СТАТЬИ ИЗЪ ГАЗЕТЫ ‘РУСЬ’.
1886 г.
1886 г.
(ПЕРЕДОВЫЯ СТАТЬИ.)
Москва, 4 января.
Москва, 11 января.
Москва, 25-го января.
Передовые статьи, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1886
Время на прочтение: 30 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова. Славянскій вопросъ 1860-1886
Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Москвича’ и ‘Руси’. Рчи въ Славянскомъ Комитет въ 1876, 1877 и 1878.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывш. Н. Н. Лаврова и Ко). 1886.
Бодрости духа — вотъ чего да пошлетъ Россіи Новый 1886 годъ! Бодрости духа и бодрствованія... Близки великія испытанія. Уже стучится въ двери исторія,— и ‘блаженъ рабъ его же (она) обрящетъ бдяща, недостоинъ же паки его же обрящетъ унывающа!’ Горе намъ, если грядущія событія застанутъ врасплохъ нашу мысль, если русское общество, словно недугомъ малокровія одержимое, не стряхнетъ съ себя того гнетущаго унынія, которому такъ легко, безъ борьбы отдалось — лнивое умомъ, вялое сердцемъ! Нтъ сомннія, что вншнія условія настоящей русской жизни сами по себ вовсе неблагопріятны подъёму и дятельности духа, что, наоборотъ, цлый сонмъ обстоятельствъ постороннихъ, отъ общества прямо и не зависящихъ, не перестаетъ удручать его нравственно, что самое чувство народной чести и достоинства, оскорбленное и уничиженное въ немъ Берлинскимъ трактатомъ, пребываетъ до сихъ поръ безъ малйшаго какого-либо удовлетвореніи, такъ что это ощущеніе оскорбленности и уничиженности стало какъ бы принадлежностью самого русскаго современнаго существованіи… Все это такъ, все это врно. Но тмъ не мене, любовь къ истин, любовь къ своему народу и своей земл длаютъ борьбу обязательною. Но вдь не по шоссе же въ самомъ дл достигаютъ до царства правды, а нудится оно скорбнымъ путемъ, но вдь именно въ подвигамъ и прививаются т, кому много дано и предназначено. Или мы уже разуврились въ томъ, что Россіи много дано я предназначено? Или, ублажая свое малодушіе таковымъ комфортабельнымъ, лукавымъ смиреніемъ, мы уже возмнили себя свободными отъ всякихъ тяжкихъ трудовъ и жертвъ, съ высокимъ призваніемъ сопряженныхъ?! Оно, конечно, покойне. Еще было бы покойне и куда какъ удобне низойти на степень Голландіи или Бельгіи и оградить себя, отъ ‘войны съ ея ужасами’ европейскимъ нейтралитетомъ.. Но предоставимъ эти мечты разнымъ нашимъ чиновнымъ и нечиновнымъ Маниловымъ. Живъ Богъ и жива Россія! Не можетъ она уклониться отъ своей исторической судьбы. Какъ бы о томъ ни старались люди, судьба сама ее все-таки настигнетъ и поставитъ на историческую работу,— и тмъ хуже для насъ, если мы окажемся плохими, неподготовленными рабочими. Прочь же дремоту духа, уныніе и нытье, подъ которымъ нердко прячется наша собственная трусость и лнь! Если обстоятельства нашей внутренней жизни не таковы, чтобы въ нихъ найти намъ достаточно силы или побужденія для самоврачеванія или хоть для нкотораго нравственнаго подъёма, то предъ нами теперь подготовляется такое зрлище на вншней политической, можно сказать всемірной арен, которое способно и должно неудержимо приковывать къ себ наши взоры, помыслы и чувства!.. Всецло должно оно овладть русскимъ общественнымъ вниманіемъ. Настанетъ скоро историческій пиръ, на который мы званы, т. е. звана наша Россія,— звана по преимуществу, предъ всми. Она ли не окажется въ числ избранныхъ? Она ли отвтитъ: ‘имй мя отреченна’, какъ этого повидимому хотлось бы смиренномудрію вашей дипломатіи? или: ‘впусти меня не одну, а непремнно въ компаніи съ незванными’, напримръ, съ Австріей и Германіей — какъ этого быть-можетъ хотлось бы ея деликатному дружелюбію?
Да, большинство русскаго общества повидимому еще не достаточно принято сознаніемъ, что ныншнія вншнія политическія осложненія имютъ ршающее, роковое для Россіи значеніе,— что важность ихъ для Россіи даже пересиливаетъ въ настоящую минуту важность внутренняго ежедневнаго дланія — въ области ли государственнаго домостроительства, въ области ли экономическихъ интересовъ. Ибо вопросъ, который ставится наступающими событіями, тсно связанъ не только съ международнымъ положеніемъ, съ достоинствомъ и честью, но и съ историческимъ существомъ Россіи, какъ главенствующей Православно-Славянской державы. Это вопросъ нашего всемірно-историческаго созиданія, которымъ, или съ которымъ, вмст, ршаются и наши внутренніе вопросы и судьбы. Нечего поэтому развлекаться по сторонамъ, какъ это длается до сихъ поръ, и удлять ‘вншней политик’ лишь случайную долю участія, мимоходомъ. Напротивъ, боле чмъ когда-либо обязано русское общество слдить съ возбужденнымъ, напряженнымъ вниманіемъ каждый шагъ нашей дипломатіи… Тихій подходъ грозы предвщаетъ лишь сосредоточенную силу громовыхъ ударовъ. А ждать, чтобы они грянули,— успемъ-молъ и тогда перекреститься и воспрянуть мыслью и духомъ — невжественный, гнилой расчетъ.
1886 годъ несетъ намъ такую грозу. Разразится ли она для насъ въ этомъ же году формальною войною,— это предугадать трудно, но во всякомъ случа она не пройдетъ безъ великихъ, важныхъ послдствій….
Положеніе длъ, при которомъ начинается новый годъ, представляется въ слдующемъ вид.
Союзъ нашъ съ Германіей и Австріей,— нкоторое время, по крайней мр по отношенію къ Австріи, подвергавшійся сильнымъ испытаніямъ и даже колебанію,— въ настоящую минуту снова укрпился, судя по нкоторымъ, кажется несомнннымъ, даннымъ. Но къ миру ли, а не къ войн, къ упрощенію ли, а не къ усложненію общаго положенія, къ выгод ли для Россіи ведетъ онъ? Позволяемъ себ думать, что онъ во всякомъ случа не упрощаетъ, а лишь усложняетъ пока общее политическое положеніе, и служитъ, по крайней мр до сихъ поръ, лишь въ выгод Австріи… Мы уже высказывали наше мнніе,— держимся его и теперь, такъ какъ доступныя нашему свднію обстоятельства его не опровергаютъ, что при твердой вол трехъ державъ можно было бы настоять на умиротвореніи, хотя бы и временномъ, Балканскаго полуострова. А именно: тотчасъ же по прекращеніи военныхъ дйствій, заставитъ об славянскія державы, разоренныя, истощенныя междоусобною бранью, заключить миръ между собою, затмъ, въ случа полной готовности князя Александра принести предъ Россіей повинную, допустить личную унію Румеліи съ княжествомъ и возстановить къ возсоединенной такимъ образомъ Болгаріи прежнія властныя отношенія Россіи (которая бы, конечно, заручилась при этомъ всми надежными гарантіями). Если бы князь Александръ оказался потомъ такого, возвращеннаго ему доврія недостойнымъ, Россія имла бы всегда полную возможность, опираясь съ одной стороны на народное въ Болгаріи содйствіе, съ другой на самый этотъ Тройственный Союзъ, удалить или смнить вроломнаго князя. Что же касается Греціи, то — благо Берлинскій трактатъ остается въ сил, такъ какъ назначеніе принца Баттенберга генералъ-губернаторомъ Румеліи его не измняетъ — слдовало бы ужь кстати потребовать отъ Турціи исполненія статей Берлинскаго трактата относящихся къ греческой границ, равно и къ Македоніи. При единодушномъ образ дйствій Тройственнаго Союза, такой исходъ современныхъ осложненій былъ бы вполн возможенъ,— не стала бы ему противиться и остальная Европа.
