Переписка с Д. Н Овсянико-Куликовским, Горький Максим, Год: 1913

Переписка
Время на прочтение: 41 минут(ы)
Скачать в PDF

Переписка М. Горького с Д. Н Овсянико-Куликовским

Литературный архив. М. Горький.
Материалы и исследования. Том III.
Издательство Академии Наук СССР
Москва. Ленинград. 1941
Под редакцией С. Д. Балухатого и В. А. Десницкого
OCR Ловецкая Т. Ю.

К переписке М. Горького с Д. Н. Овсянико-Куликовским

Переписка М. Горького с Д. Овсянико-Куликовским — известным литературоведом, автором книги ‘История русской интеллигенции’, содержит ряд принципиальных высказываний по вопросам историко-литературного порядка, представляющим для нас живой и непосредственный интерес.
Дмитрий Николаевич Овсянико-Куликовский (1853—1920) родился в семье крупного помещика Таврической губернии, в имении Каховка. Студенческие годы провел в С.-Петербургском (1871—1873) и Новороссийском (1873—1876) университетах. С юных лет имел тяготение к филологическим наукам. Ко времени студенчества относится первое ‘увлечение’ Овсянико-Куликовского идеями социализма. Это были идеи не научного, а утопического, народнического социализма. Считая себя ‘нигилистом’, он в этот период находится в близкой связи с деятелями нелегального кружка Одесской Украинской громады: Л. А. Смоленским, М. И. Климович, А. А. Андреевским, Н. П. Баревским, В. В. Малевским и др. Приехав в 1876 г. в Петербург, Овсянико-Куликовский вращается в радикальных кругах, штудирует Маркса, Лассаля, Чернышевского, сближается с народнически настроенной молодежью, участвует в полулегальных сходках. Большие симпатии в этот период у него вызывают деятели народовольческого движения. Вспоминая петербургский период своей жизни, он писал: ‘Я преисполнился чувством великого пиитета к героям и, в особенности, к героиням ‘хождения в народ’, — Лидии Фигнер, Софьи Бардиной и другим (из процесса 50-ти), которые были в моих глазах, как и в глазах многих, окружены особым ореолом. Стихи (кажется, Ольхина или Боровиковского) я знал наизусть и не упускал случая пускать их в ход, как орудие ‘пропаганды». {Д. Н. Овсянико-Куликовский. Воспоминания. Изд. ‘Время’, 1923, стр. 110.}
В 1877 г., будучи оставлен при Новороссийском университете, Овсянико-Куликовский по постановлению факультета командируется за границу для приготовления к профессуре по кафедре сравнительного языкознания и санскрита. Он знакомится с эмигрантской и около-эмигрантской средой и близко сходится с видными деятелями русского освободительного движения. Среди них были такие лица, как Г. А. Лопатин, П. Л. Лавров, М. П. Драгоманов, Н. И. Зибер. Своему сближению с Драгомановым и Зибером Овсянико-Куликовский придавал большое значение. Он считал их своими учителями, несмотря на различную степень идейного их воздействия на него.
Находясь под впечатлением некоторых идей Драгоманова, Овсянико-Куликовский выпускает в заграничной вольной печати свое первое литературное произведение ‘Записки южно-русского социалиста’. Несколько позднее он становится сотрудником заграничной драгомановской газеты ‘Вольное слово’ — органа земской оппозиции.
Осенью 1877 г. в Берне Овсянико-Куликовский знакомится с Н. И. Зибером — известным популяризатором и пропагандистом экономического учения Маркса в 70—80-х годах в России. Н. И. Зибер один из первых как с профессорской кафедры, так и в легальной печати смело заговорил с большим сочувствием о марксизме, как о великой научной теории, решительно объявил себя последователем этого ученья и нанес ощутительный удар первым либеральным критикам Маркса — Жуковскому и Чичерину. Известен сочувственный отзыв о Зибере Маркса в послесловии ко второму изданию I тома ‘Капитала’.
Отрицательное отношение Зибера к народничеству, надо думать, в какой-то мере оказало влияние на Овсянико-Куликовского. Под влиянием Зибера у него пробуждается интерес к марксизму, и личная связь его с Зибером и заграничными революционерами наложила несомненно отпечаток на его идейные воззрения, обусловив их повышенную оппозиционность. В 1879—1880 гг. он вместе с Зибером выступает на страницах прогрессивного журнала ‘Слово’ и в одной из своих статей ‘Культурные пионеры. Этюд о религиозных сектах’ подвергает достаточно резкой критике существующие семейные отношения и общественные устои. Цензор даже нашел, что статья его ‘проникнута социализмом и коммунизмом’. {В. Е. Евгеньев-Максимов. Из прошлого русской журналистики. Л. Изд. писателей в Л., 1930, стр. 291.}
Под влиянием разгрома народовольческого движения в конце 70-х и начале 80-х годов Овсянико-Куликовский, как и значительная часть эмигрантской интеллигенции, переживает эволюцию вправо, теряя свою былую оппозиционность. В этот период у него намечается отрицательное отношение к народничеству. Разрыв с народничеством, как и у большинства буржуазных демократов, здесь не был связан с переходом на революционные позиции пролетариата, а явился отправным моментом перехода к буржуазному либерализму. Подвергая резкой критике методы борьбы народничества 70-х годов — террор, заговор, бунт, — Овсянико-Куликовский выявляет себя противником вообще всякого активного протеста, довольствуясь лишь мирной культурной деятельностью.
Явно компромиссная либеральная тенденция у Овсянико-Куликовского в заграничный период жизни объединялась, впрочем, еще с известным сочувствием революционным кругам, с которыми в те годы им поддерживалась связь. Хотя сам он никогда не был революционным деятелем, однако, вследствие крайнего произвола властей, он подвергался за связь с кружками политическим репрессиям. По свидетельству И. Л. Овсянико-Куликовской, которая также была связана с кружками, оба они в одно время были арестованы и высланы из пределов Австрии в Швейцарию. Со стороны III отделения в России за ними было установлено строгое наблюдение. {Отношение Управляющего 3-м Отделением А. Шульца начальнику Одесского жандармского управления. — Каторга и ссылка, 1925, No 4, стр. 130.}
По приезде в Россию Овсянико-Куликовский занят исключительно академической деятельностью: в 1883—1887 гг. состоит приват-доцентом Одесского университета по кафедре санскрита и сравнительной грамматики индо-иранских языков, в 1887 г. назначается экстра-ординарным профессором в Казанский университет, затем переводится в Харьковский университет, где и состоит профессором более семнадцати лет.
Если в период своей заграничной жизни, он, по собственному признанию, еще не верил ‘в возможность революции’, ограничивая свою оппозиционность чисто литературными вопросами (отрицательное отношение к ‘метафизике’, к теории ‘искусства для искусства’), то теперь он заявляет, что наконец освободился и от этих ‘предубеждений’. Культ положительной науки, идеи позитивной философии, лежавшие до сих пор в основе воззрений Овсянико-Куликовского, сочетаются им теперь с крайним психологизмом. Последующая идейная эволюция его идет по пути — к эмпириокритицизму.
Соответственно с изменением общефилософских воззрений Овсянико-Куликовского существенно меняются взгляды его в те годы и на задачи искусства. Если в молодости он признавал за искусством большое познавательное значение, — его увлекала публицистическая критика Добролюбова, стихи Некрасова, — то теперь, отказываясь от своего прошлого, он горячо защищает тезис о независимости искусства от всякой идеологии. В одной из своих литературных статей {С самого начала своей академической деятельности Овсянико-Куликовский не замыкается изучением чисто специальных вопросов (санскрит, древняя индусская мифология, общие вопросы языкознания), а выступает на страницах различных газет и журналов с многочисленными статьями, очерками и фельетонами на общефилософские и литературные темы. Вся эта довольно обширная литературная продукция, сейчас совершенно забытая, дает богатый материал для характеристики его идейной эволюции. Литературные статьи этого периода никогда не включались автором в собрание его сочинений. Печатались они главным образом в газетах ‘Одесские новости’ и ‘Харьковские губернские ведомости’. Собранные вместе, они могли бы составить не менее четырех томов.
Большой ряд статей и фельетонов этого времени посвящен теме разрыва с народническим прошлым, изобличению народнической жертвенности, пассивного уныния, разочарований, надломов. Характерны названия многих фельетонов этого времени: ‘Иллюзии’, ‘Мысли уныло-мыслящего россиянина’, ‘Признания уныло-мыслящего россиянина’. И далее подзаголовки: ‘Не нужно’, ‘Нет спроса’. Все фельетоны этого типа полны едкой иронией по отношению к былым ‘увлечениям’ и во многом носят автобиографический характер.}, говоря о молодой украинской поэзии, он высказывает следующий общий взгляд на вопрос о свободе творчества: ‘Всякая доктрина, хотя бы самая гуманная и демократическая, вредна для поэзии еще неокрепшей. Поэзия по самой сути требует свободы творчества, широких вдохновений и ей нельзя под опасением исказить ее — указывать’. {Д. Куликовский. Литературно-общественные заметки. — Одесские новости, 1886, No 589.} В другой своей статье он заявляет, что ‘художественная деятельность уже потому бесцельна, что на добрую половину и в самой существенной своей части, она бессознательна’. {Искусство и нравственность. — Харьковские губернские ведомости, 1894, No 16.}
В начале 90-х годов Овсянико-Куликовский проявляет большой интерес к работам по философии, психологии и языку известного русского филолога А. А. Потебни, и вскоре сам делает попытку применить его психологические субъективно-идеалистические принципы к вопросам языка и поэзии. Еще в 1878 г. в своей статье ‘Наука о языке и ее отношение к антропологии и социологии’ он ставил задачей вывести языкознание ‘из тесного круга специалистов на свет божий и сделать его открытия достоянием публики’. {Слово, 1878, март, стр. 79.} Теперь в широкой печати он популяризирует идеи Потебни. Под влиянием идей Потебни Овсянико-Куликовский окончательно формируется в эти годы, как литературовед и критик психологического направления. Особое внимание в этот период уделяется им разработке психологической теории художественного творчества. Психология превращается у него не только в предмет изучения, но и в основное орудие исследования сложнейших явлений языка и литературы. Под этим углом им характеризуется творчество таких писателей, как Тургенев, Толстой, Пушкин, Гоголь, Некрасов, Гёте, Гейне и др. Увлечение психологизмом было в те годы типичным явлением для буржуазного литературоведения и знаменовало собою поворот многих литературоведов от позитивизма к интуитивизму, вызванный общественными условиями 80-х годов.
Во второй половине 90-х годов Овсянико-Куликовский переживает новый этап в своем идейном развитии — на эти годы падает его увлечение идеями легального марксизма.
В 1897—1901 гг. Овсянико-Куликовский принимает близкое участие в первых легальных марксистских журналах ‘Новое слово’ и ‘Жизнь’. {В архиве Института литературы Академия Наук СССР сохранилась переписка первых организаторов легально-марксистских журналов В. А. Поссе и А. М. Калмыковой с Овсянико-Куликовским. Из содержания переписки видно, что имя Овсянико-Куликовского, как видного сотрудника, было всегда крайне желательным для редакции обоих журналов. Немалую роль при этом, вероятно, играла полная легальность фигуры Овсянико-Куликовского, которая была для журналов неплохим ‘академическим заслоном’. А М. Калмыкова, член редакции журнала ‘Новое слово’, руководившая беллетристическим его отделом, пригласила в апреле 1897 г. Овсянико-Куликовского от имени редакции принять участие в журнале. Овсянико-Куликовский дал согласие, и в IV и XII книжках ‘Нового слова’ была помещена его большая статья ‘К вопросу о приемах и задачах художественной критики’. Другая его статья о Мопассане не была помещена вследствие закрытия журнала. В начале 1899 г. А. М. Калмыкова вновь обратилась к Овсянико-Куликовскому с просьбой сотрудничать в новом журнале ‘Начало’. Овсянико-Куликовский согласие дал, но статьи его в журнале не появились, вероятно, потому, что журнал просуществовал недолго. С просьбой о сотрудничестве в журнале ‘Жизнь’ обратился к Овсянико-Куликовскому в декабре 1898 г. В. А. Поссе. Овсянико-Куликовский на страницах этого журнала опубликовал ряд своих критических статей. Вхождение Овсянико-Куликовского в редакционные дела журнала видно из писем к нему В. А. Поссе, который широко информирует Овсянико-Куликовского о редакционных делах, дает отзывы о статьях, стремится ближе втянуть его в дела журнала. В 1901 г. после закрытия журнала В. А. Поссе не прекращает своей подробной информации по делам органа даже из дома предварительного заключения. В целях спасения журнала он делает Овсянико-Куликовскому предложение стать официальным редактором ‘Жизни’, на что и получает согласие. Насколько значительной представлял себе В. А. Поссе роль Овсянико-Куликовского в журнале еще в начале его сотрудничества, видно из следующего письменного обращения В. А. Поссе к своему постоянному сотруднику: ‘Среди наших сотрудников и читателей много Ваших горячих почитателей и я с особенным вниманием прислушиваюсь к Вашим словам, считая Вас одним из главных руководителей ‘Жизни’.} На страницах этих легально-марксистских журналов в те годы выступил со своими рассказами и основоположник пролетарской литературы М. Горький, имя которого с самого начала литературной деятельности было связано с прогрессивными устремлениями русской журналистики. На период участия М. Горького в легальной марксистской журналистике падает и огромный рост его популярности.
В ‘Новом слове’ и ‘Жизни’ участвует и целый ряд других писателей, создавших журналу своими талантливыми произведениями большую известность в литературном мире.
