Перун
Перун
*
Петр Калайдович.
——
Перун, Калайдович Петр Федорович, Год: 1807
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Я и брат мой собираем баснословие древних славяно-россов. Вот начаток наших трудов. — П. Кал.
Страшен во гневе грозный Перун!
Буря предыдет сильному богу,
Ели косматы рукой исторгает,
Волны морские гонит на сушу…
Страшен во гнев грозный Перун!
Черная туча одежда его,
Молнии ярки — власы на главе.
Мощной стопою станет на гору —
Гул под горою с воем грохочет…
Грозны глаголы небо колеблют,
Всем возвещают гнев громодержца:
Смертный со страхом, с трепетом внемлет…
Сему верховному богу славяне поклонялись яко (скажем словами г. Попова) строителю громостреляния и всея твари создателю, его велению приписывали перемены воздушные {Меховский в Летописи польской о князьях северных и Брунак в Летописи литовской пишут, что когда в царствование Олега I после похода его на греков, явилась комета на западе, подобная большому кусту, то славяне думали, что греки опять против них восстанут, и что Перун сим небесным знаком их о том уведомляет. См. о том же в I томе Российской истории Эмина. Стр. 124.}, его именем клялись наши предки {См. Летопись Нестора по Кенигсбергскому списку. С. П. Б. 1767. ‘И да будет клят от Бога и от Перуна, якоже преступи клятву свою. ‘Стр. 45′. — И наутре призва Игорь послы и прииде на холм, где стояше Перун и покладоша оружия своя и щиты, и золото, и ходи Игорь роте (клялся) и мужи его и елико поганых Руси’. Там же.}, — словом сказать — Перун был славянский Юпитер. Древние пруссы называли его Перкуном или Паркуном, а латыши Порканом, и сии последние приносили ему жертвы в густоте лесов своих.
Великий князь Владимир, по восшествии своем на престол киевский (в лето от Р. X. 980), украсил его капище {Нестор говорит, что Владимир поставил в Киеве Перуна и прочих богов, а прежде упоминает, что Игорь прииде на холм, где стояше Перун и проч. Из сего видно, что Перунов храм был в Киев еще до времен Владимира, и что сей князь только украсил его или поставил нового Перуна на место старого. — Притом и сие требует особенного внимания, почему Нестор не упоминает о храме сего бога, а говорит только, что Владимир поставил кумир его на холме?…}, стоявшее на высоком холме вне двора теремного над Боричевым {Г. Глинка о происхождении слова Боричевый (См. Древняя религия славян. Митава 1804) так говорит: ‘Первоселенцы киевские, будучи сарматского происхождения и пришедши туда, вероятно, от Скандинавского полуострова, принесли с собою цельтийских богов. Боричем, может быть, назывался Перун, как и Один сын Бора, отчего и холм ипоток, или ручей, названы Боричевыми, ибо Бор был отец богов, или Одина, владыки скандинавских богов. Самые цельтийские жрецы утверждали, что они происходят от сего Бора. — Иные сказывают, что сие название произошло от слов бог и ручей, т. е. божеский ручей, ибо бог Перун стоял над ним, в летописях видим слова: Боричев поток или ручей, что по переводу (если примем оную догадку за правильную) было бы тоже, что божеский ручей. — Но больше с правдою сходно, что сие наименование произошло от слов бог и речь, или реченный, т. е. поток божиим нареченный или названный потому, что Перун стоял над ним.
Боричевый холм был в старину на том самом месте, где ныне стоит церковь Андрея Первозванного или близ оной. Прежде сие место было вне града, и пространство, находившееся между кумиром и Киевом, бывало покрыто множеством народа, для приношения жертвы стекавшегося: на сей площади стоял княжеский теремный двор. По летописцам нашим известно, что Днепр тогда протекал у самого Боричева холма, и что следовательно Подола не было, а люди жили на горбе.
В рассуждении перемены буквы е на и скажем, что вероятно в глубокой древности слово речь произносилось ричь, что доказывают: 1) производные от оного слова, ныне употребляемые, как то: нарицаю, порицание, прорицатель и проч., 2) малороссийское слово ричь: ибо нет сомнения, что в Малороссии имен славянских больше осталось, нежели в Великороссии, 3) самое название потока Боричевым.} потоком. Истукан Перунов был вырезан из не гниющего дерева: голову имел серебряную, браду, усы и уши золотые, а ноги железные, в руке держал сделанный наподобие молнии камень, рубинами и карбункулом {Так называется красный яхонт, испускающий лучи, как говорят, в самой темноте. У нас в старину его называли камнем самоцветом.} украшенный. Священный огонь (Зничь) от дров дубовых горел пред ним непрестанно, и если случалось, что, по нерадению жреца, оный погасал, то виновного сжигали, яко врага божеского.