Но въ томъ-то и дло, что такой исходъ не выгоденъ для Австріи, для нея лишь одной: онъ бы окончательно компрометтировалъ ея вліяніе въ Сербіи, которую она подвигла на самую беззаконную, разбойническую противъ Болгаріи войну и которую въ конц-концовъ надлила срамомъ, униженіемъ, разореніемъ. Казалось бы — что за дло Россіи до сохраненія въ Сербіи австрійскаго престижа, до удержанія Сербіи въ ‘сфер австрійской мощи’? Никакимъ международнымъ трактатомъ, для Россіи обязательнымъ, эта ‘сфера мощи’ не узаконена, никакихъ даже нравственныхъ правъ на Сербію,— какія мы имемъ на Болгарію и даже на самое это Сербское королевство,— Австрія не иметъ: она не проливала за нее крови, не созидала ея бытія и свободы. Ради чего же радть Россіи объ австрійскихъ въ Сербіи интересахъ, о томъ, чтобъ эта славянская и православная земля проникалась элементами враждебными и Православію, и Славянству вообще, а въ частности именно самой Россіи,— элементами враждебными самому Сербскому народу, такъ какъ задача Австріи ее денаціонализовать и эксплуатировать въ политическомъ и экономическомъ отношеніяхъ? ‘Зачмъ это нужно для насъ вбивать новый австрійскій клинъ въ сердце Славянскаго міра и отталкивать отъ себя Сербскій народъ, съ лучшею частью его интеллигенціи, молящій о спасеніи?… На эти вопросы для простаго русскаго смысла мыслимъ лишь одинъ отвтъ: отрицательный. Можно, конечно, сказать въ наше оправданіе, что такое завоеваніе Сербіи австрійскою сферою вліянія допущено нами по невол, вслдствіе пораженія понесеннаго Россіей за Берлинскомъ конгресс. Положимъ, что и такъ. Но иное дло — допускать, иное дло — замнять невольное допущеніе содйствіемъ.— да еще какимъ!— самымъ усерднымъ! Дипломатія наша словно бы лелетъ эту ‘австрійскую сферу мощи’ какъ нкую драгоцнность, и какъ бы боится, чтобъ, Сербія изъ нея не выскочила! Чтобъ вывести Австрію изъ затруднительнаго положенія, мы не только не настояли на демобилизаціи вооруженной ею сербской арміи, но имя ^полную возможность предупредить войну, мы ее допустили и выступили съ предложеніемъ о пріостановк военныхъ дйствій (направивъ его путемъ дипломатической волокиты) только тогда, когда они начались,— такъ что предложеніе наше опять-таки пришлось на руку самой Австріи для спасенія сербскихъ войскъ, гонимыхъ побдоносными Болгарами…
Теперь же, посл этихъ болгарскихъ побдъ, заканчивать весь этотъ воинственный, столь позорный и убыточный для Сербіи эпизодъ простымъ миромъ, не дающимъ ей ровно никакого, общаннаго ей Австріею вознагражденіи или е компенсаціи’ — для австрійскаго вліянія конечно не прибыльно: вотъ почему она и волочитъ дло, и медлитъ… А ми не только Австрію не понуждаемъ, но и терпливо ждемъ — пока она изыщетъ выгодное для себя ршеніе,— какъ будто намъ самимъ до примиренія Сербіи съ Болгаріей нтъ никакого дла! Но если бы только ждали! Мы, кажется, и теперь, можетъ-быть и ненамренно, собираемся сослужить Австріи службу.
Единственною ‘компенсаціею’, которая бы придала миру характеръ вполн почетный для побжденной Сербіи,— и безчестный для побдительницы-Болгаріи,— представляется разъединеніе Румеліи съ княжествомъ: Сербія тогда могла бы себ сказать въ утшеніе, что воевала не даромъ, ибо возстановила-де ‘равновсіе силъ на Балканскомъ полуостров’, поработала интересамъ европейской политики и т. д. и т. д.!— могла бы, однимъ словомъ, обратить свое разбойническое нашествіе въ великій подвигъ самопожертвованія, и свое пораженіе въ торжество, австрійскій престижъ закрпилъ бы Сербію еще прочне въ сферу австрійской мощи. Для этой ‘сферы’ вовсе невыгодно было и прежде имть бокъ-о-бокъ съ собой сильную и хорошо организованную Болгарію, подчиненную русскому вліянію, да еще съ прекраснымъ войскомъ, русскими офицерами командуемымъ. Тмъ мене было бы удобно для Австріи сосдство Болгаріи объединенной и. возстановившей прежнія отношенія къ Россіи…
Къ счастію для Австріи, такому ея расчету не противорчать и новйшія русскія дипломатическія комбинаціи. Такова ужь ваша судьба, что намъ волей-неволей доводится приходить къ ней на выручку. По крайней мр вс свднія полученныя нами съ мста удостовряютъ, что Россія возвратилась будто бы къ прежнему своему ршенію: не признавать соединенія Румеліи съ Болгаріей — при настоящемъ княз и правительств!.. (‘Правительство’ собственно тутъ ни причемъ, такъ какъ Каравеловъ и безъ того ожидаетъ своей отставки по почину самого князя.) На этотъ разъ ршеніе Россіи дано будто бы въ согласіи съ ея союзницами… Не это ли ршеніе имла въ виду одна, австрійская газета, возвщавшая, что три великія державы выступятъ вскор съ единодушнымъ ршеніемъ по румелійскому вопросу? Было ли уже учинено такое коллективное заявленіе Порт — намъ неизвстно, но изъ Болгаріи намъ пишутъ, что сообщеніе въ этомъ смысл сдлано всмъ русскимъ дипломатическимъ агентамъ… Подтвержденіемъ этому могутъ, впрочемъ, служить и корреспонденціи изъ Софіи, помщенныя въ послднихъ NoNo ‘Новаго Времени’. Он — не боле какъ отголосокъ взглядовъ, мнній и чувствъ Россійскаго Генеральнаго въ Софіи консульства,— по собственному свидтельству г. корреспондента: только по этой причин, а ужъ никакъ не по своему внутреннему нравственному достоинству, он и могутъ заслуживать вниманія. Вообще этотъ корреспондентъ точно будто задался задачею поселить въ русской публик чувство вражды, отвращенія и злобы въ Болгарскому, освобожденному нами народу, старательно выгребая и преподнося читателямъ одной изъ самыхъ распространенныхъ въ Россіи газетъ — всякій соръ и помои. Онъ издвался надъ одушевленіемъ и жалкимъ вншнимъ видомъ Болгаръ-милиціонеровъ и хотя и былъ непріятно озадаченъ болгарскими побдами, однакоже потщился набросить сомнительную тнь и на нихъ,— а въ упомянутой нами корреспонденціи чернитъ князя и Болгаръ (если только они состоятъ не въ оппозиціи, а при дл) на пропалую, называя послднихъ презрительно ‘перетрусившимися братушками’, а перваго прямо — ‘трусомъ’, только ‘слдовавшимъ потомъ сзади за побдоносною арміею’!.. Мы ужъ вовсе не сторонники князя Александра, но не обинуясь называемъ эти слова клеветой, такъ какъ и сами имемъ свднія о болгарскихъ съ Сербами битвахъ изъ надежныхъ источниковъ. Но дло, повторяемъ, не въ личныхъ сужденіяхъ г. ‘Русскаго Странника’, а въ томъ, что его корреспонденціи имютъ тенденціозно-оффиціозный характеръ и выражаютъ точку зрнія господствующую въ нашемъ дипломатическомъ агентств, солидарностью съ которымъ г. корреспондентъ то и дло хвалится… Кстати, позволимъ себ замтить мимоходомъ: чего же можно ожидать отъ нашихъ дипломатическихъ агентовъ, отъ ихъ отношеній съ Болгаріей, если только хоть пятая доля того духа, которымъ дышатъ эти печатаемыя въ ‘Новомъ Времени’ письма, внушена изъ этой оффиціальной среды?! Какого проку можно надяться отъ подобной системы издвательствъ и оскорбленій? И не имемъ ли мы повода опасаться, что петербургская дипломатическая властная среда не совершенно чужда и съ своей стороны такихъ пристрастныхъ, узкихъ воззрній своихъ агентовъ?…
Вотъ въ этихъ-то упомянутыхъ нами корреспонденціяхъ изъ Софіи прямо, наголо настаивается на мнніи, очевидно оффиціозномъ, что князь во что бы ни стало долженъ быть свергнутъ, такъ какъ-де только посл этого можно быть увреннымъ въ полной покорности Болгаріи. Можетъ-быть это и врно. Мы не станемъ оспаривать справедливость этого мннія, а только заявляемъ о немъ, какъ о факт подтверждающемъ сообщенное нами выше извстіе. Личная судьба князя Александра, повторяемъ, насъ собственно мало интересуетъ. Надо предполагать, что правительство обладаетъ вполн основательными данными для принятаго имъ ршенія,— хотя намъ всегда казалось, что оно могло бы достигнуть той же своей цли и впослдствіи, возвративъ напередъ для себя status quo ante въ Болгаріи и поставивъ болгарское войско въ полную зависимость отъ русской верховной власти. Тмъ не мене, предъявлять такое требованіе относительно князя (какъ условіе sine qua non для признанія соединенія) въ настоящую минуту — это во всякомъ случа значитъ откладывать ршеніе румелійскаго вопроса въ долгій ящикъ, отлагать на неограниченный срокъ умиротвореніе страны (столь нуждающейся теперь въ мир, посл такого страшнаго напряженія силъ), отлагать вмст съ тмъ и возстановленіе нашего прежняго господствующаго положенія въ Болгаріи… Несомннно также, что такое ршеніе русскаго правительства теперь вполн на руку Австріи… Впрочемъ, если ‘союзники’ съ нами въ этомъ пункт за одно,— стадо-быть нашли въ томъ себ выгоду.
Доставляя какъ бы нкоторую ‘компенсацію’ самолюбію Сербіи и въ этомъ смысл поправляя обстоятельства короля Милана и самой Австріи, упомянутое заявленіе Россіи о непризнаніи факта соединенія Румеліи съ Болгаріей при настоящемъ болгарскомъ правительств,— если и облегчаетъ повидимому заключеніе мира Сербіи съ Болгаріей черезъ Порту, какъ сюзерена Болгаріи — то все же, оставляя существенный вопросъ нершеннымъ, упрочиваетъ лишь настоящее опасное броженіе на Балканскомъ полуостров. Правда, газеты сообщаютъ, что Россія недавно выступила съ предложеніемъ объ обезоруженіи или демобилизаціи армій всхъ балканскихъ государствъ. Но это предложеніе свидтельствуетъ лишь о русскомъ миролюбіи, не боле, въ сущности же представляется вполн платоническимъ. Надо было настаивать на этомъ ране, и можно было бы настоять — еслибъ имлось въ виду какое-либо единодушное ршеніе великихъ державъ. Теперь же, когда страсти вполн разгорлись, на мобилизацію понесены огромныя жертвы и издержки, а главное — когда не только никакіе вопросы не ршены, но обличалась полная несостоятельность великихъ державъ и даже Тройственнаго Союза выработать какое-либо умиротворяющее ршеніе,— теперь такое предложеніе является по меньшей мр запоздалымъ. Пусть оно не осталось одинокимъ, а обратилось въ ‘коллективное’, отъ имени всхъ державъ, но если оно не будетъ сопровождаться какими-либо искренними принудительными мрами, оно не приведетъ ни къ чему. Да печать только и длаетъ, что сообщаетъ о новыхъ заказахъ, то торпедъ, то пушекъ! По всей вроятности въ качеств ‘принудительной мры’ державы объявятъ угрозу — въ род той, о которой недавно оповстилъ оффиціозный органъ князя Бисмарка, газета ‘Post’, по отношенію въ Греціи, т. е., что если Греція (или иное Балканское государство) вступитъ въ войну съ Турціей, то должно будетъ вести ее на свой рискъ и страхъ: Европа же останется безучастной зрительницей! Но кому же не ясно, что такая угроза’ есть въ сущности поощреніе! Мы уже знаемъ, что Греція, Черногорія и сама Сербія не только переглядываются, но уже стакиваются между собою. И кто же повритъ, что если пожаръ войны охватитъ весь Балканскій полуостровъ, Европа будетъ лишь любоваться зрлищемъ сидя въ ложахъ?!
Газеты общимъ хоромъ, да отчасти и европейскіе кабинеты (послдніе впрочемъ съ сомнительною искренностью) винятъ Порту въ проволочк по ршенію вопроса о Румеліи. Но какое же ршеніе можетъ она предложить? Если ей принять за основу status quo ante, такъ горячо рекомендованный ей Тройственнымъ Союзомъ, то вдь онъ связанъ съ правомъ присужденнымъ ей Берлинскимъ трактатомъ: ввести гарнизоны въ балканскіе проходы. Но прибгать къ такой мр — этого не хватаетъ духа совтовать даже у дипломатіи трехъ великихъ державъ! Возстановленіе status quo ante очевидно не можетъ быть исполнено добровольно самими Болгарами: надо пустить въ ходъ вооруженное насиліе… А можетъ ли Турція врить, что если не Россія, то Европа станетъ хладнокровно взирать на повтореніе баши-бузуками рзни въ предлахъ Румеліи и Болгаріи? Султанъ не прочь былъ бы признать личное возсоединеніе,— но ему нужна гарантія, что принявъ такое его ршеніе, державы обезпечатъ Порту отъ тхъ притязаній, къ коимъ возсоединеніе даже въ подобной форм можетъ подать поводъ Греціи или Сербіи. Да наконецъ, какое же е личное’ возсоединеніе, когда лицо князя Александра тремя великими державами вычеркивается? Нужно, согласно съ трактатомъ, напередъ пріискать новаго князя для Болгаріи…
Однимъ словомъ — очевидно, что никакого ршенія Румелійскаго вопроса и никакого умиротворенія на Балканскомъ полуостров до весны не состоится, а съ весною не послдуетъ и подавно. Очевидно также, что чьи-то расчеты, входитъ даже нчто совсмъ противоположное умиротворенію… Не даромъ Турція, чуя близость роковаго для себя часа, вооружается съ головы до ногъ. Древній Оттоманъ, если и умретъ, то умретъ достойною себя смертью,— и отъ судорогъ его агонія потрясется весь міръ… Что-жь! Можетъ-быть и приспло время. Насъ долженъ занимать лишь одинъ вопросъ: какой жребій въ этомъ вселенскомъ переворот выпадетъ на долю Россіи?.. Достойною ли окажется она своего призванія… достойнымъ ли Россіи окажется Петербургъ съ своими вдомствами и канцеляріями?… Въ 1878 г. онъ не оказался достойнымъ. Будемъ врить, что времена измнились…
Бодрствованія — вотъ чего пожелаемъ снова русскому обществу на 1886 годъ!..
Недавно редакторъ е Гражданина’, со свойственной ему необдуманностью и развязностью, тиснулъ въ своемъ журнал ‘характерную — по его словамъ — новость’. Сущность ея въ томъ, что прошлою осенью, въ начал, прізжалъ въ Россію нкій Черногорецъ — съ тмъ, чтобъ добыть здсь, въ вид пожертвованія, тысячъ 20 рублей, нужныхъ Черногоріи для окончательнаго пріобртенія торговаго парохода. ‘Мы любимъ кричать про наши симпатіи къ Славянамъ’ — негодуетъ князь Мещерскій: ‘казалось бы, что Черногорія могла бы эту пустую сумму найти въ Россіи и у Русскихъ!… Какъ не такъ! Онъ похалъ въ Москву и тамъ представитель Славянскаго Общества, И. С. Аксаковъ’, объявилъ ему, ‘что расчитывать на Москву трудно…. потому что вс дѣ,ла въ засто‘ у — вслдствіе чего означенный Черногорецъ обратился въ Вну, гд и досталъ, въ великому посрамленію Москвы, потребную ему сумму. Издваясь надъ московскимъ славянолюбіемъ, князь Мещерскій выражаетъ недовріе и въ ссылк на застой: на устройство какого-то юбилея мстнымъ властямъ — восклицаетъ онъ — ‘хватило застоя у Москвы…. а на какихъ-нибудь 20 т. р. для Черногоріи не хватило русскаго сердца’!… ‘Вотъ какъ мы, кричащіе, за историческое преданіе Россіи’ — заключаетъ язвительно и наставительно ‘Гражданинъ’ — сведемъ свои дла…. воспитывая Каравеловыхъ для Болгаріи и отказывая въ грош Черногоріи…. Но за то кричать и говорить мы мастера!…’ По поводу этихъ дешевыхъ перуновъ петербургскаго на Москву и русское общество негодованія, ‘Русь’ хотла тогда же дать приличную отповдь, но затмъ мы какъ-то забыли о нихъ и вспомнили теперь лишь потому, что иностранныя нмецкія газеты съ превеликимъ злорадствомъ перепечатали сообщенную ‘Гражданиномъ’ ‘характерную новость’, пріукрасивъ и расцвтивъ ее красками еще боле яркими….
Начать съ того, что И. С. Аксаковъ никакого Славянскаго Общества въ Москв представителемъ не состоитъ — уже по той простой причин, что таковаго общества въ Москв не имется. Существовалъ, точно, въ Москв Славянскій Комитетъ еще съ 1за8 года, въ которомъ дятельнымъ членомъ, а подъ конецъ и предсдательствующимъ былъ, дйствительно, настоящій редакторъ сРуси’, и который въ начал 1877 года былъ преобразованъ самимъ правительствомъ въ ‘Московское Славянское Общество’. Но не можетъ не знать князь Мещерскій, что это Московское Славянское Общество было правительствомъ же въ 1878 году, вслдъ за Берлинскимъ трактатомъ, закрыто, и не только* закрыто, но и совсмъ уничтожено. Имются Славянскія Общества и въ Петербург, и въ Кіев, и въ Одесс,— въ Москв же ему быть не дозволено. Между тмъ / въ Славянскихъ земляхъ никакъ не хотятъ взять въ толкъ, что именно-то Москва и лишена этого русскаго національнаго, дорогаго Славянамъ учрежденія. Тамъ все по прежнему наивно вруютъ, что Москва — ‘сердце Россіи’, что къ біенію этого сердца прислушивается и самая власть и т. д. и т. д., а потому упорно не признаютъ закрытія Общества, воображая, что это лишь правительственная хитрость! Простодушному Славянству совершенно невдомёкъ, да и выяснять-то ему это не совсмъ удобно, что Петербургъ давнымъ-давно покушается конфисковать это такъ-называемое ‘сердце’ въ свою пользу, т. е. перемстить его на оконечность, гд самъ обртается, отъ каковыхъ противоестественныхъ затй и достигается лишь тотъ результатъ, что настоящаго-то сердца дятельность парализуется и нметъ, а фальшиваго — только фальшивитъ,— весь же государственный организмъ болетъ отъ неправильнаго кровообращенія. Вслдствіе однакожъ такой непонятливости Славянскихъ племенъ, Славяне не перестаютъ устремляться въ Москву и обращаться къ ней со всякими своими нуждами, удовлетвореніе коихъ, при отсутствіи всякой законной и правильной организаціи для сбора пожертвованій и вообще денежныхъ средствъ, тмъ мене возможно, чмъ крупне эти нужды и чмъ крупне запросъ на благотворительное пособіе. Это и побудило нкоторыхъ бывшихъ членовъ Московскаго Славянскаго Общества весною прошлаго года (даже помимо редактора ‘Руси’, отсутствовавшаго изъ Москвы на болзни) ‘войти съ ходатайствомъ’ о приравненіи Москвы въ ея правахъ хоть къ Одесс и Кіеву, т. е. о разршеніи возстановить Общество по всхъ правиламъ устава, для таковыхъ Обществъ правительствомъ изданнаго 12 апрля 1877 года. Высшая московская мстная власть, очень часто утруждаемая и съ своей стороны просьбами назжающихъ Славянъ о пособіи и вполн сознающая необходимость спеціальнаго для сей цли учрежденія, отнеслась къ ходатайству вполн сочувственно и въ начал прошлаго августа, съ одобрительнымъ отзывомъ своимъ, представила его куда слдуетъ, т. е. въ Министерство внутреннихъ длъ. Невидимому и тамъ не встртило бы оно препятствій, но запнулось о послднее мытарство — о Министерство иностранныхъ длъ иди точне объ Азіатскій онаго департаментъ (вдающій, какъ это ни странно, вс Славянскія земли). По нашимъ частнымъ свдніямъ, Министерство или департаментъ, принимая на видъ съ одной стороны, что всякую ‘политику славянскихъ чувствъ и идей’ ршено теперь въ Петербург уволить въ отставку,— съ другой, что ни Москву и въ самомъ дл, несмотря на вс усердныя увренія въ противномъ, продолжаютъ взирать не только между Славянами, но — и это главное — даже въ Австріи съ Германіей какъ на очагъ русской національности,— заявило, именно по этому самому, свой ршительный протестъ противъ возстановленія въ Москв Славянскаго Благотворительнаго Общества, т. е. такой организаціи, которая бы дала возможность Москв оказывать правильнымъ и широкимъ образомъ помощь славянскимъ, хотя бы вовсе и не политическимъ нуждамъ: въ Австріи и Германіи взглянули бы-де на это неблагопріятно….
