Переписка с К. Э. Циолковским, Беляев Александр Романович, Год: 1935

Время на прочтение: 14 минут(ы)

Переписка писателя-фантаста А. Р. Беляева с К. Э. Циолковским

Всякий роман и его судьба являются равнодействующей нескольких сил.
А. Беляев

При проведении симпозиума ’35 лет Международной Ассоциации Планетологов’1 автор этих строк, знакомя собравшихся с новыми историческими материалами, перепиской А. Р. Беляева с К. Э. Циолковским — обнаруженными в ЦГАЛИ2 по репликам и вопросам присутствующих понял, что фигура советского Жюля Верна для большинства, за дальностью лет, отчасти не ясна, отчасти позабыта. Поэтому автор решил для начала дать справку о писателе с точки зрения литературоведения уже текущего, XXI века. Те, кто знает факты, изложенные ниже, могут пропустить эти страницы. Итак, статья В. А. Карпова, помещенная в книге ‘Русские писатели XX века. Биографический словарь’3.
Беляев Александр Романович [4(16).3.1884, Смоленск — 6.1.1942 г., Пушкин Ленинградской области] — прозаик, очеркист, автор статей по теории научно-фантастической литературы.
Сын священника, учился в духовной семинарии, однако, по стопам отца не пошел. Получил высшее юридическое образование. С юности проявил художественную одаренность, увлекался фотографией, хорошо играл на музыкальных инструментах, серьезное увлечение театром привело его в труппу под руководством К. С. Станиславского. Однако от предложения режиссера работать в труппе постоянно, отказался. Сменил много профессий: был присяжным поверенным, милиционером, заведовал библиотекой, играл на скрипке в церковном оркестре, рисовал театральные декорации, редактировал ‘Смоленский вестник’ (1915), служил воспитателем в детском доме и юрисконсультом в Наркомпросе. В 1915-м тяжело заболел (костный туберкулез позвоночника), несмотря на это, все оставшиеся годы напряженно работал в литературе. С детства питавший страсть к приключениям и путешествиям, живо интересовавшийся наукой и техникой, Б. избирает для себя жанры научной фантастики и приключений.
Во взглядах на научно-фантастическую литературу Б. был принципиально против ‘фантастики ближнего прицела’. Известен случай, когда он отказался написать заказанный ему фантастический роман о колхозном строе. Но, будучи убежденным в пришествии на его родину в обозримой исторической перспективе царства подлинной свободы и демократии в форме ‘реального социализма’, он оказался в какой-то степени несвободным от веяний литературной и идеологической эпохи. Б. создал цикл произведений о достижениях науки и техники в СССР в недалеком будущем. Это роман ‘Подводные земледельцы’ (1930), ‘Чудесное око’ (1935), ‘Лаборатория Дубль-вэ’ и ‘Под небом Арктики’ (оба — 1938).
Особую роль в его творчестве сыграло увлечение идеями К. Э. Циолковского и переписка с ученым, приведшие к созданию романа ‘Звезда КЭЦ’ (1936: КЭЦ — К. Э. Циолковский) — о первых внеземных поселениях. Эти романы полны технократических идей. В них мало живых характеров. Среди лучших произведений писателя — романы, посвященные человеку, преодолевшему установленные ему природой пределы. Так, герой романа ‘Человек-амфибия’ (1928) после фантастической операции может свободно жить в водной стихии, а герой романа ‘Ариэль’ (1941) способен летать. В этих произведениях также звучит излюбленный писателем мотив высокой моральной ответственности ученого, острокритичное отношение к обществу социальной несправедливости, основанного на человеческой алчности. В 1935-1936 годах создал цикл очерков о деятелях русской науки.
При жизни произведения Б. были популярны в читательской среде, однако замалчивались и шельмовались официальной критикой, издавались небольшими тиражами и подолгу не переиздавались (лучшие произведения не печатались отдельными изданиями). Но в последние десятилетия они выходили миллионными тиражами на многих языках.
А. Б. оставил не только увлекательные художественные произведения, но и около 50 научных предвидений, многие из которых сбылись или принципиально осуществимы, и только 3 считаются ошибочными.
Беляев побывал в Италии, Франции, Швейцарии, поднимался к кратеру Везувия, летал на дельтаплане, посещал знаменитый замок Иф — словом, знал Европу не понаслышке. А когда заболел костным туберкулезом спинных позвонков и ‘три года пролежал, свалившись с параличом ног’, выжил чудом. ‘Если бы вы знали, в каких кошмарных условиях мне приходилось лежать, особенно в прошлую зиму! — пишет он в 1922 году другу детства В. В. Былинской. — Несколько составов больных общей палаты умерло на моих глазах. А весной умерла от голода и мать. Летом мне удалось попасть в Гаспру, в дом отдыха для ученых и писателей. Там мне одели хороший целлулоидный корсет, я встал и уже служу… Представьте, мне пришлось поступить в канцелярию уголовного розыска, а по штату я — младший милиционер. Я же — фотограф, снимающий преступников, я же — лектор, читающий курсы по уголовному и административному праву, и ‘приватный’ юрисконсульт. Несмотря на все это, приходится голодать4‘.
Голод преследовал советского Жюля Верна в начале 20-х и начале 40-х, хотя, казалось бы, автор более 70-ти научно-фантастических и приключенческих произведений не мог не заработать себе на хлеб. Но он умер в г. Пушкине в 1942 году во время оккупации, считается, от голода, хотя в одной из последних публикаций Иван Жуков связывает смерть писателя с тайной Янтарной комнаты (последняя вещь, над которой работал Беляев, была посвящена именно этой теме), но этой тайной интересовались и в гестапо. Но это к слову5.
Итак, с Александром Романовичем мы можем временно расстаться и перейти ко ‘всем известному’ К. Э. Циолковскому.
В Российском государственном архиве литературы и искусства есть отдельный фонд Александра Романовича, 215. Переписка (машинописные копии) на 9 листах (опись 1, ед. хранения 8) охватывает период с 27.12.34 по 20.07.35. Мы сочли возможным привести все письма целиком, в той временной последовательности, как они приходили, и комментировать их в процессе поступления.
Адрес 1-го письма к Циолковскому:
Александр Романович Беляев, Детское село, Ленинградск., области, ул. Жуковского,15. Дата: 27.XII.34 Содержание:

