Переписка с С. А. Венгеровым, Горький Максим, Год: 1916

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Переписка М. Горького с С. Венгеровым

Литературный архив. М. Горький.
Материалы и исследования. Том III.
Издательство Академии Наук СССР
Москва. Ленинград. 1941
Под редакцией С. Д. Балухатого и В. А. Десницкого
OCR Ловецкая Т. Ю.

К переписке М. Горького с С. А. Венгеровым

В 1897 г. литературовед, критик и библиограф Семен Афанасьевич Венгеров (1855—1920) обратился к М. Горькому с просьбой прислать автобиографию. М. Горький прислал на двух листах жизнеописание, написанное рукой Е. П. Пешковой и подписанное им самим. Позднее, в 1912 г., выпуская I том ‘Русской литературы XX века’, куда вошла биография М. Горького, Венгеров вновь просил М. Горького сообщить ему дополнительные сведения о литературной деятельности. М. Горький ответил отказом. Он писал: ‘Не думаю, чтобы это было интересно, да и неловко говорить о себе в то время, когда и так уж современное писательское ‘я’ раздулось в литературе нашей серою тучей и совершенно закрывает и социальные горизонты, и бытовой пейзаж’.
Отказ М. Горького писать о своих ‘переживаниях’ именно с такой мотивировкой будет совершенно понятен, если мы вспомним, что 1912 г. был годом не только подъема революционного движения рабочего класса, но и временем, когда значительная часть литераторов, напуганная разгромом революции 1905 г. и реакцией 1907—1910 гг., сгруппировалась вокруг меньшевистско-эсеровских и кадетских журналов и переживала полосу политико-морального разложения. Она включилась в поток оголтелой реакции, выступившей под знаменем национализма и индивидуализма. Несколько позднее М. Горький писал об этом Г. В. Плеханову: ‘Резко и очень к лучшему изменился тип рабочего, — с каким напряжением учатся люди, как стойко выносят ‘неудобства русской жизни’. Даже судебный следователь и тот сказал мне: ‘Огромнейшую работу совершает на Руси пролетариат, и духовный рост его просто — сказочен’. Вообще — в этой области — все радует их, удивляет. А вот — в литературе, в журналистике — творится нечто отчаянное, идет процесс духовного разложения, растет и цинизм, и все какие-то полумертвые’ {Литературное наследие Г. В. Плеханова. Сборник VI. Гос. Соц.-эк. изд. М., 1938. стр. 406.}. Именно этот ‘процесс духовного разложения’ имел в виду М. Горький, когда отказывался писать о своих личных переживаниях.
Венгеров стоял в стороне от этого процесса, хотя знал и видел его. Как литератор он сложился в 70-е и 80-е годы. Ему был свойственен жизнеутверждающий демократизм революционных разночинцев, но до последних дней своих он остался идеалистом-эклектиком. Так, например, принимая марксизм, неоднократно указывая на то, что марксизм внес в русскую литературу ‘бодрость и широту порыва’, что марксизм создал могучий подъем в общественной жизни, Венгеров тем не менее сводил марксизм только ‘к замене поколения уставшего от неудач, поколением свежим, к приливу общественной бодрости’. ‘Марксизм,— наивно рассуждал он, — был движением чисто-идейным и идеалистическим, самым фактом своего существования представлявший яркое опровержение теории экономического материализма и борьбы классов’. {С. А. Венгеров. Очерки по истории русской литературы. 2-е изд. 1907, стр. 156.}
Но самый факт восприятия марксизма, как передовой и прогрессивной теории, укреплял Венгерова на демократических позициях и позволил ему в области литературы сделать большое, общественно полезное дело. Под его непосредственным руководством были изданы сочинения классиков русской и мировой литературы (Пушкин, Белинский, Шиллер, Шекспир, Байрон, Мольер), им редактировались историко-литературные статьи Энциклопедического словаря в издании Брокгауза и Ефрона, составлены многотомные ‘Источники словаря русских писателей’, ‘Критико-биографический словарь’ и др.
В письме 1911 г. М. Горький затронул вопрос о литературоведческих высказываниях Венгерова. Он пожелал первому тому собрания сочинений Венгерова ‘широкой читаемости’ и указал, что в книге очень ярко и своевременно подчеркнуто значение волевого начала в русской жизни. Первый том собрания сочинений Венгерова вышел в Петербурге, в 1911 г., в издательстве ‘Прометей’, под названием ‘Героический характер русской литературы’. Само название книги раскрывает стремление автора подчеркнуть идейно-волевую особенность русской литературы. Анализируя творчество отдельных писателей, Венгеров всегда указывал на общественное служение и подвижничество русской литературы во имя справедливости, во имя прогресса. В этом он видел ‘источник ее обаяния’ и ‘законнейшую гордость русского духа’.
В период реакции, после революции 1905 г., когда в русской литературе все более цинично обнажались мистико-декадентские и порнографические мотивы, отравляя русского читателя, выступление С. Венгерова с защитой идейно-реалистических традиций русской литературы было несомненно прогрессивным явлением, — и, совершенно естественно, М. Горький мог пожелать только успеха книге Венгерова.