Дйствительно, въ начал сентября явился къ намъ въ Москву, съ письмомъ отъ русскаго резидента въ Цетинь, г. Аргиропуло — молодой морякъ Далматинецъ, состоящій на служб Черногоріи и завдывающій тамъ ‘морскою частью’. Въ письм своемъ г. Аргиропуло объяснялъ, что Берлинскій трактатъ, какъ извстно, лишивъ самымъ наглйшимъ образомъ Черногорію большей части завоеваннаго ею морскаго прибережья въ пользу ничего не завоевавшей и вовсе не воевавшей Австріи, отнялъ вмст съ тмъ у Черногорцевъ право имть военныя морскія суда и военный морской флагъ, во частичку ‘соленой воды’ они все же имютъ, и единственное средство для нихъ явить свое обладаніе ею и извлечь изъ нея хоть какія-нибудь выгоды — это завести торговый пароходъ. Таковой и пріобртенъ на деньги вырученныя отъ продажи’ княжеской яхты, которую князь Николай ршился пожертвовать для пользы родной Черногоріи, недостаетъ однакоже для полной уплаты стоимости парохода 20 т. руб. Обращаться съ просьбою о деньгахъ къ русскому правительству Князь положительно отказался, говоря, что у него на это не хватаетъ духа, такъ какъ онъ и безъ того щедро облагодтельствованъ личною милостью Русскаго Императора. Тмъ не мене г. Аргиропуло, которому очевидно были совсмъ невдомы совершившіяся въ Москв перемны, нашелъ нужнымъ направить молодаго Далматинца къ редактору ‘Руси’, чрезъ посредство котораго, во время оно, были доставлены въ Черногорію такія обильныя изъ Москвы пожертвованія…. Но собирать 20 т. р. черезъ газету ‘Русь’ посредствомъ гласнаго воззванія — было бы неблаговидно по отношенію къ Черногорскому правительству, да и слишкомъ долго, обращаться же къ двумъ-тремъ знакомымъ намъ капиталистамъ (которые и безъ того постоянно снабжаютъ насъ деньгами для оказанія неотложной помощи бднякамъ — учащимся Славянамъ) мы не признали удобнымъ — какъ въ виду несомнннаго, хорошо намъ извстнаго экономическаго застоя, такъ и въ виду другихъ обстоятельствъ, о которыхъ скажемъ нсколько ниже. Наконецъ самое это дло (покупка парахода) представляло, по нашему мннію, интересъ не столько благотворительный, сколько политическій, и мы посовтовали черногорскому посланцу хать въ Петербургъ съ письмомъ отъ насъ къ г. директору Азіатскаго департамента. Вотъ самый лучшій и дешевый для русскаго правительства способъ,— въ такомъ смысл, помнится, писали мы, преподать нкоторое утшеніе, нкоторый знакъ вниманія Черногоріи въ настоящее критическое время, когда Россія теряетъ позицію за позиціей на Балканскомъ полуостров. Болгарія готова съ чужою помощью пріобрсти Румелію, Австрія общаетъ Сербіи ‘компенсацію’,— одна Черногорія не только не домогается помимо насъ какого-либо вознагражденія, но пребываетъ намъ сердечно и политически врна, несмотря на то, что по грхамъ нашей же дипломатіи засажена Австріей) въ каменный мшокъ, окружена со всхъ сторонъ австрійскими блокгаузами, обижена и обобрана по Берлинскому трактату (съ нашего же попущеніи), да наконецъ не можетъ даже и до сихъ поръ добиться себ отъ Турціи граница, трактатомъ опредленной. Что значатъ 20 т. рублей для русской казны? Такія деньги всегда найдутся, и не можетъ быть сомннія, что если только дойдетъ о томъ хоть стороною до высшаго свднія, то помощь будетъ охотно оказана, а оказанная отъ имени русской власти — она будетъ имть несравненно большее политическое значеніе, чмъ отъ имени купца Н., да купца М.
Каемся со стыдомъ, что несмотря на извстное нашимъ читателямъ мнніе ‘Руси’ о петербургской дипломатіи, мы все-таки ожидали, что она ухватится съ радостью за этотъ представившійся ей такой удобный и недорогой случай оказать именно теперь услугу преданной намъ Черногоріи. Но ходатайство наше оставлено было безъ вниманія и вынудило Черногорію обратиться — конечно не къ великодушію, но въ кредиту внскихъ банкировъ, вроятно изъ добрыхъ процентовъ….
Къ кому же должны относиться слова князя Мещерскаго: ‘Вотъ какъ мы, кричащіе за историческое преданіе, ведемъ свои дла — отказывая въ грош Черногоріи’?! Или: ‘на какихъ-нибудь 20 т. р. для Черногоріи не хватило сердца’!? У кого его не хватило?…
‘Гражданинъ’ обращаетъ этотъ упрекъ къ Москв. Но обращенный къ Москв — это упрекъ лживый и наглый. ‘Не хватило сердца!’… О, какъ его хватало, да и не на 20 т. какихъ-нибудь, а на милліоны рублей, всего лтъ восемь тому назадъ, когда объятая одушевленіемъ врила Россія, что и руководящій ея судьбами Петербургъ едино съ нею въ мысляхъ, упованіяхъ и чувствахъ!… Эта вра пристыжена, поругана, разрушена Берлинскимъ трактатомъ, а съ той поры, спрашивается, было ли хоть одно русское дипломатическое или политическое дйствіе, которое бы хоть сколько-нибудь залчило нанесенную русскому сердцу обиду, сколько бы нибудь приподняло сломанную вру? Вотъ этого-то въ Петербург и не хотятъ брать въ расчетъ. Съ этими народными оскорбленными чувствами и не хотятъ считаться. Гд, въ чемъ для Россіи ручательство, что русская политика дйствительно вступила на путь національный? Въ Россіи конечно вдаютъ, что съ той поры обстоятельства перемнились и готовы ласкать себя надеждою, что перемнится наконецъ и самая политика, но вдь эта надежда,— что должны признать и вс разсудительные государственные люди въ Петербург,— еще не можетъ имть твердой подъ собою почвы, такой твердой, опираясь на которую могла бы она заставить забыть ударъ 1878 года и весь гнетъ постигшаго съ того времени Россію разочарованія. Напротивъ: не несутся ли именно теперь изъ Петербурга дикіе безумные возгласы, ругающіеся надъ ‘чувствами’, надъ ‘увлеченіемъ славянской идеей’ и ‘историческими преданіями Россіи’?! Не стало ли теперь тамъ, въ правительственномъ Петербург, какимъ-то общепринятымъ лозунгомъ — признавать и энтузіазмъ и подвигъ нашего великаго историческаго народа въ прошлую войну — трагикомическою ошибкою, печальнымъ и отчасти забавнымъ заблужденіемъ, котораго впередъ надо остерегаться и отнюдь не допускать?… Да не самъ ли князь Мещерскій обозвалъ недавно всю нашу восточную политику, начиная съ Екатерины вплоть до осени 1885 г., ‘политикою приключеній’ и возвстилъ, что съ сей поры настаетъ эра политики, которой до Славянъ не будетъ никакого дла, разв лишь впослдствіи, когда-нибудь?… Такъ съ какой же стати бранитъ онъ Москву за недостатокъ будто бы сердоболія и сочувствія племенамъ и землямъ — для Россіи, по новой политической петербургской философіи, постороннимъ?… ‘Политика эгоистическихъ, реальныхъ интересовъ’ — вотъ что теперь установилось девизомъ для правительственнаго Петербурга .. Но вдь во имя однихъ реальныхъ, эгоистическихъ интересовъ нельзя и приглашать къ возвышеннымъ сердечнымъ порывамъ и жертвамъ, во вдь общество политики не ведетъ, дйствуетъ лишь по внушенію чувствъ и идей,— а ихъ-то осмиваніе и вошло теперь въ моду!….
