ПЕРЕПИСКА ШИЛЛЕРА*.
I.
Бауербахъ, 10 Января 1782.
Шиллеръ.
II.
Къ Вильгельму фонъ Вольцогену.
Бауербахъ, 28 Мая 1785.
Шиллеръ.
Виландъ.
‘Звздочка’. Журналъ для дтей старшаго возраста. 1848. Ч. XXVIII.
Переписка Шиллера, Шиллер Фридрих, Год: 1848
Время на прочтение: 13 минут(ы)
* См. въ No 5 Звздочки Старш. Возраста, ныншняго года статью подъ этимъ названіемъ, и также въ XIX части Звздочки Старшаго Возраста (1846) статью: Фридрихъ Шиллеръ.
Въ скоромъ времени выйдетъ изъ печати книга чрезвычайно интересная: Жизнь Шиллера, описанная по воспоминаніямъ его семейства, собственнымъ его письмамъ и извстіямъ друга его Кёрнера. Авторъ — г-жа фонъ Вольцогенъ, близкая родственница Шиллера, а переводъ на Русскій языкъ сдланъ дамою, уже извстною въ литератур нашей прекрасными переводами двухъ романовъ: Шведскаго ‘Семейство’ Фридерики Бремеръ, и Датскаго ‘Импровизаторъ’ Андерсена. Кром искусства передавать со всею возможною врностію малйшія оттнки подлинника, переводчица иметъ еще даръ длать всегда самый лучшій выборъ для труда своего, и потому мы можемъ смло указать на эти два романа тмъ изъ молодыхъ читательницъ нашихъ, которыя, кончивъ учебныя занятія свои, уже имютъ время и позволеніе маменьки читать избранные романы и повсти: при небольшомъ числ такихъ книгъ на Русскомъ язык, на который, къ несчастію, боле всего переводятся романы новйшей Французской литературы, недоступной для чтенія молодыхъ двицъ, — ‘Семейство’ и ‘Импровизаторъ’ составляютъ отрадныя и блестящія исключенія. Послдній же переводъ ‘Жизнь Шиллера,’ заключая въ себ и это исключительное достоинство, и весь хотъ высшій интересъ, который придается разсказу истиною событій его, конечно обратитъ на себя особенное вниманіе ваше, любезные читатели. Чтобы заране познакомить васъ какъ съ самымъ сочиненіемъ, такъ и съ прекраснымъ слогомъ перевода, мы представимъ вамъ здсь нсколько отрывковъ изъ этой любопытной книги, и такимъ образомъ исполнимъ въ то же время и общаніе наше сообщить вамъ еще нсколько изъ интереснйшихъ писемъ Шиллера. Давая это общаніе въ Ма мсяц, мы уже имли въ виду эту тогда переводимую книгу.
Слдующее письмо писано Шиллеромъ къ матери друзей его по училищу, дам глубоко уважаемой имъ и называвшей его также другомъ своимъ. Онъ провелъ нсколько мсяцевъ въ ея имніи, Бауербах, и всегда съ восторгомъ вспоминалъ объ этомъ времени.
Любезный другъ,
Я не знаю наврное, удастся ли мн отправить къ вамъ это письмо прежде личнаго моего свиданія съ вами, но все-таки берусь за перо. Во всякомъ случа я останусь въ выигрыш, потому что, бесдуя съ вами, ясне васъ вижу передъ собою.
Я благополучно прибылъ сюда изъ Масфельда. Но предсказаніе мое сбылось. Съ тхъ поръ, какъ васъ нтъ здсь, я не живу въ самомъ себ. Посл великихъ, сильныхъ радостей съ нами случается то же, что съ человкомъ, который долго смотрлъ на солнце. Онъ становится слпъ для другихъ, мене яркихъ лучей. Однако я бы ни за что въ свт не хотлъ уничтожить этотъ обманъ.
Знакомству съ вашимъ другомъ я радуюсь, какъ пріобртенію клада.
Вы не поврите, какъ полезно для меня сближеніе съ людьми благородными. Они мирятъ меня со всмъ человчествомъ, съ которымъ я было разсорился.
Какое несчастіе, что люди, одушевленные любовью къ ближнему, бросаются въ противоположную крайность — въ ненависть къ людямъ,— какъ скоро какой нибудь недостойный характеръ обманетъ ихъ теплыя убжденія! Это случилось со мною. Я обнялъ полміра съ восторженною горячностію, и наконецъ замтилъ, что держу въ объятіяхъ ледяную глыбу.
