Песни неизвестных авторов середины XIX — начала XX века, Неизвестные Авторы, Год: 1906

 
 Песни неизвестных авторов середины XIX - начала XX века ---------------------------------------------------------------------------- Песни и романсы русских поэтов. Вступительная статья, подготовка текста и примечания В. Е. Гусева. Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание. М.-Л., 'Советский писатель', 1965 Дополнение по: Русские песни и романсы / Сост. В. Гусева, М.: Худож. лит., 1989. (Классики и современники. Поэтич. биб-ка). ---------------------------------------------------------------------------- 649. 'Долго нас помещики душили...' 650. 'Славься, свобода и честный наш труд!..' 651. 'Золотых наших дней...' 652. 'Не пробуждай воспоминаний...' 653. 'Вы жертвою пали в борьбе роковой...' 654. 'По пыльной дороге телега несется...' 656. 'Солнце всходит и заходит...' 657. Колечко 658. Байкал 659. 'Глухой неведомой тайгою...' 660. 'Вот мчится тройка почтовая...' 661. Дремлют плакучие ивы 662. 'Далеко в стране Иркутской...' Дополнение Не лукавьте Темно-вишневая шаль 'Шумел камыш, деревья гнулись...' Твои глаза зеленые 'Ничего мне на свете не надо...' 'Ты вернулся ко мне и дни прежней любви...' 'Ты помнишь ли тот взгляд красноречивый...' 'Миленький ты мой...' 'Не уезжай ты, мой голубчик!..' 'По диким степям Забайкалья...' 'Когда на Сибири займется заря...' 'Глухой, неведомой тайгою...' Праздник 1-го мая 649 Долго нас помещики душили, Становые били, И привыкли всякому злодею Подставлять мы шею. В страхе нас квартальные держали, Немцы муштровали. Что тут делать, долго ль до напасти - Покоримся власти! Мироеды тем и пробавлялись, - Над нами ломались, Мы-де глупы, как овечье стадо, - Стричь и брить нас надо. Про царей попы твердили миру - Спьяна или с жиру, - Сам-де бог помазал их елеем, Как же пикнуть смеем? Суд Шемякин - до бога высоко, До царя далеко: Царь сидит там, в Питере, не слышит, Знай указы пишет. А указ как бисером нанизан, Не про нас лишь писан, Так и этак ты его читаешь - Всё не понимаешь. Каждый бутарь звал себя с нахальством Малыим начальством. Знать, и этих, господи ты боже, Мазал маслом тоже. Кто слыхал о двадцать пятом годе В крещеном народе? Когда б мы тогда не глупы были, Давно б не тужили. Поднялись в то время на злодеев: Кондратий Рылеев, Да полковник Пестель, да иные Бояре честные. Не сумели в те поры мы смело Отстоять их дело. И сложили головы за братии Пестель да Кондратий, Не найдется, что ль, у нас иного Друга Пугачева, Чтобы крепкой грудью встал он смело За святое дело! <1861> 650 Славься, свобода и честный наш труд! Пусть нас за правду в темницу запрут, Пусть нас пытают и жгут нас огнем - Песню свободе и в пытке споем! Славься же, славься, родимая Русь, И пред царем и кнутами не трусь, Встань, ополчися за правду на брань, Встань же скорее, родимая, встань! 651 Золотых наших дней Уж немного осталось, А бессонных ночей Половина промчалась. Проведемте ж, друзья, | Эту ночь веселей, | Пусть студентов семья | (2) Соберется тесней! | Наша жизнь коротка, Всё уносит с собой, Наша юность, друзья, Пронесется стрелой. Проведемте ж, друзья... и т. д. Не два века нам жить, А полвека всего. Так тужить да грустить, Друг мой, право, смешно. Проведемте ж, друзья...