Есть пословица: ‘не плюй въ колодезь, годится воды испить’. Не мшаетъ и правительству имть эту пословицу въ виду: энтузіазмъ — великая сила, пожалуй пригодится…
‘Не хватаетъ сердца’! Какъ его станетъ хватать, когда все, что этакъ сердцемъ созидалось — разрушалось потокъ русской политикой или дипломатіей! Хватило этого сердца въ 1876—77 годахъ у Москвы настолько, что въ эту самую Черногорію отправила она нсколько сотъ тысячъ рублей, а въ результат вышло то, что теперь и никакими деньгами Черногоріи не поможешь, что вс эти великодушныя дйствія русскаго общества увнчались по мудрости нашей дипломатіи… передачею самой Черногоріи въ австрійскій половъ! Какъ думаетъ князь Мещерскій: располагаетъ ли такой результатъ къ новымъ жертвамъ?… Сотни же тысячъ были высланы изъ Москвы въ Боснію и Герцеговину для содйствія освобожденію ихъ изъ-подъ турецкаго ига,— и высланы въ то время, когда въ благородномъ порыв своемъ русское общество даже и не подозрвало, что обими этими Славянскими землями русская дипломатія уже успла посулиться Австріи впередъ, на Рейхштадтскомъ свиданіи, такъ что мы своими народными кровными деньгами оказали содйствіе… одной лишь замн турецкаго ига — худшимъ игомъ, австрійскимъ!… Хорошо поощреніе для жертвователей!… Спрашиваемъ: кто по одному тайному намёку правительства, еще до объявленія имъ войны Султану, снарядилъ и вооружилъ Болгарское ополченіе въ Бессарабіи,— кто какъ не Московское купечество вмст съ Славянскимъ Московскимъ Обществомъ? Ныншній редакторъ ‘Руси’ имлъ счастіе стоять тогда во глав этого дла и имлъ честь передать лично, хотя и секретно, русскому военному вдомству, десятки тысячъ ружей Шасспо, дюжину крупповскихъ пушекъ съ гранатами, патронами и прочими принадлежностями, онъ можетъ документально свидтельствовать, во сколько сотенъ тысячъ обошлась эта жертва купечеству и во сколько десятковъ тысячъ Славянскому Обществу. Ужь не воображаетъ ли князь Мещерскій, что особенно одушевляющимъ образомъ подйствовало на московское купечество недавнее извстіе, что болгарская армія, ядромъ для которой послужили именно эти созданныя Москвою въ 1877 году болгарскія дружины, поступаетъ, по соглашенію Порты съ княземъ Александромъ, въ распоряженіе Турецкаго Султана?! Та самая армія, которая еще только четыре мсяца тому назадъ состояла въ завдыванія русскаго военнаго министра, составляла часть русскаго войска!.. Вотъ тутъ и жертвуй, да еще выслушивай выговоры за недостатокъ русскаго сердца, за противорчіе слова съ дломъ!… Но и этого мало. Несмотря на услуги, оказанныя Московскимъ Славянскимъ Обществомъ правительству,— услуги, которыми послднее не брезгало пользоваться,— какъ только послдовалъ Берлинскій трактатъ, Общество было не только закрыто, но и ликвидировано… съ отмннымъ упрощеніемъ формъ. У него былъ свой капиталъ тысячъ въ 70, составленный изъ равныхъ пожертвованій, многія изъ коихъ имли спеціальныя назначенія, нкоторыя же перешли къ Обществу по завщанію, были опредленные, не малые доходы отъ ежегодныхъ членскихъ взносовъ. Не предупреждая жертвователей, безъ вдома и спроса лицъ, коимъ деньги принадлежали, безъ вдома и спроса хозяевъ — членовъ Общества, даже съ благоразумнымъ устраненіемъ огласки (т. е. съ запрещеніемъ упоминать о томъ въ газетахъ), распорядились капиталомъ по своему, распредлили по учебнымъ заведеніямъ — гд на доходы съ онаго воспитывались молодые Славяне и Славянки (ихъ было тогда до сотни) и гд съ того времени они должны были доканчивать свое воспитаніе уже на счетъ капитала, такъ чтобъ впредь воспитывать новыхъ было бы ужь нечмъ,— однимъ словомъ уничтожили самый капиталъ. Не малый былъ сюрпризъ членовъ и жертвователей, не подозрвавшихъ о катастроф, когда они въ извстный срокъ пришли справляться о ход длъ въ Обществ, и не нашли ни Общества, ни денегъ, ни даже указаній, что сталось съ ними. Однимъ словомъ, Петербургъ онымъ членамъ и жертвователямъ, за симпатіи ихъ къ Славянству, за ‘политику чувствъ’, преподалъ чувствительный урокъ!..
И урокъ подйствовалъ,— сильне, чмъ того ожидали. Недавно, на наши письма къ нкоторымъ лицамъ изъ купеческаго сословія съ просьбою о деньгахъ для удовлетворенія хотя небольшихъ, но вопіющихъ славянскихъ нуждъ (ибо, повторяемъ, Славяне никакъ не хотятъ привыкнуть къ мысли, что Петербургъ уволилъ Москву въ отставку), мы получили интересные отзывы. Препровождая къ намъ нсколько сотъ рублей,— ‘врьте’,— писалъ одинъ изъ жертвователей — ‘что наши убжденія и чувства не измнились, что мы все т же… но вдь та же и дипломатія! но вдь рука даже не поднимается жертвовать, когда знаешь напередъ, что вс наши общественныя увлеченія и даянія приведутъ, пожалуй, только къ пущему заушенію и оплеванію’… Слдуютъ затмъ аргументы въ род вышеприведенныхъ. ‘Не мало потратили мы души и сердца, не говоря уже о матеріальныхъ жертвахъ, въ 1876—77 годахъ!’ — пишетъ другой, жертвовавшій въ т годы десятками тысячъ. ‘Едвали когда въ своей исторіи принимало русское общество такое непосредственное, дятельное участіе во вншнихъ политическихъ событіяхъ… я что же вышло? Петербургъ съ своими канцеляріями и вдомствами окатилъ насъ холодной водой — позоромъ Берлинскаго трактата Теперь, по общему признанію, международное положеніе Россіи вообще, и въ частности на Балканскомъ полуостров, стало хуже чмъ прежде, хуже чмъ до нашей войны, до нашего дятельнаго общественнаго въ ней участія! Да оно и точно такъ. На самую эту Сербію сколько пошло русской крови и достоянія, а теперь сама наша дипломатія числитъ ее въ ‘сфер австрійской мощи’… Нтъ ужь, слуга покорный! Мы достаточно проучены. Мы обожглись, изврились, и такъ какъ сами мы не властны давать направленіе русской политик, да и не наше это дло, то мы и ршились держать себя въ сторон, поодаль, замкнуться въ свои частные интересы, въ политику, не вмшиваться и не давать хода своимъ славянскимъ или вообще національнымъ, общественнымъ порывамъ и симпатіямъ, какъ бы ни болло сердце! А то — станемъ вновь горячиться, тратиться, совершать всяческіе подвиги… Глядь!.. выйдетъ пожалуй что-нибудь похуже даже и Берлинскаго трактата’… Эти послднія слова — конечно не боле какъ гиперболическая формула выраженія, во она свидтельствуетъ однако, какъ глубоко недовріе русскаго общества въ канцелярско-полицейскому петербургскому режиму вообще, въ частности же въ нашей дипломатіи. Положимъ, въ старыхъ ея грхахъ настоящіе дятели неповинны, положимъ, эти дятели даже вполн достойны доврія,— но вдь старые-то грхи ничмъ не заглажены, но вдь ничего съ той поры и не произошло такого, чмъ бы могла утшиться Русь въ своемъ національномъ достоинств…
Редакторъ ‘Гражданина’ повидимому скептически относится къ словамъ о настоящемъ въ Россіи ‘экономическомъ засто’. Не мудрено. Жалованье петербургскимъ чиновникамъ остается неизмннымъ, ни отъ какого ‘застоя’ независящимъ,— равно и другія подобныя выдачи изъ казны. Гд же въ Петербург, град чиновниковъ по преимуществу, подмтить застой, которымъ страждетъ вся Россія?!… Князь Мещерскій возмущается также тмъ, что для празднованія юбилеевъ мстныхъ властей деньги у мстныхъ людей находятся… Но вдь мстные люди состоятъ отъ мстныхъ властей въ зависимости и волей-неволей должны придерживаться ‘политики реальныхъ интересовъ’, столь Петербургу сочувственной. Не самъ ли князь Мещерскій проповдуетъ неустанно о ‘сильной власти’, объ усиленіи зависимости отъ нея мстныхъ жителей и въ то же время объ ослабленіи и даже уничтоженіи всякого мстнаго самоуправленія? Можемъ уврить почтеннаго князя, что, по мр успха его проповди, человкоугодничество (въ форм ли юбилеевъ или какой*либо иной) будетъ только все боле развиваться и процвтать.