Итакъ я ду не черезъ Меннингенъ, а прямо изъ Бауербаха въ Вальдорфъ. На погоду я, разумется, не посмотрю. Довольно уже, того, что духовный міръ у насъ разрушаетъ такъ много плановъ, — матеріальному я, конечно, не позволю лишить меня ни единой радости въ жизни.
Письмо къ Графин ф. Г. я привезу съ собою, а съ нимъ и общаніе, какое я далъ Генріетт.
Напомните обо мн вашему почтенному брату и уврьте его въ совершенной моей къ нему преданности. Милой вашей Лотт передайте отъ меня сердечный поклонъ, господину пастору Зауертейгу тоже. Я считаю себ въ прав называть его моимъ другомъ: мы сошлись въ любви къ вамъ, и потому не можемъ не ощущать тхъ же чувствъ другъ къ другу.
Живите весело и счастливо, и не забывайте, что за три мили безпрестанно думаетъ о васъ душевно преданный другъ
Посреди всхъ разсяній, въ которыхъ я провожу время по случаю пребыванія здсь вашей доброй матушки, и не усплъ ране отвчать на ваше письмо. И сегодня мн не удастся высказать вамъ все, что я бы желалъ, и потому, въ ожиданіи боле досужной минуты, ограничусь необходимымъ.
Не удивляюсь, любезный В., что вы завидуете мн: жить въ обществ вашей достойной матушки и сестры для меня истинное счастіе. Правда, мн больно, что, пріобртя это благо, я его отнялъ у васъ, но скоро вдь и вы также присоединитесь къ нашему веселому кругу и, надюсь, надолго останетесь нашимъ.
Здсь я впервые чувствую во всей полнот, какъ мало человку нужно для счастья. Сердце теплое, открытое всему доброму — вотъ главное основаніе, а внецъ его — искренній другъ. Любезнйшій другъ, будьте довольны, что обладаете тмъ и другимъ!
Удивительны пути Провиднія и въ отношеніи къ намъ обоимъ. Мы провели вмст восемь лтъ и были равнодушны другъ къ другу. Судьба разлучила насъ — и мы сблизизились сердцемъ. Имли ли мы въ первые годы нашего знакомства хоть отдаленное предчувствіе о тхъ таинственныхъ нитяхъ, которыя теперь насъ привязываютъ другъ къ другу такъ неразрывно, такъ тсно. Но, быть можетъ, само мудрое Провидніе не позволило намъ сблизиться ране. Оно хотло, чтобы мы узнали другъ друга уже лучшими. Будучи оба еще не развиты, мы бы слишкомъ рано замтили наши обоюдные недостатки, и открывъ столько слабостей тамъ, гд мы ихъ не ожидали найти, мы бы остались чужды другъ другу. Дружество прочно только тогда, когда оно основано на взаимномъ уваженіи, а мы его еще не умли заслужить. Различными путями дошли мы до одной и той же цли и радостна была наша встрча. Вы, другъ мой, сдлали первый шагъ, и я стыжусь передъ вами. Я всегда мене умлъ пріобртать друзей, нежели сохранять пріобртенныхъ,
Вы мн вврили вашу Лотту и я уже вполн её оцнилъ. Благодарю васъ за это великое доказательство вашего дружества. Я изъ него вижу, что вы обо мн высокаго мннія, потому что только человкъ возвышенныхъ чувствъ достоинъ любить прекрасную душу вашей сестры. Поврьте,любезный другъ мой, я завидую вамъ въ этомъ сокровищ. Душа ея такъ невинна, прекрасна, чувствительна, какъ будто бы только что выпорхнула изъ рукъ Создателя, чистое ея зеркало еще не успло затускнть отъ дыханія всеобщей испорченности, и горе тому, кто её омрачитъ тнью печали. Положитесь на мою заботливость объ образованіи вашей Лотты, но я боюсь взять на себя эту обязанность: отъ уваженія и горячаго участія такъ легко перейти къ другимъ чувствамъ.