Глубокоуважаемый
Константин Эдуардович!

Редакция журнала ‘Вокруг света’ передала мне копию Вашего письма по поводу моей повести ‘Воздушный корабль’ в No 10 журнала.
Я очень признателен вам за Ваш отзыв и внимание.
Экземпляр романа о межпланетных путешествиях ‘Прыжок в ничто’ высылаю заказной бандеролью. В этом романе я сделал попытку, не вдаваясь в самостоятельное фантазирование, изложить современные научные взгляды на возможность межпланетных сообщений, основываясь главным образом на Ваших работах. У меня была даже мысль — посвятить этот роман Вам, но я опасался того, что он ‘не будет стоить этого’. И я не ошибся: хотя у читателей роман встретил теплый прием, Як. Ис. Перельман дал о нем довольно отрицательный отзыв в No 10 газеты ‘Литературный Ленинград’ (от 28 февр.). Вот конец этой рецензии:
‘В итоге никак нельзя признать новый роман Беляева сколько-нибудь ценным обогащением советской научно-фантастической литературы. Родина Циолковского вправе ожидать появления более высококачественных произведений научной фантастики, трактующих проблему межпланетных сообщений’.
Лично я считаю, что статья Перельмана написана далеко не во всем объективно. Но, как бы то ни было, после такого отзыва я не решился даже посылать вам экземпляр этого романа. Но теперь, поскольку Вы сами об этом просите, охотно использую Вашу просьбу и посылаю романа на Ваш суд. — В настоящее время роман переиздается вторым изданием, и я очень просил бы Вас сообщить Ваши замечания и поправки (Зачеркнута фраза: ‘чтобы их можно было внести в текст, т. е. исправить. — Э. К.’). И я, и издательство были бы Вам очень благодарны, если бы Вы написали и предисловие ко второму изданию романа (если, конечно, Вы найдете, что роман заслуживает Вашего предисловия).

