ВЪ ПЕРЕВОД И ОБЪЯСНЕНИ
А. Л. СОКОЛОВСКАГО.
Съ портретомъ Шекспира, вступительной статьей ‘Шекспиръ и его значеніе въ литератур’ и съ приложеніемъ историко-критическихъ этюдовъ о каждой пьес и около 3.000 объяснительныхъ примчаній.
ИМПЕРАТОРСКОЮ АКАДЕМЕЮ НАУКЪ
переводъ А. Л. Соколовскаго удостоенъ
ПОЛНОЙ ПУШКИНСКОЙ ПРЕМИ.
ИЗДАНЕ ВТОРОЕ,
пересмотрнное и дополненное по новйшимъ источникамъ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ ИЗДАНЕ Т-ва А. Ф. МАРКСЪ.
Драма ‘Периклъ’ принадлежитъ къ числу тхъ пьесъ Шекспира, которыя въ особенности возбуждали сомннія и споры критиковъ. Высказанныя при этомъ мннія были очень различны. Нкоторые комментаторы отрицали не только принадлежность драмы Шекспиру вообще, но даже его участіе въ ея передлк. Другіе, напротивъ, безусловно считали Шекспира авторомъ пьесы. Отсутствіе какихъ-либо точныхъ библіографическихъ свдній для ршенія вопроса, дйствительно ли та или другая сомнительная пьеса принадлежитъ перу Шекспира, уже давно привело къ тому, что наиболе вскія по сему предмету заключенія длаются не столько по вншнимъ библіографическимъ даннымъ, сколько по содержанію и по степени литературныхъ достоинствъ самого произведенія. Относительно настоящей пьесы пожаловаться на отсутствіе библіографическихъ свдній, правда, нельзя, но, къ сожалнію, свднія эти настолько противорчивы одно другому, что по нимъ можно съ одинаковой вроятностью защищать оба мннія,— то-есть, что пьеса эта можетъ быть Шекспирова, а можетъ быть и нтъ. Драма была издана въ первый разъ въ 1609 году съ полнымъ именемъ Шекспира, какъ автора, а затмъ перепечатана нсколько разъ съ тмъ же указаніемъ. Кром того, извстно, что пьеса очень нравилась публик и давалась часто съ успхомъ на сцен. Такіе факты, повидимому, подтверждали авторство Шекспира несомннно, такъ какъ иначе трудно было предположить, чтобы Шекспиръ сталъ злоупотреблять своимъ именемъ и позволилъ выдавать чужое произведеніе за свое. А если бы онъ это даже и допустилъ, то неужели о такомъ самозванств промолчала бы современная критика и не обвинила Шекспира въ плагіат, тмъ боле, что вопросъ шелъ не о какомъ-нибудь темномъ, неизвстномъ произведеніи, но о пьес, которая, какъ сказано, имла очень большой успхъ какъ въ печати, такъ равно и на сцен. И однако рядомъ съ этими доказательствами, говорящими за несомннное авторство Шекспира, мы встрчаемся съ фактомъ, свидтельствующимъ, повидимому, о совершенно противномъ. Въ первомъ полномъ собраніи Шекспировыхъ произведеній, изданномъ чрезъ семь лтъ посл смерти поэта его товарищами, актерами Геммингомъ и Конделемъ, ‘Периклъ’ не помщенъ вовсе. Это полное собраніе имло и иметъ до сихъ поръ такой авторитетъ въ глазахъ критиковъ, что отсутствіе въ немъ въ числ прочихъ пьесъ ‘Перикла’ привело многихъ къ ршительному отрицанію Шекспирова авторства. Взглядъ этотъ основывался на очень вскомъ мнніи, что едва ли бы товарищи покойнаго поэта, актеры Геммингъ и Кондель, могли не знать, какія пьесы Шекспиръ написалъ дйствительна или, по крайней мр, передлалъ для сцены. Какихъ-либо иныхъ реальныхъ доказательствъ въ поддержку того или другого мннія, къ сожалнію, не отыскано, и потому защитникамъ ихъ поневол пришлось довольствоваться лишь боле или мене вроятными предположеніями. Такъ, напримръ, въ защиту Шекспирова авторства, а равно для объясненія отсутствія драмы въ полномъ собраніи сочиненій, говорилось, что, можетъ-быть, ‘Периклъ’ былъ еще при жизни автора проданъ въ собственность частному лицу (чмъ объясняются и многочисленныя отдльныя изданія драмы), и что Геммингъ и Кондель не имли права перепечатать пьесу въ своемъ изданіи. Догадка эта, конечно, не можетъ быть отрицаема, но не можетъ быть и доказана. Тогдашнихъ законовъ объ огражденіи авторскихъ правъ мы въ точности не знаемъ, а сверхъ того, если