В. И. Ленин, помещавший свои статьи в ‘Новом слове’ и в ‘Жизни’, как известно, хорошо отзывался о беллетристическом отделе последнего журнала. ‘Беллетристика прямо хороша и даже лучше всех!’ {Ленин, Сочинения, изд. 2-е, т. XXVIII, стр. 31.} — писал он в своем письме А. Потресову.
В первых легально-марксистских журналах ‘Жизнь’ и ‘Новое слово’, на ряду с представителями легального марксизма, в общественно-политических отделах участвовали и революционные социал-демократы, благодаря которым оба названных журнала приобрели в свое время большую популярность. Выступление представителей революционного марксизма на страницах одного и того же органа с людьми, уже тогда крайне умеренными и ненадежными, явилось в тот период одним из выражений временного политического ‘союза’ русских революционных социал-демократов с легальными марксистами, благодаря которому ‘была достигнута поразительно быстрая победа над народничеством и громадное распространение вширь идей марксизма (хотя и в вульгаризированном виде)’. {Там же, т. IV, стр. 374.}
Овсянико-Куликовский, принимавший близкое участие в легально-марксистской журналистике, примыкал в тот период к. группе буржуазных демократов, временно ‘увлекавшихся’ идеями легального марксизма. Он разделил потом общую судьбу буржуазных демократов, эволюционировавших в массовом масштабе в начале 900-х годов, и особенно после революции 1905 г., вправо — к реакционному либерализму. Увлечение идеями экономического материализма и личная связь с руководителями легально-марксистских журналов нашли существенное отражение в его литературно-критических статьях. Здесь мы встречаемся с типичной, для буржуазных критиков того времени, попыткой — объединить субъективно психологические принципы с требованиями экономического анализа и, не касаясь основ существующего строя, пропагандировать идеи европеизации России, расширения образования, культуры, постепенной ликвидации остатков крепостничества. Идеи эти, как и постоянные психологические экскурсы Овсянико-Куликовского, в тот период не носили на себе исключительного характера агрессивности и во многом были повернуты против деградирующего народничества.
К этому времени относится и первый интерес Овсянико-Куликовского как критика к произведениям М. Горького, получившим исключительную популярность в широких кругах читателей. Впервые упоминание имени М. Горького по связи с возможным интересом к его произведениям Овсянико-Куликовского мы найдем в письмах А. М. Калмыковой и В. А. Поссе к Овсянико-Куликовскому. В письме от 1 декабря 1897 г. Калмыкова, спрашивая Овсянико-Куликовского о том, какого рода книги он хотел бы рецензировать, пишет: ‘Как Вам нравится Горький (‘Бывшие люди’, ‘Супруги Орловы’, ‘Мальва’)? Ведь мастер? Ведь какую радугу заставил играть в чувствах пьяной четы Орловых. Непременно черкните два слова о ‘Супругах Орловых’. Нетрудно разводить узоры на чувствах интеллигенции, а вот тут? И справился с задачей!’ В. А. Поссе в своих письмах писал Овсянико-Куликовскому: ‘Как Вам нравится ‘Фома Гордеев’? В общем вещь выйдет сильная…’
Указание на критическое отношение Овсянико-Куликовского к произведениям М. Горького мы находим в письме редактора ‘Журнала для всех’ В. С. Миролюбова к Овсянико-Куликовскому. В те годы М. Горький лично хотя и не был знаком с Овсянико-Куликовским, но знал его как литературоведа и критика марксистских журналов и интересовался его работой. Миролюбов, сообщая Овсянико-Куликовскому о подготовке юбилейного пушкинского номера журнала, писал 10 марта 1899 г: ‘Беллетристики пока хорошей не имеется. Наседать на Горького и Чехова жалко, да первого можно испортить этими погоняниями, такую большую вещь как ‘Фома [Гордеев]’ он пишет от книжки к книжке, и я сильно опасаюсь, что он ее, если не испортит, то подпортит. Отзыв Ваш о нем я передал Алексею Максимовичу, но если будете писать ему, напишите построже. Он Вас глубоко уважает и выслушает с большим вниманием, что Вы ему скажете. А скажете Вы ему, вероятно, и то, что искусство и имя, им созданное, заставляют его строже и строже относиться к своим работам’. {Архив Института литературы Академии Наук СССР.}
Овсянико-Куликовский не ограничился только устными оценками творчества М. Горького, но и выступил в 1899 г. со своими первыми печатными отзывами о М. Горьком, на которые оказали значительное влияние идеи легального марксизма. Но даже в лучшую пору своей критической деятельности он не в силах был определить подлинное значение творчества пролетарского художника. Указывая на большую одаренность М. Горького, как писателя, он видел заслугу художника в том, что последний дал ‘блестящее изображение русского купечества, отметил в нем рост классового самосознания и соответствующих притязаний’. Овсянико-Куликовский писал: ‘Эти литературные справки помогут нам оживить в уме типичное представление об этом старинном, исторически сложившемся классе, уже заметно выходящем из ‘темного царства’ на свет божий. А такое представление нам нужно для того, чтобы сопоставить с ним картину нового ‘темного царства’, идущего на смену старому. Появление нового ‘темного царства, самобытно слагающегося из элементов мещанских и крестьянских, давно уже было замечено нашей художественной литературой’. {Северный курьер, 1900, No 180, 4 мая.}
В последующие годы эволюция Овсянико-Куликовского к либерализму приводит его к сочувствию идеям кадетской партии, хотя сам он ни в какой партии активного участия не принимал. В период революции 1905 г. он находится где-то на левом фланге сочувствующей кадетам академической интеллигенции. Эволюция к либерализму существенно меняет взгляды Овсянико-Куликовского и на общественно-мещанские элементы, из которых, по его мнению, когда-то слагалось новое ‘темное царство’. В 1905 г. на страницах журнала ‘Полярная звезда’ в статье ‘Еще раз о мещанстве и русской интеллигенции’ он высказывает свое несогласие с М. Горьким по затрагиваемому им в ‘Новой жизни’ вопросу. Сам термин ‘мещанство’ теперь не ассоциируется с ‘темным царством’, — он чисто психологическая категория, адекватная понятию обывательщины, боязни критики и т. д. ‘Негодовать на мещанство значит негодовать на все человечество, и такого негодования нехватит’ — писал Овсянико-Куликовский, возражая на статьи М. Горького ‘Заметки о мещанстве’.
В 1904 г. Овсянико-Куликовский выступает со статьей ‘Социальные отбросы’, посвященной пьесе М. Горького ‘На дне’, в которой, оценивая высоко художественные стороны пьесы, он недостаточно раскрыл ее огромное социальное содержание. В 1906 г. Овсянико-Куликовский поместил на страницах реакционного журнала ‘Истина’ статью о пьесе М. Горького ‘Дети солнца’. В этой статье он пытается доказать на материале пьесы тезис о бессмысленности стихийных бунтов масс. Напуганный, как и все либералы, мощным революционным движением рабочих и крестьянских масс, он в прямой форме, отвлекаясь от всяких литературных вопросов, утверждает, что лозунг Маркса ‘Пролетарии всех стран, соединяйтесь!’ имеет мирный характер.
В дальнейшем, в 1911—1912 гг., критические отзывы Овсянико-Куликовского о М. Горьком становятся снова более сочувственными.
Публикуемая переписка М. Горького с Д. Овсянико-Куликовским относится к 1911—1913 гг. Овсянико-Куликовский руководит в эти годы беллетристическим отделом журнала ‘Вестник Европы’ (с 1912 г. он становится одним из его редакторов), состоит профессором С.-Петербургского университета и Высших женских курсов, выступает в различных органах периодической печати со статьями на литературные темы. В ‘Вестнике Европы’ печатаются его статьи о Добролюбове, Гончарове, в ‘Вестнике воспитания’ — продолжение старых психологических этюдов о русской интеллигенции. Статьи начали печататься в ‘Вестнике воспитания’ с 1903 г. и в течение ряда лет помещались на страницах журнала под общим заголовком: ‘Итоги русской художественной литературы XIX века’. Собранные впоследствии вместе, они составили три части известной книги — ‘История русской интеллигенции’. Четвертая часть этой работы, охватывающая собою период 90-х и начало 900-х годов, печаталась в ‘Вестнике воспитания’ в годы, непосредственно относящиеся к переписке, и была в большой мере посвящена М. Горькому.
Оценки творчества М. Горького Овсянико-Куликовским находились в тесной зависимости от общих субъективно-психологических посылок, лежащих в основе ‘Истории русской интеллигенции’. Основное назначение этой работы по замыслу автора было — дать картину развития психологии интеллигенции по произведениям русской художественной литературы XIX в. Для этой цели совершенно произвольно выделялись отдельные писатели и произведения, которые на основании субъективных впечатлении казались почему-либо автору наиболее типичными и характерными для настроений интеллигенции. В основу всей ‘Истории русской-интеллигенции’ легла старая психологическая теория художественного творчества, сформулированная автором еще в 90-х годах и подправленная в соответствии с его последующей идейной эволюцией к либерализму. Исходя из субъективных представлений о художественном процессе, как процессе чисто мыслительном и внутренне замкнутом в себе, Овсянико-Куликовский в качестве одной из основных задач ‘Истории русской интеллигенции’ ставит задачу установить соотношение между художественным и обыденным мышлением на основе идеалистического принципа экономии мышления, выдвинутого Эрнстом Махом.
Разумеется, при данных исходных точках Овсянико-Куликовский не дал и не мог дать подлинно историческую картину развития русской интеллигенции. Путь к познанию художественного творчества, как процесса раскрытия через образ объективной действительности, им был заранее закрыт.
Однако субъективный принцип, который был положен в основу ‘Истории русской интеллигенции’, в отдельных случаях Овсянико-Куликовским не выдерживался до конца. Широкий литературный материал, внутренняя логика многих художественных образов классической литературы нередко заставляли его отступать от крайностей голого психологизма. В статьях Овсянико-Куликовского мы постоянно встречаем стремление установить связь литературы с фактами обще-культурного, а часто и экономического развития, создать общественную типологию в духе обычных представлений буржуазной социологии. Многие формулировки этого рода сближают Овсянико-Куликовского с историко-культурной школой, другие носят явный след былых его ‘увлечений’ идеями легального марксизма.
Все особенности эклектической методологии Овсянико-Куликовского и сказались на его оценках творчества М. Горького. Анализируя произведения М. Горького, автор ‘Истории русской интеллигенции’ в самом же начале вынужден отметить, что великий художник, вышедший из народа, глубоко чужд упадочнических интеллигентских настроений. Он отмечает постоянное активное отношение М. Горького к действительности, относит талантливого писателя к числу ‘русских самородков’, говорит о силе его ума, энергии и дарования. Указывает также и на источник действенного отношения к жизни М. Горького, — на глубокую связь писателя с массами. ‘Образы, которые мы рассмотрели, — пишет Овсянико-Куликовский в заключение своего анализа ранних рассказов Горького, — характерная для Горького антитеза интеллигентской и неинтеллигентской психики, все это свидетельствует о том, что, став настоящим интеллигентом, не хуже других, А. М. Пешков в то же время оставался самим собой. Он не мог, если бы даже и захотел, переделать, усваивая новые идеи и настроения, свою глубоко народную душу по образу и подобию интеллигентской, как эта последняя за сто лет выработалась и установилась у нас в передовых кругах общества’. {Вестник воспитания, 1911, No 8, стр. 36.}
Отмечая по произведениям М. Горького состояние душевной угнетенности русской интеллигенции, Овсянико-Куликовский характеризует это состояние, как глубоко отрицательное явление русской жизни, свидетельствующее о большом истощении ‘душевной энергии’, грозящее ‘оскудением жизни’. Для распространения таких явлений, по мнению автора, имеются достаточные условия. Сюда относятся: ‘стойкий затяжной вандализм’, ‘бесчеловечный и антикультурный характер реакции’, ‘закоренелые навыки произвола’, ‘самодурство и холопство’, ‘вековые залежи диких порядков и жестоких нравов’. {Там же, No 6, стр. 12.}
Как истый представитель либеральной критики, Овсянико-Куликовский, боясь больше всяких реакций революционного движения масс, не делал, однако, сколько-нибудь враждебных выводов по отношению к охарактеризованным им условиям, создававшим рост упадочных настроений среди интеллигенции. Все дело сводилось им к распространению образования и мирной культурной деятельности.
Статьи Овсянико-Куликовского, посвященные истории русской интеллигенции и творчеству М. Горького, вызвали со стороны пролетарского писателя живой отклик, послужив поводом для его глубоко принципиальных высказываний, как по вопросам, непосредственно затронутым в статьях, так и живым волнующим вопросам современности.
В письме от 2 января 1912 г. М. Горький, принимая предложение сотрудничать в ‘Вестнике Европы’, просил Овсянико-Куликовского прислать ему ‘Историю русской интеллигенции’. Интерес М. Горького не был чисто теоретическим или узко научным. Он самым близким образом был связан с общественно-революционной и литературной деятельностью писателя тех лет.
Проблема интеллигенции, связанная коренным образом с революционным движением, в разные годы всегда была в поле зрения М. Горького, составляя не только предмет его глубоких творческих исканий, но и непосредственной, живой революционной практики. И как никогда остро она стояла перед революционным писателем в годы реакции после революции 1905 г. Как известно, годы эти для широких кругов русской интеллигенции были годами глубокого идейного разложения и полного разрыва с лучшими традициями русского освободительного движения. Идейное разложение коснулось и художественной литературы. Трудно указать такой период в истории русской литературы, который бы характеризовался таким глубоким идейным распадом. Мотивы крайнего индивидуализма, индифферентизма, покаяния, мистики и пессимизма становятся в те годы доминирующими мотивами творчества многих писателей, еще вчера считавших себя революционерами. М. Горький, находясь вдали от родины, но более чем кто-либо из русских писателей чувствуя биение пульса ее жизни, видел всю глубину падения интеллигенции, с болью наблюдал отход ее от народа. Особенно волновал его идейный разброд среди интеллигенции, оказавший дезорганизующее влияние на ряды революционной демократии. Ему, революционному писателю, тесно связавшему свою судьбу с судьбой рабочего класса, был глубоко понятен огромный вред различных идейных течений, которые являлись в корне враждебными пролетариату.
М. Горький с огромной силой своего художественного и публицистического таланта обрушивается на реакционных представителей враждебных идеологических течений. В своих статьях этого времени — ‘Разрушение личности’, ‘Издалека’, ‘О современности’ он дает развернутый анализ оскудения русской литературы, иронически высмеивает ренегатствующих писателей и призывает лучшие силы революционно-демократической литературы объединиться в борьбе с идейной реакцией. Особую ненависть пролетарского писателя вызывает в этот период проповедь идей национализма, затемнявшая классовое сознание масс и стоявшая немалым препятствием в развитии революционного движения и в деле объединения писателей всех национальностей на революционной почве. Идея борьбы с национализмом находит отражение в целом ряде его публицистических статей. В этой борьбе М. Горький получает самую близкую помощь и ободрение со стороны В. И. Ленина.
Ближайшее отражение идей, замыслов М. Горького, связанных с его общественной и литературной деятельностью этих лет, мы находим в переписке его с Овсянико-Куликовским.
В письме от 2 января 1912 г. к Овсянико-Куликовскому М. Горький ставит вопрос о ‘пропаганде обще-имперской организации литературных и научных сил’. В последующем письме от 20 января 1912 г. М. Горький, извещая Овсянико-Куликовского об организации журнала ‘Заветы’, сообщает ему о своей давней мечте объединить писателей всех национальностей вокруг какого-либо органа. Редактору ‘Вестника Европы’ М. Горький указывает на необходимость борьбы с национализмом и советует за эту задачу взяться названному журналу. Характерно указание на то, что России ‘весьма грозит участь Австрии, страны, где огромное количество духовной энергии поглощается борьбою племенной, а общекультурный рост — застыл почти’.
В указаниях М. Горького на необходимость борьбы с национализмом, в ссылке на участь Австрии, как и в призыве к объединению литераторов и ученых, нетрудно увидеть выражение давних устремлений писателя, нашедших место в его замечательной переписке с В. И. Лениным. В письме от второй половины февраля 1913 г. В. И. Ленин, с любовью сообщая о работе своего соратника товарища Сталина над книгой по национальному вопросу, писал М. Горькому: ‘Насчет национализма вполне с Вами согласен, что надо этим заняться посурьезнее. У нас один чудесный грузин засел и пишет для ‘Просвещения’ большую статью, собрав _в_с_е_ австрийские и пр. материалы… …Н_е_т, _т_о_й_ _м_е_р_з_о_с_т_и, _ч_т_о_ _в_ _А_в_с_т_р_и_и, _у_ _н_а_с_ _н_е_ _б_у_д_е_т. Не пустим! Да и нашего брата, великоруссов, здесь побольше. С рабочими не пустим ‘австрийского духа». {Письма Ленина Горькому. Партиздат, М., 1939, стр. 46—47.}
Летом 1910 г. в беседе В. И. Ленина с М. Горьким на Капри возникает идея создания ежемесячного журнала, который должен был бы концентрировать вокруг себя лучшие силы художественной литературы. Идея создания такого журнала не оставляет М. Горького и в последующие годы. К 1911—1912 гг. относятся две его неудавшиеся попытки объединить писателей вокруг журналов ‘Современник’ и ‘Заветы’. Как непосредственную задачу дня перед данными журналами М. Горький выдвигал задачу борьбы с национализмом. Вот почему, участвуя в беллетристическом отделе ‘Вестника Европы’, М. Горький не хотел, чтобы данный журнал оставался в стороне от поставленной им задачи. Осторожный тон обращения М. Горького к редактору ‘Вестника Европы’ по затрагиваемым вопросам, хотя и свидетельствует о том, что вряд ли он ожидал от этого журнала большего, чем от ‘Заветов’, однако, и эта лишняя легальная возможность была им использована. Ответ редактора журнала М. Горькому по поводу объединения ученых и литераторов с широкими задачами идейного порядка был достоин направления возглавляемого им либерального органа. Овсянико-Куликовский воспринял эту широкую задачу как мероприятие, аналогичное хлопотам об открытии ‘Петербургского общества литераторов и ученых’, он, конечно, ‘сочувствует’ идее, думает, что ‘вопрос станет на очередь’, и опасается, что ‘не раз решат’. Что касается вопроса борьбы с национализмом, то, высказав на этот счет ряд сентенций вроде — ‘да живет и развивается всякая национальность, но да исчезнет всякий национализм’, шедших у него всегда в плане буржуазного лозунга ‘культурно-национальной автономии’, он не нашел лучшего ответа М. Горькому, как сообщить, что ‘В ‘Вестнике Европы’ скоро появится превосходная статья академика Шахматова, касающаяся национального вопроса со стороны языка’. Характер ответа Овсянико-Куликовского по затронутым вопросам большой идейной значимости был таков, что М. Горький в последующей переписке уже к ним не возвращался.
В переписке был, однако, вопрос, который постоянно занимал. М. Горького, с которого по существу началась и переписка, — это вопрос об ‘Истории русской интеллигенции’. Получив книги от Овсянико-Куликовского, М. Горький писал ему о волнении, с каким они были прочитаны, о значительности работы и о том, что ‘во многом не согласен’ с автором. М. Горький подробно не развертывает пунктов своих возражений, но отдельные беглые его замечания свидетельствуют о наличия у него иных установок в вопросе об истории интеллигенции. Его прежде всего не мог удовлетворить самый принцип построения данной работы, в которой анализу подвергалось лишь творчество корифеев русской литературы и то нередко вне всякой реальной связи их с конкретной социальной действительностью. М. Горький напоминает Овсянико-Куликовскому целый ряд, так называемых, ‘второстепенных писателей’ (Осипович-Новодворский, Слепцов, Помяловский), которые сыграли большую роль в идейном развитии русской интеллигенции. По мнению М. Горького, названных писателей ‘невозможно оставить в стороне, говоря о духовных недугах русской интеллигенции’.
В многочисленных публицистических и критических статьях можно найти целый ряд высказываний М. Горького, которые в прямой форме полемически заострены против ряда положений буржуазных критиков, в том числе и Овсянико-Куликовского. В период переписки с Овсянико-Куликовским видно, что М. Горький далеко еще не был знаком со всеми его литературно-критическими работами. Знакомясь с ‘Историей русской интеллигенции’, М. Горький в прямой форме выразил в одном из своих писем несогласие с автором по вопросу о народном творчестве. В письме своем к Е. Ляцкому М. Горький писал по поводу изданных Е. Ляцким былин: ‘В наши дни, когда к народу, к его творчеству замечается какое то странное, скептическое, капризное и несерьезное отношение, — тексты, данные Вами, даже и без комментариев — очень солидно возражают тем, кто — как, например, Келтуяла — ныне выводит все творчество народное из аристократии, от командующих классов. Я очень удивлен предисловием ко второй части книги Келтуяла и некоторыми суждениями по этому вопросу Д. Н. Овсянико-Куликовского, тоже отрицающего творчество народа’. {См. отрывок письма в статье С. Балухатого ‘Горький и народное творчество’ (Правда, 1936, No 347, 18 декабря).}
М. Горький, видимо, имеет в виду то место в ‘Истории русской интеллигенции’ Овсянико-Куликовского, где последний, подобно другим буржуазным литературоведам, категорически отрицал самостоятельное значение народного творчества, считая его результатом книжных влияний и заимствований у господствующих классов. ‘Народное поэтическое творчество, — писал Овсянико-Куликовский, — как это теперь доказано, вовсе не коллективно, а почти то же личное творчество, как и то, которое принадлежит образованным классам. Песни, былины, сказки и т. д. создаются не массой, а отдельными лицами, отдельными умами и талантами, обособившимися и вышедшими из рамок ‘сплошной’ народной психологии — и воспринявшими продукты чужого творчества (чужого в классовом, также и в племенном смысле), созданные раньше’. Там же, возражая по вопросам народного творчества Г. И. Успенскому, Овсянико-Куликовский писал: ‘Можно еще указать на ошибочность мнения, будто народ ‘сплошным’ творчеством создал быль, сказку, песню, пословицу, нравоучительную повесть и т. д. Все это — продукты личного (а не коллективного творчества), и, как теперь установлено, значительная часть произведений нашей ‘народной’ словесности — прямо _к_н_и_ж_н_о_г_о_ _п_р_о_и_с_х_о_ж_д_е_н_и_я’. {Д. Овсянико-Куликовский. Сочинения, т. VIII, 1909, стр. 163, 158.}
В корне противоположны были взгляды на народное творчество М. Горького. ‘Народ не только — сила, создающая все материальные ценности, — писал М. Горький в статье ‘Разрушение личности’ в 1909 г., — он — единственный и неиссякаемый источник ценностей духовных, первый по времени, красоте и гениальности творчества философ и поэт, создавший все великие поэмы, все трагедии земли и величайшую из них — историю всемирной культуры’. И дальше: ‘Лучшие произведения великих поэтов всех стран почерпнуты из сокровищницы коллективного творчества народа, где уже издревле даны все поэтические обобщения, все прославленные образы и типы’. {М. Горький. Статьи (1905—1916). Изд. 2-е, изд. ‘Парус’, Пгр., 1918, стр. 8, 15.}
Это глубокое указание М. Горького на сокровенный источник творчества великих писателей всех веков и народов имеет огромное принципиальное и методологическое значение. В годы реакции, еще и еще раз указывая, насколько крепка связь русской классической литературы с лучшими чаяниями трудовых масс, с народным творчеством, М. Горький раскрывал перед читателем, насколько чужда декадентская литература лучшим традициям русской классической литературы. Величайшая гордость за свою русскую литературу — ‘лучшее, что создано нами, как нацией’ — не покидает М. Горького в самые тяжелые моменты борьбы. Наоборот, чем острее становилась борьба, тем упорнее он призывает читателя к овладению величайшим классическим наследием прошлого, используя его как могучее орудие в борьбе с идейными врагами пролетариата. В этом свете исключительное значение приобретает инициатива М. Горького по организации многочисленных изданий по вопросам литературы и культуры, рассчитанных на народные массы (например, издание сборников ‘Знание’).
М. Горький глубоко изучает историю культуры, историю литературы, историю интеллигенции. В этой связи вполне понятен интерес М. Горького ко всякой новой книге, касающейся истории литературы, и, в частности, к ‘Истории русской интеллигенции’ Овсянико-Куликовского. М. Горький не только с большим вниманием прочитал ‘Историю русской интеллигенции’, но и действительно, как он пишет в письме к Овсянико-Куликовскому, рекомендовал эту работу начинающим писателям. Так, в письме П. Максимову от 19 февраля 1912 г. М. Горький писал: ‘Очень советую: бросьте, на время, читать беллетристику и возьмитесь за серьезные книги, на первый раз я бы посоветовал Вам взять Овсянико-Куликовского ‘Историю русской интеллигенции’, — эту книгу необходимо знать и она Вам много даст’. И дальше: ‘А О. Куликовского обязательно прочитайте все три тома VII, VIII и IX’. {Павел Максимов. О Горьком. Письма А. М. Горького и встречи с ним. Ростовское обл. книгоизд., Ростов на Дону, 1939, стр. 32.}
В переписке М. Горького с Овсянико-Куликовским затронут вопрос о писателях-демократах. Во многом показательно отношение М. Горького к народному украинскому писателю M. M. Коцюбинскому, имя которого упоминается в переписке.
В письмах М. Горького к Овсянико-Куликовскому заслуживают внимания строки о начинающих писателях. Со стороны М. Горького мы видим постоянную заботу о молодых писателях, огромную его заинтересованность в их росте. М. Горький рекомендует Овсянико-Куликовскому крестьянского писателя Ивана Вольного, и поэта-большевика, сотрудника ‘Просвещения’ — Леонида Старка. Стихи последнего печатаются по рекомендации М. Горького на страницах ‘Вестника Европы’. В годы участия М. Горького в ‘Вестнике Европы’ несомненно были и другие случаи помощи его молодым начинающим писателям, когда ‘Вестник Европы’ по просьбе писателя предоставлял свои страницы талантливой демократически настроенной молодежи. {В письме к поэту Д. Н. Семеновскому от 23 апреля 1913 г. М. Горький писал по поводу его стихов: ‘Два стихотворения второго присыла пошлю завтра Овсянико-Куликовскому для ‘Вестника Европы’, третье ‘Просвещению». См. книгу Д. Семеновского ‘А. М. Горький’ (‘Советский писатель’, М., 1938, стр. 8).} Рассказы М. Горького и произведения молодых начинающих писателей в ‘Вестнике Европы’ были единственной свежей струей, которая оживляла беллетристический отдел журнала.
Ценный материал дает переписка М. Горького с Овсянико-Куликовским по вопросам, связанным с временным сотрудничеством писателя в журнале. В письмах находит отражение и напряженная творческая работа М. Горького. Так, в одном из писем в связи с вопросом о заголовке к серии рассказов ‘По Руси’, М. Горький раскрывает внутреннюю тематику этих очерков. Для нас имеет большое значение указание М. Горького на действенный характер ‘проходящего’, от лица которого ведется повествование в названных рассказах. В немногих строках его письма вскрыта основная целеустремленность этого большого цикла.