Искренне уважающий Вас А. Беляев.

И еще одна просьба: если роман найдете не слишком плохим, разрешите ли мне посвятить его Вам, — ведь Ваше имя проходит через весь роман?
На первой странице письма помета рукой КЭЦ: ’27. 1934 г. от А. Р. Б.’.
На 2 стр. (обратной): (нрзб) ‘А. Р. Ваш (зачеркнуто: роман) рассказ прочел и могу дать сле(дующую) оценку. Ваш рассказ содержательнее, научнее и литературнее всех известных мне работ на … (тему? — Э. К.) межпланетных путешествий. Поэтому я очень рад появлению 2-го издания. Он более будет распространен (нрзб) к великой задаче 20 века, чем другие (нрзб) популярные рассказы, не исключая даже иностранных. Подробно и (достаточно) доступно он охарактеризован пр. Рыниным. Что же касается до посвящения его мне, то я считаю это Ваш(ей) любезностью и честью для себя’. На конверте помета К. Циолковского: ‘Отзыв. Отвечено’.
Второе письмо А. Р. Беляева (адрес тот же) отправлено 13.I.35 г.

Глубокоуважаемый
Константин Эдуардович

Ваше письмо очень порадовало меня. Ваш теплый отзыв о моем романе придает мне новые силы в нелегкой борьбе за создание научно-фантастических произведений. Я всячески стараюсь популяризировать Ваши идеи в романах и рассказах. Когда приеду в город (где у меня хранится литархив), постараюсь подобрать все, что писал о Ваших изобретениях. Очень благодарен и за пересылку некоторых материалов. Очень интересуюсь идеей стратосферного дирижабля.
Ваши замечания, разумеется, используем для второго издания ‘Прыжка в ничто’. Искренне уважающий и давно любящий Вас А. Беляев.
На конверте (как и в др. письмах): Калуга, ул. Циолковского, 1. Константину Эдуардовичу Циолковскому. С пометами К. Циолковского: ‘Нужно. Отвечаю’.
К письму приложен набросок ответа карандашом неразборчивым крупным почерком (возможно, относится и к первому письму):
‘(нрзб) добросовестн(ый) и внешне благоприятный отзыв о (зачеркнуто — книге — Э. К.) романе А. Р. Беляева ‘Прыжок в ничто’, сделан глубоко глубокоув(ажаемым) проф. Н. А. Рыниным. Этот отзыв был помещен, как послесловие, к перв(ому) изданию книги А. Р. Беляева. Пускай интересующиеся и обратятся к нему для оценки романа.
Я не могу (я же могу? — Э. К.) только подтвердить этот отзыв и прибавить, что из всех существующих рассказов на тему межпланетных путешествий роман А.Р.Б. наиболее содержателен и научен. Конечно, возможно лучшее, но, однако, пока его нет. Я, Я. И. Пер(ельман) и другие желали бы и могли бы написать лучшее. Но у меня нет времени, все оно поглощено научными и техническими трудами. Другие не пишут по (нрзб) друзей (? — Э. К.) Прошу не выбрасывать о Рынине’. (лл.3-4)
Комментарий автора: письмо (набросок ответа) деликатное. ‘Прыжок в ничто’ на этот раз назван романом — Циолковский щадит самолюбие автора. Но замечательнее всего отношение к критикам (в данном случае, к Перельману): не нравится — пишите сами и лучше. Все бы так рассуждали!
Следующее, третье письмо, по тому же адресу, от 21.1.35 года, для меня наиболее значимо. Сейчас увидите, почему (подчеркивания в письме А. Р. Беляева мои. — Э. К.):

Дорогой Константин Эдуардович!