Подлость и пошлость и безъ того растутъ пышнымъ цвтомъ на русской общественной нив. Въ новой поливк и уход он не нуждаются…
Привтствуемъ прибытіе въ русскую сверную столицу доблестнаго и мудраго князя Черногоріи! Радуемся искренно тому сердечному привту, которымъ удостоенъ онъ со стороны нашего Государя! Полагаемъ, что на этотъ разъ глубокомысленные дипломаты С.-Петербурга сознаютъ тщету своихъ умствованій по части ‘русско-славянской идеи’ и сконфуженно отрекутся отъ своего высокомудраго гоненія на ‘политику чувствъ’ во имя будто бы ‘политики реальныхъ интересовъ’. Какими ‘реальными интересами’ опредляются стародавнія отношенія Россіи къ Черногоріи?? На чемъ зиждется наша связь съ этой отдаленнйшей и бднйшей изо всхъ Славянскихъ земель? Никакимъ корыстнымъ расчетомъ съ нашей стороны она объяснена быть не можетъ, а между тмъ самый вопросъ о политической причин таковыхъ симпатій представляется совершенно празднымъ русскому уму и русскому сердцу,— до такой степени он — въ самой природ вещей. Въ основаніи ихъ лежитъ чувство братства,— тмъ боле, относительно Черногорцевъ, сильное и простое, что оно всегда было неразрывно и съ чувствомъ искренняго уваженія къ черногорской доблести, что оно ни рагу, въ теченіи двухъ почти столтій, не подвергалось въ насъ оскорбленію и смущенію. Мало того: съ этимъ чувствомъ сопряжено для Россіи и нкое доброе чувство долга, того нравственнаго долга защиты и покровительства, который, какъ благое бремя, естественно тяготетъ на старшемъ мощномъ брат по отношенію къ младшему, и который представляется конечно безсмыслицей съ точки зрнія политики эгоистическихъ интересовъ, такъ усердно навязываемой Россіи петербургскими мудрецами.
Совсмъ ужъ обдленъ смысломъ былъ бы у Бога тотъ, кто бы попытался уразумть историческую жизнь народовъ вообще, а Русскаго народа въ особенности, на основаніи лишь выводовъ формально-логическаго разума и вншнихъ матеріальныхъ соображеній,— не считаясь съ народною психологіею, съ безуміемъ врованій, чувствъ, духовныхъ и нравственныхъ безкорыстныхъ побужденій… Особенно уже не поддается такому способу уразумнія историческое существо русскаго народнаго духа. Только невжество и ограниченность способны требовать отъ русской національной политики — забвенія высшихъ нравственныхъ началъ, къ числу которыхъ принадлежитъ и начало пламеннаго братства, особенно же освященное единовріемъ, а вмст и сознаніемъ тхъ братскихъ обязанностей, которыя лежатъ на великомъ, могучемъ и независимомъ народ Русскомъ по отношенію въ братскимъ племенамъ — слабымъ и малымъ, и тмъ боле — къ подневольнымъ…
Для пишущаго эти строки, которому привелось въ 1876 и 1877 гг. быть не только свидтелемъ, но отчасти и практическимъ посредникомъ высокаго народнаго одушевленія, охватившаго Русскую землю,— который непосредственно изъ народныхъ рукъ принималъ народныя лепты, не святе коихъ была лепта Евангельской вдовицы,— предъ которымъ живы до сихъ поръ образы мужиковъ заволжскихъ, новохоперскихъ и иныхъ отдаленныхъ мстностей Россіи, на колняхъ упрашивавшихъ, какъ о ‘Божеской милости’, дарованія имъ способовъ ‘помереть’, ‘мученическій внецъ пріять за освобожденіе братій — христіанъ, Сербовъ, Черногорцевъ, Болгаръ отъ басурманскаго ига или нашествія’,— для насъ лично особенно рзкою фальшью звучатъ вс эти петербургскія дипломатическія притязанія — основать русскую національную политику на принцип какого-то отвлеченнаго бездушія, съ исключеніемъ всхъ факторовъ нравственнаго, психическаго свойства. Впрочемъ, эти притязанія понятны. Попробуйте только сопоставить въ своей мысли этихъ колнопреклоненныхъ, приносящихъ себя въ святую жертву за свободу братій, русскихъ крестьянъ рядомъ съ петербургскими чиновниками — бюрократами и дипломатами, для которыхъ en fait de nationalits существуетъ только одна національность — des gens comme il faut, которые иначе какъ на краюшкахъ губъ и съ иронической ужимкой не могутъ и выговорить слово: ‘Славяне’,— попробуйте только сопоставить въ вашемъ воображеніи вмст этихъ жертвователей и этихъ жрецовъ, боле или мене воздйствующихъ тамъ въ Петербург на судьбы Русскаго народа и дающихъ направленіе русской политик,— такъ и обдастъ васъ холодомъ безнадежности: ни языка, ни иныхъ способовъ для взаимнаго пониманія, ни надежды на соглашеніе,— тарабарская грамота для нихъ — рчь, мысль, душа Русскаго народа, которую разв лишь гроза событій можетъ подчасъ заставить ихъ уразумть!
Не умна, никуда не годна та русская политика, которая не считается съ русскою народною совстью, не принимаетъ въ соображеніе нравственныхъ свойствъ и историческихъ инстинктовъ такого великаго историческаго организма, каковъ народъ Русскій. И наоборотъ, только согласная съ требованіями народной совсти политика и есть политика практически плодотворная. Преступленіемъ противъ русской народной исторической совсти, признающей за собой священный долгъ братскаго старйшинства, было раздленіе Балканскаго полуострова на дв сферы вліянія, русскую и австрійскую, преступленіемъ противъ нея было преданіе во власть католическо-швабской Австріи славянскихъ странъ Босніи и Герцеговины, такимъ же преступленіемъ или по крайней мр противорчіемъ была и уступка Сербіи австрійской ‘сфер вліянія’… Вс эти дипломатическія преступленія были совершены во имя будто бы здравой, чуждой сентиментальности, реальной политики. Вкусны ли и выгодны ли для Россіи практическіе ея плоды?…
Само собою разумется, что говоря о необходимости согласовать національную русскую политику съ требованіями русской народной совсти, мы предполагаемъ необходимымъ и присутствіе въ исполнителяхъ того русскаго народнаго самосознанія, той стихіи русскаго народнаго безъ которыхъ никакое дло спориться не можетъ и великодушныя народныя жертвы осуждены стать лишь напрасными жертвами, какъ это и случилось въ 1878. г. и въ послдующемъ ряд годовъ…
Относительно Черногоріи Россія въ долгу. Россія не отстояла ее на Берлинскомъ конгресс и — конечно нехотя — дала все-таки свое согласіе на кровную для нея обиду: большая часть черногорскихъ у Турціи завоеваній отдана была, ни за что ни про что, въ собственность Австріи, не обнажившей даже и меча, не пролившей ни капли крови, а та небольшая часть, которая присуждена была конгрессомъ Черногоріи, до сихъ поръ вдоль албанской своей границы оспаривается у ней Турціей! Россія, столь ревнующая теперь о святости и неприкосновенности Берлинскаго трактата и требовавшая еще недавно возстановленія status quo ante тамъ гд онъ нарушенъ, не хотла или не сумла настоять на исполненіи Портою статьи касающейся Черногоріи!… А между тмъ Австрія обставила эту вольную прежде страну кругомъ каменными блокгаузами и заборомъ штыковъ, держитъ ее подъ дозоромъ,— подлинно въ ‘сфер своей мощи’ хотя, благодаря черногорской врности и доблести, и мудрости Князя, еще не въ ‘сфер австрійскаго вліянія’! Черногорія — еще не въ званія княжества, а въ званіи ‘владыката’,— земли населенной независимыми Сербами, подчинявшимися лишь управленію своихъ Владыкъ-митрополитовъ,— была первымъ звеномъ связавшимъ православную славянскую Россію съ православно-славянскимъ міромъ, когда Россія возросла въ силу. Это былъ нашъ первый православно-славянскій этапъ на пути всемірно-исторической политики, на который ступила Россія при Петр Великомъ: онъ же первый и завелъ съ ней т непосредственныя прямыя сношенія, которыя и не прерывались съ той поры, не прервались и тогда, когда Императоръ Николай, снисходя къ желанію кандидата въ митрополиты, юнаго Данилы, привезеннаго для поставленія и рукоположенія въ Петербургъ, произвелъ его въ князя, а Черногорію въ княжество… Черногорія и теперь, когда у насъ утрачены почти вс позиціи на Балканскомъ полуостров, остается единственнымъ живымъ звеномъ въ цпи отношеній нашихъ къ Балканскимъ Славянамъ и залогомъ возстановленія этой цпи въ полнот ея звеньевъ…
Мы позволяемъ себ надяться, что пребываніе въ Петербург князя Черногорскаго, который уметъ сочетать въ себ замчательное дипломатическое искусство съ несомнннымъ, черногорскимъ патріотизмомъ, будетъ не безполезнымъ для нкотораго проясненія мыслей нашихъ дипломатовъ,— да кстати напомнитъ имъ, что Черногорцы — тоже Сербы, что честь сербскаго имени, подвергающаяся теперь въ нашихъ газетахъ такому безшабашному, дешевому поношенію, имъ равно дорога, что Сербскій народъ заключается не въ одномъ несчастномъ королевств Сербіи, да и въ королевств — не въ одной партіи ‘напредняковъ’, продавшейся Австріи… Къ счастію, на дняхъ прохалъ чрезъ Москву изъ Аинъ въ Петербургъ новый сербскій посланникъ Савва Груичъ, служившій нкогда въ русской служб по артиллеріи. Это не генералу Хорватовичу чета, и можно надяться, что, при его содйствіи, въ отношеніяхъ Россіи къ Сербіи произойдетъ нкоторая. перемна во благу всего Славянства…
Но каково общее политическое положеніе длъ, бывшее столь острымъ, а теперь принявшее характеръ какого-то укоренившагося недуга? Бить или не быть войн весною? Вдь и до весны-то всего какой-либо мсяцъ!