Матушка ваша взяла меня въ повренные касательно дла, которое должно ршить судьбу вашей сестры. Она мн поручила узнать также ваше мнніе на этотъ счетъ. По важности дла вы, какъ нжный братъ, конечно, позволите мн дать вамъ совтъ, который, можетъ статься, будетъ не лишній. Я знаю Г * фонъ ***. Изъ-за бездлицы — здсь о томъ разсказывать было-бы слишкомъ длинно и оно не можетъ интересовать васъ — мы разошлись съ нимъ, но, не смотря на это, я со всею искренностію говорю вамъ — онъ не недостоинъ вашей сестры. Онъ прекрасный человкъ и самаго благороднаго образа мыслей, разумется не безъ слабостей, и даже большихъ, но он скоре обращаются ему въ похвалу, нежели въ укоръ. Я его истинно уважаю, хотя по ныншнимъ моимъ къ нему отношеніямъ и не могу называть его моимъ другомъ. Онъ любитъ вашу Лотту и, я знаю, любитъ ее какъ благородный человкъ, а Лотта любитъ его, какъ молодая двушка способно любить въ первый разъ. Боле вамъ сказать не могу. Что касается до его вншняго положенія, у него кром d’pe есть еще другія средства къ существованію, и я ручаюсь, что онъ не пропадетъ въ свт. Въ будущемъ письм боле объ этомъ распространюсь. До тхъ поръ вы можете поврить вашему нжнйшему другу и другу вашей любезной Лотты.
Впрочемъ я могу сообщить вамъ о вашей добрйшей матушк и сестр самыя пріятныя всти. Ихъ приняли въ Бауербах съ большимъ торжествомъ. Ко дню рожденія матушки я бы желалъ приготовить какой нибудь сюрпризъ, но для нашихъ любезныхъ Бауербахцевъ, которыхъ я бы хотлъ заставить участвовать въ празднеств, надобно выдумать что-нибудь весьма легкое и незатйливое.
Вообще ваша матушка не любитъ громкихъ изъявленій радости и предпочитаетъ имъ тихія, простыя привтствія, и я совершенно съ нею согласенъ. Первые напоминаютъ мн извстныя празднества — вамъ они вроятно также памятны,какъ и мн,— которыхъ непріятное впечатлніе возобновляется для меня каждый разъ, когда я присутствую на какомъ нибудь заказномъ праздник. Если однако вы думаете, что моя муза можетъ на что нибудь пригодиться, то она готова къ вашимъ услугамъ.
Теперь прощайте. Въ заключеніе прошу васъ щадить сердце вашей любезной сестры и вмст съ нами содйствовать къ тому, чтобы ея исторія, или справедливе романъ, былъ доведенъ до счастливой развязки. Позвольте мн еще, какъ истинному, лучшему другу вашему, пожелать, чтобы вы помирились съ настоящимъ вашимъ положеніемъ и не безпокоились на счетъ вашей будущности. Это вамъ говоритъ не холодный педантъ-моралистъ, готовый порицать все, что недоступно ему самому, а юноша, можетъ быть еще боле страстный и пламенный, нежели вы сами,который, настрадавшись отъ ошибокъ, къ какимъ неминуемо ведетъ опрометчивость, пріобрлъ нкоторое право предостеречь друга отъ необдуманнаго поступка.
Изъ этихъ двухъ писемъ можно видть, какъ нжно и чувствительно было сердце Шиллера въ отношеніяхъ дружескихъ. Эти же отношенія даютъ понятіе и о томъ, какова была семейная жизнь его. О первой встрч его съ будущею женою его, Шарлоттою Фонъ-Ленге-Фельдъ, авторъ книги, — сестра ея, — разсказываетъ такъ:
‘Мы возвращались изъ Швейцаріи. Отношенія наши къ фамиліи Вольцогенъ, съ которою мы были въ близкомъ родств, и посщеніе съ г-жею Фонъ-Вольцогенъ родителей Шиллера въ Солитюд, побудили насъ искать его знакомства въ Мангейм. Онъ явился къ намъ уже передъ самымъ нашимъ отъздомъ. Мы были поражены благородствомъ и величіемъ его осанки, но впрочемъ онъ не сказалъ ни одного слова, которое бы въ насъ могло возбудить къ нему особенное участіе, Величественные и разнообразные предметы, съ которыми мы такъ недавно разстались, наполнили всю нашу душу. Очаровательные берега Женевскаго озера, — веселенькій Веве у подошвы Альпъ, который тому, кто не утратилъ молодости сердца, представляется сквозь волшебное благоуханіе поэзіи Руссо, — друзей, обитавшихъ въ этихъ мстахъ, мы покинули съ сердечною грустію.