Очень благодарен Вам за присылку Вашей брошюры и подпись. Очень рад буду получить от Вас и другие Ваши книжки. Они у меня имелись, но, к сожалению, были утеряны при перевозке по железной дороге. Среди этих книг были, между прочим, ‘о переделке Земли’, заселении экваториальных стран и пр. С этими Вашими идеями широкая публика менее знакома, мне хотелось бы популяризировать и эти идеи. Издательство ‘Молодая гвардия’ очень просит Вас дать Ваше согласие написать предисловие ко второму изданию ‘Прыжка в ничто’, которое предполагается издать довольно большим тиражом и прислать Ваш портрет, — для помещения в книге.
Кроме того, возникает идея о переделке романа в кинофильм. Признаюсь, сам я не из ‘деловых’ людей и лично не хлопотал об этом, не очень долюбливал среду киноработников. Но художник Травин, который иллюстрировал мой роман, уговаривает меня, что это надо сделать. Конечно, для популяризации идей звездоплавания такой фильм может иметь большое значение. — Останавливало меня и то, что Москва как будто уже собирается ставить фильм о межпланетных полетах с Вашим участием, но режиссер Трауберг (ленинградский) говорит, что ‘одно другому не мешает’. Я надеюсь, что если бы я взялся за такой фильм, то я приложил бы все усилия, чтобы он был не только занимательным, но и действительно научно-популярным. Если бы Вы написали несколько строк о том, что находите желательным показ моего романа на экране, это конечно имело бы большое значение.

Искренне уважающий Вас А. Беляев.

Вот набросок ответа Циолковского (подчеркивания карандашом Константина Эдуардовича. Сокращения в оригинале — Э. К.).

Дорогой Александр Ром(анович!)

С Совкино связан договором и не могу ничего сказать насчет В(ашей) фильмы. Мне также неловко писать предисловие раз оно хорошо написано профессором Рыниным. Портрет, если нужно, прислать могу. Посылаю Вам мои книги’.
На конверте рукою К. Э. Циолковского: Отвечено. Предисловие к фильм(у). Отказал во всем. Буд(ущее) Земли. Послать последн(ие) работы. Портрет. Кинофильм. Все послано.
От автора: значение третьего письма Беляева трудно переоценить. Александр Романович признается, что читал произведения Циолковского задолго до их заочного (письменного) знакомства, размышляя над ними, и хотел их популяризировать.
Тут следует учесть вот что: примерно одинаковое отношение (и болезненное внимание) к двойственной сущности человека, в частности, темной стороне его души обоих корреспондентов.
‘Человек по природе неблагодарное, жестокое и ограниченное существо, что видно из его отношений к домашним животным. Человек подобен болезни, которая убивает и доброе и злое без различия. Исключение представляют только немногие мудрые’, — считает мыслитель6. Словом, человек — это ‘то, что нужно преодолеть’ (Ницше). Только вот как? Практика показала: преодолеть нельзя. Сломать можно.
Примерно такие же мысли волновали и Александра Романовича, юриста по образованию, который уже в силу профессии насмотрелся на ‘отрубников’ (по терминологии Циолковского) и правонарушителей, в качестве голодного (=голодающего) ‘приватного’ юрисконсульта. Но именно поэтому так живы, так кинематографичны и беляевские ‘злодеи’ ученые, и просто заурядные злодеи. Что поделаешь! Порок ярок, добродетель бесцветна, — в этом-то и ужас человеческого существования.
Коль скоро речь зашла о ‘кинематографичности’ Беляева, читатель не посетует, надеюсь, если я приведу высказывание Циолковского о кино, которое и проясняет его (Константина Эдуардовича) к нему, то есть ‘фильме’, отношение, а также отношение к кинематографу А. Р. Беляева.
Вот как он (К. Э. Циолковский) считал в 1935 году: ‘Шире литературы влияние кинофильмов. Они нагляднее и ближе к природе, чем описание. Это высшая форма художественности. В особенности, когда кино овладело звуком. Мне кажется, что со стороны Мосфильма и тов. Журавлева большим геройством то, что они взялись осуществить фильм ‘Космический рейс’. И нельзя не высказывать большего удовлетворения этой работой’7.
А вот отношение к кино Александра Романовича: ‘кино — это рулетка’. Приведу в этой связи письмо писателя А. З. Сокольскому, сотруднику журнала ‘Вокруг света’ от 14.06.1941. Правда, между 35 и 41 годом — шесть лет, но отношение к кинематографу Беляева не изменилось. Письмо цитирую со всеми бытовыми подробностями, без купюр. Итак:

