигрантов и вместе с ними стал издавать журнал ‘Община’, в котором помещал статьи о русском и итальянском освободительном движении.
Но Кравчинский рвался к активной деятельности, он мечтал вернуться на родину. Все же там — настоящая борьба. Из Петербурга пришла весть о покушении Веры Засулич на генерала Трепова. Этот Трепов приказал высечь одного политического заключенного, который якобы не так приветствовал генерала… От лица молодой России, от лица честных людей Вера Засулич стреляла в Трепова, чтоб неповадно было сатрапам издеваться над людьми. Восторг охватил Кравчинского. Ему казалось издалека, что вся Россия пробуждается от сна, рвет цепи рабства. Если уж девушки карают царских слуг за произвол и насилие!..
В мае 1878 года Кравчинский вернулся в Петербург. Его пьянил родной воздух, встречи с друзьями. Все действительно так, как он ожидал: все оживленны, деятельны. Это уже закаленные бойцы. Грезы их молодости исчезли, они не тешат себя несбыточными иллюзиями и готовятся к упорной борьбе с самодержавием.
Друзья встретили Кравчинского с радостью. Одно его присутствие сулило удачу. Одно его присутствие создавало особую атмосферу нравственной чистоты, правдивости, искренности, доверия. При нем невозможно было сфальшивить, при нем люди становились лучше, чище, сильнее.
И скольких нет вокруг… Закончился процесс революционеров-пропагандистов, по которому судили 193 человека. Десятки самых близких, самых дорогих друзей Кравчинского заточены в казематы, сосланы в Сибирь. Буквально через два-три дня после приезда в Петербург Кравчинский пишет прокламацию ‘По поводу нового приговора’, обличая в ней ‘бесчеловечность, зверство, попрание всех человеческих прав, лицемерие и низость царского правительства’.
В этой прокламации Кравчинский призывал своих соратников отдать все силы, все помыслы, всю энергию на борьбу с самодержавием.
Сам Кравчинский привлекает новых членов в организацию ‘Земля и воля’, налаживает нелегальную типографию, редактирует газету народников, пишет для нее статьи… Однако он постоянно находится в плену ‘ожесточенного страдания’ из-за гибели друзей. И ищет отмщения.
В это время среди народников усиливалось течение, выдвигавшее на первый план завоевание политической свободы. Пропаганда слишком жестоко каралась правительством и давала слишком малые результаты. Поэтому в поисках новых методов борьбы народники, наряду с усилением пропаганды, главным образом с помощью печатного слова, стали считать одним из важнейших средств — террор.
Кравчинский разделяет эти взгляды. Главного непосредственного врага он видит в генерал-адъютанте Мезенцове, шефе жандармов, начальнике Третьего отделения собственной его императорского величества канцелярии, который виновен в тяжкой участи молодых революционеров. Так пусть узнают царские слуги, что нет более покорной России, смиренно взирающей на гибель лучших сынов своих. Он сам, Сергей Кравчинский, который не тронет дворнягу, убьет шефа жандармов. Так он решил.
Четвертого августа 1878 года, утром, на людной площади Петербурга ударом кинжала Кравчинский убил генерала Мезенцова.
Это была неслыханная удача — палач убит, а Кравчинскому удалось скрыться.
Весь Петербург пребывал в смятении, столица будто на военном положении. Вся полиция по личному распоряжению царя ищет смельчака. А он — здесь, ходит по мостовым столицы, пишет брошюру ‘Смерть за смерть’ с объяснением мотивов покушения. Брошюра вышла из печати, выходит первый номер газеты ‘Земля и воля’… В конце 1878 года друзья все же заставили Кравчинского уехать за границу. Он думал — на несколько недель, оказалось — навсегда.
Сначала Кравчинский поселился в Швейцарии, но царизм преследовал его и там, велись переговоры с швейцарским правительством о выдаче Кравчинского. И в эмиграции ему пришлось жить под чужими именами, скрываться.
Всеми силами стремился Кравчинский вернуться в Россию, но это было невозможно: внешность его — слишком оригинальная, заметная, приметы его были разосланы во все жандармские управления и неизбежный арест означал для него верную смерть. Соратники это понимали и не вызывали его на родину, а без их содействия возвращение было невозможно.
Для служения родине Кравчинскому оставалось только перо. Он писал статьи для русских журналов, в его переводе были опубликованы многие произведения итальянских, испанских, немецких писателей. Эти переводы давали ему и средства на жизнь. Но вся эта подцензурная работа, невозможность писать свободно крайне угнетали его.