Бесды съ Ла-Фатеромъ, столь плнительныя соединеніемъ живости и граціозности ума съ религіознымъ настроеніемъ, и патріотическія псни Ольтнерскаго общества, гд мы нашли теплый и радушный пріемъ, отдавались въ нашей душ пріятными отголосками.
Такимъ образомъ мы впервые увидли Шиллера сквозь облако сладостнаго обаянія, изъ-за котораго вс предметы представлялись намъ въ какихъ-то неопредленныхъ формахъ. Мы были чужды театральному міру. Въ Разбойникахъ насъ тронули нкоторыя отдльныя сцены, но масса неистовой жизни произвела на насъ не совсмъ пріятное впечатлніе.
Мы не воображали, что у такого могучаго, неистоваго генія можетъ быть столь кроткая наружность. Фьеско и нкоторыя стихотворенія изъ Антологіи понравились намъ. Намъ очень хотлось сказать это Шиллеру, но онъ остался съ нами такое короткое время, что мы едва успли обмняться съ нимъ нсколькими словами. Въ послдствіи мы съ нимъ часто смялисъ надъ холодностью нашей первой встрчи.
Сестра моя и я жили съ матушкою въ Рудольштадт, на берегу Саады, въ долин, которой величественныя очертанія синихъ горъ на краю горизонта и окружающія ее со всхъ сторонъ возвышенности, увнчанныя лсомъ, сообщаютъ необыкновенную привлекательность. Извилистая рка, три обработанныя роскошныя долины, которыя неожиданно представляются взору, придаютъ окрестности очаровательное разнообразіе. Это прелестное мсто,— гд еще только въ царствованіе добродушнаго, просвщеннаго Принца Лудвига Фридриха и его умной супруги образовалась жизнь умственная и общественная — было въ то время мертво и скучно, и по всему, что принадлежитъ къ пріятностямъ общественной жизни, далеко отставало отъ сосдственныхъ городовъ. Не смотря на то, что въ людяхъ съ ученымъ образованіемъ здсь не было недостатка, что гимназія, хорошая библіотека, собраніе литографій и музей представляли вс средства къ образованію, что въ числ обывателей города были даже поэты, въ обществ еще преобладали безжизненность и невжество.
Отецъ нашъ, который пріобрлъ себ извстность полезными трудами въ наук лснаго дла, въ которой онъ даже проложилъ новый путь, отличался умомъ свтлымъ и проницательнымъ. Фридрихъ Великій, узнавъ объ его заслугахъ, пожелалъ привлечь его въ Пруссію, съ тмъ, чтобы поручить ему новое устройство своихъ лсовъ. По окончаніи Семилтней войны, Монархъ призвалъ отца въ Лейпцигъ и самыя выгодныя предложенія, которыя по сію пору хранятся въ фамильныхъ нашихъ документахъ, были результатомъ аудіенціи у Его Величества. Очарованный свтлымъ взглядомъ, возвышенными понятіями и благосклолнымъ пріемомъ великаго Короля, отецъ однако отказался отъ счастія служить ему. Руководствуясь правилами строгой честности и правоты, онъ опасался, что ревность въ преслдованіи издавна существующихъ злоупотребленій потребуетъ отъ него жертвъ, тягостныхъ для человколюбиваго сердца. Другая важная причина была — физическая немощь. Еще на двадцатомъ году жизни онъ былъ тронутъ параличемъ и съ тхъ поръ лишился употребленія лвой ноги и правой руки, такъ что могъ ходить не иначе, какъ опираясь на палку, и принужденъ былъ обозрвать лса въ экипаж. Онъ навсегда сохранилъ къ Фридриху глубокое уваженіе, а въ насъ дтяхъ это чувство приняло характеръ пламеннаго энтузіазма.