На этотъ вопросъ всего точне могла бы дать отвтъ только Австрія, ‘Великія державы’ выражаютъ, пожалуй, увренность, что миръ нарушенъ не будетъ и принимаютъ, повидимому, грозныя, энергическія мры съ цлью предупредить пожаръ на Балканскомъ полуостров, но мры-то вс эти — какія-то странныя, неполныя, нецлесообразныя, заставляющія очень и очень сомнваться въ полномъ единодушіи и искренности всей этой шестидержавной лиги мира! Въ самомъ дл, что представляетъ намъ настоящій образъ дйствій державъ, если подвергнуть его внимательной критик?
Во 1-хъ) кого нужно ? умиротворять’ или понуждать къ укрощенію расходившихся военныхъ страстей и. политическихъ аппетитовъ? Сербію, Болгарію, Грецію, пожалуй и Порту. Каждому ясно, что Порта не желаетъ и не можетъ желать войны: ея вооруженіе — только самозащита въ виду грозящихъ опасностей. Что же касается требованія демобилизаціи и разоруженія отъ Сербіи и Болгаріи, то когда же видано и слыхано, чтобы дв воевавшія между собою стороны разоруживались во время перемирія, до заключенія мира? Сами же державы назначили срокъ перемирію до 1-го марта (срокъ подозрительно долгій, ибо онъ протянутъ какъ разъ до времени удобнаго для возобновленія военныхъ дйствій. Ужь не по совту ли австрійскаго военнаго агента онъ принятъ?) ‘Слдовательно, если великія державы дйствительно вс хотятъ мира, то имъ, вмсто всякихъ коллективныхъ нотъ о демобилизаціи, слдовало бы, коллективно же, прежде всего настаивать на скорйшемъ заключеніи мира между Болгаріей и Сербіей. Но вс мы видимъ, съ какою поразительною вялостью ведутся эти переговоры. Вялость эта не въ интерес Болгаріи иди князя Александра. Промедленіе, стало быть, со стороны Сербіи. Но кто же могъ бы успшне всего воздйствовать на сербскія власти, самымъ реальнымъ образомъ понудить ихъ? Только Австрія — одна изъ ‘великихъ державъ’ подписавшихъ Берлинскій трактатъ и членъ Трехъ-Державнаго Союза. И средствомъ понужденія могла бы служить для нея даже и не угроза вступленія австрійскихъ войскъ, а положительный отказъ въ австрійской на случай войны поддержк,— въ какомъ бы то ни было вид. Разв при искреннемъ желаніи предупредить войну, при искреннемъ требованіи разоруженія, не могла бы Австрія остановить безпрестанный подвозъ въ Сербію чрезъ свои владнія всякого рода оружія и военныхъ запасовъ, объявивъ эти предметы военной контрабандой? Да наконецъ осмлилось ли бы сербское правительство продолжать свои вооруженія и мшкать переговорами или предъявлять для заключенія мира какія-либо условія о ‘равновсіи’ и ‘компенсаціи’ противъ воли Европы, еслибы не имло за спиной твердаго надежнаго оплота — Австріи, входящей въ составъ той же Европы?! Кого же здсь морочатъ?..
Относительно же Греціи, удостоившейся вдругъ чести вызвать противъ себя коллективную морскую демонстрацію чуть не всхъ великихъ державъ, о которой скажемъ ниже,— державамъ слдовало бы прежде, казалось, задать самимъ себ вопросъ: могла ли бы Греція, на свой рискъ и страхъ, отважиться на войну съ Турціей, чуть не въ 10 разъ превосходящей ее силами, еслибъ Сербія перековала копье на рало и заключила съ Болгаріей прочный миръ? Конечно нтъ. И такъ секретъ греческаго упорства въ сербскомъ упорств, а секретъ сербскаго упорства — въ упорств, въ политическихъ планахъ Австріи, для которой заключеніе сербо-болгарскаго мира безъ всякаго для Сербія вознагражденія за вс ея жертвы, издержки, понесенный позоръ (на что на все подтолкнула Сербію Австрія), равняется утрат политическаго властительнаго обаянія, не только въ королевств Сербскомъ, во и въ Сербскомъ племени Босніи и Герцеговины….
Такимъ образомъ для Сербіи (а съ нею и для Австріи) заключеніе мира связывалось съ разршеніемъ румелійско-болгарскаго вопроса. На это же открыто указывала и Греція.
2) На разршеніе этого вопроса, казалось, и должны бы были державы на править всю коллективную тягость своихъ усилій,— такъ какъ въ немъ ядро раскусываемаго, но не раскушеннаго еще орха. Но надо отдать справедливость державамъ,— спшили он сначала медленно. Словно бы вс он сговорились или какой-то таинственный магъ подталкивалъ ихъ оттягивать дло поближе къ весн, т. е. опять-таки во времени удобному для возобновленія военныхъ дйствій! Правда, Порта крпко стучалась въ дверь ко всмъ державамъ, прося ихъ оказать ей дружное и спшное содйствіе въ разршеніи этого вопроса и такимъ образомъ гарантировать ей одновременно и прочность того modus vivendi, который былъ бы установленъ, но державы, проученныя опытомъ Константинопольской трехмсячной конференціи и не довряя своему единодушію, свели вопросъ на сдлку между княземъ Александромъ и самой Портой. Послдняя однако же, въ виду заявленія Сербіи и Греціи, что даже и ‘личная унія* Болгаріи и Румеліи подастъ имъ поводъ требовать компенсаціи, по невол замшкалась, Султану приходилось, безъ увренности въ поддержк Европы, наносить на самого себя руку. Тогда и состоялась дипломатическая комбинація такого рода, чтобы искусственно или насильственно отдлить болгарско-румелійскій вопросъ отъ вопроса о притязаніяхъ Греціи и Сербіи: комбинація совершенно искренняя со стороны Россіи, искренняя можетъ-быть со стороны Франціи и Италіи, но сомнительной искренности со стороны прочихъ державъ. Первое ‘нравственное* коллективное давленіе, какъ мы уже пояснили, не привело ни къ какому результату. Послдовала вторая, коллективная же, боле энергическая угроза: ‘въ случа войны вс державы опрокинутся — де на зачинщика, и никакой территоріальной перемны произведенной войною не допустятъ*! По и эта угроза никого повидимому не пугнула — въ виду явной затруднительности въ исполненіи угрозы. Въ самомъ дл, кто же бы взялъ на себя обузу фактически, посредствомъ сухопутныхъ войскъ, уничтожать совершившіеся факты территоріальныхъ перемнъ или даже наказывать зачинщика?! Посылать противъ Сербіи и Греціи коллективную сухопутную военную силу отъ всхъ шести державъ, или даже отъ одной, избранной въ должность полицеймейстера, очевидно немыслимо. Къ тому же принимать такую мру относительно Сербіи Австрія,— правда не оффиціально, но только оффиціозно, хотя и довольно торжественно, наотрзъ отказалась,— дай для Poссіи какой же расчетъ побуждать Австрію занимать Сербію своими войсками! Вся дипломатическая хлопотня въ практической форм свелась на комедію морской демонстраціи — и собственно противъ наимене опасной и грозной для Турціи — Греціи,— Греціи, которой шумныя рчи и бряцанья оружіемъ возбуждали до сихъ поръ въ Европ только улыбку,— которая потому только и шумитъ и грозитъ, и мечтаетъ о войн, что иметъ въ виду угрозы и приготовленія Сербіи, Австріею поддерживаемой! Иниціатива этой демонстраціи принадлежитъ Англіи или точне сказать министру Сольсбери, по соглашенію его съ Германіей и вроятно Австріей. Греческій флотъ, чтобъ не очутиться въ блокад, ушелъ заблаговременно въ открытое море, и морскія эскадры всхъ великихъ державъ, за исключеніемъ Франція, ршительно отказавшейся отъ понудительныхъ противъ Греціи мръ, величаво сходятся въ Греческія воды — караулить праздные греческіе порты, безъ возможности помшать враждебнымъ дйствіямъ сухопутныхъ греческихъ войскъ, если бы таковыя начались… Спрашивается однако — какой же смыслъ въ этой практической, хотя и безвредной противъ Греціи демонстраціи, когда относительно Сербіи довольствуются только хорошими словами? Разгадку смысла слдовало бы, прежде всего, искать у Сольсбери, но онъ теперь смнился,— впрочемъ догадываться о смысл можно бы, кажется, и по практическимъ ея послдствіямъ. Нтъ ни малйшаго сомннія, что это дйствіе Англіи было въ то же время демонстраціей въ пользу Султана, придало ему бодрости и ускорило сдлку его съ княземъ Александромъ, давъ ей благопріятный для послдняго и неблагопріятный для Россіи оборотъ.
