А. И. НЕСТЕРОВ
А. И. НЕСТЕРОВ
Первое и последнее мое свидание с Державиным
Первое и последнее мое свидание с Державиным
(июня 25-го 1813 г.)
Комментарии
Комментарии
Первое и последнее мое свидание с Державиным, Нестеров Аполлон Иванович, Год: 1843
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Г. Р. Державин в воспоминаниях современников
СПб.: Всероссийский музей А. С. Пушкина, 2018.
В начале 1813 года я приехал по службе моей в Москву — не в древнюю, величавую, белокаменную, но в пустынную. От самой заставы представляется обширнейшее кладбище: по сторонам кучи кирпича, занесенные снегом, как могилы, между которыми мы пробирались, — до церкви? Так ехали до Мясницкой. Здесь сердце ожило: я увидел себя опять в Москве, узнал улицу, знакомые дома. Квартира была мне отведена на Кузнецком мосту, эта часть была в настоящем своем виде, но только по построению, — на улицах пусто, уныло. Коротко, в Москве с трудом только можно было достать калач московский.
Первое гулянье весеннее, 1-го мая, за год многолюдное, шумное, веселое — теперь скучное, унылое, как бы невольное. Каждый только по привычке хотел быть на нем, оживить в воображении прежнее удовольствие, встретить весну. Но вместо прежней тесноты, суеты, скачки — простор, кое-где тянутся лениво экипажи, изредка коляски, более дрожки. Вместо веселого пения, оглашавшего вечнозеленые рощи Сокольничьи, — тишина… Но на что описывать печальное — былое, на что возобновлять грусть, уже минувшую? Теперь снова можно восклицать вместе с поэтом:
В каком ты блеске ныне зрима,
Княжений, Царств Великих Мать!
Москва, России дочь любима!
Где равную тебе сыскать?
Венец твой перлами украшен,
Алмазный скиптр в твоих руках,
Верхи твоих огромных башен
Сияют в злате, как в лучах!1
В скуке и одиночестве я проводил время среди обширной столицы! Так, в один летний жаркий день, после убогой, одинокой трапезы моей покоился я на своем диване и читал любимейшего своего поэта — певца ‘Бога’ и ‘Фелицы’. Вдруг слышу шорох, взглядываю — предо мною стоит почтальон.
— Гаврило Романович Державин приказал просить вас к себе. Он очень желает видеться с вами.
— Как это? — в удивлении спросил я. — В Петербург? Это далеко.
— Он приехал в Москву и остановился близ Нескучного, в доме Полторацкого2.
— Вот это другое дело. Сейчас буду.
И мог ли я медлить? Как не поспешить видеть того, который своими вдохновенными песнями составлял всегда, так сказать, пишу души моей? Встать, одеться, сесть на извозчика — было делом одной минуты! Я не ехал — летел. Я представлял уже пред собою мужа, отличного от всех людей, каких только случалось мне видеть: с быстрым, огненным, проницательным взором, с осанкой величавой, словом, великого песнопевца, изобразившего во всей славе Творца вселенной!..
Прилетел, спрыгиваю с дрожек, вхожу в дом, меня встречает во второй комнате старичок в парике, с тростью в руках, за которым бежала собачка. Наружность его представляет только почтенного, доброго старца. Гаврило Романович обнял меня, посадил против себя, и я во все время короткого пребывания у него не сводил с него глаз: мне хотелось, чтобы образ его навсегда запечатлелся в душе моей.
Разговаривали о разных предметах, более о литературе. Мне чрезвычайно лестно было, что великий муж соглашался со мною почти во всем. Он спрашивал моего мнения о журналах, и когда я, между прочим, сказал, что выходивший тогда N. N. мне не совсем нравится, что нахожу в нем всегдашнее единообразие, повторение одних и тех же слов, что слог его тяжел и мрачен, Гавр. Роман, во всем этом был согласен. Тут прочел я ему свои стихи ‘На смерть кн. Кутузова-Смоленского, только что тогда напечатанные3. Бессмертный поэт сказал: ‘Стихи хороши, но они приятны живому, прах наш не трогается и при самых громких хвалах!’ Наконец, Гавр. Роман, советовал мне тогда, еще юному, неопытному, испытать, к чему более способен, и упражняться в одном роде стихотворений.