А ситуация вскоре еще более ужесточилась. После убийства в 1881 году Александра II, совершенного народовольцами, преследования царской полиции усилились. Кравчинский вынужден был покинуть и Швейцарию. Под чужим именем он поселился в Италии, оказавшись в двойном изгнании — эмигрант в эмиграции.
Борьба народовольцев привлекла внимание всего мира. В газетах и журналах Франции, Англии, Германии русских революционеров, или ‘нигилистов’, изображали злодеями и разбойниками. Кравчинский считал своим долгом рассказать правду о деятелях русской революции, показать всему миру благородство своих товарищей по борьбе, привлечь симпатии передовой Европы к этой борьбе. Он писал товарищам в Россию в начале 1882 года из Италии: ‘Нужно наконец помирить Европу с кровавыми мерами русских революционеров, показать, с одной стороны, их неизбежность при русских условиях, с другой — выставить самих террористов такими, каковы они в действительности, т.е. не каннибалами, а людьми гуманными, высоконравственными, питающими глубокое отвращение ко всякому насилию, на которое только правительственные меры их вынуждают’.
Вскоре одна миланская газета предложила Кравчинскому написать серию очерков о русском революционном движении. Кравчинский с радостью согласился и был чрезвычайно увлечен этой работой. В целях конспирации было условлено, что очерки эти пойдут, как присланные из Швейцарии. Кравчинский писал их на итальянском языке. И в начале ноября 1881 года читатели миланской газеты ‘Пунголо’ (‘Жало’) начали знакомиться с серией очерков о русском революционном движении, подписанной ‘Степняк’ и озаглавленной ‘Подпольная Россия’.
Удивительное название дал своей работе Кравчинский. Действительно, кроме царской России, кроме рабской России, кроме страны жандармов, палачей, чиновников, преуспевающих газетчиков-блюдолизов, ловких купцов, кроме страны нищих крестьян, голодных рабочих, кроме страны людей, сочувствующих народу и обуреваемых иногда ‘благими намерениями’, есть еще, утверждал он, Россия благородных, мужественных, честных борцов за счастье народа, Россия героев, Россия революционная, подпольная!
Очерки вызвали большой интерес у читателей, и издатель решил выпустить их отдельной книгой. Значительно расширенная и дополненная, книга Степняка вышла в Милане весной 1882 года. В короткий срок она была переведена на многие языки мира: на португальский, английский, французский, немецкий, датский, голландский, шведский, испанский, польский, болгарский, японский и другие.
Жанр книги трудно точно определить. Читатель найдет в ней рассказы, мемуары, исторические экскурсы, очерки, литературные портреты, приключения, пропагандистскую прокламацию, политический трактат. Достоинства подлинно художественного произведения сочетаются в ней с исторической достоверностью.
Яркими, сильными штрихами излагал автор историю революционного движения в России. Но книга эта меньше всего походила на исторический труд. Скорее всего это была вдохновенная ода героям и жертвам революции. Основную часть ее составляли ‘Революционные профили’ — очерки о Вере Засулич, Софье Перовской, Петре Кропоткине, Дмитрии Лизогубе и других революционерах-народниках.
Таких людей, как герои ‘Подпольной России’, немного на свете, однако значение их примера огромно. Под влиянием ‘Подпольной России’ видный английский писатель Уильям Моррис стал социалистом. Под влиянием этой книги заинтересовалась русским революционным движением англичанка Лили Буль, впоследствии Э.-Л.Войнич, ставшая другом и соратником Степняка-Кравчинского. С его помощью она овладела русским языком и уехала в Россию, где прожила два года. ‘Подпольную Россию’ высоко ценили Эмиль Золя, Альфонс Доде, Марк Твен, Элизе Реклю, Уолт Уитмен и многие другие выдающиеся люди Западной Европы и Америки.
Об этой книге благожелательно отозвался И.С.Тургенев. Она произвела сильнейшее впечатление на Льва Толстого.
В 1893 году сам писатель перевел ‘Подпольную Россию’ на русский язык. И десятки русских юношей и девушек пошли в революцию под влиянием этой книги. В 1905 году ее рекомендовали большевики как материал для занятий в крестьянских кружках по программе, составленной при участии В.И.Ленина*.
______________
* См.: Ленинский сборник, XIX. М., Партиздат, 1932, с. 467.