и т. д. В голове удалой Много сладостных дум, Буря жизни и вой Не заглушат их шум. Проведемте ж, друзья... и т. д. Пусть на небе гроза, А во тьме для меня Моей милой глаза Блещут ярче огня. Проведемте ж, друзья... и т. д. Не любить - загубить Значит жизнь молодую. В жизни (мире) рай - выбирай Себе деву любую! Проведемте ж, друзья... и т. д. В объятиях девы, Как ангел прекрасной, Забудем же, други, Всё горе свое. Проведемте ж, друзья... и т. д. И счастия полны, С улыбкою страстной, Умрем, забывая Весь мир, за нее. Проведемте ж, друзья... и т. д. И чем больше и злей Будет гром грохотать, Тем отраднее с 'ней' Будем мы пировать. Проведемте ж, друзья... и т. д. Наша жизнь коротка, Всё уносит с собой. Пусть разгульна, легка Мчится юность стрелой! Проведемте ж, друзья... и т. д. На разгульном пиру Пусть вино нам отрада, Пусть и песня веселья Всем горям преграда. Проведемте ж, друзья... и т. д. Пойте, ликуйте Беспечно, друзья, А песня польется, Как влаги струя. Проведемте ж, друзья... и т. д. Пусть ликует твой враг, Твои силы губя, Только б было светло На душе у тебя. Проведемте ж, друзья... и т. д. И чтоб в дом твой друзья, Люди честные шли, И на смену отцов Нам младенцы росли. Проведемте ж, друзья... и т. д. И чтоб мог ты врагу В очи смело глядеть И пред смертью своей Не дрожать, не бледнеть. Проведемте ж, друзья... и т. д. Не боюсь я судьбы, Не боюсь я врагов: Силы есть для борьбы, Руки есть для трудов! Проведемте ж, друзья... и т. д. Кто из нас победит, - Эта речь впереди, А покуда кипит Жажда жизни в груди. Проведемте ж, друзья... и т. д. Выпьем, братцы, теперь Мы за русский народ, Чтобы грамоту знал, Чтобы шел всё вперед! Проведемте ж, друзья, | Эту ночь веселей, | Пусть студентов семья | (2) Соберется тесней! | <1850-е годы> 652 Не пробуждай воспоминаний Минувших дней, минувших дней - Не возродишь былых желаний В душе моей, в душе моей. И на меня свой взор опасный Не устремляй, не устремляй, Мечтой любви, мечтой прекрасной Не увлекай, не увлекай. Однажды счастье в жизни этой Вкушаем мы, вкушаем мы. Святым огнем любви согреты, Оживлены, оживлены. Но кто ее огонь священный Мог погасить, мог погасить, - Тому уж жизни незабвенной Не возвратить, не возвратить! <1877> 653 Вы жертвою пали в борьбе роковой Любви беззаветной к народу, Вы отдали всё, что могли, за него, За жизнь его, честь и свободу. Порой изнывали по тюрьмам сырым, Свой суд беспощадный над вами Враги-палачи изрекали порой, И шли вы, гремя кандалами. А деспот пирует в роскошном дворце, Тревогу вином заливая, Но грозные буквы давно на стене Чертит уж рука роковая. Настанет пора - и проснется народ, Великий, могучий, свободный. Прощайте же, братья, вы честно прошли Ваш доблестный путь благородный! 1870-е годы 654 По пыльной дороге телега несется, В ней по бокам два жандарма сидят. Сбейте оковы, Дайте мне волю, Я научу вас свободу любить, Юный изгнанник в телеге той мчится, Скованы руки, как плети висят. Сбейте оковы... и т. д. Дома оставил он мать беззащитную, Будет она и любить и страдать. Сбейте оковы... и т. д. Дома оставил он милую сердцу, Будет она от тоски изнывать. Сбейте оковы... и т. д. Вспомнил он, бедный, дело народное, Вспомнил, за что он так долго страдал. Сбейте оковы... и т. д. Вспомнил и молвил: 'Дайте мне волю, Я научу вас свободу любить'. 