Однако это пожелание не означало того, что М. Горький был согласен со всеми высказываниями Венгерова. Так, например, Венгеров, называя выступление вехистов ‘черной неблагодарностью’ русской интеллигенции, указывал, что призыв ‘Вех’ к самоусовершенствованию есть выражение ‘великой русской тоски по правде’. Из откликов же М. Горького на сборник ‘Вехи’ {См. статью М. Горького ‘Разрушение личности’ в сборнике ‘Очерки философии коллективизма’. Изд. т-ва ‘Знание’, Пб., 1909, стр. 351—403.}, относящихся к тому же периоду, мы знаем, что для М. Горького ‘Вехи’ были враждебны с начала до конца, а призыв к самоусовершенствованию был для него особенно неприемлем, так как этот призыв имел целью своей расчистить путь и развязать руки столыпинской реакции.
М. Горький мог серьезно возразить Венгерову по поводу его утверждения, будто бы М. Горький ‘из ницшеанства’ взял твердость воли, а из русского ‘народолюбия’ — силу стремления к идеалу. Из этого, по Венгерову, вытекала философия горьковских босяков, как самая новая полоса европейской и русской культуры. Из высказываний М. Горького, да и из непосредственного материала его творчества мы знаем, что основное содержание литературной деятельности М. Горького определялось не ницшеанством и ‘народолюбием’, а всем опытом жизни трудящихся нашей страны, прекрасным знанием мировой культуры и громаднейшей жизнеутверждающей личной практикой великого пролетарского писателя. Не Ницше и не русский интеллигент-народолюб породили М. Горького, а революционная борьба рабочего класса и крестьянства за социализм ‘сделала М. Горького в сфере художественной литературы, — как говорил Венгеров, — наиболее ярким выразителем марксизма’. {Собрание сочинений, т. I, изд. ‘Прометей’, Пб., 1911, стр. 194.}
Все вышеприведенное, как и наивное и неправильное понимание Венгеровым марксизма, не помешало ему все же правильна отметить некоторые существенные черты творчества М. Горького. В первом томе собрания сочинений Венгерова мы читаем о М. Горьком: ‘Певец грядущего торжества пролетариата нимало не желает апеллировать к старонародническому чувству сострадания к униженным и оскорбленным. Перед нами настроение, которое само собирается добыть себе все, что ему нужно, а не выклянчить подачку’. А когда В. Брюсов в письмах к Венгерову пытался доказать, что литература будущего выйдет из декадентов, а ‘не из М. Горького’, Венгеров в ответ на это замечание Брюсова писал: ‘Вы изволите решительно ошибаться. Не литература пошла навстречу декадентам, а декаденты усвоили лучшие стороны русской литературы и стали неузнаваемы’ {Из письма С. Венгерова к В. Брюсову,— Архив С. А. Венгерова. Институт литературы Академии Наук СССР.}.
Переписка M. Горького с С. А. Венгеровым продолжалась до приезда М. Горького в Петербург в 1913 г. С этого времени они встречались лично, о чем свидетельствует последняя записка М. Горького.
В публикуемых письмах большое место уделено писанию M. Горьким статьи об известном художественном и музыкальном критике Владимире Васильевиче Стасове (р. 1824). Через несколько дней после смерти Стасова (10 октября 1906 г.) был создан кружок с целью увековечить память о Стасове как крупнейшем деятеле русского искусства. На долю Венгерова, члена этого кружка, выпала задача выпустить сборник статей и материалов о В. В. Стасове. К участию в сборнике им были привлечены писатели, художники, композиторы. Среди них: Л. Н. Толстой, И. Е. Репин, М. М. Антокольский, Э. Л. Радлов, Ф. Ф. Фидлер, И. Я. Гинцбург и др.
С просьбой участвовать в сборнике С. Венгеров обратился также к М. Горькому. Свое обращение к М. Горькому — ‘написать что-нибудь’ о Стасове — Венгеров мотивировал следующим образом: ‘Всем известно, что Вы были очень дружны с Владимиром Васильевичем. Он, во всяком случае, всюду — и в печати, и устно с любовью говорил о Вас. Поэтому отсутствие Вашего отклика в специальном сборнике, посвященном его памяти, особенно болезненно отзовется в сердцах тех, кто любил и ценил Владимира Васильевича’. М. Горький охотно принял предложение и вскоре прислал статью ‘О Стасове’, которая и была помещена в сборнике воспоминаний: ‘Незабвенному Владимиру Васильевичу Стасову’. Спб., 1910, стр. 35—38.
Отношения между В. Стасовым и М. Горьким действительно были проникнуты взаимным уважением и общей любовью к искусству. Стасов был недоволен поведением Академии Наук, объявившей от своего имени отмену выборов М. Горького в академики, и написал Л. Толстому о том, что он вышел из Академии {Лев Толстой и В. В. Стасов. 1878—1906. Изд. ‘Прибои’. А. 1929, стр, 303.}. Они лично встречались в Куоккала у И. Е. Репина в 1904 и в 1905 гг. Стасов печатно выступил с защитой горьковского ‘Человека’ против нововременских нападок на него.