Преследуемый царской полицией, Степняк должен был покинуть и Италию, и Швейцарию. С 1884 года он жил в Лондоне. И здесь он продолжал бороться с самодержавием. С помощью литературы. Он служил родине словом ‘Для меня литература — то же поле битвы’, — говорил он. Отдав все силы литературе, Кравчинский вел революционную агитацию за границей.
Ведь русское самодержавие являлось оплотом для реакционеров всех стран, поэтому, считал Кравчинский, народы мира должны помогать русскому народу в его борьбе, — для этого необходимо всемерно разоблачать ужасы царского строя, показывать действительное положение в России.
Заветной мечтой Степняка было продолжить дело Герцена — возродить вольную русскую печать, издавать газету, журнал, книги, переправлять эту литературу в Россию, готовить народ к новому этапу борьбы. Он уже понял, что террор бессмыслен и что надо бороться с самодержавием другими способами. Однако он не верил в силы рабочего класса и к первой русской марксистской организации — группе ‘Освобождение труда’, созданной Г.В.Плехановым с товарищами в Женеве, — не примкнул, хотя всячески содействовал ее работе.
Несмотря на теоретические разногласия, Степняка и других русских эмигрантов объединяла страстность поисков, беззаветная преданность своим убеждениям, глубокая принципиальность, презрение к каким бы то ни было компромиссам, сделкам с совестью. Интересы общества всегда были для них выше личных интересов, борьба за свободу была их единой вечной страстью. В.И.Ленин писал, что история освободительной борьбы в России была историей ‘неслыханных мук и жертв, невиданного революционного героизма, невероятной энергии и беззаветности исканий, обучения, испытания на практике, разочарований, проверки, сопоставления опыта Европы’*.
______________
* Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 41, с. 8.
С первых же дней пребывания в Англии Степняк-Кравчинский познакомился со многими видными английскими общественными деятелями, писателями, журналистами. Познакомился с Ф.Энгельсом, который высоко ценил русского революционера, поддерживал его, привлекал к участию в международном рабочем движении. В доме Энгельса Степняк познакомился со многими эмигрантами из разных стран и, в свою очередь, познакомил Энгельса с некоторыми русскими политическими эмигрантами. На первой в мире первомайской демонстрация, которая состоялась в Лондоне в 1890 году, Степняк выступал с трибуны, где был и Энгельс.
Меньше чем через год после приезда Степняка в Лондон там вышла его книга на английском языке ‘Россия под властью царей’. Она имела большой успех и в том же, 1885 году была издана вторично, через год появилось ее третье издание, а еще через год, в 1887 году, — во Франции и в Швеции. Вскоре после первого английского издания книга вышла и в Соединенных Штатах Америки.
Всемирный успех книги ‘Россия под властью царей’, огромный интерес к ней во многих странах, в разных слоях общественности говорят о непреходящем значении этого замечательного историко-публицистического документа. Значении, выходящем далеко за рамки той эпохи.
По этой книге европейский и американский читатель знакомился с краткой историей России и с современным ее положением. Узнавал о произволе жандармерии, о бесправности подданных Российской империи, о состоянии образования и просвещения, о тяжком положении подцензурной печати в жестокие 80-е годы XIX столетия, известные разгулом мрачной реакции, наступившей в стране после убийства Александра II. Сущность правительственной политики в то время сводилась к тому, чтобы политически и экономически законсервировать Россию, затормозить развитие буржуазных отношений, известный простор для которых был открыт реформами 60-70-х годов, и опереться на крепостнические порядки, разгромить общественное и революционное движение. Идеологи реакции требовали сильной и грозной власти.
Резкой критикой бесчеловечных порядков царской России Степняк-Кравчинский стремился объяснить иностранному читателю, реабилитировать такие крайности русской революции, как терроризм, и утверждал мысль о возможном и неизбежном переходе России из-под власти царей — в Россию, где властвовать будет народ. ‘Моя книга, — писал Степняк своим товарищам, — тенденциозная, политическая, предназначенная для возможно большей массы публики. Я должен был сделать ее настолько серьезной, чтобы удар, наносимый русскому правительству в общественном мнении, был тяжелый, неотразимый, убивающий…’
К сожалению, русскому читателю довелось узнать эту книгу только в 1908 году, да и то лишь несколько глав, а целиком она была переведена и издана у нас в 1964 году.