1860-е или 1870-е годы 656 Солнце всходит и заходит, А в тюрьме моей темно. Дни и ночи часовые, Да э-эх! Стерегут мое окно. Как хотите стерегите, Я и так не убегу, Мне и хочется на волю, Да э-эх! Цепь порвать я не могу. Ах! вы цепи, мои цепи, Вы железны сторожа! Не сорвать мне, не порвать вас, Да э-эх! Истомилась вся душа. Солнца луч уж не заглянет, Птиц не слышны голоса, Как цветок и сердце вянет, Да э-эх! Не глядели бы глаза! <1880-е годы> 657. КОЛЕЧКО Потеряла я колечко, потеряла я любовь, А по этом по колечке буду плакать день и ночь. Где девался тот цветочек, что долину украшал, Где мой миленький дружочек, что словами обольщал? Обольстил милый словами, он уверил навсегда: 'Не плачь, девица, слезами, - будешь вечно ты моя'. Мил уехал и оставил мне малютку на руках, Как взгляну я на малютку, так слезами и зальюсь: Чрез тебя, моя малютка, пойду в море утоплюсь. А тебя, мой злой мучитель, я навеки прокляну. Долго русою косою трепетала по волне, Правой рученькой махала - прощай, миленький, прощай! Ни на что так не взирала, как на этот темный бор. Ни о ком так не страдала, как о миленьком своем. <1893> 658. БАЙКАЛ Грозно и пенясь, катаются волны. Сердится гневом объятый, широкий Байкал. Зги не видать. От сверкающей молньи Бедный бродяга запрятался в страхе меж скал. Чайки в смятенья и с криком несутся, А ели как в страхе дрожат. Грозно и пенясь, катаются волны, Сердится гневом объятый, широкий Байкал. Чудится в буре мне голос знакомый, Будто мне что-то давнишнее хочет сказать. Тень надвигается, бурей несомая, Сколько уж лет он пощады не хочет мне дать! Буря, несися! Бушуй, непогода! Не вас я так крепко страшусь. Тень надвигается, бурей несомая, Гонится всюду за мной, лишь я не боюсь! Вторая половина XIX века 659 Глухой неведомой тайгою, Сибирской дальней стороной, Бежал бродяга с Сахалина Звериной узкою тропой. Шумит, бушует непогода, Далек, далек бродяге путь. Укрой тайга его глухая - Бродяга хочет отдохнуть. Там далеко за темным бором Оставил родину свою, Оставил мать свою родную, Детей, любимую жену. 'Умру, в чужой земле зароют, Заплачет маменька моя, Жена найдет себе другого, А мать сыночка никогда'. Вторая половина XIX века 660 Вот мчится тройка почтовая По Волге-матушке зимой, Ямщик, уныло напевая, Качает буйной головой. 'О чем задумался, детина? - Седок приветливо спросил. - Какая на сердце кручина, Скажи, тебя кто огорчил?' - 'Ах, барин, барин, добрый барин. Уж скоро год, как я люблю, А нехристь-староста, татарин, Меня журит, а я терплю. Ах, барин, барин, скоро святки, А ей не быть уже моей, Богатый выбрал, да постылый - Ей не видать отрадных дней...' Ямщик умолк и кнут ременный С досадой за пояс заткнул. 'Родные, стой! Неугомонны! - Сказал, сам горестно вздохнул. - По мне лошадушки взгрустнутся, Расставшись, борзые, со мной, А мне уж больше не промчаться По Волге-матушке зимой!' <1901> 661. ДРЕМЛЮТ ПЛАКУЧИЕ ИВЫ Дремлют плакучие ивы, Низко склонясь над ручьем, Струйки бегут торопливо, Шепчут во мраке ночном, Шепчут во мраке, во мраке ночном! Думы о прошлом далеком Мне навевают они... Сердцем больным, одиноким Рвусь я в те прежние дни!.. Рвусь я в те прежние, светлые дни. Где ты, голубка родная? Помнишь ли ты обо мне? Так же ль, как я, изнывая, Плачешь в ночной тишине... Плачешь ли так же в ночной тишине... <1906> 662 Далеко в стране Иркутской Между двух огромных скал, Обнесен стеной высокой, Александровский централ. Чистота кругом и строго, Ни соринки не найдешь: Подметалов штук десяток В каждой камере найдешь. Дом большой, покрытый славой, На нем вывеска стоит, А на ней орел двуглавый Раззолоченный висит. По дороге тройка мчалась, В ней был барин молодой. Поравнявшись с