Н. Аникин

1

М. ГОРЬКИЙ — Д. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКОМУ

[16 декабря н. ст. 1911 г.]

Многоуважаемый Дмитрий Николаевич!
Вчера, — 15—XII, — получил ‘Вестник Воспитания’, где Ваши статьи, посвященные моей литературной работе, — неодолимо захотелось сказать Вам искреннее спасибо за Ваше серьезное отношение к моему труду, поделиться с Вами тою радостью, теми мыслями, которые вынес я из Ваших статей.
Вам известно, что, в свое время, я был весьма обласкан критикой, но — она не дала мне решительно ничего, кроме приятных эмоций, ничему не научила меня — позвольте сказать Вам, что впервые за двадцать лет литературной деятельности я испытал чувство глубокого нравственного удовлетворения, читая Ваши поучительные и как нельзя более, современные статьи.
Объяснюсь, дабы Вы не подумали, что я говорю любезности, что эти заявления вызваны радостью автора, которого хвалит критик, — нет, моя радость вызвана иными, более объективными причинами.
На стр. 22—24-й 6-й книги впервые в русской литературе дана удивительно точная и глубокая характеристика ‘тоски’ — таинственного свойства русской души, которым у нас принято хвастаться, которое и я, в свою пору, считал началом творческим, но которая, в существе своем, есть ничто иное, как _н_а_ц_и_о_н_а_л_ь_н_а_я_ _б_о_л_е_з_н_ь_ _д_у_х_а, превосходно описанная Вами на 12-й стр. той же книги — болезнь Ярославцева.
Впервые, говорю я, мною встречено в столь резкой и точней форме это печальное, но давно уже необходимое и удивительно своевременное указание на органическую склонность великорусса к восточному пассивизму, который, в смешении с прославленной ‘широтой русской души’ — вернее — с бесформенностью, хаотичностью этой души, — дает столь характерный для нас ‘ухарский нигилизм’, всегда — пагубный, особенно губительный в наше строгое время.
Именно здесь, дорогой Дмитрий Николаевич, лежит — как я уверен — основы таких болезненных и уродливых явлений, каковы Карамазовщина и Каратаевщина…
…Отсюда — все наши ‘лишние люди’, богомолы, бродяги, а также интеллигентское ‘беспокойство, охота к перемене мест’ и на земле, и в области идей.
Именно отсюда, из ‘неумения и бессилия личности бороться за свое и общее дело, за лучшее будущее в _н_е_д_р_а_х_ _с_а_м_о_г_о_ _о_б_щ_е_с_т_в_а’ вытекает — на мой взгляд — объяснение таких явлений, как наш мужицкий анархизм, выразившийся в бегунстве, нетовщине, мужицкий пессимизм, выраженный бегством в леса и пустыни, самосожжением, историею на Терновских плавнях и вообще историей северной Руси, всегда, как нам известно, хранившей в себе тенденцию ‘разбрестись розно’.
‘Моя идея — угол’, — многократно говорил Ф. Достоевский, злой гений культурной России, человек, с наибольшей силой и ясностью изобразивший духовные болезни, привитые нам от монгола, увечья, нанесенные нашей душе мучительной московской историей.
Поставить верный диагноз не безнадежно больному — значит на половину одолеть болезнь. Мне думается Дмитрий Николаевич, что Вами поставлен диагноз национальной болезни русского человека и что с этой новой, плодотворной, национально важной точки зрения, следовало бы пересмотреть всю историю русской мысли, литературы, общественности. Отсюда глядя, мы поняли бы, наконец, почему у нас люди постоянно мечутся от социального фанатизма, зачеркивающего личность, к пассивному анархизму, совершенно отрицающему общество.
Неописуемо важны эти Ваши мысли именно теперь, когда в России главенствующее ее племя постепенно поддается внушениям зоологического национализма, когда внутренно расшатанное и усталое культурное общество видимо не в силах противоборствовать возрождению азиатски деспотических идей и проповедь порабощения племен, в состав империи входящих, не встречает в литературе и душе общества достаточно обоснованного, энергичного и необходимого отпора.
Дня три тому назад я отправил маленькую заметку на эту тему в ‘Запросы Жизни’ и сегодня, прочитав Ваши статьи, был, повторяю, глубоко взволнован совпадением моих мыслей с Вашими. Поблагодарю Вас еще и за то, что Вы с достаточной ясностью отметили мое давнее и постоянное стремление проповедовать действенное, активное отношение к жизни — эту проповедь я считаю национально необходимой, единственно спасительной.
Знаете, что еще можно сказать Вам? Вы, южане, очевидна более зорки, чем люди северной России: о русском мужике написаны и пишутся целые сотни книг, а исчерпывающий очерк души русского мужика, исторически верный тип его дал В. Г. Короленко.
Надеюсь, Вы, Дмитрий Николаевич, не подумаете, что все сказанное, сказано в каких либо иных целях, кроме желания поделиться с Вами теми соображениями, которые с особенной силою взволнованы Вашею работою и которыми давно болит душа моя.
Как хотелось бы познакомиться с Вами лично и поговорить о том, что так важно, своевременно и может иметь прекрасные результаты не для нас одних. Не заглянете ли Вы на этот милый камень среди моря? Как хорошо было бы!
Всею душой желаю вам доброго здоровья, бодрости духа, крепко жму руку

А. Пешков

— — —
Письмо — машинопись на трех страницах почтовой бумаги большого формата. Последняя фраза и подпись рукою М. Горького. Печатается в выдержках.
.., маленькую заметку на эту тему в ‘Запросы жизни‘… — М. Горький говорит о статье ‘Издалека’, напечатанной в ‘Запросах жизни’, 1911, No 11, 16 декабря и имеющий дату: Capri. 15.XII. В этой статье М. Горький освещает текущий политический момент, говорит о необходимости единения литераторов, ученых, о всероссийской демократии, о задаче литературы, о знакомстве с национальными культурами.
…очерк души русского мужика… дал В. Г. Короленко. — M. Горький имеет в виду образ Тюлина в рассказе ‘Река играет’, о котором он неоднократно писал в статьях и письмах. В этом образе М. Горький усмотрел огромную правду, сказанную Короленко о русском народе, о его дремлющей до времени силе, эта сила незаметна в обычное время, но она просыпается и мощно дает себя знать в моменты опасности, кризиса, перелома. М. Горький писал еще в 1899 г. в письме к И. Репину: ‘Я верю в национальность русского характера и считаю, например, Тюлина у Короленко выражением национального русского характера. Тюлин на Ветлуге — тот же Минин в истории. Явился, сделал подвиг и исчез, пропал, уснул’ (Минувшие дни. 1928, No 4, стр. 15). В письме к Короленко от 24 июля 1913 г. М. Горький сообщал о реферате, который он читал для рабочих. Темой реферата была роль Тюлина в русской истории: ‘У меня вышло так, что и Минин, и Болотин, и Пугачев — все Тюлины!’ (30 дней, 1931, No 6, стр. 91).

