Переписка с Н. Н. Страховым, Толстая Софья Андреевна, Год: 1895

Переписка
Время на прочтение: 150 минут(ы)
Скачать в PDF
Л. Н. Толстой и С. А. Толстая. Переписка с Н. Н. Страховым
Slavic Research Group at the University of Ottawa and State L.N. Tolstoy Museum, Moscow, 2000
Славянская исследовательская группа при Оттавском университете и Государственный музей Л. Н. Толстого, 2000

Переписка С. А. Толстой с Н. Н. Страховым
1872-1895

1. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 14 июля 1872 г.
2. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 15 июля 1872 г.
3. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 4 мая 1876 г.
4. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 9 января 1877 г.
5. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 22 июня 1878 г.
6. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 2 ноября 1878 г.
7. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 9 ноября 1878 г.
8. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 6 декабря 1878 г.
9. Л. Н. и С. А. Толстые — Н. Н. Страхову, 23 (?) марта 1880 г.
10. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 7 апреля 1880 г.
11. С. А. и Л. Н. Толстые — Н. Н. Страхову, 18 апреля 1880 г.
12. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 7 февраля 1881 г.
13. Л. Н. и С. А. Толстые — Н. Н. Страхову, 15 (?) марта 1881 г.
14. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 20 июня 1881 г.
15. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 27 июня 1881 г.
16. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 6 августа 1881 г.
17. С. А. и Л. Н. Толстые — Н. Н. Страхову, 24 ноября 1882 г.
18. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 8 июня 1883 г.
19. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 22 июня 1883 г.
20. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 14 февраля 1884 г.
21. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 21 февраля 1884 г.
22. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 29 марта 1885 г.
23. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 22 августа 1885 г.
24. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 29 августа 1885 г.
25. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 9 сентября 1885 г.
26. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 18 сентября 1885 г.
27. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 23 сентября 1885 г.
28. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 30 сентября 1885 г.
29. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 15 октября 1885 г.
30. Л. Н. и С. А. Толстые — Н. Н. Страхову, 21 июня 1886 г.
31. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 10 августа 1886 г.
32. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, И августа 1886 г.
33. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 19 августа 1886 г.
34. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 21 августа 1886 г.
35. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 14 октября 1886 г.
36. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 18 октября 1886 г.
37. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 21 октября 1886 г.
38. Л. Н. и С. А. Толстые — Н. Н. Страхову, 19 мая 1887 г.
39. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 21 декабря 1887 г.
40. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 22 декабря 1887 г.
41. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 28 декабря 1888 г.
42. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 4 января 1889 г.
43. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 20 апреля 1889 г.
44. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 16 января 1890 г.
45. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 22 января 1890 г.
46. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 6 ноября 1891 г.
46а. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 23 ноября 1891 г.
47. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 27 февраля 1892 г.
48. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 4 марта 1892 г.
49. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 4 июня 1892 г.
50. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 7 июня 1892 г.
51. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 7-8 июля 1892 г.
52. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 18 ноября 1892 г.
53. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 20 ноября 1892 г.
54. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 28 ноября 1892 г.
55. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 1 декабря 1892 г.
56. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 2 декабря 1892 г.
57. С. А. Толстая — И. И. Страхову, 8 декабря 1892 г.
58. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 10 декабря 1892 г.
59. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 13 декабря 1892 г.
60. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 14 декабря 1892 г.
61. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 19 декабря 1892 г.
62. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 26 декабря 1892 г.
63. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 11 января 1893 г.
64. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 13 января 1893 г.
65. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 8 февраля 1893 г.
66. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 10 февраля 1893 г.
67. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 20 февраля 1893 г.
68. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 2 марта 1893 г.
69. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 4 марта 1893 г.
70. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 30 марта 1893 г.
71. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 24 апреля 1893 г.
72. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 27 апреля 1893 г.
73. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 24 сентября 1893 г.
74. Л. Н. и С. А. Толстые — Н. Н. Страхову, 25 марта 1894 г.
75. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 25 марта 1894 г.
76. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 28 марта 1894 г.
77. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 10 апреля 1894 г.
78. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 12 апреля 1894 г.
79. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 12 февраля 1895 г.
80. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 17 февраля 1895 г.
81. С. А. и Л. Н. Толстые — Н. Н. Страхову, 25 мая 1895 г.
82. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 12 июня 1895 г.
83. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 18 июня 1895 г.
84. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 15-16 августа 1895 г.
85. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой, 17 августа 1895 г.
86. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову, 21 августа 1895 г.

1. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

14 июля 1872 г. Ясная Поляна.

Милостивый Государь Николай Николаевич,
Сейчас получила Ваше письмо1 и спешу послать Вам 200 p.c. денег.
Лев Николаевич уезжая2 мне сказал, что сам вышлет Вам деньги из Москвы, и только по этой причине я и не выслала Вам денег по получении Вашей телеграммы, и совсем не из недоверия, как Вы пишете. Ничего подобного мне и в голову не могло прийти.
В настоящее время я за неимением денег не могу Вам прислать больше, но дня через три надеюсь выслать еще 100 p.c.
Мне очень совестно, что вследствие денег Вы в затруднительном положении с печатанием3. Надеюсь, что вперед мы будем аккуратнее и не задержим печатания, а главное, не встревожим этим Вас.
С этой же почтой посылаю 3-ю часть4. Там найдете листок для учителя5, который меня привел в сомнение.
Через две недели Лев Николаевич вернется, и если до тех пор, за исключением 300 p.c., вам понадобится еще, прошу Вас меня известить, и я постараюсь немедленно Вам выслать требуемую Вами сумму.
Вы спрашиваете, как меня зовут6. Имя мое Софья Андреевна.
Пожалуйста известите меня, когда получите деньги и посылку. Не знаю, верно ли я запомнила Ваш адрес.

Готовая к услугам
Граф. С. Толстая

14-го июля вечером 1872
1 Письмо Страхова неизвестно.
2 7 июля 1872 г. Толстой выехал из Ясной Поляны в свое имение в Бузулукском уезде Самарской губернии, приобретенное в 1871 г., и возвратился в Ясную Поляну не позднее 29 июля.
3 Страхов, но просьбе Толстого, держал последние корректуры первых книг ‘Азбуки’, которая печаталась в Петербурге, в типографии Замысловского.
4 ‘3-я часть первой книги ‘Азбуки’.
5 ‘Для учителя’ — руководство, составленное Толстым в помощь учителю и помещенное в конце IV раздела второй части 1 книги ‘Азбуки’. Рукопись листка ‘Для учителя’ была переписана С. А. Толстой и заканчивалась ее словами, обращенными к Страхову: ‘Нужен ли этот листок — не знаю. Мне он неясен и некоторые слова, как речения, мне сомнительны. Это было переписано и не поправлено. Поправьте сами, что найдете нужным и неясным. Графиня С. Толстая’. (ОР ГМТ)
6 Как видно из последующих писем, Страхов чаще всего обращался к жене Толстого ‘графиня’. Как известно. Страхов познакомился лично с Толстым и всей его семьей в августе 1871 г., когда в первый раз приехал в Ясную Поляну. Возможно, в первое время он не помнил полного имени С. А. Толстой по рассеянности, свойственной ему в повседневной жизни.

2. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

15 июля 1872 л Санкт-Петербург.

Боюсь, высокоуважаемая Графиня, что уже наскучил Вам своими письмами и телеграммами1. Но теперь они станут гораздо реже, все устроилось, из Москвы я получил бумагу, дело у меня теперь вполне на лицо. Одна задержка: нет денег, и об этом-то я хочу просить Вас. Лев Николаевич прислал мне из Москвы 50 руб. Вот все деньги, которые я получил от него. Между тем за пересылку бумаги из Москвы я заплатил 13р. 55 к., да чтобы не задерживать дела, купил здесь бумаги на 71 р. 40 к., да нуждаюсь в деньгах на прожиток, следовательно, если Вы пришлете мне 250 рублей, то этого как раз будет достаточно для уплаты краткосрочных долгов и для того, чтобы вести дело до новой покупки бумаги, о чем я заранее напишу.
Я понадеялся, что Вы распечатали мое последнее письмо на имя Льва Николаевича, которое обращено к Вам2, и исполните мою просьбу. Если этого не случилось, то прошу Вас, когда получите настоящее письмо, пошлите тотчас деньги: в среду мне необходимо уплатить долг в 100 рублей, сделанный для бумаги.
Сегодня же присяду за длиннейшее письмо к Льву Николаевичу3, он писал мне с парохода в Нижнем4, а я до сих пор не успел хорошенько поговорить с ним об Азбуке. Вам скажу только, что понемножку я опять погружаюсь в восторг, который исчез было от мучительного ожидания и от всяких хлопот. Я никогда не думал, чтобы чужие корректуры было так весело держать, веселее своих! — Вы бы узнали, как много этим сказано, если бы знали, что такое страсть к сочинительству, которою одержим я. Еще раз прошу Вас не пренебречь моею просьбою и остаюсь с глубочайшим почтением Вашим преданнейшим

Н. Страховым

1872 г. 15 июля. Спб.
На следующей неделе вышлю Вам первые напечатанные работы ‘Азбуки’, хоть это и противозаконно.
1 Письма и телеграммы Страхова неизвестны.
2 Письмо неизвестно.
3 Письмо неизвестно.
4 В письме от 8 июля 1872 г. из Москвы Толстой просил Страхова во время его отсутствия все недоразумения по печатанию ‘Азбуки’ разрешать так, как ему ‘кажется лучше’. ‘…Надеюсь на вас, как на каменную гору’, — писал Толстой (ПСС. Т. 61. С. 302). И 10 июля с парохода из Нижнего Новгорода: ‘Если нужны будут деньги, обращайтесь к жене (Софья Андреевна)’ (там же, С. 303).

3. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

4 мая 1876 г., Ясная Поляна.

Многоуважаемый Николай Николаевич, я поступила с Вами ужасно смело и бесцеремонно, и теперь мучаюсь постоянно, с какого права я это сделала? Конечно, только с того, что Вы очень добры и всегда готовы всем делать только приятное. Дело в том, что ко мне приезжает англичанка2, я ее, было, направила к своей матери, но получив от мама письмо, что она уезжает в свою деревню3, я, не сообразив, что остается в Петербурге брат4, с отчаяния дала англичанке Ваш адрес у Торгового моста. И вот в один прекрасный день, в мае, явится на Вашу квартиру неизвестная англичанка, ей надо дать 30 р. с, на которые она должна доехать до нас. Но она дикая и не будеть знать, как и где железная дорога, поэтому главная просьба в том, чтобы ей дать провожатого, который мог бы ее посадить на курьерский поезд прямого сообщения до Тулы.
Деньги, если прикажете, вышлю сейчас же или отдам при свидании. У нас теперь прелестно, зелено и тепло и только для полного удовольствия ждем сестру5 и Вас6.
Простите, Николай Николаевич, вперед никогда не буду так бессовестно беспокоить.

С. Толстая

4 мая
1 Год определяется по запискам С. А. Толстой ‘Моя жизнь’, тетрадь 3, С. 463.
2 Гувернантка Анни Филлипс (Annie Phillips). В 1880 г. она вышла замуж за жившего в России своего соотечественника по фамилии Parson.
3 Л. А. Берс после смерти А. Е. Ьерса купила небольшую усадьбу в Новгородской губернии.
4 Петр Андреевич Берс.
5 Татьяна Андреевна Кузминская, урожденная Берс (1846-1925) — младшая сестра С. А. Толстой, жившая на Кавказе, где ее муж, Александр Михайлович Кузминский (1843-1917) служил по судебному ведомству.
5 Страхов гостил в Ясной Поляне во второй половине августа 1876 г.

4. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

9 января 1877 г. Ясная Поляна.

Многоуважаемый Николай Николаевич,
Вы всегда так добры и вызываетесь сделать какое-нибудь одолжение. И вот теперь я решаюсь беспокоить Вас и просить об услуге, которую Вы можете оказать лично мне, за что буду очень признательна.
Лев Николаевич желает1, чтобы я непременно в Петербурге побывала у доктора Боткина2. Но доступ к нему, говорят, очень труден, и чтобы видеть его, надо записываться заранее. Будьте же так добры, побывайте у Боткина и запишите меня3, я думаю быть в Петербурге между 15-м и 18-м. Посылаю Вам мою карточку, на которой, может быть, запишут день и час, в который я должна явиться.
Извините меня за беспокойство, которое я Вам доставляю, но я не хочу, чтобы моя мать или родные4 знали о моем приезде в Петербург и потому не прошу их. Муж мой благодарит Вас за Ваше столь приятное для него письмо5 и велел Вам передать, что не может писать к Вам кое-как, а напишет, когда будет думать достойно Вас. Ваше пребывание6 у нас произвело на всех нас такое приятное и хорошее впечатление, что мы все только и думаем о том, как бы Вас заманить опять к нам летом7 на более продолжительное время. Лев Николаевич Вам очень кланяется и жмет руку.

Гр. С. Толстая

9 января 1877
1 С. А. Толстая долго болела после рождения в ноябре 1876 г. недоношенного, тотчас умершего ребенка. Толстой был сильно встревожен состоянием здоровья жены.
2 Боткин Сергей Петрович (1832-1889) — знаменитый врач, брат литератора В. П. Боткина (1810-1869) и Марии Петровны Фет-Шеншиной (1828-1894). жены А. А. Фета.
3 В письме к Толстому от 15 января 1877 г. из Петербурга С. А. Толстая писала: ‘Страхов был у Боткина и говорил обо мне, и дал ему мою карточку, и Боткин на моей карточке написал: ‘Если графиня выезжает, то я буду к ее услугам в понедельник, среду, пятницу, от 8 часов вечера. Если графиня желает, чтобы я навестил ее лома, то прошу дать адрес, и тогда я назначу день и час приезда’ (см.: С. А. Толстая. Письма к Л. Н. Толстому. 1862-1910. Academia, 1936. С. 137).
Доктор Боткин консультировал С. А. Толстую 16 января в доме ее матери Л. А. Вере: на Басманной улице. Он нашел, что нездоровье С. А. Толстой нервного происхождения и назначил лечение, диету.
4 В Петербурге жили также старшая сестра С. А. Толстой Елизавета (1843-1919), бывшая тогда замужем за генералом Павленковым, младший брат Петр Андреевич Вере (1849-1910) с семьей и многочисленная семья дяди Александра Евстафьевича Берса (1807-1871), врача канцелярии Военного министерства.
5 Письмо Страхова к Толстому от 3 января 1877 г. (ПТС, С. 97-98).
6 Страхов гостил в Ясной Поляне с 25 декабря 1876 по 1 января 1877 г.
7 Лето 1877 г. замечательно тем, что Страхов сопровождал Толстого в монастырь Введенскую Оптину Пустынь Козельского уезда Калужской губернии, где бывали Н. В. Гоголь и Ф. М. Достоевский. 26 июля 1877 г. Толстой и Страхов посетили знаменитого старца Амвросия (в миру — Александр Михайлович Гренков. 1812-1891) и архимандрита Ювеналия (Половцева), бывшего гвардейского офицера. Толстой ‘остался очень доволен мудростью, образованием и жизнью тамошних монахов-старцев’. (См.: С. А. Толстая. Четыре посещения Л. Н. Толстым монастыря Оптина Пустынь. ‘Толстовский ежегодник 1913 года’. СПб., 1914, отдел ‘Воспоминания’, С. 3).
В письме к Толстому от 16 августа 1877 г. из Петербурга Страхов, со слов своего знакомого, сообщал о впечатлении, произведенном Толстым на монахов Оптиной Пустыни: ‘Отцы хвалят Вас необыкновенно, находят в Вас прекрасную душу. Они приравнивают Вас к Гоголю и вспоминают, что тот был ужасно горд своим умом, а у Вас вовсе нет этой гордости. Боятся, как бы литература не набросилась на Вас за 8-ю часть [романа ‘Анна Каренина’] и не причинила Вам горестей. Меня о. Амвросий назвал ‘молчуном’, и вообще считают, что я закоснел в неверии, а Вы гораздо ближе меня к вере. …Отцы ждут от Вас и от меня обещанных книг и надеются, что мы еще приедем…’ (ПТС. С. 126).

5. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

22 июня 1878 г. Ясная Поляна.

Пишу Вам два слова, Николай Николаевич, в страшных хлопотах и сборах. Завтра, в пятницу, 23-го выезжаю в Самару со всей своей компанией1.
Извините, что коротко мое письмо, но писать некогда. Кланяюсь Вашим милым хозяевам2. Муж и мальчики3 благополучны, здоровы, помещение, пишут, что удобно довольно, засуха страшная.
Ждем Вас, до свидания, не измените слову4.

Гр. С. Толстая

1 С. А. Толстая уезжала в самарское имение со старшим сыном Сергеем (1863-1947), старшей дочерью Татьяной (1864-1950) и младшими — дочерью Машей (1871-1906) и сыном Андреем (1877-1916).
2 Поэт А. А. Фет-Шеншин (1820-1892) и его жена Мария Петровна, урожденная Боткина, жившие в своем имении Воробьевка Щигровского уезда Курской губернии. Фет и Страхов познакомились в Ясной Поляне в 1876 г. и сблизились на почве единства эстетических взглядов и интереса к философии А. Шопенгауэра.
3 Средние сыновья Толстых — Илья (1866-1933) и Лев (1869-1945).
4 Страхов обещал приехать в Самарское имение Толстых, что и исполнил в конце июля. В письме к Фету Страхов восторженно описывал самарские степи и жизнь семьи Толстых: ‘Пишу к Вам, многоуважаемый Афанасий Афанасьевич, в тени башкирской кибитки, в которой живу уже вторую неделю, с 23 июля. Кибитка неудобна для литературных занятий, которыми, кажется, и не отличаются башкиры. В холодное время в ней так же холодно, как и на воздухе, а в жаркое очень душно. На мое несчастье здесь с 25 по 29 стояли такие холода, что в одну из ночей был мороз, иней лежал на траве. Даже от кумыса мы иногда не согревались, а зябли. Вот вам все жалобы, сначала, а затем пойдет уже все хорошее. Все благополучно. Все живы и здоровы и Вам усердно кланяются. Графиня, Ваша любимица, кажется перенесла больше всех, но меньше всех унывает. Дети пищат от радости при каждом удобном или же особенно неудобном случае. Таня пополнела, Леля худее, но еще бодрее чем прежде, Сережа стал огромным, Илюша не переменился. Лев Николаевич, к сожалению, не в очень хорошем духе и говорит, что кумыс не сделал ему на этот раз пользы. Вообще поездку нужно считать благополучно кончающейся, хотя неудачной, то есть не достигшей цели. Почти вплоть [до отъезда] стояла дурная погода, комнат нельзя было топить, и все маялись, кроме опять-таки детей. Ах, я забыл тех, которые не пищат, Машу и Андрюшу, хотя Андрюше следовало бы пищать по всем законам природы. Несмотря на молчаливость, он очень весел и пухл, хотя болезненные припадки не вполне прекратились. Маша по-прежнему мила, жива и тиха.
Теперь дела.
Уборка началась только три дня назад с наступлением хорошей погоды. Урожай средний, и Лев Николаевич доволен. …Степи удивительны. Богатство здешних мест бросается в глаза. На семидесяти верстах, которые я проехал от станции до хутора, я видел целые моря пшеницы и без числа табуны и гурты. Узнал я тут и ковыль, траву во всех отношениях бесподобную, и дороги, как будто вымощенные асфальтом, и сухой, необыкновенно здоровый воздух, и кумыс, который понравился мне с первого глотка и который усердно попиваю. Пожалуй, я останусь довольнее всех поездкой. …Завтра будут у нас скачки, которые уже принял за правило устраивать Лев Николаевич. Будут скакать по кругу, обозначенному бороздою, верст пять в окружности и должны пройти его пять раз сряду. Уже появились башкиры и поставили свои кибитки. Будет, разумеется, и музыка, и пение, и пьянство, но очень невинное, так как кумыс несравненно легче всякого пива. Обещают очень любопытное зрелище…’. (‘Русское обозрение’, 1901, выпуск первый, С. 79-80).

6. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

2 ноября 1878 г. Ясная Поляна.

Многоуважаемый Николай Николаевич.
Я написала для издания ‘Русской Библиотеки’1 краткий биографический очерк жизни Льва Николаевича, но ему все кажется не довольно кратко2. Хотел он Вас просить прислать для образца сочинения Салтыкова3, жизнеописание которого самое краткое из всех, но занимался все утро, очень устал, пошел на охоту и Вам не написал. А я пользуюсь поездкой в Тулу, пишу Вам и прошу: во-первых, прислать Салтыкова, издание ‘Русской Библиотеки’, а во-вторых, убедить Льва Николаевича напечатать хоть кратко свою биографию в этом издании. Это будет способствовать хорошей распродаже книги.
У нас все благополучно и все здоровы. Начало нового произведения написано4, работа умственная Льва Николаевича идет самая успешная, а план нового сочинения по-моему — превосходен.
Спешу ужасно, меня не ждут и в Тулу сейчас едут. Извините за спешное письмо и за хлопоты. Мы все мечтаем видеть Вас у нас на праздниках. Жму Вашу руку.

С. Толстая

2 ноября 1878
1 ‘Русская библиотека’ — серия лучших произведений русских писателей, выпускаемая в Петербурге M. M. Стасюлевичем (1826-1911), издателем журнала ‘Вестник Европы’. Каждому писателю в серии посвящался отдельный выпуск. Приглашение от Стасюлевича Толстому передал И. С. Тургенев (1818-1883), когда гостил у Толстого в Ясной Поляне в августе 1878 г. Позже, в письме к Толстому от 24 августа/5 сентября 1878 г. из Динара (Франция) Стасюлевич повторил свое приглашение (ОР ГМТ).
2 С. А. Толстая начала работать над биографией Толстого еще в сентябре 1876 г. по собственному почину. ‘Велела принести из ружейного шкапа все Левочкины бумаги и вся ушла в мир литературных его произведений и дневников. Я с волнением переживала целый ряд впечатлений. Но я не могу писать задуманной мной его биографии, потому что не могу быть беспристрастна…’ — писала С. А. Толстая в дневнике 17 сентября 1876 г. (С. А. Толстая. Дневники в двух томах. Москва. ‘Художественная литература’, 1978, далее — ДСТ, Т. 1. С. 90). О работе С. А. Толстой над биографическими очерками Толстого см. ‘Литературное наследство’. Т. 69. кн. I. Москва. 1961, С. 497-516.
3 Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович (1826-1889).
4 В 1877 г. Толстой вернулся к работе над романом ‘Декабрясты’, который начал писать в 1860 г. и ославил его, перейдя к новому историческому произведению, выросшему в роман ‘Война и мир’. С конца 1877 до января 1879 Л. Толстой изучал и собирал исторические материалы. К этому времени относятся конспекты и наброски начал. (См. ПСС. Т. 17. С. 269-97, 536-37).

7. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

9 ноября 1878 г. Санкт-Петербург.

Душевно благодарю Вас, глубокоуважаемая Графиня, за Ваше письмо. Я все собирался уговаривать Льва Николаевича не идти на попятный, как он писал1. И вдруг узнаю, что дело пошло на лад. Я приготовил было и программу, и теперь сообщу ее Вам. Вся биография может состоять из одних названий и указаний когда и где что случилось. Вот моя программа:
Гр. Л. Н. Толстой родился 1828 года 28 августа в деревне Ясной Поляне (в 14 верстах к югу от Тулы).
1. Какое это имение, родовое, купленное, когда, кем?
2. Отец — имя, лета, чин, год смерти.
3. Мать — имя, род, лета, год смерти.
4. Какая это ветвь Толстых? Какое отношение к другим ветвям?
5. Когда, с кем, почему переехал в Казань?
6. Братья и сестры.
7. Когда поступил Л. Н. в университет, на какой факультет, когда вышел?
8. Когда и куда поступил на службу, в каких местах служил, когда вышел в отставку.
9. Когда женился и на ком. Род, имение, место, где Вы жили. Отношения между Вашим семейством и его родными.
10. Литературная деятельность. (Эту главу мы могли бы написать сами, но Вы можете дать интересные указания.)
11. Давно ли живете в Ясной? Какие еще Ваши имения?
Конечно, на большую часть этих вопросов Вы и без меня отвечали, но может быть, что-нибудь и пригодится. Если не знаете точно времени, то можно указать приблизительно, около того-то. Я послал Вам Салтыкова2 тотчас же, пересматривая его биографию, вижу, что она может служить хорошим образцом.
Очень Вы меня обрадовали и тем известием, что Лев Николаевич погрузился в работу. Я всегда со страхом и благоговением думаю об этом глубоком процессе. Если кто пишет своей кровью, так именно Лев Николаевич. Теперь я держу корректуру отрывков из ‘Войны и мира’ и нахожу в этом величайшее наслаждение, именно потому, что должен вникать в каждое слово, и, следовательно, вижу, как это удивительно писано. Не знаю, понравится ли мой выбор3 Льву Николаевичу и обратили ли Вы на него внимание. Его письмо вообще немножко грустно, но очень радостно тем, что все у Вас благополучно. Когда я писал, то так и думал, что Льву Николаевичу не понравится моя выходка против Тургенева4 — он мне и выговаривает.
Вы пишете, Лев Николаевич, что Тургенев играет жизнью5, а я сказал бы (судя по последним его сочинениям и по всему), что он, верно, и в жизни такой же сочиненный, деланный. Что же тут хорошего? Этого нельзя простить, как непростителен диссонанс, фальшь, стремление не быть, а казаться.
Но вот я слышу голос Льва Николаевича: ‘Не судите, да не судимы будете’. Да и должен я согласиться, что не знаю Тургенева так, как он знает.
Но как же мне быть? Вот я собираюсь все писать статью о Некрасове6, и все мне приходят в голову ядовитые замечания — нет, в самом деле, лучше не писать.
Примите мои усерднейшие желания всего хорошего Вам и всем Вашим.

Ваш душевно преданный
Н. Страхов

1878 9 ноября
1 В письме к Страхову от 27 октября 1878 г. Толстой писал: ‘Очень вам благодарен за хлопоты обо мне, но простите великодушно, когда дошло дело до биографии, до портрета, я живо представил себе все, да и дело есть, то я испугался. Ради Бога, нельзя ли на попятный?..’ (ПСС. Т. 62. С. 445).
2 В Библиотеке Толстого в Ясной Поляне хранится VIII выпуск ‘Русской Библиотеки’, посвященной M. E. Салтыкову-Щедрину, вышедший в Петербурге в 1878 г. На обложке надпись карандашом рукой неизвестного лица ‘По образцу гр. Толстого’.
3 По просьбе Толстого Страхов взял на себя подбор материала и все хлопоты по изданию избранных сочинений Толстого в серии ‘Русская библиотека’. По выбору Страхова, полностью одобренному Толстым, в том вошли четыре отрывка из ‘Детства’, ‘Три смерти’, ‘Севастополь в декабре месяце’, одиннадцать отрывков из ‘Войны и мира’, восемь басен из ‘Азбуки’, три рассказа для детей, ‘Кавказский пленник’, четыре отрывка из ‘Анны Карениной’.
4 Имеются в виду письма Страхова к Толстому от 14 и 28 сентября 1878 г. ПТС. С. 184-89. О Тургеневе Страхов писал: ‘Тургенева мне жаль. Парижский склад понятий, по моим соображениям, но разным чертам, которые попадаются у Романа. Тэна, Флобера, — нечто ужасное, какое-то отрицание настоящей духовной жизни человека. Тургенев, при его податливости, не мог уйти от этого влияния’.
Летом 1878 г. Тургенев был в России и дважды, в августе и сентябре, приезжал в Ясную Поляну: так произошло примирение и первая встреча после ссоры 1861 г.
5 Письмо Толстого к Страхову от 27 октября 1878 г. Толстой пишет: ‘…Но зачем вы сердитесь на Тургенева? Он играет в жизнь, и с ним надо играть. И игра его невинная и не неприятная, если в малых дозах… ‘ (ПСС. Т. 62. С. 445).
6 Несколько раньше, в письме от 7 мая 1877 г. Страхов писал Толстому: ‘…А Некрасов умирает — Вы знаете? Меня это очень волнует. Когда он звал к себе обедать, я не пошел, но на похороны пойду. Его стихи стали для меня иначе звучать — какая сила…’ (ПТС. С. 115-16). Умер Н. А. Некрасов 27 декабря 1877 г.

8. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

6 декабря 1878 г. Ясная Поляна.

Многоуважаемый Николай Николаевич. Лев Николаевич уехал сегодня в Москву, а мне поручил написать Вам. Действительно, неприятно будет, если меня сочтут за немку1, но обстоятельства рождения моей матери нельзя пока печатать, потому что она незаконная дочь Александра Михайловича Исленьева2 и княгини Софьи Петровны Козловской3, урожденной графини Завадовской. Для разъяснения же того, что я не немка, посылаю Вам, с согласия Льва Николаевича, несколько слов, которые Вы переставьте и приставьте куда и как хотите.
…женился на дочери доктора Андрея Евстафьевича Бера, родившегося в Москве, учившегося в Московском университете и служившего в Москве более 30 лет.
Мать графини С. А. Толстой. Любовь Александровна, была одной из дочерей Александра Михайловича Исленьева, жившая с семейством недалеко от Ясной Поляны, в имении своем Красное.
Между Толстым и Исленьевым были давнишние, дружеские отношения, и дети Исленьева были первыми друзьями и деревенскими посетителями семейства Толстых.
Но Лёв Николаевич просит Вас, и я тоже, чтобы Вы все-таки, прежде чем вставить то, что я посылаю, показали бы моей мама, и спросили ее, не имеет ли она что против печатания этой вставки. Я ей напишу сегодня же. А живет она на Басманной, дом No 36, квартира No 6. Я вообще очень недовольна краткостью и содержанием, и формой биографического очерка. Я составила другой, более подробный, хотя крайне нескладный5.
Мы вчера получили Ваше письмо и так обрадовались оба Вашему обещанию приехать. В старом кабинете Вы жить не будете, в нем переделали пол, там живут теперь M. Nief6, Илюша и Лёля. Сережа занимает комнату бывшую M. Nief, a кабинет теперь там, где своды, т. е. где жили прежде три мальчика. Эта перемена была сделана потому, что в прежнем кабинете очень было шумно, а Лёв Николаевич теперь как в монастырь уединяется в свой кабинет и часто там занимается. И тепло, и сухо, и тихо, но темно.
Так до свидания, прощайте, Николай Николаевич, это хорошо, что Вы повеселели. А мой муж иногда мрачен от напряжения умственного. Он очень много работает и очень устает. Пишет еще мало, но в голове здание все растет и растет. Вы не можете себе представить, как сложен и труден даже просто механизм нового, задуманного им произведения. Жму Вам руку.

С. Толстая

Если Вам нет времени и скучно, не трудитесь мне отвечать, я не обижусь.
1 В письме к Толстому от 2 декабря 1878 г. Страхов писал: ‘…Теперь же я тороплюсь писать Вам о биографии. Она очень любопытна — ведь это целая масса фактов. Но одного не достает: ничего нет о семействе графини, несколько строчек были бы совершенно необходимы. …Нужно непременно, чтобы графиню не считали за иностранку, а знали бы, что это давно обрусевшее семейство…’ (ПТС. С. 198).
2 Исленьев Александр Михайлович (1794-1882) — капитан в отставке, помещик Тульской губернии, хороший знакомый отца Толстого Н. И. Толстого (1794-1837).
3 Козловская Софья Петровна (1794-1830). Дети А. М. Исленьева и С. П. Козловской считались незаконнорожденными, носили фамилию Иславиных и были приписаны к купеческому сословию.
4 Андрей Евстафьевич Берс: (1808-1868) — гофмедик, врач Московской дворцовой конторы, сверхштатный врач московских театров.
5 См. прим. 2 к письму No 6.
5 Гувернер старших сыновей Толстого. Настоящее имя — Жюль Монтель (1843?-1916). Монтель был участником Парижской Коммуны, после объявления амнистии вернулся во Францию.

9. Л. Н. и С. А. Толстые — Н. Н. Страхову

23 (?) марта 1880 г. Ясная Поляна.

Благодарствуйте, дорогой Николай Николаич, что не отказали мне. Я очень, очень рад и благодарен вам. Я все работаю и не могу оторваться и часто счастлив своей работой, но очень часто слабею головой. Напишите как-нибудь.

Любящий вас
Л. Толстой

Мы все так рады, Николай Николаевич, что Вы согласились к нам приехать на лето, и мы постараемся, чтобы Вам было хорошо и удобно. Меня всегда мучает, что Вам у нас беспокойно и шумно и скучно. Сестра1 тоже приедет 1-го мая на все лето, и я себе представляю лето как праздник. Лев Николаевич совсем себя замучал работой2, ужасно устает и страдает головой, что меня сильно тревожит. Но оторвать его нет никакой возможности.
Как Вы теперь поживаете, что Ваше здоровье и Ваша работа?3 Моя мечта — прочесть когда-нибудь сразу все Ваши сочинения, но теперь мне от Марфинских (‘Марфа, Марфа, печешеси о мнозем’)4 трудов нет ни времени, ни умственной свежести понять серьезный труд.
До свидания, Николай Николаевич, спасибо Вам, что нас не забываете.

С. Толстая

1 Т. А. Кузминская.
2 Толстой начал работу над ‘Соединением и переводом четырех Евангелий’, которую закончил в 1881 г.
3 Вероятно, имеется в виду работа Страхова над статьей ‘Письма об нигилизме’, законченная в 1881 г. Статья печаталась в газете ‘Русь’ (NoNo 23-25, 27), а затем вошла в сборник ‘Ьорьба с Западом в нашей литературе’, Кн. 2. Изд. 2-е. СПб., 1890. Кроме того, Страхов держал корректуры книги А. Шопенгауэра ‘Мир как воля и представление’ в переводе А. А. Фета и писал предисловие к ней. Книга вышла в Петербурге в 1881 г.
4 Лука 10, 41-42.

10. Н. Н. Страхов — С, А. Толстой

7 апреля 1880 г. Санкт-Петербург.

От всей души благодарю Вас, многоуважаемая графиня, за Ваше ласковое приглашение. Мне всегда у Вас хорошо, и прошу Вас, откиньте всякую мысль о том, что мне может быть неудобно и скучно. Хоть и у Вас на меня нападает иногда мой злой демон, но нигде он так скоро не уходит, как у Вас. У Вас я всегда делаю запас душевного здоровья, которое здесь как-то трудно сохраняется. Впрочем, вот уже с неделю как я опять повеселел, а то все тосковал, несмотря на всевозможную кутерьму кругом. Немножко расскажу Вам. Антокольский1 привез сюда бесподобные статуи, между прочим Христа перед пародом2 и Смерть Сократа3. Сократ поразил меня сильно, я дважды ходил смотреть и не мог насмотреться. Удивительно безобразно-красивая голова, и спокойствие смерти, полное смысла и какого-то блаженства. А из-за Верещагина4 мы поругались со Стасовым5, когда я накричал на него неприличнейшим образом, так что самому стало совестно, то это ему, кажется, ужасно понравилось. Он стал потом очень мил со мной, и мы теперь большие друзья. Дело шло впрочем не столько о Верещагине, как о статье Стасова в Голосе6.
Затем большое событие — я был позапрошлый четверг у графини С. А. Толстой7, вашей тезки. Я туда собирался уже года полтора, и наконец исполнил этот долг. Там я нашел Гончарова8 и Достоевского9, которые, говорят, не пропускают ни одного четверга, кроме того — Маркевича10, Полонского11, Вл[адимира] Соловьева12, Дм[итрия] Цертелева13, Киреева14 — всё знакомых. Большой свет состоял из Игнатьева15 и дам, которых, к несчастью, невозможно было рассмотреть в модном полумраке. Графиня считается женщиной необычайного ума, и любезна необыкновенно, так что я почувствовал желание подражать Гончарову и Достоевскому. Только нет у меня такого фрака с открытою грудью, в каких они сидели и какие Вл. Соловьев считает решительным бесстыдством.
Через два дня — какие страшные новости! Кн[язь] Дм. Цертелев16, молодой человек лет 25, писавший стихи и философские статьи, с которым я разговаривал у графини (а знал я его давно, и он затеял философское общество) — сошел с ума! Он жил вместе с Вл. Соловьевым, стал бредить, бесноваться, жечь книги и т. д. Соловьев рассказывал, что испытал ужасное впечатление. И в самом деле — это хуже смерти, это ужаснее всего на свете. А был очень милый молодой человек, хотя и слаб и в поэзии, и в философии.
Через неделю, вчера — совершилось наконец великое торжество был диспут Вл. Соловьева на доктора философии17. Сам он был великолепен, так спокоен, прост, так мастерски говорил. К несчастью, сильных возражений не было, и из семи возражателей ни один не коснулся существа дела — как это, впрочем, обыкновенно бывает на диспутах. Поэтому все шло довольно вяло. Два позитивиста, выскочившие в конце, были опрокинуты Соловьевым с олимпийским спокойствием. Но сам Соловьев что-то стал кручиниться. Когда он стоял на кафедре, никто бы не дал ему меньше 35 лет18, а сегодня он мне опять повторил, что ему скверно что-то. Верно есть что-нибудь, чего он не хочет рассказывать.
Мое здоровье — кажется все лучше и лучше. Впрочем, мне всегда кажется, что я поправляюсь, точно так, как постоянно кажется, что понемногу становлюсь умнее и добрее. Все это может быть обман. Нет, однако. Часто я теперь благословляю судьбу, что довелось мне узнать Льва Николаевича, потому что вспоминаю его наставления, и они часто помогают мне — точно вдруг почувствую твердую почву под ногами, когда совсем уж боялся утонуть.
Статья моя — зреет19. Оказывается, что гг. профессора очень обиделись моим намерением читать ее на съезде20. ‘Как смел он затевать перестройку всей системы естественных наук? Как смел учить нас азбуке дела?’ Такие речи меня порадовали: значит, задело за живое — а я думал, они и не поймут.
На Страстной и Святой думаю пописать. А то большую часть времени у меня поглощает чтение, в своей собственной библиотеке я провожу лучшие часы, — блуждая от книги к книге, задавая вопросы и находя на них ответы, очень я это люблю.
Вот, многоуважаемая графиня, беглый отчет о том, в каком роде я живу и чувствую себя. Вообще я стараюсь жить помаленьку и потихоньку. Еще раз душевно благодарю Вас, и с большою радостью подумываю о лете.