Батюшка желалъ дать намъ лучшее образованіе, нежели какое двушки обыкновенно получаютъ въ провинціальной глуши, и матушка, которая отъ природы была воспріимчива ко всему прекрасному и сама получила хорошее воспитаніе, не могла не раздлять его образа мыслей въ этомъ случа. Съ такими родителями мы безъ сомннія были ограждены отъ пошлости окружавшаго насъ міра, но этого было недовольно: при живости нашей раздражительной фантазіи необходимо было образовать нашъ умъ и направить его къ серьёзнымъ предметамъ. Въ ранней молодости читали мы все, что случайно попадало намъ подъ руки, особенно привлекали насъ книги, нравящіяся сердцу и воображенію, Шиллеръ въ послдствіи часто смялся надъ этимъ, увряя, будто бы намъ никакъ не скрыть, что мы выросли съ Грандиссономъ. Фантазія приносила намъ лучшія радости, домашній уединенный нашъ бытъ, украшенный и обогащенный ея дарами, имлъ для насъ столько прелести, что всякое постороннее общество, которое прерывало его тихое однообразіе, было намъ въ тягость. Исключеніемъ были только т изъ знакомыхъ, которые интересными разсказами о чужихъ краяхъ могли удовлетворить нашему любопытству, потому что, при всей нашей привязанности къ дому, насъ волновало желаніе видть свтъ, и душа наша рвалась въ неизвстную даль.
Отецъ нашъ всми мрами старался предупредить вредъ, какой могла причинить намъ эта жизнь въ мір фантазіи. Онъ неусыпно заботился объ укрпленіи нашего тла: по окончаніи уроковъ, мы на открытомъ воздух должны были упражнять наши силы разными играми. Домъ нашъ стоялъ на открытомъ мст у подошвы горы, и мы въ полной мр могли наслаждаться свободою и всми пріятностями сельскаго быта. Свтлому, многообъемлющему взгляду отца нашего, который безъ всякаго педантства, въ легкихъ, непринужденныхъ бесдахъ за столомъ, сообщалъ намъ плоды своихъ познаній и житейской опытности, обязаны мы раннимъ развитіемъ нашихъ душевныхъ способностей. Міръ, который мы создали себ за сафировыми горами, пріобрлъ въ лучезарномъ свт его ума опредленныя очертанія. Мы рано научились понимать, къ чему намъ должно стремиться. Чувство истиннаго достоинства человка, и въ особенности мущины, вросло намъ въ душу, боготворимый образъ отца, выражавшій непоколебимую честность и красоту душевную, былъ его чистымъ олицетвореніемъ. Смерть похитила у насъ незабвеннаго, когда мн едва исполнилось тринадцать лтъ, сестра, тремя годами моложе меня, изъ моей боле зрлой памяти приняла въ душу черты милаго образа, который непосредственно еще не могъ въ ней напечатлться.
Матушка желала помстить сестру мою фрейлиной при двор — (мн уже на 16-мъ году представился случай выйти за-мужъ). Добрая Герцогиня Веймарская, къ которой матушк преимущественно хотлось пристроить дочь свою, благосклонно приняла просьбу о томъ, и чрезъ достойнаго друга своего, г-жу Штейнъ, съ которою и мы находились въ тсныхъ дружескихъ отношеніяхъ, изъявила намъ готовность исполнить наше желаніе. Матушка, чтобы доставить сестр случай пріобрсть навыкъ во Французскомъ язык и усвоить себ тонъ высшаго общества, въ которомъ она въ послдствіи должна была жить, ршилась хать съ нами на нкоторое время въ Французскую Швейцарію. Это путешествіе восхитило насъ и расцвтило всю нашу жизнь свтлыми, чудными образами.
По возвращеніи изъ чужихъ краевъ мы жили въ нашей долин. Иногда нами овладвала тоска по Женевскому озеру. Тсный провинціальный міръ казался намъ скучне и безцвтне, нежели когда либо. Но живая Фантазія легко мирится съ однообразной дйствительностію, она всему сообщаетъ жизнь, все оживляетъ собою. Любознательность, возбужденная воззрніемъ на природу и міръ, особенно чтеніе Плутарха, съ которымъ мы никогда не могли разстаться надолго, и задушевныя бесды съ друзьями молодости, пріятно наполняли и разнообразили нашу жизнь. Безвкусная чопорность нкоторыхъ провинціаловъ, посл чудной раздольной жизни въ Швейцаріи, давала намъ поводъ къ забавнымъ выходкамъ и замчаніямъ. Въ то время еще не было проведено искуственнаго пути черезъ нашу скромную долину, и зазжій поститель былъ настоящій феноменъ. Намъ иногда представлялось, что мы заколдованныя Принцессы, томящіяся въ цпяхъ однообразія. Въ одно пасмурное Ноябрское утро 1787 года, два человка хали верхомъ по долин. Оба были закутаны въ плащи, въ одномъ мы узнали нашего двоюроднаго брата, Вильгельма фонъ Вольцогена, который шутя закрывался отъ насъ плащемъ, другой былъ намъ не знакомъ и въ высшей степени возбуждалъ наше любопытство. Скоро загадка эта разршилась появленіемъ Вильгельма, который спросилъ у матушки позволенія привести съ собою вечеромъ своего спутника Шиллера, навстившаго замужнюю сестру въ Мейнинген и теперь возвращавшагося отъ друга своего, Г-жи Вольцогенъ. Судьба Шиллера была связана съ этимъ вечеромъ: вотъ почему я позволила себ нсколько распространиться о моемъ семейств.