Дорогой Александр Захарьевич! (Или Захарович? Как Вы предпочитаете?)

Мы все будем рады, если Юрка остановится у нас. Сейчас у меня живет редактор-консультант Одесской студии И. Т. Ростовцев, с которым я работаю над сценарием. Но работа подходит к концу — максимум на неделю, — (считая и переписку). Как только он уедет, я сообщу, и тогда милости просим. В ‘познавательном смысле’ поездка в Л-д, конечно. Дает больше. Жаль, что Вы не сможете. ‘Человек’ (-амфибия. — Э. К.) и мне больше нравится, чем ‘Звезда’ (КЭЦ. — Э. К.). Сегодня М.К. должна привезти новорожденного ‘Ариэля’ — летающего человека. Этот роман будет ждать Юрку. Бедняжка Светлана все еще лежит в гипсе. Мечтает скоро ходить… тяжело!
Работа над сценарием идет успешно, но ведь это рулетка — кино. Конечно, постановка фильма имела бы для меня большое значение: книжный рынок сбыта все суживается: Детиздат передают в НКПрос, — будут издавать лишь для школьных библиотек, ‘Сов. писатель’ лишен права переизданий.
Целую. Привет от всей фамилии [нрзб] и вашим.

Беляев.

Итак, оба корреспондента — Беляев и Циолковский — любят кино и недолюбливают киноработников — и это еще мягко сказано. Любой из романов Беляева легко переводится на язык кинематографа, и смотрелся бы с интересом. Но, кроме ‘Человека-амфибии’, который, естественно, имел шумный кассовый успех и чей шлягер ‘Лучше лежать на дне’ (почему, собственно, лучше?) застряла в ушах шестидесятников, писатель-фантаст создал киносценарий ‘Когда погаснет свет’ (опубликован в ж. ‘Искусство кино’, 1960, No 9, с большими сокращениями, сценарий находится в РГАЛИ, ф. 215, опись 1, ед.хр.6). Как всегда, у Беляева, мысль парадоксальна: молодому ученому в США удалось найти средство борьбы с усталостью и старческой дряхлостью за счет усыпления организма искусственными радиоэлементами — т. н. ‘потенцирование’. Теперь люди могут работать без устали почти круглые сутки. Но коллеги встречают открытие кисло. Один из них говорит: ‘Не повторится ли история с Фаустом, который вызвал духа Земли и не мог с ним справиться? Потенцирование может иметь далеко идущие социальные последствия’ (РГАЛИ, ф. 215, оп.1, ед.хр. 6. ‘Когда погаснет свет’. Литературный сценарий, вариант первый. Редактор И. Ростовцев. Ленинград, 1941, с. 16-17). Так и оказалось. Хорошо еще, умный шоумен приспособил среднего американца, ‘этакую светлую (т. е. светящуюся) личность’ (светящуюся от искусственных радиоэлементов. — Э. К.) к исполнению ‘танца мертвеца на могиле’. ‘Это должно иметь шумный успех! — восхищается шоумен. — Деньги! Деньги! Они потекут к нам рекой!’ (там же, с. 95)
Вот еще ‘верняк’, если бы жуки кинематографа умели просчитывать будущее. Нечего жаловаться на отсутствие хороших сценариев — надо читать фантастику, в частности, А. Р. Беляева.
Но вернемся к переписке наших корреспондентов. Четвертое письмо А. Р. Беляева от 1.11.1935 года:

Дорогой Константин Эдуардович!