В. П. Буренин, ярый реакционный критик ‘человеконенавистнической’, как определял М. Горький, газеты ‘Новое время’, опубликовал в 1904 г. несколько статей, направленных против М. Горького и против всей демократической литературы. Он стал печатно распространять слухи о том, что книги М. Горького не находят покупателя, что в произведениях М. Горького нет мысли, нет художественности, т. е. печатно заявлял то, что уже говорилось на страницах других реакционных журналов и газет. Буренин дал отрицательную оценку ‘Человека’ {Новое время, 1904, No 10221, 15 августа.}. В. Стасов выступил страстным защитником М. Горького. В 1904 г. в газете ‘Новости’ (No 272, 2 октября) появилась его статья ‘Неизлечимый’. В ней он писал: ‘Я нарочно справлялся (нечего делать!) по конторским официальным документам, и узнал, что ‘Мещане’ были напечатаны в количестве 60 000 экз. и все издание распродано, ‘На дне’ напечатано, с начала 1903 г., в 16-ти изданиях, в количестве 80 000 экз., и теперь продаются последние экземпляры. ‘Рассказы’ в 5-ти томах, с начала 1903 г., до сентября 1904 года, проданы в количестве 23 000 экз. каждый том, всего 115 000 экз. И это-то и есть ‘умеренная продажа!’ Какое мерзкое чувство злости, ненависти и зависти тут дышет! Какой гадкий подлог!’
Затем В. Стасов дал свою оценку творчества М. Горького — и в частности ‘Человеку’: ‘Все у него [М. Горького] носит глубокие следы образования и возрастания на изучении великих созданий, следы глубокой пытливой собственной мысли, постоянного расширения умственного горизонта’. ‘Да кто же такой Горький, — спрашивает далее В. Стасов, — как не вечно неутомимый, всю свою жизнь мучимый мыслью, страстный мыслитель, одаренный вместе с нею и глубочайшим могучим художественным творчеством? С самых первых шагов его в литературе, еще с 1892 года, чем как не мыслью, страстью, пытливою мыслью о вопросах жизни наполнены все творения Горького? ‘Песня о чиже и дятле’, ‘Песня о буревестнике’, ‘Коновалов’, ‘Озорник’, ‘Вывод’, ‘Орловы’, ‘Трое’, ‘Бывшие’, ‘Проходимец’ множество других столь же великих созданий, — разве все это не полные глубокой мысли творения, разве это все не вечно живая, трепещущая, бьющаяся мысль о всем нынешнем, существующем, являющаяся в формах великого, страстного поэтического таланта? Это ли еще не вечная мечта о счастье и несравненной великой будущности человечества?’ »Человек’ — одно из капитальнейших и глубочайших творений Горького. Какая ширина и объем мысли, какая красота и сила, какая поэзия картин, какая свежесть и скульптурность выражений? Эта вещь — одно из наиважнейших и оригинальнейших созданий всей русской литературы. В нем, как и во всех значительнейших творениях Горького, веет тот самый глубокий, великий и поэтический дух, который присутствует в совершеннейших произведениях Байрона и Виктора Гюго. Даже и теперь это сознают уже многие и счастливы этим убеждением за наше время’.
Статья В. Стасова не осталась незамеченной и вызвала горячий отклик почитателей таланта М. Горького. Так, И. Репин писал В. Стасову: ‘Большое спасибо Вам за статью в ‘Новостях’, читал с восхищением. Особенную радость чувствовал в Ваших веских строках о М. Горьком. Ваш отзыв об этом глубоком таланте и об его саморазвитии будет иметь решающее значение в определении его значения в нашей литературе. До сих пор, о нем было много нелепых несправедливостей — трусливых нападок и наглых буренинских рядских ругательств. Отлично Вы смазали этого нововременского цепного барбоса, теряющего свои зубы. Ах, какая гнусность ‘Новое Время’ вообще! В какой идиотизм впадает уже Суворин!’ {Письмо от 6 октября 1904 г. — Архив Института литературы Академии Наук СССР.}
М. Горький в свою очередь видел в В. Стасове ‘большую, бодрую любовь к жизни’ и ‘веру в творческую энергию людей’. М. Горький так определял личность В. Стасова: ‘Седой ребенок большого роста, с большим и чутким сердцем, он много видел, много знал, он любил жизнь и возбуждал любовь к ней’ {М. Горький. О Стасове. — В сборнике ‘Незабвенному Владимиру Васильевичу Стасову’, Пб., 1910, стр. 35—38.}. Когда С. А. Венгеров обратился к М. Горькому с просьбой написать несколько страниц воспоминаний о В. Стасове, M Горький ответил: ‘мне радостно будет вспоминать о встречах с Владимиром Васильевичем, который и в старости своей любил жизнь, людей, искусство горячей любовью юноши…’
Среди литературных тем, получивших свое отражение в письмах М. Горького к Венгерову, исключительный интерес представляет отзыв его о Л. Толстом. Это — наиболее яркий документ всей переписки, дающий лаконичную и в то же время разностороннюю оценку писателя, известную, однако, по другим многочисленным высказываниям М. Горького о личности и творчестве Л. Толстого.