Я взглянул нечаянно в окно, — лучи заходящего солнца догорали на златых главах Донского монастыря, и это напоминало, что и мне пора расстаться с закатывающимся уже солнцем Поэзии — и кто знал, навсегда!.. Я нехотя встал, откланялся. Гаврило Романович проводил меня до последней комнаты, поцеловал и сказал: ‘Мне очень приятно будет, если вы продолжите ваше знакомство со мною’.
На другой день, восхищенный лицезрением великого Поэта, я написал послание ‘К певцу Фелицы, по случаю первого с ним свидания’4 и послал его к нему.
Гаврило Романович обещал по возвращении своем из Киева, куда он тогда отправлялся, прислать мне ответ, но к искреннему моему сетованию, видно, обстоятельства или слабость здоровья тому воспрепятствовали, в 1816 году, ночью, с 8 на 9 число июля затворились навеки уста, из которых изливались сладкие, громкие песни. Только что дошла до меня плачевная весть о кончине любимейшего моего Поэта, я — вспоминая слова покойного, незадолго до смерти своей, как бы на свой счет сказанные: ‘Прах наш не трогается и при самых громких хвалах’, я излил сетование свое в короткой эпитафии:
При томном месяца мерцанье,
Я зрю — в печальном одеянье,
На хладном камне сем Поэзия грустит,
Среди безмолвия, природа унывает,
Лишь надпись звездная на небесах блистает:
Благоговей, земля, — здесь Бард бессмертный спит!5
Нестеров Аполлон Иванович (?) {Державин в письме Нестерову высказал предположение, что тот является сыном его тамбовского приятеля, землемера Якова Никитича Нестерова. В то же время в журналах 1810-1817 гг. публиковались стихотворения Аполлона Ивановича Нестерова. Известно также сочинение Ап. Нестерова ‘Отец-убийца дочери, или Следствие скорого мщения’ (М., 1806).}, поэт. В письме Нестерову от 6 мая 1812 (впервые опубликовано в журнале ‘Москвитянин’ 1841. No 3. С. 117) Державин с похвалой отозвался об адресованном ему стихотворении ‘На постановление статуи Екатерины Великой в зале Московского дворянского собрания’ (‘Я видел истукан священный…’) и выразил согласие написать гимн на тот же случай, если кто-либо из старшин Московского дворянского собрания ‘отнесется к нему о том’ (VI, 229-230). К сожалению, статуя Екатерины не уцелела ‘в общем разгроме Москвы’ 1812 г. Стихотворение Нестерова было прочитано на заседании Вольного общества любителей словесности, наук и художеств в Петербурге 8 августа 1812 г. 25 июня 1813 г. Аполлон Нестеров в Москве встречался с Державиным, отправлявшимся на Украину. Воспоминание об этой встрече он опубликовал в журнале ‘Москвитянин’ (1843. No 10. С. 421-424).
Текст печатается по журнальной публикации.
1 Цитата из стихотворения И. И. Дмитриева ‘Освобождение Москвы’ (1795).
2 Державины приехали в Москву 24 июня 1813 г. и уехали 28 июня. См.: Морозова Н. П. 1813-й год в жизни Г. Р. Державина // Г. Р. Державин и его время. Вып. 9. СПб., 2014. С. 126-127: Иванов О. Державин в доме Полторацких // Литературная учеба. 1993. Кн. 2. Март — Апрель. С. 219-227.
3 Нестеров Ап. На смерть спасителя Отечества (‘Какое скорбное виденье!..’) // Друг юношества. 1813. Июнь. С. 169-172, То же // Собрание стихотворений, относящихся к незабвенному 1812 году. М., 1814. С. 217-219.
4 Нестеров Ап. Певцу Фелицы после первого моего с ним свидания в Москве июня 25 1813 (‘Сбылось сердечное желание…’) // Вестник Европы. 1814. Ч. 74. No 8. С. 279-281. См. также: Кукушкина Е. Д. Стихотворные послания Державину (По рукописным материалам Российской национальной библиотеки) // XVIII век. Сб. 18 / под ред. Н. Д. Кочетковой. СПб., 1993. С. 170-171.
5 Нестеров Ап. При гробе Державина (‘При томном месяца мерцанье…’) // Вестник Европы. 1816. Ч. 90. No 21. С. 17.