Шиллеру нравилось въ нашемъ семейномъ кругу. Вдали отъ интересовъ и развлеченій свтской жизни, духовныя наслажденія были для насъ выше всего, мы обнимали ихъ съ сердечною теплотою, не стсняясь предразсудками и чужими сужденіями и слдуя направленію собственной нашей натуры. Только въ такой атмосфер Шиллерова душа вполн могла раскрываться. Мы еще не знали его Донъ Карлоса. Безъ всякаго авторскаго тщеславія онъ изъявилъ желаніе, чтобы мы познакомились съ этой трагедіей — единственное произведеніе, исключая писемъ Юлія къ Рафаэлю и относящихся къ нимъ стихотвореній Антологіи, — о которомъ онъ завелъ рчь. Мысль породниться съ нашимъ семействомъ чуть ли не въ этотъ самый вечеръ родилась въ его душ, и, къ несказанной нашей радости, онъ при отъзд сообщилъ вамъ намреніе слдующее лто провести въ нашей прекрасной до лин.’
Вотъ нсколько словъ, описывающихъ будущую Г-жу Шиллеръ:
‘Сестра моя во всхъ отношеніяхъ была достойна Шиллера. Наружность у нея была самая привлекательная. Выраженіе чистйшей доброты одушевляло черты пріятнаго лица, а въ глазахъ отражалась истина и невинность. При наклонности ко всему прекрасному въ искуствахъ и въ дйствительной жизни, все ея существо было чудной гармоніей. Будучи умренна, но постоянна и врна въ своихъ привязанностяхъ, она, казалось, была создана для высшаго счастья. Она прекрасно рисовала ландшафтъ и съ тонкимъ чувствомъ природы соединяла нжность и чистоту исполненія. При боле благопріятныхъ обстоятельствахъ талантъ ея могъ бы развиться до высокой степени совершенства. Всякое восторженное чувство обыкновенно у нея облекалось въ поэтическія формы, и т изъ ея стиховъ, которые были внушены воспоминаніями о нжныхъ чувствахъ любящаго сердца, отличались граціей и сладкой меланхоліею.’
Исполняя свое желаніе, Шиллеръ провелъ слдующее лто въ Рудольштадт, и оно могло назваться прекраснйшимъ лтомъ. Въ это время переписывался онъ со многими изъ друзей своихъ. Вотъ одно изъ писемъ Виланда, одного изъ лучшихъ писателей Нмецкихъ:
‘Милостивый государь и любезнйшій другъ! Вы, какъ я вижу, совершенно забыли и меня, и моего Меркурія, {Газета, которую издавалъ тогда Виландъ.} но это знакъ, что вамъ хорошо въ вашемъ прекрасномъ пріют, и что вы до того углубились въ какую нибудь новую сферу, на земл, подъ землею или въ поднебесь, что вамъ некогда думать о чемъ либо другомъ. При всемъ томъ необходимость заставляетъ меня напомнить вамъ ваше дружеское и — сколько я помню — положительное общаніе, какимъ вы утшили меня при вашемъ отъзд. Ныншній Іюнь мсяцъ будетъ состоять единственно изъ моихъ собственныхъ трудовъ, а на Іюль и Августъ у меня тоже ничего нтъ въ виду. Мн жаль, что я долженъ возбуждать въ васъ состраданіе. Еще не такъ давно вы хотли соединиться со мною для изданія Меркурія и облечь его въ новыя формы. И эту мысль вы теперь, кажется, совсмъ покинули. Но обдумайте хорошенько это дло въ тиши уединенія, и напишите мн результатъ вашихъ соображеній и разсчетовъ. Если мы ршимся на что нибудь, то надобно будетъ предувдомить о томъ публику за три мсяца до истеченія года, и немедленно приняться за дло. Извините мою навязчивость. Мн иногда страхъ какъ хочется навстить васъ въ вашемъ сельскомъ пріют. Главное затрудненіе: гд мн взять на то время, ибо я живу въ безпрестанныхъ, ожиданныхъ и неожиданныхъ хлопотахъ, и такъ заваленъ работою, что, право, не знаю, чмъ это кончится. Вмсто того, чтобы мн на старости лтъ наслаждаться плодами своихъ трудовъ, мои заботы съ каждымъ днемъ увеличиваются. Но полно жаловаться и возмущаться противъ желзной необходимости и алмазнаго веретена великой Пепромены.