бъ дло произошло дйствительно такъ, то естественно являлся вопросъ: почему же издатели полнаго собранія не оговорили ни однимъ словомъ своего сожалнія, что не могли перепечатать Шекспирову пьесу, очень нравившуюся публик и имвшую безусловный успхъ? Въ слдующемъ полномъ собраніи Шекспировыхъ сочиненій, появившемся въ 1632 году, мы также не находимъ ‘Перикла’, и наконецъ только, въ третьемъ in folio 1664 года драма явилась напечатанной на ряду съ прочими Шекспировыми пьесами. Но и тутъ вопросъ о подлинности Шекспирова авторства подвергся новому сомннію тмъ, что въ изданіи этомъ, вмст съ ‘Перикломъ’, было напечатано еще семь другихъ, уже совершенно апокрифическихъ пьесъ, чья подложность была впослдствіи доказана несомннно. Значитъ, очень можетъ быть, что и здсь издатели помстили ‘Перикла’ вовсе не изъ полнаго убжденія* будто печатаютъ дйствительно Шекспирову пьесу, но просто изъ желанія возбудить своимъ изданіемъ интересъ публики, для чего и перепечатали даже завдомо ложныя пьесы. Дальнйшія историческія и библіографическія изысканія не обнаружили для разршенія вопроса никакихъ новыхъ данныхъ, а потому для опредленія подлинности ‘Перикла’ критика поневол должна была обратиться къ анализу самой пьесы, къ изученію ея содержанія и духа, съ тмъ, чтобъ опредлить степень вроятности Шекспирова авторства помощью сопоставленія и сравненія тона и духа драмы съ другими произведеніями, принадлежащими Шекспиру несомннно. Результатъ изслдованій этого рода былъ успшнй и привелъ къ боле опредленнымъ выводамъ, хотя и здсь пришлось встртиться съ многими загадочными фактами. Во всякомъ случа мнніе, что если Шекспиръ и не былъ авторомъ, написавшимъ ‘Перикла’ отъ начала до конца, то все-таки приложилъ руку къ передлк этой пьесы, можно считать въ настоящее время установившимся вполн.
Фабула пьесы заимствована изъ древней, пользовавшейся въ западно-европейской литератур большой популярностью, легенды. Основная ея редакція (написанная по-гречески) относится къ V вку. Латинскій переводъ сталъ извстенъ въ IX столтіи, а затмъ тотъ же сюжетъ нсколько разъ разрабатывался въ очень многихъ литературахъ. Такъ, существуетъ написанный на эту тему французскій романъ, латинская поэма, сочиненная въ XПП вк Готфридомъ Витербскимъ, латинская новелла, напечатанная въ сборник ‘Gesta romanoriim’, разсказъ Бельфореста, помщенный въ ‘Трагическихъ исторіяхъ’, англійскій разсказъ, озаглавленный: english chronicle of Apollon of Tyr (1510), англійская поэма съ тмъ же сюжетомъ, сочиненная поэтомъ Гоуеромъ, и наконецъ англійскій же разсказъ Твина (1576). Кром того, по всей вроятности, существовала написанная на ту же тему еще до Шекспира театральная пьеса. Уже одно это перечисленіе заглавій можетъ показать, до какой степью основному разсказу, изъ котораго заимствована драма, посчастливилось почему-то заинтересовать публику, несмотря на всю нелпость фабулы. Сюжетъ всхъ разсказовъ въ главныхъ чертахъ одинаковъ. Герой, Аполлоній, князь Тирскій, подвергается тмъ же самымъ несчастьямъ, какія выведены и въ Шекспировой драм. Онъ точно такъ же влюбляется въ дочь царя Антіоха, уличаетъ ее въ преступной связи съ отцомъ, спасается бгствомъ отъ преслдованія злодя-царя и женится на другой принцесс. Дале слдуетъ разсказъ о мнимой смерти его жены, которую выбрасываютъ въ море, о чудесномъ ея спасеніи, а также о воспитаніи и несчастьяхъ его дочери. Разсказъ заканчивается счастливымъ соединеніемъ всей семьи. Что касается до Шекспировой драмы собственно, то она основана явно на редакціи стариннаго англійскаго поэта Гоуера (ум. 1408), изложившаго этотъ сюжетъ въ стихотворной поэм. Обращаясь къ анализу пьесы для разъясненія вопроса, былъ ли Шекспиръ ея авторомъ — предстоитъ остановиться сначала на фабул произведенія, а затмъ на его внутреннихъ литературныхъ достоинствахъ. Фабула и вообще сценическая постройка драмы не только не говорятъ за принадлежность ея перу Шекспира, но, напротивъ, свидтельствуютъ скоре о противоположномъ. Трудно найти не только въ произведеніяхъ Шекспира, но даже и въ прочей англійской драматургіи того времени, пьесу, которая была бы скомпонована такъ нелпо и такой неумлой рукой. Передлка въ театральныя пьесы литературныхъ новеллъ была, правда, въ то время въ большомъ ходу, и этимъ способомъ пользовался въ широкомъ размр самъ Шекспиръ, но все-таки въ подобныхъ случаяхъ авторы боле или мене понимали, что сцена иметъ свои условія, и что нельзя при сочиненіи драматическихъ произведеній переносить въ нихъ цликомъ все разнообразное содержаніе тхъ первоначальныхъ источниковъ, изъ которыхъ заимствовался сюжетъ. Между тмъ авторъ ‘Перикла’, повидимому, совершенно забылъ или, даже можно сказать, совершенно не зналъ этого правила. Упустивъ изъ виду, что сценическое произведеніе прежде всего требуетъ единства сюжета и послдовательности въ развитіи дйствія, авторъ ‘Перикла’ не только нанизалъ въ своей пьес безъ всякой связи, какъ бусы на нитку, т диковинные факты, какіе нашелъ въ первоначальной легенд, но позволилъ себ даже такіе пріемы, которые не могутъ быть допущены на сцен уже никакимъ образомъ. Такъ, онъ прибгнулъ къ живымъ картинамъ для изображенія событій, которыя не умстились въ драматическомъ дйствіи пьесы, и наконецъ вывелъ для той же цли въ числ дйствующихъ лицъ автора первоначальной легенды, поэта Гоуера, который, подобно древнему хору, разсказываетъ зрителямъ (и, надо прибавить, въ крайне плохихъ стихахъ) все то, что происходитъ въ антрактахъ. Такой пріемъ дйствительно существовалъ въ старинномъ англійскомъ театр, но въ то время, когда явилась драма, т.-е. около 1610 г., былъ уже оставленъ. Такимъ образомъ отъ доказательства принадлежности пьесы Шекспиру помощью анализа только ея содержанія пришлось отказаться даже самымъ рьянымъ защитникамъ этого мннія. Зато къ совершенно иному выводу придемъ мы, если, оставя въ сторон общій планъ пьесы, займемся ея частностями. Начавъ чтеніе драмы, читатель съ первыхъ сценъ не ощутитъ ничего, кром скуки. Высокопарные, натянутые монологи, неестественныя, преувеличенныя положенія проходятъ монотонною нитью, не пробуждая никакого интереса. Но при анализ деталей вниманіе очень скоро начинаетъ останавливаться на отдльныхъ фразахъ, въ которыхъ то тамъ, то здсь внезапно проглядываютъ то глубокій афоризмъ, то смлая метафора, то истинно-комическая черта, явно напоминающіе манеру и руку автора, написавшаго ‘Лира’ и ‘Макбета’. Фразы эти являются сначала лишь изрдка, подобно блесткамъ, разсяннымъ на самомъ заурядномъ, пустомъ фон, но чмъ дале продолжается чтеніе, тмъ чаще начинаютъ он встрчаться. По вншней форм пьеса остается попрежнему составленной изъ худо связанныхъ, отдльныхъ сценъ, изъ которыхъ многія излишни и даже нелпы, но съ третьяго дйствія общій ходъ получаетъ боле стройный видъ, а вмст съ тмъ въ выведенныхъ лицахъ намчаются черты характеровъ, правда, съ большими проблами въ общемъ развитіи, но тмъ не мене намченныя твердой, умлой рукой. Если пьесу прочтетъ до конца читатель, незнакомый съ Шекспиромъ вовсе, то она произведетъ на него очень странное впечатлніе. Онъ увидитъ ясно, что, несмотря на всю слабость въ развитіи содержанія, надъ пьесой работала опытная рука, обличающая великаго художника. Если же это будетъ читатель, хорошо изучившій другія произведенія Шекспира, то въ ум его несомннно укоренится убжденіе, что если не авторомъ, то, по крайней мр, передлывателемъ пьесы могъ быть только одинъ Шекспиръ. На эту мысль наведутъ его не только совершенная одинаковость пріемовъ творчества и общій духъ произведенія, если сравнить его съ многими другими Шекспировыми пьесами, но