В. Голубев

1

С. А. ВЕНГЕРОВ — М. ГОРЬКОМУ

30/VIII—907.

Многоуважаемый Алексей Максимович!
Кружок друзей и почитателей Владимира Васильевича Стасова собирается издать сборник, посвященный памяти его. Как редактор этого сборника, обращаюсь к Вам с просьбой написать что-нибудь.
Сборник имеет целью разносторонне осветить благородную личность пламенного истолкователя русского искусства. В высшей степени желательно, чтобы все те, которые приходили в столкновение со Стасовым и видели, как этот человек горел преданностью и к русскому искусству и к лучшим сторонам русской общественности, поведали бы об этом публике.
Последние годы Вы часто встречались с В[ладимиром] В[асильевичем], и не сомневаюсь в том, что этот замечательный старик-богатырь оставил в Вашей памяти симпатичное воспоминание.
Трудно, конечно, писать на навязанную тему. Но я и не жду от Вас чего-нибудь большого и цельного: пусть это будет всего несколько страниц, в конце концов — даже 1 1/2—2 страницы, но если в них отразится какая-нибудь характерная черта, какой-нибудь интересный штрих, то и за то — великое спасибо.
Прибавлю еще одно соображение.
Всем известно, что Вы были очень дружны с В[ладимиром] В[асильевичем]. Он, во всяком случае, всюду — и в печати, и устно с любовью говорил о Вас. Поэтому отсутствие Вашего отклика в специальном сборнике, посвященном его памяти, особенно болезненно отзовется в сердцах тех, кто любил и ценил В[ладимира] В[асильевича].

[С. Венгеров]

— — —
Письмо Венгерова к М. Горькому публикуется по черновику, написанному рукой секретаря Венгерова А. Г. Фомина. Черновик не подписан, но прокорректирован Венгеровым.

2

M. ГОРЬКИЙ — С. ВЕНГЕРОВУ

[Сентябрь—октябрь 1907 г.]