подметалой, Крикнул кучеру: 'Постой! Ты скажи-ка мне, голубчик, Что за дом такой стоит? Кто владелец тому дому? Как фамилия гласит?' - 'Это, барин, дом казенный - Александровский централ, А хозяин сему дому Здесь и сроду не бывал. Он живет в больших палатах, И гуляет, и поет, Здесь же в сереньких халатах Дохнет в карцере народ'. - 'А скажи-ка мне, голубчик, Кто за что же здесь сидит?' - 'Это, барин, трудно помнить: Есть и вор здесь и бандит. Есть за кражи и убийства, За подделку векселей, За кредитные билеты... Много разных штукарей. Есть за правду за народну: Кто в шестом году восстал, Тот начальством был отправлен В Александровский централ. Есть преступники большие, Им не нравился закон, И они за правду встали. Чтоб разрушить царский трон. Отольются волку слезы. Знать, царю несдобровать!' Уловив слова угрозы, Барин крикнул: 'Погонять!' <1906> ПРИМЕЧАНИЯ 649. 'Русская потаенная литература XIX ст.', ч. 1, Лондон, 1861, с. 426, под загл. 'Современное стихотворение', без подписи. С сокращениями, перестановками и припевой 'Вот житье, вот бытье, Жизнь горе рассейское' сб. 'Свободные русские песни', [Берн], 1863, с. 11. Печ. по ВРП, с. 118. В легальных песенниках - с 1907 г. Приписывается Курочкину ('Русская старина', 1887, No 9, с. 631). Имеется также менее вероятное предположение, что автором был А. Григорьев (Н. С. Лесков-Стебницкий, 'Загадочный человек', гл. 14, ср.: П. Боборыкин, Из воспоминаний о пишущей братии. - С.-Пб. ведомости, 1877, 10 февраля), а также И. или В. Умнов (письмо Я. П. Полонского к Островскому от 3 апреля 1876 г. - 'Неизданные письма к А. Н. Островскому', М.-Л., 1932, с. 455). В сб. 'Лютня' (Лейпциг, 1869) и др. изд. автором называется П. Холод<к>овский-Цибульский. Впервые была исполнена на демонстрации студентов Казанского университета по случаю расстрела крестьян в с. Бездна Казанской губ. (апрель 1861 г.). О распространении песни в 1860-е годы см.: 'Колокол', 1865, л. 208, 1866, лл. 212 и 214, М. А. Васильев, Песни казанского студенчества. - 'Уч. зап. Казанского университета', т. 90, кн. 5, 1930, с. 852, М. В. Нечкина, 'Земля и воля' 1860-х годов. - 'История СССР', 1957, No 1, с. 118, 131. В 1870-е годы исполнялась хором, организованным П. А. Моисеенко, в пивных и трактирах Петербурга (Моисеенко, с. 14). Особенно популярна была в революционно настроенной студенческой среде (Друскин, с. 35-38). Варианты: сб. 'О минувшем', СПб., 1909, с. 182, Е. Г. Бушканец, Нелегальная революционная поэзия 1860-х годов. - 'Русская литература', 1959, No 1, с. 130, 142. Упоминается: Ф. Писемский, 'Люди сороковых годов', Вс. Крестовский, 'Панургово стадо' (как 'русская Марсельеза'), 650. 'Свободные русские песни', [Берн], 1863, с. 79. Печ. по ВРП, с 136. Создана студентами - участниками уличной демонстрации 1861 г., заключенными в Петропавловскую крепость, первоначально в качестве гимна в так называемой 'опере из жизни студентов' (сюита на мелодии из модных опер с новыми текстами). Иногда приписывается И. Г. Прыжову. Получила самостоятельную жизнь в качестве популярной революционной песни, исполнялась на мелодию 'Славься' М. И. Глинки (Л. Ф. Пантелеев, Воспоминания, Л., 1934, с. 723). Пелась политическими ссыльными в 1886 г. (Ф. Я. Кон, За 50 лет, М., 1932, с. 225), перепечатывалась в марксистских нелегальных сборниках в годы первой русской революции ('Песни борьбы', 1906, Ростов-на-Дону). Известна пародийная сатирическая переработка с именем Николая ('История пролетариата СССР', 1935, No 1 (21), с. 101). 