Продолжая неустанно работать в публицистическом жанре, Степняк через год после ‘России под властью царей’, в 1886 году, выпускает третью книгу — ‘Русская грозовая туча’, посвященную царской армии, национальному вопросу. Анализом многочисленных фактов писатель и в этом своем труде убеждает читателей, что не Россия сама по себе, а именно Россия, находящаяся под властью царей, то есть русский абсолютизм, является реальной угрозой для демократии в Западной Европе.
Еще два года спустя, в 1888 году, появляется четвертая книга Степняка — ‘Русское крестьянство, его экономическое положение, общественная жизнь и религия’, фундаментальный труд, вышедший в двух томах. Писатель работал над ним очень упорно, перечитав огромное количество литературы в читальном зале Британского музея: и статистические материалы, и книги отечественных экономистов, и различные периодические издания, и произведения беллетристов-народников. Степняк изображает русское крестьянство в разных аспектах, подчеркивая его нравственный характер — трудолюбие, любовь к земле, патриотизм, правдивость, справедливость. Но главное — даже через сухие статистические данные он видит в жизни крестьянства ‘океан горя, слез, отчаяния и разорения’. И, естественно, Степняк опять приходит к постоянной своей мысли. Мысли, вдохновлявшей его и на подвиги и на литературные дела: ‘Именно в этом, а вовсе не только в жестокостях по отношению к политическим заключенным, кроется причина непримиримой, лютой ненависти революционеров к царскому правительству. В этом безусловная причина, постоянный возбудитель и высшее оправдание русской революции и русских заговоров. Жизнь не имеет никакой ценности, если у тебя на глазах подвергается мучениям горячо любимый тобою народ…’
Таким образом, четыре публицистические книги Степняка дали западному читателю широкую картину русской жизни.
А у него тем временем созрела мечта посвятить себя художественной литературе. Еще в 1875 году он задумал роман о своих соратниках, о русских революционерах. Он понимал, что и художественные произведения как средство агитации будут иметь значение вовсе не меньшее, чем публицистика, а может быть, даже и большее.
Отчетливо сознавая, что такую книгу тоже невозможно будет издать в России, он и роман писал на английском языке, адресуя его английскому читателю.
Постоянно отвлекаемый необходимостью писать для газет и журналов, выступать с лекциями, участвовать в митингах, Степняк работал над романом очень долго. Непосредственно трудиться над рукописью романа он начал в 1886 году. Писал с удовольствием. И к началу 1889 года считал роман оконченным. Дочь Маркса, Элеонора, и ее муж, Эдуард Эвелинг, помогали Степняку в окончательном редактировании рукописи и вполне одобрили язык романа. Писатель предполагал назвать роман по имени главного героя — ‘Андрей Кожухов’, но друзья посоветовали озаглавить его более понятно для англичан: ‘Карьера нигилиста’. В окончательной правке рукописи Степняку помогала также молоденькая Лили Буль, только недавно вернувшаяся из России.
Осенью 1889 года роман ‘Карьера нигилиста’ вышел из печати.
И пресса и читатели встретили его весьма благожелательно. Правда, зная Степняка как публициста и политического писателя, английский читатель ожидал и в романе найти прежде всего характеристики политических взглядов его персонажей. Но Степняк ставил себе совсем другую цель, что и объяснил в предисловии ко второму изданию романа, которое появилось меньше чем через год после выхода первого: ‘Будучи свидетелем и участником движения, поразившего даже врагов своею безграничной способностью к самопожертвованию, я желал представить в романическом освещении сердечную я душевную сущность этих восторженных друзей человечества, у которых преданность своему делу достигла степени высокого религиозного экстаза, не будучи сама по себе религией’.
Заветной мечтой писателя было увидеть свой роман на русском языке в руках русского читателя. Но самому перевести книгу ему не довелось. Вскоре после выхода романа Вера Засулич перевела четыре его главы для журнала ‘Социал-демократ’, выходившего в Женеве, а целиком, в переводе вдовы писателя, он появился уже только после его смерти — в 1898 году. Изданный впервые за границей, ‘Андрей Кожухов’ проникал в Россию небольшими партиями — по десять, двадцать экземпляров. Только после 1905 года он был издан в России, да и то с большими купюрами.