Приношу Вам искреннюю благодарность за присланные Вами книги. Надеюсь использовать их в моих произведениях, которые буду присылать вам. Я не знал, что Вы связаны договором с Союзкино, который лишает Вас права участвовать в других постановках. Я выполнял только просьбу киноработников Ленинграда. Они полагали, что консультацию, в крайнем случае, мог бы дать и проф. Рынин, от Вас же они хотели иметь хотя бы Ваше мнение о том, что Вы считали бы полезным показать ‘Прыжок в ничто’ на экране. Но повторяю, я передаю лишь их просьбу, и ни в коей мере не настаиваю. Я был бы огорчен, если бы у Вас возникла мысль, что я хотел использовать Ваше имя в своих интересах. Я слишком дорожу Вашим добрым отношением ко мне. Так же и по поводу предисловия ко второму изданию романа. Я передал Вам лишь просьбу редактора и издателя ‘Молодой гвардии’. Но я забыл Вас предупредить, что редакция решила во втором издании не печатать предисловие проф. Рынина — и решила еще до переписки с Вами. Так что, может быть, это изменит Вашу точку зрения. Ваш ответ я передал издательству, но оно еще раз просило написать Вам о том, что они хотели бы иметь от Вас хоть краткое предисловие и портрет. Я уже исправил текст согласно Вашим замечаниям. Во втором издании редакция только несколько отмечает ‘научную нагрузку’ — снимает ‘Дневник Ганети’ (? — Э. К.) и кое-какие длинноты в тексте, которые, по мнению читателей, несколько тяжелы для беллетристического произведения.
Расширил и третью часть романа — на Венере — введя несколько занимательных приключений с целью сделать роман более интересным для широкого читателя.
При исправлении по Вашим замечаниям, я сделал только одно маленькое отступление: Вы пишете: — ‘Скорость туманностей около 1000 кило(м) в сек’ — это я внес в текст, но дальше пишу, что есть туманности и с большими скоростями, так Туманность Большая Медведица No 24 летит со скоростью 11.700 км в сек., ‘Лев No 1′ — почти 20 тыс. км’. — Эти данные я взял из журнала ‘Природа’, изд. Ак. наук. Глубоко уважающий Вас А. Беляев.
На конверте надпись рукой Циолковского: ‘Отвечено и послано 2 портр(ета) 32 г., 34 г.’.
От автора: письмо Александра Романовича, как видим, покаянное по тону. И киношники, и издательские работники пользуются случаем, чтобы навязать писателю работу, которую, по совести, они должны делать сами. Автор из деликатности не может ответить отказом, рискуя потерять благорасположение своего корреспондента. Тем не менее, работа продолжается и сотрудничество корреспондентов взаимополезно. Пятое письмо (адрес тот же) отправлено 14.11.35 г.

Дорогой Константин Эдуардович!

Благодарю Вас за присылку портретов и предисловия. Один портрет возвращаю в этом письме, второй будет возвращен после снятия клише. Редактор почему-то хотел снять из предисловия Ваше упоминание о послесловии проф. Н. А. Рынина. Я указал, что в отдельной переписке Вы просили о Рынине непременно оставить и что поэтому без Вашего согласия я не могу допустить такого сокращения. Мне признаться, самому не понятно, почему во втором издании целиком снимается послесловие Рынина. Объяснение редактора — ‘оно просто не нужно’ — не совсем удовлетворяет меня. Ведь читатель 2-го издания будет новый.
Редакция дала рукопись 2-го издания на научную редакцию Я. И. Перельману. Это я тоже считал совершенно излишним после того, как роман просмотрен Вами и исправлен мною по Вашим указаниям. Кстати, об этих указаниях. Я хотел снять все об Эйнштейне, но редактор решил оставить — его теория-де не опровергнута и других взамен ее равноценных нет.
Так всякий роман — и его судьба являются равнодействующей нескольких сил…
Глубокоуважающий Вас

А. Беляев.