2

Д. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКИЙ — М. ГОРЬКОМУ

11 дек[абря] 1911.

C. Петербург.
Боровая, 10.

Глубокоуважаемый Алексей Максимович!

От души благодарю Вас за Ваше милое, умное, искреннее письмо. Оно дорого мне, во-первых, лично, во-вторых как писателю, пишущему психологическую ‘Историю русс[кой] интеллигенции’. Четвертая часть ее, начало которой печатается теперь в ‘Вестнике воспитания’, будет на половину, если не на 3/4, наполнена Вами. Пока я успел написать 5 глав, из коих последняя появится в январ[ской] книге ‘В[естника] восп[итания]’ (1912 г.). Я писал их летом в Крыму, на той самой даче Ф. П. Максимовича (возле Гурзуфа), где когда-то и Вы жили. Перечитывая Ваши произведения 90-х гг., вчитываясь и вникая в них, я все более очаровывался — не только ими, но и личностью их автора.
Я убедился в _ж_и_в_у_ч_е_с_т_и_ Ваших художественных произведений. В прежнее время многочисленные Ваши читатели и почитатели (и я в том числе) обращали внимание почти исключительно на яркость Ваших красок, на идейное содержание, на лирику в описаниях степи и моря, на колоритность языка. Но, кажется, лишь немногие замечали, что, — кроме всего этого, там есть еще нечто другое. Как определить это другое? Я бы сказал: ‘задумчивость’ глубокой и искренней души, — то самое (только иначе выразившееся), что пленяло и вечно будет пленять у Чехова. Этот ‘плюс’ (нужно признаться) я открыл у Вас только этим летом, вчитываясь в Ваши произведения. Открыв его, я убедился в том, что Вас недостаточно _ч_и_т_а_т_ь, а нужно _в_ч_и_т_ы_в_а_т_ь_с_я, т. е. _и_з_у_ч_и_т_ь, — и еще я открыл, что начинаю любить Вас, скажу, моею ‘чеховскою’ любовью.
Помимо всего этого, личного, субъективного, — излишне распространяться о том, как велик _о_б_ъ_е_к_т_и_в_н_ы_й_ интерес, представляемый Вашими произведениями и Вами лично для ‘Истории русской интеллигенции’ за последние 20 лет. —
В этой работе у меня теперь (после 5 глав о Вас в 90 гг.) на очереди: марксисты и народники 90-х гг., ‘от марксизма к идеализму’, потом ‘от идеализма к ерундизму’, — и даст бог — дойду до ‘Вех’. Но, разумеется, будут и главы, посвященные психологии и критике сериозных идеологических исканий последних годов (с 1905 г.). Тут прийдется вернуться к Вам, — и я знаю, что Ваша литературная работа этого периода даст мне много.
Вашу статью о Каронине прочитал я с великим удовольствием и думаю утилизировать ее (в одной из дальнейших глав ‘Истории интеллиг[енции]’). Очень будет интересно прочитать Вашу статью в ‘Запросах жизни’.
Теперь позвольте ‘закинуть удочку’: если бы Вы пожелали дать что-нибудь для ‘Вестника Европы’, редакция in corpore встретила бы это с единодушным сочувствием.
Летом мы (т. е. я с семьей) предполагаем двинуться за границу. Но удастся ли попасть на Капри, — не знаю. А хотелось бы… Может быть, и удастся.
От души желаю всего хорошего.

Искренно преданный

Д. Овсянико-Куликовский.

P. S. Вы забыли проставить адресс, — поэтому посылаю И. А. Бунину для передачи Вам.
— — —
Письмо на двух листах почтовой бумаги обычного формата.
‘Вестник воспитания’ — ежемесячный научно-популярный педагогический журнал, издавался в 1890—1917 гг., с 1895 г. редактором журнала был Н. Ф. Михайлов. Главное место в журнале занимали вопросы педагогики, школьного и внешкольного образования, организации учебно-воспитательной работы. В журнале освещались также вопросы искусства, литературы и естествознания. Журнал группировал вокруг себя научные силы, в нем участвовали: В. М. Бехтерев, Р. Ю. Виппер, В. Н. Острогорский, Н. К. Михайловский и др. Д. Овсянико-Куликовский состоял постоянным сотрудником ‘Вестника воспитания’ более десяти лет. С 1903 по 1915 г. на страницах журнала периодически печатался ряд литературно-критических его статей, объединенных общим заголовком ‘Итоги русской художественной литературы XIX века’. Данные статьи составили три известные части его ‘Истории русской интеллигенции’. Четвертая часть этой работы печаталась в журнале 1911—1912 гг. и в значительной мере была занята характеристикой произведений М. Горького. Творчеству М. Горького здесь было посвящено пять глав: глава XXXIV — ‘А. М. Пешков (М. Горький) в 90-х годах — рассказы ‘Ошибка’, ‘Тоска». (Вестник воспитания, 1911, No 6, сентябрь), глава XXXV — ‘Излюбленные герои Горького. ‘Челкаш» (No 7, октябрь), глава XXXVI — ‘Излюбленные герои Горького. ‘Коновалов» (No 8, ноябрь), глава XXXVII ‘Фома Гордеев. Ежов. Горький и интеллигенция’ (1912, No 1, январь).
…Статью о Каронине... — воспоминания М. Горького о H. E. Каронине-Петропавловском под заглавием ‘Писатель’ были напечатаны в журнале ‘Современник’, 1911, кн. X, октябрь.
Вестник Европы — ежемесячный журнал, основанный M. M. Стасюлевичем в 1866 г., с 1908 г. редактировался коллегией в составе M. M. Ковалевского, К. К. Арсеньева, Н. А. Котляревского, Д. Н. Овсянико-Куликовского. Журнал группировал вокруг себя академические круги либеральной кадетской интеллигенции. Публицистический отдел журнала возглавлялся К. К. Арсеньевым и М. М. Ковалевским. В. И. Ленин в письма к М. Горькому от 22 ноября 1910 г. следующими словами определил направление журнала: ‘Есть направление у ‘Вестника Европы’ — плохое, жидкое, бездарное, но направление служащее определенному элементу, известным слоям буржуазии, объединяющее тоже определенные круги профессорской, чиновничьей и так называемой интеллигенции из ‘приличных’ (желающих быть приличными, вернее) либералов’ (Письма Ленина Горькому. Партиздат, М., 1939, стр. 30). Беллетристический отдел журнала в идейном отношении был менее однороден. В нем печатались: П. Боборыкин, Н. Минский, Е. Чириков, И Сургучев, И. Бунин, Д. Айзман, К. Бальмонт, С. Городецкий, А. Чапыгин, В. Муйжель и др.

3

М. ГОРЬКИЙ — Д. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКОМУ

2 января 1912 г. Капри.

Уважаемый Дмитрий Николаевич!
Спасибо Вам за письмо, слишком лестное для меня и возбудившее во мне с еще большею силой желание видеть Вас, познакомиться и поговорить ‘по душе’.
Вы не упрекнете меня в наянливости, если я попрошу Вас прислать мне Ваши книги по истории русской интеллигенции? Будьте добры, сделайте это!
И еще — M. M. Коцюбиньский говорит, что у Вас есть работы по фольклору — пришлите мне их, очень прошу! И извините бесцеремонность мою — очень уж трудно доставать отсюда книги. Мой адресс просто — Италия, Капри, Горькому.
Ваше любезное предложение сотрудничать в ‘В[естнике] Е[вропы]’ я с удовольствием принимаю и, если редакция желает, могу по скорости прислать небольшой рассказ о долголетнем споре одного россиянина с богом.
Мне очень хотелось бы знать как Вы смотрите на пропаганду обще имперской организации литературных и научных сил?
Доброго здоровья, бодрости духа!

А. Пешков

— — —
Письмо написано на листе почтовой бумаги обычного формата. Последняя фраза и подпись — рукою М. Горького.
… Работы по фольклору... — см. следующее письмо.

4

Д. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКИЙ — М. ГОРЬКОМУ

3 янв[аря] 1912.

С.-Петербург.
Боровая, 10.

Глубокоуважаемый Алексей Максимович!

Редакция ‘Вестника Европы’ поручила мне просить Вас прислать рассказ о споре россиянина с богом. Издатели журнала предлагают гонорар 500 руб. за печ[атный] лист.
Будем ждать с нетерпением. ‘Историю интелл[игенции] ‘ [3 тома] я послал Вам. — По фольклору я не писал, но были у меня работы по мифологии и религии (индусов). Если это Вас интересует, пришлю тот том, куда вошла статья на эту тему. Там есть и разное другое: по психологии мысли и чувства, по художеств[енному] творчеству и пр.
Очень возможно, что летом мы увидимся.
Что касается ‘организации литерат[урных] и научных сил’, то это дело, разумеется, хорошее: и было бы оно, как нельзя более, кстати, но… едва ли выгорит. Сейчас идут хлопоты об открытии ‘п_е_т_е_р_б_у_р_г_с_к_о_г_о_ общества литераторов и ученых’. Уповаем, но не уверены, что разрешат. Вашу заметку в ‘Запрос[ах] ж[изни]’ прочитал и сочувствую идее. Она вызовет отклик, и, вероятно, вопрос станет на очередь.
Живем помаленьку…
Всего хорошего! Как Вы вообще чувствуете себя и как, в частности, Ваше здоровье?
Искренно преданный

Д. Овсянико-Куликовский

— — —
Письмо на листе бумаги обыкновенного формата.
… Работы по мифологии и религии (индусов). — Имеется в виду ‘Собрание сочинений’ Д. Овсянико-Куликовского, т. VI. Психология мысли и чувства. Основы ведаизма. Пб., 1909.
Вашу заметку в ‘Запросах жизни’ прочитал… — Статья ‘Издалека’ (Запросы жизни, 1911, No 11, 16 декабря).
Сейчас идут хлопоты об открытии ‘Петербургского общества литераторов и ученых’. — В ноябре 1911 г. состоялись совещания представителей органов периодических изданий, выдвинувших идею создания нового Общества. На совещаниях присутствовали В. Короленко, Д. Овсянико-Куликовский, В. Кранихфельд, Ф. Батюшков, В. Водовозов и др. Специальная комиссия разработала устав Общества, утвержденный в апреле 1912 г. как устав ‘Всероссийского литературного общества’, целью которого было ‘всестороннее содействие развитию и процветанию литературы и улучшению бытовых и правовых условий литературной деятельности’. В члены Совета нового общества были избраны: Ф. Батюшков, В. Кранихфельд, А. Редько, А. Кремлев и др. (Запросы жизни, 1912, No 16, стр. 973—974).

5

М. ГОРЬКИЙ — Д. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКОМУ

20 I [1]912 [н. стр.] Capri

Уважаемый Дмитрий Николаевич!
Рассказ — пришлю, но не ‘богоборца’, а другой. Есть тема, которую давно хочу и обязан разработать.
Три ваши книги получил, сердечно благодарен. Очень просил бы прислать и ваши работы по мифологии, если это вас не затруднит — пришлите пожалуйста!
Как попытка объединения литераторов всех народностей, зачинается журнал в России, что будет — не знаю, многого — не жду. Прошу вас: обратите внимание на повесть Ивана Вольного, она начнется печатанием с первой книги журнала, автор — орловский крестьянин. Мне эта вещь кажется очень интересной и даровита сделанной.
Буде в этом журнале не удастся соединить публику, — другой надобно начинать.
Собственно говоря — за эту задачу надо бы взяться вам, ‘Вестнику Европы’, старейшему журналу великорусскому, наиболее глубоко понимающему значение культуры, наименее партийному.
Весьма басовито и внушительно прозвучало бы на страницах ‘В[естника] Е[вропы]’ указание на то, что нам, России, весьма грозит участь Австрии, страны, где огромное количество духовной энергии поглощается борьбою племенной, а общекультурный рост — застыл почти.
Простите, что открываю Америку! Мне кажется, что ‘национализм’, хотя и не сильно, а все таки просачивается в массу российского народа, я его — знаю и, естественно, побаиваюсь эффектов нежелательных, а в то же время мне думается, что встать поперек этого течения можно, и должно.
Да, помимо массы народной, ведь и ‘культурное’ наше общество весьма нуждается в том, чтоб ему изъяснили какою рукой от чертей отмахиваться надо.
А впрочем — будьте здоровы и еще раз — спасибо за книги! Всего доброго желаю.