Роман ‘Андрей Кожухов’ занимает совершенно особое место в русской литературе. Особенность его в том, что это единственная книга, в которой русские революционеры-народники изображены во весь рост, со своими мыслями и чувствами, предельно правдиво и достоверно, с явной авторской симпатией и объективностью. Недаром его современники и близкие узнавали в образах героев романа людей им хорошо известных. А в образе Андрея видели самого автора. Свои мысли и чувства, свои тревоги и радости изобразил Степняк, описывая главного героя. Автобиографичность романа придает ему особую достоверность. Так же, как Андрей, сам Кравчинский переходил границу с помощью контрабандистов, вел пропаганду в рабочих кружках Петербурга, и для него, как и для Андрея, это была любимая работа, так же организовывал побеги своих товарищей, так же готовился к покушению, прощаясь с любимой женщиной, прощаясь с жизнью… Правда, в романе, как более типичное, описал неудавшееся покушение… Это свои мысли выражает Кравчинский, когда говорит устами Андрея: ‘Недаром какой-то великий философ сказал, что чем выше вы цените людей, тем меньше вы рискуете ошибиться в своих ожиданиях’. И Андрей мог написать слова, начертанные Кравчинским в альбом одной девушке: ‘Оставайся верной самой себе, и ты никогда не будешь знать угрызений совести, которые составляют единственное действительное несчастье в жизни’.
Но, конечно, роман ‘Андрей Кожухов’ — не автобиография. Как настоящий художник, писатель создал в своем романе собирательный образ героя, воплотив в нем черты многих и многих борцов за народное благо, показал психологию героизма, самоотверженности, столь характерную для русских революционеров-народников.
Безусловно, русская литература знает художников большего масштаба, чем Степняк-Кравчинский. Но в его книгах есть особое эмоциональное напряжение, которое неотразимо действует на читателя, увлекая его. Будем помнить, что для Степняка литературный труд был его оружием. Лишенный возможности действовать, он всю энергию, весь дар пропагандиста, весь пыл борца вложил в свои произведения. В одной из статей он приводит слова итальянского писателя Ф.-Д.Гверрацци: ‘Я написал эту книгу потому, что не имел возможности дать генеральное сражение врагам Италии’. Эти слова Гверрацци с полным основанием Степняк-Кравчинский мог сказать и о себе. Именно потому так сильна была отдача, так велика была популярность романа. Будущий прототип главного героя горьковского романа ‘Мать’ — Петр Заломов очень высоко ценил ‘Андрея Кожухова’. Лев Толстой читал и перечитывал роман и говорил: ‘Очень нравится’.
Одновременно с литературной работой Степняк-Кравчинский много сил и энергии отдавал прямой агитации для пробуждения в Англии симпатии к русскому революционному движению. Наконец, в самом конце 1889 года ему удалось организовать английское ‘Общество друзей русской свободы’, в которое вошли видные английские прогрессивные общественные деятели. Общество собирало деньги для помощи русским политическим заключенным, устраивало митинги для разъяснения положения в России. С середины 1890 года Общество стало издавать ежемесячный журнал на английском языке ‘Свободная Россия’, печатавший всевозможные материалы о России, а также переводы произведений русских писателей. Степняк был редактором этого журнала.
Его ближайшей помощницей в этом благородном деле стала Лили Буль. Она была членом исполнительного комитета ‘Общества друзей русской свободы’, сотрудничала в редакции ‘Свободной России’. В доме Степняка Лили Буль познакомилась с молодым польским революционером, бежавшим из сибирской ссылки, — Михаилом Войничем и вскоре вышла за него замуж. Вместе с мужем она помогала Степняку и в других его предприятиях — в организации ‘Фонда вольной русской прессы’ для издания и транспортировки в Россию всевозможной революционной литературы, в издании сборника статей ‘Нигилизм как он есть’, переводила на английский язык статьи Степняка. Он же написал вступительные статьи к двум книгам произведений русских писателей, которые вышли в Англии в переводе Э.-Л.Войнич (это были сборник рассказов Гаршина и большой том ‘Русский юмор’, в который вошли произведения Гоголя, Достоевского, Салтыкова-Щедрина, Глеба Успенского и других).
Именно дружба со Степняком, с его друзьями-революционерами, ее личное участие в русском революционном движении и, конечно, незабываемая личность самого Степняка, его мужество, его кристальная честность, преданность борьбе за свободу, непреклонная верность своим убеждениям помогли Э.-Л.Войнич написать роман ‘Овод’, создать один из самых ярких во всей мировой литературе образ революционера.
Уместно будет отметить, что незаурядная фигура Степняка отразилась и во многих других произведениях мировой литературы, например, в романе Э.Золя ‘Жерминаль’, в романе А.Доде ‘Тартарен в Альпах’, в романе В.Хоуэллса ‘Путешественник из Альтрурии’ в поэме А.Блока ‘Возмездие’.
Еще ‘Карьера нигилиста’ не вышла из печати, а Степняк уже начал работать над другой книгой — повестью ‘Домик на Волге’. Эту повесть он писал по-русски.
‘Домик на Волге’ тоже рассказывает о русских революционерах. Главный герой повести — Владимир Муринов, один из тех ‘восторженных друзей человечества’, которые идут на гибель во имя свободы родного народа.
Вскоре Степняку-Кравчинскому посчастливилось самому перевести ‘Подпольную Россию’. Дело в том, что к началу 90-х годов ‘Фонд вольной русской прессы’ располагал уже довольно значительными суммами, собранными как пожертвования и вырученными за выступления с лекциями. ‘Фонд’ стал издавать брошюры, появилась возможность издать и ‘Подпольную Россию’ на русском языке. Степняк с удовольствием взялся за ее перевод. В 1893 году книга была издана тиражом пять тысяч экземпляров, основная часть которых предназначалась для нелегальной транспортировки в Россию.
К концу 1895 года ‘Фонд вольной русской прессы’ имел уже солидную типографию и достаточную сумму денег для издания в Лондоне большой революционной газеты на русском языке. Группа русских либералов обещала свое материальное содействие и помощь в распространении газеты в России. Дал обещание участвовать в газете и Плеханов. Организационные хлопоты отнимали у Степняка почти все время и требовали множества усилий. С большим трудом он закончил книгу, посвященную характеристике положения России в конце царствования Александра III и в начале правления Николая II. Книга эта, названная Степняком ‘Царь-чурбан и царь-цапля’, вышла в самом конце 1895 года.
На столе писателя лежали страницы и наброски начатых новых романов о русской революционной молодежи, о ‘Народной воле’, в которых он собирался вывести образы Перовской, Желябова, Фигнер, Халтурина, начало драмы о Рылееве, биографии Кибальчича, но все его дни были заняты подготовкой издания новой газеты.
Двадцать третьего декабря 1895 года, рано утром, Степняк вышел из дому и направился к друзьям, чтобы договориться окончательно о первом номере новой газеты, которая должна была выходить с января 1896 года. Он торопился и шел задумавшись. Ему нужно было перейти через линию пригородной железной дороги…
Он хотел жить сто лет. Он ушел от царской виселицы, от пули итальянского карабина, и вот теперь, когда осуществлялась его мечта — издавать вольную русскую газету, заговорить наконец полным голосом — он погиб… Паровоз, налетевший из-за поворота, оборвал жизнь замечательного революционера, писателя.
Он так и не побывал больше в России, которую так любил. Не глотнул больше воздуха родины, о котором так мечтал!
Ему было всего сорок четыре года…
На следующий день почти все газеты Англии поместили извещения о трагической гибели Степняка.
В их квартиру, где, казалось, еще звучал его добрый голос, приносили сотни писем и телеграмм.
Хоронили Степняка в субботу 28 декабря. Перед вокзалом, откуда вела дорога в крематорий, прошли многотысячные демонстрации. С мутно-серого неба непрерывно падали мелкие капли дождя.
Промокшие, озябшие, тесными рядами шли английские, французские, немецкие, итальянские пролетарии, собравшиеся из мрачных предместий Лондона. Они шли с красными знаменами, выражая свою горячую любовь к русскому революционеру, который сражался за свободу всех простых людей мира. Шли литераторы, артисты, учителя, политические деятели.
С невысокой кирпичной стенки у вокзала выступали с последним словом его соратники и друзья: английский социалист поэт Уильям Моррис, итальянский революционер Эррико Малатеста, немецкий социалист Эдуард Бернштейн, русский революционер Петр Кропоткин, дочь Маркса — Элеонора.
Почти сто лет прошло со дня гибели Степняка-Кравчинского, а книги его живут. Исторические и художественные достоинства его произведений сохраняют и для нас свою ценность.
Благодаря цельности своей личности, спаянности таланта и любви к народу в ‘одну, но пламенную страсть’ Степняк-Кравчинский сумел соединить в своем творчестве истину истории и поэзию революции.
Этим он дорог нам.
Этим живы его произведения — поэзией и правдой.