Переводы, Тарловский Марк Ариевич, Год: 1852
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Оригинал здесь — http://www.vekperevoda.com/1900/mtarlovskij.htm
МАРК ТАРЛОВСКИЙ
1902, Елизаветград — 1952, Москва
Один из самых блестящих виртуозов русского стиха в XX веке, подлинный виртуоз рифмы, артист, стилизатор… и, увы, один из основных создателей главного мифа ‘великой и многонациональной поэзии СССР’ в 30-е годы — акына Джамбула, — не зря упомянут он в качестве одного из героев баллады Георгия Шенгели ‘Замок Альманах’, по свидетельству С. Липкина: ‘В середине тридцатых годов Гослитиздат учинил закрытый конкурс на лучший перевод главы из киргизского эпоса ‘Манас’ (…) Победителей оказалось трое: Лев Пеньковский, Марк Тарловский и я’. Липкин вспоминает, как Бухарин начал строку Овидия в оригинале, Тарловский продолжил, и Бухарин одобрил, что ‘молодые наши поэты знают Овидия в подлиннике’. Хотя и с образованием, и с талантом у Тарловского было всё в порядке, но жизнь его слишком быстро кончилась. Судя по нескольким обнаруженным в архиве предсмертным стихотворениям, Тарловский мог стать очень и очень крупным поэтом.
КВИНТ ГОРАЦИЙ ФЛАКК
(65 — 8 до Р.Х.)
К ПАРУСНИКУ
Не зарыться б тебе, парусник, сызнова
В зыбь! Куда ты уплыл? Выберись к пристани
Быстро! Сам видишь, вёсел
Нет в увечных уключинах,
И ревут меж снастей смерчи из Африки
И веревки им рвут, брусья надрублены,
Швы — и те не могли бы
Дно упрочить пред гибельной
Хлябью. Немощен ты, в драных полотнищах,
Нет богов, чтоб воззвать с жаром молитвенным.
Чадо сосен понтийских,
Дщерей бора священного,
Всё ж вотще ты раздул спесь родословия:
Роспись их корабля тонущих радует
Мало. Моря забавой
Можешь стать, не одумавшись.
Ты, с кем только что жил в грустном разладе я,
Ныне камнем лежишь тяжким на совести,
Прочь плыви от соблазнов,
Не прельщаясь Кикладами!
СЕКСТ ПРОПЕРЦИЙ
(ок.40 — 15 до Р.Х.)
О ЗАПИСНЫХ ДОЩЕЧКАХ
Запропастились, увы, дощечки мои записные…
Сколько притом моего запропастилось труда!
Лоск на них навели, истерли прилежные пальцы:
глянешь — без метки моей сразу от всех отличишь.
Сами они без меня могли с подругой поладить
и без меня убедить, редкостной речью блеснув.
Им поскупились придать золотую, навеки, отделку —
ходкий их самшит воском был грязным натерт.
Всё ж и такими они всегда мне преданы были,
с помощью их всегда слава мне в руки текла.
Этим дощечкам моим такие не памятны ль строки —
‘Ввергнута в бешенство я, ибо ты мешкал вчера,
Чья-то иная краса тебе приглянулась ли? счел ли
ложь о проступках моих горькою правдою ты?’ —
Или такие: ‘Приди! мы сегодня понежимся вместе,
встречу растянем с тобой на ночь в гостях у Любви’, —
В общем, так или сяк, здесь ловчилась женская мудрость
той, чей хитрый язык может часы скоротать.
Горе мне! — их под счета приспособит деляга, быть может,
и введет в состав рыночных ведомостей!
Будет за их возврат золотом чистым награда.
Кто предпочтет щепье жалкое веской мошне?
Сбегай, раб, и столбу где-нибудь доверь объявленье,
и властелин твой, черкни, на Эсквилине живет.
ИГНАТИЙ КРАСИЦКИЙ
(1735 — 1801)
ВСТУПЛЕНИЕ К БАСНЯМ
Был юнец, выполнявший обет воздержанья,
Был старик, неспособный на брань и брюзжанье,
Был богач, помогавший, не требуя платы,
Автор был, умилявшийся славой собрата,
Был сапожник из трезвых, акцизный радивый,
Сердобольный бандит и солдат нехвастливый,
Был вельможа, на службе себя забывавший,
Был поэт, наконец, ни на грош не солгавший.
Это басня? Вы явь не встречали такую? —
Да, но я среди басен ее публикую.
МАРИЯ КОНОПНИЦКАЯ
(1842 — 1910)
СТАРОМУ ТЕОРБАНИСТУ
Гей, певец! гей, пичуга
С трав забытого луга,
Сын курганов, что дремлют, седые!
Струн коснись, хоть и ржавы, —
Песням дедовской славы
Внять не прочь молодые.
Мы отвыкли от власти
Струн, исполненных страсти,
Что как равных влекут, чаровницы,
К песне — трепет сердечный,
К лютне — ветер беспечный
И слезу — на ресницы.
Песне ветер не вторит,
Лес в ответ не гуторит,
Замела ее отзвуки вьюга…
В упованье крылатом
Не витает по хатам
Песня-гостья, былая подруга!
Средь народа не слышно
Пламенеющей пышно
И к могильникам жалостно льнущей…
Не зовет, не вещает
И зарей не прельщает,
К нам с востока грядущей.
Что с того, что кому-то
И поется про смуту,
Про тревоги души мелочные?
Эти песни едва ли
К вам пробьются сквозь дали,
Кровь и кости живые!
Гей ты, песенник старый!
Огляди крутояры
И послушай, что шепчут могилы.
Гром из лютни роди нам!
Что в хмелю соловьином?
Ведь не слезы спасут нас, а силы!