651. Аристов, с. 18. Сокращенный вариант опубликован в 'Студенческих песнях', СПб., [1886], с. 53. В среде революционно настроенного студенчества исполнялись следующие строфы: Выпьем первый бокал За свободный народ, А второй наш бокал За девиз наш 'вперед'! А наш третий бокал Будем все подымать За любимую Русь, Нашу родину-мать. Иногда вставлялись еще две строфы: За здоровье того, Кто 'Что делать' писал, За героев его, За его идеал. Выпьем мы за того, Кто писал 'Капитал', А еще за того, Кто ему помогал. (М. С. Друскин. Студенческая песня в России. - 'Очерки по истории и теории музыки'. Л., 1939, с. 67-68). Последняя строфа часто поется: Ведь от рюмки вина Не болит голова, А болит у того, Кто не пьет ничего. Известна позднейшая переработка в рабочей среде (ПРР, с. 127), 652. П. Булахов. Романсы и песни, СПб., 1877, No 26, текст Н. Н. Популярный городской романс. Включен в кинофильм 'Поединок' по повести А. Куприна. Сохраняется в репертуаре современных исполнителей романсов. 653. 'Песни борьбы', с. 65. Ср.: С. П. Шестернин, Пережитое, Иваново, 1940, с. 14. Песня неизвестного автора 1870-х годов. Все четыре строфы вошли в 'Похоронный марш' (см. с. 958), а также, наряду с ним, исполнялись в качестве самостоятельной песни. 654. 'Русские песни', с. 380. С нотами - ПКиС, с. 38. В репертуаре политических ссыльных - с 1870-х годов. Вариант: Новикова, с. 489. Переложение песни польских революционеров 1860-х годов. 656. 'Цыганские ночи', No 197, СПб., {1902], изд. Ю. Г. Циммерман. В песенниках - с 1906 г. ('Новейший полный песенник', СПб., 1907) как 'народная босяцкая песня' или 'новая народная песня', с 1914 г. проникла в лубок. Долгое время приписывалась А. М. Горькому, включившему текст в пьесу 'На дне' (11 строк). Стала известна Горькому, по-видимому, от Скитальца (С. П. Петрова), который слышал ее в рабочей артели в 1880-е годы (В. М. Потявин, О песне 'Солнце всходит и заходит'. - Тезисы докладов и сообщений 2-й конференции горьковедов. Горький, 1959, с. 63-64). По свидетельству А. Б. Гольденвейзера и Е. П. Пешковой, эту песню пели Горький и Скиталец, который аккомпанировал на гуслях (В. А. Василенко, Кто автор песни 'Солнце всходит и заходит'. - 'Алтай', No 17, Барнаул, 1961, с. 125-126). Исследование фольклорных записей песни также подтверждает предположение, что песня могла появиться в 1880-е годы и, следовательно, создана не Горьким (там же, с. 150-151). Пьеса 'На дне' сыграла большую роль в распространении песни. Б. Бялик высказывает предположение, что песня является обработкой Горьким фольклорной песни (М. Горький, Стихотворения, 'Б-ка поэта' (М. с), 1963, с. 26-32). Фольклорность текста и факт его обработки Горьким остаются недоказанными. Не исключена возможность, что песня возникла как произведение индивидуального литературного творчества в среде заключенных. В песенниках иногда приписывается Н. И. Красовскому (певец, куплетист). Часто исполнялась на напев 'Черного ворона', что послужило причиной контаминации ее с последним в процессе дальнейшего бытования и фольклоризации (см. с. 959). С нотами - ПКиС, с. 29. В переработке польского поэта С. Бидьского распространилась в Польше (Piesni gniewne, Warszawa, 1962, с. 32-33), в переводе и переработках - в Болгарии (Кауфман, с. 266). 657. Печ. по изд. 