На конверте помета: не отвечено.
От автора: Свершилось!
‘Толчитеся и отверзется’. Предисловие к роману получено. Но ситуация пикантна: рукопись, которую разгромил Яков Исидорович Перельман (напомним: ‘никак нельзя признать новый роман Беляева сколько-нибудь ценным обогащением советской научно-фантастической литературы’, см. письмо Беляева No 1) направлена к нему на научную редакцию! Это мне напоминает пародию на охотничий рассказ: ‘Охотник разжал зубы уже мертвого льва и с чувством глубочайшего облегчения сел на гремучую змею’.
И что мог ответить ‘терпиле’ Константин Эдуардович? Что у нас в России и не такое бывает? Только молчать! Тем более, при таких заявках: ‘Родина Циолковского вправе ожидать…’.
Между тем, уже через десять дней, 24.02.35 г. Беляев пишет Циолковскому:

Дорогой Константин Эдуардович,

благодарю Вас за присланные статьи. Сообщаю свой новый адрес:
Ленинград, Петроградская сторона, Проспект Карла Либкнехта, 51/2, кв. 26.

Глубокоуважающий Вас А. Беляев.

От автора: как видим, обмен информацией продолжается, и это очень важно.
Последнее письмо А. Р. Беляева к Циолковскому отправлено 20.07.35 из Евпатории, из санатория ‘Таласса’, палата 21-б.

Дорогой Константин Эдуардович!

С огорчением узнал из письма моей жены о Вашей болезни. Надеюсь, что Вы скоро поправитесь. (Я тоже сейчас болен, — обострение костного туберкулеза). Я пишу жене и редактору ‘Молодая Гвардия’, чтобы Вам скорее выслали экземпляр ‘Прыжка в ничто’. Второе издание, — с Вашим портретом и отзывом, находится уже в верстке. Как только выйдет, пришлем Вам. — Н. А. Рынин дает предисловие, написанное наново, — как говорил мне редактор Мишкевич.
Я обдумываю новый роман — ‘Вторая луна’, — об искусственном спутнике Земли, — постоянной стратосферной станции для научных наблюдений. Надеюсь, что Вы не откажете мне в Ваших дружеских и ценных указаниях и советах.
Простите, что пишу карандашом, — я лежу уже 4 месяца.
От души желаю Вам скорее поправиться.
Искренне любящий и уважающий Вас

А. Беляев.

На обороте письма тяжелобольной Константин Эдуардович нашел силы ответить:

Дорогой (Александр Романович)

Спасибо за обстоятельный ответ. Ваша болезнь, как и моя (нрзб) результат напряженных трудов. Надо меньше работать. Относительно советов — прошу почитать мои книжки — там все научно (цели. Вне земли и проч.)
Обещать же, в силу моей слабости, ничего не могу.

К. Циолковский.

Смерть философа оборвала эту необычайно плодотворную переписку — сотрудничество двух писателей! Лично меня поражают странные совпадения их биографий: оба были больны: Циолковский — глухой, а у Беляева был костный туберкулез спинных позвонков, оба писали фантастику, изобретали, восхищались инженерией и киноискусством, кисло относились к администраторам и кинодельцам (боясь злоупотреблений ‘среды’ и пессимистически глядя на отрицательные стороны человеческой психики). При чем тут разница в 27 лет (срок нового поколения, с другими духовными ценностями)? Они просто повторяли друг друга — отсюда и теплота, и взаимное понимание. Сходна даже интроверсия — обращение к себе. В автобиографии К. Э. Циолковского есть строки: ‘Она (глухота) заставила меня страдать каждую минуту моей жизни, проведенной с людьми. Я чувствовал себя с ними всегда изолированным, обиженным, изгоем. Это углубляло меня в самого себя’8.
Недаром, сразу после смерти Циолковского Александр Романович пишет ‘Звезду КЭЦ’ и посвящает роман ‘памяти Константина Эдуардовича Циолковского’.
В архиве РГАЛИ, где сохранилась машинопись с авторской правкой романа, Александр Романович создал ‘памятник нерукотворный’ гениальному мыслителю: ‘В большом овальном отверстии транспаранта виднелась платиновая статуя Константина Эдуардовича Циолковского. Он был изображен сидящим в своей любимой рабочей позе — положив дощечку с бумагой на колени. В правой руке его был карандаш. Великий изобретатель, указавший людям путь к звездам, как будто прервал свою работу, прислушиваясь к тому, что будут говорить ораторы. Художник-скульптор передал с необыкновенной выразительностью напряжение лица глуховатого старца и радостную улыбку человека, ‘не прожившего даром’ свою долгую жизнь. Эта серебристо-матовая статуя, эффектно освещенная, оставляла незабываемое впечатление’9.
Редактор безжалостно вычеркнул этот абзац с тем, чтобы не создавать нездоровый ажиотаж вокруг личности, подозреваемой в идеализме.
Закончим эту статью записью Марка Харитонова от 4.10.84 г.: ‘С утра читал в библиотеке. Кое-что интересно, особенно две брошюрки Циолковского о будущем общественном устройстве и преобразовании мира… Вот оно, русское провинциальное мышление — сразу глобальное (недаром мы вышли в космос раньше, чем стали сытыми…)’10.
‘Мы’ — это кто? Но в данном случае москвичу изменила его имперская столичная память. Юрий Алексеевич Гагарин, первый летчик-космонавт, взлетел на космическом корабле ‘Восток’ 12 апреля 1961 года. Кто это был голодным в Москве в тот памятный день? Уж не Марк ли Харитонов? Да и во всей стране в 60-е годы?
Другое дело — отказаться от космоса. Т. е. отказаться от идеи собственной безопасности. Тогда, вместо 2,5 млн. долларов на человека, которые могли бы быть предоставлены нам государством, от грудных младенцев до глубоких стариков11, нас ожидает сокращение до 15 млн. человек. По словам Госпожи Маргарет Тэтчер, для обслуживания скважин и рудников12.
Так что, следите за противниками космических программ, и вы узнаете много нового и интересного, в том числе дату собственных похорон. Это вам не фантастика!
1 Симпозиум прошел 25-26 ноября 2003 года в Санкт-Петербурге.
2 Центральный государственный архив литературы и искусства, Санкт-Петербург.
3 Русские писатели XX века. Биографический словарь. Главный редактор и составитель П. А. Николаев. М., БРЭ, 2000. С. 85-86.
4 Цит. ст. М. Соколовой. ‘Александр Романович Беляев / Александр Беляев. Человек-амфибия. Звезда КЭЦ. Остров погибших кораблей. Продавец воздуха. — М., 1986. С. 4.
5 См. статью Ивана Жукова. Тайна смерти фантаста Беляева. ‘АиФ’, No 28 (1185), июль 2003, с. 15.
6 Цит. по К. Э. Циолковский. Космическая философия. — М., 2000 (‘Жизнь человечества’, апрель 1930 г., сентябрь 1931). С. 205.
7 Цит. по: К. Э. Циолковский. Путь к звездам. Сборник научно-фантастических произведений. Редактор-составитель Б. Н. Воробьев. — М., Изд-во АН СССР, 1961. с. 351.
8 Цит. по: ‘Исторический архив’, 2002, No 5, научно-публикаторский журнал // Публикация Е. Ю. Башилова. Россия в космосе ‘Я всю жизнь учился мыслить…’. К 195-летию со дня рождения К. Э. Циолковского, с. 27.
9 РГАЛИ, ф. 215, оп. 1, ед. хр. 2. ‘Звезда КЭЦ’. Роман. 4.2. Машинопись с авторской правкой, с.83.
10 См. кн. Харитонов М. Стенография конца века. Из дневниковых записей. — М.: Новое литературное обозрение, 2000. С. 198.
11 Сироткин В. Кто обворовал Россию? — М., 2003. С. 362.
12 Петров В. Л. Геополитика России. Возрождение или гибель? — М.. 2003. С. 435.
Оригинал здесь
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека