Петрарка и Лаура.
Петрарка и Лаура.
Статья В. В. Чуйко.
I
Вл. Чуйко.
‘Живописное Обозрніе’, No 1, 1887
Петрарка и Лаура, Чуйко Владимир Викторович, Год: 1887
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Среди первыхъ итальянскихъ гуманистовъ XIV столтіи, одно изъ важнйшихъ мстъ занимаетъ знаменитый и прославленный пвецъ Лауры — Петрарка. Здсь онъ сходится съ своимъ другомъ, другимъ великимъ итальянскимъ писателямъ, Боккаччьо. Что сдлалъ Боккаччьо для возстановленія и знанія греческой литературы, то сдлалъ Петрарка для римской. Теперь намъ трудно составить себ точное понятіе о той неустанной заботливости и напряженіи, которыхъ требовало подобное предпріятіе, и задержкахъ и препятствіяхъ въ ту эпоху поголовнаго невжества при отыскиваніи, собираніи, покупк, переписк и распространеніи рукописей классическихъ произведеній. Приведу одинъ примръ ивъ тысячи. Петрарка во время своего пребыванія въ Лютих отыскалъ рукопись сочиненіи Цицерона ‘De Officiis’, но въ этомъ, тогда цвтущемъ город, онъ не могъ отыскать никого, кто бы могъ переписать ему рукописи, а когда онъ наконецъ ршился самъ переписать ее, то только съ крайнимъ трудомъ могъ добыть себ жидкости, которая хотя сколько-нибудь была-бы похожи на чернила,
И однако, если бы Петрарка оставался только однимъ изъ первыхъ и преданнйшихъ гуманистовъ XIV столтія, еслибъ онъ былъ только первымъ представителемъ грядущаго возращенія, то едва-ли онъ сохранилъ бы въ послдующихъ поколніяхъ и до нашего времени ту главу, которая его осняетъ, и ту популярность, которою онъ пользуется. Изъ всхъ страстей и чувствъ, волновавшихъ его душу, только одной онъ обязанъ сипимъ безсмертіемъ. Страсть это — любовь. Воспвая Лауру, онъ сдлался любимйшимъ поэтомъ сначала Италіи, а потомъ — и всей Европы до нашихъ временъ, Понятно, поэтому, что вс изысканія современныхъ ученыхъ направлены къ тому, чтобы исторически возстановить образъ этой любимой Петраркою женщины, раскрыть и объяснить ту дйствительность, которая скрывается подъ поэтическимъ покровомъ его сонетовъ и канцонъ.
Но прежде всего намъ слдуетъ ршить вопросъ: дйствительно-ли существовала Лаура? Не фикція-ли то, не поэтическая-ли мечта поэта? Такой вопросъ не является неизбжно и естественно, если мы вспомнимъ, что еще при жизни Петрарки многіе сомнвались въ дйствительномъ существованіи Лауры. Вопросъ этотъ былъ сдлавъ самому Петрарк однимъ изъ лучшихъ и преданнйшихъ его друзей Джакомо Колонна. Об этомъ мы узнаемъ изъ письма самого Петрарки, написаннаго на латинскомъ язык. Колонна обвиняетъ поэта въ томъ, что еще съ юношескихъ лтъ Петрарки умлъ обманывать міръ и что, благодаря этилъ обманамъ, міръ всегда былъ самаго лучшаго мннія объ немъ, между прочимъ, онъ указываетъ поэту ни Лауру, которая, по мннію Колонны, не боле какъ поэтическая фикція, тамъ что и во его любовные вздохи, вс его любовные сонеты- -не боле какъ средство заставать міръ говорить о себ.
Обвиненіе — непосредственно и формально. Что отвчалъ Петрарка? Опъ отвчалъ, такъ хорошо было бы, еслибъ дйствительно моя любовь была одной лишь выдумкой, обманомъ, а не дйствительною страстью (simulatio esset utinam et non furor), но стараться о томъ, чтобы меня считали сумасшедшимъ,— было-бы величайшимъ изъ сумасшествій’. Отвтъ достаточно ясенъ и мы не имемъ права за подозрвать истину словъ Петрарки. Онъ дйствительно любилъ и дйствительно страдалъ. Но и Колонна — человкъ, заслуживающій нашего полнаго довріи, мы обязаны принимать къ свднію и его слова, Намъ, слдовательно, приходится сдлать кое-какіе розысканія, относящіяся къ этому длу.
Въ 1336 году, спустя девять лтъ посл того, какъ Петрарка влюбился,— въ Авиньон, гд онъ жилъ, никто еще не зналъ, кто предметъ этой любви. Это мы узнаемъ изъ письма епископа Ламбеза. И дйствительно, разв не то-же-ли самое утверждаетъ косвенно и самъ Петрарка въ письм къ Колонн? Вмсто того, чтобъ отвчать ему просто: ‘Какъ? Ты сомнваешься въ моей любви? Но разв ты по знаешь, какъ я люблю? Вс это знаютъ, а ты одинъ лишь не знаешь’?— Вмсто всего этого Петрарка говоритъ о своихъ лишь страданіяхъ, о томъ, что было бы лучше, если-бы онъ не любилъ. Отвтъ нсколько неясный, какъ будто бы сдланный для того, чтобы избжать боле прямого отвта. Но во всякомъ случа, на первыхъ порахъ мы несомннно знаемъ два фанта: во первыхъ. Петрарка любилъ дйствительно существовавшую женщину, и во вторыхъ — никто не опалъ, кто эта женщина. Современники Петрарки удовольствовались этимъ, но послдующія поколнія стали длать розысканія и въ конц концовъ узнали, кто была та женщина, которую поэтъ любилъ такъ страстно и такъ долго.
Прежде всего они старались отвтитъ на вопросъ: Лаура была-ли двушка, или замужняя женщина? Многіе желали видть въ ней двушку, которая одна только и могла внушить Петрарк такую высокую, чистую, благородную любовь. Противъ нихъ возсталъ аббатъ де-Садъ, утверждавшій на оборотъ, что Лаура были замужней женщиной. Доводы, выставляемые ими — многочисленны, и нкоторые изъ нихъ заслуживаютъ особеннаго нашего вниманія. Такъ, напримръ, онъ говоритъ, что Петрарка не иначе называлъ Лауру какъ mulier foemina по латыни, и donna, madonna — по итальянски н, что желая восптъ побду Лауры подъ любовью. Онъ озаглавилъ свою поэму ‘Triomfo della Castit’ (Торжество цломудрія), а не ‘Triomfo della Verginit’ (Торжество двственности). Однако, между его доводами находится одинъ, на которомъ намъ приходится остановиться нсколько больше. Въ одномъ изъ своихъ латинскихъ произведеній Петрарка говоритъ, что Лаура была изнурена ‘mordis ac crebis.,.’, мы не выписываемъ слдующее слово, потому что въ немъ-то и заключается спорный пунктъ. Во всхъ латинскихъ спискахъ этого произведенія находится сокращеніе ‘ptubs’. Прежде это слово читалось — ‘rertubatiombus’, аббатъ де-Садъ напротивъ читаетъ — ‘partubus’ (роды), такъ что по этому толкованію поэтъ хотлъ сказать, что Лаура была изнурена болзнями и частыми родами. И дйствительно, де-Садъ утверждаетъ, что у Лауры были одиннадцать человкъ дтей. Но съ такимъ толкованіемъ трудно примириться. Какъ возможно допустить, чтобы Петрарка, который никогда, даже не намекаетъ на дтей Лауры, который всегда представляетъ ее себ красивой и цвтущей (bella e fiorente) даже спустя двадцать лтъ посл первой встрчи, когда ей было окало сорока лтъ отъ роду, чтобы Петрарка,— говоримъ мы, — заботился оповщать міръ о частыхъ родахъ, изнурившихъ предметъ его любви?
Тмъ не мене, де-Садъ, съ другой стороны, имлъ свои, резоны настаивать на такомъ толкованіи. Вс біографы Петрарки: Верджеріо, Полентоне, Перуцци, Велутелло, Джезуальдо, Бекаделли, Томазини и въ томъ числ самъ де-Садъ утверждаютъ, что Лаура. урожденная de-Noves, была женой Уго де-Сада въ Авиньон, была замужемъ двадцать три года, имла одиннадцать человкъ дтей и умерла въ апрл 1348 года. Но вопросъ заключается въ томъ: дйствительно-ли Лаура Петрарки была женой де Сада, или же лицомъ совершенно другимъ?
Петрарка разсказываетъ, что когда въ первый разъ онъ увидлъ Лауру, она была одта въ зеленый и фіолетовый цвтъ:
Negli осchi he pur te violette e’lverde,
Di ch’era nel principio di mi guerra
A more armato,
и въ такомъ костюм написалъ ея портретъ Симоне Мемми. Къ этому де-Садъ прибавляетъ, что въ его семь сохранился старый портретъ (свои ‘мемуары’ онъ писалъ въ XVII столтіи) въ красномъ костюм, а въ одной записк сохранилась отмтка, изъ которой слдуетъ, что у Лауры де-Садъ было два костюма — одинъ пунцовый, другой зеленый: duas vestes completas, unam de viridi, alteram de ‘scarlaza’. Но разв такое сопоставленіе доказываетъ что-либо? Если въ Авиньон въ 1300 году была мода носить зеленый цвтъ, то не мудрено, что и Лаура Петрарки, и Лаура де-Садъ были одта одинаково, не будучи въ то же время однимъ и тмъ же лицомъ. Но пойдемъ дальше въ нашихъ розысканіяхь.
Изъ канцонъ Петрарки мы знаемъ, что поэтъ углядлъ въ первый разъ Лауру шестого апрля 1327 года, что она умерла шестого апрля 1348 г. и была похоронена въ авиньонской церкви низшей братіи (Freres mineurs). Съ другой стороны де-Садъ нашель, что жена Уго де-Сада опасно заболла третьяго апрля 1348 года и въ тотъ-же день написала свое завщаніе. Неизвстно,— прибавляетъ онъ,— какого рода была у нея болзнь и въ какой день послдовала ея смерть, но вроятно, что она умерла отъ чумы, свирпствовавшей въ этомъ году въ Авиньон, въ особенности въ апрл мсяц, такъ что городъ потерять боле половины своихъ жителей. Отсюда онъ выводить заключеніе, что Лаура де-Садъ и Лаура Петрарки — одно и то-же лицо. Въ подтвержденіи онъ указываетъ, кром того, на десятую эклогу, на одно письмо Петрарки и на одну канцону. И дйствительно, изъ всхъ этихъ трехъ ссылокъ слдуетъ, что Лаура умерла скоро скоропостижно, внезапно. Но въ такомъ случа, какъ объяснить, — спрашиваетъ Бартоли (авторъ исторіи итальянской литературы, вышедшей недавно),— какъ объяснить стихи ‘Triomfo della morte’, гд поэтъ говоритъ, что Лаура умерла.
А quisi d’un suave e chiare lume
Cui nutrimento a poco a poco manca?
(подобно прекрасному и ясному пламени, котораго матеріалъ изсякаетъ мало по малу). Въ другомъ мст поэтъ повторяетъ тотъ-же самый обзоръ и говоритъ, что Лаура умерла
Non come fiamma che per forza spenta,
Ma che per se medessima si consumma
(не какъ пламя, насильно нарушенное, но какъ пламя, которое гаснетъ само собой).— Но если бы мы даже и знали наврное, что Лаура Петрарки умерла отъ чумы, то слдуетъ-ли изъ этого, что она — то же самое лицо, что и Лаура де-Садъ? Если дйствительно въ апрл мсяц 1348 года свирпствовала чума въ Авиньон, то немудрено, что тамъ, въ одинъ и тотъ-же день умерли дв женщины, носившій ими Лауры. Съ большою вроятностью можно даже допустить, что тогда нсколько Лауръ умирало ежедневно, такъ какъ имя Лауры — одно изъ самыхъ популярныхъ именъ въ Прованс.
Подвинемся еще на одинъ шагъ впередъ. Отъ ‘вроятности’ де-Садъ переходить уже къ ‘полной достоврности’, ссылаясь на Петрарку, который говоритъ, что его Лаура была похоронена въ церкви Frres Mineurs и находя, что жена Уго де-Сада завщала похоронитъ себя ‘in Ecclesia Fratrum Minorum Civitatis Avemonis’. Конечно, его сближеніе довольно убдительно, но отъ достоврности еще далеко. Во время чумы, дв женщины умираютъ въ одинъ и тотъ же день, похоронены въ одной и той же церкви (въ которой хоронили ежедневно множество людей),— слдуетъ-ли изъ этого что об он — одна и та-же женщина? Мы думаемъ, что къ такому заключенію де-Садъ пришелъ подъ вліяніемъ другого факта, и которомъ намъ приходится сказать теперь нсколько словъ.
Въ 1533 году въ одной капелл французской церкви въ Авиньон былъ открытъ прахъ Лауры: въ гробу нашелся итальянскій сонетъ, изъ котораго оказалось, что она имла имя Лауры. Кто открылъ этотъ прахъ? Нкто Морисъ де-Севъ, это мы узнали изъ писемъ одного антикварія Турка, изъ письма, адресованнаго къ тому-же самому Севу. Эти обстоятельство уже и само по себ довольно подозрительно: зачмъ Туркъ разсказываетъ подробно Севу фактъ, открытый этимъ самымъ Севомъ, и слдовательно лучше ему извстный, чмъ Турну? Изъ этого письма мы узнаемъ, это Севъ по просьб нкоего Капелла искалъ свдній о Лаур и что ничего не найдя, онъ сталъ изслдовать могилы. Мы не знаемъ, что понимаетъ Турнъ подъ словомъ ‘наслдовать’ (frugare) вс могилы, но во всякомъ случа едва ли это означаетъ, что Севъ открывалъ вс могилы авиньонскихъ церквей: этого предположитъ невозможно, слдовательно онъ искалъ надписи, гербы, имена. И вотъ, изслдуя тактъ образомъ могилы. онъ нагнулся на одну безъ всякой надписи и ее-то именно, съ позволенія викарія, открылъ. Въ гробу онъ нашелъ прахъ и кости, а около черепа онъ увидлъ свинцовый ящикъ, открывши его, онъ увидалъ свернутый пергаментъ, и бромовую медаль съ изображеніемъ женщины, открывающей платье на своей груди, гд оказалось четыре буквы: M. L. M. I, эту подпись Севъ объяснилъ слдующимъ образомъ: ‘Madonna Laura mortf Iace’. На пергамент былъ написанъ итальянскій сонетъ, приписанный Севомъ Петрарк. Но сонетъ плохъ и бездаренъ. Петраркъ не могъ писать фразы въ род слдующихъ: ‘quei felici ossa, lа belt scossa, la penna cheguise coll’in chiostro e colla ragione’. Вс изслдователи признали этотъ сонетъ подложнымъ. Онъ и не въ манер, и не не стил Петрарка. Къ тому же въ 1348 голу, въ эпоху смерти Лауры, Петрарка находился въ Верон и возвратился въ Авиньонъ спустя только три года. Какимъ же образомъ онъ могъ бы ршиться по прізд открыть гробъ Лауры и положить туда свой сонетъ, онъ, который такъ старательно скрывалъ отъ всхъ имя Лауры? Допуская эту невозможность, де-Садъ говоритъ, что вроятно сонетъ быть написанъ однимъ изъ друзей Петрарки и имъ же положенъ въ гробъ. Но и съ этимъ трудно согласиться. Еще нсколько лтъ тому назадъ, какъ мы видли, никто изъ друзей Петрарки не зналъ даже о существованіи Лауры и вдругъ, находится пріятель, который не только знаетъ о существованіи Лауры, но знаетъ и ея имя, мало того: пишетъ отъ имени Петрарки сонетъ, кладетъ его въ гробъ, рискуя такимъ образомъ обезчестить ту, которую такъ боготворилъ Петрарка. Кром того, Лаура умерла, какъ извстно, шестого апрля и въ тотъ же день была похоронена. Какимъ образомъ могло случиться, что въ такой короткій промежутокъ времени былъ, не только написанъ сонетъ, но сдлана медаль съ изображеніемъ Лауры? Или, можетъ быть, непрошеный другъ открылъ гробъ нсколько дней спустя и положилъ туда сонетъ и медаль? Но вдь была чума, а въ это время раскрывать могилы не особенно пріятно. Во всякомъ случа, съ какой-бы стороны мы ни разсматривали эту исторію, она кажется несостоятельною и выдуманною. Но въ такомъ случа, что же остается отъ предполагаемаго торжества Лауры Петрарки съ Лаурою де-Садъ.
Профессоръ палермскаго университета Цеидрини замчаетъ (‘Petrarca e Laura’ Milano. 1876), что для поэта не могло быть безразличнымъ то, что Лаура была замужемъ, что это обстоятельство по необходимости должно было болзненно отразиться во всхъ его сонетахъ, господствующимъ мотивомъ всей его поэзіи должна была быть, какъ и у Вертера, слдующая мысль: ‘она принадлежитъ другому, она не можетъ принадлежать мн.’ Но такое заключеніе совершенно не врно. Петрарка во многомъ носить самъ на себ слды школы трубадуровъ.. Но для кого изъ трубадуровъ мужъ былъ препятствіемъ? какой трубадуръ заботился о муж? Вспомнимъ только, что въ собраніяхъ трубадуровъ считалось закономъ, что любовь между супругами не можетъ существовать, на женщину перестали смотрть, какъ на тлесное существо, надобное мужчин, она превращается въ божество, мужчина долженъ считать себя черезъ мру вознагражденнымъ, когда получить право обожать и служить этому божеству. Петрарка, смотря на любовь, какъ смотрятъ трубадуры, могъ ли не говорить о томъ, что его дама принадлежитъ другому? Что Вертеръ страдаетъ это понятно, но вдь Гете отдленъ отъ Петрарки нсколькими вками. Вотъ почему между прочимъ профессоръ Цендрини напрасно удивляется тому, что Петрарка нисколько не заботится объ одиннадцати дтяхъ Лауры. Кто изъ трубадуровъ заботится о дтяхъ своей дамы? Цендрини и поэтому случаю ссылается на Вертера и указываетъ на Аспазію Леопарди, который страстно цловалъ ея дтей. Но еще разъ: что можетъ быть общаго между поэзіей Петрарки и поэзіей Гете и Леопарди?
Дале этого мы и не пойдетъ въ нашемъ изслдованіи и тожеств Лауры де-Садъ съ Лаурою нашего поэта и въ конц концевъ, какое намъ дло до того, была ли его Лаура замужемъ или нтъ? Умаляется ли отъ этого лирическая поэзія Петрарки? Ни въ какомъ случа, для насъ достаточно знать, что Лаура въ извстной степени женщина, дйствительно существовавшая. Оставимъ поэтому прекрасную авиньонку въ томъ туман, которымъ окружилъ ее поэтъ, и посмотримъ, какого рода были любовь Петрарки. Предметъ въ высшей степей и интересный потому между прочимъ, что и самъ Петрарка былъ человкъ замчательный и геніальный.