Ваш душевно преданный
Н. Страхов

1880 7 апр. Спб.
1 Антокольский Марк Матвеевич (1843-1902), русский скульптор, академик скульптуры, с конца 1877 г. жил и работал в Париже. В марте 1880 г. в залах Академии художеств в Петербурге открылась выставка его работ.
2 ‘Христос перед народом’, 1874 г., находится в Государственной Третьяковской галерее в Москве.
3 ‘Умирающий Сократ’, 1875 г., находится в Государственном Русском музее в С.-Петербурге.
4 Верещагин Василий Васильевич (1812-1904), русский художник, автор картин на батальные темы. Принимал участие в русско-турецкой войне 1877 -1878 гг. Погиб при взрыве броненосца ‘Петропавловск’ у Порт-Артура во время русско-японской войны. В феврале 1880 г. в Петербурге одновременно открылись две выставки его работ.
5 Стасов Владимир Васильевич (1824-1906), художественный и музыкальный критик, сослуживец Страхова по Публичной библиотеке в Петербурге.
6 Статья Стасова ‘Оплеватеди Верещагина’ в газете ‘Голос’ No 72 за 1880 г.
7 Толстая (рожд. Бахметьева, по первому мужу — Миллер) Софья Андреевна (1824-1892), вдова поэта графа Алексея Константиновича Толстого (1817-1875), дальнего родственника Л. П. Толстого.
8 Гончаров Иван Александрович (1812-1891), писатель.
9 А. Г. Достоевская в своих воспоминаниях отмечает, что ‘…всего чаще в годы 1879-1880 Федор Михайлович посещал … графиню Софию Андреевну Толстую. …Беседы с ней были чрезвычайно приятны для Федора Михайловича, который всегда удивлялся способности графини проникать и отзываться на многие тонкости философской мысли, так редко доступной кому-либо из женщин…’ (см.: А. Г. Достоевская. Воспоминания. М. ‘Правда’, 1987. С. 376).
10 Маркович Болеслав Михайлович (1822-1884), писатель, автор многочисленных ‘антинигилистических’ романов.
11 Полонский Яков Петрович (1819-1898), поэт и критик.
12 Соловьев Владимир Сергеевич (1853-1900), философ, поэт, критик и публицист.
13 Цертелев Дмитрий Николаевич (1852-1911), князь, поэт, философ, близкий знакомый Вл. Соловьева, с которым они вместе учились в 5-й московской гимназии. Московском университете. Свое образование Цертелев завершил в Лейпциге. В 1879 г. он представил в Лейпцигский университет диссертацию на немецком языке ‘О теории познания Шопенгауэра’, успешно защитил ее и получил степень доктора философии. Первое стихотворение Цертелева было опубликовано в журнале ‘Русский вестник’ в 1875 г.
14 Киреев Александр Алексеевич (1833-1910), генерал-лейтенант, член Славянского Благотворительного общества.
15 Игнатьев Николай Павлович, граф. в 1881-1882 гг. министр внутренних дел. Принимал активное участие в деятельности СПб. Славянского благотворительного общества.
16 Болезнь Д. Н. Цертелева носила кратковременный характер. См. об этом: Материалы к биографии Вл. Соловьева (Из архива С. М. Лукьянова) в сборнике ‘Российский архив. История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв.’ 11-111. Студия ‘ТРИТЭ’ Никиты Михалкова. ‘Российский архив’. Москва, 1992. С. 339-40.
17 6 апреля 1880 г. Соловьев защитил свою работу ‘Критика отвлеченных начал’ в качестве докторской диссертации. Разбор диссертации Соловьева, содержащий серьезные критические замечания и одновременно общую высокую оценку, был сделан Страховым в статье ‘История и критика философии’, напечатанной в »Журнале Министерства народного просвещения’. 1881, январь.
18 В 1880 г. Соловьеву было 27 лет.
19 Вероятно, имеется в виду продолжение работы над книгой ‘Об основных понятиях психологии и физиологии’, начатой в 1878 г. (первый очерк »Об основных понятиях психологии’ был напечатан в 1878 г.). Книга была закончена в 1886 г.
20 На Всероссийском съезде естествоиспытателей и врачей.

11. С. А. и Л. Н. Толстые — Н. Н. Страхову

18 апреля 1880 г. Ясная Поляна.

18 апреля

Николай Николаевич,
Лев Николаевич ужасно устает от своей работы и говорит, что видеть не может пера и чернил, а Вам очень желает писать, потому хочет мне диктовать письмо к Вам. Во-первых, он говорит, что ему решительно всё равно, что касается до этих Азбук и Ученого комитета1, а вот на всякий случай адрес Нагорнова2: Москва, близ Арбата, Серебряный переулок, дом Зернова. Николаю Михайловичу Нагорнову.
Теперь Л. Н. диктует:
Ради Бога, ради Бога, достаньте мне или купите, чего бы то ни стоило, или пришлите из библиотеки, или даже… украдьте — книгу или книги, из которых бы можно было узнать о самых древних греческих текстах четырех Евангелий, о всех выпусках, прибавках, вариантах, которые были сделаны3. Я из своего Рейса4 знаю, что таковых есть много и не лишенных важности для правильного понимания сомнительных мест5. Мне уж это давно нужно, а теперь, при конце работы, — особенно. Пожалуйста, уж Вы потрудитесь, Вы знаете, где узнать и где достать. Я сам не знаю, чего прошу, но воображаю и желал бы иметь вот какую книгу: по-гречески самый древний текст четырех Евангелий и в примечаниях те перемены, которые были сделаны. Или наоборот, т. е. канонический текст и прежние варианты.
Рукой Толстого:
Я-то как жду Вас, Вы не можете себе представить. Я счастлив своей работой и быстро подвигаюсь. Очень, очень Вас жду и люблю. Приезжайте пораньше6. Когда Вы думаете?

Ваш Л. Т.

1 В письме от 16 апреля 1880 г. Страхов писал Толстому о недоразумении, возникшем по поводу отзыва Ученого Комитета Министерства народного просвещения об ‘Азбуке’ Толстого (ПТС. С. 253) и просил адрес Н. M. Нагорнова, чтобы списаться с ним и уладить дело.
2 Нагорнов Николай Михайлович (1845-1896), муж племянницы Толстого Варвары Валериановны, рожд. Толстой. Ведал делами по изданию и продаже ‘Азбуки’, ‘Книг для чтения’ до января 1885 г.
3 Страхов послал Толстому текст Евангелия, изданный богословом-профессором Иоганном-Якобом Грисбахом (1745-1812) в Галле (Германия) в 1803 г.
4 Рейс (Reuss, 1844-1891), протестантский богослов. Толстой имеет в виду одну из его книг с критикой текста Евангелия.
5 Слова ‘сомнительных мест’ вписаны рукой Толстого.
6 Страхов гостил в Ясной Поляне в июне и в июле. 5 августа 1880 г. Страхов писал Н. Я. Данилевскому: ‘…В Ясной Поляне как всегда идет сильнейшая умственная работа. Мы с Вами, вероятно, не сойдемся в оценке этой работы, но я удивляюсь и покоряюсь ей так, что мне даже тяжело. Толстой, идя своим неизменным путем, пришел к религиозному настроению, оно отчасти выразилось в конце ‘Анны Карениной’. Идеал христианина понят им удивительно, и странно, как мы проходим мимо Евангелия, не видя самого прямого его смысла. Он углубился в изучение Евангельского текста и многое объяснил в нем с поразительною простотой и тонкостью. Очень боюсь, что по непривычке излагать отвлеченные мысли и вообще писать прозу, он не успеет изложить своих рассуждений кратко и ясно, но содержание книги, которую он составит, истинно великолепно…’ (см.: журнал ‘Русский вестник’. 1901. Январь. С. 142).

12. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

7 февраля 1881 г. Ясная Поляна.

Многоуважаемый Николай Николаевич.
Мы с таким нетерпением ждали от Вас ответа на робкое приглашение1 моего мужа приехать провести с нами масленицу — и ничего до сих пор не получили в ответ!
Было с тех пор письмо от Вас2, но о приезде — ни слова. Вы не знаете, как Вы бы порадовали, утешили нас, если бы побывали в Ясной. Мы все мечтали об этом и, наконец, я набралась смелости и решилась Вам написать. Конечно, главное препятствие Вашего приезда может быть нездоровье. Но Вы в последнем письме говорили, что Вам гораздо лучше, и этим порадовали нас.
Пожалуйста не трудитесь мне писать, пишите, когда вздумается, по-прежнему, Льву Николаевичу, ему только такие письма и доставляют удовольствие.
Будем ждать опять с нетерпением ответа, а может быть извещения о приезде вечером на Козловку. 18-го в среду на масленице именины Льва Николаевича, если вы захотите, то сделаете из этого дня праздник.
Жму крепко Вашу руку, желаю Вам здоровья и ясного, спокойного расположения духа.

Преданная Вам
С. Толстая

7 февраля
Мы все помним о Вас по случаю смерти Достоевского3. Если нас это так сильно поразило, то как же это должно было подействовать на Вас!
1 См. письмо Толстого к Страхову от 28? декабря 1880 г. (ПСС. Т. 63. С. 38-39). Страхов приезжал на именины Толстого и прожил в Ясной Поляне до конца февраля. Вслед за ним в конце февраля в Ясную Поляну приехал В. С. Соловьев.
2 Письмо Страхова к Толстому от 3 февраля 1881 г. (ПТС. С. 266).
3 Ф. М. Достоевский умер 28 января 1881 г. 3 февраля 1881 г. Страхов писал Толстому: ‘Чувство ужасной пустоты … не оставляет меня с той минуты, когда я узнал о смерти Достоевского. Как будто провалилось пол-Петербурга или вымерло поллитературы …’ (ПТС. С. 266). О дружбе и сложных взаимоотношениях Страхова и Достоевского см.: Л. М. Розенблюм. Творческие дневники Достоевского. Издательство ‘Наука’. Москва, 1981. С. 30-45.

13. Л. Н. и С. А. Толстые — Н. Н. Страхову

15 (?) марта 1881 г. Ясная Поляна.

Дорогой Николай Николаевич,
Заказное письмо, которое вы получите, это письмо от меня к Государю1. Хорошо ли, дурно, но меня так неотвязно мучила мысль, что я обязан перед своей совестью написать Государю то, что думаю, что я мучался неделю — писал, переделывал и вот посылаю письмо. Мой план такой: письмо к Государю и письмо, которое при этом приложено2, вы — если вы здоровы и можете и хотите это сделать, вы передадите, или лично, или хоть перешлете к Победоносцеву. Если вы увидите Победоносцева, то скажите ему то, что мне неловко писать, что если бы было возможно передать это письмо или мысли, которое оно содержит, не называя меня, то это бы было то, чего я больше всего желаю, разумеется, это только в том случае, если нет никакой опасности в представлении этого письма. Если же есть опасность, то я, разумеется, прошу передать от моего имени.
Письмо вышло нехорошо. Я написал сначала другое и было хотя и длиннее, но было сердечнее, как говорят мои и я сам это знаю, но потом люди, знающие приличия, вычернули многое — весь тон задушевности исчез и надо было брать логичностью и оттого оно вышло сухо и даже неприятно. Ну что будет, то будет. Я знаю, что вы поможете мне и вперед благодарю вас и обнимаю.

Ваш Л. Толстой

Многоуважаемый Николай Николаевич, несмотря на все мои просьбы и уговоры, Лев Николаевич решился послать письмо к Государю. Но оно послано на Ваше имя с просьбой передать Победоносцеву, который, в свою очередь, передаст Государю. Просьба моя к Вам следующая: прочтите письмо, рассудите сами и потом спросите мнение Победоносцева, не может ли это письмо вызвать в Государе какие-нибудь неприятные чувства или недоброжелательство к Льву Николаевичу. В таком случае, ради Бога, не допускайте письма до Государя3. Меня, отдаленную от света, все это крайне тревожит4, и я все-таки рада, что письмо пройдет через Ваши мудрые и дружеские руки.

Преданная Вам
С. Толстая

1 Письмо к императору Александру III (1845-1894), в котором Толстой умолял его проявить христианское милосердие и не казнить революционеров, убивших 1 марта 1881 г. его отца, императора Александра II (1818-1881): ‘Простите, воздайте добром за зло… и у тысяч, у миллионов дрогнет сердце от радости и умиления при виде примера добра с престола в такую страшную для сына убитого отца минуту…’ (ПСС. Т. 63. С. 50). Письмо напечатано по сохранившемуся в архиве Толстого автографу, посланный в Петербург текст остается неизвестным.
2 Письмо Толстого к К. П. Победоносцеву (1827-1906), обер-прокурору Святейшего Синода с 1880 по 1905 г., автору манифеста 29 апреля 1881 г. ‘О незыблемости самодержавия’, см. ПСС. Т. 63. С. 57. Победоносцев категорически отказался передать письмо Толстого к императору и вернул его Страхову. В письме к Толстому от 15 июня 1881 г. он так объяснил причину отказа: ‘В таком важном деле все должно делаться по вере. А прочитав письмо Ваше, я увидел, что Ваша вера одна, а моя и церковная вера другая, и что наш Христос не Ваш Христос. Своего я знаю мужем силы и истины, исцеляющим расслабленных, а в Вашем показались мне черты расслабленного, который сам требует исцеления. Вот почему я по своей вере и не мог исполнить Ваше поручение…’ (ОР ГМТ).
3 В письме к Толстому от 7 апреля 1881 г. Страхов писал: ‘Я опустил … письмо в ящик тотчас, как получил телеграмму … [Телеграмма Толстого к Страхову неизвестна.] Вот и все, что могу сказать Вам, оно могло еще поспеть, и если не поспело (что, я думаю, не изменило бы дела), то не по моей вине’ (ПТС. С. 271).
‘Ящик’, о котором пишет Страхов, это специальный ящик для прошений на Высочайшее имя, который находился в одном из подъездов Зимнего дворца (со стороны Миллионной). Таким образом, история передачи письма Толстого к императору Александру III выглядит несколько иначе, чем об этом сказано в Биографии Толстого, написанной П. И. Бирюковым. См.: П. И. Бирюков. Л. Н. Толстой. Биография. Том II. Берлин, 1921. Издательство И. П. Ладыжникова. С. 379-93.
4 С. А. Толстая слышала от кого-то, что Александр III велел передать графу Толстому, что ‘если бы покушение было на него самого, он мог бы помиловать, но убийц отца он не имеет права простить’ (С. А. Толстая. Моя жизнь. Часть 3. С. 668. ОР ГМТ).

14. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

20 июня 1881 г. Ясная Поляна.

Многоуважаемый Николай Николаевич, для того, чтобы Вы не недоумевали, почему так долго не получаете ответа на Ваше письмо1 к Льву Николаевичу, спешу уведомить Вас, что он уехал 13-го числа с Сережей2 в наше Самарское имение, куда переехал и Василий Иванович3 с семейством.
Лев Николаевич намеревался прожить там до начала августа, после чего я отправлюсь опять в Москву окончательно устроить нанятый там мною дом4. В начале сентября мы переедем вероятно в Москву, что меня пугает все больше и больше по мере приближения этого срока5.
Мы очень рады будем Вас видеть в Ясной Поляне 2-го августа. Около этого времени вероятно и Лёв Николаевич вернется6. Без Вас лето не в лето. И какие Ваши письма грустные, Николай Николаевич! Мне все кажется, что Вы захандрились. Приезжайте, мы все вместе постараемся Вас хоть немножко развеселить.
Адрес Льва Николаевича просто в Самару, до востребования. Я письмо Ваше ему послала.
До свидания, Николай Николаевич, жму Вам руку. Сестра и ее муж7 Вам кланяются. Если Вы боитесь приехать в Ясную Поляну без Льва Николаевича, т. е. если это Вам очень скучно, то я Вам еще раз напишу наверное, когда он вернется.

Преданная Вам
С. Толстая

20 июня 1881 г.
1 Письмо Страхова к Толстому от 12 июня 1881 г. (ПТС. С. 279-80).
2 Сергей Львович Толстой.
3 Василий Иванович Алексеев (1818-1919), учитель старших сыновей Толстого, со своей гражданской женой Елизаветой Александровной Маликовой и тремя детьми. Закончил математический факультет Петербургского университета, был участником народнического движения, сблизился с революционером-народником П. В. Чайковским и проповедником учения о ‘богочеловечестве’ А. К. Маликовым, около двух лет прожил в интеллигентской русской колонии в штате Канзас. В 1877 г. вернулся в Россию и был приглашен Толстым в Ясную Поляну в качестве учителя математики к старшим детям. Летом 1881 г. переселился со своей семьей в самарское имение Толстых и занялся сельским хозяйством.
4 Дом, принадлежавший князю Волконскому, в Денежном переулке на Пречистенке. Толстые прожили в нем зиму 1881-1882 г., затем был куплен дом в Долгохамовническом переулке (теперь улица Льва Толстого, 21, музей-усадьба Л. Н. Толстого ).
5 Переезд в Москву особенно тревожил С. А. Толстую, потому что старший сын Толстых Сергей должен был поступить в университет. Еще в марте 1881 г. С. А. Толстая писала сестре, Т. А. Кузминской: ‘…Мне грустно, что Сережа в университет поступает: мне кажется, что теперь это — вертеп разбойников. Хотя меня многие утешают, что в университете только болтовни много, но на действия дурные студенты не идут. Одно утешение, что у Сережи характер серьезный и музыка его всего поглощает. Авось не собьют с толку… ‘ (ОР ГМТ).
6 Толстой вернулся в Ясную Поляну 17 августа.
7 Татьяна Андреевна и Александр Михайлович Кузминские.

15. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

27 июня 1881 г. Санкт-Петербург.

Душевно благодарю Вас, многоуважаемая Графиня, за Ваше доброе письмо. Я совсем запутался в своих пустых затеях1, теперь рвусь из Петербурга, и надеюсь исполнить расписание, т. е. выехать 29-го, и 30-го быть у Вас. Помешать этому может только здоровье, которое что-то опять повернулось. Если разболеюсь и должен буду остаться в Петербурге — вот будет достойное наказание мне за мое дурное поведение. Во всяком случае позвольте телеграфировать в тот день, когда придется явиться вечером на Козловку2. Лев Николаевич, конечно, не загостится в Самаре3 и будет торопиться в Ясную, одно мне будет действительно грустно, что не будет и надежды увидеть милого Василия Ивановича. Еду к Вам и с радостью и с большим любопытством, как впрочем всегда: нигде нет столько жизни, как в Ясной Поляне. Дай Бог только, чтобы эта жизнь вся и до конца была светлая.

Ваш душевно преданный
Н. Страхов

1881 27 июня Спб.
1 В начале лета 1881 г. Страхов продолжал работу над ‘Письмами об нигилизме’, держал корректуры переведенной под его наблюдением книги Ф. А. Ланге ‘История материализма и критика его значения в настоящее время’ (СПб., 1881-1883. 2 тома), заканчивал статью о физиологии.
2 Козловка-Засека — ближайшая к Ясной Поляне станция Московско-Курской железной дороги. Теперь называется Ясная Поляна.
3 Толстой уехал в Самарское имение 13 июля и вернулся 17 августа.

16. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

6 августа 1881 г. Воробьевка.

Нет, я больше не могу, многоуважаемая Графиня, тоска моя развивается с каждым днем, и я чувствую, что если вернусь в Ясную1, то скорее стану наводить тоску на других, чем сам от нее избавлюсь. Теперь я понимаю, что распорядился очень глупо: мне следовало бы прямо поехать в Константинополь2 и уже на обратном пути навещать добрых знакомых. Равнодушно смотрю я на нынешную Воробьевку, как будто я вижу ее на картине, а не живу в ней. Боюсь, что Афанасий Афанасьевич, встретивший меня с такою радостью, разочаровался во мне, с утра до вечера испытывая мое скучное настроение. Сегодня, 6-го августа, я надеялся, что приедет Соловьев3, но он обманул, по своему обыкновению. Смысл этой длинной речи тот, что я завтра думаю ехать в Крым4, то есть хочу не сдержать данного Вам обещания. Для меня самого это так тяжело и неприятно, совесть у меня такая слабая, я так привык исполнять, что скажу, — что очень мне жутко и я усердно прошу Вас простить меня и верить, что и без того я достаточно наказан. Теперь я не могу понять, как мог я дать такое обещание, тогда как твердо решился выпросить себе у Вас позволение колебаться в Воробьевке. Всего разумнее мне теперь кажется такой план: поехать как можно скорее в Крым и в Константинополь и выгадать как можно больше времени для Москвы5. Поездка, вероятно, освежит меня, разгонит мои мысли, и я не буду уже тоскливо дожидаться исполнения моей давнишней мечты — по крайней мере впереди у меня ничего не будет, и волей-неволей я должен буду успокоиться. Еще раз прошу Вас, простите меня, если не станете гневаться, буду Вам душевно благодарен.
Льву Николаевичу напишу из Крыма длинное письмо6. Он всегда у меня в мыслях, и чем дальше, тем больше хочется сказать ему, напишу хоть главные вопросы, а за ответом приеду в Москву.
В Воробьевке все по-старому и Афанасий Афанасьевич — такой же и то же и так же говорит. Александра Ивановича7 нет, хозяйничает сам хозяин8, но несмотря на это времени у него очевидно слишком много. Он попробовал читать, но дочитался до того, что глаза ему перестали служить. Но я уверен и видел отчасти на днях, что он здесь очень любим, уважаем и делает много добра соседним крестьянам. Видал его молотилку в работе — очень споро и красиво. Флигель мой отделан недурно, хотя видимо с соблюдением всяческой экономии. Фонтан в саду в нынешнем моем настроении показался мне прежалкою струйкой воды, но в сущности — красивая вещь. Моря цветов тоже не показались мне морями, но недурны. Все как-то смешно обесцветилось в моих глазах, и поделом — не живи праздным, ничему не преданным, никому не жертвующим человеком. Если будете бранить меня, то припомните, прошу Вас, что я сам себя браню несравненно больше.
Простите. Всей душою желаю Вам всего хорошего. С искренним почтением остаюсь

Ваш покорный слуга
Н. Страхов

1881 6 авг. Воробьевка.
1 Страхов пробыл в Ясной Поляне 3 дня — 30-31 июля и 1 августа. 2 августа он уехал в имение А. А. Фета Воробьевку Щигровского уезда Курской губернии, обещав вернуться в Ясную Поляну к приезду Толстого из самарского имения.
2 Страхов отправился в Константинополь на пароходе из Севастополя 16 августа 1881 г. ‘Воспоминания о поездке на Афон (1881)’ см. в книге Н. Страхов. Воспоминания и отрывки. С.-Петербург, 1892.
3 В. С. Соловьев намеревался приехать в Воробьевку, чтобы помочь подготовить к печати перевод ‘Фауста’ Гете, выполненный Фетом. ‘Фауст’ в переводе Фета вышел в 1882 г. в Москве с посвящением С. А. Толстой.
4 В Крыму в своем имении Мшатка близ Симеиза жил Николай Яковлевич Данилевский, друг Страхова.
5 На обратном пути Страхов заезжал в Москву и виделся с семьей Толстых.
6 Письмо неизвестно.
7 Александр Иванович Пост, обрусевший швейцарец, принявший в 1871 г. должность управляющего фетовскими имениями.
8 Афанасий Афанасьевич Фет.

17. С. А. и Л. Н. Толстые — Н. Н. Страхову

24 ноября 1882 г. Москва.

Москва
Долгохамовнический переулок,
Девичье Поле, собственный дом1

24 ноября

Многоуважаемый Николай Николаевич, извините меня, что не тотчас же ответила на письмо Ваше2. Но нас все время преследует судьба: как только переехали сюда3, начались болезни, и в настоящее время в доме у нас поселилась возвратная горячка. Перебрала всех маленьких, потом Таню, которая еле ходит, ужасно слаба и худа, а вчера слег Илья, заболела Маша и в перспективе страх, что и остальных переберет.
Я измучилась нравственно и физически, и хотя доктора говорят, что не опасно, но по моему мнению это прежестокая болезнь. Мы с мужем пока еще здоровы, что дальше будет!
На вопрос Ваш спешу отвечать. Никогда Репин4 не писал портрета Льва Николаевича. Кроме Крамского5 никто никогда его не писал, и Крамской-то насилу уговорил тогда Льва Николаевича позволить себя срисовать. Удивились мы, что Вы это спрашиваете у нас, тогда как Репин сам переехал в Петербург и его самого мог бы Стасов спросить.
Жаль, Николай Николаевич, что вы не приедете в Москву. Значит, долго, долго не увидимся. А мы все Вас очень любим и такое удовольствие видеть Вас, слушать Ваши беседы и всегда кроткие и умные речи.
Лев Николаевич в очень хорошем духе, но занят, к моему великому огорчению, очень несимпатичным мне делом: он изучает еврейский язык6 и делает большие успехи, что приводит его в восторг, а я про себя думаю: ‘Как жаль, что столько хороших сил тратится на такое бесплодное дело!’ А направлять эти силы — во власти Божьей, и какие все неожиданности у моего мужа, и не поймешь, почему и зачем. Он так весь поглощен и увлечен этим делом, что его ничто не интересует больше.
По Вашему красивому почерку я действительно вижу, что Вы здоровы, чему радуюсь от души. А Вы по моему беспорядочному почерку можете заключить, что я очень утомлена, почему и спешу кончить мое письмо.
Дружески жму Вам руку и кланяюсь от всей моей молодежи. Сережа особенно Вас любит. Он страстно увлечен химией, зоологией и любит свое дело, а я вспоминаю, как Вы его поощряли, и мысленно благодарю часто Вас за это.

Преданная Вам
Гр. С. Толстая

Я не отвечал вам, дорогой Н[иколай] Н[иколаевич], потому что все ждал свиданья с Юрьевым7 и до сих пор не видались. Статью вашу8 непременно выручу и напишу тогда. 2-й вопрос: о книге для чтения. Я прочел программу — очень хорошо. Дай ему9 Б[ог] успеха. Исполнение — трудно.

Обнимаю Вас.
Л. Т.

1 Во второй половине мая 1882 г. Толстой, после долгих поисков, приобрел в Москве деревянный одноэтажный, с антресолями, дом постройки 1808 г. с большим запущенным садом. Все лето 1882 г. в доме шел ремонт и был надстроен второй этаж. Толстой сам следил за ходом работ в доме. ‘Все это делать мне скорее весело, только бы ты похвалила…’ — писал он жене 19 сентября 1882 г. (ПСС. Т. 83. С. 355).
2 Письмо Страхова неизвестно.
3 Семья Толстых переехала в свой новый дом 8 октября 1882 г.
4 Репин Илья Ефимович (1844-1930) познакомился с Толстым 7 октября 1880 г. 13-15 августа 1887 г. в Ясной Поляне Репин написал два портрета Толстого — за письменным столом и в кресле с книгой в руках и сделал несколько зарисовок Толстого на пашне. Первый портрет был подарен Репиным С. А. Толстой и находится в Ясной Поляне, второй — в Третьяковской галерее в Москве.
5 Крамской Иван Николаевич (1837-1887) написал в сентябре-октябре 1873 г. одновременно два портрета Толстого — для галереи П. М. Третьякова (по его заказу) и для Толстого, который хотел иметь портрет и для своих детей. В настоящее время один из портретов находится в Третьяковской галерее, второй — в Ясной Поляне.
6 Толстой изучал древнееврейский язык иод руководством московского раввина Соломона Алексеевича Минора. О своих занятиях Толстой писал В. И. Алексееву 10 ноября 1882 г.: ‘Все это время я очень пристально занимался еврейским языком и выучил его почти, читаю уж и понимаю. Учит меня раввин здешний Минор, очень хороший и умный человек. Я очень многое узнал благодаря этим занятиям. А главное — очень занят’ (ПСС. Т. 63. С. 106).
7 Юрьев Сергей Андреевич (1821-1888), писатель и публицист, с 1880 г. редактировал журнал ‘Русская мысль’.
8 Статья Страхова ‘О физиологии’.
9 Очевидно, речь идет о Петре Николаевиче Полевом, литераторе, издателе журнала ‘Живописное обозрение’ в 1882-1887 гг. 2 сентября 1882 г. Страхов писал Толстому: ‘В Эпиктета [книгу, которую Страхов посылал] я вложил программу Полевого, усердно прошу Вас — взгляните и что-нибудь скажите…’ (ПТС. С. 298).

18. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

8 июня 1883 г. Ясная Поляна.

С большим огорчением должна Вам сообщить, многоуважаемый Николай Николаевич, что Льва Николаевича нет опять в Ясной. Он уехал в Самару пить кумыс. Пробудет он там до конца июня или начала июля, уехал же он 21 мая, и я часто получаю от него письма. Он очень усердно хозяйничает1, спокоен, доволен и я надеюсь, что с поправлением здоровья он и духом будет веселей.
Нечего Вам говорить, Николай Николаевич, что мы все будем очень рады Вас видеть в Ясной Поляне, но мне так жалко всегда видеть Ваше разочарование, когда Вы приезжаете и не застаете моего мужа. Сережа2 тоже в Самаре, и в Ясной осталось очень много женщин, очень много мальчиков.
Если Вы можете иначе распорядиться своим временем, чтобы приехать в Ясную во время пребывания в ней Льва Николаевича, то и ему, и Вам было бы приятней.
Жму Вашу руку и во всяком случае надеюсь, до свидания!

Преданная Вам
Гр. С. Толстая

8 июня
1 Это была последняя поездка Толстого в самарское имение. Целью его поездки была ликвидация хозяйства на хуторе: продажа лошадей, построек, посевов, сдача земли крестьянам в аренду.
2 Сергей Львович Толстой.

19. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

22 июня 1883 г. Воробьевка.

Московско-Курской ж[елезной] дор[оги]
Станция Коренная Пустынь

Душевно Вас благодарю, многоуважаемая Графиня, за Ваше истинно доброе письмо. Вы видите1, где я теперь сижу, поджидая погоды. Когда мне случалось бывать в Ясной без Льва Николаевича, мне всегда было немножко совестно: я казался сам себе каким-то темным пятном на светлой картине. К Воробьевке я подхожу гораздо лучше. Все здесь по-старому. Теперь никого нет, кроме филолога2, с которым Афанасий Афанасьевич переводит Горация. И я буду здесь продолжать свою работу над биографией Достоевского3. Мы оба будем заняты и, значит, меньше будем скучать. За Льва Николаевича очень радуюсь: кумыс — чудесное питье, хоть и не по Вашему вкусу.
Боюсь, что я к старости становлюсь хуже и что не много удовольствия доставит мой приезд Льву Николаевичу, но всей душой стремлюсь повидать его и навестить Ясную Поляну4. Хозяева мои усердно Вам кланяются. А я покорно прошу передать мой поклон Татьяне Андреевне, Александру Михайловичу5 и всем, кто меня помнит.

Ваш душевно преданный
Н. Страхов

1883 г. 22 июня
1 Письмо написано на почтовой бумаге, принадлежащей А. А. Фету. Адрес исполнен типографским способом. Имение Фета Воробьевка находилось близ большого торгового села Коренная Пустынь под Курском. Коренная Пустынь была знаменита своим монастырем во имя Рождества Пресвятой Богородицы и богатой ‘Коренной’ ярмарки.
2 Максим Герасимович Кипдлер, преподаватель латинской словесности, вызвался без всякого вознаграждения помогать Фету в переводе сатир Горация.
3 Страхов работал пал воспоминаниями о Ф. VI. Достоевском. Они были напечатаны в книге: Биография. письма и заметки из записной книжки (Ф. М. Достоевского. СПб., 1883. Страхов гостил в Ясной Поляне 12-27 июля.
4 Т. А. и А. М. Кузминским.

20. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

14 февраля 1884 г. Санкт-Петербург.

Глубокоуважаемая Графиня,
Решаюсь Вас беспокоить по очень хорошему делу. Нужно войти в сношения с Н. M. Нагорновым1, чтобы купить на большую сумму учебных книг Льва Николаевича. Я предполагаю, что этими делами по-прежнему заведует Николай Михайлович. Льва Николаевича, как я слышал, теперь нет в Москве2, да если бы он и был, то трудно бы от него было добыть ответ. Покорно прошу Вас, отправьте записочку3, которую при этом посылаю.
Вести о Вас большею частью хорошие, и я очень радуюсь, когда их слышу от Татьяны Андреевны и Александра Михайловича4. Обеды у них для меня большое удовольствие, а когда здесь был кн[язь] Урусов5, то Ясная Поляна так и носилась передо мною.
Самому мне хвалиться нечем, но жаловаться грех.

Ваш душевно преданный
Н. Страхов

1884 14 февр. Спб.
1 Николай Михайлович Нагорнов, муж любимой племянницы Толстого Варвары Валериановны, имел до 1885 г. доверенность от Толстого на ведение дел по продаже ‘Азбуки’.
2 В конце января Толстой на короткое время уехал в Ясную Поляну, чтобы отдохнуть от неприятной для него московской жизни.
3 Записка Страхова к Н. M. Нагорнову неизвестна.
4 Семья Кузминских с 1881 г. жила в Петербурге, где А. М. Кузмиский занимал должность председателя Петербургского окружного суда.
5 Урусов Леонид Дмитриевич (ум. 1885), тульский вице-губернатор в 1876-1885 гг., друг семьи Толстых, переводчик на французский язык трактата Толстого ‘В чем моя вера?’.

21. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

21 февраля 1884 г. Москва.

21 февраля

Многоуважаемый Николай Николаевич,
Извините меня, что долго не отвечала на Ваше любезное и заботливое письмо, масленица и удовольствия детей, людей1 и особенно моей старшей дочери2, совсем меня сбили с ног. Слава Богу, все это кончилось и наступил тихий пост.
Спасибо Вам, что всегда соблюдаете наши интересы и не забываете любить нас. Записку Вашу я передала Н. M. Нагорнову, он сказал, что тотчас же ответил Вам.
Лев Николаевич, отпечатав свою ‘Веру’3, совсем вдруг упал духом, работать ничего не может, да еще кроме этого разболелся: жар, кашель, страшный насморк и крайне угнетенное состояние. Все это, конечно, не опасно, но очень скучно. Знаете ли Вы, что сделали с этими 50-ю запрещенными экземплярами ‘В чем моя вера?’ Сначала их запечатали, потом распечатали, чтобы один экземпляр дать Гене-рал-Губернатору4, а другой — неизвестно кому. Потом 10 экз. пошло в цензуру, а остальные 38 отправили в Петербург. Значит — мы заплатили 400 р. с. за печать и бумагу, а читать книгу будут даром разные министры, генералы, их жены и прочие высокопоставленные лица. Если это чтение вредно, то по закону сжечь должны, а в Петербурге, кажется, забыли, что такое закон.
Мне очень досадно, не можете ли Вы, Николай Николаевич, узнать как-нибудь, куда дели эти 38 экземпляров? Но чтобы знать наверное, и не сердиться ни на кого.
Я о Вас часто знаю от сестры5. Ваши посещения им всегда так приятны, что почти во всяком письме сестра упоминает о них. Тут в Москве очень мало, даже совсем нет у нас таких милых посетителей. Думаю о Ясной как о рае, надеюсь, что и Вас заманим опять погостить у нас. Только не приезжайте между 6 и 15 июля, а то я Вас не увижу. Мы с Львом Николаевичем иногда мечтали увидеть Вас в Москве6, особенно последнее время он часто упоминал о Вас по случаю задуманного им издания библиотеки общедоступной и составленной из разных отделов7. Это так длинно и сложно, что не берусь теперь Вам рассказывать этот план, пусть сам напишет. Статью Вашу8 в ‘Новом Времени’ прочла с интересом: ну где же Вагнеру и Комп[ании] полемизировать с Вами!
До свидания, любезный Николай Николаевич, письмо мое и длинно и без содержания, извините, я в Москве очень поглупела. Но не настолько, чтобы перестать любить и уважать Вас.

Преданная Вам
Гр. С. Толстая

1 Т. е. прислуги в доме Толстых.
2 Татьяны Львовны Толстой (1864-1950).
3 Трактат Толстого ‘В чем моя вера?’ был издан в количестве 50 экземпляров без предварительной цензуры. Распоряжением от 14 февраля 1884 г. книга была запрещена Главным управлением по делам печати.
4 Князь Владимир Андреевич Долгоруков, московский генерал-губернатор с 1865 по 1891 г.
5 Т. А. Кузминской.
6 Страхов приезжал в Москву в первой половине апреля и останавливался в доме А. А. Фета на Плющихе. 11 апреля 1884 г. Толстой записал в Дневнике: ‘…ходил к Страхову. Хорошо говорил с ним и Фетом…’ (ПСС. Т. 49. С. 81).
7 Этот замысел был воплощен в деятельности издательства ‘Посредник’, основанного при участии Толстого в 1885 г.
8 Статья Страхова ‘Еще письмо о спиритизме’, напечатанная в газете ‘Новое время’ 1 февраля 1884 г., была ответом на ‘Открытое письмо’ к Страхову профессора Н. П. Вагнера, опубликованное в ‘Новом времени’ 13 и 20 июля 1883 г.

22. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

29 марта 1885 г. Санкт-Петербург.

Многоуважаемая Софья Андреевна,
Только дней десять тому назад я получил от Черткова1 корректурные листы Так что же нам делать2, и вот уж больше недели как я все пишу к Вам, и от старания написать побольше из того, что пришло в голову, и написать поумнее, не могу кончить.
Главное вот в чем: Лев Николаевич чувствует сильнейшую потребность в нравственной жизни, это так живо выражено, что было для меня очень поучительно, наполнило меня тем умилением, которое я всегда к нему чувствую. Он показывает, что обыкновенная благотворительность не удовлетворяет нравственного чувства, не содержит в себе настоящего добра, настоящего подвига. Совесть у нас голодна, но мы не даем ей пищи, а стараемся обмануть ее и не насытить, а только заглушить ее. Полная нравственная жизнь — это когда бы мы постоянно чувствовали, что исполняем некоторый долг. что жертвуем собой, живем не для себя, а для чего-то другого. Мы так не живем. Но жить для одного себя становится иногда так мучительно-противно, что люди нарочно отдают себя во власть других людей, нарочно придумывают себе лишения и всякие ограничения.
Лев Николаевич рассказывает, как он разочаровался в благотворительности, перешел все степени разочарования. Это чудесно! Он желал бы настоящих добрых дел, где нужны — любовь, жертва, труд. Подавать милостыню, говорит он, — только вежливость, как это верно и как метко выражено! И все другие отношения между бедными и благотворящими у него указаны с удивительной правдой. Да, все это — далеко-далеко от братской, христианской, истинной любви! Чувство страдания и искания, проникающее весь рассказ Л. Н., трогает и поражает.
И он верно указывает на одну из главных трудностей, мешающих нам утолять жажду нравственных дел. Между людьми существует постоянно разделение на слои и кучки. Одну причину разделения, имущество, Л. Н. разбирает подробно. Конечно, эта причина действует сильно и становится все больше и больше главною. Но действуют и другие причины, вернее сказать, что люди хватаются за всевозможные поводы, чтобы отделиться от других, стать хоть на волосок выше и держаться на этой высоте. Тщеславие есть глупейшая из страстей, хотя, по мнению Саллюстия3, человек им-то и превосходит других животных. Градации между людьми возникают беспрерывно и составляют главное занятие и утешение разумных жителей нашей планеты.
Поэтому братство и всякие добрые отношения между нами очень трудны. Л. Н. чудесно рассказывает, как люди бедные, и потому равные, помогают друг другу. Им ничто не мешает обнаружить естественную доброту. И еще глубже пошел Л. Н. Он указывает, что не может делать добро тот, кто сам испорчен, да и получить добро, принять помощь испорченный не может. Большинству несчастных нельзя помочь иначе, как исправив их, требуется пример, любовь, перемена мыслей и чувств. Как же это сделать, не имея нравственной силы, не ведя нравственной жизни? Деньгами нельзя благотворить, нужно благотворить душою. По-моему, тут главный пункт дела, тут и есть исполнение слова: ‘Ищите прежде всего царствия Божья, и все остальное прибавится Вам’4. Благотворители, которые этого не чувствуют, пожалуй, хуже тех, кто прямо отказывается от этих мнимых добрых дел, инстинктивно угадывая в них фальшь. Да и тот, кто из вежливости не отказывается, кто лицемерит сознательно, не так еще дурен, как злой богач, считающий себя благодетелем только потому, что дал денег.
Трудно стать настоящим благотворителем. Человеку богатому, знатному, свободному всего труднее, потому что ему не приходится ни терпеть, ни покоряться, ни жертвовать. Л. Н. позавидовал проститутке, кормившей чужого ребенка, и справедливо позавидовал. Разбросавши все свои деньги, можно не сделать ни единого доброго дела, равняющегося этому. Очевидно, у бедных поприще для добродетели несравненно шире, чем у богатых. Труд, заботливость, взаимная помощь, равенство, смирение, прощение, умение ничем не дорожить, кроме необходимого, — ко всему этому принуждает бедность, но душа человеческая, поднимаясь над принуждением, делает изо всего этого добродетели. Притом страдающие понимают друг друга, и у них есть действительные основания не быть взыскательными ни к другим, ни к самим себе.
Всего же поразительнее рассказ, как Л. Н. на масленице не нашел бедных. Это показывает, что главный принцип, по которому устроена теперешняя жизнь, действует очень энергически и приносит хорошие результаты. Этот принцип — эгоизм. Мы обязаны не о других заботиться, а только каждый о самом себе. Вот новая заповедь, и на основании ее мы считаем обыкновенно бедняков — не исполнившими своей обязанности. Цель государства — охранять эгоизм каждого, ограждать его личность, имущество и свободу действий. Таким образом каждый с утра до вечера думает и старается о своем благосостоянии, вся эта страшная масса энергии пущена в ход и работает неутомимо. Поэтому никогда еще на земном шаре материальное благосостояние людей не было так велико, как теперь, никогда человечество не жило богаче и привольнее, причем, разумеется, выгода высших классов была значительнее, чем выгода низших, но и низшие не исключены вовсе из общего благополучия.
Эта новая жизнь имеет, однако, в себе язву, которая все больше и больше разбаливается. Явилась скука и взаимное отвращение между людьми. Все связи порваны, каждый живет для себя. Встречаясь друг с другом, люди чувствуют недоверие и подозрение, показывают равнодушие или опускают глаза. Есть семейства, превосходные во всех отношениях, в которых мне противно бывать, — до такой степени там все ограничено семейным эгоизмом. Нигде нет ничего общего, публичного в настоящем смысле этого слова. Даже домов красивых не строят, вся безумная роскошь расточается внутри своих комнат. Между тем люди, как угорелые, сбиваются в кучи везде, где возможно. Всякие зрелища, гулянья, увеселения, ужасающие по своей нелепости и пустоте, имеют в виду — утолить голод души, который всех мучит. И публика на все бросается с азартом. Наконец, множество вполне достаточных людей погружаются по уши в совершенно ненужные для них дела, голова и сердце у них так пусты, что они не могут жить без работы, они бросаются на всякие хлопоты, ревизии, комиссии, отчеты и т. п.
Вы видите, графиня, я сам начинаю вышивать узоры по канве Льва Николаевича. Его статья так глубоко берет и столько в себе содержит, что должна заставить всякого задуматься, меня она многому научила. Но в конце он указывает средства выйти из этих затруднений и задач, и я нахожу, что тут он сузил свой предмет и многие заключения его очень односторонни. Деньги, например, вовсе не зло сами по себе, точно так, как огонь и железо не зло сами по себе и могут быть употребляемы для добра и с пользою. Но деньги тяжелы для христианина, потому что удваивают и утраивают его обязанности. Разбросать свой капитал или свое имущество — это все равно, что сломать огромный и прекрасно устроенный дом и раздать беднякам по кирпичу, или разбить на мелкие части громадной силы машину и раздать всем желающим по куску железа. Я слышал, что Льву Николаевичу предлагают отказаться от всяких прав на свои сочинения5. Это значило бы просто выбросить деньги на улицу и потом любоваться на драку и следить за тем, кому больше удастся захватить.
Мысль моя та, что так просто добро не достигается, и Л. Н. сам это чудесно объяснил в своей статье. Нужно самому стать добрым, любящим, терпеливым, трудолюбивым, исполняющим всякий свой долг, готовым на всякую помощь, и нимало собой не дорожащим, и нужно уметь увлекать на этот путь и других. Тогда действительно всякие материальные бедствия стали бы быстро облегчаться и уменьшаться. Но уничтожение бедствий не должно быть нашею главною и прямою целью, прямая цель — нравственная: ‘ищите прежде всего царствия Божья’. Да это уничтожение есть притом дело невозможное. Я не могу вылечить больного, спасти от смерти умирающего, исправить пьяницу, возвратить рассудок сумасшедшему, но я могу и должен оказать им любовь и самоотвержение.
Та нравственная чуткость, которая проникает всю статью Л. Н., наполнила меня умилением, которое, впрочем, я и всегда к нему чувствую, между тем он иногда как будто забывает внутреннюю сторону дела. Расскажу Вам, как на духу, одно обстоятельство моей жизни. Вы знаете, я человек мягкий и бранюсь и кричу один раз в два года, или и того реже. Между тем в давние времена, хотя я был таким же мягким, со мною были странные вещи. Люди, которым случайно приходилось мне услуживать, половые в трактире, швейцары и т. п.. иногда загорались ко мне такою ненавистью, что как они ни сдерживались, я не мог ее не заметить. Меня это ужасно поразило, и наконец я твердо убедился, что я обижал их взглядом, жестом, звуком голоса, обижал невольно, обнаруживая высокомерие, — порок, с которым я, конечно, родился и против которого мне пришлось долго бороться. Победил ли я его, не знаю.
Когда между слугой и барином существует добродушие, услуга не только не тяжела, а приятна, а в других случаях подвинуть пальцем тяжелее, чем целый день таскать двухпудовые кули. Не деньгами и не мускульным напряжением измеряется достоинство вещей и цена наших действий, нашего поведения.
Вот, кажется, я довольно наговорил, многоуважаемая Графиня. По совести, я старался исполнить Ваше желание, притом с большим удовольствием и от мысли, что к Вам пишу, и от самого предмета, от мысли о том бесценном человеке, которого так люблю и которому столько обязан в моей внутренней жизни. Мне остается поблагодарить Вас за все это и просить Вас написать мне, довольны ли Вы мною, как и почему.
В конце апреля, вероятно, я буду дни на два в Москве, помню Ваш зов в Ясную Поляну, но скажите, удобно ли будет заехать туда в июне, в средних числах? В мае я думаю навестить Воробьеву6, а большею частью прожить в Крыму7. От заграничной поездки8 и от вод я теперь совершенно оправился и чувствую себя молодцом.
Простите, многоуважаемая Графиня, и примите уверение в душевной преданности

Вашего покорнейшего
П. Страхова

1885 29 марта Сиб.
1 Чертков Владимир Григорьевич (1851-1936), друг и единомышленник Толстого, издатель его произведений, один из основателей издательства ‘Посредник’.
2 Имеются в виду корректурные листы 20 глав статьи, которая должна была выйти в январском номере журнала ‘Русская мысль’ за 1885, по была запрещена цензурой. Статья начала распространяться в рукописных копиях с корректур. В 1886 г. статья не в окончательном виде под названием ‘Какова моя жизнь?’ была издана в Женеве в издании М. К. Элпидина, полный текст под заглавием ‘Так что же нам делать?’ вышел там же в 1889 г. В России, в издательстве ‘Посредник’ статья впервые вышла в 1906 г.
3 Саллюстий (Gaius Sallustius Crispus) (86-35 гг. до н. э.), знаменитый римский историк. В своих сочинениях Саллюстий стремился передать нравственный смысл событий, обращал особенное внимание на изображение нравственного состояния общества, характеров действующих лиц, побуждений, по которым они совершают свои поступки.
4 От Матф. 6, 33.
5 Возможно, Страхов имеет в виду философа И. Ф. Федорова, который упрекал Толстого за непоследовательность, за то, что он, не признавая собственности вообще, сохраняет за своей женой единоличное право издания его произведений. 19 сентября 1891 г. в газете ‘Русские ведомости’ было опубликовано письмо Толстого от 16 сентября 1891 г., в котором он отказывался от права собственности на издание его сочинений, написанных после 1881 г., года его ‘духовного рождения’ (ПСС. Т. 66. С. 17).
6 Имение А. А. Фета.
7 У Н. Я. Данилевского.
8 О своих впечатлениях о пребывании за границей летом 1884 юла Страхов писал Толстому в письме от 1 ноября 1884 г. (ПТС. С. 315-18).

23. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

22 августа 1885 г. Москва.

Москва
22 августа 1885 г.

Многоуважаемый Николай Николаевич,
Я все собиралась благодарить Вас за вторичное предложение держать корректуру1. Но типографии2 очень ропщут и так за посылку в Тулу и грозят, что поздно кончат печатание, которым я очень тороплюсь, так как Салаев3 уже все продал и я имею право продавать книги хоть сейчас4. Кроме того, Сережа5 взялся помогать и огорчен бы был, если бы я отняла у него это дело.
Вот сижу неделю в Москве с моими неспособными сыновьями. Илья6 провалился на экзаменах из 7-го в 8-й класс и хочет выбыть из гимназаии и жить дома. Я уговариваю его остаться в 7 классе, но он этому не внемлет.
Лёля7 держит в 5-й и еще не кончил, завтра будет окончательное решение его судьбы. Все это меня очень тянет за душу и я расстроена ужасно.
Лев Николаевич с семьей в Ясной и очень весел, здоров и бодр.
Есть у меня просьба к Вам, многоуважаемый Николай Николаевич. Я бы и сама могла обратиться письменно к А. Г. Достоевской8 за советом, но боюсь быть навязчива, я так мало еще ее знаю. Дело вот в чем: я хочу открыть подписку на издание новое, да не знаю, в какой это делается форме. Кроме того, я хотела бы по примеру А. Г. Достоевской разослать циркуляры по казенным заведениям с объявлением о подписке. Так не можете ли Вы попросить ее прислать мне копию с объявлений о подписке и копию с циркуляра, который она рассылала. Еще, как Вы думаете, Николай Николаевич, можно ли высылать тома не первые по порядку, а те, которые готовы, т. е. 1, 2 и 3 ‘Войны и мира’, 1-й и 2-й ‘Анны Карениной’, составляющие по изданию последние, а не первые части. Будьте милостивы и напишите Ваше мнение.
Была я у Иванцова-Платонова9, он вычеркивает многое из запрещенных статей Льва Николаевича, и советует с предисловием, примечаниями, выпусками и другими заглавиями — напечатать без цензуры последние произведения Льва Николаевича, которые и составили бы 12-й том. Я это непременно сделаю, но кроме того, по совету же Иванцова-Платонова, заручусь частным обещанием Феоктистова10 не препятствовать мне и не задерживать 12-го тома, для чего, по отпечатании 1-го экземпляра, поеду с ним в Петербург. В этот же том взойдут: ‘Чем люди живы’, ‘Смерть Ивана Ильича’, ‘Два старика’ (новый, чудесный рассказ) и еще 3 рассказа из народного издания (‘Где любовь, там и Бог’, ‘Упустишь огонь — не поймаешь’11 и ‘Свечка’). Как Ваше мнение обо всем этом, дорогой Николай Николаевич? Напишите пожалуйста и поподробней о себе, о здоровье, о расположении духа и занятиях. Вы всем нам родной и любимый.
Адресуйте мне: Козловка-Засека.
Крепко жму Вашу руку.

Графиня Софья Толстая

1 Корректуры пятого по счету собрания сочинений Толстого в 12 частях, которое С. А. Толстая издавала в 1885-1886 г. Это был ее первый издательский опыт.
2 Заказ на печатание издания С. А. Толстая сделала одновременно в двух московских типографиях: А. И. Мамонтова и М. Г. Волчанинова.
3 Издательская и книгопродавческая фирма ‘Наследников братьев Салаевых’, выпустившая в 1880 четвертое собрание сочинений Толстого в 11 томах.
4 21 мая 1883 г. Толстой выдал жене доверенность на ведение всех его имущественных дел (ПСС. Т. 83. С. 579-81). По этой доверенности С. А. Толстая издавала произведения Толстого вплоть до конца его жизни и занималась их продажей.
5 Сергей Львович Толстой.
6 Илья Львович Толстой.
7 Лев Львович Толстой.
8 Достоевская Анна Григорьевна, рожд. Сниткина (1846-1918), вдова Ф. М. Достоевского, удачно издававшая его произведения. С. А. Толстая познакомилась с нею в феврале 1885 г. в Петербурге, куда приезжала с намерением печатать 5-е собрание сочинений Толстого в столичных типографиях. А. Г. Достоевская ‘с искренним удовольствием посвятила ее во все ‘тайны’ своей издательской деятельности, дала ей образцы подписных книг, объявлений…, предостерегла ее от некоторых ошибок…’ (см.: А. Г. Достоевская. Воспоминания. Издательство ‘Правда’. 1987. С. 412-16).
9 Иванцов-Платонов Александр Михайлович (1835-1894), протоиерей, богослов и проповедник, профессор Московского университета по церковной истории, благожелательно относившийся к Толстому. С. А. Толстая, по совету философа Н. Я. Грота, решила воспользоваться авторитетом Иванцова-Платонова для проведения через цензуру религиозно-общественных писаний Толстого: ‘Исповеди’, ‘В чем моя вера?’, ‘Так что же нам делать?’. А. М. Иванцов-Платонов, с согласия Толстого, составил ‘Примечания Читателя’, в которых оговаривал или просто выпускал места, которые он считал неудобными для печати с точки зрения православной религии.
10 Феоктистов Евгений Михайлович (1828-1898), начальник Главного Управления по делам печати.
11 Правильно: ‘Упустишь огонь — не потушишь’.

24. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

29 августа 1885 г. Санкт-Петербург.

Многоуважаемая Софья Андреевна,
Очень меня огорчило, что ускользнула от меня маленькая услуга, которую мог бы Вам сделать. Но надеюсь, что Вы меня вознаградите, я буквально, а не на словах только к Вашим услугам. Анны Григорьевны1 здесь еще нет, но как только она явится, я отберу от нее копии всех ее ловких приемов и объявлений и пришлю к Вам. Все, что Вы пишете о Ваших планах, могу только подтвердить и одобрить. Выпускать томы не по порядку есть дело самое обыкновенное и никому не придет в голову осуждать Вас за это. Что касается 12-го тома, то, при цензуре Иванцова-Платонова, смело можно рискнуть выпустить его. Впрочем, времена нынче жестокие, и пожалуй Ваши предосторожности не будут лишние.
Еще раз повторяю — все исполню, и прошу поручений и приказов. Не выпускайте ничего раньше 1-го октября — это лучший срок наверное.
Ваши вести о детях очень огорчили меня. Сережа2 один все сдал как следует, недаром я за что-то всегда так любил его. Заботы о детях всегда казались мне страшно трудными, и вот за что Бог не дал мне узнать ни этих радостей, ни этих горестей.
Душевно благодарю Вас, Графиня, за то, что осведомляетесь обо мне. Здоровье мое совсем наладилось, и душевно я большей частию в том равновесии, которого так добиваюсь, и часто понапрасну. Занятия мои — книги3, которые постоянно меня втягивают и мешают мне во всяком деле. Однако я написал статью4 для Руси о Ренане и Тэне, она теперь уже напечатана. Кроме того, я собрал старое свое писание и выпущу к октябрю целую книгу: Критические статьи об И. С. Тургеневе и Л. Н. Толстом5. Печатание уже в половине. И конечно, в предисловии я буду опять преклоняться перед Львом Николаевичем, как перед путеводной звездою.
С Фетом идет переписка, с его стороны очень деятельная, с моей ленивая. С Вл[адимиром] Соловьевым6 мы видимся каждый день, очень сблизились, хотя он (сидя со мной рядом в Библиотеке) все сообщает мне аргументы в пользу панства.
Вот и вся моя одинокая жизнь. На дачу во все лето я съездил всего три раза. Погода с августа стоит холодная, как в октябре, и в настоящую минуту отвратительна.
Итак — как только захвачу Достоевскую, сейчас же буду опять писать к Вам, да и она, я думаю, напишет.
Мой душевный привет всей Ясной Поляне!

Ваш глубоко уважающий и преданный
Н. Страхов

1885 29 авг. Спб.
P. S. Можно ли на Козловку отправлять посылки и заказные письма? Думаю, что нет.
1 Достоевская Анна Григорьевна.
2 Сергей Львович Толстой закончил Московский университет.
3 О библиотеке Страхова С. Л. Толстой писал: ‘…Он [Страхов] советовал составлять библиотеку из первоисточников. Так, например, надо иметь самого Канта, самого Шекспира, самого Гете, самого Дарвина и т. д., но не загромождать свою библиотеку теми писателями, которые писали о всех этих авторах…’ (см. очерк С. Л. Толстого ‘Н. Н. Страхов’, опубликованный Н. П. Пузиным в Яснополянском сборнике, 1982. С. 130). Свою огромную библиотеку Страхов завещал Петербургскому университету.
4 Статья Страхова ‘Историки без принципов’, газета ‘Русь’, 1885 г. NoNo 8, 9. Эта статья вошла в сборник статей Страхова ‘Борьба с Западом в нашей литературе’. СПб., тип. бр. Пантелеевых, 1887. Книга с дарственной надписью: ‘Бесценному Льву Николаевичу Толстому от Н. Страхова’ есть в Библиотеке Толстого в Ясной Поляне.
5 Н. Страхов. Критические статьи об И. С. Тургеневе и Л. Н. Толстом. СПб. 1885.
6 В письме к Н. Я. Данилевскому Страхов писал: ‘Приехал сюда Соловьев и каждый день мы видимся, он читает в моем отделении Фотия, … хочет писать Обзор полемики по вопросу о католичестве за последние два года’ (см.: ‘Русский вестник’. 1901 г., март. С. 141). Страхов с 1 августа 1873 г. служил заведующим Отделением юридических и социальных наук императорской Публичной библиотеки в Петербурге.

25. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

9 сентября 1885 г. Ясная Поляна.

Опять я Вам надоедаю, многоуважаемый Николай Николаевич! Простите меня вперед. Дело вот в чем: мне нужен Ваш совет, напишите его откровенно. Лев Николаевич нашел, что помещать новые отрывки без предисловия — нельзя и сказал приблизительно, что написать. Я написала кратко и показала ему, а он велел непременно спросить Вас, годится ли так написать, а если не годится, то как?
Не откажите в совете и научите, как быть? Прилагаю при сем это мое краткое предисловие, прочтите его, Николай Николаевич, переделайте как надо. Еще скажите, приложить ли портрет (у меня есть чудесный, сделанный любителем нынешнее лето)1 или же не прикладывать? Как лучше? Я вся погрузилась в издание и, кажется, весь мир забыла. Сыновья мои разлетелись, как птицы из гнезда. Один, старший, в Самару2 уехал, хозяйничать. Другой на охоте3, третий4 в Москве, куда и все переедем после 1-го октября. Лев Николаевич пишет понемного вторую часть ‘Что же нам делать?’5, но больше ходит в лес рубить деревья, собирать грибы, или пашет, сохой учится управлять так же как топором.
Очень стало холодно и безотрадно в деревне, не люблю осень, а в Москве все-таки хуже. Сестра6 еще здесь до 18-го. Вы, верно, уже видели Александра Михайловича7. Он уже давно уехал с Верочкой8.
В октябре приеду хлопотать о своем 12-м томе9, и одна из главных радостей в Петербурге будет увидеть Вас. Так до свидания, добрый, уважаемый Николай Николаевич, все Вам усердно кланяются, а я крепко, крепко жму руку.

Искренно преданная вам
Гр. С. Толстая

9 сентября 1885

От издательницы10

Благосклонный прием, который оказали читатели небольшим отрывкам из романа ‘Декабрясты’, появившимся сперва в сборнике ‘XXV лет Литературного фонда’ (Спб. 1884) и вновь являющимся в этом томе, подал мысль поместить тут же еще два неизданных отрывка, написанных более 25-ти лет назад.
Отрывок под заглавием ‘История одной лошади’ есть попытка в фантастическом роде. Он состоит из двух частей, из которых первая закончена, а вторая только набросана. Для полноты впечатления помещены и эти наброски.
Второй отрывок, ‘Деревенская идиллия’, есть картина из крестьянского быта.
В последнем томе, который прибавится к прежним одиннадцати томам, будут помещены отрывки из не бывших в печати произведений автора за последние годы, а также ряд рассказов из народного быта, написанных в последнее время.
1 Скорее всего речь идет о фотографическом портрете Толстого, сделанном князем С. С. Абамеликом-Лазаревым.
2 С. Л. Толстой некоторое время вел дела в Самарском имении Толстых.
3 Илья Львович Толстой.
4 Лев Львович Толстой учился в классической гимназии Л. И. Поливанова в Москве.
5 Трактат ‘Так что же нам делать?’
6 Татьяна Андреевна Кузмипская.
7 Александр Михайлович Кузминский.
8 Вера Александровна, дочь Т. А. и А. М. Кузминских.
9 12-й том 5-го собрания сочинений Толстого.
10 ‘От издательницы’ — предисловие, написанное С. А. Толстой к 5-му тому нового собрания сочинений Толстого. Оно не было напечатано, так как в процессе подготовки тома Толстой закончил повесть ‘Холстомер (История лошади)’, а рассказ ‘Идиллия’ не вошел в том. Надобность в предисловии отпала.

26. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

18 сентября 1885 г. Санкт-Петербург.

Многоуважаемая Графиня,
Покорно благодарю Вас за поручения и такие приятные! Как приехала Анна Григорьевна1, я передал ей Вашу просьбу. А она принялась так Вас хвалить, так выражать свою любовь к Вам и готовность служить, что казалось, никогда бы не кончила. Теперь, верно, Вы что-нибудь от нее да получили. Предисловие, конечно, немножко нужно, а главное — очень полезно, обращает внимание. Я переделал его с большим старанием и посылаю Вам свой проект2. Мне очень хотелось: 1. избежать личных местоимений, я, мой, поэтому глухо сказано: пришла мысль: можете, если пожелаете, прибавить: мне, и даже с позволения автора, но мне хотелось, чтобы Вы лично не обращались к презренной публике, 2. выставить как можно яснее преимущества нового издания. Кажется, я сделал так, что не похоже на рекламу. Портрет прилагайте непременно. Это будет самою приятною новостью и даст изданию удивительный успех. Вообще я жду с нетерпением этого издания, все предыдущие были плохи, даже несносно плохи, а это, при Вашем внимании, выйдет почти образцовым.
Александра Михайловича3 я еще не видал, хотя много раз к нему собирался. Но он, верно, занят, не делом, так охотой и развлечениями. Сам я нынче так здоров, что даже удивляюсь. Не обновляется ли молодость моя? Приписываю это тому, что все вечера сижу за корректурами и книгами.
Низкий мой поклон Льву Николаевичу. Держу корректуру своих статей о нем (для издания особой книгой)4 и с радостью нахожу все те же мысли и те же чувства, которые к нему и теперь питаю. Несравненный человек!
Простите меня. Давайте сколько можно больше поручений, буду исполнять и благодарить.

Ваш душевно преданный
Н. Страхов

1885 18 сент. Спб.
1 Достоевская.
2 Проекта предисловия Страхова при этом письме нет.
3 Кузминского.
4 См. прим. 5 к письму No 24.

27. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

23 сентября 1885 г. Ясная Поляна.

Многоуважаемый Николай Николаевич,
Вы так добродушно относитесь ко всем моим поручениям и надоеданиям, что я поневоле поверила, что Вам это все не скучно и не трудно, и теперь совсем уж стала храбра и опять хочу просить Вас об одной вещи.
Вот в чем дело.
Содержание 12-го тома будет следующее. ‘Исповедь’, ‘В чем моя вера’ и ‘Что же нам делать?’ Все эти статьи сокращенные, под другими заглавиями и с примечаниями (очень пошлыми и наивными) Читателя, т. е. Иванцова-Платонова1.
Затем в этом томе будут: ‘Смерть Ивана Ильича’, ‘Чем люди живы’ и 4 рассказа из народного быта2, написанные недавно для издания ‘Посредника’ (Сытинское). Еще, вероятно, Лев Николаевич мне даст ‘Сказку’3, написанную 3 дня тому назад, чудо какая сказка! Он ее отделывает и очень ей занят.
К этому 12-му тому надо написать коротенькое и очень тонкое предисловие. В нем надо выяснить, что статьи сокращены, надо сказать что-нибудь о примечаниях Читателя, который, несмотря на свое крайне православное направление, находит много истин и полезных мыслей в этих статьях, надо указать на Христианское направление во всем томе и все это надо сделать без обращения к публике и совершенно безлично.
Ваше маленькое предисловие я напечатаю, как Вы мне его написали, и очень, очень благодарю Вас, оно прекрасно. Напишите мне и к 12-му тому, пожалуйста! К 12-му тому мне сегодня Лев Николаевич подарил обещание сделать свой новый портрет4. Сегодня наш свадебный день, 23 года.
Радуюсь, что Вы здоровы и помолодели. Ведь Л. Н. говорит, что старости нет, и для Вас, живущего вечно в духовном и умственном мире, и не будет никогда старости. А работа духовная уравновешивает человека. Не потраченная, материальная сторона человеческой натуры только выигрывает от отдыха, и вот почему можно и в ваши года помолодеть.
Прилагаю маленькие наброски Льва Николаевича5, как приблизительно написать предисловие, и надеюсь, что Вы его пополните и исправите по своему усмотрению.
От А. Г. Достоевской я еще ничего не получала6. Спасибо Вам, что опять побеспокоились и спрашивали о моих делах, и спасибо ей за незаслуженное расположение.
Сейчас получили телеграмму о смерти Кн[язя] Урусова!7 Как ужасно жаль его, как больно за его последние дни жизни, как грустно, что одним дорогим другом меньше на свете!
Лев Николаевич огорчен тоже. Он Вам сердечно кланяется, не писал, потому что страшно занят писательством8 последнее время и в чудесном расположении духа. В Москву мы переедем 12 октября.
С нетерпением жду Вашу книгу, дорогой Николай Николаевич, будьте подольше молоды, здоровы и веселы.
Жму Вам крепко руку и благодарю, благодарю бесконечно.

Гр. С. Толстая

23 сентября 1885
1 См. прим. 9 к письму N- 23.
2 Рассказы ‘Упустишь огонь — не потушишь’, ‘Свечка’, ‘Два старика’, ‘Где любовь, там и Бог’.
3 ‘Сказка об Иване-дураке и двух его братьях: Семене-воине и Тарасе-брюхане, и немой сестре Маланье, и о старом дьяволе и трех чертенятах’.
4 Портрет был сделан 12 ноября в студии известной московской фирмы ‘Шерер и Набгольц’ в Газетном переулке.
5 См.: ПСС. Т. 25. С. 753.
6 А. Г. Достоевская написала С. А. Толстой 1 октября 1885 г. Письмо содержит множество сведений и ценных советов по поводу издательской деятельности и продаже книг, которыми воспользовалась С. А. Толстая (ОР ГМТ).
7 Урусов Леонид Дмитриевич, тульский вице-губернатор.
8 В августе-сентябре 1885 г. Толстой работал над повестью ‘Смерть Ивана Ильича’. В письме к Л. Д. Урусову от 20? августа 1885 г. он писал: ‘…Теперь я прихожу … в писательское состояние и хочется писать, а работы слишком много. Начал нынче кончать и продолжать смерть Ивана Ильича. Я. кажется, рассказывал вам план: описание простой смерти простого человека, описывая из него. Жены рожденье 22-го и все наши ей готовят подарки, а она просила кончить эту вещь к ее новому изданию, и вот я хочу сделать ей сюрприз и от себя… ‘ (ПСС. Т. 63. С. 282).

28. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

30 сентября 1885 г. Санкт-Петербург.

Многоуважаемая Графиня,
Вот мой проект, и с вариантами1. Покорно Вас благодарю! Все это — мне удовольствие. Анна Григорьевна2 очень передо мною извинялась и, конечно, поправит дело и напишет Вам о себе и о делах больше и лучше, чем я умею.
Известия Ваши и радостны и горестны. Смерть Урусова — настоящее горе для тех, кто понимал его, в нем светилась чистота, на которую смотреть отрадно и полезно. Но к смерти вообще я уже привык. Не проходит года, чтобы не умерли три-четыре человека, которых хорошо знал. И сам уже начинаю ждать.
Что Лев Николаевич пишет, это мне самое сладкое. Написал я ему новую похвалу в предисловии к своей книге. Завтра, вероятно, подпишу последнюю корректуру и дней через десять книга появится.
Все хорошо, но я опять заскрипел, никак не могу привыкнуть к этим переменам в своем здоровье.
Простите, что немножко и запоздал — много столкнулось забот, от которых через неделю буду, я думаю, совершенно свободен. Я должен еще выпустить Дарвинизм Данилевского3. Вот сколько разных литературных новостей!
От всей души желаю Вам Вашей всегдашней бодрости и сохранения всего Вашего счастья.
Сегодня заходил к Кузминским и не застал их. Петербург, как видите, не только соединяет людей, но иногда и разделяет.
Простите, многоуважаемая Графиня, — и еще поручений! Льву Николаевичу и всей Ясной Поляне — сердечный поклон.

Ваш преданный и благодарный
Н. Страхов

1885 30 сент. Спб.
На отдельном листе:
В настоящем томе содержатся произведения, писанные в последнее время и, кроме пяти рассказов для народного чтения (появившихся отдельными книжками), еще не бывшие в печати. Таковы: отрывок Смерть Ивана Ильича и сказка (такая-то). Таковы же и следующие три статьи4, которые если и были в печати, то только в переводе на иностранных языках. В русском подлиннике, здесь печатаемом, сделаны некоторые исключения и прибавлены примечания — лицом, к которому автор питает полное доверие и уважение5. Именно, исключены места, которые могли бы вызвать недоразумения, а примечания сделаны преимущественно там, где глубоко религиозный и ученый Читатель, к радости автора6, особенно ясно видит то христианское направление, под влиянием которого писан весь этот том.
1 См. ниже. Предисловие Страхова к 12-му тому 5-го собрания сочинений Толстого не было напечатано: в том виде, в котором его составила С. А. Толстая, том не был пропущен цензурой.
2 Достоевская.
3 Капитальный труд Н. Я. Данилевского ‘Дарвинизм. Критическое исследование’. Т. 1. Ч. 1 и 2 (СПб., 1885), посвященный автором сенатору Н. П. Семенову. Книга вышла после кончины Н. Я. Данилевского, умершего 7 ноября 1885 г., с некрологом, написанным Н. П. Семеновым.
4 На полях: ‘поставить заглавия? вполне? отчасти?’
5 На полях: ‘можно без полное’.
6 На полях: ‘удовольствию автора или строго судя автора’.

29. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

15 октября 18831 г. Москва.

Многоуважаемый Николай Николаевич,
Посылаю две обертки2. У меня явилось страстное желание напечатать красными буквами в воспоминание о ‘Войне и мире’3. Но тут многие и, особенно, типографии отсоветывают. Как Вы скажете, так и будет. Но ответ очень к спеху, и потому, пожалуйста, телеграфируйте черными или красными буквами мне печатать4. В конце этого месяца буду в Петербурге и не забуду отдать свой долг за эту телеграмму.
Ответьте в Москву. Мы переехали 12-го. Лев Николаевич еще в Ясной. Сижу с изданием и хлопочу ужасно. Извините за эту записочку, как-нибудь напишу хорошее письмо, когда будет что, а пока благодарствуйте за вечную готовность помочь и простите.

Гр. С. Толстая

15 октября
1 Год в дате письма устанавливается сопоставлением с письмом No 27 (сообщение о переезде в Москву).
2 Обложки пятого издания.
3 В первом издании 1868 г. заглавие ‘Война и мир’ напечатано буквами красного цвета.
4 Ответ Страхова неизвестен. Обложки и титульные листы всех томов нового издания напечатаны буквами черного цвета.

30. Л. Н. и С. А. Толстые — Н. Н. Страхову

21 июня 1886 г. Ясная Поляна.

Очень рад был получить от вас весточку, дорогой Николай Николаевич. Мы все в Ясной и любим вас по-старому и так же желаем вас видеть. Передайте мой душевный привет Ольге Александровне1. Я очень мало знал Н[иколая] Я[ковлевича]2, но очень хорошо полюбил его. И если бы я мог жалеть о чьей-нибудь смерти, то очень жалел бы о нем.
Так до свиданья.

Ваш Л. Толстой

Многоуважаемый Николай Николаевич,
У нас такой азарт покоса, что Лев Николаевич от усталости едва написал Вам несколько слов. Косят все — муж, сыновья, гости, гребем сено тоже все: девочки, я, бабы. Погода чудесная, это очень весело, но утомительно. Присоединяюсь и я выразить Вам свою радость увидать Вас в Ясной Поляне, буду ждать Вас с нетерпением.
Крепко жму Вашу руку. Еду завтра в Москву, дня на 4 заказывать новое издание3.
До свидания.

Гр. С. Толстая

21 июня 1886
1 Данилевской, вдове Н. Я. Данилевского.
2 Н. Я. Данилевского, умершего 7 ноября 1885 г.
3 Шестое издание собрания сочинений Толстого.

31. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

10 августа 1886 г. Ясная Поляна.

Многоуважаемый Николай Николаевич.
Давно собираюсь поблагодарить Вас за тот труд1, который Вы взяли на себя и который так поспешно выполняете, да все не могла собраться. После отъезда Вашего2, болезнь моя значительно ухудшилась и я пролежала еще около 4-х недель3. Теперь я хожу, но здоровье так расшаталось, что еду завтра в ночь в Москву, если Льву Николаевичу будет лучше. Он же нас ужасно напугал. Несколько дней тому назад вдруг сделался жар, 40, бред и рвота. При этом бьет в пот. Оказалась рана небольшая, прикинулась болеть, сделалась сильнейшая рожа, а рана все глубже и глубже. При этом жар: утром 38, вечером 39. Стонет, не спит всю ночь, и постель не оставляет. Доктора видеть не хочет и лекарств не признает. От этого уход за ним очень тяжел, чувствуешь бессилие и бесконечное страдание для него.
Видите ли, Николай Николаевич, как мрачно опять в Ясной Поляне. Остальные все здоровы, все о Вас часто поминаем и все Вам сердечно кланяются. Лев Николаевич хотел сегодня написать Вам в постели, но не смог, и очень мучается, что не ответил еще на Ваше прекрасное письмо4.
Усердно и с удовольствием вяжем Вам одеяло. Надеюсь, что к отъезду сестры будет готово и она свезет Вам его как раз к холодному сезону.
Не посылайте мне, Николай Николаевич, бандеролями, по частям5: для Вас хлопот больше и риску больше растерять по мелочам книги, мои типографии ничего еще не работают и я еду их подбодрить. Вы работаете несравненно скорее.
После страшного потопа мы немного вздохнули и начали просыхать. Что это была за ночь, когда ехали от Олсуфьевых6 из Москвы Сережа и Таня — этого себе и представить нельзя было! И их поезд проехал последним по этому мосту на р. Лопасне, который провалился. Хорошо еще, что их поезд сутки задержали в Серпухове. А мы, ничего не зная, послали на Козловку, поехали все мальчики и до 4-х часов утра не возвращались. Оказалось, и наш мост развалился и лошадь провалилась в речку, а мужики ночью ее тащили, ничего не видно, и ливень! Страшно было очень.
Вот и все наши события. Гостил у нас старик Н. П. Ге7, повез рисунки — иллюстрации Гвашелия. Бирюков8 у нас, Иславин9, вообще гостей много. Напишите. Николай Николаевич, как Вам живется, здоровы ли Вы и мрачно или свободно на душе? Прощайте, жму Вам крепко руку.
Душой Вам преданная

гр. С. Толстая

10 августа 1886 г.
1 Страхов взялся держать корректуры 2 и 3-го томов шестого издания собрания сочинений Толстого.
2 Страхов гостил в Ясной Поляне в июле 1886 г.
3 13 июля 1886 г. Страхов писал Фету из Ясной Поляны: ‘Софья Андреевна уже с неделю больна, надорвалась на той же косьбе, которую она принялась было делать со свойственной ей энергией и поспешностью. Она явилась в залу только вечером и потом хвалилась, что в первый день своей работы вызвала у мужиков похвалы своей красоте, а во второй — своей ловкости и силе. Мужики и говорят, что графиню сглазили и предлагают ей пить с уголька…’ (см.: Яснополянский сборник 1978. Тула. 1978. С. 114).
4 Письмо Страхова к Толстому от 21 июля 1886 г. из Петербурга (ПТС. С. 333-35).
5 Корректуры шестого издания.
6 Семья графа Адама Васильевича Олсуфьева (1833-1901), отставного свитского генерала. В его имении Никольское-Обольяново (Горушки) под Москвой (близ станции Подсолнечная Николаевской ж. д.) Толстой часто бывал.
7 Художник Ге Николай Николаевич (1831-1894) летом 1886 г. работал над серией рисунков на Евангельские сюжеты.
8 Бирюков Павел Иванович (1860-1931), друг, последователь, биограф Толстого.
9 Иславин Владимир Александрович (1818-1895), дядя С. А. Толстой, член Совета министерства земледелия и государственных имуществ.

32. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

11 августа 1886 г. Санкт-Петербург.

Глубокоуважаемая Софья Андреевна!
Когда я приехал в Петербург, я сейчас же написал письмо ко Льву Николаевичу1, где и Вам сообщал, что получил в Москве и что обещаю сделать. Потом послал Вам заказными первые листы второго тома2 (по адресу — в Тулу) и стал затем высылать простыми по три, по четыре листа в сутки. Александра Михайловича3 просил в записке узнать у Вас, хорошо ли я делаю. Но до сих пор у меня нет ни самой маленькой весточки из Ясной Поляны, а между тем, вероятно по случаю катастрофы под Серпуховым, письма стали пропадать в большом числе (пропало письмо ко мне Фета, очень большое). Поэтому я боюсь, дошли ли к Вам все мои отсылки, и не пропало ли что-нибудь ко мне из Ясной Поляны? Досаднее всего, что не знаю ничего о Вашем здоровье, которое было нехорошо при моем отъезде. Со всем остальным еще можно было бы помириться.
Теперь о корректуре. Моя пунктуация будет во всяком случае лучше прежней. Много я поправил крупных ошибок, но относительно всех поправок не скажу, чтобы они были наилучшие. Слог Л. Н. так своеобразен, что иногда очень трудно решить, как поставить знаки. Во всяком случае, прошу Вас, просмотрите сама крупные поправки, мелкие не подлежат сомнению. Иногда я ставил красным NB на полях, где очевидно текст не поправлен. ‘Ружье вышло’ — следует, я думаю, выпалило. В других случаях я брал поправку на себя, даже обыкновенно так делал.
Хотел я, при этой оказии, написать кое-что Льву Николаевичу, но слышал от Д. И. Воейкова4, что он теперь где-то в Самарской губернии, у Сибирякова5.
Если угодно Вам знать обо мне, то похвалюсь, что я кончил-таки работу6, ради которой торопился в Петербург, но кончил ее уже больной. Две недели не выхожу из дому, — лихорадка, кашель и головная боль.
Прошу простить меня. Всей Ясной Поляне усердный поклон и всякие благожелания. Александру Михайловичу и Татьяне Андреевне усердное мое почтение. Передайте Т[атьяне] А[ндреевне] эту корректуру7, свидетельствующую о ее трудах, о моей исправности и о стараниях Суворина8. Ее прислали мне из редакции.
От всей души желаю Вам здоровья и остаюсь

искренно преданный
Н. Страхов

1886 11 авг. Спб.
P. S. Чуть было не забыл написать, что работу и делаю с большим наслаждением, а бывает — и со слезами.
1 Письмо Страхова к Толстому от 21 июля 1886 г. (ПТС. С. 333-35).
2 Шестого издания собрания сочинений Толстого.
3 А. М. Кузминского.
4 Воейков Дмитрий Иванович, директор канцелярии Министерства внутренних дел, знакомый Толстого и Страхова.
5 Сибиряков Константин Михайлович — сибирский золотопромышленник, владелец нескольких имений в Самарской губернии и на Кавказе, в которых он устраивал и открывал школы с ремесленным или сельскохозяйственным уклоном. В августе 1886 г. Толстой не выезжал из Ясной Поляны.
6 ‘Об основных понятиях психологии и физиологии’. Книга представляла собой переработку статьи Страхова, напечатанной в 1878 г. в ‘Журнале Министерства народного просвещения’.
7 Корректура заметки о жизни в Ясной Поляне, написанной Т. А. Кузминской для газеты ‘Новое время’.
8 Суворин Алексей Сергеевич (1834-1912), журналист и книгоиздатель, издавал газету ‘Новое время’ с 1875 г.

33. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

19 августа 1886 г. Ясная Поляна.

Как больно и досадно, многоуважаемый и дорогой Николай Николаевич, что письма так пропадают! Я давно уже написала Вам длинное письмо, в котором выразила все свои и Льва Николаевича чувства к Вам и подробности жизни нашей, — и вдруг письмо это куда-то исчезло! Дала я его положить в ящик молодому Ге1, а куда оно делось — неизвестно. Ну, да что теперь говорить об этом.
Как Вы далеки, Николай Николаевич, от того, что у нас делается, и как я знаю вперед, какое сочувствие я встречу в Вас. Лев Николаевич третью неделю лежит совсем больной, и даже внушает большие опасения. Началось с того, что болела нога, был ушиб о грядку телеги, на которой он возил снопы для бедной вдовы-крестьянки. Струп засох, но он его содрал. Тогда прикинулось болеть и стала краснота. После чего вдруг наступил жар в 40о, рвота и рвущая боль в ноге. Клали компрессы, припарки, но все больше и больше краснота и боль, — я вижу, что рожа. Послала в Тулу за доктором, он говорит: ‘гноящаяся ранка поддерживает рожу, а рожа — ранку’. Вижу, что дело плохо, под предлогом своего нездоровья, которое и теперь не прошло, я поехала в Москву, взяла доктора (Чиркова)2 и на другое утро выехала обратно.
Доктор сделал промывания, наложил бинт, все прочистил и температура сразу стала нормальна. Но он, уезжая, требовал непременно, чтобы сделали через два дня дренаж, Лев Николаевич, поддерживаемый стариком Ге3 (с которым я очень воюю по этому случаю), уперся и ни за что не хочет. Но улучшение было временное. Без дренажа задержался гной, образовались новые нарывы и жар опять 3 дня был страшный.
Сегодня сделали операцию, резали, зондировали, сделали дренаж и проч[ие] мытарства. Грозит воспаление кости, чего я ужасно боюсь. После операции стало лучше, жар опять спал, что-то будет завтра! Исхудал он страшно, кроток, терпелив и теперь — покорился. Но чего мне это стоило! Я думаю, его покорил больше всего мой убитый вид. После Вашего отъезда мне стало хуже, я пролежала еще почти 2 недели и теперь еще не поправилась.
Плохо нам живется это лето, дорогой Николай Николаевич! А теперь такое напряженное состояние души, что и себя не чувствуешь, точно и не живешь, а только и хорошо, когда послужить можно, походить за своим больным, а остальное время усиленно вяжу Ваше одеяло, и это очень хорошая работа, весело, что Вам, и сидишь, вяжешь и все думаешь, думаешь обо всем, что было и что может быть. Жаль мне Вас, что Вы больной и один, я бы и за Вами с удовольствием походила, да далеко очень.
Спасибо Вам, большое спасибо за ту работу, которую Вы делаете для меня. Я Вам писала еще между прочим, чтобы Вы не посылали ластами, а сразу всю книгу. Типографии мои работают страшно медленно, и еще не начинали того, что Вы поправили. Неужели Вы думали, что я даже не поблагодарила Вас ни разу? Мало Вы меня знаете. Листки от Вас получила все исправно, Таня, сестра, благодарит за присланную корректуру.
Лев Николаевич в начале болезни, в постели, хотел Вам писать, но не мог. Он и тогда, когда я Вам писала, и теперь просил Вам передать свою нежность и чувство близости сердечной — и желание написать, и сожаление, что не в состоянии сам это сделать. И сейчас говорит, что никогда не оставлял такого хорошего воспоминания Николай Николаевич, как в этот последний раз, и на беду сообщения совсем между нами прекратились. А поверите ли, всякий день о Вас вспоминаем и говорим.
Была еще у нас эпоха тяжелая, Николай Николаевич. А именно, в ту ночь, как провалился на нашей Курской дороге мост, поехали мои старшие дети, Сережа и Таня, из Москвы, от Гр[афов] Олсуфьевых. Ливень был страшный, безнадежный, мрак и грязь непролазная. Получила я телеграмму, что они будут на Козловку с ночным поездом. Делать нечего, посылать надо, а знаю, что дорога там опасная, овраги, бугры, водомоины. Вызвались ехать Илюша, Лёва, Алкид4, взяли кучера, два фонаря и отправились. Ждем мы всю ночь — никого нет, ни Сережи с Таней, ни мальчиков, ни лошадей, ни посланных. До пяти часов утра мы были в отчаянии: я больна, у Лёвочки (мужа) нога болит. Наконец слышим верховой. Мы его перехватили, он скоро проговорился, что есть телеграмма, поезд вернули тотчас по выходе из Серпухова обратно туда же, что Толстые едут с этим поездом, а мальчики наши, с 15-ю мужиками у моста, ломают мост и вытаскивают потопшую лошадь. Наконец все собрались и мы успокоились. Но что это была за ужасная ночь! По провалившемуся мосту последним прошел поезд, в котором ехали и наши дети.
У нас в доме теперь пропасть гостей, что не особенно удобно при нездоровье Льва Николаевича. Все дети здоровы и дома, только Илья и Лёва в Москве на переэкзаменовке. Не знаю еще, чем кончились их экзамены: были сегодня и вчера. Бедные мальчики очень встревожены болезнью отца, и боюсь, что не выдержат своих переэкзаменовок. Вот и все вести нас, многоуважаемый и милый Николай Николаевич. Дай Бог и Вам и Льву Николаевичу скорей поправиться, это теперь главное. Хоть и хорошо, что Вы кончили ту работу, которую спешили кончить, но работа бы подождала, а нас лишили так скоро своего общества, когда-то теперь увидимся. Теперь прощайте, Николай Николаевич, я Вам напишу скоро еще о здоровье мужа, только известите открытым письмом, что получили мое письмо, и как Ваше здоровье?
Крепко, крепко жму Вам руку.

Сердечно преданная Вам
Гр. С. Толстая

19-го августа 1886 г.
Александр Михайлович5 тоже писал Вам на днях. Неужели и его письмо пропало? Таня сестра сама Вам напишет.
1 Ге Николай Николаевич (1857-1940), сын художника Н. Н. Ге, друг семьи Толстых.
2 Чирков Василий Васильевич, терапевт, ассистент профессора Г. А. Захарьина.
3 Ге Николай Николаевич, художник.
4 Алкид (Алсид) Сейрон, сын Анны Сейрон, гувернантки Татьяны и Марии Толстых.
5 Александр Михайлович Кузминский.

34. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

21 августа 1886 г. Санкт-Петербург.

Душевноуважаемая Софья Андреевна,
Виноват я перед Вами безбожно и непростительно. Первое письмо Ваше я получил очень исправно 12 августа, а накануне, 11 авг., я отправил к Вам то письмо, на которое Вы мне теперь отвечаете. Значит, письма разминулись, и я не считал нужным сейчас отвечать. Но послушался Вашего приказа — перестал высылать листы и думал, что из этого Вы уже узнаете, что письмо Ваше получено. И вдруг сегодня, 21 авг., получаю Ваше второе письмо. Если бы я не знал, как скоро Вы все делаете, и если бы мне не было так радостно читать выражение Вашего участия и внимания ко мне, то досада загрызла бы меня.
Или мое письмо так поздно получено Вами?
Печальные вести Вы пишете и о себе и о Льве Николаевиче. Ах, если бы это все поскорее прошло! Гораздо легче самому болеть, чем знать, что другие болеют, и бояться за них и чувствовать бессильные желания. Сам я уже дней пять на положении здорового, но болезнь не прошла совсем, и есть слабость, которая давно уже не оставляет меня совсем. Хорошо еще, что последние дни голова свежа и могу с удовольствием читать и писать. Живу я очень одиноко, и уже не мечтаю ни о другой жизни, ни даже о полном здоровье.
Одеяло, которое Вы вяжете, очень волнует меня. Мне все кажется, что лучше будет повесить его на стену или заказать для него особую витрину. Неужели укрываться такою драгоценностью?
Работы мои идут по порядку, и я очень радуюсь, что наконец так устроился, что могу работать что хочу. Когда один сидишь дома, то целый день — много времени!
Не могу выразить, как я Вам благодарен и как тронут Вашим вниманием. Пишу к Вам наскоро, чтобы отвечать сегодня же. Завтра напишу и Льву Николаевичу и Александру Михайловичу1.
Все хорошо, только не болейте! От всего сердца желаю Вам поправиться.

Ваш душевно преданный и благодарный
Н. Страхов

1886 21 авг.
1 Кузминскому.

35. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

14 октября 1886 г. Санкт-Петербург.

Глубокоуважаемая Софья Андреевна,
Наружно я перед Вами виноват без меры, но внутренне гораздо меньше. Каждый день утром и вечером я любуюсь своим одеялом и благодарю Вас. Моя кровать, и даже вся моя спальня вдруг расцвела от такого украшения1. Величиною оно равняется самому большому моему одеялу. Что удивительно, как я и не ожидал. Кроме того, оно имеет превосходное свойство: оно не тянет никогда, а ложится спокойно, ничуть не коробится и не скользит. Все это важно, но еще важнее то доброе желание и та честь, которые заключены для меня в этом одеяле. Право, я этого не стою. Что две дамы пожелали, чтобы хилеющий старик потеплее укрывался — это одно уже дорого и мило. Но какие дамы! Из самых знаменитых, какие есть в России! Поэтому я все еще с смущением гляжу на свое одеяло. Я никому еще его не показывал: нельзя показать, не чувствуя в себе похвальбы и хвастовства. Конечно, это самый милый и самый почетный подарок, какой я получил в жизни, и другого такого мне уже не получить.
Не забудьте, что я считаю себя постоянным должником перед Ясной Поляной и что я с радостью сделаю все, чем могу быть ей приятным и полезным. Опять обращаюсь к Вам: не поручите ли мне корректуру? Высылаю Вам вместе с этим письмом все, что готово из второго и третьего тома. Конец третьего сделаю сейчас же, как дадите знать.
Третьего дня пошла моя книга в цензуру, а я все еще ношусь с нею, как курица с яйцом. Если бы я в жизни вел себя получше, то мог бы написать еще пять-шесть таких книг, и тогда можно было бы меня добром помянуть.
Здоровье мое лучше, чем за весь этот год. Холод, оказалось, мне полезен, и я очень обрадован таким открытием. Да пью меньше чаю.
От Кузминских имею постоянные новости, знаю и о Вашей прошлой болезни, и о том, как поправляется Лев Николаевич. Очень радуюсь и успокоился.
Еще раз душевно благодарю Вас. Простите меня и не забывайте Вашими поручениями.

Глубоко преданный и уважающий
Н. Страхов

1886 14 окт. Сиб.
1 Б. В. Никольский, автор первого биографического очерка о Н. Н. Страхове, так описывал его жилище: ‘…Комфорт, удовольствия и удобства жизни для него, можно сказать, не существовали, он заменял их только редкой чистотой, аккуратностью и порядком. В его дом вы входили как в келию какого-нибудь монастырского библиотекаря: портреты хозяина, подаренные ему на память художниками, портреты и бюсты двух-трех писателей, две-три картинки, дорогие как воспоминания детства и полки с книгами: вот вся его обстановка. Несколько стульев предназначалось для гостей, остальная мебель допускалась лишь как прибор для помещения книг…’ (см. журнал ‘Исторический вестник’. 1896. No 4. С. 218-19).
Описание кабинета-спальни Страхова есть и у В. В. Розанова: ‘…листки узкой белой бумаги, целой пачечкой, лежали исписанными на письменном столе — обыкновенном ломберном раскрытом столе, который ему служил вместо письменного. На нем стояла (кабинетная) карточка графа Л. Толстого, снятого в блузе, с засунутыми за пояс руками и лежало 5-6 книг, в трех шагах от стола, наискось, стояла кровать с бедным шерстяным одеялом… Далее от потолка до полу стояли полки с книгами: особенно была замечательна полка с классиками-математиками и натуралистами. В первых и улучшенных позднейших изданиях стояли Ньютон и его предшественники и продолжатели… Далее стояли тут Линней и другие основатели живой органологии. На другом столе, близ окон, обращенные корешками кверху, лежали новые книги, по естественным же наукам…’ (см.: В. В. Розанов. Литературные изгнанники. Том первый. СПб., 1913. С. 499).

36. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

18 октября 1886 г. Ясная Поляка.

Многоуважаемый Николай Николаевич.
Теперь, с тех пор как сестра1 в Петербурге, надо бы иметь о Вас чаще известия, а мы ничего не слышим, как Вы поживаете, здоровы ли, чем заняты? Пришло время, дорогой Николай Николаевич, просить Вас переслать в Москву, Леоптьевский переулок, д. No 5, Типография Л. И. Мамонтова, конец 2-й части и всю 3-ю2, если она готова. Не знаю, как и благодарить Вас за труд, который Вы на себя взяли. Я вижу по корректурам, как хорошо все исправлено и как это мне облегчило дело держания корректур.
Мы все еще в Ясной Поляне, нам тут очень хорошо и тихо, и дружно, и уютно. Так много досугу, и так нам много приходится быть с Львом Николаевичем, что жаль расстаться с этой жизнью. Но издали доходят довольно смутные, но тем не менее иногда правдивые слухи об обстановке жизни мальчиков в Москве, и страх берет за них и за то, что внешние обстоятельства и влияния могут отозваться и на внутреннюю жизнь молодых душ. Кроме того и дела мои книжные идут без меня неудовлетворительно3, и очень затруднительно вести их издали в продолжении 6-ти месяцев.
Здоровье Льва Николаевича поправляется быстро. Сегодня он ходил уже сам и без костыля. Он бодр, свеж и очень добр. Мы отлично жили и право, грех сказать, но это время его болезни будет для меня одним из лучших воспоминаний жизни. Что-то дальше будет? Страшно трогаться, как бывает жалко проснуться, когда видишь чудный какой-нибудь сон.
Простите за мое эгоистическое письмо, но всегда хочется тому все высказать, кто поймет и кого любишь и уважаешь, как я Вас.

Душевно преданная Вам
Граф. С. Толстая

18 октября 1886 г.
1 Т. А. Кузминская.
2 Т. е. 2 и 3 тома шестого издания (на титульных листах именовались ‘частями’).
3 С. А. Толстая, по совету Толстого и А. Г. Достоевской, объявила подписку на свои издания собраний сочинений Толстого и с помощью конторщика вела все денежные дела. Склад издания находился во флигеле московского дома Толстых (Долгохамовнический переулок, 15).

37. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

21 октября 1886 г. Москва.

Письма наши сегодня разъехались, многоуважаемый Николай Николаевич. Нишу это, чтоб сказать Вам, что я получила с благодарностью исправленные листы и письмо Ваше с Вашей благодарностью — но какой благодарностью! за такую в сущности легкую, ничтожную, но приятную работу! Мне совестно было читать такое милое и доброе письмо за незаслуженный маленький труд. Намекните пожалуйста, не могу ли еще поработать что-нибудь для Вас. А пока крепко жму Вашу руку и поздравляю с оконченной книгой. Еще работать надо.

С. Т.

38. Л. Н. и С. А. Толстые — Н. Н. Страхову1

19 май 1887 г. Ясная Поляна.

Простите, что долго не отвечал, дорогой Николай Николаевич. Я очень рад, что вы договорились с Соловьевым2. Вы будете спокойнее. А то он вас тревожил. Нет ничего беспокойнее как кажущаяся духовная близость, которая никогда не переходит в настоящую и которая дразнит и большей частью есть самое большое отдаление, знаете, как на кольцах для ключей — те ключи, которые у перерыва кольца кажутся рядом, а их надо передвинуть на все кольцо, чтобы соединить. Таково мне казалось всегда ваше отношение к Соловьеву: трудно представить более отдаленных по умственному характеру людей, чем вы и он. — Очень благодарю вас за Масарика3. Он был и в Ясной, и я очень полюбил его. — Я все работаю над мыслями о жизни и смерти не переставая, и все мне становится яснее и важнее4. Очень хочется знать ваше отношение к этому.
Наши все здоровы, вам кланяются и вас зовут. Я же, разумеется, очень. Полюбил я тоже Данилевскую5.
Грога вы напрасно не любите6. Если его сравнивать с Соловьевым, то оба одинаково легкомысленны, но Грот свободен и ищет истину везде, а Соловьев спутан и не может уже искать истины нигде, кроме (простите меня) в загаженном уголку церкви. Соловьев талантливее, это правда, но Грот шире образован. Пожалуйста, разорвите это письмо.
Мне очень хорошо жить на свете, т. е. умирать на этом свете, и вам того же не только желаю, но требую от вас. Человек обязан быть счастлив. Если он несчастлив, то он виноват. И обязан до тех пор хлопотать над собой, пока не устранит этого неудобства или недоразумения. Неудобство главное в том, что если человек несчастлив, то не оберешься неразрешимых вопросов: и зачем я на свете, и зачем весь мир? и т. п. А если счастлив, то ‘покорно благодарю и вам того же желаю’, — вот и все вопросы.
Ну пока прощайте.
Ваши книги и мысли, выраженные в них, много мне помогли в уяснении тех вопросов, которыми я занят теперь. Надеюсь, что я их не извергаю сырыми, а ассимилировал и что вы мне скажете: на здоровье.

Ваш друг
Лев Толстой

19 мая 1887

Хотела Вам сама писать, но все не собралась, многоуважаемый и дорогой Николай Николаевич. Спасибо за Сократа7, какой характерный бюст, веришь в сходство этого изображения.
Мы все Вас зовем всем сердцем и ждем как радости, но не на короткое время, а чтоб подольше пожить с нами.
Пожалуйста, будьте добры, поживите с нами.

Преданная вам
С. Толстая

1 В ПСС. Т. 64. С. 48-49 — опубликовано без приписки С. А. Толстой.
2 В письме от 25 апреля 1887 г. из Петербурга Страхов сообщал Толстому о том, что он написал ‘примирительное’ письмо к А. А. Фету и В. С. Соловьеву. Размолвка произошла из-за книги Страхова ‘О вечных истинах. (Мой спор о спиритизме)’. СПб., 1887, которую В. Соловьев, и вслед за ним Н. Я. Грог резко критиковали, о чем Фет сообщал в письме к Страхову (ПТС. 348-51).
3 Томас Гаррик (Фома Осипович) Масарик (1850-1937), профессор философии Пражского университета, впоследствии первый президент Чехословацкой республики. Гостил в Ясной Поляне 28-30 апреля 1887 г.
4 Имеется в виду трактат ‘О жизни’ (см. письмо 40).
5 Ольга Александровна Данилевская, вдова Н. Я. Данилевского, была у Толстых в Москве в апреле 1887 г.
6 См. письмо Страхова к Толстому от 12 марта 1887 г. из Петербурга (ПТС. С. 346-48). О Н. Я. Гроте Страхов пишет: ‘Грот — мальчик, не имеющий никакой самостоятельности в мыслях…’ (С. 347).
7 Вероятно, копия с работы M. M. Антокольского (см. письмо 10).

39. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

21 декабря 1887 г. Санкт-Петербург.

Многоуважаемая Графиня!
Мучит меня совесть за неисполнение обещания1, которое я Вам дал. Много раз я упорно принимался за дело и оставлял его, бранил себя, жаловался на свою старость, отнимающую понемногу бодрость и живость мыслей, и наконец решился просить у Вас и прощения, и помощи. Вся задача в том, чтобы установить хорошенько план школьного издания сочинений Льва Николаевича. На это нет лучшего мастера, как Поливанов2: и школьные потребности он знает, и человек вполне грамотный и со вкусом. Не поручите ли Вы ему этого дела? Мне кажется, что без него обойтись нельзя, и тогда я с большим усердием и удовольствием стал бы его сотрудником. Он мне прислал недавно свое издание Пушкина3, и я не налюбуюсь этою книгою: так она умно сделана.
Браните Вы меня или нет? Делаете что-нибудь или отложили Ваш план на время? Ничего об этом я не знаю, и если не вовремя и не кстати суюсь к Вам с разговорами, то и за это простите меня. Очень уж хотелось бы мне сделать Вам что-нибудь приятное.
От всей души желаю Вам здоровья и веселых праздников.

Ваш покорный и преданный слуга
Н. Страхов

1887 21 дек. Спб.
1 Страхов обещал С. А. Толстой свою помощь в подготовке издания избранных произведений Толстого, предназначавшегося для школ и гимназий. В основу издания он советовал положить издание избранных произведений Толстого для ‘Русской библиотеки’. Издание не было осуществлено.
2 Поливанов Лев Иванович (1838-1899), литературовед, педагог, основатель и директор частной гимназии в Москве. В гимназии Поливанова учились сыновья Толстого — Илья, Лев, Михаил.
3 Пушкин А. С. Избранные сочинения. Для детей школьного возраста. Старший возраст. 2 вып. М., учебный магазин ‘Начальная школа’, 1887. Вып. 1 — 412 с, вып. 2 — 314 с. Книга есть в Библиотеке Толстого в Ясной Поляне.

40. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

22 декабря 1887 л Москва.

Многоуважаемый Николай Николаевич,
Мне совестно было читать Ваше письмо, как будто я имею право рассчитывать на Ваш труд, да еще обращенный на такой маловажный предмет. Ваша деятельность так обширна и так нужна для более серьезного, что Вы должны беречь и себя и свое время.
Собственно хрестоматией и я теперь совсем не могу заниматься, главное — здоровье, хоть и другого дела было очень много. Я была по поводу хрестоматического издания у Поливанова, но он очень уклончиво отвечал и дал мне почувствовать, что он очень занят, что и справедливо, ведь кроме его писательской деятельности — у него целая гимназия.
Лев Николаевич сегодня подписал последний листок корректур ‘О Жизни’1 и теперь после праздников решится судьба этой статьи. Кажется бы, статья и весь тон спокойно-серьезный, да уж цензора очень плохи, всего боятся и без разбора все казнят.
Здоровье Льва Николаевича все было хорошо, а сегодня схватили его опять боли желудочные, которые нет, нет, да и повторяются.
Живем мы очень тихо и только масса самых разнообразных посетителей осаждают нас. И какие разнообразные мотивы привлекают к Льву Николаевичу этих людей! Иногда очень от них тяжело.
Желаю Вам провести праздники в совершенном здоровье и радости душевной. Лев Николаевич шлет Вам сердечный поклон, а я крепко жму Вам руку и прошу в душе не сетовать за то, что так легкомысленно согласились тогда на то, что невозможно бы было Вам исполнить, да и не должно.

Преданная Вам
Гр. С. Толстая

22 декабря
1 ‘О жизни’ — трактат, мал которым Толстой работал в 1886-1887 гг. В январе 1888 г. было напечатано отдельное издание трактата: ‘Сочинения графа Л. Н. Толстого. Часть тринадцатая. О жизни’. Москва. 1888. Типография А. И. Мамонтова и К.
2 25 января 1888 г. Московский Цензурный комитет определил, что книга ‘подлежит безусловному запрещению’. 5 апреля 1888 г. Синод, согласившись с заключением Цензурного комитета, постановил запретить книгу и обязать типографию сдать в Архив Комитета цензуры все 600 экземпляров. В ноябре 1887 г. С. А. Толстая начала переводить ‘О жизни’ на французский язык. 6 февраля 1888 г. перевод был закончен, отредактирован профессором Э. Тастевеном и издан в 1889 г. в Париже: ‘De la Vie, seule traduction revue et corrige par l’auteur’.

41. C. A. Толстая — Н. Н. Страхову

28 декабря 1888 г. Москва.

Многоуважаемый Николай Николаевич,
Вы слышали, вероятно, что предполагается 28-го января празднование юбилея Фета, его 50-тилетней литературной деятельности1. Вопрос этот, кажется, поднял он сам, потом я слышала от Марьи Петровны2 болезненное почти беспокойство, что не состоится юбилей, и что ее папочка огорчится. Потом были со всех сторон слухи, что Афанасий Афанасьевич желает того-то и того-то, т. е. поздравлений, оваций, лаврового венка, обеда, камергерства и проч. и проч3. От него лично я ничего не слыхала, кроме того, что он желает, чтоб его только поздравили у него на дому. Но в этих словах я видела болезненный страх, что его не почтут с должным ему уважением.
Цель моего письма к Вам, Николай Николаевич, та, чтобы просить Вас содействовать празднованию старика. Ведь Вы один из генералов литературы, и в Петербурге власть имеющий!4 Ведь Вы сами, вероятно, приедете, по крайней мере здесь все в этом уверены, а мы, все Толстые, радуемся, что это доставит нам радость провести с Вами несколько дней и просить Вас остановиться у нас. Так не можете ли Вы подговорить еще кое-кого от литературы приехать поздравить и отпраздновать Фета, и не напишете ли Вы хоть короткую оценку его литературной деятельности, ведь Вы — и больше никто не сумеет этого сделать, Вы один из последних представителей и ценителей столь любимой мной эстетики!
Для Афанасия Афанасьевича идеалом его юбилея — юбилей Майкова5. Т. е. заседание было бы желательнее всего, затем поздравления и обед. Но если, как говорят здешние умники, заседание немыслимо, то поздравления у него на дому, обед с речами и с дамами6.
Что Вы обо всем этом скажете, дорогой Николай Николаевич?
Вы меня спросите: ‘а Вам что до всего этого за дело?’ В том-то и дело, что сам Афанасий Афанасьевич и Марья Петровна на меня и на Грота7 это почти возложили, т. е. с их приезда еще осенью, в Ясную, начали просить моего участия.
Простите, что пишу Вам об этом, и примите мои сердечные поздравления и пожелания к Новому году. Лев Николаевич Вам очень кланяется и рад будет Вас видеть.

Искренно преданная и уважающая Вас
С. Толстая

28 декабря 1888
1 Началом литературной деятельности Фет считал 1839 г., когда он через М. П. Погодина передал Н. В. Гоголю ‘желтую тетрадку’ с образцами своего творчества. Гоголь советовал продолжать: ‘Это несомненное дарование’. В 1840 г. Фет издал свои стихи отдельным сборником под названием ‘Лирический Пантеон’ (см.: А. Фет. Ранние годы моей жизни. М., 1893).
2 М. П. Фет-Шеншина, жена Фета.
3 В письме к графу А. В. Олсуфьеву Фет писал: ‘Жаловать меня какими-либо орденами, соответствующими чину гвардии штаб-ротмистра, или назначить мне пенсию — мало соответственно моему положению. Единственною, ничего не стоющею казне, а между тем значительно выдвигающею меня наградою, как Высочайше отмеченного писателя, было бы камергерское звание… Вы, граф, писали мне об удовольствии, высказанном перед Вашим сиятельством К. П. Победоносцевым по случаю моего перевода ‘Энеиды’. При свидании с ним Вы могли бы узнать, в какой мере он находит желание мое исполнимым. Если ответ его будет отрицательным, то я со своей стороны не допущу никакого юбилея. Но в случае благоприятного ответа я снова осмелюсь обратиться с вопросом, не найдет ли графиня [А. А. Олсуфьева, жена А. В. Олсуфьева] возможным поставить свое имя во главе немногочисленных московских дам, например, графини Соллогуб, Толстой и т. д., которых, получивши разрешение графини Александры Андреевны, я буду просить отдельно. Ехать же на юбилей в Петербург я так же мало способен, как войти с кренделем и поздравить с именинником, подразумевая себя. Никаких торжественных восхвалений мне не нужно, я ждал бы из рук председательницы лаврового венка и Высочайшей награды, о которой говорю выше…’ (см.: Афанасий Фет. Стихотворения. Проза. Письма. Москва. ‘Советская Россия’, 1988. С. 405-06).
4 Страхов был членом-корреспондентом Российской академии наук по разряду изящной словесности, участвовал в работе комиссии по присуждению Пушкинской премии. Его известность и авторитет как литературного критика неуклонно возрастали. В отставку Страхов вышел в чине действительного статского советника, что соответствует званию генерал-майора воинской службы.
5 50-летний юбилей творчества Аполлона Николаевича Майкова (1821-1897) праздновался в апреле 1888 г. Майков был произведен в тайные советники (соответствует званию генерал-лейтенанта воинской службы) и его пенсия увеличена вдвое.
6 Материалы о юбилее Фета см. в книге: Борис Садовской. Ледоход. Статьи и заметки. Петроград, 1916. С. 187-92.
7 Грот Николай Яковлевич (1852-1899), профессор философии, редактор журнала ‘Вопросы философии и психологии’. Н. Я. Грот и Фет ‘…имели соединительное звено в общем любимце — философе Шопенгауэре’ (см.: В. И. Шенрок. К биографии Н. Я. Грота — 163 в сборнике: Николай Яковлевич Грот в очерках, воспоминаниях и письмах. СПб., 1911. С. 52). Н. Я. Грот и его семья — ближайшие соседи Толстых, они жили также в Долгохамовническом переулке.

42. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

4 января 1889 г. Санкт-Петербург.

Душевноуважаемая Графиня,
Наконец я могу писать к Вам, все беды, которыми меня встретил новый год, уже разразились, и я хочу просить Вашего сожаления и участия, хочу жаловаться Вам на судьбу. Но прошу Вас, вполне не открывайте этого письма другим (кроме, разумеется, Льва Николаевича) — его суждение было бы мне бесконечно дорого.
Во-первых, Фет. С начала осени он понемногу так меня обозлил своим поведением, что сказать не могу. Он засыпал меня своими поручениями по делам с редакциями. Я принялся усердно услуживать: и ездил, и писал, и вел всякие переговоры. Вы не подумайте, что я хвалюсь, нет, у меня теперь много времени и своя работа не спорится, — поэтому я действительно делал все для нетерпеливого Фета. И что же? Не говорю о том, что его писания1 чем дальше, тем хуже, наляпаны, а не написаны (говорю о прозе), но он скрыл от меня свой уговор с ‘Русским Вестником’2, вздумал нарушить этот уговор и хотел сделать это через меня, не давая мне понятия о настоящем ходе дела. Он поставил меня в такое фальшивое положение, что я с этих пор уже не возьмусь ни за какие его поручения. И жадность и лукавство непростительны!
Затем — юбилей. Опять он меня подбивает — побуждать кого можно к празднованию. И пишет мне, что у него есть тайная причина непременно теперь желать юбилея. Ему, очевидно, стыдно было признаться передо мной, как прежде, в том, что хочет набавить в полтора раза цену на свое безобразное писание, так и теперь, что захотелось камергерства. Вдруг мне со стороны говорят: ‘Слышали? Какой срам! Он пишет Великим Княгиням и всем, кому можно, чтобы его сделали камергером!’ И по всему городу идут насмешки и всякая брань. Полонский берет перо и пишет Фету письмо: ‘Представь, про тебя распустили глупый слух, что ты добиваешься камергерства. Я всем говорю, что это гнусная клевета, что ты выше всего ценишь звание поэта, такое звание, которого никто не может дать и никто не может отнять’3. Фет с тех пор не пишет Полонскому.
Ну что Вы тут прикажете делать? Никак не могу я защищать его. Вот и теперь он упросил Вас написать мне о его желаниях, упросил потому, что знает — Ваши слова имеют для меня в тысячу раз больше значения, чем самые горячие его просьбы. Ну это не лукавство? Ну это не происки? С какой радостью я раскрыл Ваше письмо и как меня огорчило это попрошайничество Фета! Ради Бога, простите мне, что так резко выражаюсь о человеке, который пользуется некоторым Вашим расположением. Да и я желаю ему всего хорошего, и неприязни к нему не питаю. Но уж делать что-нибудь для его пустых затей — никак не стану. Выбирайте между нами, Графиня, — прошу Вашего извинения, но ничего не могу исполнить из того, что Вы пишете.
Да и не хорошо было бы. На юбилеях Полонского и Майкова я ничего не делал, только пообедал, так я сделаю и на юбилее Фета, здесь в Петербурге его тоже будут праздновать — вот я и пообедаю, да пошлем телеграмму, которую кто-нибудь сочинит.
Это были два прекрасных юбилея и Фету такого не видать. Ни Полонский4, ни Майков5 сами шагу не сделали и слова не сказали для того, чтобы устроить праздник или выпросить себе награду. Около того и другого есть целая толпа друзей и поклонников, и они-то все сделали, и с какой радостью, с каким усердием! Да и заслуги не одинаковые. Талант Фета — диво и прелесть, но он его наполовину зарыл, он тридцать лет копил деньги, в то время как те трудились и обдумывали свои произведения. И его имя далеко не имеет того весу. Что до меня лично, то Майков и Полонский мне люди очень близкие в сравнении с Фетом, притом люди, которые при всех своих недостатках, можно сказать — сияют душевной красотою. Это очень хорошие, чрезвычайно редкие люди! Особенно Майков. Так Фет не имеет права жаловаться, что его приятели, недавние и не особенно близкие, не сделают для него того, что для тех сделали люди, давно и сердечно их любящие. Господь с ним. Пусть его тешится камергерством, если его получит, но если не получит, то он будет справедливо наказан6.
Я думаю, что так как я в отставке, то безопасен от всяких повышений, наград, и т. п. Но вдруг мне дают звезду7 по Ученому Комитету, где награда — величайшая редкость. Не могу Вам выразить своей досады. Зачем мне эта звезда? Как мог Георгиевский8 думать, что он меня ею обрадует? И за эту непрошенную, ненужную и досадную награду приходится благодарить, и они будут считать, что я им обязан, что они для меня что-то сделали. Уверить их, что ничего мне от звезды не будет, кроме беспокойства двух визитов к министру и к председателю — нет никакой возможности. А потом, точно ли это сделано для меня? Не потому ли только, что по вторникам я обедаю у Вышнеградского?9 А дальше, какая злоба у этих, кто добивался звезды, как Фет ключей,10 и кого она миновала! А какие речи про меня и про Георгиевского и в чиновном и в литературном мире! И зачем мне вся эта глупость делается? Не могу успокоиться от досады, и должен выдерживать себя, чтобы вместо благодарности не наговорить грубостей начальству.
Нечего делать, когда находишься в фальшивом положении. Я жалуюсь только на начальство: если бы у них было побольше внимания ко мне, да посветлее взгляд, не огорчили бы они меня генеральским чином и звездою. И кажется, так немного и для этого нужно!
Фет и звезда — это два несчастья, а статья Соловьева11 — третье и последнее. Дней за десять до нового года я узнал, что в Вестнике Европы должен явиться ответ Соловьева на мою июньскую статью. Легкомысленный старый человек, от которого шла весть, прямо говорил, что Соловьев положил меня в лоск. И вот все праздники на меня нападала легкая тревога: что-то написал Соловьев? Вчера наконец я прочитал статью и был очень удивлен. Она чрезвычайно резка по тону и слаба по содержанию. Я остаюсь полным и несомненным победителем. Но в то же время я как-то почувствовал, что Соловьев добрее меня. Моя статья12 мне показалась злою в сравнении с его статьею, хотя у него насмешек и резкостей больше, и он беспрерывно упрекает меня в недобросовестности. Всего 20 страниц. Отвечать едва ли нужно, и думаю, что эта полемика нас не поссорит навсегда. Должно быть, его еще здесь нет.
Вот мои горести и волнения. А все другое, кажется, благополучно. И здоровье такое, что часто не помню о своей старости, и много добрых людей, которые меня навещают и к себе зовут. На первом месте, конечно, Татьяна Андреевна13, у которой каждую среду обедаю и вижу Вашего Сережу14. Он тяжел на подъем и был у меня всего два раза, но это не мешает нам питать друг к другу великое расположение. Не знаю, каков он в делах, но как человек он, конечно, прекрасный.
Очень меня тронуло Ваше приглашение в Москву и остановиться у Вас. Много я виноват перед Вами и перед собою, что летом не побывал в Ясной Поляне. Тогда я был в дурном духе, в котором лучше сидеть дома. Теперь я прибодрился и постановил твердое намерение быть у Вас, как только Вы переедете в деревню.
Простите меня по-христиански, если найдете во мне что нехорошее. Через молодого человека, который повезет это письмо, я решился послать Вам свою последнюю книжку15. Вы любите поэзию и сами пишете стихи: боюсь, что Лев Николаевич мало обращал внимания на эту книгу — я послал ее ему еще в Ясную. Но я не в силах отказаться от того, что любил, и думаю, что между строгою нравственностью и чистою поэзиею не может быть противоречия.
Еще раз, простите

Вашего душевнопреданного
Н. Страхова

1889 4 янв. Спб.
1 Имеются в виду мемуары Фета, над которыми он работал с начала 1860-х годов: Мои воспоминания. А. Фет. Ч. 1-И. М., 1890.
2 В 1887 г. журнал ‘Русский вестник’ выходил в Петербурге. В ‘Русском вестнике’ (No 8, 1888) была опубликована глава из воспоминаний Фета.
3 Слова из письма Полонского к Фету переданы неточно. Полонский пишет: ‘Кто-то, вероятно в шутку, говорил мне, что ты просишься в камергеры. Верить этому не хочу, потому что не можешь ты не сознавать, что звание поэта выше, чем сотня камергеров, из которых, наверно, целая половина гроша медного не стоит…’ (цитируется но книге С. Тхоржевского ‘Портреты пером’. Москва. Изд-во ‘Книга’, 1986. С. 334).
4 Попытка Полонского, по примеру знаменитого врача С. П. Боткина, отказаться от юбилейных торжеств не имела успеха. Празднование 50-летия творческой деятельности Полонского проходило 10 апреля 1887 г. в Петербурге. Торжественный обед состоялся в зале Благородного собрания, на обеде присутствовало более 150 человек гостей, читалось множество поздравительных адресов, писем и телеграмм. 22 апреля 1887 г. Полонский был принят в Гатчине императором Александром III.
5 50-летний юбилей творчества поэта Аполлона Николаевича Майкова (1821-1897) праздновался в апреле 1888 г. Юбилейный комитет возглавлял Я. П. Полонский.
6 А. А. Шеншин, ‘отставной гвардии штабс-ротмистр и почетный мировой судья Мценского уезда’, получил придворное звание камергера Высочайшего двора 26 февраля 1889 г. при содействии великого князя Константина Константиновича (поэтический псевдоним К. Р.), который считал Фета своим учителем.
7 Страхов был награжден орденом Станислава 1-й степени. В. В. Розанов рассказывает: ‘…я вспомнил невольно и рассказал, как в ночь на 1-ое января 89 года ему [Страхову] принесли звезду: после звонка и минутного разговора в передней входит его старая Матрена и подает продолговатый ящичек. Он раскрывает и вдруг заволновался: ‘Ах, да зачем же это? Бог знает, что такое! Кто их просил? Что же, нужно теперь будет ехать и благодарить?’ Я взял ящичек, там лежала звезда и лента. До того мне странным представилось его крикливое почти волнение…, что я недоумевал тогда и никогда потом этого понять не мог. И теперь… верно я выразил то же недоумение. ‘Да ведь за нее нужно было заплатить почти 200 рублей, а мое жалование 87 рублей с копейками, — что же вы не понимаете?’ — воскликнул он, тоже недоумевая. Тут только — это было за три дня до смерти [Страхова] — я узнал, до чего был беден этот человек, имевший библиотеку, несомненно стоившую несколько тысяч рублей, езжавший за границу и убедивший меня издать Легенду об инквизитору, взяв на себя расходы…’ (см.: В. В. Розанов. Литературные изгнанники. Том первый. СПб., 1913. С. 516-17).
8 Александр Иванович Георгиевский (1830-1911), председатель ученого комитета Министерства народного просвещения, впоследствии сенатор.
9 Иван Алексеевич Вышнеградский (1831-1896), однокашник Страхова по Главному Педагогическому институту, с 1887 по 1892 г. министр финансов.
10 ключи — символ придворного звания камергера.
11 Статья В. С. Соловьева ‘О грехах и болезнях’, журнал ‘Вестник Европы’, 1889, No 1.
12 Статья Страхова ‘Наша культура и всемирное единство. (Замечания на статью г. Влад. Соловьева ‘Россия и Европа’ (‘Вестник Европы’, 1888, февраль и апрель))’. Журнал ‘Русский вестник’, 1888, июнь.
13 Татьяна Андреевна Кузминская.
14 Сергей Львович Толстой. В 1888-1890 гг. он служил делопроизводителем Центрального правления Крестьянского банка в Петербурге.
15 Н. Н. Страхов. Заметки о Пушкине и других поэтах. СПб., 1888. Книга имеется в Библиотеке Толстого в Ясной Поляне.

43. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

20 апреля 1889 г. Москва.

Многоуважаемый Николай Николаевич,
Сколько раз собиралась писать к Вам по многим, многим причинам. Главная та, что вы всегда живете в нашей семье, хотя мы Вас и не часто видим, и все так Вас любим и уважаем. Как только кто из Петербурга, так спрашиваем: ‘а что Николай Николаевич?’ А еще мне очень хотелось поблагодарить Вас за статью о Фете1. Когда я ее прочла, мне стало весело за то, как Вы, почти из озлобления, перешли к слишком мягкой и доброй критике, и даже хвале. Вот что значит переработать в сердце дурное на доброе, и это меня тогда привело в восторг. Но не написала я Вам потому, что у меня больные не переводились. Я провела ужасную зиму, даже совсем поседела. Маленький Ваничка2, с его болезненным ростом — был та капля, которая переполнила и без того полный сосуд моей жизненной деятельности. Теперь скоро лето и в деревню, куда и Вас, дорогой Николай Николаевич, будем усиленно и нетерпеливо ждать, согласно Вашему обещанию.
У нас в саду наконец позеленела трава, а сейчас в открытую форточку слышу, как щелкает соловей. Вот редкость-то в Москве, — и благодать. Так приезжайте же, пожалуйста, в Ясную, а пока крепко жму Вашу руку и извиняюсь за бессвязное письмо, страшно болят зубы.

Сердечно преданная и уважающая Вас
С. Толстая

20 апреля 1889
1 Статья Страхова ‘Юбилей поэзии Фета’, опубликованная в газете ‘Новое время’ от 28 января 1889 г., No 4640.
2 Иван Львович Толстой.

44. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

16 января 1890 г. Ясная Поляна.

Многоуважаемый Николай Николаевич,
Когда я пишу к Вам, то всегда с какой-нибудь просьбой, и потому совестно и приступать к письму. Да что делать, все двигается на свете одними людьми, как великие, так и наши маленькие дела. Так вот что, Николай Николаевич. Был у нас на днях Стороженко1, профессор московский, и спрашивает меня: одобрены ли ‘Книга для чтения’ и ‘Азбука’ Льва Николаевича Ученым Комитетом Министерства народного просвещения. Я говорю: ‘была одобрена в 1879 году, а теперь нет’. Вот он и советовал мне представить вновь к одобрению. Научите меня, пожалуйста, как это сделать, какое куда подавать прошение, и напишите еще, на сколько времени и на сколько изданий годится это одобрение, если таковое получится. Теперь нас, пожалуй, не одобрят ни за какие подвиги, что ни скажи, что ни напиши, сейчас Победоносцев зашипит из своего угла. Что уж ему ‘Крейцерова соната’?2 Ни церковь, ни правительство, ничто не затронуто, а сказано молодежи: будьте нравственны, если хотите быть счастливы, и не делайте того, что я делал, а делайте то, что я вам говорю.
Я бы поехала в Петербург3 и выхлопотала эту повесть, да я не люблю ее4, и потом Лев Николаевич меня не пускает. Комедию5, верно, тоже запретят, хотя там уж и придраться трудно, как все безобидно. Вы, верно, слышали, как мы ее ставили в Ясной6 и как по этому поводу весело провели праздники. Жаль, что Вас с нами не было, Вы так хорошо всему умеете сочувствовать, так все на свете понимаете, и с такой добротой и умом ко всему относитесь! Мы ждем Вас летом, Вы ведь обещали приехать пожить.
Как я до сих пор рада, что осталась в деревне! Мы все тут счастливые, и все дела и занятия наши идут лучше. А в посетителях, и даже часто приятных — недостатка нет. Только хворали долго, всю осень, особенно дети, но это было повсеместно.
Лев Николаевич много пишет. Теперь повесть и комедия совершенно окончены7, не знаю, какой труд теперь будет на очереди8. Здоровье его опять стало не совсем хорошо, все желудок и печень, но он не бережется и не ест ни мяса, ни рыбы. Он уехал верхом в Ясенки и не знает, что я пишу Вам и сейчас посылаю на Козловку.
Простите меня, дорогой Николай Николаевич, за беспокойство и за письмо, и не забывайте искренно любящих и уважающих Вас друзей.

С. Толстая

16 января 1890
1 Стороженко Николай Ильич (1836-1906), профессор западноевропейской литературы в Московском университете. 14 января 1890 г. Толстой передал ему повесть ‘Крейцерова соната’ для сборника в память умершего 26 декабря 1888 г. редактора журнала ‘Русская мысль’ профессора С. А. Юрьева.
2 До появления в печати повесть ‘Крейцерова соната’ быстро распространялась в рукописных списках. В начале декабря до Толстого стали доходить слухи, что повесть не будет пропущена цензурой.
3 Несмотря на нежелание Толстого, С. А. Толстая 28 марта 1891 г. уехала в Петербург, чтобы добиться отмены наложенного цензурой ареста на XIII часть ‘Сочинений гр. Л. Н. Толстого’ — ‘Произведения последних годов’. М., 1891, в которую входила ‘Крейцерова соната’ и ‘Послесловие’ к ней. 13 апреля 1891 г. С. А. Толстая была принята императором Александром III и получила его разрешение напечатать повесть, но только в собрании сочинений. В июне том вышел в свет. См. об этом: ДСТ. Т. 1. С. 168-80 — ‘Моя поездка в Петербург’.
2 Позже С. А. Толстая писала: ‘…Когда я держала корректуру ‘Крейцеровой сонаты’, в 13-й части, повести, которая мне никогда не нравилась по своей грубости отношения к женщинам Льва Николаевича, она навела меня на мысль написать самой но повод} ‘Крейцеровой сонаты’ роман. Все чаще и чаще приходила эта мысль и так овладела мной, что я не могла удержаться и написала эту повесть, которая не видала света и сейчас хранится в моих бумагах…’ (С. А. Толстая. ‘Моя жизнь’. Кн. 6. С. 8. ОР ГМТ). Повесть С. А. Толстой ‘Чья вина? (По поводу ‘Крейцеровой сонаты’)’ опубликована в журнале ‘Октябрь’, 1994, No 10. Москва.
3 Комедия ‘Плоды просвещения’ не была запрещена. Вместо ‘Крейцеровой сонаты’ она была напечатана в сборнике ‘В память С. А. Юрьева’, вышедшем в середине ноября 1890 г.
4 30 декабря в Ясной Поляне состоялся домашний спектакль ‘Плодов просвещения’. См. об этом воспоминания учителя детей Толстого А. М. Новикова в книге: Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников. М., 1978. Т. 1. С. 445-46.
5 В начале 1890 г. Толстой все еще окончательно отделывал ‘Плоды просвещения’, ‘Послесловие к ‘Крейцеровой сонате’.
6 В 1890 г. Толстой работал над повестью ‘Отец Сергий’, статьей ‘Для чего люди одурманиваются?’, начал книгу ‘Царство Божие внутри вас’.

45. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

22 января 1890 г. Санкт-Петербург.

Многоуважаемая Графиня,
Очень приятно мне всякое известие из Ясной Поляны, а поручение особенно приятно — я ведь чувствую себя в неоплатном долгу, да и без того всею душою рад чем-нибудь услужить Вам. На этот раз, однако же, услуга будет вовсе ничтожная. Правила Ученого Комитета такие: каждое новое издание должно быть вновь представлено на одобрение. Прошение пишется совершенно просто: ‘В ученый комитет Министерства народного просвещения. Представляя такие-то книги, прошу Комитет рассмотреть их и, если он найдет их пригодными, одобрить для употребления в таких-то учебных заведениях’. Такой-то. Жительство там-то.
Книги представляются всегда в двух экземплярах, и к прошению прилагаются две марки в 80 коп. каждая. Подавать прошение может типографщик, издатель, книгопродавец, словом, всякий прикосновенный к делу. Мой совет — для порядка устроить так, чтобы каждое издание представлять в Комитет. Это важно потому, что одобрение всегда публикуется в официальных изданиях и делается известным в учебных заведениях, так что это один из самых действительных способов для распространения книги.
А будет ли она одобрена? Не сомневайтесь — азбука Льва Николаевича высоко ценится Особым отделом — это тот отдел, в котором я не сижу, но где сидит А. Н. Майков, большой поклонник этой азбуки. До Победоносцева дело это не касается и не может коснуться, да и едва ли он, вообще, самый страшный человек. Недавно я был у него. Оказалось, что он не читал Сонаты Крейцера, но что Феоктистов1 наговорил ему какие-то ужасы. Я защищал, объясняя, в чем нравственный смысл повести. Кто-то мне рассказывал, что Победоносцев потом ссылался на меня, говорил, что не знает, кому верить, Феоктистову или мне. ‘Не читал, и не буду читать’, — сказал он мне. — Отчего? — спросил я. ‘Зачем я стану наполнять свое воображение тяжелыми и отвратительными образами!’
Конечно, цензура старается ему угодить, но Вы видите, что она делает это добровольно, а не по его указке.
При этом письме посылаю Льву Николаевичу изданную мною книгу Н. Я. Данилевского2, между прочим в ней есть страница (308), прямо касающаяся Льва Николаевича. Это мой главный труд за прошлый год. А читали ли Вы мою Поездку на Афон?3 Меня так много хвалили за эту статейку, что я сам был удивлен и что решаюсь просить Вашего внимания, другие мои статьи, конечно, не таковы, чтобы я напрашивался на Ваше чтение. К числу своих радостей я должен причислить также то, что Академия Наук сделала меня членом-корреспондентом. Новый президент Академии В[еликий] К[нязь] Константин Константинович4 представляет удивительное явление: он так чист и привлекателен, как бывают только очень хорошие дети, и очень странно видеть подобные свойства в 32-летнем семейном человеке, как говорят, с большим тактом ведущем дело управления Академиею. Я мог оценить только его любезность и простоту, да тот прекрасный дух, который сказывается в его стихах.
Одно из моих торжеств — речь Тимирязева5 в последний день здешнего съезда натуралистов. Один очень умный медик сказал мне: ‘Тимирязев сделал отступление, перечитавши его речь, я потом справился с Вашими статьями6 и очень ясно понял, что он отступает и в чем именно’. Услышать это было для меня большим утешением, но таких умниц, как этот мой новый знакомый, чрезвычайно мало, и для толпы — я нелепый обскурант, разбитый на голову Тимирязевым.
Вот, кажется, и вся моя жизнь, если не считать болезней, которые чрезвычайно беспокоят меня.
Как мне приятно воображать, что Вы со всею семьею проводите зиму в Ясной! Вы пишете, что довольны, да иначе и не могло быть. Город, а особенно большой, никогда не поравняется с деревней. В настоящую минуту здесь гостит Ольга Александровна Данилевская7, три ее сына здесь учатся, и большая ей радость видеться с ними. Но ей тут скучно и жутко, и ее тянет в глушь, в Мшатку8. А Ясная Поляна уж никак не глушь, там жизнь кипит ключом.
Простите меня! Прошу Вас передать мой поклон всем, кто меня помнит. Льву Николаевичу дай Бог здоровья!

Ваш душевно преданный и уважающий
Н. Страхов

1890 22 янв. Спб.
1 Феоктистов Евгений Михайлович (1828-1898), начальник Главного управления по делам печати. В письме к Т. А. Кузминской от 15 марта 1890 г. С. А. Толстая писала, что Феоктистов сказал Н. И. Стороженко, что цензура не может ‘…пропустить вещи, в которой таинство брака считается развратом’ (ОР ГМТ).
2 Страхов издал Сборник политических и экономических статей Н. Я. Данилевского (СПб., 1890). Книга имеется в Библиотеке Толстого в Ясной Поляне.
3 Журнал ‘Русский вестник’, 1889, октябрь.
4 Великий князь Константин Константинович (1838-1915) был президентом Императорской Академии наук с 1889 по 1915 г. В 1886 г. он прислал Страхову, которого особенно чтил как литературного критика, первый сборник своих стихотворений, ожидая от него беспристрастной и строгой критики. Переписка К. Р. со Страховым за 1887-1893 гг. опубликована в журнале ‘Русская литература’, 1993, No 2, СПб. С. 148-87.
5 Тимирязев Климент Аркадьевич (1846-1920), ученый-биолог, член-корреспондент Петербургской Академии наук с 1890 г., профессор Московского университета, один из первых пропагандистов дарвинизма и естественнонаучного материализма в России. В журнале ‘Русская мысль’ (май, июнь, июль) была напечатана статья Тимирязева ‘Бессильная злоба антидарвиниста’, направленная против Страхова и Данилевского.
6 Статьи Страхова: ‘Полное опровержение дарвинизма’ (‘Русский вестник’, 1887, январь, февраль), ‘Всегдашняя ошибка дарвинистов’ (‘Русский вестник’, 1887, ноябрь, декабрь), ‘Спор из-за книг Данилевского’ (‘Русский вестник’, 1889, декабрь).
7 Вдова Н. Я. Данилевского.
8 Имение Данилевских в Крыму.

46. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

6 ноября 1891 г. Москва.

Многоуважаемый Николай Николаевич,
Посылаю Вам вышедшую сегодня статью Льва Николаевича1.
Простите, что пишу на клочке. У меня все 4 детей2 больны, а Ванечка хуже всех горит, и мне очень тяжело с нервами и одиночеством.
Отсутствующие мои3, пока, слава Богу, здоровы, только о сыновьях ничего не слыхать4. Пожертвований собрала 3300 рублей, и сегодня послала часть к Льву Николаевичу5. Будьте здоровы и не забывайте сердечно любящих и уважающих Вас друзей.
6 ноября 1891 г.
1 Статья ‘Страшный вопрос’ (ПСС. Т. 29. С. 117-25) была впервые напечатан в газете ‘Русские ведомости’. В статье шла речь о надвигающемся голоде в средней полосе России.
2 Младшие дети: Андрей, Михаил, Александра и Ванечка.
3 В конце октября Толстой и его дочери Татьяна и Мария уехали в имение друга Толстого И. И. Раевского Бегичевка Данковского уезда Рязанской губернии, чтобы устраивать столовые для голодающих крестьян. Всего в округе было устроено более 200 столовых.
4 Старший сын Толстых жил в своем имении Никольское-Вяземское Чернского уезда Тульской губернии, средний, Лев, в Самарском имении. Оба они занимались оказанием помощи голодающим крестьянам.
5 С. А. Толстая приняла живейшее участие в деле помощи голодающим. По собственной инициативе, с одобрения Страхова и Н. Я. Грота, она написала письмо в редакцию газеты ‘Русские ведомости’, призывая оказать помощь пострадавшим от неурожая. Письмо было опубликовано 3 ноября 1891 г. и имело широкий отклик: московский дом Толстых стал центром сбора средств в помощь голодающим. С. А. Толстая регулярно помещала в печати отчеты о получении и расходовании пожертвований.

46a. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

23 ноября 1891 г. Санкт-Петербург.

Многоуважаемая Софья Андреевна,
Безобразно виноват я перед Вами, что не поблагодарил Вас за присылку статьи Льва Николаевича и не отвечал сейчас же на Ваше письмо. Простите мешкотному старику! Разумеется, статья Льва Николаевича сейчас же пошла в дело — читали люди, ворочающие тут делами. Да еще я получил от Н. Я. Грота такие же корректуры, какие Вы нам читали1. И перечел я эту статью, и другим читал, и сегодня дал Ганзену2 для списывания и для перевода на датский язык. Там есть истинно гениальная глава, IV-я, которая очень поражала самых сухих и даже вооруженных против Льва Николаевича людей.
Между тем дни три тому назад я получил от него письмо3, из которого видно, что он весь погружен в дело, что оно идет очень хорошо, и что он одушевлен и бодр. Очень я порадовался! По тому, что приходится слышать, к нему теперь, должно быть, льются деньги. Так я и ожидал и даже думаю, что это множество денег наделает ему хлопот. Дай Бог здоровья драгоценному человеку!
Сам я все еще имею право считать себя здоровым. Совестно теперь предаваться праздности, и я — увы! — ничего не придумал, как сесть за статью Итоги современного знания, где толкую об упадке наук. Дело подвинулось почти к концу.
Татьяну Андреевну посещаю регулярно, и видел Марью Александровну4 — пополнела, расцвела и стала напоминать тетку5 — сестру Александра Михайловича.
Еще раз простите меня! От всей души желаю Вам здоровья, да и Вашим деткам, которые, говорят, все похварывают. Боже мой! Где радость, там и горе!

Ваш душевно преданный и благодарный
Н. Страхов

1891 23 ноября Спб.
1 В конце октября 1891 г. Страхов, возвращаясь из Крыма, провел несколько дней в Москве. 1 ноября 1891 г. С. А. Толстая писала мужу: ‘Статью твою [‘Страшный вопрос’] пропустили: Грог ее смягчил и велел тебе передать, что ома вышла очень добрая. Вчера ее читали вслух у Фета, где я обедала (в первый раз), потому что гам остановился Страхов, и мне хотелось побыть с ним. Был там еще Николаев, пишущий в ‘Московских ведомостях’…, и странно: Страхов, Фет и Николаев — три совершенно разные элемента и все очень хвалили статью и искренно, по-видимому. Я прослушала тоже ее с удовольствием, очень уравновешенная статья, как я и люблю…’. См.: С. А. Толстая. Письма к Л. Н. Толстому. 1862-1910. Academia, 1936. С. 455.
2 Ганзен Петр Готфридович (Peter E. Hansen, 1846-1930).
3 Письмо от 17? ноября 1891 г. из Бегичевки. ПСС. Т. 66. С. 89-90.
4 Дочь Т. А. и А. М. Кузминских Мария ждала ребенка. Она была замужем за Иваном Егоровичем Эрдели. Свадьба их состоялась 29 июля 1891 г. в Ясной Поляне. Страхов специально приезжал в Ясную Поляну к этому дню.
5 Сестра А. М. Кузминского Елена Михайловна, была замужем за Эдуардом Яковлевичем Фуксом, сенатором, членом Государственного совета.

47. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

27 февраля 1892 г. Санкт-Петербург.

Глубокоуважаемая Софья Андреевна,
По желанию Александра Михайловича1 я вел вчера переговоры со Случевским2 и, несмотря на все мое усердие, потерпел неудачу, о которой и хочу написать Вам, чувствуя себя как будто виноватым, что живу тут в Петербурге вместе со всеми этими членами администрации. Главная беда, как я понял, в том, что рассердился Государь3, теперь никто не решается сказать слова в пользу Льва Николаевича. Разубеждать — тяжело и неприятно для разубеждаемого. Итак, во-первых, не хотят сказать слова, а во-вторых, и не умеют. Мне стоило невероятных усилий втолковать Случевскому истинный смысл и цель статьи О голоде4, да и то он слушал с недоверием. Представьте себе, что никто не имеет ясных понятий ни о социальном вопросе как об отношении имущих к неимущим, ни о христианской любви, ни о заповеди непротивления. Что же Вы можете объяснить таким людям? А они притом еще не хотят вникать, все думают, что их обманывают, так как уже искони мы живем так: подчиненные лукавят, а начальство их ловит или заведомо терпит всякое вольнодумство и революционерство. Еще одну черту я заметил в словах Случевского: Петербург очевидно обиделся теми укорами в равнодушии и бессердечии, которые выразил Лев Николаевич. Петербург думает, что он выказал великодушие, щедрость, деятельность, и вдруг, вместо похвалы, слышит какое-то обличение и принимает его на свой счет. Прошу Вас, напишите Льву Николаевичу, что если он хотел нанести удар людям чиновным, живущим казною, то вполне попал в цель: обиделись жестоко и считают его зловреднейшим человеком.
Что касается до письма Льва Николаевича5, то думаю, не стоит больше хлопотать о его возвращении. Случевский ссылался на то, что у него оно хранится при деле, занумеровано, что к нему приложены копии его письма ко Льву Николаевичу и двух писем к Вам. Все это вздор, т. е. не дает ему права не исполнить Вашего желания и можно бы его заставить возвратить письмо в подлиннике и оставить у себя, если он желает, копию. Но не вижу причины бороться с этим насилием.
Статью Льва Николаевича еще недавно перечитывал для нанесения поправок и больше прежнего ценю ее гениальность. Постоянно меня возмущает, что тут все кричат о статье Московских ведомостей и никто не читал того, что напечатано в Неделе. Очевидно, вникать в дело никто не хочет и все думают только об удовольствии чесать языки.
Повторю еще, точнее: второй половине письма Л. Н., начиная со слов ‘Место же в статье Моск. Вед.’ и пр. — здесь не верят, то есть думают, что Л. Н. тут обманывает, отрекается от очевидности. Вот уж подлинно: не ведают, что творят!
Простите меня! От всей души желаю Вам здоровья и всем Вашим. Имею о Вас сведения от Татьяны Андреевны6 и всегда радуюсь, когда слышу, что все благополучно. Сам я всё здоров и всё этому дивлюсь.

Ваш душевно преданный
Н. Страхов

1892 27 февр. Спб.
1 Александра Михайловича Кузминского.
2 Случевский Константин Константинович (1837-1904), поэт, с 1891 г. — главный редактор официальной газеты ‘Правительственный вестник’.
3 Александр III Александрович (1845-1894). 30 января 1892 г. Н. Я. Грот писал Толстому: ‘Говорят, что Государь прочитал эту статью и сказал на каком-то вечере Александре Андреевне Толстой, что он ничего более омерзительного не читал, разумея Ваши слова и мысли…’ (ОР ГМТ).
Министр внутренних дел И. И. Дурново в докладе на Высочайшее имя считал необходимым ‘предложить графу Толстому …прекратить на будущее время печатание в иностранных газетах статей противоправительственного направления с предупреждением его, что в случае отказа подчиниться этому требованию правительство, к сожалению, вынуждено будет сделать иные распоряжения для прекращения вредных последствий этой пропаганды’. На докладе резолюция императора Александра III: ‘Оставить на этот раз без последствий’ (см.: Н. Н. Гусев. Летопись жизни и творчества Л. Н. Толстого. М., 1958-60. Т. II. С. 65-66, далее: Гусев, Летопись).
4 ‘О голоде’ — статья, написанная Толстым в конце сентября — первой половине октября 1891 г. 15 октября Толстой отправил статью для напечатанья в журнале ‘Вопросы философии и психологии’. 24 октября номер журнала с набранной статьей Толстого был арестован московской цензурой. Под названием ‘Помощь голодающим’ статья появилась в январе 1892 г. в первом номере журнала ‘Книжки Недели’, редактор которого Н. А. Гайдебуров вынужден был сократить и смягчить некоторые места статьи. 14/26 января в лондонской газете ‘Daily Telegraph’ статья в переводе Э. Диллона появилась под заглавием ‘Почему голодают русские крестьяне?’. 22 января газета ‘Московские ведомости ‘, придерживавшаяся курса консервативной оппозиции правительств}, напечатала в редакционной статье (редактор — С. А. Петровский) выдержки из статьи Толстого в обратном переводе с английского с комментарием: ‘Письма гр. Толстого … являются открытою пропагандой к ниспровержению всею существующего во всем мире социального и экономического строя. Пропаганда графа есть пропаганда самого крайнего, самого разнузданного социализма, перед которым бледнеет даже наша подпольная пропаганда’ (Гусев. Летопись. Т. 2. С. 64).
5 См. ПСС. Т. 66. С. 160-61. Случевский отказался печатать письмо Толстого на том основании, что полемика в ‘Правительственном вестнике’ не допускалась. С. А. Толстая отдала отгектографировать 100 экземпляров письма и разослала их в 30 периодических изданий, многие из которых его напечатали.
6 Татьяны Андреевны Кузминской.
7 К письму Страхова приложено письмо С. А. Толстой к К. К. Случевскому:
Милостивый Государь!
Вследствие отказа Вашего напечатать письмо мужа моего, графа Льва Николаевича Толстого, покорно прошу Вас возвратить мне его через то лицо, которое передаст Вам это письмо.
Оно мне крайне необходимо для дальнейших действий, и поэтому я покорно прошу не отказать в моей просьбе. Примите уверения в совершенном моем уважении и преданности.
Гр. С. Толстая
23 февраля 1892 г.

48. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

4 марта 1892 г. Москва.

4 марта 1892 г.

Многоуважаемый Николай Николаевич,
Благодарю Вас за те попытки и старания, которые Вы приложили к тому, чтобы выручить письмо Льва Николаевича от редактора ‘Правительственного Вестника’. Если бы этот редактор был просто порядочный человек, то он ни минуты не задумался бы исполнить столь законную просьбу мою. Но он тоже ‘петербургский чиновник’, а это, почти без исключения, стоит в противоположность с понятием порядочность, в хорошем, конечно, внутреннем смысле.
Что только теперь ни наделали эти петербургские чиновники по поводу статьи в ‘Московских ведомостях’! И заметьте, что они-то и остались целы. Я просто измучилась все это время! Чего, чего мне ни говорили, и как только меня ни пугали. Уж и так тяжеле этого года я и не запомню в моей жизни.
Беспокойство о всей семье моей, которая подвержена всевозможным стихийным бедствиям: болезням, метелям, страшным усилиям исполнить добросовестно взятую на себя ответственность1, и проч. и проч. — все это не только [не] легко, но всякий из нас чувствует какой-то гнет, камень на сердце, как мы это называем с Таней2. И Вы не можете себе представить, до чего трудно, именно трудно то дело, которое они все делают. Когда, Бог даст, увидимся, мы многое можем рассказать Вам очень интересное, из жизни нынешнего года. И чем-то еще он кончится?
Я опять одна в Москве, недавно проводила с тяжелым сердцем Лёву3 обратно в Самарскую губернию, где свирепствует повальный пятнистый тиф. Сегодня уехала обратно в Бегичевку Таня, которая приезжала в Москву совсем больная. Ее привезли лежа ко мне, я испугалась, увидев ее, так она переменилась. Теперь ей гораздо лучше! Она простудилась, провалившись в снег по пояс, когда ездила по столовым, и захворала.
На время разлития Дона я жду в Москву Льва Николаевича и девочек, потому что там, на месте их действий, не будет нигде дорог, и всякие сообщения прекратятся. Теперь там спешат подвозить дрова и провизию к столовым на время разлива. У Льва Николаевича теперь 120 столовых, у Лёвы в Самаре 39, и кроме того раздача зерном на 5500 человек, целая волость, в добавление к недостаточной земской ссуде. Еще Лёва устроил больницу на 9 кроватей для беднейших.
Извините, что пишу о своих задушевных интересах, хотя я в Москве, но вся живу с семьей моей на месте их действий.
Н. Я. Грот мне дал брошюру, которую Вы посылаете Л[ьву] Н[иколаевич]у4. Я сегодня ее послала с Таней, не успев, к сожалению, дочитать. Но меня поразило ее начало. Как Вы отрадно смотрите на положение дел! Кабы Вашими устами, да мед пить. А мне все кажется так безотрадно, не благоустроено на свете. И на этом дурном чувстве к жизни, но на самом лучшем к Вам — кончаю письмо. Спасибо за дружбу.

Преданная Вам
Графиня С. Толстая

Ваше письмо ко мне5 послала мужу.
1 Имеется в виду работа Толстого и его старших детей по оказанию помощи голодающим.
2 Татьяной Львовной Толстой.
3 Льва Львовича Толстого. По раздельному акту 1891 г. Л. Л. Толстой получил во владение московский дом и участок земли в самарском имении. Младшие дети: Михаил, Андрей. Александра также получили участки самарской земли, которые продали в разное время.
4 Отдельный оттиск из журнала ‘Русский вестник’, 1892, No 3 (С. 230-49) со статьей Страхова ‘Ход и характер современного естествознания’, с надписью карандашом рукой Страхова: ‘Льву Николаевичу’. Брошюра имеется в Библиотеке Толстого в Ясной Поляне.
5 Письмо Страхова к С. А. Толстой от 27 февраля 1892 г. (No 47).

49. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

1 июня 1892 г. Ясная Поляна.

Многоуважаемый и дорогой Николай Николаевич,
Мне кажется, что Вам невозможно не приехать в Ясную Поляну, и чем скорее, тем лучше. До чего тут хорошо, до чего богата и красива растительность, Вы ясно себе не можете представить. Вы знаете, наверное, до чего мы все Вас любим, и как рады всегда Вашему приезду и присутствию в нашей семье, но, право, я бескорыстно, желая доставить Вам наилучшую обстановку жизни, зову Вас теперь всей душой в Ясную Поляну. Вы мне раз решительно сказали, что будете каждый год посещать Ясную Поляну. Надо исполнить непременно, а то Вам будет совестно перед ней.
Конечно, в смысле общества, тут теперь скучно. Лучшей стороны семьи — Льва Николаевича и дочерей — нет, они в Бегичевке, но, во—первых, через 10 дней они вернутся, пока письмо дойдет, пока Вы соберетесь и доедете, пройдет несколько дней, а во-вторых, в смысле тишины, спокойного созерцания природы и отдыха — без них даже на время лучше. Малышей никогда дома нет, а сидим мы две старушки смирно, и какое бы нам было счастье иметь такого дорогого собеседника для нас одних, исключительно!
Вот я и выдала себя, показала, что не бескорыстно зову Вас! Сестра1 же велела Вам передать, что 1-го июля она уже уедет к дочери2 (к ее родным), и ей очень бы хотелось, чтобы Вы приехали погостить в Ясную при ней. Мы с ней всякое утро поминаем: ‘как бы хорошо, если бы тут сидел Николай Николаевич!’
На днях мы пережили опять большую тревогу: Лев Николаевич, приезжая повидаться с нами, ударился до глубокой раны о вагон той самой ногой, от которой тогда чуть не умер, да даже этим самым местом. Благодаря Богу и его доверию к нам, рану эту мы скоро залечили и теперь он опять в Бегичевке, откуда приедет дней через десять.
Надеюсь, Николай Николаевич, скоро получить от Вас телеграмму и иметь удовольствие лично встретить Вас на Козловке в бессмертных, но безопасных катках3.
Вперед с благодарностью жму Вам крепко руку и остаюсь искренно преданная и уважающая Вас

С. Толстая

4 июня 1892 г.
1 Татьяна Андреевна Кузминская.
2 Мария Александровна Эрдели.
3 катки — легкая повозка на некованных колесах.

50. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

7 июня 1892 г. Санкт-Петербург.

Многоуважаемая Софья Андреевна,
Непременно, непременно мне нужно ехать в Ясную Поляну, и с сегодняшнего дня стану все приготовлять и устраивать свой отъезд. Не могу Вам сказать, как отрадно мне было Ваше приглашение, но нынешнее лето я считал своим долгом, нужно поклониться Льву Николаевичу и Вам, и всей Вашей семье за труды, заботы, и за самоотвержение. Всю зиму и весну я усерднейшим образом следил за этим делом и радовался, и умилялся, и спорил, и сердился, я получаю Московские ведомости — следовательно, поводов сердиться у меня было довольно1.
Сейчас ехать мне нельзя, еще не уехали Данилевские2 и не кончена комиссия, в которую меня нарядил Ученый Комитет. Мне хочется добросовестно выполнить этот урок. А ехать теперь очень соблазнительно, у нас стоит отвратительная погода, дожди, холода. Только 14 мая термометр поднялся до 16, а то все не выше 10, 11. У меня до сих пор не все рамы выставлены. Слава Богу, что у Вас и у Ваших здоровье хорошо. Сам я все время здоров и даже перестал особенно беречься, но здоров телом, а не душою. Куда мне спастись от себя?
Душевно благодарю Татьяну Андреевну за память обо мне. Мне еще удастся быть при ней неделю-другую в Ясной. Будем подымать и ставить вопросы, и утром под кленами я буду у нее выпрашивать лишнюю чашку кофе. Как ни говорите, а Ясная Поляна — удивительное место. Степан Андреевич3 рассказал о ней очень мало, и я всё возвращаюсь к своей мысли, что нужно мне со всяким усердием писать воспоминания о Льве Николаевиче и о Ясной. Да голова моя становится всё хуже и хуже с годами. Прошел и задор писания, и работа идет всё туже и туже.
Простите меня за эти жалобы и за все другое. У Вас я освежусь и оживлюсь. Еще раз благодарю Вас за приглашение, и прошу верить душевной преданности искренно Вас уважающего

Н. Страхова

1892 7 июня Спб.
1 О травле Толстого русской реакционной прессой в связи с его деятельностью по оказанию помощи голодающим см. статью В. Абросимовой ‘…Рассказать жизнь, как она была…’ в журнале ‘Вопросы литературы’, 1989, No 11. Москва. С. 124-72.
2 Ольга Александровна, вдова Н. Я. Данилевского, и ее трое сыновей, учившиеся в Петербурге.
3 Степан Андреевич Берс (1855-1910), брат С. А. Толстой, судебный следователь, автор воспоминаний о Л. Н. Толстом.

51. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

7-8 июля 1892 г. Воробьевка.

7 июля.
Может быть, многоуважаемая Софья Андреевна, Льва Николаевича уже не будет в Ясной Поляне, когда придет это письмо, поэтому пишу к Вам, чтобы душевно благодарить Вас за Ваше милое гостеприимство, и рассказать, что я видел и что здесь нашел. Когда я проснулся после довольно удачного сна, мы катились уже по Курской губернии и нельзя было без жалости смотреть на тамошние хлеба. Меня удивило, что и овес и рожь были почти везде довольно густы, но при этом так малорослы, как я еще никогда не видывал, право не больше двух или трех вершков. Однако, когда я со станции поехал на фаэтончике в Воробьевку, я видел кругом очень хорошие хлеба, и мужик с горбатым и тонким носом, превесело везший меня на худых лошаденках, говорил, что у них вообще всё благополучно, особенно же хороша гречиха. По его словам, у Афанасия Афанасьевича1 еще лучше, чем у мужиков. Однако сам Афанасий Афанасьевич сказал, что он не надеется получить и половины хорошего урожая.
Меня везли со станции новою дорогой, версты на две или три длиннее прежней, оказалось, что Афанасий Афанасьевич, по соглашению с бывшим губернатором фон Валем, закрыл ближайшую дорогу, которая шла лугами и требовала беспрестанной починки гати.
Всех я застал тут здоровыми, насколько у каждого есть здоровья. Афанасий Афанасьевич был бодрее и живее, чем я ожидал, но бедняга потом говорил мне, что одышка уже мешает ему ходить, так что ему трудно даже подыматься из своей спальни в кабинет. В гостях я застал молодого скульптора Досекина2, приятеля Говорухи3, а сегодня приехал сюда и сам Говоруха, и так как он не меньше Афанасия Афанасьевича любит говорить, то мне очень удобно молчать, слушая их дебаты о дворянстве и о бессмертии души.
8 настоящую минуту гремит гром и идет дождь, дождь провожал меня от Орла, и рассказывают, он стал перепадать здесь только дней пять тому назад, а то всё была жестокая засуха, начиная с 9 мая.
8 июли. Беда в том, что везде очень грязно и гулять нет никакой возможности. Поэтому приходится или сидеть во флигеле и читать Рюисброка4, или слушать бесконечные разговоры, в которых Фет и Говоруха доходят до невероятной свирепости мыслей и силы выражений, и только Досекин ведет себя обыкновенным человеческим порядком, и даже очень мило. Ни о каких благотворениях здесь не слышно. Вы знаете, конечно, что в Воробьевке Афанасий Афанасьевич не хозяйничает, что он сдал это имение в аренду за 2000 р. и только проживает в нем. О других имениях вчера пришли недурные вести (вероятно, дожди много поправили), но когда Марья Петровна заикнулась об этом, то немедленно получила строгий выговор.
Вот, кажется, все. Еще раз от души благодарю Вас и Льва Николаевича. Как я думал, так и вышло, нельзя быть в Ясной Поляне и не освежиться душою. Усердно кланяюсь Татьяне Львовне, Марии Львовне, Льву Львовичу. Завтра еду в Киев.

Ваш душевноуважающий и преданный
Н. Страхов

1892 8 июля Спб.5
1 Афанасия Афанасьевича Фета.
2 Досекин Николай Васильевич (1863-1935), художник-пейзажист, скульптор, театральный художник, автор нескольких статей по искусству.
3 Юрий Николаевич Говоруха-Отрок (псевд. Ю. Николаев) (1852-1896), литературный и театральный критик, публицист, сотрудник ‘Московских ведомостей’. После знакомства с Ю. Н. Говорухой-Отроком Страхов, приезжая в Москву, чаще всего останавливался у него.
4 Рюисброк (Рюйсброк) Иоганн, известный мистик, настоятель августинского монастыря Грунендаль близ Ватерлоо.
5 Описка Страхова — письмо написано в имении А. А. Фета Воробьевке.

52. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

18 ноября 1892 г. Санкт-Петербург.

Многоуважаемая Софья Андреевна,
Очень радуюсь, что хоть чем-нибудь могу участвовать в Вашем издании1 и готов делать все, что могу. Предлагаю Вам свой план2, очень близкий к Вашему, Вы увидите, что, при моем порядке, каждый том будет еще цельнее, и по времени, и по содержанию, — а ведь этого самого и Вы желаете. Посмотрите, не пригодится ли что-нибудь из моего плана?
Но еще имею к Вам решительную просьбу: сделайте мне истинную милость — пришлите мне тот печатный текст, с которого будет происходить набор, я этот текст просмотрю, сделаю в нем самую старательную корректуру и возвращу Вам, для того, чтобы уже по нему набирали и правили. Это будет удобно, никого не задержит, ничему не помешает — а я исполню это дело с величайшим усердием и радостью.
Предлагаю Вам еще вот что: над каждою страницею должна быть надпись — Казака, Набег и т. д. Это большое удобство для читателей. Точно также оглавление должно быть составлено подробно и отчетливо. Все это я Вам сделаю в наилучшем виде, — останется Вам только поставить страницы.
Вместе с этой почтой высылаю Вам свою книжку3, которую уже с неделю выслал и Льву Николаевичу. Буду надеяться, что Вы прочтете и что-нибудь Вам понравится. Тут Вы увидите мои затеи красивого и удобного печатания. Одно несчастье — опечаток я никак не могу вполне избежать!
Как я удивился тому, что Вы пишете об Амиеле!4 Он у меня настольная книга, и я очень его люблю. Да не я ли его завез в Ясную?5
Бедный Фет! Как видно, он опять тяжело болен. Сюда приехал и навещал меня Досекин, молодой художник, сделавший его бюст. Он мне рассказывал, а сам Афанасий Афанасьевич, такой любитель писать письма, уже мне не отвечает. Я по этому догадывался, что, значит, ему плохо. Досекин очень симпатичный и умный человек.
Слава Богу, я здоров, и особенно радуюсь, что вместе с наступлением дряхлости чувствую в себе больше спокойствия, чем прежде. В сущности моя жизнь — печальное уединение, и иногда я горько это чувствую. Понемножку книги перестают меня занимать, похвалы не радуют, нападки не огорчают, и вижу я. что пора вовсе перестать жить самолюбием и обратиться всею мыслью к вечности. На днях проводил в могилу Клюшникова6 и Галахова7 — эти события становятся все чаще и чаще, и особенно грустно, когда уходят не сверстники или старики, а те, кто гораздо моложе. На судьбу мне нельзя жаловаться — дала мне долго прожить, и до сих пор у меня нет никакой болезни, и вид обманчиво свежий.
Не прочтете ли в Русск[ом] вестн[ике] моей статьи о Ренане?8 Я ее писал очень старательно.
Отчет Льва Николаевича весьма был замечен, и рассказ о мальчике очень поразил9. На днях я сказал Делянову10, вечно нападающему на Льва Николаевича, что никто не полагал себя таким истинным христианином, и Делянов принужден был смолчать.
Простите меня. От души желаю Вам и здоровья, и всякого благополучия. Еще раз — не откажите мне в моей просьбе — ведь я ничему не могу помешать, и если Вы, получивши выправленный текст, с чем-нибудь не согласитесь, то будет Ваша полная воля.
Дай Вам Бог всего хорошего!

Ваш душевно преданный
Н. Страхов

1892 18 ноября Спб.
1 Девятое издание собрания сочинений Толстого.
2 Плана издания, составленного Страховым, при письме нет.
3 Н. Страхов. ‘Воспоминания и отрывки. Афон.— Италия.— Крым.— Л. Н. Толстой.— Справедливость, милосердие и святость.— Последний из идеалистов.— Стихотворения’. СПб. Типография бр. Пантелеевых. Верейская, 16. 1892. Книга имеется в Библиотеке Толстого в Ясной Поляне, на обложке надпись чернилами рукой Страхова: ‘Бесценному Льву Николаевичу Толстому от Н. Страхова’. Имеется и второй экземпляр книги.
4 Амиель Анри-Фредерик (1821-1881) — швейцарский философ-эстетик и поэт.
М. Л. Толстая перевела избранные места из его книги ‘Fragments d’un journal intime’ (‘Отрывки задушевного дневника’), вышедшей в Женеве в 1885 г. четвертым изданием. Перевод ‘Дневника’ Амиеля с предисловием Толстого печатался в журнале ‘Северный вестник’ в 1894 г.
5 В черновой редакции Предисловия к ‘Дневнику’ Амиеля Толстой писал: ‘Уже давно Н. Н. Страхов говорил мне про особенные достоинства дневника Амиеля. Но мне все не приходилось прочесть его. Года 1 1/2 тому назад я прочел эту книгу, и книга эта дала мне много душевных радостей. Читая ее, я отмечал из нее места, особенно поражавшие меня…’ (ПСС. Т. 29. С. 360).
6 Клюшников Виктор Петрович (1841-1892), беллетрист, в 1870-1876 гг. редактор журнала ‘Нива’.
7 Галахов Алексей Дмитриевич (1.I.1807—14.XI.1892), историк литературы, критик, прозаик, педагог. С 1856 г. до конца жизни руководил кафедрой русской словесности при Николаевской Академии Генерального штаба, будучи одновременно профессором Историко-филологического института в Петербурге и членом Ученого комитета Министерства народного просвещения.
8 Н. Н. Страхов. ‘Несколько слов о Ренане’. Журнал ‘Русский вестник’, 1892, ноябрь. С. 242-63.
9 ‘Отчет Л. Н. Толстого об употреблении пожертвованных денег с 12 апреля по 20 июля’ был напечатан в газете ‘Русские ведомости’ 1892, No 301 от 31 октября (ПСС. Т. 29. С. 157-68). Страхов имеет в виду конец статьи — рассказ Толстого о встрече с мужиком из нищенской деревни, в которой еще не успели открыть столовую для голодающих, и его сыном-подростком: ‘Мальчик смотрит на меня жалостными, полными слез и надежды прелестными карими глазами, и одна светлая капля слезы уже висит на носу и в это самое мгновение отрывается и падает на натоптанный снегом дощатый пол. И милое измученное лицо мальчика с его вьющимися венчиком кругом головы русыми волосами дергается все от сдерживаемых рыданий. Для меня слова отца — старая, избитая канитель. А ему — это повторение той ужасной годины, которую он переживал вместе с отцом, и повторение всего этого в торжественную минуту, когда они, наконец, добрались до меня, до помощи, умиляют его, потрясают его расслабленные от голода нервы…’ (ПСС. Т. 29. С. 168).
10 Делянов Иван Давыдович, граф (1818-1897), министр народного просвещения в 1882-1897 гг.

53. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

20 ноября 1892 г. Москва.

20 ноября 1892 г.

Многоуважаемый и дорогой Николай Николаевич,
Наконец, заказав бумагу и портреты, я с 1-го декабря предпринимаю печатание Сочинений Льва Николаевича1. Вспомнив, какое участие Вы приняли в моем предприятии, я решаюсь беспокоить Вас просьбой дать мне совет в следующем: как распределить мне статьи и рассказы в томах 2, 3, 12 и 13-м? Во всяком издании я руководилась разными соображениями, как например: ‘Крейцерова Соната’ была напечатана в конце тома из страха, что ее запретит цензура, и т. д.
Теперь же я желала бы руководиться более высокими соображениями, просто как лучше, умнее это сделать. Прилагаю листок, на котором я написала свои соображения, как я думаю распределить. Но мне очень дорог Ваш совет и мысли, которые им будут руководить. На днях я Вам вышлю и фототипии тех портретов и видов, которые я намерена приложить к изданию.
И в этом мне нужен Ваш совет и одобрение: к какому тому что приложить? Я не говорю про те, которые несомненны, а про те, которые я сама не твердо решила, куда определить. Только я попрошу Вас фототипии эти не только не выпускать из рук, но никому и не показывать.
Живу я в Москве пока одна, Лев Николаевич в настоящее время уехал с Таней к брату2, в Пирогово, на несколько дней. Статью он свою все не может кончить3. Это совершенно Пенелопова работа4. Сегодня напишет, завтра по переписанному все перемарает, потом опять перепишут, и так продолжается сколько уже времени. В Москву он не собирается, ему жаль своей тишины и уединения, а по старости лет — ни желаний, ни беспокойств, ни семейной жизни — ему ничего уж не нужно. Мне, отставшей, к сожалению, от него на 15 лет5 — это грустно, тем более, что в эти 30 лет6 я привыкла только к семейной жизни, и помимо ее — радостей не нахожу. Семейная же жизнь за отсутствием мужа и дочерей — нарушена. Маша7 теперь в Бегичевке, она поехала проведать столовые, за отсутствием на три недели Павла Ивановича Бирюкова8. Все-таки, я надеюсь, что к декабрю все соберутся в Москву хоть на время.
О Вас слышу урывками, то от Кузминских, то от бедного, умирающего потихоньку, Фета. А то видела по газетам, что Вы были на похоронах Клюшникова. Значит, Вы здоровы, чего от души Вам желаю. Чем заняты Вы, спокойны ли и радостны ли? Как трудно достигать этих двух состояний! Я никогда не могу, но то я, а Вы — мудрецы. Напишите мне словечко.
Всегда всем сердцем предана и часто о Вас думаю.

С. Толстая

1 Девятое собрание сочинений Толстого в 13 томах.
2 Сергей Николаевич Толстой (1826-1904), жил в имении Пирогово Крапивенского уезда Тульской губернии.
3 Толстой работал над трактатом ‘Царство Божие внутри вас’ (ПСС. Т. 28).
4 Выражение ‘работа Пенелопы’, как нельзя лучше определяющее творческую манеру Толстого, впервые встречается в письме Толстого к Т. А. Ергольской от 30 мая 1852 г.: ‘Я третий раз переделал одну работу, которую я начал давно, и рассчитываю переделать ее еще раз, чтобы быть ею довольным. Быть может, это будет работа Пенелопы, но это меня не останавливает. Я пишу не ради тщеславия, а но влечению. Я нахожу удовольствие и пользу в работе, и я работаю…’ (ПСС. Т. 59. С. 174).
Пенелопа — добродетельная жена царя Итаки Одиссея, героя Троянской войны. Она двадцать лет ждала возвращения Одиссея, и, чтобы избавиться от домогательств навязчивых женихов, считавших Одиссея мертвым, сказала им, что выйдет замуж за самого достойного из них, когда закончит ткать хитон для своего престарелого отца. Сотканное за день она распускала ночью, пока не вернулся Одиссей.
5 С. А. Толстая была моложе мужа почти на 16 лет.
6 23 сентября 1892 г. исполнилось 30 лет супружеской жизни Толстых.
7 Мария Львовна Толстая.
8 Павел Иванович Бирюков жил в Бегичевке, заведуя столовыми для крестьян.

54. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

28 ноября 1892 г. Санкт-Петербург.

Глубокоуважаемая Софья Андреевна,
Все тяжелее и тяжелее мне думать о смерти Фета. Первый удар, телеграмма1 Марьи Петровны в самый день смерти, казалось, обошелся не очень трудно, но с этих пор не перестаю вспоминать покойного и тоска не убывает, а растет. Обидно мне было видеть, как равнодушно встретили печальное известие даже те, кого оно больше всего должно было тронуть. Какие мы все эгоисты! Но мне, в таких случаях, всегда кажется, что часть моего существования, часть моего мира вдруг куда-то ушла и исчезла, и я начинаю чувствовать, что сам я, с душою и телом, распускаюсь в туман и пропаду бесследно.
Этого уже недолго ждать и, как говорит Лев Николаевич, нужно последние дни проводить как следует, не отдаваясь пустякам и легкомыслию.
Для Фета смерть была, конечно, избавлением, и я готов повторить его стих:

Ты отстрадал, а я еще страдаю!2

Последние годы были ему очень тяжелы, он говорил мне, что иногда по часу он сидит совершенно одурелый, ни о чем не думая и ничего не понимая. Какая разница с А. Д. Галаховым, который умер за неделю до него на 86-м году жизни. Еще накануне он читал лекцию, и слушатели рассказывают, что собирался вперед посвятить много лекций на какой-то важный предмет. Он был сух как мумия, но читал без очков, слышал, писал доклады и всегда был в хорошем расположении духа. По понедельникам на заседаниях я всё, бывало, любуюсь на него, на живую картину глубокой старости. Разумеется, он не умер, а заснул неожиданно для себя и для своих.
В эту осень смерть действует особенно жестоко, в сентябре я узнал о смерти П. Д. Голохвастова3, а потом из близко знакомых умерли Н. П. Ильин4, В. П. Клюшников, А. Д. Галахов — я готов прибавить сюда и Ренана5 — наконец Фета.
Он был сильный человек, всю жизнь боролся и достиг всего, чего хотел: завоевал себе имя, богатство, литературную знаменитость и место в высшем свете, даже, при дворе. Все это он ценил и всем этим наслаждался, но я уверен, что всего дороже на свете ему были его стихи и что он знал — их прелесть несравненна, самые вершины поэзии. Чем дальше, тем больше будут это понимать и другие. Знаете ли, иногда всякие люди и дела мне кажутся несуществующими, как будто призраками и тенями, но, встречаясь с Фетом, можно было отдохнуть от этого тяжелого чувства: Фет был несомненная и яркая действительность.
Нет, грустно жить так долго и провожать столько дорогих людей в могилу!
Простите меня! Мне очень хотелось поделиться с кем-нибудь своею тоскою, и я знаю, Вы чувствовали большое расположение к покойному поэту и, верно, опечалены не меньше меня.
Дай Бог Вам здоровья, и прошу Вас верить душевному уважению

Вашего преданного
Н. Страхова

1892 28 ноября Спб.
P.S. Получил я экземпляр рисунков6 и жду Ваших приказаний.
1 Телеграмма Марии Петровны Фет-Шеншиной о кончине А. А. Фета 21 ноября 1892 г. в Москве.
2 Неточная цитата из стихотворения Фета 1878 г., посвященного памяти Марии Лазич:
Ты отстрадала, я еще страдаю.
Сомнением мне суждено дышать,
И трепещу, и сердцем избегаю
Искать того, чего нельзя понять…
3 Голохвастов Павел Дмитриевич (1838-1892), писатель, историк, сотрудник журнала ‘Русский архив’, исследователь русских былин. Троюродный племянник А. И. Герцена. В 1870-е годы был дружен с Толстым и его семьей, бывал в Ясной Поляне с женой, писательницей Ольгой Андреевной Голохвастовой (внучкой Н. M. Карамзина). Впоследствии Голохвастов резко изменил свое отношение к Толстому и грубейшим образом осудил его нравственные и творческие искания. См.: Литературное наследство. Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования. Т. 86. Изд-во ‘Наука’, 1973. Москва. С. 480.
4 Ильин Николай Павлович (1831-1892), профессор и директор С.-Петербургского Технологического института.
5 Ренан Жозеф-Эрнест умер 2/14 октября 1892 г.
6 Иллюстрации к девятому собранию сочинений Толстого.

55. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

1 декабря 1892 г. Москва.

1 декабря 1892 г.

Я очень тронута, многоуважаемый и дорогой Николай Николаевич, что Вы обратились ко мне с выражением Ваших чувств по поводу смерти Афанасия Афанасьевича. Мне кажется, что никто лучше и не поймет Вас в этом отношении, так как я испытываю то же самое, т. е. первое время мне смерть его была не так огорчительна, как после и теперь. Да, мы эгоисты, это правда! Ведь тяжела мне смерть его потому, что я лишилась того приветливого уголка на Плющихе1, где всегда встречала столько любви, участия и дружбы. И особенно дорого это было в этот последний год, в который я жила так тревожно и одиноко. Последние дни его жизни я видела его почти ежедневно. Он спокойно, стойко и удивительно терпеливо уходил из жизни. Умный человек и умирал умно. Шесть дней он ничего не пил, говорил очень мало, но всегда умно и добро. Совсем не жаловался, выходил из кабинета в столовую и обратно, перед ним раскладывали пасьянс или читали ему корректуру его ‘Воспоминаний’. Накануне смерти он сам подписал записку, которую прислал мне, по поводу того, что я вечером, не найдя извозчика, пошла пешком домой. Ему случайно проговорился об этом мальчик2, и это очень его встревожило, он спрашивал о моем здоровье. Я с Ванич-кой3 сама пошла к нему. Он сидел в кабинете, там был еще Олсуфьев4, с которым он любил переводить древних классиков. В эту ночь он дома спал хорошо. На другой день Марье Петровне показалось странно, что он ее усиленно выпроваживает, прося съездить к доктору и купить ему шампанского. Она говорит, что он, никогда прежде не прощавшийся с ней днем, когда она выезжала, в этот день особенно нежно стал с ней прощаться, целовал ее руку и всё говорил: ‘Ну, прощай, моя дорогая, спасибо тебе за все’. Она уехала, он стал метаться, что воздуху мало, пошел в кабинет, оттуда обратно в столовую, сел на стул, опустил голову и скончался.
Страшно он похудел, постоянно руки и голова его были ледяные, но что за энергия была умереть почти на ногах. И как старательно он скрывал свои страдания от жены! Поэт он был настоящий и очень чуткий на всякое художество. Перед смертью за несколько дней он мне говорит: ‘Когда я читал ‘Смерть Ивана Ильича’, я не понимал хорошенько, зачем этот мужик, который держит ему ноги, а теперь, вспоминая на днях это, я бросился бы Толстому в ноги, несмотря на мое убогое состояние, если б он вошел, и сказал бы ему, что он один художник все понявший и все знающий’. Другой раз он мне говорит: ‘Помните, в ‘Войне и мире’, когда Князь Андрей умирал, к нему босая вошла эта девица, которая так его любила, что всем ему готова была жертвовать. Я тогда думал, что Кн. Андрей слишком равнодушно и сурово отнесся к ней. Теперь же я вижу, что только великий художник мог понять, что когда человек умирает, сердце его уже перерезано пополам — бессилием’.
Видно он, как поэт, несмотря на свои страданья, всё жил разными художественными своими и чужими мотивами. И это красивое явление.
Вот как я заболталась по поводу нашего общего угасшего друга! Я проводила тело его (увы! в камергерском мундире), до станции железной дороги5. Была страшная метель. Долго пришлось стоять, пока заколачивали гроб, ставили в замерзший, довольно грязный почтовый вагон, пока приколачивали по стенам гвозди и развешивали венки — одни с замерзшими живыми камелиями и розами, торчавшими как фарфоровые цветы, другие звенящие неприятно, как бубенчики мелкие — ветки металлические. Последние производят пренеприятное впечатление.
До сих пор не знаю, как добралась Марья Петровна и родственники, поехавшие с телом — метель была исключительно свирепая в эту ночь и все следующие дни.
Благодарю Вас, Николай Николаевич, за присланные Вами книги. Стихи6 я читала раньше, мы с Фетом еще о них говорили, и я удивляюсь, что Вы, умея так хорошо их писать — написали их мало. Льву Николаевичу особенно нравится ‘Комета’7. Остального всего, равно и брошюру, полученную мной вчера, о Ренане, я еще не успела прочесть. У меня это время лихорадка и очень глаза болят, ничего не могу читать вечером, а днем времени мало.
К большой радости моей, теперь приехали сюда и Лев Николаевич, и мои дочери. Одно тяжело, что Льву Николаевичу его жизнь в городе в тягость и меня это очень мучает. Попыталась ведь я учить два года детей в деревне — но совсем не пошло, не могу я взять на одну свою ответственность воспитание мальчиков, а и сама я, с какой радостью дожила бы свою жизнь в деревне!
Боюсь, что утомила Вас своим письмом, дорогой Николай Николаевич. А придется еще вперед попросить прощения и сказать несколько слов о моем издании. Книги, но которым мы будем печатать — я Вам послала8. Как только прочтете один том, гак пришлите мне, я немедленно приступлю к печатанию.
Рисунки я прошу Вас распределить по томам, т. е. написать Ваше мнение, как их распределить.
Благодарю Вас за Ваше участие к моему делу. Не будете ли Вы в Москве в продолжение зимы, многоуважаемый Николай Николаевич? Как было бы радостно повидаться с Вами. Лев Николаевич и дочери мои сердечно кланяются Вам.
Все мы неизменно и твердо любим Вас и всегда живем с Вами душой. Не забывайте и впредь письмами своими и выражением дружбы преданную Вам всей душой

С. Толстую

1 С 1881 г. Фет по зимам жил в Москве, в собственном доме на улице Плющиха, недалеко от дома Толстых в Долгохамовническом переулке.
2 мальчик — слуга в доме Фета.
3 с Ваничкой — младшим сыном Иваном Львовичем (1888-1895).
4 Олсуфьев Алексей Васильевич (1831-1915), граф, генерал-от-кавалерии, блестящий знаток древнеримской литературы, культуры. Познакомился с Фетом в 1886 г.
5 А. А. Фет был похоронен в склепе под церковью Покрова Преосвященной Богородицы в родовом имении Шеншиных Клейменово Мценского уезда Орловской губернии.
6 Стихотворения Страхова из его книги ‘Воспоминания и отрывки…’, СПб., 1892.
1 Приводим это стихотворение полностью:
Комета.
(Писано в 1859 г., когда видна была комета Донати).
Вот ночь, и странными лучами
Опять небесный свод блестит:
Меж помраченными звездами
Их застилая волосами
Звезда косматая горит.
Как будто, в бешеном стремленьи
Хвост разметавши за собой,
Она, полна недоуменья,
Остановилась на мгновенье
Над потемневшею землей.
Невольно думаю: комета!
Увы! В былые времена
Ты, как зловещая примета,
Была бы ужасом полсвета,
Для мудреца и для поэта
Томящей тайною полна.
И я, средь черных размышлений.
Тебя бы спрашивал с тоской:
‘То ты? Какой грозящий гений,
Властитель дольних поколений,
Из тьмы небес летит с тобой?’
‘Или, как на стенах чертога
Незримый некогда писал,
Так и тебя — не перст ли Бога.
Как букву заповеди строгой
Огнем на небе начертал?’
Но, слава Вышнему! Познали
Мы дух, которым мир храним.
Века проклятья миновали,
И думы страха и печали
Прошли — и не вернуться им.
Перед сияньем мысли смелой
Распался древний неба свод,
И без конца и без предела
Пространство мрака просветлело
И мирозданья тайный ход.
И ныне, радостно, комета,
Гляжу я, как блистаешь ты,
Ты не грозящая примета, —
Для взора вещего поэта
Ты — искра будущего света
Среди парящей темноты.
Настанут дни — мир обновится,
И человек, согбенный в прах,
Над миром смело воспарится
И ничего не устрашится
Ни на земле, ни в небесах.
8 См. прим. 5 к письму С. А. Толстой к Страхову от 13 декабря 1892 г. (No 59).

56. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

2 декабря 1892 г. Санкт-Петербург.

Многоуважаемая Софья Андреевна,
С этим письмом посылаю два листа корректуры и, если угодно, буду посылать в таком числе, какое Вы назначите. Ваше печатание очень исправно, и я нашел только две-три опечатки. Но прошу Вашего внимания ко следующему:
1. На верху страниц предлагаю ставить надписи (ничего нет глупее цифры, стоящей на самом видном месте и вовсе не нужной читателю).
2. Систему надписей Вы увидите (очень дурно, когда на верху стоит надпись, которая тут же крупно видна на странице).
3. После речей действующих лиц предлагаю тоже ставить ‘ или —, как в начале речей.
4. Соединительный знак я означаю = и буду пользоваться им в трудных местах.
5. Одно слово я решился переставить — думаю, что это можно. Вообще же я чувствую большое наслаждение в этой работе и сделаю ее Вам без задержки.
Поджидаю Ваших распоряжений. Соглашаетесь ли на мой план 2-го и 3-го тома, а также 12-го и 13-го? В каком порядке будете отдавать томы в печать? Начиная с первого? Или разом несколько томов?
Простите меня. Дай Вам Бог здоровья.

Ваш преданный и покорный
Н. Страхов

1892 2 дек. Спб.

57. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

8 декабря 1892 г. Ясная Поляна.

8 декабря 1892 г.

Многоуважаемый Николай Николаевич,
Я не отвечала на последнее письмо Ваше, а между тем боюсь, что ответы Вам все нужны.
Относительно заглавия вместо цифр — я совершенно согласна, что это лучше. Но для ‘Войны и мира’, ‘Анны Карениной’ и оглавлений — это совсем не удобно не иметь цифры хоть где-нибудь, сбоку или внизу страницы. Ведь ‘Война и мир’ 4 тома, переплетчик — и тот перепутается.
Печатать я думала сразу 2 тома в 2-х типографиях, с которыми уже заключила условие. Дело теперь за бумагой и за оригиналами.
Бумагу мне сделали такую плохую, что я в совершенном отчаянии, не знаю, что и делать. Прилагаю Вам на суд при сем письме клочок этой бумаги.
Что касается распределения статей в 12 и 13 томах, то как мысль я совершенно согласна, но как объем — я еще должна вычислить по страницам. Мне кажется, что 12-й том будет слишком толст сравнительно с 13-м. Этим я займусь сегодня.
2-й и 3-й томы я напечатала по Вашему совету.
Вот, кажется, и все. Перечитала всю Вашу книгу с большим удовольствием. Ведь кроме повести1, некоторых коротких статей, я все читала прежде. И поездку на Афон, и критику, и статьи. От повести мне стало немного грустно, как мало радостных мотивов в душах людей, даже в Вашей! Что делать, век такой, может быть, это нужно для совершенствования человечества. Дай-то Бог.
Меня мучает, что Вы трудитесь для меня, но я Вам глубоко благодарна. Получили ли Вы мое длинное письмо о Фете? У нас тут похварывают гриппом, но вообще все здоровы. У Ильи умер маленький сын Николай2. Крепко и дружески жму Вашу руку, дорогой Николай Николаевич.

Преданная Вам
С. Толстая

1 Повесть Страхова ‘Последний из идеалистов’ в книге ‘Воспоминания и отрывки…’
2 Сын Ильи Львовича Толстого Николай родился 20 декабря 1890 г., умер 1 декабря 1892 г.

58. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

10 декабря 1892 г. Санкт-Петербург.

Глубокоуважаемая Софья Андреевна,
Простите меня, Бога ради, за то, что не тотчас отвечал Вам на письмо, где Вы рассказываете о смерти Фета, драгоценное письмо, заставившее меня столько думать и удивляться его энергии. Он шесть дней не ел — не мог, или не хотел? Но вообще — смерть прекрасная, да и жизнь по-своему очень хороша. В Моск[овскмх] Вед[омостях] писали1, что он много благотворил, и я готов повторить, что он легко отступался от своего интереса, сутяжничества у него никогда не было, он был в сношениях твердый, ясный человек, жестокий только на словах.
Меня тут закружили разные дела и безделье, при моей медлительности — просто беда! Написал я и статью о Фете (в Новом времена, 9 дек.), с которою пришлось торопиться и в которой хоть немного отвел душу.
Вместо ответа на Ваше письмо, Вы должны были получить от меня 4 бандероли — три по два печатных листа, а четвертую — восемь листов выправленного подлинника. Неужели Вы их не получили? Вы увидите по моим поправкам, как я предполагал сделать. Цифру нужно ставить сбоку наверху страницы — как в моей книжке. Кое-где мне пришлось сделать синтаксические поправки — кажется, в двух местах, и орфографические — местах в пяти-шести. В других случаях я пришел в сомнение и оставил как было. Напр[имер], я думаю, правильнее писать Николенька, Сонечка, а не Наколанька, Соначка. В одном месте осталось па четверинках, а нужно: на четвереньках.
Кто у Вас будет держать корректуру? Неужели Вы сами? Почему-то я думаю, что Вы не довольно осторожно обращаетесь с Вашими глазами2, если изловчиться, то можно избавить их от всякого усилия (как делаю я — враг всяких таких усилий), но Вы по избытку энергии едва ли бережетесь. Тогда лучше поручить корректуру кому-нибудь другому. Теперь я чуточку освободился и буду Вам высылать корректуру, т. е. подлинник, непрерывно. О бумаге не умею сказать, мне кажется, она не дурна, т. е. довольно толста и гладка, но она желта, а я люблю больше всего белую, по-моему самую легкую для глаз.
Благодарю Вас за внимание к моей книжке, и к стихам, и к повести. Как опасно вообще писать! Мне кажется, чужой человек сейчас и увидит все мои недостатки, всю мою слабую душу, в которой хорошо разве только чувство идеала… Скажите Льву Николаевичу, что я всё жду большой радости — хоть маленького его отзыва на книгу3 и на письмо, и на статью о Ренане. Книгою он вероятно недоволен. А что скажет он на статейку о Фете?4 Я ее тоже пришлю Вам. Когда я чувствую, что вхожу в какое-нибудь противоречие с его мыслями, меня всегда это беспокоит, но ведь каждый желает оправдать себя, свою душу (он мне всегда это твердил), и потому я только принимаюсь тогда писать как можно строже и добросовестнее, а все-таки пишу.
Но это длинная материя. Простите меня и прошу Вас, распоряжайтесь мною, как Вам угодно. Рисунки я получил, но еще о них не думал. У Вас ведь был составлен план их размещения, который мне очень нравился. Если сообщите мне его, то я примусь делать его критику со всяким вниманием.
Дай Бог Вам здоровья и всем Вашим. Татьяне Львовне и Марье Львовне низко кланяюсь. Вы мне написали от Вашей семьи такие милые слова, что я сейчас подумал: стою ли я их? чем заслужил?
Но я во всяком случае, по совести

Ваш душевно преданный
Н. Страхов

1892 10 дек. Спб.
1 В газете ‘Московские ведомости’, No 324 было помещено два сообщения о кончине А. А. Фета: ‘А. А. Шеншин-Фет. Некролог’ Д. Языкова и ‘Памяти А. А. Шеншина’ В. С[еменковича?).
2 С. А. Толстая с юных лет страдала сильной близорукостью. В 1900 г. она ослепла на левый глаз.
3 В книге Страхова ‘Воспоминания и отрывки’ (СПб., 1892) Толстому понравились статья ‘Теория благополучия’ и повесть ‘Последний из идеалистов. Отрывок из ненаписанной повести’. В письме к Т. А. Кузминской Толстой писал: ‘…Страхов и мне прислал книгу и я прочел ее — многое перечел. Хорошо и для меня ново — теория благополучия. И интересно очень повесть…’ (ПСС. Т. 66. С. 277).
4 Статья Страхова ‘Несколько слов памяти Фета’.

59. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

13 декабря 1892 г. Москва.

Мне очень совестно, многоуважаемый и дорогой Николай Николаевич, что, кроме дела, я навязала Вам такую усердную переписку со мной. На этот раз пожалуйста не отвечайте мне, не тратьте своего дорогого времени. Я пишу Вам теперь только для того, чтобы поблагодарить за присланные листы и за письмо. Я сдаю уже листы в набор, завтра жду корректуру, другая типография ждет тоже работы другого тома. Боюсь, что Вам очень тяжела покажется эта срочная, спешная работа: пожалуйста, бросьте тогда.
Еще мне необходимо выразить Вам мое большое восхищение статьей о Фете. Как Вы хорошо и высоко ставите поэзию!1
Статью о Ренане я тоже прочла, и вчера у меня ее выпросил — кто бы Вы думали? Соловьев2. Он же прочел нам вслух и очень хорошо Вашу статью о Фете. Всем присутствующим, а их было много, очень понравилось. Лев Николаевич продолжает восхищаться статьей о Ренане, повторяя: ‘удивительно тонко и умно’. Он собирается всё писать Вам3, но ужасно занят своим писанием4, а потом посетителями. Он здоров и благодушен пока, слава Богу.
Вы точно боитесь, Николай Николаевич, что я дурно буду держать корректуру. Но у нас, в Москве, хороших корректоров нет, все равно сделают дурно, а я буду очень стараться, и теперь привычна к этому делу. То издание, которое Вы теперь выправляете5, я корректировала в первый рал в своей жизни — так не мудрено, что оно не хорошо исправлено.
Еще надо Вам ответить на вопрос о Фете, отчего он не ел? Потому что ничего не хотелось. В шесть дней он выпил раз почти одну чашку кофе. И при этом сам, без помощи прошел из кабинета в столовую, сел и умер. Дай Бог всякому так!
Вы мне намекнули, что в душе Вашей, будто бы слабой, а по-моему очень сильной — дорого чувство идеала. Неужели Вы думаете, что это не видно и не известно даже мне? Ведь это-то и есть самое дорогое и самое красивое в душе человека. С этим чувством-идеалом, непременно придешь в конце концов туда, куда надо, и где, наверное, хорошо. И Вы давно уже пришли.
Извините мою глупую болтовню, Вы ведь знаете, какого я о себе мнения. А все хочется говорить, как умные люди, и все так же заявляет душа требование на высокое и хорошее.
Желаю Вам всегда одного: радости душевной и здоровья.

Преданная Вам всей душой
С. Толстая

13 декабря 1892 г.
1 В статье ‘Несколько слов памяти Фета’ Страхов писал:
…есть страдание, которому сладко предаваться всей душою, есть муки, которые выше и дороже спокойствия, в которых больше счастия, чем в иных радостях. Лучше плакать о несбывшемся блаженстве, чем отказаться от высокого стремления души, бывают потери, в которых мы не хотим никакого утешения, как бывает и смерть, которая лучше жизни.
Поэзия учит нас этому упоению горя, этому ‘безумному счастью’. Мы поднимаемся с нею в какую-то сферу, где все прекрасно, и страдание и радость, где ничтожен всякий наш личный интерес, а царствуют лишь вечные, божественные образы истинно человеческих чувств и стремлений. Этот мир нам родной, но действительность не дает нам в нем оставаться…
2 Владимир Сергеевич Соловьев.
3 Толстой написал Страхову 25 февраля 1893 г. (ПСС. Т. 66. С. 299).
4 Толстой продолжал работу над трактатом ‘Царство Божие внутри вас’.
5 2-я, 3-я и 12-я части пятого издания собрания сочинений Толстого, 1886 г.

60. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

14 декабря 1892 г. Санкт-Петербург.

Душевноуважаемая Софья Андреевна,
Чувствую, с великою досадою, что высылаю Вам не то, что нужно! Я бросился за второй том, а Вам нужен третий. Беда в том, что я не оставил у себя копии плана издания. Простите, Бога ради, и пришлите мне — Ваши требования: что Вам нужно и сколько. Все исполню, не отнимайте у меня этой работы! Сегодня — какая радость! — вдруг я теперь так понял Утро помещика, как прежде не умел понимать.
На Ваше дорогое и многосодержательное письмо отвечу непременно, но в другой раз. Позвольте мне писать такие неприлично коротенькие записки, и тогда это не затруднит меня. Одно скажу: всем сердцем благодарю за сочувствие.

Ваш душевно преданный
Н. Страхов

1892 14 дек. Спб.

61. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

19 декабря 1892 г. Санкт-Петербург.

Душевноуважаемая Софья Андреевна,
Буду исправен, не задержу Вас ни на минуту, стану высылать не меньше четырех листов в сутки. Сегодня высылаю Набег и начало Казаков. Как хорошо читается в хронологическом порядке!
Конечно, Вы просматривали мои поправки. Я делаю их только когда дело очевидное, галлицизмов не решаюсь исправлять — если раз они явились, то пускай остаются, беда не большая! Но зато какая удивительная серьезность писания! Ну куда Тургеневу, который все прихорашивается и шаркает ножкой.
Конечно, Вы продержите корректуру превосходно, но я боюсь за Ваши глаза. Шутка ли, четыре листа в сутки!
Дай Вам Бог здоровья. Всем усердно кланяюсь и Татьяне Львовне желаю поскорее понравиться.

Ваш душевно преданный
Н. Страхов

1892 19 дек. Спб.

62. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

26 декабря 1892 г. Санкт-Петербург.

Душевноуважаемая Софья Андреевна,
Мне пришло на мысль, что Рубку леса (которую высылаю Вам вместе с этим письмом) непременно нужно поместить перед Севастополем, ведь она прямо примыкает к Набегу1.
Если Вы перелистывали мои выправленные листки, то Вы встретите иногда красный карандаш — это знак сомнения, которого я не мог разрешить.
Оказывается, что последнее дешевое издание2 гораздо исправнее того, которое Вы мне прислали для выправки. Однако же и в том и в другом вместо бонжурами стоит бонжуролии!3 Такие открытия меня радуют, но я все боюсь, что пропущу много случаев, где человек более зоркий сделал бы поправку.
На горе или на радость, уж не знаю, я простудился и должен сидеть дома. Выправлять знаки препинания и опечатки — как раз теперь работа по моим силам.
Но как я восхищаюсь этим текстом! Напишу потом свои новые впечатления Льву Николаевичу, да и теперь меня постоянно подмывает писать ему о том, какие несравненные качества я открываю в его писаниях.
Простите меня! Дай Вам Бог радостных праздников, и всем Вашим.
Да, еще одно: в надписях на верху страницы не должно быть никаких знаков препинания, и даже точек.

Ваш душевно преданный
Н. Страхов

26 декабря 1892 г.
Заметил ли кто, что статья о Фете проникнута грустью?
1 Это замечание не было учтено.
2 Восьмое издание собрания сочинений Толстого, 1889 г.
3 Имеется в виду начало VI главы рассказа ‘Рубка леса’: ‘Ротный командир, Волхов, был один из офицеров, называемых в полку бонжурами. Он имел состояние, служил прежде в гвардии и говорил по-французски…’
Ошибка идет из второй публикации рассказа ‘Рубка леса’ в книге ‘Военные рассказы графа Л. Н. Толстого’, СПб., 1856. С. 91. В шестом и седьмом изданиях произведений Толстого, выпущенных С. А. Толстой в 1886 и 1888 гг., эта ошибка исправлена.

63. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

11 января 1893 г. Санкт-Петербург.

Душевноуважаемая Софья Андреевна,
Необходимо мне получить от Вас разрешение на два вопроса:
1. Не лучше ли пустить Войну а мир сейчас же за рассказами? Она составит 4, 5, 6, 7 тома. Потом пойдет ‘Анна Каренина’ — 8, 9 и 10, а затем уже педагогические статьи, что теперь 4-й том. Кажется, так будет больше порядка1.
2. Не позволите ли считать части ‘Войны и мира’ в непрерывном порядке, т. е. теперь пойдет 4-я, 5-я и т. д. до конца. Это было бы несравненно удобнее, чем двойной счет по томам и по частям. Сперва ведь было 6 томов, потом их стало 4, а теперь опять пусть это будут гомы собрания сочинений, а Война и мир пусть имеет свое внутреннее разделение, по частям. Так всего проще и, следовательно, изящнее2.
Все ли Вы получили, что я прислал? Я выслал Вам четыре тома (но Вашему расписанию). Немножко меня удивило, что Вы откинули Холстомера для последних томов. Ведь это не но случайной забывчивости?3
Вы видите, что дело у меня идет хорошо, не мешкотно. Правда, этому помогла моя болезнь. В последнюю неделю я перенес очень мучительный катарр среднего уха (правого), не спал ночи и маялся днем. Какое счастье, что у меня была такая работа, и легкая и увлекательная. Ничего другого я не мог бы делать. Сегодня, наконец, дело пошло на лад, боль быстро убывает и могу писать к Вам.
Приехал Ганзен4 из Москвы и привез самые радостные известия. Он восхищается Вашим здоровьем и отличным расположением духа Льва Николаевича, без жалости таскавшего его по Москве и бранившего ему Ибсена и Шекспира5.
Праздники мои прошли не весело, но не дурно: тело болело, но душа была здорова.
Но кажется, за то, что я так хвастаюсь, у меня опять начинаются боли.
Простите меня, и дай Вам Бог всего хорошего. Льву Николаевичу, Татьяне Львовне и Марье Львовне и всем, кто помнит меня, усердно кланяюсь.

Ваш душевно преданный
Н. Страхов

11 янв. 1893 Снб.
1 Порядок томов, предложенный Страховым, не был принят: педагогические сочинения шли 4-м томом, ‘Война и мир’ — 5-м и т. д. См. ниже письмо С. А. Толстой к Страхову от 20 февраля 1893 г. (No 67).
2 Этот совет был реализован в девятом издании, но впоследствии С. А. Толстая продолжала издавать ‘Войну и мир’ с делением на четыре тома и отдельным счетом частей в каждом томе.
3 В 1885 г., перед печатаньем, повесть ‘Холстомер’ была кардинально изменена Толстым. См.: Л. Д. Опульская. Творческая история повести ‘Холстомер’. Ранняя редакция (1861-1863). Литературное наследство. Т. 69. Кн. 1. М., 1961. С. 257-66. Однако в девятом издании он помещен в 3 томе. См. письмо 64.
4 См. прим. 2 к письму 46а.
5 Толстой писал в письме к Ганзену от 14 сентября 1891 г., что драмы и поэма Ибсена ‘Бранд’ ‘…все выдуманы, фальшивы и даже очень дурно написаны в том смысле, что все характеры не верны и не выдержаны. Репутация его в Европе доказывает только страшную бедность творческой силы в Европе…’ (ПСС. Т. 66. С. 45).
Об отношении Толстого к Шекспиру см. статью ‘О Шекспире и о драме’ (ПСС. Т. 35).

64. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

13 января 1893 г. Москва.

Сейчас получила Ваше письмо, дорогой и многоуважаемый Николай Николаевич, и спешу прежде всего ответить на Ваши вопросы. ‘Холстомер’ Вы мне не присылали, а он должен идти вслед за ‘Поликушкой’ перед ‘Декабристами’, т. 3-й. Пожалуйста, вышлите мне его поскорей. Я, верно, забыла внести его в список.
Насчет ‘Войны и мира’ я совершенно согласна и сделаю по Вашему совету. Ваша помощь мне так дорога и приятна, что Вы не можете себе представить. Чувствую, что под Вашим руководством все будет, наверное, очень хорошо. Я все собиралась писать Вам, известить, что получила еще 2 тома, но очень была занята корректурой, праздниками, гостями, и, наконец, захворала, грипп, невралгия, просто беда!
Хотелось мне и поздравить Вас с Новым годом, и это опоздала, хотя мои лучшие пожелания Вам здоровья, радости и всего хорошего — всегда останутся неизменны.
Очень огорчило меня, что Вы страдали, болезнь уха не опасна, но страшно мучительна. Это было какое-то поветрие: у моей Саши1 болели уши, у ее учительницы и у многих в Москве.
С какой добротой пишете Вы о том, что Вы рады были иметь такую работу во время Ваших страданий! Я думаю, всякая работа была тяжела, и меня очень мучает, что Вы хлопотали для меня. Дай Бог, чтобы скорей кончились бесследно Ваши боли.
Ганзен был прав, что мы оба были здоровы и веселы. Я чувствую себя очень счастливой нынешнюю зиму, что со мной Лев Николаевич и мои дети. Только Лёва меня огорчает своей худобой и плохим состоянием здоровья.
У нас в Москве теперь Репин и одновременно рисует по утрам акварелью Льва Николаевича, а днем пишет масляными красками портрет Тани2. Выходит очень хорошо, но Репин спешит, и я боюсь, что он его не отделает, а то отделанный он вышел бы превосходный. Стоя, с откинутой немного назад головой, в простом черном платье на темно-красном фоне.
Мне очень хотелось иметь Танин портрет, и я радуюсь, что исполнилось мое желание.
Немедленно после 20-го января Лев Николаевич хочет поехать с Таней в Ясную Поляну, потому что в Крапивенском уезде местами голод, и надо помочь соседям крестьянам. Оттуда они поедут в Бегичевку посмотреть, как идут дела столовых. Опять мне будет тревога за них, и особенно в нынешнем году такие страшные морозы и столько снегу, как никто и не запомнит на своем веку. Дороги в деревнях не только гораздо выше крыш домов крестьянских, но даже выше барских усадебных домов, если они одноэтажные.
Много говорят последнее время о голоде, и главное, о замерзании народа. Хотя местами правительство разрешило брать даровое топливо из казенных лесов — ни проехать, ни пешком пройти в лес нельзя, и потому и дров достать негде. Все эти слухи наводят уныние, и чувствуешь в нынешнем году — не подъем духа для оказания помощи, а смирение и бессилие перед стихийным бедствием.
Все мои не только Вас помнят и любят, но часто мы говорим о Вас, радуемся, что летом, вероятно, опять увидимся и поживем вместе. Все усердно Вам кланяются.
Вчера видел Лев Николаевич Марью Петровну3, как она, бедная, жалка, одинока и беспомощна! Все сидит в кабинете Афанасия Афанасьевича и, перебирая с Екатериной Владимировной4 его бумаги, горько плачут обе. Я тоже ее видела, думаю, что и она не долго его переживет.
Прощайте, дорогой Николай Николаевич, не мучьте себя, ради Бога, моей работой, все успеется, а дороже всего Ваше здоровье и покой.

Сердечно Вам преданная
С. Толстая

13 января 1893 г.
1 У Александры Львовны Толстой (1884-1979).
2 Портрет Татьяны Львовны Толстой работы И. Е. Репина с 1894 г. находится в доме Толстого в Ясной Поляне.
3 Вдову А. А. Фета.
4 Екатерина Владимировна Федорова, в замужестве Кудрявцева, секретарь Фета в последние шесть лет его жизни. Ее воспоминания о последних днях жизни Фета см. в сборнике: Российский архив. История отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв. Студия ‘ТРИТЭ’ Никиты Михалкова. ‘Российский архив’. Москва, 1991. С. 212-43.

65. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

8 февраля 1893 г. Москва.

Как Ваше здоровье, многоуважаемый и дорогой Николай Николаевич? Неужели Вы продолжаете до сих нор страдать ушными болями? Это должно быть невыносимо, так как связано с мозгом и нервами. Давно ничего о Вас не знаю, с самого приезда Марьи Петровны1.
Мои опять все уехали. Лев Николаевич был с Машей2 неделю в Ясной Поляне, где они объезжали соседние деревни, в которых урожай был очень плохой и народ настолько бедствует, что пришлось помочь. Потом поехала Таня3, и теперь все отправились опять в Бе-гичевку посетить столовые и исследовать, как производится помощь голодающим. Обещали они вернуться через две-три недели, но не знаю, сдержат ли слово.
Гостил у меня тут месяц Сережа4, теперь тоже отправился на службу к себе в деревню.
Лёва поехал к Илье смотреть там, поблизости, имение и купить его, если подходящее. Лёва очень меня огорчает своей слабостью и худобой5.
Вот как все обстоит у нас, я с эгоизмом рассказываю Вам, зная, как Вы всегда добры и участливы к нашей семье.
Дело печатания подвигается, но работы по корректурам мне так много, что я едва успеваю и очень утомляю свои нервы. Три тома отпечатаны и четвертый начат и доведен довольно далеко. Дайте мне еще совет, Николай Николаевич. Я не могу никак восстановить всех годов, в которые были сделаны портреты. Нужно ли подписать те годы, которые я знаю, или умолчать все? Нужно ли подписать: дом Л[ьва] Н[иколаевича] в Ясной Поляне, дом Л[ьва] Н[иколаевича] в Москве, и т. д. Вообще, что где подписывать? Нужно ли под первым портретом напечатать: с дагеротипа 1851 года. Нужно ли сказать: с портрета Ге, Репина, Крамского? Я в таком сомнении, что совсем теряюсь, а требуют скорого решения. Портреты распределила я гак, но жду опять-таки на это Вашего благословения.
К 1-му тому молодой с палочкой.
Ко 2-му т. военные: в шинели и артиллеристом.
К 3-му т. маленькая карточка сидя, цилиндр на столе.
К Войне и миру: портрет того времени в блузе, нога поджата.
И Анне Карениной портрет в сюртуке, поясной, стриженый, и Крамского.
К 4-му тому портрет, сделанный им самим во время школы (его у Вас нет еще).
К 12 части (Портрет Ге и пашущий).
К 13 части Портрет Репина и последний, фотография на белом фоне.
В приложении: Дом в Ясной, а Москве, с картины Репина в кабинете, въезд в Ясную Поляну и факсимиле.
Факсимиле (кажется, это так называется) я Вам тоже прилагаю копию с того, что писал сам Лев Николаевич. Напишите, хорошо ли я выбрала.
Вот сколько вопросов, дорогой Николай Николаевич!
Беда моя та, что на себя я не надеюсь, а кроме Вас — никому не доверяю. Вот и приходится Вас беспокоить, да еще больного! Простите меня, пожалуйста, я воспользовалась Вашей добротой и предложением помочь мне, теперь, я думаю, Вы раскаиваетесь в этом. Если Вы всё нездоровы, оставьте мое письмо без ответа, только не сердитесь и не лишайте своей дружбы сердечно уважающую и любящую Вас

С. Толстую

Из: В чем моя вера?
Для факсимиле6:
Очень много перечеркнуто и переменено, переписываю только, что не вымарано:
Я верю, что благо мое возможно на земле только когда все люди будут исполнять учение Христа. Я верю, что исполнение этого учения возможно, легко и радостно для всякого. Я верю, что до тех пор, пока учение это не исполняется, мне нечего больше делать для спасения своей жизни от неизбежной погибели, как исполнять это учение, также как нечего другого делать тому, который в горящем доме узнал дверь спасения. Я верю, что если бы я один, среди всех неисполняющих, понял учение Христа, мне все-таки нечего другого делать.
Я верю, что жизнь моя по учению мира была мучительна и что только жизнь по учению Христа дает мне в этом мире то мое благо, которое предназначил мне Отец Жизни.
Я верю, что учение это даст благо всему человечеству, спасает меня от неизбежной погибели и даст мне наибольшее благо, и потому не могу не исполнять его.
1 Марии Петровны Фет, ездившей и Петербург но делам издания последних стихотворений А. А. Фета.
2 Марией Львовной Толстой.
3 Татьяна Львовна Толстая.
4 Сергей Львович Толстой служил земским начальником и Чернском уезде Тульской губернии, где находилось его имение Никольское-Вяземское. Земский начальник — должностное лицо с административно-судебными функциями, назначаемое из дворян. Земские начальники осуществляли надзор за крестьянскими и волостными учреждениями (сходами, волостными правлениями, волостными судами), могли назначать и смещать в них должностных лиц, утверждали решения о наказаниях.
5 Лев Львович Толстой. После работы на голоде в Самарской губернии Л. Л. Толстой заболел тяжелой формой неврастении.
6 Факсимильное изображение страницы рукописи не было пропущено цензурой.

66. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

10 февраля 1893 г. Санкт-Петербург.

Душевноуважаемая Софья Андреевна,
Спешу отвечать на Ваше письмо, очень тронувшее меня участием, с которым Вы спрашиваете о моей болезни. Она давно уже перестала меня мучить, но я хожу и выхожу с завязанным ухом, а самое неприятное — постоянно боюсь простудиться, и когда чихну или высморкаюсь, начинаю думать: уж не опять ли начинается? Противно так много о себе заботиться. И Ваша правда: голова моя до сих пор тупа и я не могу как следует ни писать, ни читать.
На вопросы Ваши отвечать мне легко: Вы все придумали относительно рисунков как нельзя лучше, факсимиле Вами выбран превосходно, и если много перечеркнуто и немного изменено, то это тем интереснее. Какое чудесное место! Очень хорошо будет, если читатели будут его твердить. О надписях скажу, что их непременно нужно сделать, и если нельзя назначить точного времени, то нужно поставить приблизительное и подле в скобках знак вопроса, например — 1856 (?). Я очень пристрастен к определенности и всегда сержусь, когда автор ставит меня без нужды в сомнение или неизвестность. На заглавном листе каждого тома должно быть обозначено, какие рисунки при этом томе прилагаются. На последней странице — конец такого-то тома или конец такой-то часта (впрочем, кажется, можно это опустить). Тут только одно правило: все надписи должны быть сделаны тонкими и не крупными шрифтами, не должны бросаться в глаза, а как будто скрадываться и открываться только человеку внимательному.
Слышал я, что Вы были нездоровы, но теперь поправились, и не могу нарадоваться тому, что здоровье Льва Николаевича, как все говорят, очень хорошо. В такие холода он может пускаться в большие поездки! Человеку, почти запертому в своей комнате, нельзя этому не позавидовать.
Вижу, что издание будет Вам стоить немало трудов, и опять советую, — возьмите помощника, поберегите себя.
Дай Бог и Вам, и всем Вашим здоровья и всякого добра. Простите, что заторопился и перепутал страницы в этом письме.

Ваш душевно преданный
Н. Страхов

1893 10 февр. Спб.

67. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

20 февраля 1893 г. Москва.

20 февраля 1893

Получила еще два тома, многоуважаемый и дорогой Николай Николаевич. По мере того, как я корректирую, я все больше и больше ценю Ваш труд и глубоко благодарна за него. Конечно, если это издание будет хорошо, то я буду больше всего Вам за это обязана. Мы кончаем печатать уже 5-й том. В одном я виновата, в единственном, в чем не послушала Вас. Я оставила Педагогические статьи 4-м томом. Раз мы соблюдаем хронологический порядок всех сочинений и портретов, — перескочить на ‘Войну и мир’ и оставить труды 1862 г. по школьному образованию — мне казалось невозможно. У меня нашелся и портрет, сделанный им самим во время занятий школами, очень характерный.
Завтра я ждала своих из Бегичевки, но Лев Николаевич закашлял там, а мороз опять 10 гр. и ветер скверный, он там и застрял, не знаю, надолго ли. Очень я боялась и предвидела, что как только Л. Н. двинется от меня — так захворает. Хотя ему дочери удивительно хорошие няньки и помощницы во всем, но он в условия становится с ними невозможные, и то они, то он — хворают. Жду не дождусь их. Сама я совсем затормошилась, по 6 листов в день корректирую, читаю по два раза, выходит около 7 часов и больше усиленной работы в день, да и других дел пропасть. Не беру я корректора главное потому, что у нас в Москве хороших совсем нет, а жаль перепутать что, особенно во французском в ‘Войне и мире’. Помощников вообще на свете достать нельзя. Их посылает судьба — Бог, по нашему выражению, как мне Бог послал Вас, бескорыстного, трудолюбивого и, главное, гениально умного.
Мне часто очень жаль, что Вы тратите на такую дешевую, в сущности, потому что почти механическую работу, свое драгоценное время, умственные силы и глаза. Всякий раз мне хочется закричать Вам отсюда: ‘Бросьте, Николай Николаевич, спасибо Вам, но будет, не мучьте больше себя’.
Вы даже перевод выправили в ‘Войне и мире’, он уж был немного исправлен мною, но я не смогла, а вы — авторитет.
Надеюсь, что Вы переслали бояться возобновления ушных болей, что Вы даже их забыли. Дай-то Бог! Пожалуйста, не считайте себя обязанным мне всегда отвечать. Если вздумается и будет что — напишите как-нибудь. Крепко жму Вашу руку, сто раз еще благодарю Вас.

Сердечно преданная Вам
С. Толстая

68. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

2 марта 1893 г. Санкт-Петербург.

Душевноуважаемая Софья Андреевна,
Покорно благодарю за Ваше письмо, которое очень меня ободрило. Если мой труд идет впрок, то это мне большая награда. Прошу Вас, не думайте, что я как-нибудь себя обременяю этим, нет, сошлись так обстоятельства, что мне было это очень удобно и не затрудняло, а облегчало меня. Голова была все время не свежа, и писание, которое я затеял, ни за что не шло, а поправка как раз была по силам, и при ней я чувствовал большое удовольствие. Очень радует, что для 10 томов выправлено, теперь выправляю тот том, который будет по-Вашему четвертым — три четверти тома уже готово и, если угодно, могу их сейчас выслать.
Что касается до окончательного решения во всех вопросах, то, разумеется, оно Ваше. Я только предлагаю, а Вы принимаете или отвергаете мое предложение. Прошу Вас, обратите внимание на красные NB, которые я поставил в трех или четырех местах этого четвертого тома.
Теперь голова у меня стала посвежее, я уже забываю о шуме в своем ухе, примусь писать и потому немножко замедлю последними томами. Недели через две, однако, все пришлю.
Третьего дня — большая радость — письмо Льва Николаевича из Ясной Поляны1. Может быть, он уже теперь в Москве. Завтра буду отвечать ему2.
Дай Вам Бог здоровья! Мой усердный поклон Татьяне Львовне и Марье Львовне.

Ваш душевно преданный
Н. Страхов

1893 2 марта Спб.
1 ПСС. Т. 66. С. 299.
2 Письмо Страхова к Толстому от 4 марта 1893 г. не опубликовано (ОР ГМТ).

69. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

4 марта 1893 г. Ясная Поляна.

Мне нужно сказать Вам, дорогой и многоуважаемый Николай Николаевич, что когда Вы будете мне посылать 12-й том, то вырвите из 12-го тома педагогическую статью1, попавшую туда ошибкой, и, приложив ее к 4-му тому, пришлите мне. Пишу сегодня только это. Мы все очень утомились болезнью Тани2, которая лежит уже неделю в сильнейшем жару и страшно кашляет. Доктор говорит ‘инфлуэнца’. Все ночи не спали, но сегодня ей гораздо лучше, жар спал, она немного бодрее, и мы повеселели. Была у меня Марья Петровна Шеншина (Фет), говорила, что Вы и Афанасия Афанасьевича сочинения издаете с Вел[иким] Князем3. Она говорила, что будут просто напечатаны подряд все лирические стихотворения. Неужели не будет никаких подразделений? Например, ‘Вечерние огни’4 так и должны бы составлять особый, последний отдел. Я ей советовала тоже приложить три портрета: юный, средний и старый. Не знаю, послушает ли она5.
Однако, вместо двух слов написала целое письмо. Извините, я и так всегда мучаюсь, что Вы для меня столько сделали! Радуюсь, что здоровье Ваше лучше, дай Бог, чтобы вполне поправилось.
Сегодня получила Ваше письмо, спасибо за него. Лев Николаевич Вам очень кланяется, он теперь тут, и Маша тоже. Павел Иванович Бирюков приехал сюда и, слава Богу, бодрый, едет опять в Бегичевку кормить голодающих. Денег для этой цели дали еще 2000 р. Американское общество из Петербурга, а 1 700 р. прислали из Базеля. И удивительно то, что там, где столовые, там нет тифа, а везде вокруг — тиф. Нам это утешительно.
Ну и прощайте, Николай Николаевич.

Сердечно преданная Вам
С. Толстая

4 марта 1893.
1 Статья Толстого ‘О народном образовании’, 1875 г. (см.: ПСС. Т. 17. С. 71-132).
2 Татьяны Львовны Толстой.
3 ‘Лирические стихотворения А. Фета’ вышли в 1894 г. В подготовке издания принимали участие Великий князь Константин Константинович, М. П. Фет-Шеншина, Н. Н. Страхов, В. С. Соловьев, Л. В. Олсуфьев. На долю Страхова пришлась основная часть труда но подготовке издания.
4 ‘Вечерние огни’ — четыре выпуска последних прижизненных сборников стихов Фета, вышедших в 1883, 1885, 1889 и 1891 гг. Кроме этих четырех выпусков в издание 1894 г. вошел отдел ‘Из пятого выпуска’, который, как пишет Страхов в предисловии, ‘…уже был подготовлен самим Фетом’.
5 К первому тому ‘Лирических стихотворений А. Фета’ даны две фотографии Фета 1857 и 1861 гг., ко второму — портрет Фета работы И. Е. Репина 1882 г.

70. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

30 марта 1893 г. Санкт-Петербург.

Душевноуважаемая Софья Андреевна,
Посылаю Вам последние два тома, мне было бы досадно думать, что я опоздал, но я твердо надеюсь, что Вы ни на минуту не задержали печатания из-за моего опоздания — а то бы меня мучила совесть.
Оглавления я составил по Вашему плану этих томов, который Вы прислали в начале. В 13-м томе вот какое затруднение. Самая большая статья прежде называлась Мысли, вызванные переписью1, потом Отрывок из статьи ‘Так что же нам делать?’ Это последнее заглавие лучше и очень важно, чтобы избежать всякой путаницы, предлагаю сделать двойное заглавие так,
Отрывок из статьи: Так что же нам делать? (Мысли, вызванные переписью).
Под этим общим заглавием идут шесть статей, каждая со своим частным заглавием. Все шесть несомненно составляют одно целое, я позволил себе поставить впереди римские цифры. Кроме того, первая статья не имеет своего особого заглавия, я придумал назвать I. Что было при переписи1. Хорошо ли это? Не придумаете ли Вы лучше? Например, Мое участие в переписи
или Что оказалось во время переписи,
или Попытка помогать бедным,
или Что я думаю сделать,
или Чего я не мог сделать и т. д. что-нибудь в этом роде. Но необходимо, во всяком случае, чтобы все шесть статей были поставлены в связи.
Затем еще два предложения:
1. В театральных пьесах печатать имена действующих лиц посредине страницы, как заглавие их речей. В роскошном издании будет нехорошо, если имена будут стоять сбоку, — этого печатания очень не любят и драматурги, желающие, чтобы их пьесы являлись в самом удобном для чтения виде.
2. В главах из книги О жизни нельзя ли восстановить те заглавия, которые там есть для каждой маленькой главы?3
Например, так:
1. Любовь 1. Чувство любви есть проявление деятельности личности, подчиненной разумному сознанию.
— . — . — . —
2. Проявление чувства любви невозможно для людей, не понимающих смысла своей жизни.
— . — . — . —
3. Истинная любовь есть последствие отречения от блага личности.
— . — . — . —
и т. д.

II. Страх смерти и пр.

Разумеется, все это придется внести и в оглавление.
Вот я и чувствую, что опять Вас затрудняю, опять указываю требования, которые, если Вы примете, увеличат Вашу работу. Что же мне делать! Если бы я затеял то издание, которое Вы теперь ведете, то я, верно, прокопался бы за ним год или больше. Быстрота, с которой у Вас идет дело, для меня непостижима.
Должен сознаться, что я бы затянул просмотр текста, если бы опять не заболел, так что с четверга Страстной сижу дома. Но кажется, завтра можно мне будет уже выйти.
Сегодня получил от Н. Я. Грота письмо, где он пишет:
‘Кто эту зиму не хворал и не хандрил? Только один Лев Николаевич Толстой, который и в этом выказал свою оригинальность, так как, кажется, ни одну зиму не был так здоров и весел, как нынешнюю’.
Очень приятные такие вести, и дай Бог и вперед так.
От всей души желаю здоровья и Вам и Вашим, Татьяне Львовне и Марье Львовне — усердно кланяюсь. Намерения Татьяны Андреевны очень меня занимают и волнуют. Что это такое? Мне все кажется, что главного-то в этом деле я не знаю. А впрочем, мне совестно: ну с какой же стороны это меня касается?
Простите

Вашего душевно преданного
Н. Страхова

1893 30 марта Спб.
1 Под таким названием в пятом издании появилась сильно урезанная цензурой статья ‘Так что же нам делать?’.
2 Название Страхова было принято.
3 Заглавия были восстановлены.

71. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

24 апреля 1893 г. Москва.

24 апреля 1893 г.

Многоуважаемый Николай Николаевич,
Живу в такой лихорадочной деятельности, что весь мир забыла — кроме Вас, так как главное мое дело теперь — издание, а оно мне ежеминутно напоминает Вас, Ваш неоцененный труд, за который всю жизнь останусь Вам бесконечно благодарна. Отпечатано уже 10 томов и половина 11-го. Остается 12-й и 13-й томы.
Сегодня, сдавая в набор 12-ю часть, я все внимательно пересмотрела и к удивлению своему нашла, что Вы переменили порядок статей в 12-м и 13-м томах. Я ничего не имею против этого порядка, но мне очень интересно, дорогой Николай Николаевич, знать, чем Вы руководились в данном порядке? Если только моими соображениями первоначальными, то это очень жаль, Вы наверное гораздо лучше меня понимаете и рассуждаете, у Вас и вкуса и знания и всего бесконечно больше и в этом и во всем на свете. Пожалуйста, напишите мне словечко о том, как Вы считаете лучшим распределить все эти разнохарактерные произведения последних лет.
Еще одна просьба: какая это статья, которую Вы в оглавлении 13-го тома озаглавили: Выдержки из частного письма по поводу возражения на статью ‘Женщинам’1, — и где это было напечатано? Я не знаю, где ее достать и где и когда она появилась впервые.
Простите меня, Николай Николаевич, что опять надоедаю Вам, но, право, никто мне не помогает и даже не хочет ничего сказать, и Вы один протянули мне так щедро руку помощи.
О нас всех могу Вам сообщить мало интересного. Пока все мы вместе в Москве, Лев Николаевич очень кашлял последнее время и потому не поехал в деревню, куда давно собирался. И теперь ему еще не совсем хорошо, да кстати и статья его не окончена, он всё с концом не может справиться2. День пишет, день вымарывает, и так давно уже дело не идет. Но всех нас еще озабочивает очень состояние здоровья Лёвы3. Он всё худеет и слабнет без всякой видимой причины. Доктора сказали: катарр желудка, малокровие, советовали висмут, молоко, но все неопределенно, а Лёва никому не верит и никого не слушает, очень раздражителен, и у меня вся душа на него глядя выболела.
Какие Ваши планы на лето, дорогой Николай Николаевич? Надеюсь всем сердцем, что Ясная Поляна и ее жители входят в программу Вашего летнего путешествия, и что на долю нашу выпадет большая часть времени Ваших летних вакаций, которые Вы себе сами даете. Мы часто говорим, как о несомненном, о Вашем пребывании в Ясной, и я твердо надеюсь, что Вы не обидите искренно любящую Вас всей душой

С. Толстую

1 ‘Частное письмо’ — письмо Толстого к В. Г. Черткову от 17-18 апреля 1886 г. (ПСС. Т. 85. С. 345-49).
2 Статья ‘Женщинам’, о которой упоминается в заглавии, последняя глава обширной статьи ‘Мысли, вызванные переписью’, появившейся впервые в печати в 1886 г., в XII томе пятого издания сочинений Толстого, и во всех последующих изданиях печатавшейся под заглавием ‘Отрывок из статьи ‘Так что же нам делать?’ В связи с нападками на Толстого в обществе по поводу его взглядов на женский вопрос Толстой еще раз высказался по этому поводу в письме к В. Г. Черткову. Чертков сделал выписку из письма Толстого с того места, где письмо утрачивает характер личного обращения и до конца, и просил у Толстого разрешения напечатать ее. Статья под заглавием ‘Труд мужчин и женщин. Выдержка из частного письма по поводу возражений на статью ‘Женщинам’ была напечатана в журнале ‘Русское богатство’, 1886 г., No 5-6. В собрания сочинений Толстого статья эта стала входить, начиная с шестого издания 1886 г., с сокращенным заглавием. См. также ПСС. Т. 25. С. 412-15.
3 Толстой работал над заключительной, XII главой книги ‘Царство Божие внутри вас’.
4 Лев Львович Толстой.

72. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

27 апреля 1893 г. Санкт-Петербург.

Душевноуважаемая Софья Андреевна,
Простите меня: с моей стариковской памятью я уже не могу точно припомнить, что я сделал с последними томами, хотя работал над ними с большим вниманием. Помню особенно, что я сделал большой отдел под заглавием Мысли, вызванные переписью (так, кажется) и подвел сюда целый ряд статей под цифрами для отличия и порядка. Впрочем, все у меня обозначено в заглавиях на каждой странице и потому легко отыскать. Статья Выдержка ил частного письма находится в тринадцатом томе издания 1890 года, а где она в первый раз появилась, не могу сказать. Она у меня выправлена и стоит на том месте, которое указано в оглавлении.
Не помню, какие изменения в порядке я делал — кажется, просто следовал порядку, в котором статьи напечатаны. Моя мысль была — соединить в одном томе Смерть Ивана Ильича, Власть тьмы, Плоды просвещения и Крейцерову сонату, а все остальные вещи, мелкие рассказы и рассуждения поместить в 12-том томе. Они в издании 1890 года уже приведены, кажется, в хороший порядок, но многие не были указаны в оглавлении, а я большой охотник до подробных и точных оглавлений.
Ещё раз извините меня: посылая Вам последние два тома, нужно было бы мне написать Вам, что и как я сделал. Теперь Вам приходится самим соображать это: но если обратите внимание на оглавления и на заглавия, стоящие на каждой странице, то, мне думается, все увидите.
Письмо Ваше напомнило мне разговор в Ясной Поляне, бывший чуть ли не в 1871 году — много в 1872-м. Видя Вашу хлопотливость, я решился сказать Вам: ‘не торопитесь, Графиня!’ А Лев Николаевич заметил при этом: ‘да, она вот так торопится уже тридцать лет!’ Видно, в самом деле, такая уж Ваша доля. А я, когда вижу, что и как Вы делаете, только дивлюсь, как это Вы ничего не перепортите, ничего не разобьете и сами не разобьетесь.
Очень мне жаль Льва Львовича, да и Лев Николаевич разочаровал меня: по письму Н. Я. Грота я воображал его в наилучшем здоровье.
Приходил ко мне г. Никкел1 с запиской от Льва Николаевича, меннонит очень безобразный и очень здоровенный. Я готовился помогать ему, но оказалось, что помощь вовсе не нужна: ему любезно открыли все дела и приняли его просьбу. Благочестивые меннониты, однако же, по моему суждению, слишком многого хотят, что я и высказал ему, хотя и мягко. Прошу Вас, сообщите это Льву Николаевичу.
Мои летние планы все еще не установились. Конечно, побывать в Ясной Поляне мне очень хочется, и хоть ненадолго, а я заеду ‘в Мекку’, как смеются надо мной приятели. Но задумываю я также проделать курс лечения в Эмсе2, давно я туда собираюсь, — раз уже я испытал, как это полезно. Ухо мое все еще не пришло в порядок, теплых дней никак не можем здесь дождаться, и сегодня жестоко тянет холодный и сухой восточный ветер.
Дай Вам Бог здоровья и бодрости! Простите меня и верьте душевному уважению

Вашего преданного
Н. Страхова

1893 27 апр. Спб.
Татьяне Львовне и Марье Львовне усердно кланяюсь.
1 О деле меннонита Никкела сведений нет.
2 Летом 1893 г. Страхов совершил длительную заграничную поездку — посетил Эмс, Мюнхен, где слушал оперы Р. Вагнера. В августе Страхов ненадолго заезжал в Ясную Поляну.

73. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

24 сентября 1893 г. Санкт-Петербург.

Душевноуважаемая Софья Андреевна,
Покорно благодарю Вас за присылку нового издания, я ждал этой Вашей милости, и она пришла как раз в минуту моего ожидания. Чудесное издание! Попробовал было я искать опечаток, и не нашел. А всего больше меня восхищает, что весь мой труд принят и отпечатался на этих страницах. Покаюсь Вам, что я не очень на это надеялся. При Вашей энергии, мне думалось, Вы никак не воздержитесь, чтобы не похозяйничать по-своему. А между тем Вы все сделали так, как я указывал. Очень я этому радуюсь! Я ведь старался сделать как можно лучше, с любовью работал над драгоценными сочинениями. Вы это поняли, Вы это приняли, и я от всей души благодарю Вас.
Никаких замечаний пока не делаю, дайте присмотреться и тогда я Вам напишу свою критику.
Стыдно признаться, но после приезда домой меня одолела жестокая тоска, как ребенка, у которого после праздников наступили будни. Но теперь я уже обтерпелся и спокойно вязну в своих книгах и писаниях. Здоровье мое превосходно, я о нем даже не думаю — вот до чего дошло!
От всей души желаю и Вам быть здоровою, дай Бог всякого благополучия. Как жаль Льва Львовича! Он писал, что все не поправляется. Ну, да он еще молод!

Ваш душевно уважающий и преданный
Н. Страхов

1893 24 сент. Спб.
P. S. Может быть, Вам случайно известно, кто такая в Туле Евгения Сопегина?1 Она прислала мне бестолковое письмо, в котором пишет, что ей 18 лет и что она прилагает некоторую безделку на мое обсуждение. Но никакой безделки в письме не оказалось, письмо бесталанно, но мне не хочется ей этого писать.
Прошу Вас, однако, на эти пустяки не обращать слишком большого внимания.
1 О Евгении Сопегиной сведений нет.

74. Л. Н. и С. А. Толстые — Н. Н. Страхову

25 марта 1894 г. Москва.

Дорогой Николай Николаевич!
Спешу: уезжаю. То, что Вам напишет Соня о Гальперине1, тому, как в доверен[ности] пишется, верьте! Но на меня не сердитесь и простите, что утруждаю Вас. Мне совестно, но Вам легче или отказать, или дать, что найдете нужным. Целую Вас.

Л. Толстой

Я должна прежде всего объяснить Вам, многоуважаемый и дорогой Николай Николаевич, куда уехал Лев Николаевич. Он уехал с Машей к Черткову2, у которого, кажется, совсем уж умирает жена3. Только что немного успокоились, встретив Таню и Лёву4, как пришлось отпускать в такую даль Льва Николаевича и Машу. Пробудут они в Воронежской губернии около 9 дней с проездом. Лёву я нашла похудевшим, ослабевшим, но не безнадежным, как только укрепятся его нервы, так все пойдет хорошо. Дома же он спокоен, уход за ним во всех отношениях прекрасный, сестры с ним удивительно хорошо нянчатся.
Поручение, о котором упоминает Лев Николаевич, состоит в следующем: 1) он предоставляет Вам решить, дать или не дать Гальперину сделать выписки, нужные Гальперину из писем Льва Николаевича, 2) выписки же разрешает сделать только по Вашему указанию, 3) когда выписки из писем (если Вы найдете удобным и возможным их дать) будут употреблены Гальпериным для его целей, то Гальперин должен во всяком случае прислать свою работу Вам для про-смотрения, и обязуется ничего не печатать без Вашего согласия и просмотра. Кажется, я так выразила мысль и желание Льва Николаевича.
Похоронила я на днях Марью Петровну5 и очень было грустно, что с ней рушилось еще одно гнездо друзей. Очень она, бедная, страдала, кончилось все параличом мозга, ей втянуло язык в горло, она три дня хрипела. Не дай Бог такой смерти! На другой день она уже совсем разложилась, и это растлевшее, жалкое человеческое подобие положили в роскошнейший цинковый гроб, разукрасили большим количеством венков, но никто слезы не пролил, и никто ей в гроб цветка не положил, чтобы хоть что-нибудь коснулось ее, что была природа и жизнь. Жутко просто, какое проклятие на богатых! Она даже землей никогда не будет, а пролежит вечно в жестянке и в подвале, как ее муж6.
Грустно ожидаю лета, которое обречена прожить без сестры и ее семьи7. Никто у нас и не подозревает, до чего мне тяжела эта разлука. Надеюсь, что Вы нас немного утешите и поживете с нами большую часть лета. Места будет очень много, и кумыс будет.
Мы все Вас очень просим, дорогой Николай Николаевич, приезжайте к нам в Ясную, чем на продолжительнейший срок, тем радостнее нам.
Крепко жму Вам руку и остаюсь душой преданная Вам

С. Толстая

25 марта 1894 г.
1 См. в 1 части письма 3-5.
2 Толстой с дочерью М. Л. Толстой уехал в Воронежскую губернию, где на хуторе Ржевск жил В. Г. Чертков с семьей.
3 Черткова (рожд. Дитерихс) Анна Константиновна (1859-1927).
4 Т. Л. и Л. Л. Толстые вернулись из Парижа, где Л. Л. Толстой лечился у доктора Вриссо. Лечение не принесло желаемых результатов. Состояние Л. Л. Толстого значительно улучшилось лишь в 1896 г., после пребывания в Швеции, в санатории доктора Э.-Ф. Вестерлунда, на дочери которого Доре (1878-1933) Л. Л. Толстой женился 15 мая 1896 г.
5 М. П. Фет-Шеншина умерла 20 марта 1894 г.
6 См. прим. 5 к письму от 1 декабря 1892 г. (No 55).
7 В 1894 г. Кузминские не проводили лето в Ясной Поляне.

75. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

25 марта 1894 г. Москва.

Сейчас Таня, проводив отца на железную дорогу, сказала мне, что Лев Николаевич просил Вас пересмотреть все выписки Гальперина и из других писем, а именно из писем Гр[афини] Александры Андреевны1 и если еще он какие добыл, то и из этих. Вообще он, извиняясь страшно перед Вами, просит Вас убедительно взять на себя всю редакцию и весь просмотр того, что намеревается сделать Гальперин, так как он сам, после Вас, ничего не увидит.
Напишите, согласны ли Вы и не сердитесь ли? Вот и все.

С. Толстая

1 Толстая Александра Андреевна (1817-1904), графиня, троюродная тетка Толстого. Переписка Толстого с А. А. Толстой опубликована в 1911 г. Обществом Толстовского музея в Петербурге (‘Переписка Л. Н. Толстого с А. А. Толстой’. Изд. Общества Толстовского музея. СПб., 1911).

76. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

28 марта 1894 г. Санкт-Петербург.

Душевноуважаемая Софья Андреевна,
Покорно благодарю Вас за письмо. Сердечно жаль мне Марьи Петровны. Вы правы: пустеет и пустеет все кругом, и для меня еще больше опустело, чем для Вас, потому что я больше жил. От всей души благодарю Вас за приглашение в Ясную, это была и моя мысль — хотел проситься к Вам на долгое время на это лето. Дай Бог, чтобы все исполнилось благополучно. Известие о Льве Львовиче меня очень утешило. Конечно, дома всего лучше и здоровее!
С Гальпериным пришлось мне повозиться, и наконец вчера вечером мы порешили. Писем я ему не дам, но сам пересмотрю их и сделаю выдержки, которыми он может воспользоваться. Буду делать это постепенно и посылать ему во Францию. Для меня эта работа привлекательна, и кажется у меня будет для нее свободное время. Сделаю это, разумеется, для Льва Николаевича, не только для себя, и, конечно, не для Гальперина. Я обязал его, чтобы он вообще показывал мне все, что будет печатать. Его настойчивость не очень деликатна, но видите — он добился своего!
Теперь у меня к Вам большая просьба. На руках у меня издание Фета. Кому оно переходит по праву? Кто будет платить за печатание и кто будет продавать? Могу ли я просить Вас узнать, к кому мне следует обращаться с этим делом? Через неделю книги будут готовы. Сам я не имею никаких требований. Марья Петровна насильно и очень щедро расквиталась со мною, когда я гостил у нее1. Очень люблю я это издание и с нетерпением жду, когда оно будет готово. И стихи Фета полюбил я несравненно больше прежнего.
Что Катерина Владимировна?2 Она истинно заслуживает участия. Простите меня, что задаю Вам вопросы и делаю просьбы, тогда как у Вас столько хлопот. Но спешного ничего нет, и может быть Вам представится случай — все узнать без особых разведок.
Чувствую себя недурно, насколько к этому способен. Все старость не проходит, как говорит Лев Николаевич.
Дай Бог Вам здоровья и всего хорошего! Усердно кланяюсь Татьяне Львовне и Льву Львовичу.

Ваш душевно преданный
Н. Страхов

1894 28 марта Спб.
Видел картину Ге3 и был очень восхищен. И достоинства и недостатки — огромные, но, разумеется, нужно брать, что дает художник. Исключение с выставки — нелепость первого разряда. Какие мы еще варвары!
1 В конце декабря 1893 г. Страхов приезжал в Москву и останавливался у VI. П. Фет.
В письме к Великому князю Константину Константиновичу (К. Р.) от 22 марта 1894 г. Страхов писал: ‘…Смерть Марии Петровны для меня большое горе, как будто умерла близкая и дорогая родная. Когда-то, при первом знакомстве, я питал против нее предубеждения и не ценил ее. Но она давно победила и обезоружила меня своею неистощимою добротою. И еще недавно она так обласкала и обогрела меня, так щедро одарила меня за труды по изданию!..’ (см. журнал ‘Русская литература’, 1993, 1-2. СПб: ‘Наука’, С. 177).
2 Е. В. Федорова после смерти М. П. Фет-Шеншиной служила в музее, основанном П. И. Щукиным, богатым купцом, племянником М. П. Фет. П. И. Щукин (1853-1912) имел замечательную коллекцию древнерусского искусства, изделий народных промыслов, рукописей и книг, для которой построил специальное здание в Москве, на Малой Грузинской ул., 15. Е. В. Федорова принимала участие в описании его коллекций. См.: П. И. Щукин и Е. В. Федорова. ‘Опись старинных вещей собрания П. И. Щукина. Братины, чаши, ковши, ковшички, ендовы, сковороды, стаканы, кружки, кубки, бокалы, рюмки, чары, чарки и четвертины’. М., 1895-1896. В 1905 г. П. И. Щукин передал свою коллекцию в дар Историческому музею в Москве.
3 Картина Н. Н. Ге (1831-1894) ‘Распятие’ предназначалась для показа на Передвижной выставке в Петербурге 1894 г. и была снята но распоряжению петербургского градоначальника. Картина вызвала неодобрение реалистически суровым изображением смерти. ‘Это бойня’ — отозвался о картине император Александр III и вслед за ним Великий князь Владимир Александрович, президент Академии художеств.
В картине ‘Распятие’ (1894), законченной за несколько месяцев до смерти, П. Н. Ге окончательно порывает с традиционной иконографией: в композиции нет второго разбойника, казненные не подвешены к крестам, они стоят на земле, прикрученные веревками к низким столбам с перекладинами. Ге не боится изобразить отталкивающее уродство умирающей плоти, картина потрясала зрителей своим жестоким правдоподобием. В 1898 г. Н. Н. Ге, сын художника, принес в дар Третьяковской галерее четыре картины покойного отца. П. М. Третьяков, хотя и поместил их в галерее, но из-за возможных цензурных запретов временно закрыл картины драпировкой. Вскоре две картины: ‘Утро Воскресения’ и ‘Голгофа’ были выставлены для публики, а ‘Распятие’ (1892) и ‘Распятие’ (1894) по-прежнему сохранялись в отдельном помещении, закрытые занавесами. Позже картины были возвращены Н. И. Ге.
В настоящее время местонахождение ‘Распятия’ (1894) неизвестно. Предположительно, картина находится в Швейцарии, в одной из церквей Лозанны.

77. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

10 апреля 1894 г. Москва.

Многоуважаемый и дорогой Николай Николаевич,
Не отвечала Вам так долго, потому что не могу добиться никакого толка от наследников Марии Петровны. Брат ее, Петр Петрович, назначен и ее и Афанасия Афанасьевича душеприказчиком1. Я писала этому П. П. Боткину об изданиях Фета и делала ему запрос о том, к кому обратиться со счетами из типографий и с готовыми книгами. Он отвечал, что до утверждения духовного завещания ничего предпринимать нельзя, а что касается всех счетов по изданию книг Афанасия Афанасьевича, то он, т. е. Петр Петрович Боткин, просит прислать ему в Москву, Старо-Госпитальный Двор на Ильинке, склад чайной торговли Петра Боткина сыновей, в собственные руки, все счеты типографии и все, что касается этого издания, т. е. количество экземпляров, место, где находятся книги и т. д., чтоб он мог после 6 недель2, в качестве душеприказчика, распорядиться всем этим.
Очень я многословно пишу, и Вы простите меня, Николай Николаевич. Но этот Боткин такой педант, а я такая сегодня бестолковая. У меня второй день болен очень Ваничка3, какая-то инфлуэнца вместе с лихорадкой, и такими потрясающими ознобами, что жутко смотреть, как трясет эту крошку. Лёва тоже все не радует, хотя с тех пор как он вернулся из Парижа, ему как будто легче. Духом он спокойнее, телом чуть-чуть сильнее. Очень мы за ним ухаживаем: и ванны, и кефир, и гигиена строгая. Раз в неделю ездит доктор и пишет инструкцию на неделю, а мы соблюдаем то, что разумно. Летом надеемся на кумыс4, ждем и Вас пить кумыс и набирать силы к зиме, и главное, радовать нас Вашим присутствием.
Сейчас подходил Лев Николаевич, который посылает Вам свой сердечный поклон. Он недавно ездил к Черткову в Воронежскую губ[ернию] с Машей. У Черткова жена очень больна, думали даже, что умирает, но ей стало немного лучше. Очень я огорчена, Николай Николаевич, что буду лето жить врозь с сестрой, не могу утешиться никак, и даже часто плачу, вот как привязана к ней, что даже все лето с его красотами перестало меня радовать. Только и радость, что Вы приедете, но и Вам покажется скучно без Кузминских.
Крепко жму Вашу руку, желаю здорово и радостно провести праздники.

Сердечно преданная Вам
С. Толстая

10 апреля 1894 г.
1 Боткин Петр Петрович (1831-1907), брат М. П. Фет, возглавлял Правление торгового дома ‘П. К. Боткин и сыновья’.
2 По канонам православной веры, должно пройти 6 недель (сорок дней) после кончины человека, прежде чем можно будет распоряжаться имуществом покойного.
3 Иван Львович Толстой.
4 Летом 1894 г. С. А. Толстая пригласила в Ясную Поляну семейство башкир из-под Самары, которые делали кумыс для лечения Л. Л. Толстого.

78. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

12 апреля 1894 г. Санкт-Петербург.

Душевноуважаемая Софья Андреевна,
Покорнейше Вас благодарю, и еще раз прошу — простите, что обратился к Вам с поручением, которое принесло Вам хотя бы минутную заботу. Я — задним умом крепок, и потом догадался, как узнать, и узнал больше Вашего. Литературное наследство переходит ко В. Н. Семенковичу1, к которому я сейчас и напишу. Сведение мне дал Сергей Дмитриевич Боткин, молодой чиновник Мин[истерства] Иностр[анных] Дел, которому покойная Марья Петровна поручила исполнять здесь мои просьбы по изданию. С Семенковичем я познакомился в последний приезд у Марьи Петровны. Он очень милый человек и дело у нас с ним пойдет очень хорошо.
Как вспомню о Марье Петровне, так и жаль мне станет. Да, чем дольше, живет человек, тем больше видит, что рушится понемножку тот мир, в котором он живет, что он все больше становится одиноким, сиротеет. Истинно я обрадовался, что не умерла жена Черткова, хоть никогда ее не видал, а только слышал о ней. Для себя молюсь: дай Боже, чтобы поправились Ваши дети, которых так много видел и которых люблю.
Кузминские не без неохоты и не без заботы собираются в Киев2, но оба бодры и живы по обыкновению. Конечно, и мне будет очень жалко не видеть их в Ясной.
Здесь производит фурор картина Ге — и по праву3. Сегодня Стасов мне пишет: ‘Нахожу множество недостатков: множество какой-то отвратительности и безобразия, отсутствие типа для Христа — и, однако же, я в этой картине нахожу такие необыкновенные качества выражения, мысли и правды, что признаю это ‘Распятие’ — первым Распятием Европы’.
На этот раз я совершенно согласен с Владимиром Васильевичем. Действительно — в первый раз написано распятие правдиво. Ольга Александровна Данилевская (она здесь гостила недавно день и просила Вам кланяться) говорила, что ее бросило в пот, что она ничего подобного не испытывала ни перед одной картиной.
Простите меня. Сердечно кланяюсь Льву Николаевичу и прошу прощения: стал я перечитывать Фихте Руководство к блаженной жизни4 и убедился, что переводить это едва ли нужно.
Слава Богу, я здоров, насколько могу. От души желаю и Вам сил и здоровья и всякого благополучия.

Ваш душевно преданный и уважающий
Н. Страхов

1894 12 апр. Спб.
1 Семенкович Владимир Николаевич — внучатый племянник А. А. Фета, историк, этнограф. Владел небольшой усадьбой Васькино в Серпуховском уезде Московской губернии, неподалеку от чеховского Мелихова. См. о нем: А. А. Фет. Проблемы изучения жизни и творчества: Сборник научных трудов. Курск. КГПУ, 1994. С. 246-68.
2 А. М. Кузминский был переведен в Киев на должность старшего председателя Судебной палаты, включавшей восемь судебных округов.
3 После снятия с показа на Передвижной выставке картину Н. Н. Ге ‘Распятие’ можно было увидеть в частных мастерских.
4 Fichte Johann Gottlieb. ‘Anweisung zum seligen Leben oder Religionslehre’.

79. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

12 февраля 1895 г. Москва.

Многоуважаемый Николай Николаевич,
Будьте так добры, исполните мою неделикатную просьбу, но поскорее, если Вы здоровы. Спросите в редакции ‘Вестника Европы’1, сколько заплатили бы они за печатный лист сочинения беллетристического Льва Николаевича? Он на днях говорил, что есть какая—то неловкость в том, что он награждает даром одну редакцию в ущерб другим, и хотел бы взять деньги и с ‘Северного вестника’2, чтобы передать, например, в Литературный фонд или в женские курсы, или еще куда.
Жду с нетерпением ответа, пишу Вам два слова, потому что больна уже несколько дней и вокруг больные были все это время, и я очень расстроена.
Крепко жму Вам руку и по-старому люблю и уважаю Вас всей душой.

С. Толстая 12 февраля 1895 г.

1 ‘Вестник Европы’ — ежемесячный литературно-политический журнал, издавался в Петербурге в 1866-1918 гг.
2 ‘Северный вестник’ — журнал, издававшийся в Петербурге Любовью Яковлевной Гуревич. 14 января 1895 г. Толстой передал в журнал рукопись рассказа ‘Хозяин и работник’. См. в I части письмо 20.

80. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

17 февраля 1895 г. Санкт-Петербург.

Душевноуважаемая Софья Андреевна,
Очень обрадовался я Вашему письму и очень рад был и Вашему поручению — так мне хотелось чем-нибудь услужить Вам, чем-нибудь показать свою глубокую благодарность. И я бы тотчас поехал сам к Стасюлевичу1, или отыскал, кого бы послать к нему, — но у меня была в то время жестокая инфлуэнца, которая уже больше двух недель не дает мне выходить, а иногда не дает и спать. Как быть? Я подумал-подумал, и решил сделать своим посредником Стасова, — единственного человека из чуждого мне мира Вестника Европы. Сейчас написал к нему, и только сегодня (17-го, а Ваше письмо пришло 14-го) получил ответ. Вот что он пишет2:
‘Я уже лет 6 разошелся с Стасюлевичем, ничего у него не пишу, не имею с ним никаких дел и сохранил только шапочное знакомство. Ссора наша произошла именно из-за того, что он отказался напечатать у себя, в Вестнике Европы драму ‘Омут’3 одного из учеников и последователей Толстого, которую Лев Николаевич просил меня напечатать там. При этом случае Стасюлевич писал мне, что не то что его ученики, но ‘и сам-то Лев Толстой пишет каким-то мякинным языком, которым мы с Вами, Влад[имир] Вас[ильевич], ведь не пишем же (!!!!!)’. После таких дурачеств я написал Стасюлякию4, что сохраню навсегда это письмо, и однажды оно будет напечатано5. Вы можете себе вообразить, каковы и теперь наши отношения, и, конечно, и сами найдете, что мне не совсем-то ловко спрашивать его насчет повести Толстого.
Тем не менее, я скажу Вам две вещи:
1. По моему личному мнению, за повесть Льва Толстого нынче наименьшая плата может быть — рублей 500 за печатный лист, но легко может и должна быть несравненно выше, так, например, рублей по 800 и по 1000 за печатный лист, коль скоро еще не так давно Григоровичу6 было заплачено около 1000 р. за какую-то небольшую дурацкую его повесть, а Тургенев постоянно получал от Стасюлевича рублей по 400 за печатный лист.
2. Но, кроме всего этого, я бы спросил Вас: это сведение нужно Вам для себя лично, просто так, чтобы знать, — или же оно Вам нужно для самого Толстого или семейства его, т. е. для цели практической!
В первом случае, мне кажется, Вам достаточно будет вышеприведенных соображений моих, но если Вам нужно для цели практической, то скажите только, и я, не взирая на мои отношения к Стасюлевичу, все-таки тотчас напишу ему, и, мне кажется, он наверное мне ответит.
Письмо это заставило меня подумать, что Владимир Васильевич очень хорошо пишет, и притом человек добрый и занимательный. Но главное, я обрадовался, что оценка его совершенно совпадает с моею. Я сам думал, что меньше пятисот брать нельзя, но следует брать больше, до тысячи. 750 не будет много. Собственно, настоящей цены нет, потому что нет настоящих покупателей — не могут вынести большой цены.
Простите, вот все, что я сделал. Ужасно не хотелось бы мне ни лично, ни через Стасова обращаться к Стасюлевичу, если можно этого избежать. Он невольно станет думать о практической цели, и я воображаю, как он закружит губами и какие тонкие разведет соображения! Впрочем, если Вам непременно угодно, то я это сделаю.
Я болен, а Вы пишете, что и кругом Вас больные. Этакое тяжелое время! Дай Вам Бог поправиться и всем Вашим от души желаю всякого благополучия. Льву Николаевичу пишу.

Ваш сердечно преданный
Н. Страхов

1895 17 февр.
1 Стасюлевич Михаил Матвеевич (1826-1911), редактор-издатель журнала ‘Вестник Европы’.
2 Полный текст письма В. В. Стасова к Страхову см.: В. В. Стасов. Письма к деятелям русской культуры. Т. 2. Изд-во ‘Наука’. М., 1967. С. 188-89.
3 Комедия Н. А. Полушина (1839-1904) ‘Омут, или В город на чалочке, а из города на палочке. Рассказ в лицах из деревенской жизни (для народного театра)’. Комедия была издана в Москве в 1889 г.
4 Стасюлякий — одно из прозвищ M. M. Стасюлевича.
5 Письмо Стасова к M. M. Стасюлевичу опубликовано в книге ‘M. M. Стасюлевич и его современники в их переписке’. СПб., 1912. Т. II. С. 106.
6 Григорович Дмитрий Васильевич (1822-1899).

81. С. А. и Л. Н. Толстые — Н. Н. Страхову

25 май 1895 г. Никольское Горушка.

Многоуважаемый Николай Николаевич,
До последнего времени мы совсем не знали, где и как мы проведем лето. Горе1, постигшее нас, совсем перевернуло мою жизнь, я боялась Ясной с воспоминаниями и хотела бежать. Но обстоятельства заставили нас, несмотря ни на что, все-таки поехать в Ясную. Во-первых, Сережа наш женится на Мане Рачинской и свадьба его будет в начале июля2. Во-вторых, Миша3 должен переэкзаменовываться по латыни в августе, и я должна брать репетитора и его летом учить. Кроме того, пугают нас, что если Лев Николаевич выедет за-границу, то его оттуда не выпустят4. Вот мы и решили ехать в Ясную 1-го июня, если к тому времени поправится совсем Лев Николаевич. Мы находимся у Олсуфьевых5, около Подсолнечного, куда Лев Николаевич приехал погостить и где он захворал лихорадкой6. Надеюсь, что до 1-го будет тепло и мы его поправим и увезем.
Все это я Вам написала как предисловие, а главная цель моего письма пригласить Вас на лето к нам. Я не могу себе представить, что Вас не будет с нами нынешнее лето! Полюбите нас черненькими, т. е. грустными и огорченными, и если у Вас не было планов на лето, то приезжайте к нам, дорогой Николай Николаевич. Будем серьезно и тихо жить, я уже перестала смотреть на жизнь как на радость, но доживать надо, пока Богу угодно будет взять меня туда, куда ушел мой Ваничка. И самое дорогое, что мне осталось, это общение с теми людьми, с которыми душевно хорошо. К счастью, я много встретила последнее время и сочувствия и сердечной доброты от людей, она мне нужна и от Вас и я надеюсь, что Вы не откажете приехать к нам и утешить сердечно уважающую и преданную Вам душой

С. Толстую

25 мая 1895 г.
В нынешний раз, приглашая вас к нам, дорогой друг Николай Николаевич, с особенным чувством обращаюсь к вам. Согласие ваше, приезд к нам и пребывание у нас лето[м] доставит мне большую тихую радость и большое успокоение, отказ же, кот[орый] я и в мыслях боюсь допустить, очень больно огорчит меня. Как давно уже я знаю вас, а мне кажется, что только теперь понял самое настоящее, задушевное и потому дорогое в вас. Пожалуйста, приезжайте. Это будет доброе дело и для меня и для Сони, и в самом настоящем, а не переносном смысле слова. Если можно вас этим подкупить, то буду стараться заниматься всё лето только худож[ественными] работами, к[оторые] очень привлекают меня7. Так, пожалуйста, пожалуйста, до свиданья.

Л. Т.

1 Горе — смерть младшего сына Толстых Ванечки, скончавшегося 23 февраля 1895 г. от скарлатины.
2 Свадьба Сергея Львовича Толстого и Марии Константиновны Рачинской, дочери директора Петровской земледельческой и лесной академии в Петровском-Разумовском под Москвой профессора Константина Александровича Рачинского, состоялась 9 июля 1895 г. в Москве.
3 Михаил Львович Толстой.
4 Толстой предложил жене совершить поездку за границу: ‘…думали ехать в Кисловодск, но вчера папа перерешил и предлагает Германию, Тироль или что-нибудь подобное…’ — писала Т. Л. Толстая в письме к А. К. Чертковой 19 апреля 1895 г. (ГМТ). Поездка не состоялась, С. А. Толстая никогда не была за границей.
5 Семья А. В. Олсуфьева.
6 Толстой был болен весь июнь и начало июля.
7 Толстой усиленно работал над романом ‘Воскресение’.

82. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

12 июня 1895 г. Ясная Поляна.

12 июня 1895 г.

Мы писали Вам с Львом Николаевичем, дорогой Николай Николаевич, и усердно звали Вас в Ясную пожить с нами, стариками. Не получая ответа, мы очень о Вас встревожились и просим известить о себе, где Вы и что намерены делать летом. Мы не звали Вас раньше, потому что собирались уехать от нашего горя. Но Бог велел жить тут, и мы живем, хотя плакать приходится по нескольку раз в день от дорогих воспоминаний невозвратного, сопряженного с жизнью Ванички, с присутствием сестры и ее семьи, и проч.
Много мы хворали с Львом Николаевичем, но теперь опять понемногу справляемся. Ждем с нетерпением от Вас телеграммы: ‘приезжаю почтовым’ или вроде этого. Во всяком случае откликнитесь любящим Вас друзьям.

С. Толстая

83. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

18 июня 1895 г. Санкт-Петербург.

Душевноуважаемая Софья Андреевна,
По случаю моей болезни я встретил столько участия, и такого дорогого участия от лиц мне дорогих, что готов радоваться своей операции и вспоминать об этих трех неделях с большим удовольствием. Только что я успел ответить Льву Николаевичу1, как пришло Ваше письмо. Теперь меня уже нисколько не занимает моя болезнь — все уже прошло почти без следа, а больше занимает Ваша горесть, о которой Вы так трогательно пишете. Утешать Вас — дело напрасное. Тут утешить нельзя, как не могу и я до сих пор утешиться в смерти братьев и сестры, Н. Я. Данилевского, Вышнеградского и многих дорогих людей. Но нас утешает и укрепляет Бог — Он один, — дает нам силы, и с нашей стороны не следует Ему противиться и растравлять рану, которую Он заживляет. Ему угодно, чтобы Вы еще жили и действовали, чтобы, как прежде, были полезны Вашим близким и дальним — нужно успокоиться и покориться.
От всего сердца желаю Вам этого и твердо надеюсь, что Вы возродитесь к жизни.
Подробности, которые я желал бы Вам рассказать, я все написал Льву Николаевичу. Стремлюсь в Ясную Поляну всею душою, и буду расчитывать каждый день, чтобы выгадать свой отъезд поскорее. Конечно, раньше 1-го июля он невозможен.
Дай Бог Вам здоровья! От всего сердца благодарю Вас за Ваше доброе участие, за приглашение, на которое у меня может быть такой радостный отзыв.
Простите

Вашего душевно преданного и уважающего
Н. Страхова

1895 18 июня Спб. Николаев[ский] Военный Госпиталь
Послезавтра перебираюсь домой.
1 См. в I части письмо Страхова от 17 июня 1895 г. (No 31).

84. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

15-16 августа 1895 г. Китаев.

15 августа 1895 г.

Душевноуважаемая Софья Андреевна,
Напишу к Вам первой, во-первых, потому, что хотя меня очень тронула любезность всех обитателей Ясной Поляны (напр. Миши)1, но Вы все-таки были ко мне всего любезней и я от души должен благодарить Вас за Ваши заботы обо мне, — а во-вторых, потому, что я только что поселился на три дня в Китаеве2 у Татьяны Андреевны, и никому известия о ней не могут принести больше удовольствия, чем Вам. Приехал я в Киев в пятницу, т. е. 11-го. В субботу я попытался добраться до Китаева, но неудачно, не доехал, а в воскресенье застал всю семью Татьяны Андреевны перед обедом, увидел и Марью Александровну3 и ее детей (в первый раз). Полились восклицания и расспросы о Вас и обо всей Ясной Поляне. Стали есть и пить на открытом воздухе и в том прекрасном духе, который здесь теперь царит и о котором Вы говорили. В самом деле, как они смягчились, успокоились! Я сужу по всем разговорам. Видно, правда: лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме4. Вечером, уже на пароходе, подсела ко мне Вера Александровна и с таким живым участием расспрашивала о Вас и Ваших детях, что я почувствовал, какая это серьезная и сердечная девушка.
16 августа. Сегодня чудный день, ясно и не жарко, и я вполне наслаждаюсь здешним солнцем, которое еще светлее, чем яснополянское. Александр Михайлович5 угостил меня длинною прогулкою по лугам и лесам. Известия вот какие: Иван Егорович6 уехал вчера в Петербург, и его провожали до Киева жена и Верочка7. Сегодня дамы эти должны вернуться к обеду. Оба Кузминские в восторге от своего зятя — впрочем, Вы все это и подобное хорошо знаете и без меня. Меня вообще начинает удивлять множество хороших людей, которых я вижу, или о которых слышу. Семью Прахова8, особенно его жену, семью Мусиных-Пушкиных, особенно жену, семью Штакеншнейдеров9, особенно жену и т. д. (это мои знакомые в Киеве). Жаль, конечно, что мужьям достается не столько похвалы, как женам. В Белгороде я познакомился с мужем моей троюродной племянницы — такого красивого, доброго и умного человека я редко встречал. Стали перебирать знакомых, нашелся Яков Новицкий, теперь ректор Курской семинарии, который уважаем и любим как никто.
Но я вижу, что забираюсь далеко в сторону. Простите меня.
Чувствую себя очень хорошо и радуюсь, что мое произношение никого особенно не удивляет. Дай Бог и Вам здоровья и душевной бодрости. Еще раз — примите мою глубокую благодарность и простите

Вашего душевно преданного
Н. Страхова

P. S. Татьяна Андреевна получила Ваше письмо и сама будет отвечать Вам.
Вера Александровна просит сказать Вам, что она каждый день вспоминает о Ясной Поляне и рвется душою к ней.
Марья Александровна посылает Вам ‘тысячу сладостей’.
Как она переменилась! — и, по-моему, к лучшему — зрелая и спокойная, милая дама.
1 Михаил Львович Толстой.
2 Пригород Киева на берегу Днепра, где находилась дача Кузминских.
3 Марию Александровну Эрдели, дочь Т. А. и М. А. Кузминских.
4 Имеется в виду высокое служебное положение, которое занимал в Киеве А. М. Кузминский.
5 Александр Михайлович Кузминский.
6 Эрдели Иван Егорович, муж М. А. Кузминской.
7 Вера Александровна Кузминская.
8 Семья искусствоведа и археолога Адриана Викторовича Прахова, профессора Петербургского (1875-1887) и Киевского (1887-1897) университетов, с 1884 г. руководившего работами по росписи Владимирского собора в Киеве. Прахов был женат на Эмилии Львовне Лестелль-Милютиной.
9 Семья Адриана Андреевича и Софьи Ивановны Штакеншнейдеров. А. А. Штакеншнейдер — юрист, брат Елены Андреевны Штакеншнейдер, хозяйки литературного салона в Петербурге, посетителем которого был Страхов.

85. Н. Н. Страхов — С. А. Толстой

17 августа 1895 г. Киев.

Душевноуважаемая Софья Андреевна,
Сейчас я получил письмо, из которого следует, что в Ясную Поляну придут на мое имя деньги. По неосмотрительности я не оставил у Вас своего адреса: Каев, Львовская улица, д. 36. Сделайте милость, велите отправить конверт с деньгами по этому адресу. Я думаю, это нужно будет сделать в Ясенках.
Простите, что беспокою Вас этими хлопотами. Мне очень хотелось бы дождаться этих денег в Киеве и потом лишь уехать.
Дай Бог Вам здоровья!

Ваш глубоко преданный
Н. Страхов

17 авг. 1895 Киев

86. С. А. Толстая — Н. Н. Страхову

21 августа 1895 г. Ясная Поляна.

Многочважаемый и дорогой Николай Николаевич,
С большим нетерпением и даже беспокойством ждали письма и известий от Вас, и потому очень обрадовались, получив их. Нас, главное, смущало, что Вы, такой во всем точный, не оставили даже своего адреса для пересылки Вашей корреспонденции, давно уже лежит объявление, которое посылаю Вам, и, подписав, прошу немедленно выслать нам, чтобы мы могли получить и переслать Вам немедленно же деньги. Еще посылаю Вам книгу от Буланже1 и корректуры. Все это лежит давно.
Очень благодарю Вас за Ваше доброе письмо ко мне, я не заслужила его, потому что мучилась, как недостаточно о Вас хлопотала, а главное, не могла Вас развлечь ничем, а всегда наводила на Вас тоску своей неизменной грустью. Очень радовалась Вашему быстрому поправлению и надеюсь, что Вы и впредь будете так же добры и здоровы. Отчего Вы ничего не написали о Вашей маленькой ранке? Мы с Машей очень ей интересуемся, равно и тем, видели ли Вы доктора, и что он Вам сказал?
Спасибо Вам за описания жизни сестры моей и ее семьи. Радуюсь, что мое впечатление хорошее об их жизни семейной и киевской подтвердилось Вашим2. Дай им Бог подольше так жить и не видать горя. Вот я с своим никак не справлюсь, была на днях с Мишей3 в Москве для его переэкзаменовок, увидала детскую Ванички, в которой он жил и умер, — и вот опять все плачу и не вижу исхода из своего тяжелого, бессильного состояния.
Как хорошо, что в конце концов для всех нас есть все-таки смерть! А пока одно: твердо держаться своего общения с Богом, не терять его ни на минуту и стараться верить, что все, что случается — есть несомненное благо. А как это трудно! Сегодня утром долго беседовали об этом с Львом Николаевичем и еще одним Трегубовым (темным)4, говорившим о том, что главная задача — это приносить пользу людям, человечеству. Как будто это возможно узнать, в чем эта польза заключается.
Лев Николаевич Вам сердечно кланяется, барышни тоже. Миша был очень удивлен, что Вы усмотрели в нем любезность к Вам. Я думаю, что он очень непосредственно, по-детски еще, любит Вас и понимает то хорошее, за что все мы Вас так любим и уважаем. Пожалуйста, Николай Николаевич, не забывайте нас и иногда пишите, но давайте Ваш адрес, а то я ответила бы на Ваше первое письмо еще раньше, т. е. тотчас же по получении. Помню Ваше обещание заехать к нам на обратном пути и остановиться у нас, в Москве.

Душевно преданная Вам
С. Толстая

21 августа 1895 г.
1 Буланже Павел Александрович (1865-1925), служащий Московско-Курской железной дороги, единомышленник Толстого.
2 В апреле 1895 г. С. А. Толстая, по настоянию сестры, провела у нее в Киеве две недели.
3 Михайл Львович Толстой.
4 Трегубов Ивам Михайлович (1858-1931), единомышленник Толстого. ‘Темными’, в отличие от светских знакомых, С. А. Толстая называла последователей Толстого.
Толстая Софья Андреевна
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Письмо графини С. А. Толстой к Митрополиту Антонию, Толстая Софья Андреевна, Год: 1901
  2. Митр. Антоний Вадковский. Ответ графине С. А. Толстой на ее письмо…, Толстая Софья Андреевна, Год: 1901
  3. Письмо от Сервия Сульпиция к Марку Туллию Цицерону, Цицерон, Год: 1805
  4. Письмо в редакцию ‘Литературной Газеты’, Губер Борис Андреевич, Год: 1929
  5. Два письма Александру Тургеневу, Жуковский Василий Андреевич, Год: 1826
  6. Письмо Б. А. Садовскому, Кузьмина-Караваева Елизавета Юрьевна, Год: 1913
  7. Письма Н. А. Ригельмана, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1863
  8. Письма к И. С. Аксакову, Жинзифов Райко, Год: 1863
Электронная библиотека