Многоуважаемый Семен Афанасьевич!
Я пришлю Вам небольшую заметку о В[ладимире] В[асильевиче] через неделю — две — так будет хорошо?
Вы не указали срока, когда нужно послать рукопись. За предложение Ваше — сердечное спасибо, — мне радостно будет вспоминать о встречах с Владимиром Васильевичем, который и в старости своей любил жизнь, людей, искусство горячей любовью юноши, той редкой любовью, которую так жадно ищешь в людях и — нет ее!
Примите мое искреннее и глубокое почтение к Вам.

А. Пешков

— — —
Письмо на почтовой бумаге большого формата. — Дата месяца устанавливается письмом Венгерова М. Горькому от 30 августа 1907 и ответам его от 17 октября 1907 г. на настоящее письмо.

3

С. ВЕНГЕРОВ — М. ГОРЬКОМУ

17 октября 1907 г..

Многоуважаемый Алексей Максимович!
Сердечное Вам спасибо за обещание дать статью. Если через. 2—3 недели пришлете, то будет как раз время.
Позвольте в знак всегдашней и искреннейшей симпатии к Вашей литературной деятельности послать Вам недавно вышедшую книгу мою, в которой найдете несколько восторженных страниц о Вашей роли в истории русского общественного самосознания.
С глубоким уважением

С. Венгеров

— — —
Письмо на почтовой бумаге обычного формата, написанное рукой секретаря Венгерова А. Г. Фомина. Подпись и последняя фраза — рукой С. Венгерова.
В письме Венгеров упоминает о своей книге ‘Очерки по истории русской литературы’. Пб., 1907.

4

М. ГОРЬКИЙ — С. ВЕНГЕРОВУ

[22 октября (н. ст.) 1907 г.]

Уважаемый Семен Афанасьевич!
Посылаю несколько строк о В. В. Стасове: торопился написать, ибо на днях снимаюсь с места и — еду.
За краткость — извините!
Крепко жму руку и желаю всего доброго.

А. Пешков

— — —
Письмо на почтовой бумаге большого формата. — Дата установлена по почтовому штемпелю на конверте.

5

М. ГОРЬКИЙ — С. ВЕНГЕРОВУ

[29 октября (н. ст.) 1907 г.]

Будьте добры, Семен Афанасьевич, заменить последний лист моей статейки приложенным здесь, а прежний — порвать и бросить.
Извиняюсь за беспокойство.

А. Пешков

— — —
Письмо на почтовой бумаге большого формата. — Дата устанавливается по почтовому штемпелю на конверте.
В архиве Венгерова сохранился первый вариант всей статьи и по нему была напечатана статья в сборнике. Упоминаемого в письме листа, представляющего собой новый вариант конца статьи, в архиве Венгерова не оказалось. В рукописи статьи имеются небольшие сокращения, сделанные рукой М. Горького и не вошедшие в опубликованный текст. Так, М. Горький привел слова В. В. Стасова по поводу преследовании царским правительством революционно настроенной интеллигенции: ‘—Губят людей. Лучшее на земле разрушают и злят — юношество! Ах, скоты!’ После этих слов М. Горький вычеркнул следующий абзац:
‘Замечу, что это было до 17-го Октября, день, после которого так много пламенных душ нашей интеллигенции погасло и курится теперь столь неблаговонным фимиамом’.
После слов о любви к будущему (‘именно в нем скрыто наилучшее и величайшее’) М. Горький вычеркнул следующий абзац:
‘Мой современник будучи решительно убежден, что именно он-то и есть наилучшее в жизни, может быть скажет: — Какое мне дело до будущего, если меня в нем не будет.
Да, вас не будет и на этот факт следует смотреть как на одно из верных доказательств в пользу лучшего будущего’.

6

М. ГОРЬКИЙ — С. ВЕНГЕРОВУ

[После 23 июля 1908 г.]

Искренноуважаемый

Семен Афанасьевич!