А. Пешков

— — —
Письмо на листе почтовой бумаги большого формата с обеих сторон. В переписке сохранился конверт письма с адресом и датой штемпеля 24 января 1912 г.
Три Ваши книги... — имеется в виду ‘Собрание сочинений’ Д. Овсянико-Куликовского, тома VII—IX — ‘История русской интеллигенции’, части 1—3. Пб., изд. Т-ва ‘Общественная польза’ и книгоизд. ‘Прометей’, 1911.
…зачинается журнал в России… — имеется в виду журнал ‘Заветы’, см. стр. 79 настоящего сборника.

6

Д. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКИЙ — M. ГОРЬКОМУ

23 января 1912.

С.-Петербург.
Боровая, 10.

Глубокоуважаемый
Алексей Максимович!

Доложил редакции, что Вы пришлете не ‘Спор’, а другую вещь, давно задуманную. Редакция благодарит и шлет Вам привет. Ждем с нетерпением.
Посылаю Вам еще два тома (V и VI). Там есть и кое-что из области моей филологии и психологии (именно в VI-м томе). В V-м найдете давнишнюю статью о ‘На дне’.
Открытая Вами ‘Америка’ принадлежит к числу тех, которые необходимо открывать и разъяснять с разных сторон. Лозунгом должно быть: да живет и развивается всякая _н_а_ц_и_о_н_а_л_ь_н_о_с_т_ь, но да исчезнет всякий _н_а_ц_и_о_н_а_л_и_з_м. Дать простор развитию национальностей значит подорвать националистические стремления. Этой темой я давно интересуюсь и кое-что писал — в ‘Украинском Вестнике’ (1906 г.). Думаю со временем переработать эти статьи (‘Что такое национальность’), а пока исподволь подбираю материал. Национализм есть болезнь национальности, возникающая у тех наций, которых угнетают, и у тех, которые угнетают других. Скверным симптомом явилась недавно статья П. Б. Струве в ‘Русс[кой] Мысли’, где он ополчился против украинского движения, которое, по его мнению, следует подавлять, ибо оно, будто бы, опасно для целости России. В прежнее время мы это читали в статьях Каткова и ему подобных. Последняя эволюция Струве, очевидно, приведет его в реакционный тупик. В ‘Вестн[ике] Европы’ скоро появится превосходная статья акад. Шахматова, касающаяся национального вопроса со стороны языка. Это будет отчасти и ответ Струве (хотя статья была написана раньше — для сборника по национальному вопросу, но это предприятие не осуществилось).
Повесть Ив. Вольного непременно прочту.
Всего хорошего!
Душевно преданный

Д. Овсянико-Куликовский

P. S. Почему молчит И. А. Бунин и не шлет обещанного рассказа? Надеюсь, его здоровье поправляется,
— — —
Письмо на двух листах почтовой бумаги обычного формата.
Посылаю Вам еще два тома… — ‘Собрание сочинений’ Д. Овсянико-Куликовского. т. V — ‘Гейне, Гёте, Чехов, Герцен, Михайловский, Горький’, т. VI — ‘Психология мысли и чувства. Художественное творчество. Основы ведаизма’. Пб., изд. т-ва ‘Общественная польза’ и книгоизд. ‘Прометей’, 1909.
… статью о ‘На дне’. — Статья ‘Социальные отбросы’, первоначально печаталась в газете ‘Харьковский листок’, 1903, сентябрь, затем вошла в т. V ‘Собрания сочинений’ Овсянико-Куликовского 1909 г. В этой статье Овсянико-Куликовский, высоко оценивая художественные стороны пьесы ‘На дне’, неверно трактует ее огромное социальное содержание, следуя за трафаретными оценками либерально-буржуазной критики.
‘Что такое национальность’ — статья Д. Овсянико-Куликовского, печаталась в ‘Украинском вестнике’, 1906, в NoNo 1, 2, 5, 6, 8, 11, 12.
… статья П. Б. Струве — ‘Общерусская культура и украинский партикуляризм’ напечатана в ‘Русской мысли’, 1912, No 1.
… статья акад. Шахматова в ‘Вестнике Европы’ не появилась. Речь идет, видимо, о статье А. А. Шахматова ‘Краткий очерк истории малорусского (украинского) языка’, напечатанной в сборнике: ‘Украинский народ в его прошлом и настоящем’. Изд. ‘Жизнь и Знание’, 1916, стр. 664—707.

7

М. ГОРЬКИЙ — Д. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКОМУ

29 II [1]912 [н. ст.]

Многоуважаемый Дмитрий Николаевич!
Если вам еще не передали то на днях передадут рукопись моего рассказа ‘Три дня’, о чем и спешу известить Вас.
С большим волнением прочитал вашу ‘Историю интеллигенции’ и теперь рекомендую эту книгу разным ‘начинающим писателям’.
Искренно желаю Вам доброго здоровья, кланяюсь.

А. Пешков

— — —
Письмо написано на листе почтовой бумаги большого формата.
… и теперь рекомендую эту книгу... — В письмах к начинающим писателям 1912—1913 гг. М. Горький неоднократно указывал на необходимость изучения истории русской литературы, отмечая в числе лучших книг — книгу Овсянико-Куликовского.

8

Д. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКИЙ — М. ГОРЬКОМУ

20 февр. 1912 г.

С.-Петербург. Боровая, 10.

Глубокоуважаемый
Алексей Максимович!

Получил и рукопись, и письмо. ‘Три дня’ мне очень и очень понравились, как по замыслу, так и по исполнению. Редакция Вам очень признательна. Решили напечатать в двух ближайших книгах, т. е. в апрельской и майской, — в уповании, что к зиме Вы пришлете еще что-нибудь. В той же апрельской книге появится и повесть И. А. Бунина.
Спасибо за доброе слово об ‘Истории р[усской] интеллигенции’. В новом издании будут пополнены некоторые пробелы, которых не мало. Так, необходимо будет внести Писемского и Гаршина. А главное прийдется дописать 4-ую часть.
Не теряю надежды попасть летом на Капри.
Всего хорошего!
Душевно преданный

Д. Овсянико-Куликовский

— — —
Письмо на листе почтовой бумаги обычного формата.
‘Три дня’ печатались в ‘Вестнике Европы’, 1912, No 4 и No 5.
…повесть И. А. Бунина — ‘Суходол’, была напечатана в журнале ‘Вестник Европы’, 1912, No 4.

9

М. ГОРЬКИЙ — Д. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКОМУ

[Конец февраля 1912 г.]

Глубокоуважаемый Дмитрий Николаевич!

Не сочтите, пожалуйста, нижесказанное дерзостью с моей стороны и позвольте напомнить вам писателей, которых, — как мне казалось бы — не возможно оставить в стороне, говоря о духовных недугах русской интеллигенции. Уж если вы думаете дополнить вашу поучительную и важную книгу характеристиками Писемского и Гаршина — не следует ли также внести в нее характеристики Слепцова, Помяловского и Осиповича?
Последний, мне кажется, очень много сказал своим ‘Эпизодом из жизни ни павы, ни вороны’, у Помяловского любопытен Череванин, а у Слепцова — Рязанов. Позвольте обратить внимание ваше на стр. 248—54 и 305—12 в повести ‘Трудное время’ (Соч. Слепцова 3-е изд. 903 г.). Однажды А. П. Чехов сказал мне, что Слепцов лучше многих научил его понимать русского интеллигента да и самого себя.
Еще раз — прошу, извините, что вмешиваюсь в ваше дело столь бесцеремонно может быть вам более понятно будет это вмешательство, если я скажу, что второй раз читаю книгу вашу и все с тем же волнением, как впервые читал, хотя во многом и не согласен с вами.
Очень вы обрадовали меня сообщением вашим, что будете на Капри.
‘Три дня’ посланы мною потому что вещь, которую я начал писать для ‘В[естника] Ев[ропы]’, мне не удалось бы кончить к сроку, указанному мною, и я отложил ее на осень, когда — с удовольствием — представлю вам. Не пожелаете ли вы иметь перевод весьма нашумевшего в Сирии и Египте романа, написанного арабом Георгием Зидоном? Роман именуется ‘Переворот’, изображает интимную сторону младо-турецкого заговора, переводчик — араб Шукри Свидан Гассанит, его адресе:
Америка С. Ш. Ворчестер, Массачусетс, Wall Str, 96.
Знакомые арабы очень хвалят автора и книгу.
Могу ли я просить, чтоб контора ‘В[естника] Е[вропы]’ послала в счет гонорара за рассказ 500 р. по прилагаемому адрессу?
Если вы похлопочете об этом — буду весьма благодарен!
Душевно желаю всего хорошего, будьте здоровы.

А. Пешков

— — —
Письмо на листе почтовой бумаги большого формата. — Без даты. Время написания определяем датой ответного письма Д. Овсянико-Куликовского.
Осипович — А. Осипович-Новодворский (1853—1882). Его повесть ‘Эпизод из жизни ни павы, ни вороны’ напечатана была впервые в ‘Отечественных записках’, 1876, No 6. В ней изображается двойственность положения интеллигента 70-х годов, находящегося между ‘молотом и наковальней’. А. Осипович талантливо уловил новые настроения среди народнической интеллигенции и отметил начало ее глубокого идейного и психологического перерождения.
‘Трудное время’ — повесть В. А. Слепцова (1836—1878), напечатанная впервые в журнале ‘Современник’. 1865, NoNo 4—5, 7—8. В ней он разоблачает умеренных дворян — либералов, прикрывающих фразами гуманизма свое хищничество и поддержку крепостнических порядков. На указанных М. Горьким страницах повести главное действующее лицо, интеллигент Рязанов, высмеивает либерала-помещика Щетинина. Рязанов по своей идеологии близок русским просветителям 60-х годов. В своей статье ‘О Василии Слепцове’ М. Горький дал высокую оценку повести (Литературное наследство, 1932, No 3, стр. 146—147).
Череванин — герой романа Н. Г. Помяловского (1835—1863) ‘Молотов’. Упоминание о Череванине находим также в более раннем произведении Н. Помяловского — ‘Мещанское счастье’. Череванин, как и Молотов, разночинец один из ярких типов интеллигента в демократической литературе 60-х годов. В романе он противопоставлен Молотову, как человек, который не может ограничиться ‘мещанским счастьем’.
М. Горький в своих публицистических статьях высоко оценивал творчество писателей А. Осиповича, В. Слепцова и Н. Помяловского, считая, что указанные писатели сыграли большую роль в идейном развитии русской интеллигенции. Так, в статье ‘О литературе’ (1931) он писал, что ‘хорошие повести Помяловского’ недооценены, как недооценена повесть Слепцова ‘Трудное время’. Эти авторы, по его мнению, — ‘проницательно изобразили процесс превращения героя в лакея, — процесс, который и в наше буйное время имеет место в жизни’. О том же говорил М. Горький в другой статье ‘О том, как я учился писать’ (1928). В статье ‘Беседы о ремесле. III’ (1930) М. Горький определенно указывал на Помяловского, как на писателя, который творчески влиял на него. ‘Возможно, — писал он, — что Помяловский ‘влиял’ на меня сильнее Лескова и Успенского. Он первый решительно встал против старой дворянской литературной церкви, первый решительно указал литераторам на необходимость изучить всех участников жизни —‘нищих, пожарных, лавочников, бродяг и прочих’.
Георгий Зидони — Жоржи (Георгий) Зейдан, крупнейший арабский писатель, историк и романист XIX—XX вв. (14 XII 1861—21 VIII 1914). Уроженец Бейрута, большую часть жизни оп провел в Каире, где основал (1892) наиболее популярный до наших дней журнал ‘аль-Хиллль’. В приложении к нему он опубликовал 22 исторических романа. ‘Османский переворот’, посвященный событиям младо-турецкой революции 1908—1909 гг., живо всколыхнувшей арабские страны, вышел в 1911 г. (4-е издание 1926 г., франц. перев.: G. ZaОctan. Allah veuille. Roman de la rИvolution turque. Traduit de l’arabe par M. L BНlБr et Thierry Sandre, Paris. E. Flammarion, 1924). О Зейдане см.: И. Крачковский. Исторический роман в новой арабской литературе.— Журн. мин. нар. просв., 1911, июль, научн. отд. (отд. отт. 17—25), также: Der historische Roman in der ncueren arabischen Literatm. Die Wclt des Islam, XII, 1930. 69—70, id., Enzyklopedie des hlam. IV, 1934, 1294—1295.
Шукри Халиль Свидан — один из многочисленных сирийских эмигрантов в Америку, изучил русский язык, вероятно, в школах Палестинского общества, с которыми он был как-то связан, в томе же 1912 г. в Бостоне он напечатал на арабском языке историю Палестинского общества за 25 лет (см. рецензию И. Крачковского в ‘Сообщениях Палестинского общества’, XXIV, 1913, 553—555). Его перевод, равно как и существовавшие в рукописи другие переводы на русский язык романов Зейдана остались неопубликованными.