еще то интересное обстоятельство, что во многихъ положеніяхъ и картинахъ драмы онъ увидитъ повторенными положенія и черты, уже знакомыя по другимъ Шекспировымъ произведеніямъ и притомъ принадлежащія къ самому зрлому періоду Шекспирова творчества. Такой пріемъ изученія драмы, приведя критику къ несомннному заключенію, что Шекспиръ участвовалъ въ ея созданіи, ничмъ однако не объяснялъ исторіи происхожденія пьесы, а потому по вопросу этому было высказано нсколько боле или мене гадательныхъ предположеній. Такъ, напримръ, нкоторые комментаторы держались мннія, что драма была однимъ изъ первыхъ (а можетъ-быть, даже и совершенно первымъ) опытомъ Шекспира на драматическомъ поприщ, чмъ и объяснялась нелпость и неумлость постройки фабулы. Но при этомъ возникалъ загадочный вопросъ: какимъ же образомъ объяснить т глубокія мысли и черты, какія были разсяны въ этомъ незрломъ произведеніи, да еще вдобавокъ черты, аналогичныя съ тми, какія мы находимъ въ позднйшихъ, лучшихъ произведеніяхъ автора? Для объясненія этой несообразности явилось новое предположеніе, что, вроятно, Шекспиръ обработалъ ‘Перикла’ два раза, и что до насъ дошла именно вторая редакція драмы, дополненная и передланная гораздо поздне первоначальнаго текста. Догадка эта, конечно, объясняла съ достаточной вроятностью улучшеніе текста, но вмст съ тмъ являлся новый вопросъ: почему же Шекспиръ, введя въ драму много улучшеній со стороны развитія характеровъ, оставилъ безъ переработки ея постройку, слишкомъ явно бросавшуюся въ глава своей нелпостью? Наконецъ было высказано третье предположеніе и, надо прибавить, самое вроятное, а именно, что, не создавая ‘Перикла’ самъ, Шекспиръ только исправилъ и передлалъ пьесу другого автора. Вопросъ, почему при такой передлк Шекспиръ все-таки не коснулся нелпаго содержанія пьесы, оставя его въ прежнемъ вид, объяснялся новымъ, довольно правдоподобнымъ предположеніемъ. Репертуаръ тогдашнихъ театровъ, конечно, составлялся антрепренерами съ принятіемъ во вниманіе тхъ же соображеній, какими они руководствуются и нын, а именно — желаніемъ угодить не однимъ знатокамъ искусства, но и толп, составлявшей главную платежную силу для пополненія театральной кассы. А потому нтъ сомннія, что рядомъ съ произведеніями, какъ ‘Отелло’ или ‘Макбетъ’, на театр, къ которому принадлежалъ Шекспиръ, ставились отъ времени до времени пьесы, далеко не отличавшіяся подобными достоинствами, но имвшія съ меркантильной точки зрнія, можетъ-быть, гораздо боле существенный успхъ. Необыкновенная популярность легенды о злоключеніяхъ Аполлонія, князя Тирскаго, представляла вс данныя для предположенія, что, передланная для сцены, легенда эта придется какъ разъ по плечу посщавшей театры толпы и дастъ хорошіе сборы. Потому очень можно предположить, что, руководясь такими соображеніями, Шекспиръ, по предложенію своихъ театральныхъ товарищей, ршился передлать легенду (или, еще врнй, старинную драму) для своей сцены, надясь, что, какъ заурядное, праздничное представленіе, она сослужитъ свою службу и будетъ имть успхъ. Этимъ можно объяснить какъ общую небрежность передлки, такъ равно и оставленіе въ прежнемъ вид нелпой фабулы. Къ чему, дйствительно, было передлывать, что уже нравилось публик и потому сулило успхъ и безъ того? Конечно, мнніе это не боле, какъ догадка, придуманная на ряду съ другими, но во всякомъ случа догадка боле вроятная, чмъ прочія. Она, сверхъ того, поддерживается дошедшимъ до насъ преданіемъ, будто Шекспиръ написалъ ‘Перикла’ по желанію премьера его труппы — актера Брбеджа, которому хотлось сыграть въ одной и той же пьес роль молодого человка и старика. Драма, несмотря на свое нелпое содержаніе и небрежность разработки, представляетъ тмъ не мене очень богатыя данныя, чтобы талантливый актеръ могъ блеснуть въ ней своимъ дарованіемъ съ вншней стороны. Главное дйствующее лицо является въ ней сначала пылкимъ, влюбленнымъ юношей, затмъ человкомъ зрлыхъ лтъ, пораженнымъ горемъ, и наконецъ согбеннымъ старцемъ, упавшимъ подъ гнетомъ обрушившихся на него несчастій. Изобразить такіе контрасты въ одной и той же роли было бы заманчивой задачей для каждаго актера, а потому и желаніе Брбеджа (если преданіе говоритъ правду) можетъ служить въ нашихъ глазахъ очень сильнымъ подтвержденіемъ высказаннаго выше мннія о томъ, какъ произошла пьеса.