Как я уже известил Вас телеграммой — отказываюсь от участия в комитете по устройству чествования Льва Николаевича.
О причинах отказа Вы позволите мне не говорить — я не хотел бы не нужных споров по этому поводу.
Лично же Вам скажу, что для меня революция столь же строго-законное и благостное явление жизни, как судороги младенца во чреве матери, а _р_у_с_с_к_и_й_ революционер — со всеми его недостатками — феномен, равного которому по красоте духовной, по силе любви к миру — я не знаю.
Граф Лев Толстой — гениальный художник, наш Шекспир, может быть. Это самый удивительный человек, коего я имел наслаждение видеть. Я много слушал его и вот теперь, когда пишу это, он стоит предо мною — чудесный, вне сравнений.
Но — удивляясь ему — не люблю его. Это неискренний человек, безмерно влюбленный в себя, он ничего кроме себя не видит, не знает. Смирение его — лицемерно и отвратительно желание пострадать. Вообще такое желание — есть желание духа больного, искаженного, в данном же случае, великий самолюб хочет посидеть в тюрьме лишь для укрепления своего авторитета. Он унижает себя в моих глазах страхом смерти и жалостным заигрыванием с нею, утверждение авторитета для него, индивидуалиста, является некоей иллюзией бессмертия. Оно уже есть у него, но ему — мало. И это — смешная жадность. Именно — комическая.
Наконец — слишком двадцать лет с этой колокольни раздается звон, всячески враждебный моей вере, двадцать лет старик говорит всё о том, как превратить юную, славную Русь в китайскую провинцию, молодого, даровитого русского человека — в раба.
Нет, он мне чужой человек, несмотря на великую его красоту.
М[ожет] б[ыть] Вам покажется резким мое суждение, даже наверное так. Но иначе не могу думать. Я хорошо заплатил за право мое думать так, как думаю.
А за угловатость — извиняюсь, — не в слове дело, а в духе.
Искренно чту Вас

А. Пешков

— — —
Письмо на двух страницах почтовой бумаги большого формата в клетку. На письме запись чьей-то рукою, что оно явилось ответом на письмо от 23/VII 1908 г., но этого письма Венгерова в Архиве М. Горького не оказалось.
В 1908 г. по инициативе M. M. Ковалевского был создан временный комитет для подготовки празднования 80-летнего юбилея Л. Толстого, куда вошли художник И. Репин, скульптор И. Гиндбург и др. В печати называлось имя М. Горького как члена постоянного комитета, который должен был быть избранным в мае 1908 г.

7

М. ГОРЬКИЙ — С. ВЕНГЕРОВУ

[До середины сентября и. ст. 1909 г.]

Многоуважаемый
Семен Афанасьевич!
Не посетуйте за беспокойство, причиняемое Вам — позвольте обратиться с просьбою:
Мне очень нужна книга Ваша ‘Русская поэзия’ — а нет ее нигде, даже и у букинистов.
Быть может в личной Вашей библиотеке есть дубликат — не пошлете ли его мне? Премного обяжете искренно уважающего вас человека.
Если не можете продать Ваш экземпляр — пришлите на время, я возвращу его, как только минует нужда в нем.
Не могу также найдти и ваш этюд об А. Ф. Писемском.
Свидетельствуя глубокое почтение — жду ответа.

А. Пешков

Адресе Cap ri presso Napoli M. Gorchi
— — —
Письмо на почтовой бумаге большого формата. — Дата устанавливается по связи со следующим письмом М. Горького.
‘Русская поэзия’ (Собрание произведений русских поэтов) под редакцией С. А. Венгерова вышла в семи выпусках в СПб., 1893—1901. Книга была нужна М. Горькому, видимо, в виде пособия для чтения курса лекций по русской литературе в рабочей школе на Капри.
А. Ф. Писемский — ‘Алексей Феофилактович Писемский’. Критико-биографический очерк С. А. Венгерова вышел в 1804 г. в издании т-ва М. О. Вольф.

8

М. ГОРЬКИЙ — С. ВЕНГЕРОВУ

[20 сентября (н. ст.) 1909 г.]

Уважаемый Семен Афанасьевич!
Первые шесть выпусков ‘Рус[ской] поэзии’ — нашел, о чем и спешу известить Вас, дабы вы не беспокоились.
— Найду ли 7-й а также книгу о Писемском — не знаю. Очень просил бы Вас — буде имеете у себя лишние экз[емпляры] — любезно пошлите их в контору ‘Знания’, там немедля оплатят стоимость их.
Желаю Вам всего доброго!

А. Пешков

— — —
Письмо на почтовой бумаге большого формата. — Дата устанавливается по почтовому штемпелю на конверте.
Одновременно с предыдущим письмом Венгерову М. Горький заказал покупку книги заведующему конторой изд-ства ‘Знание’ С. П. Боголюбову, от которого получил первые шесть выпусков. М. Горький писал ему: ‘Получил томище ‘Русской поэзии’ Венгерова — рад как мальчишка, сердечнейшее спасибо вам. Так как я написал самому Венгерову об этой книге, то теперь прошу вас — пошлите ему прилагаемую записку с извещением, что книга найдена. Я не знаю его адресса. Если б можно было достать и седьмой выпуск этой работы — поэзию Нелединского и Карамзина!’