10

Д. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКИЙ — М. ГОРЬКОМУ

4 марта 1912.

С- Петербург. Боровая, 10.

Глубокоуважаемый
Алексей Максимович!

Ваша просьба о высылке 500 руб. по данному адресу будет исполнена неукоснительно — завтра или послезавтра.
Я очень признателен за Ваши указания. И мне это не только не обидно, но даже лестно, а кроме того и полезно, ибо в моей ‘Истории интелл[игенции]’ много пробелов и недочетов, и сам не всегда во время вспомнишь о том или другом писателе или произведении. В особенности благодарен я за напоминание о Новодворской (Осиповиче), которого в свое время (1877—1880) я читал весьма усердно, а вот теперь — из головы вон. Это был очень талантливый беллетрист и притом — с юмором. Непременно введу его, как и Слепцова. Следует ввести и Каренина. Эта мысль пришла мне в голову еще в прошлом году — благодаря Вам, — при чтении Вашей превосходной статьи в ‘Соврем[енном] Мире’. Этой статьей я воспользуюсь, — она рельефно очерчивает один из ‘моментов’ в истории идей и настроений интеллигенции.
Редакция ‘В[естника] Евр[опы]’ шлет Вам глубокую благодарность, как за ‘Три дня’, так и за обещанную на осень вещь. Я уже писал Вам, что ‘Три дня’ пойдут в апреле и мае. Рукопись уже в наборе.
О романе араба рецензий еще не последовало — за отсутствием Арсеньева, к-рый поехал отдыхать в Выборг.
Недели через две вопрос выяснится.
Получаете ли Вы ‘В[естник] Евр[опы]’ на правах сотрудника?
Всего хорошего!
Искренно преданный

Д. Овсянико-Куликовский

— — —
Письмо на листа почтовой бумаги обычного формата.
…при чтении Вашей превосходной статьи... — статьи о H. E. Каронине-Петропавловском под заглавием ‘Писатель’ — в журнале ‘Современник’, 1911, кн. X, октябрь. Указание на ‘Современный мир’ ошибочно.

11

М. ГОРЬКИЙ — Д. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКОМУ

[1912 г.?]

Многоуважаемый Дмитрий Николаевич!
Не покажется ли Вам интересным, пригодным для ‘Вестника Европы’ и поучительным для русской публики прилагаемый перевод очерка А. Равицца?
Два соображения принудили меня предложить Вам этот очерк: мне кажется, что в России своевременно говорить о гуманизме и гуманитарной деятельности и что русское общество следует ознакомить с работой его женщин в Западной Европе.
Такие фигуры, как Равицца, Кулешова, Анжелика Балабанова — в Италии, Вера Старкова и жена Лагарделя — во Франции, а также русские женщины в других государствах и странах делают большое дело, знакомя иноземные общества с Русью и ‘русским духом’ более успешно, чем газетные корреспонденции и книги о России, часто — почти всегда — поверхностные и неверные.
Сердечно желаю Вам доброго здоровья и не теряю надежды видеть Вас.

А. Пешков

— — —
Письмо на машинке на листе почтовой бумаги большого формата. — Без даты. Последняя фраза письма и подпись — рукою М. Горького. — Датируем условно по упоминанию о возможном свидании.
Мы не имеем сведений о всех лицах, упомянутых М. Горьким в письме. Кулешова, Анна — социал-демократка, жена известного итальянского политического деятеля Ф. Турати. — Анжелика Балабанова (р. 1877) — социал-демократка, работала в итальянской социалистической партии, во время империалистической войны — интернационалистка. В 1924 г. была исключена из Коминтерна вследствие соглашательства с ‘центристами’. — Вера Старкова — сотрудница парижского левого журнала ‘La Revue’. Критические статьи Старковой знакомили читателей Франции с современной русской литературой. — Ибер Лагардель (1875—1914) — французский революционный синдикалист, принимавший активное участие в рабочем движении.
Переводного очерка А. Равицца в ‘Вестнике Европы’ не появилось.

12

Д. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКИЙ — М. ГОРЬКОМУ

4 сентября 1912.

С.-Петербург. Гончарная, д. 22, кв. 10.

Глубокоуважаемый

Алексей Максимович!

Ваши три рассказа пойдут в ноябре, декабре (сего 1912) и январе 1913 г. Половина гонорара (в размере, кажется, 1000 руб.) будет выслана Вам на днях.
_В_ы_ _з_а_б_ы_л_и_ _п_р_и_с_л_а_т_ь_ _з_а_г_л_а_в_и_е_ _р_а_с_с_к_а_з_о_в. _Н_е_ _о_т_к_а_ж_и_т_е_ _с_о_о_б_щ_и_т_ь_ _в_о_з_м_о_ж_н_о_ _с_к_о_р_е_е.
Не удалось повидаться с Вами этим летом. Я был (с семьей) d Швейцарии и еще ближе к Вам — возле Генуи, но очень недолго. По разным обстоятельствам пришлось вернуться в Россию раньше предположенного срока. Всего с остановками мы пробыли заграницей около месяца. Остальное время провели на нашем юге (в Одессе и Евпатории). Только на днях вернулся я в Питер и устраиваюсь на новой квартире.
Скоро примусь за обработку 2-ой части ‘Истории р[усской] интеллигенции’ и первым долгом пополню пробелы, на некоторые из коих Вы указали (Слепцов и др.). Работы будет не мало.
Конст[антин] Константинович и вся редакция шлет Вам душевный привет. Спасибо, что не забываете нас.
Искренно преданный Вам

Д. Овсянико-Куликовский

— — —
Письмо на листе почтовой бумаги обычного формата.
Обработка 2-й части ‘Истории русской интеллигенции’… — Овсянико-Куликовский при обработке ‘Истории русской интеллигенции’ очерков о Слепцове, Осиповиче и Помяловском не включил.
Константин Константинович — Арсеньев (1837—1919), публицист, литературный критик. С 1909 г. — один из редакторов ‘Вестника Европы’.

13

Д. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКИЙ — М. ГОРЬКОМУ

5 сентября 1912.

С-Петербург. Гончарная, д. 22, кв. 10.

Глубокоуважаемый
Алексей Максимович!

Вчера послал Вам письмо, а сегодня выяснилось, что вместо 7-коп. марки я наклеил двухкопеечную. Эти марки похожи, и при тусклом освещении их легко смешать. А у нас в новой квартире еще не успели провести электричество, — обходимся пока свечами. Не зная, дойдет ли то письмо, посылаю сие, где кратко повторю содержание первого:
1) Три рассказа получены — мы хотим поместить их в ноябре и декабре сего года и в январе 1913-го.
2) Половина гонорара, в сумме, если не ошибаюсь, 1000 руб., посылается Вам на днях.
3) NB! Вы забыли вложить _з_а_г_л_а_в_н_ы_й_ _л_и_с_т, — и мы не знаем, как озаглавить рассказы. _Н_е_ _о_т_к_а_ж_и_т_е_ _с_о_о_б_щ_и_т_ь_ _з_а_г_л_а_в_и_е_ _п_о_с_к_о_р_е_е.
Еще писал я, что очень сожалею, что не удалось побывать этим летом у Вас на Капри.
Константин Конст[антинович] и вся редакция шлют Вам сердечный привет.
Искренно преданный

Д. Овсянико-Куликовский.

— — —
Письмо на листе почтовой бумаги обычного формата.

14

M. ГОРЬКИЙ — Д. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКОМУ

[Середина сентября по н. ст. 1912 г.].

Уважаемый Дмитрий Николаевич!
Не знаю, как озаглавить мне очерки, посланные вам. Я имел дерзкое намерение дать общий заголовок ‘Русь. Впечатления проходящего’, — но это будет, пожалуй, слишком громко.
Я намеренно говорю ‘проходящий’ а не ‘прохожий’: мне кажется, что прохожий не оставляет по себе следов, тогда как проходящий — до некоторой степени лицо деятельное и не только почерпающее впечатления бытия, но и сознательно творящее нечто определенное.
Может быть вы согласитесь дать заголовок ‘Впечатления проходящего’,— откинув слишком широкое и требовательное слово ‘Русь’?
Я затеял ряд очерков, подобных посланным, — мне хотелось бы очертить ими некоторые свойства русской психики и наиболее типичные настроения русских людей, как я понял их.
Мне хотелось бы точно знать: считаете ли вы эти очерки удобными и ценными для вашего журнала?
Будьте здоровы!
Весьма сожалею, что не знал о том как близко и в какое время были вы около Генуи — в Июне я тоже был, — с месяц времени — между Генуею и Ниццой, в Аляссио.
Желаю всего доброго!

А. Пешков

Почтительно кланяюсь Константину Константиновичу.
— — —
Письмо на листе почтовой бумаги большого формата. Приписка к письму, помещенная после подписи, была сделана М. Горьким на верхней части листа.

15

Д. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКИЙ — М. ГОРЬКОМУ

19 сентября 1912 г.

С.-Петербург. Гончарная, д. 22, кв. 10.

Глубокоуважаемый
Алексей Максимович!

Простите, что опаздываю с ответом на Ваше письмо. Был слегка болен, теперь поправляюсь.
О желательности очерков, предлагаемых Вами, в редакции не может быть другого мнения, как: в высокой степени желательны. Их художественное достоинство _в_е_с_ь_м_а_ значительно, а в совокупности эти — на первый взгляд — непретенциозные ‘картинки’ дадут живую и многоговорящую картину Руси. В этом сомневаться нельзя. Что касается заглавия ‘Русь’, то я не нахожу его ни громким, ни неловким: это в самом деле Русь, подлинная, настоящая, метко схваченная, живая Русь. Если хотите, можно бы взять заглавие: ‘По Руси’ — с подзаголовком: ‘Записки (или впечатления) проходящего’.
Я переслал Ваше письмо Константину Константиновичу. Но еще не получил ответа. Думаю, в эту субботу вопрос (если это вопрос) выяснится — в том смысле, как выше я высказался (о ‘желательности’ ряда очерков). Вопрос может итти только о том, сколько таких очерков, в каком размере и в течение какого-срока согласятся оплачивать издатели ‘Вестн[ика] Евр[опы]’. Не сомневаюсь, что и сей пункт будет улажен к общему удовольствию — автора, редакции, издательства и читателей.
Вот пока все. На днях, когда выяснится дело, напишу.
Всего хорошего!
Искренно преданный

Д. Овсянико-Куликовский

P. S. В сегодняшнем No ‘Речи’ прочитал фельетон С. И. Р. ‘Вокруг Шеффильда’ — об английской деревне. Завидно стало, стыдно стало…
— — —
Письмо на листе почтовой бумаги обычного формата.
Очерки М. Горького начали печататься в ‘Вестнике Европы’ с декабря 1912 г. Первый очерк, в последующих изданиях названный М. Горьким ‘Ледоход’, был напечатан под заглавием ‘Из впечатлений проходящего’. В январской и февральской книжках ‘Вестника Европы’ 1913 г. очерки данного цикла были названы ‘По Руси. (Из впечатлений проходящего)’, в последующих изданиях очерки озаглавлены ‘Женщина’ и ‘Покойник’. В майской книжке ‘Вестника Европы’ 1913 г. был помещен очерк ‘На пароходе. (Из впечатлений проходящего)’. В отдельном заграничном издании очерки имели заглавие ‘Записки проходящего’. При включении в собрание сочинений они получили общее цикловое заглавие ‘По Руси’.
В сегодняшнем No ‘Речи’… — в газете ‘Речь’, 1912, No 257, 19 сентября опубликован фельетон С. И. Р. ‘Вокруг Шеффильда. (Из мимолетных впечатлений)’ о культуре английской деревни.

16

Д. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКИЙ — М. ГОРЬКОМУ

4 марта 1913 г.

Гончарная, д. 22, кв. 10.

Глубокоуважаемый
Алексей Максимович!

Давно не писал я Вам. Все собирался, тем временем поджидая, не пришлете ли еще рассказ. Присылайте! ‘Вестник Европы’ очень дорожит Вашим сотрудничеством и будет рад напечатать ряд Ваших очерков ‘По Руси’, да и вообще все, что пришлете. Желательно было бы получить рассказ для майской книги, а потом несколько рассказов на осень и зиму. Очень просим!
Вопреки толкам об ‘упадке’ Вашего таланта и ‘чутья’ русской жизни я всегда думал и думаю, что Ваш талант, помимо его яркости, отличается большой _к_р_е_п_о_с_т_ь_ю, _п_р_о_ч_н_о_с_т_ь_ю, а ‘чутье’ ко всему русскому у Вас прирожденное и неистребимое.
Я убежден, что по-прежнему Вы дороги всей прогрессивной Руси, и по-прежнему Ваши произведения являются высоко ценным вкладом и в художественную литературу и в общественную мысль.
Я лично (и думаю, — многие) высоко ценю также Ваши литературные воспоминания. Сужу по очерку о Петропавловском-Каронине. Если бы, кроме беллетристики, Вы дали нам что-нибудь и в этом роде, — мы были бы очень рады и признательны.
Всего хорошего!
Душевно преданный

Д. Овсянико-Куликовский

— — —
Письмо на бланке редактора ‘Вестника Европы’, на двух листах почтовой бумаги обычного формата.

17

М. ГОРЬКИЙ — Д. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКОМУ

2 мая [19 апреля ст. ст.] [1]913 г. Capri

Многоуважаемый Дмитрий Николаевич!
Молодой стихотворец Леонид Николаев Старк просит меня дослать два его стихотворения вам, — для ‘Вест[ника] Европы’,— не напечатаете ли?
Старку — 22 года, он довольно интеллигентный парень, любит учиться, мне кажется, что в нем есть что-то свое, оригинальное и здоровое, — очень хочется, чтоб это разгорелось в нем. Если бы его стихи появились в ‘Вест[нике] Европы’, — это подействовало бы хорошо на юношу.
Послал вам очерк ‘На пароходе’ — получили? Могу дать еще рассказ о том, как убили человека.
Весьма прошу вас, Дмитрий Николаевич, во всех тех случаях, когда очерки мои покажутся вам многословными или неудачными в каком-либо ином отношении, — сказать мне это. Я не перестаю учиться, ваши указания будут приняты мною благодарно.
Очень ушибла меня смерть M. M. Коцубинского, знал я, что он болен тяжко, знал и видел это, а все- таки, — обидно, что так рано ушел от жизни этот славный человек, этот лирик, любивший землю какой-то особенной, как бы женской любовью. Хорошо мы жили с ним.
Почтительно кланяюсь вам, Дмитрий Николаевич! Великое это дело, проработать на Руси четверть столетия, да еще так прекрасно и значительно, как вы работали!
Мне хотелось написать вам длинное письмо ‘от души’, да — постеснялся, вероятно и без меня достаточно утомил вас шум разных слов и речей.
Позвольте сердечно пожать руку вашу, пожелать вам доброго здоровья на многие лета!

А. Пешков

— — —
Письмо на листе бумаги большого почтового формата. На конверте адрес на итальянском и русском языках рукою M Горького: Россия. С-Петербург. Дмитрию Николаевичу Овсянико-Куликовскому. Гончарная, 22, 10. Штемпель: 2 мая 1913 г. Capri.
Леонид Николаев Старк — поэт, сотрудник большевистского журнала ‘Просвещение’. Посланные М. Горьким стихи были напечатаны в ‘Вестнике Европы’, 1913, No 6 — ‘Ответ’, в No 7 — ‘Колдунья’.
…вероятно и без меня достаточно утомил вас шум разных слов и речей. — М. Горький имеет в виду юбилей Овсянико-Куликовского, посвященный 60-летию со дня рождения и 35-летию его литературной и общественной деятельности. В ‘Вестнике Европы’ — апрель 1913 г. — была помещена редакционная статья ‘Юбилей Овсянико-Куликовского’ (стр. 429—434), из которой видно, что юбиляра приветствовали телеграммами М. Горький, В Короленко, Л. Андреев, А. Куприн и другие писатели и общественные деятели.
… рассказ о том, как убили человека. — М. Горький имел в виду, видимо, рассказ ‘В ущелье’, напечатанный, однако, не в журнале, а в газете ‘Русское слово’, 1913, No 156, 7 июля и No 157, 9 июля и вошедший впоследствии в цикл ‘По Руси’.

18

Д. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКИЙ — М. ГОРЬКОМУ

24 апреля 1913 г.

Гончарная, 22, кв. 10.

Глубокоуважаемый
Алексей Максимович!

От души благодарю за доброе слово, как и за телеграмму, которые я получил от Вас и И. А. Бунина ко дню моего юбилея. — ‘На пароходе’ печатается в майской книге. Ждем других очерков, а равно и _п_о_в_е_с_т_и_ и воспоминаний об Н. Ф. Анненском. Все, что пришлете, будет принято с величайшей благодарностью. — Стихи Л. Н. Старка мне _о_ч_е_н_ь_ понравились и будут напечатаны в ближайших книгах. Если судить по двум стихотворениям,— у него несомненный лирический талант, это сразу чувствуется. Пусть присылает еще.
Юбилейный шум не столько утомил меня, сколько сконфузил. В особенности тронули меня приветствия от молодежи, — курсисток и студентов. Эти приветствия (между прочим, в письмах) такого рода, что я теперь называю себя ростовщиком. Я дал молодежи примерно на один грамм мысли, искренности, знаний а т. д., а взамен получил пуды восторженного сочувствия. Ростовщичьи проценты! И я жду, что какой-нибудь Сквозник-Дмухановский от науки или литературы скажет мне: ‘не по чину берешь!’ — И, пожалуй, будет прав.—
Крепко жму руку.
Искренно преданный

Д. Овсянико-Куликовский

— — —
Письмо на листе бумаги обычного почтового формата на бланке редактора ‘Вестника Европы’.
… воспоминаний об Н. Ф. Анненском. — Воспоминания М. Горького ‘Н. Ф. Анненский’ были опубликованы в книге писателя: ‘Воспоминания. Рассказы. Заметки’. Изд. ‘Книга’, Берлин, 1927 и затем включены в ‘Собрание сочинений’.
В особенности тронули меня приветствия от молодежи... — В день юбилея Овсянико-Куликовским, помимо большого количества приветственных писем, были получены адреса от учащихся — слушательниц киевских высших женских курсов, студентов Петербургского университета и др., отмечающих роль Овсянико-Куликовского в воспитании молодежи. Так, адрес студентов заканчивался словами: ‘Три с половиной года назад мы обратились к профессорской коллегии историко-филологического факультета с просьбой пригласить Вас в состав наших преподавателей. И тогда Вы вняли нашей просьбе. Времена меняются. Теперь у нас нет легальных средств с той же определенностью высказывать наше пожелание. Уже более двух лет мы ждем Вашего возвращения. Мы твердо верим, что ученый, громко заявивший, что только в условиях демократического и общественного строя возможен полный расцвет научной мысли, вернется на нашу кафедру в момент, когда такой остроты достигнут наши чаяния демократической школы’.

19

М. ГОРЬКИЙ — Д. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКОМУ

[Конец мая 1913 г.]

Уважаемый Димитрий Николаевич!
Посылаю несколько страниц моих воспоминаний о M. M. Коцубинском, человеке, любимом мною.
Воспоминания эти предназначены для ‘Л[iтературно]-Н[аукового] Вiстника’ и будут напечатаны по-украински. Но, может быть, это не помешает Вам поместить их и в ‘Вестнике Европы’, ибо наша публика знает рассказы Коцубинского и, вероятно, ей не безинтересно будет узнать кое-что о личности автора.
Гонорара, как это само собою разумеется, мне, в этом случае не нужно платить.
Когда появится моя заметка в ‘Вiстнiке’ — не осведомлен, если Вам это нужно знать — удобней справиться в редакции ‘Вiстнiка’ из С. Петербурга.
Искреннейше желаю Вам всего лучшего, а главное — доброго здоровья.

А. Пешков

— — —
Печатаем по сохранившейся в Архиве М. Горького машинописной копии без подписи.

20

Д. ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКИЙ — М. ГОРЬКОМУ

4 июня 1913 г.

Глубокоуважаемый Алексей Максимович!
Только что получил (в редакции) Вашу статью о Коцюбинском, прочитал и сдал в набор для июльской книги. Статья превосходная! Редакция Вам очень благодарна, но не может согласиться с Вашим заявлением, что гонорара не надо. ‘Вестн[ик] Евр[опы]’ не печатает без гонорара. Вам будет выслан гонорар по расчету —100 руб. за печ. лист.
Всего хорошего. Завтра едем (я + жена: дочь вышла замуж и уехала за границу) в Одессу, где адрес мой будет такой:
О_д_е_с_с_а. _Б_о_л_ь_ш_е_ф_о_н_т_а_н_с_к_а_я_ _д_о_р_о_г_а_ _1_3_ _с_т_а_н_ц_и_я.
_д_а_ч_а_ _Г_а_л_и_н_о_й.
Буду рад получить от Вас весточку.
Пробуду я там до сентября.
Душевно преданный

Д. Овсянико-Куликовский

— — —
Письмо на листе бумаги обычного почтового формата на бланке редактора ‘Вестника Европы’.
…статью о Коцюбинском — статья была опубликована под заголовком ‘M. M. Коцюбинский’ в ‘Вестнике Европы’, 1913, кн. 7, июль и одновременно в украинском журнале ‘Литературно-науковий вiстник’, 1913, т. VI. на русском и украинском языках.
Горький Максим
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Переписка Л. Б. Красина с Горьким И М. Ф. Андреевой, Горький Максим, Год: 1908
  2. Переписка с О. Ф. Лошаковой-Ивиной, Горький Максим, Год: 1937
  3. Письма к Е. С. и С. В. Короленко и Н. В. Короленко-Ляхович, Горький Максим, Год: 1927
  4. Письмо к неустановленному лицу о Толстом и Достоевском, Горький Максим, Год: 1913
  5. Письмо в редакцию, Горький Максим, Год: 1908
  6. Письма А. А. Демидову, Горький Максим, Год: 1927
  7. Письмо К. И. Чуковскому, Горький Максим, Год: 1920
  8. Письмо от Цзоу Тао-фэнь, Горький Максим, Год: 1934
Электронная библиотека