Таковъ выработанный критикою взглядъ на драму съ вншней, библіографической стороны. Что касается до литературныхъ ея достоинствъ, то о нихъ критик много говорить нечего. Причислить пьесу къ числу тхъ Шекспировыхъ звздъ, которыя сіяютъ самостоятельнымъ, оригинальнымъ блескомъ каждая, нельзя ни въ какомъ случа. Рука Шекспира видна въ драм несомннно, но чего-либо новаго и оригинальнаго онъ въ ней не выразилъ. Это можно сказать какъ относительно фабулы, такъ равно и общаго духа пьесы. Фабула, какъ уже сказано выше, нелпа до крайности. Не говоря о нестройности и несвязности отдльныхъ картинъ, мы находимъ капитальную ошибку въ самомъ ея основаніи. Фабула состоитъ изъ двухъ частей, не соединенныхъ даже наружною связью. Первая часть, въ которой излагается исторія нечестиваго царя Антіоха и его дочери, составляетъ относительно второй части (гд собственно разработанъ разсказъ о Перикл) совершенно ненужный эпизодъ, который могъ бы быть выпущенъ безъ всякаго ущерба для пьесы. Такое отсутствіе единства было бы ошибкой даже въ повсти, а тмъ боле не можетъ быть допущено въ драм. Вторая часть гораздо живе, драматичнй и заключаетъ даже прекрасную основную мысль. Идея изобразить исторію незаслуженныхъ несчастій, упавшихъ на вполн достойнаго человка только потому, что онъ, по благородству собственнаго характера, врилъ въ честность тхъ людей, съ которыми имлъ дло, могла бы послужить прекрасной канвой для драматической разработки, но если эта основная идея и выражена въ настоящей пьес, то далеко не такъ ярко и энергично, какъ пріучилъ насъ къ этому Шекспиръ въ другихъ своихъ произведеніяхъ. Детали, правда, встрчаются прекрасныя, но общее довольно шаблонно. Характеръ самого Перикла недостаточно ясенъ и не бросается въ глаза оригинальностью настолько, чтобъ казаться копіей съ вполн живого человка. Характеръ этотъ не созданъ, но (если такъ можно выразиться) составленъ искусственно, а потому и не представляетъ рельефнаго цлаго. Торопливость, съ какою пьеса написана, обличается всего лучше тмъ, что въ ней во многихъ случаяхъ повторены положенія и картины, съ какими мы уже знакомы по другимъ произведеніямъ Шекспира. Такъ, отчаянное выраженіе Перикломъ его горя во время бури посл мнимой смерти жены и его пробужденіе въ пятомъ дйствіи во многомъ напоминаютъ аналогичныя сцены въ ‘Корол Лир’. Образъ Діонисы, когда она губитъ Марину, поражаетъ сходствомъ съ лэди Макбетъ, но и тутъ можно замтить, что сцена эта, прекрасная сама по себ, ничмъ не связана съ другими сценами, въ которыхъ Діониса является совершенно иной личностью. (См. прим. 8 и 81). Словомъ, полнаго характера мы не видимъ и въ ней. Лучше другихъ лицъ изображена Марина. Ея чистый, свтлый обликъ напоминаетъ Миранду и Иможену, но поспшность работы обличается въ обрисовк и ея характера. Комическія сцены блещутъ иногда искрами истинно Шекспировскаго юмора, но въ общемъ сравнительно слабы и он. Все это вмст взятое невольно подтверждаетъ вроятность высказанной выше догадки о происхожденіи пьесы. Присутствіе руки Шекспира въ ней несомннно, но несомннно и то, что онъ приложилъ руку къ разработк чужого, а никакъ не своего драматическаго произведенія, и притомъ далеко не съ такой любовью и энергіей, съ какими приступалъ къ длу въ другихъ подобнаго рода случаяхъ.