'Карие глазки. Новейший сборник русских песен', М., 1917, с. 80. Обычно приписывалось М. Ожегову. С его именем песню связал В. И. Чернышев на том основании, что эта песня якобы впервые была опубликована в песеннике Ожегова 'Колечко' (М., 1896) за подписью поэта ('Русская баллада', 1936, с. 471). Эта версия была принята И. Н. Розановым, Н. П. Андреевым и др. С. А. Клепиков усомнился в авторстве Ожегова, поскольку был обнаружен лубок 1893 г. с текстом песни, который, следовательно, появился 'на 3 года раньше ожеговского песенника' (Клепиков, с. 118). Ожегов придал сюжету благополучный конец (см. с. 847). Варианты: Чернышев, с. 53, 161. 658. Гартевельд, 25 песен, No 18. 659. 'Русские народные песни', вып. 2, М.-Л., 1936, с. 13. Песня неизвестного автора, входившая в репертуар заключенных и ссыльных в предреволюционную эпоху. 660. 'Либретто', 1901, с. 173. Варианты: РП XIX в., с. 19, Новикова, с. 443. 661. 'Любимые песни московских цыган', No 477, М., 1906, изд. А. Гутхейль, в обработке Пригожего. Музыка Б. Б. (Барятинского?). Популярный городской романс. Сохраняется в репертуаре современных исполнителей романса. Текст приписывается А. Тимофееву. 662. ПКиС, с. 103. Александровский централ - центральная каторжная тюрьма. Аристов - А. П. Аристов, Песни казанских студентов 1840-1868 гг., СПб., 1904. ВРП - Вольная русская поэзия второй половины XIX века. Вступительная статья С. А. Рейсера. Подготовка текста и примечания С. А. Рейсера и А. А. Шилова, 'Б-ка поэта' (Б. с), 1959. Друскин - М. Друскин, Русская революционная песня, Музгиз, М., 1954. Кауфман - Песни на българского работническо движение 1891-1944. Съставител Николай Кауфман, София, 1959. Клепиков - Бюллетени Государственного литературного музея, No 4. Лубок. Часть 1. Русская песня. Составил и комментировал... С. А. Клепиков, М., 1939. Моисеенко - П. Моисеенко, Воспоминания, М., 1924. ПКиС - Песни каторги и ссылки, М., 1930. Чернышев - В. И. Чернышев, Сведения о некоторых говорах Тверского, Клинского и Московского уездов. - 'Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук', т. 75, No 2, СПб., 1903. РП XIX в. - Русские песни XIX века. Составил проф. Ив. Н. Розанов, М., 1944. Дополнение НЕ ЛУКАВЬТЕ Моя душечка, моя ласточка, Взор суровый свой прогони. Иль не видишь ты, как измучен я?! Пожалей меня, не гони! Не лукавьте, не лукавьте! Ваша песня не нова. Ах, оставьте, ах, оставьте! Все слова, слова, слова... Моя душечка, моя ласточка, Я нашел в тебе, что искал. Пожалей меня, не гони меня, Как измучен я и устал. Не лукавьте, не лукавьте... Ты любовь моя, ты вся жизнь моя, За тебя весь мир я б отдал. Верь мне, милая, верь, желанная, - Никогда я так не страдал. Не лукавьте, не лукавьте... ТЕМНО-ВИШНЕВАЯ ШАЛЬ Я о прошлом теперь не мечтаю, И мне прошлого больше не жаль. Только много и много напомнит Эта темно-вишневая шаль. В этой шали я с вам повстречалась, И любимой меня он назвал, Я стыдливо лицо закрывала, А он нежно меня целовал! Говорил мне: 'Прощай, дорогая. Расставаться с тобою мне жаль. Как к лицу тебе, слышишь, родная, Эта темно-вишневая шаль!' Я о прошлом теперь не мечтаю, Только сердце затмила печаль, И я молча к груди прижимаю Эту темно-вишневую шаль. * * * Шумел камыш, деревья гнулись, А ночка темная была. Одна возлюбленная пара Всю ночь гуляла до утра. А поутру они вставали. Кругом помятая трава, Да не одна трава помята, - Помята молодость моя. Придешь домой, а дома спросят: 'Где ты гуляла, где была?' А