3) Но газетнымъ свдніямъ, сдлка уже состоялась, даже будто бы утверждена Султаномъ, даже сообщаются условія, явныя и тайныя, ‘личной уніи’. Румеліи и княжества въ особ князя Александра. Но въ числ этихъ условій есть такія, на которыя Россія конечно согласиться не можетъ, а именно (это условіе принадлежитъ однако къ числу негласныхъ): предоставленіе Турціи права держать турецкій гарнизонъ въ Бургас, хотя бы и подъ верховнымъ командованіемъ князя. Такое право ведетъ за собою и право стоянки въ Бургас турецкихъ судовъ!… Равномрно безобразно и то условіе, въ силу котораго князь Александръ, на случай войны Порты съ Греціей или Сербіей, обязуется будто бы предоставить въ распоряженіе Турціи и подъ команду турецкихъ офицеровъ — вспомогательный корпусъ въ 50 т. человкъ. Не для защиты же Турціи создавали мы болгарское войско и обучали его русской команд!… Дале, Султанъ оставляетъ себ право, по про* шествіи 5 лтъ, на которыя допускается личная унія, возобновить этотъ срокъ, не испрашивая уже согласія державъ… Вообще сдлка, въ ея настоящемъ вид, не только длаетъ невозможнымъ возстановленіе прежнихъ отношеній Россіи въ Болгаріи, но, пріурочивая соединеніе Румеліи съ Княжествомъ лишь къ лицу князя Александра, только упрочиваетъ его личное въ Болгаріи положеніе,— что можетъ быть даже несовсмъ согласно и съ интересами самой страны.
Къ чему же до сихъ поръ привели вс коллективныя, умиротворительныя усилія державъ? Положеніе князя Александра, конечно, нсколько упрочилось, благодаря турецкой санкціи, и упрочилось бы можетъ-бить еще крпче, если бы не пало министерство Сольсбери, но вмст съ тмъ упрочились и шансы войны на Балканскомъ полуостров, тмъ боле, что сдлка Турціи съ княземъ, подавая Греціи и Сербіи поводъ къ требованію компенсацій, не можетъ быть въ ея настоящемъ вид утверждена и Россіей, и вопросъ болгарско-румелійскій остается все еще не разршеннымъ… Въ чьихъ же видахъ — допущеніе этой войны?…
Не можетъ быть и сомннія, что ни Россія, ни Франція, ни Италія, ни Англія (теперь, при Гладстон) не имютъ никакого повода желать новой вспышки на Балканскомъ полуостров, новой войны. Франція уже потому, что она не желаетъ, при настоящемъ своемъ положеніи, допустить ршеніе Восточнаго вопроса безъ своего прямаго участія, на которое даетъ ей право ея званіе великой державы, но котораго фактически проявить она теперь не въ силахъ. Англіи, которая боле или мене сама заварила всю эту политическую вашу при министерств маркиза Сольсбери, теперь также не до того, какъ потому что дла ея въ Судан приняли очень плохой оборотъ, такъ и потому, что она слишкомъ занята Теперь у себя дома. Внезапная перемна министерства и предстоящее ршеніе вопроса объ Ирландіи сосредоточиваютъ въ настоящую минуту все вниманіе Англичанъ на внутреннихъ длахъ. Въ прямомъ интерес Гладстона — отсрочить теперь всякій кризисъ на Балканскомъ полуостров, тмъ боле что въ области вншней политики общественное мнніе Англіи относится къ либеральной партіи несочувственно. Било бы поэтому совершенно ошибочно ожидать, что Гладстонъ вотъ такъ прямо и начнетъ осуществлять на Восток свои извстныя политическія воззрнія! Но уже самый переходъ отъ активной англійской политики къ пассивной представляетъ немаловажное значеніе. Нельзя поэтому и предполагать, что великія державы, коихъ эскадры качаются теперь въ греческихъ водахъ, доведутъ свое желаніе мира до того, что сами объявятъ войну Греціи, станутъ бомбардировать греческіе порты, топить или жечь греческія суда! Напротивъ, всякая подобная попытка встрчена будетъ теперь непремннымъ протестомъ не только со стороны Франціи, но и Англіи. А Германія, а Австрія? Вдь он также участвуютъ въ демонстраціи, значитъ — также жаждутъ мира? Да,— но участіе Австріи не мшаетъ ей въ то же время отказываться отъ всякаго принудительнаго дйствія относительно Сербіи, а въ этомъ и весь узелъ настоящаго усложненія и вс зачатки не морской, а сухопутной войны!! Но Германія, участвуя въ ‘концерт шести великихъ державъ’, затмъ и въ Союз Трехъ Державъ, состоя одновременно съ Австріей въ спеціальномъ Двойственномъ Союз, посылая и отъ себя эскадру къ греческимъ берегамъ, вмст съ тмъ не оказываетъ однако ни малйшаго давленія на Австрію,— чтобъ заставить ее согласовать свою политику въ Сербіи съ политикою Россіи!…
Извстно, какая доля вліянія въ области вншней австрійской политики принадлежитъ Венгріи. Недавно въ венгерскомъ парламент бывшій австро-венгерскій министръ иностранныхъ длъ, графъ Андраши, одинъ изъ главныхъ творцовъ Берлинскаго трактата и Двойственнаго съ Германіей Союза, высказалъ съ вдома Внскаго кабинета свою политическую программу: полное возсоединеніе Румеліи съ Княжествомъ, удовлетвореніе въ нкоторой степеви территоріальныхъ притязаній Греціи и Сербіи, затмъ полная гарантія неприкосновенности Порты относительно всхъ остальныхъ ея европейскихъ владній (это уже направлено противъ Россіи)… Наконецъ графъ Андраши прямо требуетъ, чтобъ иниціатива, главная дятельная роль въ умиротвореніи Балканскаго полуострова и такъ — сказать полицейскій надзоръ надъ нимъ принадлежали не кому другому, какъ Австріи…
Такимъ образомъ центръ всего современнаго политическаго усложненія въ Австріи, нашей же ближайшей союзниц, опирающейся конечно на Германію — другую нашу союзницу, а Россія, опутанная стями этого союза, продолжаетъ самымъ искреннимъ образомъ врить въ возможность соблюденія своихъ политическихъ интересовъ, интересамъ Австріи и Германіи противоположныхъ — при содйствіи же Австріи и Германіи!! Это все равно, какъ бы при посредств двухъ, напримръ, зеленыхъ красокъ пытаться произвести третью — розовую. Однако же чего другаго, кром пачкотни, можно бы ожидать отъ такого смшенія красокъ?… Не знаемъ каковы будутъ дальнйшіе результаты нашихъ дипломатическихъ стараній, по т, которые добыты до сихъ поръ,— т. е. утрата нашего властнаго положенія въ Болгаріи и Румеліи — налицо.
Изъ Берлина, чрезъ уста нкоторыхъ оффиціозовъ (между прочимъ корреспондента ‘Московскихъ Вдомостей’) несутся таинственные намеки на какое-то скорое, по планамъ германской политики, осуществленіе’ завтнйшихъ чаяній Россіи въ области Восточнаго вопроса’… Timeo Danaos et dona ferentes! Этимъ общаніямъ мы не вримъ,— да и можно ли имъ врить, если исполненіе’чаяній’ комбинировано одновременно съ усиленіемъ, укрпленіемъ и господствомъ Австріи на Балканскомъ полуостров?…
Обращаемъ вниманіе читателей на помщаемое ниже письмо нашего корреспондента изъ Берлина. Изъ него видно, какую опасность усматриваетъ для себя Германія въ присутствіи не только польскаго, но вообще славянскаго элемента, какъ въ своихъ восточныхъ провинціяхъ, такъ даже и въ Австрійской Богеміи. Очевидно, что германизація нашихъ западныхъ окраинъ съ одной стороны, съ другой — оттсненіе Австріи туда, за Дунай и Саву — составляютъ задачу современной германской политики… Чтожь! Съ русско-азіатскимъ знаменемъ, можетъ-быть даже и на верхнемъ Босфор, но обращеннымъ лицомъ къ Азіи и спиной къ Европ, Германія съ Австріей, пожалуй, и примирятся,— но только оградивъ отъ насъ и Царь-градъ’ и весь Балканскій полуостровъ, но только заставивъ насъ отречься отъ знамени славянскаго и предать Славянъ Полуострова подъ власть піонера германизаціи — Австро-Венгерской Имперіи… Впрочемъ даже и эта уступка еще журавль въ неб! Не надежне ли будетъ возлагать намъ надежды въ нашемъ кровномъ дл исключительно на себя самихъ и помнить, что отрекаясь отъ Славянъ — Россія перестанетъ быть не только Славянскою, но и Русскою державою, и сойдетъ позорно съ своего всемірно-историческаго поприща… Всякія сдлки съ Германскимъ міромъ для ршенія русско-славянскаго вопроса противоестественны и гибельны. Не отъ щедротъ Германіи принимать намъ дары русско-славянской жизни. Мы добудемъ ихъ сами…. А гроза близится….