‘Аполлонъ’ предполагаетъ устраивать въ помщеніи своей редакціи небольшія выставки отдльныхъ художниковъ, русскихъ и иностранныхъ.
Приступая къ выполненію намченной программы, ‘Аполлонъ’ иметъ въ виду осуществленіе того типа интимныхъ выставокъ, который уже давно утвердился въ Париж, Вн, Мюнхен и т. д. и сталъ насущной потребностью западноевропейской художественной жизни. Такія маленькія выставки, дающія четкій рисунокъ лица одного художника или одной струи въ большомъ теченіи искусства, или одной ноты въ большомъ ‘Oeuvre» мастера, представляютъ необходимую поправку къ тмъ органическимъ свойствамъ, отчасти обезцнивающимъ большіе и торжественные парады искусства, на которыхъ тонетъ все интимное, тонкое, еще не возвысившее голосъ надъ толпой и потому особенно цнное.
Первая выставка (отъ 25 октября — 2 ноября) была посвящена работамъ Георгія Лукомскаго — акварели, рисунки, гваши: ‘Древлянскіе наввы’, ‘Изъ средневковья’, ‘Старый Парижъ’, ‘По Италіи’, ‘Дворцы, виллы, сады’, ‘Жилиша и храмы’. Выставку постило около 600 человкъ.
Г. К. Лукомскій видитъ пейзажъ въ потухшихъ, немного пыльныхъ, но глубокихъ тонахъ. Точно сквозь дымъ.
Виды Волыни и Фоитенеблосскій замокъ, Вилла д’Эсте и отели Парижа подернуты для его глаза легкимъ траурнымъ флеромъ.
Сверные древлянскіе пейзажи пріобртаютъ подъ сто рукой грустную элегантность, a сладчайшія линіи итальянскихъ виллъ — сумеречную строгость.
Онъ обладаетъ цннымъ для акварелиста искусствомъ: скромво отступать на задній планъ со своими красками и предоставлять тону бумаги говорить за себя. Голосъ матеріала внушительне голоса человка. Лукомскому часто удается создать ту тишину, въ которой этотъ голосъ можетъ быть слышенъ. Срая бумага, на которой написаны его пейзажи, ‘звучитъ’ изъ-подъ каждаго пятна. Когда же онъ рисуетъ иа блой бумаг очерки итальянскихъ церквей, то кладетъ лишь столько красочныхъ тней, сколько нужно для того, чтобы создать блый тонъ стнъ. Эта сдержанность даетъ чувство достоинства его акварелямъ. Ему даны отъ природы талантливость и легкость. Но талантливость и легкость — опасныя свойства для художника. Делакруа утверждалъ, что самый критическій въ жизни живописца моментъ тотъ, когда онъ почувствуетъ кисть совершенно легко въ своей рук. Мастеръ хотлъ сказать, что цнность искусству даетъ преодолніе. Чмъ значительне талантъ, тмъ трудне должно быть преодолніе. Генія же безъ всякихъ разговоровъ слдуетъ сковывать по рукамъ и по ногамъ желзными цпями — пусть вывертывается. Гейне недаромъ цнилъ въ Рубенс то, что тотъ сумлъ взлетть къ небу на лебединыхъ крыльяхъ, несмотря на то, что къ его ногамъ были привязаны тысячи пудовъ голландскаго сыра. Г. К. Лукомскій не ищетъ тяжести преодолній, но его спасаетъ то, что онъ архитекторъ. Живописная легкость могла бы совершенно погубить его, если бы ее не умряли свойственная архитекторамъ сухость и та линейная строгость, которая таится въ этой сухости. Когда же онъ даетъ чистоархитектурные рисунки зданій, то непреклонную точность ихъ линій онъ смягчаетъ илшрессіонистическойвиртуозностью.
Серія ‘Храмы и Жилища’ служитъ образцомъ того, какъ онъ уметъ передавать архитектурное лицо здаиія, совершенно опуская вс детальныя подробности. Эти рисунки, исполненные съ такой красивой экономіей линій и красокъ, такъ удачно срзанные въ своихъ тсныхъ рамкахъ, хотлось бы видть украшеніемъ книги. Быть можетъ, въ этомъ и есть истинное призваніе Г. К. Лукомскаго.