ты скажи: 'В саду гуляла, Домой тропинки не нашла'. А если дома ругать будут, То приходи опять сюда... Она пришла: его там нету, Его не будет никогда. Она глаза платком закрыла И громко плакать начала: 'Куда ж краса моя девалась? Кому ж я счастье отдала?..' Шумел камыш, деревья гнулись, А ночка темная была. Одна возлюбленная пара Всю ночь гуляла до утра. ТВОИ ГЛАЗА ЗЕЛЕНЫЕ Так хочется хоть раз, в последний раз поверить, Не все ли мне равно, что сбудется потом, Любви нельзя понять, любви нельзя измерить, Ведь там, на дне души, как в омуте речном. Пусть эта глубь бездонная, Пусть эта даль туманная Сегодня нитью тонкою Связала нас сама. Твои глаза зеленые, Твои слова обманные И эта песня звонкая Свели меня с ума. Проглянет утра луч сквозь запертые ставни, А все еще слегка кружится голова, В ушах еще звучит наш разговор недавний, Как струнный перебор, звучат твои слова. Пусть эта глубь бездонная... Не нужно ничего, ни поздних сожалений... Покоя все равно мне больше не вернуть. Так хочется хоть раз, на несколько мгновений, В речную глубину без страха заглянуть. Пусть эта глубь бездонная... * * * Ничего мне на свете не надо, Я готов все отдать полюбя. Мне осталась одна лишь отрада - Баловать и лелеять тебя. Я внимательно слушаю сказки, Их из уст твоих жадно ловлю. Я смотрю на лазурные глазки И хочу говорить, что люблю. Я люблю тебя крепко, голубка, Для меня ты дороже всего. Я люблю твои алые губки И улыбку лица твоего. Я люблю твою косу густую. Так люблю, что сказать нет и слов. Дай хоть раз я тебя поцелую, И тогда умереть я готов. * * * Ты вернулся ко мне и дни прежней любви Хочешь вновь возвратить, вновь страданье дать мне. Уходи, мук былых я не в силах забыть, Ведь разбитой любви не ожить! Уходи, нет любви, Ее мук я боюсь! Уходи, над тобой Теперь я посмеюсь! Ты забыл, когда я, обожая тебя, Сердце, волю, любовь - все тебе отдала, Как смеялся тогда над любовью моей И, смеясь, ты покинул меня! Уходи, нет любви... Так зачем же теперь рушить сердца покой, Что забвеньем себе я с трудом обрела? Нет, уйди, - не вернуть мне былую любовь, Не вернуть, что навеки прошла! Уходи, нет любви... * * * Ты помнишь ли тот взгляд красноречивый, Который мне любовь твою открыл? Он в будущем мне был залог счастливый, Он душу мне огнем воспламенил. В тот светлый миг одной улыбкой смела Надежду поселить в твоей груди... Какую власть я над тобой имела! Я помню все... Но ты, - ты помнишь ли? Ты помнишь ли минуты ликованья, Когда для нас так быстро дни неслись? Когда ты ждал в любви моей признанья И верным быть уста твои клялись? Ты мне внимал, довольный, восхищенный, В очах твоих горел огонь любви. Каких мне жертв не нес ты, упоенный? Я помню все... Но ты, - ты помнишь ли? Ты помнишь ли, когда в уединенье Я столько раз с заботою немой Тебя ждала, завидя в отдаленье, Как билась грудь от радости живой? Ты помнишь ли, как в робости невольной Тебе кольцо я отдала с руки? Как счастьем я твоим была довольна? Я помню все... Но ты, - ты помнишь ли? Ты помнишь ли, вечерними часами Как в песнях мне страсть выразить умел? Ты помнишь ли ночь, яркую звездами? Ты помнишь ли, как ты в восторге млел? Я слезы лью, о прошлом грудь тоскует, Но хладен ты и сердцем уж вдали! Тебя тех дней блаженство не чарует. Я помню все... Но ты, - ты помнишь ли? * * * Миленький ты мой, Возьми меня с собой! Там, в краю далеком, Буду тебе женой. Милая моя, Взял бы я тебя. Но там, в краю