Будьте здоровы, любезнйшій другъ, и не забывайте насъ совершенно. Мы почти каждый день говоримъ о васъ и грустимъ, что васъ нтъ съ нами. Жена моя и вс домашніе поручаютъ мн сказать вамъ много любезнаго. Еще разъ будьте здоровы. Обнимаю васъ отъ всего сердца.
Веймаръ… Іюпя, 1788.
Изъ слдующаго коротенькаго письма Шиллера, писаннаго къ сестр жены его 18-го Мая 1790 года черезъ нсколько мсяцевъ посл сватьбы, можно видть тогдашнюю домашнюю и ученую жизнь его:
‘Лотхенъ вчера провела часа два въ кабинет возл моей аудиторіи, слушала мою лекцію и готовила для меня чай. Сначала ее пугали студенты, по теперь она уже боле не чуждается ихъ. Я вчера началъ читать съ каедры о трагедіи, и этотъ предметъ занимаетъ меня пріятнйшимъ образомъ. Я открываю въ себ разныя свднія, которыми я обязанъ упражненіямъ въ трагическомъ искусств и о которыхъ я и не подозрвалъ, чтобы они были во мн. Я отыскиваю къ нимъ философическое основаніе, и вотъ они незамтно слагаются въ свтлое, стройное цлое, общающее мн много радостнаго. Такимъ образомъ мн каждую недлю доводится имть пріятный часокъ тамъ, гд вообще не надобно ожидать удовольствій.’
Шиллеръ не такъ скоро сблизился съ Гёте, хотя уже нсколько лтъ былъ знакомъ съ нимъ. Это сближеніе случилось лтомъ 179й года, какъ видно изъ письма Шиллера къ другу его Кёрнёру:
‘По возвращеніи моемъ (изъ маленькой поздки, какую онъ тогда предпринималъ) я нашелъ самое сердечное письмо отъ Гёте, который съ доврчивостью ко мн обращается. Недль шесть тому назадъ мы много разсуждали съ нимъ объ искусств и о теоріи искуства, и сообщили другъ другу главныя идеи, до которыхъ мы дошли совершенно различными путями. Въ идеяхъ этихъ открылось между тмъ неожиданное сходство, которое было тмъ интересне, что оно исходитъ отъ величайшей разности въ способахъ воззрнія. Каждый изъ насъ могъ дать другому то, что ему не доставало, и обратно принять то, чего онъ самъ не имлъ. Съ тхъ поръ эти разбросанныя идеи въ Гёте пустили корни, и онъ чувствуетъ потребность приблизиться ко мн и продолжать со мною путь, по которому онъ и досел шелъ одинъ и безъ всякаго поощренія. Я радуюсь такому для меня плодотворному размну идей. Черезъ нсколько дней я на дв недли поду въ Веймаръ и буду жить у Гёте. Онъ столько уговаривалъ меня, что я не могъ отказаться, тмъ боле, что найду у него полную свободу и всевозможныя удобства. Такое близкое соприкосновеніе будетъ имть для обоихъ ршительныя послдствія, и я отъ души тому радъ.’
Но мы не кончили бы этихъ выписокъ, любезные читатели наши, если бы захотли сообщитъ вамъ все, что есть интереснаго въ этой новой книг.Постарайтесь имть ее, какъ скоро она выйдетъ изъ печати, и вы тогда вполн оцните и прекрасный трудъ родственницы Шиллера, написавшей ее, и прекрасный выборъ вашей Русской переводчицы.