Кто не знакомъ съ Шекспиромъ вообще или ищетъ въ немъ только поверхностнаго удовольствія, никакъ не долженъ начинать его изученіе съ этой пьесы. Можно сказать даже, что такой читатель ничего не потеряетъ, если не будетъ читать ее вовсе. Если она представляетъ какой-нибудь интересъ, то только для лицъ, занимающихся Шекспиромъ серьезно. Переводъ пьесы не представлялъ особыхъ затрудненій, такъ такъ текстъ ея вообще довольно ясенъ, и потому не требовалъ многочисленныхъ объясненій, но все-таки это былъ крайне неблагодарный трудъ. Высокопарные, написанные длинными періодами, монологи не давали никакой возможности придать редакціи перевода живость и образность, что же до прологовъ, которые въ вид хора произноситъ Гоуеръ, то ихъ короткіе рубленые стихи производятъ фальшивое, почти комическое впечатлніе въ самомъ оригинал.
Антіохъ, царь Антіохіи.
Периклъ, князь тирскій.
Геликанъ, Эсканъ, тирскіе вельможи.
Симонидъ, царь Пентаполиса.
Клеонъ, правитель Тарса.
Лизимахъ, правитель Митиленъ.
Церимонъ, эфесскій вельможа.
Тальяръ, антіохійскій вельможа.
Филемонъ, слуга Церимона.
Леонинъ, слуга Діонисы
Маршалъ.
Содержатель публичнаго дома.
Затычка, его слуга.
Гоуеръ, поэтъ, являющійся въ вид хора.
Дочь Антіоха.
Таиса, дочь Симонида.
Марина, дочь Перикла и Таисы.
Діониса, жена Клеона.
Лихорида, кормилица Марины.
Діана, богиня.
Сводня.
Вельможи, рыцари, рыбаки, матросы, пираты и гонцы.
Дйствіе происходитъ въ разныхъ странахъ.
Гоуеръ. Пропть вамъ псню прежнихъ лтъ
Изъ гроба старый Гоуеръ всталъ,
Онъ рядъ людскихъ страстей и бдъ
Для развлеченья вамъ собралъ.
Та псня плась ужъ не разъ
Въ обденный веселый часъ,
Въ дни праздниковъ или постовъ 2).
Не мало рыцарей и дамъ
Для поощренія трудовъ
Ее пвали, такъ какъ тамъ
Ведется рчь все о ддахъ,
Хвалы достойныхъ, а въ глазахъ
Людей — добро, сказать ршусь,
Quo antiquius, eo melius 3).
Коль скоро вы, которымъ жить
Дано въ позднйшіе вка,
Согласны съ лаской удлить
Вниманье пснямъ старика,
То я готовъ остатокъ дней
Отдать вамъ весь и догорать,
Какъ свчка, съ тмъ, чтобъ свтъ лучей
Ея для васъ лишь могъ сіять…
Но къ длу! Въ Сиріи былъ разъ
Царь Антіохъ, его рукой
Воздвигнутъ городъ — да такой,
Что, по преданью, на показъ
Служить онъ прочимъ могъ бы всмъ.
Въ немъ царь женился, но жена,
Родивши дочь ему, затмъ
Была внезапно скошена
Рукою смерти злой… Зато
Дочь-крошка выросла такой
Румяной, свжей и живой
Красавицей, что всякій, кто
Ее лишь видлъ, говорилъ,
Что Рокъ наврное судилъ
Ей быть небесной красотой.