9

М. ГОРЬКИЙ — С. ВЕНГЕРОВУ

[17 ноября (н. ст.) 1911 г.]

Уважаемый Семен Афанасьевич!
Получил первый том собрания сочинений ваших — весьма признателен за внимание и лестное отношение ваше ко мне. Представить не можете, сколь горячо желал бы я книге вашей широкой читаемости в это мутное время, многие недоразумения коего ваша работа вполне способна осветить и рассеять!
Говорю так отнюдь не потому, конечно, что вы меня лично почтили в ней весьма лестными отзывами, но потому, что в ней чрезвычайно своевременно и очень ярко подчеркнуто вами значение волевого начала в русской жизни, его важность, его необходимость для нас, слишком склонных к пассивизму, унаследованному нами от востока, влитому в нас вместе с монгольской кровью.
Еще раз — спасибо за подарок! Желаю вам всего доброго.

А. Пешков

— — —
Письмо на почтовой бумаге большого формата. — Дата устанавливается по почтовому штемпелю на конверте. На другой стороне листа рукой Венгерова поставлена дата получения письма 8 ноября (ст. ст.) 1911 г.
первый том собрания сочинений ваших… — С. А. Венгеров. Собрание сочинений, т. I, Героический характер русской литературы. Пб., изд. ‘Прометей’, 1911.

10

С. ВЕНГЕРОВ — M. ГОРЬКОМУ

С. Петербург. 21 апреля 1912 г.

Многоуважаемый Алексей Максимович!
Одновременно посылаю циркулярное письмо, которое считаю нужным сопроводить некоторыми комментариями. Мне, с одной стороны, очень совестно обращаться к Вам за биографическими данными, которые имеются в десятках справочных изданий. В частности, я сам писал о Вас статью в дополнительном томе ‘Энциклопедического словаря’, которая может быть Вам известна. И все же этого мне мало, потому что все события Вашей жизни последних десяти лет нигде сколько нибудь подробно не рассказаны. Вы, может быть, помните, что когда-то прислали мне автобиографию. То было еще во времена, так сказать, до исторические, когда Вы жили в Нижнем. Данные этой автобиографии обошли все статьи о Вас. Так вот я теперь мечтаю получить такой же авторитетный биографический материал о тех годах, когда Вы стали знаменитостью сначала всероссийской, а потом всемирной.
В подготовляемой книге мне лично придется коснуться Вашей литературной деятельности в общем очерке, который будет предпослан отдельным характеристикам. А посвященный Вам литературный портрет пишет Львов-Рогачевский.
С глубоким уважением

С. Венгеров

— — —
Письмо на почтовой бумаге обычного формата на личном бланке Венгерова с его фамилией и адресом. Написано неизвестной рукой, последняя фраза и подпись — Венгерова. В другом ‘циркулярном’ письме того же дня Венгеров извещал о предпринятом им издании истории современной литературы с рядом статей об отдельных писателях. Просил дать биографические сведения по приложенной анкете и библиографию всего написанного М. Горьким и критической литературы о нем. Венгеров писал: ‘Всего удобное было бы получить от Вас ответ на все вышеприведенные вопросы в форме автобиографии, которую можно было бы поместить целиком или в извлечении. При этом крайне желательно, чтобы автобиография не напоминала формулярный список, а носила бы интимный характер. Интимный, конечно, не в том смысле, как это слово обычно понимается, а в форме указания на литературные и общественные переживания, которые в Вашей жизни имели особое значение’.
М. Горький, как видно из его ответного письма, отказался дать новую автобиографию. В первом томе ‘Русской литературы XX века’, Изд. т-ва ‘Мир’, М., 1914, его редактор Венгеров напечатал из своего архива автобиографическую заметку М. Горького 1897 г., дал извлечения из автобиографии, помещенной в журнале ‘Семья’ 1899 г. и изложил с критической оценкой последующие факты общественно-литературной деятельности М. Горького. Вслед за этим была помещена упомянутая Венгеровым статья В. Л. Львова-Рогачевского.