далеком, Есть у меня жена. Миленький ты мой, Возьми меня с собой! Там, в краю далеком, Буду тебе сестрой. Милая моя, Взял бы я тебя. Но там, в краю далеком, Есть у меня сестра. Миленький ты мой, Возьми меня с собой! Там, в краю далеком, Буду тебе чужой. Милая моя, Взял бы я тебя. Но там, в краю далеком, Чужая ты мне не нужна. * * * Не уезжай ты, мой голубчик! Печальна жизнь мне без тебя. Дай на прощанье обещанье, Что не забудешь ты меня. Скажи ты мне, скажи ты мне, Что любишь меня, что любишь меня.. Когда порой тебя не вижу, Грустна, задумчива хожу. Когда речей твоих не слышу, Мне кажется, я не живу. Скажи ты мне, скажи ты мне, Что любишь меня, что любишь меня... * * * По диким степям Забайкалья, Где золото роют в горах, Бродяга, судьбу проклиная, Тащился с сумой на плечах. Идет он густою тайгою, Где пташки одни лишь поют, Котел его сбоку тревожит, Сухие коты ноги бьют. На нем рубашонка худая, Со множеством разных заплат, Шапчонка на нем арестанта И серый тюремный халат. Бежал из тюрьмы темной ночью, В тюрьме он за правду страдал - Идти дальше нет больше мочи, Пред ним расстилался Байкал. Бродяга к Байкалу подходит, Рыбацкую лодку берет И грустную песню заводит - Про родину что-то поет: 'Оставил жену молодую И малых оставил детей, Теперь я иду наудачу, Бог знает, увижусь ли с ней!' Бродяга Байкал переехал, Навстречу родимая мать. 'Ах, здравствуй, ах, здравствуй, мамаша, Здоров ли отец, хочу знать?' - 'Отец твой давно уж в могиле, Сырою землею зарыт, А брат твой давно уж в Сибири, Давно кандалами гремит. Пойдем же, пойдем, мой сыночек, Пойдем же в курень наш родной, Жена там по мужу скучает И плачут детишки гурьбой'. 1880-е годы * * * Когда на Сибири займется заря И туман по тайге расстилается, На этапном дворе слышен звон кандалов - Это партия в путь собирается. Каторжан всех считает фельдфебель седой, По-военному ставит во взводы. А с другой стороны собрались мужички И котомки грузят на подводы. Раздалось: 'Марш вперед!' - и опять поплелись До вечерней зари каторжане. Не видать им отрадных деньков впереди, Кандалы грустно стонут в тумане. Вторая половина XIX века * * * Глухой, неведомой тайгою, Сибирской дальней стороной Бежал бродяга с Сахалина Звериной узкою тропой. Шумит, бушует непогода, Далек, далек бродяге путь. Укрой тайга его глухая,- Бродяга хочет отдохнуть. Там далеко за темным бором Оставил родину свою, Оставил мать свою родную, Детей, любимую жену. 'Умру, в чужой земле зароют, Заплачет маменька моя, Жена найдет себе другого, А мать сыночка никогда'. Вторая половина XIX века ПРАЗДНИК 1-го МАЯ Праздник светлый и свободный, Славься, первый майский день! Наш союз международный Новым блеском ты одень! Уж приходит год десятый С той поры, как целый свет Облетел призыв крылатый: В этот день работы нет! Пусть же грянет на просторе Мировому хору вслед - Через горы, через море - Дружен, громок наш привет! Над Уралом и Кавказом, Над Невой и над Днепром Пусть наш клик раздастся разом. Как весенний первый гром! Пусть хозяева-жандармы Второпях забьют в набат, Пусть выводят из казармы Против нас ряды солдат. Нас угрозой не принудишь, Наш ответ готов давно: В этот день работ не будет, Все решили мы одно. Смело, братья, общей ратью!.. Все в ряды!.. Плечо в плечо!.. Стоит только встать нам дружно - Все враги нам нипочем! Над Уралом и Кавказом, Над Невой и над Днепром Пусть наш клик раздастся разом, Как весенний первый гром. <1899>