И что жъ?— отецъ ея родной,
Съ душою черною, какъ ночь,
Вовлекъ ее, родную дочь,
Въ такой ужасный грхъ, что въ немъ
Едва ль когда-нибудь съ отцомъ
Была родная дочь гршна.
Но совсть въ насъ пріучена
Путемъ привычки забывать
И самый черный грхъ. Искать
Руки красотки гршной той
Спшила шумною толпой
Вся молодежь сосднихъ странъ —
И вотъ отецъ, чтобъ скрыть обманъ
И пылъ искавшихъ охладить,
Постановилъ, что если кто
Взять въ жены хочетъ дочь его,
Загадку долженъ разгадать
Иль жизнь въ попытк потерять.
Не мало принцевъ молодыхъ
Головъ лишились такъ своихъ!..
Вамъ это въяв объяснитъ
Кровавый, страшный этотъ видъ 4).
А я, желая показать
Вамъ то, что было посл тамъ,
Прошу смиренно оказать
Вниманье къ автора трудамъ. (Уходитъ).
Комната во дворц Антіоха.
(Входятъ Антіохъ, Периклъ и свита)..
Антіохъ. Обдумали ль подробно, тирскій князь,
Какой вы подвергаете себя
Опасности, ршась на это дло?
Периклъ. Да, государь, и съ духомъ, ободреннымъ
Достоинствомъ награды, я скажу,
Что смерти мысль меня страшить не можетъ!
Антіохъ. Тогда пускай въ внчальномъ одяньи,
Подобная невст самого
Юпитера, предстанетъ дочь моя
Немедля передъ вами. Духъ удины,
Богини плодородья, одарилъ
Ее всмъ тмъ, что только есть въ природ
Хорошаго, и цлый сонмъ планетъ
Ршилъ принести ей въ даръ вс совершенства.
(Музыка. Входитъ дочь Антіоха)
Периклъ. Вотъ, вотъ она, подобная во всемъ
Блистающей весн! Служить ей могутъ
Одн лишь только граціи! Вс мысли
Въ ней полны добродтелей, какими
Когда-нибудь былъ славенъ родъ людской.
Въ лиц ея читаю я, какъ въ книг,
Одно хорошее: печаль и горе
На немъ не могутъ жить: угрюмый гнвъ
Не можетъ быть товарищемъ такого
Прелестнаго лица! О, боги, вы,
Создавшіе меня, и чьимъ велньемъ
Зажженъ въ моей груди такой огонь,
Что я ршился твердо иль добиться
Небеснаго плода ея любви,
Иль умереть въ своей попытк,— будьте
Помощниками мн! Вашъ сынъ и рабъ,
Я жду чрезъ васъ возможности достигнуть
Подобнаго блаженства.
Антіохъ. Князь Периклъ…
Периклъ (перебивая). Который будетъ сыномъ Антіоха.
Антіохъ. Ты видишь предъ собою тотъ опасный
Садъ Гесперидъ, въ которомъ стражемъ яблокъ
Былъ злой драконъ, пугающій того,
Кто вздумаетъ ихъ тронуть. Ты подвигнутъ
Лицомъ ея прелестнымъ на попытку
Достигнуть въ ней всего, но это будетъ
Наградой лишь заслуги,— безъ нея же
Погибнуть долженъ ты ужъ за одну
Подобную попытку. Много принцевъ,
Достоинствомъ равнявшихся теб
И также привлеченныхъ громомъ славы
Иль страстностью любви, теб разскажутъ
Безгласнымъ языкомъ, что злая смерть
Постигла ихъ, какъ будто вс они
Покрыты были въ битв съ купидономъ,
Взамнъ щита, лишь звзднымъ небосклономъ,
И блдный ликъ ихъ дастъ теб совтъ
Бжать стей, гд счастью мста нтъ.