11

М. ГОРЬКИЙ — С. ВЕНГЕРОВУ

13 V [1912 г.] Capri

Многоуважаемый Семен Афанасьевич!
Мне очень неловко перед Вами, но — я не могу исполнить желание Ваше, ибо задача, которую Вы ставите мне, отняла бы у меня слишком много времени.
Мне было бы трудно составить перечень книг и рассказов, переведенных на иностранные языки, ибо я не следил и не слежу за этим. Еще труднее перечислить рецензии и статьи обо мне — я не собирал и не собираю их.
Могу указать, что в Сызрани, в 911 году, издан ‘Библиографический листок’, частью посвященный перечню книг и статей обо мне.
Недавно С. Я. Елпатьевский привез мне из Алжира перевод ‘Исповеди’ на арабском языке, я очень сомневаюсь, что это ‘Исповедь’, хотя С. Я. говорит, что книгу ему дал сам переводчик и указал, что это именно ‘Исповедь’.
В прошлом году английская пресса посвятила несколько статей пьесе ‘На дне’, впервые поставленной в Лондоне, Джордж Кальдерон читал публичную лекцию о моей ‘драматургии’, потом напечатал статью о ‘Вассе Железновой’ в ‘Quarterly Review’.
Кое какие сведения обо мне имеются у В. Е. Чешихина-Ветринского. Очень сомневаюсь, чтобы эти указания имели значение для Вас и боюсь, что Вас раздражит недостаток точности в них.
Вы меня извините, дорогой Семен Афанасьевич, — Вы всегда были так любезны в отношении ко мне!
Желание Ваше, чтобы я написал о моих ‘литературных и общественных переживаниях, которые имели особенное значение в моей жизни’ — тоже не могу исполнить. Не думаю, чтобы это было интересно, да и неловко говорить о себе в то время, когда и так уж современное писательское ‘я’ раздулось в литературе нашей серою тучей и совершенно закрывает и социальные горизонты, и бытовой пейзаж.
Сердечно желаю вам всего доброго

А. Пешков

— — —
Письмо на почтовой бумаге большого формата. Машинопись. Последняя фраза, подпись и дата — рукою М. Горького.
‘Библиографический листок’. — М. Горький имел в виду статью С. Д. Соколова: Материалы для библиографического указателя литературы о Максиме Горьком — в журнале ‘Библиографический листок’, 1911, No 1—6, январь— июль, стр. 1 —10. Продолжение печаталось там же: 1914, No 1, январь, стр. 1—3, 1915, No 1—2, январь—февраль, стр. 1—3.
Елпатьевский, Сергей Яковлевич (1854—1933) — о нем см. на стр. 33 настоящей книги.
перевод ‘Исповеди’ на арабском языке. — Известный арабист, акад. И. Ю. Крачковский, сообщил нам, что упоминаемый в письме М. Горького перевод ‘Исповеди’ на арабский язык ему неизвестен.
Джордж Кальдерон (1868—1915) — английский критик и журналист, автор нескольких пьес. Хорошо знал русский язык, В 1895—1897 гг. жил в Петербурге. Погиб в империалистическую войну. Статья Д. Кальдерона о русской драме и в том числе о ‘Вассе Железновой в ‘Quarterly Review’ напечатана в 1912, No 432, сто. 25—28.
Чешихин-Ветринский, Василий Евграфович (1866—1923) — историк литературы и общественной мысли. Его работы по биографии М. Горького до 1912 г. нам неизвестны. Но в 1915 г. были опубликованы две его статьи: Горький о самом себе.— Известия книжного магазина Вольфа, No 3, стр. 47, Горький последних лет. — Русская иллюстрация, No31, 6 сентября, стр. 12—14.

12

М. ГОРЬКИЙ — С. А. ВЕНГЕРОВУ

[До 6 октября 916 г.]

Уважаемый Семен Афанасьевич!
Звонил Вам четырежды и не мог дозвониться, — все говорят, что Вас нет дома. Я бываю в редакции ‘Летописи’ по Понедельникам и Четвергам от 3-х до 7 часов и — к Вашим услугам!
Если это Вам неудобно, — я ежедневно дома от 2-х до 3-к и от 7-и до 8-и вечера.
Телефон мой
212—68.
Желаю всего доброго.

А. Пешков

— — —
Письмо на почтовой бумаге небольшого формата на двух страницах (1 и 4). — Дата, вероятно, получения письма поставлена рукой Венгерова.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека