Для тхъ, кто знаетъ и любитъ удивительный романъ Сологуба, эти знакомыя сцены, знакомыя фигуры въ новомъ театральномъ воплощеніи представляютъ большой интересъ. Конечно, какъ во всякой передлк, хотя бы очень хорошей (‘Мелкій бсъ’ передланъ самимъ авторомъ, и подлинная рчь Сологуба звучитъ все время), многое важное пропадаетъ, ткань романа рвется, дйствіе не развивается во всей полнот — получаются только отрывки, сценическія иллюстраціи къ отдльнымъ главамъ, но вдь, и иллюстраціи — не замняя всего произведенія, не передавая намъ его со всей стройностью,— могутъ быть пріятны, когда он напоминаютъ, подчеркиваютъ нкоторыя мста знакомаго цлаго.
Постановка ‘Мелкаго бса’ театромъ Незлобина, къ сожалнію, только мстами казалась намъ иллюстраціями, сдланными съ достаточнымъ проникновеніемъ въ духъ Сологубовскаго романа. Временами все слишкомъ сбивалось на обыкновенный бытовой тонъ, въ которомъ ставятъ Чирикова, Найденова. Слова — Сологуба, персонажи — знакомые, а освщено все какъ-то иначе, будто кто-нибудь изъ передвижниковъ вздумалъ съ большой тщательностью, съ большимъ искусствомъ иллюстрировать Сологуба, пріемами точными, но иными, чмъ можно передать главное.,.
Нероновъ слишкомъ старался смягчить, сдлать понятне Передонова и, давая иногда очень удачные моменты, въ общемъ не создалъ того Передонова, который изъ захолустнаго, полусумасшедшаго ‘человка въ футляр’ сдлался грознымъ символомъ нашей жизни. Больше Сологубовскаго было въ Васильевой (Варвара), Асланов (Володинъ) и особенно въ Лихачев (Саша Пыльниковъ). Сцены между Сашей и барышнями Рутиловыми больше всего передавали тотъ безгршный соблазнъ, которымъ проникнута исторія любви Саши и Людмилы. Милыя смшныя барышни Рутиловы, эти провинціальныя поклонницы Дунканъ, запивающія пивомъ танцы, воплощены были почти такъ, какъ представляются он по роману, ‘поэтичность’ ихъ декадентскихъ затй не длалась безвкусной благодаря той усмшк, которая чувствуется все время и у автора, и у режиссера, а очарованіе не пропадало, такъ какъ даже самыя рискованныя сцены были поставлены безъ утрировки и грубости.
ВЕЧЕРЪ М. А. ВЕДРИНСКОЙ
Концерты и вечера, исполняя свою обычную роль добавочныхъ развлеченій, иногда являются какъ бы маленькими питомниками того, что еще недостаточно созрло для появленія на большой сцен. Художественный вечеръ Ведринской, не во всхъ своихъ частяхъ одинаково удачный, былъ цлостенъ въ одномъ: онъ весь проникнутъ любовью къ старому. Въ современномъ театр эта любовь къ прошедшимъ вкамъ проявляется все сильне, но все же очень много еще нужно, чтобы воспитать зрителей, актеровъ къ этому утонченному чувству стилей, чтобы доказать, что изъ возрожденія старыхъ культуръ расцвтетъ культура и искусство новыя. Вечеръ Ведринской, какъ одинъ изъ опытовъ демонстраціи того часто забываемаго богатства, которое осталось намъ отъ прошлаго, долженъ быть названъ удачнымъ и значительнымъ. Пусть античные танцы были скучны, пусть труверы пли свои очаровательныя псенки не слишкомъ хорошо, даже въ этой недостаточной умлости, недостаточной подготовленности, сквозь пыльныя деревья изъ садоводства Дмитріева, сквозило все время уже восходящее надъ нами новое и старое, вчное солнце подлиннаго искусства. Наконецъ, очаровательный покорившій всхъ, балетъ М. Кузмина выкупилъ вс недочеты первыхъ двухъ отдленій. Поставленный при участіи не профессіональныхъ балетныхъ актеровъ, онъ поражалъ той стройностью, изяществомъ, чувствомъ мры, въ которомъ былъ выполненъ замыселъ этой томной и граціозной буффонады. Ведринская была незабываемо мила въ роли Пипетъ, куколкой изъ сахарнаго царства.
Если разсматривать этотъ вечеръ съ точки зрнія ‘питомника’, то постановка балета Кузмина доказала, что этотъ восхитительный балетъ достоинъ настоящей сцены, а не только тхъ трогательныхъ домашнихъ ширмъ, которыя выносились на эстраду самими артистами.