Периклъ. Благодарю, достойный Антіохъ,
Что ты напомнилъ мн своею рчью
О бренности земного и заставилъ
Подумать объ опасности, какой
Себя я подвергаю. Память смерти
Намъ зеркало, въ немъ ясно вижу я,
Что жизнь лишь пухъ, которому нельзя
Довриться, и, какъ передъ кончиной,
Утративъ жизнь почти наполовину,
Со взоромъ, устремленнымъ въ небеса,
Лежитъ больной, безъ силъ, какъ прежде, думать
О радостяхъ земныхъ — такъ точно я
Хочу свое составить завщанье
И всмъ сказать привтное прости,
Какъ добрый, честный принцъ… Свое богатство
Я отдаю родной моей земл,
А чистую любовь мою примите,
Принцесса, вы. Теперь, готовый въ путь
На жизнь и смерть, я жду удара рока.
Антіохъ. Итакъ, совты презрны. Прочти же
Завтныя слова, и если ихъ
Ты разгадать не будешь въ состоянь,
То равное со всми наказанье
Ждетъ и тебя.
Дочь Антіоха. Во всемъ, за исключеньемъ
Лишь этого, теб желаю счастья
И радостей.
Периклъ. Какъ воинъ, я иду
На поле этой битвы и не знаю
Иной себ подмоги, кром чести
И храбрости. (Читаетъ загадку).
Я не ехидна, но меня
Питаетъ мать своею кровью 5).
Себ искала долго я
Супруга, полнаго любовью,
И отыскала наконецъ —
Кто мужъ мн вмст и отецъ,
Кому сама я — мать, подруга,
Дитя и нжная супруга.
Старайтесь это разршить,
Когда живымъ хотите быть.
О, горькое питье на дн стакана!
Зачмъ свтила неба, если вамъ
Дано смотрть несчетными глазами
На дйствія людей — зачмъ вы тотчасъ
Не скроете свой взоръ, когда все правда,
Что я прочелъ и что невольно мн
Покрыло щеки блдностью и страхомъ!
(Схватываетъ руку принцессы).
О, зеркало небесной красоты!
Тебя всегда бъ любилъ я, если бъ ты
Своей души навкъ не запятнала
Нечестіемъ грха! Во мн смутилась
Моя душа, и я во что бы то ни стало
Все выскажу затмъ, что не найти
Такого человка, кто, узнавши
Наврно, что за дверью скрыто зло,
Захочетъ отворить ее!— Принцесса,
Вы дивный инструментъ, вс ваши чувства
Подобны ряду струнъ, изъ коихъ всякій
Извлечь бы могъ гармонію, какой
Заслушались бы боги и спустились
Съ высотъ небесъ на землю,— но коль скоро
До этихъ струнъ уже касались прежде,
То только адъ захочетъ танцовать
Подъ звукъ подобной музыки! Прощаюсь,
Съ тобой навкъ, тебя я не ищу!
Антіохъ. Оставь, Периклъ, принцессу! Не дерзай
Касаться къ ней подъ страхомъ смертной казни:
Условье это точно такъ же свято,
Какъ первое. Но мы теряемъ время.
Ршай скорй задачу иль готовься
Итти на смерть.
Периклъ. Великій государь!
Никто не любить слышать обличенья
Грховъ ему пріятныхъ. Я смертельно
Тебя бы оскорбилъ, когда бъ ршился
Открыть теб твои. Кто знаетъ тайну
Поступковъ королей — тому бываетъ
Полезне ихъ скрыть, чмъ обличать.
Разславленный порокъ, какъ бурный втеръ,
Поднявшій пыль, конечно, засыпаетъ
Другимъ глаза, но кончится вдь тмъ,
Что глазъ, опять очистившись, привыкнетъ
Смотрть на бурный втеръ. Бдный кротъ,
Взобравшись на пригорокъ, будетъ тщетно
Взывать къ богамъ, что люди давятъ землю,
Въ которой онъ живетъ, и что ему
Приходится погибнуть. Короли —
Земныя божества. Въ порокахъ имъ
Законъ — одна ихъ воля, но когда же
Винятъ въ грх Зевеса, будь онъ даже
Виновенъ точно въ немъ? Я говорить
Съ тобой не буду больше!— лучше скрыть
На время то, чему молва бываетъ
Позорна и вредна. Вс охраняютъ
Ревниво жизнь, и, чтобъ спасти себя,
Намренъ рчь свою прервать и я 6)!
Антіохъ (въ сторону). Теперь-то и погибнешь ты! Открыть
Усплъ ты, вижу, тайну. Все же, впрочемъ,
Я притворюсь. (Громко) Прекрасный тирскій князь,
Хотя по уговору мы могли бы