Херасков во Владимире возрожденном описывает его капище сими словами:
Сей храм, ужасный храм над Боричевым током
Стоял сооружен на холме превысоком,
Курений восходил перед кумиром дым,
Запекшаяся кровь видна была пред ним.
И в другом месте:
Созижден высоко Перунов гордый храм,
Он тени распростер далеко по горам.
Пред ним всегда горит неугасимый пламень,
При входе утвержден краеугольный камень,
И камень гибели народом наречен,
Он черной кровию казался омочен:
На нем несчастная та жертва трепетала,
Свирепости жрецов которая питала,
Там смертоносные орудия висят,
Сосуды кровию наполнены стоят.
Он же в другом месте описывает Перуна таким образом:
Сей мрачный храм вмещал ужасного кумира:
На нем златой венец, багровая порфира,
Извитые в руках перуны он держал,
Которыми разить во гневе угрожал.
Златые на челе имел велики роги,
Серебряную грудь имел, железны ноги,
Горел рубинами его высокий трон,
И богом всех богов именовался он.
В Новгороде до восшествия Владимира на престол киевский не было совсем Перуна, а Световид и другие боги имели там храмы, о чем будет сказано пространнее в своем месте. Великий князь послал туда Добрыню своего дядю посадником, и приказал ему поставить Перуна на берегу реки Волхова. Новгородцы, по сказанию одного летописца, сначала противились сему повелению, но после так много почитали Перуна, что великого труда стоило отвратить их от того.
Праздник его, думать надобно, был весной — и тогда
Собирались люди киевски
Перед холм священный Боричев
Видеть светлый праздник праздников
И Перуну поклонитися…
Наряжались красны девицы
Во одежды благоцветные,
Заплетали косы лентами,
Украшали грудь цветочками,
Васильковые венки плели —
Чтобы праздновать Великий день…*
* Так сказывают, называли киевляне праздник Перуна, а новгородцы и жители острова Ругена праздник Световида, но по принятии славянами христианской веры, сие имя дано светлому Хр. Воскресенью. В Польше первая ночь Святой недели и теперь называется Wielkanoc, т. е. Великая ночь.
В жертву закалали ему волов и другой скот, даже, говорят, пленников и — своих детей! Бедные приносили мусты {Так назывались некоторого роду жертвенные хлебы с медом испеченные. В Опыте повествования о России г. Елагин на стр. 117 говорит: ‘Чаятельно, что едва ли не от идоложертвенных времен остались еще у нас и ныне подобные пряники (мусты), разных животных изображающие, как-то, рыб, коников, петухов и проч., ибо все таковые животные разнообразным богам в жертву употреблялись’. Сии мусты разделялись на два рода: первый был обыкновенный с медом хлеб, а другой разных животных изображал, как и выше упомянуто.}, а иногда вырывали волоса из бороды или головы своей, и сжигали их пред ним {Св. Дмитрий Ростовский в своем Розыске о раскольнической Брынской вере пишет, что древние россы приходили к Перуну на поклонение с остриженною головою. Часть 2. гл. 19. лист 126. — Думать надобно, что это бывало по какому-нибудь особенному происшествию, а не всегда, ибо в противном случае свидетельство его было бы невероятно. Обычай жертвовать волосами был и у других народов, и сия жертва означала у них благоговение к богам и почтение к людям. Птолемей обещал принести в жертву свои волосы, если возвратится победителем из Азии. — Орест положил волосы на гроб отца своего Агамемнона, означая тем почтение к нему, любовь сыновнюю и печаль о смерти своего родителя. Не только язычники наблюдали сей обычай, но и у христиан мы видим примеры такого благочестия. Кловис, вырвавши волос из головы своей, подал Сен-Жермьеру для уверения его в высокопочитании своем, и каждый из придворных оказал благочестивому епископу такой же знак почтения. — Обрезание волос на голове у младенца при его крещении не есть ли первая жертва, приносимая Творцу своему?..} — Френцель говорит, что древние пруссы приносили Перуну в жертву белых коней. — Ему были посвящены леса, в которых законом запрещено было рубить или ломать ветви под смертною казнью. По словам Вестфалена и Генце, город Брун или Перн построен в честь сему богу.
Когда Владимир принял христианскую веру (в лето 988), то повелел сего начального бога привязать к лошадиному хвосту {Славяне некоторых преступников наказывали следующим образом: привязывали его ко хвосту лошади, которую пускали по чисту полю кости размынати, и такую смерть почитали бесчестной. Любопытный найдет оное выражение во многих наших сказках, из коих видно, что такая казнь определена была за важные преступления. Может быть сей обычай сохраняли славяно-россы в воспоминание низвержения Перуна, для большего ему поругания и презрения к прежнему своему суеверию, или, может быть, сей обычай был у них и до низвержения Перуна, и киевляне, привязав его к лошадиному хвосту, оказали ему самое величайшее бесчестие.}, двенадцати воинам бить его палками, потом бросить в Днепр и даже до порогов не допущать его к берегу.
Летописцы повествуют, что когда таким образом Перун плыл по воде, то язычники, еще непросвещенные светом христианской веры, плакали по нем и кричали: Выдыбай, господарю боже наш, выдыбай и на брег изыди! Идол в самом деле выплыл на берег, отчего то место называется и доныне Выдубичами, повыше оного на горе построен был потом Михайловский мужской монастырь, прозванный Выдубицким. Некоторые навязали кумиру на шею камень, и бросили его в воду, быстрина понесла его к подошве одной горы или урочища Рень, отчего оная и теперь зовется Перуновою горою, или Перуня Рень.
Дорогу с горы, по которой влачили Перуна, прозвали киевляне чертовым беремищем, а на том холме, где стоял сей бог, Владимир соорудил церковь во имя Св. Василия. Г. Эмин прибавляет, что на сем холме сожжены были многие жрецы, и получили за свой обман достойное воздаяние. О низвержении новгородского Перуна так рассказывают: ‘И приде к Новугороду (в лето 991) архиепископ Иоаким, и повеле Перуна посещи, и воврещи в реку в Волхов, и повязавше ужи, влечаху его по калу, бьюще жезлием, и пхающе, и в то время вшел бе в Перуна бес, и нача стонати и вопити: о горе! ох мне! достахся немилостивым сим рукам, и вринуша его в Волхов. Он же пловя (видно, что и сей был деревянный) сквозе великий мост (по мнению некоторых, против течения воды) верже палицу свою (может быть палица его значит вышеупомянутый камень, сделанный наподобие молнии) и рече: на сем мя поминают новгородские дети, ею же и ныне безумнии убивающеся, утеху творят бесом, и заповеда архиепископ нигде же никому переняти его. И пловущу ему и нощь всю, и иде Видблянин по рану на реку хотя горнцы (горшки) везти в город, аже Перун приплыл к брегу, и он отрину его шестом, и рече: ты Перушице да сыта еси ял и пил, а ныне поплови прочь, и плы и до света во Кошенье’. См. Русский временник. М. 1790. Часть I. стр. 43.
Кайсаров говорит, что на месте, где Перун остановился, построен был потом монастырь, названный Перунским.
Выше сказано, что Перун будучи низвержен с моста в реку, выбросил из воды палицу {Г. Эмин в своей Истории на сие замечает: ‘Может статься, говорит он, что какой-нибудь жрец с Перуном с мосту в реку сброшенный, оставил по себе на мосту прежний духовный свой жезл, и какой-нибудь юноша к прежним своим богам усердный, схватив оный, разнес между своими такую весть, ибо не вдруг идолопоклонство пресечь было можно, так что об оной Перуна палке за сто лет после гибели Перуна упоминали, и идолопоклонники оную благоговейно почитали’. Том. I. стр. 339.}, сие-то, говорит Ломоносов, было причиною, что новгородские юноши вместо игры чрез долгое время после сего происшествия бились палками. В Литве едва ли (замечает г. Елагин в своей Истории на стр. 431) и ныне пресеклось сие единоборство выйти до пальца называемое, и паче при сеймах часто бывавшее.
По вышеобъявленному происшествию (т. е. что Перуна с мосту бросили) новгородцы за бесчестную смерть почитали быть низвержены с оного в реку. ‘Сию поносную казнь (говорит г. Татищев в третьей книге своей Истории на стр. 508 в примечан. 581) последнее за измену и бунт новгородцем царь Иоанн Васильевич II совершил, знатнейших бунтовщиков с моста бросал, но как у них на то сделана была долбня, которою прежде осужденного в голову ударили, чтоб не выплыл, и пихнули, для того оный государь по казни ту долбню велел на воротах градских повесить, чтоб памятовали и впредь бунтовать опасались. Некоторые басню сложили, якобы оную долбню оставил им идол Перун, как его в реке утопили, то он сию выбросил на мост, и сия басня в поношение новгородцем в Ростовском манускрипте и у некоторых в Степенной находится. См. у него же книг. втор, стр. 2249, 263. Книг. трет. стр. 362.
Догадка г. Глинки, что Перун происходит от сарматского слова Торым, означающего Всевышнее Существо — несправедлива. Другие говорят, что сие слово есть греческое, но вернее, название Перуна произошло или от богемского peru (бию, поражаю), или от славяно-русского пру (попираю, наступаю). Сие слово в различных изменениях на многих славянских наречиях означает гром или молнию {Гром по-польски piorun, по-латышски perkonne и проч.}.
Калайдович П.Ф. Перун: [О происхождении культа Перуна] / Петр Калайдович // Вестн. Европы. — 1807. — Ч.36, N 24. — С.267-280.